16 октября 1988 года

— Решил все-таки поехать? — одобрительно улыбнулся Хэнк, увидев одетого в строгий костюм Алана. — Если для тебя имеет значение мое мнение, то я считаю, ты поступаешь мудро.

Алан скривился, как от зубной боли.

— Надеюсь, ты прав.

Навахо взглянул на часы.

— По-моему, Лиз открывает выставку ровно в семь. Ты опаздываешь на целый час.

— Пусть она немного попотеет. — Алан даже не пытался скрыть горечь. — Я делаю это не для нее. Надеюсь, завтра какой-нибудь индейский мальчишка увидит в газете мою фотографию и поверит, что сказки иногда становятся явью.

Хэнк пожал плечами и уронил на пол триллер, который он читал до прихода Алана.

— Видимо, нет смысла желать тебе приятно провести время?

Алан кивнул. Ничего хорошего от предстоящего вечера он не ждал. Молча взяв из ящика ключи от машины, он вышел в темноту.

Прохладный вечерний воздух смягчил боль оскорбленной души. Как теперь вести дела с Лиз, если при одном воспоминании о ее отказе у Алана все внутри переворачивается? Выехав на дорогу, он притормозил и взглянул на усеянное звездами небо. Великий охотник, которого белые называют Орионом, был, как всегда, на своем месте. Но сегодня звезды не приносили ни мира, ни покоя.

Дилемма, мучившая Алана несколько недель, продолжала давить на него. Он машинально вел автомобиль и сам не заметил, как доехал до Скоттсдейла. Всю дорогу ему невыносимо хотелось повернуть назад. Но как бы то ни было, придется найти иной способ общения с Лиз и видеть в ней только дилера.

Мэйн-стрит была запружена дорогими автомобилями. Рестораны, аукционы, антикварные магазины и выставочные залы предлагали себя роскошно одетой публике, фланирующей по улице. Эти люди отличались уверенностью в себе, которую они впитали вместе с богатством. Чуждый мир, так пугавший когда-то Алана, теперь внушал ему одно презрение.

Оказавшись в галерее, он даже не заметил посетителей, сразу окруживших его плотным кольцом. Против своей воли он искал глазами только ее.

Лиз стояла в дальнем углу зала. Когда она повернулась, Алан отчетливо увидел линии ее профиля, высокую грудь и великолепные бедра. Его тело мгновенно напомнило ему то, что он безуспешно старался забыть, и намерение установить с ней чисто деловые отношения сразу улетучилось.

Он понял, что не сможет делать вид, будто их связывает лишь обоюдный коммерческий интерес и мимолетное знакомство. Он не сможет работать с Лиз Кент.

Алан машинально пересек зал, увидел на ней колье, символ своего унижения, и задохнулся от ярости. Пусть так и будет. Око за око, боль за боль.

— Добрый вечер, Алан, — холодно сказала она. — Видишь, все ждали только тебя.

Она кивнула на стоявшую в безмолвном ожидании толпу.

— Сожалею, Лиз. Ничего не получится. Все кончено.

Не дав ей ответить, он повернулся и вышел.

Лиз попыталась засмеяться, но звук, который ей удалось издать, совсем не походил на смех. Она чувствовала на себе любопытные взгляды и понимала, что необходимо что-то сказать, неважно, что.

— Итак, леди и джентльмены, теперь вам известно, что мы, дилеры, имеем в виду, когда говорим о темпераменте художников, — весело объявила она.

Заметив пробиравшегося к ней Денни Медину, печатавшего светские сплетни в «Артньюс», Лиз приготовилась оборонять свою галерею до последнего вздоха. Расправив плечи, она смерила его уверенным взглядом.

— Насколько я понимаю, вы хотите поговорить со мной?

— Сейчас, сейчас, Лиз. Не торопитесь, у нас достаточно времени. Скажите, что за бес вселился в Алана? Похоже на сцену.

— Не преувеличивайте.

