Тристан проскользнул в видиторий, когда там уже царил полумрак, и инструктор рассказывал об устройстве прибора определения высоты, показывая его составные части на схеме, а сам высотомер вращался в голографическом сосуде, установленном за подиумом. Юноша знаком приказал Пулу остаться с Раджаком, который, сложив руки на груди, стал у входа, и пробрался на свободное место в середине ряда, почти на самом верху. Он опустился в кресло справа от курсанта, узколицего молодого человека по имени Сиггар, покосившегося на него и с явным злорадством заметившего, выставив пятерню с растопыренными пальцами:

— Ты уже пять раз опаздываешь на построение, Середж.

Тристан снял куртку и, перебросив ее через спинку кресла, грозно посмотрел на него, но ничего не сказал.

— В шестой раз! Тебе не кажется? — не отставал курсант. — Тебе, парнишка, придется весь выходной провести на плацу!

— Заткнись, Сиггар, — вмешался другой курсант. — Из-за тебя на слышно, что говорит Мак Адам.

Сиггар замолчал, а Тристан включил совмещенное с креслом учебное место. На дисплее появилась схема высотомера, и он стал читать подписи в рамочках под отдельными частями прибора.

— …прибор показывает реальную высоту, — объяснил инструктор, — только когда температура воздуха и его давление совпадают с заданными параметрами «эталонной атмосферы». Поскольку такие совпадения случаются крайне редко, то показания высотомера будут иметь погрешность, и величина этого отклонения зависит от того, насколько температура и давление атмосферы, в которой находится самолет, отличается от заданной. Всем ясно?

Тристан сдвинул брови, пытаясь вникнуть в смысл сказанного, но не осмелился нажать на приборной доске кнопку, чтобы попросить у инструктора более доступно объяснить, потому что на него в упор смотрел Сиггар. Инструктор оглядел аудиторию и продолжил:

— Хорошо. Итак, даже если ваш высотомер откалиброван, изменения температуры воздуха во время полета дадут на приборе неточные показания. Например, при более низких температурах высотомер будет показывать завышенные данные по сравнению с реальными и наоборот. Вопросы есть?

Скорее всего, на мониторе инструктора сигналов от курсантов не поступило, раз он сказал:

— Хорошо. Переходим к решению практических задач.

Схема на дисплее Тритана сменилась пятнадцатью вопросами. Он принялся медленно вчитываться, чтобы понять задачу.

4.1. Пилот может пользоваться высотомером на самолетах при полетах в обычной атмосфере в условиях, допускаемых «Правилами полетов по приборам» (да/нет).

4.2. Назовите части высотомера, изображенного на схеме, и объясните их назначение.

Отвечая на первый вопрос, Тристан нажал кнопку «да». Затем он назвал элементы прибора и остановился.

— Я не слышал о принципе его работы, — сказал он вслух.

— Ты, возможно, понял бы, если бы пришел вовремя, — ответил с издевкой Сиггар, не отрывая глаз от экрана.

Тристан пропустил его замечание мимо ушей.

— Саджетт, — обратился он к курсанту справа от себя.

— Да в этом нет ничего сложного. Когда машина набирает высоту, то из внешней камеры выходит воздух, — он показал на схему, — и эти пластинки расходятся, а показания на приборе изменяются. При снижении расстояние между ними уменьшается.

— Не понял, — сморщил лоб Тристан.

Саджетт слегка расстроился, однако объяснил еще раз.

— Теперь понял?

— Да, — ответил Тристан, хотя кое в чем все-таки сомневался. — Спасибо.

4.3. В соответствии с нормами Министерства аэронавтики показания высотомера летательного аппарата, предназначенного для атмосферных полетов, на высоте 5486,4 метра над уровнем моря будет равно……………

4.4 Определите реальную высоту самолета, вылетевшего из космопорта, находящегося на высоте 1609 метров над уровнем моря. Температура воздуха — 30 °C, показания высотомера — 75,69 см, высота по давлению — 1646 метров. Примечание: установите показания прибора на 76,00 см.

