Псевдо-Климентины

Мы начнем эту главу с характеристики произведений, известных под названием «Псевдо-Климентины» и, в частности, с латинской версии, называемой обычно «Признания». Потом мы перейдем к другим рассказам об их герое, Симоне Маге, которые сдержатся в патристической литературе. «Псевдо-Климентины», как явствует из названия, представляют собой произведения или различные версии одного произведения, приписываемого Клименту Римскому. В нем он представлен человеком, который в своих письмах Якову, брату Господа, рассказывает о событиях и спорах, в которых принимали участие он сам и апостол Петр вскоре после распятия. Послание Псевдо-Климента имеет двойственный характер, сочетая в себе романтический рассказ о Петре, Симоне Маге и семье Климента с длинными, хорошо аргументированными, дидактическими и идейными спорами и диалогами, в которых участвуют все эти персонажи, но главная руководящая роль принадлежит Петру.

Не только авторство, происхождение и время создания, но и название, а также построение и структура различных версий и их оригинала являются сомнительными или вызывают споры. Помимо дошедших до нас и опубликованных версий, очевидно, существовали и другие, но мы начнем с описания именно этих версий. На греческом языке сохранилась версия в двадцати книгах, называемая «Проповеди», в которых преобладает дидактический (поучающий) элемент. «Проповеди» дошли до нас лишь в двух манускриптах, созданных в 12-м и 14-м веках в Париже и в Риме, но, частично, они сохранились и в сокращенном виде. От них сильно отличается латинский вариант, в котором главную роль играет рассказ о событиях.

Была ли версия Руфина единственной в Средние века?

Латинскую версию в наши дни обычно называют «Признаниями», поскольку она посвящена встречам и признаниям, одного за другим, членов давно распавшейся семьи. Перевод этого произведения сделал Руфин, последнее упоминание о котором относится к 410 году. Это произведение обычно делится на десять книг. Многочисленные манускрипты этой версии свидетельствуют о ее популярности и о том влиянии, которое она имела в Средние века. В ней мы впервые встречаемся с тем, как Исидор Севильский несколько раз цитирует Климента в качестве знатока естествознания. Тем не менее, Аревал считал, что Исидор использовал какую-то другую версию Псевдо-Климента, а вовсе не версию Руфина, и в Средние века было популярно другое произведение под названием «Путевые заметки Климента» или «Путевые заметки Петра». К примеру, Вильям из Оверни, живший в первой половине 13-го века, цитирует книгу «Путевые заметки Климента» или «Книгу, в которой Пётр спорил с Симоном Магом».

«Путевые заметки Климента» возглавляют также список работ, которые приписывались папе Геласию, и были преданы проклятию Римским Синодом в 494 году. В13 веке Винсент из Бове включил этот список в свою книгу «Рассуждение о природе»; а в 12-м веке Хью из Св. Виктора в свой «Дидаскалион». Во всех этих трех произведениях полное название манускрипта было практически одинаковым: «Путевые заметки», приписываемые апостолу Петру, которые называют Климентовыми; апокрифическая работа в восьми книгах». Здесь мы встречаемся с разночтением, поскольку, как мы уже упоминали, «Признания» состоят из десяти книг.

Впрочем, в другом месте Винсент правильно называет девятую книгу «Признаний» девятой книгой Климента, а число книг, из которых состоят «Признания», в разных манускриптах разное, и в них эту книгу чаще называют «Путевыми заметками Климента» или вообще по-другому. В 9-м веке Рабан Мавр цитирует высказывание апостола Петра, которое он взял из «Истории Св. Климента», но то же самое высказывание находим и в «Признаниях». Винсент из Бове также цитирует слова благословенного апостола Петра из письма, приложенного к «Путевым заметкам Климента». Однако, в печатном тексте «Признаний» нет никакого письма, принадлежавшего Петру; не упоминает о нем и Руфин, хотя в своем предисловии он говорит о письме Климента, которое было им приведено в другом месте.

Тем не менее, в предисловии к печатному тексту «Проповедей», а так же в манускриптах, найденных вместе с «Признаниями», содержатся письма Петра и Климента к Якову. Однако, отрывка, который цитирует Винсент, нет ни в том, ни в другом; он содержится в десятой книге «Признаний». (В «Рассуждении о природе» Петр говорит:

«Когда человек выводит из Священного писания прочное и строгое правило истины, совсем не будет абсурдным, если к утверждению истинной догмы он добавит что-нибудь из своего образования и свободных наук, которые он изучал с детства. Так что, со всех точек зрения он учит истине и отбрасывает все то, что ложно и претенциозно». Эти слова соответствуют приведенным в 42-й главе 10-й книги «Признаний»).

Нам представляется вполне вероятным, что, несмотря на разное число книг и различную организацию материала, латинская версия Руфина была единственной версией, существовавшей в Средние века. Впрочем, мы не можем утверждать это с уверенностью, пока не будут тщательно изучены все дошедшие до нас манускрипты.

Предшествовавшие греческие версии

Версии, созданные Руфином, отличались от предшествовавших не только тем, что они были написаны на латыни, но и тем, что он, по его собственному признанию, опустил кое-какие параграфы, и внес некоторые изменения, подходящие для его латинских читателей. То, что в его время существовало несколько версий на греческом, подтверждают его собственные предисловия, где он описывает другой текст, отличающийся от того, который он использовал для перевода или адаптации. Ни один из этих двух греческих текстов, по-видимому, не был идентичен современным «Проповедям».

Тем не менее, «Проповеди», очевидно, уже существовали во времена Руфина, поскольку в сирийском манускрипте 411 года н. э. содержатся четыре книги из «Проповедей» и три — из «Признаний», которые демонстрируют, с какой легкостью можно было из старой версии скомпоновать новые. И «Проповеди», и «Признания» в том виде, в котором они до нас дошли, представляют собой подобные творения, в которых все перепутано и переставлено местами.

Например, в начале «Признаний» Христос изображен живым, и рассказы о его чудесах появляются в Риме; в том же самом году Барнаба посещает Рим, и Климент почти сразу же отправляется вслед за ним в Сирию, проделав путь от Рима до Кесарии за пятнадцать дней. По прибытии туда он встречает Петра, который сообщает ему, что «целых семь лет» («а week of years») прошло после распятия и других событий, случившихся в течение длительного времени.

