Джессика раздвинула муслиновые занавески и выглянула в окно, выходившее на аллею и подъезд у парадного входа в Дандас-хаус. Во дворе стоял экипажей, дожидаясь пассажиров. Мать Лукаса и Элли отправлялись на музыкальный вечер в дом леди Боуз на Манчестер-сквер. В последнюю минуту Джессика отказалась от поездки, сославшись на сильную головную боль. Сегодня вечером ей предстояло свидание, которое она должна была сохранить в тайне.

Она тщательно подобрала подходящий момент. Лукас в тот день отсутствовал — он с друзьями уехал в Твикенхзм на состязания по боксу, — и сказал, что вернется не ранее следующего утра. Джессика была довольна, что мужа не было в Лондоне. Лукас обладал слишком зорким глазом и острым умом. Его вряд ли обмануло бы ее притворство, и он скорее всего остался бы дома, чтобы составить ей компанию. И тогда она, разумеется, не смогла бы явиться на встречу с Перри.

У подъезда царила суматоха. Слуги суетились, миссис Уайльд и Элли уже спускались по парадной лестнице, лакеи заторопились к экипажу, чтобы открыть дверцу и помочь им сесть в карету. Розмари Уайльд подошла к экипажу, рядом с ней шагала Элли в сопровождении своего молоденького слуги, одетого в ливрею особого покроя и цвета; такие ливреи носила вся прислуга лорда Дандаса. Джессика с любопытством наблюдала за слугой Элли — это был Пип, предводитель мальчишек из Хокс-хилла. Он появился здесь после того, как Джессика написала сестре Эльвире, прося у нее совета и помощи.

«Девушке, — отвечала сестра Эльвира, имея в виду Элли, — нужно сосредоточить внимание на ком-то, помимо себя. А новый жизненный опыт будет полезен и Пипу».

Было весьма странно, но Элли и Пип понравились друг другу с первой же встречи. Элли взяла Пипа под свое крыло, и его благополучие стало ее личной заботой.

С тех пор Элли переменилась и уже не была нелюдимым, своенравным и сварливым подростком, но к Джессике по-прежнему относилась с неприязнью. Более того, иногда Элли вела себя с женой Лукаса просто отвратительно.

Джессика как раз размышляла об этом, когда Элли неожиданно обернулась и посмотрела на окна дома. Опустив занавеску и быстро отступив в глубь комнаты, Джессика все же успела заметить широкую улыбку, расплывшуюся на лице Элли, словно той былоизвестно о том, что затевает жена Лукаса.

Но она не могла знать об этом. Джессика и Перри, соблюдая особую осторожность, обсуждали свои планы во время прогулок в Грин-парке, когда никого не было поблизости. Теперь в Джессике отозвалась нечистая совесть.

Когда экипажей, миновав ворота, выехал на площадь Сент-Джеймс, Джессика с облегчением вздохнула, развернулась на каблуках и поспешила в свои покои на другой половине дома. До встречи с Перри оставалось еще несколько часов. Выскользнуть из дома незаметно она могла лишь в темноте и теперь ругала долгие летние вечера, которые, казалось, тянулись бесконечно.

Джессика беспокойно прогуливалась по своей комнате, когда раздался стук в дверь. Испытывая неловкость из-за своего обмана и немного испугавшись при мысли о том, что, быть может, Лукас вернулся раньше, чем ожидалось, она юркнула в постель и натянула одеяло до подбородка. Дрогнувшим от волнения голосом она приказала:

— Войдите!

Дверь открылась, и вошла горничная. Слава Богу, это была всего лишь горничная. Она принесла поднос с ужином для «больной». Джессика поблагодарила девушку, а когда та вышла, быстро села на кровати и посмотрела на часы.

Сколько ей еще томиться в ожидании?