Тристан набрал все заданные параметры, затем, поколебавшись, нажать ему кнопку «Температура C по прибору» или «Реальная температура C», выбрал первое и коснулся клавиши ввода.

В низу экрана появилась надпись:

Ошибка. Неверный расчет.

Тристан откинулся в кресле и зло посмотрел на дисплей, прежде чем нажать кнопку «Очистить экран». Надпись исчезла. Слева от него раздались приглушенные ругательства, стук кулака по компьютеру, а потом пальцы соседа забегали по клавиатуре.

У Тристана не было времени глазеть по сторонам. Нахмурившись, он еще раз набрал заданные параметры и стал вспоминать формулы. Никакого решения в голову не приходило, и он снова нажал клавишу ввода. На дисплее появилась уже известная надпись:

Ошибка. Неверный расчет.

Тристан в отчаянии плотно сжал губы и издал шипящий звук, потом в очередной раз очистил экран.

Во время третьей попытки к юноше подошел инструктор.

— Ну хорошо, если вам не удалось решить все задачи, то можно закончить их при самоподготовке. По высотомерам у нас есть еще теоретический материал, который предстоит изучить перед темой, связанной с указателями вертикальной скорости…

Тристан еще немного повозился с вопросами, нажал клавишу «Сохранить» и, пока гас экран, «Записать».

На его мониторе не появилось никакой информации, когда инструктор вывел изображение высотомера из голографического демонстратора и сделал объявление:

— Изучение приборов мы завершим завтра. Послезавтра вам предстоит пройти тест, после чего мы обратимся к теме «Силовые установки». Тех, у кого есть проблемы с сегодняшним материалом, я хотел бы видеть во время самоподготовки в кабинках для работы с мультимедийными средствами. Вы знаете, кого я имею в виду.

Сиггар посмотрел на Тристана, на его пустой экран и заулыбался.

— Да, мы это знаем.

Тристан со злостью отключил компьютер и сдвинул его в сторону.

— А ты и сам в последним тесте показал не блестящие результаты!

— По крайней мере, я прошел его с первого раза.

— С перевесом всего в один балл!

Саджет уже взял в руки куртку и головной убор.

— Двигай, Сиггар, червь болотный. Ты задерживаешь остальных.

Сиггар только ухмыльнулся и пошел к выходу. Вслед за ним стали продвигаться Тристан, Саджетт и другие курсанты.

Тристан не видел Раджака, но ощущал его присутствие, как свою тень. Курсанты по одному вышли в коридор. Увидев Пулу, следившего за происходящим вокруг полуоткрытыми глазами, юноша все же почувствовал облегчение.

— Смотреть в затылок. В ногу! Оставить разговоры в строю! — слышался только мерный стук каблуков. — Четче шаг! Соблюдать дисциплину!

Резкие, отрывистые команды инструктора по строевой подготовке эхом отдавались в сознании Тристана.

— Какая чушь! — чуть слышно произнес он.

Через полтора месяца это показалось еще более глупым, чем в самом начале, и лишь подогрело его нетерпение, добавило отчаяния. Тристан крепко сжал кулаки, отчего ногти впились в ладони. Колонна повернула за угол, где пересекались коридоры, и курсанты попали в другой видиторий. Они поднялись по крутому проходу и стали занимать места, расположенные по кругу, как на маленьком стадионе.

— В Исселианской истории есть одна хорошая сторона, — заметил Сиггар, садясь в кресло. — Это компенсация недостатка сна.

— Это лучше, чем читать ее, — сказал Тристан.

— Ну уж нет. Все, что касается Освободительной войны, не так уж скучно, — не согласился Саджетт. — Рассказы о ней моего старика начали приобретать для меня определенный смысл, — он посмотрел, как Сиггар откинул голову на спинку, и спросил Тристана: — А твой воевал в Сопротивлении?

Тристан помялся и ответил:

— Да.

— Он тоже только об этом и говорит?

— Нет. Мне мать рассказывала.

В темноте лицо курсанта казалось сплошным овалом, глаз видно не было, но Тристан понял, что Саджетт хочет услышать больше подробностей.

— Мне было полтора года, когда я видел его в последний раз.

