Жерве Десаз не находил себе места. Фуше должен был вернуться уже несколько дней назад. Молодой человек тихо выругался себе под нос, подумав, что он такой же узник, как и те, кого заперли в комнате наверху. Десаз рассчитывал на то, что к этому времени уже будет навещать увеселительные заведения Парижа, а не сидеть взаперти, словно обычный преступник, в каком-то Богом забытом доме, неизвестно где.

Господи, он ненавидел Нормандию! И нормандцы ему тоже не особо нравились – порода неотесанных провинциалов с вечно поджатыми губами и угрюмыми лицами. А меньше всего ему нравился замок Шато-Ригон. Это был свинарник. Но чего еще можно было ожидать, если люди Фуше – самые настоящие свиньи, сброд, который его начальник взял на службу прямо из канав Парижа? Они осквернили то, что когда-то было красивым, изящным зданием.

Десаз резко обернулся, когда открылась дверь. В дверном проеме появился доктор Маскарона. «Еще один неотесанный провинциал», – подумал Жерве, и ехидная улыбка исказила его красивое лицо. Молодой человек лениво наблюдал, как старик, шаркая, вошел в комнату. Врач оглядывался по сторонам, словно перепуганный кролик, переводя взгляд с одного человека на другого. Наконец его глаза остановились на утонченной фигуре Десаза. Секунду поколебавшись, врач, волоча ноги, приблизился к джентльмену, который выглядел не так угрожающе, как остальные.

– Ваша честь, – сказал он, вперив взгляд куда-то ниже подбородка Десаза. – Я надеялся… то есть… будет ли возможно… – Старик замолчал и начал все сначала. – Скаковая лошадь Маскарона скоро ожеребится, – сказал он.

Не успел Десаз сообразить, как отреагировать на это экстраординарное замечание, как один из мужчин, сидевших за карточным столом, встал и, шатаясь, подошел к ним. Это был Саварин, проныра и главный здесь после Фуше. Когда его рука опустилась на плечо доктора, старик заметно вздрогнул.

– Что, старый коновал? Уже соскучился по своим овцам и козам? Тебе что, не по душе наше общество?

Саварина чрезвычайно развеселила собственная реплика. Он громко расхохотался.

Старик сжался и плаксивым голосом сказал:

– Я никогда не пытался выдавать себя за кого-то, кем не являюсь. Я не врач, и говорил вам об этом с самого начала. Я лечу животных, а не людей.

Рука, лежавшая на плече старика, сжалась, и испуганного человечка грубо встряхнули.

– Ты врач, потому что я так сказал. А теперь иди лечи судомойку, мальчишку конюха или, еще лучше, загляни к своему пациенту наверху.

Кадык доктора тревожно подпрыгнул.

– Кто-то должен позаботиться о ней, – заныл он.

Десаз решил вмешаться.

– Почему ты не хочешь позволить старику позаботиться о кобыле, Саварин?

– Ему нельзя выходить из дома. Приказ Фуше, – ответил Саварин.

Этому аргументу нечего было противопоставить.

Десаз и Саварин собирались было отвернуться, когда низкий настойчивый вой снова задребезжал в воздухе.

– У меня есть два сына, – сказал доктор. – Хорошие мальчики. Я сам их учил. Они могут это сделать.

Саварин и Десаз вопросительно посмотрели друг на друга.

– Не вижу причин не послать за ними, – сказал Десаз.

Жерве считал, что решение это подсказано его добрым сердцем.

– Я не вижу в этом никакого вреда, – согласился Саварин.

Он знал цену хорошей лошади. И знал, как нагнать страху. Притянув к себе доктора за пиджак и оказавшись с ним нос к носу, Саварин прорычал:

– Пошли за своими сыновьями, старик! Но помни: одно неверное движение, и я перережу им глотки перед тем, как перерезать твою, – и отшвырнул доктора от себя.

Старик сдавленно всхлипнул и, нелепо кивая каждому, кто был в комнате, попятился к двери. Нащупав дверную ручку, доктор резко повернулся, и, торопясь скрыться, споткнулся и растянулся на полу. Мужчины, находившиеся в комнате, громко расхохотались, прежде чем вернуться к своим занятиям.

Десаз покачал головой и огляделся по сторонам в поисках бочонка кальвадоса. Он предпочел бы коньяк, но этого напитка не было в наличии. Жерве наполнил свой стакан и нашел тихий уголок, где можно было бы спокойно поразмыслить.

У него не было ничего общего с людьми Фуше, решил Десаз. И за неделю, прошедшую с тех пор, как он доставил Габриель, Жерве почти не скрывал своего презрения к ним. Он рассчитывал передать девушку в руки Фуше. Но Фуше здесь не было, и Саварин, замещавший его, настоял, чтобы Десаз остался до приезда начальника.

Было около полуночи, когда скрип колес на дороге возвестил о чьем-то прибытии. Еще через полчаса послали за Десазом. Фуше был в библиотеке Маскарона и чувствовал себя там как дома. Он сидел за массивным письменным столом. В этой комнате не было следов надругательства, которое претерпела остальная часть дома.

Фуше поздоровался лаконично, почти грубо, и сделал молодому человеку знак садиться. Десаз опустился на стул и стал ждать.

– Вы приехали на два дня раньше условленного, – отрывисто сказал Фуше. – Почему?

Десаз ожидал совсем не такого обращения и рассердился.