Она перевела взгляд на поднос, который горничная поставила на столик возле кровати. Приятный запах защекотал ноздри. Джессика была уверена, что в таком возбужденном состоянии она не сможет съесть и крошки, но все же подняла серебряную крышку, которая сохраняла блюдо горячим. На этот раз повар буквально превзошел себя. Нарезанная тонкими ломтиками говядина в пряном винном соусе, мелкие кусочки жареного картофеля и цветная капуста в масле, посыпанная миндалем, искусно уложенные на большом фарфоровом блюде, возбуждали аппетит. На десерт подали ее любимый бисквит со взбитыми сливками.

Спазм в желудке напомнил Джессике о том, что она сегодня почти ничего не ела. Она весь день слишком волновалась. Придвинув кресло к столику, она удобно расположилась в нем, взяла вилку и принялась за еду.

В доме леди Боуз на Манчестер-сквер гости неторопливо приступали к ужину. Молодых людей среди них было немного, музыкальным вечерам они предпочитали балы и другие развлечения, и Элли громко сетовала по этому поводу, жалуясь на скуку своей опекунше миссис Уайльд. Они накладывали на тарелки салаты и всякие кушанья, расставленные на столах, которые тянулись вдоль стен огромной гостиной. В этом самом бальном в доме зале леди Боуз устраивала свои приемы.

— У молодых людей довольно странное отношение к серьезной музыке, — говорила миссис Уайльд, заполняя свою тарелку. — Большинство из них, насколько мне известно, подобное времяпрепровождение считают позорным для мужчин, — особенно если где-то неподалеку идут состязания по боксу. Бедная Петти выбрала неудачный день для своего вечера.

Она взглянула на Элли, и брови ее удивленно поднялись, когда она увидела, что ее воспитанница накладывает на свою тарелку.

— Земляничное мороженое? — спросила она. — А я-то думала, ты терпеть не можешь мороженое…

Элли от смущения покраснела.

— Это для Пипа, — пояснила она. — Я обещала ему, что, если он в течение недели ни разу не выругается, я вознагражу его. Это и есть его награда.

Миссис Уайльд улыбнулась, провожая взглядом Элли, которая отправилась на поиски своего подопечного. С тех пор как в их доме появился Пип, Элли заметно повеселела. Правда, в присутствии Джессики она становилась угрюмой и грубой, что всегда отмечала мать Лукаса, и теперь улыбка на лице Розмари сразу погасла. Элли ревновала, но эту ревность нельзя было объяснить одной лишь пылкой влюбленностью девочки-подростка в Лукаса Уайльда. Элли всегда была в центре всеобщего внимания, а теперь, утратив привилегированную позицию, возненавидела Джессику.

Миссис Уайльд считала себя виноватой за такое положение дел. Розмари искренне обрадовалась, когда Элли появилась в доме. Лукас не нуждался больше в материнской заботе, и присутствие Элли наполнило жизнь миссис Уайльд новым смыслом. Она отнеслась к Элли как к собственной дочери, которой у нее никогда не было. Она баловала девочку, исполняя любые ее капризы, и испортила Элли так, что изменить сложившиеся в их семье отношения теперь было почти невозможно.

Краем глаза она увидела, как в комнату вошел сэр Мэтью Пейдж, и позволила себе окинуть его оценивающим взглядом. Потом сделала вид, что занята лишь содержимым своей тарелки.

Сэр Мэтью пока не заметил ее, ей же он показался едва ли не самым привлекательным из всех мужчин, присутствующих на приеме. Он ничуть не изменился за долгие годы их разлуки — очаровательный мужчина, с красивой осанкой, человек, от которого исходило ощущение внутренней силы и уверенности в себе.

Она нашла свободное место на конце длинного стола. Заметив ее, он неспешно направился к ней и сел рядом.

— Улыбайся, — вместо приветствия сказал он, — а то люди начнут обращать на нас внимание.

Розмари послушно улыбнулась.

— На нас уже обратили внимание, Мэт, — ответила она.

И, разумеется, в большей степени интересуются ею. Она думала, что между ними давно все кончено, но в последние месяцы, где бы она ни появлялась, следом за ней являлся он. Всякий раз, когда она оборачивалась или поднимала глаза, он был тут как тут. Они обменивались взглядами, долгими и пристальными, и настроение у нее поднималось.

