Венецианская лагуна пестрела разноцветными флагами. Издалека были слышны торжественные звуки труб. Сотни больших и маленьких лодок сновали туда-сюда перед безупречно вымытой набережной. Даже в последнее Обручение Дожа с морем не было таких масштабных приготовлений, как сегодня. Тысячи горожан в праздничных ярких одеждах толпились на пристани. Площадь Сан-Марко была заполнена многочисленными зеваками так, что если взглянуть на нее сверху, с собора, то могло показаться, что она укрыта каким-то ярким разноцветным ковром с причудливым узором. Все эти люди, еще ранним утром занявшие места на площади, стояли в страшной толкотне, но были абсолютно счастливы оттого, что они-то уж наверняка увидят главное событие последних лет!

Две шеренги трубачей в алых одеждах выстроились вдоль набережной, большие трубы с привязанными к ним малиновыми хвостатыми флагами сверкали на солнце и отражались в изумрудных волнах длинными яркими языками. Широкие окна Дворца дожей тоже были заполнены сотнями зрителей из благородных венецианских семей, которым по какой-то причине не нашлось места на специально огороженных деревянных трибунах для знати внутри огромного собора.

Лодка Барбароссы медленно приближалась к главному причалу республики.

Венецианцы напряженно вглядывались в хмурое лицо рыжебородого немецкого императора, стоявшего на носу. Еще недавно от этого человека исходила смертельная опасность для любого жителя Великой Республики. По слухам, теперь рыжебородый гигант никакой опасности не представлял и даже приехал просить прощения у папы и восстановления мира. Все это было странно и в это не очень верилось.

Не очень верилось в это и Райнальду фон Дасселю, архиепискому Кельнскому, человеку, всю свою жизнь внушавшему страх врагам германской короны. Ему вдруг отказали в праве заходить в императорский шатер. Дважды после этого фон Дассель пытался добиться аудиенции Барбароссы и каждый раз получал отказ. Тогда архиепископ осмелился обратиться к Барбароссе во время какого-то торжественного выхода, когда он, согласно церемониалу, имел право находиться рядом с правителем. Архиепископ понимал, что происходит какая-то страшная и непоправимая ошибка не только для всей империи, но и для императора лично, и попытался высказать ему свои мысли. Барбаросса обжег старого друга холодным презрительным взглядом и потребовал, чтобы тот никогда больше не разговаривал с ним на эту тему.

Но Райнальд был упорен. Сотни раз прокручивал он в мозгу события последних дней и пришел к выводу, что в таком странном изменении взглядов германского императора как-то повинен таинственный венецианский вельможа Дандоло, уехавший на следующий день после странной демонстрации зеркала. Именно после этой демонстрации изменились характер императора, его суждения и предпочтения. То, что раньше нравилось монарху, сегодня внушало ему отвращение, то, что он раньше считал абсолютной истиной, сегодня представлялось ему настолько же абсолютной ложью. Поневоле приходилось верить в колдовскую силу венецианского зеркала, которое вельможа увез с собой, поэтому проверить свои предположения Райнальд фон Дассель никак не мог. Но архиепископ твердо решил, если уж суждено ему будет еще когда-то встретиться с коварным Дандоло, он обязательно вытрясет из него всю правду.

Сейчас Райнальд фон Дассель стоял чуть поодаль от великого императора, в свите и грустно наблюдал за большим венецианским торжеством. Эти тысячи людей, еще вчера боявшихся одного взгляда германского императора, сегодня вышли на набережную праздновать его поражение, которое на всякий случай все-таки было прикрыто позолотой и замаскировано льстивыми речами.

На берегу Барбароссу поджидал Великий Венецианский дож Себастьяно Дзиани. Он был пожилым человеком, поэтому его торжественная процессия, вместе с сотнями слуг и придворных, передвигалась по мраморным плитам великой площади медленно-медленно. Этот медленный шаг позволял многочисленным зрителям в мельчайших подробностях рассмотреть каждого участника гигантской свиты Великого дожа.

Поэтому и разглядел Райнальд фон Дассель среди сотен венецианских вельмож, торжественно следовавших за Дзиани, знакомое ненавистное лицо Энрико Дандоло. Тот шел степенно, его глаза не мигая смотрели в одну точку – куда-то вдаль, за острова лагуны. Под обе руки его поддерживали верные слуги – те самые, с которыми он оказался совсем недавно в лагере германского императора.

Барбаросса тоже заметил своего старого знакомого. И тут же лицо сурового германского завоевателя стало вдруг добрым, приветливым и каким-то послушным. Это изменение в лице хозяина окончательно взбесило фон Дасселя, и он решил во что бы то ни стало докопаться до истины и отомстить врагам германской короны.