– Я почувствовал, что девушка постепенно смягчается в отношении Дайсона. Я не хотел рисковать, – его голос был таким же мрачным, как и настроение.

Фуше кивнул и улыбнулся, впервые с тех пор, как Десаз вошел в комнату.

– Вы отлично справились, – признал он. – Жаль, что мне только сегодня удалось покинуть Париж.

– О? – предложил объяснить причину Десаз.

Фуше услышал вопрос, но проигнорировал его. У него не было привычки рассказывать правой руке, что делает левая.

Он был в приподнятом настроении, и не только потому, что ловушка за английским шпионом захлопывалась. Первый консул доверил ему очень деликатную миссию. Мистер Чарльз Фокс, идеалист, каких свет не видывал, прибыл в Париж для тайных переговоров с Талейраном. Задача Фуше состояла в том, чтобы обеспечить безопасность мистера Фокса на время его пребывания во Франции. Эта честь выпала на его долю, потому что сам Талейран попросил об этом. Фуше подобная просьба не казалась странной. Он знал, что он лучший. По всей видимости, Талейран тоже это знал.

Кое в чем, однако, Талейран был не слишком проницателен. Фуше с трудом верилось, что министр иностранных дел по-прежнему возлагал надежды на мирное урегулирование конфликта, когда было абсолютно ясно, что планы Бонапарта направлены в противоположную сторону. Фуше пришел к выводу, что бедняга Фокс зря тратит силы, а первый консул угождает гостю по причинам, о которых не сложно догадаться. Чарльз Фокс помог спасти жизнь первому консулу. Бонапарт не скоро об этом забудет.

Радужное настроение Фуше слегка затмила мысль, что Талейран, а не он, разоблачил эту вторую попытку покушения на жизнь Бонапарта. Чарльз Фокс тайно писал Талейрану, а не ему. Этого следовало ожидать, подумал Фуше. Не только потому, что Талейрана и Фокса связывали дружеские отношения, но и потому что он, Чарльз Фокс, официально не занимал никакого важного поста. Но это скоро изменится.

Голос Фуше слегка потеплел, когда он сказал:

– Я так понимаю, никаких трудностей не возникло?

– Ничего серьезного.

– О?

Когда Фуше хотел получить отчет, он желал знать даже самые несущественные подробности. Десаз небрежно пожал плечами.

– На пристани нас остановил отряд охраны. Они, конечно, искали девушку. Но Габриель, то есть внучка Маскарона, была переодета в мальчика. Они пропустили нас без всяких осложнений.

Фуше одобрительно кивнул.

– Что-нибудь еще?

– Девушка упоминала о ком-то по имени Голиаф.

– Я знаю о нем, – отозвался Фуше. – Он не важен для нас.

Десаз собирался сказать, что именно беспокойство за судьбу этого человека стало решающим фактором, побудившим Габриель покинуть Англию. Но вместо этого, щелкнув зубами, закрыл рот и протянул:

– О?

– Некоторое время назад он оставил службу у Маскарона. – Подумав немного, Фуше добавил: – Он известный контрабандист. Что-нибудь еще?

– Нет, – сказал Десаз и замолчал.

Фуше рассеянно взял карандаш и стал барабанить им по крышке стола. Спустя какое-то время он задумчиво произнёс:

– Интересно, как скоро нам ждать Дайсона?

– Дайсона? – на лице Десаза отразилось удивление. – Вы ждете Дайсона?

Фуше позволил себе коротко усмехнуться.

– Дорогой мой мальчик, – сказал он. – Девушка – это просто приманка. Вы, конечно, догадались о моей цели?

– Но он не знает, где она, – сказал Десаз, слегка нахмурившись. – Я позаботился о том, чтобы не наследить. Габриель всего лишь оставила записку. А я покинул свои апартаменты, не встретив ни души.

Улыбка Фуше была оскорбительно надменной.

– Мой мальчик, вы все сделали так, как я хотел. Ну, перестаньте же, не надо падать духом. Если бы мы оставили слишком много следов, это вызвало бы у англичанина подозрения. Судя по отзывам, Дайсон не дурак. Скоро он узнает, где девушка. А когда он приедет, я буду ждать его.

– Но судьба девушки…

– Неважна для нас.

– Вы не собираетесь ее допрашивать?

– Конечно, нет.

Затруднение, недоверие и, наконец, гнев быстро сменяли друг друга, отражаясь на лице молодого человека. Низким дрожащим голосом он сказал:

– Дайсон не приедет за девушкой, потому что она для него ничего не значит. Вы ведь читали мои доклады?

Фуше слегка поднял брови.

– Конечно, – спокойно ответил он. – И все, что вы писали, подтверждало мои ожидания. – Фуше глубокомысленно кивнул. – Дайсон приедет за ней. Я не сомневаюсь в этом.

Десаз чопорно поднялся.

– Жаль, что вы не посвятили меня в свои планы, – сказал он.

Фуше тоже встал.

– В следующий раз я так и сделаю, – проговорил он с намеком на извинение.

Десаз не был расположен к тому, чтобы его задабривали.

– Могу ли я попросить вас помочь мне добраться до Парижа?

– До Парижа? Зачем?

– Мое дело сделано.

– И хорошо сделано! Но побудьте со мной еще немного. Вы же видите, в каком обществе мне приходится находиться. Вы слишком много знаете. Пока Дайсон не попадется, я бы предпочел, чтобы вы воспользовались гостеприимством замка Шато-Ригон.