И снова, из третьей книги «Признаний» мы узнаем, что Симон утопил все свои магические принадлежности в море и ушел в Рим, но в 10-й и последней книге мы обнаруживаем, что он еще не покинул Антиохии и обладает всеми необходимыми предметами, чтобы изменить облик Фауста.

Время создания первоначальной версии

Тем не менее, этот поздний вариант книги, в котором все перепутано, и на основе которого Руфин создает свою версию, вероятно, появился уже довольно давно, поскольку Руфин признает, что он переводил его очень долго. О девственнице Сильвии, которая «когда-то вдохновила» его на то, чтобы «перевести [книгу] Климента на наш язык», Руфин отзывается как об умершей, и после многих проволочек состарившийся переводчик, «наконец-то», заканчивает свою работу. Поэтому можно сделать вывод, что оригинальный и, вероятно, более связный рассказ Псевдо-Климента, о котором Руфин, скорее всего, ничего не знал, появился в гораздо более ранний период. Из других источников мы узнаем о «Циклах» или «Периодах Петра», написанных Климентом, но это вполне могла быть версия, переведенная Руфином.

Консервативные христианские ученые считали самой древней и безошибочной ссылкой на Псевдо-Климента ту, что сделал в начале 4-го века Евсевий, который, не упоминая названий книг, говорит о неких «многословных и длинных произведениях, в которых, несомненно, приводятся беседы Петра с Апионом». Эти книги приписываются Клименту, но, на самом деле, появились совсем недавно. Что касается времени создания оригинальной работы, на основе которых были созданы «Проповеди» и «Признания», то Гарнак и его школа высказывали предположение, что она появилась между 200 и 280 годами нашей эры. Это — среднее из двух крайностей, что предлагали Хилгенфельд и Чепмен. Однако, в первоначальных творениях Псевдо-Климента, по-видимому, использовались «Учение Петра» и «Деяния Петра», которые Вайц датирует 135–210 годами нашей эры.

Доказательство, лежащее в самом документе

Сами «Признания», даже в том извращенном виде, в котором их представил Руфин, претендуют на то, чтобы стать самым древним документом христианства. Они не только адресованы Якову и вложены в уста Климента, но не содержат никакого упоминания о Павле. В них нет цитат из книг «Ветхого завета», зато приводятся слова Иисуса, которых нет в Библии. О Христе говорится в скрытом и завуалированном виде, как об «Истинном пророке», который появился еще до Авраама и Моисея. Кроме того, в этом произведении находим очень интересные и живые детали, которые рассказывают нам о жизни самых древних христианских общин и, вероятно, Эбионских, Эссенских и некоторых гностических сект. Подчеркивается очищающая сила крещения: этому посвящены рассказы о привычке Петра ранним утром купаться в море или в проточной воде; о тайных молитвах и собраниях, об отдельном столе для посвященных, об эзотерических беседах по ночам и на рассвете, и о власти над демонами.

Все это вполне могло быть очень талантливой выдумкой, но в книге, несомненно, присутствует атмосфера правдоподобия; и кажется очень странным, что более поздний автор должен был быть «очень внимательным и избегать анахронизмов», по мнению Э.К. Ричардсона. Именно по этой причине и возникла та хронологическая путаница, о которой мы уже упоминали, рассказывая о путешествии Климента в Цезарею и об отъезде Симона в Рим. Но, как и в случае с апокрификой Нового Завета, точная дата создания Псевдо-Климентовых книг для нашей книги совсем не важна, ибо вполне достаточно знать, что эти творения, если их рассматривать в целом, сыграли большую роль в первые тринадцать веков христианской эры.

Вероятно, Евсевий и Епифаний относились к ним с неприязнью, и называли еретическими, но Василий и Григорий использовали их аргументы в борьбе с астрологией. Геласий мог называть их апокрифическими, но Винсент из Бове оправдывал использование апокрифических книг в целом и несколько раз цитировал эту конкретную книгу в своих трудах, а сюжеты из этих книг, как мы увидим позже, стали темами для средневекового искусства.

Сходство с Апулеем и Филостратом

В «Псевдо-Климентинах» мы находим то же сходство с работами Апулея и Филострата, что и у апокрифического Евангелия. Мы видим тот же интерес к естествознанию и магии в сочетании с религиозными описаниями, которые столь характерны для пестрых и разнообразных эпизодов «Метаморфоз» и для биографа Аполлония Тианского. Интересно отметить, что две работы Апулея были посвящены Фаустину, которого он называл «своим сыном», а отца Климента звали Фаустус или Фаустиниан (полагают, что в легенде о Фаусте рассказывается именно о нем и об эпизодах из его жизни). Но это, скорее всего, совпадение.

Однако, вряд ли была случайной связь между купанием Петра в море и тем очищением с помощью морской воды, которое позже помогло герою «Метаморфоз» вернуть себе утраченный человеческий облик. Аналогии в работе Филострата еще более впечатляющи. Петра можно отождествить с Аполлоном, а Климента — с Дамисом, в то время как колдунов и магов олицетворяет знаменитый Симон Маг.

Аполлоний воздерживался от употребления мяса и вина и носил льняные одежды, а Петр жил «на одном хлебе с оливками, добавляя к ним множество корений; а моя одежда», — говорил он, — «Такая, какой вы ее видите: туника и плащ; имея их, я больше ни в чем не нуждаюсь».

Вслед за Филостратом, Псевдо-Климент рассказывает нам об огромных костях, которые сохранились до сих пор, считая это доказательством существования древних гигантов, а рассказы о браминах и упоминания о скифах в «Жизни Аполлония Тианского» имеют свои аналоги в «Признаниях», где в ряде коротких глав сообщается об этом и других необычных народах. Петр, конечно, был евреем, а не эллином, как Аполлоний, но среди его спутников были люди, которые отлично разбирались в греческой философии и могли долго обсуждать затронутые ею вопросы. Они также ценили языческое искусство и, с согласия Петра, посетили храм на острове и «искренне любовались» «великолепными колоннами и величественными творениями Фидия».

