Глава 1

Тихий ветер веял по дворцовому саду, заставляя листья на деревьях шуршать так, как если бы они пели песню.

Высокие ели гордо и смело поднимались к темно-синему небу, как будто хотели поцеловать звезды. Полная луна заливала сад потоком серебряного света.

Вокруг царила тишина. В замке все было тихо и спокойно. Только одна легкая гардина шевельнулась у открытого окна. Издалека раздался собачий лай.

Катрин шла по дорожке, посыпанной гравием. Дойдя до маленького белого мраморного фонтана, она остановилась и прислушалась. На колокольне близлежащей церкви пробило восемь часов.

Катрин улыбнулась и оглянулась – огромный замок стоял погруженным в полную темноту. Только парадный вход с широкой лестницей был освещен факелами. Вокруг не было видно ни одного человека.

Родители Катрин, лорд и леди Журдан, уехали на праздник в соседнее графство. Они не вернутся до середины следующего дня. Слуг отпустили. Только Маргарет, старая нянька семьи Журдан, наверняка осталась, чтобы вовремя уложить спать младшего брата Катрин, Джонатана.

Катрин услышала, как скрипнули садовые ворота. Ее дыхание участилось. Она прижала руку к груди и почувствовала, как сильно бьется сердце. Дрожь пробежала по всему ее телу, как только она услышала уверенные шаги по гравию, которые быстро приближались.

Она закрыла глаза и вздохнула так глубоко, что это прозвучало почти как стон.

– Добрый вечер, моя красавица, – раздался приятный мужской голос.

Она открыла глаза, и ее лицо озарила радостная улыбка.

– Это ты, – прошептала она и посмотрела на мужчину, стоявшего перед ней: высокий, почти на голову выше нее, с довольно длинными темно-каштановыми волосами с непокорной прядью на лбу, с глазами цвета спелых каштанов, нос немного крупный для узкого лица и рот с полными губами. Его внешность соответствовала описаниям внешности героя из сказки, полной приключений. Он казался диким… диким и одновременно нежным, сильным, как дерево, с плечами такими широкими, словно они могли выдержать груз всего мира.

На нем была белая рубашка, распахнутая на груди, что позволяло Катрин видеть его мощные мускулы.

– Это ты, – прошептала она еще раз. Она вложила свои руки в его ладони. Когда он поднес их к своим губам и его горячее дыхание коснулось кожи Катрин, по ее телу пробежала дрожь.

– Я сделал тебе больно? – озабоченно спросил мужчина.

Катрин отрицательно покачала головой.

– О нет, ты не причинил мне боль. Я люблю сильные прикосновения твоих рук.

Мужчина улыбнулся.

– Я всегда боюсь раздавить тебя, ты такая нежная и хрупкая.

Катрин улыбнулась.

– Это только видимость. Я, возможно, не слишком высокая, но в силе мне не откажешь.

Мужчина погладил рукой ее волосы, которые мягкими каштановыми волнами спадали ей на плечи. Зеленые глаза Катрин блестели в темноте ночи, словно горное озеро в Шотландии. Крылья ее маленького носа слегка дрожали, а ее губы, красные и упругие, как спелая вишня, растянулись в смущенной улыбке. Она высвободила руки и провела ими по белому платью, пышные складки которого струились от корсажа, плотно облегающего ее нежные груди, до самой земли.

Она действительно была невысокой, с изящной фигурой, не лишенной хрупкости. Бледность кожи и овальная форма лица лишь усиливали это впечатление хрупкости, однако огонь в ее глазах выдавал темперамент.

– Давай немного пройдемся по саду, – предложила она.

Мужчина кивнул с легким сомнением.

– А что, если нас кто-нибудь увидит?

– Нас некому видеть: мои родители вернутся завтра к обеду, здесь только мои братья и Маргарет. Тебе не следует беспокоиться, в конце концов, ты лучший друг Дэвида, а Джонатан восхищается тобой с тех пор, как научился бегать. Маргарет же никогда не скажет ничего, что может представлять для тебя хоть какую-нибудь опасность. Ты ей всегда нравился, ты знаешь это. Все ваши неприятности не изменят ее доброго отношения к тебе.

– Да, мы потеряли все, кроме нашего титула.

Он невесело рассмеялся.

– Я самый бедный лорд во всей Англии, и клан, который я возглавляю, является самым нищим, и уж, безусловно, я единственный лорд, который трудится жнецом во время сбора урожая у незнатного владельца, чтобы не умереть с голода.

– Твои дела действительно так плохи, Кассиан?

– Я надеялся, что со смертью моего отца нищета закончится. Да, я был так глуп, что верил в сочувствие или сострадание людей, но я ошибался. Сэр Гумберт пользуется моим имуществом, и даже приданое моей матери попало в его руки. Единственное, что у меня еще осталось, – старый дом вблизи Ноттингемского леса, да и тот я скоро не смогу содержать. Дождь льется через прохудившуюся крышу, в стенах трещины, окна давно разбиты, приходится затыкать и затягивать их чем попало, чтобы защититься от ночной прохлады.

– Мне так жаль, если бы только я могла тебе помочь.

Кассиан улыбнулся.

– Ты и помогаешь – твоя любовь не позволяет мне совсем отчаяться. Если бы я был один, то давно бы сдался, но ты наполняешь мою жизнь смыслом. Я верну себе все, что мне принадлежит по праву, я поклялся себе в этом. Хочу быть достойным тебя и однажды повести тебя к алтарю. Ты станешь благородной леди Арден. Леди, у которой есть все. Я одену тебя в шелк и бархат, украшу жемчугом и золотом, ты будешь спать на мягких подушках и ходить по пурпурным коврам. Я добьюсь этого, Катрин. Однажды я получу назад все, что потерял мой отец.

Катрин вздохнула.

– Ах, если бы это случилось поскорее.

– Только потерпи, моя любимая, еще немножко. Оливер Кромвель казнил короля и созвал незаконный парламент, но это не может продолжаться целую вечность. Я уверен, что скоро парламента не будет, он трещит по всем швам, демократия Кромвеля является таковой лишь по названию, ее можно сохранить только силой оружия. Монархия будет реставрирована, и, если только в этой стране еще есть справедливость, король поможет мне получить назад мои владения.

– Во всем виновата проклятая гражданская война, если бы вы только не были католиками. Зачем только твой отец сражался на стороне короля Карла Первого?

Кассиан только беспомощно пожал плечами.

– Это не моя вина, – сказал он. – Лорды Ардены происходят из Шотландского Высокогорья. Они покинули Шотландию около двухсот лет назад во время Войны Алой и Белой розы и поселились вблизи Ноттингема. Тем не менее, они твердо держались своей веры. Никто из нас никогда не отступал от католичества. После того как на континенте разразилась Тридцатилетняя война, на нашем острове также разгорелась ожесточенная борьба из-за веры. Католики стали воевать против пуритан. Мой отец сражался на стороне короля Карла, потому что считал это своим долгом, и, как ты знаешь, все сторонники короля были лишены парламентом всех своих прав, более половины нашего состояния было конфисковано. Сэр Гумберт официально заявил и поклялся на Библии, что мы остались верными королю Карлу Первому даже после его смерти и пытаемся превратить остатки наших владений в католический остров посреди моря пуритан. Конечно, это была ложь, но в те времена больше верили пуританскому сэру, чем католическому лорду.

Кассиан сжал кулаки.

– Я еще посчитаюсь когда-нибудь с сэром Болдуином Гумбертом, однажды он вынужден будет вернуть все, что он отобрал у семьи Арденов с помощью лжи и интриг.

– Я знаю, – вздохнула Катрин. – Со многими произошло то же, что и с твоей семьей.

– А то немногое, что осталось, было уничтожено пожаром. Я до сих пор не могу понять, как мокрой, дождливой ночью могло разгореться такое пламя. Пожар уничтожил все до последней соломинки. Тогда поговаривали, что дело тут нечисто. Некоторые из наших арендаторов видели сэра Болдуина Гумберта вблизи нашего замка, но доказать никто ничего не мог. Ему не впервой прибирать к рукам владения семьи Арденов, не платя ни гроша.

В его глазах сверкнул гнев, и лицо стало суровым, а сжатые губы превратились в узкую линию.

– И потом смерть моего отца! Не прошло и четырех недель с его похорон, как ко мне прибыл сэр Болдуин с долговыми обязательствами, на которых стояла печать моей семьи. Я обязан был их оплатить. Что мне еще оставалось, Катрин? Пришлось за долги отдать замок ему, а самому перебраться в обветшавший охотничий домик.

– Я знаю, дорогой, – шепнула Катрин. – И мне так жаль, что я не могу тебе помочь.

Она коснулась его руки и слегка погладила ее пальцами, сразу же почувствовав игру его мускулов. Ее очаровывали его мужественность и сила, а запах просто сводил ее с ума. Это был запах здорового мужчины, привыкшего к физическому труду; от сегодняшней работы в лесу к нему примешивались ароматы земли, хвороста и зеленых елей. Все это создавало ауру, которой Катрин не могла противостоять. Опьяненная им, она глубоко вздохнула и забыла обо всем на свете. Она взяла его лицо в свои маленькие руки и заглянула ему в глаза.

– Все будет хорошо, Кассиан, – прошептала она. Он нагнулся к ней. Его палец пробежал по линиям ее губ.

– Ты прекрасна, как лесная фея, – прошептал он и нежно коснулся ее век, чтобы она закрыла глаза. Какое-то время он зачарованно смотрел на нее. Он почувствовал слабую дрожь ее тела и снова с неописуемой нежностью коснулся ее губ, которые слегка раскрылись. Его пальцы, как будто легкие крылья бабочки, ласкали ее лицо, касались бровей, ее маленького носа, пробежались по щекам.

– Пожалуйста, поцелуй меня! – прошептала она.

Кассиан не заставил себя просить дважды. Его губы нежно коснулись ее губ. Она почувствовала их тепло и была поражена их мягкостью. Его язык медленно исследовал ее рот. Их дыхание смешалось, казалось, оно слилось воедино. Она прижалась к нему всем телом, ощутила биение его сердца. Ее руки обняли его за плечи.

– О, если бы ты знала, как я тебя желаю, – пробормотал Кассиан, когда они наконец оторвались друг от друга.

Ночь была все еще теплой и мягкой. Жар дня до сих пор сохранялся в стенах дома, даже гравий на дорожках источал тепло. Запах цветущих кустарников распространял такой сильный аромат, что у Катрин совсем закружилась голова.

Да, и Катрин, и Кассиан ощущали сильное головокружение. Их охватило опьянение, пришедшее к ним от высоких мрачных елей и кустарника, где, наверное, жили эльфы. Фонтан, рядом с которым они все еще находились, казалось, кричал им: «Это ночь ночей, ночь, когда исполняются все желания».

А листья на деревьях шептали: «Любите друг друга, поцелуйте друг друга, станьте единым».

Теплая летняя ночь заставила Катрин и Кассиана забыть обо всем на свете. Случайное ли отсутствие родителей сделало их такими смелыми и отогнавшими от себя все мысли о добродетели или же это была сила чистой большой и глубокой любви, перед которой они не могли устоять?

Быть может, это аромат цветущего сада пробудил их чувственность и сделал их глухими и слепыми ко всему, что могло помешать этой ночью их любви. Как будто Эрос, самый могущественный из всех богов, сам Амур уселся на ветки деревьев в саду замка и вонзил в их сердца все стрелы из своего колчана, и ни одна стрела не пролетела мимо.

– Поцелуй меня, – вновь попросила Катрин. – Поцелуй меня и не прекращай целовать.

Кассиан нашел ее губы, обнимая ее с такой страстью и нежностью, что она вздрогнула от пробудившегося в ней желания. Чувственность, которую долго подавляли разум и страх перед богом, наконец освободилась.

Второй поцелуй был неистовым и одновременно сладким. Кассиан завладел губами Катрин. Одну руку он запустил ей в волосы и осторожно отвел ее голову назад, а другой рукой он обнимал ее за спину, прижимая к своему телу. Они почти лишились дыхания. Поцелуй был таким диким и требовательным, что Катрин полностью подчинилась ему. Она закрыла глаза, наслаждаясь дыханием Кассиана, которое пьянило ее, как самое изысканное вино.

Затем он отпустил ее, взял за руку и повел в сторону под зеленый полог листьев старого платана. Остановившись, он положил на ее плечи свои тяжелые сильные руки и посмотрел ей в глаза. Его взгляд стал требовательным. От него невозможно было уклониться.

– Я люблю тебя, Катрин, – сказал он серьезно. – Я люблю тебя больше всего на свете, ты единственная, кем бы я хотел обладать.

Катрин вздрогнула и хотела что-то возразить, но Кассиан приложил палец к ее губам.

– Но я еще не готов, ты не принадлежишь мне, Катрин, я боюсь, что однажды ты исчезнешь, как все, к чему было привязано мое сердце. Поэтому я прошу тебя, покажись мне во всей своей красоте, позволь мне один-единственный раз только посмотреть и подари мне воспоминания, которого хватит до конца моей жизни.

Катрин улыбнулась. Ее улыбка была смущенной.

– Я не исчезну, Кассиан. Ты всегда будешь знать, где я.

Кассиан покачал головой. Его взгляд стал повелительным.

– Ты знаешь, что я имею в виду, Катрин, – тон его голоса заставил ее понять, что было мало смысла в том, чтобы сопротивляться его желанию, и, Господи Боже, разве не мучила ее та же самая тоска. Неужели это действительно грех – показать себя мужчине, которого любишь?

– Но ты не будешь меня касаться, хорошо, – тихо попросила она.

Кассиан кивнул.

– Никогда не сделаю того, чего ты не разрешишь.

Дрожащими пальцами она расшнуровала корсет.

Кассиан прислонился спиной к старому платану, сквозь листья которого проникал серебряный свет луны. Хотя он держал себя в руках, его учащенное дыхание выдавало внутреннее волнение. Его глаза смотрели на Катрин со спокойной нежностью и любовью.

Она сняла корсет с плеч, которые в лунном свете казались шелковыми, и спустила юбку до бедер.

Взгляд Кассиана скользил по ее телу. Катрин начала дрожать, но не от прохлады начавшейся ночи, а, наоборот, от жара, охватившего все ее тело. Кровь теплыми волнами разливалась по всему ее существу. Она не осмеливалась взглянуть на любимого. Нагота смущала и стесняла ее.

– Посмотри на меня, – сказал он тихо.

Она медленно подняла голову, исполняя его желание. Она увидела, что он не отрывает взгляда от ее тела. В его глазах горело тепло, восхищение и страстное желание. Она чувствовала, как он взглядом горячо ласкает ее кожу, и ответный огонь запылал в ней. Он глядел на нее не отрываясь, как на самую ценную в мире драгоценность. Его дыхание убыстрилось.

Катрин ощутила странное волнение и то, как в ее животе поднялась горячая волна, а соски набухли и отвердели. Она хотела снова опустить глаза, но голос Кассиана помешал ей.

– Посмотри на меня, – сказал он. – Нет ничего такого, чего бы ты могла стыдиться.

И снова его взгляд заскользил по ее телу, оставляя горячий след.

– Я хотел бы видеть тебя всю, – сказал он теперь. Катрин послушалась. Она подчинялась не только его желанию, но и своей собственной страсти, которая загорелась в ее теле, как зажженный факел. Она спустила платье с бедер так, что оно, легко упав на землю, легло у ее ног, как морская волна.

Она снова почувствовала его взгляд, и ее дрожь усилилась. Она ощущала себя более чем обнаженной. Она казалась себе маленькой и хрупкой по сравнению с его ярко выраженной мужественностью, ранимой, как будто не было защищавшей ее кожи. Она была беспомощна перед его горящим взором и своим собственным желанием.

– Повернись, чтобы я мог увидеть тебя всю, – потребовал он, все еще продолжая стоять у старого платана.

Катрин медленно повернулась, чувствуя, как скользит его взгляд по ее спине, ягодицам и бедрам.

– Кассиан, – тихо сказала она. Ее голос немного дрожал.

– Все хорошо, – хрипло прошептал Кассиан. – Я не хочу тебя мучить. Оденься снова, если хочешь, но я никак не могу вдоволь насмотреться на твою красоту.

Он глухо рассмеялся.

– Хотя я думаю, что я никогда не смогу вдоволь на тебя насмотреться.

Катрин медленно повернулась. Сейчас они стояли лицом к лицу напротив друг друга.

– Ты прекрасна, – сказал Кассиан, и его слова прозвучали как вздох. – Господи, я и не думал никогда, что человек может быть так прекрасен…

Он протянул к Катрин руку, но все же он выполнял свое обещание и не касался ее. Она сама подошла к нему, как будто лишенная своей собственной воли, И встала так, чтобы его рука смогла коснуться ее плеча. Весь стыд отлетел от нее.

Катрин чувствовала себя красивой. Она ощущала себя настоящей женщиной. Она наслаждалась своей наготой, видя отражения собственной красоты в глазах Кассиана, как в зеркале. Он погладил ее плечо пальцем, затем руку до локтя. Она почувствовала, как дрожь пробежала по всему ее телу. Его палец оставил нестираемый след на ее коже.

Она взглянула на него так, будто хотела просить о помощи. Его глаза излучали безграничную любовь, но также и безграничное желание, и она тоже желала его. Всей силой своих чувств она желала этого мужчину, томясь по его силе, по его мужественности. Ее руки хотели ощущать его мускулы, биение его сердца. Она сделала еще один шаг, и он коснулся ее грудей. Катрин тихо застонала и закрыла глаза.

– Я не сделаю ничего такого, чего ты не захочешь, – сказал Кассиан еще раз.

– Делай все, что ты хочешь, – ответила она, дрожа. – Делай со мной все, что хочешь.

Его руки накрыли ее груди, которые, как новорожденные птенцы, устроились в его грубых, теплых ладонях. Большими пальцами он слегка потер соски Катрин, которые под его прикосновениями еще больше затвердели и стали напоминать спелые ягоды малины.

– Делай все, что ты хочешь, – повторила она.

– Нет, так нельзя, – ответил он хрипло. – Твоя девственность принадлежит мужчине, за которого ты выйдешь замуж.

Она открыла глаза и посмотрела на него.

– Однажды я выйду замуж за тебя, Кассиан, нет мужчины, которого бы я смогла полюбить больше, чем тебя. Без тебя я только половинка, ты принадлежишь мне, так всегда было, так есть и так всегда будет, никто не сможет нас разлучить. Моя душа и мое сердце принадлежат тебе уже давно, так возьми и мое тело. Я хотела бы подарить его тебе, ты должен им обладать, теперь и всегда.

– Ты действительно этого хочешь, Катрин?

Она кивнула.

– Это обещание, обещание нашей любви, написанное на языке наших тел и подписанное моей девственностью, – она не договорила, потому что его губы уже закрыли ей рот. Он с силой прижал ее к себе. Она лежала на его груди, защищенная его телом, как птенец, высовывающий из гнезда только свою голову.

Его руки гладили ее тело, затем он расстелил на земле свой плащ и потянул ее вниз. Он уложил ее так осторожно, как будто боялся, что какое-либо резкое движение может повредить ей или прервать волшебство этой сказочной ночи.

Его губы скользнули по ее шее. Катрин откинула голову назад, крепко обхватив его за плечи. Одно мгновение они лежали, прижавшись друг к другу, тело к телу, сердце к сердцу. Они были как два потерявшихся ребенка, у которых ничего нет, кроме них самих и их любви.

Затем его руки погладили ее дрожащую грудь, пробежались по животу, нежно надавили на ее холмик Венеры. Ее бедра раздвинулись сами собой.

– Посмотри на меня, – попросил он еще раз, скользнув рукой между ног.

Она подчинилась.

– Ты действительно хочешь, чтобы я сегодня сделал тебя своей женой?

– Да, я хочу. Сделай это! Не заставляй меня ждать дольше.

Его губы прижались к ее губам, в то время как рукой он гладил ее живот. Его пальцы нежно ласкали ее самые укромные места. Он подавил ее стон поцелуем.

Она прижалась к нему, вся дрожа. Его пальцы скользили по ней, как по струнам лютни, извлекая из нее все новые стоны страсти. Она пела под его руками песню желания. Сначала его ласки были нежными, потом он стал настойчивее и наконец осторожно заставил ее стонать все громче. Она раскинула бедра еще шире, предлагая ему всю себя. Внезапно он оторвался от нее.

– Покажись мне вся, покажись мне так, как женщина показывается мужчине, который любит ее так, как люблю тебя я.

Она не поняла, протянула руки к нему, желая покрепче его обнять, безумно желая его прикосновений, дрожа от страсти и бурного желания его новых ласк, томясь по его телу.

– Я хотел бы видеть тебя всю, хотел бы видеть дверцу к твоему желанию.

– Нет, – простонала Катрин, которая наконец поняла. – Нет, я умру от стыда.

Она закрыла лицо руками, и, тем не менее, он повторил то, что уже сказал:

– Тебе не надо стыдиться, я твой муж, между нами нет стыда.

Затем он коснулся пальцами ее потаенного места и почувствовал, как напряглось тело Катрин.

Ветер, тайный союзник любящих, слегка охладил ее горящее тело. Однако внезапно она почувствовала, что все остатки стыда исчезли и нет ничего греховного – показать всю себя мужчине, которого так любишь.

Он ощутил ее влагу.

– Покажи мне, как ты хочешь меня, – потребовал он, она ответила хриплым звуком, который вышел из глубины ее горла. Он исследовал ее живот, нежно массировал ее с мучительной медлительностью, когда он вновь коснулся источника женской страсти, она изогнулась навстречу ему, сходя с ума от желания.

– Возьми меня, – простонала она. – О Господи, делай со мной все, что хочешь!

Продолжая ласкать ее одной рукой и доводя ее почти до сумасшествия, другой рукой он снял и сбросил с себя рубашку и брюки.

Очень бережно он проник в нее, чувствуя, как она слегка напряглась.

– Все хорошо, моя любимая, все хорошо, я люблю тебя, и ты прекрасна.

Он был так осторожен, так нежен, несмотря на свою силу, что она наконец расслабилась.

Он нежно вошел в нее и начал медленно двигаться, при этом он смотрел ей в лицо и на мгновение приостановился, когда заметил боль, связанную с потерей девственности, потом его толчки постепенно убыстрились и стали более сильными. Он наполнил ее всю, проникая в самые ее сокровенные места. Она приспособилась к его ритму и снова начала стонать, а затем вскрикнула, дойдя до вершины своей страсти.

Позднее, когда она лежала рядом с ним, положив свою голову на его плечо, и он нежно гладил ее волосы, он спросил:

– Ты не жалеешь, что подарила себя мне?

Она энергично покачала головой.

– Нет, я принадлежу тебе с сегодняшнего дня и навсегда.

Она подняла голову и посмотрела ему в глаза.

– Мы не могли устоять против нашей любви, не так ли? Она сильнее нас.

Он кивнул и успокаивающе погладил ее волосы.

– Да, – подтвердил он. – Мы только что узнали, что не так-то легко устоять перед такой большой и сильной любовью, как наша. Она могущественнее всего на свете, сильнее даже, чем смерть.

– Сильнее, чем смерть, – тихо повторила она.

 

Глава 2

Она стала женщиной. Она была женой Кассиана. Его женой и в горе, и в радости. Уже скоро, как только Кассиану удастся вернуть свое состояние, они на глазах у всего света встанут перед алтарем, лорд и леди Ардены.

Катрин счастливо рассмеялась. Она еще лежала в постели, хотя солнечные лучи уже давно освещали ее комнату.

Окно было широко открыто, и снаружи доносились звуки самого обычного дня. Она слышала садовника, поправлявшего гравий на дорожке, слышала смех прачек, которые раскладывали на луге белье, чтобы отбелить его. Она слышала звон кастрюль и сковородок, доносившийся из кухни замка, и грохот въехавшего во двор экипажа.

Двое слуг о чем-то громко спорили, и Маргарет сердито призвала их к порядку. Катрин слышала, как во дворе замка ее братья занимались фехтованием. Звонкий голосок Джонатана, который в свои десять лет старательно учился владеть шпагой, буквально влетел в ее комнату: «Эй! Ты жульничаешь, ты сделал вид, что нападешь на меня слева, а сам ударил справа».

Она услышала смех своего старшего брата Дэвида: «В настоящем поединке не все противники действуют честно, ты должен считаться с тем, что тебя попытаются обмануть, как раз на это я и хотел обратить твое внимание».

Катрин все это слышала уже сотню раз, и, тем не менее, сегодня все было по-другому. Солнце светило ярче, ветер был нежнее, а запахи из кухни казались ей более соблазнительными. Все изменилось. Она смотрела на мир другими глазами, слышала новыми ушами, даже вкусовые качества у нее обострились.

Она больше не была девушкой, она была женщиной. Гордость наполняла ее, гордость и счастье, которые она едва могла вместить. Она любила и была любима.

– Кассиан, ах, Кассиан, – прошептала она. Охотнее всего она вскочила бы и побежала к нему, туда, на поля, где он работает жнецом, на поля, которые принадлежали раньше ему, а сейчас стали собственностью сэра Болдуина Гумберта.

Это было несчастьем, большим несчастьем, для них обоих, но ей не хотелось об этом думать сейчас. Она была слишком счастлива. Она думала, что для любви всего хватит. Ей нужно так мало: немного хлеба, немного воды, место для сна. Она вынесет все, главное – она будет вместе с Кассианом. В этом смысл ее жизни. Все остальное – пустяки. Если она будет с ним, ей ничего не будет нужно. В голове мелькнуло воспоминание, когда он ушел, в ней проснулись ее обычные потребности. Она почувствовала голод, жажду, холод и усталость.

Но через мгновение она была просто счастлива, так счастлива, как никогда прежде. Если она закрывала глаза, то снова видела его перед собой. Ее пальцы чувствовали еще его кожу, во рту она ощущала его дыхание, и ее томил его запах.

О, она была так счастлива. Катрин крутилась в постели и не знала, что ей сделать, чтобы не умереть от счастья.

Раздался стук в дверь, и на пороге показалась Маргарет. В руках она несла поднос с парным молоком и белым хлебом.

– Выбирайтесь из перины, леди Катрин, – сказала она и поставила поднос на маленький стол, – день в полном разгаре.

Катрин засмеялась.

– Ах, Маргарет, не будь такой ворчливой, лучше садись ко мне на постель и поговори со мной, расскажи мне о последних сплетнях.

– Я могу сделать кое-что получше, а вам пора вставать, скоро их лордства вернутся назад, и я не думаю, что леди Элизабет потерпит вашу леность.

Катрин вздохнула, потом она выпрыгнула из постели, обняла Маргарет и с волчьим аппетитом набросилась на завтрак.

Она уже умылась и расчесывала свои волосы, когда карета ее родителей въехала во двор замка и остановилась перед порталом. Она бросила расческу в серебряную шкатулку и помчалась по лестнице вниз, поддерживая свои юбки руками.

– Мама, – крикнула она и бросилась прямо в объятия леди Элизабет.

Мать улыбнулась.

– Когда ты наконец вырастешь, Катрин? – спросила она с легким укором, хотя в ее глазах Катрин прочитала нежность.

Она посмотрела матери в глаза.

– Я выросла, ты не поверишь.

Но до того как ее мать смогла спросить ее о чем-то, в разговор вмешался лорд Артур Журдан, статный мужчина лет около пятидесяти.

– Нам надо с тобой кое-что обсудить, через четверть часа мы ждем тебя в наших покоях.

Его слова звучали строго, взгляд был также строг, но тем не менее Катрин слишком хорошо знала, что за этой строгостью скрывается доброе сердце.

Леди Элизабет, выпрямившись, сидела в своем кресле. Она поставила перед собой стакан с мятной водой и время от времени выпивала из него по глоточку.

Лорд Артур выглядел более напряженным, чем обычно.

– Садись, – сказал он, когда Катрин вошла в комнату.

– Что случилось? – спросила девушка и посмотрела на серьезные лица своих родителей. – Я что-нибудь натворила?

Как по приказу, оба отрицательно покачали головой.

– Тебе скоро будет восемнадцать лет, Катрин, ты уже взрослая женщина, а не ребенок больше.

Катрин кивнула.

– Я знаю, отец, знаю это лучше, чем ты думаешь.

Лорд Артур посмотрел на нее, потом вздохнул и продолжил:

– Пришло время тебе выйти замуж.

– Как?

Лорд Артур снова вздохнул, обменялся взглядом с женой и положил свою руку на руку Элизабет.

– Сэр Болдуин Гумберт попросил вчера твоей руки, мы решили принять его предложение, Катрин, через месяц ты станешь его женой.

– Никогда.

Катрин вскочила так резко, что стул упал на пол.

– Я никогда не выйду замуж за сэра Болдуина, скорее, я заключу соглашение с самим сатаной.

Элизабет погладила руку дочери.

– Успокойся, деточка, на свете есть гораздо более худшие вещи, чем брак с Болдуином Гумбертом.

Но Катрин не хотела успокаиваться. Она гневно топала ногой, как маленький ребенок.

– Я никогда не успокоюсь, и я никогда не выйду замуж за Болдуина Гумберта, – крикнула она.

– Хватит.

Голос лорда Артура прозвучал как удар грома. Катрин вздрогнула.

– Ты сделаешь то, что мы тебе говорим. Земли Гумбертов граничат теперь с нашими владениями.

– Ты хотел сказать земли Арденов, – возразила Катрин. – Поля и леса, которые Гумберт украл у Арденов.

Лорд Артур пожал плечами.

– Не все на свете справедливо, страна пережила тяжелые времена, и сэр Гумберт стал нашим соседом, если ты выйдешь за него замуж, то все споры о границах наших владений окончатся. Твои дети будут самыми богатыми людьми во всем Ноттингемском графстве.

– Ты хочешь выдать меня замуж за этого мерзавца только для того, чтобы он не воровал больше наш скот с полей, ты хочешь променять свою единственную дочь на пару овец и коров.

– Не говори так, – попросила Элизабет. – Ты хорошо знаешь, что мы любим тебя и желаем тебе счастья. Сэр Болдуин богат, у тебя ни в чем не будет недостатка, и он могуществен, у него место в парламенте от Ноттингема. Мы не можем больше жить с ним во вражде.

– Вы хотите выдать меня замуж за этого негодяя.

Катрин нагнулась за упавшим стулом, подняла его, уселась и тряхнула головой.

– Я не могу в это поверить – мои родители, которые утверждают, что любят меня, хотят выдать меня за самого отъявленного негодяя во всем графстве.

– Катрин, ты леди, а не дочка мелкого лавочника, речь идет не о чувствах и привязанности, люди нашего круга заключают брак ради того, чтобы умножить состояние. Сэр Болдуин пуританин, а пуритане при Кромвеле имеют большой вес.

– Пуританин, ха! Болдуин – лицемер, ни больше, ни меньше, он пересыпает свою речь цитатами из Библии, но сам в нее не верит. Он говорит, что его душа трепещет при мысли о Боге, но я очень сомневаюсь в том, что у него вообще есть душа. Каждый день он одевается только в черное, не позволяет себе даже самого мелкого украшения, он ненавидит танцы, он запретил даже майское дерево, во всех своих владениях он запретил даже по большим праздникам петушиные бои или травлю быков. Он велел прогнать палками со своего двора бродячих актеров, он никогда не ходит в театр, держится вдали от всех празднеств, он презирает женщин и считает красоту работой дьявола, даже светскую музыку в своем доме он не терпит. Его служанки должны петь только церковные псалмы, если они этого не сделают, то он обзовет их шлюхами и кулаками выгонит из дома.

– Сэр Болдуин Гумберт влиятельный богобоязненный человек, может быть, в некоторых вещах он немного строг, но строгость еще никогда никому не вредила.

Лорд Артур резким движением взял маленький графин и налил себе стакан портвейна и одним глотком опустошил его.

– Большинство мужчин, влюбившись в женщину, меняются, – они становятся мягче, снисходительнее и терпимее. Ты молода, красива, и ты вполне можешь сделать из сэра Болдуина Гумберта приятного спутника жизни. Используй эти шансы, потому что он очень влюблен в тебя, – пояснила леди Элизабет и также налила себе стакан портвейна.

– Чувства сэра Болдуина мне полностью безразличны! – закричала Катрин и снова вскочила со стула. – Я не могу просто поверить, что вы можете обращаться со своей единственной дочкой, как с рабыней на рынке в Генуе.

Она расправила плечи, подняла подбородок и отбросила свои длинные локоны на спину. Вид у нее стал чрезвычайно высокомерным и упрямым.

– Делайте что хотите, но я никогда не стану женой сэра Болдуина, вы слышите, никогда.

– Нет, ты ею будешь, даже если мне придется за волосы тащить тебя к алтарю, – разозлился Артур Журдан. – Я твой отец, и твой долг слушаться меня, и я советую тебе хорошо обдумывать свои слова.

– Никогда! Никогда я не стану женой сэра Болдуина, скорее, я умру.

Катрин повернулась и заспешила к двери, подойдя к ней, она еще раз обернулась и сказала с большой гордостью:

– Впрочем, вы не можете выдать меня замуж за сэра Болдуина, я уже обещана другому, тому, кто сделал меня женщиной этой ночью.

– Что?

Теперь уже лорд Артур так резко вскочил, что стул за ним упал.

– Что ты сказала?

– Я больше не девственница.

Слова прозвучали как удар грома, предвещающий грозу. Леди Элизабет вскрикнула и прикрыла рот ладонью.

Ее широко раскрывшиеся глаза с ужасом смотрели на Катрин.

– Ты шлюха! Ты нас обесчестила!!! – заорал лорд Артур, подбежав к дочери. Он размахнулся и влепил Катрин такую пощечину, что щека у нее мгновенно стала красной.

– Артур! – восклицание леди Элизабет последовало как эхо за ударом.

Какое-то время Катрин стояла в каком-то оцепенении. Ее глаза с изумлением и яростью смотрели на отца, затем она резко повернулась и выскочила из комнаты. Лорд Артур беспомощно смотрел вслед дочери.

– Ты слышала, что она сказала? – спросил он жену. – Ты это слышала?

– Прекрати кричать, Артур, слугам не следует все это слышать.

– Это все, что ты мне скажешь?

Леди Элизабет пожала плечами, робкая улыбка осветила ее лицо.

– Она твоя дочь, Артур. Что ты ожидал? Что она подчинится?

– По крайней мере я ожидал, что она проявит некоторый разум, она должна видеть, какие выгоды принесет брак с сэром Болдуином.

– Она еще молода, и любовь, Артур, для нее важнее всего на свете. У нее еще есть идеалы, подумай о том, какими были мы, кроме того, она не реагировала бы так остро, если бы знала всю правду.

– Тем не менее, она должна была подчиниться, и она выйдет замуж за Болдуина Гумберта, и вот тогда она сможет делать все, что захочет. Если она не подчинится, я запру ее в монастырь, пусть лучше Дэвид или Джонатан унаследуют землю, чем она принесет ее в качестве приданого какому-нибудь бродяге.

При мысли о сыновьях лицо его напряглось.

– Дэвид как старший является главным наследником, Джонатан также имеет право на свою часть, если Катрин не хочет свою долю. Иначе она не совершила бы этого поступка. Пожалуйста, пусть становится монахиней, вот так просто, она уже женщина и будет лучше, если ей придется привыкнуть к послушанию.

Элизабет покачала головой.

– Артур, она сказала, что больше не девственница, ты что, забыл? И если это верно, а я уверена в этом, то сэр Болдуин не захочет жениться на ней.

– Ерунда, она солгала, конечно, она еще девственница, она своевольна, но не глупа, она знает цену своей добродетели.

– Ты прав, она действительно не глупа, и именно поэтому я верю, что она уже женщина, она любит молодого лорда Ардена, и Катрин точно знает, что нет никакой возможности выйти за него замуж, поэтому она позволила ему обесчестить себя, она хочет вынудить тебя разрешить ей вступить в этот брак.

– Брак со жнецом, ха! – Лицо сэра Артура покраснело.

Элизабет встала и подошла к мужу. Она положила руку ему на плечо и сказала:

– Кассиан Арден достойный человек, его несчастье только в том, что он беден.

– Его несчастье в том, что он католик, а его отец был роялистом. Ни Кассиан, ни его отец не захотели идти в ногу со временем, они упрямо держались за старое и потеряли из-за этого все свое состояние. Отдать мою единственную дочь такому жалкому бедняку? Нет, Элизабет, я останусь при моем решении: или Катрин выйдет замуж за сэра Болдуина, или пойдет в монастырь.

– Ты уже забыл, Артур, что она больше не девственница, – напомнила Элизабет.

– Есть знахарки, наполовину ведьмы, живущие в лесу, какая-нибудь из них, наверняка, знает средство, чтобы скрыть потерю девственности.

– При условии, что Катрин не беременна.

– Она больше не увидит Кассиана Ардена, – Артур сжал кулаки. – Пусть только осмелится показаться мне на глаза. Он обесчестил мою дочь, чтобы хитростью пробраться в дом и таким путем получить мое состояние. Мы, лорды Журданы, должны платить своими собственными землями за то, что его когда-то ограбили. Такого я не потерплю!

– Не волнуйся так, Артур, пожалуйста, успокойся. Кроме того, ты не справедлив к Арденам. Они столетиями жили по соседству с Журданами и были их хорошими друзьями.

Элизабет снова налила стакан портвейна и протянула его мужу. Он выпил его залпом и вытер рот рукавом богато расшитого камзола.

– Я еще с ней поговорю, – пообещала Элизабет. – Может быть, мне удастся ее образумить.

– А теперь будь разумной, девочка!

Элизабет уже не знала, сколько раз она повторила эти слова Катрин.

– О, я разумна, даже очень разумна, так разумна, что я отказываюсь выйти замуж за самого отъявленного мерзавца во всей Англии.

Элизабет вздохнула. Она села рядом с Катрин, наклонилась вперед и взяла дочь за руку.

– Катрин, а теперь послушай меня внимательно, клан Журданов не особенно большой, чтобы сохранять и приумножать свои владения. Мы должны заключать брачные союзы, уже наши матери и бабушки не могли выйти замуж за того, кого они любили, а только за того, чье состояние и титул могли их поддержать. Тебе тоже придется подчиниться этому правилу. Возможно, сэр Болдуин и не совсем настоящий джентльмен, но у него есть свои преимущества.

– Я не знаю за ним ничего такого, что могло бы считаться достоинством, – холодно возразила Катрин.

Элизабет вздохнула, встала, ее взгляд стал отрешенным, лицо помрачнело. Казалось, что в одно мгновение она внезапно постарела.

– Мама? – Катрин забеспокоилась, подошла к ней и почувствовала вдруг уколы совести. Нет, она совсем не хотела причинять родителям никакого горя, но то, что они требовали от нее, было чем-то невозможным.

– Ну хорошо, я все расскажу, – сказала Элизабет и посмотрела Катрин прямо в глаза.

– Мы не богаче, чем лорд Арден. Мы хотели скрыть это от тебя, Дэвида и Джонатана, чтобы не обременять вас нашими заботами.

– Что ты говоришь? – в ужасе спросила Катрин.

– Благородство не всегда вознаграждается, мое дитя.

– Мама, расскажи, что случилось.

– Во времена Гражданской войны твой отец укрывал нескольких преследуемых роялистов в нашем маленьком охотничьем домике. Сэр Болдуин узнал об этом, и с тех пор он шантажирует твоего отца. Только один Бог знает, сколько скота и лугов мы уже отдали ему. Вчера на празднике у Лоренсов он попросил твоей руки. Он пообещал, что если ты станешь его женой, то тогда он оставит нас в покое, если ты этого не сделаешь, то донесет на твоего отца в парламент в Ноттингеме и мы лишимся половины нашего состояния. Уже сейчас сэр Болдуин отобрал у нас все, что только можно, твой отец отдавал ему все, что только тот просил. Он делал это потому, что не хотел опорочить имя Журданов, не хотел, чтобы Дэвида постигла судьба Кассиана Ардена, о Джонатане я не хочу сейчас и думать. Если ты не станешь его женой, только Бог знает, что тогда произойдет. Выйди за него замуж, Катрин, я заклинаю тебя, выйди замуж за сэра Болдуина Гумберта. Ты одна держишь в руках судьбу Журданов.

Катрин побледнела, ее руки нервно мяли ткань платья, взгляд ее был устремлен вдаль. Какое-то время обе женщины молчали. Наконец Катрин тихо сказала:

– Как бы охотно я ни желала всем нам помочь, мама, я этого не могу, я никогда не смогу выйти замуж за сэра Болдуина Гумберта. Нет, так нельзя. Как смогу я прожить даже один-единственный день с человеком, который принес гибель как моему любимому, так и моей семье. Кто-нибудь должен призвать его к ответу. Кто-нибудь должен положить конец его подлым махинациям. – Она сглотнула. Слезы, которые она больше не могла сдержать, заструились по ее щекам. – Я знаю, чем я обязана вам, мама, и именно поэтому я не выйду за него замуж, нельзя еще раз позволить растоптать гордость и честь, которые связаны с нашим именем, лучше быть бедными и достойными, чем богатыми, но обесчещенными.

– Ты говоришь как настоящая леди, Катрин, – ответила Элизабет и улыбнулась. – Ты была воспитана, как леди, ты знаешь о гордости, достоинстве и чести, но родители не хотят и не могут поставить на кон счастье своих детей, они отвечают за вас, они должны расчистить вам путь в жизни, прости своего отца и меня, что мы хотели выдать тебя замуж за Гумберта.

Опять обе женщины некоторое время помолчали, на этот раз в полном согласии друг с другом, потом Элизабет спросила:

– Ты любишь Кассиана Ардена, не так ли?

Катрин улыбнулась, но потом возразила:

– Нет, мама, это больше, чем любовь, я принадлежу ему, все, чем я владею, я подарила ему: мое тело, мое сердце и мою душу. Он часть меня, которая принадлежит мне, как мои руки или ноги, без него я не могу и не хочу жить, он мне нужен как воздух, без него я почти мертва, но если мы вдвоем, то мы больше, чем просто два человека.

– Я понимаю тебя, Катрин, я понимаю тебя очень хорошо, но как ты предполагаешь с ним жить, у него ничего нет, кроме того, что на нем.

Катрин отмахнулась.

– Мне все равно, мама. Мне ничего не нужно, только он, Кассиан.

Элизабет встала и подошла к окну. Она выглянула в сад, посмотрела на цветник, понаблюдала за птицей, которая с распростертыми крыльями поднималась к небу и чья тень, как крест, падала на землю.

– Неужели это знак? – спросила она саму себя. – Неужели эта тень креста – знак?

Она медленно вернулась на середину комнаты и положила руку на плечо Катрин.

– Он сделал тебя своей женой, не так ли? Ты не солгала, когда сказала, что больше не девственница?

Катрин кивнула.

– Я знала, что вы никогда не позволите Кассиану стать моим мужем. Принести ему в жертву добродетель было единственным средством убедить вас в нашей любви.

Элизабет вздохнула.

– Я понимаю тебя, малышка, понимаю тебя лучше, чем ты, вероятно, думаешь, и я также очень любила твоего отца, и мои родители также хотели выдать меня замуж за другого.

Она тихо рассмеялась.

– Но нам в конце концов удалось переубедить их. Хотя мысль позволить ему обесчестить меня и тем самым добиться согласия моих родителей на наш брак тоже приходила мне в голову.

Катрин взглянула на мать и улыбнулась ей, потом она поднялась и обняла Элизабет.

– Я люблю тебя, мама.

– Я также тебя люблю, малышка, твоего отца, Дэвида, Джонатана и тебя, больше, чем я могу выразить это словами.

Катрин встала на колени и уткнулась лицом в складки платья матери. Она наслаждалась материнской рукой, которая гладила ее волосы.

– Что же нам теперь делать? – после недолгого молчания спросила она.

Элизабет взяла Катрин за подбородок и заглянула ей в глаза.

– Я действительно не знаю, Катрин. Может быть, тебе и вправду имеет смысл сначала пойти в монастырь только на время, на год, вероятно. Ты знаешь, чудеса не приходят как по приказу, но год большой срок, может многое произойти. Мы скажем сэру Болдуину, что ты должна окончить своё образование, поэтому и отправляем тебя в монастырь, чтобы он получил совершенно подходящую жену, таким образом мы выиграем время.

– А Кассиан? Я не могу оставить его одного. Я ему нужна. Я все, что у него есть.

– Будет лучше, если он тебя забудет, а ты его. Ты не можешь стать его женой, даже если он познакомил тебя с радостями физической любви. Забудь его, Катрин. Ты не создана для того, чтобы вести жизнь жены простого жнеца.

Катрин покачала головой.

– Я не смогу его забыть, даже если бы и хотела. Я люблю его больше, чем свою жизнь, и согласна с любыми лишениями, только бы быть с ним вместе.

Элизабет кивнула.

– Я знаю, малышка, что ты его любишь, используй год в монастыре, чтобы проверить, выдержит ли эта любовь испытание временем, за год может многое произойти, я это уже говорила.

Она смотрела на дочь, при этом обдумывая ситуацию. Ей нужно действовать быстро, она знала это. Каждый час, который Катрин остается здесь, может принести новую беду. Надо быстро сделать то, что необходимо. Элизабет хорошо знала свою дочь – если она увидит Кассиана ещё хотя бы один-единственный раз, все будет напрасно и мести сэра Болдуина уже не избежать.

– Маргарет придет, чтобы помочь собрать вещи, – объяснила Элизабет. – Через два часа будет готова карета, чтобы отвезти тебя в монастырь святой Екатерины.

– Что? Так быстро, я не могу, мама. Я должна проститься с Кассианом. Он должен знать, где я. Я ему это обещала.

Элизабет покачала головой.

– Ты можешь послать ему сообщение, на прощание друг с другом у вас нет времени. Впрочем, я не думаю, что отец тебе это позволил бы, для него Кассиан Арден – человек, который преждевременно похитил добродетель его единственной дочери.

В это мгновение раздался стук в дверь, и лорд Артур вошел в комнату.

– Ну? – спросил он. – Ты подумала? Выйдешь за сэра Болдуина добровольно или же я должен буду тащить тебя к алтарю за волосы?

Катрин покачала головой.

– Успокойся, Артур, – сказала Элизабет. – Мы нашли другое решение. Катрин на год отправится в монастырь, чтобы окончить свое образование. Она отправится туда сегодня же. Сэр Болдуин, в этом я уверена, против этого ничего не сможет возразить. Ему нужна жена, которой он будет гордиться, как дорогим украшением, блистательно воспитанная жена с безупречными манерами.

Лорд Артур согласно кивнул.

– Твоя мать чрезвычайно умная женщина, – сказал он, повернувшись к Катрин. – Я могу тебе только посоветовать брать с нее пример. Если ты через год будешь готова выйти замуж за сэра Болдуина Гумберта, то сможешь вернуться и вести жизнь уважаемой леди, если же монастырская жизнь не просветит твой разум, тогда ты примешь пострижение навсегда. Это мое последнее слово.

 

Глава 3

На ярмарочной площади Ноттингема царило оживление. Торговцы за прилавками громко расхваливали свой товар.

– Свежая рыба, люди, купите свежую рыбу!

– Здесь самые крупные яйца во всем Ноттингеме.

– Молодой человек, купите бант для вашей невесты, я уступлю вам за сходную цену.

– Свиные ножки всего за четыре фунта и к ним еще свиные хвостики в придачу.

Служанки громко торговались с лавочниками, молодые подмастерья толкались у прилавка оружейника, рассматривая его товар. Мошенники, предсказатели, цирюльники, танцовщицы – каждый на свой манер развлекал народ на ярмарочной площади.

Небо сияло голубизной, теплый воздух соблазнял молодых девушек одеваться в более легкие платья и украшать себя цветными бантиками.

– А теперь пойдем, не стесняйся, давай немного повеселимся.

Дэвид Журдан, брат Катрин, нетерпеливо потянул за рукав стоявшего рядом с ним Кассиана Ардена.

Кассиан выглядел совершенно отрешенным. Его выражение лица совсем не подходило к веселой толкотне вокруг него.

– У меня, честно говоря, нет времени для веселья, – нерешительно сказал он. – Лучше мне вернуться на поля и работать, сэр Болдуин строгий хозяин, который не оставляет своим работникам ни одной свободной минуты.

– Завтра праздник, Кассиан, завтра Вознесение. Никто сегодня не работает уже после обеда, даже люди сэра Болдуина. Грехом было сегодня взять серп в руки, пойдем повеселимся.

Дэвид продолжал тянуть его за рукав, и Кассиан позволил ему отвести себя к ступенькам, на которых уже сидели несколько молодых людей, расхваливающих красоту каждой женщины, проходившей мимо.

– О, красотка из красоток, придвинь ко мне свое ушко, чтобы я мог нашептать тебе любезности, – пристал Дэвид к хорошенькой дерзкой служанке, пробегавшей мимо с полной корзинкой.

– Берегись, чтобы я не забросала твои уши гнилыми яйцами, – резко ответила девушка. Молодые люди рассмеялись и хлопнули себя по ляжкам.

Но мимо пробегала уже следующая девушка, к которой уже пытались пристать молодые люди, однако женскому населению Ноттингема не надо было лезть за словом в карман. И площадь буквально сотрясалась от смеха и всеобщего веселья.

– Пойдем, Кассиан, – взволнованно крикнул Дэвид и вытащил у пробегавшей мимо цветочницы одну фиалку из букета. – Теперь твоя очередь, ты должен спеть песню о красоте женщин. Мы хотим к ним подольститься. Давай начинай.

Кассиан прислонился к стене, вымученная улыбка появилась на его губах, но он отмахнулся.

– Я плохой стихоплет, – выдавил он. – А льстить я вовсе не умею.

Он думал о Катрин. Он видел ее в каждой проходившей мимо девушке. Она подарила ему себя прошлой ночью. Теперь она принадлежала ему навсегда. Гордость переполняла его. Большая гордость, потому что он точно знал, что значило для девушки ее сословия подарить себя мужчине до брачной ночи.

«Она любит меня без всякой меры, – думал он, задыхаясь от счастья. – А я… я люблю ее больше, чем мою жизнь. Кассиан и Катрин. Катрин и Кассиан».

– Песню, спой песню, или тебя совсем не привлекает красота женщин, – приставал Дэвид.

– Есть только одна, чья красота меня трогает, – ответил Кассиан, но Дэвид не сдавался.

– Забудь Катрин, забудь ее хоть на один день, посмотри вокруг и порадуйся на красные щеки служанок, пышные груди кормилец и крепкие руки прачек. Они красивые эти женщины, только посмотри, Кассиан, жизнь прекрасна.

Кассиан вздохнул. Однако он взял из рук своего друга фиалку и бросился к бойкой юной крестьянке, которая тащила в руках громко орущего петуха, и сказал, протягивая ей цветок:

– Дорогая, я насмерть влюбился в вашего петуха, дайте мне его в жены за этот голубой цветок, прислушайтесь, королева петухов, к моей просьбе, иначе я умру.

Молодые люди расхохотались и от веселья подбросили в воздух свои шляпы.

– Кассиан, разбивающий сердца петухам, – орали они.

Бойкая крестьяночка вырвала цветок из руки Кассиана, вынула яйцо из кармана и сказала, хихикая:

– Петух уже обещан другому господину, но я дарю вам его дочку, держите.

– Громадное спасибо, принцесса петухов, госпожа над всеми яйцами, – Кассиан поклонился, но когда он выпрямился, его взгляд упал на карету, быстро проезжавшую мимо. Шутливые слова замерли у него на языке, глаза широко раскрылись.

– Катрин! – крикнул он. – Катрин, подожди!

Но кучер хлестнул лошадей, и хотя Кассиан бежал вслед за каретой так быстро, как только мог, экипаж вскоре исчез, оставив после себя тучу пыли. Кассиан остановился, задыхаясь.

Он все еще с ужасом смотрел вслед карете, когда к нему подбежал Дэвид.

– Это была Катрин. Куда она поехала?

Дэвид посмотрел на друга.

– Извини, что я тебе не сказал. Мне строго-настрого приказали молчать. Катрин уже сегодня будет в монастыре.

– В монастыре. Почему? Почему она мне об этом не сказала?

– Она сама не знала. Это решили только сегодня утром.

– Как? Что случилось, Дэвид? Скажи мне, я должен знать, что произошло.

Голос Кассиана был таким настойчивым, а взгляд испуганным, что сердце Дэвида наполнилось состраданием к другу. Он знал о любви Кассиана и Катрин, о любви, перед которой он испытывал уважение, потому что она казалась ему больше и глубже, чем у других людей. Кроме того, Кассиан был его лучшим другом, хотя отец, лорд Артур, не одобрял этой дружбы. Но Дэвиду было все равно, что Кассиан католик, а его семья принадлежит к Англиканской церкви. Так или иначе, есть только один Бог, и как в него верить, совершенно безразлично, главное – быть достойным человеком, твердо соблюдающим десять заповедей, таково было мнение Дэвида, и поэтому он ответил честно:

– Сэр Болдуин Гумберт попросил руки Катрин.

– Что? Как? Что ты сказал? – голос Кассиана с каждым словом становился все громче.

– Это произошло вчера на празднике в соседнем графстве.

– А что ответил на это лорд Артур?

Дэвид смущенно уставился в землю и поковырял кончиком сапога в трещине между камнями мостовой.

– Что он мог сделать?

Кассиан схватил Дэвида за плечи и встряхнул его.

– Дэвид, ради Бога, говори. Что произошло? Что решил лорд Артур? И куда отослали Катрин? В какой монастырь?

Дэвид высвободился из сильных рук Кассиана, затем ответил:

– Мой отец согласился, Катрин пообещали сэру Болдуину Гумберту.

– О Господи! Только не говори, что это правда.

– Правда, если бы все было по воле сэра Болдуина, то они бы уже сегодня стояли перед алтарем, но Катрин заартачилась, она даже заявила, что была с тобой, что ты стал ее мужем.

– Нет!

– Говорю тебе, что сказала.

Кассиан смотрел в направлении, в котором исчезла карета, и не знал плакать ему или смеяться. Плакать, потому что женщина, которую он так любил, не была больше рядом с ним, или смеяться, потому что она так решительно отказалась выйти замуж за другого.

– Отец вне себя от гнева на тебя, он назвал тебя бесчестным. Бесчестным и подлым, как будто ты переспал с его кошельком.

Кассиан кивнул.

– Я не могу его в этом винить, рассказывай дальше, повтори мне каждое слово, я должен все знать, Дэвид.

– После признания Катрин и ее упорного отказа выйти замуж за сэра Болдуина моей матери пришла в голову одна идея, отослать Катрин на один год в монастырь. – Дэвид улыбнулся и чуть смущенно развел руками. – Ты знаешь, моя мать немного сентиментальна, она думает, что за один год многое может произойти. Я так понимаю, что она просто оттягивает срок замужества Катрин. Мать заявила, что Катрин должна окончить свое образование, чтобы стать достойной женой сэра Болдуина.

– Но почему сэр Артур принял предложение сэра Болдуина?

Кассиан непонимающе покачал головой.

– Объясни мне, любой знает, какой сэр Гумберт мерзавец, а твой отец – человек чести, и честь его рода для него превыше всего.

Дэвид пожал плечами и смущенно посмотрел в сторону.

– Во время войны мы укрывали в охотничьем доме несколько преследуемых роялистов. Это была молодая семья – муж, его жена на последнем сроке беременности и двое маленьких детей. Она болела, у нее была лихорадка, не мог же отец их прогнать как бешеных собак. Мы принадлежим к Англиканской церкви и живем по правилам Святого Писания: люби своего ближнего, как самого себя. Что же нам было, нарушать евангельские заповеди?

– Нет, конечно, нет. Роялисты, католики, протестанты – все мы христиане, люди, англичане.

– А вот у сэра Болдуина другое мнение. Он вынюхал, что мой отец прятал эту семью в охотничьем домике, посылал к ним врача и повитуху. Теперь он его шантажирует: или он получит Катрин в жены, или он доложит парламенту в Ноттингеме, к которому он и сам принадлежит, что сделал мой отец. Ты знаешь, что это значит.

– Кто знает это лучше меня? Твоему отцу подобный акт милосердия к ближнему будет стоить половину его состояния.

– Теперь ты тоже знаешь, почему лорд Артур дал согласие на это предложение. Конечно, ему самому плохо от мысли, что придется отдать любимую дочку этому негодяю. Мы должны радоваться, что нашей матери пришла в голову эта удачная идея – немного потянуть время, отправив Катрин на один год в монастырь, но это еще не все…

Дэвид еще не договорил фразу до конца, как Кассиан его перебил, сказав:

– Я должен с ней поговорить. Я должен хоть один раз поговорить с Катрин. Ты понимаешь, Дэвид. Она должна знать, что я сделаю все, чтобы избавить ее от брака с сэром Болдуином и от жизни в монастыре.

Дэвид покачал головой.

– Я не могу помочь тебе, Кассиан, не повредив моей семье, пожалуйста, не дави на меня больше.

– Дэвид, ты должен мне помочь, ты не можешь допустить, чтобы я и Катрин расстались возможно навсегда, даже не простившись друг с другом. Ты не можешь быть таким бессердечным, пожалуйста, Дэвид.

Молодой лорд Журдан тяжело вздохнул. Сердце разрывалось от противоречивых чувств. Разве не он только что сбежал из замка, чтобы не видеть слез Катрин и не слышать ее плача по Кассиану? Разве не он всегда уважал их любовь? Ему не хотелось принимать вину на себя. Он не хотел быть виноватым ни перед этой любовью, ни перед своим лучшим другом, ни перед своей дорогой маленькой сестренкой, но он должен думать также о Джонатане. Если бы его не было, жизнь была бы намного беднее, но, вероятно, и легче тоже. Дэвид запретил себе подобную мысль, потому что он чрезвычайно любил своего маленького брата.

– Катрин и сопровождающие ее люди по приказанию отца переночуют сегодня на постоялом дворе «У Белого Оленя». Возьми лошадь, Кассиан, и поезжай в направлении Лейчестера, через двадцать миль будет этот постоялый двор. Но будь осторожен: Катрин сопровождают двое вооруженных слуг. У них строгий приказ следить за тем, чтобы никто и ничто не помешало ей уже завтра прибыть в монастырь святой Екатерины, где ее и передадут сестрам.

– Спасибо, Дэвид.

Кассиан хлопнул друга по плечу, но затем его лицо снова помрачнело.

– Что еще?

– У меня нет денег, чтобы нанять лошадь, а у самого ни одной больше не осталось…

– Возьми моего жеребца, ты его знаешь. Он стоит в наемной конюшне, вниз по этой улице.

– Спасибо тебе, Дэвид. Спасибо тебе не только за твоего жеребца, но также за твою дружбу.

– Ладно, ладно.

Дэвид отмахнулся.

– При случае ты меня отблагодаришь.

Он покопался в карманах и вытащил маленький кожаный кошелек.

– На, возьми, – сказал он. – Здесь немного, только около двадцати фунтов, но тебе этого хватит на первый случай.

Кассиан немного стеснялся брать деньги, но, подумав о своих пустых карманах, он, помедлив, взял кошелек и сунул его в карман.

– Спасибо, Дэвид, один Бог знает, как я тебе благодарен. Будь уверен, что однажды я отплачу тебе за твою дружбу и с процентами.

Друг рассмеялся.

– Храни меня от этого небо. Поторопись, карета уехала.

Меньше чем через полчаса Кассиан на черном жеребце Дэвида миновал рыночную площадь и выехал через городские ворота на дорогу к Лейчестеру. И сразу же помчался изо всех сил. Он пришпоривал и пришпоривал коня. Кассиан не обращал внимания на то, что конь начал задыхаться. Только тогда, когда он увидел пену на его морде, он сделал короткую передышку и повел коня к ручью. Он напоил его, выпил сам несколько пригоршней воды, чтобы утолить жажду, потом поехал дальше. Кассиан не останавливался, чтобы поесть или отдохнуть. Он отдохнет только тогда, когда будет знать, что увидел Катрин и поговорил с ней.

Он ехал по английским дорогам, слепой ко всем красотам, высматривая только карету любимой. Солнце медленно садилось, освещая зеленые луга последним золотым лучом. Вдруг из-за поворота дороги наконец показалась карета.

Кассиан охотнее всего завопил бы от радости, но он придержал коня, стряхнул пыль с куртки и поскакал легкой рысью. Проезжая мимо кареты, он бросил взгляд в окно и увидел Катрин. Ее вид пронзил ему сердце. Она сидела, откинувшись на подушку и закрыв глаза. Ее лицо было заплаканным, нос красным, веки распухшими. Более всего он хотел бы остановить карету, чтобы обнять и утешить любимую, но он овладел собой. Если он хотел поговорить с Катрин, то необходимо быть хладнокровным и рассудительным.

Кассиан знал, кто сопровождает Катрин. Он узнал по униформам с городскими гербами двух стражников из Лейчестера. Они, вероятно, были слугами советника, может быть, даже стражниками. Кассиан отметил и ножи с мушкетами, которые лежали рядом с ними, и их униформу с цепями, да и сами они выглядели очень суровыми. Плечи у них были широкими, и их большие руки, казалось, привыкли вязать преступников.

«Лорд Артур обо всем позаботился и не хотел никаких глупых случайностей», – с уважением подумал Кассиан.

– Эй, всадник, – крикнул один из стражников из открытого окошка кареты. – Что ты уставился? Поезжай дальше. Тебе здесь не на кого засматриваться.

– Я только хотел спросить у вас – не знаете ли вы постоялого двора поблизости, моя лошадь устала, надо бы где-нибудь остановиться на ночлег, – вежливо сказал Кассиан.

В то время как один из них строго осматривал его с ног до головы, второй все объяснил.

– В миле отсюда есть постоялый двор «У Белого Оленя», мы сами там переночуем, там не лучшее место, но довольно чисто.

Кассиан поблагодарил и отъехал от кареты. Он почувствовал облегчение от того, что Катрин настолько устала, что не проснулась во время их короткого разговора. Он боялся, что она так сильно обрадуется, что выдаст его. Оставаться неузнанным было для него крайне важно, потому что в голове у него созрел план.

Нет, он совсем не был доволен тем, что ему придется ждать Катрин целый год. Это слишком долго, она нужна ему каждый день, каждый час, даже каждую минуту. Не видеть ее целый год, нет, он этого не перенесет, да и кто знает, что может случиться за этот год. Вряд ли его ситуация изменится в лучшую сторону. Вряд ли он сможет стать достойным по богатству женихом, и вместо него сэр Болдуин Гумберт женится на Катрин, нет, такого Кассиан не мог допустить ни при каких обстоятельствах.

Он сделает все, лишь бы его любимая избежала такой судьбы. Как только он подумал о том, что сэр Болдуин положит свои гадкие руки на груди Катрин, подобные персикам, что его вечно мокрый рот прижмется к ее нежным теплым губам, и когда он представил строгую безрадостную жизнь его любимой в ханжеском пуританском доме, ему стало совсем не по себе. Она будет должна всю свою жизнь ходить в черных платьях, лишенная всех радостей жизни. Нет, так не будет, ведь Катрин любит все прекрасное, она жизнерадостная и темпераментная молодая женщина, и рядом с сэром Болдуином она просто зачахнет, как цветок без воды.

Нет, Катрин не должна ни плакать в монастыре, ни становиться женой сэра Болдуина. Катрин будет его женой, пусть не перед людьми, зато перед Богом. Она будет жить с ним и родит ему детей. Он позаботится о том, чтобы она ни в чем не испытывала недостатка. Сейчас нет, но скоро, очень скоро, в этом он был уверен, он сможет предложить Катрин все, что ей нужно для жизни.

 

Глава 4

Когда карета подъехала к постоялому двору «У Белого Оленя», Кассиан уже сидел за столом с тарелкой бобового супа и караваем хлеба перед собой.

