Противостояние

Во второй половине 70-х, а по некоторым данным — в начале 80-х годов XIII века младший сын Александра Ярославина Невского Даниил принял завещанный ему отцом Московский удел, и с этого времени начинается история Московского княжества. «Удел северо-восточного князя есть наследственная земельная собственность князя, как политического владетеля (как частный землевладелец он владел селами), собственность по типу управления и быта подходящая к простой вотчине, а иногда и совсем в нее переходящая».

Московское княжество, как уже не раз говорилось, находилось на границе великих княжеств Владимирского, Тверского и Рязанского. Ни один из великих князей, естественно, делиться с Москвой своими землями, а значит, своим влиянием, своей властью добровольно не собирался. Более того, добиваясь признания ордынских ханов и получая от них ярлык на великое княжение во Владимире, князья тверские и костромские не будут переезжать в стольный город Владимир, станут править великим княжеством из своих городов. Этот факт говорит прежде всего о том, что столица северо-восточной Руси теряла свое влияние на молодые, быстроразвивающиеся княжества, что в свою очередь, казалось бы, должно было ухудшить и без того шаткое положение окраинного Московского княжества.

Человеку, незнакомому с предысторией Заокского края, трудно было бы поверить, что Даниил Александрович сам начнет «примысливать» земли, собирать в единое политическое и экономическое целое Московское пространство.

Его сын, Юрий Данилович, пойдет еще дальше: он смело будет бороться со своим дядей, тверским князем Михаилом Александровичем, за великое княжение.

О причинах столь резкого возвышения Москвы над другими княжествами ученые много думали и говорили в последние два века. Чаще всего они называли следующие особенности развития будущей столицы России:

— географическое положение;

— поддержка духовенства;

— личность князей, довольно точно решавших политические задачи.

Назывались и другие причины, но никто из ученых не обратил внимания на то, что все эти причины являются следствием долгого, неспешного обживания Московского пространства.

Митрополит Петр поддержал политику Ивана I Калиты именно потому, что почувствовал — первый из духовных владык всея Руси — созидательную мощь нового, сильного народа, обитавшего в среднем течении реки Москвы и во всей Заокской земле. Основав в Москве Успенский собор, этот деятель Православной церкви предрек городу и его князьям великое будущее. Преемник митрополита Петра грек Феогност окончательно перебрался в Москву, которая с тех пор стала церковной столицей всея Руси.

Жители Москвы отнеслись к новому статусу города с чувством гордости и ответственности: они «необыкновенно чтили «всея Руси чудотворца», вскоре же по его кончине».

Некоторые авторы XX века называют в числе причин выбора митрополитами всея Руси города Москвы в качестве своей резиденции материальные льготы, предоставляемые им городом, куда более выгодные, чем те, которые могли предоставить им другие города. Но подобный взгляд на политику церкви, видимо, подкреплен был уверенностью в том, что, во-первых, во времена митрополита Петра московские князья уже имели большие финансовые возможности, а во-вторых, политика князей по привлечению высшего духовенства в Москву была полностью и безоговорочно поддержана москвичами: знатными и простыми, богатыми и бедными.

Следует напомнить, что еще до нашествия хана Батыя на Русь Православная церковь представляла собой сложный, разветвленный организм, подчиняющийся только своим духовным иерархам, авторитет которых был очень высок. Церковное общество состояло из «1) иерархии, священства и монашества; 2) лиц, служивших церкви, церковнослужителей; 3) лиц, пригреваемых церковью, — старых, увечных, больных; 4) лиц, поступивших под опеку церкви, изгоев, и 5) лиц, зависимых от церкви, — «челяди» (холопов), перешедших в дар церкви от светских владельцев. <…> Всех этих людей церковная иерархия ведает администрацией и судом: «Или митрополит, или епископ тож ведают между ими суд или обиду». Изгоям и холопам и всем своим людям церковь создает твердое общественное положение, сообщает права гражданства, но вместе с тем выводит их вовсе из светского общества».

На рубеже XIII–XIV веков Православная церковь не потеряла своего влияния на русское общество, скорее наоборот, и тому есть глубокие внешние и внутренние причины. Внутренние причины любой православный может легко найти в сердце своем. О внешних причинах, тесно связанных с внутренними, стоит сказать особо.

Ордынские ханы, как хорошо известно из истории многочисленных завоеванных ими стран, на удивление лояльно относились к вероисповеданиям покоренных ими народов. Еще «в 1270 году хан Менгу-Тимур издал следующий указ: «На Руси да не дерзнет никто посрамлять церквей и обижать митрополитов и подчиненных ему архимандритов, протоиереев, иереев и т. д.

Свободными от всех податей и повинностей да будут их города, области, деревни, земли, охоты, ульи, луга, леса, огороды, сады, мельницы и молочные хозяйства. Все это принадлежит Богу и сами они Божьи. Да помолятся они о нас». Хан Узбек еще больше расширил привилегии церкви: «Все чины православной церкви и все монахи подлежат лишь суду православного митрополита, отнюдь не чиновников Орды и не княжескому суду. Тот, кто ограбит духовное лицо, должен заплатить ему втрое. Кто осмелится издеваться над православной верой или оскорблять церковь, монастырь, часовню — тот подлежит смерти без различия, русский он или монгол. Да чувствует себя русское духовенство свободными слугами Бога».

Этот факт разными людьми оценивается по-разному. Кто-то, пользуясь удобным случаем, объясняет поразительную веротерпимость Чингисхана и его потомков недальновидностью, а то и тупоумием повелителей Орды, проморгавших столь важную для них проблему, не подавивших тяготение русской души к православию. Действительно, внешне все выглядело именно так: проморгали иноплеменники, потеряли бдительность, себе же собственными руками подписали приговор, оставив в целости и сохранности оплот русского духа, обитель русской души — Православную церковь. Даже после того как Берке-хан в 1283 году принял ислам, даже после того как хан Узбек, грозный хан, в первой половине XIV века и вся Орда за ним следом приняли ислам, веротерпимость повелителей Великой степи не поколебалась. Но называть такую политику грубым просчетом или стратегической ошибкой нельзя.

Примитивной может показаться и противоположная оценка всего сделанного Чингисханом и его потомками в мировой истории, а их доходящее до поклонения восхищение созданными ханами порядками на завоеванных землях, мягко выражаясь, вызывает недоумение. Рьяные апологеты автора «Ясы» и «Джасака», воплотителей в жизнь жестоких законов Чингисхана, доходят в своих выводах до абсурда, называя Золотую Орду «не только покровительницей, но и защитницей русского православия». Такая добрая-предобрая тетушка Орда! Увидела степным зорким оком из забайкальской глубинки, что русских людей хотят крестить по католическому обряду, собрала сотни тысяч верных нукеров и явилась в Восточную Европу, защитила русских православных от посягательств католиков; установила порядок в русской земле… — так приблизительно трактуется история Орды ее апологетами, например, замечательным ученым, доктором Эренженом Хара-Даваном и другими исследователями истории Великой степи.

Можно ли найти линии сопряжения этих и других, во многом противоположных, концепций? Существует ли объективная оценка политики Орды в отношении русского вероисповедания?

Ответить на эти вопросы необходимо потому, что гигантскую в XII–XIV веках Орду в конце концов сокрушила Москва, совсем крохотный в тот период времени городок.

Все попытки приукрасить и возвеличить содеянное Ордой в завоеванных ею странах и, наоборот, принизить ее значение в истории планеты, а также все известные современной науке примирительные способы, которые очень часто сводятся к появлению вместо белого и черного цветов серого цвета, беспомощны при поиске истинного лица Орды. Его нужно искать в «Ясе» и «Джасаке».

Гениальный Чингисхан в этих воистину великих творениях разработал свою теорию государства имперского типа во главе с одним родом — родом Чингисхана, опирающимся на монгольский народ, а лучше сказать, на тех монголов, которым понравится эта идея и которые помчатся сломя голову драться, воевать, завоевывать, присваивать, чтобы в мирные минуты ездить на жирных чужих меринах, развлекаться с чужими розовощекими женщинами.

Ни «Ясы», ни «Джасака» не догадался создать даже Аттила, тоже пришедший из Великой степи. Статьи «основного путеводителя» монголов были настолько просты и откровенно аморальны, настолько свободны от человеколюбия, что покорили своим утилитаризмом не только детей и внуков создателя этих законов, но и талантливых военачальников Субэде, Джельме, Джебэ и многих, многих других.

…Утилитарные цели ясны бывают всем — чужие жирные мерины и чужие розовощекие женщины, естественно, в неограниченном количестве и в любое время дня и ночи.

Победы и походы того же Субэде изумляют самых известных знатоков военного дела. Некоторые специалисты считают, что как полководец он стоит выше Наполеона. А чего же, спрашивается, не хватило Наполеону, чтобы встать вровень с Субэде? Того же, чего не хватило Аттиле: «Ясы» и «Джасака» — всеобъемлющей теории создания мировой державы, основанной на жестокой дисциплине, теории, опирающейся на низменные инстинкты особо воинственной части любого человеческого общества.

Одной из гениальных находок Чингисхана, запечатленных в указанных поучениях, стало узаконение лояльного отношения к вероисповеданиям завоеванных народов. Империя — государство многонациональное, у каждой нации — свое отношение к религии, своя религия. Все попытки императоров до и после Чингисхана создать империю с одной и единственной имперской религией большого успеха не имели, за некоторым исключением, которое составляют Византийская империя, Арабский халифат, да и то в первые несколько десятков лет своего существования.

Чингисхан создавал свою «Ясу» в XII–XIII веках, когда миру известны были сотни примеров того, как религиозная нетерпимость повелителей многонациональных держав с несколькими религиозными конфессиями приводила к страшным войнам, к распаду даже самых сильных империй. История Арабского халифата, история многочисленных ересей и сект в мусульманском и христианском мирах, полная войн и социальных взрывов, — яркое тому подтверждение.

На родине Чингисхана, в Великой степи, граничащей с Северным Китаем, проблемы веротерпимости не могли не волновать крупного политического деятеля. Но Чингисхан предложил и законодательно оформил такую политику по отношению к немонголам, вести которую не осмеливались ни китайские, ни центрально-азиатские повелители, может быть, потому, что они не мечтали о державе «от моря и до моря».

Чингисхан был кристально ясен в своей «Ясе». Эта кристальная ясность сотворила с людьми злое чудо — они в кратчайший срок сделали невозможное: завоевали громадные территории Евразии, продержались на завоеванных землях примерно полтора века (в Китае, например), а где-то и дольше. Ему самому было все равно, как молятся или кому молятся, чему поклоняются, перед чем трепещут благоговейно розовощекие женщины и их мужья и женихи в Бирме или в Польше, на Балканах или в Корее. Его это не интересовало. И он преуспел, и его последователи преуспевали в своем утилитаризме до поры до времени.

Глупцами ханы не были, а вот политическими стратегами были. Они прекрасно понимали, что православие на Руси стало неотъемлемой частью всего русского. Даже разобщенный распрей, обессиленный внутренними дрязгами русский народ не потерял свою веру. Именно она соединяла его, даже не мать-сыра земля, разодранная на уделы, а вера православная.

Потомки Чингисхана предпочитали не рушить церковь на Руси, потому что любой удар по церкви тут же бумерангом мог возвратиться: обиженная, оскорбленная церковь вмиг бы сделала то, что не удавалось сделать даже самым мудрым из князей, — она объединила бы Русь!

Эту объединительную свою задачу церковь хорошо понимала. Всесильным ханам, «Ясе» Чингисхана нужно было противопоставить столь же мощную, но организованную на иных — духовных — принципах, на иной государственной идеологии силу. Митрополиты всея Руси увидели зародыш этой силы в небольшом городке на Боровицком холме. Сейчас-то всем хорошо известно, что они и некоторые князья, каким был Иван I Данилович Калита, верно определили центр всерусского единения. Но в первой половине XIV века любому политическому стратегу выбор духовных владык показался бы странным.

В самом деле, что имели обитатели Москвы и Московского пространства в XIII–XIV веках? Опыт невоенного, диффузионного, говоря языком физиков, проникновения на необихоженную землю, опыт многовекового освоения территории (ни одного сражения!), и «Русскую правду», и «Поучения Мономаха». Не маловато ли для борьбы с потомками Чингисхана, скрепленными на века «Ясой»? Какую идею государственного устройства могли предложить эти люди-труженики?

Идею, способную сокрушить идею «Ясы»!

 

Даниил Московский (1261–1303)

Даниил, сын Александра Невского, родился в 1261 году, когда обитатели Восточной Европы еще могли освободиться от данной зависимости, навязанной им ордынскими ханами, а жил он в самые грустные для Руси четыре десятилетия, в течение которых потомки Батыя, хоть и не окончательно, но надолго лишили Русь свободы. А умер князь московский в 1303 году, когда стало ясно, что стране еще очень долго придется платить дань ордынцам, испытывать позор и унижения и, кроме этого, вести тяжелую, неравную борьбу на северных и западных границах с тевтонами, литовцами и шведами.

В эти же четыре десятилетия завершилась перекройка политической карты Восточной Европы. На первые роли выдвинулись два молодых княжества — Тверское и Московское. Конечно же, мириться с подобным положением дел не хотел ни один удельный князь, и потому границы княжеств менялись чуть ли не ежегодно. Но Тверь и Москва, порою терпевшие в распре тяжкие поражения и нередко опустошаемые ордынцами, быстро вновь обретали силу и свои лидирующие позиции старались не потерять: Тверь — с начала XIV века; Москва — со времени правления Ивана Даниловича Калиты.