— A-а. Извини.

Тристан пожал плечами.

«Сцена» видиотория представляла собой голографическую емкость в виде шара, в котором проекция изображений в натуральную величину создавала впечатление присутствия на реальном месте исторических событий. Это было гораздо лучше, чем просто просматривать серию голографических записей, собранных за последние десятилетия. В сосуде появилась объемная белая запись на фоне звездного неба:

Удар Объединенных Миров по базе Доминиона.

Надпись медленно исчезла, курсанты оказались на борту шаттла, приближающегося к военной базе на орбите зеленой планеты под названием Ян. Они словно в действительности смотрели в иллюминаторы и видели вышки связи, огневые позиции для отражения нападения космических кораблей, стыковочные узлы для дозаправки и снабжения, военные лайнеры. Монотонный голос нудно приводил статистику по личному составу, огневой мощи, необходимых для проведения боевых операций.

При помощи голографии удалось побывать в помещениях для брифингов и заседаний военных советов, которые вели командиры и которых уже давно либо не было в живых, либо их сместили с занимаемых постов. Можно было воочию наблюдать документальную драму того, как руководство Доминиона искало пути подчинения своему галактическому правительству кучки упирающихся миров. И когда звездные системы присоединились к нему в качестве союзников, военные попытки Доминиона стали встречать организованное сопротивление. Объединенные Миры начали использовать нетрадиционную тактику ведения боевых действий, нанося удары из самых непредсказуемых мест, общее руководство осуществлялось из правящего дома на Состисе. Движение Сопротивления следовало уничтожить еще в зародыше, военная база на Яне была районом средоточия войск и командным пунктом. Эсминцы и транспортные суда Доминиона одни за другим прибывали туда и готовились к удару по Состису.

Накануне их отправки Объединенные Миры атаковали. Группа космических авианосцев совершила неожиданный световой перелет в пространство Яна, эскадрильи одноместных штурмовиков прорвались через оградительный огонь базы. Несмотря на тяжелые потери, понесенные силами Объединенных Миров, им удалось уничтожить флот Доминиона еще у стыковочных причалов вместе с личным составом и вооружением. Сама база превратилась в мертвый космический балласт, ее солнечные энергетические установки пострадали на восемьдесят процентов, полностью вышла из строя система связи, а треть жилых и рабочих помещений были разгерметизированы.

Огромные графические схемы наглядно показывали слабые места в обороне базы и демонстрировали, как корабли противника приблизились к целям незамеченными, а когда их обнаружили, было уже поздно.

По мере того как Сопротивление набрало силу, Доминион стал собирать досье на своих главных врагов: военных, политических деятелей, шпионов. В голографическом сосуде всплыли их похищенные портреты вместе с биографиями, составленными военными корреспондентами и историками.

Тристан сидел безучастно, пока рассказчик не объявил:

— Лухан Середж, летчик-истребитель с Топавы. За период войны в космических сражениях поразил двадцать шесть целей. Считается, что его карьера началась с участия в нападении на военную базу Доминиона. В 3304 году назначен главнокомандующим сферзахами Объединенных Миров. В настоящее время занимает тот же пост…

Тристан наклонился вперед, жадно разглядывая портрет молодого человека в летном костюме — глаза прищурены, волосы взъерошил ветер. Этого пилота раньше он видел лишь на голографическом кулоне.

Сиггар приблизился к Тристану и толкнул его локтем в бок.

— А ты, случайно, не родственничек этому с Топавы. Середж? Судя по сходству, он вполне годится тебе в отцы!

Тристан в упор продолжительно посмотрел на него.

— А что, если и так?

— Все они религиозные фанатики. Хороший монотеист — это мертвый монотеист.

— Монотеист? — Тристан слышал это слово впервые, его не употребляла в своей речи мать, когда посвящала в свою веру. Он вопросительно поглядел на Сиггара. — Кто это?

— Это тот, кто верит, что Вселенную сотворил сверхъестественный человек, — ответил курсант насмешливо. — И все мужчины становятся священниками, до конца своих дней только и делают, что молятся и постятся. Ни тебе выпивки, ни женщин — скукота.

