На рассвете ей подали завтрак как ни в чем не бывало. Только руки миссис Форест подрагивали, позванивала посуда на подносе, и на запястьях ее виднелись кровоподтеки от железных браслетов.

— Где, по вашему мнению, находится сейчас мой муж? — решилась завязать беседу Серена.

Миссис Форест долго размышляла, прежде чем холодно ответить:

— Вам придется, госпожа, познакомиться со многими лондонскими тюрьмами и начать, по— моему, следует с Ньюгет или с Флит. Там наше благословенное правительство содержит на свой счет невинных узников, оклеветанных Бог знает кем.

Миссис Форест поджала губы и удалилась. Она не в силах была сдерживать себя.

Серена распорядилась запрячь лошадей и подготовить экипаж к поездке в Лондон. Грумы неохотно и медлительно выполнили ее распоряжения. Когда, наконец, она покинула поместье, то оказалось, что, кроме кучера, ее сопровождает только один грум. И тот, как только они добрались до городского дома Рэйнора, тут же выразил желание удалиться и скрылся в неизвестном направлении.

— И вам того же желаю! — сказал он, перед тем как исчезнуть, указывая на красные мундиры солдат, толпящихся и покуривающих трубки. — Лучше вам, миссис, не появляться здесь без хорошего адвоката! — Это было его прощальное напутствие.

Серена приказала кучеру подхлестнуть лошадей и направить экипаж к дому Уордов. Хоть бы Флинн был на месте! Он бы дал хоть какой-нибудь разумный совет.

Измученная и взволнованная, она вошла в дом, где провела всю свою жизнь, но не уверенная теперь, что здесь ее встретят гостеприимно. Она не ошиблась в своих предчувствиях. Флинн был холоден как лед.

— Я тебя выдал замуж. На этом моя миссия кончается.

— Что?! — Серена буквально взвилась до потолка.

— Сядьте, леди… И умерьте свой пыл. — Флинн распоряжался в доме как хозяин. — Я попытаюсь чем-нибудь помочь вам…

Он оставил ее терзаться в ожидании несколько часов. Когда он снова явился, выражение его лица не переменилось.

— Думаю, что вам не о чем особо беспокоиться. Если уж вы не так жаждете получить своего супруга немедленно и уложить его с собой в кровать, могу вам предложить набор других развлечений. А пока имеет смысл немного подождать. Друзья вашего Джулиана по игорному дому достаточно влиятельны, чтобы вызволить его из тюрьмы в ближайшее время.

— В чем его обвиняют?

— Никто не знает. Кто-то из судейских крыс болтает, что он сбежал от опеки.

— Чьей опеки? — поразилась она.

— Я же сказал, что это простая болтовня.

— Но это же чистой воды бессмыслица! Не скрывай от меня ничего, Флинн. Тут что-то не так!

— Его могут обвинить в похищении, — сказал Флинн, усевшись на стул прямо против Серены и устремив на нее взгляд своих зеленых проницательных глаз.

— Кого? — возмутилась Серена. — Я готова поклясться, что он похитил безвестную актрису Викторию Нобль. Вся одежда и белье, если они попытаются произвести обыск, принадлежит этой девке. А Серена Уорд на свободе! И пусть они попытаются сунуть нос в ее дела!

— Еще как сунут, не беспокойтесь, миледи, — с язвительной ухмылкой произнес Флинн. — Рэйнор не якобит, зато мы с вами якобиты, и королевские веревки скучают по нашим шеям. Если Рэйнор расколется, нам не миновать петли. А если он нас прикроет, они обдерут его как липку и, в конце концов, тоже вздернут на виселицу.

Останься жив, молю тебя! Обрушивай на меня какие захочешь обвинения, но только останься жив! Я обещаю тебе, я исчезну из твоей жизни, — так думала Серена, пока неумолимые часы отсчитывали время и где-то там, за стенами тюрьмы, вершился суд.

Появление Кэтрин заставило ее надеть на себя приветливую маску, вернуть себе облик прежней Серены Уорд.

— Ты что-нибудь слышала о Джулиане Рэйноре? — как бы между прочим осведомилась Серена.

— С трудом вспоминаю фамилию этого господина, — улыбнулась Кэтрин. — Кажется, он посещал когда-то наш дом. Но было бы лучше не иметь с ним никаких дел. Чем он тебя заинтересовал, дорогая?

— Ничем. Просто что-то всплыло в памяти, — мрачно произнесла Серена.