Он сидел, наклонившись, так что волосы падали ему на лоб, закрывая часть лица. Стражники вошли на постоялый двор, один из них поддерживал Катрин, другой шел рядом, он и крикнул:

– Нам нужно две комнаты.

Хозяин, стоявший за стойкой, тут же предложил им эль, чтобы они могли утолить жажду после путешествия.

– Одну комнату для молодой леди, вторую для нас, кучер может переночевать в карете, – уточнил стражник.

– Всегда к вашим услугам, господа, все будет, как вы пожелаете. – И хозяин поставил перед мужчинами полные кружки, к которым они жадно припали.

В этот момент Кассиан уронил нож. Нож зазвенел, упав на каменный пол, и Кассиан нагнулся за ним под стол. Украдкой ему удалось поймать взгляд Катрин, которая, вздрогнув от звука, оглянулась и увидела его. Осторожно, чтобы не заметили стражники, он приложил палец к губам, призывая Катрин к молчанию.

Ее глаза широко распахнулись, и улыбка озарила лучом счастья ее заплаканное безутешное лицо.

Тем временем стражники из Лейчестера опустошили свои кружки.

Хозяин предложил Катрин стакан яблочного сока.

Она улыбкой поблагодарила его. Хозяин обернулся к мужчинам.

– Вы хотите есть? Я только что зарезал барана, хорошее свежее мясо, к нему есть бобы, ну как, вам подходит?

Мужчины кивнули.

– Леди поест в своей комнате, а мы можем устроиться здесь.

– Хорошо, господа.

Кассиан увидел, как он взял два ключа из связки, на одном стояла цифра три, на другом – четыре. Он протянул оба ключа стражникам и объяснил:

– Леди расположится в комнате номер три, это самая лучшая комната во всем доме, а вы будете спать в комнате номер четыре.

– Хорошо, хорошо, – кивнул суровый стражник, и Кассиан увидел, как они стали подниматься по узкой лестнице на второй этаж.

Кассиан доел свой обед, затем вышел во двор. Как можно незаметнее он обошел вокруг дома, надеясь на маленькое чудо: например, Катрин подойдет к окну, и он увидит, где находится комната номер три. Бог является Богом любви, на этот раз он также проявил милость.

Кассиан тихо свистнул только один раз, тут же занавеску отдернули, и он увидел Катрин. Она осторожно открыла окно.

– Кассиан, – тихо позвала она, но молодой человек прижал палец к губам.

– Говори тише, никто не должен нас слышать.

Катрин кивнула.

– Когда пробьет полночь, открой свое окно.

– Что ты планируешь, Кассиан? – спросила Катрин. Кассиан тихо засмеялся.

– Ты все скоро узнаешь, или же ты умираешь от желания провести следующий год за темными и холодными монастырскими стенами.

Катрин отрицательно покачала головой. Внезапно послышался шум. Дверь постоялого двора открылась, из нее вышел кучер.

– Это не вас я видел по дороге сюда? – дружелюбно спросил он и уселся на ступеньки, чтобы поболтать.

– Да, меня, я ехал из Ноттингема.

– Вы хотите тоже в Лейчестер?

Кассиан покачал головой. Он не знал, что отвечать, поэтому промолчал.

– Лейчестер похож на монастырь, – сказал кучер. – Все кишит монахами и монахинями, молодому парню вроде вас нечего там делать, или вы ищете работу. Каким ремеслом вы владеете?

Кассиан слегка улыбнулся.

– Я… – на мгновение он поколебался. – Я крестьянин, но хозяйство у нас очень маленькое, все получил старший, а я должен идти в город, чтобы поискать себе что-нибудь другое.

Кучер кивнул.

– В Лейчестере вы ничего не найдете. В городе одни рясы да дворяне из Шотландского Высокогорья, у которых конфисковали землю, каждый из них ищет работу.

– А куда бы вы пошли на моем месте? – спросил Кассиан кучера.

Тот осмотрел его с ног до головы.

– В Лондон, – ответил он наконец. – Куда же еще? Парень вроде вас может найти свое счастье только в Лондоне. Работы там полно и… – он ухмыльнулся. – А женщины там очень даже неплохие. В Лондоне вы получите все, что хотите.

Кассиан минутку помедлил, потом спросил:

– Лондон достаточно большой, чтобы в нем можно было вести уединенную жизнь?

Кучер удивленно приподнял брови.

– Вы в бегах? Что вы натворили?

Кассиан смущенно улыбнулся.

– Я обесчестил девушку, ее семья хочет заставить меня на ней жениться, а я, понимаете, еще слишком молод для такого шага.

– Ты прав, парень. Ты еще молод, сначала надо насладиться жизнью, ты прав.

Он весело засмеялся, потом стал серьезным.

– Не беспокойся, Лондон большой, тебя никто там не найдет. Ты же не отправишься в квартал аристократов, не так ли? Я советую тебе поискать пристанище в Сохо, местечко не для благородных, но зато там полно людей со всех концов страны и никто не спрашивает, откуда ты и почему оказался здесь.

Кучер кивком подозвал Кассиана подойти поближе, затем он прошептал ему на ухо:

– Девушки из Сохо знамениты своим искусством любви, пойди к «Черному Козлу», дом стоит на берегу Темзы, там ты найдешь все, что тебе нужно.

Кассиан помедлил.

– Я хотел бы развлечься, но соблюдая при этом некоторую честность.

Кучер сплюнул.

– Ты, парень, из деревни, не так ли? В Сохо также есть маленькие комнатки в приличных домах, где все тебя оставят в покое. Я думаю, что-то подходящее для себя ты обязательно отыщешь. Ты за словом в карман не лезешь, и у тебя сильные кулаки, такой молодой парень вполне может найти в Лондоне свое счастье.

Затем он, охая, поднялся, сложил пальцы крестом на счастье и пошел в направлении конюшни.

Кассиан задумчиво посмотрел ему вслед, затем развернулся и пошел в противоположном направлении, добрался до маленькой рощи и улегся под деревом, чтобы немного поспать.

Было уже темно, когда его разбудил крик неясыти. – Когда кричит неясыть, умирает человек, – пробормотал он себе под нос, но в тот же момент отмахнулся от этой мысли. – Сплетни старых кормилиц. Каждый час где-нибудь умирает человек. Вероятно, даже в эту минуту, и почти наверняка поблизости есть неясыть.

Он встал, подошел к маленькому ручью, что струился по краю рощи, набрал пригоршни воды и плеснул себе в лицо. Он фыркнул, затем попил, разгладил на себе одежду и медленно, крадучись, вернулся к постоялому двору.

В доме было тихо и темно. Факел перед входом был потушен. На верхнем этаже, там, где спали оба стражника, скрипнули деревянные ставни.

И во дворе, и в конюшнях царила тишина. Кассиан посмотрел на кучера, который улегся рядом со своими лошадьми на соломе и громко храпел.

Кассиан тихонько подошел к своему жеребцу, который приветствовал его негромким ржанием. Он нежно похлопал его по шее, перед тем как обмотать тряпками его подковы, чтобы приглушить топот копыт по булыжникам перед двором. Когда все было готово, он отвязал коня и подвел его прямо под окно Катрин.

– Стой тихо, – приказал он. – Не двигайся с места.

Конь опять тихо заржал, как будто понимал каждое слово.

Кассиан быстрым шагом вернулся во двор и осторожно взял лестницу, которая была прислонена к сеновалу. Он подтащил ее к дому и прислонил к стене. Ему повезло, лестница была достаточно длинная, так что он без всяких сложностей добрался до окна Катрин.

До этого он уже бросил маленький камешек и ждал, пока покажется Катрин. Она тихонько отворила окно и обрадованно проговорила:

– Кассиан, я надеялась, что ты придешь. О, я так надеялась.

– Тсс, тише, теперь я здесь, выбирайся из окна, дай мне руку, я тебе помогу.

Катрин подобрала юбку и взяла руку Кассиана. О, за эту руку можно было держаться всю жизнь. Рука была столь сильна, что одним ударом топора могла разрубать бревна, и одновременно такая нежная, что Катрин казалось – она может растаять в его руках, как лед на солнце.

Они еще не добрались до конца лестницы, находясь между небом и землей, как внезапно распахнулось окно комнаты, в которой отдыхали стражники.

– Ха, – крикнул суровый охранник. – Я это подозревал, стой, кому говорю, стой.

Изнутри комнаты послышался шум, быстрый топот сапог, грохот двери.

– Мы должны поторопиться, – выдохнул Кассиан и схватил Катрин. Страшно торопясь, он спустился вниз, поставил Катрин на землю, быстро отвязал жеребца, помог своей любимой забраться в седло, и сам прыгнул вслед за ней. В то же мгновение дверь постоялого двора распахнулась, и из нее выскочил второй стражник.

– Стой, – закричал он. – Стой, кому говорю.

Кассиан пришпорил коня, но охранник держал в руках мушкет и выстрелил вслед беглецам. Пуля задела плечо Кассиана. Он охнул, но еще крепче вцепился в поводья.

– Держись крепче, Катрин, – крикнул он и помчался так, как будто за ним гнались все черти преисподней.

Два часа они скакали галопом, и Катрин заметила, что лицо Кассиана все чаще искажается гримасой боли, он даже тихо стонет.

– Что с тобой, Кассиан? – спросила она.

– Мое плечо. Выстрел задел меня, рана горит и причиняет мне боль.

– Почему ты ничего мне не сказал раньше? Мы должны остановиться, Кассиан. Мы должны перевязать твою рану.

Кассиан покачал головой.

– Нет, у нас нет времени, мы должны как можно быстрее миновать Лейчестер. Стражники позаботятся о том, чтобы тебя разыскивали.

– А куда мы, собственно говоря, едем? – спросила Катрин. – Ты так внезапно появился на постоялом дворе, и меня охватило такое счастье, что я готова была последовать за тобой на край света. Я даже не знаю, что…

Кассиан коснулся поцелуем шелковистых ароматных волос.

– Я знаю, моя любимая, и поехал бы на край света, чтобы защитить тебя от горя, но сначала наш путь ведет в Лондон.

– Так далеко! Что мы будем там делать?

– Мы будем там жить, я найду себе работу, может быть, в конторе богатого купца, может быть, в порту. Темза ведет прямо к большим гаваням, которые лежат у моря и из которых корабли отплывают во Францию, Германию или Испанию. Я уверен, я найду там работу.

– Где мы будем жить?

– Сначала я сниму дешевую комнатку, а позднее мы, вероятно, найдем себе небольшой домик, мы будем жить как муж и жена.

– Но мы не женаты.

– Ты права и до твоего совершеннолетия, пока тебе не исполнится двадцать один год, нам требуется согласие твоего отца.

– Остановись, – попросила Катрин. – Пожалуйста, остановись.

Ее голос звучал так умоляюще и ее плечи так дрожали от подавляемых рыданий, что Кассиан тут же придержал лошадь и остановился. Они находились посереди дороги, ведущей к Лейчестеру, было еще темно, но на горизонте уже показалась серая полоска, предвещавшая рассвет. Кругом царила тишина, только один слишком ранний петух закукарекал в ближайшей деревне. Слева от дороги лежали поля, за которыми виднелись крошечные деревеньки с хижинами из дерева и кирпича, домики лепились на холмах, словно игрушечные.

Справа от дороги лежал лес, глубокий темный лес, который в тусклом свете пробуждающегося утра казался немного зловещим. Кассиан взял за поводья коня, на котором сидела Катрин, и медленно и осторожно зашагал в сторону леса.

Они перебрались через какие-то камни, несколько раз ветки хлестали сзади, но вскоре они вышли на небольшой просвет, в середине которого оказалось маленькое озеро, вода засверкала в свете первых солнечных лучей и казалась золотым диском.

Кассиан привязал коня к дереву и расстелил свой плащ поверх мягкого мха.

– Ты устала, не правда ли? – спросил он, нежно погладив Катрин по щеке.

– Нет, не больше, чем ты, – возразила Катрин. Кассиан сел и прислонился спиной к дереву. Катрин опустилась с ним рядом и положила голову ему на грудь. Его руки гладили ее плечи, скользили по ее щекам, расправляли ее волосы. Но движения причиняли ему боль, и он снова застонал.

– Позволь мне посмотреть твое плечо, – попросила она.

Она поднялась и помогла Кассиану снять рубашку. Рана была чуть ниже правого плеча. Мушкетный выстрел доставил глубокую рану с рваными краями, кожа вокруг опухла и была горячей.

Катрин испугалась, затем оторвала кусок от нижней юбки и побежала к озеру. Вернувшись, она очень осторожно протерла рану мокрым куском материи. Каждый раз, когда Кассиан стонал, она нежно целовала его, чтобы уменьшить его боль. Потом она перевязала рану и вновь устроилась рядом с ним.

– Вообще-то, я даже не спросил, хочешь ли ты поехать со мной в Лондон, – вдруг сказал Кассиан и тихо рассмеялся. – Честно говоря, я и себя-то не спросил. Я увидел тебя в карете и просто последовал за тобой, не думая в тот момент, что мне делать. Единственное я знал точно: я хочу быть с тобой.

Катрин кивнула.

– Со мной было то же самое, мне и сейчас все равно, что принесет нам будущее, главное, что мы вместе. Я не боюсь бедности или тяжелой работы, вероятно, я где-нибудь смогу работать служанкой или прачкой.

– Незамужней женщине трудно найти работу.

– Может быть, – сказала Катрин. – В любом случае я попробую. У нас будет маленькая комнатка, и каждый день я буду радоваться твоему возвращению ко мне. Мы никогда больше не расстанемся, Кассиан.

Она отчаянно-смело взглянула на любимого.

Кассиан заметил уверенность в ее взгляде, но в какой-то момент промелькнула и тень страха. Он также боялся. Катрин такая нежная, и она леди… Сможет ли она вынести тяжелую жизнь прачки или служанки? Выстоит ли их любовь перед повседневными заботами?

– Я люблю тебя, Катрин, – прошептал он и спрятал свое лицо в ее ароматных волосах. – И мне не хотелось бы, чтобы тебе когда-либо чего-то не хватало.

– Поцелуй меня, – попросила она. – Обними меня крепче и поцелуй, тогда все будет хорошо.

Она прижалась грудью к его груди и подставила ему свои губы. Кассиан обнял ее и почувствовал хрупкость ее нежного тела. Она казалась ему такой бесконечно уязвимой. Ее плечи совсем исчезли в его руках, ее талия была такой тонкой, что он мог охватить ее своими ладонями.

Он нежно поцеловал ее, провел пальцами по щеке, затем по груди. Его руки, едва касаясь, скользнули по ее телу.

– Я хотела бы почувствовать твою кожу, – прошептала Катрин.

Он понял, она искала у него защиты, как маленький котенок, испугавшийся грозы. Любовь и защиту, заботу и укрытие, и он был готов дать ей все это.

Он снова расстегнул рубашку и прижал голову Катрин к своей груди. Одной рукой он обнимал ее, другой гладил по спине. Он гладил ее, как ребенка, испугавшегося ночью. Они долго лежали так, и постепенно из тела Катрин исчезло напряжение. Она свернулась рядом с ним покорным теплым комочком.

Он осторожно положил ее рядом с собой, расстегнул платье и снял его. Она позволила ему это, не открывая глаз. Его пальцы легкими прикосновениями пробежали по всему ее телу. Она выгнула спину, откинула голову назад, требуя большего, но он продолжал ласкать ее легкими прикосновениями своих пальцев до тех пор, пока Катрин тихо застонала.

– Пожалуйста, – выдохнула она. – Пожалуйста, возьми меня. Возьми меня!

Кассиан тихо рассмеялся. Его смех смешался с шелестом листвы на деревьях и пением птиц.

Он сорвал травинку и коснулся ею грудей Катрин. Она снова застонала и выгнула тело в ожидании новых ласк. Кассиан снова рассмеялся и пробежался травинкой по ее коже, начиная от горла до внутренней стороны ее нежных бедер. Стоны Катрин превратились во вздох. Она открыла глаза, протянула руки и хотела притянуть к себе Кассиана, но ее любимый оказался проворнее. Он схватил ее за локти, закинул ее руки за голову и крепко удерживал их одной рукой. Катрин почувствовала, что сдается. Сдается этому мужчине с широкими плечами и сильными руками. Приятное чувство охватило все ее тело, кровь закипела. Его лицо склонилось над нею, его волосы коснулись ее щеки. Он заглянул ей в глаза, заставив ее не отводить взгляда. Катрин испугалась дикого чувства, отразившегося на его лице.

– Я хочу тебя, – сказал он хриплым голосом. – Сейчас и всегда.

Затем он поцеловал ее так крепко, что она чуть было не задохнулась. Он оторвался от нее, положил ей палец в рот и закрыл глаза, когда она начала сосать его палец. Он лежал на ней, стараясь не обременять ее своим весом, и Катрин наслаждалась его крепким телом, мускулами и даже его весом, который придавил ее к земле так, что, казалось, она не может двинуться. О, это сладкое чувство покорности. Она почувствовала, что ее сердце бьется так сильно, что испугалась, а вдруг он услышит. Играя, она попыталась подняться, соревнуясь с ним в силе, но одним легким движением рук он снова прижал ее к земле. Его губы скользили по ее шее. Его язык играл с ее чувствительными сосками. Она вздрагивала от его поцелуев и покусываний.

Свободной рукой он раздвинул ее бедра, затем, освободившись от своей одежды, раздвинул бедра еще дальше, и встал между ними на колени. Его руки обхватили ее ягодицы, ногти слегка впились ей в кожу. Одним сильным движением он вошел в нее, наполнил ее всю до конца, а затем долгими сильными толчками довел ее до пика наслаждения и взорвался одновременно с ней.

Позднее, когда они закончили свое любовное соитие приятным купанием в озере, они молча сидели обнявшись.

– О чем ты думаешь? – наконец спросил Кассиан. Катрин пожала плечами.

– Я думаю о том, как у нас все получится.

Ее голос звучал озабоченно. Он взял ее лицо в ладони и заглянул в глаза.

– Я хотел бы, я бы очень хотел, дать тебе все, что только пожелает твое сердце, я хотел бы исполнять все твои желания. Ты все, что у меня есть. Ты смысл моей жизни. Без тебя, Катрин, ничто не имеет смысла, а с тобой все становится невероятно прекрасным.

– Мы справимся, Кассиан, мы будем работать и жить в Лондоне. Может быть, нам даже удастся однажды познакомиться с кем-нибудь, кто поможет нам получить назад твои законные владения.

– Ты уверена, что ты хочешь поехать со мной в Лондон? Ты не скоро увидишь свою семью – отца, мать, а также Дэвида и Джонатана, – его голос стал тише, в нем появились хриплые нотки. – Может быть, ты вообще никогда их не увидишь. Может быть, твоя нога никогда больше не ступит на порог родного дома.

– Я знаю, – тихо ответила Катрин. – Я знаю все это, и, тем не менее, мне нигде не будет лучше, чем с тобой. Ты мой муж.

Кассиан кивнул и поцеловал ее.

– А ты моя жена, мое обещание будущего. Что бы с нами ни случилось в Лондоне, в одном я уверен: я тебя люблю.

 

Глава 5

Комната в Лондоне была крошечной и грязной. Катрин чуть не вскрикнула, когда они впервые вошли в нее. Лишь с большим трудом ей удалось скрыть свой ужас. Полы под ее ногами скрипели, везде была грязь, перед крошечным оконцем, через которое едва проникал луч света, стояла пара простых полок, готовых вот-вот развалиться. В комнате было темно, как ночью, хотя на улице светило яркое солнце.

– Зимой мы заклеим окно промасленной материей, чтобы не было так холодно, – сказал Кассиан и взял ее за руку.

Катрин храбро улыбнулась.

– О, здесь, безусловно, будет очень уютно, когда мы будем здесь сидеть при свете лампы.

Ее взгляд упал на узкую кровать. Собственно говоря, это была не кровать, а какой-то деревянный топчан, на котором лежал матрас, набитый сеном. Рядом стоял сундук, у стены напротив крошечный комод с посудой и посередине комнаты шаткий стол из грубого дерева с двумя табуретками.

– Это наш первый дом, – сказала она и улыбнулась Кассиану. Намного охотнее она бы заплакала. Комната показалась ей темной холодной дырой, но она не хотела доставлять Кассиану никого беспокойства.

– Ты увидишь, как станет здесь уютно, когда мы здесь уберемся, – попыталась она подбодрить сама себя. Но когда она подумала о доме и о людях, которые станут их соседями, о районе, где стоят одни разваливающиеся хижины, где грязные дорога, шумные пабы и дома терпимости, когда она подумала обо всей этой грязи, бедности, дурном запахе и шуме, – ее охватил ужас.

Лондон! Никогда прежде она не видела такого скопления людей. 200 000 человек жили на узких улицах и в переулках. Шум стоял оглушающий. Ноттингем также был городом, тем не менее никакого сравнения с Лондоном. Глаза почти ослепли от множества новых впечатлений. Уши оглохли от бесчисленных звуков, которые вошли в их жизнь.

С удивлением она смотрела на лондонские мосты через Темзу. Кассиан показал ей и самые большие мосты, что перекинулись через реку, и мост, что был ближе всех к району, где они жили. Он был очень широким, таким широким, что по нему свободно проезжали туда и обратно экипажи. А по правой и левой сторонам улицы, ведущей к этому мосту, стояли высокие роскошные дома, в них жили богатые купеческие семьи. Но больше всего Катрин поразили копья, на которых были насажены головы казненных, дрожь пробежала по ее спине при виде этих голов. Она казалась себе крошечной, как муравей, по сравнению с таким мостом. Катрин вспомнила целые деревни, в которых было гораздо меньше народа, чем прохожих, одновременно двигавшихся по такому мосту.

Ее не смог утешить вид ни многочисленных лодок, ни роскошных галер, плывущих по реке. Вся эта жизнь и суета вокруг только усиливали ее страх. Сможет ли она ужиться в этом городе. Она снова скользнула взглядом по отрубленным головам.

– Пойдем отсюда, – попросила она тихо и боязливо прижалась к Кассиану, словно ища защиты.

Кассиан обратил ее внимание на цветы и многоэтажные дома горожан, расположившиеся вдоль реки, а также на Тауэр.

– Тауэр – это и крепость, и тюрьма одновременно, там даже находится монетный двор, – объяснял он, но Катрин казалось, что головы на пиках своими мертвыми глазами готовы продырявить ей спину, и ей хотелось только одного – побыстрее уйти отсюда.

Они повернулись спиной к мосту, и Кассиан указал ей рукой на многочисленные церкви и соборы, которые возвышались между домами горожан, и чьи медно-зеленые крыши блестели на солнце. Они медленно бродили по улицам, пока наконец не добрались до Чипсайда. Здесь для Катрин снова настал черед удивляться, на этот раз роскошью золотых и серебряных изделий, разнообразными тканями и другими товарами, выставленными в многочисленных лавках.

На этой роскошной улице Лондона царило бурное оживление. Кареты, повозки, наполненные товарами, двигались сплошной вереницей. На лошадях проносились всадники, не обращая особого внимания на пешеходов. Подмастерья везли тележки, служанки с полными корзинами сновали туда и сюда. Прогуливались хорошо одетые горожанки, а несколько аристократов пронесли мимо них в паланкинах. Шум стоял такой, что у Катрин заложило уши. Глаза начали слезиться от всех этих красок и впечатлений.

Величина города и многочисленность его жителей испугали Катрин еще при въезде в Лондон, но в данный момент она заставила себя подавить страх, стараясь не замечать грязь и бедность снятой ими комнаты. Она храбро сглотнула и заставила себя улыбнуться. Кассиан взял ее за руку.

– Мне так жаль, Катрин, мне так жаль, но я обещаю тебе, что мы очень скоро переедем из этой убогой комнаты. У нас будет по меньшей мере две комнаты и в окнах будет стекло. Мы повесим цветные занавески, и, возможно, даже мы сможем позволить себе кровати с подушками. Ты должна потерпеть, моя дорогая, только немножечко потерпеть.

Катрин вытерла слезы на глазах.

– Все хорошо, мой любимый, мы останемся здесь настолько, насколько будет нужно.

Он кивнул, потом осторожно освободился из ее объятий.

– Я пойду вниз к Темзе. Попробую найти там себе работу. А ты оставайся здесь и отдохни, через пару часов я вернусь.

Она кивнула, дала себя поцеловать, однако, когда Кассиан закрыл за собой дверь, она горько расплакалась.

На мгновение, одно совсем маленькое мгновение, она даже подумала о монастыре. Монастыре, в котором всегда тихо и, прежде всего, чисто, но затем она энергично стерла слезы со своего лица и решила убрать комнату.

Катрин до этого никогда в жизни не убиралась, но сейчас она старалась изо всех сил.

У хозяйки, женщины с плохим настроением, огромным животом и громадными грудями, она попросила ведро и отправилась к городскому колодцу.

По дороге она прошла мимо некоторых публичных домов. Катрин поздоровалась с двумя ярко накрашенными женщинами, что стояли, прислонившись к стене дома. Женщины рассмеялись.

– Ты, наверняка, не отсюда, не так ли?

Катрин отрицательно покачала головой.

– Я из деревни близ Ноттингема и ищу работу.

Проститутки рассмеялись, но потом одна из них угрюмо посмотрела на нее.

– Здесь работаем мы, запомни это, мы не потерпим конкуренции, иначе мы изуродуем твое красивое личико.

Угроза была такой очевидной, что Катрин невольно отпрянула.

– Ах, нет, – заикаясь, пробормотала она. – Я имела в виду работу прачки или служанки.

– Ты? – смех проституток стал громче и грубее. У Катрин аж уши заболели от него.

– Ты хочешь работать прачкой, посмотри на свои руки, готова поспорить, что раньше ты держала в них только пяльцы. Ты думаешь, что твои ручки и дальше останутся такими нежными, если ты станешь прачкой?

Они снова громко и издевательски рассмеялись, и Катрин, склонив голову, поспешила прочь. Когда она завернула за угол, она посмотрела на свои руки, они были белыми, нежными, с розовыми ногтями. Охотнее всего она бы снова расплакалась, но все же взяла себя в руки и пошла дальше к колодцу.

Там стояли две служанки и о чем-то болтали. Катрин приветливо поздоровалась с ними, наполнила ведро и спросила:

– Я ищу работу, может быть, кто-нибудь из вас знает, где можно найти работу служанки или прачки.

Служанки с удивлением посмотрели на нее. Они осмотрели платье Катрин, скромное, но из хорошей ткани. Взгляд одной из них скользнул по бархатным бантам в ее волосах.

– Я знаю кое-что, – сказала наконец та, что так пристально рассматривала банты Катрин. – А что ты мне дашь за это?

Катрин пожала плечами.

– Если бы у меня были деньги, то мне не нужно было бы разыскивать место прислуги, – разозленная их наглостью, она не смогла скрыть некоторого высокомерия в своем голосе.

– Тогда я ничего не скажу, – ответила служанка, повернулась к ней спиной и продолжила свой разговор с другой.

Катрин тотчас пожалела о своей ошибке.

– А что ты хочешь? – спросила она.

– Если я получу бант из твоих волос, то я скажу, что знаю.

Вздохнув, Катрин сняла бант из темно-голубого бархата, который так хорошо шел к ее каштановым волосам, и протянула его служанке.

Та мгновенно подхватила его ловкими пальцами, спрятала в складках своей юбки и сказала:

– Сэр Лонгленд ищет прачку, попытайся там, это красный дом на Бейкер-стрит.

После того как служанка объяснила ей дорогу, Катрин поблагодарила ее, оставила свое ведро у колодца и отправилась по указанному адресу. Она шла по узким переулкам Сохо, полным грязи и отбросов, затем она заметила, что дети, игравшие на улице, были одеты в более чистую, незалатанную одежду, а дома хоть и небольшие, но какие-то аккуратные. Катрин попала в квартал простых ремесленников. В открытых окнах мастерских были выставлены товары. Служанки с наполненными корзинками возвращались с рынка, а хозяйки болтали через улицу со своими соседками. Пара бездомных собак пробежала по переулкам в поисках отбросов. В некоторых открытых окнах домов Сохо стояли птичьи клетки. Катрин улыбнулась, когда это увидела. Она была в Лондоне, в этом громадном городе с тысячами жителей только пару дней, тем не менее быстро подметила правила, по которым протекала жизнь в Сохо. За окнами с птичьими клетками скрывались убогие комнатки проституток, птицы служили знаком, что они свободны и ждут клиентов, и Катрин слышала, как один мужчина говорил другому:

– Я иду к птицам.

Сначала она не поняла, что они имели в виду, но Кассиан, смеясь, объяснил ей, что этой фразой пользуются только тогда, когда уважаемый человек идет к шлюхам. Она, улыбаясь, побежала дальше. Скоро она добралась до Бейкер-стрит и была ослеплена роскошью домов. Великолепные многоэтажные здания со стеклянными окнами, красивыми резными дверями и медными табличками на них. Она сама выросла в замке, который был больше домов на этой улице, и тем не менее эти дома казались красивее и богаче.

Она заколебалась, и ей стало страшно идти дальше. Она была леди, но провинциальной леди. Толпа людей, роскошные здания, хорошо одетые женщины с высокомерными лицами пугали ее. Охотнее всего она повернулась бы назад, бросилась бы бежать в свою бедную комнату и прижалась бы к груди Кассиана, но Катрин не была бы юной леди из замка Журдан, если бы повернула назад.

Она собрала все свою смелость и постучала в красный дом.

Дверь тотчас отворилась, и пожилая служанка с седыми волосами спросила:

– Что тебе надо? Мы ничего не подаем.

Она уже собиралась закрыть дверь перед носом Катрин, но девушка храбро поставила ногу на порог.

– Я хотела только спросить, не нужна ли вам прачка, – сказала она с некоторым нажимом.

Служанка смерила ее взглядом с ног до головы, затем резко ответила:

– Подожди, я должна спросить у хозяев.

Катрин подождала немного, и, когда она уже решила уходить, потому что они, очевидно, забыли о ней, дверь снова открылась.

– Приходи завтра в шестом часу утра. Мы посмотрим, подойдешь ли ты нам.

Затем дверь снова закрылась. Катрин улыбнулась.

– Я этого добилась, – прошептала она. – Я добилась этого с первого раза. Кассиан будет гордиться мной. Может быть, мы через пару недель сможем переехать из этой ужасной комнаты.

Она поторопилась назад к колодцу, взяла ведро, которое, слава Богу, никто не украл, вернулась к их дому и начала убирать комнату. Очень скоро руки у нее горели от острой щелочи, тем не менее она не прекращала работу. Она ползала на коленях по полу, вытирала в каждом углу, пока наконец все не заблестело. Она перетряхивала соломенный матрас до тех пор, пока все комья в нем распались и сено ровнее распределилось внутри него. Потом она взяла пару из нескольких фунтов, которые дал ей в дорогу отец, и пошла на рынок.

Она купила букетик луговых цветов и большой кусок материи. Вернувшись домой, она застелила материей старый соломенный матрас, а цветы она поставила в кувшин на столе, теперь комната выглядела намного приветливее.

Ее настроение улучшилось, и будущее уже не казалось таким безрадостным. Они справятся, она была в этом уверена. Однажды и, может быть, очень скоро они с Кассианом будут жить в светлом доме, поженятся, и, возможно, у них даже будут дети.

Однако, когда он вернулся домой, у него был столь подавленный вид, что настроение у нее снова упало.

– Где ты был? Ты нашел работу? – спросила она.

Кассиан кивнул.

– Да, нашел. По меньшей мере на пару дней. Буду грузить корабли в порту, мне придется катать тяжелые бочки на палубу.

Катрин встала и коснулась его плеча рукой.

– А почему ты не радуешься? – спросила она.

– Мне тяжело видеть, какую жизнь тебе приходится вести, я боюсь за тебя, я боюсь за нашу любовь.

Катрин рассмеялась, но смех у нее был невеселый.

– Ты не должен бояться, я тоже нашла место, я могу с завтрашнего дня работать прачкой, и ты увидишь, что через пару недель мы сможем покинуть это мрачное жилище.

– Прачкой? – подавленно спросил Кассиан. – Ты хочешь стать прачкой?

– Почему нет? Это такая же хорошая работа, как и все остальные.

– Ты думаешь, что ты справишься с этой тяжелой работой?

– Работа в нашем имении тоже не всегда была легкой. На вид я хрупка, но сил у меня хватает.

Она говорила с такой убежденностью, что ей даже удалось заставить Кассиана улыбнуться. Она погладила его по плечу и со страхом увидела, что лицо его исказила гримаса боли, как только она коснулась раны на его плече. Она почувствовала сильный жар и поняла, что, скорее всего, рана воспалилась.

«Завтра утром я куплю у аптекаря какие-нибудь травы и сделаю ему перевязку», – подумала она.

Она отработала прачкой только три часа, а уже спрашивала себя, насколько у нее еще хватит сил. Утром она вовремя пришла на место, и старая служанка тут же дала ей в руки четыре ведра.

– Пойди к колодцу и принеси воды, носи ее до тех пор, пока оба ушата будут полны до краев.

Первый раз Катрин качалась под тяжестью четырех полных ведер воды, второй раз у нее было чувство, что руки становятся все длиннее, а в третий раз ей было так тяжело, что на руках вздулись все вены. Ее платье от пота прилипло к телу, волосы свисали спутанными прядями, она качалась при каждом шаге и должна была все чаще останавливаться, ставить ведра на землю и потирать болевшие руки.

Наконец ушаты были полны, и служанка засыпала туда щелочи перед тем, как положить туда грязное белье. Она дала Катрин щетку.

– Вот, – сказала она. – Хозяин очень строгий, проследи за тем, чтобы не осталось ни одного пятнышка. Для этого возьми щетку, песок, щелочь. Затем прополощи белье два раза в чистой воде. Когда промоешь всю щелочь, вытащи белье и положи его на просушку. В то время как белье будет просыхать, снова наполни ушаты водой и выстирай платья служанок и слуг. Когда ты с этим справишься, первые вещи уже просохнут, ты принесешь их сюда и выгладишь горячим камнем, когда колокол пробьет к обеду, приходи в кухню, там едят слуги, потом опять вернешься к работе. До вечера ты должна успеть сделать все, иначе тебе нельзя будет уходить. Каждую субботу ты будешь получать свою плату. Если ты разорвешь что-либо из одежды или пропустишь какое-либо пятно, хозяин высчитает из твоего жалованья. В воскресенье ты свободна, чтобы можно было пойти в церковь. Есть вопросы?

Катрин мотнула головой. Служанка ушла, и Катрин, начала выкладывать белье на доску для стирки, действовала она очень неловко, и вещи снова сползали в едкую воду с щелочью. Щетка постоянно выпадала из рук, мыло выскальзывало на землю. Наконец первая партия белья была готова. Катрин так энергично обрабатывала многочисленные пятна, что плечи и руки дико болели и она едва могла выпрямить спину. Особенно трудно ей было выжимать белье. Вещи были слишком большими, а сил у нее не хватало. Ей удавалось выжать только пару капель воды, и руки у нее сводило от напряжения. К вечеру Катрин едва могла идти. Каждая косточка, каждая мышца в ее теле болела. Спина горела, руки дрожали, но хуже всего было с ладонями, они покраснели и покрылись маленькими болезненными трещинами, которые все еще горели от щелочи. Ее розовые ноготки обломались и потеряли цвет, а кончики пальцев были стерты до крови.

Кассиан испугался, когда, измученная, Катрин вошла в комнату. Он взял ее маленькие ручки в свои и осторожно поцеловал каждый ее пальчик.

Потом он побежал в ближайшую лавку и отдал весь свой дневной заработок за подсолнечное масло и бальзам для трещин на руках. Он помассировал плечи Катрин, смазал ее спину маслом, затем обработал руки бальзамом. Потом, он разорвал новый кусок материи, лежавший поверх матраца, и перевязал руки.

– Мне так жаль, – повторил он несколько раз. – Мне так жаль, Катрин. Может быть, будет лучше, если ты вернешься назад в замок и подчинишься воле своего отца? Может быть, ты там не найдешь той жизни, о которой ты мечтала, но это по крайней мере будет жизнь, и в любом случае это будет больше, чем я могу тебе предложить.

Она увидела слезы в его глазах, которые он тщетно пытался скрыть. Он встал перед ней на колени, взял ее перевязанные руки, и дрожь в его плечах выдала, насколько он огорчен.

– Я привыкну, Кассиан, – заверила его Катрин. – Уже через несколько дней острая щелочь не будет причинять мне вреда. Главное, что мы вместе, не так ли?

– Да, – согласился он, но в его глазах горело бессильное отчаяние. – Да, главное, мы вместе.

Осторожно она коснулась раны на его плече, от нее все еще исходил жар.

– Боль немного стихла? – спросила она с надеждой.

– Да, с каждым днем становится немного лучше, – ответил Кассиан, но при малейшем движении его лицо искажала гримаса боли и он стискивал зубы, и Катрин понимала, что он обманывает.

На следующее утро Катрин едва смогла встать. Каждый мускул ее тела все еще продолжал болеть, руки немного отдохнули, но кожа покраснела и была в трещинах.

Тем не менее она встала без единой жалобы и отправилась на Бейкер-стрит. Она и двух часов не простояла у корыта, когда от бессилия и усталости начала плакать.

Старая служанка вошла именно в тот момент, когда Катрин присела отдохнуть на несколько минут.

– Ты здесь не для того, чтобы лентяйничать, вставай и принимайся за работу, хозяин платит тебе не за то, чтобы ты воровала день у Господа Бога.

Катрин с усилием поднялась, ее руки дрожали, колени подгибались, словно были из желе. Служанка недовольно посмотрела на нее.

– Не привыкла работать, не так ли? – спросила она, и голос ее прозвучал немного приветливее.

– Нет, – призналась Катрин. – Я еще никогда не работала прачкой.

Служанка кивнула.

– Положи белье с вечера в раствор щелочи, тогда завтра утром работа пойдет легче и быстрее.

Она протянула Катрин маленькую баночку.

– Вот, – сказала она. – Это бараний жир, розами не пахнет, но помогает. Смажь им вечером свои руки.

– Спасибо, – сказала Катрин и улыбнулась. – Непременно это сделаю.

Служанка кивнула, пробормотала еще что-то и покинула комнату.

Два следующих дня прошли таким же образом, но Катрин никак не могла привыкнуть к тяжелой работе. Каждый вечер она еще более сгорбившаяся, чем накануне, приходила домой. Ее руки не выздоравливали, наоборот, маленькие трещины превратились в открытые раны с серыми бескровными краями. Ее ногти сломались почти до мяса, кожа воспалилась, и теперь уже ни масло, ни бараний жир не могли за ночь излечить ее рук.

По утрам со звоном церковного колокола она приходила в дом сэра Лонгленда. Сначала наполняла большие ушаты водой, добавляла туда щелочь и клала в раствор большие вещи для стирки. Целый день она стояла согнувшись, отстирывая нескончаемое количество скатертей, салфеток, посудных полотенец, платьев, рубашек, брюк, до тех пор пока кровь у нее снова не начинала сочиться из-под ногтей по пальцам.

Иногда после обеда она выходила во двор, чтобы немного погреться под солнцем. Она подставляла солнцу свою больную спину, плечи, но боль и сырость, казалось, пронизывали все ее кости и не позволяли себя прогнать. Ее прежде шелковистые волосы сбились в колтуны, кожа побледнела, а вокруг глаз были темные круги.

Когда она вечером шла домой, то едва волочила распухшие ноги, как если бы была старой женщиной. Склонив плечи и прижав руки к болевшей спине, она брела вдоль Бейкер-стрит в квартал ремесленников. По дороге она покупала немного дешевых продуктов: хлеб, сало, сыр и пару простых свечей, чтобы осветить их маленькую комнату.

Когда она наконец приходила домой, она торопилась поставить на стол скромный ужин к возвращению Кассиана с работы.

Накрыв стол, она расчесывала волосы, разглаживала свое платье и щипала свои бледные щеки, чтобы стать хоть немного красивее к приходу своего мужа.

Но сегодня ей было особенно тяжело. Она едва могла передвигать ноги. Глаза слезились и совсем покраснели от паров жгучей щелочи. Руки болели так, что она едва могла ими шевелить. Казалось, что на плечах у нее лежат тяжелые камни, и, кроме того, у нее было ощущение, что ее спина переломится, как только она попробует выпрямиться.

Она положила хлеб и сыр на стол, потом решила поменять воду в цветах, и в этот момент у нее закружилась голова.

Она прилегла на кровать, громко застонав при этом. «Только одну минуту, – подумала она, – я полежу, только одну маленькую минутку, чтобы отдохнуть, потом встану, расчешу волосы, сделаю щеки красными…»

Когда Кассиан пришел домой, она все еще спала. Ее дыхание было хриплым, как во время тяжелой простуды. Он присел на край постели, посмотрел на нее, и его сердце болезненно сжалось.

После их отъезда из Ноттингема прошли только две недели, и двух этих недель хватило, чтобы прекрасная юная и жизнерадостная леди Катрин превратилась в уставшую женщину средних лет. Она постарела и выглядела теперь не как восемнадцатилетняя девушка, а как женщина около тридцати. Кассиан вздохнул и тихо проговорил:

– Мне ни за что нельзя было привозить ее сюда, в монастыре ей было бы гораздо лучше, жизнь здесь убьет ее.

В его глазах стояли слезы, когда он понял, в каком жалком состоянии Катрин. «Ей нельзя больше идти стирать», – решил он. Он подумал о небольшой сумме денег, которую заработал за длинный день тяжелой работы в порту, и почувствовал собственную усталость.

Охотнее всего он прилег бы рядом с Катрин, однако он не позволил себе этого. Он же мужчина, он поклялся ей и себе заботиться о ней, как только сможет, и если он собирается исполнить свое обещание, то не должен позволять ей заниматься тяжелой работой прачки. Он обязан работать сам, еще дольше и еще тяжелее. Его плечо горело огнем, боль не утихала, наоборот, если он чуть двигал рукой, то у него возникало ощущение, словно тысячи ножей вонзаются в рану и дьявольски медленно поворачиваются в ней. Голова у него была тяжелой, губы покрылись трещинами, хотя на улице было тепло, но Кассиан мерз целый день – его била лихорадка. А к вечеру он замерз так сильно, что зубы у него невольно стучали, каждый мускул у него болел, болело все тело с ног до головы, и Кассиан знал, что эта боль не от усталости. Пульсирующая боль в ране на плече была просто невыносимой, даже малейшее движение причиняло страшные муки. Только сжав зубы, сумел он сегодня грузить тяжелые бочки с причала на палубу одного корабля.

Внезапно он вспомнил разговор, который услышал сегодня в порту. Два купца, наблюдавшие за тем, как идет погрузка на их корабле, говорили об Оливере Кромвеле.

– Его звезда начинает падать, парламентарии выражали недовольство, и Кромвелю ничего не оставалось, как распустить старый парламент и собрать новый, – сказал один.

Далее купцы говорили о том, что хоть Кромвель и занял Вестминстерский дворец, но все складывается так, что парламент будет распущен и скоро восстановят монархию.

– Нами не будет править ни король, ни Кромвель, ни парламент, – сказал другой купец и погладил себя по толстому животу. – Англия больше не королевство, а страна, во главе которой встанут военные, потому что так, как сейчас, дело больше не пойдет.

Хотя Кассиан напрягал все свои силы, чтобы катить бочки, он слышал каждое слово разговора.

«У Англии снова будет король, – подумал он с надеждой и счастьем. – И он обязательно вспомнит своих верных вассалов и вернет им то, что украл у них парламент».

И, возможно, этот день еще не был близок, тем не менее Кассиан знал, что день этот придет.

Катрин шевельнулась, она тихонько застонала, потом открыла глаза.

– Кассиан! – испуганно воскликнула она и попыталась обеими руками пригладить свои спутанные волосы. – Я, должно быть, заснула, извини, пожалуйста.

Кассиан улыбнулся и ласково погладил ее по голове.

– Оставайся лежать, дорогая, тебе надо отдохнуть, я вижу, насколько ты устала.

– Но ты должен поесть, Кассиан.

– И ты также, мы возьмем хлеб и сыр в постель и запьем их водой.

Он разделся, взял еду и лег рядом с Катрин.

– Я не хочу, чтобы ты работала прачкой. Ты себя губишь. Я вижу, что ты день ото дня становишься все слабее и бледнее. Не ходи больше на Бейкер-стрит, Катрин.

– Но, Кассиан, я должна. Нам нужен каждый пенни, чтобы мы наконец выбрались из этой дыры. Твоего заработка не хватает, чтобы прокормить нас.

– Ну, я буду работать немного больше. Я не могу позволить тебе губить свое здоровье.

Он помолчал, задумчиво глядя куда-то вдаль. Катрин посмотрела на него и заметила влажный блеск в его глазах.

– Ты не думала, что должна вернуться в имение своих родителей. Безответственно и эгоистично было с моей стороны мешать тебе ехать в монастырь или даже выйти замуж за сэра Болдуина Гумберта. Любимая, со мной, здесь, ты погибнешь.

Катрин покачала головой.

– Не говори так, ты не заставлял меня убегать с тобой, я сделала это добровольно, ты же знаешь. Жизнь без тебя, какой бы роскошной она ни была, для меня не жизнь. Я принадлежу тебе, что бы ни случилось.

Она наклонилась к нему и покрыла его высохшие жесткие губы нежными поцелуями.

– Мы справимся, Кассиан, однажды мы будем жить так, как мы всегда этого хотели.

Чтобы подкрепить сказанное, она бодро улыбнулась, взяла хлеб и откусила от него большой кусок. В то время как Катрин ела с большим аппетитом, Кассиан с трудом откусил лишь два маленьких кусочка хлеба, зато он выпил очень много воды. Ему казалось, что он никак не может утолить жажду.

Катрин встала, убрала остатки еды и вернулась в постель. Она прижалась спиной к животу Кассиана. Он обнял ее. Его горячее дыхание согревало ее шею. Осторожно она коснулась его руки.

– Ты весь горишь, Кассиан. Тебе совсем плохо?

– Меня немного лихорадит, – ответил он. – Вероятно, я перегрелся сегодня на солнце.

– Сейчас июнь, – возразила Катрин. – Солнце сейчас не такое жаркое, чтобы твое тело горело от него таким огнем.

Она обернулась и прижала свои губы к его лбу, который покрывали капельки холодного пота.

– У тебя жар, Кассиан. – Она приподнялась. – Позволь мне посмотреть твою рану. Я должна знать, не от нее ли тебя лихорадит. С воспаленной раной нельзя шутить.

Она наклонилась над ним и развязала материю, закрывавшую его рану. Кассиан тихо вскрикнул. Катрин застыла от увиденного – рана уже загноилась, края были темно-красными и сильно воспаленными, в нескольких местах кожа покрылась гноем. Когда она коснулась краев раны, она почувствовала сильный толчок. Она знала, что это значит. У Кассиана началось воспаление.

Катрин встала и пошла к хозяйке, чтобы одолжить у нее немного уксуса. Затем она налила уксуса в воду и попыталась облегчить страдания Кассиана холодными повязками.

Однако ничего не помогало, хотя Катрин уже два часа охлаждала его лоб и рану, жар явно усиливался. Кассиан лежал, не реагируя ни на прикосновения Катрин, ни на ее слова. Он потерял сознание.

Наконец она не смогла придумать ничего другого, кроме как выбежать из комнаты в переулке Сохо, чтобы найти цирюльника, врача или знахарку, которые могли бы помочь Кассиану.

Было уже темно, и люди, которые должны были работать ночью или же отдыхали после работы, толкались в переулках. Из открытых дверей пабов раздавались шум и смех. Мимо проходили пьяные, у стен домов, прислонившись, стояли проститутки, зазывающие клиентов.

Катрин, опустив голову и не глядя ни налево, ни направо, бежала вдоль по улице.

Какой-то мужчина ухватил ее за руку.

– Пойдем, красотка, навестим птичек, – пробормотал он, дыхнув ей винным перегаром прямо в лицо.

Катрин вырвалась и заторопилась дальше. Два всадника быстро проскакали по мостовой, распугав прохожих, как домашнюю птицу во дворе.

Подручные коронера, главного лондонского судьи, прошли мимо, смерив Катрин косыми взглядами.

– Извините, – обратилась она робко к подручным и поправила простенький платочек на своей груди. – Мой муж заболел, и я ищу врача, мы недавно в городе, не могли бы вы мне сказать, где мне его найти.

– Вы ищете врача? Здесь, в Сохо?

Младший из подручных засмеялся.

– Не похоже, чтобы ты могла оплатить врача.

– Ну, тогда мне помогла бы знахарка или цирюльник.

Старший, явно посочувствовав Катрин, сказал:

– Иди вниз, поверни у следующего угла налево и дойди до конца переулка. На правой стороне находится бедная хижина, она принадлежит старой Меган, она знахарка и помогла уже многим.

– Я благодарю вас, – пробормотала Катрин и заторопилась дальше. Наконец она добралась до нужной хижины, затаив дыхание, она постучалась. Прошло некоторое время прежде, чем она услышала за жалкой деревянной дверью какой-то шорох.

– Иду, иду, не надо так громко стучать ночью, соседи хотят спать.

В конце концов дверь открылась, и Катрин испугалась. Перед ней стояла старая женщина, вся сгорбленная, жидкие седые волосы были заплетены в тонкую косичку, свисавшую ей на грудь. Лицо было покрыто оспинами.

– Что ты хочешь? – голос ее на этот раз прозвучал так тепло и дружелюбно, что Катрин чуть не расплакалась.

– Мой муж болен, у него горячка, но перевязки не помогают. У него воспалилась рана на плече.

Старуха кивнула.

– Края раны покраснели и воспалились? Рана пахнет гнилью? У твоего мужа холодный пот?

– Да, – ответила Катрин. – Все точно так.

– Тогда поможет только перевязка с могильными червями.

– С могильными червями? – подавленно спросила она и вздрогнула. Старуха кивнула.

– Могильные черви сожрут гнилое мясо, и яд не будет больше распространяться по всему телу.

Катрин беспомощно пожала плечами.

– Но откуда мне взять могильных червей?

Старуха громко засмеялась.

– Как откуда? С кладбища, конечно.

Катрин испуганно подняла руки.

– Нет, нет, я не пойду ночью на кладбище, подобный поступок грех, нельзя нарушать покой мертвых.

Старуха недоуменно подняла брови и собралась закрыть дверь.

– Как хочешь, – сказала она. – Если твой страх сильнее твоей любви, тогда я ничем не могу тебе помочь.

– Остановитесь, подождите, я пойду на кладбище. Я сделаю все, что потребуется, если только вы сумеете поднять на ноги моего мужа.

Старуха кивнула, довольно проворно нырнула в свою хижину и вскоре появилась с маленьким кувшином и ложкой.

– Сюда, – приказала она. – Внутрь кладбища мы не можем зайти, мы должны копать за пределами стены.

Катрин сглотнула.

– Вы имеете в виду там, где лежат самоубийцы, нарушители брака, повешенные, обезглавленные и сожженные на эшафоте?

– Именно там, детка.

Она посмотрела в лицо Катрин и увидела, что ту всю трясет.

– Не надо бояться, малышка, это были такие же люди, как мы. Их души сейчас у Господа. Здесь, внизу, не осталось ничего, кроме их пустых оболочек.

Катрин храбро сглотнула, а спустя совсем немного времени она уже стояла на коленях и рылась в темной сырой земле. Ей пришлось долго копать и при этом снова ранить свои больные руки, пока она наконец наткнулась на червей.

– Не пугайся, девочка, где есть могильные черви, находится гнилое мясо, а где есть гнилое мясо, там есть и кости.

Старуха стояла рядом с Катрин и светила ей фонарем. Катрин задрожала. Вытерев мокрый лоб, она продолжала копать дальше. Уже вскоре она наткнулась на что-то, похожее на руку. Катрин подавила крик, прикусила губу, стараясь думать только о Кассиане. Никогда и ничего более ужасного в своей жизни ей не приходилось делать. «Я ковыряюсь руками в трупах, – подумала она, – я хуже палача, я совершаю смертный грех, если бы не Кассиан, я бы никогда такого не сделала». Тошнота подступала к горлу; но она вынуждала себя сдерживаться. Ее чуть было не вырвало, но тем не менее она взяла себя в руки. «Бог является Богом не только живых, но и мертвых, – твердила она про себя. – Он не будет против того, что я копаю его поле». Однако время, которое потребовалось ей, чтобы накопать столько червей, сколько надо было для старухи, показалось ей бесконечным. Наконец старая женщина открыла свой беззубый рот и пробормотала:

– Хватит, малышка, на первый раз хватит.

Катрин засыпала землю обратно, затем встала, стряхнула грязь со своего платья и, плотно сжав губы, пошла со старухой в маленькую комнатку в одном из убогих переулков Сохо, где они жили с Кассианом.

Она дрожала всю дорогу, но прогоняла из головы любую мысль о пережитом кошмаре. «Я люблю Кассиана, вот и все, – думала она, – он должен выздороветь, для этого я сделаю все, что нужно». Однако собственные руки казались ей такими грязными, что Катрин чувствовала отвращение к самой себе. Ей казалось, что этими руками, копавшимися в могилах преступников, она испачкает все, к чему только прикоснется. Старуха словно прочла мысли Катрин.

– Протри свои руки уксусом, если тебя тошнит, но не забудь: мы созданы из земли и снова уйдем в землю, для твоей тошноты нет никакого основания. Ты, может быть, спасла жизнь своему мужу. Никакого греха ты не совершила.

Едва только они вошли в комнату, как Катрин сразу окунула свои руки в уксус с водой. Раны на ее ладонях обожгло сильно, из глаз полились слезы, но она не обратила на них внимания.

Кассиан лежал на постели в той же позе, как его оставила Катрин. Его дыхание было прерывистым, лоб покрывали капельки пота.

– Помоги мне его повернуть, – сказала старуха, пощупав его лоб. – Мы должны поторопиться, вполне возможно, времени у него осталось совсем немного.

При этих словах слезы опять брызнули у Катрин из глаз.

– Господи Боже, пожалуйста, не дай ему умереть, – умоляла она. Так осторожно, как только она могла, она вместе со знахаркой повернула тяжелое тело Кассиана так, чтобы он лежал на животе. Старуха осмотрела рану.

– Дай мне полоску ткани, – сказала она. – Быстренько, девочка.

Катрин оторвала, как и Кассиан до этого для ее рук, кусок от нового покрывала и протянула его старухе. Знахарка открыла кувшин и вытрясла червей на ткань. Когда ткань была прижата к ране, Катрин содрогнулась. Ей показалось, что ее сердце вот-вот разорвется.

Она погладила его волосы, покрыла его спину поцелуями в то время, как слезы текли по ее щекам.

– Возьми остатки ткани и окуни их в холодную воду, – приказала старуха и посмотрела на Катрин взглядом, полным сочувствия. – Заверни его в ткань, чтобы спадал жар, как только ткань нагреется, снова окуни ее в воду.

Катрин послушно кивнула.

– Вы думаете, он выздоровеет? – робко спросила она.

Старуха посмотрела на нее долгим взглядом.

– Я не знаю, дитя, – сказала она наконец. – У него гангрена, не все его тело еще поддалось ей, еще есть надежда, позаботься о том, чтобы спал жар, и, если ты можешь… – Она бросила на Катрин взгляд, полный сострадания, – то дай ему пару яиц, мясо и молоко были бы тоже не лишними, но это невозможно, не так ли?

Катрин печально покачала головой.

– Я попробую сделать все, лишь бы только помочь Кассиану.

– Может быть, у тебя есть родственники, которых ты можешь попросить о помощи, – посоветовала старуха.

Катрин вновь покачала головой.

– У меня никого больше нет, Кассиан все, что у меня есть.

Старуха проницательно посмотрела на нее и открыла было рот, чтобы что-то сказать, но потом передумала и проговорила только:

– Я буду за вас молиться, завтра я снова зайду к вам, и, кто знает, может быть, мне перебежит дорогу курица, которая прямо передо мной потеряет яйцо. – Она еще раз ободряюще погладила Катрин по руке, потом ушла, оставив молодую несчастную пару вдвоем.

 

Глава 6

Всю ночь Катрин дежурила около Кассиана. Глаза у нее слипались от усталости, но она снова и снова ощупывала его лоб и неутомимо меняла повязку. Она старалась не смотреть на кусок ткани, закрывавший его плечо. Мысль о том, что могильные черви едят его мясо, заставляла ее все время вздрагивать.

Чтобы не заснуть, она молилась, беспрерывно бормоча:

– Господи Боже, пожалуйста, вылечи Кассиана, пожалуйста, Господи Боже.

Осторожно и заботливо она гладила ему спину, касалась его горячего тела.

Вдруг он застонал, его лицо исказилось, и он сжал кулаки.

– Все будет хорошо, дорогой, – успокаивающе прошептала Катрин и убрала с его лица мокрую прядь волос.

Она забылась коротким сном, когда уже начало светать. Она сидела на краю постели, опустив руки на колени, а подбородок на грудь и видела сон.

Она была дома, в замке Журданов, ярко светило солнце. Она видела, как бежит по лугу в белом платье, волосы развеваются за спиной волнистым шлейфом. Однако сон ее был короток. Новый стон Кассиана вернул ее назад, в их жалкую комнатку. Слезы снова выступили на глазах Катрин. Сначала она плакала тихо, стараясь сдерживаться, но душевные силы покинули ее, и слезы рекой заструились по щекам, намочив ворот ее платья. Рыдания сотрясали ее хрупкое тело. Она обхватила себя руками и медленно раскачивалась из стороны в сторону. Но утешение не приходило. Она никогда еще не находилась в таком безысходном положении: далеко от дома, от родителей, братьев, без денег, больная, жалкая, с любимым человеком, который, возможно, умирает. «Стоила ли игра свеч? – спрашивала она себя. – Стоило ли платить за любовь смертью, ведь любовь должна быть сильнее смерти?» Катрин до этого постоянно думала, что любовь всегда побеждает, но теперь вдруг вышло по-иному, их жизнь была разбита, выпотрошена, как соломенное чучело ветром. Все, что было ценным еще несколько недель назад, теперь потеряло всякую цену. Еще недавно их будущее казалось ей чем-то вроде ковра, выстланного красными розами. Она мечтала о счастливой жизни с Кассианом, хотя и знала, как трудно будет заставить отца согласиться на ее брак с Кассианом. Но она обозвала бы дураком любого, кто сказал бы ей, что скоро она превратится в больную, бедную и жалкую, будет жить в самом плохом квартале Лондона, по соседству с проститутками, пьяницами и другими изгоями, и не будет знать, на что купить яйца или кусок мяса, которые так срочно нужны Кассиану. Неужели их любовь окончится смертью?

Она не находила ответа, но мысль бросить все и подчиниться приказу своего отца показалась ей вполне разумной.

Катрин испугалась этой мысли и встряхнула головой, как будто желая отогнать подобную чепуху.

Нет, она никогда не бросит Кассиана в беде, никогда, ни в здоровье, ни в болезни. Она была его женой, она принадлежала ему, но тем не менее она спрашивала себя, как долго еще сможет выдержать подобную жизнь. Она спрашивала себя, почему Бог так жесток и испытывает ее любовь и не была ли мечта о совместной жизни с Кассианом чудовищной глупостью. В первый раз с тех пор, как она покинула родительский дом, она столь серьезно задала себе вопрос – правильно ли она сделала, убежав вместе с Кассианом в Лондон.

Первые лучи солнца проникли в их маленькое окошко. Церковные часы пробили шесть ударов.

Катрин вздохнула. Она должна идти на Бейкер-стрит. Ей нельзя терять ни минуты, если она хочет прийти вовремя. Но как ей оставить Кассиана одного?

Осторожно она пощупала его лоб, он больше не был таким горячим, как вчера вечером. Не было и холодного пота на его теле, а дыхание Кассиана стало ровным и спокойным. Он спал глубоким целебным сном, перестав метаться в бреду. Сердце Катрин буквально разрывалось на части. Ей необходимо было идти, оставив мужа одного.

Все тело у нее болело, к тому же она очень устала. Глаза у нее слипались, и она чувствовала себя такой измученной, как еще никогда в своей жизни. Однако она все равно должна была пойти на Бейкер-стрит. Другого выхода не было. Ей нужно заработать деньги, чтобы купить так необходимые сейчас Кассиану яйца и мясо.

Она наклонилась над Кассианом и нежно погладила его руку.

– Я должна идти, мой любимый, должна оставить тебя одного, спи спокойно, вечером я снова вернусь.

Она побрызгала себе на лицо холодной водой, но вода ее не освежила, и тяжелой усталой поступью она вышла из комнаты. Когда она постучалась в дверь сэра Лонгленда на Бейкер-стрит, удары колокола на соседней церковной башне пробили половину седьмого – она опоздала на полчаса.

Открыл сам хозяин, когда он увидел Катрин, его лоб наморщился и брови хмуро сошлись на переносице.

– Разве ты должна была прийти не к шести часам утра? – строго спросил он и бросил взгляд на ее истощенное и посеревшее от усталости лицо.

– Да, сэр, – ответила Катрин. – Но мой муж болен, так болен, что стоит одной ногой в могиле, я должна была всю ночь дежурить у его постели.

– Почему меня должен интересовать твой муж, прачка? Я плачу тебе и кормлю тебя, единственное, что меня интересует, – это твое умение чисто выстирать мое белье.

Он схватил ее за руку и пощупал ее, словно Катрин была животным на рынке.

– Силенок у тебя маловато, – недовольно констатировал он.

– Но я могу работать, – возразила Катрин.

Ворча, сэр Лонгленд отодвинулся и дал ей войти.

– Так, принимайся за стирку, – строго приказал он. – Я вычту за опоздание из твоего жалованья и удержу один фунт в наказание за то, что ты рассердила меня.

Катрин испугалась. Фунт, так ведь это ее плата за неделю работы, если она сегодня не получит денег от сэра Лонгленда, то она не сможет купить еды.

– Пожалуйста, сэр, – попросила она. – Я за все отработаю, только не забирайте у меня мою плату, иначе я не смогу купить еду.

– Кто не работает, тот не ест, – сказал сэр Лонгленд. – Я не терплю, когда мне противоречат в моем доме, или ты берешься за стирку, или проваливаешь отсюда насовсем.

Катрин медлила только мгновение. Она до смерти устала, перспектива уже через четверть часа лечь в постель рядом с Кассианом и наконец заснуть была такой заманчивой, но она не могла позволить себе никакой слабости. Она должна была, чего бы это ни стоило, позаботиться о том, чтобы у них была еда.

– Простите, сэр, – сказала она с полным смирением. – Я иду стирать.

Сэр Лонгленд кивнул и, удаляясь, продолжал ворчать.

Она работала целый день, работала еще усерднее, чем раньше. Боли в плечах, спине были такими сильными, что днем она уже так ослабела, что не могла даже донести до рта кусок хлеба.

– Кушай, девочка, – сказала старая служанка и озабоченно посмотрела на Катрин. – Ты должна есть, тебе нужны силы, день еще в полном разгаре.

– Я не могу, – слабо возразила Катрин, с трудом удерживаясь от того, чтобы не упасть головой прямо на стол.

– Что с тобой случилось? – спросила служанка.

В нескольких словах Катрин описала старой женщине свое положение.

Та сочувственно слушала ее.

– Я заверну тебе твою еду, возьми ее домой и смотри, чтобы твой муж снова набрался сил, а сейчас поешь из моей тарелки, тут еще кое-что осталось, по меньшей мере пару ложек ты сможешь съесть.

Ближе к вечеру, когда Катрин из последних сил гладила горячим камнем рубашки сэра Лонгленда, хозяин вошел в прачечную.

– Ты сказала, что хочешь отработать свой долг, – напомнил он ей.

Катрин кивнула.

– Да, господин, я сделаю все, чтобы не потерять мою оплату.