Подобно тому, как Аполлоний знал все языки, которым его никто не учил, так и Петр был столь наполнен Божьим Духом, что «обладал знаниями обо всем на свете» и «даже греческое учение не было ему незнакомо»; но снисходить до его обсуждения, отказавшись от своих обычных божественных разговоров, он не желал. Климент, однако, чувствовал, что должен немного просветить Петра в греческой мифологии. Подобное смешанное отношение — презрение к «греческой болтовне» и преклонение перед божественным откровением, и, в то же самое время, уважение к греческой философии, если сравнивать ее с другими учениями, было очень типичным явлением для христианских авторов во все годы существования Римской Империи.

Наука и религия

То же самое отношение существовало и к естествознанию. В самом начале произведения Климента интерес к отношению древнего мира к науке о природе демонстрирует вопрос, который кто-то задал Барнабе, когда он начал проповедовать о Сыне Божьем. Его Римские проповеди описаны в «Признаниях», а Александрийские — в «Проповедях». Один человек из толпы, слушавший его проповедь, задал ему вопрос: «Почему такое крошечное создание как муха имеет не только шесть ног, но еще и крылья в придачу, а слон, несмотря на свое огромное тело, наделен лишь четырьмя ногами и не имеет крыльев?». Барнаба не ответил на этот вопрос, а только сказал, что мог бы ответить, если бы захотел, оправдав себя тем, что не стоит говорить о простых созданиях с теми, кто еще ничего не знает о своем Создателе.

Интерес к естествознанию

Тем не менее, подобное нежелание обсуждать вопросы естествознания ни в коей мере не было характерно для Климента. Пётр не только объяснил Клименту, как был создан мир, но и сообщил ему, что после завершения процесса творения Бог «поставил одного ангела над всеми ангелами; один дух — над всеми духами, одну звезду — над всеми звездами, одного демона — над всеми демонами, одну птицу — над всеми птицами, одну тварь — над всеми тварями, одного змея — над всеми змеями, одну рыбу — над всеми рыбами» и «одного человека — над всеми людьми, и этого человека звали Иисус Христос». Позже он публично защищал крещение в воде на основании того, что «все вещи были созданы из воды» и что вода появилась самой первой.

Мы также видим, как Никита принимает греческие идеи о четырех элементах, о том, что Вселенная имеет форму сферы, и о том, что небесные тела движутся, «согласно установленным законам и периодам», цитируя «Тимея» Платона. Он также упоминает о том, что Аристотель открыл новый пятый элемент, обсуждает теорию Эпикура о существовании атомов и ссылается на «механическую науку». Далее он говорит о создании растений, животных и человеческих существ как о доказательстве божественной воли и провидения. Для этого он приводит целый ряд примеров: чудесное создание животных из земли, например, кротов, и змей — из пепла, и утверждает, «что ворона зачинает [птенцов] во рту, а детеныши ласки рождаются на свет, вылезая из уха матери (С другой стороны, в апокрифическом «Послании Барнабы» утверждается, что ласка зачинает детенышей в своей пасти и потому олицетворяет людей с нечистым ртом).

Симон Маг заявлял, что он — бессмертен, приводя в доказательство этого теорию, которая дожила до 13 века, и мы находим ее в творениях Роджера Бэкона и Петра из Абано. Согласно этой теории, его плоть «была так уплотнена силой его божественности, что могла существовать вечно».

С другой стороны, Никита утверждал, что внутренние органы ведут себя весьма разумно, и рассказывает нам, что кровь течет в теле, как вода в фонтане, «и сначала проходит по одному руслу, а потом растекается по многочисленным сосудам, как по каналам и орошает всю территорию человеческого тела своим живительным потоком». Чуть позже Аквила привел естественное объяснение радуги.

Бог и природа

Следует отметить одну тенденцию, присущую патристической литературе, которая присутствует даже в творениях тех отцов, которые с негодованием отвергают дуализм манихеев — различать Бога и природу и приписывать все пороки Вселенной природе. Никита не может согласиться «с теми, кто говорит о природе вместо Бога и заявляет, что все вещи были порождены природой»; он утверждает, что Вселенная была создана Богом.

Однако, Аквила, который поддерживал в этом споре своего брата, по-видимому, думал, что ответственность Бога за Вселенную закончилась, по крайней мере, частично, после того, как он ее создал. В любом случае, он признает, что «в этом мире одни вещи созданы как следует, а другие — как не следует. Поэтому, те вещи, — продолжает он, — которые были сотворены рационально, были сделаны Провидением; но те, которые были созданы нерационально и в беспорядке, появились из природы и притом совершенно случайно».

Грех и природа

Но, если верить Петру и его сподвижникам, даже природа порой восстает против грехов человечества. Аквила верил, что причиной чумы являются людские грехи; что, «когда Бог подвергает людей наказанию, он» (т. е. Солнце, называемое «верным слугой», которое первые христиане еще не перестали персонифицировать) «сияет еще ярче и сжигает мир в яростном огне», и что «те, кто уже познакомились с пророческим рассуждением, знают, когда и по какой причине в каждом поколении случаются град, чума и нашествия саранчи и тому подобное, и за какие грехи посылаются эти наказания». Петр дает понять, что природа иногда действует независимо от Бога, наказывая людей за грехи.

Он говорит: «Но я хочу, чтобы вы также знали, что такие души Бог карает не напрямую, но все им созданное восстает против и обрушивает кару на неправедных. И, хотя в современном мире Бог, по доброте своей, дарует свет мира и все, что дает земля, праведным и неправедным одинаково, однако не без горечи позволяет Солнце своему свету и другим элементам обслуживать неправедных.

И, вкратце, иногда даже, несмотря на Создателя, из-за преступлений негодяев элементы истощаются; поэтому либо плоды земные уничтожаются насекомыми, либо состав воздуха изменяется или солнечный жар возрастает сверх меры или льют бесконечные дожди или становится невыносимо холодно». Это сильно напоминает утверждение автора «Книги Еноха» о том, что человеческие грехи нарушают равновесие в природе и даже более близкую теорию браминов, изложенную в «Жизни Аполлония Тианского» о том, что длительная засуха — это наказание, которому мировая душа подвергает людей за их грехи.