Между тем Барбаросса сошел с корабля и обнялся с дожем под одобрительный гул публики. Процессия последовала в сторону собора. Разодетые в золото, парчу и бархат люди медленно двинулись по Пьяцетте, не нарушая торжественного строя.

С высокой колонны на кельнского архиепископа грозно смотрел крылатый лев. Рядом располагалась еще одна колонна, там был изображен какой-то воин с копьем. Эти колонны, увенчанные старинными античными скульптурами, венецианцы установили на площади всего шесть лет назад, но уже придумали им предназначение – между ними строился эшафот, на котором приводили в исполнение смертные казни. Достаточно быстро появилась традиция не проходить между этими колоннами, чтобы однажды между ними не задержаться по-настоящему. Именно поэтому процессия двигалась между Дворцом дожей и колонной с крылатым львом, хотя логичнее было пройти между двумя колоннами. Но всего этого Райнальд фон Дассель не знал, да и не хотел знать. Он просто впился глазами в лицо своего врага Энрико Дандоло, который торжественно и неторопливо вышагивал рядом. Дандоло был абсолютно невозмутим, и ни один мускул на его лице не выдавал какого-либо напряжения. Венецианские солдаты держали живой коридор для прохода процессии, на наконечниках их копий гордо развевались хвостатые бордовые флаги с золотым львом в круге.

Процессия медленно подходила к величественному собору, когда две крупные чайки пролетели прямо над головами Барбароссы и Дзиани. Толпа восхищенно загудела, увидев в этом добрый знак, и все проводили глазами быстро удаляющихся в лазурное небо белых птиц. Все, кроме Дандоло. И тут фон Дассель все понял. Дандоло был слеп! Вот почему он без страха мог вглядываться в любое зеркало, какими бы кошмарами это ни грозило! Вот как он провел Барбароссу, а заодно и его, Райнальда фон Дасселя!

Дассель стал внимательно смотреть за действиями слуг Дандоло. Те аккуратно вели посла под руки, постоянно нашептывая ему в ухо, что происходит вокруг, придерживая на ступеньках и на неожиданных изменениях рельефа. Дандоло шел медленно и аккуратно, внимательно вслушиваясь в слова своих поводырей.

Но тут начало происходить самое главное, то, ради чего, собственно, и собралось на площади столько народу. Толпа загудела громче. Процессия подошла к роскошному, празднично украшенному центральному входу в собор Святого Марка. Прямо в дверях стоял трон, на котором восседал главный враг Барбароссы римский папа Александр III. Папа встречал дорогого гостя в роскошной горностаевой мантии, на голову была надета большая золотая митра, символизирующая его главенство над всем земным.

Внезапно воцарилась полная тишина. Площадь замерла, как один человек. Барбаросса сделал несколько шагов в сторону папы по древним камням, и каждый шаг отпечатался звонким лязгом шпор. Этот звук шпор вдруг стал отчетливо слышен каждому человеку в толпе на площади. Все затаили дыхание.

Фридрих Барбаросса преклонил колено и почтительно склонился перед папой.

– Оба колена, – раздался тихий властный голос. Фон Дассель скосил глаза налево и увидел, что слова эти произнес Дандоло.

Барбаросса послушно встал на оба колена.

– А теперь пади ниц, – так же негромко и властно произнес Дандоло.

Барбаросса с грохотом упал на землю, расставив в разные стороны руки. Грохотали его железный панцирь, тяжелый меч и огромный шлем, который Барбаросса держал в левой руке. Нужно было видеть вблизи, сколько сил потребовалось Александру III, чтобы самодовольно не расхохотаться или не пнуть грязного германского пса, распластавшегося у его ног. Но папа только встал, подошел к Барбароссе легонько коснулся пальцами его головы, благословляя. И вот тут вся площадь просто взорвалась оглушительными криками, звоном колоколов и гудением труб. Народ праздновал великий мир, а Венеция – фантастический триумф своей международной политики.

Папа приказал Барбароссе подняться с колен и пригласил пройти вместе с собой в базилику. Униженный император поклонился и последовал за понтификом. За ними так же неспешно двинулась внутрь огромная торжественная процессия. Но не вся.

Неожиданно от нее отделился Дандоло и вместе со своими слугами достаточно быстро проскользнул сквозь солдатское оцепление на одну из маленьких улочек, выходивших прямо на площадь. Недолго думая Райнальд фон Дассель рванул прямо за своим старым знакомым. Ему оказалось значительно труднее пробраться сквозь оцепление, поэтому он потерял несколько драгоценных минут. Но он наверстал эти минуты, перебегая через небольшой мостик, который слепой Дандоло преодолевал достаточно долго.