Молодой человек был не настолько глуп, чтобы отказываться от подобного приглашения.

Маскарон беспокойно заворочался во сне. Услышав эти тихие тревожные звуки, Габриель отбросила одеяло, встала с соломенного тюфяка и подошла к лежащему на животе дедушке. Им не разрешали пользоваться свечами, но холодный свет восхода уже начал проникать в углы маленькой комнатки.

Маскарон зажмурился, а потом медленно открыл глаза.

– Габриель? – пробормотал он и протянул к ней руку.

Девушка поднесла ее к губам.

– Я здесь, – произнесла Габриель срывающимся от эмоций голосом, а потом сказала немного настойчивее: – Маскарон, у нас мало времени. Доктор вернется с минуты на минуту. Тебя накачивают наркотиками, хороший мой. Ты понимаешь? Они дают тебе опиат. Если бы ты только мог побороть его воздействие, если… – голос девушки оборвался. Все напрасно. Она уже несколько дней сидела с Маскароном взаперти и по-прежнему не знала, что происходит и чего хотят ее похитители. Она понимала, что Десаз соврал ей. Понимала, что ее дом захватила банда головорезов. И наконец, она понимала, что ее дедушка не смертельно болен, как она предположила вначале. Но Габриель не могла понять, зачем притуплять волю и разум Маскарона наркотиками и чего ждут ее похитители.

Только в этот короткий промежуток времени, когда замок просыпался, у нее была возможность свободно поговорить с Маскароном. Скоро придут стражи и этот омерзительный человек, жалкое подобие врача, вольет Маскарону в глотку очередную дозу опиата.

– Маскарон, – стала тормошить дедушку Габриель, – где Голиаф?

Глаза Маскарона широко раскрылись.

– Беги отсюда, пока есть возможность, – произнес он тонким и в то же время хриплым голосом.

Больше он ничего не сказал. Он почти не отвечал на вопросы внучки. Но на этот раз Габриель твердо решила вывести деда из оцепенения. В голосе девушки слышались нотки отчаяния, когда она снова заговорила:

– Сосредоточься, хороший мой. Пожалуйста, если ты знаешь, ради Бога, скажи мне! Что случилось с Голиафом?

Казалось, что-то в ее голосе произвело на Маскарона впечатление. Его глаза сузились, и взгляд стал более сосредоточенным.

– Я послал его назад к тебе.

– Назад? Ты хочешь сказать, что послал его ко мне во второй раз?

Маскарон кивнул.

Габриель почувствовала, что у нее с души упал тяжелый камень.

– Почему, хороший мой, почему?

– Нельзя… доверять… Дайсону, – сказал Маскарон, задыхаясь.

– Почему я не должна доверять своему мужу? – мягко спросила Габриель.

– Аббей, – простонал Маскарон. – Он был в Аббей.

Габриель хотелось бы разгадать эту новую головоломку, но она заметила, что дедушка слабеет. Отбросив мысль об Аббей, девушка взмолилась:

– Нет! Не засыпай! Зачем они усыпляют тебя? Зачем?

– Приказ Фуше, – прошептал он.

– Фуше? Он здесь?

Маскарон кивнул, и его глаза закрылись. Однако это ужасное имя только добавило отчаяния мольбам Габриель:

– Пожалуйста, дорогой, ты должен сказать мне! Зачем они усыпляют тебя?

Она немного встряхнула дедушку.

Все тело Маскарона задрожало от сильных спазмов, когда он попытался побороть сгущавшуюся тьму беспамятства. Хриплым шепотом он произнес:

– Они знают, что ты не убежишь без меня. А как я могу куда-то сбежать? Спасайся, Ангел, пока не поздно.

Грудная клетка Маскарона поднялась и опустилась от напряжения, с которым пожилой человек проговорил эти несколько слов. Габриель прижала руку ко лбу и, встав перед дедушкой на колени, прошептала:

– Я больше никогда тебя не оставлю, хороший мой. Никогда.

Девушка хотела успокоить его, но Маскарон только сильнее разволновался.

– Уходи! – сказал он, стиснув зубы. – Уходи, пока не поздно.

– Все будет хорошо, – утешала его Габриель. – Мой муж приедет за нами. Он спасет нас обоих.

Глаза Маскарона расширились, а потом закрылись.

– Он еще хуже, чем Фуше, – сказал Маскарон. – Он ненавидит меня, и теперь я знаю почему.

– Что ты такое говоришь?

Когда в замочной скважине звякнул ключ, Маскарон провалился в забытье. Габриель выпрямилась и повернулась к своим тюремщикам. Девушка знала, какой у нее вид в мужском наряде. Целую неделю она ходила и спала в этой одежде. Ей не предлагали переодеться, а она не унизилась бы до того, чтобы попросить о какой-либо услуге. Но, несмотря на внешний вид, Габриель вела себя как герцогиня. Ее голос был таким же властным, как и выражение лица, когда она произнесла:

– Я требую, чтобы вы объяснили, почему меня здесь держат.

Стражи были крепкие, крупного телосложения и легко могли сойти за местных жителей. Но акцент выдавал их. Это были не нормандцы, а отребье из подворотен Парижа. В другой ситуации Габриель испугалась бы их габаритов и свирепых лиц, но в течение недели, которую девушка провела здесь взаперти, стражи относились к ней с почтением, которое, как она думала, внушил им кто-то старший по рангу. Габриель гадала, был ли это Фуше.