В конце XIII века Русь стала медленно-медленно приходить в себя после страшного разорения страны Батыем. В этом утверждении нет поспешности, нет преувеличения. Русь после мощного удара с Востока находилась, говоря боксерским языком, в состоянии гроги. Это еще даже не нокдаун. Боец может двигаться по рингу, защищаться, уклоняться от активной борьбы, вяло помахивая руками, но не дай Бог в состоянии гроги пропустить точный сильный удар соперника! Хорошо, если после такого удара боксер окажется в глубоком нокауте. Бывают, и нередко, случаи, когда он надолго, навсегда покидает ринг, а то и прощается с жизнью. Опытный рефери обычно открывает счет, дает спортсмену возможность прийти в себя. Не все спортсмены и их тренеры довольны таким решением. Но лучше восстановить силы, а то и проиграть бой, чем погибнуть.

Роль рефери на огромном восточноевропейском ринге в первые десятилетия после вторжения хана Батыя играли великие князья Ярослав Всеволодович и его сын Александр Ярославич Невский. Они спасли страну от большой беды. Русь проиграла ханам войну, но не погибла. Правда, после смерти Александра Ярославича уже ничто не сдерживало князей от войны друг с другом. Распря разразилась между сыновьями Невского, Дмитрием и Андреем. Чтобы не отвлекаться от главной — московской — темы повествования, нужно все же констатировать: распря была источником всех обрушившихся на Русь бед. Гибли сильные и самые дееспособные люди, талантливые ремесленники, мастера-строители, земли разорялись, народ нищал. Распрей пользовались все недруги Руси, но русские князья словно бы не обращали на это внимания.

В 1293 году шведы заложили крепость Выборг, выбить их оттуда новгородцы не смогли.

В том же году Андрей Александрович (сын А. Невского) вместе со своим союзником Федором Ярославичем (как считают некоторые ученые, он был зятем Ногая) оговорили Дмитрия Александровича перед ханами. Повелитель Золотой Орды обрадовался прекрасной возможности «навести порядок» в подвластной ему Руси и послал туда крупное войско во главе с Дюденем, братом хана Тохты, с заданием поставить на великое княжение Андрея.

«Но сей предлог был только обманом, — пишет в «Истории государства Российского» Н. М. Карамзин. — Муром, Суздаль, Владимир, Юрьев, Переславль, Углич, Коломна, Москва, Дмитров, Можайск и еще несколько других городов были ими взяты как неприятельские, люди пленены, жены и девицы обруганы. Духовенство, свободное от дани ханской, не спаслося от всеобщего бедствия: обнажая церкви, татары выломали даже медный пол собора Владимирского, называемый чудесным в летописях. В Переславле они не нашли ни одного человека: ибо граждане удалились заблаговременно с женами и детьми. Даниил Александрович московский, брат и союзник Андреев, дружелюбно впустив татар в свой город, не мог защитить его от грабежа. Ужас царствовал повсюду. Одни леса дремучие, коими сия часть России тогда изобиловала, служили убежищем для земледельцев и граждан».

Войско Дюденя вел по истерзанной Руси к Твери князь Андрей. В городе поначалу царила неразбериха. С каждым днем в Тверь прибывали беженцы из разоренных врагом областей. Они готовы были драться с налетчиками, они не смирились с положением покорных овец в стаде. Эта решимость обездоленных, лишенных крова людей в значительной степени повлияла на тверчан. Жители города, почувствовав силу, решили дать бой войску Дюденя. Они вместе с бежавшими из разграбленных городов дали клятву на верность, стали вооружаться и готовиться к обороне.

Андрей и Дюденя, узнав о положении дел в Твери, не стали рисковать, изменили маршрут, вошли в Волок-на-Ламе, разорили его.

Опустошительный поход Дюденя прошел по обычному для той эпохи маршруту. Основной удар ордынцы наносили по богатой Ростово-Суздальской земле.

«Если собрать все летописные указания на населенные пункты в Суздальской области за XI–XIII века, — писал в XIX столетии профессор М. К. Любавский, — то совершенно ясно вырисовывается, что в этой области раньше и гуще заселились бассейны средней и нижней Клязьмы и Поволжье от впадения Шексны до впадения Оки. Здесь лежали все тогдашние важнейшие города-области — Владимир, Суздаль, Юрьев-Польский, Стародуб, Ярополк, Гороховец, Нижний, Городец, Кострома, Ярославль, Молога, Кснятин, Ростов и Переяславль. По сравнению с этою населенною полосою область позднейшего Московского княжества являлась мало населенною. Здесь мы находим только Дмитров на Яхроме и… Звенигород. Точно также представляется и область позднейшего Тверского княжества. Здесь мы находим только Тверь и Кашин…»

В средней и восточной частях Ростово-Суздальской земли находились и самые богатые княжения XIII века: великое княжение Владимирское, княжения Ростовское, Ярославское, Белоозерское, Костромское, Галицкое, Юрьевское, Переяславское, Суздальское и Городецкое. В западной части Суздальской земли находились только Тверское и Московское княжества. Но разорительные походы ордынцев привели к тому, что на рубеже XIII–XIV веков были ликвидированы княжества в Костроме, Юрьеве, Городце Волжском, и народ стал уходить из некогда богатых областей Ростово-Суздальской земли в безопасные районы, в глухие, лесные края — в том числе и в долины рек Москвы и Тверцы, увеличивая население здешних мест.

То была вторая волна переселенцев в Московскую землю. Она шла с востока на запад. Первая, начавшаяся в конце XI века, шла с запада на восток, с Поднепровья — в Залесье, в Низовскую землю. Как уже было сказано ранее, часть первой волны переселенцев осела в долине Москвы-реки. Теперь же в ближайшие и дальние окрестности Боровицкого холма и дальше — в землю Тверскую хлынул поток людей с востока, и эти два княжества стали усиливаться, причем на первых порах Тверское княжество развивалось даже быстрее.

Но Даниил Александрович Московский в последние годы своей жизни перехватил у тверчан инициативу, хотя в это еще трудно было поверить, это не бросалось в глаза.

«Даниил был первый князь, поднявший значение этого города (Москвы. — А. Т.), бывшего до сих пор незначительным пригородом Владимира… Даниил хитростью взял в плен рязанского князя Константина, воспользовавшись изменою рязанских бояр <…>. Это событие было первым проявлением тех приемов самоусиления, которыми так отличалась Москва…»

Жизнь и биография Даниила Александровича не очень отличались от жизни младших сыновей других русских князей. Все они вынуждены были свою взрослую жизнь начинать с междоусобной войны, всем им доставались самые малые и слабые уделы. Даниилу дали в княжение Москву. В союзе с братом Андреем он участвовал в распре против старшего брата Дмитрия, а когда Андрей стал великим князем, то повелитель Москвы выступил в союзе со своим дядей Михаилом Тверским против великого князя, старшего брата своего. Ничего необычного для Русской земли. Брат на брата. Родственник на родственника. Распря.

Необычным для всей предыдущей истории Руси было отношение Даниила Александровича к своему Московскому уделу. Не он первый обратил внимание на стратегические и экономические выгоды этой непростой для освоения земли, но по разным причинам ни Юрий Долгорукий, никто из позднейших политических деятелей Руси серьезно, активно, целенаправленно Московской землей не занимался, она развивалась сама по себе.

И только Даниил Александрович стал осваивать Московскую землю как предусмотрительный, дальновидный хозяин. Он, как считают некоторые исследователи, построил в Москве церковь Спаса на Бору, основал Данилов и Богоявленский (1296 г.) монастыри. Но главное, за что «имя Даниила было в большом уважении у его потомков», это за то, что он стал родоначальником дома московских князей.

В 1301 году Даниил осуществил поход в Переяславль-Рязанский. Он разгромил войско Константина Романовича, пленил рязанского князя и присоединил к своим владениям город Коломну, важнейший стратегический пункт на месте впадения реки Москвы в Оку. В той малоизвестной русской истории битве сражалось немало ордынцев в дружине Константина Романовича, многие из них погибли в кровавой сече. Но повелители Орды спустили с рук столь дерзкое поведение младшему сыну Александра Невского, не придали значения самому факту крупного земельного приобретения московского князя в том походе.

Да, забот и дел у ханов Сарая и Каракорума в начале XIV века было немало. За всем не уследишь. К тому же чем неспокойней живут русские, тем стабильней положение Орды. Пусть русские князья дерутся между собой, пусть создают новые и упраздняют старые княжества — пусть так будет вечно! Ханы Сарая и Каракорума все равно землю Даниила Московского считали своей. Никто из них в первый год XIV столетия не догадывался о том, что усиление самого крохотного и незначительного княжества русских будет необратимо.

Слишком уверенные в своем благополучии, в своей силе, они не отреагировали на еще одно знаменательное событие, произошедшее в 1301 году, — на воскрешение обычая русских князей съезжаться для решения общих дел на съезд, в частности на Собор русских князей в городе Дмитрове. Очень беспечно вели себя сильные ханы Орды. Подумаешь, собор князей! Мало ли их было на Руси! Что они дали? Все ту же распрю. Странные русские люди. Со времен великого князя Святополка I проводили они съезды князей. И все это время продолжалась на Руси распря, и ни разу ни один съезд не исполнил свое предназначение: не объединил навечно силы русских, не искоренил навсегда самое большое для них зло — распрю между князьями. Какой же смысл, какая же польза в этих съездах? Мудрые ордынские ханы не поняли тонким восточным, да еще и степным умом, какой великий смысл таился в самом желании русских князей собираться на съездах, видеть друг друга, обсуждать друг с другом дела, в этом непрерывающемся тяготении русской души оставаться самой собой при любых обстоятельствах.

На съезде князей в Дмитрове, правда, события развивались не так гладко, продолжилась все та же борьба за влияние. На том съезде произошла размолвка между тверским князем Михаилом и Иваном переяславским, внуком Александра Невского, еще резче обозначились противоречия между великим князем Андреем Александровичем и князем Михаилом. Все как обычно! Собрались, поговорили, предъявили друг другу претензии и разъехались врагами, так и не решив основных задач. Зачем же нужно было тратить время, средства, энергию, если всем было ясно, что съезд в Дмитрове не в состоянии консолидировать князей, не объединит Русь в борьбе против ордынцев? Странные русские люди! И ордынские ханы, узнав подробности событий в Дмитрове, были довольны: русским не дано договориться между собой.

Но кое-кто все же решил свои, пусть и не великие, задачи. Даниил, например, одержал на том съезде важную дипломатическую победу, установив теплые, родственные отношения с Иваном переяславским. А тот, уже в следующем году, перед своей кончиной, завещал московскому князю переславские земли.

«Московский князь — враг всякому великому князю, кто бы он ни был: казалось, самая почва Москвы питала в ее князьях неуважение к прежним понятиям и отношениям старшинства. Даниил долго и упорно боролся с великими князьями, собственными старшими братьями, с Дмитрием переяславским, потом с Андреем городецким. Но по смерти Дмитрия он сблизился с добрым и бездетным его сыном Иваном и так подружился, что Иван, умирая в 1302 году, отказал свой удел московскому своему соседу и младшему дяде помимо старших родичей…

Но враги старшинства, московские князья были гибкие и сообразительные дельцы».

Младший сын Александра Невского, получив в дар родовое гнездо своего отца, действовал решительно и напористо. Он приехал в Переяславль-Залесский, прогнал оттуда людей Андрея. Московское княжество за неполных два года резко расширилось.

В 1303 году князь московский Даниил Александрович умер.

Основные события жизни Даниила Александровича

1261 год. У Александра Невского родился четвертый сын, Даниил. Первые годы жизни князя не освещены в летописях.

1276 год. Даниил Александрович стал князем московским.

1282 год. Князь московский участвует в распре между Дмитрием и Андреем на стороне последнего.

1293 год. Даниил Александрович Московский, союзник Андрея, впустил в Москву войско Дюденя, надеясь, что этот брат Тохты не станет грабить его город. Надежды князя не сбылись. Воины Дюденя Москву разграбили.

1295 год. Даниил вместе с внуком Александра Невского князем переяславским Иваном предъявил свои требования великому князю Андрею Александровичу. Для разрешения конфликта хан повелел созвать во Владимире русских князей. На съезде главенствовал ханский посол. Страсти быстро накалились. Лишь своевременное вмешательство епископа Владимирского Симеона и епископа Сарского Исмаила спасло князей от кровопролития.

1297 год. Великий князь Андрей Александрович, воспользовавшись тем, что Иван переяславский отбыл к хану, пытался захватить Переяславль, но рать Михаила Ярославича и Даниила Александровича встретила неприятеля под Юрьевом и защитила город.

1300 год. Даниил разгромил в окрестностях Рязани войско рязанского князя Константина Романовича, взял самого князя в плен, присоединил к своим владениям Коломну.

1301 год. Возобновились съезды русских князей. На съезде в городе Дмитрове князья Андрей, Даниил, Иван и Михаил мирно решили многие проблемы, но здесь же наметилась размолвка Михаила и Ивана.

1302 год. Перед смертью князь переяславский Иван отказал Переяславль-Залесский князю московскому Даниилу Александровичу.

Князь московский выдворил из Переяславля бояр Андрея, вновь пытавшегося захватить город. Обиженный великий князь отправился в Орду жаловаться на Даниила.

1303 год. Даниил Московский внезапно скончался.

 

Юрий Данилович (1281–1325)

В 1304 году умер великий князь Андрей Александрович, и в борьбу за великокняжеский владимирский престол вступили Михаил, князь тверской — старейший в роде Рюриковичей, и его племянник, сын Даниила Александровича, князь московский Юрий Данилович. Эта упорная, не на жизнь, а на смерть схватка двух упрямых людей положила начало долгой борьбе за первенство среди русских княжеств, двух могучих молодых политических сил — двух юных городов: Твери и Москвы.