Отношение к астрологии

Подобный рудимент теории о существовании мировой души; тенденция приписывать элементам и планетам эмоции и желания, а также персонифицировать их, и думать, что Бог правит миром опосредованно, опираясь на их помощь, помогает нам понять, что это отношение благоприятно для веры в астрологию. И вправду, в первой книге «Признаний» подробно описывается, как Создатель украсил видимое небо звездами, Солнцем и Луной, чтобы они «могли указывать на прошедшее, нынешнее и будущее» и чтобы эти небесные знаки, видимые всеми, могли «понять только ученые и умные». Астрология, соответственно, называется «наукой матезиса («знания» по-гречески), а астрологи, как это было принято в Римской империи, именовались «математиками». Сторонника даже самых крайних притязаний в этом искусстве не оскорбляют именем «шарлатана», но уважительно называют «ученым человеком», и его красноречием, манерами и спокойной речью восхищаются все люди и внимательно его выслушивают. Астрологию вовсе не считали противоречащей религии, наоборот, полагали, что она снабжает аргументами в пользу существования Бога; говорят, что Авраам «будучи астрологом, смог, благодаря рациональной системе звезд, распознать Создателя, в то время как все другие люди ошибались, и понять, что все на свете подчиняется Его провидению». Подчеркивается значение числа «семь», а двенадцать апостолов называются двенадцатью месяцами Христа, который является приемлемым годом Бога. Аналогичным образом гностики, последователи еретика Валентина, придавали большое значение Двойным декадам, группе из двенадцати эонов, и верили, по словам Иреная, что «Христос умер во время двенадцатого месяца. По их мнению, он проповедовал лишь один год после своего крещения». У Петра тоже было двенадцать учеников. Никита говорит о «человеке, который является микрокосмом в большом мире». Признается, что звезды могут оказывать не только благое, но и дурное влияние, и что астролог «может выявить дурное намерение, которое порождается злом». Тем не менее, автор «Признаний» считает, что «обладая свободой воли, мы иногда не поддаемся своим желаниям, а иногда — уступаем им», и что ни один астролог не может предсказать заранее, какой курс мы выберем.

Аргументы против генетлиалогии

Астрология подвергается резкой критике только тогда, когда она доходит до такой наглости, что заявляет, что «нет ни Бога, ни религии, а также нет никакого Провидения в мире, но все вещи происходят чисто случайно или благодаря генезису; что с вами «случится то, что записано в вашем генезисе», и что созвездия заставляют человека совершать убийства, прелюбодеяния и другие преступления.

В этом месте Никита и Аквила, а, в конце концов, и сам Климент вступают в долгие споры с престарелым адептом генетлиалогии; эти споры занимают большую часть последних трех книг «Признаний» и включают в себя двенадцать глав, которые почти полностью представляют собой выдержку из «Законов стран» Бардезана. Они защищают идеи о Божественном Провидении и свободной воле человека, а генетлиалогию представляют как ошибку, которая получила поддержку благодаря влиянию демонов. Утверждается, что людей можно удержать от совершения преступления страхом перед наказанием и законом, даже если они склонны к преступлению по своей натуре, и что люди вроде серов (китайцев) и браминов служат примером народов, которые никогда не совершают тех преступлений, на которые их толкают звезды. Выдвигается и такой аргумент: «Поскольку Бог — праведник, и поскольку он сам создал людей, может ли быть так, что он противопоставил нам генезис, который заставляет нас грешить, а Его вынуждает наказывать нас за грехи?». Далее говорится, что строение созвездия отличается такой сложностью, что в каждый конкретный момент времени одному астрологу кажется, что звезды оказывают благоприятное влияние, а другому — наоборот, вредное. Самые верные объяснения воздействия звезд приводятся после того, как оно произошло, вроде того, как сны, которые трудно истолковать наутро, но, «после того, как событие произошло, человек может связать то, что видел во сне, с тем, что случилось». И, наконец, престарелый защитник генезиса, который искренне верил, что его собственная судьба и судьба жены была точно описана в их гороскопах, оказался Фаустинианом (в «Проповедях» его называют Фаустом), давно пропавшим отцом Климента, Никиты и Аквилы. Он также вернулся к своей жене и узнал, что его прежнее толкование событий с помощью звезд оказалось неверным.

Следует, вероятно, рассказать об идеальном представлении о серах или китайцах, «живших в начале мира», которое автор «Признаний», скорее всего, позаимствовал у Бардезана. Это было, вероятно, признанием того, что и нехристианские народы могут достичь морального совершенства и избавиться от грехов. Кроме того, это интересный пример древней этнографии. «Во всей этой стране, которая очень велика, нет ни одного храма, ни изображения, ни шлюхи, ни неверной жены, ни одного вора, который был бы привлечен к суду. И ни один человек не был здесь убит…По этой причине они не подвергаются тем наказаниям чумой, о которых мы говорили: они доживают до глубокой старости и умирают, ничем не болев». Вероятно, эти добродетельные серы являются мифическими гиперборейцами в другом обличье.

Теория демонов

В «Признаниях» описано множество демонов и ангелов. Любой человек ночью может подвергнуться упрекам и бичеванию со стороны Божьего ангела. Петр говорит, что у каждого народа есть свой ангел, поскольку Бог разделил землю на семьдесят две части и каждой назначил ангела в качестве правителя и господина. Однажды, еще до начала проповеди, Петр изгнал демонов из нескольких прихожан. В другом месте описывается, как он излечил двадцатисемилетнюю девушку, которая в течение двадцати лет была одержима нечистым духом, и жила взаперти, в кладовке. Ее заковали в цепи, поскольку она была жестока и обладала сверхчеловеческой силой. Одно появление Петра заставило бесов покинуть ее тело, а цепи упали сами собой. Помимо личной встречи Петра с демонами, теория одержимости бесами обсуждается здесь неоднократно, и все, что автор не одобряет, например, искусство составления гороскопов, языческих оракулов, эксцессы языческих ритуалов и праздников, а также египетские боги-животные, приписывается влиянию демонов. Человек становится уязвимым для бесовского влияния, если он ест мясо, принесенное в жертву идолам, или вообще неумерен в еде и питье. Бесы проникают в кишечник тех людей, которые часто напиваются на пирах. Невоздержанность тоже сопровождается демонами, чье «зловонное дыхание» порождает распущенное и греховное потомство… и за подобные недостатки детей несут ответственность их родители, которые не соблюдали правила половой жизни». При воспитании детей надо прилагать не меньше усилий, чем при выращивании посевов. Но, хотя бесов очень много, Бог дает каждому христианину власть над ними, и их можно прогнать, произнеся «три раза благоговейное имя». Более того, «то, что предвещает истинный Бог, устами ли пророков, или с помощью различных видений, всегда истинно; но то, что предсказывают бесы, всегда ложно».

