В тот же вечер, когда Гвинет резала на кухне овощи к ужину, Мэдди принесла ей письмо, которое только что положили под дверь. Вытерев руки о фартук, Гвинет распечатала его и быстро пробежала глазами исписанный лист бумаги.
Письмо было от адвоката Армстронга, который предлагал Гвинет встретиться с нею по поводу завещания завтра, в два часа дня, если ей, конечно, это удобно. В противном случае им придется перенести встречу еще на неделю, поскольку дела требуют присутствия Армстронга в Дувре.
Разумеется, Гвинет это было вполне удобно. Единственное, что ее беспокоило, — как бы не умереть от любопытства раньше времени.
— Это насчет пальто? — поинтересовалась Мэдди.
— Нет. Письмо от моего адвоката.
Адвокаты Мэдди не интересовали. Ее интересовало голубое пальто, которое сохло сейчас возле кухонной печи, и она погладила его рукой.
— Великолепное пальто, — заметила она. — Дорогое, для леди. Для настоящей леди, я имею в виду.
Гвинет сложила письмо, спрятала его в карман и снова принялась резать овощи.
— Будь оно хоть из соболей, — сказала она, — я все равно хочу вернуть свое.
— Ну, если бы это пальто было моим, — мечтательно произнесла Мэдди, — я тоже хотела бы вернуть его назад. Не беспокойтесь, хозяйка этого пальто придет за ним уже сегодня.
— Она не знает, где я живу.
— Но может узнать, не так ли? Наверное, кто-нибудь в библиотеке уже сказал ей наш адрес.
— Библиотека закрыта до тех пор, пока не починят окно.
— И что же вы собираетесь делать?
— Делать? С чем я должна что-то делать? — не поняла Гвинет.
— С этим пальто. Будете носить его, пока вам не вернут ваше?
— Конечно, нет.
— Но у вас нет другого зимнего пальто, кроме того, в котором ушла та леди. Говорила я вам, не отдавайте то, черное.
— Я его отдала не насовсем. Не беспокойся, Мэдди. Похожу пока в летнем.
— В летнем? — поразилась Мэдди. — Это что же, все время ходить и дрожать от холода?
— Я уверена, что через день-два все уладится. Понимаешь, это не просто чужое пальто, оно еще и очень дорогое. Не дай бог, посажу на него пятно.
— Но домой-то вы в нем пришли, и ничего?
— Нет. Я принесла его в руках. А до дому меня подвезли знакомые.
Мэдди выглядела такой несчастной, что Гвинет невольно улыбнулась.
— Мэдди, — сказала она. — Я не могу надеть чужое пальто, понимаешь? Даже если бы оно было старым. А принесла я его только потому, что боялась оставить в библиотеке. Там будут чинить окно, и кто-нибудь может его стащить.
— Настанет день, и у вас тоже будет такое пальто. Даже еще лучше, вот увидите, — торжественно заявила Мэдди.
— Надеюсь, — ответила Гвинет, состроив гримаску.
Мэдди собиралась к миссис Джемисон на Сохо-сквер и уже взялась за ручку входной двери, но вернулась в кухню.
— Совсем забыла, — сказала, она. — Миссис Пер-кинс говорила, что в тот вечер приходил молодой человек и спрашивал вас. Не сказал, что ему нужно, и не назвал своего имени. Миссис Перкинс думает, что это от домовладельца, по поводу ремонта.
«В тот вечер, это значит тогда, когда миссис Перкинс присматривала за Марком, пока я была на той ужасной вечеринке, — подумала Гвинет. — А вот насчет ремонта я сильно сомневаюсь. По-моему, нашему домовладельцу нет никакого дела до ремонта».
— Он еще вернется?
— Не знаю, он не сказал, а миссис Перкинс не спросила, — ответила Мэдди, уже стоя на пороге.
После ее ухода Гвинет снова занялась ужином и больше не думала о пальто, висевшем над плитой. О нем она вспомнила позже, когда Марк был уже накормлен и уложен спать.
