Эльке застегивала пуговицы на своем голубом дорожном костюме.

Шарлотта и Найджел в последнее время выглядели все более крепкими и живыми, она же чувствовала, что тает с каждым днем. Она отдала им так много энергии, что, казалось, у нее самой ее не осталось совсем.

«У меня уже давно не было выходного», – подумала она, спускаясь по черной лестнице.

Кончита встретила ее у дверей кухни с чашкой кофе в руках.

– Кабриолет уже у входа, сеньора. Выпейте перед дорогой.

Эльке сделала всего несколько глотков.

– Не забудьте дать лорду Хосорну на завтрак чай, а не кофе, и он любит яйца в мешочек. Там осталась ветчина, она будет хороша на ужин и…

– Oiga, вы говорили мне все это вчера. Я ничего не забыла, – прервала ее Кончита. – Вы слишком обо всем беспокоитесь. – Она слегка подтолкнула Эльке по направлению к двери. – Я там вам положила кое-что, поедите в дороге. В повозке.

– Вы уверены, что ничего не забыли?

– Si. Я уверена. У вас не было ни одного дня отдыха, дайте-ка я вспомню… – Кончита сосчитала на пальцах. – Три месяца. У вас должно быть время и на себя. Vaya con Dios, senora. – Она проводила Эльке до дверей кухни.

– Adios у muchas gracias, – крикнула ей напоследок Эльке и вышла в холл.

Здесь, надев свое зимнее пальто и шляпку, она распахнула дверь в морозное февральское утро. Над головой простирался огромный свод звездного неба. Лай койотов вдалеке дисгармонично перекликался с предрассветным петушиным кукареканьем. Солнце только занималось, возвещая о своем появлении на востоке сполохами расплавленного золота. Широко раскинув руки, как будто желая обнять все вокруг, Эльке сделала глубокий живительный вдох. Воздух имел вкус более освежающий, чем шампанское.

«Я слишком долго была заперта в стенах этого дома», – подумала она, глядя на ожидающий кабриолет.

Уход за Шарлоттой, а затем за Найджелом измотал ее эмоционально и физически. Наконец-то ей удалось вырваться в город. Сначала заедет к Вельвит, проведет время с ней и девушками, а потом у Гробе переночует.

– Я ждал тебя.

Голос Патрика ее испугал. Она слышала, как он уходил, и думала, что он уже теперь далеко, готовит для перегона скот. Эльке обернулась. Он стоял в овечьей тужурке.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она. Сердце ее учащенно билось, как и всегда в его присутствии. – Будешь смотреть, как я уезжаю? В этом нет никакой нужды.

Он еще плотнее нахлобучил шляпу.

– Я не за тем чтобы смотреть. Я собираюсь с тобой.

Ее щеки залила краска.

– Зачем?

– Неужели ты думаешь, что я позволю тебе поехать во Фредериксбург одной?

– Я вполне способна позаботиться о себе сама.

– Ты очень независимая женщина, но времена сейчас опасные.

– Зачем ты мне об этом напоминаешь? – хрипло проговорила Эльке.

– Извини. Я ни о чем не хотел тебе напоминать. Но я дал себе обещание: пока ты живешь под крышей моего дома, я буду заботиться о тебе. – С этими словами Патрик направился к кабриолету.

Дождавшись Эльке, он взял ее за локоть и помог взобраться на переднее сиденье.

– Поездка будет долгой, попытайся получить от нее удовольствие.

– Шарлотта знает, что ты едешь? – спросила она, когда он устроился рядом.

Патрик улыбнулся.

– Мне кажется, она будет счастлива, оставшись одна больше чем на сутки. Она что-то говорила о том, что сегодня Найджел будет обучать ее игре в вист.

Он взял поводья и тронул лошадь. Долгое время они ехали, не проронив ни слова. Неловкое молчание разряжали только скрип колес, постукивание копыт да позвякивание металлических частей повозки.

Эльке смотрела прямо перед собой, крепко держась за поручень. В голове стучало: только бы случайно к нему не прикоснуться.