Происхождение магии

Появление магии тоже связано с бесами. «Некоторые ангелы… учили людей, что бесов можно заставить подчиняться людям с помощью определенных приемов, иными словами, магических заклинаний». Первым колдуном были Хам и его сын Месраим, от которого произошли египтяне, вавилоняне и ассирийцы, и который пытался высечь искры из звезд, но загорелся сам и «был поглощен демоном, к которому он постоянно приставал с просьбами».

По этому случаю после смерти его прозвали Заратустрой или «живой звездой». Магическое искусство не умерло вместе с ним и было передано Нимроду «словно с помощью вспышки». С этим можно сравнить немного отличающийся рассказ о происхождении магии, приведенный Епифанием в трактате «Панарион», который был написан около 374–375 годов нашей эры. Магия старше ереси и в эпоху Джареда, предшествовавшую Потопу, когда жили Хам и Месраим, уже существовала. В ту пору она соседствовала с «фармацией». Этот термин использовался для прикрытия колдовства, отравлений, супружеских измен, несправедливости и распущенности. После Потопа Епифаний называет Нимрода первым тираном и изобретателем вредных наук: астрологии и магии. Он пишет, что греки ошибочно принимали его за Заратустру, которого они называли создателем астрологии и магии. По словам Епифания, «фармация» и магия пришли в Грецию из Египта во времена Кекропса.

Частые обвинения в магии

В «Признаниях» все люди: христианин, язычник, еретик и философ проклинают магию, или требуют этого от других; в книге сообщается о законе римских императоров, борющихся с ней. Но христиане, язычники и еретики, требуя божественной власти и защиты для себя, постоянно обвиняют друг друга в занятиях магией. Человек, имя которого не называется, но под которым, вероятно, подразумевался Павел, призывает жителей Иерусалима подвергнуть гонениям апостольское сообщество этого города, поскольку это «несчастнейшие люди, обманутые Симоном, колдуном». Стражи гроба, которые не смогли предотвратить воскрешение Христа, заявили, что Христос был колдуном; это обвинение повторили один из писцов и Симон Маг. Симон несколько раз называл колдуном и Петра. Петр, разумеется, выдвигал подобное обвинение против самого Симона; Яков специально отправил его в Кесарию, чтобы он разоблачил этого колдуна, выдававшего себя за Христа. Богов греческой мифологии тоже обвиняли в том, что они занимались магическими трансформациями и колдовством. Впрочем, философии в «Признаниях» удалось избежать обвинения в магии; одному философу удалось отговорить Климента, еще до того, как он принял христианство, от намерения изучить проблему бессмертия души. Он хотел нанять одного египетского колдуна, чтобы он вызвал из подземного мира чью-нибудь душу с помощью некромантии. Философ заявил, что такое дело является беззаконным, гнусным и «ненавистным для Вечности».

Некромантия называется одним из доказательств бессмертия души в «Первой апологии» Иустина, в главе 18, где мы находим такие слова: «Так пусть же сама некромантия и прорицание, которые ты практикуешь с помощью чистых детей, а также вызов умерших человеческих душ…убедят тебя в том, что даже после смерти души способны чувствовать».

Чудеса магии

Но, несмотря на то, что магия была проклята, все признавали ее великую силу. Симон Маг всячески хвастался теми чудесами, которые он мог совершить: становиться невидимым; протыкать камни и горы с такой легкостью, словно они были сделаны из глины; проходить сквозь огонь, не обжегшись; летать по воздуху; избавляться от пут и преодолевать все преграды; превращаться в животных; оживлять статуи; мгновенно создавать новые растения и деревья и заставлять бороды расти на лицах маленьких детей. Он также утверждал, что создал мальчика, превратив воздух в воду, воду — в кровь, а потом скомпоновав все это в человеческое тело. Этот подвиг он считал более выдающимся, чем сотворение Адама из земли. Позже Симон возвратил его в прежнее состояние — в воздух, «но не раньше, чем я поместил его изображение и рисунок в моей спальне, в качестве доказательства о моем творении и в память о нем». Но не только Симон хвастался своими подвигами; Никита и Аквила, его ученики до того, как Закхей обратил их в христианство, заявляли, что были свидетелями его потрясающих дел. «И кто не удивится тем чудесным вещам, которые он совершает? И кто не подумает, что он — бог, спустившийся с небес для спасения людей? Он может летать по воздуху или сливаться с огнем, превращаясь с ним в одно тело; он может заставить статуи ходить, а медных собак — лаять. Да, его еще видели превращающим камни в хлеб». Когда Досифей попытался избить Симона, палка прошла через его тело, как сквозь дым. Женщина по имени Луна, которая появлялась в обществе Симона, выглядывала из всех окон башни одновременно — это видела целая толпа. Эту иллюзию, вероятно, Симону удалось создать с помощью зеркал. Когда до Симона дошли слухи о том, что его собираются арестовать, он сделал лицо Фаустиниана точной копией своего собственного, чтобы вместо него арестовали Фаустиниана.

Как отличить чудо от магии?