Однако она не хотела, чтобы прошлое повторилось. «Господи, спаси и сохрани», — каждый вечер молилась она.

— Кто, например? — спросил Мэт, не спуская с Розмари внимательных глаз.

— Моя невестка Джессика, — ответила она ему. — Она спрашивала о тебе. И Элли тоже. Куда бы мы ни отправились, там непременно появляешься ты. Прекрати преследовать меня, Мэт. Ты же знаешь, что из этого ничего не получится.

— Впервые об этом слышу, — заявил он.

Сердце ее гулко забилось в груди; она изо всех сил сжала в пальцах нож и вилку, чтобы унять дрожь. Ее до глубины души потрясли его слова и красноречивый взгляд прозрачно-голубых глаз. Мэт мог соблазнить женщину и свести ее с ума одним своим взглядом.

— Твой сын тоже говорил с тобой обо мне? — отрывисто спросил он.

— Нет — поспешно возразила Розмари. — Лукас никогда о тебе не говорит. А почему ты об этом спрашиваешь?

— О, я подумал, что, может быть, он советовал тебе держаться подальше от меня, — сказал Мэт.

— Зачем? — удивилась миссис Уайльд. — Он знает, что в этом нет необходимости. Мы с тобой чужие люди, Мэт. По крайней мере, сейчас.

Беседа прекратилась. Они ели молча. Первым заговорил сэр Мэтью.

— Ты когда-нибудь задумывалась о будущем, Роди? — непринужденным тоном спросил он. — Ты пыталась представить себе, что тебя ждет?

Она изобразила беззаботную улыбку, не понимая, как ей это удалось.

— Я живу настоящим, Мэт, — сказала она. — У меня есть семья и много друзей. Мне некогда задумываться о будущем.

— Но теперь твой сын женился, — напомнил ей Мэт. — Ты ему больше не нужна.

— А моей воспитаннице? — спросила Розмари с легким раздражением.

— Я полагал, что Элли опекает твой сын, — заметил сэр Мэтью.

— Но ей нужна мать. — Она опять улыбнулась, хотя далось ей это с большим трудом. — А там, возможно, появятся внуки…

— И ты собираешься посвятить остаток жизни своей семье? — спросил сэр Мэтью, наблюдая за выражением ее лица.

— Разве это плохо? — тихо ответила она. Он пренебрежительно пожал плечами.

— Ох, разумеется, у тебя будет место где-то на обочине их жизни, но неужели ты не хочешь пожить для себя? — удивился он.

— Мне самой ничего не нужно, Мэт. Я счастлива. Это правда, — сказала она и добавила: — Более того, многие завидует мне. У меня ведь есть все, чего я ни пожелаю.

У Розмари вдруг появилось чувство, что она поперхнется словами, если ей и дальше придется врать. В отчаянии она огляделась вокруг, пытаясь найти повод, чтобы прекратить этот утомительный разговор. Но пока никакого повода не было. Элли в компании друзей удалилась в соседнюю комнату. Никто не смотрел в сторону Розмари и не собирался подойти к ней. Ей пришлось самой позаботиться о том, чтобы вернуть себе утраченное самообладание.

Подняв взгляд на Мэтью Пейджа, она спросила:

— Мэт, вместо того чтобы препираться со мной, скажи мне честно: что ты хочешь от меня?

Он долго не сводил с нее изучающего взгляда, потом согласно кивнул и сказал:

— Я хочу тебя. Я все еще люблю тебя, Роди, и уверен, что ты тоже меня любишь. Мы теперь оба свободны и можем пожениться. Думаю, что именно так нам надо поступить.

Его слова не просто шокировали ее, они взволновали ее до глубины души. Она долго молчала, прежде чем ответить:

— Мэт, с тех пор минуло пятнадцать лет. Любовь не вечна. Она проходит.