Тверского князя Михаила признали великим князем бояре Волжского Городца, где проживал и откуда долгие годы управлял страной Андрей Александрович. Предав земле усопшего, они явились в Тверь с поздравлениями. Михаила Александровича поддержал Новгород, жители которого надеялись, что великий князь поможет им сдержать натиск Владимиро-Суздальского княжества на север. Мудрый митрополит Максим поддержал тверчанина Михаила. Он клятвенно обещал Юрию «любые города в прибавок к его Московской области», лишь бы тот не затевал крупную ссору. Мощная опора была у Михаила в лице митрополита.

Но Юрия Даниловича это не смутило. Он смело предъявил противнику свои права на великокняжеский престол. Непонятно, на что он надеялся. Московское княжество, расширенное усилиями Даниила Александровича в первые годы XIV столетия, уступало в экономическом и политическом отношениях многим новым и старым княжествам. Но, быть может, именно на это и рассчитывал Юрий Данилович, отправляясь в Орду в надежде вымолить у хана ярлык на великое княжение? Повелители Орды, слегка приподнимая слабого, сохраняли тем самым напряжение во взаимоотношениях русских князей.

Было это так или было иначе, но дерзость Юрия московского, поехавшего в Орду за ярлыком, удивляет. Тверскому князю в ставке хана нужно было добиться того же результата, и он приказал своим людям перехватить соперника, задержать его. Юрий Данилович перехитрил ловцов, явился в Орду, но в тот год повезло все же Михаилу. Он получил ярлык на великое княжение и вернулся в Тверь с победой. Для Юрия Даниловича эта поездка в Орду была бесполезна. Он вернулся в Москву уверенный в своем будущем. Князя тверского он, естественно, признал великим князем, но покоряться ему и не думал, даже расширил Московское княжество за счет Можайского удела, и теперь вся Москва-река принадлежала Москве.

Михаил не стал долго терпеть независимый нрав Юрия. И в 1305 году тверской князь с крупным войском подступил к Москве. Но взять город тверчане не смогли, вернулись домой.

В следующем году Юрий совершил поступок, который соотечественники его никак не могли одобрить: он повелел задушить рязанского князя Константина, плененного еще Даниилом Александровичем во время удачного похода на Рязань. Казнь пленника не дала никаких преимуществ московскому князю, так как сыну убитого, Ярославу, удалось получить у хана ярлык на Рязанское княжение. Ханы любили поддерживать слабых.

В 1313 году великий князь Михаил Александрович уехал в Орду и пробыл там долгих два года. Его отсутствием воспользовались шведы. В 1314 году они с боем взяли Ладогу, ограбили ее и предали огню, затем ворвались с помощью карелов в крепость Кексгольм (ныне город Приозерск в Ленинградской области на берегу Ладожского озера). Новгородцы под руководством наместников Михаила выдворили налетчиков со своей земли, но обиделись на великого князя, который, по их мнению, совсем забыл о делах отечества, не встретил с дружиной шведов на подступах к Ладоге. Михаил конечно же не был виноват в бедах новгородцев, не по доброй воле он два года провел в Орде. Но кто будет слушать доводы подобного рода на пепелище?

Юрий Московский и Дмитрий Грозные Очи

Обострением отношений между великим князем и новгородцами тут же воспользовался Юрий Данилович. Он послал в Новгород князя Федора Ржевского, который арестовал людей Михаила. Горожане выбрали посланца московского князя своим начальником, собрали войско и осенью отправились в поход на Тверь мстить. Сын великого князя Дмитрий встретил новгородцев на берегах Волги, уже покрытой тонким слоем льда. Переправляться через Волгу тверчане не рискнули и предпочли заключить мир. Юрий Данилович воссел на новгородском престоле.

Великий князь Михаил пожаловался на московского князя хану, тот потребовал слишком энергичного политика в Орду и оставил его там на целых три года. Великий князь за это время сумел справиться с крупным войском новгородцев в битве близ Торжка 10 февраля 1316 года и заключить с ними выгодный для себя договор. Жители Новгорода не преминули отправить в Орду послов с жалобой на Михаила. Узнав об этом, он приказал послов поймать, а сам собрал войско и двинул его на Новгород.

Но ему не повезло на этот раз. Новгородцы подготовились к войне основательно: укрепили стены крепости, призвали на помощь многочисленных союзников, собрались на шумное вече и решили стоять насмерть. Михаил испугался, драться с огромным войском защитников города не рискнул, повернул рать назад, в Тверь. Но вот незадача — заблудился, привел войско в болотистые дремучие леса. Коварна русская природа, не раз учила она людей, наказывала за непочтение к ней. Войско Михаила оказалось в родных лесах в ловушке, — что может быть нелепей и нравоучительней? Потеряв конницу, обозы, побросав оружие, горстка самых сильных людей вернулась в Тверь.

Беды великого князя, однако, на этом не закончились. Из Орды приехал Юрий, да не один, а с женой — сестрой юного хана Узбека, Кончакой, получившей в крещении имя Агафия, и с сильным войском ордынцев, и с монгольским князем Кавгадыем.

Михаил не стал больше испытывать судьбу и отправил послов к Юрию. Те объявили в Москве, что князь тверской признает Юрия Даниловича великим князем и желает только одного — мирно княжить в Твери.

Юрий же, понимая, что победа эта зыбкая и все может вновь измениться, решил окончательно обезопасить свое положение — и пошел на Тверь. Он был уверен в победе.

Михаил действительно не смог быстро восстановить свою дружину после трагического похода на Новгород, но бой принимать было нужно. В сорока километрах от Твери близ селения Бартенево войско Юрия и Кавгадыя 22 декабря 1318 года вступило в сражение с тверчанами, возглавлял которых обреченный Михаил. В том неравном сражении он бился так отчаянно и смело, будто искал смерти, будто жизнь была ему не в радость. Он бросался на самые опасные участки битвы, отражал с горсткой воинов атаки превосходящих сил неприятеля, и в результате постепенно инициатива ведения боя перешла к тверчанам.

Воины Юрия, пораженные удачливостью вездесущего Михаила, подались назад. Сначала чуть-чуть отступили, на полшага всего. И если бы в тот миг какая-нибудь стрела сразила Михаила, то эти полшага ничего бы не изменили, москвичи победили бы в том бою. Но тверской князь носился по полю боя как заколдованный: стрелы, копья и мечи не достигали его мужественного сердца. И рать Юрия и Кавгадыя не выдержала, побежала от врага сломя голову.

Тверчане взяли в плен Кавгадыя, захватили огромный обоз, жену Юрия, Агафию. Как уверен был Юрий перед походом в победе, даже юную жену взял с собой. Постыдное бегство, поучительная история. Позабыв все на свете, он бежал в Торжок, а оттуда — в Новгород. Жители города встретили бывшего защитника своего хорошо, помощь военную обещали, послали к Михаилу людей с требованием «сделать все угодное Юрию».

Победитель, побаиваясь гнева хана Узбека и не желая осложнений с новгородцами, пошел на уступки. Он отпустил из плена Кавгадыя, но, на беду, Агафия по неизвестным причинам скончалась в Твери. Ордынский князь и князь московский пожаловались хану на тверского князя, который «не давал царевой дани, бился против царского посла и уморил княгиню жену Юриеву». Серьезные обвинения. Узбек, суровый человек, вызвал в ставку жалобщиков. Те быстро явились в Сарай. Хан призвал к себе и Михаила. Зная крутой нрав Узбека, тот отослал к повелителю Орды своего двенадцатилетнего сына Константина.

Но Узбек потребовал к себе самого князя. Михаил понял, что дела его плохи, и стал собираться в далекий путь. Получив благословение епископа, простившись с близкими, с родной Тверью, он отбыл в Сарай. До берегов Нерли его сопровождала верная жена Анна. Здесь они простились. Здесь же тверской князь исповедался своему духовнику: «Я всегда любил отечество, но не мог прекратить наших злобных междоусобий; по крайней мере, буду доволен, если хотя бы смерть моя успокоит его». Жене своей он горестных слов не говорил, улыбался ей, обещал привезти из Орды подарки. Анна верила ему. Но от хана она ждала любых козней и потому провожала мужа в большой печали.

Во Владимире сыновья его, Дмитрий и Александр, пытались убедить отца не ездить к хану, но решение его было твердо: «Если я ослушаюсь хана, то он приведет войско на Тверь, и много наших соотечественников погибнет. Лучше я один умру».

Он приехал в Орду. Через шесть недель Узбек устроил в огромном шатре суд над ним. Юрий и Кавгадый подготовились к делу основательно, но Михаил до поры до времени отметал все обвинения. Однако тверскому князю не удалось убедить Узбека в своей невиновности. Его заковали в цепи, на шею положили тяжелую колоду, но казнить сразу не стали: то ли поленились, то ли хан хотел потянуть время, помучить пленника, да и Юрия Даниловича подержать в неизвестности.

Как обычно, по осени Узбек готовился к походу за Терек на ловлю зверей. Любил он эту забаву. На месяц, а то и больше бросал он дела, созывал воинов, вождей, князей, бояр, послов, жен, детей и с большим обозом уходил на юг, в Персию. Там было раздолье для ловких людей!

Юрий Данилович боялся, как бы охота не изменила настроение хана, как бы тот не отменил приговор, не простил Михаила. Бывало такое в Орде, и нередко. Ко всему прочему, князь московский знал о том, что жена повелителя Орды и многие знатные ордынцы хорошо относятся к пленнику, и некоторые из этих покровителей, а жена особенно, имели большое влияние на хана. Нельзя было пускать дело на самотек. Михаил, если бы он остался в живых, не простил бы Юрию судилища.

Войско Узбека с большим обозом расположилось на перекрестке торговых дорог. В стане ордынцев открылся торг. Веселое дело — большой базар. Но только не для приговоренного к смерти, вынужденного стоять с колодой на шее на самом солнцепеке на виду у снующего туда-сюда люда.

Юрий и Кавгадый подошли к Михаилу. Ордынский князь облегчил колоду, сказал: «У нашего царя такой обычай: если он рассердится на кого-нибудь, хоть и на племянника, то приказывает надеть на него колоду. А как пройдет гнев, так и почести вернет и наградит. У нас хан добрый. Он и с тобой так поступит. Не волнуйся, жди!»

Кто его просил говорить эти слова, для кого он сказал их — для Михаила или для Юрия? Зачем он сказал это? Чтобы вселить в душу несчастного надежду? А может быть, для того, чтобы поторопить Юрия? После этого эпизода Кавгадый, хитрая бестия, стал проявлять заботу о Михаиле. Юрию такое отношение своего союзника к своему врагу не понравилось, и он при каждом удобном случае говорил Узбеку, что пора бы разделаться с пленным губителем невинной Кончаки-Агафии. Хан хитро отмалчивался. Молчание — знак согласия. Но не приказ. Разница большая, потому Юрий нервничал еще больше. Ждал. Двадцать шесть дней ждал. И наконец дождался! Узбек утвердил приговор. И тут же, боясь, как бы хан не передумал, враги князя тверского послали в шатер пленника убийц. Те быстро исполнили приказ.

Узнав о гибели Михаила, Юрий и Кавгадый пришли к месту казни. Ордынский князь был спокоен. В этом деле он себя не запятнал, не нажил себе врагов. Русский князь взволнованно смотрел на казненного врага и не чувствовал себя счастливым победителем. Кавгадый пренебрежительно ухмыльнулся: «Это же твой старший родственник, дядя! Разве можно оставлять труп на поругание?!»

Юрий молча снес обидные слова. Слуга накрыл погибшего одеждой.

В этот миг русский князь увидел стоявшего в шатре Константина. Хрупкий отрок зло смотрел на него. В лице юноши, в глазах, во всей мальчишеской еще фигуре князь увидел гнев, вызов, нескрываемую жажду мести.

Тело тверского князя везли на родину люди Юрия Даниловича. Он запретил им ставить гроб в церквах, приказал ставить гроб в хлевах. Похоронили Михаила в Спасском монастыре.

Получив наконец ярлык на великое княжение Владимирское, Юрий вернулся в Москву. Анна, вдова князя тверского, просила у него разрешения на погребение мужа в Твери. Не остывший еще от борьбы со своим сильным противником, Юрий согласился не сразу. Сыновьям Михаила пришлось и с этим стерпеться. Старший, Дмитрий, даже заключил в 1321 году мир со своим врагом.

В 1322 году в Новгороде умер брат Юрия, Афанасий, и великий князь из Москвы переехал в этот город. А в Москве стал княжить, как считают некоторые историки, Иван Данилович. Причины смены места жительства великого князя неизвестны. «Юрий любил Новгород, и новгородцы любили Юрия… За всю историю Великого Новгорода не было ни одного великого князя, за исключением Юрия Даниловича, с которым бы новгородцы находились в дружелюбной и искренней связи». Здесь он был удачлив и как правитель, и как воитель, и как дипломат. Он успешно воевал против шведов, основал город Орешек (Шлиссельбург), укрепив тем самым западные границы княжества, заключил со шведским королем выгодный для новгородцев мир, воевал с литовцами, ходил в поход на Устюг, захватил его, заключил — опять же очень выгодный для новгородцев — мир с его жителями. Напряженными и счастливыми можно назвать эти последние два года жизни князя в Новгороде. В такие счастливые времена люди, даже мудрые и опытные, забывают о плохом, о былом. Может быть, и Юрий Данилович надеялся на то, что все невзгоды и беды, отпущенные на его век, он пережил. Но нет, оказывается, не все. В 1324 году его призвал к себе хан Узбек.

Это известие никогда не радовало русских князей. Юрия Даниловича оно застало в Устюге. Князь как обреченный простился с новгородскими воинами навсегда, и ратники отправились служить в Новгород, а Юрий Данилович доехал до Камы, и по ней, а потом по Волге поплыл в Орду, в Сарай.