Беззубо ухмыльнувшись, страж, который был крупнее, взял девушку за талию и отодвинул в сторону. Габриель не стала сопротивляться или пытаться помешать тому, что, как она знала, должно за этим последовать. Однажды она уже пыталась прибегнуть к силе и поплатилась за ошибку тем, что ее целый день держали отдельно от Маскарона. Девушка больше не хотела навлечь на себя подобное наказание. Но в глазах Габриель вспыхнул огонь, когда с жестяной чашкой в руках в комнату прошаркала сутулая фигура. Врач пришел, чтобы накормить отравой своего пациента.

Габриель стиснула зубы и топнула ногой.

– Ты, убогое подобие человека! – с яростью набросилась на него девушка. – Я бы не доверила тебе лечить и кошку, не говоря о человеке.

Бедняга замешкался и задрожал, но ничего не ответил.

Подстрекаемая его молчанием, Габриель в гневе закричала:

– Ты не врач! Ты не человек! Ты лицемерный малодушный червь! Вот кто ты!

Эта тирада развеселила тюремщиков, и они расхохотались. Габриель перевела на них горящий взгляд. Убийственные проклятия, оригинальные мрачные эпитеты, способные уничтожить насмешников, вскипали у нее на языке. Девушка с трудом проглотила их, напомнив себе, что она герцогиня Дайсон.

– Черт! Черт! Черт! – сказала она и топнула ногой.

В этот момент доктор, едва не упавший на своего пациента, издал приглушенный звук.

– Это совсем не вредно, – произнес он и протянул жестяную чашку. Его руки дрожали.

Габриель в немой ярости отвернулась. Ей невыносимо было видеть, как Маскарон пьет наркотик.

Когда их оставили одних, Габриель налила воды из кувшина, что стоял на столике, в фарфоровую чашу и поднесла ее Маскарону. Тихо разговаривая с дедушкой, словно с маленьким ребенком, она смыла пот, блестевший у него на лбу и на теле, и позаботилась о его самых интимных потребностях. Лишь после этого Габриель занялась собой. Девушка разделась до панталон и нижней сорочки и быстро вымылась. Только когда она снова надела мужские брюки, Габи заметила влажное пятно на колене. Она прикоснулась к нему и принюхалась. Сидр, подумала она, но едкий.

Нахмурившись, Габриель погрузилась в раздумья. Она вернулась к Маскарону и ощупала край кровати, у которого стояла на коленях. Габи едва не пропустила ее. Ковер был винного цвета, и на нем тяжело было различить пятна. Но там точно была лужица. Неуклюжий доктор, наверное, пролил почти все драгоценное снотворное на пол, но был слишком напуган, чтобы признаться в собственной неловкости. Огромное значение того, что Габриель только что обнаружила, ошеломило ее, словно удар молнии.

Девушка быстро закончила одеваться и встала на колени рядом с Маскароном. Ему хотелось спать, но она не позволит этого. Она встряхнула его за плечи, сперва тихонько, потом все сильнее. Маскарон протестующее застонал, но глаза его открылись. Настойчиво, стараясь говорить тихо, Габриель начала забрасывать его вопросами, все время оглядываясь на дверь.

Постепенно, когда туман в голове стал рассеиваться, Маскарон почувствовал тревогу внучки. Хрипло, через слово запинаясь, он старался отвечать на ее вопросы. Спустя какое-то время его голос окреп, а взгляд прояснился.

– О боже, – прошептал он, когда Габриель немного отодвинулась, присев на корточки. Она погрузилась в молчание. – Ангел, прости. Прости, что так получилось.

Слезы текли по щекам девушки, но она улыбалась.

– Не теряй надежды, мой хороший, – мягко сказала она. – Несмотря на все, что ты мне рассказал, я знаю, что мой муж приедет за нами.

Маскарон замотал головой на подушке. Он поднял руку, и Габриель схватилась за нее.

– Твоя вера в этого человека трогательна, – сказал Маскарон, – но я хотел бы, чтобы ты хорошенько подумала, прежде чем верить ему. Он ненавидит меня. Разве я не объяснил тебе все?

Габриель задумалась над словами деда. Наконец она ответила:

– Да, хороший мой. Ты все объяснил. Но любовь сильнее ненависти. А он любит меня, вот увидишь.

Маскарон понял, что уверенность внучки непоколебима. Она так молода, подумал он, ей неведомы темные страсти и ненасытные амбиции, которые иногда движут мужчинами. Вздохнув, Маскарон закрыл глаза и задремал.

Габриель неподвижно стояла на коленях, неотрывно глядя на свои руки, сжимавшие кисть дедушки. Она неосознанно приняла эту позу.

– О боже, – сказала Габи, – пожалуйста, помоги ему и отведи от него беду.

Кэм приехал за Габриель в тот же день. Свет растворялся в сумерках, когда солнце уже село, но тьма все еще не решалась вступить в свои права. Габриель услышала грохот колес и подбежала к окну. Стук дверей внизу и громкие голоса разбудили дремавшего Маскарона.

– Что происходит? – прошептал он.

– Карета. И, судя по звукам, ей не слишком рады.

У Габриель перехватило дыхание, когда дверцы кареты открылись и из нее вышли три джентльмена. Она узнала бы Кэма когда угодно. Животный крик боли вырвался из ее горла.

– Что случилось? – тревожно спросил Маскарон.

Габриель была не в силах отойти от окна.