— Дорогая моя, вы имеете дело со старым Денни, который на этом собаку съел. Что имел в виду Долгая Охота под «все кончено»?

Чтобы выиграть время, Лиз взяла бокал шампанского и беззаботно отпила глоток.

— Все очень просто. Таким драматическим жестом Алан отказался от очень выгодной сделки, по поводу которой мы спорим уже несколько дней.

Денни достал было свой репортерский блокнот, но Лиз остановила его.

— Записывать не надо, — резко сказала она. — Если бы вы не были моим старинным другом, я не стала бы вам ничего говорить. Дело вот в чем. Когда Алан подписал контракт, клиент потребовал картину в определенной цветовой гамме. Но вы же понимаете, Алан не декоратор, и он наотрез отказался. Мне не хотелось терять старого и очень ценного клиента, и я в порядке исключения попросила Алана переписать картину. — Лиз пожала плечами. — Вот и вся история. Не более чем буря в стакане воды, однако Алан ужасно расстроился.

По лицу Денни было видно, что объяснение его не устроило. Но ничего лучшего она в данный момент придумать не могла.

— Знаете, мне очень нравится беседовать с вами, но покупатели тоже требуют внимания. Давайте как-нибудь пообедаем вместе, а заодно и поговорим. Пожалуй, это можно устроить на следующей неделе.

В действительности же ей хотелось лишь одного: выбежать из зала, запереться в кабинете и забыть обо всем, что связано с этим злосчастным вечером. Но о бегстве не могло быть и речи. Поэтому она прошлась по залам галереи, весело болтая с посетителями.

Через час залы почти опустели. Художники, стоявшие у стен, разговаривали не с клиентами, а друг с другом. В этот момент появился Рик, ведя за собой незнакомого джентльмена. Впервые за вечер ослепительная улыбка Рика была совершенно искренней.

— Чрезвычайно рад представить вам Реджинальда Квинси.

— А я очень рад возможности наконец лично познакомиться с вами, мисс Кент.

— Мистер Квинси только что купил скульптуру Гаррисон и три картины Ван Камп, — пояснил Рик.

«Квинси? — лихорадочно соображала Лиз. — Где я слышала эту фамилию и в связи с чем?»

— У вас великолепная галерея. Мне давно рекомендовали побывать здесь, и, признаюсь, действительность превзошла все мои ожидания. Я хотел бы стать вашим постоянным клиентом. Видите ли, я коллекционирую произведения женщин-художников, а вы представляете на Юго-Западе лучших из них.

Лиз сразу вспомнила. Это ведь Реджинальд Квинси заплатил рекордную сумму за картину Мэри Кэссатт на последнем аукционе Сотбис. Может, еще не все потеряно?

— Для меня большая честь познакомиться с таким коллекционером, как вы, мистер Квинси.

Марианна Ван Камп закурила новую сигарету и посмотрела на часы. Она вообще терпеть не могла вернисажи, но этот тянулся особенно долго.

— Уходить еще рано, — сказала подошедшая Арчер.

— Конечно, Лиз хочет, чтобы мы разговаривали с клиентами до самого конца, каким бы горьким он ни оказался. Но, по-моему, здесь уже не с кем разговаривать.

Марианна обвела рукой опустевшие залы и тряхнула платиновыми кудрями.

— Я собираюсь улизнуть отсюда пораньше.

— Да, не вечер, а сплошное разочарование, — согласилась Арчер, — никто не хочет покупать.

Марианна пожала плечами.

— Стоит одному что-нибудь купить, и сразу выстраивается очередь последовать его примеру.

— Психология толпы, — рассудительно сказала Арчер.

— Сегодня никто не хочет говорить об искусстве. Все судачат о выходке Алана.

Марианна тяжело вздохнула, собираясь просить об отсрочке долга, но тут к ним подошла Лиз в сопровождении незнакомого мужчины.

— Вот и она. Марианна, хочу познакомить вас с почитателем вашего таланта.

