Тристан поднял голову от подноса с завтраком и коснулся пальцами лба, приветствуя вошедшую в палату Либби Мозес. Если она и заметила этот жест уважения, то не подала виду.

— Ты никогда не наберешь вес, если будешь так есть, — сказала доктор, кивком указывая на нетронутые бисквиты и соус.

Тристан ссутулился и виновато опустил глаза.

— Мне это не нравится, — продолжила она.

Юноша, вероятно, из чувства долга, откусил краешек бисквита и с трудом проглотил. Мозес не удивилась: бисквиты были сухими, а покрывавший их серый соус, не имея ни вкуса, ни запаха, просто не мог возбудить аппетит.

— Все какое-то… искусственное, — тихо произнес Тристан.

— Ну, что ж, это лишь показатель того, что ты нормальный человек, — сказала доктор. — После «а это не больно?» наиболее частый вопрос, который задают нам пациенты, звучит так: «Что мне нужно делать, чтобы получить настоящую пищу?»

Тристан отодвинул поднос. Мозес закатила глаза.

— Я так стараюсь выжать из тебя хотя бы улыбку, а ты… Ну, ладно. Так что бы ты хотел съесть, Трис?

— Мясо, — ответил он, не поднимая глаз. — Настоящее мясо, которое жарят на костре и обгладывают до костей.

— Хм. Трудная задача, особенно если учесть, что мы на борту корабля, выполняющего боевое патрулирование. — Она покачала головой. — Впрочем, если ты согласишься немного поговорить со мной, то я посмотрю, что тут можно сделать.

Тристан вскинул голову, вероятно, заподозрив что-то неладное.

— Поговорить о чем?

— О том, что тебя больше всего беспокоит.

Он почувствовал, как свело желудок. Те несколько кусочков бисквита, которые ему все же удалось проглотить, лежали комком где-то в животе. Юноша съежился.

— Зачем, мэм?

Тристан не мог ответить прямым отказом. Перед ним была женщина, «мать». Он втянул голову в плечи и закусил нижнюю губу.

— Трис, послушай меня хотя бы минутку, — сказала Мозес. — В последнее время я много раз беседовала с твоей матерью, помогая ей в выздоровлении. Она рассказала, как ты вместе с ней оказывал помощь больным на Ганволде. Ты когда-нибудь видел по-настоящему загрязненные раны?

Он подумал о том, что видел там: располосованные лица мужчин после брачного сезона, старуху, лежащую с разрезанной до кости ногой, охотника, истерзанного быком пейму.

— Я видел много таких ран.

— И как вы с матерью лечили их? — спросила Мозес. — Привязывали какую-то траву или что-нибудь еще?

— Нет. — Трис подумал, что уж ей-то следует знать, как это делается, но не решился сказать. Только не женщине, не «матери». — Сначала мы их чистили.

— И как чувствовали себя ваши пациенты, когда вы чистили им раны?

Он вспомнил, как держал воинственных юнцов, как приходилось связывать взрослых, пока мать лечила их раны.

— Я знаю, что им было больно, — ответил юноша. — Иногда они даже дрались со мной.

— А вы когда-нибудь прекращали чистить рану только потому, что люди сопротивлялись?

— Нет. — Тристан покачал головой.

— Почему? — не отставала Мозес.

— Потому что туда могла попасть инфекция. У них бы началась гангрена или… — Он пожал плечами. — Некоторые могли даже умереть.

— Все правильно. — Мозес помолчала. — То же самое и с тобой, Трис, только различие в том, что твои самые опасные раны не физические, а… эмоциональные. Но тем не менее, они загрязнены, и их нужно очистить, иначе закончится тем, что «инфекция» проникнет в твой мозг и отравит всю твою оставшуюся жизнь.

Только теперь Тристан осознал, что произошло, как ловко она манипулировала им и загнала в ловушку, где может делать с ним все, что захочет.

Он осмелился бросить на нее сердитый взгляд. И все же он знал, что эта женщина права. В последние недели «нагноение» все чаще напоминало о себе: кошмары, приступы страха, ужас от того, что приходится оставаться наедине со своими мыслями, отчаяние, чувство вины, злость…

Тристан отвел глаза и опустил голову.

— Ты ХОЧЕШЬ избавиться от всей этой грязи? — мягко спросила Мозес.