«Пальто для леди, — сказала о нем Мэдди. — Для настоящей леди». Гвинет сняла его с вешалки, отнесла к себе в спальню и еще раз внимательно осмотрела. Да, с Мэдди можно было согласиться, это было пальто для настоящей леди, не чета ее собственному, пропавшему вместе с девушкой по имени Грейс. На нем не было ни ярлыков, ни меток, по которым можно было бы найти хозяйку или мастера, который сшил это пальто. Гвинет надела его и посмотрелась в зеркало. Пальто сидело на ней так, словно было сшито по ее мерке.
Нет. Оно сшито не для нее, а для какой-то другой женщины с хорошим вкусом и большими деньгами. Это было удивительно, поскольку Грейс не была похожа ни на настоящую леди, ни просто на женщину, у которой есть деньги. У Гвинет сложилось впечатление, что мужем Грейс был какой-то мелкий клерк, а откуда у клерка деньги на такое пальто?
Продолжая думать о Грейс, она сняла пальто и повесила его на спинку стула. За время работы в библиотеке она успела повидать немало женщин, живших в вечном страхе перед своими мужьями. Например, леди Мэри Джерард. Впервые она появилась в библиотеке месяца четыре тому назад. Пришла послушать лекцию о ландшафтном садоводстве в Англии, да так и осталась. Джуди права, леди Октавия хорошо знает свое дело. Ее вполне невинные на первый взгляд лекции привлекают все новых и новых женщин. Они приходят, слушают лекции, потом им начинает нравиться то, что они видят в библиотеке, и, наконец, они становятся ее соратницами и сами начинают распространять идеи, которые она проповедует.
Поначалу леди Мэри робела сильнее, чем большинство новичков, и очень нуждалась в поддержке и внимании. Что ж, она пришла точно по адресу! В поддержке и внимании здесь не было отказа никому.
Собственно говоря, и сама Гвинет попала в библиотеку точно так же. Зашла однажды, осталась на чашку чая, и с тех пор библиотека стала для нее вторым домом.
И с леди Мэри они познакомились тоже в чайной комнате. Поговорили о ландшафтном садоводстве, выяснили, что у них есть общие интересы, и лед был сломан. Когда леди Мэри начинала говорить о ландшафтном садоводстве, она забывала про свою робость. Вскоре она начала приносить книги из своей домашней библиотеки, рассказывала много интересного о садах, которые ей довелось повидать на юге Англии. Но особым предметом гордости был для нее собственный сад, разбитый в ее имении Роузмаунт молодым садовником по имени Уиллард Брайент, трагически погибшим в расцвете лет.
— Когда-нибудь, — мечтательно говорила леди Мэри, — я непременно открою свои сады для посетителей, чтобы все могли увидеть, каким талантливым был покойный Уиллард.
Позже Джуди сказала Гвинет, что этого не будет никогда. Муж леди Мэри не позволит ей открыть свой сад для посетителей. Мечты жены не имели для мистера Хьюго Джерарда никакого значения.
Хотя леди Мэри и заговаривала не раз о том, чтобы Гвинет посетила Роузмаунт, это были лишь слова, и они обе прекрасно понимали, что такой визит никогда не сможет состояться. Тогда леди Мэри пришла в библиотеку с коробкой, в которой хранились рисунки, запечатлевшие ее сад. Она оставила ее для того, чтобы каждый желающий мог своими глазами увидеть творения мистера Уилларда, но с одним условием: чтобы ни один листочек не пропал. Гвинет посмотрела эти рисунки и, нужно признаться, осталась не в восторге от таланта мистера Уилларда. Она даже подумала о том, не было ли между садовником и хозяйкой какой-нибудь романтической истории, но леди Мэри никогда не говорила об этом.
Но не только общий интерес к ландшафтному садоводству объединял Гвинет с леди Мэри. Вскоре между ними установилась какая-то особая связь. Возможно, причиной тому была удивительная способность леди Мэри слушать, а может быть, они просто почувствовали друг в друге родственные души. Этого они не выясняли, да и не хотели выяснять, а просто наслаждались общением друг с другом, проводя долгие часы в чайной комнате библиотеки.