Ее сердце, все ее существо были настолько открыты его любви, что сидеть рядом с ним было одновременно и пыткой, и радостью. С тех пор как прибыл Найджел, она избегала оставаться с Патриком наедине. И вполне успешно. Работа заполняла все ее дни. Ночи заполняли мысли о Патрике.

Теперь эти непрошеные мысли раскрылись в ее мозгу, как весенние почки. Ведь от жизни ей сейчас нужно было совсем немного – только иметь возможность посмотреть на любимого человека, коснуться его. Но вместо этого приходилось держать руки на коленях и смотреть на дорогу.

Миля проскакивала за милей, солнце все выше поднималось над горизонтом, а Эльке тщетно искала какой-нибудь нейтральный предлог для разговора. За какую бы тему они ни хваталась – аболиционизм, политика, выздоровление Шарлотты и Найджела, перегон скота, – каждая из них расплющивалась под грузом ее собственных неуправляемых воспоминаний.

Патрик, казалось, полностью сконцентрировался на управлении экипажем. Когда кабриолет наконец миновал колонны, обозначающие границу ранчо, он повернулся к ней.

– Это глупо, – только и сказал он. Эльке еще сильнее выпрямила спину.

– Если ты считаешь, что Найджела не следовало оставлять без присмотра, почему бы прямо не сказать об этом и не повернуть снова к дому?

Он удивил ее своим искренним смехом.

– Ничего подобного у меня сейчас и в мыслях не было. Этот парень валяется в постели уже четыре недели. Я абсолютно уверен, что, если бы ты не хлопотала над ним как наседка, он бы давно уже мог попробовать ходить на костылях, которые изготовил для него Рио.

Эльке даже послышались в голосе Патрика нотки ревности.

– Но тогда о чем ты?

Он повернул к ней лицо, и тепло его глаз сразу же растопило всю ее нарочитую холодность.

– О нас с тобой. Я знаю, что не имею права на твою любовь. Как бы ни была мне ненавистна мысль о твоем отъезде, я все же пытаюсь к ней привыкнуть. Но ведь мы, несмотря ни на что, когда-то были друзьями. Что же нам, проехав двадцать пять миль, так и нечего сказать друг другу?

– Я не знаю, что говорить. Патрик тяжело вздохнул.

– Вот это-то и ранит меня больше всего. Если бы ты знала, как мне больно сознавать, что каждый раз, когда мы остаемся с тобой одни в комнате, ты сидишь как на иголках! Мне больно видеть, что ты специально ешь на кухне, чтобы избежать встречи со мной. Через несколько недель я отправляюсь перегонять скот. Нам так мало времени осталось быть вместе. Разве мы не можем провести его как друзья?

Шарлотта слышала, как Патрик вышел из спальни. Это было задолго до рассвета. Вчера он лег к ней, даже не поцеловав. Она притворилась спящей. И не то чтобы она возражала против растущей холодности между ними. Больше нет.

Если бы Патрик был любящим мужем, она бы чувствовала себя виноватой, что так много времени проводит с Найджелом. Лежа ночью в постели рядом с Патриком, она воображала, что ее держит в объятиях Найджел.

Беда вся была в том, что одного воображения уже было недостаточно.

Она научилась стискивать колени и доводить себя до порога удовольствия. Но что за одинокое удовольствие это было! Она хотела мужчину, горячего, голодного мужчину и, как замужняя женщина, имела на это полное право.

Шарлотта часто слышала разговоры отца и братьев относительно их мужских прав. Ни один из них, казалось, не думал о том, что и у женщины тоже есть права. И вот теперь она должна спать одна, рядом с Патриком, но одна, потому что после того, как гаснет свет, он не обращал на нее никакого внимания.

Но ей не хватало не только плотских утех: ей недоставало также и всего того, что вело к ним – понимающих взглядов, тайных жестов. Еще больше она скучала по тому, что бывает после – объятиям, милым разговорам, уверенности в том, что ты находишься в центре жизни мужчины.

