Подняв сумку с платформы, Тристан отошел от таможенного сканера и направился по коридору к выходу.

— Добро пожаловать на станцию Ономичи, — прозвучал женский голос. — Приглашаем всех прибывших к главной площадке для посадки на звездолет. Выход к шаттлам через боковые двери.

Голос продолжал говорить, сообщая, что время суточного вращения Калео составляет 22.9 стандартных часов. Далее следовала информация о погоде в главных городах, но Тристан уже не слушал.

Зал космопорта станции Ономичи был в три или даже четыре раза больше, чем на Топаве, и, соответственно, многолюднее. Сжав ремень сумки, Тристан прошел через ворота к посадочной площадке и влился в толпу. Даже в Академии Айри-Сити ему не доводилось видеть такой пестроты и разнообразия. Люди, высокие и низкие, толстые и худые, черные, белые и желтые, а также негуманоиды, многих из которых он никогда и не видел, окружали его со всех сторон, занятые своими делами.

В зале ожидания все места оказались занятыми, но Тристану вовсе и не хотелось садиться. Отойдя к стене, он поставил сумку между ног и стал ждать.

«Не ищи его, — вспомнил Тристан, — он сам тебя найдет». Но он все же оглянулся, прежде чем повернуться и посмотреть на Калео.

Со времени прогулки с отцом по каньону, с той поры, как он провел со сферзахами целый день на скале, после разговора дома, Тристан был решительно настроен на то, чтобы приехать на Калео кандидатом в сферзахи. Но никогда не думал, что это произойдет так скоро. Прошло всего три недели.

«А кажется, что три месяца», — подумал Тристан.

Он вздрогнул, когда низкий негромкий голос произнес у самого уха:

— Тристан Середж? — Юноша резко повернулся.

Человек, стоявший у него за спиной, был,

наверное, лет на десять моложе его отца, и на 9-10 сантиметров выше. Плечи широкие, как у быка пейму, а кожа черная, как беззвездная ночь. Гражданская одежда, а не униформа. В толпе, пожалуй, на него и внимания не обратишь. Тристан склонил голову набок.

— Фати Тоназо? — неуверенно спросил он.

Мужчина чуть заметно кивнул.

— Пошли. — Он повернулся и в следующее мгновение растворился в толпе.

Тристан, поспешно подхватив сумку, последовал за ним. Тоназо шел быстро и в то же время плавно, как рыба в воде, не оглядываясь. Юноше пришлось обойти нескольких пешеходов и пробежать открытое пространство, чтобы догнать его.

Тристан поравнялся с Тоназо, когда тот остановился у лифтов. Юноша тяжело дышал. Встречавший молча взглянул на него и нажал кнопку вызова.

Лифт поднял их на несколько уровней и, выйдя из кабины, они очутились в еще одном зале: чуть поменьше, чем зал ожидания. Тоназо кивнул направо, где на частной стоянке уже ждал шаттл.

— Кидай сумку назад и влезай.

Тристан молча подчинился.

Он молчал до тех пор, пока «челнок» не отстыковался от станции и не вышел на полетную траекторию, и лишь тогда спросил:

— Что?..

— Тихо! — оборвал его Тоназо.

Тристан моргнул. Замялся.

— Но…

— Молчи! — повторил Тоназо, не повышая голоса. Ему это и не требовалось. Тон и выражение прищуренных глаз убедили юношу закрыть рот и промолчать.

Некоторое время Тоназо пристально смотрел на него.

— Даже если за время пребывания здесь ты ничему больше не научишься, — сказал он, — то я все же научу тебя послушанию, беспрекословному и быстрому. А учиться начнешь прямо сейчас. У меня есть несколько правил, их легко запомнить. Нарушение их или неподчинение мне, в чем бы это не выражалось и какими бы причинами не объяснялось, влечет незамедлительное и болезненное наказание.

Первое правило: ты не должен говорить, пока я не разрешу тебе сделать это.

Второе правило: ты всегда должен называть меня «ишку», что на шиотанском языке означает «хозяин» или «учитель». Если у тебя есть что сказать, ты обращаешься ко мне за разрешением со словами: «Ишку, могу я сказать?» и, лишь получив это разрешение, можешь говорить. — Тоназо посмотрел в глаза Тристану. — Это понятно?

Тристан кивнул.

— Отвечай мне, йатсу! — приказал Тоназо.

— Да… ишку.

Тоназо повернулся к пульту, а юноша еще долго смотрел ему в спину. Могучие бицепсы, крепкая шея, каменные скулы. Лишь через несколько минут он осмелился спросить:

— Ишку, могу я сказать?

— Можешь.

— А каковы другие правила?

Тоназо оглянулся через плечо. Смерил его суровым взглядом.