— Да, — прошептал он едва слышно, не глядя на нее. Но при мысли о том, что придется все рассказывать, вспоминать, у него защемило сердце, скрутило желудок, пальцы юноши стиснули простыню. Сердце бешено колотилось. Тело покрылось холодным потом.

Наверное, Мозес ожидала этого и взяла Тристана за руку.

— Ты знаешь, что такое гипноз, Трис?

— Да. — Ему не раз доводилось быть свидетелем того, как мать использовала этот прием, чтобы облегчить боль свои пациентам или помочь им расслабиться.

— Я могу загипнотизировать тебя, — продолжала доктор. — Так будет легче.

Некоторое время он молчал, обдумывая предложение, затем посмотрел ей в лицо.

— Хорошо. — Во рту у него пересохло, и ответ прозвучал почти шепотом.

— Умный ребенок. — Мозес ласково потрепала его по плечу и отвернулась, чтобы разложить сиденье. — Лучше, если ты ляжешь.

Позвоночник и ребра еще болели, а заживающая на плечах кожа была слишком чувствительной, чтобы лечь на спину. Поморщившись, Тристан перевернулся на живот и натянул простыню. Затем закрыл глаза.

Голос доктора Мозес звучал тихо, спокойно, убаюкивающе. Тристан чувствовал, как теплеют пальцы ног, как ласковая волна поднимается вверх, наполняя все его тело. Отяжелели веки. Потянуло в сон. Голос доктора доносился откуда- то издалека:

— …еще ниже, глубже…

Ему уже начало казаться, будто он плывет, точнее парит в какой-то мягкой обволакивающей среде.

— Ты там, где чувствуешь себя в безопасности, тебе спокойно и уютно… ты расслабляешься…

Он был на Ганволде, лежал в густой высокой траве, а летнее солнце приятно грело спину, в то время как земля холодила живот. Рядом находились его товарищи-охотники. Воздух был наполнен ароматом почвы и цветов, по бирюзовому небу лениво ползли облака.

В сознание юноши вплыл голос доктора Мозес:

— …расскажи о своих кошмарах… это всегда одно и то же?

Пальцы Тристана сжались в кулак. Он тяжело сглотнул.

— …сны в прошлом, — звучало в голове, — они уже не причинят тебе боли…

Он немного расслабился, дыхание стало ровнее.

— …опять то же самое? — спросила Мозес.

— Да.

— Расскажи мне об этом. Где ты находишься? Что видишь?

— Я в пещере. У входа… тяжелые двери. Там… дым и… пыль. Трудно разглядеть. Из нее уходит туннель.

— Кто-нибудь еще есть в пещере?

— Там моя мать. — Ее неясная фигура показалась в тумане. Юноша вздрогнул. — Она… лежит на земле и… она не двигается.

— Что случилось?

— Он… — Тристан запнулся. — Он держит ее… у него в руке нож. Потом он толкает мою мать, и она… она падает.

— Кто «он»?

Руки Тристана вцепились в край кровати.

— Он… мазук. У него кинжал.

— И?

— Мы… мы боремся. — У него пересохло во рту, как после долгой, изнурительной пробежки.

— Что ты чувствуешь?

— Злость… и тревогу, беспокойство… мне… страшно!

— …злость?

От напряжения пальцы юноши побелели.

— Он забрал мою мать!

— Что он делает дальше?

— Толкает меня к туннелю. — Тристан облизал губы. Пульс его участился, на лбу выступили капельки пота. — Я не хочу туда идти!

— Хорошо, Трис. Продолжай.

Юноша тяжело дышал, руки его дрожали, в ногах появилась неприятная слабость.

— Я вхожу… в туннель. Там темно. Не вижу, куда он ведет. Ощупываю стену рукой… поворот.

— И? — подталкивала его доктор Мозес, видя, что Тристан опять замолчал.

— Сворачиваю за угол. Слышу шаги… Он гонится за мной.

Тристан прерывисто задышал, лицо его исказилось.

— Я… поджидаю его… — Он замотал головой. Вздрогнул.

— Трис, что ты чувствуешь?

— Мне страшно! — пробормотал он.

— Почему тебе страшно?

— Мне… — Он судорожно сглотнул. — Потому что я… — Юноша замолчал.

— Отдохни. — Ее голос снова обволакивал его, долетая издалека. — Успокойся. Все в прошлом.