— Моя — нет. А твоя? — спросил он, разглядывая бокал с вином, будто в нем скрывался ответ.

Розмари не смогла выдавить ни слова. Глубоко в душе затеплился вдруг огонек надежды и желания, и с каждой секундой он разгорался все ярче и ярче. Мэт заставил ее пожелать того, чего она никогда не сможет заиметь.

Оторвав взгляд от бокала, он посмотрел в лицо Розмари и улыбнулся.

— Я не предлагаю тебе бросить все, Роди. Порвать с семьей и тому подобное. Мы уже не дети, и я не собираюсь похищать тебя. Наши отношения не станут помехой в твоей семейной жизни. Я хочу давать, а не отнимать. Мы можем отправиться в путешествие на континент, поехать во Флоренцию, Рим, Париж. Побывать везде, посетить места, которые мечтали повидать в молодости. Неужели ты забыла?

О нет, ничего она не забыла. Она помнила. О Господи, она все-все помнила! В те далекие дни, утолив страсть, они лежали в объятиях друг друга и строили планы на будущее. Какими же наивными они тогда были!

Но отчаяние и боль ее отступили, когда она, посмотрев в его прекрасные печальные глаза, поняла, что душа его так же ранима, как ее собственная душа. Она не хотела причинять ему боль, но была вынуждена раз и навсегда покончить с неопределенностью.

— Ты любишь не меня, Мэт, — сказала она. — Ты любишь женщину, которой я когда-то была. Но той женщины больше нет. Посмотри на меня. Посмотри внимательно.

Она знала, о чем говорила. С того самого злополучного бала в доме Беллы, на котором они впервые встретились спустя пятнадцать лет, она взяла привычку разглядывать себя обнаженную в зеркале перед сном, и вид собственного тела отнюдь не прибавлял ей уверенности в себе. Мэт же все эти годы не переставал менять юных, едва достигших брачного возраста любовниц.

Он прищурил глаза.

— Твоя красота не увяла, Роди, — уверенно заявил он. — Ты стала зрелой женщиной, и я нахожу тебя гораздо привлекательнее, чем ту девушку в молодости.

— Мэт, я уже не молода… — прошептала Розмари.

— Я тоже, — кивнул сэр Мэтью.

— Я… — она ненавидела это слово, — вдова. Это звучит жалко. До меня доходили слухи о тебе и сплетни о твоих любовницах и подружках на одну ночь. Я слышала о твоих бурных романах и любовных похождениях. Я никогда не смогу удовлетворить тебя. Если тебе нужна спутница в путешествии, пригласи Мадлен Картье. Она развлечет тебя. Я говорю это не для того, чтобы обидеть тебя. Такова правда, и ты знаешь это.

— И о чем я буду говорить со своей юной любовницей? — поинтересовался Мэт.

— Что? — Розмари не поняла странного возражения.

— Если я возьму Мадлен во Флоренцию, о чем мы с ней будем говорить? — повторил Мэт свой неожиданный вопрос.

Она не сразу поняла, в чем дело, и только удивленно покачала головой.

— Роди, мне до смерти наскучила молодежь. У меня с ней нет ничего общего, ни одной темы для разговора. Все любовницы несут чушь. Об этом даже не стоит упоминать. С тобой же мы не могли наговориться. Ты помнишь?

На мгновение на ее лице появилось молодое, задорное выражение. Она рассмеялась. На один миг она стала прежней Роди.

— Насколько я помню, мы встречались не только для бесед, — весело произнесла она.

— О да. Не могу отрицать, — улыбнулся Мэт. Неловкость между ними вдруг исчезла, и Розмари наконец смогла говорить откровенно.

— Наверное, мы тогда просто сошли с ума, — взволнованно произнесла она, — если не понимали, что наша любовь может нашим близким принести страдания.

— Моя жена так ни о чем и не узнала, — сказал Мэт. — Но если бы даже узнала, ей бы было на все наплевать. Она не любила меня, Роди. Мы стали чужими задолго до того, как с ней случилось несчастье. И тебе это известно.