— Ты узнаешь в свое время.

* * *

Шиоты — островная нация, обитающая на нескольких архипелагах, протянувшихся от восточного побережья самого крупного континента вдоль экватора. Некогда величественные конусы вулканов давно осыпались и поросли лесом, а внизу их окружили города и песчаные пляжи. Башни строений, отразив утренние лучи, на мгновение ослепили Тристана, когда их шаттл вынырнул из ночной половины Калео.

Монастырь Денгау лежал внутри кратера на вершине горы Васика Ок — Вдовья Голова — самой высокой на острове. Солнце еще не добралось до дна кратера, и его скрывала густая туманная пелена, так что лишь в самом конце спуска Тристан сумел различить среди деревьев черепичные крыши домов. Но вскоре монастырь исчез из вида: лабиринт невысоких строений, соединенных крытыми аркадами, окружала стена.

Во дворе располагалось с полдюжины посадочных площадок, две из которых оказались заняты другими шаттлами. Их шаттл опустился рядом.

— Возьми сумку, — сказал Тоназо, заглушив двигатели, — и жди меня здесь.

Сам он направился к ближайшему зданию, старинному деревянному домику с резьбой по углам крыши.

Тристан достал из багажного отделения сумку и покачался на пятках, разминая затекшие ноги.

Солнце поднялось над кратером, коснувшись сначала западной стены, а затем залив светом всю долину. Туман заклубился и исчез, растворившись в небе.

Птичий хор в лесу стал понемногу затихать…

Время шло, и Тристан забеспокоился. Нетерпение нарастало с каждой минутой и вскоре он уже расхаживал по посадочной площадке, бросая взгляды на деревянный домик. Солнце поднималось все выше, становилось жарко. Из-за высокой влажности одежда казалась тяжелой и неудобной.

Под рубашкой катились ручейки пота. Тристан почесался, но легче не становилось.

Потом о себе напомнил желудок. В звездолете перед стыковкой Тристан съел лишь легкий завтрак, а это было несколько часов назад. Раздраженный явным невниманием к себе — а как еще понимать столь долгое ожидание? — он прислонился к шаттлу с затемненной стороны, сложил руки на груди и принялся сверлить взглядом домик, в котором скрылся Тоназо.

Солнце приближалось к зениту, когда тот наконец появился с рюкзаком за плечами, пакетом сухого пайка и фляжкой.

— Это тебе. Пошли. — И повернулся к воротам.

Поймав брошенные ему продукты, Тристан

тяжело двинулся за ним.

— Пойдем куда, разве это не?..

Но он не договорил: тяжелая ладонь возникла ниоткуда: от удара голова юноши мотнулась в сторону, а сам он отлетел к ограждению и с трудом удержался на ногах, ухватившись за металлическую ограду. Нижняя губа, на которую пришлась основная тяжесть удара, моментально распухла, во рту появился сладковатый привкус крови. Больно. Но злость была сильнее боли. Тристан сердито повернул голову.

Тоназо нависал над ним, как черная скала.

— Какое первое правило, йатсу?

Какое-то время, не больше пяти-шести секунд, захлестнутый злостью Тристан уже примерялся, как бы схватить его за колени, повалить и…

— Отвечай, йатсу? — Тоназо сжал кулаки.

Тристан встретил его взгляд, вызывающе помолчал, затем ответил:

— Не говорить, пока не разрешат.

Тоназо сдержанно кивнул.

— Не забывай. А теперь забирай свои вещи. Да поживее.

Пока он искал отлетевший в траву пакет с сухим пайком, вешал на плечо сумку и фляжку, учитель уже подходил к воротам. Стиснув зубы, Тристан последовал за ним.

Лес за стеной был какой-то древний, иначе и не скажешь. Согнувшиеся, изуродованные шрамами деревья, переплетенные корявые корни, низкие ветки. Под зеленым покрывалом леса было так сумрачно, что Тристану пришлось задержаться, пока глаза не привыкнут к темноте. Повсюду трещали, щелкали и шуршали какие-то насекомые. Тяжелый, влажный воздух с запахом гнили. Но зато после долгого ожидания под солнцем стало прохладно.

— Иди за мной, — бросил Тоназо. Он шел по лесу так же легко, проворно и быстро, как и по запруженному толпой залу космопорта станции Ономичи.

Только вот следовать за ним здесь оказалось намного труднее. Перед лицом кружили насекомые, залетали в уши и нос, жужжали и пищали. Тристан отбивался от них одной рукой, другой придерживал ремень сумки. Ноги цеплялись за корни, ветки хватали сумку, норовя сдернуть ее с плеча. Тристан попробовал было повесить ее на руку, но результат оказался еще более плачевным. На Ганволде охотникам не приходилось таскать сумки. Сейчас юноша чувствовал себя таким же неуклюжим, как и тогда, когда Пулу впервые взял его на охоту. Злость закипела в нем, когда он увидел, как ловко обходит все ловушки Тоназо. При этом тот словно не замечал препятствий, тогда как Тристана все эти корни и ветки словно только и ждали.