– Ну, чтобы ты поняла, какой я великодушный человек, я разрешаю тебе сегодня вечером прислуживать за моим столом. Я ожидаю гостей. Они будут через час. Возьми платье у служанки и постарайся привести себя хоть немного в порядок, чтобы выглядеть как-то поприличнее.

– Спасибо, господин, – прошептала Катрин и чуть было не расплакалась, но сэр Лонгленд уже отвернулся от нее и вышел из комнаты. До этого он вытащил из кошелька, висевшего у его пояса, монету и бросил ее Катрин, как бросают ненужную кость голодной бездомной собаке.

Едва дверь за ним закрылась, как Катрин и в самом деле расплакалась. Это были слезы от душевного бессилия и физического истощения. Она так хотела побыстрее попасть домой к Кассиану, хотела купить хоть какой-нибудь еды, чтобы восстановить его силы… Что же ей делать, если она сегодня вечером еще нужна сэру Лонгленду? Ведь она не может отказаться, если хочет сохранить работу. Теперь, по крайней мере, у нее есть пара пенни. Она подняла монетку с пола и залила ее слезами бессилия и стыда. Сэр Лонгленд обманул ее, он заплатил ей меньше, чем половину фунта, как раз столько, чтобы она смогла купить кусок хлеба и, возможно, только одно яйцо. Этих денег не хватит, чтобы накормить двух человек, и уже совсем не хватит, чтобы купить кусок мяса.

Преодолевая усталость, Катрин догладила последние вещи, затем взяла у старой служанки платье, пригладила волосы и пощипала себя за щеки, чтобы придать лицу хотя бы намек на свежесть.

– Ты будешь подавать господам на стол, – сказала служанка. – Возьми тарелку с мясом и отнеси ее в зал.

С трудом Катрин взяла тяжелую тарелку с мясом и сделала то, что ей сказали. Локтем она постучала в дверь зала и вошла после того, как ей разрешили.

На мгновение свет от множества свечей, отражавшихся в оконных стеклах, так ослепил ее, что она с трудом воспринимала лица сидящих за столом людей. Она закрыла глаза, а когда их снова открыла, то буквально окаменела.

За столом рядом с сэром Лонглендом сидел не кто иной, как сэр Болдуин Гумберт.

При его виде Катрин охватил такой страх, что она начала дрожать всем телом.

Тарелка с мясом в ее руках качнулась, толстые сочные куски жаркого упали на пол.

– Ты, глупая скотина, проклятая тварь! – закричал сэр Лонгленд и прыгнул со стула.

Катрин совершенно не осознавала, что делает, – она двигалась как марионетка, которую кто-то дергает за ниточки. Она уронила тарелку, подобрала платье и выбежала из салона так быстро, как только могли нести ее ноги. Как сумасшедшая она бросилась вниз по лестнице, слыша, как сквозь туман, ругательства сэра Лонгленда и издевательский смех сэра Гумберта. Она добралась до двери, рванула ее и выбежала на улицу. С развевающимися юбками она бежала вдоль Бейкер-стрит, затем кинулась в ближайший переулок. Катрин бежала и бежала, не в состоянии что-либо думать. Ей стало не хватать воздуха, в боку закололо. Постепенно она замедлила бег, а потом наконец остановилась. В страхе она обернулась назад, но сэр Лонгленд, слава Богу, не посчитал нужным ее преследовать.

Катрин осмотрелась – она не понимала, куда попала, – один ветхий домик теснился рядом с другим, но ни один из них не казался ей знакомым.

С трудом глотая воздух, она побежала по переулку вниз, нащупывая в кармане монетку.

Наконец она добралась до квартала ремесленников и мелких лавочников. Здесь она купила высохший вчерашний хлеб и два яйца, затем, испуганная и до смерти уставшая, она побежала домой.

Когда она вошла, Кассиан открыл глаза, но в них все еще был лихорадочный блеск. Катрин поспешила к нему, нежно коснулась его щеки, пощупала лоб, который снова горел огнем.

– Дорогой мой, как идут твои дела?

Кассиан попытался улыбнуться, но вместо улыбки получилась гримаса.

– Лучше, моя дорогая, если бы только боль в плече не была такой сильной.

Катрин не стала объяснять ему, что могильные черви сейчас пируют его мясом. Одна мысль об этом приводила ее в содрогание. Кассиан хотел выпрямиться, но Катрин нежно удержала его.

– Ты должен отдохнуть, чтобы скорее выздороветь, – объяснила она ему. – Я приготовлю тебе сейчас поесть.

Когда она резала хлеб, она внезапно почувствовала голод. Она ничего не ела со вчерашнего дня. Ее охватила волна тошноты, но она взяла себя в руки. Кассиан не должен заметить, что она страдает и полностью истощена. Она разбила два яйца, добавила к ним немного сахара, который у нее еще оставался, и протянула ему вместе с куском хлеба.

– А ты? – спросил он озабоченно, несмотря на мучавшую его боль. – Ты тоже должна поесть.

Катрин покачала головой и проглотила слюну, появившуюся у нее во рту.

– Я не голодна, – объяснила она твердым голосом. – Я поела в доме сэра Лонгленда.

Кассиан еще не поел, когда в дверь постучали.

Катрин испугалась: а вдруг за дверью сэр Болдуин Гумберт? Он пришел, чтобы отвезти ее домой или же чтобы поиздеваться над ее несчастьем, или же сэр Лонгленд пришел требовать оплатить мясо и разбитую тарелку. А если это городские стражники, которых он отправил за ней? Коленки у нее подогнулись, а тело охватила дрожь. Она с трудом встала перед постелью Кассиана, но поза ее была столь решительна, что казалось, она сможет защитить своего любимого ото всего на свете. В дверь постучали снова. Дрожь Катрин перешла почти в озноб. Она должна была присесть, потому что ноги у нее подогнулись. Тошнота настолько усилилась, что она вынуждена была прижать руку к пустому животу.

– Открой, детка, это я, старая Меган, знахарка.

От облегчения Катрин чуть не вскрикнула, но прикусила губу, чтобы не беспокоить Кассиана. Он должен выздороветь, вот что самое важное. Его нельзя волновать, и она никогда не расскажет ему о том, что встретила сэра Гумберта в доме Лонглендов. Она умолчит о том, что она потеряла работу прачки. Медленно она подошла к двери и открыла ее.

Старая Меган проскользнула в комнату, в руках у нее был тот же кувшин, в котором вчера они принесли могильных червей.

– Как он себя чувствует? – спросила она. Катрин выдавила из себя улыбку.

– Немного лучше. Мне показалось, что сегодня утром жар спал, а вот сейчас опять начинается лихорадка.

Меган кивнула. Она подошла к постели Кассиана и пощупала его лоб.

– Ты едва-едва избежал смерти, – сообщила она ему. – Тебе был бы конец без твоей маленькой храброй жены.

Кассиан улыбнулся и протянул руку к Катрин.

– Она все, что у меня есть, – проговорил он. – Без нее я бы умер в любом случае.

Слова ударили Катрин, как ножом в сердце. Она рванулась к нему и покрыла его лицо поцелуями. Ей стало стыдно из-за своих утренних сомнений.

– Я никогда тебя не покину, Кассиан, – поклялась она.

Меган внимательно посмотрела на них обоих. Наконец она сказала Кассиану:

– Ты пока еще не совсем в безопасности, твоя жизнь все еще висит на волоске, но говорят, что любовь может свернуть горы, поэтому я уверена, что ты скоро выздоровеешь, но сначала мне нужно осмотреть твою рану.

Кассиан повернулся и уткнулся лицом в подушку.

Меган открыла кувшин и хотела удалить с раны старый кусок материи, когда Катрин коснулась ее руки.

– Я не могу вам заплатить, – прошептала она, и слезы выступили у нее на глазах.

Меган дружелюбно улыбнулась ей.

– Не заботься о таких пустяках, малышка, когда-нибудь у тебя появятся деньги и ты сможешь оплатить свои долги.

Катрин благодарно улыбнулась ей.

После того как Меган обработала рану, она покопалась в карманах своей юбки и вытащила маленький кусок сала.

– Вот, – сказала она. – Дай своему любимому, но не сразу весь кусок, да и сама откуси от него немножко, тебе тоже надо быть сильной.

Катрин покачала головой.

– У вас у самой ничего нет, я не могу заплатить за сало.

– Ты права, – подтвердила Меган. – Я также очень бедна, но перед вами еще вся ваша жизнь, а моя скоро подойдет к концу. Когда дни твои сочтены, тебе много не надо. Уже нет того, ради чего тебе стоит жить и бороться, малышка. Одно я знаю точно, лучшее, ради чего стоит жить, – это любовь.

Она положила сало на стол, а потом ушла, оставив Катрин и Кассиана одних.

Солнце еще не исчезло за крышами, когда Катрин легла рядом с Кассианом.

Она ощущала запах его кожи и тесно прижималась к нему, чувствуя охвативший его жар.

Она ощущала его дыхание, его такой знакомый и любимый запах, – ей стало так хорошо и покойно, а все заботы, навалившиеся на нее, казались не столь тяжелыми. Страх перед сэром Болдуином Гумбертом, унижение, испытанное ею от сэра Лонгленда, – все отошло на задний план.

«Неважно, что произошло со мной, – подумала Катрин и снова ощутила легкое дуновение счастья, которого она так давно не испытывала. – Важнее всего, чтобы он снова выздоровел. Завтра я поищу себе новую работу, мы выдержим, в этом я уверена».

Она склонилась над Кассианом, поцеловала его сухие губы и прошептала:

– Я люблю тебя, Кассиан. Больше, чем мою жизнь, даже больше, чем мою гордость.

 

Глава 7

Забрезжило утро, запели первые петухи, и Катрин торопливо побежала по городским улицам и переулкам в поисках новой работы. Но сегодня, хотя она едва знала Лондон, он показался ей каким-то другим.

В голове промелькнуло, а что же изменилось? Но ответа она сразу не нашла, правда, и не особенно его искала. Когда она добралась до квартала богатых купцов, и советников, она постучалась в первую дверь.

Молоденькая служанка, едва ли старше ее самой, приоткрыла дверь на крошечную щелку. У рта она держала платок.

– Что вы хотите? – спросила она. Катрин приветливо улыбнулась.

– Я ищу работу, я хорошая прачка.

Она еще не успела договорить фразу до конца, как дверь перед ее носом захлопнулась.

Катрин удивленно покачала головой, но потом пошла дальше и постучала в соседнюю дверь.

Снова ей открыла служанка и снова, не говоря ни слова, захлопнула перед ней дверь.

Удивление Катрин сменилось замешательством. Она осмотрелась, отряхнула свое платье, пригладила волосы, все же она не нашла ничего, что было бы в ней необычным и побуждало людей так пугаться ее.

«Сделаю еще одну попытку», – подумала она, немного оробев, и медленно пошла к следующему дому. Однако она стучала напрасно. Сквозь закрытую дверь ей только крикнули.

– Иди дальше, мы ничего не покупаем.

Постепенно Катрин начал охватывать страх, и она испуганно огляделась. На улице царила полная тишина, хотя день уже начался и обычно в это время она уже была заполнена людьми – служанки с корзинками бежали в направлении рынка; в двери стучали водоносы, поденщики катили бочки; на подоконниках в открытых окнах лежали подушки и перины; мелкие торговцы громко предлагали свои товары; подмастерья суетились, выполняя приказы своих хозяев; дети, громко смеясь, играли на улице, – но сегодня никого не было видно. Город, казалось, спал, как замок Спящей красавицы. Большинство окон было закрыто ставнями, не видела она и людей, что обычно стояли маленькими группками, рассказывая друг другу последние новости. Катрин заметила только пару пожилых женщин, шедших к церкви, одетых в черные платья и закутавших себе покрывалами лицо.

Редкие служанки скользили вдоль стен домов, более походя на их тени, и нигде не слышалось криков бродячих торговцев или ремесленников.

– Что здесь случилось? – пробормотала Катрин и еще раз беспомощно огляделась. – Кто-то умер, и весь город погрузился в траур? Сегодня праздник, в который никому нельзя работать?

Ответа она не находила. Без особой надежды она постучалась в ближайшую дверь. На этот раз никто ей даже не открыл. Но на втором этаже вдруг распахнулось окно, и женщина в скромном платье небогатой горожанки выглянула вниз.

– Что ты хочешь? – крикнула она. – Поторопись-ка лучше к себе домой.

– Я ищу работу, – ответила Катрин. – Я прачка.

Женщина тихо вскрикнула и перекрестилась.

– Вестница чумы, – закричала она в ужасе и тут же начала причитать. – Пожалуйста, пощади этот дом, пожалей простую богобоязненную семью. Я поставлю большую восковую свечу Пресвятой Деве Марии.

Катрин ничего не поняла.

– Что случилось? Вы меня боитесь?

Женщина перекрестилась еще раз.

– Иди, иди отсюда быстрее, когда во время чумы одна из прачек, о которых говорят, что они переносят чуму из дома в дом, постучит в дверь, то говорят, что постучалась сама смерть. Пожалуйста, уходи так быстро, как только сможешь.

Окно закрылось, и Катрин осталась одна на улице. «Да что же здесь случилось? – спрашивала она себя. Она слышала слова женщины, и слово «чума» отозвалось громом в ее ушах. – Разве это возможно? Неужели и вправду в городе началась чума?»

Она медленно пошла дальше в направлении рынка. Подойдя к площади, она увидела, что флаги, обычно оповещавшие о том, что рынок работает, сейчас уже не висят на окнах ратуши. Зато флаг с гербом Лондона был приспущен, даже она знала, что это значит: город поразила заразная болезнь. Вся площадь была пустой и безмолвной, только на самом краю ее сидела старая женщина, расстелив перед собой платок, на котором лежали пара яблок, несколько луковиц и одно-единственное яйцо.

– Добрая женщина, – подойдя к ней, Катрин спросила: – Это правда, что в Лондон пришла чума?

Женщина кивнула.

– Все со страху с ума посходили. Кто не грешит, тот и не заболеет. В городе чума уже была два раза, но я ведь не умерла. Нет, я продолжаю сидеть здесь и жду дуралеев, которые во время чумы захотят поесть.

– А откуда же взялась чума? – спросила Катрин.

– Из Франции, через море, она спряталась на одном из кораблей. Вчера корабль поднялся вверх по Темзе, а на его борту уже были мертвые матросы, – старая женщина хихикнула, и тогда Катрин услышала в ее голосе отзвук безумия. – Дурни здесь считают, что им стоит лишь запереть свои дома, чтобы не пустить чуму. Они жгут коренья, обкуривают ими весь дом так, что почти задыхаются, но я скажу тебе, чума достанет любого, кого захочет. От нее нет спасения.

Катрин испугалась. Чума! Она уже много слышала об этой болезни, которая может опустошить целые деревни и даже города, но никогда еще при ее жизни чума не приходила в Ноттингем. Тем не менее Катрин знала из рассказов родителей и своей няньки Маргарет об этой заразе, которую называли «черной смертью».

Первые признаки чумы появляются в форме лихорадки, головной боли, боли во всем теле и чувстве глубокой усталости. Во многих местах тела образуются выпуклости с палец величиной, которые очень болят, затем они превращаются в язвы. Излечение возможно в очень редких случаях, если удается искусственно вскрыть нарывы. О последней стадии болезни сигнализируют многочисленные черные пятна по всему телу. Смерть, сопровождаемая мучительными болями, наступает уже через несколько дней.

Катрин знала все это, а также то, что эта болезнь очень заразна. Она стояла перед старой женщиной и внезапно совершенно успокоилась.

Нет, чума не внушала ей больше страх, если Бог решил забрать ее к себе, то так тому и быть. У нее и так в последние дни было чувство, что жизнь стала для нее слишком тяжела.

Катрин попыталась вспомнить, когда она в последний раз смеялась от всей души и когда в последний раз была беззаботной и веселой.

Ей пришлось долго вспоминать, пока она наконец сообразила, что это было до того, как сэр Болдуин Гумберт попросил у родителей ее руки.

«Черной смерти» она не боялась.

– Ну, хотите что-нибудь купить? – спросила старая женщина и назвала Катрин такую цену, от которой у нее перехватило дыхание.

– Да это обман, – заикаясь, пробормотала она. – Еще вчера одно яйцо не стоило и половину этой суммы.

Старуха безразлично пожала плечами.

– Вчера было вчера, а сегодня это сегодня. Если хотите, то попытайте счастье в другом месте. – Она указала рукой на пустую площадь. – Пожалуйста, у вас большой выбор.

Катрин раздумывала. Дома оставался только крошечный кусочек черного хлеба и немного сала, принесенного Меган. Этого едва хватит для Кассиана. Ей же не достанется ничего. У нее в животе заурчало от голода. Она точно знала, сколько денег оставалось еще у нее в кошельке.

Нерешительно она переминалась с ноги на ногу. Взглядом она окинула площадь, как будто где-то могло быть спрятано решение проблемы.

Двое мужчин вышли из переулка, от их вида кровь застыла у Катрин в жилах. На мужчинах были длинные темные плащи с широкими капюшонами, кроме того, маски полностью закрывали их лица, маски с большими, как у птиц, клювами.

– Что это? – пробормотала Катрин. – Кто эти мужчины? Они похожи на посланников ада.

Старуха рассмеялась.

– Вы правы, они носят трупы. А на лицах у них маски от чумы, в клювах лежат коренья, они должны защищать их от заразы.

Мужчины подошли ближе. У одного из них в руках был колокол, в который он непрерывно звонил, а второй нес ведро с разведенной известью.

– А зачем у них известь? – спросила Катрин и почувствовала, как страх начинает пробирать ее до костей.

– Для того чтобы помечать двери домов, в которых есть чума. Они рисуют белый крест, чтобы каждый избегал и этого дома, и его обитателей.

Катрин кивнула.

– Если это так, то я вряд ли найду новую работу, – тихо сказала она, но старая женщина услышала ее.

– Нет, – подтвердила старая женщина. – Честную работу в то время, как в городе бушует чума, вы, конечно, не найдете, сейчас время воров, головорезов и негодяев.

– Почему так? – спросила Катрин. В тот же момент мимо них проехала закрытая карета, кучер плетью погонял лошадей, заставляя их мчаться как можно быстрее.

Старуха показа ей на мчавшуюся карету.

– Поэтому! Каждый, кто только может позволить себе покинуть город, уезжает. Первые уже убежали, за ними последуют и другие. Дома богатых опустели. Во многих из них не осталось ни слуг, ни служанок.

Катрин кивнула.

– Ну что, купишь что-нибудь из моего товара?

Катрин откинула голову назад и с нажимом объяснила:

– За эту цену – нет. Вы, конечно же, правы, вы сегодня единственная здесь на рынке, но и покупателей я тоже не вижу. За три шиллинга я куплю все, но ни пенни больше.

Старуха вздохнула, затем улыбнулась.

– Вы не такая неопытная, как я подумала. Ладно, давайте мне деньги и берите товар.

Катрин с гордостью принесла свои покупки домой. Впервые в жизни она торговалась. Никогда до этого ей не хватало смелости. Она боялась, что ее высмеют или же отругают, но теперь дела обстояли так, как она никогда не могла себе представить. Что же будет с ними дальше?

Три дня спустя город все еще выглядел оцепеневшим. В пустом переулке перед их домом царила необычная тишина, которую нарушал только грохот городских повозок, непрерывно вывозивших трупы. Катрин стояла у окна и видела, что мертвые тела в повозках были просто навалены друг на друга. Хозяйка сообщила, что могил на кладбище на всех просто не хватает, тем более что умерших от чумы нельзя было хоронить там. Перед воротами города были вырыты громадные ямы, в которые трупы сбрасывали прямо с повозок, потом их посыпали известью, и все. Рядом с ямой стоял священник, махал паникадилом и молился за души умерших. Церковные колокола звонили с утра до вечера, но церкви оставались пустыми, никто без крайней необходимости не выходил из дома. Вся жизнь в Лондоне замерла.

Кассиан ничего не знал об этом. Он все еще лежал в постели и бредил. Его рана постепенно закрывалась, после того как могильные черви сожрали зараженное гангреной мясо, но он все еще был очень слаб. А когда приходил в сознание, то едва мог приподниматься в постели. Катрин страдала, не зная, чем ему помочь.

У них не было больше ни одного пенни. Она сама два дня ничего не ела, последний кусочек хлеба Кассиан жадно проглотил вчера вечером.

Не было работы, не было никого, кто мог бы одолжить им немного еды или денег, и ничего, что она могла бы продать.

Она повернулась и посмотрела на Кассиана. Он лежал в постели, как маленький ребенок, подтянув колени к животу и скрестив руки на груди, прядь волос упала ему на лоб. Катрин подошла к нему и нежно откинула ее назад. Его лоб все еще был горячим, но дыхание стало спокойным и ровным. В комнате было очень тепло, и Кассиан лежал ненакрытым. Катрин видела, как плавно поднимается и опускается его грудь, а также то, что он очень похудел и ребра стали торчать, даже его плечи казались уже.

Она вздохнула и охотно бы заплакала, но она уже выплакала все свои слезы, больше слез у нее не было, только темное мрачное чувство, состоящее из страха и навалившихся забот.

«Ах, оставалась бы я в нашем замке, – подумала она с горечью, – стол там всегда обильно накрыт, хватало и хлеба, и молока, и яиц, и мяса».

Она спала там на мягкой постели, у нее было много платьев. У нее была мать, которая, как верный друг, всегда помогала ей делом и советом, а также Дэвид и Джонатан. Оба брата любили ее больше всего на свете, а теперь у нее их нет. Она страдает от голода и холода, спит на жестком соломенном тюфяке, ее платье прохудилось, волосы потеряли свой блеск и свисали спутанными прядями на лицо. У нее нет ни подруги, ни родственницы. Она одна. Она забыта Богом, одна-одинешенька на всем белом свете, вдобавок забота и ответственность за Кассиана. Его жизнь находится в ее руках, но как же ей сохранить его жизнь, ведь в кармане у нее нет ни одного пенни. Откуда ей взять силы, чтобы все уладить? Она устала, так бесконечно устала. Катрин поймала себя на том, что, стоя у окна, с завистью смотрит на повозки, увозившие мертвецов. «Этим людям хорошо, – подумала она, – у них уже все позади. Их не затронут больше ни голод, ни скорби».

Она испугалась своих собственных мыслей. «Нет, Катрин, – поругала она саму себя, – прекрати так думать! Ты – леди Журдан, у тебя есть сила, гордость и достоинство, ты должна выполнить свой долг и при этом не потерять голову. Жизнь – жестокая вещь, но никто не сказал, что она должна быть легкой».

Она нашла большую любовь, но никто не обещал, что эта любовь будет одновременно обозначать и большое счастье.

Может быть, Бог свел Катрин и Кассиана вместе, чтобы они поддерживали друг друга в несчастье?..

Она еще раз вздохнула, затем распрямила спину, подняла голову и, бросив последний взгляд на спящего любимого, вышла из дома.

Она долго бродила по опустевшим улицам и переулкам. Катрин прошла мимо трупа дворовой собачонки, увидела на многочисленных дверях белые кресты, большинство окон было закрыто ставнями, мимо прошмыгнули несколько крыс. Услышав какой-то шум, она внимательно огляделась, а потом сообразила, что это от голода урчало в ее собственном животе. Голод рвал ее изнутри, как бешеная собака, нигде не было видно ни человека, которому она могла бы предложить свою работу. «Ослабленное тело более подвержено чуме, чем здоровое», – подумала она и при этой мысли ощутила тошноту. Кассиан. Кассиану надо что-либо поесть. Она не может и сегодня вернуться домой с пустыми руками. Ей надо срочно достать еды, иначе смерть придет и за ней. Но как и откуда? Ни один лавочник не предлагал своих товаров, не было видно ни одного человека, у которого она могла бы попросить пенни.

О, да, она бы стала попрошайничать, конечно, она горела бы со стыда, заикалась и не смела бы смотреть никому в глаза, но попрошайничать было не у кого. Нигде никого.

Катрин оглядывалась то в одну сторону, то в другую. Большинство домов стояли пустыми, обитатели покинули их несколько дней назад. Старуха на площади была права: все, кто только мог, бежали из города вместе с детьми и пожитками, даже нищие, казалось, перебрались искать счастья в другом городе.

Она медленно шла по улице, и маленький лучик надежды, который согревал ее при выходе из дома, погас при виде вымершего города.

Внезапно она услышала какой-то шум, потом голоса – тихо переговаривались какие-то мужчины.

Катрин остановилась и прислушалась. Голоса шли из приоткрытой двери одного из домов.

– Бери, что можешь унести, – услышала она. – Оставь хлеб и сало, бери серебряные подсвечники, а я пойду на второй этаж и посмотрю, нет ли где денег.

– Не смеши, – сказал другой голос. – Кто, уезжая, оставляет кошелек дома? Не пускайся в напрасные поиски, а я возьму подушки и простыни, хочу хоть раз поспать на сафьяновых подушках, да и колбасу, солонину и шпик надо забрать с собой.

Катрин застыла на месте. Она прижала руки к груди, чтобы унять дико бившееся сердце. Она точно знала, что происходит в доме перед ней. Старуха ведь об этом ей тогда сказала.

– Быстро, мы не можем здесь оставаться вечно, – услышала она настойчивый голос первого мужчины. Второй засмеялся.

– А почему нет? Ты думаешь, хозяин каждую минуту может вернуться назад? О нет, мы здесь в такой же безопасности, как на лоне Авраама.

– Коронер-то не сбежал, да его подручные тоже. Они прочесывают город в поисках ребят вроде нас.

– Чепуха, собирай все, что можешь схватить, потом мы исчезнем отсюда, ни один человек нас не увидит.

Катрин услышала шум, говоривший о том, что мужчины вот-вот выйдут из дома, и поторопилась спрятаться за соседней стеной. Чуть позже она увидела двух мужчин в скромной одежде простых подмастерьев, которые выходили из дома. У каждого из них был перекинут мешок через плечо. Они торопливо пошли по улице, а на их лицах – это Катрин точно могла видеть – было победное выражение, смешанное с алчностью. Они сгибались под тяжестью мешков, и Катрин видела, что их запавшие глаза были обведены глубокими синими кругами. Мужчины были худыми, истощенными от голода.

«Они такие же, как я, – подумала Катрин, – они не головорезы. Да и на что им жить, если их мастер оставил их в беде? У них нет другого выхода, как стать ворами и преступниками. Это нужда заставила совершать подобные поступки».

А она сама? Разве она не страдает от большой нужды? Разве она не голодна, и при этом у нее нет ни малейшей надежды честным образом наполнить свой желудок. «Отважусь ли я… – подумала она, – отважусь ли я стать воровкой?» Медленно брела она дальше, не выбирая дороги, вдруг внезапно остановилась перед домом, который так хорошо знала. Он стоял на Бейкер-стрит и принадлежал сэру Лонгленду.

 

Глава 8

Она посмотрела на красный дом, ставни на всех окнах были закрыты, не было видно ни одного отблеска свечей или фонаря. Она напряженно прислушалась, но не услышала ни малейшего звука.

Еще раз она оглядела улицу. Никого не было видно. Она глубоко вздохнула, затем неуверенно постучала и подождала: никакого движения, совсем ничего. Дом был покинут.

Катрин осторожно, плечом, нажала на дверь, но та была заперта, а ее сил не хватало, чтобы, надавив, открыть дверь.

Осторожно, держась в тени, Катрин обошла вокруг дома. С левой стороны была помойка, она бросила туда взгляд и успокоенно кивнула. Там копошились крысы, кишели мухи, но мусор был несвежим. Его выбросили несколько дней назад. Итак, сэр Лонгленд действительно покинул город. Катрин пробежала мимо мусорной ямы и добралась до черного входа в дом. Здесь также окна были забраны ставнями и дверь закрыта.

Но окно комнаты, в которой она раньше стирала, было без стекла и без ставень.

Катрин еще раз прислушалась, затем подошла к окну. Ее худенькое, ставшее почти детским тело легко прошло в окно, и она очутилась в комнате. Что-то упало, и Катрин испугалась, однако в доме по-прежнему было тихо.

Осторожно, стараясь не издавать даже малейшего шороха, она поднялась по лестнице, которая вела в кухню. Не задерживаясь, Катрин открыла дверь в кладовую, где хранились припасы, и чуть было не вскрикнула от радости. Ветчина, копченые колбасы, сало, кувшин, наполненный до краев маслом, две корзины с яйцами, яблоки источали такой аромат, что у Катрин во рту появились слюнки.

Внезапно ей показалось, что она слышит какой-то шорох, и она напряженно прислушалась. Снова шорох, как будто кто-то на цыпочках спускается по лестнице. Сердце Катрин забилось, ее ноги начали дрожать, и тело покрылось холодным потом. Долго она простояла без движения, вслушиваясь в полную тишину, постепенно ее сердцебиение успокоилось.

«Наверное, я ошиблась, – подумала она, – шорох донесся из другого дома, а может быть, со мной сыграли шутку фантазии или мой голод».

Она взяла красное яблоко и впилась в него зубами. Вокруг все было тихо, Катрин успокоилась. Шатаясь, она зашла в кухню, чтобы поискать что-нибудь, в чем она может унести все эти сокровища. Она нашла большую корзину, положила в нее яйца, колбасу, ветчину, яблоки, немного масла, два хлеба и маленькую круглую головку сыра. Она наполнила маленький кувшин сахаром и вышла из кладовой, не заглядывая в другие комнаты дома.

Одно мгновение она думала о том, не взять ли ей с собой мягкую подушку для Кассиана, чистую рубашку или платье служанки, но потом она решительно покачала головой. «Я не воровка, – подумала она, – я беру лишь те вещи, которые спасут нашу жизнь и без которых мы просто погибнем. Я не совершаю кражу, я делаю это из нужды, и один Бог знает, с какой неохотой я это делаю». Ей пришло в голову, что сэр Лонгленд должен ей деньги за половину рабочей недели, и совесть ее сразу же успокоилась. Катрин упрямо откинула голову назад и пошла дальше. Быстро, но тихо она вернулась в комнату, в которой стирала, взяла кусок мыла, чтобы выстирать свои собственные вещи, затем приставила табуретку к окну, забралась на нее и поставила тяжелую корзину сначала на подоконник, а потом, перегнувшись, – на землю: Через мгновение она уже стояла рядом с корзиной, был теплый солнечный день, и счастливая улыбка осветила ее лицо. Она отряхнула руки, потом взяла корзину и хотела уже направиться домой, когда громкий строгий голос заставил ее застыть на месте.

– Стой! – крикнул мужчина, выпрыгивая из-за угла. На нем была униформа городского стражника, и он направил пику прямо ей в грудь.

Катрин от страха чуть не выронила корзину.

– Что вы здесь делаете? – заорал стражник.

– Я взяла немного продуктов, которые принадлежат мне по праву. Сэр Лонгленд остался мне должен половину моего жалованья за неделю. Я взяла только то, что принадлежит мне.

Стражник заглянул в корзину – действительно, там были только продукты, – затем он внимательно оглядел худенькое тело Катрин и ее осунувшееся бледное личико.

– Мой муж болен, – сказала она тихо. – У меня нет денег, а работы в Лондоне сейчас нет. Что же мне делать, чтобы не умереть, от голода?

Она посмотрела стражнику в лицо и увидела, что он в нерешительности.

Она вытянула руку, корзина оказалась прямо перед его лицом.

– Посмотрите, я не взяла ни серебра, ни медной посуды, ни украшений, только то, что мне нужно для жизни и за что я уже отработала, имейте хоть немного сочувствия, продукты все равно бы испортились.

Стражник почесал в затылке. Он понимал молодую женщину и видел, что она действительно взяла только необходимые для жизни продукты.

Он еще раз почесал в затылке, потом наконец кивнул.

– Хорошо, я сочувствую вашему тяжелому положению. Сейчас многие бедные люди голодают. Вы не обычная воровка, это я вижу. Но если я вас еще раз поймаю, то городская тюрьма вам обеспечена.

У Катрин как камень с сердца упал. Она схватила стражника за руку.

– Да благословит вас Бог! – сказала она. – Благословит и защитит! Спасибо, добрый человек. Я буду о вас молиться. Спасибо, что вы спасли меня от наказания.

Стражник вырвал свою руку.

– Хорошо, хорошо, – пробормотал он. – Топайте домой, все хорошо.

– Ничего не хорошо, – слова прозвучали в пустом дворе как удар грома. Стражник и Катрин испуганно вздрогнули и уставились на мужчину, который появился перед ними из-за стены, словно призрак.

Это был не кто иной, как сэр Болдуин Гумберт.

– Вы хотели отпустить эту проклятую воровку. Ее место в тюрьме, и я сам лично прослежу за тем, чтобы ей отрубили правую руку, как и полагается всем воровкам.

Он подошел ближе, бросил на Катрин презрительный взгляд и погрозил стражнику пальцем.

– А вам следует забрать у нее корзину и связать ей руки. Я сам отведу ее к коронеру и доложу ему, что вы действуете заодно с преступниками.

Стражник побледнел.

– Сэр, это была ошибка. Я проявил сочувствие к этой бедной женщине, я принял ее не за воровку, а за служанку сэра Лонгленда, которой поручено припрятать съестные запасы подальше от воров.

– И эта служанка карабкается в дом через окно в комнате прачки? Ха! – закричал сэр Болдуин, брызгая слюной во все стороны.

– Я… э… я… думал… – заикаясь, выдавил стражник.

– Предоставь думать тем, кто это умеет делать.

Сэр Гумберт оставил стоять дрожащего стражника и подошел к Катрин.

– Ну, леди Журдан, вот мы снова и увиделись, вы далеко пошли, можете этим гордиться, ваш отец порадуется, когда я ему расскажу о нашей встрече в Лондоне.

Охотнее всего Катрин вцепилась бы в его жирное красное лицо с маленькими свиными глазками, тем не менее она решила проявить гордость. Ей было все равно, что с ней будет. Пусть ее отправят в тюрьму, пусть ей отрубят руку и выгонят из ворот города. Она и до этого много страдала. Тюрьма ее больше не пугала, но что будет с Кассианом… Нет, ей надо взять себя в руки и подавить и свою гордость, и свой гнев.

Касеиан нуждался в ней, и она не могла его бросить.

Сэра Гумберта легко не успокоишь. Его слишком оскорбило бегство Катрин, тем более она бежала от брака с ним. Он жаждал мести, это было видно.

– Что вы хотите от меня? – спросила она тихо, не поднимая глаз. – И что вы делали в доме сэра Лонгленда?

– Вам бы хотелось это узнать, уважаемая леди, не так ли? – на этот раз он забрызгал слюной и Катрин, от которой та напрасно пыталась уклониться. – Я узнал вас в тот вечер, когда вы испортили наш обед. Сэр Лонгленд мой старый друг со времен войны. Я навещал его в Лондоне по делам, но задержался, чтобы разыскать вас. Унизить сэра Болдуина Гумберта после того, как он предложил вам свою руку, – это вам не останется безнаказанным.

Он замолчал и оглядел Катрин с ног до головы. Она остро осознала, сколь ужасно выглядит в этом грязном истрепавшемся платье.

– Как я вижу, есть Бог, который заботится о справедливости. Ваш вид испугал бы даже собаку, вы совсем опустились, вы выглядите не лучше портовой нищенки, которая продает себя за пенни на целую ночь.

– Что вы хотите? – спросила Катрин еще раз. – Поиздеваться над моим несчастьем? Вы хотите унизить меня еще больше, чем это уже сделала жизнь? Что вам надо сэр Болдуин?

Мужчина замолчал и снова осмотрел ее. Его взгляд охватил ее фигуру, нежные крепкие груди, чья белизна была видна в вырезе платья.

– Я хочу научить вас смирению, – сказал он. – Смирению и послушанию, как и полагается жене. В Библии написано, что жена подвластна мужу.

– А вам-то что до этого?

В глазах Катрин стояли слезы, и она храбро пыталась их скрыть, но ей это не удалось. Они заструились по ее щекам, закапали с подбородка на ее жалкое платье.

Этого что ли хотел сэр Болдуин, слез и раскаяния? Его лицо стало менее строгим, промелькнула даже тень добродушия.

– Но, – сказал он, – я готов простить вам то, что вы мне сделали, правда на некоторых условиях.

Катрин кивнула. Ей не оставалось ничего другого, как слушать его и соглашаться с его требованиями. Она знала, что Болдуин достаточно жесток и подл и вполне может передать ее палачу, если она не подчинится его воле.

– Каковы ваши условия? – спросила она.

Сэр Болдуин фыркнул, затем встал перед стражником и сказал голосом, не терпящим возражений:

– Иди отсюда и больше никогда не попадайся мне на глаза. Я запомнил твое лицо, и будь уверен, одно-единственное неправильное слово, один взмах ресниц в неподходящий момент – и ты пропал.

Стражник униженно поклонился и беспокойно переступил с одной ноги на другую.

– А теперь убирайся! – заорал Болдуин.

Стражник споткнулся, и сэр Гумберт так сильно наподдал ему сапогом, что тот едва удержался на ногах и чуть было не упал в мусорную яму.

Болдуин потер руки, затем обратился к Катрин:

– Итак, моя дорогая, теперь о нас. Вы сегодня же отправитесь со мной назад в Ноттингем. Как только мы прибудем туда, то сразу позовем священника и вы станете моей женой. А ваш отец должен будет немного добавить мне приданого, чтобы наградить за мое великодушие. Да, и обойдемся без вашего воспитания в монастыре, я сам научу вас покорности.

Слезы хлынули по щекам Катрин с новой силой.

– А что случится, если я откажусь ехать с вами? – спросила она тихо, но ее голос звучал так робко, а сама она выглядела такой беспомощной и отчаявшейся, что сэр Болдуин только громко рассмеялся.

– И не думайте об этом, я выдам вашего отца парламенту, и большая часть его состояния, как раз та, которую мне обещали в качестве приданого, будет конфискована. А пойду ли я дальше, время покажет. У меня есть и еще кое-что в запасе.

До того как Катрин успела спросить, что он имеет в виду, он резким движением схватил ее за подбородок и заставил посмотреть себе прямо в глаза.

– Я позабочусь о том, чтобы Кассиан фон Арден не имел больше ни единого счастливого дня в своей жизни.

Впервые для Катрин блеснул лучик надежды.

– Для этого вам надо сначала узнать, где он находится.

– Не беспокойтесь о таких пустяках; он ютится в крошечной комнате самого жалкого домишки во всем Сохо. – Он засмеялся, увидев изумление на лице Катрин. – Я последовал за вами, моя дорогая, в тот вечер, когда вы уронили мясо и убежали. А ваша хозяйка оказалась очень болтливой женщиной.

Обессилев, Катрин думала, что ей делать. Ее взгляд блуждал по двору, мысли были в густом тумане. Внезапно в этом тумане появился луч света, мысли прояснились и стали нанизываться в ее голове, как жемчужины в ожерелье.

Она отбросила голову назад и вызывающе посмотрела на сэра Болдуина.

– Ну, причины, которые вы назвали, чтобы вынудить меня стать вашей женой, меня не убеждают. Моя семья, чтобы я ни сделала, все равно теряет половину своего состояния. Земли либо конфискует парламент, либо забираете вы в качестве приданого. Кассиан фон Арден и так не имел больше ни одного счастливого дня с тех пор, как вы его ограбили. Если я откажу вам, никакой новой беды не произойдет.

От сильной пощечины Катрин закричала. Ее лицо загорелось, как будто его обожгло пламя. Она смотрела на сэра Болдуина глазами, полными ужаса. Она была не в состоянии ни двигаться, ни говорить. Никто и никогда еще не осмеливался поднять на нее руку. Пощечина причинила ей как душевную, так и физическую боль. Ненависть зажглась в Катрин, необузданная холодная ненависть, не имевшая названия.

В ее зеленых глазах появился гнев. В них заблистали молнии.

– Вы еще упрямее и бестолковее, чем я думал, – спокойно сказал сэр Болдуин. В нем также вскипел гнев. Голубая жилка на его лбу вздулась и стала с палец величиной. Его дыхание убыстрилось, он почти задыхался. Он придвинулся к ней, схватил ее за волосы и жестоко потянул ее голову вниз. – Вы неправильно меня поняли, леди Катрин, – издевательски сказал он. – Кассиан фон Арден умрет, если вы меня не послушаетесь. Я один имею власть распоряжаться его жизнью, если вы пойдете со мной, то я позабочусь о том, чтобы его взяли в госпиталь и за ним был хороший уход. Если вы не пойдете со мной, то умрете оба, потому что я направлю стражников коронера в вашу жалкую комнатушку, чтобы вас арестовали за воровство. Вашего любимого повесят, он будет висеть на самой высокой виселице, потому что он украл у меня невесту, сделал меня рогоносцем, и я получу истинное удовольствие, присутствуя на его казни. Кстати, вы знаете, что в момент смерти кишечник повешенного опустошается, вид не то чтобы приятный, но никакого достоинства, не так ли? От жалких людишек в последний момент не остается ничего, кроме кучи дерьма. Итак, хорошо подумайте и примите решение, но мое терпение уже подходит к концу, думайте быстрее, или я сам приму решение – развернусь и уйду.

Кончиком своего сапога он пнул корзину, стоявшую перед ними. Корзинка упала, и сэр Болдуин, как злой ребенок, несколько раз наступил на все, что в ней было: яйца разбились, хлеб раскрошился под его ногами, ветчина, колбаса и сало смешались с уличной грязью.

– Видите, как я уничтожил украденное вами добро моими сапогами? Смотрите внимательнее, леди Журдан, вот так же будет с вами и вашим любовником, если вы меня не послушаете.

Вне себя Катрин наблюдала за разбушевавшимся негодяем. Она не сомневалась в его словах, она знала, что он действительно сделает то, что пообещал. Да, сэр Болдуин Гумберт не успокоится до тех пор, пока не уничтожит Кассиана, ее родителей, братьев и ее саму.

Она схватила его за руку, и в тот же миг сэр Болдуин перестал топтать продукты.

– Я поеду с вами, – сказала Катрин. – Но я должна быть уверена, что о Кассиане позаботятся.

Лицо сэра Болдуина мгновенно просветлело.

– Сразу бы так, – сказал он. Он схватил ее за локоть и повел вокруг дома к парадной двери, достал из кармана ключ и открыл дверь. – Сэр Лонгленд попросил меня во время своего отсутствия приглядывать за его добром, – безразличным тоном объяснил сэр Болдуин. – Он жалкий трус, он боится чумы больше, чем Бога. – Он покачал головой, затем продолжил, говоря как будто самому себе. – Он дурак, черная смерть – божье наказание неверующим. Что может случиться с человеком, который всю свою жизнь боялся Бога и был хорошим? Нет, чума – это бич, который пощадит лишь праведников.

Его слова не оставляли никакого сомнения в том, что себя самого он причисляет к праведникам.

Все еще держа Катрин за локоть, он ввел ее по лестнице вверх, в рабочую комнату сэра Лонгленда. Грубо швырнув ее на стул, подвинул бумагу, перо, чернила, песок и приказал:

– Вы напишете прощальное письмо Кассиану Ардену, чтобы до него наконец дошло, что вы для него потеряны окончательно.

Катрин покачала головой.

– Я люблю его, и, даже если пойду с вами, я никогда его не покину.

При этих словах сэр Болдуин снова поднял руку, как будто хотел снова дать ей пощечину, но затем передумал. Его рука опустилась, и он погладил щеку Катрин. Она резко отдернула голову, но сэр Болдуин только засмеялся. Засмеялся глухим, злым смехом.

– Я продиктую вам письмо, и вы напишите его так, как я вам скажу, если вы это не сделаете, вы знаете, что произойдет.

– Чтобы ни писала моя рука, правда останется в моем сердце, и никто не знает мое сердце так хорошо, как Кассиан, – возразила Катрин, но сэр Болдуин снова громко и с. ненавистью рассмеялся.

– Пишите, – потребовал он. – У нас не так много времени.

Вынужденная подчиниться, Катрин обмакнула перо в чернила и в ожидании посмотрела на сэра Гумберта.

– Дорогой Кассиан, – продиктовал он. – Моя любовь к тебе погасла, как свеча на ветру. Я неправильно сделала, что поехала с тобой в Лондон. Я горько сожалею об этом решении, которое свело меня со стези добродетели в глубину греха, но Господь смилостивился надо мной. Он послал мне спасение в лице чрезвычайно уважаемого мною и от всего сердца любимого сэра Болдуина Гумберта. Я возвращаюсь с ним домой. Рядом с ним я буду жить, как уважаемая порядочная женщина, буду хозяйкой его дома, рожу ему детей и воспитаю их богобоязненными христианами.

Великодушие сэра Болдуина не знает границ. Тебя, Кассиан, он также не оставит одного в нищете и грехах, еще сегодня за тобой приедет карета и отвезет в госпиталь, хороший удобный госпиталь, в котором ты сможешь вылечить свои раны.

Я вручаю твою душу Богу и буду молиться за то, чтобы ты снова вернулся на праведный путь.

Сэр Болдуин взял у Катрин листок, прочитал и довольно ухмыльнулся.

– Да, хорошо, почти поэзия, не слишком ли много для этого оборванца? А теперь подпишите внизу.

Он бросил листок на стол перед Катрин и проследил, чтобы она поставила свое имя в том месте, которое он указал, затем он посыпал бумагу песком, свернул ее и запечатал своей печатью.

– А что дальше? – спросила Катрин.

– В конце улицы нас ждет карета. Она довезет нас до вашего жалкого жилища. Кучер передаст это письмо.

– Я должна быть уверена, что о Кассиане позаботятся, – настаивала Катрин. – Или же я не поеду с вами.

Болдуин кивнул и легко ущипнул ее за щеку.

– Я люблю упрямых женщин, – сказал он с тихим смешком, полным ненависти. – Привить упрямой женщине послушание и покорность значительно интереснее, чем той, у которой эти добродетели уже в крови, и меня это возбуждает. Бог достойно вознаградит меня за мой труд.

Он рывком поднял ее со стула, и спустя короткое время они уже сидели в карете. Пока они ждали, когда кучер передаст ее послание, Катрин душераздирающе рыдала. Ей бы хотелось сдержать слезы и скрыть свою боль от Болдуина, но прощание с Кассианом разрывало ей сердце.

– Я делаю это, чтобы спасти его жизнь, – повторяла она себе снова и снова, однако не находила утешения в этих словах. Чуть позже повозка городского госпиталя для бедных остановилась перед домом, и вскоре после этого двое служителей вынесли Кассиана. Катрин зарыдала еще громче. Она хотела выскочить из кареты, чтобы в последний раз поцеловать любимого, но сэр Болдуин Гумберт удержал ее железной хваткой. Последнее, что она увидела, было лицо Кассиана, худое и изможденное, и его глаза, в которых читалось горькое разочарование и бессильное отчаяние.

– Вы обманули меня, – взвыла она. – Вы отправили Кассиана в госпиталь для бедных, туда, где буйствует чума. Я никогда вам этого не прошу.

– Ну-ну, моя дорогая. Что вам только приходит в голову? Уже скоро ваш любимый будет чувствовать себя как на небесах.

 

Глава 9

Оливер Кромвель планировал добиться того, чтобы Англия снискала такую славу, какой ранее обладал Древний Рим, и он уже почти претворил свои планы в действительность. Господство Англии над морями уже было очевидным, и лишь вопросом времени было то, что Англия распространит свою власть над Северной Америкой и в Азии. Вся Европа со страхом смотрела на пуританина Кромвеля, который пел псалмы и в то же время строил военный флот, читал проповеди и одновременно выигрывал каждое сражение. Он основал Британскую империю военной силой, пытками и унижениями, при этом с уст его не сходило имя Христа. Обложение налогами без согласия парламента, аресты без суда, допросы без присяжных – все подходило для тех, кто не являлся пуританами. Все католики, прихожане англиканской церкви, военные и аристократия с нетерпением ждали смерти протектора Кромвеля. Планировались бесчисленные попытки покушения на него, но они все срывались. И до тех пор, пока Кромвель крепко держал власть в своих руках, для таких людей, как Кассиан Арден или лорд Журдан, не было никакой надежды вернуть свои владения. Средний же слой процветал при Кромвеле, прежде всего купцы, занимающиеся торговлей с разными странами.

Сэр Болдуин был пуританином, принадлежал к среднему сословию, хотя и не был купцом, он восхвалял Оливера Кромвеля и каждый день истово молился за него Богу.

Когда любимая дочь Кромвеля Элизабет умерла от тяжелой мучительной болезни, он заболел сам. Говорили, что у него была перемежающаяся лихорадка. Аптекари, врачи и знахари знали, что ему может помочь хинин, однако личный врач Кромвеля ничего не хотел знать о лечении этим новомодным средством. Многие в Англии облегченно вздохнули, услышав об этом, моля Бога о его кончине.

Государственный совет попросил его назначить преемника, встав с постели, он сделал это, затем сразу же последовал удар, и 2 сентября 1658 года Кромвель закрыл глаза навсегда.

Двумя днями позже его сын Ричард стал лордом – протектором Англии.

Катрин эти новости практически не тронули. Она уже шесть недель жила в замке своих родителей, но все еще никак не могла выйти из оцепенения, в которое она впала после своего возвращения из Лондона.

– Поешь наконец чего-нибудь, малышка.

Леди Элизабет пришла в комнату своей дочери и принесла ей собственноручно испеченное миндальное пирожное.

Катрин закрыла глаза и отвернулась к стене.

– Ты умрешь с голоду, если ничего не будешь есть.

– Хотя бы и так, – устало возразила Катрин. – Зачем мне еще жить? Я потеряла Кассиана. Он был моей жизнью, без него каждый новый день для меня только мучения.

Элизабет беспомощно посмотрела на свою дочь. Катрин всегда была упрямой, но то, как она вела себя сейчас, было отнюдь не упрямством. Леди Журдан боялась самого худшего.

– Мы должны что-то предпринять, – сообщила она мужу. – Так дальше продолжаться не может, мы потеряем Катрин.

В лице сэра Артура также читалась тревога.

– Сэр Болдуин настаивает на обручении, но жену, которая находится на пороге смерти, он тоже не хочет. Мы должны снова пробудить Катрин к жизни, иначе мы все погибнем.

Он наморщил лоб, на котором прорезались глубокие морщины. Его зеленые глаза, так похожие на глаза Катрин, сердито блестели.

– Она должна, в конце концов, подумать и о нас.

Леди Элизабет покачала головой.

– Она молода, Артур, молодые думают только о себе, но в одном я с ней согласна, кто-то должен остановить сэра Болдуина Гумберта. – Она вздохнула и продолжила. – Я молюсь каждый день, чтобы Господь избрал для этой цели кого-нибудь другого, а не нашу Катрин.

– Гм, – лорд Артур погладил свою ухоженную седую бородку. – Мы пошлем за врачом или за священником. Одному из них удастся пробудить ее снова к жизни.

Леди Элизабет с признательностью взглянула на мужа.

– Тебе пришла в голову хорошая мысль, но прежде, чем послать за врачом или священником, я попробую еще кое-что.

– Что именно, моя любимая?

Леди Элизабет поцеловала мужа в щеку и ласково погладила его по другой.

– Позволь мне попробовать, ты увидишь, что в любом случае хуже не будет.

Лорд Артур вопросительно поднял брови.

– Ради Бога, что ты собираешься предпринять?

– Ну, я полагаю, все, что касается женщин, женщины сами и должны распутывать, мужчины, мой дорогой Артур, не очень разбираются в подобных делах. Если моя затея не удастся, то тогда я безоговорочно приму твои советы и решения.

Леди Элизабет еще раз погладила мужа по щеке, затем вышла и приказала служанке принести накидку, которая защитила бы ее от утренней прохлады.

Чуть позже она торопливо спустилась по наружной лестнице, прошла через двор замка и исчезла за маленькой садовой калиткой.

– Я не обманщица, миледи, – Джейн, молодая женщина с младенцем на руках, недоверчиво смотрела на леди Элизабет.

– Джейн, конечно, ты не обманщица! Сохрани Господь, ты знахарка и предсказательница. Сейчас я говорю с тобой, как со знахаркой, и прошу тебя использовать все свои знания и умения. Дай моей дочери, за жизнь которой я боюсь, немного радости и мужества. Забудь, что ты предсказательница. Не будет грехом, Джейн, помочь почувствовать облегчение столь измученному человеку.

– Но это нечестно, миледи, если я скажу вашей дочери то, что не написано на ее руке, это будет ложью и тем самым грехом.

Вздохнув, леди Элизабет порылась в своем расшитом кошельке и вытащила из него фунт.

– А если ты купишь на эти деньги восковую свечу и в знак раскаяния поставишь ее перед Святой Девой Марией, я уверена, Господь простит тебе твою вину.

Джейн вздохнула.

– Хорошо, только ради вас, вы всегда были хорошими господами, да и Катрин никогда не была высокомерной и заносчивой. У нее для каждого всегда находилось доброе слово.

Леди Элизабет довольно кивнула и нежно погладила головку младенца, который тихо посапывал у пышной груди молодой женщины.

– Что именно я должна прочитать на руке молодой леди? – спросила Джейн.

Леди Элизабет раздумывала только мгновение.

– Я думаю, на руке Катрин ты должна увидеть, что ее ждет большая любовь.

При этих словах Элизабет с твердостью посмотрела в глаза Джейн, но молодая женщина отрицательно покачала головой.

– Нет, – сказала она. – Одно дело придумать какую-нибудь утешительную ложь, а другое – издеваться над женщиной в ее несчастье, а ведь она была добра ко мне. Такого, миледи, вы не можете от меня требовать.

– Почему в несчастье?

– Все в замке, да и в округе, знают, что сэр Болдуин Гумберт хочет сделать леди Катрин своей женой, и мы все горюем по этому поводу. Она не заслужила, чтобы ее отдали в полное распоряжение такого человека. – Джейн весьма решительно смотрела в глаза леди Элизабет, затем добавила: – Я бедна, миледи, и не каждый день знаю, чем смогу досыта накормить себя и моего маленького сына. Но уверена, что я также впала бы в тоску, если бы должна была встать перед алтарем с сэром Болдуином.

Элизабет вздохнула и тут же улыбнулась.

– Ты честная и хорошая женщина, Джейн, ты по-настоящему предана моей дочери, поэтому я открою тебе мое сердце и скажу, что является моим самым сокровенным желанием и надеждой. После смерти Кромвеля возникла возможность восстановления монархии. Говорят, что король Карл Второй, который сейчас находится во Франции, уже предпринимает шаги по возвращению себе трона.

– Да, но при чем тут Катрин? – спросила Джейн.

– Понимаешь, она всем сердцем любит Кассиана. Однако он беден, совершенно беден. И если Катрин не выйдет замуж за сэра Болдуина, то мы тоже очень скоро станем также бедны. Если же король вернется, тогда есть надежда, что Кассиан Арден легко получит назад свои владения и власть сэра Болдуина заколеблется.

В глазах Джейн вспыхнуло понимание, и Элизабет продолжила:

– Сейчас речь идет о том, чтобы как можно дольше оттягивать свадьбу, мы должны выиграть время. Катрин же требуется, прежде всего, мужество и сила. Ты одна, Джейн, можешь их ей дать, если прочитаешь на ее руке, что Кассиан Арден не потерян для нее. – Леди Элизабет чуть подалась вперед и взяла молодую знахарку за руку. – Поверь мне, Джейн, я также не хочу, чтобы Катрин встала перед алтарем с сэром Болдуином, поэтому я прошу тебя еще раз, прошу, как одна мать просит другую мать: помоги моему ребенку.

Джейн улыбнулась.

– Теперь я поняла, что вы имели в виду. Уже сегодня я приду в замок и прочитаю на руке Катрин все, что мы с вами от всего сердца желаем вашей дочери.

Элизабет улыбнулась.

– Я благодарю тебя, Джейн, и ты можешь не беспокоиться о молоке для своего малыша, обычаем Журданов было всегда помогать своим людям в нужде. Приходи и бери у кухарки все, что тебе нужно. До тех пор, пока у нас будет еда, никто в нашем имении не будет страдать от голода.

Не прошло и полдня со времени разговора леди Журдан со знахаркой Джейн, как Катрин начала чудесным образом выздоравливать.

– Он еще жив? – спросила она у Джейн. – И он меня еще любит?

Радость окрасила ее щеки розовым цветом, у нее даже нашлись силы сесть в постели.

– Это написано на вашей руке, – ответила Джейн и при этом с твердостью во взгляде посмотрела на юную леди.

– Мы сможем когда-нибудь счастливо жить вместе?

– Это также написано у вас на ладони.

– О, Джейн, – заликовала Катрин и бросилась молодой женщине на шею. – Ты даже не знаешь, какую радость ты доставила мне своими словами. Я думала, что я должна буду умереть. Теперь же во мне снова проснулось мужество, я благодарю тебя от всего сердца.

Теперь она не только сидела в столовой большого замка, но леди Элизабет могла лишь удивляться, с каким аппетитом Катрин внезапно снова стала есть.

Нянька Маргарет торопливо бегала между кухней и столом, чтобы дать кухарке новые указания. Катрин же тем временем поедала жареную курочку в соусе с рутой, перцем и шалфеем, рисовую кашу с сушеными вишнями и в конце целую тарелку яблочного мусса.

Окончив есть, она откинулась на спинку стула, вытерла губы льняной салфеткой и, улыбаясь, погладила себя по животу.

– Я уже и забыла, как это хорошо – вкусно поесть, – сказала она, взяла глиняный кувшин и налила себе полный стакан свежего яблочного пива.

Лорд Артур от удивления едва мог говорить.

– Как тебе удалось этого добиться, моя дорогая? – шепнул он тихо на ухо жене.

Леди Элизабет улыбнулась.

– Маленький женский секрет, мой дорогой. Вы, мужчины, не верите в некоторые вещи, поэтому они вам и не помогают. Мы же, женщины, знаем, что между небом и землей есть что-то, чего мы не видим.

– Произошло чудо? – спросил лорд Артур с легкой насмешкой.

Леди Элизабет кивнула и поцеловала его в щеку.

– Совершенно верно, мой дорогой, чудо.

В тот же миг они услышали, что кто-то стучит молоточком в дверь. Лорд Артур поднял брови.

– Мы ожидаем кого-нибудь? – спросил он.

– Никого, насколько я знаю, – ответила его жена и послала Маргарет открыть дверь.

Чуть позже Маргарет доложила о сэре Болдуине Гумберте.

Лорд Артур вздохнул и бросил вопросительный взгляд на Катрин. Ему потребовалось некоторое время, чтобы наконец дать указание прислуге впустить своего будущего зятя. В скромной черной одежде, важный, с серьезным и торжественным лицом, сэр Болдуин неторопливо вошел в зал. Он бросил неодобрительный взгляд на остатки кушаний и заявил, после того как приветствовал хозяев:

– Ну, как я вижу, вы милостью Божьей неплохо едите, жаркое, вино, пирожные в моем доме бывают только по самым большим праздникам.

Лорд Артур кивнул.

– Я знаю, сэр Болдуин, но сегодня нам есть, что праздновать: наша дочь Катрин смогла подняться с постели. Пожалуйста, садитесь и выпейте с нами за ее здоровье.

Сэр Болдуин взглянул на Катрин. К его удивлению, ее глаза сегодня не светились гневом и ненавистью, наоборот, все ее лицо выражало громадное безразличие.

– Ну, если так, – ответил сэр Болдуин и позволил налить себе стакан вина, не отказавшись также от рисовой каши и пирожных.

Он положил себе на тарелку так много еды, что трое портняжек могли досыта наесться ею, жевал с набитым ртом и пил стакан за стаканом, в конце он вытер рукавом камзола свои постоянно влажные губы и улыбнулся Катрин.

– Меня радует, моя дорогая, что вы чувствуете себя лучше, наконец наступило время назначить день нашего обручения. Я желаю, как можно быстрее приветствовать вас в моем замке.

– Вы имеете в виду в замке Арденов, – возразила Катрин. Черты ее лица по-прежнему ничего не выражали, в глазах ничего не горело, в них показалось лишь легкое презрение, однако именно презрения сэр Болдуин и не мог перенести.

Гнев окрасил его щеки.

– Замка Арденов больше нет, это мой замок, я получил его честным путем. Сейчас уже никого из Арденов больше не существует, а следовательно, не осталось никого, кто мог бы предъявить мне какие-либо претензии. Вам, моя дорогая Катрин, лучше сразу привыкнуть, что теперь это замок Гумбертов и навсегда таковым останется.

– Как это так? – спросила Катрин и резко выпрямилась. Леди Элизабет тут же успокаивающе коснулась ее руки, а лорд Артур снова высоко поднял брови. – Как это так, почему Арденов больше нет? Разве вы забыли Кассиана?

– А, этот, – сэр Болдуин отмахнулся и сделал большой глоток вина. – Я думаю, что его можно уже и не считать. В Лондоне все еще свирепствует чума, умерло уже более 10 000 человек. Большинство умерших из госпиталей для бедных и жалких домишек бедноты. Он, скорее всего, давно уже лежит перед городскими воротами в обществе обезглавленных, повешенных и умерших от чумы в яме, посыпанной толстым слоем извести.

Сэр Болдуин с подчеркнутым наслаждением сделал еще один глоток, делая вид, что не замечает жалящих взглядов Катрин. Леди Элизабет шумно вздохнула. Лорд Артур же сказал:

– Вы, сэр Болдуин, приняты в этом доме потому, что вы женитесь на моей дочери, однако я не потерплю, чтобы за моим столом плохо говорили о других людях, и я также не потерплю, чтобы здесь кого-либо обижали, обдумывайте лучше ваши слова.

– Зачем так кипятиться, милорд? – разыграл невинность Болдуин. – Разве в ваших кругах принято скрывать свои мысли от родственников? Я ни о ком ничего плохого не говорю, но назовем факты своими именами: лорды фон Арден были предателями отечества, они повинны в государственной измене, и это только справедливо, что их род теперь вымер.

Лорд Артур, боявшийся нового ухудшения здоровья Катрин, с большим трудом сдержался от возражений. Его рука инстинктивно искала кинжал у пояса, когда он спросил:

– Вы своими глазами видели труп Кассиана, держали в руках свидетельство о его смерти, почему вы так уверены, что молодой лорд Арден стал жертвой чумы?

Голос лорда Артура звучал холодно и резко, каждый, кто его знал, понимал, что такой тон не предвещает ничего хорошего.

Только на сэра Болдуина это не произвело ни малейшего впечатления. Он издевательски ухмыльнулся.

– Зачем требуются доказательства? Никто из попавших в такое время в госпиталь для бедных не выходит оттуда на собственных ногах. Однако я пришел не для того, чтобы разговаривать об этом предателе, а для того, чтобы договориться о сроке обручения.

Он потер себе руки и был очень доволен тем, что Катрин была готова кинуться на него и расцарапать ему лицо.

– Вы ничего не знаете, – выдохнула она, но Элизабет положила руку на ее плечо, призывая к молчанию.

– Я боюсь, – обратилась она затем к сэру Болдуину, – что Катрин потребуется еще некоторое время, чтобы полностью выздороветь, кроме того, в последние месяцы она так сильно потеряла в весе, что необходимо заказать ей новые платья у портного в Ноттингеме. Помолвка, сэр Болдуин, – большое событие в жизни каждой молодой женщины, требуется время, чтобы все подготовить.

– Гм, – вырвалось у сэра Болдуина, и он по-хозяйски положил руки на стол, как будто он каждый день сидел здесь. Нет, подобный жест не имел ничего общего с манерами, которые гость должен проявлять по отношению к хозяевам. – Насколько я, знаю, ваша дочь Катрин больше не девственница, не так ли? В подобном случае, думаю я, не пристало ей праздновать помолвку, а затем и свадьбу в белом платье. Вы знаете, что я великодушен и не настаиваю на том, чтобы Катрин шла в церковь с соломенным венком гулящей женщины на голове, я настолько великодушен, что даже готов отказаться от посыпанного пеплом мешка. Однако я считаю, что для подобного дня самой подходящей одеждой было бы скромное серое платье из простого материала без всяких вышивок и украшений. Ей также следует надеть капор, чтобы прикрыть свою грешную голову. За таким платьем не надо ехать к портному в Ноттингем, я уверен, миледи, что в вашем доме найдется служанка, которая умеет обращаться с ниткой и иголкой.