С Патриком она не знала всего этого даже в медовый месяц. Найджел, казалось, обещал все. Все, что она говорила, он внимательно слушал. Действительно слушал, и чувствовалось, что это имеет для него значение. Он смеялся ее шуткам. А разве можно было игнорировать долгие горячие взгляды, которые он бросал на нее, или каким огнем опалялась ее кожа при его даже случайных касаниях?

«Называйте меня грешницей, называйте меня как хотите. Мне все равно», – твердила Шарлотта про себя.

Она томилась по Найджелу так сильно, что кружилась голова. Да что там, в эти последние несколько дней она не могла думать ни о чем другом.

Шарлотта подождала, пока закроется входная дверь, затем поднялась с постели и прошла к окну, чтобы посмотреть, как Патрик направляется к большому каменному амбару. К тому времени когда он вывел кабриолет во двор, все ее тело покрыла гусиная кожа.

Она слышала легкие шаги в холле и распознала, что это Эльке.

«Ну поскорее же, поскорее, – торопила она их. – Поезжайте куда хотите, только поскорее».

Но время, казалось, остановилось. Прошла целая вечность, пока кабриолет с Патриком и Эльке выехал за ворота. Шарлотта продолжала смотреть в окно даже некоторое время после того, как экипаж скрылся в темноте.

Затем, дрожа от предчувствия, наверное, больше, чем от холода, она надела самую, на ее вкус, соблазнительную ночную рубашку, а сверху халат. Нежный шелк ласкал кожу, как дыхание любовника. Окропила духами шею, запястья и ложбинку между грудей, затем взбила волосы.

Босая, Шарлотта открыла дверь спальни и на цыпочках пересекла холл. У комнаты Найджела она остановилась, чтобы успокоить нервы. Он должен прийти в восторг от ее вида!

Шарлотта флиртовала с ним с того самого знаменитого бритья, а он – с ней. То, что начиналось как невинная шутка, просто чтобы развеять скуку, неожиданно переродилось в нечто совсем иное, в то, чего ей в жизни еще испытывать не приходилось. Найджел начинал значить для нее больше, чем муж, родители, братья и сестры.

Каждый раз, когда Шарлотта думала о его отъезде, ей казалось, что она смотрит в бездонную бочку, наполненную несчастьями. Она жила теперь для тех немногих моментов, когда они с Найджелом оставались наедине. И вот теперь в их распоряжении два дня. Целых два счастливых дня.

Она чувствовала себя немного грешницей, нехорошей, но это было так потрясающе!

На этот раз ей не потребовалось никаких ухищрений, не нужна была и мама, чтобы руководить ее планом. Наверное, сейчас, узнав о ее задумке, мама пришла бы в ужас. Но Шарлотта в этот момент о матери думала еще меньше, чем о Патрике. Она слушала только порывистые, стремительные удары своего сердца.

Повернув медную ручку, она толкнула дверь и закрыла за собой с такой же осторожностью, с какой это проделывала в Виндмере, когда убегала на ночные свидания с местными молодыми красавцами. Но это утро она предполагала посвятить кое-чему большему, чем просто поцелуи.

Ее глаза привыкли к темноте, и она увидела Найджела. Он лежал на спине и легко дышал. Его тело было далеко не столь атлетическое, как у Патрика, и ростом он был ниже – где-то метр семьдесят два. Ну и что? Она знала, что рядом они выглядели бы потрясающе. Особенно во время танца. Когда же он наконец встанет на ноги?

Шарлотта пересекла комнату, положила ему на плечо руку и легонько встряхнула. Его глаза мгновенно раскрылись.

– Кто это? – спросил он.

– Мне показалось, что вы закричали. Я пришла посмотреть, все ли у вас в порядке. Вам, наверное, приснился дурной сон?

– О да, – ответил Найджел, – ужасный сон. Мне снилось, что Рио отрезал мне ногу. Я так рад, что вы здесь. Пожалуйста, не оставляйте меня одного. – Он потянулся и коснулся руки Шарлотты. – Вы холодная как лед. Я никогда не прощу себе, если из-за меня возобновится ваша болезнь.