Что его совсем добивало, так это повышенная влажность. В первые минуты Тристан обрадовался приятной прохладе, но после того, как рубашка облепила тело, а волосы слиплись от пота, он был готов возвратиться на площадку под солнцем. Дышать становилось все тяжелее и, несмотря на то, что воздух, казалось, был до предела насыщен влагой, все сильнее хотелось пить. Вскоре Тристан уже без колебаний приложился к фляге.

Они углубились в лес на два или три километра, когда начался постепенный подъем. Земля становилась более сухой и каменистой. Потом деревья резко поредели, а пологий подъем стал крутым.

Только теперь Тристан понял, что Тоназо ведет его по стене кратера вверх.

Наконец в просвете между деревьями мелькнул склон, и Тристан остановился, чтобы немного отдышаться. Чуть выше, время от времени исчезая за ветками, продолжал подниматься Тоназо. Тристан вытер заливавший глаза пот, раздавил какое-то насекомое на шее и сквозь зубы выругался по-ганиански.

Через минуту он выбрался из леса. Тоназо дожидался его в тени скалистого выступа.

— Поедим здесь, йатсу.

Тристан облегченно вздохнул. После долгого и трудного подъема все мышцы горели огнем, а колени стали, как резиновые. Сбросив с плеча сумку, он невольно зажмурился от боли, пронзившей его плечо и предплечье. Пришлось помассировать пальцы, прежде чем они стали разгибаться и прежде чем ему удалось развязать шнурок и достать лежавший сверху пакет с сухим пайком. Потом он опустился на сумку и отвинтил крышку фляжки.

Однако не успел Тристан поднести фляжку ко рту, как Тоназо ногой выбил из-под него сумку. Юноша рухнул на спину, невольно взмахнув руками. Фляжка отлетела в сторону и исчезла в траве. Бросив злобный взгляд на своего мучителя, Тристан протянул за ней руку, но Тоназо уже наступил на нее ногой.

— Третье правило: никогда не садись. Всегда держи ноги под собой, чтобы при необходимости быстро вскочить. Ты понял, йатсу?

Тристан посмотрел на фляжку — вытекавший из нее ручеек иссяк.

— Да, ишку, — сказал он, не поднимая головы.

— Хм, — пробормотал Тоназо, кивнул и убрал ногу. Юноша схватил флягу.

Практически пустая. Осталось всего несколько глотков.

Он опустился на корточки, по-ганиански, и принялся за сухой паек. Эта поза была ему привычной, так что третье правило Тоназо не показалось Тристану трудным. Только вот ноги от усталости чуть дрожали. Мысль о пролитой воде отозвалась новой волной злости, и юноша с ненавистью посмотрел на Тоназо.

Отдых продлился ровно столько, сколько времени понадобилось Тоназо, чтобы поесть. Тристан еще не закончил, когда его спутник поднялся, забросил рюкзак за плечи и сказал:

— Пошли, йатсу. — Юноша затолкал остатки концентрата в рот, сунул в сумку фляжку и торопливо вскочил, сверля злобным взглядом спину Тоназо.

Они поднимались по тропинке вдоль внутренней стороны стены, пока из-за кромки кратера не ударили в глаза последние желтые лучи. Долина внизу была погружена в тень. Тоназо остановился и протянул руку.

— Туда.

Лишь теперь Тристан заметил квадратные, сложенные из камня ворота, почти полностью скрытые деревьями, и столь низкие, что ему пришлось пригнуться, чтобы не удариться головой.

Он оказался в дворике, вымощенном каменными плитами и окруженном с четырех сторон аркадами, а с пятой каким-то строением, весьма напоминавшим деревянный домик в монастыре Денгау. Только в отличие от него это сооружение было из камня и казалось встроенным в гору. Резной фасад скрывал грот, из которого струился немноговодный ручеек. Вода переливалась через уступ и стекала в мелкий крохотный бассейн, а из него в пересекавшую двор канавку. Лишь лениво пробежав по ней, она с шумом устремлялась в дренажную трубу. В наступивших сумерках это место казалось просто руинами.

— Ишку, могу я говорить? — спросил Тристан.

Тоназо повернул голову.

— Можешь.

— Что это за место? Зачем мы сюда пришли?

— Когда-то здесь был храм шиотанского идола. Теперь это будет твоя школа.