Райнальд фон Дассель бежал за своим обидчиком по торговой улице Merceria, забитой какими-то лавками, тележками, клетками с гусями, глиняной посудой и еще кучей разного барахла. Сегодня ни людей, ни торговли на этой улице не было: весь город собрался на площади Сан-Марко.

– Эй, вы! – зычно крикнул кельнский архиепископ удалявшемуся Дандоло с двумя слугами. Слуги что-то быстро зашептали Дандоло и резко ускорили шаг.

Фон Дассель побежал быстрее, обогнал всех троих, развернулся и со зловещим скрежетом выхватил из ножен меч. Только таким образом он смог заставить преследуемых остановиться. Слуги Дандолы тоже выхватили мечи из ножен. Но их мечи были какие-то маленькие, элегантные и не очень грозные. Стального цвета глаза Райнальда фон Дасселя приобрели свинцовый оттенок, он молча двинулся на слуг, которые с ужасом поняли, что этот решительный человек не раз смотрел в лицо смерти, умеет сражаться и без раздумий убьет любого врага, сколько бы их ему ни встретилось на пути. И тут вдруг заговорил Дандоло.

– Спрячьте мечи в ножны! – Он сказал это так уверенно, что фон Дассель захотел немедленно исполнить это приказание, а удержался от его выполнения только усилием воли. Слуги же выполнили это указание незамедлительно.

– Что, слепой черт? Думал, ты всех обманул? – прокричал фон Дассель, обращаясь к Дандоло, и пристально посмотрел в неподвижные зрачки его глаз.

– Послушайте, благородный Райнальд фон Дассель! Мир подписан. Вы действительно храбрый, умный и достойный представитель своего народа. Но согласитесь, что уже все закончилось. – С каждым словом голос Дандоло становился все более раскатистым и величавым. – Вложите меч в ножны и не делайте попыток запятнать его кровью слепого старика!

Райнальд фон Дассель как-то неуверенно замер на месте. А жизнь ему спасло невероятное чутье. Уже готовый вложить меч в ножны после этих слов пожилого венецианца, кельнский архиепископ вдруг быстро пригнулся. И именно в это мгновение над головой его просвистел широкий нож, с дребезжанием вонзившийся в крупную деревянную чушку для разделки туш, стоявшую у дверей мясной лавки. Судя по тому, как вибрировала ручка воткнувшегося в дерево ножа, его метнули с огромной силой. Очевидно, не пригнись фон Дассель, нож по рукоятку вошел бы ему прямиком между глаз. Человеком, метнувшим нож, был Дандоло.

Удивляться такой ловкости слепого старика не было времени. Райнальд фон Дассель одним прыжком очутился рядом с Дандоло и, замахнувшись, опустил свой тяжелый меч прямо на седую голову венецианца. Но старик удивил еще раз. В тот самый момент, когда меч германца уже должен был разрубить его напополам, венецианский вельможа вдруг присел и выставил двумя руками прямо над собой короткий клинок, быстро выхваченный им откуда-то из складок одежды. Сокрушительный удар фон Дасселя наткнулся на непреодолимое препятствие в виде клинка дамасской стали, золотая ручка которого, крепко сжимаемая Дандоло, была богато украшена драгоценными камнями. Дандоло при этом сосредоточенно смотрел в одну точку куда-то перед собой.

На секунду оторопевшие слуги пришли в себя и бросились на германца. Райнальд фон Дассель с огромным сожалением был вынужден оторваться от Дандоло и повернуться лицом к нападавшим. Один из них даже неплохо фехтовал. Это был наш старый знакомый Серджио.

Серджио прекрасно понимал, что фон Дассель, конечно, сильнее, но уповал на свою молодость, проворность и находчивость. К тому же ему здорово помогал и второй слуга, Джузеппе, старавшийся изо всех сил воткнуть в ненавистного германца свой меч.

Фон Дассель теснил их по узкой улице Merceria, а слуги отбивались, прикрывая спешный отход Дандоло к его палаццо, до которого оставалось всего несколько десятков шагов.

И тут сработала находчивость Серджио. В одном из самых узких мест улицы, увидев тележку с овощами, наполовину вкатившуюся в овощную лавку, хитрый слуга одним движением руки рванул эту тележку на себя, а правой ногой толкнул ее, переворачивая, прямо на противника. Покатившиеся тыквы и кочаны капусты замедлили стремительное движение германца по узкой улице. Этих мгновений слугам хватило, чтобы, подхватив Дандоло под руки, донести его до двери дома, из которого уже выскакивали другие вооруженные слуги, готовые вступиться за своего господина.