Напряжение постепенно уходило, скатывалось с рук, ног, плеч. Дыхание выровнялось. Дрожь прекратилась.

— Возвращайся, Трис, — сказала доктор Мозес, беря его за руку. — Так что пугает тебя?

— Кровь. — Он поморщился. — У меня на пальцах кровь.

— Откуда она взялась?

Тристан содрогнулся. Дыхание снова стало прерывистым.

— Все уже в прошлом, — убеждал его голос доктора. Ее пальцы слегка сжимали ладонь юноши. — Откуда взялась кровь?

— Я… заколол его. — Он всхлипнул. — Я… УБИЛ его! У меня на руках ЕГО кровь!

— Как ты сейчас себя чувствуешь?

— Меня тошнит. — Он прерывисто дышал. — Ужасно… отвратительно… словно я сделал что-то ужасное…

— Успокойся. Все уже в прошлом. Отдыхай. — Мозес ласково поглаживала его руку. — Ты в безопасности. Тебе ничто не угрожает.

Тристан снова оказался на Ганволде, в высокой зеленой траве, под бирюзовым небом. Солнце согревало его тело, прогоняя дрожь, высушивая слезы… Но прошло еще много времени, прежде чем юноша начал расслабляться.

— Нам нужно поговорить еще кое о чем, — сказала доктор. — О твоем отце.

Утро Ганволда вышло из фокуса и растворилось, сменившись другим утром, тем, когда его впервые навестил адмирал Середж. На нем был стерильный костюм, и черты лица под прозрачным колпаком казались слегка смазанными. Тристан тяжело вздохнул.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Мозес.

— Я злюсь… и мне страшно.

— Злишься? Но почему?

— Потому что… он не пришел мне на помощь… когда мама болела и… когда губернатор… держал меня в заложниках.

— Губернатор Реньер?

Это имя снова отбросило его в прошлое.

— Да.

— Что еще тебя злит?

Тристан нахмурился.

— Я… Меня избили за то, что он сделал… губернатору.

— Что сделал твой отец?

— Он… предал его. Из-за моего отца губернатор лишился своей родины… своих детей. Он… убийца-сферзах.

— Откуда ты все это знаешь?

— Мне рассказал… губернатор…

Юноша замолчал. Пауза затягиваласы

— Ты сказал, что тебе было страшно, — начала Мозес.

Тристан заерзал.

— Да. Я боюсь, что меня закроют… одного в комнате. И еще… что он снова изобьет меня!

— Это все закончилось, Трис. Все в прошлом. Здесь ты в полной безопасности. Тебе ничто не угрожает.

Звук ее голоса убеждал юношу в том, что он действительно в безопасности. Тристан вздохнул.

Но разговор еще не подошел к концу.

— Как ты думаешь, зачем твой отец сделал все это? — спросила она.

— Потому что так же поступал и губернатор.

— И ты думаешь..?

— Да, — резко бросил он.

— Потому что..?

— Потому что губернатор сказал… — Тристан отвернулся, было видно, что ему трудно говорить, — что мой отец такой же, как и он.

— И ты этому веришь?

Вопрос озадачил его.

— Да.

— Потому что..?

Он недоуменно пожал плечами и нахмурился.

— Потому что так сказал губернатор.

Оба замолчали. Наконец Мозес спросила:

— Что ты чувствуешь, когда губернатор рассказывал тебе все это?

Тристан задумался, прикусив губу.

— Мне было… больно… и стыдно. Я не хотел, чтобы это оказалось правдой.

— Ты поверил ему?

Он снова пожал плечами, явно сбитый с толку таким вопросом.

— Мне казалось, что он говорит правду. Губернатор сказал, что моя мать ничего не знает об этом.

— И ты по-прежнему веришь ему?

Тристан задумался.

— Не знаю. — У него щипало в горле, во рту появился неприятный привкус.

— А ты хочешь верить?

Юноша открыл глаза и взглянул на нее. «А разве можно не верить?» — говорил его взгляд. Но сказать этого Тристан не мог.

Она опять коснулась его руки.

— Нет ничего плохого в том, что мы верим не всему, что говорят люди. Ты сам должен все обдумать и решить, нужно ли верить. Понимаешь?

Трис подумал и кивнул.

— Хорошо. Теперь отдохни немного.

Юноша снова оказался на Ганволде… в траве… в тишине и покое. Затем доктор Мозес спросила:

— Можно мне задать тебе еще один вопрос?