Озадаченный ответом, Тристан склонил голову, а Тоназо продолжал:

— Ты не настоящий кандидат в сферзахи, а потому тебе нельзя заниматься в настоящей школе. Впрочем, весь курс и не нужен. Надо, чтобы ты не был обузой для группы и мог позаботиться о себе. Понятно, йатсу?

— Да, ишку.

— Хорошо. — Тоназо кивком указал на строения. — Выбери себе келью. В ближайшие несколько месяцев это будет твой дом. Потом принеси воды и умойся.

Тристан кивнул и повернулся, чтобы уйти, отгоняя от себя кружащую над его головой мошкару.

Кельи были совершенно одинаковые: каменные прямоугольники чуть просторнее каюты звездолета, каждая с квадратным окном, через которое падал тусклый вечерний свет. Под окошком узенькая откидная полка. Везде затхлый, сырой запах, напомнивший Тристану о его комнате на Исселе-2 с вентиляционным отверстием, выходящим в расположенные ниже пещеры с лишайниками. Несмотря на жару, он поежился.

Забросив сумку на полку, Тристан вытащил туго свернутый спальный мешок и расстелил его на каменном полу.

Принести воду было не в чем: ни ведра, ни ковша, а потому он взял с собой пустую фляжку. Сейчас, на закате, двор казался синим и пустынным. Тоназо нигде не было видно. Недоумевая, куда тот мог подеваться, Тристан разделся и присел над водой, держа фляжку в руке.

Сначала он облил голову, ахнул, когда ледяные струйки потекли по ключицам и спине. И тут же обернулся, хлопнув рукой по боку, словно его укусила тунги.

Возле ноги прямо на каменной плите лежал камешек, которого только что здесь не было. Тристан поднял его и огляделся.

Никаких признаков присутствия Тоназо, но Тристан знал, что он где-то здесь, наблюдает за ним из тени, ждет удобного момента, чтобы застать его врасплох. Прежде чем облить водой рубашку, юноша долго и пристально вглядывался в темный угол, откуда, по всей вероятности, прилетел камешек.

Он стирал рубашку и брюки, расстелив их на камнях, когда второй камешек ударил его по спине. Тристан подскочил.

Тоназо стоял позади него метрах в четырех и держал что-то в руке.

— Четвертое правило: ты должен все время быть начеку. Все время, понял?

— Да, ишку.

Тоназо бросил ему пакет с сухим пайком.

— Ужин. Съешь и отправляйся спать.

— Да, ишку. — Тристан собрал мокрую одежду и повернулся, чтобы уйти.

— Йатсу!

Он замер. Повернулся.

Темный предмет, больше кулака, летел прямо в лицо. Тристан уронил одежду и поднял руку.

Это оказалась пластиковая коробка с черными капсулами. Он вопросительно посмотрел на учителя.

— От насекомых, — сказал Тоназо. — Будешь принимать по одной перед едой. Запах отпугивает жучков.

Опустившись на корточки у двери кельи, Тристан принялся за еду. Надежды на то, что ночь принесет прохладу, не оправдались. Даже после захода солнца воздух оставался тяжелым и неподвижным.

Покончив с консервами и соком, он растянулся на спальном мешке. Лежать было неудобно, жестко. Тристан долго ворочался, стараясь устроиться поудобнее, но духота изнуряла еще хуже твердого каменного пола. Несмотря на усталость, уснуть ему удалось далеко не сразу.

* * *

Он поднял голову, когда кто-то заорал «йатсу!». Было темно. Тристан заморгал спросонья, завертел головой. В квадрате окошка висел серебристый диск луны. Крик повторился, перекрывая тревожный хор птиц, и юноша поднялся на ноги.

Что-то соскользнуло с него и мягко опустилось у ног: какая-то длинная, темная накидка. Он недоуменно пожал плечами, подобрал ее и, пошатываясь, вышел из кельи.

В следующее мгновение чьи-то крепкие руки схватили его сзади, пальцы замкнулись на ключицах. Внезапная боль заставила юношу вскрикнуть.

— Какое четвертое правило, йатсу? — прошипел над ухом Тоназо.

— Всегда быть… начеку… — прохрипел Тристан.

— Но ведь ты же не был начеку только что, верно? — Он усилил хватку, его пальцы впились в тело юноши. Тристан попробовал освободиться, но безрезультатно.

— Н-нет, ишку!

— И ночью ты тоже не был начеку?

— Нет, ишку!

Тоназо отпустил его. Указал на темную тряпку, которую Тристан выронил во время схватки. В предутреннем свете она казалась малиновой.

— Подбери.

Неуклюжими, словно развинченными руками, Тристан поднял тряпку, стараясь не смотреть на нее.

— Знаешь, что это? — спросил Тоназо.

— Нет, ишку.