Он знал причину вызова — Дмитрий Михайлович (Дмитрий Грозные Очи) обвинял его в утаивании тверских денег от татарского посла. Оправдаться перед Узбеком можно было. Но все время в пути не покидала князя тревога. Юрий Данилович прибыл в Сарай, дождался разрешения хана, явился к нему в шатер, преклонил колено.

Узбек не успел сказать ни слова, как вдруг Юрий услышал резкий быстрый шаг, напористый, как степной ветер в зимнюю непогодь. Русский князь бросил опасливый взгляд вправо, увидел злобные глаза Дмитрия Грозные Очи, уже радующегося победе, и даже не привстал с колена, не успел.

Молниеносным выпадом старший сын Михаила Ярославича вонзил тяжелый меч в его грудь, придавил князя к земле. Но не достиг Дмитрий цели, не возвысилась Тверь после убийства Юрия. Напротив — оказал он невольно большую услугу московским князьям: хан Орды не одобрил самосуд в своем шатре, следствием этого неодобрения стало покровительство хана брату убитого — Ивану Даниловичу. А при нем усилил свое влияние на Москве митрополит всея Руси Петр. Эти два человека имели много общего во взглядах на стратегию развития Русской земли.

Основные события жизни Юрия Даниловича

1281 год. У князя Даниила Московского было пятеро сыновей: Юрий, Иван, Александр, Борис и Афанасий. Старший сын, Юрий, родился в 1281 году. После смерти отца в 1303 году он наследовал города Москву и Переяславль и продолжил политику Даниила, собирая земли вокруг Москвы.

1303 год. Юрий Данилович в союзе с братьями совершил поход на Можайск, в удел Смоленский, взял этот важный в стратегическом отношении город.

Осенью состоялся съезд князей в Переяславле. Юрию Даниловичу удалось отстоять Переяславль.

1304 год. После смерти великого князя Андрея Александровича началось долгое и упорное противостояние между московскими и тверскими князьями за главенство на Руси.

Юрий Данилович и князь тверской Михаил объявили себя наследниками великокняжеского владимирского престола.

1305 год. Ордынский хан дал ярлык на великое княжение тверскому князю, тот приехал во Владимир. Юрий не прекратил борьбу.

Тверской князь ходил с дружиной на Москву, город взять не смог и заключил мир с Юрием Даниловичем.

1306 год. По приказу Юрия был задушен плененный Даниилом рязанский князь Святослав. Юрий пытался присоединить к Москве Рязанскую землю, но ему досталась Коломна.

1308 год. Михаил Ярославич совершил второй поход на Москву и вновь неудачный.

1313 год. Пока Михаил ездил на поклон к новому ордынскому хану Узбеку, новгородцы, недовольные политикой великого князя в Новгороде, избрали своим князем союзного им в борьбе против Твери князя московского Юрия Даниловича.

1315 год. Юрий Данилович отправился по приказу хана в Орду, оставив вместо себя в Новгороде Афанасия. Во время его отсутствия Михаил одержал победу над Новгородом.

1315–1317 годы. Юрий Данилович женился на Кончаке, сестре хана Узбека, после крещения принявшей имя Агафии.

1317 год. Князь московский вернулся домой вместе с ордынским войском, командовал которым татарский князь Кавгадый. Целью Кавгадыя и Юрия была Тверь.

22 декабря близ урочища Бартенево в 40 километрах от Твери состоялась битва. Войско Юрия и Кавгадыя потерпело сокрушительное поражение. Борис Данилович, Агафия и Кавгадый попали в плен. Юрий бежал в Торжок.

В тверском плену умерла жена Юрия Агафия — Кончака. Михаил отпустил Кавгадыя, и тот вместе с князем московским поехал в Орду, где они оба обвинили Михаила в том, что он не собирает со своих людей ханскую дань, и в гибели Агафии.

1319 год. Вызванный в Орду Михаил Ярославич был убит. Великокняжеский престол занял Юрий Данилович. Старший сын тверского князя Дмитрий по прозвищу Грозные Очи вступил в борьбу за великое княжение.

1320 год. Юрий Данилович силой вынудил рязанского князя Ивана Ярославича поддержать его в борьбе против Твери.

1321 год. Тверскому епископу Варсонофию удалось примирить Юрия и Дмитрия. Но мир между ними был непрочным.

12 августа — 9 ноября 1322 года. Юрий Данилович во главе крупного войска новгородцев отправился в Карелию «воевать» шведов. Русские осадили Выборг, но взять крепость в течение трех месяцев не смогли.

Дмитрий Михайлович получил в Орде ярлык на великое княжение. Юрий тщетно пытался уговорить новгородцев двинуться с войском на Владимир.

Юрий по пути во Владимир чуть не попал в плен к сыну тверского князя Михаила Александру. Тот отнял у него обоз и казну. Юрий бежал в Псков, но и здесь народ отверг его призыв воевать вместе с ним с великим князем.

Юрий вернулся в Новгород. Он воевал вместе с новгородцами со шведами, основал город Орешек, защищал границы княжества от литовских войск.

1324 год. Юрий Данилович взял Устюг. В этом городе он узнал о том, что хан призвал его к себе, и отправился в Орду.

21 ноября 1325 года. Дмитрий Михайлович убил в Орде Юрия Даниловича.

 

Митрополит Петр

1299 году митрополит всея Руси Максим покинул Киев и со всем клиросом прибыл во Владимир, который до середины XIV столетия был административным, культурным и религиозным центром Северо-Восточной Руси. «Матерь городов русских», город Киев надолго потерял свое влияние даже в княжествах Поднепровья.

В 1305 году митрополит скончался. Похоронили его во Владимире, в Успенском соборе. Митрополит в те века был высшим саном в церковной иерархии и власть имел немалую, да и авторитет Православной церкви был уже очень высоким, поэтому на место митрополита было достаточно претендентов. Каждый из них имел свой взгляд на роль церкви в светской жизни и на политику князей, как, впрочем, имели свой взгляд на роль церкви в политике и князья, поддерживающие претендентов. Но вот чего князья не имели, так это стратегического политического мышления, а церковь имела его всегда. Высший сан на Руси назывался митрополит всея Руси. Это «всея» указывало на стратегическую задачу церкви — объединение всего русского мира.

Но среди претендентов встречались люди разные, попадались и подверженные чрезмерно светским суетным влияниям.

В 1305 году игумен Геронтий при поддержке тверского князя Михаила Ярославича завладел незаконно, по мнению некоторых ученых, митрополичьей кафедрой и отправился в Царьград (Константинополь), чтобы получить там официальное признание патриарха Православной церкви Афанасия. В столицу Византийской империи поехал и ратский игумен Петр, посланный галицким князем Юрием Львовичем, который мечтал создать в своих владениях Галицко-Волынскую митрополию и тем самым обособиться от Руси. Князь галицкий очень надеялся на игумена Петра, прославившегося своим ревностным отношением к пастырским обязанностям. Не знал Юрий Львович, что сама мысль дробить Русскую землю претила натуре ратского игумена, что мысли и идеи у него были совсем другие: Петр мечтал о единении страны.

На первом этапе пути — до Черного моря — Геронтий заметно опередил своего конкурента. Но вмешалась сама природа, море вдруг всколыхнуло крутую волну на маршруте следования корабля, на палубе которого находился посланник князя тверского. Судно же с игуменом Петром пролетело на быстрой волне в Константинополь без заминки.

Император Византии и патриарх Афанасий приняли гостя очень хорошо. После беседы с ним они поняли, что слухи об этом служителе церкви были верны — Петра не зря уважали и ценили церковнослужители. Патриарх Афанасий рукоположил Петра в сан митрополита Киевского и всея Руси, и тот в прекрасном расположении духа отбыл на родину.

В Киеве, однако, митрополит находился недолго. Он понимал, что важнейшие для страны события будут теперь проходить в другом месте, а значит, и он должен быть там.

Вскоре Петр приехал во Владимир. Но и здесь он не успокоился, будто чувствовала его душа, что и Владимир, в те времена уже большой стольный град, в скором времени уступит первенство другим городам.

Хотя духовенство северо-восточной Руси «единогласно благословило его высокую добродетель», некоторые игумены и епископы попытались очернить митрополита в глазах византийского начальства.

Они сочинили на Петра грязный донос и, видно, переусердствовали. Патриарх Афанасий прочитал донос тверского епископа, приходившегося сыном литовскому князю Герденю, и был потрясен злобным духом письма. Он тут же послал в Восточную Европу известного канониста с заданием самым тщательным образом разобраться во всех пунктах предъявленного обвинения.

В 1311 году в Переяславле-Залесском состоялся Собор князей. Сюда приехали священнослужители, князья и бояре из Твери, Ростова, Владимира и других городов, а также посол константинопольского патриарха. На Соборе присутствовал Иван Данилович Калита, который княжил в это время в Переяславле-Залесском. Он, единственный из собравшихся, безоговорочно поддержал Петра, и эта активная позиция напористого молодого князя сыграла не последнюю роль в судьбе незаслуженно обвиненного митрополита Киевского и всея Руси. Византийский канонист, хотя и испытывал на съезде мощное давление со стороны противников Петра, особенно со стороны тверских князей, но благодаря поддержке Петра Иваном Даниловичем сумел разобраться во всем.

Собор полностью оправдал митрополита всея Руси, снял с него все обвинения. А встреча в Переяславле-Залесском, родном городе Александра Невского, двух выдающихся людей — митрополита Петра и князя Ивана Даниловича — сыграла немалую роль в истории Москвы.

Новый высший сановник Русской православной церкви был человеколюбив и незлопамятен, а когда затрагивались его личные интересы, отличался поразительной беззащитностью, как то было в случае с оклеветавшим его тверским епископом. Он не обвинил ни в чем клеветника, а лишь сказал ему: «Мир тебе! Отныне остерегайся лжи…» Но когда дело касалось преступлений против церкви, Петр являл собой яркий пример непреклонности и строгости. Он мог снять епископский сан с преступившего законы и предать его анафеме. Но к мирянам был снисходителен, противостоял как мог неугасающей распре, тушил пожар вражды между московскими и тверскими князьями.

В 1313 году Петр ездил вместе с Михаилом — тверским князем — в Орду, привез оттуда для русской церкви очень важную льготную грамоту, которая подтверждала уже установленные ранее выгоды для церковнослужителей. В этой грамоте в частности говорилось: «Узбеково слово ко всем князьям великим, средним и нижним, воеводам, книжникам, баскакам, писцам… во всех улусах и странах, где Бога бессмертного силою наша власть держит и слово наше владеет. Да никто не обидит в Руси церковь соборную, Петра митрополита и людей его, архимандритов, игуменов, и проч. Их грады, волости, села, земли, ловли, борти, луга, леса, винограды, сады, мельницы, хутора свободны от всякой дани и пошлины: ибо все то есть Божие; ибо сии люди молитвою своею блюдут нас и наше воинство укрепляют. Да будут они подсудны единому митрополиту, согласно с древним законом их и грамотами прежних царей ордынских… Кто возьмет что-нибудь у духовных, заплатит втрое. Кто дерзнет порицать веру русскую, кто обидит церковь, монастырь, часовню, да умрет!..»

Из этой грамоты видно, как важно было для возвышения власти какого-то отдельного княжества и князя над другими единство и единомыслие светской и религиозной властей.

Роль Петра в развитии Русского государства на этом не ограничилась. Он жил во Владимире. Но по долгу службы и по неспокойному характеру в своей резиденции митрополит всея Руси долго не сидел, много путешествовал по стране. Поставленные им перед самим собой задачи вынуждали его вести неспокойную жизнь «бродячего митрополита». Часто ездил он по удельным княжествам, встречался со священнослужителями, подолгу разговаривал с ними, стараясь убедить всех в необходимости единения Руси.

Но с какого-то момента «Петр полюбил Москву, ее князей и их политику, направленную к единству Руси, подолгу оставался у них». Знал ли Петр наверняка, какое будущее ожидает городок, раскинувшийся вокруг Боровицкого холма, куда он стал заезжать все чаще? Трудно ответить на этот вопрос определенно.

Москва к началу XIV века представляла собой значительный по тем временам город, но предрекать ему, затерянному в огромной лесной чаше, изрезанной ветвистыми реками, оврагами, великое будущее мог в те десятилетия воистину великий человек. Это сейчас, на рубеже XX–XXI веков, любому школьнику, знакомому с картой Подмосковья и Москвы, ясно, что только Москва могла стать центром крупнейшего государства. От Боровицкого холма разбегаются во все стороны Восточной Европы автомобильные и железные дороги, скрепленные кольцами-орбитами: кольцо вокруг Кремля, Бульварное, Садовое, кольцевая линия метро, МКАД… Древнейшие русские города нанизаны на пояс вокруг Москвы, Золотое кольцо. Системой каналов столица соединена с крупнейшими реками Европы, доплыть по которым можно к пяти морям. Город-солнце. Город-сердце. Город-мозг. Уникальное месторасположение. Великое будущее.

Уже в первые годы своей деятельности первосвященник Петр старался поставить Москву даже выше Владимира. «Он лишил Владимир значения церковной столицы всея Руси. Формального и торжественного переноса Всероссийской кафедры в Москву не было; а просто во время частых своих объездов русских областей все реже приезжал во Владимир, все долее гостил в Москве».

Перенос в Москву митрополичьей кафедры чуть позже осуществит Иван Калита.

 

Иван Данилович Калита (? — 1340)

Год рождения второго сына Даниила Александровича неизвестен. Но уже на Соборе князей в Переяславле-Залесском, который упоминался в рассказе о митрополите Петре, Иван Данилович предстает перед князьями и священнослужителями как опытный политик, способный отстаивать свои убеждения и интересы единомышленников.