— Очень рада, — ответила та, оглядев незнакомца с головы до ног.

Высок, не ниже шести футов, строен, на вид около пятидесяти, кожа очень бледная, как у всех жителей Восточного побережья, длинный нос, тонкие губы, узкая полоска усов. В Техасе таких называют струйкой воды. Судя по элегантной одежде, он был явно не из бедных. У Марианны сразу улучшилось настроение.

— Реджинальд Квинси, я счастлива познакомить вас с лучшей художницей и лучшей ваятельницей из всех, кого я представляю, — Марианной Ван Камп и Арчер Гаррисон, — сказала Лиз и, извинившись, ушла.

— Это большая честь для меня. — Удлиненное лицо Квинси осветилось улыбкой, предназначенной Марианне. — Настоящая радость знакомиться с талантливыми людьми. Мисс Кент забыла сказать, что я купил три ваши картины. И одну из ваших работ, — повернувшись к Арчер, добавил он. — Видите ли, я собираю работы художниц и ваятельниц.

У Марианны перехватило дыхание. Целых три картины! Господи, да ведь, уплатив пятьдесят процентов галерее, она будет в состоянии вернуть Арчер долг и положить в банк довольно приличную сумму!

— Какие же картины вы купили?

— Я с удовольствием покажу. — Квинси галантно взял ее под руку. — Естественно, и вам тоже, мисс Гаррисон.

— Миссис, — поправила Арчер. — Может, мы встретимся с вами в другой раз, мистер Квинси? Мне надо поговорить еще с одним покупателем, а уже довольно поздно.

Арчер откланялась, и Марианна мысленно поблагодарила ее за чуткость и такт. Ей не хотелось делить такого шикарного коллекционера даже с лучшей подругой. Вот вам и сила позитивного мышления! Сколько раз она воображала себе, что идет под руку с высоким красивым незнакомцем. И мечта стала явью!

— Итак, мистер Квинси, — она обворожительно улыбнулась, — покажите мне свою покупку.

Ни один вернисаж не казался Лиз таким нескончаемым. Только половина десятого. Оркестр марьячей играл у входа веселые танцевальные мелодии, и эти ярмарочные звуки неприятно контрастировали с приглушенными голосами нескольких посетителей, которые еще слонялись по залам. Можно считать, что клиентов вообще нет. Такого провала у Лиз не было. Хотя в приглашениях всегда указывалось, что выставка работает с семи до десяти часов, ей никогда не удавалось выпроводить гостей раньше одиннадцати, а то и намного позже.

Сезон в Скоттсдейле всегда начинался после того, как Лиз Кент открывала свою ежегодную выставку. Но в этом году открытие походило на панихиду. Какая неудача! Единственным светлым пятном явилась сделка, которую Рик ухитрился заключить с Реджинальдом Квинси. Лиз никогда не видела своего помощника таким красивым, таким очаровательным, никогда еще он не работал так самозабвенно. Жаль, что он не художник. Она бы сделала из него звезду. Рик превзошел самого себя, но это не смогло предотвратить катастрофу.

Он возник рядом с нею, словно материализовавшись из воздуха.

— Улыбайтесь, — тихо сказал он.

Лиз кивнула и попыталась сложить губы в подобие улыбки. Она чувствовала, что вот-вот сорвется, и все увидят, насколько она потрясена неудачей. Когда Рик обнял ее за талию, она ощутила рядом с собой надежную опору. Стоя бок о бок, они пожелали спокойной ночи последним гостям, и через пятнадцать минут в галерее остались только служащие.

— Слава Богу, все кончилось. Запри двери, Рик.

Обычно эту обязанность Лиз выполняла сама, давая понять, что официальная часть закончена, но сегодня она с удовольствием передала бразды правления в более сильные руки.

Заперев двери и оставив галерею на попечение сотрудников, Рик вернулся к Лиз.