— Это означает кровь, — сказал Тоназо. — Твоя кровь. Это означает, что я «убил» тебя ночью. — Он забрал покрывало из рук Тристана и обернул его вокруг себя. — Не забывай о бдительности, йатсу -

Тристан ничего не сказал. Он лишь посмотрел в глаза учителю и сглотнул.

* * *

— Ты видел каменные плиты во дворе? — сказал Тоназо, когда Тристан закончил свой скудный завтрак. — Их нужно помыть. У тебя есть время до заката. Начинай с этого угла. Первую плиту отскребай правой рукой, вторую — левой, третью — опять правой и так далее. В доме найдешь ведро и щетку. Воду бери из бассейна, а не из канавы. После кажДой третьей плиты выливай ведро в канаву и набирай свежей. Доложишь мне, когда закончишь.

Тристан изумленно посмотрел на него и уже собирался возразить, но в последний момент сдержался.

— Ишку, можно мне сказать?

Тоназо повернулся.

— Можно.

— Зачем все это? Какое отношение имеет это к подготовке сферзахов?

Тоназо поднял бровь.

— Возможно, очень большое. А может быть, никакого. Не это важно, йатсу. Ты сделаешь это потому, что я так сказал. Понятно?

Тристан вскинул голову и… встретил твердый взгляд учителя.

— Да, ишку. — Он кивнул.

Набрав воды, как было приказано, юноша направился в тот угол, о котором говорил Тоназо. Опустился на колени. Метнул взгляд в сторону учителя. После ночного приключения болели ключицы и руки.

Он еще не закончил первую плиту, когда что-то ужалило его в бедро. Тристан обернулся. Так и есть: рядом лежал камешек, а в тени стоял Тоназо.

— Какое третье правило, йатсу?

Тристан сжал кулаки. Переменил позу, опустившись на корточки.

— Всегда держаться на ногах.

Тоназо кивнул.

— Не забывай.

В таком положении работать было труднее, да еще приходилось все время посматривать по сторонам. Стоило ослабить внимание, как новый камешек вонзался в бок, спину или бедро.

— Какое четвертое правило, йатсу? — спросил в первый раз Тоназо.

Сжав зубы, Тристан процедил.

— Всегда быть начеку.

— Запомни.

И все-таки к тому времени, когда он закончил, все его тело было покрыто красноватыми пятнышками и даже ссадинами от камней. От пота они зудели, вызывая жгучее желание почесаться. Вылив в канаву последнее ведро воды, Тристан почувствовал, что уже ничего не может сделать, даже пошевелить пальцем. Морщась и кусая губы, он осторожно потянулся и огляделся.

Тоназо сидел на корточках в тени, очевидно, предаваясь медитации. Под ним лежала циновка. Захватив ведро и щетку, Тристан направился к нему.

— Ишку, я закончил.

Бесстрастное лицо учителя не изменилось. Едва заметно кивнув, он сказал:

— Завтра еще раз вымоешь двор, только начнешь с того угла. — Он повернул голову, указывая на плиты.

На следующий день Тристан едва двигался, каждый поворот, наклон, усилие отдавались жгучей болью.

С ненавистью он оглядел двор, обвел взглядом окружающую его стену, зная, что где-то там, в тени, скрывается Тоназо, и стиснул зубы не столько от боли, сколько от ярости.

— Ишку, можно мне сказать? — спросил он за ужином.

Прежде чем ответить, Тоназо положил в рот кусок, не спеша пережевал.

— Можно.

— Когда же я начну учиться? Ведь мне нужно что-то знать и уметь из того, что знают и умеют сферзахи. Все это мытье плит… это же глупо?

Тоназо вскинул брови.

— Значит, так ты считаешь, йатсу? Тогда завтра вымоешь его еще раз.

Тристан драил двор десять дней подряд.

Вечером десятого дня Тоназо спросил:

— Итак, чему же ты научился за это время, йатсу?

За десять дней у юноши было достаточно времени, чтобы подумать, хотя уколы камней частенько отвлекали его.

— Я научился выполнять приказы, даже не зная, для чего они отданы.

— Еще чему?

Он замялся от стеснения.

— Еще… я понял… что злость… ни в чем не поможет… от нее только хуже.

— Еще чему?

Тристан поднял голову. Посмотрел в лицо инструктору.

— Еще понял, что для того, чтобы быть сферзахом, надо много работать. И чтобы стать им, требуется терпение, выдержка и самоконтроль.

Тоназо кивнул.

— Вот теперь ты готов начать учебу.

* * *

— Тело и мозг — это твое оружие и щит, — сказал Тоназо, — но чтобы они служили тебе верно, нужно научиться ими пользоваться.

Он рассказывал о различных видах силы, демонстрировал их применение в рукопашном бою. Говорил о балансе, маневре и сосредоточенности.