Вспоминая, она смотрела куда-то вдаль. Факт, что жена Мэта не любила его, стал одной из причин ее дружбы с милым соседом. Они были одиноки и жалели друг друга. У него было меньше оснований чувствовать себя виноватым, чем у нее, поскольку ее супруг всегда хорошо к ней относился, но эти отношения мало напоминали супружеские.

— Ты никогда не говорила мне, как ты перенесла нашу разлуку, — очень серьезно проговорил сэр Мэтью. — Я получил твою записку, в которой ты сообщала мне, что больше не хочешь меня видеть. Но что произошло на самом деле?

— Разве сейчас это имеет значение? — неохотно отозвалась она.

— Для меня — да, — таким же серьезным тоном, без малейшей улыбки, подтвердил он.

Для нее — тоже, но возвращаться мыслью в те дни было невыносимо больно. То были самые тяжелые воспоминания всей ее жизни.

— Произошло то, — с грустью промолвила она, — что ко мне вернулся разум. Я поняла, что была не права, считая, что никому не причиняю боль своим… — Она остановилась, подыскивая нужные слова, чтобы поточнее высказать свою мысль.

— Да, твой сын, — не без горечи произнес он. — Он поставил тебя перед выбором — либо он, либо я.

— Мэт, — мягко упрекнула его Розмари, — все было гораздо сложнее. Ты был женат, а я — замужем. К тому же у меня был совсем еще юный сын, благополучие которого значило для меня больше, чем все остальное на свете.

— Но это обстоятельство уже не является самым главным в твоей жизни, — сказал сэр Мэтью и замолчал. Он решил дать ей возможность обдумать его слова. Затем улыбнулся и посмотрел в ее встревоженные глаза. — Я не хочу причинять тебе боль, Роди. Но я намерен ухаживать за тобой. У нас достаточно времени, чтобы подумать о будущем и принять решение. Не стоит воздвигать препятствия прежде, чем они возникнут сами.

Он встал и медленно удалился. Ей показалось, что в зале вдруг погас свет.

Она сказала себе, что это не имеет значения и что она привыкнет к отсутствию Мэта так же, как привыкла тогда. У нее по-прежнему есть сын, который для нее важнее, чем кто-либо на земле.

Но в душе, в самом укромном уголке, искорка надежды не желала угаснуть.

Стоя у окна своей спальни, Джессика высматривала условный сигнал. А вот и он. Крохотный, но яркий огонек в ночи. Это Перри размахивал фонарем, который снял со стены у черного хода. Она поднесла к окну зажженную свечу, давая понять, что заметила его знак. Выждав еще пять минут, чтобы дать Перри время найти на улице наемный экипажей и приказать кучеру ждать их в условленном месте, она стала одеваться. Они продумали свой план до мельчайших мелочей. Даже одежда их была простой, удобной, немножко поношенной, чтобы не привлекать излишнего внимания.

Перри ждал ее у ворот, чтобы проводить к экипажу. Сразу за площадью Сент-Джеймс начиналась улица закрытых клубов для джентльменов, и Джессика надела шляпу с вуалью, чтобы ее никто не узнал. Перри открыл дверцу экипажа, подал ей руку и помог сесть в карету. Затем, высунув голову из окна, громко назвал кучеру улицу вблизи Стрэнда, где снимал жилье мистер Родни Стоун.

— Кто-нибудь видел, как ты выходила из дома? — тихо спросил Перри.

— Нет, — заверила его Джессика. — В одиннадцать вся прислуга уже спит, и я вышла через черный ход.

Они молчали, пока экипажей не свернул на Пэлл-Мзлл.

— Мне стыдно обманывать Лукаса, — не выдержав, стал оправдываться Перри. — Что будет, если он узнает, что мы сегодня были вдвоем? Ты можешь себе представить, о чем он подумает?