«Почему, интересно, даже воспитанные люди, если им выпадает случай поесть и выпить за чужой счет, ведут себя хуже свиней», — думала она, глядя, как служащие устраняют следы трехчасового разгрома.

— Вы нормально себя чувствуете? — спросил Рик.

— Конечно.

— Мне кажется, все прошло замечательно.

— Это была форменная катастрофа.

— Успокойтесь, Лиз. Здесь побывали многие коллекционеры. Хотя никто ничего не купил.

Она даже не потрудилась ответить. Рик не понимал ее боли, не чувствовал, что разбиты ее сокровенные ожидания. Он не работал с ней в первые годы, когда заключенная сделка воспринималась как триумф, а каждый посетитель, уходивший, ничего не купив, напоминал о риске, с которым было связано открытие галереи. Сегодня ее финансовое состояние ничуть не лучше, чем десять лет назад. А полмиллиона долларов, взятых ею на открытие в Нью-Йорке галереи для Алана…

— У меня такое чувство, что Реджинальд Квинси станет одним из наших лучших клиентов, — вернул ее к действительности голос Рика. Она вспомнила свое ощущение, когда он обнял ее за талию. — Он сказал, что недавно купил имение и хочет украсить дом лучшими произведениями здешних художников.

Да, больше всего ей сейчас нужно тепло и участие, чтобы ее кто-то приласкал, согрел и полюбил. Одиночество невыносимо. Только не сегодня.

— Рик, поедем ко мне.

Он открыл глаза от удивления. В течение всего года, пока он работал в галерее, Рик приучал Лиз к своим прикосновениям, как бы невзначай клал ей руку то на плечо, то на талию, то касался ее всем телом, когда они рассматривали картины. Хотя она никак не реагировала на его физическое присутствие, у него не возникало ощущения, что его прикосновения ей неприятны. Рик положил на нее глаз во время одного из благотворительных балов. Положил глаз — недостаточно сильное выражение для тех чувств, которые он испытывал. Он страстно желал ее. Но надо быть мертвецом, чтобы не желать такую женщину.

— Посмотри на меня, Лиз, и повтори еще раз.

Рик заглянул в невероятную голубизну ее глаз.

— Поедем ко мне, — хрипло выговорила она.

— Я хочу этого больше всего на свете.

Он был человеком действия и очень гордился своим умением быстро принимать решения. Вот и сейчас он не собирался давать Лиз никаких шансов передумать. Не снимая руки с ее талии, он провел ее в кабинет и, едва она взяла сумочку и накинула на плечи шубу, тут же вывел на улицу и усадил в свой «порше».

Машина тоже была гордостью и любимой игрушкой Рика. Он относился к ней с такой же трогательной заботой, с какой другие мужчины относятся к своим женам и детям. Рик Мейсон лишился семьи в тот день, когда отец, известный специалист по пластической хирургии, бросил дом ради прелестей молодой восходящей звезды с хорошо развитой грудью. Двенадцатилетний Рик понял, что роскошной жизни в Бел-Эйр пришел конец. Семья лишилась особняка, в котором могли позволить себе жить люди вроде Лиз Кент и ее клиентов.

Отъезжая от галереи, Рик искоса взглянул на ее профиль. Да, ничего не скажешь, хороша. Лицо спокойное, хотя в позе чувствовалась какая-то напряженность. Вероятно, неудачный вечер ее здорово расстроил, зато Рик возносил богам искусств благодарственные молитвы за провал выставки. Иначе он не получил бы Лиз и не имел бы никаких надежд оказаться сегодня ночью в ее постели.

По дороге они молчали, не пытались говорить даже о пустяках, чтобы хоть как-то сгладить неловкость. Ей, видимо, нечего сказать, да и его хорошо подвешенный язык на этот раз отказался ему служить. Когда они подъехали к дороге на Кемелбек Маунтин, Лиз нарушила молчание:

— Поезжай направо и вверх.