В 1322 году переяславский князь совершил путешествие в Орду. Вернулся он от хана Узбека с ордынским войском, возглавляемым послом хана, Ахмылом, которому хан поставил задачу навести порядок в великом княжестве Владимирском. Решал ее Ахмыл известными методами: разграбил Ярославль и с добычей вернулся к Узбеку.

В августе 1325 года митрополит всея Руси Петр и брат великого князя — Иван Данилович — заложили в Москве первую каменную церковь Успения Богородицы (Успенский собор). По замыслу князя и митрополита храм должен стать главной святыней города. «Близ места, на котором должен был стоять жертвенник, Петр собственноручно устроил себе гроб. «Бог благословит тебя, — говорил он Ивану Даниловичу, — и поставит выше всех других князей, и распространит город этот паче всех других городов; и будет род твой обладать местом сим вовеки; и руки его взыдут на плещи врагов ваших; и будут жить в нем святители, и кости мои здесь положены будут».

В том же году в Орде от руки Дмитрия Грозные Очи погиб старший брат Ивана великий князь Юрий Данилович. Похоронили его в Москве с подобающими почестями и невиданной роскошью.

Узбек осудил поступок Дмитрия Грозные Очи, и 15 сентября 1326 года убийца Юрия Даниловича был казнен. Но ярлык на великое княжение хан выдал не Ивану Даниловичу, а брату казненного Александру. Этот шаг Узбека не способствовал примирению Москвы с Тверью. Впрочем, что хан ни сделай, даже выдай он великокняжеский ярлык Ивану Даниловичу, междоусобица на Руси не затихла бы — не время.

Ордынским повелителям очень выгодно было поддерживать пожар междоусобицы, но они его не раздували до гибельной силы, чтобы не иссяк источник поступления дани. Но не ханы Сарая и Каракорума были первопричиной этого страшного зла, обессилившего Русь.

Ордынцы лишь умело использовали в своих интересах по сути объективный, но очень длительный и мучительный процесс вызревания в недрах одной системы государственного правления, которая существовала с Рюрика, нового способа правления и перехода к нему. От каждого князя московского зависело, как далеко в его правление продвинется Русь в создании централизованного государства. Завершится этот процесс на рубеже XV–XVI веков. Москва к тому времени усилится настолько, что даже недоброжелатели ее не смогут представить себе иного города в качестве столицы крепнувшей державы.

Ивану Калите в этом движении была отведена ответственная роль собирателя русских земель вокруг Москвы, и он эту историческую задачу выполнил.

«Русский тип этого князя слагался из усердной религиозности и настойчивости, последовательной расчетливости, с отсутствием той «удалости», которая была нередкой чертой в южно-русских княжествах. Набожный и умный хозяйственник — вот в двух словах вся характеристика этого великого князя. Но, проявляя в своей деятельности именно эти две черты своего характера, Иван Данилович возвел Москву на новую, весьма важную ступень исторического бытия. Если при Юрии Долгоруком она была небольшим городком, вроде Переславля-Залесского, Можайска и т. п., а при Юрии Даниловиче доросла до значения Твери и Рязани, то при Калите она приобрела значение, которое принадлежало Владимиру, а до него — Киеву, то есть значение всероссийское».

Но вернемся к Александру Михайловичу. Он год правил успешно, о чем в числе других документов свидетельствует договорная грамота новгородцев, написанная в начале 1327 года. В ней вольнолюбивые горожане признавали Александра законным правителем, делали ему целый ряд уступок. Такое отношение к сыну Михаила, с которым новгородцы, мягко говоря, не нашли общего языка, говорит прежде всего об авторитете и о немалых потенциальных возможностях великого князя как руководителя государственного масштаба. Впрочем, ситуация на Руси оказалась такой сложной и напряженной, что и Александр в ней растерялся. Иначе не объяснить случившееся с ним.

В 1327 году в Тверь с небольшим отрядом прибыл посол хана Шевкал, родственник Узбека, сын печально известного на Руси Дюденя. Целью всех подобных визитов была дань. Александр знал это, но до него дошли слухи, что ордынцы хотят его убить, а жителей Твери насильно обратить в мусульманскую веру, которую Сарай принял в 1312 году. Видимо, руководствуясь поговоркой «Дыма без огня не бывает», Александр принял эти слухи за чистую монету, стал собирать верных людей вокруг себя, рассказывал им, естественно, сгущая краски, о планах коварного врага: «Ордынцы убили моего отца и брата, они хотят уничтожить весь наш род и обратить жителей в свою веру» — так, по-видимому, звучали его речи. И люди верили ему, верили на беду свою.

Великий князь, чувствуя поддержку народа, совсем распалился, не потрудился думать, взвешивать все «за» и «против». Ну зачем, спрашивается, ордынцам, известным к тому же своей веротерпимостью, убивать Александра в его собственном городе Твери? Да тверчане наверняка растерзали бы Шевкала и его воинов. Недооценил князь Узбека, не было у него мудрости и сдержанности Калиты, который «особенно умел ладить с ханом, часто ездил в Орду, приобрел особенное расположение и доверие Узбека и оградил свою московскую землю от вторжения татарских послов…» Александр говорил народу страстные гневные слова, люди, как трава в августовской степи, возгорались, требовали от князя решительных действий. «Дай нам оружие! — кричали они, зверея. — Мы накажем их!»

15 августа вооруженная толпа подступила к дворцу Михаила, где находились ордынцы. Было раннее утро. Ордынцы, пробужденные диким криком, выбежали на улицу, и начался неравный бой. Александр уже не контролировал действия толпы, да и свои собственные тоже. Воины Шевкала продержались в открытом бою весь день, но когда дело пошло к вечеру, они, уставшие, отступили во дворец Михаила. Александр приказал поджечь его. Посол хана и его люди сгорели заживо. Толпа на этом не остановилась. На следующий день убили всех ордынцев, даже купцов, никогда в жизни не бравших в руки оружие.

Узбек был человеком неглупым, решительным и суровым. Узнав о трагедии в Твери, он повел дело очень мудро: призвал к себе Ивана Даниловича, дал ему крупную по тем временам армию в пятьдесят тысяч человек и, пообещав в случае успеха боевой операции выдать ему ярлык на великое княжение, отправил на Тверь. Пять опытных темников Узбека возглавляли войско, к которому вскоре присоединились суздальцы.

Александр Михайлович наконец-то понял, в какую беду он вверг себя и свой народ. У него была возможность смягчить удар ордынцев: он мог пожертвовать собой, как то сделал в свое время его отец Михаил. Но сын оказался слабее отца. Он решил бороться за свою драгоценную жизнь, обратился за помощью к новгородцам, просил у них помощи, даже не желая понимать, что, куда бы он ни приехал, там следом сразу же появится войско ордынцев, чтобы наказать всех, кто участвовал в деле тверчан. Поведение тверского князя после убийства ханских послов напоминало поведение нашкодившего избалованного ребенка, мечущегося в поисках надежной защиты между родственниками. Новгородцы отказались от Александра наотрез. Он обиделся на них и подался в Псков, добросердечные жители которого приняли у себя нашкодившего князя.

Некоторые ученые называют этот эпизод из жизни Александра восстанием против ордынцев, а Тверь — авангардом, организатором борьбы русского народа против иноземных захватчиков. Но дела князей тверских в начале XIV века ничего общего с такими понятиями, как «восстание» и «организация борьбы», не имеют. Это был бунт. Это было убиение послов в своем собственном доме. Это была ошибка. Исправить ее мог только сам Александр и только собственной кровью. Он этого не понимал. Он не чувствовал напряжения ситуации, сложившейся в Восточной Европе, силу и мощь хана Узбека. В этом была беда и самого сына Михаила, и тверчан.

Существует и другая версия о причинах бунта в Твери и о роли в нем Александра, согласно которой тверской князь всеми силами сдерживал людей, приказывал терпеть, но лишь «неожиданный случай произвел вспышку в народе. Татары хотели отнять у диакона Дюдка молодую и жирную кобылу. Диакон сделал клич к народу, который уже прежде был раздражен наглостью татар. Ударили в вечевой колокол, народ собрался и перебил Чолкан и его татар. Только немногие табунники успели уйти и дали знать в Орде о происшествии». Эта версия снижает степень вины Александра, хотя и не отрицает ее полностью.

Ордынское войско, подкрепленное суздальцами, захватило Тверь, Кашин, Торжок. Кровь людей, огонь пожарищ, богатая добыча — темники на радостях чуть было не двинулись на Новгород. Но новгородцам удалось откупиться. Как объевшийся удав, ордынское войско потянулось на юг, к теплу. Хан Узбек был доволен и выдал, как обещал, Ивану Даниловичу «самую милостивую грамоту на великое княжение», а кроме этого еще и разрешение единолично собирать ханскую дань со всех русских княжеств. И распорядился невиданными доселе полномочиями московский, а после 1328 года — великий князь Иван Данилович по-хозяйски, мудро, как человек государственный.

Задолго до Ивана Калиты люди поняли, что деньги могут делать очень многое: радовать и мирить, ссорить и огорчать, убивать и даровать жизнь. Все могут деньги в руках людей, знающих это их свойство, умеющих распоряжаться деньгами. Но даже среди таковых в истории человечества было не так много политических деятелей, которые могли бы управлять государством с помощью денег.

Всю свою жизнь Иван Данилович носил на поясе мешок для денег (калиту), как бы показывая всем суть своей политики, внутренней и внешней. Все деньги, которые добывал великий князь, собирая с Русской земли ордынскую дань, он пускал в развитие и укрепление Московского княжества.

Точно так же действовал в V веке до н. э. великий государственный деятель Древней Греции Перикл. На собираемые с городов-полисов средства он организовал строительство в Афинах прекрасных зданий, сооружений и храмов, украшенных великолепными произведениями величайших мастеров изобразительного искусства. Годы жизни этого человека историки называют греческим чудом, чудом Перикла, эпохой Перикла.

Годы жизни Ивана Даниловича вполне можно назвать чудом Калиты, хотя перед великим князем стояла более сложная задача, чем та, которую решал Перикл. Афины образца V века до н. э. — это не Москва первой половины XIV. Москву и Московское княжество еще нужно было превратить в организующий, экономический, культурный, духовный и политический центр Восточной Европы. За эти годы у народа появилось совершенно новое отношение к князю — как к правителю-заступнику, милостнику, отцу родному. Калита набивал монетами мешок для денег и отправлялся в город. Перед этим он молился. Очень набожным человеком был Иван, влюбленный в деньги, вынужденный покарать сородича за бунт против ненавистных ему ордынцев. Как всякий набожный человек, мечтал Калита о рае. А в раю, как хорошо известно, есть место только для добрых людей. Иван Калита совсем уж добрым не был, но в рай попасть хотел, и поэтому выходил он с большим мешком за поясом, быстро добрел лицом, а со всех концов Москвы устремлялись к нему люди, просили: «Дай на пропитание! Господь тебя не обидит!», робко протягивая руки.

Великий князь доставал из мешка монеты, щедро одаривал просящих. Однажды нищий, получив от Калиты подаяние, подошел к нему вновь. Иван Данилович подал ему еще монету, но нищий в третий раз попросил подаяние. Великий князь удивился, подал упрямому нищему еще одну монету и, как гласит предание XIV века, недовольно сказал: «На, возьми. Несытые зенки». Нищий спокойно ответил: «Сам ты несытые зенки. И здесь царствуешь, и на том свете царствовать хочешь!» Иван не стал спорить с ним. Люди посчитали, что в образе нищего предстал перед Калитой ангел Божий. Князь не стал разубеждать их.

«Несмотря на коварство, употребляемое Иваном к погибели опасного совместника, московитяне славили его благость и, прощаясь с ним во гробе, орошаемом слезами народными, единогласно дали ему имя Собрателя земли Русской и государя-отца: ибо сей князь не любил проливать крови в войнах бесполезных, освободил великое княжение от грабителей внешних и внутренних, восстановил безопасность собственную и личную, строго казнил татей и был вообще правосуден».

Человеком Калита был очень непростым. Нужно стать смиренным ради получения ярлыка — он станет смиренным до крайности. Решил показать, кто настоящий хозяин на Москве и каким он должен быть, — надел на себя личину благодетеля, отца родного, а на пояс повесил мешок с золотом. Ему как будто даже нравилось этаким барским жестом извлечь из поясного мешка горсть монет и одарить несчастного нищего да еще на виду у городской толпы — пусть идет слава по Руси, что в Москве князь деньги дарит нуждающимся, пусть знают русские люди, где искать утешения.

Одна умирающая инокиня увидела великого князя Калиту в раю. Она рассказала этот сон на смертном одре, и никто из собравшихся не усомнился в том, что Иван Данилович рая заслуживает. Конечно, не поясной мешок и не театрализованные выходы уготовили ему туда дорогу. Сердцем люди поняли Калиту и роль кошелька на его поясе тоже. Он льготами и ссудами прельщал съезжаться в Московское княжество под свое крыло всякого, кто мог поднять хозяйство или завести свой промысел.

Прослышав об этом, в Москву устремились люди со всех концов разоренной Восточной Европы. А великий князь, подкопив, подсобирав денег, выезжал в Орду за тем, чтобы выкупать русских пленных. Потом отправлял их в новое Московское княжество, создавал для прибывших села, слободы, не жалея средств для обустройства жизни бывших полоняников.

Еще в Древнем Китае почти за две тысячи лет до рождения Ивана Даниловича родилась прекрасная мысль о том, что страна богата богатством своих жителей. Иван Калита в своей политике исходил именно из этой мысли. Богатым, конечно, можно и родиться. Но великий князь больше ценил тех, кто умел богатым становиться, кто мог создать богатство, начиная с нуля. Знал, что такие умельцы — люди очень сильные, и, собирая их в Московском княжестве, Калита усилил материальный и духовный потенциал земли Московской.