— Ты должен замечать все, что происходит вокруг тебя. Концентрируй взгляд на груди противника, но не забывай и о боковом зрении. Если будешь следить только за его глазами или руками, противник может сделать ложное движение кулаком и атаковать тебя ногой.

Занятия начали с основной боевой стойки: одна рука расположена горизонтально для защиты тела, другая поднята вертикально для защиты лица, ноги широко расставлены, колени слегка согнуты.

— Находясь в этой позиции, ты можешь блокировать почти любую атаку. Давай, ударь меня в лицо.

В удар Тристан вложил всю свою силу.

Поднятая рука Тоназо приняла его на себя, направив вдоль плеча, и Тристан, влекомый инерцией, пошатнулся. В те доли секунды, которые понадобились, чтобы восстановить равновесие, он понял, насколько открыт и уязвим сейчас для контратаки противника.

Следующие пятнадцать минут юноша провел в оборонительной позиции, пытаясь парировать быстрые удары инструктора.

— Отбивай! Отбивай! Отбивай! — говорил Тоназо, а кулаки его мелькали и мелькали. — Слева! Справа! Слева! Еще! Еще! Еще!

Тот же принцип использовался и в отражении ударов по туловищу, апперкотов и хуков. Снова и снова они повторяли одно и то же, и Тристану уже стало казаться, что теперь он может блокировать удары и во сне.

— Возможно, тебе это понадобится, — сказал Тоназо. — Я могу проверить тебя в любое время, без предупреждения.

Первая такая проверка последовала минуты три спустя, когда Тоназо рассказывал о выборе цели удара. Тристан заметил кулак лишь тогда, когда тот врезался ему в нос. Голова откинулась назад, из носа хлынула горячая струя крови. Сквозь застилавшую глаза пелену боли и изумления юноша уставился на инструктора.

Тоназо выдержал его взгляд.

— Ты не прошел проверки, йатсу. Враг не будет предупреждать тебя о нападении. И не станет бить так, как я. Защита должна быть рефлективной! Думать и рассуждать здесь бесполезно. Даже секундное колебание даст твоему противнику время, чтобы убить тебя.

* * *

Каждый день Тоназо вносил в обучение что-то новое: защита от ударов ногами, контрмеры против захватов, приемы обороны от вооруженного нападения, ножа, палки и так далее.

— Вся эта тактика носит оборонительный характер. Первая твоя задача — защитить себя, а уж затем сломить противника. В каждой конкретной ситуации используй столько силы, сколько необходимо, и не больше. Поступая иначе, ты расходуешь впустую энергию, время, ресурсы. Кроме того, это аморально. Среди сферзахов нет места безответственным агрессорам. Любое применение силы должно быть взвешенным, оправданным и контролируемым.

Каждый новый метод, каждая тактика отрабатывались в тренировочных упражнениях до тех пор, пока движения не становились быстрыми, четкими, автоматическими.

— Блок! Захват! Контрудар! — кричал Тоназо. — Быстрее, йатсу! Еще! Блок, захват, удар! Еще! Еще!

Каждая тренировка заканчивалась боем. Сбросив рубашки, с блестящими от пота телами, разгоряченными тропическим солнцем, они били, пинали, прыгали и бросали друг друга на старые травяные маты, расстеленные во дворе, пока совсем не выбивались из сил и не могли даже кричать.

По мере того, как росло мастерство Тристана, усложнялись и устраиваемые Тоназо проверки. Они становились более частыми и изощренными. Теперь юноша жил в состоянии постоянной тревоги, напряжения и готовности. Чем бы он ни занимался, куда бы ни шел, он всегда и прежде всего проверял местонахождение своего инструктора и следил за его перемещениями, обращая внимание на малейшие изменения в положении рук и ног, даже когда они ели.

Это состояние оставалось с ним даже во сне. Шаги за дверью кельи, внезапный птичий крик за окном, порывы ветра — все это автоматически приводило его в состояние боеготовности, заставляя вскакивать на ноги и принимать боевую стойку. Малиновая накидка, найденная им на полу кельи в первое утро и появлявшаяся поначалу довольно часто, все реже гостила у него, хотя иногда инструктор мог предпринять за ночь две-три попытки.

Однажды во время ежедневного марш-броска Тоназо все же поймал Тристана. Только что его черное тело мелькало перед глазами юноши, и вдруг… он исчез, спрятавшись за гребень лавы, нависшей над тропинкой. Тристан понял, что это ловушка, когда сам добежал до гребня и… отскочил в сторону, уклонившись от дубинки, представлявшей из себя сломанный сук. Она просвистела рядом, а Тристан уже прыгнул на инструктора, увлекая его за собой.