Катрин вскочила. Ее глаза сверкали, маленькие ручки сжались в кулаки.

– Я не боюсь бедной одежды, – прошипела она. – Вы знаете это лучше, чем кто-либо другой, однако я не позволю меня унижать, особенно вам, сэр Болдуин. В каком платье я явлюсь на мою собственную, пусть даже нежеланную помолвку – это мое личное дело. Если вам это не подходит, тогда ищете себе другую.

– Тихо! Тихо, девочка, садись. – Слова лорда Артура прозвучали строго, но те, с которыми он позже обратился к сэру Болдуину, были не менее строгими. – До дня своей свадьбы Катрин подчиняется мне, именно я определяю, в чем она явится на помолвку, а я передаю решение этого вопроса ей. Катрин подберет платье, соответствующее случаю. Если вам это не подходит, сэр Болдуин, тогда пишите письмо Ричарду Кромвелю, новому лорду-протектору Англии, и жалуйтесь ему. Здесь, в этом доме, хозяином все-таки являюсь я.

На лице сэра Болдуина все еще светилась издевательская усмешка. Он качнул головой перед тем, как ответить.

– Как ваш друг и будущий зять рекомендую вам, милорд, серьезнее относиться к словам Священного Писания. В нем не напрасно написано: жена подчиняется мужу. Вы избежали бы много горя, если бы были внимательны к этому изречению.

– Действительно? – спросил лорд Артур, но Болдуин только отмахнулся.

– Давайте перейдем, собственно, к причине моего визита. Я думаю, отпраздновать помолвку вместе с праздником сбора урожая. Вам остается четыре недели на полное выздоровление Катрин и необходимые приготовления. Согласно обычаю, празднество состоится в вашем доме. Месса, однако, состоится в моем замке.

– Я должна в доме Кассиана предстать перед алтарем с другим, – закричала Катрин, и лицо ее стало пепельно-бледным. – Как же вам нравится меня мучить, сэр Болдуин.

Мысли лорда Артура можно было прочесть на его лице, но он сдержался, наклонился над столом, погладил руку Катрин и сказал:

– Само собой разумеется, что мы постараемся уложиться в срок, однако здоровье Катрин является для нас самым главным.

Сэр Болдуин встал. Он понял, что здесь больше не желают терпеть его присутствия. Он поклонился, затем повернулся к двери и вышел. Едва только он ушел, как лорд Артур высказал то, что лежало у него на сердце.

– Если бы я только знал, почему этот негодяй хочет жениться именно на моей дочери, – прорычал он.

– Она леди, – сказала его жена. – Сэр Гумберт может иметь денег больше, чем все лорды окрестности, но его происхождение остается тем же самым. Он мелкий буржуа, который стал сэром, благодаря свои деньгам. У его родителей была портняжная мастерская в Ноттингеме. Разве ты забыл? И пыль этой мастерской все еще осталась на его одежде. Собственно, ему не нужна наша дочь, хватило бы одного ее титула, но титул и она неотделимы. Он может сколько угодно отказываться от светских удовольствий, день и ночь цитировать Святое Писание, но он был и остается лишь парвеню. Он наглый мошенник, который только благодаря Кромвелю получил доступ в наш дом, как бы он ни стремился попасть в знать, благородства души, которое свойственно Арденам, он никогда не достигнет.

– Я ненавижу его, – крикнула Катрин и дала выход напряжению, охватывавшему ее в течение последнего часа. – Я ненавижу его всей силой моего сердца, и я проклинаю день, в который я должна буду стоять рядом с ним перед алтарем.

– Деточка, не греши, – сказала Маргарет Катрин. Она сидела на стуле рядом с дверью, ожидая того момента, когда можно будет убирать со стола, поэтому она слышала все. Теперь Маргарет укоризненно смотрела на свою воспитанницу.

– Оставь, Маргарет, – остановила леди Элизабет старую няньку.

Катрин же все еще со сжатыми кулаками, выставленным вперед подбородком и горящими глазами, желавшая собственноручно задушить сэра Болдуина, вдруг обмякла и упала на стул. Она выглядела неестественно бледной.

– А если он прав? – спросила она тоненьким голоском. – Если сэр Болдуин прав и Кассиан действительно умер в госпитале для бедных?

Она зарыдала, закрыв руками лицо. Леди Элизабет бросила на мужа вопросительный взгляд, а затем тихо, но с уверенностью возразила:

– Ты почувствовала бы, если б он был мертв, – тихо произнесла она.

– Я боюсь, – возразила Катрин. – Вдруг я оставила все мои чувства в Лондоне?

 

Глава 10

– Ах, Дэвид, – вздохнула Катрин. – Если бы я только знала, где Кассиан, если бы я только знала, что он жив и имеет крышу над головой. У меня не будет в жизни ни одного счастливого часа, пока я не узнаю, что с ним.

– Не думаю, что ему сейчас хуже прежнего. Он сильный, таких мужчин, как он, нелегко сжить со света, даже чуме этого не удастся.

Дэвид стоял рядом с Катрин у открытого окна замка. Солнце как раз зашло, у горизонта была еще видна огненно-красная полоска от него, в то время как бледный серп луны уже появился на небе.

Он положил руку на ее плечо и почувствовал, как она дрожит. «Она маленькая, как воробей», – подумал он. Его наполнила нежность к ней, смешанная с печалью. Да, Дэвид также скучал по своему другу, Кассиану Ардену. Ему тоже очень хотелось бы знать, что с ним. Катрин начала плакать.

– О, мне так стыдно из-за письма, которое заставил меня написать сэр Болдуин. Господи Боже, если бы я только могла объяснить Кассиану, почему я должна была его покинуть. Я ведь поклялась никогда не оставлять его и тем не менее оставила.

– Нет, Катрин, ты его не оставила. У тебя не было выбора. Если бы ты не поехала назад домой вместе с сэром Болдуином, то тебя бы осудили как воровку и отрубили руку, а Кассиан сидел бы в темном подземелье, если бы только до этого он не умер с голоду в своей каморке или не был бы забит стражниками. Ты не предала его Катрин, наоборот, ты спасла ему жизнь.

– Чтобы оставить его, тяжело больного и без всяких средств совсем одного, – продолжала всхлипывать Катрин.

– Ах, если бы я только мог тебе помочь, – сказал Дэвид и нежно погладил ее по спине. – Видит Бог, я бы сделал все, чтобы ты и Кассиан наконец были счастливы вместе:

– Правда, все? – спросила Катрин, подняла голову и посмотрела на брата мокрыми от слез глазами.

– Да, – подтвердил Дэвид. – Почти все. – Он рассмеялся и шутливо погрозил Катрин пальцем, чтобы немного рассеять ее печаль. – Только мою долю медового пирога, испеченного Маргарет, вы не получите.

Катрин мимолетно улыбнулась, затем она снова стала серьезной.

– Дэвид, – попросила она тихо и умоляюще, – не сможешь ли ты ради меня поехать в Лондон и поискать там Кассиана? Я тебя очень прошу.

Дэвид кивнул.

– Он позаботился о том, чтобы мне обратно доставили моего черного жеребца, как только вы прибыли в Лондон. Он отдал за это свой последний геллер. – Он встряхнул головой, еще раз вспомнив об этом, и тихо добавил: – Любой другой продал бы моего коня, но не Кассиан. Для него было вопросом чести, как можно быстрее вернуть мне моего любимого жеребца.

Одну минуту он смотрел в небо, которое лежало над холмами, подобно темно-голубому бархатному платку, потом он закрыл деревянные ставни окна и расправил гардины. Он взял Катрин за руку, отвел ее к удобной скамейке перед камином, выложенным голубым кафелем, и зажег несколько восковых свечей в серебряном подсвечнике.

– Я поеду в Лондон. Прямо завтра утром.

– Спасибо, Дэвид. Я тебе очень благодарна, – ответила Катрин со вздохом облегчения.

– Нет, тебе не надо меня благодарить. Кассиан Арден – мой друг, лучший, которого я когда-либо имел, самый лучший, которого только можно себе пожелать, и он останется им навсегда. Мой долг друга заставляет меня поехать в Лондон.

Катрин стояла у окна, когда Дэвид ранним утром следующего дня выехал из замка. Она дала ему золотую цепь, которую он должен был передать Кассиану. Леди Элизабет подарила ей эту цепь к ее пятнадцатилетию. Катрин носила эту цепь, не снимая, до того самого дня, когда ее решили отправить в монастырь.

Теперь Дэвид вез ее с собой в своем кожаном кошельке вместе с локоном Катрин. Еще один последний раз она махнула брату, затем он быстрым галопом пересек замковый двор, проехал через большие ворота и исчез за поворотом дороги, которая вела к Ноттингему, Лейчестеру и оттуда к Лондону.

Прошло всего несколько месяцев с тех пор, как Катрин ехала по этой дороге вместе с Кассианом. Когда она подумала об этом, то сразу же вспомнила, как счастлива и полна надежды она была тогда, а теперь, какой стала ее жизнь теперь?

Она снова была дома, в замке своих родителей, наслаждалась любовью матери и отца. Она досыта ела, спала в мягкой постели на атласных подушках, и все же она не была счастлива, наоборот, всей силой своего сердца она тосковала по Лондону. Пусть комнатка там была маленькой и убогой, работа прачки такой трудной, что она совсем обессилила от нее, жизнь была суровой, как никогда до этого, тем не менее она была счастлива. Счастлива, потому что мужчина, которого она любила и который любил ее, был рядом с ней. Она отдала бы все на свете, если бы снова могла вернуться туда, но мать права, за последние месяцы многое произошло, гораздо больше, чем за последние несколько лет до этого. Кромвель умер, а его сын был мягкосердечным человеком, который не поддерживал кровавую политику своего отца.

Скоро, очень скоро, в Британии произойдут перемены. Король Карл Второй намерен вернуть себе трон, и абсолютно ясно одно, как только монархия в Англии будет восстановлена, пуритане потеряют власть. Аристократы же, сохранившие верность королю, лорды Ардены среди них, получат назад свои земли, а сэр Болдуин уже вскоре окажется там, откуда вышел: в портняжной мастерской в Ноттингеме.

Было бы совершенно неправильным сейчас принимать поспешные решения. Наоборот, следовало проявлять терпение и выдержку, но как раз этого-то Катрин и не хотела, «В конце концов, все ведь может произойти по-другому, – подумала она. – Вполне вероятно и то, что к власти придут военные, и что случится после этого, никто заранее сказать не может. Было бы полным легкомыслием преждевременно порывать с сэром Болдуином, пока он держит судьбу моей семьи в своих руках».

На прохладном утреннем воздухе Катрин замерзла, потому что на ней была только легкая ночная рубашка. Было еще очень рано, даже петухи еще не были готовы приветствовать день, который медленно просыпался за холмами. Катрин снова скользнула в постель, устроилась на мягких подушках и опять заснула. Она погрузилась в мир снов, чувствовала себя свободной и счастливой, ведь она видела сны о Кассиане. Она снова была в их маленькой комнатке в Сохо.

Она только что вернулась в их дом с Бейкер-стрит и положила на стол небольшое количество продуктов, купленных по дороге. Теперь она стояла перед тусклым зеркалом, которое хозяйка поставила в их комнату, вероятно, потому что с трудом переносила собственное изображение.

Катрин пригладила волосы, она не слышала, как у нее за спиной открылась дверь. Внезапно она увидела Кассиана позади себя. Он обнял ее, положив свои тяжелые руки ей на грудь. Чувствительные кончики ее грудей затвердели, и Катрин сквозь платье почувствовала, как Кассиан осторожно сжимает их.

– Ты голоден? – спросила она его.

– Еще как, – ответил он и нежно улыбнулся. – Так голоден, как только может проголодаться мужчина по женщине, которую он любит.

Его руки скользили по ее телу, гладили ее живот. Катрин обернулась и хотела обхватить Кассиана руками за шею, но боль заставила ее тихо застонать.

– Что с тобой? – спросил он.

– Ничего. У меня болят спина и плечи от стирки. Все остальное в порядке.

– Сейчас мы принесем тебе облегчение, – пообещал Кассиан. Его руки уже расстегивали корсаж Катрин.

Одним легким движением он стащил платье с ее плеч, так что она стояла перед ним обнаженная до бедер. Он повернул ее и указал пальцем на тусклое зеркало.

– Смотри, как ты прекрасна, – сказал он. Его пальцы ласкали ее груди, которые, как котята, были готовы прижаться к его рукам, затем он подвел ее к постели, раздел и положил на живот.

Он взял остатки бальзама из календулы и начал втирать его, массируя спину Катрин. Она тихо стонала. Так приятно было чувствовать теплые руки Кассиана на своем теле. Она готова была замурлыкать от удовольствия, как кошка. Она закрыла глаза, целиком отдаваясь его рукам. Сначала сильно, чтобы снять напряжение, затем постепенно все нежнее и нежнее Кассиан массировал ее плечи, шею и спину. Когда его руки коснулись ее бедер, Катрин снова застонала. На этот раз это был не вздох удовольствия, а выражение желания, которое, несмотря на усталость, снова загорелось в ее теле.

Она начала дрожать, когда Кассиан пальцем прорисовал линию по ее бедрам, ловким движением раздвинул их и ввел в нее свой смазанный маслом палец.

Вздыхая, она повернулась на спину, предложив всю себя Кассиану, но Кассиан не торопился. Он не хотел тут же овладеть ею, наоборот.

– Я знаю, что ты хотела бы, – прошептал он хриплым голосом. – Но у нас есть время, много-много времени.

Он нежно ласкал ее.

– Ты выглядишь, как роза в полном цвету, – прошептал он, в то время как его пальцы продолжали своеобразный танец массажа на ее теле, хотя нижняя часть живота Катрин совсем не устала во время стирки. Дрожь пробежала по ее телу. Она закрыла глаза и чуть приподняла бедра, чтобы быть ближе к Кассиану, желая наслаждаться движениями его пальцев. Сейчас он открыл центр ее желания, массировал нежный бутон и заставлял Катрин издавать горловые звуки, которые более походили на звуки, издаваемые каким-то диким животным. Катрин млела от его ласк. Она отбросила голову назад, ее губы были слегка приоткрыты. Дрожь пробегала по ее телу, и бедра двигались в такт движениям Кассиана.

Она никогда не считала возможным испытывать подобные желания, но когда Кассиан наклонился над ее животом и его горячее дыхание обожгло ее, подобно огню, она тихо вскрикнула.

Она металась, стонала и вздыхала под ласками его языка, и его ладони крепко обхватили ее груди, потирая нежные соски пальцами.

– О, мой Бог, – застонала Катрин. – Иди ко мне, Кассиан, я прошу тебя, иди ко мне.

Снова она услышала его хриплый смех.

– Еще нет, моя дорогая, еще нет.

Катрин больше не могла ждать. Она совсем потеряла голову. Усталая прачка превратилась в обезумевшую женщину.

Обеими руками она схватила его за волосы и пригнула его голову к себе. Ее поцелуй был полон страсти, ее руки вцепились в его тело, как будто не желая отпустить его ни на секунду. Она тесно прижалась к нему, живот к животу.

– Возьми меня, – шептала она. – Пожалуйста, возьми меня сейчас, я не могу выдержать больше.

– Раздвинь ноги пошире, – приказал Кассиан и на мгновение отодвинулся от Катрин.

Он приподнял ее бедра чуть выше, положил обе ее ноги себе на плечи и вошел в нее сильным движением, наполнив ее всю.

Катрин закричала от желания. Ее бедра подчинялись ритму его глубоких сильных ударов. Оба задыхались от страсти. На лбу Кассиана выступил пот, и волосы Катрин на шее стали мокрыми.

– Быстрее, – выдохнула она, и Кассиан исполнил ее желание.

Вместе они поплыли по морю страсти, вокруг них бились волны вожделения, и они оба издали тихий гортанный стон.

 

Глава 11

Кассиан пробудился ото сна, похожего на смерть. Во сне он брел по длинному туннелю, в конце которого показался яркий, но очень приятный свет. Его ноги сами собой несли его к этому свету. Легко, как будто не было ни горя, ни забот, веселый и довольный всем миром, несказанно счастливый, он направлялся к этому свету. Ему надо было сделать еще несколько шагов, и он бы добрался до него, но он проснулся. С трудом он открыл глаза и осмотрелся. Он лежал на грязном, дурно пахнувшем, соломенном тюфяке в большой комнате с несколькими маленькими оконцами. Все здесь очень дурно пахло. Запах гнили, крови, мочи, отбросов так сильно ударил ему в нос, что он чуть было не задохнулся.

Перед ним, рядом с ним, сзади него лежало множество людей. Одни на соломенных тюфяках, как он, другие прямо на голом глиняном полу. Многие из них стонали, кашляли, вздыхали и хрипели. Некоторые плакали, другие громко молились.

Тут и там по рядам больных пробегал монах – давал пить, вытирал лоб лежавшим в лихорадке людям.

Кассиан увидел двух мужчин в монашеских капюшонах и с масками на лицах, которые вошли в этот зал, наполненный страданиями. Они подошли к мужчине, который неподвижно лежал на полу. Один из монахов подхватил его за руки, второй за ноги. Мужчина был мертв. Монахи вынесли его из зала, тут же вернулись назад, подошли к другому трупу и вынесли его также.

Когда они в третий раз проходили мимо него, Кассиан схватил одного из них за рясу и спросил хрипло:

– Где я?

Монах устало улыбнулся, присел рядом с ним на корточки и положил руку ему на лоб.

– Вы в Лондонском госпитале для бедных, если вы хотите знать точнее, то в Сохо.

– Как я попал сюда?

Монах пожал плечами.

– Не имею ни малейшего понятия. К нам каждую минуту поступают новые больные. Одних работники госпиталя находят на улице, другие из последних сил добираются сюда сами.

Кассиан кивнул, в то время как его взгляд блуждал по рядам смертельно больных людей.

– Настоящая беда, – продолжил монах. – Больные чумой мрут как мухи, могильщики уже давно не справляются со своей работой.

Кассиан испугался.

– Я болен чумой?

Монах внимательно посмотрел на него, приподнял его грязную рубашку и осмотрел его грудь, а затем руки.

– Нет, я не могу распознать на вас признаков чумы. Вас сюда могла привести любая другая болезнь, но только не чума. – Он задумчиво посмотрел на молодого человека, затем наклонился к нему и прошептал: – Я советую вам исчезнуть отсюда, как только вы будете в состоянии ходить, вы молоды и сильны, слишком молоды, чтобы умереть. Уходите, пока вы не заразились от других.

– Как долго я здесь? – спросил Кассиан.

– Я точно не знаю, неделю, десять дней, может быть, чуть больше, может быть, чуть меньше.

– Кто-нибудь спрашивал обо мне? Может быть, молодая женщина?

Монах покачал головой.

– Нет, ни к кому из лежащих здесь никто не приходит. Никто не спрашивал ни об одном больном.

– Вы уверены? Моя жена должна была сюда прийти. Ее зовут Катрин, и она удивительно красива.

– Многие бежали из города, может быть, ваша жена также или… – монах не закончил фразу, но Кассиан его понял.

– Или она умерла от чумы, – прошептал он с ужасом. Монах кивнул и легко похлопал Кассиана по плечу.

– Идите и найдите ее, но будьте осторожны, город буквально кишит зараженными чумой. Вам лучше было бы отправиться в деревню, может, найдется какая-нибудь добрая душа, которая пустит вас переночевать у себя на сеновале.

– Спасибо, спасибо за все, – сказал Кассиан, но монах только отмахнулся.

– Под матрацем вы найдете свои личные вещи, если только такие у вас были. – С этими словами он встал и снова присоединился к своему коллеге, который занимался тем, что отделял живых от мертвых.

Большим усилием Кассиан заставил себя приподняться. Он похудел, брюки свисали у него с бедер. Он подобрал валявшийся в одном из углов поводок для теленка и обвязал его вокруг себя, как пояс. Затем он приподнял соломенный тюфяк, заглянул под него и обнаружил письмо, которое было адресовано ему.

Он сунул письмо в карман и, даже не бросив последнего взгляда на страдающих, покинул это страшное место.

Перед дверью он глубоко выдохнул, но запах болезни и смерти еще держался в его одежде, не пощадив даже его волосы.

Кассиан на ватных ногах подошел к стоявшему поблизости колодцу, зачерпнул рукой немного воды и выпил, потом подождал, пока поверхность воды снова станет гладкой и ясной, как зеркало, и посмотрел на себя. То, что он увидел, испугало его. Под глазами залегли глубокие тени, волосы, отросшие ниже плеч, свисали сальными прядями, щеки впали, губы казались тонкой линией, всклокоченная борода торчала клоками – и все это вместе придавало ему облик самого убогого из всех нищих.

– Ну и докатился же ты, лорд Кассиан Арден, – сказал он себе с глубокой горечью.

Когда его руки высохли, он вытащил письмо из кармана, сел на край колодца и сломал печать, в которой он с первого взгляда узнал печать сэра Болдуина Гумберта.

– Что этот сукин сын хочет мне сообщить? – пробормотал Кассиан и развернул листок. Он чуть не оцепенел, узнав почерк Катрин, и все его существо обратилось в лед, когда ее слова достигли его сознания.

«Моя любовь к тебе погасла, как свеча на ветру, было ошибкой с моей стороны поехать с тобой в Лондон… бросив глубоко уважаемого и от всего сердца любимого сэра Болдуина Гумберта. Я возвращаюсь с ним домой. Рядом с ним я буду жить как честная уважаемая женщина.

Великодушие сэра Болдуина не знает границ…»

Он перечитал несколько раз, как будто не мог поверить ни своим глазам, ни своему разуму, но слова оставались теми же самыми. Черным по белому стояли они на бумаге.

Какое-то время Кассиан оставался без движения и смотрел на буквы, как будто мог распознать в них какой-то обман или получить ответ на вопросы, которые, подобно надоедливым мухам, жужжали у него в голове.

– Катрин, – прошептал он, и отчаяние, темное, как ночь, охватило его. – Катрин, что случилось? Что произошло с тобой?

Позже он не мог сказать, сколько часов он бесцельно бродил по пустынным переулкам, невидящим взглядом скользя по белым крестам на каждом втором доме. Наконец он остановился перед маленьким домиком, в котором еще так недавно обитало его счастье. Стало ли ему легче, когда он увидел, что этот дом пощадила чума?

Да, да, да, от всего сердца да. Какой бы демон ни вошел в Катрин, самое главное, что она осталась жива. Отсутствие креста на двери вселило в него надежду.

Он постучал, затем нажал на дверь и вошел. Сначала темнота ослепила его, затем он разглядел толстую хозяйку с тяжелыми обвисшими грудями, ковылявшую навстречу ему. Женщина, казалось, состарилась на несколько лет с тех пор, как он ее не видел, хотя прошло не больше шести недель.

– Вы пришли, чтобы заплатить за квартиру? – спросила она, но голос ее не звучал злобно.

– Где моя жена? Вы ее видели? – спросил Кассиан, сделав вид, что не слышал ее вопроса.

– Гм, – старуха вытерла нос рукой. – Ее здесь больше нет. Она уехала отсюда в великолепном экипаже, с ней был мужчина. Я сразу заметила, что эта женщина не для вас. Она слишком утонченная особа для жизни здесь. Вам надо радоваться, что вы от нее отделались, и с оплатой за комнату вы можете не торопиться: наверняка, скоро ваши дела улучшатся.

Она почесала подбородок и внимательно осмотрела Кассиана сверху донизу, затем, казалось, приняла решение.

– Гм, – повторила она. – Вы исхудали, но только подождите, пока чума покинет город, потом мужчины с вашей статью и вашего возраста будут нарасхват, ваше счастье не замедлит, если вы удачно пристроитесь. Гм, гм, приходите сегодня к нам на ужин, вы приглашены, мои дочери, наверняка, будут рады. Они всегда о вас хорошо говорили, и они привыкли к тяжелой работе.

Кассиан с легким отвращением вспомнил об обеих дочерях старухи. У одной женщины двадцати с небольшим не было во рту ни одного зуба, зато фигурой она напоминала военный корабль, другая, несколько моложе, была худая, как палка, и ее искривленные губы никогда не посещала улыбка.

– Сейчас мне нужно пойти наверх, – неопределенно ответил Кассиан. – Я должен срочно вымыться и постирать себе одежду, позже мы еще увидимся.

– Я пошлю к вам одну из моих дочерей с ведром горячей воды.

– Спасибо, – пробормотал Кассиан, затем прошмыгнул по узкой деревянной лестнице на второй этаж.

Перед дверью комнаты он мгновение помедлил, затем решительно ее распахнул, а войдя, он прислонился к стене, закрыл глаза и полностью предался своему горю.

В комнате еще витал запах Катрин. Ему казалось, что здесь еще находится ее дух. Он медленно открыл глаза и обвел взглядом комнату. На шатком столе все еще стояли цветы в кувшине, головки их повисли, и лепесточки облетели. На постели все еще можно было увидеть вмятину от его тела. Кусочек сала, облепленного мухами, лежал на крошечной тарелочке.

«Цветы поставила Катрин, – подумал Кассиан, – от сала она отрезала небольшой кусочек и дала его мне с куском хлеба. Она взбила подушку, и вот там еще стоят остатки ее бальзама из календулы».

Все в этой крошечной комнате напоминало о былом присутствии Катрин. Его сердце болезненно сжалось. Он боролся со слезами, затем с силой оторвался от стены так, что даже зашатался, рванул дверь, выскочил из комнаты и побежал вниз по лестнице, не глядя на дочь хозяйки, которая, задыхаясь, с ведром шла по коридору.

Он бежал по переулкам так, как будто за ним гнались все чудовища ада, но бежал он не от них, а от воспоминаний о счастливых, полных надежды часах и днях, которые он провел с Катрин.

Он все еще не мог поверить в то, что она ушла с его заклятым врагом сэром Болдуином, но постепенно он начал ее понимать. Какую жизнь он мог ей предложить: тяжелую работу, мало еды, никаких платьев, никаких удовольствий и вдобавок еще чума в городе. Разве это было непонятно, что Катрин использовала первую попавшуюся возможность, чтобы избавиться от такой нужды.

Нет, все-таки он не мог понять, ведь они принадлежали друг другу, они не могли существовать друг без друга. Она предала все, что было для нее раньше так важно. Любовь должна быть сильнее смерти, должна быть самой главной и важной на свете, самой жизнью. Катрин хорошо понимала значение этих слов, но она пренебрегла любовью, пренебрегла им.

– Если бы только ты дала нам еще один шанс, – прошептал Кассиан как бы для себя самого. – Вероятно, мне бы удалось, нет, нам вместе удалось бы вести свою собственную, пусть скромную, но честную жизнь, но у тебя не хватило сил, терпения, веры, ты бросила меня, Катрин Журдан, в минуту, когда ты была мне нужнее всего. Ты бросила меня, когда мне было чрезвычайно плохо, ты предала меня и мои чувства к тебе. Я презираю тебя, но я все еще тебя люблю. Я должен убить любовь в моем сердце, даже если мне это будет стоить жизни.

Кассиан произнес эту длинную речь для самого себя, но когда он наконец выговорил все слова, которые разрывали его изнутри, он почувствовал себя лучше, по крайней мере, немножко лучше, но разочарование и отчаяние, ощущение покинутости глубоко проникли в его сердце. Он стоял в одном из переулков, посреди большого города, у него не было ни одного пенни в кармане, он был грязным, голодным и замерзшим, и он не знал, куда ему сейчас идти. Внезапно он спросил себя: стоит ли ему вообще жить, передвигать ногами, стоит ли ему дышать, его жизнь подошла к концу, жизнь без Катрин не была больше жизнью.

– Лучше бы я умер, – пробормотал он сам себе. – Зачем только меня пощадила чума.

Он упал от истощения и безнадежности на колени, сложил руки перед грудью, устремил взгляд в небо и спросил так громко, как он только мог:

– Господи, Господи, зачем ты меня покинул, зачем ты позволяешь умирать счастливым людям, которые привязаны к жизни, а меня ты, проклиная, заставляешь жить дальше, хотя для меня больше не остается никакого смысла жить на земле?

Он, должно быть, кричал, потому что внезапно открылось окно одной из хижин и оттуда выглянула женщина.

– Идите в церковь, если вы хотите помолиться, – крикнула она. – Здесь, в доме, спят больные.

Затем она со стуком захлопнула ставни, и Кассиан удивленно огляделся, как будто только что пробудился от глубокого сна.

Он оглядел переулок, и действительно в самом конце его находилась крошечная церквушка. Устало он поднялся и пошел к ней.

К мессе собралось только несколько человек. Большинство из них были одеты в черные траурные одежды и даже в божьем доме не снимали со рта и носов повязок, наполненных корнями, чтобы не заразиться чумой. Священник, толстый мужчина с красным носом и глубоко посаженными маленькими глазками, проповедовал громовым голосом об испорченности и греховности людей.

– Бог послал чуму как наказание – закричал он и так сильно стукнул по кафедре, что та угрожающе зашаталась. – Покайтесь, вы, грешники, осознайте свои грехи и покайтесь. – Он указал вытянутой рукой на ящик для подаяний у выхода из церкви. – Там, в этом ящике, вы можете погасить свои долги, подходите туда и жертвуйте, потому что каждый из вас не без греха.

Кассиан сидел в последнем ряду, слушал священника вполуха и смотрел на других верующих, собравшихся здесь. Он видел старых женщин, которые были уже слишком слабы, чтобы совершать крупные грехи, видел матерей с маленькими детьми, которые, по всей вероятности, не имели для грехов времени, и он видел больных, которым бы страстно хотелось загладить свои грехи еще при жизни, но у них не могло быть денег для ящика с подаяниями, и он видел священника, прижавшего свой толстый живот к кафедре и чей красный нос свидетельствовал о пристрастии к вину.

«Изолгавшаяся банда, – подумал Кассиан, – где вы бываете, когда вы нужны, Бог есть Бог живых, а не мертвых, почему он оставил меня?»

В тот же миг с одной из передних скамей поднялся мужчина. Высокий, худой, он выглядел почти аскетом. На нем была простая, но ладно скроенная одежда. Он возвышался над другими посетителями мессы. Он протянул руку, и мгновенно наступила тишина. Священник забыл, о чем говорил, все взгляды устремились на незнакомца.

– Одно слово, священник, – крикнул он, и его голос прозвучал как удар грома посреди высоких церковных сводов. – Ты призываешь к раскаянию, ты требуешь при помощи звонких монет превратить вину в невиновность, а я спрашиваю тебя: ты не стыдишься ежегодно принимать триста фунтов за то, что ты проповедуешь слово Божие? Ты не стыдишься вытаскивать у самых бедных последний пенни из кармана? Ведь Божью любовь и божье прощение невозможно купить даже за все золото этого мира. Ты же, священник, должен спросить себя – действительно ли ты заработал триста фунтов?

Тихий ропот прекратился, некоторые из присутствующих одобрительно кивнули, одна женщина даже захлопала.

Было неслыханно обращаться к священнику на «ты», только квакеры позволяли себе это. Посетители тихо переговаривались:

– Это Джордж Фокс, он один из квакеров, они не признают церковной власти, каждый верующий, говорят они, может проповедовать слово Божие. Они обращаются на «ты» к каждому, даже к королю. Конечно же, говорящий – это Джордж Фокс.

В их словах сквозило удивление.

– Он говорит правду, – слышался шепот. – Действительно, пришло время, чтобы кто-нибудь указал священникам на их лицемерие.

– Тише, – выдохнул толстый священник. Его лицо во время речи аскета покраснело, на лбу у него от гнева вздулась жила в палец толщиной. – Тише, – крикнул он еще раз и взмахнул руками.

Постепенно воцарилась тишина.

Священник наклонился над кафедрой, угрожающе сверкнул маленькими поросячьими глазками на незнакомца и с высокомерным презрением сказал:

– Ну, если вы лучше понимаете слово Божие, выходите сюда и служите мессу вместо меня, вы получите за это целый фунт. – Рука священника исчезла в складках его одеяния, когда она снова показалась, он держал монету. Он высоко поднял ее, чтобы каждый мог ее видеть, затем бросил с кафедры вниз незнакомцу под ноги. – Вот вам деньги, возьмите их и выходите проповедовать на мое место.

Аскет не позволил сбить себя с толку и прошел, не проронив ни звука, мимо монеты, лежавшей у его ног. Он даже не взглянул на нее.

– Я пришел сюда не для того, чтобы поддержать твой храм с идолами. Ты не можешь опираться на меня, священник. Это место не святее любого другого. Божий свет горит в человеке, или же он потушен. В тебе, священник, я не вижу горящего света. – Затем он обратился к людям и сказал: – Если вы хотите знать, что я собираюсь вам сказать, если вы хотите знать, где живут Божий дух и его свет, то я покажу вам дорогу, идя по которой, вы сможете узнать это, но я хочу говорить с вами не здесь, в храме, а снаружи, перед церковью.

После этих слов он спокойно, с высоко поднятой головой, прошел по проходу между скамьями к дверям церкви.

Когда священник увидел, что первые люди намереваются последовать за ним, он в поисках помощи взглянул на церковных служек, затем торопливо и без внутреннего убеждения произнес благословение и заторопился так быстро, как только могло двигаться его грузное тело, спустился с кафедры, потом бросился на своих толстых ногах к месту, где недавно стоял аскет, опустился на колени и со счастливым лицом поднял свою монету.

Тем временем остальные посетители поднялись со своих мест, заполнили проходы и двинулись на улицу. Кассиан также встал, чтобы послушать, о чем будет говорить незнакомец, которому он поверил с первого взгляда.

Внезапно кто-то потянул его за рукав. Он обернулся и увидел старуху, которая сгорбилась от возраста и от тяжелой жизни.

– Я вас знаю? – спросил Кассиан с удивлением. Старуха кивнула.

– О да, я Меган, знахарка. Одна женщина звала меня к вам, когда вы страдали от гангрены. Я только хотела узнать, как идут ваши дела.

Кассиан вздохнул. Они тем временем дошли до церковной двери и вышли наружу.

– Я был в госпитале для бедных. Я покинул его только сегодня и нахожусь в поисках ночлега.

Он взглянул на Меган, и откуда-то из глубин его сознания вынырнула тень воспоминания. Воспоминание было болезненным, потому что оно было связано с Катрин.

– Катрин – моя жена. Вы ее тоже знаете, не правда ли?

Меган кивнула.

– Да, она храбрая девушка.

Кассиан горько рассмеялся и внезапно выплеснул все, что нагорело у него за последние часы.

– Она меня бросила, и знаете почему? Моя любовь значила для нее меньше, чем удобная жизнь. Да, она меня бросила и перебежала к моему злейшему врагу. Прекрасный дом, вдоволь еды, достаточно слуг, модные платья и мягкие атласные подушки оказались для нее более ценными, чем я. Она бросила меня тогда, когда мне было хуже всего. Она бросила меня одного, предала меня, предала мою любовь. О, как я в ней ошибся. Она была моей жизнью, моим светом, воздухом для дыхания. А я? Чем был я для нее? Ничем, даже меньше, чем ничем. Куском дерьма, который бросают в беде. О, как я ее презираю. Как я ее ненавижу. Как она мне противна. Если я ее увижу хотя бы один-единственный раз, я плюну ей под ноги.

Кассиан задыхался. Речь его перенапрягла. Меган внимательно посмотрела ему в лицо и дотронулась до его руки.

– Вы действительно верите в то, что говорите? Она своими собственными руками ночью рылась в могилах и искала могильных червей, чтобы спасти вам жизнь. Не так много людей смогут заставить себя преодолеть свой страх перед смертью. Она дрожала всем телом, ее мутило, ее трясло от страха и отвращения, и тем не менее она не сдавалась. Она снова и снова своими пальцами копошилась в останках людей.

Кассиан с сомнением наморщил лоб, потом возразил:

– Может быть, она и сделала это, но несколько дней спустя она меня бросила и бросила трусливо, она не сказала мне ни слова на прощание, только пара строк, набросанных на листке бумаги, очень похоже на то, как собаке бросают обглоданную кость. Меня отправили в госпиталь для бедных. Каждый знает, что живыми оттуда практически никто не выходит, даже если туда отправить здорового.

Меган снова внимательно посмотрела на него.

– Я понимаю вашу ярость, – сказала она наконец. – Только обдумайте всю ситуацию еще раз, может быть, дела обстоят совсем не так, как они представляются вам в данный момент. Вы устали, голодны, и вы еще не выздоровели.

Кассиан упрямо покачал головой.

– Она ушла с моим злейшим врагом. Я мог бы понять все: что она ушла в монастырь или вернулась в свою семью, что она последовала за честным человеком или из страха перед чумой покинула город и отправилась к родственникам – что бы она ни сделала, я бы мог понять это. Но сэр Болдуин Гумберт – мой злейший враг, он отнял у меня все, чем я владел. То, что Катрин ушла с ним, нет, этого я не могу пережить. За это она заслуживает мое полное презрение. Она отвратительна мне.

С этими словами Кассиан повернулся и ринулся на площадь перед церковью, где уже собралась большая толпа, чтобы послушать аскета, который начал громко говорить.

Кассиан опустился на большой камень недалеко от толпы. Он до смерти устал, он опустил голову на грудь и забылся. Он даже не заметил, что некоторые люди бросали ему под ноги мелкие монеты, как будто он был нищим. Он долго сидел так, забыв обо всем на свете. Им овладело отчаяние. Охотнее всего он остался бы на этом камне навсегда. В его жизни не было больше ничего, что могло бы его порадовать. Горе и бессилие окончательно овладели им. К этому добавились слабость во всем теле, усталость, голод и жажда. Он не ел ничего с утра, кроме сухого куска хлеба, и не пил ничего, кроме маленького стакана воды. Солнце заходило, и его желудок урчал, как будто в нем поселился целый пчелиный улей.

Наконец толпа стала расходиться. Кассиана толкнули, и он чуть было не упал с камня, если бы кто-то вовремя не поддержал его за руку. Кассиан поднял глаза и увидел прямо перед собой лицо аскета.

– Ну, мой брат, – сказал аскет, глядя на него дружелюбно и заинтересованно. – Как ты попал на этот камень? Похоже, что ты пережил тяжелые времена.

– Можно сказать и так, – ответил Кассиан и, как ему показалось, коротко рассказал о том, что с ним случилось.

Аскет внимательно выслушал его, он даже присел рядом с Кассианом на камень. Наконец, когда Кассиан окончил, он вздохнул и сказал:

– Ну, не все наши пути ведут нас прямо к цели, часто мы должны идти в обход, чтобы в конечном счете добраться туда, где наше настоящее место, но целью всегда является внутренний свет Божий.

Кассиан посмотрел на него.

– Я не понимаю вас.

Аскет засмеялся и протянул ему руку.

– Говори мне «ты». Все люди равны перед Богом. Никто не заслуживает того, чтобы к нему обращались на «вы», даже король не заслуживает. – Он рассмеялся. – Меня зовут Джордж Фокс.

Кассиан также представился, затем спросил:

– Кто ты, Джордж Фокс? Бродячий проповедник?

– Да. Нет. Может быть. Кто точно знает, кем он является на самом деле? Мы ищущие. Все! Я искал Бога, всю мою жизнь я больше ничего другого не делал, часто я брал Библию и шел в мир, сидел на высоких деревьях и в безлюдных местах, пока не начиналась ночь. Часто я бродил ночью, горюя о самом себе, потому что я всегда в горе. Я был таким, как ты сейчас, Кассиан. – Он коснулся своей большой теплой рукой на одно мгновение руки молодого лорда, затем продолжил: – Но теперь Господь показал мне путь и проявил свою любовь ко мне, которая бесконечна и вечна, и она превосходит все, что имеют люди или что они могут узнать из истории или из книг. С тех пор я счастливый человек.

Кассиан задумчиво кивнул.

– Я уже несколько лет желал стать счастливым человеком или по крайней мере довольным, но несчастья навалились на меня, и я даже потерял веру, веру в любовь, я имею в виду, у меня сейчас нет ничего, кроме Бога.

– Тогда пойдем со мной, – позвал Кассиана Джордж Фокс, – или у тебя есть что-то, что тебя держит здесь?

– Нет, ничего, совсем ничего. А куда ты идешь?

– Туда и сюда. Я иду из города в город, из деревни в деревню, от пруда к пруду. Я хочу, как можно большему количеству людей проповедовать слово Божие и донести до них свидетельство любви Иисуса. Я хочу объяснить им, что лучше оставить этот пустой мир и начать искать истинный свет.

– Свет? О каком свете вы говорите?

– Святой Дух зажег в каждом из нас свет. Только от нас зависит, чтобы мы почувствовали в себе этот внутренний свет и последовали за ним. Для нас, квакеров, это главное содержание веры. Кто следует за светом, тому не нужны ни проповедники, ни священники, ни церкви. Свет поднимается над человеческим разумом и даже над Библией, потому что он разговаривает с Богом душой.

– Я видел этот свет, – сказал Кассиан и внезапно почувствовал, как сердце сильно забилось в его груди, как будто хотело выскочить из нее. Его охватило волнение. – Я видел его, – повторил он. – Только несколько дней назад, я был близок к смерти в госпитале для бедных, там во сне мне явился свет, он был в конце длинного темного туннеля.

Джордж Фокс медленно кивнул.

– Ну, теперь ты также избранный. Не горюй больше о жене, которая бросила тебя. Это была воля Божия. Его пути бывают иногда каменистыми, а теперь вставай и пойдем.

– Куда?

– О, в дом сэра Вильяма Пенна. Он один из нас, хотя и служит в армии. У него сервируют хороший обед, и у него есть перспектива на будущее. Нам не следует отклонять его предложение.

 

Глава 12

Дэвид Журдан добрался до Лондона незадолго до того, как закрывались городские ворота. С последними лучами заходящего солнца он скакал по пустынным улицам и видел при этом бесчисленные дома с нарисованными на их дверях или стенах белыми крестами. Он разыскал госпиталь для бедных, в котором монахи тотчас сообщили, что описанный им мужчина покинул госпиталь на своих собственных ногах. Уже темнело, и Дэвид искал прибежище на ночь.

Большинство постоялых дворов было закрыто, наконец вблизи Уайтхолла он нашел еще открытую гостиницу.

Он поставил свою лошадь в конюшню и вошел. Хозяин сидел на стуле за стойкой и спал, грудь его ритмично опускалась и поднималась, а из открытого рта раздавался громкий храп.

За деревянным столом у камина сидела молодая женщина и тихонько плакала. Ее плечи дрожали, слезы стекали по ее щекам и падали на платье.

Дэвид огляделся. Кроме хозяина и молодой женщины, в комнате никого не было. Он осторожно подошел к женщине и сел напротив нее на деревянную скамью.

Затем он громко вздохнул. Молодая женщина взглянула на него. Она была ослепительной красоты, что Дэвид заметил с первого же взгляда. Светлые волосы блестящим шелком падали на ее плечи, большие серые глаза были мокрыми от слез, нежные крылышки носа дрожали.

– Что с вами? – спросил Дэвид тихо. – Я могу вам помочь?

Молодая женщина покачала головой и глубоко вздохнула.

– Нет, я думаю, мне никто не может помочь, – прошептала она едва слышно и прикусила свои бескровные губы.

– Но если вы расскажите мне о своем горе, возможно, вместе нам удастся найти какое-нибудь решение, – попытался утешить ее Дэвид.

Девушка в немом отчаянии покачала головой. Дэвид сочувственно вздохнул, потом встал, чтобы разбудить хозяина.

– Мне нужна комната на ночь, сытный ужин и глоток вина были бы также не лишними. Принесите стакан и молодой женщине.

Хозяин кивнул и вздохнул.

– Бедная девочка, – сказал он.

– Вы знаете, что с ней случилось?

– Нет, но ее я знаю и давно. Она дочь лучшего портного в Лондоне. Ее родители умерли от чумы, пару недель назад сгорели также дом и мастерская, а она сама в разорванном платье пришла ко мне. С тех пор она плачет весь день, и никто не знает, что же с ней случилось. Она совсем не ест.

– Ну, тогда принесите для нее тарелку, положите на нее приличный кусок мяса или пожарьте пару яиц с ветчиной.

Хозяин с сомнением приподнял брови.

– Я не знаю, удастся ли вам заставить ее покушать, даже моей жене это не удалось, а она-то хорошо умеет ладить с женщинами.

– Давайте, по крайней мере, попробуем.

Дэвид вернулся к столу, и хозяин почти сразу принес две тарелки, кастрюлю с пожаренной курицей, савойскую капусту и свежеиспеченный хлеб.

Девушка даже не взглянула.

– Давайте, – нежно сказал Дэвид. – Съешьте кусочек, вы должны поддержать себя: обессиленная, вы не сможете бороться.

– От… откуда вы знаете, что я должна бороться? – тихо спросила молодая женщина.

– Об этом нетрудно догадаться, хозяин рассказал мне, что вы потеряли свою семью и свое состояние, и мне кажется, что это еще не все.

Молодая женщина кивнула, затем медленно протянула руку и взяла тонкий кусочек хлеба, откусила от него и положила его назад на тарелку.

– Как вас зовут? – спросил Дэвид.

– Летиция Фезер, – ответила она.

– Лорд Дэвид Журдан, я живу вблизи Ноттингема.

Дэвиду удалось сделать поклон, сидя за столом, что заставило Петицию улыбнуться.

– Что привело вас в Лондон, милорд? – робко спросила она.

– Я ищу одного человека, он мой лучший друг, может быть, вы даже его знаете, его зовут Кассиан Арден, он работал в порту до тех пор, пока его не забрали в госпиталь для бедных.

Летиция покачала головой.

– Нет, я никогда не слышала о нем, вероятно, он умер в госпитале.

Дэвид покачал головой.

– Я был там, посмотрел на больных, Кассиана среди них нет, к тому же один монах сказал, что он покинул госпиталь живым и, как он выразился, на своих собственных ногах. Куда, как вы считаете, Летиция, может обратиться человек, у которого нет ни одного пенни в кармане и который никого не, знает в этом большом городе и нуждается в ночлеге.

– Большинство спят на берегу Темзы, там довольно тепло. На хлеб они выпрашивают на церковной паперти, но теперь во времена чумы лондонцы неохотно бывают на воздухе, они боятся заразы. Ваш друг, скорее всего, нашел приют в монастыре.

– Я благодарю вас, Летиция. Готовы ли вы показать мне завтра утром городские монастыри? Лондон мне незнаком, а я не хочу тратить время попусту или же у вас есть какие-то более интересные планы.

Молодая женщина отрицательно покачала головой.

– Пойди с ним, Летиция, – посоветовал хозяин. – Тебе надо выйти на воздух, прогулка по городу пойдет тебе на пользу.

Дэвид благодарно кивнул хозяину.

– В таком случае мы встречаемся здесь завтра утром на рассвете.

Летиция вздохнула.

– Хорошо, – сказала она потом. – Встречаемся на рассвете, я буду здесь.

В доме Вильяма Пенна Кассиан в первый раз за долгое время почувствовал себя как дома, в замке Арденов. Он осмотрел шелковые ковры, которые были развешаны по стенам, восхитился мебелью, искусно украшенной резьбой. Сам Пени, обладавший высоким чином в армии, был одет в бархатный халат и встретил Кассиана как старого знакомого.

Разговор за столом в основном касался политических вопросов, и Кассиан был удивлен тем, какой живой интерес к ним проявлял Джордж Фокс.

– Восстановление монархии – только вопрос времени, – объяснял Джордж Фокс. – Король Карл Второй терпим в вопросах веры, я уверен, что он позаботится о том, чтобы все религиозные группы могли жить в мире друг с другом.

Вильям Пенн с сомнением покачал головой.

– Не говори так, Джордж, мой друг. Король – веселый, любящий пожить парень. Вино, женщины, песни – вот его главные занятия в Париже. Он должен будет терпеть строгих пуритан, хотя они ответственны за смерть его отца. Сам он принадлежит к англиканской церкви, но и против католицизма он ничего не имеет. Для нас же, квакеров, наступят тяжелые времена.

– Значит ли это, – спросил Кассиан, – что католикам снова вернут их владения, которые украли у них пуритане, если король вернется назад в Лондон?

Вильям Пенн внимательно посмотрел на Кассиана.

– Вы также принадлежите к аристократам, которые потеряли все свое состояние, не так ли? Нет, я боюсь, что я не могу вас обнадежить. Король обеднел, какое-то время он будет жить как нищий. Он даже не сможет позволить себе порвать с пуританами. У них есть деньги, деньги, которые нужны королю, если он снова хочет занять трон Англии.

Кассиан опустил голову, но Вильям Пенн сильно хлопнул его по плечу, налил ему стакан вина и чуть склонился над столом.

– Есть другие пути заново построить свою жизнь, – сказал он тихо, но серьезным голосом. – Я тоже потерял несколько своих имений из-за пуритан, только я уверен, что мне удастся получить в качестве возмещения у короля землю в Новом Свете, в Америке. Если вы хотите, я охотно приглашу вас с собой.

– Пригласите? Куда?

Пенн засмеялся.

– Ну, не прямо сейчас, но я все же уверен, что приблизительно через полгода я получу землю в Америке. Поезжайте туда, если только захотите, то вы создадите в Новом Свете свой собственный новый свет. Начните еще раз с начала. Здесь, в Англии, пройдут еще долгие годы, пока будут восстановлены закон и порядок и люди получат назад все, что у них конфисковали.

В разговор вмешался Джордж Фокс.

– Я так же ношусь с мыслью построить в Новом Свете мой собственный новый свет. Свет, в котором все будут равны и будут соблюдать Божий заповеди. Мир, который я создам своими собственными руками. Там много необработанных земель, необходимо выкорчевать леса, осушить болота, построить дома, улицы, школы. – Он рассмеялся. Этот его смех шел буквально из глубины души. – Разве это не милость Божья, что мы еще раз получаем возможность построить собственными руками рай по нашему разумению и по заповедям Божиим. Счастье, Кассиан Арден, не в имениях, а в вере? Ты скоро это поймешь.

Кассиан покачал головой.

– Несколько дней назад я поклялся бы, что единственное действительное счастье можно найти в любви.

– А что же здесь не так? – полюбопытствовал Вильям Пенн.

– Ну, я думал о любви к одной женщине.

Оба мужчины рассмеялись. Их смех был полон сочувствия.

– Поверьте, мой друг, нас всех уже однажды бросили или обманули, предали или продали, с женщинами иначе не бывает. Давайте выпьем, забудем этих женщин и порадуемся, что мы снова получили шанс начать все сначала.

Вильям Пенн поднял стакан.

– За Америку, за Новый Свет.

– За Америку, – повторил Джордж Фокс и также поднял свой стакан.

– За Новый Свет, – сказал Кассиан и чокнулся с двумя своими новыми друзьями.

 

Глава 13

Солнце достигло своего зенита и посылало нестерпимо жгучие лучи на выжженную землю в имении Журданов, хотя уже наступил сентябрь. Прохладные дождливые дни в августе позволили людям поверить, что солнце преждевременно отправилось на покой, но получилось наоборот: солнце, казалось, еще раз собрало все свои силы.

Катрин надела соломенную шляпу с огромными полями, чтобы защитить лицо от солнца. Ее белое легкое платье из льна вилось вокруг ее ног, когда она гуляла в маленьком лесочке вдоль главной дороги, ведущей к Лейчестеру. Ее рука почти беспрерывно касалась расшитого пояса, который когда-то принадлежал матери Кассиана, а он подарил его ей. На вопрос леди Элизабет, куда она идет, Катрин ответила, что хочет посмотреть, не осталось ли на опушке леса ежевики и малины. Она даже захватила с собой маленькую корзиночку. В действительности же, она высматривала Дэвида. Он все еще не вернулся из Лондона, у нее до сих пор не было вестей о Кассиане. Она не знала, жив ли он, как идут у него дела. Тоска по нему разрывала ее сердце почти на кровавые кусочки, и она поклялась себе, что как только сможет, то покинет имение Журданов и вернется к Кассиану. Слухи о восстановлении монархии добрались уже и до замка. Парламент ежедневно издавал новые указы, чтобы на следующий день отменить их. Все шло вверх дном, и Катрин не рассчитывала на то, что влияние сэра Болдуина в этом хаосе может оказаться настолько большим, чтобы причинить вред ее семье. Кроме того, ее родители взаимно поддерживали друг друга и вдобавок был еще Дэвид. Кассиан же, напротив, был совсем один. Да, она правильно поступила несколько недель назад в Лондоне, решив вернуться с сэром Болдуином домой, этим она спасла жизнь Кассиану, и, совершенно точно, сейчас его раздирает такая же тоска по ней, как и ее по нему.

Катрин была настолько погружена в свои мысли, что не заметила всадника, медленно приблизившегося к ней в тени деревьев.

– Бог в помощь, моя дорогая.

Голос сэра Болдуина прервал ее мысли. Тот соскочил с лошади, похлопал ее по шее и отпустил на пару шагов полакомиться свежей травой у обочины.

– Ну, как я вижу, вы отдыхаете на свежем воздухе, это хорошо, даже очень хорошо. Ваша кожа порозовела, и выглядите вы намного лучше, чем несколько дней назад, тем не менее я вижу, что вы разоделись, как настоящая шлюха. Разве вы забыли, что я терпеть не могу роскошные наряды?

Он собрался похлопать ее по щеке, но Катрин отклонилась, чтобы избежать его прикосновения.

– В чем дело? – прикрикнул на нее сэр Болдуин. – Ты принадлежишь мне. Я имею право тебя касаться, или ты позабыла, что являешься моей должницей?

То, что он заменил вежливое «вы» на фамильярное «ты», было для Катрин знаком того, что он очень рассердился, а также крайне презрительного отношения сэра Болдуина к ней.

Она сняла шляпу и сверкнула глазами на сэра Болдуина.

– Я не являюсь вашей должницей, совсем нет, вы меня шантажировали, угрожали мне, хотели отправить на смерть Кассиана. Я поехала с вами не добровольно, а только потому, что вы вынудили меня. Мое отношение к вам не изменилось, наоборот, вы противны мне до глубины души.

Сэр Болдуин ухмыльнулся. Нет, он не ухмыльнулся, только лицо его противно исказилось. Тонкие губы открыли его желтые зубы, глаза превратились в маленькие щелочки.

– Мне безразлично, противен я тебе или нет, – прошипел он. – Я требую только, чтобы ты была мне послушна.

– Зачем тогда вы настаиваете на свадьбе?

Болдуин шагнул вперед, схватил Катрин за волосы и так сильно потянул их, что она вскрикнула от боли.

– Времена меняются, моя дорогуша, вполне возможно, что страница скоро перевернется. Я по-прежнему друг всех людей, но если я вскоре свяжу себя браком с аристократами, принадлежащими к англиканской церкви, я буду застрахован со всех сторон. Моя любовь к тебе держится в определенных границах, однако благодаря твоему приданому границы моих владений расширятся. Кроме того, я признаю, что у тебя многообещающее тело. Мне доставит радость завладеть им и выдавить из него малейшие воспоминания об этом слабаке Кассиане Ардене. Ты будешь носить в себе мое семя, я тебе это обещаю, хочешь ты или нет.

Он еще сильнее потянул Катрин за волосы, так, что она застонала, затем другой рукой он схватил ее за пояс и грубо рванул его с ее талии. Услышав, как она закричала от ужаса, он засмеялся и еще сильнее потянул ее голову вниз так, что Катрин уже взвыла от боли.

– Я научу тебя повиноваться, – пообещал он, в то время как его рука ухватилась за вырез ее платья и рванула его вниз. – Ты стоишь теперь не больше, чем служанка, и ты будешь одеваться теперь как служанка. Нашего Господа не прельстишь нарядами, меня также. Я не потерплю, чтобы моя будущая супруга предавала своей внешности больше значения, чем послушанию и любви к своему жениху.

Он еще раз рванул ее платье, сорвал бант с ее волос и наклонился к ее лицу так, что она почувствовала его зловонное дыхание, затем он раздвинул своим языком ее губы, отчего Катрин чуть не стошнило. Другая рука сэра Болдуина сдавила ее грудь так сильно, что она чуть не задохнулась. На одно мгновение она словно оцепенела, затем пробудились ее гордость, мужество и боевой дух. Она подняла коленку и изо всех сил ударила сэра Болдуина в самое чувствительное место.

– Ой! – Он выпустил ее и, прижав обе руки к ушибленному месту, согнулся. – Ты мне за это заплатишь, – прохрипел он с искаженным от боли лицом.

Однако его угроза не произвела на Катрин ни малейшего впечатления. Она, придерживая разорванное платье, побежала назад в замок, назад под защиту своей семьи.

Одна в своей комнате она понемногу начала успокаиваться. Она все еще чувствовала мокрые губы Гумберта на своих, его грубые руки на своей груди. Ее тошнило, когда она об этом думала.

– Я не могу выйти за него замуж, – пробормотала она тихо, слезы душили ее. – Какую бы беду он мне не принес, я не перенесу брака с ним. Я умру еще до окончания медового месяца. – Она подошла к окну и невидящим взглядом уставилась вдаль. Внезапно она сжала руку в кулак, подняла ее и ударила по подоконнику. – Я не могу жить без Кассиана, я знаю это. Моя семья и без меня справится с Гумбертом, они умны, мужественны и сильны. Мои родители любят друг друга, и они вместе. Мне же Кассиан нужен как воздух, чтобы дышать.

Она снова посмотрела из окна и увидела вдали всадника. Ее сердце от радости забилось быстрее.

«Дэвид, – подумала она. – Наконец-то он вернулся».

Однако вскоре она разглядела, что это сэр Болдуин медленно приближается к замку на своей кобыле. Сэр Болдуин Гумберт, который около часа назад чуть было не изнасиловал ее. О, она знала, что она не сможет отказывать ему, как только они поженятся. Он каждый день будет унижать ее, ранить ее гордость, давить на нее до тех пор, пока совсем не сломает ее.

Неужели нет никакой возможности избежать подобной судьбы? «А если, – подумала она и почувствовала при этом чудесное облегчение, – если я вернусь к Кассиану, мы можем уехать во Францию или отправиться в Шотландию, куда-нибудь, где Гумберт никогда не сможет нас найти. Мои родители потеряют состояние, но, в конце концов, не в деньгах счастье, Однажды, так все говорят, вернется король и все будет по-старому. А до этого в самом худшем случае им придется устроиться у родственников в Ноттингеме. Да, я сделаю это, – решила Катрин, – как только Дэвид вернется и скажет мне, где Кассиан, я отправлюсь к нему, мое место рядом с ним. Я нужна ему гораздо больше, чем имению Журдан и его хозяевам».

Как раз в эту минуту Маргарет позвонила в колокол, чтобы дать знать о том, что ужин готов.

Сэр Болдуин прибыл чуть позже. Он приказал доложить о себе, и лорду Артуру против воли пришлось пригласить его к ужину. За столом он сидел рядом с Катрин, обращался с ней с большой предупредительностью и делал вид, что ничего между ними не произошло.

– Ну? – спросил лорд Артур и удобно откинулся в своем кожаном кресле. – Что нового в Ноттингеме? Как я слышал, сегодня вы были в парламенте.

Сэр Болдуин также откинулся назад и сложил руки у себя на животе.

– Ричард Кромвель, сын нашего любимого лорда-протектора, правит страной по заветам своего отца. Парламент в Лондоне, как всегда, издает важные указы, и парламент в Ноттингеме, к которому принадлежу и я, посильно старается претворить эти указы в жизнь.

– Гм, – произнес лорд Артур. – Парламент занимается своей работой, приятно слышать. Только, как по поводу слухов, что король уже планирует свое возвращение в Лондон.

Сэр Болдуин отмахнулся.

– Не надейтесь, до тех пор, пока в городе не прекратит лютовать чума, король и шага не сделает, чтобы высадиться на нашем острове. Он чертовски долгое время пробыл на континенте. Он выехал из Парижа и пребывает теперь в Нидерландах, но, чтобы править, ему требуются деньги, а у него их не хватает. Вы видите, лорд Артур, что самое лучшее общество разделяет ваши заботы.

Артур Журдан тонко улыбнулся.

– У меня нет забот, сэр Болдуин, я не понимаю, о чем вы говорите. Урожай хороший, и я уверен, что осенью все закрома будут наполнены доверху, скот отлично пасется на лугах. В одном пункте я с вами согласен, дорогой сэр Болдуин, дела идут на подъем.

– Для того чтобы ничего не изменилось по всем пунктам, уважаемая миледи и дорогой милорд, я предлагаю ускорить наше обручение с Катрин, праздник урожая уже сам по себе является большим праздником. Я назначаю новый срок, через две недели, в субботу, мы должны отпраздновать наше официальное соединение.

– Уже через две недели? – леди Элизабет не удалось скрыть своего испуга.

Она озабоченно взглянула на Катрин. Конечно, она заметила, что ее дочь вернулась недавно домой вся запыхавшаяся, с растрепанными волосами и в разорванном платье, и, поскольку вскоре после этого объявили о визите сэра Болдуина, она заподозрила, что между ними произошло и не обошлось без столкновения. Тем не менее, Катрин выглядела абсолютно спокойной. На ее лице играло оживление, щеки порозовели, глаза были ясными.

– Что ты скажешь по поводу этого, Катрин? – осторожно спросила леди Элизабет.

– Решение кажется мне правильным, так как сэр Болдуин проявляет нетерпение, давайте не заставлять его ждать дольше. У меня есть только одно условие, я не буду праздновать до тех пор, пока Дэвид не вернется из Лондона.

Сэр Болдуин насторожился.

– Ваш сын в Лондоне? – с подозрением спросил он. Сэр Артур откашлялся.

– Он отправился в Лондон по делам. Мы ожидаем его со дня на день.

Пока он говорил, он озабоченно и с упреком смотрел на Катрин так, что она наклонила голову и уставилась взглядом в стол.

Возникла ссора, когда ее отец узнал о том, что Дэвид поехал в Лондон.

– Нам нужен каждый человек здесь, в имении, – бушевал он. – Мы не можем позволить себе разъезжать в разные стороны. Никто не знает, что произойдет с нами в ближайшую минуту. Сэр Болдуин только и ждет того, чтобы мы совершили какую-либо ошибку. Я надеялся, что ты будешь по крайней мере вежлива с ним. Мы не можем позволить того, чтобы он стал нашим врагом. Все наше существование зависит от него.

Катрин промолчала и согласно кивнула на слова отца.

– Что же это за дела у вашего сына в Лондоне? У вас нет ничего настолько заманчивого, чтобы вести дела с Лондоном. Вы едва можете прокормить своих людей, несмотря на то, что в этом году хороший урожай, но несколько предыдущих лет были разорительными для вас. У ваших жнецов едва хватает сил шевелить серпами.

– Ваши слова показывают мне, сэр Болдуин, что вы не спускаете глаз с наших владений. Не беспокойтесь о моих людях: до тех пор, пока у нас в замке будет достаточно еды, никто из моих людей голодать не будет.

Из горла Болдуина раздался издевательский смешок, затем он показал на стол.

– Курица на вашем столе слишком костлява, в супе и жиринки не видно, хлеб из самой дешевой муки, а вино такое кислое, что напоминает самое дешевое местное вино, а ваша жена носит одни и те же платья уже несколько лет. О, только… – Сэр Болдуин успокаивающе поднял руку, когда увидел, что при этих словах краска стыда залила лицо леди Элизабет. – Вы не должны стыдиться, бедность не является грехом, так думаем мы, пуритане. Не напрасно мы презираем роскошь. Меня действительно искренне радует, миледи, что вы постепенно, хоть и вынужденно, знакомитесь с настоящими ценностями жизни.