Около месяца тому назад леди Мэри неожиданно перестала приходить в библиотеку. Когда Гвинет вместе с подругами пошли ее навестить, их не пустили в дом, объяснив, что леди Мэри больна. Впрочем, леди Октавии все-таки удалось проникнуть внутрь и повидаться с леди Мэри. Кто-кто, а леди Октавия не привыкла отступать.
В библиотеку леди Октавия вернулась грустной и сказала, что леди Мэри действительно больна. У нее что-то вроде легкого помешательства. Это, конечно, очень печально, но она непременно поправиться.
Гвинет подумала тогда о том, кто стал главным виновником этого «помешательства», и ее охватил гнев на мистера Джерарда. Она знала, что жизнь — это лотерея. Если тебе удалось выйти замуж за доброго человека, считай, что повезло. Если нет — будь готова к тому, что вся твоя жизнь превратится в ад.
Это она знала не понаслышке. Ей самой пришлось дорого заплатить за то, что она рискнула выйти замуж за жизнерадостного капитана Найджела Бэрри, очаровавшего ее своей красотой и остроумием. Чем это обернулось? Тем, что она едва не стала такой же, как эта несчастная, забитая леди Мэри.
Гвинет и сама не заметила, как спустилась вниз и присела за фортепиано. Ей хотелось сыграть что-нибудь веселое, жизнерадостное, но вместо этого у нее из-под пальцев полилась другая мелодия, протяжная и грустная. Песня несбывшейся мечты и ушедшей любви.
Внезапно она почувствовала на себе чей-то взгляд, бросила играть и резко обернулась. В комнате горела всего одна свеча, но и ее света оказалось достаточно для того, чтобы рассмотреть человека, сидевшего в кресле.
Джесон. Это был Джесон.
Он медленно поднялся и подошел к Гвинет. Она встала.
— Что ты здесь делаешь? — спросила Гвинет. — И как ты сюда попал?
Страх отхлынул, и теперь Гвинет могла дать волю своему темпераменту.
— Ты напугал меня до полусмерти! О чем ты думал? Ведь я могла бы запросто пристрелить тебя из ружья!
— У тебя есть ружье? — спокойно поинтересовался он.
— Нет. Но если бы было, я могла выстрелить. Я умею. Ведь я — офицерская вдова, помнишь об этом?
— Да, этого я никогда не смогу забыть, — тихо ответил Джесон.
Лицо его сделалось жестким — таким жестким, что Гвинет расхотелось что-либо уточнять.
— Присядь, Гвин, — указал Джесон на кресло, стоящее возле камина.
Она послушно опустилась в кресло.
— Я пытался звонить у входной двери, — пояснил Джесон, — но мне никто не ответил.
— Звонок не работает. Нужно было стучать.
— Ну, этого я не знал и обошел вокруг дома. Черный ход был открыт. Я вошел, услышал фортепиано и понял, где тебя искать. Ты была так увлечена, что даже не заметила моего прихода. Мне не хотелось тебя прерывать. Я так люблю слушать, когда ты играешь.
— Спасибо.
Не обращая внимания на ее холодный тон, Джесон продолжил:
— Заднюю дверь я за собой запер, но ты впредь будь повнимательней, Гвин. Так к тебе любой может забраться.
— Один уже забрался, — сверкнула глазами Гвинет. — Ты.
Джесон потер ладонью шею и потянулся.
— Послушай, — сказал он, — я понимаю, что уже поздно и что я напугал тебя. Прости. Но дело в том, что у меня не слишком приятные для тебя новости. Мне хотелось, чтобы ты узнала о них от меня, а не из завтрашней газеты.
— Что-нибудь связанное с той… вечеринкой у Сэк-вилла? — спросила она, чувствуя неприятный холодок под сердцем.
—Да.
— Я так и знала. Мое имя было в списке гостей.
— Нет, здесь совсем другое, — он немного помолчал, а затем решительно продолжил: — В конце вечеринки на черной лестнице был обнаружен труп слуги. Его убили, Гвин, жестоко убили. Этого человека звали Джонни Роуленд.