– О Господи, – сказала она, – он попался в ловушку Фуше.

Стоя на дороге, Кэм быстро окинул взглядом верхние окна замка. Герцог успел мельком увидеть побелевшее лицо Габриель, прежде чем его внимание отвлекла толпа. Люди, толкаясь, выбегали из парадного входа. Однако не успели они наброситься на Кэма, как властный голос, прозвучавший с порога, предотвратил melee.

Фуше, который вышел в этот момент вперед, замер на месте, когда увидел, кто приехал.

Слово взял Талейран. Выскочив вперед, он сказал:

– Дорогой Фуше, я просто ошеломлен такой радушной встречей. Полагаю, вы знакомы с его светлостью, герцогом Дайсоном, и мистером Чарльзом Фоксом?

Талейран не стал ждать приглашения и сам вошел в двери замка, словно был здесь почетным гостем.

– Боже мой, – сказал он, когда Фуше поравнялся с ним, – какое ужасное недоразумение! Ваши привратники по ошибке приняли нас за бандитов или кого-то в этом роде. Но я приказал своим людям как можно мягче усмирить их. Где мы можем поговорить без свидетелей?

На этот раз Фуше совладал с собственными чувствами и языком. Он повел гостей в библиотеку. Слабо улыбаясь, он открыл дверь, пропуская спутников. Кэм шел последним.

– После вас, месье Фуше, – произнес он.

Фуше бросил взгляд на своих людей, столпившихся в парадном фойе. Без его указаний они были совершенно растеряны. Фуше пожал плечами и вошел в комнату. Кэм аккуратно закрыл за собой дверь.

Спустя недолгое время дверь отворилась и на пороге появился Фуше.

– Приведите девушку, – лаконично сказал он, обращаясь к двум своим людям, стоявшим ближе всего.

Через несколько минут Габриель втолкнули в комнату. Первым желанием девушки было броситься в объятия Кэму. Но герцог так посмотрел на жену, что она замерла на месте.

– Кэм?

Фуше вышел вперед.

– Герцогиня, – сказал он с неприкрытой насмешкой. – Я хотел бы, чтобы вы объяснили его светлости, что вернулись во Францию по собственной воле.

– Это правда, но…

– И что вам не причинили никакого вреда, пока вы находились под этой крышей.

– Это правда, Кэм, – сказала Габриель, думая, что герцог, возможно, боится, что ее домогались. – Никто не прикасался ко мне! Что… что происходит?

За время этого короткого разговора девушка успела понять, что Кэм и мистер Фокс – не пленники Фуше. Она обвела взглядом присутствовавших в комнате джентльменов. Фуше казался насмешливым. Талейрану, похоже, было скучно, а лицо Кэма стало непроницаемым. Только взгляд Фокса излучал искреннюю теплоту.

– Мы приехали забрать тебя домой, Габриель, – нежно сказал Фокс.

– Я… я не понимаю.

– Первый консул подписал карнет, гарантирующий вашу безопасность по пути в Англию.

– Но… но ведь наши страны воюют. Как вы смогли здесь оказаться?

Габриель почувствовала, что у нее подкашиваются ноги, и схватилась за спинку стула, чтобы не упасть. Талейран посмотрел в глаза Фуше.

– Все очень просто, – произнес Талейран тем холодным ровным тоном, от которого у Габриель всегда пробегал мороз по коже. – Мистер Фокс и его светлость обладают дипломатической неприкосновенностью, а Фуше поручено обеспечить их безопасность. Не так ли, Фуше?

Что-то вспыхнуло в глубине глаз Фуше и быстро погасло. По-прежнему спокойным тоном он пробормотал:

– Именно так.

Габриель не могла понять, о чем идет речь, и беспомощно посмотрела на Кэма. Проигнорировав эту немую мольбу, герцог демонстративно взглянул на часы.

– Мы пропустим прибой, если не поторопимся, – сказал он, обращаясь к Фоксу.

– Прибой? – пробормотал Фуше.

– Да, – ответил Кэм. – Я доставлю мистера Фокса домой на своей яхте. Если я не ошибаюсь, к этому времени она должна была достигнуть Руана.

– Вам нужно быть осторожными, – между делом заметил Фуше, – чтобы не стать мишенью для французских мушкетов.

– Это маловероятно, – сказал Кэм. – Нам предоставили французский эскорт, который будет сопровождать нас до побережья Нормандии. Первый консул настоял на этом. Он хочет, чтобы мистеру Фоксу ничто не угрожало.

Если в этих словах и было предупреждение, Фуше, казалось, не обратил на него внимания. Переводя взгляд с Талейрана на Фокса, он сказал:

– Полагаю, ваши переговоры были плодотворными?

– Очень, – многозначительно произнес Фокс.

– И так быстро завершились? – поинтересовался Фуше.

С такой же иронией Талейран ответил:

– Дипломатия требует времени. Это только начало.

Габриель пришлось подавить подступающую истерику. Она чувствовала, что каждое слово, каждая поднятая бровь или беспечная улыбка – это выпад или защита. Девушка не могла понять этой битвы, но об одном она точно не забыла.

– А как же мой дедушка? – спросила она.

Фуше взглянул на бумагу, которую держал в руках.

– В этом карнете нет никаких упоминаний о Маскароне, – сказал он вежливым тоном немного скучающего человека.

– Кэм?! – взмолилась Габриель.