— Иметь хорошую память вредно для здоровья, — мудро посоветовала жена Джереми. — Мой муж прав, утверждая, что женщины из семейства Уордов должны быть выше всех сплетен и подозрений. Они подобны жене Цезаря. Мы с тобой блюдем эту репутацию, не так ли, сестричка?

Ночь Серена провела в своей девичьей постели. За завтраком она узнала последние светские новости. Кучеру леди Маргарет Файерли пришлось прыгнуть с балкона ее спальни и сломать обе ноги при неожиданном возвращении с загородной охоты самого лорда Файерли, а лорд Бэрингстоук, по глупости убив на дуэли неопознанного соперника, сбежал на континент, оставив кучу неоплаченных счетов.

Она поперхнулась последним куском горячего пирожка, который доедала, на удивление, с большим аппетитом, когда дверь столовой вдруг распахнулась и в дверном проеме появился силуэт седовласого джентльмена.

— Папа! — вскричала Серена и бросилась к нему.

Серена и Кэтрин поспешили к старику и, столкнувшись, больно стукнулись лбами, искры посыпались из глаз, но обе одновременно успели вцепиться в его потрепанный сюртук и осыпать нежными поцелуями сухие морщинистые щеки.

— Стойте! — раздался крик Джереми. — Вы что, ослепли? Это мой друг… и наш гость… мой дорожный попутчик.

Молодые женщины мгновенно застыли на месте.

— Простите меня. Я не подготовил вас к печальной новости. — Джереми медленно проследовал к столу и устало опустился на стул. — Плавание через канал было чертовски трудным и дорога до Лондона тоже утомительна. Мой друг, эксцентричный джентльмен, скрасил мне путешествие… А наш отец скончался неделю тому назад. Его благородное сердце перестало биться. Слава Богу, он не страдал, а умер во сне. Мужайтесь, мои милые девочки!

Кэтрин и Серена обнялись и заплакали. Накормить неизвестного старика— попутчика Джереми, столь похожего на хозяина дома, и отправить его восвояси, было уделом слуг. Члены семейства — Кэтрин, Джереми, Клайв, Летти и Серена собрались в столовой. Великолепный обед, приготовленный в честь возвращения Джереми, остался нетронутым. У всех пропал аппетит. Мысли их были заняты совсем другими заботами. Дом погрузился в траур. Из комнат прислуги доносились рыдания и всхлипы, которые действовали на нервы хозяевам, но в искренности переживаний этих простых людей грех было сомневаться.

Дети и наследники были обязаны вести себя по-другому, нести свой тяжкий крест молча и с достоинством. Им предстояло позаботиться о дальнейшей судьбе всех домочадцев. Предаваться безутешному горю и лить слезы — привилегия простолюдинов. Серена завидовала в эти минуты любой горничной в доме. Та могла не стесняясь разрыдаться, а дочь сэра Роберта Уорда должна сохранять мужество и лишь изредка прикладывать платок к глазам.

Сколько бы несчастий ни обрушил баронет на свою семью, как бы он ни провинился перед своими сыновьями и дочерьми, он был их отцом, и они все равно любили его. Каждый из них по-своему. И Серена любила его. Она укоряла себя за то, что на какое-то время Джулиан вытеснил " из ее сознания мысли об отце.

Сэр Роберт был трудным человеком с тяжелым характером. Он легко впадал в гнев и неохотно прощал самые невинные прегрешения своим детям и слугам. Но он был тверд как кремень в своих убеждениях. Его преданность династии Стюартов это доказала. Когда все, кто искал чести, а не выгоды, открестились от неудачливого принца, сэр Роберт Уорд по-прежнему сражался за проигравшую команду, рискуя собственной жизнью и достоянием своей семьи. Он был спортсменом в самом высоком смысле этого слова, и сама его смерть была данью верности проигравшему игру капитану «команды». Принц потерял в его лице лучшего своего игрока.

Его не похоронят в одной могиле с супругой на кладбище церкви Святого Клемента, и это будет справедливо. Мать Серены, ее сестер и братьев всю жизнь чувствовала себя посторонней в семье. Она была бесцветной тенью своего мужа, покорно терпела взрывы его ярости, безропотно открывала дверь своей спальни, когда он вдруг изъявлял желание туда войти, ласково и робко гладила по головке подрастающих детей и молчала… всегда молчала.