С уверенностью, которой на самом деле она не чувствовала, Джессика ответила:

— Во-первых, он ни о чем не узнает, а во-вторых, если и узнает, то ничего плохого не подумает. Я скажу ему всю правду.

Перри грустно улыбнулся.

— О да, разумеется, ты скажешь правду, а он тебе поверит. А я? Как быть со мной? — взволнованно спросил он. — Как я мог позволить тебе участвовать в этом деле? Прошу тебя, не возражай. Мы с тобой взломщики. Самые обыкновенные взломщики. А тебе известно, как власти поступают со взломщиками, когда их поймают? Их отправляют в колонии. Вот. — Перри разволновался не на шутку.

— Мы будем осторожны, и нас не поймают, — уверенно заявила Джессика.

— А если поймают? — возразил Перри.

— Ну, тогда… тогда… — Джессика пыталась найти оправдание на ходу. — В общем, скажем, что мы знакомые Родни Стоуна. Мы беспокоимся о нем, потому что никто из его друзей не может толком сказать, куда он подевался.

— Поэтому мы и залезли в его квартиру, чтобы найти адрес его родственников… — подхватил Перри.

Джессика одобрительно кивнула. Это было почти правдой. Дело в том, что Родни Стоун действительно бесследно исчез. Тайное расследование Перри, которое он проводил по просьбе Джессики, навело юношу на след лондонских приятелей мистера Стоуна, но они считали, что он уехал в Брайтон, однако его брайтонские друзья полагали, что он как ни в чем не бывало живет себе в Лондоне. Но если он исчез, то лишь по той простой причине, что решил скрываться от кредиторов до тех пор, пока его родственница не уладит всех его дел. Правда, родственницы Стоуна никто в глаза не видел и адреса ее не знал, посему сообщить о нем Перри не мог.

Джессике хотелось верить, что все у них получится и в квартире мистера Стоуна они найдут ответ на главный вопрос: куда исчез Родни Стоун?

Когда экипажей свернул на улицу, где проживал Стоун, Перри дал знак кучеру остановиться. Уплатив за поездку, молодой человек взял Джессику под руку и повел ее к ближайшей подворотне.

— Почему ты отпустил экипажей? — разволновалась Джессика.

— Здесь полно театров, — ответил Перри, — и когда закончатся представления, сюда примчатся экипажи едва ли не из всего Лондона. К тому времени мы тоже завершим свое дело и сразу же уедем. — Он вдруг запнулся и с сомнением покачал головой. — Наверное, я сошел с ума. Зачем я только согласился взять тебя с собой. Это напоминает мне времена нашего детства. Ты всегда умела подбить меня на дурные поступки.

— Правда? — Глаза Джессики весело блеснули.

— Правда, правда, можешь посмеяться надо мной, — он улыбнулся, смягчив неожиданную резкость ответа. — А потом за все доставалось мне одному. — Вдруг вспомнив о главном, он спросил: — Ты взяла трут, чтобы зажечь свечу?

Она похлопала по сумочке и успокаивающе произнесла:

— Взяла, не беспокойся, хотя я с ним плохо управляюсь.

— Я тоже, — признался Перри.

— А отмычку ты взял? — в свою очередь спросила она.

— Угу… — буркнул Перри.

— А ломик? — напомнила Джессика. Перри указал на оттопыренный карман своего плаща.

— Тут он, — уверенно заявил он.

— Ну что ж. Тогда можно начинать, — скомандовала Джессика.

… Комнаты, которые Родни Стоун снимал в большом доходном доме, располагались на первом этаже. Еще утром Перри выяснил, как к ним подойти но хозяйка дома — сущая мегера — не захотела открыть ему дверь. Теперь молодой человек уверенно вел Джессику прямо под окна жилища мистера Стоуна, предупредив, что нужно вести себя как можно тише, поскольку квартира бдительной хозяйки находилась точно над комнатами Родни Стоуна.