А жизнь непрерывно ставила перед ним все более сложные задачи. Борьба с Тверью за главенство среди русских княжеств пока не закончилась. Это стало ясно уже в 1328 году, когда Иван Данилович с тверским князем Константином явились пред грозные очи Узбека. Хан принял Калиту очень хорошо. Но и Константина Михайловича не отверг, выдал ему ярлык на княжение Тверское. Кроме того, уже прощаясь с гостями, Узбек потребовал от обоих доставить в Орду князя Александра, прятавшегося в Пскове.

Чтобы выполнить приказ хана, Иван Данилович собрал большое войско, в которое вошли дружины многих русских князей, в том числе и братья опального Александра, затем прибыл вместе с митрополитом в Новгород, а оттуда пошел медленно к Пскову, надеясь, что жители этого города не решатся давать сражение огромной рати Калиты и выдадут ему без боя князя Александра. У псковичей, однако, дольше, чем у других, были в ходу прежние, незамутненные представления о чести, их не напугала сила противника, они не предали человека, обратившегося к ним за помощью.

Новгородский владыка Моисей долго уговаривал Александра добровольно уехать в Орду на суд хана, «не давать христиан на погибель поганых». Князь чуть было не согласился с новгородским владыкой, «но псковичи удержали его и говорили: «Не иди, господине, в Орду; что бы с тобой ни было, заодно умрем с тобою!»

Тогда Иван решил использовать новое для Руси средство воздействия и уговорил митрополита «наложить проклятие на Александра и на всех жителей Пскова, если они не покорятся». Угроза отлучения от церкви подействовала на горожан, хотя решиться на предательство сами они так и не смогли. Помог им в трудном деле на этот раз сам князь Александр. Он поручил псковичам свою молодую жену и уехал, освободив горожан от данной ему клятвы, в Литву, где его очень хорошо принял великий князь литовский Гедимин. Конфликт разрешился. Проклятие с Пскова было снято. Тверское княжество, разоренное ордыно-русским войском, быстро восстановило свою мощь, а проблема его взаимоотношений с Москвою так и не была разрешена.

Через полтора года после этих событий Александр вернулся в Псков. Жители города признали его на вече своим князем, объявили Псковскую республику независимой от Новгорода, но власть великого князя над собой псковичи все же признали.

Иван Данилович и впредь старался избегать военных столкновений со своими соотечественниками, но политику централизации власти он проводил жестко и не останавливался ни перед чем в достижении цели. Ему давно было известно, что новгородцы, торгуя с народами Зауралья, получают от них много серебра. Несколько раз он пытался повлиять на купцов Великого Новгорода, вынудить их платить в казну великого князя долю с выгодной торговли. Купцы отказывались платить «серебряные деньги».

В 1333 году терпению Калиты пришел конец. Он собрал дружины князей низовских и рязанских и вторгся в пределы Новгородской земли. Поход был чисто грабительский, показательный. Войско Ивана Даниловича взяло Бежецк и Торжок, принялось опустошать окрестности этих городов. Ущерб Новгородской земле причинен был немалый, но справиться с сильной армией великого князя, поддерживаемого к тому же ханом Узбеком, новгородцам было трудно. Все попытки уладить дело миром — откупом, переговорами — успеха не имели. Калита отклонил предложения испугавшихся новгородцев, забрал все награбленное и демонстративно отвел войско домой. Затем он явился в Орду с очередной порцией дани и богатых даров хану, жене его, вельможам. Денег ему нужно было очень много. Чтобы полностью удовлетворить финансовые потребности ордынских владык, откупиться от их вмешательства в дела русские, чтобы спокойно развивать и укреплять Московскую землю.

Но многим соотечественникам не нравилась такая политика. После отъезда Ивана Даниловича новгородцы примирились с псковичами и князем Александром Михайловичем, что резко изменило соотношение сил. (Не надо забывать, что Александра поддерживал великий князь литовцев Гедимин — опытный и очень авторитетный политик.) Калита эти перемены учел и, вернувшись из Орды, примирился с новгородцами. Те в свою очередь тоже пошли на уступки, порвали отношения с Псковом, обещали великому князю выделить войско для похода на отколовшуюся республику. Этот поход, однако, не состоялся, потому что Иван Данилович, обуреваемый желанием получить серебро Зауралья в казну, нарушил договор с новгородцами и отправил войско в Двинскую область. Поход прошел неудачно. Изнуренные зимними дорогами воины не смогли дать решительное сражение богатому сопернику и вернулись домой ни с чем. Случилось это в 1337 году.

Буквально через несколько месяцев отправился в Орду Александр Михайлович, самый непримиримый враг Ивана Калиты. Несчастья собственные и скитания по чужим уделам закалили тверского князя. Перед этой опасной поездкой он провел, если так можно сказать, тщательную дипломатическую подготовку и получил благословение митрополита всея Руси Феогноста. По прибытии в Орду Александр был немедленно приглашен в шатер хана. Суровому Узбеку понравился прямой, открытый человек. Повелитель Орды, выслушав смелую, но уважительную и краткую речь гостя, сказал, что князь Александр смиренною мудростью освобождает себя от казни.

И возвратился Александр в Тверь тверским князем. Братья и народ Твери встретили его радостно. Эта перемена в планы великого князя не входила, появилась перспектива новой войны с Тверью, и все его старания могли пойти прахом. Действовать нужно было незамедлительно, ведь милость хана безгранична: сегодня он даровал бунтовщику тверской ярлык, завтра сделает Александра великим князем.

Но напряженное противостояние не мешало Ивану Калите созидать Московское княжество. Более того, именно во время его правления началось переустройство Москвы, она превращалась в великокняжеский город. По совету митрополита Петра князь расширил и укрепил на Боровицком холме Кремль. В летописи 1331 года говорится о пожаре 3 марта: «Бысть пожар — погоре город Кремник на Москве». После второго, зафиксированного летописными источниками, пожара, 3 июня 1337 года, началось строительство нового города. Тогда же были сооружены стены Кремля из дуба.

О первой в Москве каменной церкви, освященной 15 августа 1327 года, на Успеньев день, говорилось выше. В течение последующих шести лет было построено еще несколько каменных храмов.

В 1329 году, по некоторым данным — в 1333 году, Иван Данилович повелел построить в честь своего ангела и ангела сына своего каменную церковь Иоанна Лествичника (на месте этой церкви в настоящее время стоит колокольня Ивана Великого). Этот храм возводили всего три месяца. В том же году построили церковь в честь Поклонения веригам Петра (она являлась приделом Успенского собора).

В 1330 году на Боровицком холме, на территории княжеского двора была возведена каменная церковь Спаса Преображения, богато украшенная, если верить древним преданиям, иконами, сосудами, узорочьями. Здесь со временем собралось много книг, сюда из Данилова монастыря перевели по приказу Ивана Калиты иноков и архимандрита. В Спасо-Преображенском монастыре хоронили московских княгинь. В западном притворе церкви погребли великую княгиню Елену — супругу Ивана Калиты, Анастасию Литовскую — супругу Симеона Гордого, Марию — супругу Симеона Гордого (согласно легендам, в 1473 году во время реконструкции церкви Спаса Преображения «было обретено тело княгини Марии… повреждено ничем, толико рузы истлели»). Иван Данилович проявлял особую заботу о Спасской обители, которая получила от великого князя «льготу многу и забронь велику творяще им, еже не обидимый быти никим же», как сказано в летописях.

В 1333 году на краю Боровицкого холма на месте деревянной возвели каменную церковь Михаила Архангела, служившую усыпальницей великих князей московских и их потомков.

В 1337 году в местечке, названном впоследствии Малой Лубянкой, построили церковь Иоанна Предтечи. (Впрочем, некоторые ученые не согласны с тем, что данный храм был построен в годы правления Калиты.)

Строительство каменных церквей в последние годы жизни Ивана Даниловича было прекращено, что вполне объяснимо многими причинами, в том числе и московскими пожарами, которые отнимали много сил и средств у москвичей, и крупными работами по обустройству города. Об этом пишут поздние летописцы: «Постави князь Иван Данилович Калита град древлян Москву, тако же и посады в нем украсив и слободы, и всем утверди».

В 1339 году Иван Калита, человек уже немолодой, вновь отправляется в Орду к Узбеку. Это был его последний шанс победить тверского князя. Великий князь взял с собою старших сыновей, Симеона и Ивана. Хан принял его милостиво. Дары великого князя понравились Узбеку. Иван Калита долго-долго о чем-то говорил с повелителем Орды. К сожалению, их разговор навсегда останется «неуслышанным» ни одним человеком. И это обидно! Беседа двух политиков, двух хитрецов многому могла бы научить мечтающих о власти людей. В самом деле, как удалось Ивану Калите убедить Узбека в том, что Александр Тверской, который совсем недавно так понравился хану, является чуть ли не самым опасным врагом Орды?! Объяснить это можно по-разному, в том числе и назвав Узбека «легковерным», как это делает Н. М. Карамзин. Но легковерных быстро убивали в Великой степи в те века. Легковерными ханы Сарая и Каракорума быть не могли хотя бы потому, что их окружали опытнейшие в государственных делах советники. Может, доводы Калиты были убедительнее смирения Александра?

Так или иначе, но хан Узбек поверил Калите, вызвал Александра в Орду, и в том же году князя тверского казнили.

Многие на Руси жалели пылкого и смелого Александра, многие стали бояться Ивана Даниловича, но… не все!

В 1340 году великий князь организовал поход многочисленных дружин русских князей и ордынцев на Смоленск. Этот «малосильный» городок каким-то чудом до сих пор спасался от нашествия ордынцев, от уплаты им постоянной дани. Находился он на границе между княжествами, до начала XII века могущественными и богатыми, и областями, в которых жизнь забурлила после утраты Поднепровьем своего экономического значения.

Сам Иван Калита в поход на Смоленск не пошел, может быть, из тактических соображений, но, вероятнее всего, из-за болезни. Огромное союзное войско подошло к небольшому городу. Русские и ханские воеводы осмотрели крепость и вдруг отступили, вероятно, подкупленные богатыми дарами Смоленска.

Через некоторое время «внезапная болезнь» уложила Ивана Даниловича в постель, и 31 марта 1341 года он, приняв схиму, умер. Похоронили его на следующий день в построенной им церкви Архангела Михаила.

«Видно, что предки наши представляли себе Калиту установителем тишины, безопасности, внутреннего наряда, который до тех пор постоянно был нарушаем сперва родовыми усобицами княжеств, потом усобицами князей или, лучше сказать, отдельных княжеств для усиления себя за счет всех других, что вело к единовластию… Калита умел воспользоваться обстоятельствами, окончить борьбу с полным торжеством для своего княжества и дал современникам почувствовать первые добрые следствия этого торжества, дал им предвкусить выгоды единовластия, почему и перешел в потомство с именем первого собирателя Русской земли».

Основные события жизни Ивана I Даниловича Калиты

Год рождения второго сына Даниила Александровича точно не известен.

1308 год. Собор в Переяславле-Залесском обсуждает вопрос о доносе епископа Тверского на митрополита Петра. Митрополита поддержал княживший в этом городе Иван Данилович. Петр и Иван сблизились, их деловая дружба и полное взаимопонимание самым благоприятным образом повлияли на экономическое и политическое возвышение Москвы и Московского княжества.

1322 год. Юрий Данилович, переехав княжить в Новгород, оставил Москву в управление Ивану Даниловичу.

1325 год. Митрополит Петр и князь Иван Данилович устраивают пышные похороны погибшего в Орде Юрия Даниловича. На похоронах присутствовали епископы и игумены, князья и бояре многих русских городов. Они были поражены богатством и роскошью московских похорон.

4 августа митрополит Петр, подолгу проживавший в Москве, заложил вместе с Иваном Даниловичем Калитой первую в городе каменную церковь Успения Богородицы (Успенский собор).

1327 год, конец лета. В Твери вспыхнул антиордынский бунт. Александр Михайлович возглавил его. Ханский посол Шевкал, сын Дюденя и двоюродный брат хана Узбека, был сожжен в княжеском дворце.

Хан Узбек приказал Ивану Даниловичу явиться к себе, пообещал ему ярлык на великое княжение, дал пятидесятитысячное войско и отправил в карательный поход на Тверь. Тверское княжество было разграблено.

1328 год. Хан Узбек выполнил обещание и дал Ивану Даниловичу ярлык на великое княжение с огромными полномочиями. В тот же день ярлык на тверское княжение получил младший брат тверского князя Александра Константин Михайлович. Повелитель Орды потребовал от них выдачи Александра, бежавшего в Псков.

1329 год. Иван Данилович, выполняя приказ хана, отправился в Псков. Александр покинул город, отправился в Литву к Гедимину.

1333 год. Иван Данилович Калита во главе войска князей Низовской, Рязанской земель занял принадлежавшие новгородцам Бежецк и Торжок. Разоряя окрестные селения, он пытался принудить новгородцев выплатить часть денег, получаемых ими от торговли с Сибирью.

После смерти князя суздальского Александра Васильевича Иван Калита не отдал богатое Владимиро-Суздальское княжество Константину Васильевичу — брату умершего и стал все решительнее прибирать его к своим рукам: назначал в города своих наместников, вмешивался в суды, раздавал своим ставленникам богатые имения.

1334–1335 годы. После очередной поездки в Орду Иван Калита примирился с новгородцами.

1337 год. Поход войска Ивана Калиты в Двинскую землю закончился безуспешно.

1338 год. Недовольный политикой Ивана Калиты князь ярославский Василий Давидович заключил союз с Александром Михайловичем.