Дело в том, что, когда Шарлотта скользнула в его комнату, он уже давно не спал. Ее появление вначале его испугало, потом привело в восторг. Найджел все гадал, когда же она сделает, и сделает ли вообще, свой первый шаг.

«L'audace, – подумал он. – Toujours l'audace». Девиз, который подходил Шарлотте так же, как и ее платья от Ворта.

В другом месте и в другие времена одного поцелуя такой женщины, как Шарлотта Прайд, было бы достаточно, чтобы к ее ногам пала империя, одного царственного изгиба брови хватило бы, чтобы повелевать армией, ей бы повиновались тысячи кораблей, как Елене из Трои. Она обладала ясным и стройным макиавеллиевским умом, хотя, кажется, почти его не применяла. А ее таланту перевоплощения позавидовали бы актрисы.

Найджелу нравилась эта женщина, умеющая использовать данный ей Богом талант в достижении цели, любой цели. И благодарение Богу, она хотела его.

– Сюда. Полезайте сюда, а то простудитесь, – прошептал он.

Шарлотта приняла вид оскорбленной невинности.

– Что вы себе позволяете, Найджел?.. Но кажется, вы правы, здесь действительно слишком холодно. Я возвращаюсь к себе.

Ну кто она, спрашивается, если не провокаторша?

– Уходите, но учтите, что другого шанса у нас не будет.

– Я не понимаю, о чем вы говорите? – надменно проговорила она, и ее грудь всколыхнуло глубокое дыхание.

Он улыбнулся в темноте.

– Вы прекрасно знаете, о чем я говорю. Если я правильно вас расшифровал, мой ангел, то момент сей планировался, возможно неосознанно, еще в то утро, когда во время бритья вы выставили напоказ свои груди. Можно было бы добавить: примерно так, как сейчас. Если вы, моя дорогая, пытаетесь меня возбудить, то поздравляю, цели вы достигли.

– Как вы осмеливаетесь так говорить со мной? – взорвалась Шарлотта.

– Осмеливаюсь, дорогая, и все тут.

– Лорд Гленхевен, вы бесстыдник.

– Мы с вами друг друга стоим.

К его бесконечному удовольствию, Шарлотта разразилась своим знаменитым музыкальным смехом, который был, как это теперь уже совершенно ясно, ее фирменным знаком.

– Господи, мы с вами действительно похожи. Найджел поднял одеяло.

– В моем теперешнем состоянии я могу доставить вам удовольствие только с вашей помощью. Ложитесь, и вместе мы решим, как быть дальше.

Она позволила халату упасть с плеч на пол, на мгновение приняла позу, оставшись в полупрозрачной рубашке, чтобы подвергнуть его пытке видом своих грудей, живота и бедер, и только потом прыгнула в его огромную постель.

Шарлотта подходила ему прекрасно, как если бы была специально создана для того, чтобы лежать в его объятиях. Почувствовав ее ледяную кожу, он прижал ее еще ближе.

– Вот так-то лучше, не правда ли, ангел?

– О да, – проворковала она и повернулась так, что груди прижались к его ребрам. – Но разве ты не чувствуешь себя немного виноватым?

– Я чувствую себя самым счастливым мужчиной на свете. Последние несколько недель я внимательно наблюдал за тобой и Патриком и ни разу не заметил между вами ни малейшего признака нежности, который бы указывал на любовь. А ведь ты, мой ангел, создана для любви. Позволь же мне подарить ее тебе.

Ему доводилось спать с замужними женщинами и прежде. Он вообще считал, что девственность – это слишком переоцененный товар, и ему было наплевать, что другие мужчины прошли впереди него.

А в случае с Шарлоттой Патрик сам пристроил себе на голову рога тем, что предал забвению свою молодую жену с такой горячей кровью.

Найджел свободной рукой прошелся по изгибам зрелого, податливого тела Шарлотты, не спеша, как бы растягивая удовольствие, погладил грудь, пока не задерживаясь, чтобы скользнуть к животу и дальше к нежному теплу между бедрами. И только потом наклонил голову и жадно припал к ее возбужденным соскам.