Тристан некоторое время сидел в растерянности, пораженный издевательством.

— А что в этом плохого? — вызывающе спросил он. — Они лучшие пилоты в Галактике!

— Да ну! — не прекращал Сиггар. — А как же тогда быть с тобой? Ты, наверное, единственный из всего племени, кто не может отличить высотомер от указателя положения самолета относительно земной оси! Не потому ли тебя направили сюда, а не в Аэрокосмический Институт?

Тристан сжал кулаки.

— Во время полетов я буду первым, Сиггар!

— Если ты и будешь первым, как только в списке исключенных из училища!

— Курсанты Сиггар и Середж!

Оба одновременно повернулись на голос. В темноте амфитеатра маячила едва различимая фигура инструктора.

— Запишите на свой счет еще три замечания, один и другой, за разговоры на занятиях.

Сиггар подождал, пока офицер отойдет, и прошептал:

— Большое тебе спасибо, Середж! На этой неделе это уже восемнадцатое!

Когда глаза Тристана перестали воспринимать изображение на дисплее, а на нем в пятый раз появилась строка «Ошибка» при решении задачи 6.3, он нажал клавишу «Выход» и нащупал переключатель компьютера. Экран погас, и теперь единственным светом в гостиной был искусственный огонь камина. Выжидая, пока глаза привыкнут к полумраку, Тристан потер виски, пытаясь освободиться от тяжести в голове.

Губернатор и б’Анар Ид Па’ан вошли в гостиную после обеда вместе с собаками, когда Тристан еще работал. Животные виляли хвостами, выпрашивая у хозяев лакомые кусочки. Когда одна из собак пошла за губернатором к столу, за которым сидел Тристан, Пулу сел на стул и поджал ноги, оскалившись для пущей безопасности.

— Ну, Тристан, и чем же таким важным ты занимаешься, что ради этого даже пропустил обед?

— Аэрокосмической динамикой, сэр. Экзамены на следующей неделе, и если я провалюсь, то меня не включат в программу полетов.

Губернатор улыбнулся.

— Тебе не стоит так переживать. Не сомневаюсь, что ты сдашь, — сказал он загадочно, и Тристан вопросительно посмотрел на Реньера, пока тот не отвернулся.

После этого он ни на кого больше не обращал внимания, с головой погрузившись в учебу до появления три раза подряд надписи «Ошибка» на одной и той же задаче. Он в отчаянии ударил кулаком по столу.

Разговор у камина прервался.

— Щенок изучает в училище всякие новые штучки. Каким еще трюкам они тебя учат?

Мазук осклабился, но Тристан взгляда не отвел.

— Я тебе не щенок, ты, болотный червяк!

— Тристан! — с угрозой произнес Реньер и хватил трость, словно собирался ударить.

Юноша гневно посмотрел на него, чувствуя, как когти Пулу впиваются ему в руку, призывая успокоиться.

Когда все ушли и Пулу остался наедине с товарищем, он слез со стула и сел на корточки радом с камином, глядя на искусственные угольки. В отражении света ганианец выглядел спокойным, безмятежным. Тристан вскочил с кресла и уселся радом с Пулу, который слегка повернул голову и чуть-чуть приоткрыл глаза — в них отражались только отблески.

— Ты закончил, маленький брат?

— Нет.

— Но ведь сейчас ты ничего не делаешь.

— Устал. Думать уже не могу.

Пулу не мигая смотрел на него.

— Ты всегда усталый, маленький брат. Ты мало ешь, мало спишь. Вот трешь голову, как будто она у тебя болит.

— Она и в самом деле болит, — сказал Тристан.

— Ты заболел?

— Нет.

Тристан чувствовал, что Пулу все еще сомневается, убрал руки от головы и обнял колени.

— Мне не нравится училище. Глупость одна, — он уставился в одну точку на голографической проекции. — Глупо ходить везде строем и обращаться ко всем преподавателям «сэр», а если что-то сделаешь не так, то они орут на тебя. Я до сих пор даже не видел космических кораблей! — он безнадежно махнул рукой. — Как то, что я делаю, поможет моей матери?