1339 год. Вместе с сыновьями Симеоном и Иваном Калита отправился на поклон к хану Узбеку. Там он оговорил Александра Михайловича. Узбек поверил Калите, Александра и его сына Федора казнили.

1340 год. Иван Данилович организовал поход московского войска на Смоленск. Этот поход был санкционирован ханом Узбеком, недовольным самостоятельной и независимой политикой смоленского князя Ивана Александровича. Хан прислал Калите воеводу Товлубия. Объединенное войско русских князей и ордынцев подошло к городу, но штурмовать его не стало и вернулось домой.

1340 год (31 марта 1341 года по старому летосчислению). Иван Данилович Калита внезапно скончался.

 

Семен (Симеон) Иванович Гордый (1316–1356)

Семена Ивановича Гордого жизнь долгое время баловала, и гордость ему была к лицу. До самых последних дней… Впрочем, пока до этого еще далеко.

В 1341 году после смерти Ивана Даниловича Калиты в Орду отправились Константин, князь тверской, и Константин, суздальский князь. Они имели равные шансы стать великими князьями. Поехал на поклон к хану и сын Калиты Семен. Он рисковал многим. Но хан Узбек принял его очень хорошо. Семен Иванович получил ярлык на великое княжение с еще большими, чем были у его отца, полномочиями. Почему повелитель Орды принял столь ответственное решение? Может быть, хан увидел в Семене достойного продолжателя дела отца, который всегда вовремя платил Орде дань. В этом отношении Узбек не проиграл. Сын Калиты пять раз за двенадцатилетнее великое княжение ездил в Орду, естественно, не с пустыми руками…

Молодой князь с первых же дней повел решительную внутреннюю политику. Согласно преданиям, великий князь, приняв в «руце своя всех князей», заставил удельных князей «целовать у отчего гроба крест на том, что они все будут заодно и будут чтить его во отца место, имея общих врагов и друзей».

Добившись полного подчинения, Семен делает еще один смелый ход — пытается подчинить Новгород великокняжеской власти. Вместо того чтобы поехать в этот город и уладить разногласия, возникшие при очередном сборе дани, а также другие наболевшие проблемы, выказав своим появлением, как это делали все князья до Семена Ивановича, уважение к новгородским обычаям, Семен отправил туда наместников. Они захватили Торжок и, зная о прочном положении своего князя, стали, собирая дань, притеснять население, грабить жителей города и его окрестностей. Новгородцы написали великому князю: «Ты еще не сел у нас на княжение, а уже бояре твои насильничают!»

Семен прочитал послание, собрал дружины целовавших ему на верность крест князей и пошел войной на Новгород. Огромное войско противника напугало республиканцев. На вече они решили просить мира у Семена с условием оставить все по-прежнему. Великий князь проявил взвешенность и спокойствие, уступил просьбе, но взял с новгородцев за мирное завершение конфликта контрибуцию, как с побежденных, — «черный бор» (поголовный сбор), который больно ударил горожан по карману. Но этого победителю показалось мало. Он потребовал, чтобы новгородская знать просила у него прощения, и босые, униженные, одетые в простые платья, нечесаные явились к нему новгородцы, встали на колени, потупили глаза, повлажневшие от стыда: за себя — слабых, и за Семена — гордого. Бог дал право быть гордым любому, но дал ли Всевышний человеку право унижать человека?

Семену Гордому понравились униженные новгородцы и изъявленная ими покорность. «Симеон, в бодрой юности достигнув великокняжеского сана, умел пользоваться властию, не уступал в благоразумии отцу и следовал его правилам: ласкать ханов до уничижения, но строго повелевал князьями российскими и заслужил имя Гордого».

Его авторитет в стране и в Орде, куда он регулярно свозил дань, пугал многих. Воевать в Заокскую землю другие князья ходить не решались, хотя между собой частенько выясняли отношения с оружием в руках. Великий князь относился к мелким распрям между уделами на удивление мудро: пусть дерутся, лишь бы дань платили. Мир в Заокской земле манил к себе людей из других княжеств. В 1346 году, например, к великому князю явился удельный князек из Твери. Естественно, это усиливало Московское княжество, и у Семена вновь был повод гордиться собой.

В том же году после похода на Новгород великий князь распустил войско. Но, оказалось, рано успокоился в гордыне Семен. Начался период войн Руси с Литвой — Ольгерд, сын Гедимина, подступил к Можайску, осадил город, выжег предместья. А потом неожиданно ушел назад в Литву. Причиной тому, вероятнее всего, была кончина Гедимина.

Литовцы к середине XIV столетия усилились настолько, что постоянно тревожили русских на западных границах. Они взяли Ржев, Брянск, добирались в своих походах до Тверского и Рязанского княжеств. Ольгерд был прекрасным полководцем, «не токмо силою, елико умением воеваши», с его похода на Можайск началась так называемая литовщина. Продолжалась она лет сорок, причем победа доставалась то одному, то другому сопернику. Люди пользовались этим: было куда сбежать от преследования, от московских князей уходили в Литву, а провинившиеся в Литве шли на службу в Москву.

В 1341 году случилось еще одно немаловажное для Москвы и ее князей событие: умер хан Узбек, и в Орде началась «замятия»: ханы, убивая друг друга, сменялись чуть ли не ежегодно. Угодить всем им было трудно. Но угождать ханам в те десятилетия русские князья еще были должны: очень уж сильны, воинственны были ханы и опасны для Руси, даже дерущиеся между собой. Насколько опасны, станет ясно чуть позже, после битвы на поле Куликовом, а пока великие князья терпели унижение, отвозили в Орду большие обозы с данью и укрепляли Москву.

По своим размерам, экономической мощи, культурным и духовным ценностям Москва первой половины XIV века уступала лишь таким городам, как Владимир или Новгород. Об этом косвенно свидетельствует тот факт, что в 1334 году во время пожара, когда выгорела «вся Москва», огонь уничтожил 28 церквей. В 1340 году пожар в Великом Новгороде сжег 74 церкви. Впрочем, нельзя забывать, что Москву в тот век окружали многочисленные густонаселенные села, которые составляли с городом единый экономический, культурный и духовный организм. Подмосковные села по мере расширения города входили в его состав, и процесс этот продолжается по сей день.

В начале 40-х годов в Москве возрождается угасшее было в последний период великого княжения Ивана Калиты каменное строительство. В 1344 году именно в Москве, а не во Владимире, Ростове или Суздале, возобновляется искусство монументальной росписи церквей в Северо-Восточной Руси. Приглашенные митрополитом Феогностом греки расписали за одно лето Успенский собор в Кремле. Собор Архангела Михаила украшали писцы великого князя, руководили работами Захарий, Иосиф, Николай. На деньги первой жены Семена Гордого литовской княжны Айгусты (Анастасии) в 1345 году мастером Гойтаном была расписана церковь Спаса на Бору. Затем в Москве украсили фресками церковь Иоанна Лествичника.

В Москве при Семене Гордом стали развиваться ювелирное искусство, иконное дело, гончарное, другие виды искусств и ремесел.

В 1345 году мастер Борис отлил три больших и два маленьких колокола, опережая в этом деле другие города. Согласно летописным сведениям, за несколько лет до этого новгородский епископ Василий приглашал к себе из стольного града мастера Бориса с его людьми для отливки колокола на Софийский собор.

Во времена правления Семена в Москве появилась бумага тряпичная, заменившая пергамент. На ней написаны договор его с братьями и завещание великого князя.

В те же годы еще малоизвестный монах Сергий основал под Москвой знаменитую Троицкую лавру…

Как это ни покажется странным, больше других самоуничижался перед ханами очень гордый в отношениях со своими согражданами Семен Иванович. К его личности, к его характеру, видимо, прекрасно подходила известная во многих странах мира с давних пор мудрость: хорошо повелевает тот, кто умеет повиноваться.

В 1345 году Ольгерд стал единственным владыкой Литвы, в эти же годы активизировались шведы: положение на западных и северо-западных границах Русской земли ухудшилось. Шведский король Магнус ворвался в Новгородское княжество, занял Псков.

Семен Гордый в 1348 году выступил с большим войском к Новгороду. Но оно продвигалось к цели почему-то очень медленно. Позже его обвинят за эту медлительность, ведь положение казалось безвыходным. Но если оценить всю ситуацию в целом, то можно прийти к выводу, что в данном случае Семен Гордый вел себя как крупнейший стратег. Он шел медленно на север, а затем вдруг повернул назад и вернулся в Москву слушать грамоты ханских послов. Новгородцы поняли, что помощи им ждать не от кого, собрались с духом, собрали всех воинов, способных постоять за себя и за свою землю, подошли к Пскову и 24 февраля 1349 года выбили оттуда врага с большими для него потерями. Добыча у победителей была немалая: 800 пленников они отправили в Москву, а захваченное у шведов серебро использовали для украшения церкви Бориса и Глеба.

На этом новгородцы не остановились. Они ходили в Норвегию, разгромили шведов в сражении под Выборгом, заключили с Магнусом выгодный мир.

А что же делал с крупным войском Семен в эти годы? Он гордо хранил мир в Московской земле, всегда готовый выступить с крупным войском против опытного Ольгерда, и зорко следил за настроением ханов. Когда до великого князя дошли слухи о том, что Ольгерд отправил брата Корияда в Орду с просьбой о выделении литовцам помощи для борьбы с немцами, Семен мгновенно отреагировал на это известие. Он явился к хану и в личной беседе «внушил Джанибеку, что сей коварный язычник есть враг России, подвластной татарам, следовательно и самих татар…» Хан поддержал русского князя и даже отдал ему Корияда! И Ольгерд вынужден был выручать брата, прислал в Москву послов с богатыми дарами, женился на снохе Семена Гордого — Ульяне, женил брата Любарта на племяннице великого князя.

Это была великолепная дипломатическая победа Семена Гордого. Он понял во время своего медленного марша в Новгородскую землю расстановку сил не только между шведами и новгородцами, но между всеми гипотетическими противниками и союзниками на всей территории Восточной Европы; отошел в Москву; дал возможность неслабым (это же нужно было понять, что они не слабые, что они способны побеждать) новгородцам самим справиться с пришельцами; внимательно следил за всеми разом и, когда понял, что Ольгерд (и без того сильный) может с ханской помощью разгромить немцев, а затем, подмяв последних под себя, нанести сокрушительный удар по Руси, пошел на сложный разговор с Джанибеком. Это — крупный успех Семена Гордого как государственного деятеля.

Тридцать шесть лет исполнилось Семену Гордому, самое время подумать о крупномасштабных планах и начать их осуществлять спокойно, без лишней суеты. Все для этого у великого князя было: опыт, хватка, талант политика, победы, авторитет в Москве, в других русских городах и княжествах, а также в Орде, Литве, Швеции. Какой прекрасный возраст для великих начинаний, для осуществления главной мечты всех русских людей — освобождения от унизительной зависимости Русского государства от Орды!

В летописных источниках прямо не говорится о том, что Семен Гордый в мечтах уходил так далеко. Но какой гордый человек не любит помечтать в тридцать шесть лет, тем более человек удачливый, не получавший еще очень серьезных ударов судьбы! Впрочем, нет, удары были. Внутренние, семейные, тяжкие, но скрываемые гордым князем от врагов и друзей. Мало кто замечал их воздействие на Семена Ивановича. Он действительно был гордым человеком, он мог скрывать боль души своей от глаз чужих. И мечтал он — широко, всеохватно — как очень гордый человек.

Но все мечтания его, как и мечтания миллионов других людей Евразии, были пресечены, угроблены, а если буквально — уложены в общие могилы эпидемией моровой язвы.

Она появилась в конце тридцатых — начале сороковых годов XIV века в Индии и Китае. По скорости ее распространения и маршрутам эпидемии, зафиксированным в источниках самых разных стран, можно получить интереснейшие сведения о торговых и экономических связях, причем не об эпизодических, случайных, но исторически сложившихся связях, необходимых для нормального функционирования сложнейшего единого социально-политического организма, какими были в XIV веке огромный евразийский материк и прилегающие к нему большие и малые острова и архипелаги.

А на Русь чума попала благодаря Орде. Хан Джанибек в 1345 году помог иранцам сбросить эмира Мелик Ашрафа и через год отправился в Крым, осадил Кафу (Феодосию), в которой жили купцы из Генуи. Генуэзцы вели здесь оживленную торговлю с Восточной Европой, Северным Кавказом, Приволжскими степями, со Средиземноморьем и с Западной Европой. В середине XIV века дела у них пошли очень хорошо, и, разбогатев, генуэзцы стали влиятельной политической силой.

Джанибеку не понравилось усиление генуэзцев, и он решил их наказать. Перед походом ему стало известно о страшной эпидемии чумы, уже распространившейся вплоть до Сирии, Малой Азии, Египта. Но она не остановила хана. Джанибек был опытным организатором и знал рецепты степи против чумы. Приняв все меры предосторожности, известные на Востоке, он пошел в Крымский поход. Но чума все же оказалась коварнее, чем хан предполагал. Она пробралась-таки к нему в войско, безуспешно осаждавшее Кафу. И данный факт распространения чумы, несмотря на все меры предосторожности, говорит о том, что либо эпидемию разносил ветер, либо существовали такие дороги, такие экономические связи, порвать которые даже для спасения войска, племени, страны никто был не в состоянии.

Взять Кафу Джанибеку не удалось. Существует недоказанная версия о том, что в последнюю ночь под крепостью воины ордынского хана пульнули из катапульты в город зараженный чумой труп. Ордынцев часто обвиняют во многих грехах. Уж очень хорошо они воевали! Очень много неожиданных для более сильных соперников побед одержали. Побежденные всегда обидчивы. Обида — несдержанна, как одуванчик: легкого дуновения ветерка достаточно, чтобы по миру разлетелись семена обиды.