– О, да, сэр Болдуин, и этой честью мы обязаны вам, именно благодаря вам, дорогой друг, мы и познакомились с подобными вещами.

– Оставь, Элизабет, мне не хотелось бы ссориться за обедом.

Лорд Артур коснулся рукой плеча жены и улыбнулся ей ободряюще.

– Чтобы ты ни носила, моя дорогая, для меня ты самая красивая из всех женщин.

– Спасибо, мой дорогой, – ответила Элизабет, затем снова обратилась к сэру Болдуину: – Смотрите и слушайте, сэр Гумберт, вот вещи, которые действительно имеют ценность в жизни: любовь, понимание, забота. Я не думаю, что вы когда-либо переживали подобные чувства.

Сэр Болдуин злорадно улыбнулся.

– Ваша дочь обучит меня подобным вещам. В этой области она обладает достаточным опытом.

Потом он с поклоном поднялся, поблагодарил за обед и исчез, не бросив в сторону Катрин даже взгляда. Едва только он вышел, как все трое Журданов облегченно вздохнули.

– Если в нашей стране все изменится, – констатировала наконец Катрин, – то вполне вероятно, что мне не надо будет выходить замуж за этого негодяя. Я прошу вас, отложите бракосочетание, как-то задержите его, – она прервалась и внимательно, несколько испытующе посмотрела на родителей. – Я не могу выйти за него замуж, при всем моем желании не могу, я принадлежу Кассиану. Я ему нужна больше, чем имению Журданов. У вас, мама и папа, есть вы сами и ваша любовь, у вас есть Дэвид и Джонатан, у Кассиана же есть только я. Позвольте мне отправиться к нему, я вас прошу.

Лорд Артур и леди Элизабет посмотрели друг на друга и вздохнули.

– Если бы это было так просто, детка, мы давно бы это устроили. Ты знаешь, что при мысли о том, что ты будешь в доме сэра Болдуина и целиком в его власти, нам становится не по себе. Однако есть еще кое-что, о чем ты не знаешь. – Леди Элизабет взглянула на мужа: – О Артур, я знаю, что ты не хотел бы вновь вспоминать об этом, но Катрин достаточно взрослая, чтобы узнать правду. Она имеет право знать, почему мы настаиваем на том, чтобы она вышла замуж за сэра Болдуина.

Лорд Артур с тяжелым сердцем кивнул.

– Хорошо, скажи ей все.

– Что случилось? Что вы скрываете от меня? – спросила Катрин, и сердце ее сжалось от страха.

– Ты знаешь, что несколько лет назад мы приютили в нашем охотничьем доме преследуемую семью, молодая женщина была беременна, ты помнишь?

Катрин кивнула.

– Однако ты не знаешь, что эта семья планировала покушение на Оливера Кромвеля. Покушение было предотвращено, но участникам полагалась смертная казнь. Итак, сэр Болдуин знает, что мы укрыли государственных преступников от палачей Кромвеля, уезжая, они оставили у нас свое новорожденное дитя: оно должно было жить. Понимаешь, они оставили своего сына Джонатана, чтобы мы спасли и защитили его жизнь. Я все еще продолжаю слышать плач матери, вижу перед собой лицо отца…

– Вы… вы имеете в виду, что Джонатан вовсе не мой брат?

Леди Элизабет улыбнулась.

– В нем не наша кровь, ну и что же с того? Для меня он во всяком случае был и остается моим собственным сыном.

– Для меня, конечно, также, – заключил лорд Артур.

– Плохо то, что сэр Болдуин знает, кто настоящие родители Джонатана. Мальчик, как его отец и мать, должен быть повешен. Болдуин знает, как мы любим Джонатана. Мы никогда не допустим, чтобы и волос упал с его головы. Долгие годы мы регулярно платим Гумберту, чтобы он оставил нам Джонатана, но из года в год сэр Болдуин требует все больше и больше, а сейчас он попросил твоей руки. Мы должны сделать то, что он требует, иначе… – Голос леди Элизабет сорвался, в глазах ее стояли слезы, и она должна была взять носовой платок.

Горло Катрин тоже сжалось:

– Я люблю моих братьев Дэвида и Джонатана одинаково. Я не допущу, чтобы с малышом что-то случилось. Если для этого необходимо выйти замуж за сэра Болдуина, я сделаю это и буду молиться каждый день, чтобы его хватил удар. Ни за какие богатства в мире я бы не пошла на то, чтобы стать женой Болдуина, я слишком люблю Кассиана, люблю его всем моим сердцем. – Она вздохнула. – Но Джонатана я также люблю. Чтобы защитить его, я сделаю все. Все. Итак, я выйду замуж за сэра Болдуина, но мое отвращение и моя ненависть отравят наш брак. Я клянусь в этом, и да поможет мне Бог.

Она выпрямилась и по-боевому выставила вперед подбородок. Потом ей в голову пришло еще кое-что.

– А Дэвид знает о происхождении Джонатана?

Ее родители одновременно кивнули.

– Вы сказали ему?

– В то время, когда ты была в Лондоне. Мы искали тебя, тебя и Кассиана, однако город слишком большой, никто вас не видел, а потом пришло письмо от сэра Болдуина. Он сообщил нам, что ты работаешь прачкой, а Кассиан смертельно болен. Мы послали деньги, все, что только мы могли собрать, и отправили с посыльным, но деньги вы так и не получили, вместо этого сэр Болдуин привез тебя назад. Что нам было делать?

У Катрин брызнули слезы из глаз. Она встала, подошла сначала к отцу и обняла его, потом она обняла мать.

– Я благодарю вас от всего сердца, – сказала она.

– За что? Мне дурно от мысли, что мы должны отдать тебя за сэра Болдуина, а ты благодаришь нас.

– Да, я благодарю вас за то, что вы боретесь за ваших детей. Я благодарю вас за то, что вы подарили мне самых чудесных братьев на свете, я надеюсь, что Джонатан не знает о своем настоящем происхождении.

Лорд Артур покачал головой.

– Он еще такой маленький. Не надо взваливать на него непосильную ношу. Когда-нибудь, когда он вырастет, мы расскажем ему о его происхождении. Мы хотели бы, чтобы он гордился своими родителями, а не отвергал их, но пока об этом не может быть и речи. Он наш сын, и всегда им будет. Мы одна семья, чтобы нам не грозило: ты, твоя мать, Дэвид, Джонатан и я.

 

Глава 14

– В скольких монастырях мы уже побывали? – спросил Дэвид и обессиленно облокотился о невысокую стену. Он подвигал пальцами ног в тесных сапогах и тихо застонал.

– Для лорда, живущего в провинции, вы совершили настоящий подвиг. За сегодняшний день вы, наверняка, прошагали пешком больше, чем за целый год. Говорят, что владельцы имений даже спать после ужина отправляются на лошади.

Дэвид рассмеялся и взглянул на Летицию с нескрываемым восхищением.

– Вы очень остроумны, мисс Фезер, но боюсь, что правы. – Преодолевая усталость, он выпрямился. – Сколько же монастырей в этом невероятно большом городе?

– Еще четыре. До вечера мы успеем обойти их все, – ответила Петиция.

Дэвид протянул ей руку, и она грациозно приняла ее. Ее рука была такая легкая, что он почти не чувствовал ее веса, и, несмотря на свои деревянные башмаки, она двигалась рядом с ним грациозно, как дуновение ветерка. Он наклонил голову чуть в сторону, чтобы вдыхать нежный запах ее волос – запах спелых яблок.

– Расскажите мне о себе, – попросила Летиция. – Расскажите мне, как и где вы живете.

Дэвид с большой охотой выполнил ее просьбу. Ему было приятно находиться с Летицией, так приятно, как не было никогда ни с одной женщиной. Хотя ему было уже двадцать три года, но ни одной еще не удалось завоевать его сердце. Несмотря на то, что в окрестностях имения Журданов было много девушек, которые не имели бы ничего против того, чтобы пойти с Дэвидом к алтарю, он до сих пор так и не решился выбрать кого-нибудь себе по сердцу, при этом он совсем не презирал женщин. В отличие от своего друга Кассиана, он любил пошутить с женщинами, которые ему нравились, но с Летицией все было по-другому. Она не смешила его, произошло большее – она тронула его сердце.

«Странно, – подумал он. – Я едва знаю ее, но тем не менее доверяю ей так, как будто мы знаем друг друга целую вечность».

Он наклонился вниз – Летиция была на целую голову ниже его – и убрал с ее лица непокорную прядь волос. Девушка мгновенно вздрогнула, лицо у нее окаменело, она начала дрожать.

– Что с вами? – спросил он. – Что произошло? Я причинил вам боль.

Летиция покачала головой и промолчала. Дэвид увидел, как она прикусила себе нижнюю губу и боролась с подступавшими к глазам слезами. Грудь ее быстро поднималась и опускалась, глаза горели, она показалась ему испуганной зверушкой, беспомощной и полной страха. В чем дело? Что такого ужасного она могла пережить, что теперь так нервно реагировала на простое ласковое движение руки?

– Все хорошо, – прошептал он и пожал ей руку. – Все хорошо. Вам не надо меня бояться. Я никогда больше к вам не прикоснусь. Только, если вы сами не пожелаете.

Последнее предложение он произнес улыбнувшись. Летиция так же медленно улыбнулась ему в ответ, напряжение постепенно оставило ее.

Они добрались до следующего монастыря, и Дэвид постучал в ворота. Им открыл старый монах со впалыми щеками. На его лице было столько морщин и складок, что оно напоминало русло высохшего жарким летом родника.

– Бог в помощь, – начал Дэвид, чтобы сразу же перейти к своему делу. – Я ищу моего друга. Его зовут Кассиан Арден. Он был болен, один в Лондоне и, я думаю, не нашел ли он убежище в вашем монастыре.

– Как, вы говорите, его зовут? – Монах приложил руку к уху и наклонился вперед, чтобы Дэвид мог прокричать ему прямо в ухо.

– Кассиан, лорд Кассиан Арден.

– Он один путешествует? – спросил монах.

– Я думаю, да, но я в этом не уверен. Прошло много месяцев с тех пор, как я видел его в последний раз.

– Как выглядит ваш друг?

– Ну, он очень высокий, руки у него, как у дровосека, волосы темные и отросли до плеч, нос, вероятно, немного длинноват, ну, в общем, черты лица у него привлекательные.

Монах кивнул, затем снова приподнял руку и приложил ее к своему уху, чтобы лучше слышать.

– Откуда он, вы говорите?

– Из имения Арден, вблизи Ноттингема.

– Тут побывало двое мужчин, один из них бродячий проповедник, его звали Джордж Фокс, другой сопровождал его, однако он был больше похож на нищего, чем на лорда. Я слышал, как проповедник называл его Кассианом.

– А вы еще ничего не слышали?

Монах покачал головой.

– Они оба немного говорили, только то, что они хотели отправиться в Ноттингем, но куда точно я не знаю. Я думаю, что этот Кассиан из тех мест. Он этого не говорил, но он описал дорогу из Лондона в Ноттингем так точно, что я уверен в том, что он ее хорошо знает.

– Спасибо, – возликовал Дэвид. – Большое спасибо, вы мне очень помогли. Я уверен, что это тот, кого я ищу.

– А что вы хотите от него? – спросил монах, и в его глазах блеснуло недоверие.

– Я его друг, я вам уже сказал. Мы вместе выросли, имения наших родителей граничат друг с другом. Когда я услышал, что он болен и лежит в госпитале, я отправился в Лондон, чтобы ему помочь, но ни в одном из госпиталей для бедных я его не нашел.

Монах еще раз оглядел молодого человека с ног до головы, затем также внимательно посмотрел на Летицию.

– Вы выглядите как люди, которым можно доверять, – сказал монах. – Тем не менее в наше время необходимо быть осторожным, как я слышал, оба хотели отправиться в Ноттингем, чтобы этот Кассиан мог получить свидетельство о своем рождении. Им нужны бумаги, чтобы ехать в Америку, так по крайней мере они сказали.

– В Америку?

Монах кивнул.

– Некоторым верующим тяжело следовать здесь своей вере, если сегодня их не преследуют, то завтра может быть совсем иначе. В Америке, как говорят, каждый может жить так, как хочет. Немало людей носится с мыслью начать там новую жизнь, прежде всего те, которые лишились здесь всего.

Слова монаха заставили Дэвида задуматься. Он по своей привычке поковырял носком сапога в трещинках мостовой, потом спросил:

– Давно они уехали?

– Они были здесь неделю назад. Отсюда они отправились утром со звоном церковного колокола.

Дэвид поблагодарил старика, попросил у него благословения, затем взял Летицию за руку и серьезно и задумчиво посмотрел на нее.

– Я должен ехать, Летиция Фезер, должен отправиться назад в Ноттингем, чтобы найти Кассиана, но я не могу оставить вас здесь одну. Вы знаете, что мое сердце вырвалось у меня из груди и устроилось жить рядом с вашим сердцем. Не хотите ли вы сопровождать меня или же что-то удерживает вас здесь?

Летиция уставилась в землю, и упавшие вниз волосы закрыли ее лицо, как вуалью.

– Я порядочная девушка, – возразила она, и голос ее был полон печали. – Я никуда не поеду с мужчиной, которого я едва знаю. Я бедна, но у меня есть своя гордость. Ничто и никто не могут ее у меня отнять. – При последних словах она выпрямилась, лицо ее приняло упрямое выражение, щеки запылали.

– Извините, – сказал Дэвид. – Я не собирался вас обидеть, я просто не могу себе больше представить, что буду без вас. Простите, если я оскорбил вас этим предложением.

Они посмотрели друг другу в глаза, и Дэвид почувствовал, что сердце его бьется так сильно, как будто оно действительно, хочет вырваться из его груди и поместиться вместе с ее сердцем. Да, он едва знал Летицию, однако он понимал, что она именно та женщина, которую он всегда искал.

В глазах Легации он прочитал ту же самую тоску, которую испытывал сам. Очень осторожно он приблизил свои губы к ее губам, коснулся их с легкостью мотылька, был удивлен нежностью и теплотой этого движения, опьянен ее дыханием, как изысканным вином.

Его рука обняла ее, и нежно, но крепко, он прижал ее к себе, и теперь, только теперь, она ответила на его поцелуй. Сначала медленно, потом она стала более смелой и более жадной, пока наконец они, совсем потеряв дыхание, не оторвались друг от друга.

– Пожалуйста, поехали со мной. Поезжай со мной, как женщина, которую я хочу сделать моей женой. Моя сестра скоро выходит замуж, я полагаю, что для всех будет большой радостью, если мы отпразднуем двойную свадьбу.

Дэвид едва успел произнести эти слова, как Летиция обернулась и, как ветер, как будто за ней гнались все чудовища ада, умчалась прочь.

– Летиция, – крикнул он ей вслед. – Летиция, подожди.

Но девушка не остановилась, а Дэвид стоял и смотрел то налево, откуда улица вела в Лейчестер и Ноттингем, то направо, где за ближайшим углом скрылась Летиция. Его сердце звало его за Летицией, но разум говорил, что ему нельзя терять время и следует идти налево. В Дэвиде боролись чувства и разум, наконец победил разум.

Он выругался, поспешил к конюшне, в которой стоял его черный жеребец, написал там пару строчек и направил их в гостиницу, в которой находилась Летиция. Затем он вскочил на коня и поскакал так быстро, как он только мог.

– Я скоро вернусь, Летиция, – пробормотал он. – Как только найду Кассиана, я вернусь назад в Лондон, чтобы забрать тебя.

Ночь уже опустилась на землю, когда несколькими днями позже он въехал через большие ворота во двор замка Журданов.

Его жеребец устал до смерти, изо рта у него шла белая пена, и от его гривы шел пар.

Дэвид также устал до смерти, он буквально падал с коня. У него едва хватило сил отвести жеребца в конюшню, разбудить слугу и попросить его позаботиться о животном, напоить и накормить его.

Он с трудом добрался до холла и упал там в кресло, не снимая ни запыленного плаща, ни забрызганных грязью сапог. Каждая косточка в его теле болела. Он чувствовал себя избитым. Ноги у него, казалось, окаменели.

– О Дэвид, ты вернулся, – голос Маргарет пробудил его ото сна. Дэвид устало раскрыл глаза.

– Да, я вернулся, – едва дыша, пробормотал он. – И благодарю Бога за это.

– Вы, должно быть, голодны и хотите пить, – сказала Маргарет и окинула Дэвида взглядом, полным упрека. – Снимите по крайней мере плащ и сапоги, вы испачкаете мне все подушки.

Хотя Дэвид от усталости едва мог держаться на ногах, он разразился смехом от упреков Маргарет. Он приподнялся и обнял старую женщину.

– О Маргарет, – сказал он, все еще смеясь. – Теперь я знаю, что я действительно дома. Ты хуже, чем может быть самая плохая жена. Господь, наверное, проявил милость к мужчинам в Ноттингеме, когда прислал тебя совсем юной девушкой в наш дом.

– Гм, – буркнула Маргарет. – Вы думаете, что у меня не было поклонников. Я и сегодня еще на весеннем празднике среди первых, кого приглашают танцевать, и если вы будете злить меня и дальше, то я, вероятно, передумаю и, несмотря на возраст, подыщу себе мужа.

Лицо у нее было серьезным, но по блеску ее глаз Дэвид понял, что она шутит с ним, но ни в коем случае не сердится.

– Пока не снимете плащ и сапоги, ничего не получите поесть, а я сейчас пошлю за леди Катрин. Она просила тотчас сообщить ей, как только вы вернетесь, все равно когда, ночью или днем.

– Я сделаю все, что ты скажешь, Маргарет, только не мори меня голодом. Я думаю, что я мог бы сейчас стрескать целого кабана.

– Может быть, для начала вы обойдетесь индейкой, кухарка зарезала сегодня как раз одну. Собственно говоря, ее собирались отправить на жаркое в воскресение, но я думаю, что милорд и миледи не будут ничего иметь против, если вы попробуете ее уже сейчас.

С этими словами Маргарет повернулась и пошла на кухню, но в дверях она еще раз повернулась к Дэвиду и показала пальцем на его сапоги.

– Я сейчас, – крикнул ей Дэвид и наклонился, чтобы их снять, при этом он чуть было не упал, потому что именно в этот момент с лестницы сбежала Катрин и кинулась прямо на него.

– Дэвид! – крикнула она. – Мой Бог, наконец-то ты вернулся. Где Кассиан? Ты привез его с собой?

Она оглядела холл, и радость ее исчезла, когда она увидела, что Дэвид вернулся один. Она положила руку на грудь и внезапно побледнела.

– Он… он?.. – Она не смогла закончить фразу.

– Нет, – крикнул Дэвид быстро и подхватил сестру под руки. – Нет, не бойся, Кассиан жив и, насколько я слышал, он выздоровел.

– Ты его видел? Ты с ним говорил? Где он? Что он делает? Почему ты не привез его с собой? Его рана зажила? У него есть еда?

– Тихо, тихо, – сказал Дэвид и прижал Катрин к себе так крепко, что ее губы коснулись его плеча. – Позволь мне сначала снять сапоги, пока ты не замучила меня до смерти своими вопросами. Маргарет угрожает оставить меня голодать, если я еще что-нибудь испачкаю. Его дела идут хорошо, Катрин. Кассиан здоров, и у него есть еда.

Катрин нетерпеливо переступала с одной ноги на другую. Она едва могла дождаться, пока Дэвид наконец снимет свой плащ. Он еще не успел снова сесть, как она уже по-детски нетерпеливо просила его.

– Давай, расскажи мне о Кассиане, расскажи все, что знаешь, не пропускай ни слова. Ты его встретил? Как он выглядит?

Дэвид отрицательно покачал головой.

– Нет, Катрин, я не встретил Кассиана, только монах в одном из лондонских монастырей сказал мне, что Кассиан присоединился к одному бродячему проповеднику из квакеров. Они на пути в Ноттингем. По дороге я переночевал в другом монастыре в Лейчестере, там я узнал, что Кассиан одел рясу. Он стал послушником, Катрин. Он посвятил свою жизнь Богу и… – Дэвид посмотрел на Катрин, которая, раскрыв глаза и вся напрягшись, слушала его —…и он планирует поехать в Америку и начать там новую жизнь.

– Что? Что ты сказал?

– Да, Катрин, он теперь духовное лицо, он также проповедник, но ведь самое важное, что он жив и дела у него идут хорошо, не так ли?

Нижняя губа Катрин задрожала, лицо ее стало серым, дрожащим голосом она ответила:

– Да, ты прав, самое важное то, что он жив и дела у него идут хорошо. Желать чего-либо другого было бы чистым эгоизмом. – Отчаяние и печаль исказили ее лицо, когда она продолжила: – Я бы хотела увидеть его еще один раз, только один-единственный раз. Я хотела бы попрощаться с ним и пожелать ему счастья. – Внезапно ее лицо просветлело. – Я поеду в Ноттингем, или нет, Дэвид, лучше я поскачу туда верхом, если будет нужно, и ночью, и в туман. Я должна его просто еще один раз увидеть, ты меня понимаешь? Только один-единственный раз. Пожалуйста, помоги мне. Помоги мне в последний раз. Помоги мне, потому что Кассиан твой друг, а я твоя сестра.

Дэвид вздохнул. Он хотел уже ответить ей, когда Маргарет пришла из кухни и принесла ему большой поднос с жареным мясом, хлебом и свежими яблоками. На подносе стоял также кувшин с водой и даже маленький стакан портвейна, который Маргарет обычно берегла как зеницу ока.

Она присела рядом с братом и сестрой и наблюдала, как ее любимец ест. Когда же он закончил, она унесла поднос на кухню.

Дэвид и Катрин подождали, пока Маргарет исчезнет, перед тем как продолжить прерванную беседу. Они молчали лишь потому, что знали, как Маргарет любит их, и не хотели причинять ей лишней боли.

– Они будут в Ноттингеме через несколько дней, – объяснил Дэвид. – Они идут пешком.

– Ты их не встретил по дороге?

– Нет, они спят ночью на улице или же просят пристанища в монастыре. Если бы я стал их искать, то потерял бы слишком много времени. К тому же не думаю, что мне удалось бы отговорить Кассиана от его намерений. Никто лучше тебя не знает, насколько упрямым он может быть.

Катрин кивнула.

– Хорошо, что ты сразу отправился назад в замок, тем не менее я прошу тебя помочь мне добраться до Ноттингема. – Она взяла его за руку и настойчиво посмотрела ему в глаза. – Пожалуйста, помоги мне. Сэр Болдуин хочет ускорить наше бракосочетание, праздник состоится уже через десять дней, у меня не так много времени.

Дэвид вздохнул.

– Ну, хорошо, я помогу тебе, но на этот раз я настаиваю на том, чтобы наши родители были в курсе дела. У них и так хватает горя и забот в последнее время. Они потратили последний фунт, чтобы разыскать тебя и Кассиана.

– Я знаю, – сказала Катрин тихо и с виноватым взглядом. – Я все знаю и историю Джонатана тоже. Я обещаю тебе, что выйду замуж за сэра Болдуина, я обещаю это тебе, потому что Джонатан наш маленький брат, которого мы должны защищать. Я даже обещаю быть хорошей женой сэру Болдуину, чтобы он в конце концов оставил малыша и наших родителей в покое, но до этого я должна еще один раз увидеть Кассиана.

Она посмотрела на него так умоляюще, что он наконец кивнул, затем он, вздыхая, взялся за портвейн, откинулся назад, выпил стакан маленькими глотками, поставил его на стол, вытер салфеткой рот и сказал:

– Я провожу тебя в Ноттингем: молодая девушка ни при каких обстоятельствах не может путешествовать одна. Мы выедем в карете, послезавтра с первым криком петуха, и уже к обеду будем в Ноттингеме. – Он улыбнулся, когда увидел радость Катрин, и погрозил ей пальцем. – За это ты добровольно откажешься по меньшей мере на месяц от своей доли медового пирога Маргарет.

Дэвид знал, как ему рассмешить Катрин.

– Охотно, – ответила она. – Я готова отказаться от моей доли пирога на целый год.

Катрин рассмеялась так громко, что Маргарет испуганно высунула голову из двери кухни, чтобы посмотреть, что случилось.

– Да, кстати, как раз вчера меня научили, как самой испечь такой пирог.

На следующее утро в замок прибыли жонглеры.

– Эй, люди, хотите посмотреть наше представление?! – Маленький мальчик с темными локонами, большими карими глазами и кожей цвета шоколада торопливо поднялся по лестнице и прошел через портал в большой холл замка.

– Ты, карлик, остановись! Чего тебе надо?

Маргарет схватила мальчика за воротник и крепко держала его.

– Отпусти его, – попросила леди Элизабет и присела перед ребенком на корточки. – Что ты хочешь и кто ты?

– Меня зовут Сальваторе, я из жонглеров, которые ждут на улице. Когда я вырасту, я буду глотать огонь. Я хотел спросить, не хотели бы вы посмотреть наше представление?

Леди Элизабет погладила мальчика по волосам.

– Нет, мой мальчик, жаль, но нам сейчас нечего праздновать, но у нас есть горячая еда для тебя и твоей семьи, а также вы получите овес и воду для лошадей. Сколько вас там?

Маленький мальчик показал пять пальцев на одной руке и три на другой.

– Нас столько, – сказал он. – И еще я.

Леди Элизабет рассмеялась.

– Итак, девять. Я велю подать вам обед. Вы пришли как раз вовремя, наша кухарка только что сварила вкусный бобовый суп. Пойди позови других, чтобы они рассказали, что происходит в городе и стране.

Спустя совсем немного времени жонглеры сидели за большим деревянным столом на кухне и с удовольствием поедали хлеб и суп, только старший в их маленькой труппе сидел с леди Элизабет и Катрин в холле. А Джонатан не смог удержаться, чтобы не пробраться на кухню и не порадоваться забавным трюкам и фокусам, которые жонглеры показывали между делом, а один из фокусников вытащил у Маргарет яйцо из носа.

– Ну, – обратилась леди Элизабет к жонглеру Адамо. Он уже закончил есть и медленно потягивал портвейн. – Расскажите, что вы слышали по дороге. Скоро ли король вернется назад? Каково настроение? Мы живем вдали от города и узнаем все важные новости порой слишком поздно.

Она слегка рассмеялась и подняла свой стакан.

– Миледи, мы путешествуем, нас не беспокоит политика, потому что она не касается нас, тем не менее я охотно расскажу вам, что мы видели в городе Ноттингеме.

– Я слушаю.

– Вчера, незадолго до закрытия городских ворот, в Ноттингем прибыли два духовных лица. Они расположились на торговой площади, посреди мелких торговцев. Один из них, немолодой мужчина, несколько худой, поднялся на камень и начал говорить. Он говорил, но люди проходили мимо, не обращая на него ни малейшего внимания. Тогда на камень взобрался другой, значительно моложе, поднял руки и звонким голосом начал проповедовать. Он говорил о свете, который указывает людям верный путь, он говорил о том, что необходимо любить ближнего и уметь прощать, он сказал, что слово Божие может проповедовать каждый. Каждый, кто верит в Бога. О важности слова свидетельствуют не деньги, власть и богатство, а только глубокая чистая вера, которая несет свет людям. Новый Свет, так сказал он, стоит того, чтобы его построить. Новый Свет, в котором каждый будет другом другого и у всех, будут равные права. Не тратьте время на длинное прощание, оставьте мертвых погребать своих мертвецов и стройте будущее для живых собственными руками, так звучали его слова.

– Вы выучили его проповедь наизусть? – спросила леди Элизабет, когда Адамо закончил свою речь.

– Да, миледи, выучил. Его слова достигли наших сердец. Что-то из старого времени подходит к концу, но мы должны сосредоточиться на настоящем, чтобы можно было построить будущее. Мы поедем в Америку, как только проповедник Кассиан подаст нам сигнал для этого.

– Вы сказали Кассиан? Проповедника зовут Кассиан?

– Да, миледи, а его спутника зовут Джордж Фокс, и мы отправимся с ними в Америку. Совсем скоро мы поедем туда. Мы хотим, чтобы у нас была собственная земля, хотим жить в собственных домах и хотим, чтобы наши дети учились в школе.

– Этот проповедник все это вам пообещал?

– Да, миледи, сотня людей уже следует за ним. Он еще молод, и никто не знает его, но от него исходит такая сила, что похоже на то, что его устами говорит сам Господь.

В то время как леди Элизабет с широко раскрытыми от удивления глазами слушала рассказ Адамо, Катрин уже давно было ясно, что проповедником был не кто иной, как Кассиан Арден. Рассказ жонглера так хорошо сходился с тем, что говорил о нем Дэвид. Это был ее Кассиан, и он в Ноттингеме. У Катрин не осталось ни малейшего сомнения. Пока ее мать продолжала беседовать с Адамо, Катрин мысленно была с Кассианом и разговаривала с ним.

«Почему ты едешь в Америку? – спросила она любимого мысленно. – И почему ты стал духовным лицом? Ты больше не веришь в нашу любовь, в нашу клятву? Ах, Кассиан! Может быть, у нас еще будет возможность когда-нибудь стать счастливыми вместе. Если бы не надежда и мечты о будущем, я бы давно уже сдалась. Ты моя жизнь, мой свет, воздух, которым я дышу. Без тебя я не могу и не хочу жить. Почему ты оставляешь меня в беде?»

Она была настолько погружена в собственные мысли, что не заметила, как Адамо попрощался с ней. Очнулась она, когда он уже закрыл за собой дверь, и тут же обратилась к матери:

– Это Кассиан. Он стал проповедником. Дэвид рассказал мне об этом в ночь своего возвращения из Лондона. Пожалуйста, мама, позволь мне увидеть его еще один-единственный раз, один-единственный раз с ним поговорить до того, как он отправится в эту далекую Америку.

Леди Элизабет отрицательно покачала головой.

– Будет лучше, если ты забудешь его. Сомневаюсь, что он захочет увидеть тебя хотя бы один-единственный раз. Подумай о словах, с которыми он обращается к людям в своей проповеди, – «не теряйте время на прощание». Он порвал со всем, что было в его прошлой жизни, и он имеет полное право на это.

– Мама, для Кассиана может быть легко, не оглядываясь назад, начать новую жизнь, мне же это очень трудно. Я умру, если не смогу увидеть его еще один раз.

– Не преувеличивай, детка. Никто не умирает от невозможности кого-то увидеть, но я понимаю, что ты имеешь в виду. – Она задумчиво посмотрела в окно. Ее взгляд скользил по все еще нежно-зеленым лугам, потом она перевела его на дочь, взяла ее за руки и тихо сказала: – Поверь мне, Катрин, мне не хотелось бы причинять тебе лишнего горя. Кассиан принял решение о своем будущем, и ты знаешь свое. Судьба против того, чтобы вы были вместе, как бы тебе не трудно было в это поверить. Ты достаточно взрослая, чтобы понимать, что ты делаешь. Ты готова ради жизни и счастья своего маленького брата отказаться от своего собственного счастья. Ты приносишь большую жертву, Катрин. Поверь мне, твой отец и я знаем, какую высокую цену ты платишь за Джонатана, но поверь мне так же, что мы сделаем все, чтобы в конце ты все-таки обрела свое счастье. В последние дни ты стала более уравновешенной, более жизнерадостной, не играй покоем своей души, не причиняй себе лишней боли.

– Нет, мама, я буду страдать лишь в том случае, если вы мне запретите еще раз увидеть моего любимого. – Она немного помолчала, глядя на линии на своей руке, затем поднесла правую ладонь к лицу матери. – Посмотри, вот моя линия любви, она прерывается на небольшой срок, но в конце она становится сильной и отчетливой. Джейн увидела на моей руке счастье, об этом я и хотела сказать Кассиану. Вполне может быть, что мы расстанемся на какой-то срок, вероятно, даже мы будем сомневаться в нашей любви, однако в конце концов все будет хорошо. Ты увидишь, мама, что Джейн права.

С удивлением она увидела, что у леди Элизабет при этих словах на глазах выступили слезы.

 

Глава 15

Во время поездки в Ноттингем Катрин едва могла сохранять спокойствие. Лорд и леди Журдан настояли на том, чтобы она взяла карету.

– Хорошо следи за Катрин, – велели они Дэвиду, который стоял рядом с сестрой и помогал ей сесть в карету. – Прежде всего позаботься о том, чтобы она непременно вернулась назад.

Затем они передали ему маленький кошелек с деньгами.

– Пусть она купит себе красивое платье, то, которое ей понравится. К сожалению, мы не можем ей дать много денег.

Но Катрин не взяла кошелек.

– Мне безразлично, как я буду выглядеть во время моего бракосочетания. Мне наплевать, буду ли я нравиться сэру Болдуину. Сохрани деньги, мама, и купи лучше новое платье себе, папа обрадуется.

В дороге Катрин обо всем этом уже не думала. Она забыла все, что занимало ее в последние дни недели. Она думала только о Кассиане, других мыслей в ее голове просто не осталось. Она смотрела на небо из окна кареты и видела его лицо. Она смотрела на деревья у края дороги, которые склонялись под ветром, и видела его тело. Она вдыхала запах свежескошенной травы и ощущала его аромат. Она ела яблоко и наслаждалась его дыханием.

– Нам долго еще ехать? – спросила она. Дэвид рассмеялся.

– Обернись, еще виден наш замок, мы проехали только полмили. Тебе надо набраться терпения. Лучше всего было бы, если б ты заснула.

– О, нет, я не могу, – возразила Катрин. – Я так взволнована. Меня обуревает такое чувство радости, что для меня невозможно закрыть глаза.

Дэвид снова рассмеялся.

– Так это ты слонялась всю прошлую ночь, как замковый призрак, по всем коридорам?

Катрин наморщила лоб.

– Ты меня слышал?

– Скажем так, во всем замке нашелся только один человек, который тебя не слышал, это Чарльз, потому что он глух и спал на конюшне с лошадьми.

Катрин хотела улыбнуться, но нечаянно зевнула. Дэвид был прав, она действительно ночью не сомкнула глаз. Внезапно она почувствовала усталость. Веки у нее налились свинцом, глаза закрылись, и вскоре она заснула.

– Отдохни, моя маленькая сестренка, – прошептал Дэвид, взял свой плащ и с нежностью укрыл им Катрин, затем он опустил руку в карман и с бьющимся сердцем вытащил оттуда письмо, которое на рассвете привез ему посыльный. Это было письмо от Летиции:

«Дорогой Дэвид!

Мне можно вас так называть, не правда ли? Пожалуйста, простите меня, что я тогда убежала, услышав, что вы хотите сделать меня своей женой, я не могла иначе. Вы также понравились мне с первого взгляда, я чуть было не поверила в то, что у меня еще есть светлое и радостное будущее, однако тени из моего прошлого навсегда скрывают его от меня. Пожалуйста, не спрашивайте меня о причине, я понимаю, что вы со всей серьезностью подошли к этому вопросу, однако я никогда не смогу стать вашей женой. Пожалуйста, не пишите мне больше. Вы навсегда сохранитесь в моей памяти, но я очень прошу вас забыть меня. Да благословит вас Бог.

Летиция».

Дэвид с удивлением перечитал письмо второй раз, затем покачал головой и задумчиво посмотрел в окно.

– Что же пришлось пережить Летиции? – пробормотал он тихо сам для себя. – Какие тени прошлого зачеркивают ее веру в счастливое будущее?

Он и не заметил, как руки его сжались в кулаки.

– Я выясню все, чего бы мне это ни стоило. Последнее слово здесь еще не сказано.

К обеду они въехали в городские ворота и остановились у леди Сильваны, сестры Элизабет. Тетя приветствовала их с большой сердечностью. Она тоже уже слышала о бродячих проповедниках.

– О, да, – сказала она. – Весь Ноттингем говорит об этом Кассиане и его друге Джордже Фоксе. Одни утверждают, что он лорд из наших краев, другие рассказывают, что Святой Дух предстал ему как свет в конце мрачного туннеля. Что бы ни говорили, точно одно, что он действительно приятный молодой человек. Он очень страстный в своих проповедях, я могу только сказать, что чрезвычайно сожалею, что он потерян для женщин.

Она немного злорадно улыбнулась и кокетливо пожала плечами. Жест, превращавший ее в девочку, хотя ей было уже больше сорока.

– Катрин, я советую тебе пойти сегодня вечером со мной. Он будет снова говорить на рыночной площади, если его слова не тронут твое сердце, то ты по меньшей мере сможешь на него полюбоваться, хотя… – она выдержала паузу и задумчиво, с дружелюбием взглянула на свою племянницу прежде, чем продолжить, – …хотя почти все женщины и девушки впадают в религиозный экстаз, если слышат, как он говорит, да и мужчинам он также очень нравится. Он умно подбирает слова и понимает, как в эти тяжелые времена вселить в людей надежду и укрепить их гордость, а для многих из нас действительно самым важным является гордость и наше достоинство.

Она махнула рукой, и мечтательное выражение на ее лице сменилось улыбкой.

– Увидите сами. Я уверена, что вы будете в восторге, как все жители Ноттингема, но скажите, может быть, вы его знаете, говорят, что он жил вблизи вашего замка.

Катрин и Дэвид обменялись быстрыми взглядами, потом Катрин кивнула. Им нравилась их тетя, которую никак нельзя было назвать послушной и покорной женой своего мужа лорда Бенджамина Вайдчепа, верховного судьи Ноттингема, но тем не менее их связывала между собой большая любовь. По виду она была веселой и легкомысленной, но в ее груди билось доброе, полное сочувствия к другим сердце.

– Он мой лучший друг, – признался Дэвид.

– И он моя большая любовь, даже если мы потеряны друг для друга, – откровенно сказала Катрин.

– О, – все, что смогла произнести леди Сильвана, затем она почти упала на стул и помахала рукой в воздухе. – Вы пробудили мое любопытство, и я не поднимусь со стула, пока все не узнаю. Катрин, начинай.

Дэвид ухмыльнулся, потом сел рядом с тетей, и оба с ожиданием посмотрели на Катрин. Девушка улыбнулась и рассказала им со всей откровенностью о своих отношениях с Кассианом и о том, как их большая любовь была разрушена сэром Болдуином Гумбертом.

Растроганная леди Сильвана проливала слезы сочувствия, когда она успокоилась, то повела Катрин в свою гардеробную.

– Выбери себе самое красивое платье, какое только тебе понравится, моя дорогая, возьми банты, цепочки, кольца. Мне так жаль, что я не могу тебе помочь, но ты по крайней мере должна хорошо одеться. Сегодня вечером и особенно в день своего бракосочетания. Нет ни малейшей причины идти в холстине и посыпать свою голову пеплом. Любовь к Кассиану – это Божия милость, о которой тоскует каждый человек, но оказана она бывает лишь немногим.

Катрин последовала совету своей тети Сильваны. Она надела темно-зеленое платье, которое очень шло к ее глазам, повязала бант такого же цвета в волосы и украсила вырез своего платья золотой цепочкой, на которой висел изумруд.

– Ты прекрасно выглядишь. Просто, но привлекательно и благородно, – признала Сильвана, и Дэвид также согласно кивнул.

– Я знаю, что Кассиана не привлекает внешнее, – сказала Катрин. – Но мне приятней чувствовать себя красивой, хотя я и знаю, что моя красота сейчас не произведет большого впечатления на него.

– Подождем, – было все, что на это ответила леди Сильвана. – Цыплят по осени считают.

Двумя часами позже они отправились к рыночной площади. Осень окрасила листья деревьев в пестрые цвета. Прохладный ветер гулял по улицам и гнал листву перед собой, как дети гонят деревянные волчки.

Катрин была взволнованна и немного дрожала. Через несколько минут она увидит Кассиана. Ее взгляд блуждал по улице.

Изо всех переулков люди потоками устремлялись к рыночной площади. Многие не только захватили детей, но и вели с собой стариков. У многих были радостные лица, и казалось, что холодный ветер им нисколько не мешает.

Поверх платья, подаренного тетей, Катрин набросила на себя плащ из коричневого бархата с серебряной застежкой, тем не менее она вся дрожала не столько от холода, сколько от волнения.

Рыночная площадь была заполнена народом. Казалось, весь Ноттингем собрался послушать проповедника. Однако далеко не все были настроены к нему дружелюбно. Ноттингемский парламент, городской совет были в руках пуритан. Власти города оцепили площадь – повсюду стояли стражники со шпагами на боку и с мушкетами.

– Почему здесь стражники? – спросила Катрин тетю Сильвану.

– Ах, не обращай на них внимания, большинство из них, вероятно, согласны с проповедником от чистого сердца. Однако ты знаешь пословицу: чей хлеб я ем, песню того и пою. Городские советники и члены парламента, похоже, только и ждут какого-нибудь слова, которое послужит поводом для изгнания проповедника, но я уверена, им это не удастся, а теперь пойдем. Мы пока слишком далеко стоим, теперь, когда я знаю, кто такой Кассиан Арден и какими качествами он обладает, я должна посмотреть на него вблизи.

Она взяла Катрин за руку и бесцеремонно пробилась сквозь толпу в первый ряд, перед которым стояла маленькая деревянная кафедра.

Когда часы на ратуше пробили восемь, толпа внезапно разделилась и освободила проход двум мужчинам, которые медленно шли к кафедре. Катрин сразу же узнала Кассиана, хотя на его голове была выстрижена тонзура и он был одет в грубую серую рясу бродячего проповедника. Она попыталась поймать его взгляд в то время, пока ее губы беззвучно называли его имя, однако Кассиан не поднимал взгляда от земли. Он прошел так близко от нее, что, протянув руку, она могла бы коснуться его, но она этого не сделала. От него исходила такая отчужденность к миру и такое просветление, что она не решилась. Нет, сейчас был не подходящий момент обращать на себя его внимание. Так много людей пришли слушать его проповедь. Ей нельзя его отвлекать. Однако ее взгляд не отрывался от него, буравил его спину, и Катрин собрала все силы, какие только могла, моля его взглянуть на нее.

И вот он встал перед толпой, высокий, необыкновенно привлекательный, он распростер свои руки так, что стоявшие в последнем ряду могли видеть только большой серый крест.

– Братья и сестры, – воскликнул он в полный голос так, что его было слышно на всей ярмарочной площади. Его взгляд скользил по лицам.

«Пожалуйста, пожалуйста, посмотри на меня», – молилась Катрин, стоявшая с Сильваной всего в нескольких метрах от Кассиана, однако взгляд его глаз не останавливался на ней.

– Бог создал нас свободными людьми, он дал нам разум и вместе с тем ответственность за нас самих. Никакой лорд-протектор или даже король, или папа не имеют права определять нашу жизнь. Мы сами себе господа. Наша судьба написана в звездах. Мы сами держим ее в своих руках.

Толпа ликовала, и Кассиан снова обежал глазами лица одно за другим.

– Пожалуйста, посмотри сейчас на меня, – прошептала Катрин.

Сильвана, очевидно, услышала ее, потому что внезапно замахала рукой и закричала так громко, как только могла:

– Да здравствует Кассиан!

И вот оно свершилось. Кассиан повернул голову в направлении Сильваны. По его лицу скользнула улыбка, затем он перевел взгляд чуть в сторону и…

Оба словно окаменели, они смотрели друг на друга, забыв обо всем на свете.

«Кассиан, я тебя снова нашла», – прочитал он в глазах Катрин.

В его ответе было всего два слова: «Слишком поздно».

Никто из стоявших вокруг не смог уловить их немого разговора, только Сильвана защищающе положила руку на плечо Катрин, которая прочитала отказ в глазах Кассиана.

– Я должна пойти к нему, я должна с ним поговорить, – прошептала Катрин в то время, как слезы текли по ее щекам. – Один-единственный раз я должна коснуться его, посмотреть ему в глаза, один-единственный раз я должна сказать ему, что люблю и всегда буду его любить.

Тем временем Дэвид также пробился в первые ряды. Он кивнул Кассиану и получил в ответ легкий кивок и едва заметную беглую улыбку. Кассиан стал говорить дальше.

Катрин не слушала, о чем он говорил. Она только вслушивалась в звук его голоса, не могла оторвать от него взгляда, ждала какого-либо знака от него, но напрасно. Кассиан избегал даже смотреть в ее сторону. Многие, кто слышал его прежде, заметили, что он говорил не так страстно, как обычно. Казалось, что какая-то тень легла на его душу, какое-то чувство тоски сопровождало его речь и передавалось слушателям.

Для Катрин время тянулось бесконечно. Бесконечно долго и одновременно слишком коротко. Она бы всю свою жизнь стояла бы и смотрела на Кассиана, но одновременно она томилась по его взгляду, пусть одному-единственному, и ей казалось, она умрет, если он на нее не посмотрит.

Наконец он закончил свою речь и пошел со склоненной головой через проход, образованный расступившейся толпой, не обращая внимания на ликующие приветствия. То здесь, то там он пожимал руку, которую протягивали ему, погладил по голове ребенка, благословил беременную женщину и совсем согнувшегося от старости и болезни старика.

– Кассиан!

Возглас Катрин был тихим, как шепот, но таким настойчивым, что стоявшие вокруг повернулись к ней. Кассиан тоже услышал, как умоляюще она произнесла его имя, на какое-то мгновение его шаг замедлился, но затем он выпрямился и пошел дальше, не оглядываясь на Катрин.

У Катрин было чувство, что ее ударили по лицу.

– Кассиан, – прошептала она снова, но на этот раз беспомощно и с отчаянием, – Кассиан, почему ты не смотришь на меня?

В поисках поддержки она умоляюще посмотрела на Сильвану, но та была занята разговором с подошедшей знакомой. Дэвид также присоединился к их беседе, и Катрин слышала только, как незнакомая, красиво одетая женщина, говорила:

– О, Сильвана, моя дорогая, ты уже слышала, дочка нашего лучшего лондонского портного Летиция Фезер в городе. Я только что ее видела. – Она указала пальцем, обтянутым перчаткой, в толпу позади себя и сказала: – Вон там, это она, не так ли? Она очень изменилась.

– Летиция Фезер? – спросил Дэвид. – Вы уверены?

– Обернитесь, и вы ее увидите.

Незнакомая леди еще не закончила фразу, как Дэвид уже с нетипичной для него бесцеремонностью прокладывал себе дорогу в толпе, выкрикивая имя Летиции.

Катрин очень удивило бы поведение брата, но она слишком погрузилась в собственное горе, чтобы замечать, что происходит вокруг нее.

– Пойдем поздороваемся с Летицией Фезер, – сказала Сильвана Катрин, взяв ее за руку. – Твой брат ее, кажется, также знает, и ты, наверняка, сможешь заказать платья у ее отца. Твоя мать много лет была его постоянной клиенткой.

Катрин отвела руку Сильваны и сказала, следуя внезапному импульсу:

– Нет, я должна кое-что еще сделать. Я приду позже. Не ждите меня.

Сильвана внимательно посмотрела на нее и приподняла брови.

– Ты хочешь пойти к нему, не так ли?

Катрин кивнула.

– Еще раз. Еще один-единственный раз.

Сильвана задумчиво покачала головой.

– Я не знаю, поможет ли тебе эта встреча, но я могу тебя понять. И, пожалуйста, пошли за нашей каретой, когда ты захочешь вернуться домой. Девушка твоего положения не должна одна бродить по темным улицам Ноттингема.

Катрин кивнула, даже не дослушав и не подождав, пока тетя простится с ней, а просто развернулась и примкнула к толпе, которая окружала Кассиана, как рой мух, и чуть позже оказалась перед монастырем. Люди толпились у ворот, они выкрикивали имя Кассиана, хотели получить от него благословение, поцеловать ему руку, поблагодарить, однако монах у входа в монастырь довольно резко прогнал их прочь.

Катрин стояла у ближайшего угла и ждала, пока толпа рассосется, потом она постучала в ворота.

– Что вы хотите? – спросил монах, и голос его звучал совсем недружелюбно. – Монастырь – это место покоя, а у нас здесь сейчас шумели, как на ярмарке.

– Я хотела бы поговорить с лордом Кассианом Арденом. Он является вашим гостем.

– Ах, вы думаете, вы единственная, которая этого хотела бы? Сотни человек стучатся в наши двери. Теперь я понимаю, какая напряженная работа у апостола Петра перед вратами рая, но думаю, что у нас здесь дела идут хуже, чем там, наверху.

– Я понимаю ваши неприятности, – признала Катрин. – Но я знаю Кассиана Ардена с раннего детства и не хочу получить от него благословение, я просто хочу с ним попрощаться.

Подействовал ли ее умоляющий голос или же ее заплаканные глаза. Вздохнув, монах открыл двери.

– Быстро, входите, скорее, чтобы не заметили другие.

Едва только она проскользнула через деревянную дверь, как он захлопнул ее и задвинул тяжелый засов.

– Я проведу вас в нашу приемную. Подождите там, пока я дам знать Кассиану Ардену. Если он захочет вас видеть, он туда придет.

Катрин кивнула и последовала за монахом.

 

Глава 16

Приемная была скромной комнатой, в ней не было камина и узкое окно оставалось не застекленным. Катрин по-прежнему била дрожь, и она плотнее закуталась в плащ.

Затем она присела на узкую кровать, которая, видимо, служила местом сна для припозднившихся гостей. Минуты тянулись. Катрин снова встала и заметалась, как зверь, запертый в клетке. Ее преследовал страх, что Кассиан не придет, и одновременно в ней билась надежда, что в следующую секунду дверь распахнется и он предстанет перед ней.

Солнце уже зашло за горизонт, в домах зажглись первые огоньки, и маленькая убогая комнатка наполнилась тенями.

Катрин не знала, как долго она ждет Кассиана, но время казалось ей бесконечным. Она уже хотела снова позвать монаха и попросить проводить ее к выходу, когда наконец услышала знакомые шаги.

Дверь отворилась, и Катрин бросилась к Кассиану.

– Кассиан, – прошептала она. – Господи боже, как же я по тебе соскучилась.

Кассиан легко взял ее за плечи и отодвинул от себя, затем официально протянул руку и сказал бесцветным голосом:

– Добрый вечер, Катрин, я и не надеялся, что когда-либо тебя увижу.

Катрин едва удержалась на ногах при этих словах, как будто это были не слова, а удар.

– Кассиан, почему ты так холоден? Что я тебе сделала? Скажи мне, Кассиан, ты меня больше не любишь?

– Ты спрашиваешь, что ты мне сделала? Ты издеваешься? Ты бросила меня в беде, предала меня и нашу «любовь, ты бросила меня больного в Лондоне, отправила в госпиталь для бедных и уехала с моим заклятым врагом. О, нет, Катрин, не говори мне о любви. Для тебя наши отношения были всего лишь приключением, твои любовные признания были только словами, сердце твое было не со мной, а с удобной жизнью в прекрасных платьях. Я презираю тебя за это, леди Катрин Журдан. Ты несправедливо носишь титул леди, благородства души у тебя нет.

– Ты пришел только для того, чтобы сказать мне это? – спросила она прерывающимся голосом. Она смотрела на мужчину, которого любила больше всего на свете, а видела холодность в его глазах, руки, сложенные на груди, его губы, превратившиеся в узкую линию. Слезы выступили у нее на глазах. Ноги у нее подкашивались. Она чуть было не упала на кровать, затем не в состоянии больше сдерживаться она закрыла лицо руками и разрыдалась. – Как случилось, что ты так думаешь обо мне, Кассиан? Почему ты считаешь, что я лишь разыгрывала любовь. О Кассиан, почему ты не спросил меня, что же произошло на самом деле?

– Что тут спрашивать? Факты говорят сами за себя, есть и письмо, в котором ты сообщила мне все, что хотела.

– Сэр Болдуин заставил меня написать это письмо. О Кассиан, если бы ты знал, что со мной произошло. Я должна выйти за него замуж, ты понимаешь? Если я этого не сделаю, мой маленький брат Джонатан должен будет умереть. Если бы я не оставила Лондон и не поехала бы с ним, ты был бы уже мертв, а меня бы осудили как воровку. Я не могла иначе. Кассиан, другого пути не было.

Кассиан, как оглушенный, стоял посреди комнаты и смотрел на женщину, которую он все еще любил и которая доставила ему столько боли. Ее слезы, ее отчаяние рвали ему сердце. Медленно и осторожно он подошел к ней – плечи ее дрожали от отчаянных рыданий, – встал рядом с ней, положил свою большую теплую руку так, что полностью накрыл ее.

– Расскажи мне, что случилось, – попросил он тихо. – Скажи мне правду. Я хотел бы все знать, только ничего не пропускай.

И Катрин рассказала. Она описала, как сэр Болдуин застал ее за кражей еды для Кассиана, как он вынудил ее написать письмо и солгал ей, что о Кассиане хорошо позаботятся. Она рассказала историю Джонатана, любимого маленького брата, рассказала о предстоящем бракосочетании и также о том, что Дэвид искал Кассиана в Лондоне. Она рассказала и о своей тоске и отчаянии, она ничего не пропустила.

– И сейчас я пришла, чтобы проститься с тобой, Кассиан, любовь моей жизни, один-единственный раз я хотела еще поговорить с тобой, посмотреть тебе в глаза. Давай разойдемся без горечи, пожелай мне счастья так же, как я желаю от всего сердца тебе самого большого счастья в этом мире. Я всегда буду любить тебя, я знаю это так же точно, как то, что за днем следует ночь.

Она подняла к нему свое залитое слезами лицо и посмотрела на него, и Кассиан не мог сделать ничего другого, как поцелуями стереть слезы с ее лица.

– Прости, моя любимая, прости, что я сказал тебе, я сожалею о каждом слове, о каждой мысли. Вместо того, чтобы быть рядом с тобой, защищать тебя и заботиться о тебе, я был занят только самим собой. Прости меня, любимая, что меня не было рядом, когда ты так нуждалась во мне.

– Нет, Кассиан, тебе не надо извиняться, не твоя вина, что ты заболел.

– Как только я мог сомневаться в тебе? В твоей любви? Я должен был следовать за моим сердцем, а не за моей головой. Я тебя предал.

– Тсс, тсс, Кассиан, тише, мы должны быть благодарны за то, что мы снова нашли друг друга. Все хорошо. Обними меня еще раз перед тем, как я уйду.

Кассиан обнял ее, прижал к себе так крепко, как будто никогда не хотел отпускать. Он сдавил ее в объятиях, его губы покрывали поцелуями ее волосы, на которые падали его собственные слезы.

– Катрин. О, моя Катрин, моя жизнь, моя любовь, мой свет.

Она прижалась к нему, спрятала свое лицо в грубых складках его монашеского одеяния, впитывала в себя его запах, чтобы навсегда удержать его в своей памяти, затем она подняла голову, подставила ему губы, и Кассиан прижался к ним губами, его язык проник ей в рот, и он целовал ее так дико и так страстно, как никогда до этого.

Они вцепились друг в друга, как двое утопающих.

В этот момент в коридоре раздались чьи-то шаги. Кто-то прошел мимо двери. Кассиан отпустил Катрин. Он выглядел почти смущенным, затем он взял ее за руку и сказал:

– Пойдем.

Он провел ее по темным коридорам монастыря до выхода в сад. Там, рядом с грядками лечебных трав, чей запах наполнял ночь приятным благоуханием, находился маленький садовый домик. Монахи использовали его для сушки трав, из которых они изготовляли разнообразные лекарства и бальзамы. В это время суток в нем было тихо и пусто. Кассиан осторожно открыл скрипучую дверь, они вошли, и он задвинул засов.

Он поискал и быстро нашел пару свечей, зажег их, свет наполнил помещение теплым колеблющимся светом.

– Тебе холодно? – спросил он, когда увидел, как Катрин зябко передернула плечами, прижимая руки к груди.

– Нет, мне не холодно, нет, неправда, мне одновременно и холодно, и жарко. Я не знаю, что со мной. Я невероятно взволнованна. Мое сердце, мое тело – все кричит о тебе, и еще я боюсь.

Он подошел к ней и обнял, нежно и страстно прижимая ее к себе.

– Тсс, тсс, – шепнул он. – Ты дрожишь, не бойся, я с тобой, я люблю тебя.

– Я тоже люблю тебя, Кассиан, – ответила она и внезапно разрыдалась.

– Что с тобой?

– Все так ужасно. Я люблю тебя больше, чем можно выразить словами, любящие должны быть вместе, мы же прощаемся друг с другом. Я знаю, что никогда в моей жизни больше не будет мужчины, которого бы я любила так, как я люблю тебя. Мне всего восемнадцать лет, но мое счастье в прошлом.

Не разжимая объятий, он покачал ее.

– Я всегда думала, что мы предназначены друг для друга, – всхлипнула она и прижала свое лицо к его груди.

– Да, Катрин, мы предназначены друг для друга. Я точно это знаю, но было бы ошибкой думать, что если мы созданы друг для друга, то нас ожидает счастье. Для людей не существует счастья. Вероятно, мы предназначены для того, чтобы страдать друг о друге, возможно, для того, чтобы другие люди не были так несчастливы.

– Неужели Бог так жесток?

Кассиан покачал головой.

– Нет. Катрин, не Бог так жесток, жестоки мы – люди.

– Я не хочу тебя потерять, я не хочу жить без тебя.

Кассиан тихо рассмеялся.

– Ты в моем сердце, Катрин, и, что бы ни произошло, ты будешь жить в нем, пока я дышу.

Хотя Катрин все еще дрожала, она почувствовала, как исходящие от Кассиана тепло и покой постепенно передаются ей. Дрожь прекратилась, она расслабилась, почувствовала себя защищенной и укрытой, хотя она одновременно знала, что этот миг очень короток и он снова не повторится. Вероятно, последний раз в своей жизни она наслаждается его близостью, каждое мгновение с Кассианом было для нее так драгоценно, что она едва не задохнулась. Она хотела еще раз обладать этим мужчиной совершенно полностью, она хотела отдаться ему и сохранить это воспоминание навсегда в своей памяти.

По ее щекам все еще текли слезы, а руки уже искали путь проникнуть под его одежду. Ее как будто молния ударила, когда она наконец ощутила под своими руками его обнаженную кожу, молния опалила ее тело огнем, ее волосы зашевелились, как будто по ним пробежали тысячи муравьев. Жаркие волны наплывали на ее тело. Катрин закрыла глаза и полностью отдалась своей страсти. Ее дыхание убыстрилось, когда его губы требовательно припали к ее и его язык ищуще проник в ее рот. Ее руки вцепились в плечи Кассиана, ее ногти впились в его плоть.

И пока она упивалась его дыханием, словно любовным эликсиром, ее руки почти неосознанно освобождали Кассиана от одежды, они бежали по его коже, нежно поглаживая и лаская ее, а затем с большей настойчивостью и более требовательно.

В Кассиане также проснулось желание, и в нем загорелась сильнейшая боль при мысли о разлуке с ней. Он торопливыми движениями принялся снимать платье с Катрин. Их акт не был актом нежности, их обуревали желание и боль. Едва раздевшись, они упали на лежавшую на полу одежду. Резким движением Кассиан раздвинул бедра Катрин, глубоко вошел в нее и взял ее сильными резкими ударами. Они достигли вершины наслаждения почти одновременно. Одновременно вскрикнули от мучительной страсти, а затем какое-то время лежали, тесно прижавшись друг к другу, одновременно и смеясь, и плача.

Лишь только спустя некоторое время они смогли отдышаться, и наступило время взаимной нежности.

– Ты прекрасна, – прошептал Кассиан, вид ее беззащитной наготы тронул его до глубины души.

Она лежала рядом с ним, смотрела со счастливым смехом в его глаза, забыв о боли предстоящей разлуки. Она подняла руку и пальцем обрисовала линии его лица, в то время как его руки утешающе и с невероятной нежностью гладили ее тело.

Его пальцы скользили от ее плеч до ее локтей, немного задержались на изгибе ее рук и добежали до ее запястья. Он взял ее руку, поцеловал каждый пальчик отдельно, погладил языком ее бьющийся пульс.

И снова их тела прижались друг к другу.

Снова они лежали, прижимаясь сердце к сердцу. Луна отбрасывала тень на стену, тень от двух тел, которые в мерцающим свете, казалось, слились в одно. На этот раз они любили друг друга нежно, неспешно скользя по волнам желания в море наслаждения.

– Что будет, Кассиан? – спросила Катрин чуть позднее. – Правда, что ты собираешься в Америку? Ты действительно стал монахом? Навсегда?

– Ты задала слишком много вопросов за один раз, – возразил Кассиан и обвел пальцем линии ее губ.

– Я проповедник, а не монах. Я могу свободно делать то, что хочу. Я мог бы даже жениться, но единственная женщина на земле, с которой я хотел бы разделить мою жизнь, скоро будет замужем…

Он тихо рассмеялся, хотя к глазам его подступали слезы.

– На оставшуюся часть моей жизни я останусь один.

– Ты поедешь в Америку?

Кассиан пожал плечами.

– Было бы неплохо. Сэр Вильям Пенн старается получить большой участок земли на побережье Нового Света. Мы хотели бы его освоить, там мы могли бы вести жизнь по нашим представлениям. Соблазнительная мысль, но она ведет меня слишком далеко от тебя. Ах, Катрин, если бы я только знал, что правильно. В настоящий момент не похоже на то, что король Карл Второй возвращается в Англию и планирует вернуть лордам их конфискованные поместья. В Англии у меня нет будущего. Что мне делать?

– Мое сердце кричит при мысли, что ты будешь так далеко от меня и мы больше никогда не сможем увидеться, но я понимаю тебя. Хорошо, если где-то на земле есть такое место, на котором можно будет построить новый мир, место, в котором будут господствовать справедливость и равенство, богобоязненность и дружелюбие. Я была бы горда, если бы ты помогал создавать такое место, Кассиан, но, несмотря на это, еще более отчаянно я хотела бы, чтобы представилась возможность, пусть самая крошечная, однажды жить вместе с тобой.

– Мы попытались, Катрин, нам не удалось, мы живем не в то время, 1659 год не является годом любви.

– Когда ты уедешь?

– Я не знаю, возможно, через год, возможно раньше, возможно позже, это пока еще не решено. У Вильяма Пенна пока еще нет там земли.

– Тогда у нас есть шанс, что в конце концов все еще будет хорошо?

Ее вопрос звучал так умоляюще, ее зеленые глаза смотрели на него с такой надеждой, что Кассиан не мог разочаровать ее честным ответом. Он погладил ее по голове, как испуганного ребенка, подавил вздох и сказал со всей убежденностью, какую только мог разыграть.

– Да, Катрин, маленький шанс есть всегда. Кто не надеется, тот не живет.

Они не заметили, что ночь уже прошла, начинался новый день. Когда тени в садовом домике стали светлее и закричали первые петухи, Кассиан сказал:

– Ты должна идти, Катрин, нехорошо, если нас заметят здесь вместе.

Она молча кивнула, прикусив при этом губу. Со свинцовыми от печали руками они подняли свои платья с пола и оделись, затем они покинули садовый домик так же осторожно, как пришли сюда. Они крепко держались за руки, наслаждаясь каждой последней секундой близости. У ворот они снова обнялись в последний раз, и их губы соединились в бесконечном поцелуе, затем Кассиан открыл тяжелую дверь и выпустил Катрин наружу. Она вцепилась в его руку, не желая отпускать его, из ее глаз снова хлынули слезы. Она уже стояла в переулке, по которому поехали первые телеги, и все никак не могла его отпустить. Кассиан держал ее руку так крепко, что еще немного – и тонкие пальчики могли бы сломаться. Они еще раз обнялись, тесно прижавшись друг к другу, потом наконец Кассиан оторвался от нее, прошептал хриплым голосом:

– Благослови и защити тебя Бог, – и бегом бросился под защиту монастырских стен.

Она посмотрела ему вслед, на дверь, которая закрылась, и почувствовала себя одновременно чувственно наполненной и совершенно опустошенной.