– Маскарон – гражданин Франции, – сказал герцог. – Я не вижу причин, по которым он мог бы изъявить желание поехать в Англию. Но даже если бы они были, мои полномочия не простираются так далеко.

Габриель ошеломленно уставилась на мужа. Сдавленным голосом она сказала:

– Я не могу, не хочу без него ехать.

– Но ты поедешь, – возразил Кэм тоном, который был слишком хорошо знаком Габриель. Она задрожала от страха, когда тем же тоном он продолжил: – Сам первый консул издал соответствующее предписание.

– Ты… ты действительно был у Бонапарта? – запинаясь, вымолвила Габриель.

Кэм придвинул для жены кресло, и она опустилась в него. Только тогда джентльмены тоже сели.

– К счастью, – сказал Кэм, – взгляды первого консула на женщин в точности совпадают с моими. Он придерживается мнения, что непокорную жену следует хорошенько выпороть.

– Дитя, – перебил герцога мистер Фокс, – то, что ты поспешила к деду, когда до тебя дошла весть о его болезни, понятно, но безрассудно. Жена должна быть предана мужу. Первый консул понимает это.

Габриель уже собиралась выболтать всю историю, закричать, что ее дедушка не болен, а накачан наркотиком, и что у него самые веские в мире причины желать покинуть Францию. Но предупреждающий взгляд Кэма остановил ее.

Испугавшись, она сказала:

– Я поеду с тобой, Кэм, но только потому, что доверяю тебе. Больше я ничего не скажу.

– Превосходно, – произнес Кэм голосом, полным сарказма. – Покорность и немногословие жены всегда должны приветствоваться.

Фуше усмехнулся, мистер Фокс кашлянул, а Талейран повернул голову, чтобы лучше рассмотреть девушку, из-за которой подняли столько шума.

Он по-прежнему не мог понять, зачем мистер Фокс ввязался в это дело. Дайсон, хотя и влиятельный человек, закоренелый тори, а его жена, похоже, ничем не лучше уличной оборванки. Из-под опущенных ресниц Талейран изучал девчонку. Из-за нее произошло событие, которому, насколько он знал, еще не было равных по масштабу. С обеих сторон были вовлечены дипломаты самого высокого ранга. Казалось невероятным, что судьба этой девочки могла послужить причиной такой бури. По мнению Талейрана, жена Дайсона была далеко не Еленой Прекрасной.

Едва заметная морщинка появлялась и исчезала с широкого лба политика, когда мысли в своем течении сменяли друг друга. Муж Елены Прекрасной, Менелай, отправился за своей женой почти так же, как и этот молодой английский аристократ. Чем больше Талейран развивал эту мысль, тем поразительнее становилось сходство. Разве Менелай не позвал себе на помощь героев древности, которых честь заставила откликнуться на его зов? Дайсон пошел еще дальше. Его влияние простиралось на оба враждующих лагеря. И герцог, не колеблясь, воспользовался этим влиянием, чтобы получить желаемое.

Талейран вспомнил сцену у первого консула. Именно он, Талейран, попросил о карнете, который позволил бы герцогу Дайсону забрать жену под свою опеку. Бонапарт не питал теплых чувств к англичанам. Он согласился удовлетворить эту просьбу, но по одной-единственной причине: Наполеон чувствовал себя обязанным отплатить Чарльзу Фоксу за его услугу. Об освобождении Маскарона не могло быть и речи. Его пост в Морском министерстве делал это невозможным. И он, Талейран, и пальцем не пошевелит, чтобы помочь Маскарону сбежать из Франции. В случае с Маскароном в дело вступали государственная безопасность и секретность важнейшей правительственной информации. Его английские друзья понимали это. Маскарон пока должен остаться во Франции. Однако не было причин, по которым он должен оставаться во власти Фуше, и существовало множество веских аргументов для этого.

Было очевидно, что у Фуше нет доказательств вины Маскарона, если тот вообще был виновен. Но Талейран знал, что подобные мелочи не слишком волновали Фуше. Людей и раньше ставили к стенке по фальшивым обвинениям. Даже первый консул не брезговал фабриковать улики, чтобы достичь нужного результата. Козлов отпущения находили, как только в этом появлялась необходимость. Но Маскарон не был козлом отпущения. Он был камнем преткновения на пути Фуше к достижению своих амбиций. Это касалось также девушки и Дайсона. На этот раз, однако, Фуше переоценил свои силы.

Приятный голос Чарльза Фокса прервал размышления Талейрана. Английский политик беседовал с Фуше. Предметом их беседы был Маскарон.

– Я имел удовольствие познакомиться с ним, когда последний раз был в Париже, – сказал Фокс. – Те времена были более счастливыми для наших стран. Но, вы говорите, он не в состоянии принимать посетителей?

– К сожалению, да, – сказал Фуше. – Бедняга Маскарон бредит большую часть времени. Его приковала к постели тяжелейшая лихорадка. Врач Маскарона почти не отходит от его постели. Печально! Печально.

Габриель пришлось прикусить губу, чтобы сохранить молчание. Она постепенно начала осознавать, что эти благородные джентльмены совсем не собирались впиваться друг другу в горло, а твердо вознамерились до конца разыграть фарс, делая вид, что они в прекраснейших отношениях.

– Печально, вы правы, – произнес мистер Фокс. Многозначительно посмотрев на Талейрана, он поднялся на ноги. – Как же повезло Маскарону, что у него есть такой друг как вы, месье Фуше.

Фуше расплылся в улыбке.