Ему было хорошо, и он спокойно ждал продолжения.

— Твоя мать упоминала… с тобой был друг… Расскажи мне о нем? Кто он?

— Пулу. Мой брат.

— Твой брат?

— Так он меня называет.

— Продолжай.

— Я бегу по траве. Я маленький, а трава высокая… почти с меня. Пулу гонится за мной, а я смеюсь и убегаю. Я падаю… у меня болит колено. Я плачу.

— Продолжай.

— Пулу поднимает меня, держит на руках и слизывает кровь с ноги. Он говорит, что все в порядке, утешает меня и… — Тристан улыбнулся, — облизывает мое лицо.

— Где сейчас Пулу?

У Тристана замирает сердце.

— Не знаю.

— Когда ты видел его в последний раз?

По телу юноши пробежала дрожь. Руки его ухватились за матрас.

— Он в кресле второго пилота. Я отстегиваю страховочные ремни… и он падает на меня. У него… изо рта идет кровь… глаза смотрят на меня… — Тристан почувствовал, как подступают слезы. Голос его внезапно сел.

— Они захватывают наш корабль, — заикаясь продолжил он. — На них скафандры. — Сердце его бешено колотилось. — В дыму снуют неясные фигуры… кто-то встает. Я пытаюсь… я падаю… Они уносят меня от него.

— Это тоже в прошлом, Трис. Сейчас ты в безопасности. Отдыхай. Ты слышишь меня?

Он кивнул.

— Сейчас я выведу тебя из гипноза. Помни, о чем мы с тобой говорили… Теперь это не будет беспокоить тебя. Ты сможешь рассказывать об этом. Когда я понадоблюсь, позови меня.

— Хорошо, — вздохнул юноша.

— Очнешься, когда я назову твое имя. — Она умолкла. — Проснись, Тристан.

Он моргнул и уставился на Либби Мозес. Казалось, из его души выпустили кишки, и теперь они лежат перед доктором во всей их уродливости.

— Мы почистили твои раны, Трис, — сказала женщина и положила руку ему на плечо. — Теперь можем начинать лечение.

* * *

На мониторе над изголовьем кровати Либби могла видеть основные медицинские показатели пациента. Сейчас они выглядели гораздо лучше, в том числе аппетит и сон.

Пробежав глазами последние записи, доктор Мозес некоторое время изучала результаты голографического сканирования, полученные утром.

— Ну, что ж, Дарси, утреннее обследование показывает полную дезактивацию вируса.

Дарси облегченно вздохнула.

— Спасибо.

Сидевший на откидном стульчике Лухан едва заметно улыбнулся, явно довольный этим известием.

— Уже четыре дня у тебя нормальные показатели, да и вес ты понемногу набираешь, — продолжала Либби. — Не вижу причин задерживать тебя здесь. Думаю, что завтра утром ты сможешь нас покинуть.

— Вот и прекрасно, — сказала Дарси.

— Какое-то время тебе придется побыть под наблюдением — будешь заходить раз в два-три дня. Мы составим для тебя программу питания и приема лекарств. А вот что касается регенерирования ткани, то с этим лучше подождать до полного выздоровления.

— Теперь, — она перевела взгляд с Дарси на Лухана, — мне нужно поговорить с вами обоими о Тристане.

Мозес заметила, как изменилось выражение их лиц, на которые словно наползла тучка. Дарси озабоченно кивнула. Доктор опустила еще одно сиденье, устроившись так, чтобы можно было дотянуться рукой до любого из собеседников.

— В последнее время, — начала она, — я много наблюдала за Трисом и заметила кое-что, требующее более глубокой проверки. Сегодня утром мне удалось убедить его провести сеанс гипноза. Мы поговорили. Конечно, это еще не все, и я надеюсь, наши с ним беседы будут продолжаться. Но уже сейчас можно сказать, что именно беспокоит его.

Прежде всего, он потерял очень близкого друга.

Дарси вскинула голову.

— Пулу? — едва слышно произнесла она. — Нет! О, нет! Что случилось?

— Похоже, что у них была схватка с кем-то в космосе. Трис обнаружил своего друга в кресле второго пилота. Мертвым. Ты тоже знала его?

Дарси кивнула и закрыла лицо руками.

— Он… это он нашел нас на Ганволде, — прошептала женщина. — Они с Трисом были неразлучны.