Слезы все еще бежали по ее щекам, когда она наконец обернулась и, измученная болью, усталостью и пережитой страстью, быстро пошла по переулку. Она не смотрела ни направо, ни налево и не заметила сэра Болдуина Гумберта, который уже несколько часов поджидал ее за углом одного из домов. Его тело чуть не одеревенело от ночной прохлады, усталость, висевшая над ним уже несколько часов, как большая черная птица, внезапно улетела.

– Наконец-то, – пробормотал он и немного встряхнулся. – Я ведь знал, что встречу тебя здесь, Катрин Журдан, и я тебя предупреждал. Теперь ты сполна расплатишься за то, что не послушалась меня.

Он довольно кивнул, посмотрев ей вслед, потер руки, плотнее закутался в плащ и быстрым шагом пошел в направлении рыночной площади к резиденции городского парламента. Рядом с ней находилась маленькая гостиница, в которой его уже ждали.

 

Глава 17

– Дорогая, тебя и твоего брата сопровождать и оберегать в городе сложнее, чем целый мешок блох, разбегающихся в разные стороны, – ругалась леди Сильвана Ваидчеп, однако в ее глазах светилось такое неприкрытое любопытство, что Катрин, несмотря на свою боль, вынуждена была рассмеяться. – Быстрее садись сюда и рассказывай, что произошло.

Сильвана похлопала по софе рядом с собой, но, когда она заметила усталость Катрин, она подавила свое любопытство и позвала сначала служанку, чтобы та принесла завтрак для Катрин.

– Он уезжает в Америку, возможно, через год. Он хочет начать там новую жизнь, – начала рассказывать Катрин, с трудом удерживая снова подступившие к ее глазам слезы. – И я обдумываю возможность отправиться вместе с ним, не навредив Джонатану.

– Год – это слишком долго, Катрин, было бы неверно принимать сейчас поспешные решения. Речь идет не только о Джонатане, но и о твоих родителях, о честном имени семьи Журданов, об имении, которому сотни лет. Леди никогда не бывает свободна в своих решениях. Я призываю тебя к терпению, иногда что-то происходит само по себе.

Катрин со вздохом кивнула, затем встрепенулась.

– Где Дэвид? Вы нашли вчера дочь портного? Что вы делали вечером?

Леди Сильвана притворилась, будто смертельно обижена.

– Я уже сказала, что вы хуже блох, не так ли? Твоего брата целую ночь не было дома. Он побежал за Летицией, та была уже намного впереди нас, и я внезапно обнаружила, что стою совершенно одна и без всякой мужской поддержки у края рыночной площади. К счастью, мой дорогой муж прислал за мной карету и я без приключений добралась до дома и провела вечер у камина, ожидая вас.

Она подняла руки, возвела глаза к потолку и воскликнула с наигранным пафосом:

– Господи Боже, ты один знаешь, как я беспокоилась о детях.

Катрин рассмеялась.

– Ну, один из детей уже снова здесь, а о Дэвиде не имеет смысла беспокоиться. Он мужчина. С ним ничего не случится.

В эту минуту дверь распахнулась, и Дэвид влетел в комнату. Под глазами у него были темные круги, спутанные волосы свисали на лицо, губы превратились в узкую линию. В его взгляде сверкал холодный гнев.

– Господи Боже, да что же с тобой случилось? – спросили одновременно Сильвана и Катрин.

– Только не спрашивайте меня сейчас, – прошипел Дэвид. – Я готов совершить убийство.

– Ах, – сказала леди Сильвана, затем спросила: – А кого ты хотел бы убить? Угрожает ли опасность мне и твоей сестре? Нужно ли нам звать кого-либо на помощь?

Дэвид был не в состоянии оценить иронии Сильваны. Он сжал кулаки и с диким видом озирался вокруг себя, как будто ожидал, что его заклятый враг в любой момент может выскочить на него из любого угла комнаты.

– Я предполагаю, что речь идет о Летиции, – сказала Сильвана, встала, схватила Дэвида за руку и усадила его на стул. – Сначала успокойся, а потом расскажи, что случилось. Я думаю, что стакан портвейна тебе поможет.

Она подошла к буфету, взяла бутылку и поставила ее на стол, затем принесла два стакана, минутку подумала, посмотрела на Катрин и сказала:

– Конечно, молодой леди не полагается уже с утра пить портвейн, но я думаю, что сейчас нам всем необходимо немного подкрепить себя. – Она взяла третий стакан и налила вино.

Дэвид поднес стакан к губам и выпил его одним залпом в то время, как Катрин осторожно пила портвейн маленькими глоточками.

– Теперь говори, – сказала Сильвана.

Дэвид глубоко вздохнул, а затем процедил сквозь зубы:

– Эти проклятые пуритане, как я их ненавижу, они заставляют всех пить только воду, а сами тайно упиваются вином, они проповедуют любовь к ближнему, а ближними они считают только самих себя.

– Тут нет ничего нового, – объяснила леди Сильвана. – Мы хотим услышать, что с тобой случилось.

Дэвид кивнул.

– Вы помните, что вчера я увидел приехавшую из Лондона Летицию Фезер. Я побежал вслед за ней. Я познакомился с ней в Лондоне, встретив ее в гостинице после того, как ее родители стали жертвами чумы, а их мастерская сгорела. Тогда, в Лондоне, я думал, что ее родители действительно умерли от чумы, а пожар был просто несчастным случаем, теперь я знаю, что же произошло на самом деле. Сапожник, занимавшийся ранее мелким ремонтом обуви и разбогатевший при Кромвеле, однажды вскоре после того, как Кромвель пришел к власти, приехал в Лондон, чтобы перекупить у католиков Фезеров их мастерскую. У Фезеров не было ни малейшей причины для продажи мастерской, и они послали этого человека, который совершенно не обладал никаким вкусом для изготовления элегантных вещей, ко всем чертям. Некоторое время назад этот новый портной-любитель вновь объявился в Лондоне. Тем временем он стал богатым пуританином и начал весьма резко высказываться против греховных нарядов, которые так мозолили глаза пуританам. Тем не менее ему не удалось разорить Фезеров. Старый портной снова послал этого наглеца ко всем чертям. Началась чума, и отвергнутый пуританин вновь появился в их доме, но на этот раз он не угрожал. Он пришел под предлогом того, что хочет сделать заказ, притворился, что у него нет времени для снятия мерки, и оставил свой камзол, а этот камзол принадлежал больному, который недавно умер от чумы. Мастер Фезер и его жена заразились, заболели и умерли. Это было настоящим убийством. Через несколько дней в доме начался пожар. Знакомый нам пуританин бросился Летиции на помощь, но вместо того, чтобы потушить пожар и вывести ее из дома, он изнасиловал ее. Летиция чуть было не погибла в пожаре, но хозяин соседней гостиницы заметил, что мастерская горит, и спас Летицию в последнюю минуту. Он взял ее к себе, там-то я с нею и познакомился. Признаю, она понравилась мне с первого взгляда. Она помогала мне искать Кассиана. Хотя я знал ее всего несколько дней, но в глубине моего сердца я был убежден, что она та женщина, которую я всегда искал, и предложил ей ехать вместе со мной в замок Журданов.

Однако, когда я ее поцеловал, она убежала от меня. Я написал ей, недавно получил ответ, в котором она писала, что я должен ее забыть. В это же время Катрин попросила меня сопроводить ее в Ноттингем. Я же собирался сразу после ее бракосочетания с сэром Болдуином снова поехать в Лондон, чтобы привезти Летицию в наше имение. Вы можете представить себе, насколько я был поражен, увидев ее вчера в толпе. Она снова убежала от меня, но на этот раз мне удалось ее догнать и я не отставал до тех пор, пока она не рассказала, почему избегает меня. Я тоже понравился ей. Она отказала мне только потому, что беременна. Насильник оставил в ней свое семя. Ко всем прочим несчастьям, хозяин гостиницы, который давал ей приют, также стал жертвой чумы. Летиция не знала, что ей и делать. Однажды она услышала проповедь Кассиана и решила присоединиться к ним и поехать в Америку, чтобы начать там новую жизнь. Однако и эта мечта ее разрушилась, потому что нет никакой возможности попасть туда до того, как она родит ребенка. У нее больше ничего нет: ни приюта, ни средств, ни друзей. Тот мерзкий пуританин отнял у нее все, что только было для нее важно.

– Господи, бедная девочка, – вздохнула леди Сильвана и вытерла платком глаза. Она настолько была потрясена судьбой дочери портного, что забыла обо всем остальном, а Катрин спросила:

– А ты? Ты ее еще любишь?

Дэвид кивнул.

– Ее рассказ не изменил моих чувств. Наоборот. Потребность защищать Летицию и заботиться о ней, быть рядом с ней стала еще сильнее.

– А ее беременность?

Дэвид пожал плечами.

– Каждый ребенок – подарок Бога, ему надо радоваться.

Катрин кивнула. Ничего другого она и не ожидала.

– Где Летиция сейчас? – спросила она. Дэвид немного замялся, затем выпалил:

– Я нашел для нее комнатку в маленькой гостинице, она ждет меня там. Я возьму ее с собой в замок Журдан. Я люблю ее и со вчерашнего дня знаю, что она тоже любит меня. Она бежала от меня только из-за стыда.

– Но почему ты не взял ее с собой? Разве наш дом недостаточно большой и уютный? – спросила Сильвана.

Дэвид опустил голову и смущенно поскреб невидимое пятно на своем камзоле.

– Но я думал… Вы ее совсем не знаете и…

Теперь Сильвана рассмеялась от всей души.

– Дэвид, признайся, ты подумал, что ты не можешь привести незамужнюю беременную женщину в приличный дом своей тети, не так ли?

– Да, вроде того, – признался Дэвид. – Твой муж занимает видное положение в городе, я не хотел, чтобы о вас сплетничали, люди своими злыми языками могут причинить вред кому угодно.

– Мой дорогой племянник, – возразила Сильвана очень строгим тоном. – Ты немедленно отправишься назад и приведешь свою будущую невесту сюда. Летиция должна быть рядом с тобой и нигде больше. О моей репутации я могу побеспокоиться сама, а твой дядя совсем не тот человек, который откажет в помощи и крыше над головой невинной женщине, попавшей в беду. – Она хлопнула в ладоши и отдала приказ вошедшей служанке тотчас приготовить комнату.

Дэвид встал, подошел к тете и обнял ее.

– Спасибо, тетя Сильвана, я благодарю тебя за понимание, а бога за то, что ты у меня есть.

Сильвана позволила себя поцеловать, затем она освободилась из его объятий и, воплощая хозяйку, тетю и леди в одном лице, начала давать стоящим вокруг нее указания.

– Ты, Катрин, немедленно отправляйся спать. О том, что произошло ночью между тобой и Кассианом, я знаю ровно столько, сколько я должна знать. – Затем она повернулась и сказала Дэвиду: – А ты наконец иди и приведи Летицию. Поищи среди моих вещей теплый плащ. На девушке вчера было одно лишь платье, без плаща ей будет прохладно. И иди с ней медленно: она должна себя беречь, а ты… – Сильвана обратилась к служанке. – Передай на кухню, что с сегодняшнего дня у нас будет на одного гостя больше. Я же сейчас напишу письмо моей сестре.

Она еще раз проследила, чтобы все ее указания были выполнены, затем с довольным выражением лица поднялась по лестнице в свою комнату.

Счастливый Дэвид посмотрел ей вслед.

– Я люблю эту женщину, – сказал он с восхищением. – Она не только похожа на нашу мать, у нее такое же доброе сердце.

Затем он развернулся и выбежал из комнаты.

Когда Катрин осталась совсем одна, она внезапно заметила, как же устала, да, она отправится в постель и будет спать до тех пор, пока не выспится. Ей хотелось остаться одной, одной со своими мыслями о Кассиане, со своей болью, а также с чудесными воспоминаниями о последней ночи.

Лорд Бенджамин Вайдчеп в этот день вернулся из ратуши домой намного раньше, чем обычно. Хотя обычно он был спокойным уравновешенным человеком, в этот вечер уже с порога громким голосом позвал жену. Его лицо было суровым.

– Я иду, мой дорогой, – ответила Сильвана, быстро спустилась по лестнице вниз и приветствовала мужа ласковым поцелуем в щеку. – Что случилось? – спросила она, заметив, в каком он настроении. – Ты буквально сам не свой.

– О, моя дорогая, так оно и есть. Мы имеем все основания для беспокойства. Едва лорд Кассиан Ардён покинул монастырь, он был схвачен городскими стражниками и отведен в тюрьму.

– Да за что же? Ты что-нибудь знаешь о причине? – Леди Сильвана испуганно всплеснула руками и продолжила, не дожидаясь ответа мужа: – Почему? По какому поводу? Ведь он никому не причинил вреда.

– Меня сегодня утром словно бы оглушили. Чуть ли не на рассвете ко мне пришли горожане, чтобы дать свидетельские показания. Они заявили, что Кассиан Арден виновен в преступлениях против Бога и в подстрекательстве горожан, даже некоторые члены парламента в Ноттингеме донесли на него. В качестве доказательства они привели выдержки из его речей, в которых он призывает следовать не законам парламента, а лишь слову Божьему. А это высказывание можно интерпретировать так, что слово Бога стоит выше слов парламента, так это и должно быть, а можно толковать так, что Кассиан Арден призывает горожан не уважать законы, а это уже наказуемое действие.

Лорд Вайдчеп огляделся, когда он увидел, что в холле они одни с женой, а все слуги заняты где-то по дому и в кухне, он продолжил:

– Лорд Пикок, мой заместитель, был сегодня с самого утра и проследил этот фарс с первого до последнего мгновения. Он предполагает, что речь идет о заговоре, хотя Арден проповедует в городе несколько дней, именно сегодня утром одновременно почти двадцать горожан потребовали его ареста. Самое удивительное в том, что все они без исключения пуритане. Но руки у нас были связаны, потому что обвинения, хотя и притянуты буквально за волосы, кажутся справедливыми, и я обязан судить Кассиана. Приговор ясен. Я не в силах спасти Кассиана от тюрьмы, если я буду говорить по справедливости, то против меня поднимется весь парламент и меня самого обвинят в подстрекательстве. Этим самым, дорогая Сильвана, я разрушу нашу жизнь, пуритане обвинят меня, как приверженца Англиканской церкви, в неверности королю, у нас конфискуют две трети нашего имущества, и меня лишат всех должностей.

Леди Вайдчеп наморщила лоб.

– Кто стоит за этим, Бенджамин?

Вайдчеп пожал плечами.

– Пикок не захотел мне этого сказать. Он намекнул только на то, что за всем этим скрывается очень влиятельная персона, с которой не следует шутить.

– О, Бенджамин, что же нам делать? Катрин будет вне себя, когда она узнает об этом. Да и Дэвид тоже постарается предпринять все, чтобы спасти своего друга.

– Я не знаю, Сильвана. Я действительно не знаю. – Он тяжело рухнул на стул и беспомощно посмотрел на жену.

– Что же случилось в нашем городе? Уже двадцать лет со смерти короля Карла Первого в Англии не происходило ничего подобного.

– Мы должны сообщить Катрин. Она имеет право узнать, что произошло с ее любимым, – решил лорд Вайдчеп, – во всем городе не говорят ни о чем другом, кроме этого. Она должна узнать об этом от нас.

– Ты прав, Бенджамин, однако прежде всего ей следует выспаться. Ей необходимо набраться сил для предстоящих событий. Уже назначен срок судебного процесса?

Лорд Вайдчеп кивнул.

– Да, следующий судебный день будет послезавтра. Члены парламента считают, что Кассиана Ардена необходимо осудить как можно быстрее. Они боятся, что население может поднять бунт. В нашей местности и так весьма неспокойно. Ноттингем не может позволить себе подобного. Парламент со смерти Оливера Кромвеля теряет власть, арест Кассиана представляет возможность продемонстрировать силу и несгибаемость. Пикок, принимавший участие в тайном совещании в парламенте, намекает, что речь идет не столько о проступках Кассиана, сколько о предлоге показать всем недовольным и всем, кто готов взбунтоваться, пример того, что в результате их ожидает.

– Похоже на то, что возможно самое худшее, – испугалась леди Сильвана.

– Да, парламент и совет уверены, что я вынесу смертный приговор и тотчас публично приведу его в исполнение. Сильвана, мы не можем вступать в противоборство с парламентом, речь, в конце концов, идет и о нашем будущем.

– Бенджамин, а не может ли быть так, что нам кто-то хочет серьезно навредить? Нет ли у тебя какого-нибудь тайного врага? Ведь ясно, что ты, что мы, какое бы судебное решение не было принято, не выйдем из всего этого без ущерба.

Бенджамин Вайдчеп минуту подумал прежде, чем ответить:

– Нет, я не думаю, что у меня или у нас есть личные враги, речь идет о Кассиане. Кто-то желает свести с ним счеты, и я склонен предположить, что за всем этим скрывается сэр Болдуин Гумберт, хотя его самого и не было сегодня в ратуше. Говорят, что он в своем имении.

Сильвана кивнула.

– Ты полагаешь, Гумберт хочет отделаться навсегда от Кассиана из-за Катрин и из-за владений Арденов, которое он прибрал к рукам. Вполне может быть, потому что Кассиан единственный, кто мог бы помешать его предстоящему браку и претендовать на его имение, а мы замешаны в это дело только потому, что Катрин наша племянница, а ты верховый судья Ноттингема. Он хитер, этот Болдуин, не умен, но хитер. Хитер по-крестьянски и опасен. Он знает, что у тебя связаны руки, и таким образом убивает двух мух одним ударом. Если ты выступишь против смертного приговора – ты погиб, если объявляешь, что он повинен смерти, то большая часть горожан Ноттингема и твоя собственная семья поднимается против тебя. Парламент же обязан поддержать вынесенный приговор, и в любом случае он ни при чем, так же как если ему и удается одновременно привести устрашающий пример возмутителям спокойствия. Что бы ты ни сделал, результат один – создаешь себе врагов на всю жизнь.

– Ты умная женщина, Сильвана, так оно и есть. – Она стояла рядом с его стулом, он взял ее руку и поднес к своим губам. – Я люблю тебя, Сильвана, ты знаешь это. Я хотел бы, чтобы у тебя все было хорошо, чтобы у тебя было все, что тe6e нужно, кроме того, я знаю, как сильно ты любишь свою семью. Но чтобы сохранить все это для нас, я нуждаюсь в твоей помощи. У тебя богатая фантазия, и этот твой дар может нас спасти. Пожалуйста, Сильвана, подумай.

– Гм, – произнесла Сильвана и второй раз за этот день подошла к графину с портвейном. Она налила два стакана, поднесла их к столу и со вздохом опустилась на удобный стул рядом со своим мужем.

Тем временем наступил вечер, с кухни пришла служанка, чтобы спросить, когда накрывать к ужину.

– Пока нет, Линда, – сказала Сильвана Вайдчеп. – Я полагаю, что у моего мужа и меня пропал аппетит, но наши гости не должны страдать от этого, пошли кого-либо к Катрин, Дэвиду и Летиции и спроси, когда они желают ужинать, а мы хотели бы, чтобы в ближайший час нам никто не мешал.

Девушка едва успела произнести: «Хорошо, миледи» и сделать книксен, как по лестнице спустилась Катрин. Она шла медленно, плечи у нее были опущены, как будто на них давил тяжелый груз. Она подошла к своим дяде и тете, признавшись:

– Я все слышала, я подслушивала за дверью. А теперь позвольте и мне подумать вместе с вами, давайте обдумаем вместе, как мы можем помочь всем нам и Кассиану.

Сильвана взяла племянницу за руку и погладила ее.

– Ты храбрая девочка, Катрин. Я горжусь моей племянницей, а теперь садись и давай подумаем.

Какое-то время они сидели молча друг напротив друга. Лорд Бенджамин Вайдчеп уставился на какую-то точку в стене, как будто в ней находилось решение загадки. Сильвана смотрела на пламя в камине, беспокойно шевелила руками и время от времени отпивала небольшой глоток из своего стакана с портвейном. Катрин нервно перебирала ногами, скользя по отполированному паркету. Она все еще чувствовала себя крайне усталой и не только от недостатка сна, похоже было на то, что она устала от жизни. Мысли о будущем были безутешны. Охотнее всего она положила бы голову на колени к Сильване, закрыла глаза и забыла бы обо всем на свете. Она тосковала по покою и теплу, по любви и чувству защищенности, потому что внутри нее все болезненно сжималось. Но теперь было время не для отдыха, отдыхать можно будет потом, а сейчас речь идет о том, чтобы спасти Кассиана от смерти, а семью Вайдчепов от потери репутации и их состояния.

Катрин заставила себя собраться с мыслями. Каковы факты, спросила она саму себя, Кассиан сидит в тюрьме, и Бенджамин должен послезавтра приказать доставить его из тюрьмы, поставить перед судом, осудить и тотчас привести приговор в исполнение. А что было бы, если б Кассиана не оказалось в тюрьме, тогда его осудили бы в его отсутствие, но приговор нельзя привести в исполнение, значит, жизнь на тот момент ему бы была спасена.

Итак, как можно освободить Кассиана из заключения? Она знала, что заключенные ждут суда в подвале Ноттингемской ратуши. Никто, кроме служителей суда и стражников, не имел туда доступа. Там не было окон и вместе с тем ни малейшей возможности проникнуть туда снаружи, и надеяться на освобождение Кассиана из тюрьмы было бы легкомыслием. Внезапно ей кое-что пришло в голову.

– Скажи, дядя Бенджамин, разве осужденным на смертную казнь не полагается выразить одно последнее желание?

Бенджамин Вайдчеп кивнул. Сильвана подняла голову и внимательно посмотрела на племянницу. Глаза Катрин заблестели, лицо слегка порозовело, уголки губ задрожали.

– Ну, – продолжила она. – Вполне возможно, что заключенный Кассиан Арден в качестве последнего желания попросит свидание с подругой своих детских лет Катрин Журдан, благородной юной леди и племянницей верховного судьи, не правда ли?

Бенджамин Вайдчеп снова кивнул.

– Да, вполне может быть, и никто не имеет права отказать ему в этом последнем желании.

– Хорошо, я, конечно, соглашусь и не промедлю не единой секунды, чтобы выполнить желание Кассиана. Я даже надену мое лучшее платье и теплый плащ, потому что в тюрьме, наверняка, холодно.

– Я посоветовал бы тебе сделать то же самое, моя дорогая, но меня несколько удивляет, что в такой ситуации ты думаешь о платье, – ответил лорд Бенджамин и с легким удивлением посмотрел на племянницу жены, однако его жена, истинный ценитель женской хитрости и фантазии, уже продолжила:

– Ты права, Катрин, одежда – это нечто большее, чем защита от погоды, при посещении тюрьмы платье должно быть широким, удобным, плащ длинным и с большим капюшоном, не так ли?

Катрин улыбнулась и кивнула в то время, как лорд Бенджамин Вайдчеп, совсем растерявшись и сомневаясь, в своем ли уме они обе, переводил взгляд с одной на другую.

Однако жена не обратила внимания на скептическое выражение его лица. Она наклонилась и положила белую ухоженную руку ему на колено.

– Дорогой, ведь по закону ты должен привести приговор в исполнение тогда, когда преступник стоит перед тобой.

– Конечно, как же иначе, – лорд Бенджамин все еще не понимал, чего хотят от него обе женщины. Катрин беспокойно ерзала на стуле, а Сильвана несла такую ерунду, что он с большим трудом мог следовать за ходом ее мыслей.

– Хорошо, ты мог бы осудить Кассиана Ардена и в его отсутствие, но приговор в исполнение привести бы не смог.

– Совершенно верно, и я полагаю, что для нас это было бы лучшим выходом, однако я не понимаю, как ему удастся ночью раствориться в воздухе, – недовольно буркнул он, считая, что обе женщины хотят выставить его дураком. В этой ситуации ему было не до шуток.

– Нет, в воздухе раствориться Кассиан действительно не может, но он из заключенного Кассиана каким-то чудом или по недосмотру может превратиться в Катрин.

– Каким это образом?

Теперь заговорила Катрин:

– Дядя Бенджамин, представь себе, свидание со мной было бы последним желанием Кассиана, которое я, конечно же, выполнила бы, но наша встреча настолько подействует на мои слабые нервы, что я упаду в обморок и Кассиан будет вынужден снять с меня плащ, расстегнуть корсаж, который действительно окажется слишком туго зашнурованным. Разве не ясно, что для того, чтобы защитить мое хрупкое здоровье, он снимет свою рубашку и накроет меня ею, чтобы я не замерзла. Разве это не является его рыцарским долгом?

– Гм, – пробормотал судья.

– Ну, в тюрьме прохладно, если бы я была Кассианом, я бы накинула на себя плащ Катрин, чтобы без рубашки самому совсем не замерзнуть, а потом бы я позвала стражников, речь-то в конце концов идет о неотложном случае, вполне возможно, стражники, которые не славятся своим умом, приняли бы закутанную в рубашку Кассиана персону за преступника, а лицо, стоявшее рядом с ним в женском плаще, за Катрин. Насколько я знаю стражников, они бы тотчас побеспокоились о том, чтобы последняя как можно быстрее покинула тюрьму. Вполне может быть, что стражники Кассиана, одетого в плащ Катрин и с капюшоном низко надвинутым на лицо, своими руками выбросят из тюрьмы. Кассиан, как заключенный, обязан в любом случае подчиняться стражникам, если он попытается остаться, то вина его только увеличится. Ну и как вы понимаете, если стражники сами перепутают друга и врага, у вас не будет ни малейшей возможности привести приговор над Кассианом, но вынести приговор в любом случае вы должны, что вы и сделаете. А перед Катрин стражники должны будут извиниться, потому что ее не по своей воле задержали в тюрьме, подобная, вызывающая сожаление неудача будет на совести исключительно стражников. – Она театрально раскинула руки и продолжила: – Ну, каждый человек не без упрека: а где лес рубят, там и щепки летят. Конечно же, стражникам прикажут в будущем поточнее проверять, кто находится перед ними. Судья, будучи мудрым человеком, поймет, что увидел здесь мановение судьбы.

Лорд Бенджамин от удивления открыл рот. Он уставился на обеих женщин, как если бы они были привидениями, затем он так громко расхохотался, что в комнату вбежали слуги.

Он смеялся и смеялся до тех пор, пока слезы выступили у него на глазах. Он вытер их, глотнул воздуха, плечи у него дрожали, все его тело двигалось, подчиняясь ритму его хохота. Он хлопнул себя по бедрам, закашлялся, глотнул еще раз воздуха, пока наконец глубоко не уселся в кресле и схватился за свой живот. Он потряс головой, снова начал смеяться, и прошло еще несколько минут, пока он наконец выдохнул:

– Теперь я знаю, что у Адама не было ни малейшего шанса остаться в раю, теперь я знаю также, что в каждой женщине сидит Ева. О Господи, защити меня от остроты ума и коварства женщин, и одновременно я благодарю Бога, который дал мне такую жену и такую племянницу. О, оружие женщин острее меча и самой тонкой шпаги.

– Хорошо, что ты наконец это понял, мой дорогой, – бесстрастно вымолвила Сильвана и отослала служанок обратно на кухню. – А теперь давай в конце концов поужинаем, мой желудок урчит, как будто в нем поселился медведь.

Она встала, настоящая королева с выпрямленной спиной и высоко поднятым подбородком, но затем она не смогла удержаться и засмеялась так же громко, как ее муж. Она обняла Катрин за плечи, и все втроем рассмеялись и почувствовали себя так, как будто невероятно тяжелая ноша свалилась с их плеч. Они так шумели, что в конце концов привлекли внимание Дэвида и Летиции, и те, торопясь, прибежали к ним.

– Из-за чего это вы так радуетесь? – поинтересовался Дэвид.

– Ах, – ответил ему дядя и похлопал его по плечу. – Мы радуемся тому, что создал Господь.

– Хорошая причина, – буркнул Дэвид несколько удивленно. – Но все создания творца должны есть, чтобы они могли жить и завтра.

Сильвана тут же позвала служанку и приказала ей поставить на стол лучшее, что только могут предложить кухня и погреб, затем она взяла под руку Катрин и Петицию и сказала:

– Если мы продолжим так и дальше, то я думаю, что мы найдем решение для каждой проблемы.

Она одарила Летицию открытой дружелюбной улыбкой, и Летиция, которая не знала, о чем идет речь, улыбнулась ей в ответ сначала смущенно, а затем необъяснимым образом совершенно радостно..

 

Глава 18

Когда Катрин на следующий день шла к тюрьме, она была все еще окрыленной и в хорошем настроении, хотя постепенно в ней просыпался страх.

– Кассиан никогда не позволит, чтобы Катрин осталась на его месте в тюрьме, – предупредил Дэвид, когда за ужином узнал о придуманном ими плане.

После слов Дэвида Сильвана и Бенджамин уже не были так уверены в успехе предприятия и боялись, что могут возникнуть какие-либо проблемы. Катрин тем не менее твердо верила в то, что ей удастся уговорить Кассиана полностью выполнить ее план.

Сильвана решила оставить на одной из боковых улиц рядом с ратушей наемную карету, которая должна будет как можно быстрее умчать Кассиана за пределы Ноттингема.

Теперь все зависело от Катрин. Снова судьба Кассиана и ее семьи находилась в ее руках. Она тихо вздохнула, но одновременно была горда выпавшей ей ответственностью.

– Стой! Куда идешь?

Стражники, охранявшие вход в ратушу Ноттингема, скрестили свои алебарды, загораживая проход для Катрин. Ее сердце начало дико стучать, но она не позволила заметить охватившую ее панику, чуть сдвинула шляпку, которую одолжила ей Сильвана, уверенно посмотрела на стражников и потребовала строгим тоном:

– Я племянница лорда Вайдчепа и пришла исполнить последнее желание заключенного Кассиана Ардена.

Стражники тотчас разомкнули скрещенные алебарды, и Катрин вошла в холл старинной ратуши. Она надвинула шляпу, по покрою очень похожую на мужскую и настолько великоватую ей, что она едва могла удерживать ее на голове, низко на лоб, затем повернула налево и стала спускаться в подвальное помещение.

Она спустилась по узкой лестнице вниз, опираясь на стену рукой, чтобы в тусклом свете единственного факела не споткнуться на сырых ступеньках, другой рукой она поддерживала юбку и осторожно передвигала ногами, которые в этот день были обуты в слишком большие для нее сапоги Дэвида. Наконец она спустилась по лестнице и поспешила к мрачному переходу, в конце которого она услышала голоса.

От окружавшего ее запаха в горле и груди начало саднить – пахло сыростью, человеческими экскрементами, могильными червями, страхом и отчаянием. Когда она добралась до комнаты, в которой сидели стражники, она вынуждена была обратить на себя внимание громким кашлем. Один из стражников, сложив руки на животе и опустив голову на грудь, громко храпел, другой уткнулся лбом в тарелку и обеими руками держался за кувшин, содержимое которого явно было из ближайшей пивной.

Ей пришлось еще раз громко откашляться, прежде чем один из стражников поднял голову, уставился на нее тупым взглядом и недовольно спросил:

– Что вам здесь нужно? Как вы вообще сюда спустились? Это городская тюрьма, а не портняжная мастерская.

Катрин кивнула и одарила обоих мужчин, которые постепенно просыпались, дружелюбной улыбкой.

– Господа, я знаю, где я, это можно заметить и, фу, – она капризно прижала руку к носу, – это можно также почувствовать. Мне кажется, что запах ударяет мне прямо в желудок.

– Что вы хотите? – повторил стражник, голова которого все еще лежала на столе.

– Я леди Катрин Журдан и пришла, чтобы проститься с моим соседом и другом детства перед тем, как ему завтра вынесут смертный приговор.

Стражник кивнул и торжественно сказал:

– Нам сообщили о вашем визите.

С трудом и постанывая, он поднялся, снял с гвоздя, вбитого в стену, связку ключей и сделал пару шагов в направлении Катрин.

– Следуйте за мной, – приказал он и двинулся вдоль длинного темного коридора, с левой стороны которого находилось несколько маленьких камер. Большинство из них были пусты, но в одной из них Катрин заметила молодого человека, который лежал в углу на грязном полу и спал.

– Вор, – невозмутимо объяснил стражник. – Завтра ему отрубят руку из-за его преступлений.

– О, – закатила глаза Катрин, – но он, должно быть, это заслужил.

Однако сердце ее сжалось от сочувствия. Наконец они добрались до конца коридора, и Катрин чуть не вскрикнула, когда увидела Кассиана.

Так же, как и вор, он спал в углу на голых камнях. Он лежал, скрючившись и обняв себя руками, чтобы хоть чуть-чуть защититься от холода и влаги. Вода стекала тонкими ручейками по стенам, из ведра в углу шел невыносимый запах. Рядом с Кассианом стояла оловянная миска с клейкой кашей, Катрин, даже если бы очень хотела, то не смогла представить себе, что она съедобна. Худая крыса со струпьями на шерсти, казалось, была другого мнения, потому что она с удовольствием ела из чашки, не обращая внимания на лежащего рядом человека.

Стражник со звоном перебрал ключи на связке, но Кассиан даже не пошевелился, затем стражник открыл дверь, втолкнул Катрин в камеру, закрыл за ней дверь и сказал строгим тоном:

– Я даю вам четверть часа, как только часы на ратуше пробьют, я приду и выведу вас отсюда.

Он зевнул, и Катрин не поняла, случайно или нарочно, потому что его рот раскрылся так широко, что она могла пересчитать все его зубы. Затем он повернулся и ушел.

– Кассиан, – тихо позвала Катрин и торопливо шагнула к нему. Она погладила его по голове, ощутила, насколько холодна его кожа и как он продрог.

Он открыл глаза, взгляд у него был пустым, но как только он узнал Катрин, жизнь снова вернулась к нему. Он сел и схватил ее за руки.

– Катрин, как ты сюда попала? Что ты здесь делаешь?

Она пожала плечами и слегка улыбнулась.

– Дела у меня не здесь, а поблизости, – ответила она бодрым голосом. – Я подумала, что могла бы еще раз спасти тебе жизнь. Боюсь только, как бы это не сорвалось.

– Как? Что?

Катрин стала серьезной.

– Кассиан, у нас мало времени, завтра тебя приговорят к смерти и приговор тут же приведут в исполнение. Я пришла, чтобы предотвратить это. Мы сейчас поменяемся платьями. Быстро, поторопись, снимай свою рясу, закутывайся в мой плащ и накинь капюшон на голову. Я лягу на пол и накроюсь рясой, тут довольно темно, и с первого взгляда никто не поймет, кто из нас мужчина, а кто женщина. Как только ты будешь готов, я позову стражников. Едва они придут, мы притворимся, что ты я, а я ты. Они выведут тебя отсюда, и ты будешь делать то, что они тебе скажут, на улице тебя ждет карета. В ней ты найдешь свежее белье и немного провизии. Кучер как можно быстрее увезет тебя из города, но потом тебе придется выкручиваться самому.

– Нет, – Кассиан среагировал, как и предсказал» Дэвид. – Я ни в коем случае не оставлю тебя в этой дыре, если по воле Божьей я завтра умру, то я покорюсь моей судьбе.

– Глупости, – возразила Катрин. – Бог не имеет с этим ничего общего. Твоей смерти хочет только сэр Болдуин. Если тебя больше не будет на этой земле, он сможет без опасения владеть украденным имением и мной. Ты же этого не хочешь, Кассиан? Итак, делай то, что я тебе говорю. Ради Бога, поторопись. У нас действительно мало времени.

Наконец Кассиан понял, он обнял Катрин.

– О, если бы ты знала, как я тебя люблю, – прошептал он. – Если бы ты знала, какое страдание мне причиняет то, что я не могу о тебе заботиться и любить тебя так, как ты этого заслуживаешь. – Затем внезапно он стал серьезным, и Катрин увидела по его глазам, как он тронут. – Знать тебя и любить тебя – самое великое счастье на этой земле, – сказал он, а Катрин подумала, что сейчас не самое подходящее время для любовных признаний.

– Кассиан, ты моя жизнь, но если ты хочешь ею оставаться, поторопись.

Она сбросила с себя плащ и осталась стоять перед ним в простом сером платье, которое она позаимствовала у служанки и которое по цвету подходило к рясе Кассиана. Она сняла сапоги и бросила их Кассиану, который стоял босыми ногами на полу. Затем она легла и расправила юбку так, что она на первый взгляд была похожа на рясу. Волосы она спрятала под шляпой, из-под которой не выбивалось ни одной пряди. Она чуть разворошила солому, затем подождала, пока Кассиан наденет сапоги и плащ, а потом крикнула визгливым голосом:

– Стражники, идите сюда, мне кажется, что произошло несчастье.

Вскоре они услышали быстрые шаги, которые приближались к ним. Оба стражника подбежали к тюремной камере, и Кассиан, одетый в плащ, сжавший плечи и чуть сгорбившийся, чтобы больше быть похожим на женщину показал им на фигуру в углу. Искусственным тонким голоском он пропищал:

– Он в обмороке, я думаю, он умирает.

Один из стражников торопливо открыл дверь, потом они оба ввалились в камеру, один из них подскочил к ведру с водой, которое стояло в углу, и вылил на голову лежащему, в то время как другой схватил Кассиана за руку и сказал:

– Идите отсюда, вам здесь нечего делать.

Кассиан не заставил его повторять дважды. Буркнув: «Всегда к ваши услугам, господа», он со скоростью ветра исчез из тюрьмы, а Катрин еще некоторое время продолжала стонать на полу до тех пор, пока его шаги не затихли вдали.

Затем, когда один из стражников схватил ее за грудь, чтобы определить бьется ли ее сердце, она вскочила на ноги, отвесила ему звонкую пощечину и закричала:

– Прочь лапы от меня! Что на вас нашло? Я пожалуюсь моему дяде, верховному судье, лорду Бенджамину Вайдчепу, что вы так бесцеремонно распускали свои руки!

Стражники замерли, как будто их поразила молния. Прошло несколько минут, пока они не поняли, что сами вытолкали из тюрьмы самого крупного преступника из тех, которые когда-либо находились в Ноттингеме.

Недоверие на их лицах сменилось нескрываемым ужасом. Они огляделись и со всех ног, как будто получили команду, бросились из тюрьмы за беглецом, который в этот момент уже ехал в карете. Катрин они оставили там, где она была.

Она поправила платье, шляпку и босиком, потому что она отдала сапоги Дэвида Кассиану пошла по темному коридору, пробежала через холл ратуши и свободно вздохнула только тогда, когда наконец оказалась на улице. Сильвана, Летиция и Дэвид уже ждали ее.

– Быстренько одевай туфли, а то простынешь, – приказала Сильвана и протянула племяннице пару изящных, отделанных мехом кожаных туфель. Дэвид укутал ее плащом поверх мокрого платья, а Летиция сняла грубую мужскую шляпу с ее головы и заменила ее красивой женской шляпкой.

– Все в порядке? – спросила Катрин, пока другие ухаживали за ней.

Сильвана хихикнула.

– Вот это была картина, сильный и высокий мужчина, согнувшись, бежал в дамском плаще так быстро, как воришка с курицей от курятника. Он чуть не растянулся в луже, к счастью, наш кучер сумел его вовремя подхватить и втащил в карету.

Дэвид тоже засмеялся.

– На стражников тоже стоило посмотреть, едва только карета свернула за угол, как они сломя голову выскочили из ратуши и бросались в разные стороны, пока сообразили, что Кассиан бесследно исчез, затем они постояли какое-то время, один чесал в затылке, второй тер подбородок, пока наконец, опустив головы, они не отправились назад в ратушу, чтобы сообщить о происшествии.

– Да, – согласилась Летиция. – Лорд Вайдчеп был так дружелюбен, что оставил окно своего кабинета открытым, и я уверена, что мы скоро услышим, что там произойдет.

Она не успела закончить фразу, когда над всей площадью разнесся голос судьи:

– Что вы говорите? Вы, идиоты, выпустили Кассиана Ардена по ошибке? Я этому не верю!!! Даже городские стражники не могут быть такими глупцами!!!

– Но мы хотели только… – услышали они заикающийся голос одного из стражников.

– Тихо! – как раскат грома на площади прогремел голос Бенджамина Вайдчепа. – Вон отсюда, иначе я за себя не отвечаю!

Они услышали, как хлопнула дверь и воцарилась тишина. Несколько минут спустя они увидели у окна лорда Вайдчепа. Он не удостоил маленькую группу ни единым взглядом, захлопнул окно и исчез в комнате.

– Итак, – Дэвид потер ладони и обнял одной рукой Летицию, другой Катрин. – Я думаю, что нам в данный момент нечего больше делать в Ноттингеме, кроме того, я думаю, что мы несколько злоупотребили гостеприимством наших дяди и тети, что пора бы, в конце концов, дать им от нас немного отдохнуть.

– Ах, – чарующе улыбнулась леди Сильвана. – Не стоит об этом беспокоиться.

– В любом случае, – продолжал Дэвид, – завтра, рано утром, мы поедем обратно в замок Журданов и посмотрим, не натворил ли сэр Болдуин Гумберт и там какой-либо беды. Кроме того, я очень надеюсь, что ты, дорогая Сильвана, быстро оправишься от нашего беспокойного визита и сможешь приехать вместе с дядей Бенджамином на мое бракосочетание с Летицией.

Последнее, что сказал Дэвид, вызвало, конечно, целый ряд восторженных восклицаний и сердечных объятий, в которые заключали будущую пару.

– Я так рада за вас, – ликовала Сильвана. – Летиции много пришлось пережить, и я от всего сердца желаю ей счастья. – Она с легкой задумчивостью посмотрела на живот дочери портного, а затем еще раз доказала свою доброту, положив руки на плечи молодой женщине и заявив с большой теплотой: – И еще больше я буду радоваться, когда ты сделаешь меня крестной твоего ребенка. Я абсолютно уверена в том, что Дэвид станет великолепным отцом.

– Вы… вы полагаете, что вам нисколько не помешает, что я попала в такое положение? – выдавила Петиция, вся покраснев.

Сильвана покачала головой.

– Конечно, нет, моя дорогая, ты совсем в этом не виновата, ребенку в твоем животе не надо искать себе отца, ты сама нашла его, и это самое важное. Добро пожаловать в нашу семью, Летиция Фезер, и если ты еще раз обратишься ко мне на «вы», то я пожалуюсь на это твоему будущему мужу и не проявлю щедрость со свадебным подарком.

Катрин лежала в постели, но заснуть не могла. Как она не радовалась за Летицию и своего брата, как ее не успокаивала мысль о том, что Кассиан в безопасности, мысли о будущем настолько тяжело давили ей на сердце, что она, не находя покоя, вертелась с боку на бок.

Нет, все было не в порядке, совсем наоборот. Жизнь Кассиана была спасена, но что с ним будет дальше? Пойдет ли он бродить по другим графствам Британии, проповедовать дальше и звать всех обездоленных строить Новый Свет в Америке? Последует ли он за Джорджем Фоксом, которому удалось вскоре после ареста Кассиана уехать в Шотландию? Оставит ли сэр Болдуин его в покое или же и дальше будет угрожать его жизни? Катрин тяжело вздохнула. Как только она сможет прожить один-единственный день под одной крышей с человеком, которого ненавидит всем сердцем? Когда же наконец ситуация в Англии так изменится, что можно будет притянуть всех негодяев вроде сэра Болдуина к ответу за все совершенные ими преступления?

О, она так тосковала по Кассиану. Сердце ее сжималось от горя. Во всем теле она ощущала боль от того, что они не вместе. И только сейчас ей стало совершенно ясно, что, возможно, она никогда больше не увидит Кассиана снова. Она чувствовала себя покинутой и людьми, и Богом и свернулась клубочком. Она потеряла больше, чем любимого, весь смысл ее жизни уехал сегодня в карете вместе с ним. Ею овладело такое безутешное горе, что исхода от него не было.

«Я выполню мое обещание, – подумала она. – Я позабочусь о том, чтобы с Джонатаном ничего не случилось. Я буду танцевать на свадьбе Дэвида, приветствуя Летицию как сестру. Я сделаю все, что необходимо, чтобы помочь моей семье, но потом, когда все будет сделано, я хотела бы обрести покой и для себя».

Она лишилась и сил, и мужества. Катрин больше так не могла. Она отдала все, что у нее было. Она чувствовала себя опустошенной, весь свет перед ней превратился в серую пелену.

Сегодня для освобождения Кассиана ей удалось собрать все свои силы, но на большее она была просто не в состоянии. Она устала. Устала от жизни, и она знала, что будущее ей готовит лишь унижение и черные дни с сэром Болдуином Гумбертом.

Она подумала о своей матери, которая страдает уже годами, об отце, который изо дня в день борется за семью и при этом становится все старее и утомленнее.

Она представляла его озабоченное лицо перед собой и пыталась вспомнить, когда она видела его в последний раз смеющимся от всего сердца. Она думала о Дэвиде и Летиции, для которых еще было возможно найти в этой жизни немного счастья. Она знала, что они всегда приютят у себя Джонатана. Только для нее больше не было дома. С тех пор, как Кассиан уехал, у нее больше уже ничего не было.

«Я бы охотно умерла, – подумала она. – Потому что, умерев, я была бы с ним и никогда бы его не покинула. Когда я выйду замуж за Болдуина, то сделаю все, что в моих силах и в моей власти. В день моей свадьбы я оставлю этот мир, чтобы навсегда быть с Кассианом».

«Я умру, добровольно умру», – решила она, и эта мысль немного утешила ее.

 

Глава 19

Вся страна говорила о послании, которое было направлено королю Карлу Второму, находящемуся в изгнании в Брюсселе. Если он объявит всеобщую амнистию, гарантирует свободу совести и оставит конфискованные владения в руках их нынешних владельцев, то ничто не мешает его возвращению на трон Англии.

Карл Второй переехал в Бреду в Голландском Брабанте и подписал там соглашение, в котором в основном принимал условия, но более точную их разработку предоставил парламенту. Он настаивал только на наказании тех, кто спланировал покушение на Кромвеля. В том случае, если ответчики были мертвы или бежали, дети и внуки должны были отвечать за преступления своих родителей или бабушек и дедушек. Этим он приобретал симпатии пуритан и сторонников Кромвеля. Приязнь тех, кто в последние годы стали богатым средним сословием и без чьих денег он не мог обойтись.

Сэр Болдуин Гумберт повсюду имел глаза и уши и самым лучшим образом был информирован о происходящих событиях в Лондоне. Он одним из первых узнал об этом, едва только послание короля Карла Второго прибыло в Лондон.

Он сидел за письменным столом в кабинете замка, который раньше принадлежал Арденам и потирал руки. Его лицо блестело от удовольствия, как кусочки сала на сковородке. Он с высокомерием поднял руки, оглядел комнату и сказал:

– Все это принадлежит мне. Все мое. Никто не может у меня это отобрать. Да здравствует король!

Затем он скользнул взглядом по роскошным коврам, украшавшим стены, встал, прижался щекой к одному из самых красивых из них и нежно погладил его рукой.

– Все принадлежит мне. Все. Все. Все, – прошептал он, несказанно радуясь тому, что сумел завладеть чужим состоянием. – Все принадлежит мне, и у меня будет еще больше. Никто не вернет меня в прошлое, скоро, очень скоро, король сделает меня лордом. Скоро имение Журданов тоже будет принадлежать мне. Оно нужно мне, чтобы обладать самым большим имением в Ноттингеме. Налоги, которые я буду платить королю, так велики, что он должен будет сделать меня лордом. Происхождение Катрин поможет мне. В конце концов она леди и захочет, чтобы ее дети также наследовали этот титул, а потом она будет мне не нужна. Я уже совсем потерял терпение с этой пустой, вечно противоречащей мне шлюхой.

Он услышал шаги в коридоре, резко выпрямился, накинул на себя свой простой черный камзол, расправил плечи, выражение его лица мгновенно сложилось в мину богобоязненного строгого хозяина.

– Войдите, – приказал он когда в дверь постучали. Вошла худая служанка с костлявым лицом и опущенными вниз уголками рта.

– Что случилось?

– Я хотела спросить, чем господин сегодня будет обедать? На кухне ничего нет, только один мешок с пшеном. Мне нужен ключ от кладовых и погреба, где лежат яйца, масло, сало и мясо, – в словах служанки слышалось упрямство, она помолчала, а затем продолжила: – Ваши люди начали ворчать. Уже десять дней они не видели даже кусочка мяса. Кто хорошо работает, должен хорошо есть. Я позволила им заглянуть на пустую кухню, точно так, как вы мне приказали, но они мне не верят. Они знают, что у вас давно есть другие кладовые, которые вы скрываете.

– Это ты проболталась, женщина? Не можешь держать свой язык за зубами? – прикрикнул сэр Болдуин на худую служанку, отшатнувшуюся от его слов, словно от удара.

– Я ничего не говорила. У людей есть свои собственные головы. У них есть глаза, чтобы видеть, что крестьяне телегами привозят вам самые лучшие продукты. Кто хорошо работает, говорят они, должен хорошо есть.

В другой момент сэр Болдуин влепил бы служанке пощечину, он ненавидел противоречия и не оставлял ни одного ненаказанным, но сегодня он был в хорошем настроении. Его губы скривились в гримасе, напоминавшей улыбку.

– Ну, – сказал он и сложил руки на животе. – Мои люди должны жить хорошо. Я великодушный человек. Сегодня на обед дай каждому половину свиной сосиски.

Служанка сделала книксен и хотела идти, но сэр Болдуин удержал ее.

– Я – добряк, хочу всем только хорошего, даже моим соседям, пошли слугу самого слабого, какой у нас есть, к Журданам и прикажи сообщить, что я приглашаю их сегодня вечером на ужин. Малыша пусть тоже захватят с собой, а затем зарежь петуха, отправь кого-нибудь на речку наловить форелей и испеки пирог, но возьми для него сало и приправы, чтобы было не слишком вкусно. Хорошее масло из кувшина не используй.

Он взял связку ключей со своего письменного стола и протянул ее служанке.

– Вот, и смотри, чтобы за тобой никто не шел.

Служанка опять сделала книксен и хотела идти, однако сэр Болдуин снова удержал ее.

– Возьми себе яблоко за свою верную службу, возьми его из корзины рядом с дверью, там лежат яблоки с гнилыми боками.

На этот раз служанка не сделала книксен, в ее словах «спасибо, господин» слышалось презрение, но сэр Болдуин никогда не утруждал себя тем, чтобы вслушиваться в тон голоса своих слуг.

– Что заставило вас оказать нам честь своим приглашением? – спросил лорд Артур с легкой насмешкой. – Что случилось, сэр Болдуин? Вас назначили лордом-протектором или на ваших полях нашли золото? Для такого богобоязненного человека, который отказывается от всех благ этого мира, крайне удивительно устраивать небольшой праздник без всякого повода.

– Что вы, лорд Артур, все мы грешники перед лицом нашего Господа, – он понизил голос и лукаво подмигнул. – Такой человек, как я, тоже любит иногда себя побаловать.

– Вероятно, не без основания, – предположила леди Элизабет, насмешливо подняв брови.

– Человек моего положения действительно ничего не должен делать без основания, в этом вы правы, миледи, но для родителей моей будущей жены и, конечно же, для моей невесты мне ничего не кажется слишком дорогим.

Катрин, которая до этого молчала и крепко держала за руку маленького брата Джонатана, бросила оценивающий взгляд на скудно накрытый стол.

– Это видно с первого взгляда.

– Теперь прошу к столу, – не позволил сбить себя с толку Болдуин и даже хлопнул в ладоши, как придворный капельмейстер. – Потом мы сможем обсудить все наши дела.

– Что вы хотите обсудить? – спросил лорд Артур час спустя. Во время обеда он несколько раз с любовью и озабоченностью посматривал на своего младшего сына Джонатана. С тех пор как им передали приглашение непременно приехать с Джонатаном, он спрашивал себя, что планирует в качестве следующего шага негодяй Болдуин. Он был уверен, что на этот раз дело коснется Джонатана.

Болдуин вытер свои постоянно влажные губы салфеткой и с удовлетворением откинулся на стуле.

– Как вы, вероятно, слышали, король принял условия своего возвращения, а подробную разработку данного документа поручил парламенту. Это значит, и совершенно справедливо, что конфискованные владения остаются у их сегодняшних владельцев. Я являюсь и остаюсь законным хозяином бывшего имения Арденов, к которому принадлежит также и часть имения Журданов. Что вы скажете по этому поводу, лорд Артур?

Он наклонился вперед, его лицо издевательски искривилось, когда он заметил, что лицо лорда Артура стало пепельно-бледным. У него не было таких хороших связей с Лондоном, и он, конечно же, еще не слышал о последних событиях, но если то, что сэр Болдуин только что сказал верно, тогда, в эту секунду, весь мир для него разрушился. До этого у него оставалась надежда на какую-то справедливость, с возвращением короля связывался единственный шанс получить назад свои владения, но теперь и эта тень надежды исчезла, семейство Журдан обречено было потерпеть полный крах или же оказаться на милости сэра Болдуина.

– Ну, – произнес лорд Артур, он выпрямился с таким достоинством, какое только еще можно было сохранить в подобной ситуации. – Я уверен, что парламент будет действовать в интересах всех англичан.

– Верно, верно и наш король – король всего народа, – подтвердил сэр Болдуин и ласково похлопал по руке маленького Джонатана. – Это еще не все, доброта и милосердие нашего великого короля Карла Второго не знает границ. Он объявил генеральную амнистию.

При этих словах он не отрывал взгляда от леди Элизабет. Он заметил, как напряжение покинуло ее лицо и она начала слабо улыбаться, с любовью поглядывая на своего малыша.

Для сэра Болдуина настал подходящий момент, чтобы продолжить:

– Лишь немногие сожалеют о том факте, что те, кто покушались на жизнь Кромвеля, не подлежат всеобщей амнистии. Долгом каждого гражданина является донести об этих лицах и выдать даже их детей и внуков.

Лицо леди Элизабет побелело, так побелело, что можно было опасаться, что она может упасть в обморок. Ее руки, как птицы со сломанными крыльями, задвигались по столу и никак не могли остановиться. Лорд Артур вскочил и протянул своей жене стакан воды. Катрин бросала взгляды, полные жгучей ненависти, в направлении своего будущего супруга и сказала голосом, полным презрения:

– Бог накажет вас, сэр Болдуин, и я надеюсь, что я еще увижу этот день.

Леди Элизабет постепенно успокоилась. Она холодно и строго посмотрела на Джонатана и сказала:

– Я нахожу, что тебе следует пойти на конюшню и посмотреть маленького жеребенка, который здесь родился неделю назад, бесконечно добрый сэр Болдуин тебе это непременно разрешит.

Джонатан, который никогда не видел свою мать в таком состоянии, боязливо взглянул на отца. Он не понимал, что здесь сейчас происходит. Его никогда не приглашали в гости вместе со взрослыми, но уж если его позвали, он совсем не хотел никуда уходить, хотя взрослые внезапно стали какими-то странными.

– Делай то, что тебе сказала мать, малыш, – приказал также лорд Артур и настойчиво показал рукой на дверь.

Джонатан против своей воли встал и вышел. Когда он вышел за дверь, лорд Артур спросил:

– Что это значит, Болдуин? Вы уже отняли у нас все, что у нас было, наша дочь обещана вам. Вы хотите еще и сына? Разве вам не хватает того, что вы полностью уничтожили клан Арденов?

– Потише, милорд, не я погубил клан Арденов, они сами себя погубили, они были государственными предателями и получили то, что заслужили, и вам, лорд Журдан, еще повезло, что с вами не произошло того же самого.

– Что вы хотите от Джонатана? – спросил лорд Артур, и голос его прозвучал предостерегающе и хрипло.

– Мне нужен мальчик на конюшне, – объяснил сэр Болдуин с ничего не выражающим лицом. – Мальчик в возрасте вашего сына, который будет помогать конюху. Он будет жить у меня. Я предоставлю ему место на сеновале, а также здоровое и полезное питание.

– НЕТ! – Слова леди Элизабет прозвучали, как крик. – Нет, вы не получите Джонатана, скорее я буду служить у вас помощником конюха, чем мой сын проведет хотя бы одну ночь под вашей крышей.

– Как вы хотите, – было все, что на это сказал сэр Болдуин. Он пожал плечами и отпил пару глотков из своего стакана. – Скоро я снова буду в Лондоне, король и новый парламент, безусловно, обрадуются, когда кому-нибудь удастся разоблачить еще одного из участников покушения на Кромвеля.

– Почему? – спросила Катрин, лицо которой также чрезвычайно побледнело. Она сжала свои кулаки так сильно, что даже ногти побелели, – Почему, сэр Болдуин? Какая вам от этого выгода? Вы злитесь и не можете вынести, что вблизи вас живут люди, которые любят друг друга, заботятся и поддерживают друг друга, не так ли? Вы завидуете и злитесь, что у кого-то есть привязанности, поэтому вы желаете разрушать все, что только можете? Вы никогда не любили?

– Любовь, ах, моя милая, любовь, – сэр Болдуин чуть не сплюнул. – Любви среди людей не существует, каждый любит только самого себя. Когда люди говорят о любви, они в лучшем случае имеют в виду заключение союза с определенной целью, а в худшем, они говорят о животных инстинктах, которые в них играют. Любовь – я сейчас рассмеюсь, – есть только одна любовь, и эта любовь к Богу.

Он повернулся к Катрин, которая сидела рядом с ним. Его лицо стало темно-красным, рот сжался в тоненькую линию, глаза сузились. Катрин испугалась выражения его лица. Он источал ненависть и неудержимую ярость, причины которых она не знала.

– Если уж мы перешли к теме любви, то позволь тебе сказать, любезная Катрин, что именно ты определила изменение в судьбе своего маленького брата, – цинично продолжил сэр Болдуин.

– Что вы имеете в виду? Разве я виновата в том, что вы настолько злы?

– О, какие грубые слова из такого нежного ротика. Нет, моя дорогая, все мои действия вызваны желанием установить справедливость. Ты, дражайшая Катрин, позаботилась в Ноттингеме о том, чтобы Кассиан Арден, осужденный за свои преступления на смерть, бежал и не мог быть казнен. С твоей помощью он избежал справедливого наказания, но если ты позаботишься о том, чтобы он снова объявился, Джонатан сможет остаться у своей матери, если ты этого не сделаешь, то вскоре из Лондона прибудут должностные лица, которые захотят с ним поговорить, сначала только поговорить.

Катрин при этих словах вскочила. Из ее глаз блистали молнии.

– Кассиан или Джонатан. Один из них должен умереть. Вы хотите этого, не так ли?

– Что касается меня, я неохотно проливаю чужую кровь, признаюсь, мне будет жаль передавать такого малыша палачу, однако я обязан подчиняться законам, издаваемым парламентом. Парламент заботится о том, чтобы в Англии царили право и порядок.

Лорд Артур кивнул, на его лбу выступили крошечные капельки пота. Он так сжал свои зубы, что подбородок у него заострился.

– Кассиан или Джонатан, говорите вы, ничего более худшего придумать и предпринять против вашей будущей супруги вы не смогли.

– Я уже сказал вам некоторое время назад, что требую от нее покорности, поскольку вы, лорд Артур, не можете этого добиться, я вынужден сам этим заниматься. Вы сами несете вину за то, что сейчас происходит.

После этого ужасного упрека заговорила леди Элизабет, которая до этого сидела молча на краешке стула. Казалось, что она внезапно постарела на несколько лет, под глазами у нее залегли темные тени, лицо стало серым и морщинистым, даже ее осанка изменилась, ее плечи и спина согнулись, как будто на них давил непосильный груз.

– Я не знаю, почему вы хотите погубить нашу семью, сэр Болдуин, назовите нам причину, если мы вас поймем, то уверена, что сумеем найти общее решение, сила слова всегда и всюду превосходила силу кулаков.

– Бросьте молоть чепуху, миледи, вам это не идет, да и ума у вас для этого недостаточно, такая женщина, как вы, никогда не поймет человека вроде меня, я владею большим состоянием, чем то, которое когда-либо могло быть у вас. С моими деньгами я могу купить себе все, что только пожелаю, но так было не всегда, раньше, когда я трудился в мастерской моих родителей и жил в убогом домишке, вы меня даже взглядом не удостаивали. А теперь вы не только должны на меня смотреть, но даже со мной разговаривать и слушать меня, вот, как все изменилось. Не правда ли, миледи?

– Что с того? Вы сравниваете груши с яблоками, из нашей семьи никто никогда не причинял вашей семье вреда, и я думаю, что и Ардены могли бы сказать о себе то же самое, если бы они были живы, – вмешался лорд Артур.

– А вот теперь, мой дорогой сосед, мы и перейдем к нужному пункту. Когда я был маленьким мальчиком, двое молодых лордов мчались на лошадях по улице, на которой я тогда жил, им дела не было до тех, кто шел по улице или стоял около домов. Они не обратили внимания на ребенка, который играл со своим волчком на улице, одна из лошадей ударила меня копытом, и я закричал, но лорды только засмеялись.

– Неужели эти люди могут говорить? – презрительно рассмеялся один из них.

– Но их слово, слава Богу, не имеет никакого веса, – засмеялся другой.

Потом они пришпорили своих лошадей и поскакали дальше. Я, окровавленный, остался лежать на улице. Мой отец нашел меня там, он пошел к судье и хотел дать показания против лордов, которые меня ранили, заставив несколько дней лежать в постели, все деньги, которые были у моих родителей, ушли на мое лечение, однако судья мог только подтвердить слова лордов: «Слова простых людей не имеют никакого веса».

Мои родители должны были в конце концов продать свою мастерскую. В тот день я поклялся, что не буду отдыхать до того момента, пока не доведу виновного лорда до того состояния, до какого он довел моих родителей.

Лицо сэра Болдуина изменилось, пока он говорил, издевки больше не было, только вена на лбу пульсировала от гнева.

– С каждым хотя бы раз в жизни поступили несправедливо, – сказал лорд Артур усталым, слабым голосом. – Ваш гнев понятен, непонятна и греховна только та игра, которую вы ведете с нами. Никто из нас тогда не был несправедлив к вам. У вас нет причины мстить именно нам.

– Лорд остается лордом, – сплюнул сэр Болдуин. – Каждый из вас был несправедлив, не все ли равно, кому мстить. Я настаиваю на своем: доставьте мне лорда Кассиана Ардена сюда, и вы получите назад вашего ублюдка, или же оставьте в живых бродячего проповедника, а выродка отправьте на казнь.

– Вы сошли с ума, сэр Болдуин, безумие охватило ваше сердце, разум и душу.

– Думайте, что хотите, ваше мнение меня не интересует, или, другими словами, ваше слово не имеет никакого веса.

Катрин не спускала глаз со своего будущего супруга, в последний раз она попыталась его уговорить.

– Сэр Болдуин, скоро я стану вашей женой. У нас будут дети, в жилах которых наполовину будет течь кровь аристократов, как вы объясните этим детям, откуда вы получили ваше состояние. Какими словами вы сможете рассказать, что являетесь убийцей их дяди или убийцей вашего соседа? Вы уверяете, что вы богобоязненный человек, неужели вы действительно хотите совершить такой большой грех.

– Пустяки, глупости, – прервал сэр Болдуин свою невесту. – В Библии сказано, око за око, зуб за зуб. Заботьтесь о мире в своей душе, я ближе к Богу, чем вы думаете, ближе, чем будет кто-либо из вас. А ты, Катрин, запомни одно – в жилах всех детей, которых ты родишь, будет течь также и моя кровь, это закон природы, что кровь отца всегда побеждает кровь матери, а если природа не выполнит свою задачу, то я ей помогу. – Он стукнул рукой по столу. – Я полагаю, что мы достаточно поговорили. Вы знаете, что вам нужно сделать, – Джонатан остается у меня до тех пор, пока вы не приведете ко мне Кассиана Ардена. Вот мое последнее слово.