– Ах, мы с Антуаном уже очень давно знаем друг друга, – сказал он. – Когда он послал за мной, я, конечно, все бросил, чтобы быть рядом с ним.

– Конечно, – сухо отозвался Фокс.

Словно по команде, все поднялись и не спеша направились к двери. Габриель почувствовала, как Кэм схватил ее за локоть.

Фокс продолжал говорить.

– Месье Фуше, должен вам сказать, что я очень ценю усилия, которые вы приложили, чтобы сберечь эти старые кости. Я, конечно, имею в виду меры, которые вы столь любезно приняли для обеспечения нашей безопасности.

Тон Фуше был таким же любезным:

– Меры, которыми вы пренебрегли, приехав сюда сегодня вечером, мистер Фокс.

Косматые брови Фокса поднялись. Политик остановился, держась за дверную ручку.

– Вот это да! А ведь действительно! Знаете что, Фуше, я ничего не скажу первому консулу, если вы тоже не скажете.

Немного настороженно Фуше произнес:

– Как вам будет угодно, мистер Фокс.

– Не стоит благодарности, – вежливо сказал Фокс. – Я ведь понимаю ситуацию. Сейчас первый консул очень благосклонен к вам. И я со дня на день ожидаю услышать, что вас восстановили на прежнем посту в министерстве полиции. Уверен, что вы заслуживаете этого.

И, изрекая подобные вежливые фразы, Фокс первым пошел к выходу.

Габриель отстала от остальных и повернулась к Кэму. Рой вопросов готов был сорваться с ее губ.

– Ни слова! – прошипел герцог.

Вопреки приказу мужа, Габриель шепотом крикнула:

– Я ничего не понимаю! Почему все так любезны?

– А как ты думаешь, чего бы мы добились, если бы попытались взять замок штурмом? Я хочу забрать тебя отсюда и увезти подальше, прежде чем здесь начнется светопреставление.

– Но…

– Ш-ш!

Явно не злоупотребляя нежностью, Кэм вытолкнул Габриель из комнаты. На крыльце, прежде чем девушка села в карету, Фуше очень вежливо попрощался с ней, словно она была его почетной гостьей, а не пленницей. Чувствуя себя жалкой, Габриель позволила Кэму втолкнуть себя в ожидавший экипаж.

– A bientot, месье Фуше, – услышала девушка голос Кэма. – Быть может, следующая наша встреча произойдет раньше, чем мы оба ожидаем. – И герцог легко запрыгнул в карету вслед за женой.

«Я доверяю ему», – едва слышно шептала Габриель, пытаясь утешить себя этой мыслью, в то время как карета преодолевала мили дороги, а замок Шато-Ригон и Маскарон оставались далеко позади.

Фуше смотрел вслед экипажу Талейрана, пока тот не исчез во тьме ночи. Входя в замок, он наткнулся на доктора и чуть не упал на пол. Ворча и отбрыкиваясь, Фуше оттолкнул беднягу с дороги.

– Почему меня все время окружают тупоголовые болваны? – прорычал он.

Никто не засмеялся, когда неудачливый доктор, пытаясь убраться с дороги, запутался в собственных ногах и упал.

Не скрывая презрения, Фуше со злостью пнул лежавшего человека. Это действие вызвало испуганный вой. Фуше злорадно улыбнулся. В ночь нескончаемого унижения этот звук был словно бальзам на рану.

Все надежды Фуше превратились в руины. Английский герцог, девушка – вне его власти. И его руки связаны, потому что именно он ответствен за их безопасность. «Дипломатическая неприкосновенность!» – подумал Фуше и яростно заскрежетал зубами. Но в его руках все же осталась одна птичка. Маскарон.

Дайсон спрячет свою герцогиню на яхте и вернется за ним. Фуше был почти уверен в этом. Несколько минут он представлял, какое удовольствие доставит ему захлопнуть ловушку за чертовым англичанином. Однако эти приятные мечтания продлились недолго. Если с англичанином что-то случится на французской земле, голова Фуше полетит с плеч. Дайсон это знал. И Фуше знал это. Но он не будет послушно стоять, позволяя англичанину уйти со своим призом.

Придя в себя, Фуше начал раздавать приказы.

– Торопитесь, мы сейчас же едем в Париж.

С таким же успехом он мог сказать «мы едем в ад», настолько испуганным и жалким стало выражение лица доктора.

– П… Париж? – запинаясь, повторил он.

Холодные глаза Фуше сузились. Он не собирался брать доктора с собой. Но что-то в его взгляде вызывало подозрение.

– Вы что-то имеете против Парижа? – вкрадчиво поинтересовался Фуше.

Несчастный задрожал всем телом, поднял печальные глаза и отчаянно стал всматриваться то в одно, то в другое невозмутимое лицо, будто ожидая от кого-то помощи.

– Итак? – прорычал Фуше.

Доктор был так напуган, что не мог ничего сказать.

На губах Фуше заиграла жестокая улыбка. Он уже получил исчерпывающий ответ. Пару запросов в Париже – и, несомненно, обнаружится что-то такое, за что это сопливое ничтожество отправится на свидание с мадам Гильотиной.

– Подготовьте своего пациента. Вы едете с нами.

Заметив Десаза, Фуше распорядился:

– Десаз, ступайте с ним. Вы лично понесете ответственность, если он сбежит. – Он перешел на устрашающий шепот. – Ну? И чего вы все ждете?