Вскочив на ноги, юноша принял боевую стойку, ожидая, что последует дальше, и не спуская глаз с Тоназо. Однако тот почему-то отказался от схватки. Поднявшись, он окинул противника оценивающим взглядом и сказал:

— Хм, не отставай, йатсу.

Через два дня Тоназо напал на него в уборной, под которую была приспособлена угловая келья с проходящей под ней дренажной трубой. В полу вдоль одной из стен имелись три дырки. Крохотное оконце пропускало лишь столько света, чтобы не провалиться в одну из них. Шум воды маскировал звук шагов.

Уже войдя в уборную, Тристан понял, что за ним следят. У порога он задержался, осмотрелся, уделив основное внимание темным углам, и лишь затем подошел к третьей дырке, преимущество которой состояло в том, что здесь по крайней мере спина находилась в углу.

Он как раз стаскивал брюки, когда в дверном проеме возникла темная фигура. Тристан выпрямился, натянул брюки, а вот застегивать их было уже некогда — противник прыгнул на него.

Юноша сделал шаг в сторону, блокировал одной рукой удар, а другой схватил нападающего за запястье и только тут заметил зажатый в кулаке Тоназо деревянный кинжал.

Развернувшись, Тристан взял в замок локоть Тоназо и рванул его вниз. Инструктор ударился спиной о пол, но успел вцепиться свободной рукой в рукав Тристана и дернуть.

Замок разжался, и юноша упал на противника. Ему удалось пригнуть голову и перекатиться через него, но вот подняться он не успел — учитель навис над ним, приставив кинжал к груди.

Тристан перехватил руку с кинжалом у локтя и запястья и потянул вниз и в сторону. Тоназо упал набок, скривившись от боли, а ученик, используя его движение, вскочил. И тут же отступил и принял оборонительную стойку.

Тоназо тоже поднялся, только не так быстро.

— Вольно, йатсу, — сказал он и вышел из уборной.

* * *

Обучение состояло не только из боевых тренировок. Каждый день за ужином Тоназо накачивал Тристана теорией и учением сферзахов. Это было единственное время дня, когда юноше разрешалось говорить, не спрашивая разрешения. Наоборот, ему полагалось говорить как можно больше и задавать вопросы.

— Идеальная операция — эта та, — учил его Тоназо, — в ходе которой группа входит в заданную зону, выполняет свою программу и уходит незамеченной, оставляя врага в полном неведении. На всех этапах операции следует избегать контакта с противником, так как это раскрывает ваши цели и намерения, увеличивает риск потерь и уменьшает шансы на успешное завершение дела. Любая остановка, в том числе и для боя, замедляет продвижение вперед. Но если уж вас обнаружили и вы подверглись нападению, то ответ должен быть быстрым и эффективным. В бою есть только один победитель.

В другой раз он особенно подчеркнул следующее:

— Твоя задача состоит в том, чтобы помочь группе выполнить задание, ни больше и ни меньше. Прежде всего ты не должен быть обузой. Тебе следует научиться думать и действовать точно так, как и другие члены группы. При выполнении группового задания нет места для независимых действий, за исключением случаев, когда жизнь твоих товарищей под угрозой или когда ты остаешься один.

Иногда он вдруг замолкал, не закончив фразу, взмахивал рукой и шепотом спрашивал:

— Что это? Где это? Как долго оно было там?

Когда Тоназо проделал это в первый раз, Тристан ответил:

— Это там, — и указал влево, — за стеной. Около двух минут.

Брови учителя поползли вверх, выражая крайнее удивление.

— Откуда ты знаешь это, йатсу?

— Слышал, как стих шум в джунглях.

Тоназо одобрительно кивнул.

— Где ты научился так слушать?

— На Ганволде, ишку. Мой брат-ганианец, Пулу, научил меня этому, когда мы ходили на охоту.

— В полевых условиях это могло бы спасти тебе жизнь. При выполнении боевого задания ты должен постоянно наблюдать за тем, что тебя окружает. Любое изменение, например, внезапная тишина в лесу, может означать приближение противника. Всегда распределяй внимание между тем, что делаешь ты и тем, что происходит вокруг.

Не сразу, но Тристан все же научился точно определять расстояние и направление, так что инструктору больше не удавалось захватить его врасплох. Однажды внимание юноши привлек шорох крыльев, за которым наступила мертвая тишина. Он опередил Тоназо, подняв руку.

— Птицы взлетели. Наверное, кормор-констриктор.

Учитель едва заметно улыбнулся.

Немало времени уделялось и другому: обращению с энергетическим оружием, основам электронных коммуникативных систем и сенсоров, языку знаков, полевой медицине.