Она вознаградила его хриплым стоном.

– Сильней. Сделай это сильней.

Найджела не надо было просить дважды. Его ангелоподобная Шарлотта любит жесткую любовь, и он тоже. Ее следовало брать немедленно, сейчас, и он знал, что может это сделать, несмотря на шину, все еще охватывающую его правую ногу. Но к своему удивлению, он вдруг понял, что ему хочется чего-то большего, чем просто заняться с ней любовью. Найджел желал эту женщину, похожую на мчащийся метеор, эту страстную искусительницу! Обладание ее прелестями могло сравниться с самыми диковинными его приключениями и скомпенсировать отсутствие их в будущем. Он желал обладать ею один.

– Я хочу тебя, хочу, – шептала Шарлотта. – Я хотела тебя уже тогда, в то самое первое утро.

Найджел почувствовал, что с его сердцем творится что-то неладное – тепло, исходящее от него, оказалось более мощным, чем жар, испепеляющий плоть, – и с ужасом осознал, что любовью с ней он заниматься сейчас не может, и вообще, по-видимому, не сможет никогда. Внезапно Шарлотта стала для него слишком дорогой, и он не может принимать участие в ее падении.

«Что это, черт бы меня побрал? Неужели это наконец-то любовь?» – возбужденно размышлял граф, целуя ее влажный лоб. Но если это так, тогда он окончательно влип.

Кабриолет, управляемый Патриком, приближался к Фредериксбургу. Несмотря на все усилия, и его, и Эльке, разговор не клеился.

Погруженная в свои мысли, она не поняла вначале, что они подъехали к месту гибели Отто. Тихо вскрикнув и прижав руку ко рту, она инстинктивно спрятала лицо на плече Патрика.

– Что с тобой? – спросил Патрик, перекладывая вожжи в одну руку, а другой обнимая ее.

– Вот здесь, в этом месте погиб Отто! – простонала она.

– Если бы я знал, то выбрал бы другой путь, чтобы не проезжать это место.

– Бедный Отто! Он называл себя трусом, но в этот день вел себя очень мужественно. Я не заслуживала его любви.

Патрик щелкнул вожжами, понукая лошадь быстрее проехать это злополучное место.

– Не говори так. Даже не думай.

– Я не могу так не думать. Я не всегда обходилась с ним по-доброму. Иногда бранила его за то, что он не так говорил, не так одевался.

– Не думаю, чтобы он когда-нибудь это замечал. Одно твое присутствие делало его счастливым. Он очень гордился своей schöne Mädchen. Мне бы очень хотелось видеть его лицо, когда он узнал, что будет отцом. Могу поспорить, он танцевал от радости.

– Мы оба танцевали. Этот ребенок должен был укрепить нашу семью. – Она перестала бороться со слезами. – Мне очень не хватает Отто.

Патрик натянул поводья, чтобы остановить лошадь.

– Мне тоже. С ним единственным я получал настоящее удовольствие от беседы, если не считать… тебя. Может быть, это будет хоть каким-то утешением, если я скажу, что уверен – Отто умер счастливым человеком. Я даже могу представить его прямо сейчас где-то на Небесах, с ребенком в одной руке и подносом с булочками в другой. Эти булочки он предлагает отведать Святому Петру.

Эльке слушала Патрика, и все, что терзало ее все эти месяцы, начало медленно испаряться.

– Наверное, ты прав, – сказала она.

– Я знаю, что прав, – ответил он и подал ей платок.

Эльке вытерла глаза.

– Ты действительно считаешь, что у них там на Небесах есть булочная? – Эльке улыбалась.

– Если не было, то Отто сразу ее открыл, как только прибыл, как он это сделал во Фредериксбурге. Я очень рад, что он похоронен на ранчо. Когда я прихожу к нему на могилу, мы разговариваем о книгах.

– Я тоже.

Патрик улыбнулся, но попытки снова ее обнять не сделал. Только щелкнул вожжами, и они поехали дальше, теперь уже легко и весело болтая.