Сдерживаемая ярость в его голосе заставила подчиненных сдвинуться с места. Они бросились выполнять поручения хозяина, понимая, что не стоит ждать дальнейших указаний или озвучивать свои сомнения по поводу того, чем им, собственно, следовало заняться. А когда обнаружилось, что кучеры Фуше мертвецки пьяны и не способны прямо сидеть даже на стуле, не говоря уже о козлах движущейся кареты, Саварин решил не беспокоить хозяина по такому пустяку. Двух других, местных мужчин, хорошо знавших дороги, заставили занять место на козлах. Это были сыновья доктора, слепленные из того же теста, что и их малодушный отец. Их легко было запугать.

Карета не пробыла в дороге и десяти минут, когда находящиеся внутри нее люди стали серьезно подозревать, что лошадьми управляет парочка буйно помешанных психов. То была бешеная, безрассудная езда. Фуше зло ругался, доктор схватился за своего потерявшего сознание пациента, а Десаз мертвой хваткой вцепился в ремешок над головой. Когда колеса попали в яму и карета опасно качнулась, разбросав пассажиров во все стороны, ярость Фуше достигла точки кипения. Приоткрыв окно, он высунул голову наружу и стал выкрикивать ругательства. Кучеры либо не слышали, либо не обращали на него внимания. Кнут хлестал, заставляя лошадей нестись вперед.

Фуше оглянулся и сразу заметил, что карета отрывается от всадников, которые должны были ее охранять.

– Дураки! – закричал он, но ветер унес это слово, когда карета на бешеной скорости не вписалась в поворот. Когда экипаж слетел с дороги, Фуше решил, что они перевернутся. Но каким-то чудом карета попала в след от повозки, ведущий к реке. Лошади поскакали по колее, споткнулись и резко стали.

Поднявшись с пола, Фуше выкарабкался из кареты. Он услышал стук копыт и, беспомощный и пораженный, увидел, как темные силуэты всадников и лошадей с грохотом пролетают мимо, не зная, что его карета попала на боковую дорогу. Фуше готов был совершить убийство, когда обратил свое бледное от ярости лицо к кучерам. Он не мог поверить своим глазам. Кучеры распрягали лошадей. Фуше с суровой ясностью осознал, что попался в ловушку.

Тишина ночи оживилась звуками, когда люди стали выходить из кустов и окружать карету. Десаз вышел из кареты, высоко подняв руки. Доктор легко выпрыгнул наружу, наводя поднятый пистолет. За ним последовал Маскарон.

Фуше оскалился.

– Мои люди скоро поймут ошибку и вернутся за вами, – заявил он.

– О, я так не думаю, – сказал доктор, подав двум своим людям знак помочь Маскарону. – Они скачут в Париж, мистер Фуше, следуя за подставной каретой.

Фуше с трудом верилось, что этот властный человек был тем жалким созданием, которое он так презирал. Теперь доктор выглядел на фут выше и на двадцать лет моложе.

– Что вы собираетесь с нами сделать? – спросил Десаз.

– Ничего, – немного насмешливо ответил доктор. – Мы не мясники и не убийцы. Свяжите их. Но не вставляйте кляпы. Насколько я знаю месье Фуше, ему не терпится излить на кого-нибудь свой гнев. И разве наш юный друг не идеальная мишень?

Десаз судорожно сглотнул. Он обманулся в своих ожиданиях. Почести, о которых он мечтал месяцами, моментально показались молодому человеку незначительными, как только страх завладел его сознанием. Десаз не сомневался, что Фуше сделает его козлом отпущения за то, что произошло сегодня ночью.

Связанных, словно цыплят, Фуше и Десаза положили в пустую карету. Доктор с насмешливой галантностью поклонился и сердечно распрощался с ними.

– Когда наступит утро, кто-то обязательно заметит карету и захочет выяснить, в чем дело, – весело сказал он. – Но к этому времени нас уже и след простынет.

Люди и лошади растворились во тьме ночи. У берега стояла на якоре маленькая лодка. Кучеры помогли Маскарону забраться в нее. Доктор наклонился, чтобы оттолкнуть лодку от берега.

– Подождите! – сказал Маскарон. Он все еще не мог прийти в себя после опиата. Секунду спустя он продолжил: – Я бы хотел знать имя человека, который меня спас.

Маскарон протянул руку доктору.

– Я человек Дайсона, – сказал доктор, пожимая ему руку. – Это все, что вам нужно знать.

Отпустив руку Маскарона, Родьер приставил плечо к корме лодки. Один толчок – и лодка отчалила от берега. Мужчины взяли весла и тихо опустили их в спокойные воды Сены.

Родьер отступил, наблюдая за движением лодки. Он почувствовал немалое облегчение, когда это приключение окончилось. Во-первых, все, что он знал о врачевании, можно было написать на булавочной головке. Во-вторых, ему не хотелось сталкиваться с Фуше, по крайней мере, не лицом к лицу. И слишком много деталей плана зависело от случая. Родьер привык управлять событиями, в которых не было места случайностям.

Тем не менее, если бы удача отвернулась от них, существовали другие планы, к исполнению которых можно было перейти. Если бы Габриель отказалась следовать за мужем, если бы Фуше не принял решения ехать в Париж, если бы его собственных людей не заставили послужить кучерами, если бы… Родьер прервал течение мыслей и тихо усмехнулся. Удача улыбнулась им, или чьи-то молитвы были услышаны. Так тому и быть.