Гвинет невольно привстала с кресла.
— Убийство! Какой ужас!
— Да. До сих пор ничего не сообщалось, поскольку полиция держала это в тайне. Между прочим, убитый молодой человек был не из дома Сэквилла.
— Откуда ты все это знаешь?
— У меня есть приятель в полицейском управлении на Боу-стрит.
— Мне кажется, я что-то слышала, — потрясенно сказала Гвинет.
— Что именно? — быстро спросил Джесон, выпрямляясь в кресле.
— Я спускалась по лестнице. Было темно, и я не знала, на каком этаже нахожусь. Затем я услышала внизу, под собой, шум, чье-то дыхание, стоны. Я подумала, что это мужчина и женщина… ты понимаешь. И я свернула в дверь, ведущую в боковой коридор, потому что решила, что наступлю на них, если буду спускаться дальше.
— Ты… — Он покрутил головой и внезапно закричал: — Ты хоть понимаешь, как тебе повезло?! Если бы ты спустилась ниже, тебя тоже могли убить. Нет, тебе в самом деле необходим опекун! Разве можно приличной женщине появляться в таких притонах?
— Я оказалась там по ошибке, — ответила Гвинет. — А ты? Как ты там оказался?
— Сама догадайся.
Повисла тяжелая тишина. Гвинет скрестила руки на груди. Джесон скрипнул зубами.
Постепенно он успокоился, расслабил напряженные мышцы и тихо сказал:
— Прости. Признаю, я накричал на тебя, но только от страха.
Если слова Джесона и смягчили Гвинет, то всего лишь самую малость. Джесон сказал, чтобы она сама догадалась, почему он оказался в доме Сэквилла, и теперь фантазия Гвинет работала на полную мощь.
— Я полагаю, теперь полицейские захотят допросить меня, — сказала она, наклоняя голову.
— Они даже не подозревают о том, что ты там вообще была.
— Скоро узнают. Мое имя есть в списке гостей.
— Твое имя… — Он сверкнул глазами и сказал охрипшим голосом: — Как бы мне хотелось свернуть шею этому кретину Сэквиллу.
Гвинет вполне разделяла желание Джесона, но даже свернутая шея кретина Сэквилла ничего уже не изменила бы.
— Я — свидетель, — сказала она. — Может быть, мне лучше самой явиться в полицию, не дожидаясь, пока меня вызовут?
— Нет. Пусть сами найдут тебя. Впрочем, я сомневаюсь, что они вообще станут тебя искать. Ты для них слишком мелкая рыбешка. И потом, что ты им можешь рассказать? Разве ты видела что-нибудь?
—Нет.
— Ну и забудь об этом. Понимаешь, Гвин, я очень не хочу, чтобы ты впутывалась в это дело. Гвин…
—Что?
Он склонился через подлокотник кресла и выпалил:
— Я хочу, чтобы ты переехала ко мне. Прямо сейчас, немедленно. Собери вещи, возьми Марка, и едем ко мне, на Мун-стрит.
— Что-о? — не поверила она своим ушам.
— Не совсем то, о чем ты думаешь, — улыбнулся Джесон. — Просто ты сказала, что за тобой следят. А теперь ты еще стала свидетельницей убийства. Я говорил с полицейским инспектором. Я говорил с Сэквиллом. Я заходил в дом и говорил со слугами. Этот убийца жесток, как зверь. Вот я и решил, что со мной тебе будет безопаснее.
Гвинет была по-настоящему тронута заботой Джесона, но принять его предложение не могла.
— Я не могу бросить все и перебраться на Мун-стрит, — сказала она. — Так я растеряю всех своих учеников.
— Ты можешь учить их в моем доме, — возразил Джесон.
— Хорошенькое дело! А что будет, когда сюда приедут все твои родственники? Ты же говорил, что Софи пора выводить в свет. Я так и вижу эту картинку. Мои ученики снуют туда-сюда, то и дело натыкаясь на приехавших с визитом леди и джентльменов. Нет, Джесон, твоя бабушка этого не переживет.