Благодаря Отто она познакомилась с Патриком много лет назад, теперь он помог восстановить между ними мир. У нее было такое чувство, что Отто был бы сейчас доволен.

Вельвит подлила в чай немного бренди, себе и Эльке.

– Выглядишь ты явно лучше, чем в последний раз, когда я тебя видела, – сказала она, разглядывая густой румянец на щеках подруги. – Девушка, да ты просто вся сияешь!

– Мне действительно сейчас полегче.

– Я так понимаю, что уход за английским графом не такой уж обременительный. Я бы продала свои лучшие французские чулки, чтобы познакомиться с ним. Рио говорит, что он – первый класс.

– Приезжай на ранчо и познакомишься. Шарлотта давно спрашивает, почему ты не приезжаешь.

– Дорогая, я не думаю, что это было бы правильно, – произнесла Вельвит, избегая взгляда Эльке. Одно дело случайно познакомиться с Шарлоттой, а другое – английский аристократ, который, по словам Рио, в родстве с самим королем.

– А вот я думаю совсем иначе, – заявила Эльке. – Шарлотта уже рассказывала о тебе Найджелу.

Вельвит закрыла на мгновение глаза, представляя себя беседующей с лордом Хосорном.

Когда она открыла их вновь, действительность разбила все иллюзии. Она с неудовольствием оглядела праздную роскошь своей спальни. Ни одна достойная женщина не станет жить в таком месте. Как была она шлюхой, так и умрет шлюхой. А шлюхи не беседуют с джентльменами голубых кровей.

– Посмотрим, – проговорила она, добавляя себе в чай еще немного бренди. – Теперь расскажи, как у вас с Патриком? Нашли вы какой-нибудь выход?

– И да… и нет.

– Я плохо понимаю намеки, дорогая. Пожалуйста, расскажи подробнее.

– Наконец мы снова стали друзьями. Не могу тебе даже передать, как много это для меня значит. Но все равно, как только Патрик возвратится после перегона скота, я уеду.

– Тебе не надоело петь одну и ту же песенку?

– У меня нет иного выхода, и ты это знаешь. Вельвит вздохнула.

– Слушай, что я тебе скажу: ты не единственная, кто думает об отъезде. Несколько моих девушек объединились и предлагают мне продать им заведение.

– А как же Рио? Я думала, у вас все хорошо.

– Хорошо, конечно. Это уж определенно. В постели. В остальное же время он молчит, как будто воды в рот набрал. В последнее время стал даже еще тише. И смотрит, главное, на меня с таким выражением, как будто собирается сказать что-то важное, но не может решиться. Боюсь, как бы это не означало, что я ему надоела. Конечно, сказать по правде, это разобьет мое сердце, и на сей раз я не уверена, что удастся собрать осколки. Так что я решила сделать ход первой.

Эльке погладила ее плечо.

– О Вельвит, я даже не представляла, что это все так серьезно.

– Я полагаю, у тебя есть о чем думать и без этого.

– Как жаль. Я думала, что, может быть, хоть ты будешь наконец счастлива.

– Как видишь, нет. Сказать по правде, я подумываю о том, чтобы перебраться в Калифорнию. Давай поедем вместе, а?

Эльке выдавила слабую улыбку.

– Мне такая счастливая мысль в голову не приходила. А что, поедем. Будем выдавать себя за кузин, откроем вместе какое-нибудь заведение.

Брови Вельвит поднялись.

На этот раз улыбка Эльке была настоящей.

– Я имела в виду не твой бизнес. Что ты скажешь насчет пансиона? – Ее улыбка стала шире. – Представляешь, как это будет интересно?

– Нет, не представляю, – сказала Вельвит, слегка покачав головой. – Вернее, представляю печальную картину – мы с тобой содержим пансион и потихоньку стареем, а мужчин, которых мы любим, рядом нет. Но, как говорится, вместе коротать несчастье легче. Я об этом подумаю.

Эльке направилась к Вельвит, а Патрик занял номер в отеле Нимитца и спустился в бар.