Даже когда сэр Уорд, раздраженный неудачами или разгоряченный чрезмерной выпивкой, спрашивал ее:

— Ты согласна со мной? Если не хочешь говорить, сделай хоть какой-нибудь знак. Наклони голову — это будет «да». Качни головой — будет означать «нет».

Она молчала и не шевелилась. Не женщина, а лишь ее тень, присутствие которой почти неощутимо никем, даже слугами. Как могло это бестелесное создание произвести на свет достаточно многочисленное потомство?

одно нас должно радовать. Прощение получено, и наш отец чист перед Короной.

Голос Кэтрин прозвучал весьма трезво.

— Прощение получено до или после его смерти? Должны ли мы платить деньги королю за помилование уже мертвого человека?

— Корона уже заграбастала наши денежки, Кэтрин, — безрадостно объявил Джереми. — Ищи их теперь и свищи! Они осели в чиновничьих карманах. Достать их оттуда — значит устроить Великую новую революцию.

— А почему бы ее не начать? — воскликнула Летти.

Кэтрин приложила палец к губам, но Летти не обратила внимания на ее предостерегающий жест.

— Неужели мертвый человек должен платить за то, что он не получил при жизни? — продолжала свою речь разгоряченная девушка. — Где же тогда высшая справедливость?

— У министров Его Величества свое понимание справедливости, — примирительно сказал Джереми. — Все вокруг них дураки, а они умные! Если ты станешь министром Его Величества, короля Георга Ганноверского, то будешь рассуждать точно так же.

Серена покинула семейное сборище. Смерть отца и нелепое заключение в тюрьму Джулиана— слишком много испытаний выпало на ее долю! Она ничем не могла помочь ни семье, ни Джулиану. Денег у нее не было ни гроша. Признаться в том, что она вовлекла Джулиана в якобитский заговор, и взять на себя всю вину — глупее ничего не придумаешь.

Две недели она жила растительной жизнью — спала, вставала с постели, поглощала подаваемую ей пищу и вновь ложилась в постель. Перебирая белье в ящике комода, она обнаружила там смятый пятидесятифунтовый чек, который получила как плату за услуги проститутки в таверне. Как она мечтала тогда засунуть эту проклятую бумажку в глотку Джулиану, чтобы он ею подавился! Отдать эти пятьдесят фунтов Флинну, чтобы он расплатился по неотложным счетам? Этого хватит на расходы лишь на пару дней. Виктория Нобль заработала их проституцией, поддерживая бюджет разоренного семейства Уордов! Фарс и трагедия. Как они неотделимы друг от друга.

Джулиан больше всего ненавидел неподвижность, на которую его обрекали безжалостные конвоиры. Его ноги были прикованы к деревянной балке в трюме корабля, а руки при малейшем движении наталкивались на потные тела таких же узников, как и он сам.

Три раза в день на протяжении двух недель открывался люк в потолке. В светлом квадрате вырисовывался чей-то ненавистный силуэт. Человек ли это был или сам дьявол во плоти, но он приносил пищу — котелок с отвратительным жирным супом. Еда передавалась из рук в руки, каждый имел право на три больших глотка. Если кто-то посмел урвать себе большую долю, узники били его смертным боем.

Голос сверху спрашивал — есть ли трупы— тогда безжизненное тело подцеплялось крючьями и выволакивалось наружу. Морские рыбы, акулы и прочая нечисть с острыми зубами насыщали свою утробу, сопровождая подобные корабли смерти.

С каждым днем становилось все жарче, и запах пота в трюме был все невыносимее. Джулиан понял, что его везут в Америку, куда он так желал попасть, будучи свободным человеком.

Я выживу вам назло… — только эта мысль удерживала его от бессмысленного бунта и заставляла заглатывать отвратительный суп и гнилую воду.

Иногда в сновидениях ему являлась Серена. Он любил ее, гладил ее тело, но когда просыпался, то ненависть и жажда мести вспыхивали в нем. Она, только она, виновна в том, что с ним случилось! Жажда мщения поддерживала в нем силы, питала его лучше, чем корабельная пища.

Прежде чем судьба бросила его в трюм корабля, он здорово испортил «хорошенькое» личико главаря этих мерзавцев. Шрам останется на всю жизнь. «Хорошенький» — так называли его сообщники. Дай Бог, они еще встретятся, и он непременно узнает его по шраму. И отомстит! Правда, он не знал, за что и как он будет мстить. Ему не объявили никакого приговора, не сказали, в какую колонию везут. Крысы, пробегающие по трюму корабля, и то знали больше, чем Джулиан.