Так велики были чудеса, сотворенные Симоном и другими колдунами, что Никита спросил Петра, как отличить их от божественных знаков и христианских чудес и не совершает ли человек грех, когда, на основе сходства этих знаков и чудес, делает вывод о том, что Симон Маг — божество, или о том, что Христос — колдун? Заговорив сначала о колдунах фараона, Никита спрашивает: «Ибо, если бы я был там, не следовало ли мне думать, увидев, что колдуны делают похожие вещи (сходные с теми, что делал Моисей), что либо Моисей был колдуном, либо эти вещи говорят о том, что колдунов направлял Бог?…Но если тот, кто верит тем, кто творит знаки, совершает грех, как же тогда получается, что тот, кто верит Господу нашему в Его знаках и оккультных свойствах, не совершает никакого греха?». Петр ответил, что магия Симона никому не приносит пользы, в то время как чудесное излечения больных христианами и изгнание демонов совершаются ради блага всех людей. Только одному Антихристу среди творцов магии будет позволено в конце существования мира смешивать полезные дела с чудесами, творящими зло. Более того, именно «этими средствами, выходящими за его пределы, которые будут разделены против него самого, и во время борьбы против самого себя он и будет уничтожен». Позже в «Признаниях», однако, Аквила утверждал, что даже современная магия научилась имитировать, с помощью противоположных методов, изгнание бесов словом Божьим; что она может нейтрализовать действие змеиного яда с помощью заклинаний и излечивать больных «в противовес слову Божьему и его силе». Он добавляет: «Искусство магии нашло также других министров „в противовес ангелам божьим, поместив вызывание душ и воображаемых бесов в оппозицию к ним“».

Обман в магии

Признавая чудеса магии, многие чувствовали, что в них есть что-то нереальное и ложное. Учение истинного пророка, как нам сообщают, «не содержит никаких хитростей, ничего, что создано магией ради обмана», а вот Симон — «обманщик и колдун», причем ложно не только его религиозное учение и оппозиция по отношению к Петру; даже когда он хвастается своей магической властью, в его словах мало правды. Аквила, его бывший ученик, говорит: «Но когда он заговорил о создании новых побегов и о том, что он умеет проникать сквозь горы, я смутился, понимая, что он решил обмануть даже нас, которым, по его же словам, доверял; ибо мы знаем, что подобные вещи случались во времена наших отцов, а он представил все это так, как будто совершил это совсем недавно». Более того, Симон обманывал не только других; он сам был обманут бесами, о чем дважды говорил Петр: «Его ввели в заблуждение бесы, а он думает, что увидел субстанцию души». «Несмотря на то, что он был обманут демонами, он убедил себя, что душа убитого мальчика выполняет то, что ему вздумается ей приказать».

Убийство мальчика

Мы не в первый раз слышим историю о невинном мальчике, который был принесен в жертву в ходе магического ритуала или для прорицания. В этом обвиняли еще Аполлония Тианского; эту историю рассказывали о первых христианах их языческие противники, а люди Средневековья — о евреях и еретиках. Говорят, что Симон признался Никите и Аквиле, когда они спросили его, как он совершает магические действия, что ему помогает «душа мальчика незапятнанной репутации, который был жестоко убит»; он вызывает ее с помощью мысленных заклинаний. Далее Симон объяснил, что «душа человека занимает место рядом с Богом, после того, как она высвобождается из телесного мрака. И она немедленно обретает способность к предвидению, поэтому ее можно вызывать с помощью некромантии». Когда же Аквила спросил, почему душа мальчика не отомстила убийце, а стала, вместо этого, выполнять требования колдуна, Симон ответил, что она теперь столь ярко видит, какие муки ждут убийцу после Страшного Суда, что не нуждается в мести, и что ангелы, руководящие подобными душами, не позволяют им возвращаться на землю, пока их «не вызовет кто-нибудь более могущественный, чем они сами».

Но тут Никита совершенно справедливо перебивает его: «И ты не боишься Страшного суда, совершая насилие над ангелами и вызывая души [умерших]?» Кстати сказать, обвинение Симона в том, что он убил мальчика, надуманно, поскольку это был тот самый юноша, которого он сначала сотворил из воздуха, а потом снова превратил в воздух, заявляя при этом, что создал незапятнанную человеческую душу. Впрочем, в «Проповедях» Симон признается Никите и Аквиле, что душа умирает вместе с телом, и что на его вызов, на самом деле, явился бес.

Магия — это зло

Тем не менее, обвинение в убийстве, которое было предъявлено Симону, демонстрирует криминальный характер магии, который ей обычно приписывали. О Симоне говорили, что «он испорчен сверх меры», и полагается на «магические искусства и дьявольские затеи», а Петр обвинял его в «нечестивых занятиях». Симон, в свою очередь, называл Петра «колдуном, безбожником, клеветником, хитрецом, невеждой и человеком, обещающим сотворить невозможное», и снова «колдуном, волшебником и убийцей».

Магия — это искусство

Однако, в «Признаниях» также утверждается, что магия — это искусство. Большая роль в ней принадлежит бесам и душам умерших людей, но для магии необходим человек-оператор, который использует материалы, взятые у природы. Фаустиниан принял облик Симона, вымазав себе лицо мазью, созданной колдуном, а Аппион и Анубион могли распознать в этом человеке Симона только благодаря тому, что натерли свои лица соком определенной травы. В другом месте «Признаний» один из учеников Симона, который ушел от него к Петру, рассказывает, как Симон заставил его отнести на спине на берег моря связку «своих грязных и проклятых тайных вещей». Симон положил их в лодку, ушел в море, а потом вернулся без них. Симон не только применял в своей магии природные материалы, но и считался ученым человеком; это утверждали даже его враги. Он «по профессии своей колдун, но превосходно знающий греческую литературу». Он «самый одаренный оратор, обученный искусству диалектики, а также хитросплетениям силлогизмов; но важнее всего то, что он большой знаток магических искусств». И еще он принимал участие в теологических спорах с Петром. В качестве примера связи магии с экспериментальной наукой, следует отметить, что Симон, хвастаясь своими магическими подвигами, заявлял: «Ибо я, с помощью опытов, сумел достичь очень много».

В «Псевдо-Клименте» нам сообщают, что Симон собирался съездить в Рим, но «Признания» и «Проповеди» рассказывают лишь о конфликтах между Петром и Симоном в разных сирийских городах и не касаются их поездки в Рим, где, как сообщают нам другие христианские писатели, они снова столкнулись, и Симон погиб.