— А кто тебе говорит, что это поможет? — спросил Пулу.

Тристан поколебался и ответил:

— Лариэль.

— Почему?

Он не знал, как объяснить другу, до него дошло, что он и сам не знает, почему.

— Не знаю, — сказал он, не осмелившись взглянуть на Пулу, поскольку ответ прозвучал глупо даже для него. — Она говорит, что это важно.

Наступило молчание.

— Ты думаешь, она права?

— Не знаю, — покачал головой Тристан. — Мы здесь уже долго, а это мне не нравится.

Поддавшись чувствам, он стал считать на пальцах. Пятнадцать ночей от лагеря ганианцев до лагеря плоскозубых, пять ночей в каменной комнате, еще пятнадцать на корабле с Ганволда до Иссела — уже больше месяца. Еще месяц полета на луну Иссела и обратно, а затем на Адриат. И здесь они уже около трех месяцев! Полученный результат произвел на него гнетущее впечатление.

— Прошло пять месяцев с тех пор, как мы ушли из лагеря. Пять, Пулу!

Ему вдруг стало тоскливо. Слишком взволнованный, чтобы спокойно сидеть, Тристан вскочил с кресла и принялся бесцельно взад-вперед расхаживать по комнате.

— Мы здесь впустую провели чересчур много времени! Если мы задержимся здесь еще, то мать умрет, не дождавшись помощи!

Краем глаза он заметил метнувшуюся к нему тень, и знакомая рука нежно дотронулась до него.

— Перестань, маленький брат, — успокаивал его Пулу. — Ты устал. Плохо думать и работать, когда ты устал. Пора спать.

Тристан завернулся в два одеяла на своей половине пола, закрыл глаза, но сбросить напряжения не смог. Воспоминания о матери, казавшейся бледной на фоне пылающих в очаге углей, нахлынули на него с новой силой. Воспоминания, словно наяву, привели его снова на вершину холма, где горел погребальный костер. Грудь Тристана больно сдавило. От беспокойных мыслей и страха за мать сердце забилось чаще, дыхание стало неровным.

Юноша лег на спину, но глаз не открыл. Щемящее чувство не проходило. Тристан наконец задремал и во сне увидел себя посреди родной хижины на Ганволде — припавшим к земле. Вещи матери и утварь были на месте: кухонные принадлежности, мешки со съестными припасами, одежда, но самой матери не было. Вместо крови пейму на своих руках, как это бывало после охоты, он увидел черный пепел.

Тристан вдруг очнулся, задыхаясь от недостатка воздуха. Сердце его стучало тяжело, будто ему пришлось бежать. В комнатушке было прохладно, и он натянул на плечи сползшее одеяло, лег на живот и стал глубоко и равномерно дышать, чтобы привести в норму пульс. Едва задремав, он снова проснулся от скрипа где-то в особняке, повернулся набок, подтянул колени к животу и закрыл голову руками.

Он подумал, что ему не следовало бросать мать. Лучше бы оставаться с ней и быть рядом, когда она будет умирать, чем вернуться на Ганволд и не застать ее в живых. Больше заснуть так и не удалось. Тристан услышал шаги Раджака, который вскоре коснулся носком ботинок его руки.

— Вставай, Тристан.

Юноша молча поднялся и надел тренировочные майку и шорты. Все движения он выполнял механически, руки казались чужими, а тело сковало, только в сердце чувствовалась какая-то тяжесть. По пути в училище, куда добирались на скимери, он тоже не произнес ни слова.

На парадном плацу, похожем на бледное пятно в темноте, лежал туман, опустившийся после раннего весеннего дождя. Тристан смотрел на него с ненавистью, даже не слыша, как рядом зевает Раджак.

Сигнал подъема вывел его из оцепенения, он аж подпрыгнул от неожиданности. Схватившись за ручку люка скимера, Тристан открыл его и заставил себя вылезти наружу. Туман был холодным и липким, юноша задрожал, но ему было совершенно наплевать на это. Не дожидаясь, пока появится Пулу и Раджак, он взял спортивную сумку и пошел через лужи на бетонном плацу к курсантам, высыпающим из казарм на построение.