– Я слышал, армия покинула форт Мартин-Скотт сразу же, как началась стрельба, – проговорил Чарльз Нимитц из-за стойки, где готовил напитки.

– А кто же будет нас защищать и поддерживать закон? – нервно спросил один из клиентов.

– Мы будем защищать себя сами, – мрачно ответил Нимитц. – Я подумываю о формировании вооруженной организации, чтобы местная шваль не поднимала голову.

– Кстати, о швали, – сказал Патрик. – О Детвайлерах что-нибудь слышно?

– После истории с Саншайнами эти парни куда-то сгинули, – ответил Нимитц. – С тех пор о них никто больше ничего не слышал.

– Это хорошо, а то ведь мне придется Эльке и Шарлотту оставить одних.

Нимитц поставил бутылку виски на стойку, чтобы клиенты могли наливать себе сами, и повернулся к Патрику.

– Вы что, решили вернуться в Натчез и воевать за южан?

– Вовсе нет. Я уже отвоевался. Достаточно мне боя при Сан-Хасинто. – Патрик с отсутствующим видом потрогал шрам на правой щеке. – Я хочу перегнать на ярмарку весь свой скот.

– К тому времени, когда вы вернетесь, война уже закончится, – вмешался один из присутствующих, симпатизирующий южанам.

– Сомневаюсь, – сухо возразил Патрик. – Я отлучаюсь ненадолго. Покупатель встречается с нами в Накодочесе.

– И сколько это займет времени? – спросил опрятно одетый коммивояжер.

– Три или четыре месяца, – ответил Патрик, – если не случится ничего непредвиденного.

– Оставлять женщин одних на ранчо в такое время небезопасно, – проговорил Нимитц.

– Но у меня еще гостит джентльмен, умеющий обращаться с оружием. Я думаю попросить его задержаться на ранчо до моего возвращения.

– В то, что южане начнут войну, там, на востоке, никто не верит, – сказал коммивояжер. – Но всегда найдутся горячие головы, готовые заварить кашу. Это будет ужасно для бизнеса.

«Это будет ужасно для всего», – грустно подумал Патрик и, допив свой виски, вышел.

Ему надо было купить все необходимое для дальнего похода. Ночь он спал тревожно и проснулся с первым светом. Прежде чем отправиться за Эльке к дому Гробе, он проверил, заряжен ли револьвер, который всегда носил при себе.

Когда он подъехал на кабриолете, Эльке уже была на улице и играла в садике с детьми Гробе. Она посвежела и даже помолодела, такой он не видел ее уже несколько месяцев. Если бы только можно было найти способ, как сохранить на ее лице эту милую улыбку!

А как она чудесно играет с детьми! Это было в ее натуре. Когда дети приходили в булочную потратить свои пенни, она всегда обслуживала их, как взрослых клиентов: никогда не торопила, если они мешкали у витрины, обсуждая достоинства той или иной сладости.

Глядя на нее теперь, он не мог не подумать, какой бы она была чудесной матерью. Все его существо наполнилось болью – он так хотел иметь от нее детей! От нее, а не от Шарлотты.

Шарлотта возвращалась к себе в комнату и проклинала мужчин. Идиоты они все, что ли?

И главное, это уже не в первый раз. Сначала домогаются ее, не жалея ни сил, ни времени, потом, обнаружив, что влюблены, тут же воздвигают ее на пьедестал и начинают молиться. И при этом думают, что ей хорошо.

Вот и с Найджелом тоже. Она сказала ему, что честь ее вовсе не заботит. Она обхаживала его, ласкала, в общем, чуть ли не просила. И что же он ей ответил?

– Ты слишком много для меня значишь, чтобы я вовлек тебя в порочную связь.

Господи, а в какую еще связь он собирался вступить с замужней женщиной?!

Шарлотта скользнула в свою холодную постель, накрылась с головой одеялом и заплакала.

Она лежала и пыталась найти путь, как уломать Найджела, доказать ему, что права она, а не он. Патрик скоро уедет перегонять своих чертовых коров. Если только удастся найти способ упросить Найджела остаться на ранчо, все будет в порядке.