Другие рассказы о Симоне Маге — от Иустина Мученика до Ипполита

Иустин Мученик, создававший свои произведения в середине 2-го века, утверждает, что Симон, самаритянин из Гитто, приехал в Рим во время правления Клавдия, и с помощью демона совершал магические подвиги. В его честь даже воздвигли статую, поскольку он считался богом. Что касается этой статуи, то Иустин, по-видимому, спутал Симона с Семо Санкусом, сабинским божеством. Иустин добавляет, что почти все самаритяне и несколько представителей других народов до сих пор верят в Симона, как в первого Бога, и что его ученик, по имени Менандр, с помощью магии обманул многих жителей Антиохии. Иустин жалуется, что последователей этих людей до сих пор называют христианами, но, с другой стороны, он недоволен тем, что императоры не преследуют их, как других христиан, хотя Иустин верил, что они занимаются не только магией, но и практикуют беспорядочные половые связи. Очень похожий рассказ приводит и Ириней. Ориген, как мы уже видели, считал, что в мире осталось не более трех десятков последователей Симона, но его современник Тертуллиан писал: «В наше время даже простофили среди еретиков-последователей этого самого Симона так окрылены успехами своего искусства, что предпринимают попытки вызвать из Гадеса души самих пророков. И я полагаю, что им удастся это сделать под прикрытием ложного чуда». Однако Ориген и Тертуллиан ничего не сообщают о самом Симоне Маге. Ипполит тоже заявляет, что Симон по-прежнему имеет последователей, посвящая несколько глав описанию и разоблачению его идей и «вновь учит попугаев Симона, что Христос…не был Симоном». Ипполит приводит также подробности визита Симона в Рим, заявляя, что здесь он встретился с апостолами и постоянно подвергался критике Петра, пока, наконец, не заявил, что если его похоронят заживо, то на третий день он снова воскреснет. Его ученики похоронили его, как он им велел, но он так и не воскрес, «ибо не был Христом».

Рассказ Петра о «Поучениях и установлениях апостолов»

В «Поучениях апостолов», апокрифическом произведении, созданном, вероятно, в 3-м веке, изображен Петр, кратко описывающий свою борьбу с Симоном Магом в Риме. Это поучение сохранилось в кратком виде на сирийском и латинском языках, а в более полном — в параллельном тексте в греческих «Установлениях апостолов», написанных, вероятно, около 400 г. н. э. Петр обнаружил, что Симон, явившись в Рим, убедил многих римлян отречься от христианства. Он также совращал благородных господ своими «магическими действиями и свойствами», или, согласно греческой версии, «магическими экспериментами и поступками демонов». В сирийской и латинской версиях Петр утверждает, что видел однажды, как Симон летит по воздуху. «И, стоя внизу, я произнес: «Ради святого имени Христа, я лишаю тебя твоих способностей». И он упал, сломав себе свод (бедро?) стопы (ногу?)». Тем не менее, Симон не умер, поскольку дальше Петр говорит, что хотя «многие тогда покинули его, другие, верные ему, остались». В более подробной греческой версии Симон объявил о своем полете в театре. Пока все глаза были обращены на Симона, Петр молился, чтобы он потерпел провал. Тем временем, Симон поднялся в воздух, с помощью бесов, как утверждает Петр, и сообщил людям, что он возносится на небеса и вернется оттуда, принеся всем добрые известия. Люди аплодировали ему, как богу, но Петр протянул руки к небу, умоляя Бога велеть Господу Иисусу сбросить обманщика вниз и лишить бесов их силы. Однако, он попросил, чтобы падая, Симон остался жив и отделался одними синяками. Петр также обратился к Симону и злым духам, которые его поддерживали, заклиная его упасть и стать посмешищем для тех, кого он хотел обмануть. И Симон упал, сильно ушибся и расцарапал себе в кровь нижнюю часть тела и подошвы ног. Следует отметить, что здесь, как и в рассказах некоторых других авторов, Петр боролся с Симоном Магом в одиночку. Это подтверждало теорию Тюбингена, которая гласила, что Симон Маг представлял собой апостола Павла.

Арнобий, Кирилл и Филастрий

Арнобий, создавший свое произведение около 300 г. н. э., приводит несколько иное описание полета и падения Симона. Он пишет, что люди Рима «видели, как изо рта Петра вылетела колесница Симона с четырьмя горячими лошадьми и исчезла при имени Христа. Они видели, говорю я, того, кто верил в ложных богов и был предан ими из-за страха, порожденного его собственным весом, лежащим со сломанными ногами. Потом, когда его отнесли в Бранду, измученный позором и страданиями, он снова свалился с высокой крыши». Кирилл Иерусалимский, живший с 315 по 386 год нашей эры, тоже утверждал, что демоны везли Симона по воздуху в колеснице, и «нет ничего удивительного в том, что совместными молитвами Петр и Павел спустили его на землю, поскольку, в добавление к обещанию Христа выполнить просьбу двух или трех учеников, собравшихся вместе, следует помнить, что у Петра были ключи от рая, а Павел был взят живым на третье небо, где услышал тайные слова». Филастрий, другой писатель четвертого века, без особых подробностей описывает смерть Симона; по его словам, будучи изгнанным Петром из Иерусалима, он приехал в Рим, где они оба приняли участие в состязании, на котором присутствовал Нерон. Петр обошел Симона по всем пунктам их спора, и Симон, «умер заслуженной смертью — его покарал ангел, чтобы фальшь его магии стала очевидна всем». Впрочем, вряд ли стоит уделять так много внимания этим кратким рассказам о Симоне, приведенным в произведениях отцов церкви.

Апокрифические «Деяния Петра и Павла»

Другие подробные рассказы о том, что делал Симон в Риме, находим в сирийском трактате «Учение Симона Цефаса» и в апокрифических «Деяниях Петра и Павла».