Пока Перри взламывал окно, чтобы проникнуть в комнату, Джессика следила за улицей. Это было не так уж и сложно, самое трудное ждало их внутри дома. Сначала они довольно долго возились с трутом чтобы зажечь свечу, но после бесплодных усилий принялись за дверь, ведущую в прихожую, из-под которой сочился свет. Дверь была закрыта на ключ, Перри в конце концов удалось ее открыть с помощью длинной заколки для волос, которую дала ему Джессика. В прихожей горел фонарь. Джессика сняла его гвоздя и вернулась в комнаты мистера Стоуна. Через мгновение все свечи в комнатах уже горели, а фонарь вернулся на место в прихожей.

— Кажется, я начинаю уважать взломщиков, — сказал Перри, вздохнув. — Не понимаю, как им это удается.

— Тише, — прошептала Джессика.

Она стояла у окна, проверяя, плотно ли задернуты шторы. Потом, указав на стул и дверь, знаком приказала Перри закрыть ее и приниматься за дело. Подсунув ножку стула под дверную ручку, Перри блокировал дверь.

— Это задержит полицейских на целых две секунды, — буркнул он себе под нос, направляясь в комнату справа.

— Тссс! — зашипела Джессика.

Стоя спиной к окну, она разглядывала комнату. Несмотря на убогость обстановки, в комнате царил идеальный порядок. Мебели было совсем немного у камина стояла кресло, обтянутое набивной тканью, рядом — небольшой обеденный стол с двумя стульями, буфет и письменный стол. Нигде не было видно ни кухонной утвари, ни каких бы то ни было кухонных приборов, и Джессика сделала вывод, что мистер Стоун, видимо, питался в городе или заказывал на дом готовые блюда. У нее сложилось впечатление, что мистер Стоун покинул свое жилище несколько недель назад. В затхлом воздухе пахло сыростью, на мебели густым слоем лежала пыль.

Когда Перри принялся открывать и просматривать ящики письменного стола, Джессика взяла одну из свечей и прошла в спальню. Тени трепетали и плясали на стенах и потолке. Поспешно задернув штору, она повернулась и принялась разглядывать крошечную комнатенку. В неглубокой нише стояла кровать, напротив — стул и большой гардероб красного дерева, в помещении был еще красивой работы умывальник, над которым на полочке, словно на женском туалетном столике, в беспорядке стояли стеклянные бутылочки, флаконы и баночки.

Подойдя к гардеробу, Джессика открыла все дверцы. На полках стопками лежало белье, на плечиках висели разноцветные сюртуки, белые батистовые рубашки, жилетки, панталоны… Сердце вдруг стало учащенно биться, но она не поняла почему. Захлопнув дверцы шкафа, она вытащила один из нижних ящиков, большую часть которого занимали аккуратно сложенные чистые шейные платки, чуть-чуть пахнувшие крахмалом. В ящике была также стопка батистовых носовых платочков с вышитыми на них инициалами Родни Стоуна.

Она протянула руку, чтобы ощупать платки, когда по коже вдруг пробежали мурашки, в горле у нее пересохло, в ушах возник непонятный шум. Сделав усилие над собой, она решила пойти до конца и быстро сжала в руке один из платочков с монограммой. В памяти внезапно возник вчерашний кошмарный сон. Она увидела храм и гостей, которые побывали на свадьбе. Теперь все увлеченно играли в тени креста. Они как раз поймали Родни Стоуна и куда-то повели его.

— Нет! Нет! — испуганно крича, она повернулась и бросилась прочь из спальни.

В комнате рядом никого не было. Дверь в прихожую, открытая настежь, манила ее.

— Перри? — дрожащим голосом позвала Джессика. — Перри?

Задув свечу, Джессика бросила ее на стол и направилась к двери. Перри, ссутулившись, неподвижно сидел на полу у стены. Она сделала шаг-другой, чьи-то сильные руки обхватили ее, большая ладонь зажала ей рот, оборвав пронзительный крик. Волна животного ужаса придавала Джессике сил, и она боролась с неизвестным противником со свирепостью дикой кошки. Однако напавший на нее был явно сильнее и вскоре заставил ее прекратить сопротивление.