Рик знал, что она живет около горного заповедника, но ни разу у нее не бывал. На крутых поворотах свет фар рассеивался во мраке — впереди зияла пустота, внизу — бездна, на дне которой виднелись огни Феникса. Добравшись почти до вершины, Рик наконец увидел вырубленную в скале площадку для машин.

Лиз молча смотрела вперед. «Одно неосторожное слово, — подумал он, — и меня без сожаления пошлют куда подальше». Выйдя из машины, он по привычке погладил крыло любимого «порше», затем открыл дверцу и подал Лиз руку.

Глядя на Рика, она испытывала одновременно любопытство, отвращение и презрение, хотя он был весьма привлекательным мужчиной и в этой двусмысленной ситуации вел себя безупречно. И все же Лиз сомневалась, что может дать ему то, на что он рассчитывал.

Она протянула Рику ключи, и, едва он вставил их в замочную скважину, в доме тут же зажегся свет.

— Ненавижу входить в темное помещение, — объяснила Лиз, — поэтому в замок вмонтирован сенсор.

Интерьер дома оказался еще более изысканным, чем интерьер ее рабочего кабинета. Грубые балки поддерживали высокий потолок. Железная стена исполинской гостиной представляла собой окно, в которое был виден сверкающий огнями ночной город, раскинувшийся внизу. Мебель, сделанная на заказ фирмой «Брауншвиг и сыновья», стоила, вероятно, сумасшедших денег, не менее ценными выглядели и картины на стенах.

— Восхитительное гнездышко, — произнес Рик и внимательно посмотрел на Лиз. — Понимаю, ты сильно расстроена, а я слишком хорошо к тебе отношусь, чтобы воспользоваться твоей слабостью.

Лиз колебалась лишь долю секунды. Если отступать, то именно сейчас. Но злость на Алана пересилила.

— Шампанское в холодильнике, — нежно сказала она, — бокалы найдешь в буфете. А я буду ждать тебя в спальне.

Когда Алан вернулся из галереи, Хэнк мирно дремал перед телевизором, но от стука входной двери сразу проснулся.

— Я здесь.

Он протер глаза, сладко потянулся, но, взглянув на друга, понял, что настроение у того препаршивое.

— Ты рано вернулся, — осторожно начал Хэнк.

— Не было смысла оставаться дольше.

— Ты хочешь со мной поговорить?

Алан выключил телевизор и подошел к столу.

— Может, выпьем? — спросил он.

Хэнк кивнул. Наверное, произошло что-то очень плохое, можно сказать, ужасное. Он понял это по количеству спиртного, которое налил себе Алан.

— Я вел себя, как последний дурак, — бесстрастно произнес тот.

Пока Алан рассказывал, Хэнк молча слушал.

— Ну и куда ты теперь поедешь? — спросил он, когда рассказ подошел к концу.

— Понятия не имею.

Хэнк заметил в глазах друга то же затравленное выражение, какое было у него после возвращения из Вьетнама.

— Ты для меня, как сын, — продолжал навахо, — и я постараюсь дать тебе отцовский совет. Насколько я понял, между тобой и Лиз не произошло ничего страшного, все рано или поздно утрясется.

— Ты прав, это не может продолжаться вечно. Но и не может служить оправданием спектаклю, который я сегодня устроил.

Хэнк посмотрел на часы.

— Думаю, праздник уже кончился. Почему бы тебе не поехать в галерею и не обсудить все с Лиз? Я уверен, вы обо всем договоритесь.

Алан выпил виски и поставил рюмку на место.

— Ну что ж, сделаю еще одну попытку.

Голос его звучал твердо, но на душе было муторно. Сердце велело последовать совету Хэнка, а разум говорил, что это будет ошибкой. Если он вернется в галерею, Лиз может расценить это как слабость. Она слишком напористая, жестокая и честолюбивая. В начале их знакомства Алан восхищался этими чертами, считая, что они делают ее похожей на женщину из племени апачей — неистовую в битвах и верную до смерти. Затем он понял, что ей не хватает внутренней нежности, которая уравновешивала свирепость его соплеменниц.