— Как поживает твой телохранитель и домашнее животное, или как ты его там называешь, Середж? — спросил какой-то курсант, показывая на Раджака и Пулу.

— Если бы ты был поумнее, — вставил кто-то другой, — то заставил бы своего телохранителя делать за тебя гимнастику!

Тристан не удостоил их ответом — даже не посмотрел в их сторону. Курсант — староста группы, с заправленными под пилотку волосами, во влажной майке, обтягивающей ее грудь, отдала команду «смирно», потом заставила строевым шагом пройти на спортивную площадку. Тяжесть в теле уже прошла, от физических упражнений несмотря на утреннюю прохладу стало жарко. Он почти не замечал, как маленькие осколки гравия впивались ему в ладони все сильнее во время отжиманий, почти не чувствовал холода от мокрых майки и шорт, когда выполнял приседания и бежал пятикилометровый кросс. Боль в легких оставалась, но еще сильнее болела душа. Утренняя зарядка закончилась, когда предрассветное небо порозовело. По команде курсанты разбежались по казармам, чтобы принять душ. Тристан специально задержался, не желая давиться. Он ждал своей очереди в гигиеническую кабинку, как кто-то стукнул его по плечу.

— Эй, Середж, ты еще не видел результатов своего последнего теста? — самодовольно улыбнулся Сиггар.

— Нет, — Тристан раздраженно посмотрел на него.

— На твоем месте я бы уже начал хвататься за желтую рукоятку, — он согнул руку, изображая пикирующий самолет. — Выбрасывайся с парашютом! Выбрасывайся с парашютом! Выбрасывайся с парашютом!

В ночь после итоговых экзаменов опять шел дождь. Потоки воды под утро сменились холодной изморосью — такая погода напоминала Тристану ту, к которой он привык зимой на Ганволде. Как ему сейчас захотелось оказаться там! Он хмуро посмотрел на облака.

— Оставайся здесь, — приказал он Пулу и хлопнул крышкой люка скиммера, даже не удостоив взглядом Раджака.

Съежившись, Тристан быстро зашагал к учебным классам эскадрильи. У входа стояли два унтер-офицера в комбинезонах авиационных техников. Они вглядывались в серую пелену и на кого-то ворчали, посторонились, но немного, так что Тристану пришлось чуть ли не протискиваться между ними. От них, как и от б’Анара Ид Па’ана вполне можно было ожидать подножки.

В коридоре около канцелярии подразделения столпилось большинство курсантов. Выражения на их лицах были самые разные: отчаяние, облегчение, переживание. Тристан и Сиггар заметили друг друга одновременно. Сиггар тут же стал пробираться к юноше из толпы.

— Ну, и сколько же заплатил твой старик за то, чтобы тебя включили в список получивших право на первый полет? — зло спросил он.

— Первый полет? — Тристан посмотрел на экран ближайшего монитора и увидел свое имя четвертым в списке — эти места обычно принадлежали лучшим курсантам группы. Он тряхнул головой. — Это какая-то ошибка. Я не заслужил такого!

— Может, тебе следовало бы напомнить об этом своему старику, — сказал Сиггар. — Не все из нас имеют отцов, настолько прославившихся, чтобы почивать на их лаврах. Это не очень справедливо по отношению ко всем, кому приходилось выкладываться, чтобы получить хорошие оценки.

Тристан понял смысл сказанного, но только не тон, которым Сиггар произнес свои слова.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Да ладно прикидываться, Середж. Всем известно, что ты отпрыск главнокомандующего сферзахами. Именно поэтому тебя до сих пор не вытурили отсюда!

Оцепенение двух последних ней прошло. Тристан сжал кулаки.

— Мой отец не имеет к этому никакого отношения!

— Даже так? — Сиггар со злорадством посмотрел ему в глаза. — Отчего же тогда ты не живешь в казарме? Почему тебе не приходится, как остальным, отрабатывать полученные замечания? Как только ему удалось протолкнуть тебя в училище Сектора Иссела?