Затем, не ослабляя хватки, он громко крикнул:

— Я поймал второго мерзавца. Он здесь. Иди сюда, Джек.

Перри застонал, медленно приходя в себя. Он поднял руку и дотронулся до затылка. Мутным взглядом он озирался вокруг, еще не поняв, что случилось. Входная дверь открылась, и на пороге возник краснолицый крепкий мужчина. В руке он держал тяжелую дубинку.

Сощурив глаза, Перри посмотрел на Джессику и сказал:

— Полицейские с Боу-стрит. Я тебя предупреждал, Джесс.

Констебли отвезли их для допроса в участок на Боу-стрит и заперли каждого в отдельной камере. Мировой судья обещал скоро приехать. Никто не поверил рассказу ни Джессики, ни Перри, никто не поверил и в то, что они принадлежат высшему обществу. Полицейские устроили им засаду, получив сигнал от хозяйки, которая заподозрила неладное, когда утром Перри крутился возле дома. Их приняли за самых обычных квартирных воров, застигнутых на месте преступления, и никто их протесты не принимал во внимание.

Все изменилось, когда наконец прибыл в участок мировой судья. Он узнал Перри, старого школьного приятеля одного из своих сыновей, и страшно удивился. Перри сразу же воспользовался Этим знакомством, сочинив рассказ и о «дружбе» с Родни Стоуном, тоже якобы его старым школьным приятелем, исчезновением которого он был крайне обеспокоен. Судья не только отпустил их немедленно, но и пообещал расследовать исчезновение Родни Стоуна.

Один из полицейских срочно побежал нанять для них экипажей. По дороге домой Перри наконец заговорил:

— Не переживай, Джесс. Нас, конечно, не было дома целых три часа, но Лукас об этом не узнает. Вы увидитесь только за завтраком, хотя даже к завтраку он может не успеть вернуться. После состязаний любители спорта обычно пируют до утра. Держу пари, они сейчас завалились спать пьяные, как сапожники. Мне бы хотелось быть с ними.

Но Джессика думала не о Лукасе, а о Родни Стоуне и том ужасном предчувствии, которое охватило ее, когда она коснулась его носового платка. Единственным положительным результатом их небезопасного предприятия было обещание мирового судьи заняться поисками мистера Стоуна.

— Ты нашел что-нибудь в столе Стоуна? — спросила она.

— Ничего, абсолютно ничего. Это-то как раз и интересно, — задумчиво протянул Перри. — Он вычистил все ящики. Похоже, он уехал в спешке.

Джессика отрицательно покачала головой. Она помнила, какой порядок царил в обеих комнатах, как аккуратно была сложена одежда в большом гардеробе.

— Если бы он торопился, — сказала она, — одежда валялась бы повсюду, а не лежали на своих местах.

— Гм… — пробурчал Перри. — Что бы это начало?

— Понятия не имею, — сказала Джессика.

У дома Перри помог Джессике выйти из экипажа проводил ее к черному ходу для слуг, комнаты которых располагались в цокольном этаже особняка, прощался и уехал.

Она тихо, как мышка, проскользнула в дом, поднялась по лестнице, открыла дверь и заглянула в коридор, чтобы убедиться, что там никого нет, а потом на цыпочках подошла к двери своей комнаты.

Закрыв за собой дверь, Джессика облегченно вздохнула, чувствуя, как силы покидают ее. На нее навалилась страшная усталость. Как хорошо оказаться в своей спальне! Она еще успела подумать, что Лукас никогда ничего не узнает, как тут же застыла месте, словно каменный истукан. В комнате горели свечи, хотя она была уверена, что погасила их, отправляясь на встречу с Перри. Она хотела, чтобы все думали, что она спит, и не беспокоили ее.

Встревоженный взгляд обежал комнату и остановился на открытой двери гардеробной. На пороге стоял Лукас. Он был полностью одет, только плаща на нем не было.

На его лице застыло угрожающе спокойное выражение.