 

Глава 20

– О, Господи Боже, бедный мальчик. Что нам делать? – леди Элизабет плакала уже почти целые сутки. В доме Гумберта она держалась до последней секунды, но уже в карете по дороге домой слезы у нее текли ручьем и с тех пор не прекращались. Лорд Артур, напротив, молчал. Он мерил шагами большую гостиную, как зверь в клетке. Он ни на минуту не присаживался. Время от времени он подходил к жене и ласково похлопывал ее по плечу.

– Мы должны сейчас быть сильными, Элизабет, самый худший жребий из всех нас выпал опять Катрин. Она снова держит нашу судьбу в своих руках, и как бы она ни решила, одному из тех, кого она любит, будет нанесен смертельный удар. Мы должны сейчас быть с ней и поддерживать ее вместо того, чтобы предаваться своему горю.

Леди Элизабет вздохнула.

– Но я не могу заставить себя не думать о Джонатане. Он еще такой маленький, мы нужны ему. Как он справится с тяжелой работой в конюшне? Только позавчера он забрался ко мне на колени, прижался своей головой к моей и доверительно сказал: «Когда я буду большим, мама, я женюсь на тебе и стану королем, а пока до этого о нас должен заботиться папа». – При этих воспоминаниях она смеялась и плакала одновременно.

На лице лорда Артура также появилась болезненная улыбка, потом он сказал:

– У нас трое детей, Элизабет. Дэвиду мы больше не нужны, для Джонатана в данный момент мы ничего не можем сделать, сэр Болдуин не станет сейчас с ним плохо обращаться. Он нужен ему пока в качестве залога, поэтому вреда он ему какое-то время причинять не будет, больше всего мы теперь нужны Катрин.

Леди Элизабет кивнула.

– Я пойду к ней, помочь я ей ничем не могу, но, может быть, ее утешит мое сочувствие.

С этими словами она встала и покинула комнату в то время, как лорд Артур снова принялся шагать туда-сюда. Его лоб прорезали глубокие морщины, брови образовали сплошную линию.

– Должно быть какое-то решение, – пробормотал он тихо сам для себя. – Должно быть, нельзя допустить, чтобы Кассиан и Джонатан пострадали.

Он подошел к окну и бросил взгляд на землю, которая уже несколько столетий принадлежала лордам Журданам, уже более половины своих владений ему пришлось уступить сэру Болдуину. Он давным-давно уже простился со всем, что утратил, – владения не были для него самым важным в жизни. Лорд Артур всегда знал, что существуют вещи, которые могут сделать человека более счастливым, чем земля и титул. Он бы с радостью отдал сэру Болдуину все, даже титул, но Гумберту этого было мало.

«Охотнее всего, – подумал Артур Журдан, семнадцатый лорд старинного рода, – я бы оставил все, взял семью и начал бы где-нибудь далеко отсюда новую жизнь».

Никогда его не посещала подобная мысль, она была совсем чужда человеку его положения. Столетиями его предки владели этой землей, они рассматривали себя не владельцами, а покровителями земли, лесов и озер. Все лорды чувствовали ответственность за людей, которые жили в их имениях. С именем Журданов были связаны гордость и честь, но также и долг хранить наследие своих отцов. Верность была не простым понятием, она являлась жизненной установкой. Никто из членов их клана не уклонялся от ответственности, не нарушал верности, не порочил старинного доброго имени, и как бы все это ни было тяжело, все же Артур Журдан думал о том, чтобы все оставить. Их доброе имя было уже потеряно, что бы ни случилось в будущем, скоро может пролиться кровь или Арденов, с которыми они столетиями были хорошими соседями, или его приемного сына Джонатана, которого он любил, как будто он был его родным ребенком.

– О, мой Бог, – простонал лорд, и глаза его наполнились слезами. – О, мой Бог, почему ты допускаешь все это? Почему ты испытываешь нас так тяжело?

Он вспомнил историю из Библии об Аврааме и Исааке. Сын Исаак родился у Авраама в преклонном возрасте. Он был единственным сыном, и любовь Авраама к нему не знала границ, но Бог потребовал от него принести этого сына в жертву. Авраам выполнил приказ, и в самую последнюю секунду Бог предотвратил выполнение повеления.

– Почему моего сына? – спрашивал Артур в эти страшные минуты невидимого Бога, в чьей доброте он не сомневался всю жизнь. – Почему Джонатана? Господи, возьми меня, если тебе нужна жертва, но пощади ребенка. Он чист и безгрешен, пощади его и возьми меня. Я с радостью пожертвую моей жизнью, чтобы спасти Джонатана и не заставлять Катрин принимать одно из самых тяжелых решений, которое только может быть у человека. Возьми меня, Господи, и позволь моей семье жить в мире.

Затем семнадцатый лорд Журдан заплакал так, как никогда еще не плакал ни один мужчина в его семье. Горячие горькие слезы текли по его щекам, его плечи дрожали, а грудь его сжималась от ужасающей боли. Силы лорда Артура Журдана подходили к концу, а также его вера и убеждение. Он не знал, как ему поступить.

– Я не знаю, что делать дальше, – прошептала Катрин сквозь слезы, когда леди Элизабет присела к ней на постель и обняла ее. – Все, что я имела и все чем я была, я уже отдала, большего сэр Болдуин не может требовать. Лучше всего было бы, если б меня вообще не было на свете, тогда и Джонатан, и Кассиан смогли бы жить.

– Мысль неверна, – сказала леди Элизабет и погладила дочь по волосам, стараясь не слишком выказывать страх, который нагнали на нее слова Катрин. – Если тебя больше не будет, то не только мир для меня станет миром без солнца, но это ничему не поможет. Сэр Болдуин ненавидит всех лордов, он найдет кого-либо другого, чтобы заставить его выбирать между Кассианом и Джонатаном, если не будет тебя, то тогда Дэвида или меня. Речь идет не о тебе, Катрин, речь даже не о Кассиане и Джонатане, мы все взаимозаменяемы, неизменна только ненависть сэра Болдуина к лордам. В этом нет вины ни Джонатана, ни Кассиана, ни твоей, ни вины семьи Журданов. Болдуин хочет ненавидеть, а каждый, кто так хочет чего-либо, найдет объект своей ненависти. Он выбрал нас, и только Бог знает почему. Мы ничего не можем изменить, Катрин, как бы мы этого ни хотели. Мы должны подумать сейчас, что нам делать.

– Нечего и думать, – возразила Катрин. – Все безнадежно, какое бы решение я ни приняла, нет такого, после которого я смогла бы жить дальше, поэтому мне лучше было бы умереть.

Леди Элизабет молчала. «Речь идет не о жизни одного из моих детей, – поняла она в этот момент, – речь идет о жизни всех нас. Что бы ни случилось, мы останемся виноватыми, и с такой виной нельзя будет жить».

Она крепко держала Катрин в объятиях, качала ее, прижимала ее к себе так тесно, как только она могла, но вдруг отчаяние внезапно прошло. Элизабет больше не чувствовала его. В ней больше не было страха. Ее не пугала опасность. Она была настоящей леди, непреклонной, гордой женщиной, которая заботится о тех, кто доверился ей, больше, чем о самой себе. «Я буду бороться, – решила она в эту минуту, – я сделаю все, что необходимо, чтобы спасти жизнь дорогих мне людей и сохранить их душевный покой. Катрин уже достаточно боролась, она отдала все, что у нее было, теперь она пуста, как кувшин без дна, я слишком долго оставляла ее одну, теперь моя очередь, теперь я обязана заплатить долг моей семье и имени Журдан».

И пока она думала о том, что ей делать, она обнимала Катрин, внушала ей спокойствие, защиту и укачивала ее, как дитя.

Было уже темно. Луна, как острый серп, показалась на небе, послав немного света на землю, чтобы не пробудить ее совсем от сна. Облака лениво тянулись по небу, закрывая звезды пышными атласными подушками. Хижины, находившиеся на территории имения Журданов, вблизи замка, лежали в полной темноте. Можно было различить лишь их очертания, царила полная тишина. Ветер нежно шелестел осенней листвой деревьев. Какая-то собака пыталась завыть на луну, но быстро прекратила.

Еще никогда до этого лорд Артур Журдан не шел дорогой от замка к хижинам один и в такое время. Почему? Жнецы, арендаторы, скотоводы окончили свой тяжелый дневной труд и давно уже спали, даже небольшая таверна, в которой каждый вечер можно было выпить эля, была темной и всеми покинутой. Лорд Артур добрался до первых домов и огляделся. Понадобилось некоторое время, чтобы он смог сориентироваться. Вблизи зашевелилась собака, однако лорд Артур бросил ей косточку, она жадно начала ее обгладывать, позабыв о своей сторожевой службе. Пахло сеном, навозом, сожженной листвой и влажной пашней – запах, который сэр Артур всегда любил. Этой ночью, однако, он не наслаждался запахами, а слушал и смотрел только на самое необходимое. Его мысли вращались вокруг проблемы, которая могла вскоре стать проблемой всех живущих здесь людей.

Он пошел дальше, шагая по улочкам и стараясь не попадать в грязные лужи. Глядя на каждую отдельную хижину, он мысленно видел людей, которые там жили.

Здесь, за окрашенной в голубой цвет дверью, жил жнец Робин со своей женой и тремя детьми, рядом жил цирюльник, а двумя домами дальше жил пастух Исаак, который со стадом был еще где-то на лугах, но скоро должен будет вернуться, чтобы провести зиму в деревне.

Заплакал ребенок, лорд Артур подумал, что, вероятно, это маленький сын арендатора Яна. Ребенок был болен, день ото дня становился все слабее, так же как и жена Яна, Розе. Кашель обоих был неизлечим, даже молоко и мед, которые прислала им леди Элизабет, не помогали.

Он добрался до конца улочки. На самом краю стояла одинокая маленькая хижина, рядом с ней можно было различить пару грядок. Налево от дома, на веревке, висели бесчисленные связки сухих трав и ароматно пахли. На легком ночном ветру, на веревке, натянутой между двумя деревьями, трепыхалась коричневая юбка.

Лорд Артур прислушался. В доме было совершенно спокойно. Он уже поднял руку, чтобы постучать в окрашенную в зеленый цвет деревянную дверь, но в последний момент опустил ее и невидящим взглядом уставился в ночь.

– Что я, собственно говоря, здесь делаю? – прошептал он тихо. – Да еще и тайно, глубокой ночью.

Затем он собрался, распрямил плечи и энергично, но, однако не так громко, чтобы разбудить соседей, постучал в зеленую дверь.

Прошло несколько минут, пока он услышал шаги, приближавшиеся к двери.

– Да, – услышал он женский голос. – Кто там?

– Лорд Артур Журдан, – ответил он. – Я прошу тебя впусти меня.

– Лорд Артур. Что вы хотите от меня? Почти полночь.

– Я объясню тебе, открывай же наконец.

Он услышал, как отодвигается железная задвижка, затем дверь открылась.

– Входите.

Лорд Артур еще раз взглянул на улицу, довольно кивнул, когда увидел, что вокруг совсем никого, а затем быстро проскользнул в дверь.

– Извини, что я беспокою тебя в столь поздний час, но я не знаю, к кому мне сейчас обратиться, – объяснил лорд Артур и посмотрел на заспанную женщину с некоторым сочувствием.

– Все в порядке, – сказала женщина и попыталась пригладить рукой волосы, другой рукой она придерживала на груди плащ, наброшенный поверх ночной рубашки. Она была босиком и зябко переступала с одной ноги на другую.

– Прохладно, – сказала она. – Огонь погас, присаживайтесь к камину, сейчас я подложу новых дров.

Лорд Артур отрицательно покачал головой.

– Я ненадолго, не беспокойся, но было бы хорошо, если б ты одела чулки, иначе ты совсем замерзнешь.

Женщина засмеялась, затем быстро скрылась в крошечной соседней комнате и почти сразу же вышла оттуда в чулках.

Она покрутила масляную лампу, зажгла ее, а затем села напротив лорда Артура.

– Ну, что я могу для вас сделать? – спросила она. Она сложила руки на животе и внимательно посмотрела ему прямо в глаза.

Лорд Журдан вздохнул и с некоторым изумлением отметил про себя, что Джейн чрезвычайно похожа на его будущую невестку Летицию. У нее были те же самые тепло-карие глаза, тот же мягкий рот с чуть полной нижней губой, те же волосы, напоминавшие по цвету каштаны, и они были приблизительно одного и того же возраста.

– Ты можешь видеть будущее, не так ли, Джейн? – спросил он наконец.

– Иногда, но, вероятно, не так далеко и не лучше вас, милорд.

– Ты же можешь читать по рукам людей их судьбу?

Джейн пожала плечами.

– Я могу прочитать, как предполагает судьба, но не то, как поступит человек.

Лорд Артур кивнул.

– Тогда ты, вероятно, не сможешь мне помочь, – мрачно заключил он.

– Речь идет о Кассиане Ардене, не так ли, милорд, и о маленьком Джонатане? Сэр Болдуин держит вас в своих руках.

Лорд Артур вскочил с места.

– Откуда ты знаешь?

Джейн рассмеялась.

– Я была бы чертовски плохой предсказательницей, если бы не знала, что делается вокруг меня.

– Тогда ты также знаешь, что сэр Болдуин требует жизнь Кассиана Ардена за то, чтобы Джонатан снова вернулся к нам.

Джейн кивнула.

– И? Что нам делать? Мы не видим выхода, Джейн. Я надеялся, что ты сможешь мне помочь.

– Как вы это себе представляете, милорд? – Джейн наморщила лоб. – Я надеюсь, что вы не подумали о черной магии.

– Нет, Джейн, нет, конечно же, нет. Я думаю, я надеялся, что ты возьмешь мою руку и прочитаешь по ней, что все будет хорошо. Я был глуп, Джейн, прости старому отчаявшемуся человеку.

Он еще раз глубоко вздохнул, встал и собрался уходить. Джейн тоже поднялась.

– Мне очень жаль, милорд, что я не могу вам помочь. Бог знает, как бы охотно я это сделала, но я не умею колдовать, да и никто не умеет, но, может быть, мы поговорим о вашем горе и увидим какое-либо решение.

Лорд Артур минуту помедлил. Он никогда в своей жизни не искал совета у предсказательницы, но сейчас, когда ничего больше не оставалось, годилось абсолютно все.

Он медленно сел и начал рассказывать все по порядку. Джейн молча и внимательно слушала. Когда лорд Артур закончил рассказ, она встала, пошла в крошечную кухню и принесла два бокала со свежим яблочным пивом. Она протянула один господину, из второго сделала большой глоток сама, прежде чем снова села, и подождала, пока лорд Артур тоже выпьет.

– Если я правильно вас поняла, милорд, речь идет о том, чтобы спасти жизнь вашего младшего сына и жизнь Кассиана Ардена.

– Да, это самое важное.

– А ваше имение?

– Болдуин может забрать его.

– А ваше имя?

– Оно безупречно, таким оно и останется.

– Гм, – протянула Джейн. – Не подумываете ли вы отправиться в путешествие? Может быть, во Францию?

– Да, такая мысль приходила ко мне, – признался лорд Артур. – Но я не знаю, как мне оплатить это путешествие и что станет с имением Журданов.

– Люди, работающие на вас, не желают себе никакого другого господина, я уверена, что они будут по-прежнему хорошо работать на ваших полях и лугах, заботиться о животных и разводить рыбу, люди здесь любят своих господ, и совершенно справедливо. Вы всегда заботитесь о том, чтобы у них ни в чем не было недостатка, вы знаете всех по имени, знаете нужды каждого, при Журданах люди живут хорошо, и мы знаем, что таких господ больше не найти.

Лорд Артур кивнул и улыбнулся. Да, это его люди. У него потеплело на сердце, когда он о них подумал. Он знал, что они хорошо будут обрабатывать землю, когда его не будет. Он мог на них положиться, однако он не мог уехать.

– А что будет с Катрин? Что будет с Кассианом и Джонатаном? Нет, Джейн, путешествие не выход.

Они оба замолчали. Вдали они услышали крик сыча.

Лорд Артур вспомнил пословицу старой Маргарет: «Если кричит сыч, то где-то умирает человек».

Лорд Артур пробормотал молитву, чтобы умирающий не оказался кем-либо, кто умирал по его вине.

– Мы все знаем, что сэр Болдуин нажил свое состояние не совсем законными путем, – нарушила наконец тишину Джейн. – Вероятно, есть возможность доказать, что он может быть наказан, в стране нет короля, но все-таки существуют право и закон, не такие, как прежде, но все же.

– Ну, – задумался сэр Артур. – Сэр Болдуин не кричит о своих преступлениях во всеуслышание. Однако Джейн, ты права, безусловно, должно быть что-то, что можно поставить ему в вину. – Он понизил голос, и Джейн заметила, что ему было не по себе, когда он произнес: – Говорят, что он сам поджег имение Арденов.

– Да, – ответила Джейн. – Так говорят, и мы все знаем, что это правда, однако как нам это доказать? С тех пор прошло много времени, милорд, – она сделала маленькую паузу, прежде чем продолжить. – Моя крестная работает служанкой у сэра Болдуина. Насколько я знаю, сердечной привязанности у нее к нему нет, но она должна жить, как мы все. Я могла бы спросить у нее, не знает ли она чего-либо.

– Гм, – прозвучал ответ лорда Артура. Он встал. – Я благодарю тебя, Джейн, – сказал он и протянул ей руку.

– Дайте мне подумать, милорд, скоро полнолуние, говорят, что в полнолуние приходят самые лучшие мысли.

– Будем надеяться, что сэр Болдуин проспит полнолуние, – попытался пошутить лорд Артур.

Шутка прозвучала так жалобно, в ней слышались отзвуки былой гордости господина. Джейн это тронуло почти до слез.

– Я найду завтра мою тетю, – пообещала молодая женщина. – Я отправлюсь к ней на рассвете.

– Спасибо, Джейн, – повторил лорд Артур. – Принесите вашего сына моей жене в замок, я прикажу конюху оседлать для вас кобылу.

Джейн отрицательно покачала головой.

– Нет, милорд, это только возбудить любопытство. Я пойду туда, как всегда, пешком и с моим маленьким сыном за спиной, такой меня знают в имении сэра Болдуина, и такой я могу там показаться, не возбуждая подозрений.

Лорд Артур кивнул.

– Береги себя, Джейн, и передай Джонатану наш привет, если ты его увидишь.

– Возможно, вы сами увидите его скорее, чем вы думаете, милорд, и пошлите весточку обо всем Кассиану Ардену. Он почувствует себя уязвленным, если вы скроете от него последние события, он человек чести, как и вы, милорд.

Лорд Артур кивнул еще раз, затем прошел узким коридором, тихо открыл дверь, чтобы не разбудить спящего ребенка, и так же тихо закрыл ее за собой. Джейн стояла у окна и смотрела ему вслед до тех пор, пока его полностью не поглотила темнота ночи.

– Дэвид тоже должен знать обо всем, – сказала леди Элизабет за завтраком своему мужу. – Нельзя, чтобы судьба нашей семьи висела на одной тонкой ниточке, а один из нас ничего бы не знал об этом.

– У него другие заботы, Элизабет, да и у Летиции была в прошлом нелегкая доля.

– Именно поэтому, – возразила его жена с типичной для нее настойчивостью. – Я позову его, нет, лучше мы позовем обоих и расскажем им обо всем, что случилось, может быть, им придет в голову, как нам помочь. Дэвид умный и сильный, он любит свою семью. Мы не должны оставлять его вне наших проблем.

– Что это даст, Элизабет?

Голос лорда Артура звучал так устало, что Элизабет внимательно оглядела своего мужа и испугалась. Лорд Артур, казалось, постарел на несколько лет. Его волосы, в которых до этого было всего несколько седых прядок, полностью побелели, под глазами залегли темные тени, кожа выглядела серой и утомленной. Его прежняя осанка исчезла, плечи опустились, спина согнулась. Лорд Артур за ночь стал стариком. Леди Элизабет прижала руку к своей груди. Она любила своего мужа, и сердце у нее разрывалось, глядя на него. Еще тверже стало ее решение положить конец всей этой истории.

– Ну, – начала она осторожно, – я подумываю о том, чтобы отослать Дэвида разыскать Кассиана.

– Как это пришло тебе в голову, Элизабет? Если он привезет его сюда, то сэр Болдуин мгновенно схватит его. Неужели ты действительно хочешь обменять жизнь Джонатана на жизнь Кассиана?

– Нет, – возразила Элизабет уверенным голосом. – Мне и в голову не приходит пожертвовать ради сэра Болдуина даже маленькой мухой. Но я твердо верю в то, что мы все вместе сильнее, чем он один. Не может быть, что две семьи, которые крепко держатся друг друга, не смогли бы справиться с одним-единственным человеком. Мы должны будем повернуть колесо фортуны к себе.

– Как ты себе это представляешь? Мы должны глубокой ночью ворваться в дом сэра Болдуина и захватить его в плен. У него прекрасные связи от Ноттингема до Лондона. В мгновение ока мы все окажемся на виселице. А что тогда будет с Летицией?

– Летиция останется в замке. Она ждет ребенка. В таком состоянии она, конечно, не может никуда поехать. А кроме того, Дэвид гораздо быстрее путешествует на лошади, чем в карете.

Лорд Артур кивнул и подумал о словах Джейн. Вероятно, обе женщины правы. Кассиан должен узнать о том, что произошло, он человек чести и никогда не допустит, чтобы Катрин вынуждали принять подобное решение, и он никогда не допустит также, чтобы с Джонатаном что-либо произошло.

– Хорошо, – согласился он наконец. – Я поговорю с Дэвидом, и насколько я его знаю, он не будет медлить ни минуты, а тут же отправится на поиски Кассиана.

 

Глава 21

– Я рада тебя видеть, Джейн, хотя ты выбрала для своего визита совершенно неподходящее время.

Энн, служанка сэра Болдуина, улыбнулась так сердечно, как только ей позволяли ее тонкие губы. Она обняла племянницу своими костлявыми руками и поцеловала молодую женщину в лоб.

– Почему ты проделала такой длинный путь? – спросила она позже, когда они обе стояли на кухне и занимались приготовлением пива из источенных червями яблок.

– Сэр Болдуин угрожает нашим господам.

– Я знаю, – кивнула служанка. – Я слышала разговор сэра Болдуина с твоими господами во время их последнего визита сюда, кроме того, маленький Джонатан с тех пор остался у нас.

– Как тут у него дела? – спросила Джейн.

– О, я думаю, что не особенно плохо, конюх Вальтер щадит его, как только может, а я хлопочу о том, чтобы у него было достаточно еды и чтобы он высыпался. Я думаю, что он рассматривает свое пребывание здесь как приключение и не догадывается даже, как на самом деле обстоят дела.

Она вздохнула и поправила рукой выбившуюся на лоб прядь волос.

– Я уже думала о том, чтобы уйти отсюда, – призналась она шепотом. – Я размышляю, не присоединиться ли мне к бродячему проповеднику и не поехать ли с ним в Америку.

– Ты, тетя?

– Да, но, подумав, я отбросила эту мысль. Я слишком стара, чтобы начать где-нибудь жизнь с начала.

Джейн кивнула и нежно погладила тетю по плечу.

– Но тебе я советую об этом подумать. Если сэр Болдуин вскоре станет твоим господином, то твоя хорошая жизнь кончится.

– Тетя, я пришла сюда, чтобы этого не случилось. Я пришла, чтобы разыскать что-нибудь уличающее сэра Болдуина.

Энн печально покачала головой.

– Сэр Болдуин хитер, его нелегко поймать с поличным.

Она остановилась и прислушалась.

– Тихо, мне кажется, он идет, – шепнула она, и действительно, двери распахнулись и сэр Болдуин вошел в кухню.

– Что здесь такое? – прикрикнул он на Энн. – Ты должна работать, а не бездельничать целый день. Кто эта шлюха рядом с тобой? Что ей здесь нужно? А ее отродью? Она притащила его сюда, чтобы он напился моего молока. Выметай их отсюда, или лучше я сам это сделаю.

Джейн стояла спиной к сэру Болдуину, когда она услышала, что он приближается к ней, она медленно и с большим достоинством повернулась к нему. Она смерила его взглядом с ног до головы и наконец посмотрела ему в глаза.

– Вы хотите выбросить меня вон? – спросила она.

При звуке ее голоса произошло нечто такое, что совсем не походило на сэра Болдуина. Он посмотрел на нее, заглянул ей прямо в глаза, потом отпрянул, как будто увидел самого сатану.

– Ты… ты? – произнес он, заикаясь. – Как… Что… хочешь ты от меня?

Он поднял обе руки, защищая лицо, как будто в ожидании ударов.

– Что… э… хочешь ты? Денег? Подожди, я их тебе дам.

Он сунул руку за пояс и бросил совершенно обескураженной Джейн маленький кожаный кошелек. Однако она бросила деньги ему назад.

– Не хочу ваших денег, – сказала она.

– Так, что тогда ты хочешь? – Голос сэра Болдуина вместо угрожающего стал жалобным и полным страха. – Это была ошибка, – пробормотал он. – Я перепутал, возьми деньги и уходи.

Он наклонился, не сводя своих глаз с Джейн, поднял свой кошелек, лежавший у его ног и взвесил его в руке.

– Тебе этого мало? Сколько ты хочешь?

– Я не хочу ваших денег.

Сэр Болдуин опустил руки, пристально глядя на Джейн сузившимися глазами. Он наклонил голову, затем спросил голосом, к которому внезапно вернулась твердость:

– Женщина, кто ты? Откуда ты пришла?

Джейн была умна. Она давно заметила, что сэр Болдуин с кем-то перепутал ее, что он даже боится ее. Ей следовало обдумывать каждое свое слово.

– Я пришла, чтобы напомнить вам, я ваша больная совесть.

Это было сказано невпопад. Сэр Болдуин подбоченился и подошел к Джейн ближе, так близко, что она могла чувствовать, что страх еще не совсем покинул его.

– Моя совесть не больна, женщина, – заорал он так громко, что ребенок на руках у Джейн вскрикнул и расплакался. – Я хочу знать, откуда ты и что ты здесь делаешь? Отвечай мне, женщина, пока я не взял палку.

Джейн лихорадочно обдумывала, что она может сказать, не повредив своей тете и не выдав того, кто она и откуда пришла.

Наконец она решила сказать правду, по меньшей мере полуправду. Энергичным движением головы она откинула свои длинные волосы на плечи, выпрямилась во весь свой рост, так что даже стала выше сэра Болдуина, и сказала уверенным голосом:

– Я предсказательница и читаю по звездам, к вам сэр Болдуин меня привели звезды.

– Звезды, так, так, – сэр Болдуин издал какой-то хриплый звук, который лишь с трудом можно было расценить как смех. – Звезды, ха, ха, и что говорят они, твои звезды, говори, женщина, а то тебе не избежать палки.

Джейн понизила голос и осторожно погладила все еще плачущего ребенка по рыжим волосам.

– Я видела ночью на небе опасное расположение звезд, оно находилось прямо над вашим домом.

– Ага, и ты пришла, чтобы его рассеять, не так ли? – Он подошел еще ближе, и Джейн почувствовала, как дурно пахнет у него изо рта. – Я скажу тебе вот что, женщина, возьми свое отродье и исчезни из моего дома и из моего имения. Я даю тебе ровно минуту, исчезни, говорю я, не показывайся здесь никогда больше, иначе еще до ночи звезды запляшут перед твоими глазами. Я верю в Бога, во всемогущего Бога, тебе повезет, если я не донесу на тебя за колдовство, проваливай, говорю я, и побыстрее. – Последние слова сэр Болдуин проорал так громко, что даже посуда в буфете зазвенела.

Джейн, однако, оставалась спокойной.

– Как хотите, сэр Болдуин, я ухожу, но вы не избежите своей судьбы.

Она запахнула плащ на своей груди, чтобы защитить ребенка от взгляда сэра Болдуина, повернулась к Энн и сказала, как будто не знала ее близко:

– Я благодарю вас за то, что вы позволили мне здесь у вас согреться, Бог благословит и защитит вас.

Затем твердыми шагами она прошла мимо разъяренного сэра Болдуина, вышла из кухни и скоро оказалась на узкой тропинке, которая вела от замка к хижинам людей, которые раньше служили Арденам, а теперь находились под тяжелой рукой сэра Болдуина.

Она пробежала между двух хижин и увидела женщину, выходящую из дверей третьей.

– Благослови вас Бог, добрая женщина. Скажите, есть здесь священник?

Женщина кивнула.

– Да, он живет в маленьком домике рядом с церковью, но он давно уже не служит: сэр Болдуин, наш господин, запретил ему это. Он сам по воскресеньям стоит на кафедре и проповедует нам слово Божие.

– Вы католики?

– Да, госпожа, мы все были католиками при нашем старом господине, лорде Ардене, а теперь мы пуритане, поэтому священник и потерял работу.

– Благодарю вас, добрая женщина.

Джейн кивнула и сразу же пошла к крошечному домику рядом с церковью, который ей указала женщина.

– Эй, быстрее, быстрее, уже скоро.

Катрин сидела на черном жеребце Дэвида и диким галопом неслась по дороге, ведущей к Шотландскому Высокогорью.

Она не спала всю ночь и думала, что ей предпринять, чтобы спасти людей, которых она так любит.

Мать была права, ей не следовало трусливо лишать себя жизни, она должна бороться до тех пор, пока они все снова смогут жить без страха о завтрашнем дне.

Она решила, что должна поехать к Кассиану и поговорить с ним, это поможет. Вместе с ним ей, безусловно, легче будет вести эту борьбу. У Катрин не было ни малейшего представления о том, как ей разобраться с возникшей проблемой, ехать ей было еще далеко, и она думала, что в нужное время что-либо разумное придет ей в голову, но сначала ей надо добраться до Кассиана.

От боков лошади шел пар, пена клочьями свисала с ее морды, шея блестела от пота. В одном маленьком местечке Катрин остановилась, напоила лошадь и попросила у крестьянина немного сена.

– Здесь проходили бродячие проповедники? – спросила она, как бы между прочим.

– Зачем вам это знать? – крестьянин не скрывал своего недоверия.

– Я хотела бы присоединиться к ним, я слышала, что они собираются в Америку.

– Я ничего не знаю об Америке, ничего не знаю о бродячих проповедниках, я аккуратно плачу налоги и молюсь каждый вечер перед сном.

Катрин улыбнулась.

– Я вам охотно верю, но если вы такой богобоязненный человек, разве вы не поможете одинокой молодой женщине добраться до цели ее путешествия.

– Откуда мне знать о вашей цели? Откуда мне знать хорошие или плохие у вас намерения? Англия буквально ходит ходуном. Каждый день к власти приходит кто-то другой, то, что вчера было хорошо и законно, сегодня может оказаться преступлением.

– Вы правы, – признала Катрин. – Я могу понять ваше недоверие, все же я настойчиво прошу вас мне помочь. Я спрашиваю только о том, когда последний раз здесь были чужие и не видели ли вы, в каком направлении они пошли дальше.

Крестьянин кивнул.

– На этот вопрос я могу вам ответить. Вчера приехали четыре всадника, это были люди нашего лорда, они должны были забрать скот с пастбища, они поскакали налево за тем холмом.

– А еще?

– Кроме того, я слышал о двух людях, которые искали здесь ночлег. Это было позавчера. Они шли пешком и повернули на дорогу, которая вела в Шотландию.

Катрин улыбнулась. Она была так рада полученному известию, что от избытка чувств порывисто обняла крестьянина.

– Спасибо, – сказала она. – Вы действительно мне очень помогли. Вы, вероятно, даже помогли спасти от смерти невинных.

– Тихо, – приказал крестьянин. – Я не хочу знать ничего о ваших планах, ни кто вы, ни куда вы отправляетесь, поезжайте с богом, но побыстрее.

Катрин кивнула, поблагодарила крестьянина еще раз за воду и сено и снова вскочила на черного жеребца.

Пришпоривая коня, она размышляла. Кассиан и Джордж Фокс шли пешком. Вероятно, у них нет денег на постоялые дворы и они устраиваются на ночь в каком-нибудь небольшом лесочке.

В этой местности полно охотничьих хижин. «Я отъеду еще десять миль, – решила она, – а затем буду их искать в охотничьих домиках».

Джейн постучала в убогий домик священника, а пока ждала, заметила дыры в покрытой соломой крыше и трещины в глиняных стенах, каминная труба свалилась, дверь едва висела на петлях, было похоже, что в хижине никто не живет. На ее стук никто не ответил.

Она еще раз постучала кулаком в полуразвалившуюся дверь, когда она уже хотела уходить, то услышала шаркающие шаги. Дверь отворилась, на ее пороге стоял еще довольно молодой мужчина, которого рано состарили испытания жизни.

– Да? – его голос больше напоминал хриплое карканье – свидетельство того, что мужчина не часто имеет возможность говорить с другими людьми.

– Меня зовут Джейн, я предсказательница. Я из людей лорда Журдана. Мне нужна ваша помощь.

– Я не могу помочь никому, даже самому себе, – возразил мужчина и хотел закрыть дверь, однако Джейн оказалась проворнее. Она быстро поставила ногу на порог.

– Послушайте, – попросила она. – Сначала выслушайте меня, а уж потом решите, можете ли вы и хотите ли помочь мне и самому себе.

Молча и не скрывая своего недовольства, священник впустил Джейн.

Он провел ее в маленькую комнатку с таким затхлым запахом, что, казалось, уже несколько лет ее не проветривали. В углу лежал жалкий соломенный матрас, накрытый какой-то грязной тряпкой. В другом углу стоял шаткий стол с двумя скамейками, такими старыми, что Джейн показалось, что они могут упасть при одном только взгляде на них.

Священник указал рукой на одну из скамеек.

– Садитесь, я думаю, она вас выдержит.

Осторожно, держа ребенка обеими руками, Джейн опустилась на скамью. Священник остался стоять, держа руки в карманах своей дырявой рясы.

– Итак, что вы хотите?

– Вы священник Арденов, не так ли? Вы связаны с ними вашей общей верой, и даже смерть не может этому помешать. Правда?

– Я останусь верен своим обетам, – сухо ответил священник.

– Сэр Болдуин отнял у вас все. Это верно? Из-за него вы живете как нищий: в самой убогой из всех хижин, и, вероятно, должны еще благодарить его за это.

– Я сам все это знаю, – грубо прервал ее священник. – Если вы пришли ко мне только для того, чтобы сообщить об этом, вы могли бы не утруждать себя дорогой.

– Мне нужна ваша помощь.

– В чем?

Джейн глубоко вздохнула и нежно прижала ребенка к своей груди.

– Пришло время положить конец козням сэра Болдуина, – деловито объяснила она наконец.

Священник вздрогнул и уставился на нее.

– Что вы сказали, женщина? Вы безумны?

Джейн увидела, как в его глазах вспыхнул страх. Но и у нее он был, она прекрасно понимала, что произойдет в случае неудачи. Ее ребенок будет вести жалкое существование, и его замучат тяжелой работой. А что будет с ней самой? Сэр Болдуин, наверняка, вспомнит ее, когда станет владельцем имения Журданов, и Джейн не надо было много фантазировать, чтобы представить свой конец.

– Я пришла, чтобы попросить вас помочь мне положить конец козням сэра Болдуина. Я хотела, чтобы люди в его имении могли жить свободно и без страха, и, кроме того, я хотела бы, чтобы каждый служил Богу таким образом, как он привык и как ему кажется верным. Я хотела бы, чтобы преступник, убийца и разбойник понес справедливое наказание. Я хотела бы, чтобы всё мы снова могли жить свободно.

Священник смотрел на нее, пока она говорила, не прерывая ее ни одним словом, затем он поднял руку, почесал свой небритый подбородок и спросил коротко:

– Почему?

Джейн вздохнула, затем показала на своего ребенка.

– Ради него и ради себя самой, ради вас и ради нас, мы все люди, мы получили от бога разум и десять заповедей, мы должны жить так, как это стоит в Писании, это, священник, моя вера и моя воля.

– Вы очень мужественная женщина, и я должен признать, ваши слова пристыдили меня. Что вы придумали? Я готов вам помочь, насколько это в моих силах, но говорите тише: с тех пор, как хозяином здесь стал сэр Болдуин, даже стены имеют уши.

Джейн кивнула, затем она шепотом рассказала священнику о своем плане. С момента своего визита на кухню сэра Болдуина она знала, что у Гумберта действительно есть кое-что на совести, однако фактов у нее не было. Ей нужна была помощь священника, чтобы собрать сведения, и она твердо решила не отступать.

– Вы умны, Джейн, – согласился священник, выслушав ее. – Вы действительно умны, и я уверен, что ваш план сработает. Я помогу вам, но до наступления темноты у нас есть еще время. Мы должны отдохнуть и собраться с силами, ложитесь вместе с ребенком на матрац и попытайтесь немного поспать, а я тем временем позабочусь, чтобы мы с вами подкрепились сытным супом перед тем, как отправимся по делам.

Летиция сидела в комнате леди Элизабет, и та расчесывала ей волосы. Лицо Элизабет было озабоченным, опухшие веки показывали, что она много плакала.

– Я желала бы, чтобы у меня была возможность вам помочь, миледи, – тихо призналась молодая женщина.

– Деточка, мне помогает уже то, что ты у нас есть, – с сердечной теплотой ответила Элизабет и погладила Летицию по плечу. – Тебе многое пришлось пережить, и мне жаль, что даже здесь ты не можешь обрести покой, который ты заслуживаешь.

– Я нашла более ценное, чем покой, – возразила Летиция. – Я нашла любовь, обрела в вас семью, которую потеряла, а в Катрин – сестру, о которой я всегда мечтала.

– Ах, Катрин, где она сейчас? – глаза Элизабет уставились вдаль, и она помрачнела.

Летиция положила руку ей на плечо.

– Не беспокойтесь, она сильная и умная, она кажется хрупкой и худенькой, но у нее железная воля. Вы можете гордиться ею.

– Да, я знаю, и все же я беспокоюсь. Как только она могла отправиться в путь одна, чтобы искать Кассиана. Она знает об опасностях, подстерегающих путешественников в дороге. О господи, как только я подумаю, что с ней может случиться…

– Ей приходилось переживать и худшее, миледи, все это не ослабило ее, а только сделало сильнее. Она найдет Кассиана, а скоро и Дэвид присоединится к ним. Втроем они будут так сильны, что никто с ними не справится.

Леди Элизабет нежно провела пальцами по ее щеке.

– Ты очень мила, Летиция, и я рада, что ты теперь входишь в нашу семью. Я радуюсь также моему первому внуку, сыну моего сына. Придет время, когда ты будешь называть меня просто Элизабет, моя дорогая.

Летиция была тронута, она встала, обняла свою будущую свекровь и коснулась легким поцелуем ее щеки. Элизабет тоже была тронута.

– Добро пожаловать к нам в дом, – сказала она, еще раз нежно прижала молодую женщину к себе и посмотрела на нее с теплотой и сердечностью. Внезапно она вздрогнула.

– Ты похожа на Джейн, предсказательницу из деревни, безумно похожа. Ты уверена, что вы не являетесь родственницами?

Летиция отрицательно покачала головой.

– Да, я уверена. У меня вообще не осталось больше родственников после смерти моих родителей, но, вероятно, я скоро познакомлюсь с Джейн.

– Конечно, познакомишься, она дружелюбная, умная женщина, и она крайне осторожно использует свои возможности. Она тебе понравится, я в этом убеждена, она всем нам нравится.

Во дворе замка раздались громкие шаги.

Элизабет поспешила к окну и увидела лорда Артура, который торопливыми и одновременно усталыми шагами пересек двор замка и исчез в маленькой капелле, которая принадлежала семье Журдангов.

– Я очень беспокоюсь о моем муже, – сказала она тихо.

– Я могу это понять, – ответила Летиция. – Скажите мне, что я могу сделать, чтобы вам помочь? Мне бы так хотелось, чтобы здесь снова вскоре воцарились покой и мир.

Элизабет кивнула и еще раз внимательно посмотрела на ее лицо, ее стройную высокую фигуру. Она покачала головой и повторила:

– Это невероятно, как же ты похожа на Джейн. Вас можно принять не только за сестер, а даже за близнецов.

Она сдержалась и снова выглянула из окна.

– У. нее есть ребенок, – продолжила Элизабет. – Маленький мальчик, никто не знает, кто его отец, но Джейн обожает малыша. Видишь, Летиция, вы не только похожи внешне, даже ваши судьбы сходны.

– Я слышала когда-то, что существует родство душ, может быть, это как раз и есть то, что связывает меня и Джейн.

– Да, – кивнула леди Элизабет. – И я уверена, что день судьбоносный для нас уже недалеко. Нам понадобится твоя помощь, Летиция.

– А я, чтобы помочь вам, сделаю все, что только будет в моих силах.

 

Глава 22

Катрин стояла, спрятавшись за деревом, с трудом удерживаясь от радостного смеха. Ночь опустилась над маленьким лесным озером, затерянным в чаще, но луна нарисовала серебряные круги на воде и осветила мягким светом сцену, как будто специально для Катрин.

Счастье пульсировало в каждой ее жилке, и она была вынуждена заставлять себя не выскочить раньше времени из своего укрытия, ведь она же была леди всегда и везде. Она знала, что неприлично обнаруживать себя перед обнаженным мужчиной во время купания, но то, что она видела, радовало ее сверх всякой меры.

На берегу озера стоял Кассиан, погруженный в размышления, и поливал свои руки и ноги водой. Катрин узнала его широкие плечи, мускулистые руки, сильные, красивой формы бедра. Она разглядывала его хорошо сложенный торс, блестевший в лунном свете.

Жгучая тоска овладела ею. Она жаждала погладить его спину, почувствовать в своих руках крепкие округлости его мышц. В этот момент она забыла о нависшем над ними горе, она была просто счастлива, что нашла его и могла думать только об этом.

Она улыбнулась, когда он наконец прыгнул с головой в воду и, отфыркиваясь, проплыл пару метров. Он встряхнул головой, как собака, а затем проплыл сильными взмахами рук до середины озера.

Катрин медленно вышла из-за дерева. Она быстро подбежала к месту, на котором Кассиан оставил свои вещи. Он все еще плавал, не замечая ее. Катрин взяла рубашку и прижала ее к своему лицу. Его знакомый влекущий запах ударил ей в ноздри, пробудил в ней желание и заставил снова тихо застонать от тоски. То ли ее стон обратил на себя внимание Кассиана, то ли ее мысли передались ему, и он обернулся.

– Катрин?! – воскликнул он тихо и недоверчиво.

– Да, дорогой, это я, – ответила она тихо, а потом она больше не могла сдерживаться. Она вбежала, несмотря на одежду, в озеро навстречу Кассиану, который плыл к ней настолько быстро, насколько он мог. Катрин еще чувствовала почву под ногами, когда они наконец добрались друг до друга. Она протянула к нему руки, упала к нему на грудь, плача и смеясь одновременно.

– Катрин, моя дорогая, – прошептал Кассиан низким голосом и прижал ее к себе так крепко, как будто хотел раздавить.

– Кассиан. Наконец, – прошептала она, подняла голову и предложила ему свои, жаждущие поцелуя, губы. Она упивалась его дыханием, опьяненная этим поцелуем так, что вскоре забыла все вокруг себя.

Кассиан взял ее на руки и пронес несколько метров до берега, а затем аккуратно усадил у края маленького луга.

– Как ты добралась сюда? – спросил он.

– Позже, – прошептала Катрин. – Позже я расскажу тебе все, а сейчас иди ко мне и обними меня так крепко, как только можешь.

Он снова взял ее на руки. Его руки, как будто сами по себе, освобождали любимую от мокрой одежды. Его губы соскользнули с ее губ на ее шею, его язык ласкал шелковую кожу между грудей. Ее руки порхали по его спине, а ногти впивались в него, оставляя красные следы. Она раскинула бедра, приглашая его, она ощутила его мужественность и полностью предложила ему себя. Ее живот горел от желания. Она прижималась к нему. Но Кассиан сдерживался. Он стоял на коленях между ее бедрами, его руки лежали на ее груди, большой и указательные пальцы касались ее нежных сосков, которые затвердели, как молодые цветочные почки. Он потер их, чтобы они стали еще тверже, сначала нежно, потом чуть сильнее до тех пор, пока Катрин тихонько застонала.

– Иди ко мне, – попросила она, немного приподнявшись.

– Еще нет, мое сердце, – хрипло рассмеялся Кассиан, в то время как одна его рука продолжала ласкать ее грудь, другая скользнула между бедрами, нежно и мучительно медленно он погладил пальцами ее лепестки.

– Покажи мне себя, – попросил он. – Открой себя для меня.

Катрин еще шире раскинула ноги, с дрожью наслаждаясь движением его пальцев, ласкавших ее между бедрами.

Она почувствовала пульсирование в своем животе, горячее желание накатилось на нее теплой волной и лишило ее всяких мыслей. Она больше не была Катрин, боровшейся за жизнь своего любимого и маленького брата, нет, она была просто обезумевшей женщиной, готовой к акту любви и созревшей для того, чтобы зачать в себе новую жизнь.

Она дрожала всем телом и выгнула спину, чтобы еще теснее прижаться к Кассиану. Она закрыла глаза и откинула назад голову, предлагая его губам ласкать ее шею.

Нежно, очень нежно, его язык скользнул по ее шее, в то время как его искусные пальцы не прекращали ласкать ее между бедрами, между которыми постепенно распространялась влага, а другая его рука все еще была занята ее грудью.

Катрин стонала. Слабое подрагивание ее тела перешло в сильную дрожь, волны желания накатывались на нее одна за другой, стон перешел в призывный крик.

Ее губы нашли его губы и впились в них крепким поцелуем. Поцелуй превратился в нежный укус. Ее зубы впились в его нижнюю губу, ее горячие вздохи наполнили его рот. Он наслаждался ее дыханием перед тем, как осторожно освободиться от нее. Его рука скользнула от ее бедер наверх к ее груди, о которой он на несколько мгновений чуть было не забыл.

Он был удивлен тем, как ее белые, нежные и одновременно твердые груди улеглись в его ладони, как будто они были котятами, искавшими тепло своей матери.

– Иди, Кассиан, – прошептала Катрин, и ее слова прозвучали почти мольбой.

– Сейчас, любимая, сейчас мы оба окажемся рядом с небом, – прошептал он, затем наклонился над ее животом.

Когда его горячее дыхание достигло верхней части ее бедер, она снова застонала. Когда его язык нашел центр ее желания и нежно скользнул по нему, она заметалась, откидывая голову из стороны в сторону. Она почувствовала влагу между бедер, ощутила губы Кассиана и полностью подчинилась своим чувствам, забыв обо всем остальном.

– Иди ко мне, – прошептала она голосом хриплым от желания. Она раскинула ноги еще шире, предлагая себя любимому. Кассиан тоже не мог больше сдерживаться.

Сильным движением он вошел в нее, наполнил ее целиком, услышал ее тихий вскрик, потом он начал медленно двигаться. Она быстро приспособилась к его ритму, реагируя на каждое его движение, обнимая его и предлагая ему свое тепло.

Его медленные толчки были нежными, и каждый из них извлекал из Катрин глубокий вздох блаженства. В животе у нее горел огонь, желание превратилось в горячую лаву. Ее движения стали быстрее, стоны громче, и теперь уже Кассиан приноравливался к ее движениям, все убыстряя ритм, пока они наконец, достигнув вершины своей страсти, одновременно вскрикнули.

– Я думаю, – сказала Катрин намного позже. – Я думаю, что сегодня ты оставил во мне свое семя.

Кассиана слегка испугали ее слова.

– Ты же выходишь замуж за другого, – напомнил он тихо.

Катрин кивнула.

– Я знаю, но тем не менее у меня будет твой ребенок.

Она встала, подняла его за собой и пошла с ним к озеру.

– Мне срочно требуется охладиться, – сказала она и брызнула на него водой. – Охладиться, чтобы у меня снова была ясная голова.

Они весело плескались в холодной воде горного озера, не чувствуя холода сентябрьской ночи и были так счастливы, как могут быть счастливы только влюбленные.

– Зачем ты приехала, Катрин? – спросил Кассиан позже. Они все еще сидели у воды. Платье Катрин просыхало на лугу. Она завернулась в плащ Кассиана, полностью закрывавший ее тело. На Кассиане были только брюки и рубашка.

– На тебе больше нет рясы, – сказала Катрин.

– Ты не ответила на мой вопрос, – возразил Кассиан. – Но ты права, я снял рясу. С той ночи в монастыре я понял, что не гожусь в проповедники. Джорджу Фоксу и другим, называющим себя квакерами, может казаться правильным отправиться в Америку и начать там новую жизнь, но я принадлежу Ноттингему. Лорд, даже потерявший свое имение, продолжает быть ответственным за землю и за людей, которые на ней живут и ее обрабатывают. Лучше я на всю оставшуюся часть моей жизни буду жнецом, буду жить в маленькой хижине и буду голодать, чем оставлю в беде тебя, ту, которой я нужен и которая меня любит. Я возвращаюсь назад, Катрин, даже если ты станешь женой сэра Болдуина, я буду поблизости, чтобы тут же оказаться рядом, когда понадоблюсь тебе.

– Нет, Кассиан, я прошу тебя, уезжай в Америку.

Ее возлюбленный вздрогнул и поднял голову.

– Почему? Почему ты не хочешь, чтобы я оставался рядом с тобой?

Сейчас сказалось все напряжение последних дней. Она бросилась в его объятия, прижалась лицом к его груди и бурно расплакалась. Ее тело дрожало, плечи трепетали, слезы промочили его рубашку и капали на его кожу.

Кассиан достаточно хорошо знал Катрин, чтобы уметь ее утешить.

– Тихо, тихо, все будет хорошо, я рядом, с тобой ничего не может случиться. Я оберегаю тебя, никто не коснется даже волоса на твоей голове.

– Речь идет не обо мне, – вскрикнула она. – Речь идет о Джонатане.

Она снова заплакала, и Кассиану пришлось ждать довольно долго, пока она успокоится. Как только она начала рассказывать, руки Кассиана сжались в кулаки.

– Достаточно, – выдавил он сквозь зубы. – Достаточно, он погубил мою и твою семью, я ни в коем случае не допущу, чтобы маленький Джонатан страдал из-за него. Джонатан принадлежит семье Журданов, и если в нем не течет та же самая кровь, что и во мне, он все равно принадлежит к нашему сословию.

Он отодвинулся от Катрин, и она услышала, как он скрипнул зубами.

– Что ты будешь делать, Кассиан? Что ты замышляешь?

Он посмотрел на Катрин, и она увидела в его глазах непоколебимую решимость.

– Я вернусь туда, где родился. Я пойду в бывшее имение Арденов и исполню свой долг во имя моей семьи и тех, кого люблю и кто мне доверяет. Я обязан выполнить его.

– Он убьет тебя, Кассиан.

Он скрипнул зубами и так сжал челюсти, что его круглое лицо стало квадратным.

– Если он настоящий мужчина, то он будет бороться со мной один на один.

– Он не настоящий мужчина, Кассиан, ты знаешь это, коварство, хитрость, ложь, обман – вот его достоинства и оружие. Он никогда не будет бороться с тобой один на один. Он попытается уничтожить тебя из-за угла.

Кассиан встал. Даже в темноте Катрин могла заметить, что его глаза сверкают от гнева.

– Я лорд Кассиан Арден, четырнадцатый в моем роду, и я буду бороться за тех, кого люблю, и тех, кто любит меня, да поможет мне Бог.

Катрин кивнула. Честно говоря, она не ожидала ничего другого, несмотря на то, что она очень боялась за него, ужасно боялась. Для сэра Болдуина не было более худшего противника, чем Кассиан Арден, он был единственным, кто еще мог претендовать на украденные владения. Только Кассиан представлял опасность для него. Семью Журдан он давно поставил на колени.

– Хорошо, – сказала она. – Я поеду с тобой, и я буду молиться, чтобы не пролилась кровь, если же это невозможно будет предотвратить, я буду молиться, чтобы это была моя кровь, а не кровь Джонатана.

– Я не одержим местью, Катрин, – успокоил Кассиан любимую и еще раз обнял ее. – Я сделаю только то, что будет необходимо ни больше, но и ни меньше.

Она кивнула, затем взяла его за руку и отвела к черному жеребцу Дэвида, пасшемуся под деревьями.

В то же самое время, вскоре после того, как часы на маленькой церкви пробили десять часов вечера Джейн и священник Джекоб Хармс бежали к крошечной часовне, которая стояла во дворе бывшего владения Арденов.

Джейн знала от Энн, что сэр Болдуин Гумберт каждый вечер молится в этой крохотной часовне, а потом зажигает свечу.

– Не имею ни малейшего понятия, кому он молится, – сказала Джейн, – но он считает себя праведником перед Богом, и я не осмеливаюсь даже представить, какие истории он изобретает для нашего Господа. Со звоном колокола он уже выходит из часовни.

– Быстрее, – прошептал священник. – Мы должны поторопиться, чтобы застать сэра Болдуина в капелле.

Он взглянул на небо, перекрестился и произнес короткую молитву.

– Господи Боже, прости нам, что мы используем твое имя, но ты знаешь, что другого выхода нет.

– Вы сможете помолиться, когда все уже будет позади, – прошептала Джейн и потянула его за рукав. Ее грудь напряглась от пришедшего молока, в это время она обычно кормила своего сына, но сегодня малышу придется подождать. Они оставили его у соседки, женщины, пользовавшейся полным доверием священника и к тому же самой воспитавшей пятеро детей. Джейн была уверена, что ее мальчик находится в хороших руках, и тем не менее она ощущала его отсутствие, Как холодное дуновение ветра.

Последние метры они прошли на цыпочках, выйдя из дворцового сада и пересекая двор. Священник достал большой ключ из глубокого кармана своей рясы, открыл дверь, и они исчезли в тот же миг в маленькой капелле, когда услышали чьи-то приближающиеся шаги. В абсолютной темноте тесной капеллы было трудно ориентироваться, но Джекоб взял Джейн за руку и потянул ее за алтарь, который был накрыт крестом со статуей Иисуса в человеческий рост.

– Встаньте на колени, – хрипло прошептал он, – и приготовьте все.

– Я готова, – шепотом ответила Джейн. В эту же минуту церковная дверь отворилась, и сэр Болдуин вошел в капеллу. Он зажег факел, который принес с собой, затем опустился на колени перед алтарем и потушил свет.

– Праведному человеку свет не нужен, когда он говорит со своим Господом, не следует отвергать дары Бога.

Сэр Болдуин произнес эти слова негромко, но они отразились от высоких стен капеллы таким эхом, что у Джейн дрожь пробежала по спине. Она ощутила близость священника и схватила его руку. Да, она боялась, очень боялась, но ни за что на свете она не отказалась бы от своих действий.

«Я не делаю ничего плохого, Боже мой, – подумала она. – Ты знаешь, что это так, дай мне мужество и силы».

Священник ответил на ее пожатие руки и предусмотрительно приложил палец к своим губам, чтобы напомнить Джейн, что она непременно должна молчать.

– Господи Боже, – услышали они громкий голос сэра Болдуина. – Это я снова, твой сын и слуга.

Он блеюще рассмеялся, показалось, что в капелле звучит смех из ада.

– Но сегодня, Боже мой, я снова постарался быть справедливым к одному из твоих созданий, ты обманул меня, не так ли, Господи Боже мой. Ты послал в мой дом женщину, так похожую на ту грязную бабу из Лондона. Ты искушал меня, но я устоял. В Лондоне я сделал лишь то, что ты требовал от правоверного, я научил покорности непослушную бабу, я выбил из нее ее греховность и трюкачества, чтобы она не вводила других истинно верующих в искушение. Я посадил в нее мое семя, чтобы отпрыск, появившийся у нее, каждый день был у нее перед глазами и служил ей предостережением, и ты, Господи, послал мне сегодня знак, приведя ко мне женщину, которая была чрезвычайно похожа на грешницу. Она даже несла с собой ребенка. Ты испугал меня, но я сразу же преодолел свой страх и задумался над твоим знаком. Ты послал мне женщину с ребенком, чтобы показать, что мои действия в Лондоне были праведными, они были правильны и сделаны во имя твое. Я благодарю тебя, Господи, что ты доверяешь мне выполнение таких ответственных приказов.

Сэр Болдуин униженно наклонил голову. Когда он снова поднял ее, он испустил громкий крик, достигший дворцовой кухни и до смерти испугавший старую Энн.

Широко раскрытыми от ужаса глазами сэр Болдуин смотрел на алтарь, на сына своего любимого Господа на кресте, вокруг головы которого вместо тернового венца образовался нимб из света.

Потеряв всякое соображение, сэр Болдуин уставился на светящийся нимб вокруг головы Христа, а затем, заикаясь и дрожа всем телом, начал читать «Отче наш».

Отче наш, Иже ecu на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на Небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, яко же и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого.

«Аминь!» прозвучало как рыдание, а потом зубы сэра Болдуина застучали от страха, когда внезапно он услышал глухой голос, который достигал каждого уголка маленькой капеллы. Ночью это звучало ужасающе.

– Ты считаешь себя верным слугой своего Господа, ты, земляной червь? – прогремел голос.

Сэр Болдуин раскрыл рот, но мог только заикаться, не находя ни одного слова. У него отказывал язык, едва он услышал голос, прозвучавший в церкви, подобно иерихонской трубе.

– Я… я… о Господи… – выдавил он, протянул руки, беспомощно огляделся по сторонам и охотнее всего бросился бы бежать, если бы ноги у него не отказали.

– Отвечай!

– Я сделал то, что ты мне поручил, Господи. – Голос сэра Болдуина едва можно было понять. Он говорил хриплым шепотом.

– Наступило время признаться во всем! – снова прогремел голос. – Я вызываю тебя на суд, признавайся, тогда ты будешь прощен. Ты действовал именем Бога, когда лишил Арденов их владений!

– Я… я хотел только…

– Отвечай!

– Они католики, – осмелился возразить сэр Болдуин, однако не очень настойчиво.

– Кто тебе сказал, что католики хуже, чем пуритане? Ты поставил себя сам на место Бога, когда взял у них то, что было им однажды дано. А что же с Журданами? Как ты поступил с ними?

– Они действовали против законов Кромвеля.

– Ты забыл, что должен подчиняться только закону из десяти заповедей.

Голос стал еще громче. И сэр Болдуин задрожал еще сильнее. Он бросился на пол перед алтарем и начал визжать.

– Я сделал только то, что ты мне приказал.

– Ты причинил горе двум семьям, отнял у них имения и честь, кроме того, ты изнасиловал в Лондоне девушку, не так ли?

– Я во всем признаюсь, Господи, я признаюсь во всем, и я каюсь, но ведь человек должен держаться также законов той страны, где он живет, я слуга двух господ. Господи, что мне делать?

– Ты ничтожество, Болдуин Гумберт, ничтожество, ты не только неверующий, ты самая паршивая овца в стаде, иди и покайся в своих грехах, пока за тебя не возьмутся другие.

– Да, Господи, я обещаю это. Все, что ты хочешь, я обещаю тебе. Я буду послушен, как самый покорный из твоих слуг, я сделаю все, чтобы тебе понравиться. Я буду истинным пуританином. Да, Господи, да, непременно буду, я клянусь твоим именем, что буду.

Слова срывались у него быстрее, чем он успевал соображать. Страх полностью затмил его сознание, пронзил его до глубины души, но, несмотря на раскаяние, о котором он говорил, ноги и руки функционировали у него снова безупречно. Он поднялся, оставив свой плащ лежать на полу, и выбежал из церкви, как будто за ним гнались все черти преисподней.

Так быстро, как только он мог, он выскочил из капеллы, продолжая кричать:

– Да, Господи, я сделаю все! Все, что ты хочешь! Я твой покорный слуга, Господи!

Добравшись до двери, он схватился за ручку, как за спасительный якорь, всем своим весом надавил на дверь, которая со скрипом поддалась, и выскочил на улицу со скоростью ветра. Затем, даже не закрыв за собой двери, он помчался к замку, последнее, что видели Джейн и Джекоб, были летящие фалды его камзола.

– Ох, а могло бы и не повезти, – сказала Джейн и тихонько рассмеялась.

– Он трус, – ответил Джекоб. – Он склоняется перед каждым, кто сильнее его.

Он посмотрел на Джейн, которая все еще держала в руке свечу, отблеск которой образовал нимб вокруг Иисуса.

– Я благодарю вас, Джейн, предсказательница из имения Журданов, я очень благодарен вам, без вас я бы всю оставшуюся жизнь так и скрывался бы в убогой хижине, ропща на Бога. Вы показали мне, что мужество и воля к борьбе обратят в бегство любого противника.

Он помолчал и внимательно посмотрел на женщину перед собой. Он только сейчас рассмотрел ее как следует. Он увидел узкое лицо, теплые дружелюбные глаза.

– Я благодарю вас, – повторил он. – Вы спасли мне жизнь.

– Прекратите, Джекоб. Когда я встретила вас сегодня, вы были здоровы и никто не угрожал вашей жизни. Да и сейчас ничего не изменилось.

– Вы вернули мне снова жизнь, пробудили во мне мужество и радость, за это я и благодарю вас.

Джейн слегка качнула головой.

– Мы нагнали на сэра Болдуина страха, но победить мы его еще не победили. Те признания, которые он сделал здесь из-за страха, он никогда не повторит ни перед одним судом мира.

– Я знаю, – сказал священник Джекоб. – Но я знаю также, что он силен только в том случае, если его противники позволяют ему быть сильным.

Джейн кивнула.

– Пойдемте, – сказала она. – Давайте исчезнем до того, как сэр Болдуин снова придет в себя и с целой армией вооруженных дубинками слуг будет штурмовать капеллу, чтобы научить Бога покорности.

Джекоб рассмеялся и задул свечу в руке Джейн, потом осторожно, на ощупь, в полной темноте они добрались до выхода, тихо открыли дверь и выглянули. В замке не слышалось ни звука, все было темно. Все окна были закрыты ставнями, только из одного-единственного окна выбивался луч света. Джекоб и Джейн прокрались через двор, стараясь держаться в тени стен. Только когда дни выбрались в открытое поле, они смогли вздохнуть. Напряжение спало, и они рассмеялись, вспомнив о бегстве сэра Болдуина. Смеялись до тех пор, пока слезы не выступили на глазах, смеялись, освобождаясь от страха, которым были охвачены, смеялись так долго и так громко, что вместо страха к ним пришла уверенность в грядущей победе.

Только когда они успокоились, Джейн сказала, задумавшись:

– Я и есть та женщина, о которой Болдуин говорил в капелле. Он испугался меня, так испугался, что у него пот даже выступил. Я удивительно похожа на какую-то женщину из Лондона. Насколько я поняла, он изнасиловал ее, эта женщина единственная, которая может свидетельствовать против него на суде. Если бы я только знала, где она находится.

Джекоб кивнул, затем взял руку Джейн и сказал:

– Вы возвратили мне веру в Божью справедливость, я уверен, как только король вернется на трон, все в стране снова придет в порядок.

– Так долго мы не можем ждать, – возразила Джейн, которая ничего не рассказала Джекобу о судьбе маленького Джонатана и о том, что касалось Кассиана Ардена. – Мы не можем ждать, пока король договорится с парламентом, мы не можем надеяться на то, что тогда сразу же воцарится справедливость. Справедливость короля не для маленьких людей. Нет, Джекоб, мы должны действовать сами и чертовски быстро.

 

Глава 23

Сэр Болдуин не спал всю ночь. Он беспокойно ходил взад и вперед по своей комнате и раздумывал над странными событиями, произошедшими с ним в капелле.

Действительно ли с ним говорил Бог? Если это так, то он верил не в этого Бога. Такого просто не может быть. Такого не может и не имеет права быть. Бог избрал его, ведь именно он проложил ему путь из сапожной мастерской к титулу сэра и к владению большим имением, если бы он не считал сэра Болдуина Гумберта достойным, то он не оказал бы ему эту милость.