— Конечно, нашей подготовки недостаточно, чтобы стать экспертом в какой-либо из этих областей, — говорил Тоназо. — Для этого у нас мало времени. От тебя требуется в случае необходимости оказать помощь в любом из этих вопросов.

* * *

Тоназо никогда не придерживался какого-то единого режима. Иногда день начинался с марш-броска, иногда им заканчивался. Гимнастика и упражнения по рукопашному бою, инструктаж и работа по хозяйству постоянно менялись. Некоторые дни они проводили целиком за стенами школы, в другие никуда не выходили, переходя от задания к заданию. В приеме пищи тоже не соблюдалось никакой регулярности, зачастую они ели один-два раза в сутки. Вставали и ложились тоже по-разному, так что нередко тренировки заканчивались поздно ночью, и по кельям они расходились под утро.

— Почему мы каждый день делаем все по-разному? — поинтересовался как-то за ужином Тристан.

— Когда ты был охотником на Ганволде, как ты узнавал, где искать дичь? — вопросом на вопрос ответил Тоназо.

Тристан немного подумал.

— Мы наблюдали за стадами пейму, узнавали, куда они ходят на водопой, где останавливаются на ночь, когда… — он запнулся, наткнувшись на объяснение.

Тоназо кивнул.

— Да, теперь ты видишь, что они вели себя предсказуемо. Ты должен быть непредсказуем для своего врага, который тоже, может быть, следит за тобой.

«Никогда не будь предсказуемым». Весь остаток дня эти слова эхом звучали в ушах Тристана. Позднее, свернувшись на спальном мешке в темной соседней келье, он скрежетал зубами, злясь на себя за то, что так долго поступал предсказуемо. В эту ночь Тристан дал себе клятву никогда больше не быть предсказуемым!

Он напрягся, пытаясь уловить малейшие признаки какого-либо движения по двору, но услышал только стрекотание насекомых в траве да крики лесных птиц. Один раз ему довелось уловить жуткий вой пролетающего сферзаха, ночного охотника, давшего свое имя войскам специального назначения. По спине пробежал холодок.

За минувшие три с половиной месяца — неужели так долго? — Тоназо увеличил протяженность занятий с шестнадцати до семнадцати, а потом и до восемнадцати. Хотя тело уже не болело так, как вначале, Тристан знал, что должен быть на грани изнурения. Но оно все никак не наступало. Знал, что должен чувствовать сонливость. Но не спал. Не мог. Не сегодня. Слишком жарко и душно. Слишком влажно. И еще его удерживало какое-то предчувствие.

Преодолев зенит, луна стала клониться к горизонту. Тристан осторожно перевернулся, поджал под себя ноги. И тут же замер, поняв, что кто-то идет, хотя ни уши, ни глаза не уловили ничего подозрительного.

В дверном проеме мелькнула тень: Тоназо со своей малиновой накидкой, означающей «смерть», если он застанет Тристана врасплох. Юноша поднялся одним плавным и быстрым движением и застыл в ожидании.

Тоназо прошел в соседнюю келью, где обычно спал Тристан, сделал несколько мягких шагов и резко повернулся, приняв боевую стойку, словно ожидал нападения.

Две-три секунды он стоял неподвижно, медленно поворачивая голову. Затем так же бесшумно, как тень, скользнул в следующую келью, удаляясь от Тристана.

Когда инструктор вынырнул из нее, юноша уловил выражение его лица, на которое упала полоска лунного света. Это была маска собранности и внимания. И еще… что-то в его глазах подсказало Тристану, что Тоназо знает — за ним наблюдают. Ученик задержал дыхание и прижался к стене, сливаясь с нею, когда учитель направился к его келье.

Тень Тоназо упала на порог, и Тристан, захватив его руку, бросил инструктора через плечо.

Следующие несколько секунд они наносили удары, парировали их, проводили захваты и броски. В конце концов Тоназо схватил Тристана за плечи, рывком заставил его опуститься на колени и отбросил спиной на стену.

Это было, как прыжок со скалы. Тристан пригнул голову и, раскинув руки, смягчил удар, как учил его Тоназо.

Ноги у юноши заплелись, а инструктор уже прижал его к стене, причем так сильно, что Тристан даже не мог ударить его ногой в пах. Сжав зубы и тяжело дыша, Тоназо жег своего противника убийственным взглядом.

Тристан ответил тем же, сжав зубы от осознания своей беспомощности.

Несколько мгновений Тоназо глядел ему в глаза. Потом лицо его дрогнуло. Он усмехнулся. Отпустил плечи Тристана, и тот соскользнул на пол. Не глядя на ученика, хватающего ртом воздух, учитель поднял малиновое знамя смерти.

— Неплохо, йатсу, — сказал он, обернув накидку вокруг руки, повернулся и вышел из кельи.