В первом Петр убеждает жителей Рима не поддаваться попыткам Симона сбить их с толку, создавая видимость реальных вещей. Кроме того, Петру удалось воскресить умершего мужчину, в то время как все попытки Симона потерпели крах. Во втором произведении Симон выступает против Петра и Павла в присутствии Нерона и, как обычно, они обвиняют друг друга в колдовстве. Симон, как всегда, заявляет, что он — Христос, и нам сообщают, что Верховные жрецы назвали Иисуса мудрецом. Симон уже один раз поразил Нерона, заставив двигаться бронзовых змей, а каменные статуи — смеяться. Кроме того, изменив лицо и фигуру, Симон сначала превратился в маленького ребенка, а потом — в старика. Нерон также утверждал, что Симон воскресил умершего, и сам воскрес на третий день, после того, как ему отрубили голову. Позже, однако, появилось объяснение этому — Симон организовал казнь так, чтобы она произошла в темном углу. С помощью магии он вместо самого себя подставил под топор барана. Баран перед казнью принял облик Симона. Отрубив голову, палач увидел, что это голова барана, но сообщить Нерону правду побоялся. Встретившись с апостолами в присутствии императора, Симон натравил на Петра огромных псов, но Петр, показав им хлеб, который он тайно благословил и переломил, заставил их растаять в воздухе. В качестве последнего испытания Симон пообещал вознестись на небо, если Нерон прикажет построить для него башню на Марсовом поле, где «мои ангелы найдут меня на небе, ибо они не могут спуститься на землю и оказаться среди грешников». Башня была построена, и Симон, увенчанный лавровым венком, начал свой полет, но тут Петр, которого со слезами на глазах торопил Павел, заставил ангелов Сатаны, поддерживавших Симона, бросить его. Симон упал на Святую дорогу, и его тело разбилось на четыре части.

Впрочем, Нерон, предпочел обвинить апостолов в гибели Симона и велел казнить их, после чего Марцелл, который когда-то был учеником Симона, но потом ушел от него к Петру, тайно предал тело Петра земле.

Рассказ, приписываемый Марцеллу

Этому Марцеллу приписывают очень похожий рассказ, который был обнаружен в одном из манускриптов раннего Средневековья и, вероятно, был создан в 7-м или 8-м веках. Фабриций и Флорентин приводят его заглавие: «О чудесных делах и поступках благословенных Петра и Павла и о магических искусствах Симона». Я читал его в латинской брошюре, напечатанной около 1500 года, где полное название было таким: «Страсти Петра и Павла, и их спор в присутствии императора Нерона с Симоном, неким волшебником, который, увидев, что он не способен противостоять словам Св. Петра, выбросил все свои магические книги в море, опасаясь, что его признают колдуном. Позже, этот самый Симон Маг вознесся на небо, но, побежденный Св. Петром, упал на землю и принял бесславный конец». А в конце манускрипта приводятся следующие слова: «Я, Марцелл, ученик моего господина, апостола Петра, описал то, что я видел своими глазами». Когда этот самый Марцелл заявил, что уходит от своего прежнего учителя, Симона, к Петру, Симон натравил на Петра огромного пса, чтобы тот не мог подойти к Марцеллу, но, по приказу апостола, собака набросилась на самого Симона. Тогда Петр, пожалев колдуна, запретил псу наносить Симону раны на теле, но тот сорвал с него одежду. Когда тот бежал из города, за ним гналась толпа. Колдун решил вернуться сюда лишь год спустя.

Хегесипп

В «Истории Еврейской войны» так называемого Хегесиппа, одна глава посвящена Симону Магу. Считают, что это имя — искаженное «Иосиф», поскольку этот труд во многом повторяет «Историю» прославленного историка. По крайней мере, он был создан не ранее 4-го века, и вероятно, является переводом или пересказом, сделанным Амвросием. В главе, посвященной Симону, находим историю его состязания с Петром, когда они должны были воскресить мертвых, «ибо в таких делах Петр прославился больше всех», а также рассказ о его полете в небо и падении. Но здесь он начал свое вознесение с Капитолийского холма, спрыгнув с Тарнейской скалы. Люди удивлялись его полету, и некоторые говорили, что Христос никогда не совершал таких подвигов. Но, когда Петр стал молиться, чтобы Симон упал, «при звуках его голоса полет мага стал неровным, и он упал, но не погиб, а только сломал ногу, после чего уехал в Африку, где и умер».

Церемония при падении Симона

И, наконец, просматривая другие латинские рассказы о соревновании между апостолами и Симоном Магом, которые приводятся в «Апостольских историях» Псевдо-Абдиаса и в работах, приписываемых папе Линусу, отметим церемонию, которую по-разному описывали в манускриптах и печатных изданиях Августина, Амвросия и Максима. Эта церемония, проведенная в годовщину мученической смерти Петра и Павла, была организована для установления причины их смерти. Было обнаружено, что среди других чудес, они «молились, чтобы поднявшийся в небо колдун Симон упал на землю. Ибо, когда тот самый Симон назвал себя Христом и стал утверждать, что как сын он может подняться к отцу, и неожиданно, с помощью магического искусства взмыл в небо и полетел, Петр на коленях стал молиться Богу, и с помощью святой молитвы победил магическую левитацию. Ибо эта молитва прилетела к Господу раньше, чем сам Симон, и справедливая просьба опередила чудовищную самонадеянность. Петр, говорю я, хотя и стоял на коленях, получил то, что просил, еще до того, как Симон поднялся в небо, к которому он летел. Так что Петр спустил его, словно пленника, с высоты, и, упав на скалу, Симон сломал себе ноги. И это было возмездием за его дерзкий поступок, ибо тот, кто до этого пытался летать, неожиданно лишился даже возможности ходить, и тот, кто считал, что обрел крылья, лишился своих ног. Но, если кому-то покажется странным, что колдун, в присутствии апостола, смог, хотя бы ненадолго, пролететь по воздуху, то объясним, что это было следствием терпения Петра. Ибо он позволил ему взлететь повыше, чтобы падать было больнее; поскольку Петр хотел, чтобы он забрался туда, где все могли его увидеть и чтобы всем было хорошо видно, как он упадет с высоты». Из этого проповедник делает вывод, что гордость приводит к гибели.

Симон Маг в средневековом искусстве

Борьба Петра и Павла с Симоном Магом в Риме описывается в «Золотой легенде», созданной Якопо де Ворагином в 13-м веке. Это была любимая тема для создателей готических витражей. В Шартре и Ажере видим Петра, который отгоняет псов Симона с помощью благословенного хлеба; на окнах соборов в Шартре, Бурже, Туре, Реймсе и Пуатье изображены молящиеся апостолы Петр и Павел и упавший Симон, который сломал себе шею. Эта сцена, а также диспут в присутствии Нерона, представлены на мозаиках 11 и 12 веков, которыми норманнские правители Сицилии украсили собор в Монреале и королевскую часовню в своем замке в Палермо.* (* Оба изображения, в целом, сходны. Симон падает головой вниз, а подпись гласит: «Так, по приказу Петра и молитве Павла Симон Маг падает на землю»).