Ну, да, он не всегда действовал в духе десяти евангельских заповедей, но кто же не без греха? Если бы люди были таковы, то Господу Богу не пришлось бы посылать на землю своего сына, чтобы тот искупил человеческие грехи на кресте. Господь дал человеку разум, чтобы тот его использовал, вот Болдуин и использовал свой разум.

Что же тогда произошло в капелле? Сколько бы Гумберт не думал об этом, он не находил объяснения.

Может быть, он слишком много выпил и то, что он видел и слышал, было пьяным бредом? Нет, покачал он головой: он позволил себе выпить всего один стакан вина, так же как каждый вечер. Может быть, служанка, как ее зовут, ах, да, Энн, подсыпала что-то ему в еду? В каждой женщине запрятана ведьма. Сэр Болдуин знал это. Вполне возможно, что она подсыпала ему какой-нибудь порошок, чтобы разум у него помутился.

Но еда в тот вечер имела тот же вкус, что обычно. Кроме того, он знал Энн. Знал, что она добрая и богобоязненная женщина. Нет, она была слишком труслива для подобной проделки.

Что же тогда случилось? Он снова стал шагать взад и вперед, и вдруг как будто пелена спала с его глаз.

Конечно! Он ударил себя ладонью по лбу. Конечно, вот решение загадки. Сам сатана разыграл с ним эту шутку, ведь он вводит во искушение всех верных слуг Божьих, но слыханное ли это дело, чтобы сатана разыгрывал такие проделки на освященной земле, в капелле.

Сэра Болдуина одолели сомнения, однако ему в голову пришло другое объяснение. В конце концов он пришел к следующему заключению, если сатана так буйствует в капелле, то, значит, капелла не находится на освященной земле. Разве это чудо, ведь эту капеллу построили католики и использовали ее в течение нескольких столетий. Выход был один, как только взойдет солнце, он прикажет слугам забить двери капеллы, пусть сатана там и радуется. Он, сэр Болдуин Гумберт, не позволит ввести себя в заблуждение.

Он распрямил плечи, расправил свой камзол, пригладил волосы, которые от пережитого страха все еще стояли у него на голове, затем вышел из своей комнаты, торопливо прошел к слугам и приказал им немедленно приняться за работу. Он даже стоял рядом и наблюдал за каждым движением своих людей. Только когда дверь капеллы была заколочена, он смог легко вздохнуть и возвратиться назад в замок, однако легкое сомнение и какой-то неутихающий страх все еще не хотели покидать ни его голову, ни его сердце. Казалось, что какой-то тоненький голосочек кричал ему:

– Судный день не так далеко.

Этот голосок нагонял на него страх, такого страха он еще не испытывал никогда в жизни.

Он подошел к окну и выглянул на улицу. Джонатан с усердием чистил лошадь щеткой. Его лицо просияло, когда конюх одобрительно похлопал его по плечу.

– Ты хороший парень, Джонатан, ты станешь однажды прекрасным лордом.

Сэр Болдуин услышал эти слова. Внезапно на его лице появилась улыбка. Страх исчез. Он повернулся, вышел из своей комнаты и энергичными шагами спустился по широкой лестнице в холл.

– Ваш завтрак, милорд. Он остынет.

Энн стояла с дымящейся тарелкой в руках.

– Завтрак может подождать, – рявкнул он. – Есть более важные вещи, чем набивать себе живот.

Он пробежал мимо женщины, торопливо выскочил во двор замка и схватил удивленного Джонатана за воротник.

– Пойдем со мной, мой мальчик, – сказал он. – Здесь, во дворе, тебе слишком уютно. Ты будешь однажды лордом, как я слышал, ну, лорд не имеет права бояться, поэтому мы сегодня начнем тренировать тебя в твоем бесстрашии.

Мальчик широко раскрытыми глазами посмотрел на Болдуина. Со всей своей силой десятилетний мальчуган пытался освободиться, но Болдуин был, конечно же, сильнее. Конюх беспокойно переступал с ноги на ногу.

– Что вы от него хотите, сэр Болдуин? Он хорошо работал, он старателен и послушен.

– Ну, – возразил сэр Болдуин и издевательски засмеялся. – Все это еще не сделает из него господина, он должен быть мужественным и не испытывать страха, если он хочет, чтобы другие слушались его. Я помогу тебе стать таким. В подвале ты научишься побеждать свой страх.

Мальчик закричал. Он не понял, что хочет от него сэр Болдуин, но по тону его голоса он сообразил, что речь идет о чем-то ужасном.

Конюх также попытался противоречить:

– Он еще малыш, он будет бояться, он слишком мал, господин.

– Заткнись, придурок, – закричал сэр Болдуин. – И только посмей еще раз вмешиваться в мои дела, если тебе что-то здесь не по душе, забирай свои пожитки и проваливай отсюда. Ты все равно лишь ленивый бездельник.

Конюх отпрянул. Он был уже стар и знал, что нигде больше не сможет найти работу. Слугу, которого хозяин выгнал из дома, никто не захочет взять к себе, даже если бы он был молод. Потеря места означает для него верную голодную смерть, однако гнев против господина пылал в нем. Как же ему захотелось помочь мальчику.

– Вильям! – закричал ребенок и умоляюще протянул руки к старому конюху.

– Не будем надеяться на плохое, – вот все, чем старик мог его утешить. Потом сэр Болдуин втащил Джонатана в дом.

Немного позже Болдуин снова вышел во двор, и конюх заметил на его руке глубокую царапину.

– Оседлай мне кобылу и побыстрее, я думаю, что должен навестить наших соседей, высокочтимых лордов Журданов.

Конюх кивнул, помедлил, как будто хотел сказать что-то, но не решился и выполнил поручение господина.

– Что вы хотите? – прием, оказанный леди Элизабет будущему зятю, можно было назвать каким угодно, только не сердечным.

– Я хотел осведомиться о вашем самочувствии, милейшая госпожа, и обменяться парой слов с моей будущей супругой.

–. Я чувствую себя хорошо, а Катрин нет дома, – сухо и холодно ответила леди Элизабет. – Хотите вы что-нибудь еще?

– Разве вы не предложите мне присесть? Не предложите прохладительных напитков после долгой поездки? Вам я тоже советую присесть, но перед этим разыщите мне Катрин.

При этих словах холодная дрожь пробежала по спине леди Элизабет, хотя рядом с ней горел камин. Она без слов указала ему рукой на стул, затем села сама. Она не могла справиться с беспокойством, овладевшим ею с момента приезда сэра Болдуина. Руки Элизабет спокойно лежали у нее на коленях, однако пальцы вцепились в складки ее платья.

– Катрин нет дома. Она отправилась на поиски лорда Кассиана. Вы сами отдали приказ его разыскать. Его жизнь в обмен на жизнь нашего младшего сына.

– Вашего ублюдка, имеете вы в виду?

Леди Элизабет промолчала. Ее губы тронула легкая улыбка, и ее будущий зять призвал себя к бдительности.

– Вы говорите, Катрин отправилась искать Кассиана. Ну, я надеюсь, она обдумала все свои действия, ведь она моя будущая жена.

– Дэвид сопровождает ее, – солгала леди Элизабет, мысленно молясь, чтобы ее старший сын действительно успел нагнать свою сестру.

– Хорошо, скоро я буду видеть вашу дочь достаточно часто, вероятно, чаще, чем мне хотелось бы. Наше обручение, как вы знаете, должно состояться в следующую субботу. Есть, правда, маленькое изменение. Раньше я планировал отслужить мессу в моей капелле, но капелла осквернена, пришлось забить двери в нее. Ее следует разрушить, как и все, что раньше принадлежало Арденам. Мы отслужим мессу в капелле вашего замка.

Леди Элизабет наклонила голову.

– Если это ваше единственное желание, то я буду рада.

– Могу себе легко представить, – признал сэр Болдуин. – Но в прошлом вы многократно обманывали мое доверие. Катрин уехала, не получив на то разрешения. Жаль, что вы постоянно вынуждаете меня принимать меры, которые мне самому не нравятся, но коли так, пусть будет так. В конце концов, на меня не падает никакой вины. Вы просто не хотите по-другому.

– Понятия не имею, о чем вы говорите, – сказала леди Элизабет.

– Прикажите принести напитки для меня, чтобы я освежил горло и сообщил вам то, что очень вас заинтересует.

Леди Элизабет развела руками.

– В нашем доме не осталось больше ничего, что мы можем предложить такому гостю, как вы, кладовые и подвалы пусты. Вы уже годами едите и пьете то, что вам не принадлежит.

– Потише, моя дорогая. Ваше высокомерие спадет с вас быстрее, чем вы думаете. Я решил, что сыт по горло капризами вашей дочери. В субботу мы будем праздновать не только обручение, мы сразу же обвенчаемся.

Леди Элизабет окаменела.

– Мы так не договаривались. Это против обычаев, после обручения должно пройти четыре недели. Этого требует церковь, и я не понимаю, почему мы должны нарушать правила.

– Мне безразлично, чего хочет англиканская церковь. Мы, пуритане, а ваша дочка скоро станет пуританкой, не придаем значения традициям. В субботу ваша дочь обвенчается со мной.

– Нет, – Элизабет отрицательно покачала головой. От унижения ее глаза наполнились слезами, но ее гордость запрещала ей плакать перед человеком, которого она презирала больше всех на свете. Она смахнула с глаз слезы.

– Боюсь, что вы скоро со мной согласитесь, миледи. Я знаю ваше упрямство и позаботился о том, чтобы вы своим высокомерием и своими проделками не разрушили, мои планы. Я доставил Джонатана в одно безопасное место.

Леди Элизабет вскрикнула.

– Ну, – издевательски добавил сэр Болдуин. – Признаю, что там не очень уютно, но будущий лорд должен учиться справляться со сложностями в жизни. Для него в самый раз начать привыкать к затхлому запаху тюрьмы и делить свой хлеб с крысами.

Когда леди Элизабет услышала это, она вскочила.

– Он же еще ребенок, – громко воскликнула она. – Что вы за чудовище, сэр Болдуин? Я требую, чтобы вы немедленно выпустили его оттуда.

– Охотно, моя дорогая. Как только ваша дочь вернется, он может снова отправиться на конюшню.

Леди Элизабет поняла, что сэр Болдуин не уступит ни за что. Она попробовала обратиться к нему с просьбой. Подойдя к нему, она схватила его за руку.

– Отпустите его, сэр Болдуин, возьмите меня, заприте меня в подвале, оставьте меня с крысами, но, ради бога, пощадите мальчика.

Сэр Болдуин наклонил голову и притворился, что серьезно обдумывает ее предложение, но до того, как уступить мольбам Элизабет, он спросил:

– А где ваш супруг? Разве он не настолько вежлив, чтобы прийти и пожать руку своему будущему зятю?

Леди Элизабет настолько испугалась за своего младшего сына, что она больше не обдумывала свои слова.

– Он в Ноттингеме, – ответила она. – Как вы знаете, у нас там родственники. Он планировал пригласить их к обручению и сделать кое-какие необходимые приготовления. Поскольку вы собираетесь в эту субботу жениться, я полагаю, что вам понравится видеть за своим столом одного из членов вашего парламента.

Сэр Болдуин наморщил лоб и сердито приподнял брови.

– Разве я не подчеркнул, что все празднества пройдут в тесном кругу и что я не желаю никакой роскоши.

Леди Элизабет слегка пожала плечами.

– По вашему желанию празднество состоится в нашей капелле, мы пригласим туда, кого захотим, а поскольку вы сами являетесь членом парламента, то вам, безусловно, доставит радость приветствовать в такой значительный день в качестве гостя своего коллегу, или я ошибаюсь?

– Нет, вы не ошибаетесь, – был вынужден признать сэр Болдуин, – но я думал прежде всего о вас, в конце концов, ведь невеста больше не девственница.

– Это обстоятельство может оказаться болезненным для вас, уважаемый сэр Гумберт, для нас нисколько. Мы не считаем постыдным любить и быть любимым.

Леди Элизабет была на грани своих сил. Она поднялась и взглянула на своего будущего зятя сверху вниз. Любой другой вздрогнул бы от этого взгляда, но сэр Болдуин только ухмыльнулся.

– Что еще? – спросила леди холодно и продолжила, не дожидаясь ответа: – Если вы разрешите, я возьму мой плащ и провожу вас до вашего дома.

– О, нет, только не это, миледи, я уверен, что в вашем присутствии в моем доме нет никакой необходимости.

– А я другого мнения и настаиваю, чтобы вы разрешили мне увидеть моего сына. Я отправлю известие моему мужу, чтобы он знал, что часть нашей семьи не по своей воле находится у вас в плену.

– О плене речь не идет, наоборот, я не предлагаю вам следовать за мной, если вы совершаете поступки против моей воли и против моего желания, то сами и несете за них полную ответственность.

Элизабет минуту помедлила, обдумывая ситуацию. Она была вне себя. С одной стороны, Джонатан, который, конечно же, ужасно боится в темном подвале и тоскует о маме. У нее сердце разрывалось, когда она думала о том, какой страх приходится испытывать малышу, с другой стороны, все события последних дней и недель навалились на них по вине сэра Болдуина, к тому же лорд Артур до завтрашнего вечера будет в Ноттингеме, Катрин уехала тайком искать Кассиана. Дэвид снова отправился за сестрой, оставалась лишь одна Летиция, а она была беременна. Справится ли она, так недавно прибывшая в замок, совсем одна. Что будет, если до них дойдут новые горестные известия? Нет, несмотря ни на что, она должна идти с сэром Болдуином, малышу она сейчас нужнее всего.

Леди Элизабет повернулась к сэру Болдуину.

– Я буду готова через пять минут, – сказала она, затем с высоко поднятой головой пошла на кухню.

В нескольких словах она ввела в курс дела Маргарет и попросила ее быть очень внимательной к Летиции, затем она надела темный плащ, захватила несколько теплых вещей для Джонатана и последовала за сэром Болдуином в замок Арденов.

На постоялом дворе, в который они добрались вечером, их уже поджидало известие.

– Хорошо одетый господин с прекрасными манерами передал мне это письмо для вас, – сказал хозяин и протянул поверх стойки из полированного дерева запечатанное послание вместе с ключом от комнаты.

– Известие. От кого?

– Господин торопился и не назвал мне своего имени. Вы ведь лорд Кассиан Арден, не так ли? – спросил хозяин, недоверчиво глядя на него.

На Кассиане была рубашка, которую нельзя было назвать совершенно чистой, его камзол был из прекрасного материала, ведь в конце концов он принадлежал к гардеробу лорда Вайдчепа, но локти у него протерлись, брюки, хотя и были отличного качества, но их лучшие дни были уже позади.

«Нет, – подумал хозяин. – Так не может выглядеть аристократ».

Его взгляд скользнул по Катрин. Он кивнул ей, но слегка, потому что он предположил, что юная женщина является спутницей так называемого лорда. Платье Катрин высохло, но было сильно помято. Было похоже, что она в нем спала. На спине выделялись пятна от травы, платок на груди был очень старым, а волосы растрепались и висели отдельными прядями. У левой ноздри у нее была маленькая родинка.

Кассиан не ответил хозяину, сломал печать и прочитал письмо.

– Это от Дэвида, он ищет нас. Я думаю, он оставляет известие для нас почти на каждом постоялом дворе. Завтра он ожидает нас на постоялом дворе рядом с Ноттингемом. Он будет ждать нас там до тех пор, пока мы не приедем.

Катрин кивнула.

– Непременно приедем. Мы хорошо выспимся и завтра на рассвете поскачем дальше.

– Выспимся? – Кассиан улыбнулся и дотронулся указательным пальцем до ее носа. – Я не думаю, что мы хорошо выспимся, если мы будем спать в одной постели.

Он был не прав. Долгая поездка так утомила обоих, что уже через несколько минут они крепко спали. Кассиан обнял Катрин, она прижалась к нему и держала руку, которой он ее обнимал, так крепко, как будто боялась, что он может покинуть ее во время сна.

Но Кассиан не думал ее покидать, чтобы ни произошло, он никогда больше не оставит Катрин одну. Во время долгой поездки в его голове возник план. План, от которого он сам содрогался, но другого решения проблемы не было.

Кассиан решил убить сэра Болдуина Гумберта. На то было много причин. Джонатан наконец станет свободен и останется младшим сыном Журданов и впредь. Катрин тоже освободится. Ей не надо будет выходить замуж за сэра Болдуина. В худшем случае его, Кассиана, повесят, однако он избавит свою любимую от долгих лет мучений. Счастье Катрин за его жизнь. Нет, эта плата совсем не казалась ему высокой, кроме того, он думал также о судьбе людей, живущих в имении Арден. Они тоже заслужили жить в мире и спокойно работать, и были еще Журданы, которые долгие годы оставались на милости у сэра Болдуина. Он подумал, есть ли во всей местности хотя бы один единственный человек, кто пожалел бы о сэре Болдуине. Как долго он ни думал, никто не приходил ему в голову, наоборот, он знал множество людей, у которых смерть Болдуина снимет тяжелую ношу с плеч.

Кассиан был католиком. Он знал библейскую заповедь: «Не убий». Кассиан Арден был человеком чести. Он был из старинного аристократического рода. Он никогда бы не ударил сэра Болдуина в спину и не применил бы никаких коварных уловок. Нет, он вызовет его на поединок. Око за око, зуб за зуб. Если он потерпит поражение, тогда все будет намного хуже, однако Кассиан не хотел об этом думать. «Я должен по крайней мере попытаться, – твердо решил он. – Я должен защитить Катрин, Джонатана, семью Журданов и людей моего поместья. Но прежде всего надо вызволить Джонатана из дома Болдуина, а я единственный, кто хорошо там ориентируется, ведь это мой собственный дом. Я обязан вернуть Журданам Джонатана, его и их свободу».

Поездка на следующий день была очень напряженной, весь день шел дождь. Улицы превратились в настоящие болота. Темные облака неслись по небу, и хотя дождь был мелким, вскоре Кассиан и Катрин были мокрые до нитки, но они не могли остановиться. Они должны были смириться с тем, что им угрожает простуда, но им необходимо было вовремя встретиться в Ноттингеме с Дэвидом. Они так ни разу и не остановились.

И когда с наступлением темноты они добрались до постоялого двора «У Золотого Лебедя», они не только стучали зубами от холода, но и были голодны как волки.

Но внешний вид его сестры и друга абсолютно не смутил его.

– Катрин, – воскликнул он, вскочил с деревянной скамьи у стены в общем зале и обнял сестру, затем сердечно похлопал Кассиана по плечу. – Наконец-то вы приехали, я уже почти потерял надежду! – закричал он и тут же приказал хозяину принести горячие напитки для них.

Немного позже они сидели за столом в углу друг напротив друга и обменивались новостями последних дней и часов.

Когда мужчины заметили, что Катрин дрожит всем телом и у нее зуб на зуб не попадает, Кассиан заказал для нее в маленькой соседней комнатке ванну с горячей водой и попросил просушить ее платье у огня.

Катрин с благодарностью отправилась в соседнюю комнатку. В эту минуту она действительно могла мечтать только о горячей ванне.

Мужчины остались одни.

– На наши семьи сыпались несчастья за несчастьем, – сказал Дэвид, водя пальцем по маленькой лужице на столе. – Пора изменить ситуацию.

– Ты надеешься на короля?

Дэвид кивнул.

– Он единственный, кто может что-то изменить, только у него есть власть восстановить старый порядок.

– Ха! – Смех у Кассиана вышел горьким. – Королю плевать на тех, которые поддерживали трон его отца. Он разорен, Дэвид. У короля не больше денег, чем у тебя и у меня. Он будет за тех, у кого есть деньги. Бедные не смогут ему помочь.

– А что будет с нами?

– Кто помогает сам себе, тому помогает Бог.

– Я не понял, Кассиан, ты имеешь в виду твои совместные планы с Джорджем Фоксом уехать вместе в Америку?

Кассиан покачал головой.

– Джордж Фокс честный малый, в голове у него только правильные мысли, он богобоязнен, и душа у него такая благородная, что некоторым лордам не мешало бы иметь хотя бы частичку такой души, но его путь не для меня. Я не поеду в Америку, Дэвид.

Старший сын лорда Артура Журдана удивленно приподнял брови.

– Что же ты тогда будешь делать?

Кассиан выпрямился. Его осанку можно было назвать королевской. Глаза у него загорелись гордостью.

– Я законный лорд фон Арден, законный владелец земель и замка. Я принадлежу людям, которые живут там, принадлежу земле и замку, даже тогда, когда я должен был жить там в качестве жнеца, то была моя родина, и она была дороже мне любого другого уголка на всем белом свете.

– Ты возвращаешься? Вероятно, это может стоить тебе жизни. Ты знаешь, что ты единственный, кто может быть опасен сэру Болдуину.

– Да, поэтому я здесь. Я не позволю, чтобы с Джонатаном, с Катрин или с кем-либо еще из семьи Журданов случилось несчастье. – Он наклонился над столом так, что его лоб почти коснулся Дэвида и сказал с легким упреком в голосе: – Я не могу понять, Дэвид, почему ты не освободил своего брата из лап Болдуина?

Дэвид кивнул.

– Я знал, что ты меня упрекнешь, но я не мог действовать иначе, речь шла также о тебе, Кассиан, и мне казалось правильнее найти тебя и обсудить вместе с тобой, что нам делать.

– Я знаю, что я сделаю, Дэвид.

Кассиан сжал свои руки, лежавшие на столе, в кулаки.

– Нет, – быстро крикнул Дэвид. – Нет, ты не сделаешь этого. Ты не пожертвуешь собой, иначе все, что ради тебя сделала Катрин, пропадет зря.

– О, нет, мой друг, ты неправильно меня понял, я не собираюсь жертвовать собой, я достаточно долго был жертвой, на этот раз я буду действовать.

– Что ты задумал?

Кассиан улыбнулся.

– Прежде всего мы освободим Джонатана из лап Болдуина. Конечно, подлец все еще будет иметь возможность донести на мальчика в парламент, но малыш по крайней мере будет дома.

– Сэр Болдуин обещал отпустить Джонатана, если ты вернешься.

– Я знаю, я не трус и сдался бы добровольно, но больше не верю ни одному слову этого мерзавца. Я встану против сэра Болдуина лицом к лицу, слово Кассиана Ардена, но сначала нужно доставить малыша в безопасное место.

Дэвид кивнул.

– Ты прав, я тебе помогу, в конце концов, он мой брат.

Кассиан покачал головой.

– Нет, только не ты, ты нужен семье, в последние дни тебе и так досталось, никто не знает замок Арденов лучше меня, итак, именно я проберусь в замок и освобожу мальчика.

– А потом? Что будет потом?

Кассиан пожал плечами. Пожалуй, какое-то мгновение он колебался, желая посвятить своего друга в свои планы, но понял, что не имеет на это права. Он не хотел делать Дэвида соучастником и не хотел, чтобы тот отговаривал его именем Катрин.

– А Катрин? – вдруг спросил Дэвид.

– Я буду всегда рядом с ней. Я о ней не заботился так, как она этого заслуживает, я был ей плохим мужем, но все изменится, я не оставлю ее больше одну.

– Сэр Болдуин не потерпит, чтобы ты был рядом с ней.

– Полагаю, что так, но потерплю ли я сэра Болдуина рядом с Катрин.

– Кассиан, пожалуйста, скажи мне, что ты замышляешь. Я боюсь. Боюсь за тебя, за Джонатана, за Катрин, за нас всех. Я собираюсь жениться, Кассиан, я хотел бы, чтобы ребенок, которого ожидает моя будущая жена, мог расти в мире и покое. Да, лорд Кассиан Арден, я прошу тебя, как моего лучшего друга, стать крестным отцом моего ребенка.

Затем Дэвид кратко рассказал о Летиции.

Лицо Кассиана просияло.

– Я благодарю тебя, Дэвид, ты оказываешь мне такую честь.

– Даже несмотря на то, что ты знаешь, что не я отец ребенка?

Кассиан колебался только одно мгновение.

– Даже тогда.

 

Глава 24

Джейн, возвращаясь к замку Журданов, была очень задумчива. Да, ей доставила удовольствие сцена в капелле и страх сэра Болдуина, но, честно говоря, многого она не добилась. Лорд Артур надеялся, что она узнает от своей крестной какие-нибудь тайные сведения, обрывки разговоров, имена или еще что-то о преступлениях Болдуина. Насколько наивной оказалась эта надежда. Лишь от отчаяния могла прийти в голову мысль, что такой человек, как сэр Болдуин, кому-либо доверит рассказ о порочащих его делах, тем более свой служанке, и, конечно же, он никогда не оставляет без присмотра документы, которые могут его разоблачить. Ничего подобного никогда не попадет в руки его слуг.

Собственно говоря, она узнала только одно, что есть женщина, чрезвычайно похожая на нее, родом из Лондона, которую изнасиловал сэр Болдуин. Может ли это им в чем-то помочь?

Джейн вошла во двор замка и постучала в дверь кухни.

Ей открыла Маргарет.

– Бог в помощь, Джейн. Ты пришла за молоком для малыша, не так ли? Я отложила для тебя еще пару яиц и по приказанию леди Элизабет две теплые шали из овечьей шерсти, чтобы ты укрывалась ночью. Заходи, погрейся, ты промокла до нитки.

– Спасибо, Маргарет, но я пришла не ради вещей, я хотела бы видеть лорда Артура или леди Элизабет.

Маргарет взяла предсказательницу за руку и почти втянула в теплую кухню, затем пододвинула для нее табурет к огню и принесла стакан горячего молока.

– Из господ никого нет дома, Джейн, лорд в Ноттингеме, леди Элизабет поскакала с сэром Болдуином в его замок, где Дэвид и Катрин знает только одно небо, одна лишь Летиция, будущая супруга юного лорда, еще здесь.

– Правда, что я похожа на эту женщину, Летицию? – без обиняков спросила Джейн.

Маргарет отошла на несколько шагов назад и внимательно посмотрела на Джейн, которую она знала с самого ее рождения, как будто она никогда ее прежде не видела. Она скрестила руки на груди и чуть склонила голову.

– Гм, я не знаю. Может быть. Ты выглядишь немного старше, чем она, но твои волосы такого же цвета. – Она подошла к Джейн на шаг ближе и наклонила голову вперед. – Твоя грудь полнее, но это потому, что ты кормишь ребенка. У Петиции будет скоро такая же полная грудь, как у тебя: она беременна, насколько мне известно.

Джейн вся обратилась во внимание.

– Беременна? От кого?

Маргарет пожала плечами.

– Я не знаю. Но предполагаю, что от нашего молодого господина, в конце концов, он ведь хочет на ней жениться. Крестной матерью, насколько я знаю, будет леди Сильвана Вайдчеп, сестра нашей леди, и я думаю, что она вряд ли согласилась бы, если б Дэвид не был отцом ребенка.

– Логично, – должна была признать Джейн. – А откуда девушка родом?

– Понятия не имею. Она не леди, вот все, что я знаю, правда, манеры у нее безупречны. Я предполагаю, что она из богатого купеческого дома или ее семья владела дорогой мастерской. Она получила отличное воспитание, и, кроме того, у нее доброе сердце. Она хорошо подходит Дэвиду, хорошо подходит всем нам.

– Ну, меня это радует, – сказала Джейн.

Она почувствовала легкое беспокойство, вспомнив, что и лорд Артур говорил ей про то, что она похожа на Летицию.

Но, в конце концов, может быть много женщин, похожих друг на друга. В ее собственной внешности не было ничего особенного. О, нет, здесь, скорее всего, просто совпадение, будет лучше придержать язык за зубами. Внезапно Джейн начала сомневаться в том, правильно ли они разыграли сэра Болдуина в капелле, или же ее действия можно счесть святотатством. Конечно, ей удалось вывести священника Джекоба из его оцепенения, но для Журданов – в этом она была сейчас уверена – ей ничего не удалось сделать.

Она встала и пригладила рукой свою мокрую юбку.

– Я пойду, – сказала она.

Маргарет кивнула и протянула ей корзинку с молоком и теплыми вещами.

– Мне передать что-нибудь господам? – спросила она.

Джейн чуть помедлила, затем решительно покачала головой.

– Нет, не стоит.

Она взяла корзинку, поблагодарила Маргарет и отправилась домой.

– Что нового в парламенте? – спросил лорд Артур мужа своей невестки, верховного судью города Ноттингема, лорда Бенджамина Вайдчепа.

Тот только покачал головой.

– Ничего, что может тебя обрадовать, мой дорогой. Король поручил парламенту разработку документа об условиях его возвращения на престол. Дворяне, у которых конфисковали их имущество, выразили протест против того, чтобы имения оставались у их теперешних владельцев, они даже пригрозили тем, кто откажется принести королю ленную присягу.

– И что на это сказал парламент? Король все-таки опирается на дворянство, так было всегда, в конце концов, он один из нас.

– Ну, имения останутся в руках тех, у кого они сейчас находятся, по меньшей мере в начале. Есть слухи, что король собирается вознаградить дворянство землями в Америке. Ему удалось настоять только на одном, если удастся доказать, что теперешние владельцы нарушили закон, то лорды получат свои земли назад.

– Хорошо, но как можно подобное доказать? Возьми нас. Например, в нашем случае, ты же знаешь сэра Болдуина, вряд ли удастся доказать что-либо.

Лорд Вайдчеп вздохнул.

– Да, верно, он скользкий змей. Каждый знает, что у него рыло в пуху, требуется хотя бы один свидетель его преступлений или, еще лучше, кто-то, пострадавший из-за него. Я имею в виду, конечно, не лордов, чье имение попало ему в руки. Нет, речь должна идти о преступлении, которое не имеет ничего общего с политикой.

Лорд Артур печально кивнул.

– Лучше было бы, если бы кто-нибудь, убитый рукой сэра Болдуина, мог воскреснуть и свидетельствовать против него в суде в Ноттингеме.

– Так и есть, мой дорогой. Я уже не раз слышал, что мне следует как-то предотвратить попытки Болдуина стать членом нашей семьи, но у меня нет никаких рычагов действия, ведь даже похищение Джонатана нельзя доказать. Он был помощником конюха у него в имении, а у вас нет свидетельства о рождении мальчика. Он считается вашим сыном, это правда, но каждый в окрестностях точно знает, что Элизабет была беременной только два раза. Усыновить его вы тоже не можете, для этого необходимо сообщить, каким образом ребенок попал к вам и кто были его родители.

Лорд Артур кивнул.

– Я все это знаю и несколько лет пытаюсь найти решение этому вопросу. К сожалению, мне ничего не приходит в голову. И хотя я знаю, что вы сами не выносите Болдуина, я прошу вас, несмотря на это, приехать на обручение Катрин и, конечно же, на обручение Дэвида с Летицией.

– Мы должны приехать как родственники, или ты предпочел бы, чтобы за твоим столом находился судья?

– Как то, так и другое, мой дорогой, – и вновь повторил: – как то, так и другое.

– Я боюсь, мама.

Джонатан прижался к матери. Леди Элизабет обняла его и прошептала:

– Тихо, тихо, все будет хорошо, уже в субботу мы вернемся в наш замок.

– А долго еще до субботы? – спросил ребенок и испуганно огляделся.

Элизабет по прибытии в имение сэра Болдуина подняла такой шум, когда увидела, что Джонатан действительно заперт в подвале, что сэру Болдуину пришлось приказать приготовить для матери и сына более подходящее помещение. Теперь они не должны были делить свой обед с крысами, и у них были кровати с соломенными тюфяками, но тем не менее их заперли.

– Извините за неудобство, миледи, – издевательски сказал сэр Болдуин, – но я должен себя обезопасить. Мир плох, каждый только и хочет обмануть своего ближнего.

Затем он довольно оглядел скромную комнату и сказал:

– Рассматривайте свое кратковременное пребывание здесь, как тренировку на будущее, моя любезная. Как только Катрин станет моей женой и мне передадут ее приданое, вы будете жить немногим лучше. Вам не вредно уже сейчас привыкать к нищете.

Леди Элизабет откинула голову назад и высокомерно возразила:

– Есть кое-что, чего вы не можете у нас отнять, сэр Болдуин, а я уверена, что это то, что вы сами крайне желаете.

– Что же это?

– Любовь, сэр Болдуин. Любовь, честь и гордость.

Она увидела, что его лицо покраснело от гнева и рассмеялась. Да, она сидела здесь, она была его пленницей, она обнимала своего сына и смеялась так громко, как только могла. Пока она смеялась, страх покидал ее, но сэр Болдуин этого не знал. Он видел только ее глаза, которые, как ему казалось, были полны высокомерия, и он не мог ничего больше сделать, как молча захлопнуть за собой дверь и с шумом удалиться.

– Мама, – вывел Джонатан леди Элизабет из задумчивости. – Как долго мы должны еще здесь оставаться? Я хочу домой.

– Терпение, Джонатан, ты должен немного подождать. Сегодня среда, а между средой и субботой есть еще четверг и пятница. Итак, не больше чем два дня.

– А потом все будет хорошо, мама?

Она прижала малыша к себе. На глазах у нее выступили слезы. Она глубоко вздохнула, потом ответила:

– Я очень надеюсь, но не могу тебе обещать. Я знаю точно только одно, я люблю тебя, Джонатан, младший лорд Журдан. Я люблю тебя всем сердцем и сделаю все, чтобы тебе было хорошо.

– Я тоже люблю тебя, мама, но я хочу домой.

– Да, мое сокровище, скоро мы отправимся домой, – повторила леди Элизабет и добавила мысленно: – Когда бы это ни было.

 

Глава 25

Все еще шел дождь. Небо было в тучах, на нем не проглядывало ни малейшего лучика луны. Царила темная ночь. Даже собаки нашли себе в конюшнях теплое сухое местечко и совсем забыли о том, что следует сторожить дом.

Дороги были настолько размыты, что Кассиан в некоторых местах погружался в грязь по самые щиколотки. Воздух был прохладным и ясным. Кассиан глубоко выдохнул и увидел перед своим ртом белое облачко. Лето окончательно прошло. В среднюю Англию пришла осень, она уже была на пороге и разрисовала листья деревьев в желто-красные цвета.

Однако у Кассиана не было времени радоваться красоте ночного сельского пейзажа осенью. Он приблизился к имению, в котором родился и провел большую часть своей жизни. Он добрался до стены, окружавшей замковый огород.

Камни, составлявшие стену, стали от дождя гладкими и скользкими. Кассиан схватился обеими руками за верхний край стены и подтянулся так высоко, как только позволили ему его руки, затем он подтянул сначала левую, потом правую ногу и спрыгнул в огород, при этом он растоптал грядку с розмарином, за которой преданно ухаживала Энн.

– Извини, Энн, – пробормотал он, – я все исправлю, как только у меня будет время на это.

Он засунул руки в карманы и двинулся дальше. Очень вовремя, потому что на него неслись уже, громко лая, четыре громадных пса.

– Эй, Сэмми, Вилли, Ватте и Пинке, это я. Вы меня, что, не узнали?

При звуке его голоса звери, каждый ростом почти с теленка, мгновенно успокоились. Только Ватте, самая маленькая из собак, продолжала угрожающе рычать.

Кассиан протянул собакам кусочки колбасы, которые они жадно съели из его рук, потом погладил каждую по голове и отослал их назад.

Он стоял, внимательно вслушиваясь в тишину. Не разбудил ли кого-нибудь лай собак? Нет, все оставалось спокойным. Кассиан с облегчением вздохнул. Здесь, на улице, собаки часто лаяли. Не было ничего необычного в том, что в тишине ночи вдруг раздавался их лай. Несмотря на это, Кассиан оставался настороже. Собаки, охранявшие замки и имения, были очень хорошо натасканы, они защищали владения от чужих. Он знал собак, поэтому они сразу же успокоились, но все же могло быть, что сэр Болдуин проснулся и захотел своими глазами проверить: все ли в порядке.

Какое-то время он стоял и вслушивался в ночь. Кроме равномерных звуков дождя, не было слышно ничего. Кассиан осмотрел замок с задней стороны. Все окна были закрыты, ставни заперты. Нигде не виднелось ни лучика света между щелями. Сэр Болдуин спал на другой стороне. Кассиан знал, что тот очень охотно проводит время в бывшем кабинете его отца и сидит на стуле лорда Ардена за его письменным столом. В качестве своей спальни сэр Болдуин Гумберт выбрал спальню его родителей. Именно он спал теперь на большой кровати из орехового дерева, которую зимой защищали от холода мягкие занавески. Кассиан поперхнулся при мысли, что его злейший враг спит сейчас в постели его родителей и, вероятно, сном праведника.

Он наклонился и нащупал кинжал, который засунул в левый сапог. Нет, еще не время было его использовать, по крайней мере пока не время. Однако, когда это будет необходимо, он не помедлит ни одной минуты.

Он проскользнул через сад к черному входу в замок. Дверь, как правило, была закрыт, но он знал также, что время от времени служанки по ночам бегают через нее к своим парням в деревню, поэтому ключ лежал под горшком, в котором Энн хранила смесь из навоза и земли, чтобы удобрять свои растения. Он осторожно нажал на ручку и удивился тому, что дверь без промедления поддалась на его легкое нажатие. Он нырнул внутрь и огляделся. Знакомый запах, шедший из комнаты для прачки, напомнил ему о временах, когда он жил счастливо и без забот. Сердце у него сжалось.

На цыпочках он прошел мимо многочисленных комнат, нашел лестницу, которая вела в кухню, и с уверенностью лунатика начал подниматься.

Огонь в очаге на кухне был явно погашен совсем недавно. Несколько угольков еще тлели, наполняя комнату красным светом. И здесь все было так, как помнил Кассиан. Пожар, бушевавший в замке, затронул только переднюю левую часть, в которой располагались комнаты для гостей.

Кассиан сел на табурет и огляделся. Где ему искать Джонатана? Куда его поместил сэр Болдуин? Как помощник конюха, он, конечно, должен был находиться в конюшне, это ясно, но неужели сына лорда заставят ночевать на конюшне?

Следует спросить Вильяма. Кассиан поднялся и при этом задел глиняный кувшин, который с громким звоном упал на пол и разбился. Он окаменел, прислушиваясь к звукам в доме, но ничего не услышал и облегченно вздохнул. Кончиком сапога он собрал осколки вместе, чтобы служанки не поранились о них. Внезапно позади него открылась дверь, и кто-то громко вскрикнул.

– Тише, Энн, ради бога тише, – прошипел Кассиан, мгновенно узнав женщину в ночной рубашке со свечкой в руке.

– Что у вас там случилось? Тихо, черт побери, вы, что слишком мало работаете днем, что ночью устраиваете такой шум? Ну, подождите, завтра я вам устрою.

– Все в порядке, сэр Болдуин, – крикнула Энн, обернувшись к лестнице. – Это проделки кошки.

– Гм, тогда я отправляюсь спать, и не буди больше весь дом, – пробурчал Болдуин и захлопнул дверь своей комнаты.

В тот же момент Кассиан втолкнул Энн назад в кухню и быстро закрыл дверь. Она не могла больше сдерживаться и обняла его.

– Ах, господин, как у вас дела? Я так долго вас не видела.

– Все хорошо, Энн.

– Что вы тут делаете?

Кассиан тихо засмеялся.

– Это мой дом, Энн. Разве ты забыла?

– Как я могу, милорд? Лишь один Бог знает, сколь усердно я молилась каждый вечер о вашем возвращении.

Кассиан погладил костлявую руку худенькой женщины.

– Где Джонатан? – спросил он. Энн опустила голову.

– Скажи, где он?

– Вы пришли, чтобы забрать его?

– Да, я здесь за этим.

Энн кивнула.

– Тогда хорошо. Он спит со своей матерью в одной из комнат, в тех, где был пожар. Сэр Болдуин запер их там.

– Леди Элизабет тоже здесь?

– Да, милорд. Позавчера сэр Болдуин привез ее с собой. Она больше не могла оставлять своего малыша одного. У нее сердце бы разбилось, если бы она оставила своего ребенка в подвале еще на несколько дней. Она шепнула мне об этом, когда я приносила им еду.

– Сэр Болдуин запер Джонатана в погребе?

Губы Энн раздвинулись в легкой усмешке.

– Да, он сделал это, тем не менее Джонатану было неплохо. Мы побеспокоились о том, чтобы кто-нибудь из нас постоянно находился с ним, чтобы он так не боялся. Сэр Болдуин ничего не заметил. – Энн выпрямилась. – Если вы и не являетесь больше нашим господином, милорд, все же мы знаем, чем обязаны вам и вашей семье. А Журданы тоже хорошие господа, и поскольку вы всегда помогали нам, то мы попытались сейчас оказать помощь им.

Кассиан улыбнулся.

– Спасибо, Энн.

Он был тронут и не стыдился показать служанке, которую он знал с детства, насколько он был растроган.

– А где ключи от комнаты для гостей? – спросил он. Энн вздохнула.

– Сэр Болдуин носит их с собой день и ночь, даже ложится с ними спать. Он никому из нас не доверяет, и никто из нас не доверяет ему.

– Ну, что ж, придется выломать дверь силой.

– Он услышит. Сон у него чуткий, даже легкий кашель может разбудить его.

– Тем не менее я должен попытаться.

Энн взглянула на своего бывшего господина.

– Я останусь здесь, на кухне, – сказала она. – И если вы устроите слишком большой шум, то я позабочусь о том, чтобы собаки начали выть. Может быть, один шум перекроет другой.

– Спасибо, Энн, – повторил Кассиан уже в третий раз. – Как только я смогу, то отплачу тебе добром за твою помощь.

Энн покачала головой.

– Этого не требуется, господин, вернитесь к нам назад – это все, что мы хотим.

Кассиан еще раз погладил ее по руке, затем снял сапоги и пробрался через холл к лестнице, а затем к коридору, черные стены которого все еще служили напоминанием о пожаре.

Наконец он добрался до гостевой части замка. Только в которой из комнат были Джонатан и леди Элизабет? Он осторожно прижимал ухо к каждой двери, пока не услышал наконец ровное дыхание спящих. Кто-то повернулся на соломенном тюфяке и при этом тихонько застонал.

Кассиан осторожно постучал в дверь. Он не хотел пугать ни Джонатана, ни Элизабет, ему нужна была их помощь. После первого стука все оставалось тихо, только на третий раз он услышал голос леди Журдан.

– Кто там? – спросила она.

– Это я, Кассиан. Я пришел, чтобы забрать вас и Джонатана и отвести домой, но для этого я должен сломать дверь, позаботьтесь о том, чтобы мальчик не испугался.

– Я его разбужу, – сказала леди Элизабет, и Кассиан тут же услышал ее шепот, а чуть позже заспанный голосок малыша.

Он подождал еще немного, вслушался в тишину дома, затем он укутал плащом левое плечо, правое у него все еще слегка болело и бросился на дверь. Дверь заскрипела в петлях, и дерево чуть треснуло, но тем не менее дверь не поддалась. Кассиану надо было разбежаться. Он отступил на несколько шагов, побежал и бросился на дверь всей тяжестью своего веса. Раздался грохот, дерево разлетелось в щепки, дверь открылась.

– Быстро, – сказал Кассиан. – Бежим в конец коридора.

В тот же миг они услышали крик сэра Болдуина.

– Во имя Бога, в чем дело?

Издалека до них донесся голос Энн.

– Ничего, господин, собаки беспокоятся из-за непогоды, они испугались, что до сих пор нет луны.

И в тот же миг собаки действительно начали так выть, как будто увидели черта. Нельзя было понять даже собственных слов, но сэр Болдуин орал так, что его было слышно, несмотря на шум.

– Позаботься, чтобы собаки прекратили свой волчий вой. Быстро.

– Да, господин, я попытаюсь.

Почти сразу они услышали, как Энн уговаривает во дворе собак.

– Сейчас, быстро, – сказал Кассиан и схватил Элизабет за руку.

Он потащил маленького Джонатана, который бежал, держа свою мать за руку, по коридору. Они остановились около выступа стены, затем торопливо спустились по лестнице и исчезли в кухне. В это же мгновение сэр Болдуин в ночной рубашке показался на лестнице, чтобы самому посмотреть, что же случилось с собаками.

– Сюда, – прошептал Кассиан и повел обоих по узкой лестнице вниз мимо кладовых.

Над своими головами они услышали шаги.

– Пойдемте в комнату для прачки. Там мы будем в безопасности. Я думаю, что нам стоит подождать несколько минут, пока в доме все успокоится, затем мы пробежим через сад, переберемся через стену и добежим до маленькой рощи. Там стоит моя лошадь.

Они быстро проскользнули в комнату прачки, и Джонатан не смог подавить смешок, когда увидел там сохнувшие на веревке ночные рубашки и ночные колпаки сэра Болдуина.

– Тихо, малыш, – прошептала Элизабет и легко прикрыла своей рукой рот сына.

Потом она посмотрела на Кассиана.

– Я благодарю вас, Кассиан Арден.

Кассиан улыбнулся, сделав легкий поклон.

– Когда мы будем в безопасности, тогда я скажу, что все это было для меня лишь удовольствием, миледи. Однако я боюсь, что наше приключение еще не завершено.

В доме постепенно все затихало. Тем не менее, Кассиан настоял на том, чтобы подождать еще немного. Он хотел быть уверенным в том, что все обитатели замка снова заснули глубоким сном перед тем, как они продолжат свое бегство дальше.

Они стояли совсем тихо и не двигались. Джонатан медленно сполз по юбкам своей матери вниз и чуть было не заснул до того, как Кассиан приказал:

– Теперь идемте, пора.

Он помог выйти матери и сыну из комнаты прачки и провел их к черному входу. Здесь он снова переждал какое-то время, затем произнес благодарственную молитву, потому что Энн закрыла собак, чтобы они не могли помешать им в саду.

Быстро и так бесшумно, как только они могли, они пересекли огород и добрались до стены.

– Вам удастся перепрыгнуть на другую сторону? – спросил Кассиан, когда заметил, что стена на полголовы выше Элизабет.

Элизабет улыбнулась.

– Я могу многое, если я должна.

Кассиан подставил ей руки. Элизабет встала на них и, несмотря на свои длинные тяжелые юбки, быстро, как крестьянский мальчишка, забралась наверх.

– Подождите на краю, я протяну вам Джонатана.

Кассиан взял мальчика, который от усталости едва держался на ногах, и поднял его так высоко, что Элизабет смогла взять его. Она усадила сына на край стены, затем поудобнее устроилась сама, потом взяла Джонатана за руки и медленно начала спускать его по другую сторону стены. Кассиан слышал, как мальчик плюхнулся в траву, затем Элизабет спрыгнула сама, и он услышал стон, который ему совсем не понравился.

Наконец он сам перебрался через стену.

Элизабет лежала в траве и потирала с искривленным от боли лицом щиколотку.

– Вы ушиблись? – спросил Кассиан. Элизабет улыбнулась сквозь стиснутые зубы.

– Если вы меня немного поддержите, все будет в порядке, – сказала она и попыталась встать на ноги.

Кассиан обнял Элизабет, другой рукой он взял мальчика и гораздо медленнее, чем он надеялся, они добрались до рощицы. Когда наконец они увидели коня, на горизонте уже показались первые лучи рассвета.

Джонатан буквально спал на ходу. Кассиан помог Элизабет забраться на лошадь, передал ей мальчика, сам прыгнул в седло и вздохнул только тогда, когда границы владений сэра Болдуина остались позади.

 

Глава 26

Щиколотка Элизабет распухла, как тыква, и причиняла боль при каждом движении, но не только поэтому по ее щекам текли слезы – она снова сидела в холле своего замка, держа на коленях своего младшего сына, а двое ее старших детей, Катрин и Дэвид, стояли рядом с ней. Она плакала слезами радости и облегчения. Кассиан стоял рядом с Катрин, растроганно наблюдая за семейной сценой. Лорд Артур похлопал его по плечу.

– Я благодарю вас, Кассиан Арден, – сказал он, но Кассиан отмахнулся.

– Это еще не все, – сказал он. – Благодарить меня вы сможете только тогда, когда мы снова сможем жить в мире в наших имениях, окруженные людьми, которых мы любим больше всего.

– Об этом я даже уже не мечтаю, – сказал лорд Артур. – Завтра в этом доме состоятся свадьба и обручение, и чем сильнее я радуюсь по поводу одного праздничного события, тем сильнее меня удручает другое.

– Цыплят по осени считают, милорд, – возразил Кассиан.

– Не совершай никаких необдуманных поступков, – вдруг сказал лорд Артур.

– Иногда мужчина должен делать то, что полагается делать мужчине, – смело возразил Кассиан. – Но сейчас мне хотелось бы отдохнуть, если вы разрешите. Я полагаю, что сегодня нам еще кое-что предстоит.

– Маргарет приготовила для вас комнату, и мы будем рады отобедать с вами вместе за большим столом в столовой. Мы теперь не часто собираемся вместе за тем столом, – сказал лорд Артур, потом он взял спящего ребенка из рук жены и понес его по лестнице вверх, Дэвид и Катрин помогали идти матери, а за ними последовала Маргарет с холодным уксусом и бинтами.

Кассиан беспокойно поворачивался с боку на бок. Сон не приходил. Что-то не давало ему уснуть. Внутри него что-то болело, как рана, которая воспалилась. Он думал о Катрин и вздыхал. Он потеряет ее уже завтра: или она станет женой сэра Болдуина, или он сам попадет в тюрьму. Может быть, в худшем случае, ему даже придется умереть, но будет ли его смерть действительно самым худшим в данной ситуации? Нет, Кассиан покачал головой, самым худшим будет, если Катрин встанет перед алтарем вместе с сэром Болдуином. Вдалеке он услышал стук копыт. Кассиан приподнялся. Внезапно он понял, что не давало ему покоя. Это был сэр Болдуин.

Тот должен был уже обнаружить, что Элизабет и Джонатан исчезли из его замка. Болдуин Гумберт не обладал выдающимся умом, но он обладал коварством и хитростью выскочки. Ему не надо долго размышлять, где находятся беглецы, и он не замедлит забрать то, что принадлежит ему по его мнению.

Кассиан вскочил с постели, поспешил к окну.

Он правильно подумал. Именно сэр Болдуин скакал по узкой тропинке, ведущей от полей к замку. Кассиан торопливо натянул сапоги, засунул кинжал в левый сапог и торопливо зашагал по замку. Когда он вышел во двор, сэр Болдуин уже сошел с лошади и бросил поводья конюху. Его лицо пламенело от гнева, движения были резкими и грубыми.

– Я охотно пожелал бы вам хорошего дня, если бы хотел, чтобы ваш день был хорошим, – сказал Кассиан.

Болдуин подскочил и сверкнул на него злобным взглядом.

– Ваши дни сочтены, Кассиан Арден, или вы забыли, что вы приговорены к смерти? Я выдам вас Ноттингемскому суду, но не сейчас. Мне предстоят более важные дела, чем забота о таких навозных мухах, как вы.

Он повернулся и хотел было направиться к входу в замок, однако Кассиан удержал его за руку.

– Господа еще спят, было бы невежливо и неприлично для сэра будить их лордства, потерпите, тогда вы сможете убить двух мух одним ударом. Лорд Вайдчеп в данный момент гостит в замке, когда он проснется, вы сможете меня ему передать.

Болдуин вырвался.

– Я сам решаю, когда и с кем мне говорить, и вы не сможете мне помешать.

– Да, нет же, смогу, – возразил Кассиан Арден и встал у него на пути.

Каждый мускул в его теле был напряжен. Как стена, он возвышался между сэром Болдуином и входом в замок.

Оба уставились друг на друга. Взгляды их скрестились, как клинки.

– Пропустите меня, – прошипел сэр Болдуин. Он чуть наклонился вперед, сжал кулаки и поднял их на уровень груди.

– Нет, – спокойно и твердо возразил Кассиан. Больше он не сказал ничего, но в одном этом слове звучали вся его ненависть и весь его гнев на человека, который отнял у него все, кроме жизни. – Я больше не допущу, чтобы вы еще что-нибудь мерзкое попытались сделать этой семье. Вы принесли нам достаточно много зла, я советую вам по-хорошему, исчезнете отсюда, собирайте свои вещички, и чтобы я вас здесь больше не видел.

– Ха, – сэр Болдуин громко рассмеялся. – Вы хотите меня отослать. Вы? Жнец, который ел хлеб по моей милости. Лорд, у которого рубашка вся в лохмотьях. Негодяй, который не только не может завоевать женщину, которую он любит, не говоря уже о том, что и содержать-то он ее не может. Как вы думаете, кто вы, Кассиан? Вы полный ноль, даже меньше ноля, преступник, осужденный на смерть и сбежавший от справедливого наказания. Вы трус, жалкий бесчестный трус.

Кассиана охватила ярость. Он должен был сдержаться, чтобы не схватить Гумберта за воротник и не ударить его о стену конюшни, но пока еще было не время. Его мускулы так напряглись, что легкая дрожь пробежала по всему телу, затем он набрал полные легкие воздуха и заорал так громко, что мог бы своим криком разбудить и мертвого:

– Болдуин Гумберт, сапожник, занимавшийся мелким ремонтом обуви в Ноттингеме, я обвиняю тебя в похищении Джонатана Журдана, обвиняю тебя в ложных показаниях, разбойничьем шантаже, поджоге, попытке убийства и в воровстве.

Как Кассиан и ожидал, замок за его спиной проснулся. Он услышал, как застучали ставни окон.

– Кассиан!

Он услышал испуганный голос Катрин, услышал также Дэвида, кричавшего ему:

– Кассиан, я иду тебе на помощь.

На одно мгновение он обернулся и крикнул:

– Оставайтесь все, где вы есть, это дело между Болдуином и мной.

Эти слова он произнес за секунду, но сэру Болдуину хватило и секунды.

– Кассиан, берегись! – закричала Катрин. Молодой лорд Арден повернулся, но сэр Болдуин уже вытащил нож и держал его в поднятом правом кулаке, готовый ударить им своего противника между лопатками.

– Кассиан!

Его рука высоко поднялась и успела перехватить руку Болдуина. Мужчины упали на землю и покатились в пыли. Болдуин попытался вырваться из стальных рук Кассиана, но тот держал его, как в тисках. Свободной рукой Болдуин целился схватить Кассиана за горло, но Кассиан быстро повернулся, рука схватила лишь пустоту, и Болдуин рухнул носом прямо в грязь.

Кассиан вскочил и завел руки Болдуина за спину так, что тот с криком выронил нож. Носком сапога Кассиан отбросил его дальше и, удерживая руки противника за спиной, поднял громко кричащего Болдуина на ноги. Потом он взглянул на окна, увидел Катрин, Дэвида, Джонатана, Элизабет и Артура, лорда и леди Вайдчеп.

– Я видел, как сэр Болдуин Гумберт напал на вас со спины, – крикнул лорд Вайдчеп.

– Ну и что, – зарычал Болдуин, не признававший себя побежденным. – Разве запрещено защищаться от такого преступника?

В ту же минуту во дворе замка раздался душераздирающий крик. Никто и не заметил, что в дверях стояла Летиция. Она, вероятно, незамеченной вышла из кухни. Она стояла, прижав руки к груди, но затем она рванулась к сэру Болдуина и, если бы Кассиан не помешал ей, выцарапала бы ему глаза.

– Ты, свинья, – громко кричала она. – Ты, жалкая свинья. Это ты меня изнасиловал. О, я никогда не забуду твоего лица, я поклялась выцарапать тебе глаза. Ты лишил меня чести, ты, именно ты!

– Что? – это уже выкрикнул изумленный Дэвид. Он исчез из окна, и внезапно все пошло кувырком. Сэр Болдуин воспользовался суматохой, чтобы освободиться из рук Кассиана. Кассиан пытался одной рукой удержать беснующуюся Летицию, а другой – Болдуина. Одного мгновения хватило, чтобы тот освободился от ослабевшей хватки Кассиана, и уже в следующий момент в руке сэра Болдуина Гумберта блестел другой нож. Кассиан увидел, как тот поднял руку, увидел его холодные пустые глаза, затем он снова напряг все свои мускулы и всем своим телом бросился между Летицией и Болдуином, защищая беременную женщину собственной грудью, ее и ее еще не родившегося ребенка.

Нож ударил его в правый бок, но силы его прыжка хватило, чтобы вместе с Летицией упасть на землю и прикрыть ее своим телом.

От ярости, почти вне себя, сэр Болдуин хотел броситься с ножом, с кончика которого стекала теперь кровь Кассиана на лежавших, но Дэвид уже был тут. У него у самого в руках был нож, и он приставил его Болдуину к горлу.

– Одно движение, и ты мертв, – прошептал он хрипло, но с таким ударением, что его шепот разнесся по двору, как крик.

Прибежавший конюх в растерянности оглядывался до тех пор, пока Дэвид ему не крикнул:

– Быстро неси веревку, чтобы я мог связать этого негодяя.

Тем временем Кассиан поднялся на ноги. Он вырвал нож у сэра Болдуина и дал Дэвиду возможность повалить противника на землю, а затем поставить ему колено на грудь.

Минутой позже прибежал конюх и связал Болдуину руки и ноги. Дэвид тем временем подбежал к Летиции, которая, громко плача, стояла в объятиях леди Элизабет в открытой двери кухни.

Лорд Вайдчеп и лорд Артур тоже спустились во двор замка.

– Сэр Болдуин Гумберт, вы арестованы, я назначаю судебное заседание по поводу ваших преступлений на завтрашнюю субботу. Судебное заседание состоится в том месте, где вы совершили свои преступления и где вы были разоблачены, здесь, в замке Журданов. Будет присутствовать и сельский староста, а до этого вам придется посидеть в подвале замка.

С лица сэра Болдуина сошли все краски. Он стал белым как стена. Раньше пуританин вел себя как настоящий хам, а теперь у него коленки дрожали от страха.

– Это все недоразумение, – крикнул он жалобно. – Я хотел только защитить женщину от Кассиана Ардена.

– Закрой рот, – крикнула Летиция сквозь слезы и хотела снова кинуться на него. Леди Элизабет едва удержала ее.

– Спокойно, деточка, он не стоит того, чтобы ты так из-за него волновалась.

Кассиан еще раз твердо посмотрел в глаза сэру Болдуину, когда Дэвид и конюх уводили его, связанного, прочь, затем он плюнул ему под ноги, повернулся и бросился к Катрин, которая, едва живая, стояла, прислонясь к стене и опираясь на руку тети Сильваны.

 

Глава 27

Как будто дождь последних дней лился с неба только для того, чтобы смыть всю грязь и подготовить местность к сегодняшнему большому празднику. Несмотря на осенний день, солнце сияло по-летнему.

Слуги и служанки торопливо бегали по двору. Через ворота въезжали телеги, и Маргарет стояла в дверях кухни, наблюдая за прибытием товаров. Ветчина, фрукты, овощи, кувшин вина, кувшин эля, корзины, полные яиц, подносы с мясом, колбасой и окороком были выгружены и под наблюдением Маргарет доставлены на кухню, где служанки и несколько помощниц из деревни были заняты подготовкой праздничного ужина, который должен был состояться вечером в замке Журданов.

Перед маленькой капеллой составили волшебные осенние картины из соломы, цветных листьев и кусочков тыквы. Красные ленты украшали скамьи внутри часовни.

В то время, когда в подсобных помещениях во дворе царили веселая занятость и хорошее настроение, настроение в зале замка было на точке замерзания.

Лорд Вайдчеп вместе со старостой имения и лордом Журданом открыл судебное заседание, подсудимый был один-единственный – сэр Болдуин Гумберт. Целый ряд людей из имений Журданов и Арденов находились тоже здесь, чтобы увидеть, как будут судить ненавистного сэра.

Лорд Вайдчеп зачитал обвинение.

– Я обвиняю вас, сэр Болдуин Гумберт, в следующих преступлениях: изнасилование дочери портного Летиции Фезер из Лондона, попытка ее убить, а также попытка убить лорда Кассиана Ардена. Вы совершили преступления вчера при свидетелях, одним из которых был я, посему суд может отказаться выслушивать показания остальных свидетелей.

– Можете ли вы что-либо сказать в свое оправдание, сэр Болдуин Гумберт?

У Болдуина выступил пот на лбу. Его лицо посерело, щеки запали, одежда смялась, но раскаяния в нем было совсем не видно.

– Я не чувствую себя виновным, – заявил он голосом, полным упрямства. – Я никогда не видел эту молодую женщину, я ее не насиловал. Мое слово, слово сэра и члена парламента, против ее слова.

Лорд Вайдчеп кивнул.

– Ну, в таком случае необходимо выслушать остальных свидетелей.

Он попросил подняться предсказательницу Джейн и священника Джекоба, и они оба друг за другом рассказали о происшествии в капелле и о том, что они услышали из уст самого сэра Болдуина.

– Ну, теперь ваше слово против слов трех других, – сказал лорд Вайдчеп. – Не хотите ли вы по меньшей мере признать свою вину, чтобы избежать вечного адского огня. Ваше упрямство вам ничем не поможет. Два преступления достаточно тяжелы и достаточны, чтобы отправить вас в тюрьму в Ноттингеме, а затем на виселицу.

Сэр Болдуин молчал. Он плотно сжал губы и с ненавистью огляделся. На одну минуту его взгляд задержался на Катрин, которая сидела на скамье у стены, положив голову на плечо Кассиану.

– Я божий праведник, – внезапно закричал Болдуин, а потом рухнул воющим клубком на землю, но никто не испытывал к нему ни сочувствия, ни сострадания.

Без малейшего следа сожаления лорд Вайдчеп зачитал следующие пункты обвинения и в заключении объявил приговор:

– Во имя закона я объявляю о немедленном лишении титула сэра, полной конфискации имущества и возвращения всех имений прежним владельцам, оставшееся, то, что принадлежало самому обвиняемому, будет передано опекуну, который станет управлять имуществом и передаст ребенку, отцом которого является Болдуин, к его совершеннолетию. Сам Болдуин Гумберт предстанет перед судом в Ноттингеме, чтобы все его прочие преступления также стали известны общественности, речь идет о ложных показаниях и подстрекательстве к ложным показаниям против лорда Кассиана Ардена, которые привели к вынесению тому смертного приговора, и именем суда я объявляю сегодня этот приговор недействительным и удаляю каждое пятно с репутации лорда Кассиана Ардена. Суд в Ноттингеме, чьим председателем я являюсь, присоединится к осуждению сэра Болдуина Гумберта и вынесет смертный приговор, как только все преступления обвиняемого будут засвидетельствованы и внесены в протокол. Болдуина Гумберта, сапожника, занимавшегося мелким ремонтом, я передаю в эту минуту стражником города Ноттингема, которые были вызваны сюда и только что прибыли, чтобы освободить замок Журдана от пребывания в нем преступника.

Он махнул рукой, и те же самые стражники, от которых некогда сбежал Кассиан, ворвались в зал и громко закричали, широко раскинув руки:

– Король вернулся. Король Карл Второй снова взошел на трон Англии.

Ликование присутствующих было не описать. Смеясь и плача, они обнимали друг друга.

Стражники, однако, быстро вспомнили о своих служебных обязанностях. Они схватили связанного Болдуина под руки и вытащили его из зала, затем грубо швырнули его в карету с занавешенными окнами и выехали со двора. Лорд Вайдчеп поднялся, потер руки и радостно воскликнул:

– А сейчас мы наконец можем посвятить себя радостям жизни. Этим я открываю праздник, посвященный свадьбе леди Катрин Журдан и лорда Кассиана Ардена и обручению мисс Летиции Фезер и лорда Дэвида Журдана.

Он хлопнул в ладоши, и в тот же момент, как будто она специально ждала его за дверью, вошла Маргарет с большим подносом, чуть не качаясь под его тяжестью, и предложила присутствующим лучшее вино, какое только можно было найти на кухне и в погребе.