Фон Дассель зарычал, вскочил на тележку и прямо с нее с удвоенной ненавистью бросился на слуг. Эта ненависть придала ему сил. Распоров Джузеппе живот, он ловко подхватил меч, выпавший из его руки и начал сражаться уже двумя мечами, сея вокруг себя ужас и смерть. Он превратился в настоящий кружащийся вихрь, то и дело разящий стальными жалами верных дандоловских слуг. Сам Энрико Дандоло поспешно скрылся за дверью, но тучный слуга, который должен был закрыть дверь на засов, сделать этого не успел – Райнальд фон Дассель метнул в него, как копье, свой тяжелый меч. Меч угодил в горло, и слуга так и остался лежать у незакрытой двери.

Очень скоро улица Merceria была залита кровью и заполнена ранеными и убитыми людьми Дандоло. У двери оставался один Серджио, продолжающий отражать бешеные удары фон Дасселя. Кельнский архиепископ понимал, что каждая секунда дает хитроумному венецианскому вельможе шансы скрыться и сохранить свою ничтожную жизнь, поэтому и наносил страшные удары с остервенением и с фантастической скоростью.

Внезапно фон Дассель отбросил в сторону меч Джузеппе, схватил Серджио двумя руками за голову и больно приложил слугу к косяку так стойко охраняемой им двери палаццо. Растерявшийся Серджио охнул и выпустил меч из рук. Тогда фон Дассель поудобнее сгреб волосы юноши в своей огромной руке и начал с остервенением колотить головой слуги в фигурный железный засов, размещенный на дубовой двери. Он проломил череп несчастного уже со второго или с третьего удара, но остановиться уже не мог. Из разбитого черепа хлестала кровь, один глаз вытек, Серджио давно уже не подавал признаков жизни, а Райнальд фон Дассель все бил и бил его головой в этот железный засов, размазывая по двери кровавую кашу. Потом это наваждение прошло, фон Дассель отпустил тело несчастного и тут же вспомнил про Дандоло.

Сомнений не было: хитрый венецианец ушел вверх по узкой лестнице, которая вела на второй этаж дома. Фон Дассель снова по-звериному зарычал, поднял свой меч, перепрыгнул через обезображенное тело Серджио и побежал по лестнице.

Он за секунды пролетел безлюдные богатые комнаты второго этажа, опрокидывая столы, уставленные красивой посудой, цепляясь и срывая с невысокого потолка дорогие люстры из разноцветного муранского стекла, разрубая тяжелые портьеры, закрывавшие проход из одной комнаты в другую. Здесь никого не было. Винтовая лестница вела куда-то еще выше, и германец незамедлительно устремился туда.

На третьем этаже в доме Дандоло была только одна комната. Дверь в эту комнату оказалась слегка приоткрыта. Ударом ноги Райнальд фон Дассель снес дверь с петель и сразу же увидел Дандоло. Тот стоял у окна, лицом к врагу, губы его шевелились, руки были повернуты ладонями вверх, а на ладонях что-то дымилось. Этот дым становился все плотнее и грозил окутать всю комнату. Опасаясь, как бы хитрый венецианец не выкинул какой-нибудь очередной трюк, фон Дассель решительно ринулся на него.

И тут Энрико Дандоло, спокойный и неторопливый, все так же сосредоточенно уставившийся в одну точку, протянул руку куда-то вправо и быстро выдернул из-за тяжелой портьеры массивное зеркало, передвигавшееся на небольших колесиках, и выставил его прямо перед собой, как щит. Фон Дассель, вложивший в сокрушительный удар всю имевшуюся у него в наличии силу и ненависть, решил просто пробить зеркало мечом и достать этим страшным ударом хитрого венецианца. Буквально на мгновение нападавший удивился странному дыму и светящимся искрам, которыми было окутано зеркало, но думать об этом уже не было времени. В последний момент зажмурившись, чтобы случайно не взглянуть в опасное венецианское зеркало, а заодно не повредить глаза осколками, фон Дассель, выставив вперед меч, с разбегу влетел внутрь позолоченной рамы.

Но никакого звона разбитого стекла не последовало. Вообще все произошедшее в следующее мгновение Райнальд фон Дассель никогда не мог вспомнить, хотя неоднократно пытался это сделать. Только однажды, на пересылке в Нижнем Новгороде, когда их этап пригнали из ада мордовских лагерей, его выдернул из «столыпина» странный улыбчивый круглолицый особист и показал ему такое же странное зеркало. Оно не дымилось и никаких искорок вокруг не было, но фон Дассель почему-то сразу почувствовал его таинственное родство с зеркалом, которое в сегодняшний роковой день выставил перед ним хитрый венецианец. Вот только тогда и вспомнил кельнский архиепископ сумасшедшее ощущение, когда схватило его что-то неведомое, подняло, закружило и понесло, а перед глазами замелькали яркие разноцветные пятна, уводя в небытие и надолго отключая сознание.