— Мне очень жаль, — сказала Мозес.

Видя, что жена плачет, Лухан беспокойно заерзал, не зная, как поступить: то ли дотронуться до нее, приласкать и утешить, то ли оставить в покое. В конце концов он осторожно погладил ее плечо.

Дарси резко отстранилась.

— Не прикасайся ко мне! — бросила она сквозь зубы.

Лухан сложил руки на коленях и опустил голову. Через несколько секунд он поднял глаза на Либби, и та прочла в них боль и недоумение.

— Нам нужно поговорить… попозже, — чуть слышно сказала доктор, а когда адмирал кивнул, подумала: «Вам придется долго и трудно привыкать друг к другу». Следовало ожидать такой реакции, но это вовсе не означало, что от этого им обоим станет легче.

В молчании прошло еще две-три минуты. Наконец Дарси вытерла слезы ладонью.

— Я… извините меня, — глядя в пол, пробормотала она. — Пожалуйста, продолжай.

Либби кивнула.

— Тристан, похоже, немного зациклился на этом. Он никак не может поверить, что Пулу действительно погиб. Ему нужно помочь пройти этот тяжелый период, подбодрить, поговорить о его чувствах, дать выплакаться, возможно, даже осуществить символический обряд погребения, если это потребуется.

Но еще хуже ему от того, что он сам лишил кого-то жизни. — Она помолчала. — Именно в этом причина его продолжающихся кошмаров. Тристан чувствует на себе огромный груз вины, ему стыдно. Все это ужасно угнетает его.

— Я не понимаю этого, — сказала Дарси. — На Ганволде Тристан был охотником. Он стал заниматься этим лет с двенадцати или около того, и у него никогда не возникало никаких проблем такого рода.

Лухан выпрямился.

— Это не одно и то же, Дарси, — негромко и спокойно заметил он. — Ребенком я тоже охотился, но одно дело убить дичь, чтобы обеспечить свои насущные потребности, и совсем другое дело убить в бою разумное существо.

— Эта проблема не нова, мы сталкиваемся с ней довольно часто. Когда новички впервые участвуют в сражении, смерть — самое сильное потрясение. Как раз сейчас у меня пара таких ребят, и я собираюсь незамедлительно включить Триса в их терапевтическую группу.

Когда Дарси и Лухан кивнули, выражая свое согласие, Либби сделала паузу. Самое трудное по-прежнему впереди. Заставив себя смотреть прямо в глаза адмиралу, она сказала:

— Но и это еще не все. Губернатор Реньер рассказал Тристану о тебе, Лухан, но при этом смешал правду с ложью. По словам губернатора, вы предали его, из-за чего он потерял родину и семью. Реньер внушил вашему сыну, что все сферзахи убийцы, что вы в принципе ничем не отличаетесь от него. Трис, похоже, воспринял все буквально, особенно последнее. Я не совсем понимаю, как губернатору удалось…

— Я понимаю, — внезапно вставила Дарси. — Видите ли, обитатели Ганволда… — она подыскивала нужное слово, — честные люди. Они очень простые и откровенные. Им неведома ложь. В их языке даже нет слова, обозначающего это понятие. Они доверчивы и никогда не ставят под сомнение то, что говорят другие. Трис вырос среди них. Он не научился отличать правду от лжи, потому что не сталкивался с ней на Ганволде.

Либби кивнула.

— Да, такое объяснение вполне подходит. — Она засмеялась. — Так вот, Лухан, результат получился трагическим: Тристан БОИТСЯ тебя. Он совершенно твердо уверен, что ты побьешь его, если будешь чем-то недоволен.

За долгие годы службы, многие из которых Лухан провел на постах, требующих определенных дипломатических качеств, он научился скрывать свои эмоции. Сейчас адмирал не стал делать этого. Не было ни слез, ни жестов, но весь его вид: сгорбившаяся фигура, напряженные руки, опущенные глаза — все это выдавало состояние Лухана, и Либби почти чувствовала его горе.

Дарси, бледная, взволнованная, сидела неподвижно, прикусив губу так сильно, что оставалось загадкой, почему из нее не идет кровь.

— Я смогу когда-нибудь по-настоящему вернуть себе сына? — спросил наконец адмирал. Голос его прозвучал как-то странно, словно у него болело горло.