В коридоре наступила гнетущая тишина, все взгляды устремились на Тристана.

— Мой отец не направлял меня в это жалкое училище…

— Разумеется, Середж! Кто бы тогда купил тебе местечко в списке тех, кто полетит? Может, он прибегнул к политическому давлению?

— Купил?

Тристан нахмурил лоб, пытаясь сообразить, что к чему. На лицах курсантов он увидел ехидство.

— Он этого не делал! — категорически заявил юноша.

— Ты прекрасно знаешь, что ему пришлось это сделать! Он не мог позволить, чтобы ты опозорил его!

— Скажи ему все, Сиггар, скажи! — подзадорил один курсант, и другие, смеясь, поддержали его.

Тристан никого, кроме Сиггара, не замечал.

— Возьми свои слова обратно! — потребовал юноша и принял боксерскую стойку.

Он видел, как Сиггар оглянулся на своих товарищей и ссутулился, передразнивая Тристана.

— Я что, по-твоему, должен испугаться?

— Не приставай ко мне, — процедил сквозь зубы Тристан. — Я убивал животных и покрупнее тебя!

Сиггар громко рассмеялся, стал по-боксерски прыгать из стороны в сторону и выбросил руку, намереваясь ударить Тристана, но тот его опередил. Удар правой рукой пришелся прямо в лицо, на котором от уха до уголка рта осталось четыре отпечатка костяшек пальцев. Сиггар зашатался, но пришел в себя. Глаза его засверкали от ярости, на щеках заходили желваки.

— Ах ты, сопливое сферзахское отродье! — разъярился он и ударил Тристана кулаком под левый глаз. Тот устоял, увернулся от удара правой и отступил на шаг.

Насмешливые крики курсантов перешли в скандирование:

— Дай ему, Сиггар! Дай ему.

Кто-то подтолкнул Тристана в спину навстречу противнику, Сиггар наступал, ухмыляясь.

— А что сделает мне твой старик, если я расквашу тебе нос, выродок?

Тристан избежал следующего удара. Сиггар промахнулся, и юноша, схватил его за голову и плечо, со всего размаху бросил на пол. Ноги Сиггара оказались выше головы, а рука описала в воздухе круг, согнулась при падении под немыслимым углом. Сиггар побелел, но не издал ни звука. Тристан оседлал его, прижав одним коленом, и, схватив за волосы, резким движением потянул голову на себя…

Курсанты вдруг переполошились и в испуге отступили назад, расширив круг. Тристан насторожился, приготовившись к возможному нападению, встав на ноги. Сиггар скривился от боли и сел, прижимая к телу поврежденную руку.

Тристан стоял, пока в коридоре не появился унтер-офицер. Юноша не отвел взгляда, когда тот посмотрел на него холодно, и на какую-то долю секунды заметил на лице унтер-офицера смятение как некое признание собственного превосходства.

— Что здесь происходит? — потребовал дежурный ответа командирским голосом.

Тристан опустил глаза, отвернулся.

— Я его предупреждал. Он ударил первым.

Пулу промолчал, склонив голову набок, чтобы своими полуоткрытыми глазами рассмотреть синяк.

— Он говорил неправильные вещи.

— И поэтому ты причинил ему боль, — Пулу сузил глаза еще больше. — Ты слишком много времени провел среди плоскозубых, и на тебя это повлияло.

Тристан молчал.

— Неужели это так важно, что ради этого стоит умирать, маленький брат?

— Нет, — ответил Тристан и, помявшись немного, признался: — Пулу, я боюсь…

— Тристан, — позвал Раджак, отодвинув занавеску прихожей, — с тобой хочет поговорить губернатор.

Юноша переглянулся с ганианцем.

— Повернись ко всему спиной.

Тристан тяжело поднялся.

Когда Тристан и Раджак молча вошли в кабинет, Реньер поднялся из-за стола обошел вокруг Тристана, потрогал его синяк под левым глазом.

— Мне доложили, что ты, молодой человек, ввязался в драку.

— Так точно, сэр, — Тристан смотрел прямо перед собой, как курсанты на плацу.

— И с какой это стати, смею я тебя спросить?