— Поговорим, когда ты вернешься, — сказал Хэнк.

Алан впервые за вечер улыбнулся.

— Идея мне нравится.

Он ехал в город с такой скоростью, будто за ним гнались все черти преисподней. Прежде чем кончится ночь, он уладит отношения с Лиз. Может, кто-то из ее сотрудников или Хэнк станет посредником между ними, тогда им не придется часто контактировать, и он сможет без особого ущерба для себя вернуть ей долги.

Подъезжая к галерее, Алан ожидал услышать оркестр, который всегда играл на улице во время праздника, но тротуар был пуст. А он-то думал, что выставка сияет огнями и в залах веселятся любители живописи.

Черт, куда все подевались? Прижавшись лицом к стеклу, он разглядел смутные очертания своих картин, висящих в центральном зале. Наверное, Лиз закрыла лавочку раньше, чем обычно. Возможно, к лучшему. То, что они должны обсудить, уместнее обсуждать наедине.

Через пятнадцать минут Алан был уже у поворота на Кемелбек Маунтин и увидел на вершине горы светящиеся окна виллы Лиз Кент. Она была дома.

Рик прошел на кухню, поражавшую своими размерами. «Черт подери, — подумал он, — здесь можно приготовить еды на целый банкет».

На стене висела начищенная до блеска медная посуда, справа находились восьмикомфорочная печь и огромный гриль, в котором можно запечь целого быка, в углу высился гигантский холодильник. Среди пакетов молока и упаковок минеральной воды Рик обнаружил несколько бутылок шампанского «Дом Периньон».

Высокая арка соединяла кухню с кладовой. Размеры кладовой тоже впечатляли. Она была уставлена китайским фарфором, уотерфордовским хрусталем и шеффилдским серебром.

Прихватив вино и бокалы, Рик прошел через холл, открыл двойные двери и оказался на пороге спальни, где стояла поистине королевская кровать. Над камином висел большой портрет обнаженной женщины с прозрачной матовой кожей. Одна рука поправляет волосы, ноги слегка разведены. Рик сразу понял, кто был автором, и его охватила безумная ревность. С трудом оторвав взгляд от картины, он посмотрел на Лиз, стоявшую посреди комнаты.

— Я вижу, шампанское ты нашел, — бесстрастно сказала она.

С другими женщинами Рик чувствовал себя уверенно, а эта одновременно и подавляла, и возбуждала его. Нет, он должен выйти победителем.

— За нас и наши новые отношения, — провозгласил он.

Боль, которую Лиз испытала после ухода Алана, стихла, притупленная вином и восхищенными взглядами Рика. Тогда она заперла свои желания на ключ и выбросила тот ключ в темноту ночи, решив дождаться возвращения своего возлюбленного.

Как же она была глупа! У них с Аланом все кончено, раз и навсегда, а Рик — идеальное средство от любовного яда, которым отравил ее Алан.

— Как я уже говорил, — донесся до нее голос Рика, — мне не хотелось бы пользоваться твоим душевным состоянием и толкать тебя на шаг, о котором ты потом пожалеешь.

Сейчас Лиз жалела лишь о десяти годах своей жизни, которые она посвятила Алану.

— Мне странно, что мы не сделали этот шаг раньше, — ответила она. — А теперь, Рик, доставь мне удовольствие.

— Сделаю все, что ты хочешь, Лиз.

— Разденься. Хочу убедиться, так ли ты красив без одежды, как в смокинге.

Она села на кровати, внимательно наблюдая за ним. Он снял рубашку, сбросил ботинки, расстегнул молнию на брюках, стянул шикарные французские трусы, обнажив готовое к бою оружие и замер, чтобы она полюбовалась совершенным телом, сводящим с ума его многочисленных любовниц и случайных подруг. Великолепное телосложение было единственным наследством, которого не сумел лишить Рика отец, и чтобы сохранить форму, он не жалел усилий.