— Ерунда, — махнул рукой Джесон. — Судя по всему, она не сможет выбраться в Лондон. Тем более что Софи, кажется, уже сделала свой выбор. У нее есть молодой человек в Брайтоне, и она говорит, что любит его.
— Хорошо, но все равно я не могу жить в доме своего опекуна, — Гвинет выставила перед собой ладонь, не давая Джесону возможности возразить. — Послушай, на самом деле я ничего не видела и никакая я не свидетельница. Ты сам это сказал. На той вечеринке было полно женщин. Не можешь же ты всех их взять под свою защиту.
После долгого молчания Джесон наконец произнес:
— Это еще не все.
Гвинет почувствовала, как сильно забилось у нее в груди сердце.
— Что еще?
— Еще раз прошу прощения за тот вечер. Я, наверное, напугал тебя, но пойми, я едва не сошел с ума, когда тебя там увидел. Простишь?
Извинение было принесено изящно и требовало такого же ответа.
— Давай забудем тот вечер и будем считать, что ничего не было, — сказала Гвинет.
Она посмотрела в глаза Джесону, и это было ее ошибкой. Таких пронзительных глаз Гвинет не доводилось видеть ни у кого. Они, казалось, видели ее насквозь, так, словно она была прозрачной как стекло.
Джесон улыбнулся, и от этого Гвинет почувствовала себя еще неуютнее.
— В твое вино ничего не было подмешано, Гвин. Я спрашивал у Сэквилла. Ничего.
— В моем вине ничего не было. А в твоем?
Он поднялся, подошел к Гвинет и погладил ее по щеке.
— А ты как думаешь?
Он усмехнулся и направился к двери.
После этих слов предложение Джесона переехать к нему предстало перед ней совершенно в ином свете, и Гвинет закричала в спину уходящему Джесону:
— Впредь тебе лучше держаться от меня подальше, Джесон Рэдли! Слышишь?
Она не ожидала, что Джесон станет отвечать ей, но тот обернулся и веско проговорил:
— Я думал, ты сообразительнее. Ну, сама посуди, как я могу держаться подальше от тебя? Завтра в два часа мы оба должны быть у адвоката, не так ли? Значит, скоро увидимся.
Он вернулся, быстро поцеловал Гвинет — та не успела даже отпрянуть — и ушел, обронив на прощание:
— Не забудь запереть дверь на засов.
* * *
Джесон продолжал улыбаться всю дорогу до угла Сохо-сквер. А потом с каждым шагом, отдалявшим его от Гвинет, на душе у него становилось все тревожнее. Она осталась там одна, беззащитная. И без оружия, если не считать оружием старый ржавый пистолет. Ну почему она такая упрямая?
Что ж, он тоже может быть упрямым. Если Гвинет не хочет переезжать на Мун-стрит, он найдет другой способ защитить ее. Он не оставит Гвинет одну, по крайней мере до тех пор, пока не будет раскрыто убийство Джонни Роуленда.
Конечно, может быть, Гвинет и права, и он преувеличивает опасность, грозящую ей. Впрочем, говорить с ней об этом бесполезно.
Джесон знал человека, который мог бы ему помочь. Ричард Мейтленд, начальник Особого отдела.
Хотя, конечно, такого человека, как Ричард, трудно уговорить заняться расследованием убийства какого-то слуги. Его сфера — вопросы государственной безопасности. Но на обычных полицейских полагаться тоже нельзя. Если бы убили самого Сэквилла или кого-то из его гостей — другое дело, а заниматься расследованием убийства слуги и они не станут. Пальцем не пошевельнут.
Тут Джесон вспомнил о том, что один из гостей Сэквилла был членом Кабинета министров. Может быть, удастся зацепить Ричарда на эту удочку?
Джесон собирался уже пересечь Пиккадилли, как вдруг остановился и, подумав немного, повернул назад. Ему захотелось еще раз взглянуть на Саттон-Роу и убедиться, что там все в порядке.