Утром понедельника седьмого июля, двенадцать лодок и тридцать шесть человеческих душ оттолкнулись от деревянного мостика и медленно двинулись против течения.

Нам не везло. Началась гроза, вначале пошёл сплошной стеной дождь, потом поднялись волны с пенистыми барашками. Мы зачерпнули бортом воду, с неба посыпался колючий град, налетели порывы ветра, и лодки одна за другой уткнулись носами в песчаную косу.

Под кустами собрались промокшие отдыхающие и турбазовский инструктор. Инструктору, Андрею Петровичу, было лет тридцать, голубой физкультурный костюм его вымок, промок и положенный ему по должности пистолет.

— Андрей Петрович, — у нашего официального походного врача, невозмутимого доктора Розенбергиса, был лёгкий прибалтийский акцент. На фоне прочих путешественников, доктор выглядел почти что представителем Западной цивилизации. Даже промокшая брезентовая куртка сидела на нем элегантно. Впрочем, скорее всего, дело было в изящных очках в тонкой оправе, чем-то напоминавших Чеховское пенсне.

— Что вам, доктор? — Инструктор нервно курил размокшую сигарету.

— Надо что-то решать. Люди вымокли. Продукты испорчены. Необходимо возвращаться на базу.

— Да какая там база, блин, — инструктор закашлялся. — У нас по плану на сегодня ещё двадцать километров до стоянки.

— Андрей Петрович, — акцент у доктора неожиданно усилился. — Я надеюсь, вы понимаете, что двадцать километров в текущих климатических условиях…

— Какие ещё такие условия? Смотрите, как все растянулось…Бог, он с большевиками.

Религия и идеология причудливо переплелись в народном сознании. Клочок голубого неба, будто издеваясь над туристами, завис над песчаным плёсом, начало парить, даже стало душно, здоровенные градины таяли на глазах, и лодки, оттолкнувшись от островка, поплыли дальше. Со дна реки змеиными клубками поднимался мутно-зелёный ил.