— Да, — сразу же отозвалась Либби. — Конечно, сможешь. Но это потребует времени и очень большого терпения. Она вздохнула. — В общем-то, насколько успешным будет процесс выздоровления, зависит не от меня, а от вас обоих. Рекомендую вам проводить с Трисом первые часы после его пробуждения. Вам следует как можно чаще бывать вместе, одной семьей. Я понимаю, что сейчас это нелегко, но начинайте втягивать его в нашу жизнь.

Вам потребуется терпение. Трис будет мрачным, злым, угрюмым, молчаливым. Но он постоянно будет наблюдать за вами: за тем, что вы делаете, что говорите, взвешивать, анализировать, приходить к каким-то своим выводам. Когда Трис станет что-то говорить, не забывайте, что это может быть диаметрально противоположным тому, что он чувствует, что имеет в виду. Старайтесь не замечать его напыщенности, грубости, бесцеремонности. Помните, что это только щит от боли и смятения, через которые ему придется пройти.

И еще одно: он может попробовать сыграть на том, что вас двое, попытаться противопоставить вас друг другу. Не позволяйте ему этого! Одно из важнейших условий успеха заключается в том, что Тристан должен видеть ваше единение, вашу взаимопомощь.

Особенно сурово он станет проверять тебя, Лухан. Трис пойдет на все, чтобы испытать твое терпение, подталкивая тебя к грубости, жестокости. Старайся не обращать внимания, если только он не совершит чего-нибудь по-настоящему опасного или вредного. Имей в виду, что Тристан не станет принимать на веру твои слова, узнав на своей шкуре, что они ничего не значат. Он будет судить о тебе, исходя из твоих действий, поступков, того, как ты поведешь себя по отношению к нему. Поэтому чем больше времени ты выделишь для общения с ним, тем лучше.

Лухан только кивнул. Либби знала, что сейчас ему не хотелось говорить.

— Ты не один, не забывай об этом, — уже мягче сказала она и посмотрела на Дарси. — Вас двое. Да и я буду регулярно встречаться со всеми вами — как вместе, так и индивидуально. Сколько времени уйдет на адаптацию? Не знаю. Вам всем придется многое в себе изменить.

Некоторое время в палате стояла тишина. Наконец Дарси спросила:

— Когда ты отпустишь Триса? Неужели ему еще нужно оставаться здесь?

— Да. Лучше, если он пока побудет под наблюдением. Его основные показатели стабильны уже несколько дней, и сегодня вечером я сняла ограничения, касающиеся посещений. Но вот спит он не очень хорошо. Его продолжают мучать кошмары. И потом, я не хочу снимать его с системы гемодиализа. Он неважно ест. Пусть поднаберется сил.

Либби вдруг вспомнила что-то и повернулась к Лухану.

— Ты знаешь, сегодня утром Трис сказал мне, что хотел бы поесть мяса, настоящего мяса с косточкой. Я обещала, что посмотрю, что можно сделать.

— Сходи на камбуз, к Вассман, — предложил Лухан доктору Мозес. — Если где-то на корабле есть мясо, то знает об этом только она.

Дарси натянуто улыбнулась.

— Ему нравилось почти сырое. Знаете, я столько раз говорила, что так есть нельзя, что в продуктах бывает… — Она замолчала. — Надеюсь, вы проверили, есть ли у него паразиты?

— Да, об этом уже позаботились, — уверила ее Либби. — И сказать по правде мне все равно, в каком виде он съест это мясо. Лишь бы съел!

Мне бы хотелось как можно скорее взяться за его спину, — продолжала она после паузы. — Судя по всему, потребуется не менее трех процедур, чтобы убрать иссеченную ткань и как следует подлатать его. И после каждой процедуры ему нужно будет несколько дней вести себя очень тихо и спокойно. Так что раз уж ты сама пока не можешь, — повернулась она к Дарси. — Я поставлю своих медсестер приглядеть за ним.

Дарси кивнула.

— Когда мне можно повидаться с ним?

— Завтра, — Либби выдавила улыбку. — И можешь посидеть подольше. Она поднялась. — Ну ладно, я и так вас сегодня задержала, а уже давно пора спать. У вас еще есть ко мне вопросы? — Взгляд ее перебежал с Дарси на Лухана.

Они не ответили, но доктор знала и видела по их глазам, что им еще предстоит многое осмыслить и обсудить. Вопросы появятся позже.