Тристан, по-прежнему глядя в стену, ответил:

— Один из курсантов сказал, что мой отец купил мне место в списке тех, кому предоставлено право совершить первый вылет, и назвал меня сферзахским отродьем.

Губернатор фыркнул от смеха.

— Я ведь говорил тебе, что ты не провалишь экзамен, Тристан. Но тебе меня следовало бы благодарить за то, что я купил для тебя это право.

Юноша не выдержал и, сжав кулаки, но вытянув руки по швам, в упор посмотрел на Реньера. Злость, вселившаяся в него у канцелярии, снова охватила его, он терял контроль над собой.

— По какой причине я должен вас благодарить? — взорвался Тристан. — Моя мать умирает, а вы держите меня здесь! Мне не нужно это место. Мне не нужна ваша помощь… Я даже не хочу быть здесь…

Трость губернатора ужалила больно, как гадюка, и оставила рубец от скулы до подбородка. Тристан упал на пол. Поднявшись на ноги, он сжал кулаки, но слова Пулу крепко засели у него в голове. Он расслабился и посмотрел на Реньера.

— Я был бы очень признателен, если бы с этого момента ты проявил большую благодарность за мои усилия, — сказал губернатор очень спокойно.

Рубец на лице Тристана горел, словно выжженное клеймо. Он ничего не сказал в ответ. Реньер покручивал трость в руках.

— Тебе следовало помнить, что у меня есть свои причины для твоей учебы в училище. Твой отказ сотрудничать со мной даром тебе не пройдет, Тристан.

Люди, представляющие самые разные средства массовой информации, словно стая джаусов, ожидающих в засаде свою жертву, стояли в переходе, соединяющем здание учебных классов психологической подготовки со зданием тренажерных классов. Увидев на их плечах голокордеры, Тристан пониже натянул на лоб фуражку и запахнул куртку, но спрятаться в куче курсантов, да еще с Раджаком под боком, он не смог.

Один журналист отделился от толпы и с микрофоном в руке подошел к нему.

— Тристан Середж! Мы можем с вами поговорить?

— Нет, — ответил юноша и попробовал пройти мимо. — Оставьте меня в покое.

Раджак положил ему руку на плечо, заставив поднять голову.

— Ответь на их вопросы.

Тристан подозрительно оглядел всех корреспондентов.

— Что вы хотите?

— В общем-то, мы хотим поздравить вас с достижением высоких результатов по сравнению с другими курсантами первого курса. Если бы ваш отец знал об этом, он гордился бы вами.

Тристан стиснул зубы и опустил голову.

— Нет, он не гордился бы. Я не заслужил этого.

Репортер, видимо, не расслышал.

— Мы понимаем, что вам и вашей матери пришлось провести последние несколько лет среди туземцев на Ганволде. Ее спасли вместе с вами?

— Тристан вновь разозлился и гордо поднял голову.

— Меня не спасали!

Репортер замолчал на секунду, но сути вопросов не изменил.

— Ваша мать все еще на Ганволде? Все считают, что она больна, и вы пытаетесь найти своего отца. Это правда?

— А если и так? — Тристан даже не скрывал своего гнева. — Какое вам до этого дело?

Журналиста ответ застал врасплох, и он часто заморгал, но голос его не выдавал волнения.

— Это может иметь большое значение для вашего отца.

Тристан нервно сжимал и разжимал кулаки.

— А может, и нет, — продолжал репортер, не сводя с Тристана глаз. — Нам известно, что он так и не ответил на послание губернатора Реньера, отправленное сразу после вашего спасения с Ганволда. Вы и в самом деле полагаете, что человек, которого вы не видели с раннего детства, будет беспокоиться о вас?

Вопрос хлестнул Тристана больнее, чем трость губернатора. Он даже отпрянул и посмотрел на репортера широко раскрытыми глазами, проглотив подступивший к горлу комок обид. О таком ходе дела он никогда не задумывался. А если это было правдой? Что, если отцу все равно? Сердце Тристана больно защемило. Он покачал головой и опустил ее.

— Не знаю, — прошептал он. — Не знаю.