При виде его наготы Лиз чуть не стошнило. Она уже готова была убежать из спальни, но тут вспомнила полные ненависти глаза Алана, ужасную фразу «все кончено». Она встала с кровати и бросилась в объятия Рика.

— Боже, как я хочу тебя! — прошептал он, нежно целуя ее полные губы, уголки рта, шею, а руки тем временем ласкали ее тело.

— Теперь твоя очередь. — Он взглянул на портрет и добавил: — Хочу посмотреть, действительно ли ты так хороша, как на этой картине.

Лиз заколебалась. Конечно, Рик — опытный любовник, способен возбудить ее тело, но ведь она не любит его. Любовь? Любви нет, отныне она будет стремиться только к наслаждению. Лиз улыбнулась и так небрежно сбросила на пол свое пятитысячное платье, как будто оно обошлось ей всего в несколько центов.

«Вот это женщина!» — восхищенно подумал Рик. Ажурный пояс и трусики не скрывали, подчеркивали ее божественную наготу, но ему не терпелось, чтобы и они поскорее упали на пол.

Долгая Охота ни на йоту не отступил от оригинала, хотя в жизни тело Лиз было еще более восхитительным и волнующим. Изумительной формы руки и ноги, стройная фигура, почти хрупкая, но грудь больше, чем представлял себе Рик, крупнее, розовые соски будто созданы для поцелуев. Затем его взгляд скользнул ниже, и от удивления Рик опрокинул бокал. Лиз была натурально рыжей. На лобке курчавились завитки того же медного оттенка, каким отливали ее волосы, и, упав на колени, он поцеловал этот нежданный подарок судьбы.

Не дав Лиз снять колье, Рик поднял ее на руки и понес к кровати, где с азартом принялся изучать ее тело: рот, изгиб шеи, упругую грудь, впадину пупка, влажное лоно.

Алан выскочил из машины и почти побежал к дому, не заметив стоявший в тени черный «порше». Он постучал. К его удивлению, дверь бесшумно отворилась. В прихожей он громко позвал Лиз, но никто не отозвался. Тогда Алан двинулся в кухню, где Лиз пила чай в обществе Роситы, когда ей надо было отвлечься от мрачных мыслей.

Хотя они вместе выбирали место для дома, а потом вместе обставляли его, сейчас Алан чувствовал себя здесь незваным гостем. Сегодня его действительно никто сюда не звал, и он не знал, как Лиз отреагирует на его появление. Но он решил не отступать. Едва он оказался в ставшем враждебным доме, в нем проснулись охотничьи инстинкты воинственных предков. Ощущение какой-то напряженности заставило его вспомнить о суевериях детства. Мать сказала бы, что в этом месте поселились духи чинди.

На кухне горел свет, и, войдя, Алан обнаружил на буфете пробку из-под шампанского. Однако ни Лиз, ни служанки здесь не было. Он по-настоящему встревожился, начал лихорадочно перебирать в уме несчастья, которые могли приключиться с Лиз.

Он вернулся в холл, чувствуя растущее беспокойство. На этот раз он не стал звать Лиз, бесшумно, как зверь, двинулся вперед. Еще раз осмотрел входную дверь и, крадучись, направился к спальне Лиз. И вдруг услышал стоны. Волосы у Алана встали дыбом, чувства обострились до предела, и он толкнул приоткрытую дверь.

Распростертое на кровати тело Лиз матово поблескивало в приглушенном свете, локоны разметались по подушке, а перед ней на коленях стоял мужчина.

Алан с трудом сдержал проклятие, увидев, как Рик приподнялся и со стоном наслаждения погрузился в ожидавшее его тело Лиз. В этот момент у нее на шее сверкнуло подаренное Аланом колье.

Индеец выбежал в холл и бросился к своей машине.