Джанибек отошел от Кафы, повел свое войско домой, а в городе уже «работала» новая напасть — чума.

Чума действует по-разному. Кого-то она убивает в течение дня, кто-то, зараженный чумной бактерией, носит в себе болезнь неделями, а то и месяцами, даже не догадываясь, скольких людей он заражает. В Кафе чума сработала, как крупный шпион-диверсант. Она заразила нескольких купцов, но они долгое время чувствовали себя хорошо, загрузили корабли товарами, отплыли домой, в Геную, по пути останавливаясь в крупных портах Средиземноморья. Чума бесшумно, не проявляя себя ничем, внедрялась в города Европы, ждала. Купцы, довольные победой над Джанибеком и успешной торговлей, прибыли в родную Геную.

И тут-то чума распоясалась. Первым делом она набросилась на Италию, затем, словно огонь, подгоняемый быстрым ветром, опустошила Испанию, Францию, Англию, Данию, огибая материк смертоносной острой косой. Эту страшную косу держал в руках безжалостный косарь. В одном только Париже ежедневно погибало до 800 человек. Люди сопротивлялись нашествию чумы как могли, но она была сильнее. Каждый третий обитатель Европы погиб в неравной борьбе с моровой язвой. После пяти — семи месяцев «оккупации» какой-либо области «злой косарь» переносил свое грозное оружие в соседние области, и черная смерть без устали продолжала губить род людской.

Русские люди не могли не знать об эпидемии моровой язвы, бушевавшей во всей Евразии. Наверняка принимались меры предосторожности. Наверняка и великий князь Семен Гордый, и воины его, и любой простолюдин делали все, чтобы не пустить на Русь чуму. Но уже в 1351 году моровая язва налетела на Псков, а в 1353 году она опустошила огромные области Восточной Европы, стянув намертво петлю вокруг всего континента. В начале 1353 года чума достигла великокняжеских палат. 11 марта скончался митрополит всея Руси Феогност. В том же месяце умерли сыновья Семена Гордого, Иван и Семен, и заболел сам великий князь. Ему недавно исполнилось всего тридцать шесть лет.

В тот день, когда великий князь писал завещание, у него уже не было ни одного сына в живых. Но была одна надежда: беременная жена Мария Александровна, княжна тверская.

Первой женой Семена Гордого была литовская княжна Айгуста, в крещении принявшая имя Анастасия. Она умерла рано. Ее два сына тоже пожили недолго. В 1345 году Семен женился во второй раз на дочери одного из князей смоленских Евпраксии. Но через год брак с ней был насильно расторгнут. Гордый муж отослал несчастную женщину к отцу в Волок Ламский. Причина развода состояла, по словам летописцев, в том, что «великую княгиню на свадьбе испортили; ляжет она с великим князем, и она покажется ему мертвой». Это объяснение и сам факт незаконного развода не вызвали протеста у митрополита всея Руси Феогноста. Евпраксия, которую обозвали бесплодной, вышла замуж за Феодора Красного, князя фоминского. И стала родоначальницей князей фоминских.

Семен, мечтая о продолжении рода, женился в третий раз — на тверской княжне Марии Александровне. Она родила ему четырех сыновей, но и они умерли в раннем детстве.

Если верить древним преданиям и Н. М. Карамзину, Семен Иванович любил свою третью жену «и в знак любви отказал ей наследственные и купленные им волости, Можайск, Коломну, все сокровища, золото, жемчуг и пятьдесят верховых коней». Даже в этом последнем слове своем он хотел остаться гордым, великим князем, повелителем.

Передав по завещанию своей беременной жене Московскую вотчину, Семен надеялся, что верховная власть перейдет в конце концов к его сыну. Его не смутило в данном вопросе даже то, что матерью его еще не родившегося сына, будет тверская княжна, а это, естественно, обострило бы противоречия между Москвой и Тверью. Подобный шаг для гордого человека в общем логичен: все-таки сын от любимой жены будет князем.

Далее в своем завещании Семен Иванович пишет: «А по отца нашего благословлению и то нам приказал: жити за один; тако же и аз вам приказываю своей братии, житии за один; а лихих бысть людей не слушали, слушали бы отца нашего владыку Алексея, такоже старых бояр, кто хотел отцу нашему добра и нам, а пишу вам се слово того деляю, чтобы не перестала бы память родителей наших и наша, и свеча бы над гробом не погасла…» Эти строки важного документа говорят о том, что в Москве к середине XIV века оформилась связка между великим князем, боярами и митрополитом, и Семен Гордый понимал, как важно сохранить это динамичное единство светской власти, духовной власти и материальной силы, которую представляли собой бояре. Но вполне возможно, что умирающий великий князь в своем завещании думал и о личной корысти. Бояре и митрополит Алексий, с которыми он всегда находил общий язык (так ему могло показаться, Гордому!), являлись единственной опорой… для его еще не родившегося сына! Без них будущему ребенку Марии и Семена при живых сыновьях Ивана Калиты оставалось на великое княжение только надеяться. Приказывая «своей братии жити за один», а также слушаться старых бояр и владыку Алексия, он преследовал, возможно, интересы будущего наследника своего.

Но далеко не все приказы умирающих исполняются теми, кому они завещаны!

После смерти Семена Гордого в Орду отправились послы. Одни из них, новгородцы, хотели уговорить хана поставить на великое княжение Константина, суздальского князя. Другие, москвичи, привезли в Орду брата Семена Гордого, Ивана Ивановича, человека очень красивого, тихого, слишком для XIV столетия миролюбивого и слабого, готового пойти на любые уступки, лишь бы его не волновали. Его прозвали Иваном Красным (от слова «красивый»).

Джанибек дал ему ярлык на великое княжение, и все, что завещал за несколько недель до своей кончины Семен Гордый, осталось невыполненным.

Основные события жизни Семена Гордого

1316 год. 7 сентября, в день Созонта, у Ивана Калиты родился сын Семен.

1341 год. Хан Узбек выдал ярлык на великое княжение Семену Ивановичу.

Семен одержал победу над новгородцами, устрашенными огромным войском противника, которого поддержали удельные князья.

1341–1342 годы. Умер хан Узбек. На ордынский престол, убив всех своих братьев, взошел хан Джанибек (Чанибек), который относился к великому князю Семену хорошо.

1342 год. Митрополит всея Руси Феогност сумел уговорить грозного Джанибека не отменять льгот, данных русской церкви Узбеком. Эта дипломатическая победа Феогноста сыграла важную роль в возвышении Москвы.

1345 год. Изгнанный из Вильно братьями Ольгердом и Кестутием сын Гедимина Евнутий нашел защиту у Семена Гордого, крестился по православному обычаю. Это обострило отношения между Литвой и Москвой.

Умерла первая жена Семена литовская княжна Айгуста (Анастасия). Великий князь женился на Евпраксии.

1347 год. Семен Гордый по просьбе новгородцев три месяца жил в Новгороде и вернулся в Москву.

На Новгород напало войско шведского короля Магнуса. Новгородцы обратились за помощью к великому князю. Семен Гордый с крупной ратью пошел на север, но вдруг повернул назад, отправив в Новгород дружины своего брата Ивана Ивановича и князя ростовского Константина. Узнав о победах Магнуса и взятии им города Орехова, они тоже отступили, поставив новгородцев в критическое положение. Но новгородцы и без помощи Москвы стали побеждать шведов…

1348–1349 годы. Семен Гордый явился в Орду и убедил Джанибека не оказывать военной помощи Ольгерду в его борьбе с немцами, поскольку Ольгерд есть враг Руси, а значит, и Орды. Великий князь одержал важную дипломатическую победу.

1350 год. Ольгерд пошел на заключение мира с великим князем. Этот мир был закреплен родственными связями: Ольгерд и его брат Дюбарт женились на родственницах Семена Гордого.

1351 год. На Руси началась эпидемия моровой язвы.

1352 год. Семен Гордый отправился с войском в Смоленск, чтобы, во-первых, вынудить смоленского князя разорвать отношения с князем литовским, а во-вторых, показать Ольгерду, что, несмотря на мир, эту область он будет отстаивать всеми средствами. Поход великого князя прошел удачно.

1353 год. Смертельно больной Семен Гордый написал завещание, в котором отдал Московию, наследственную вотчину, жене Марии Александровне, тверской княжне.

Семен Гордый отправил к императору Византии послов с просьбой предложить патриарху Православной церкви утвердить митрополитом всея Руси после смерти Феогноста Алексия.

26 апреля Семен Гордый умер.

 

Иван II Иванович Красный (1326–1359)

 

Ивана II Ивановича называли Красным за красоту его и Кротким — за тихий, невоинственный характер. После смерти Семена Гордого хан Джанибек вручил ему ярлык на великое княжение. Выбор Джанибека можно объяснить по-разному. Да, хану Орды выгодно было иметь великим князем человека послушного, тихого, невоинственного, готового пойти на любые уступки, лишь бы его никто не трогал. Да, резкое усиление Московского княжества и Москвы, князья которой упрямо вели Русь к едино- и даже к самодержавию, не радовало Джанибека, и он вполне мог рассчитывать, что Иван II Иванович по слабости своей разбазарит все земли и богатства, собранные Иваном Калитой, и Москва утратит свою силу и позиции. А это, в свою очередь, приведет к обострению распри между княжествами и князьями.

Джанибек мог на это рассчитывать, но неожиданно выбор, который он сделал в тот год, оказался очень удачным для Москвы и Московского княжества, хотя люди гордые и воинственные не согласятся с данным выводом. Им победы подавай громкие, славу боевую, триумф и триумфальные арки, да побольше добычи, да толпы пленных, да — самое главное! — избавление Руси от унизительного положения данников Орды. Нет, в середине XIV века ни одно из русских княжеств для подобных подвигов еще не созрело. А значит, Македонские и Маккавеи на Руси пока были не нужны. После смерти Ивана Калиты Руси, и особенно Московскому княжеству, нужны были сорок относительно мирных лет. Между прочим, это понимал даже Семен Гордый, а может быть, отец хорошо вдолбил эту мысль сыну. При нем на территории Московского княжества не произошло ни одного крупного сражения. А значит, сюда, на территорию, ограниченную современной Московской областью, продолжали стекаться отовсюду мирные, деятельные, умелые люди. Правление Ивана II Кроткого тем-то и знаменательно, тем и позитивно для Москвы, что этот процесс продолжался, хотел того хан Джанибек или нет.

Но как ни парадоксально, а первым важным государственным делом нового великого князя стала навязанная Олегом, князем рязанским, война. Юный Олег воспользовался отсутствием Ивана Ивановича, ворвался на территорию Московского княжества, захватил местность в долине реки Лопасни и присоединил ее к Рязанской земле. Действовал Олег напористо и зло: жег, грабил, взял в плен наместника Лопасни, мучил его, пытал, как будто в том была какая-то необходимость.

Великий князь вернулся из Орды, узнал, что натворил на Русской земле русский же князь, и… не стал с ним воевать. Он уклонился от удара, как опытный кулачный боец, но разорителю за своего наместника отдал богатый выкуп — поступил благородно.

Два года великий князь спокойно переносил вольные выходки новгородцев, не желавших признавать его великим князем, не исполнявших его повелений. Но когда умер князь суздальский Константин Васильевич, новгородцы на вече без всякого давления приняли у себя наместников из Москвы…

Сложные взаимоотношения складывались между великим князем и князем Ольгердом литовским. Это был воинственный политик. С одной стороны, он налаживал родственные связи с русскими князьями, а с другой — упрямо продвигался на восток и юг, захватывая и подчиняя своей власти русские земли. В 1356 году Ольгерд присвоил Брянск, но этого ему показалось мало, и он взял Ржев, вплотную приблизившись к Тверскому и Московскому княжествам. Жителям Твери и Можайска не понравилась политика западного соседа, они сами собрали войско и выбили литовцев из Ржева. Иван II Красный в этом деле активного участия не принимал.

Не сказал он активного великокняжеского слова, когда потребовалось погасить мятеж в Новгороде, — это сделал старец Моисей. Не смог Иван Иванович погасить ссору между Василием Михайловичем тверским и его племянником — Всеволодом Александровичем холмским, они отправились на суд в Орду…

Ничего значительного для Руси, для Москвы в годы правления Ивана II Ивановича вроде бы не произошло. Впрочем, перед кончиной великий князь показал твердость и непоколебимость. Татарский царевич приехал в Рязань и оттуда послал в Москву людей, которые сообщили Ивану повеление хана о том, что настала пора обозначить границу между Рязанским и Московским княжествами. Сама по себе идея была неопасная, если бы не амбициозная политика Олега, которого ханам Орды легко было уговорить отказаться от Руси. Иван Кроткий смело заявил, что не допустит ханских послов в Московскую землю, что границы ее давно и всем хорошо известны.

Очень красноречивый эпизод, если учесть, что именно при Иване Красном в Москве появились пулы (медные монеты) с изображением витязя, поражающего мечом дракона, а также пулы с изображением дракона, бросающегося на воина.

Царевич отправился ни с чем в Орду и вскоре был там убит.

Но заслуг историки за Кротким князем почти не числят: «Даже церковь российская в Иоанново время представляла зрелище неустройства и соблазна для верных христиан», — пишет Н. М. Карамзин. Видимо, поэтому Джанибек в 1353 году дал ему вместе с ярлыком на великое княжение и судебную власть над всеми северными князьями. Но, судя по летописным источникам, Кроткий князь не воспользовался им для усиления своего влияния на севере, дал отдохнуть от судов русским людям.

13 ноября 1359 года умер, приняв схиму, великий князь Иван II Иванович. Было ему всего тридцать три года. О том, как сложно было ему управлять Москвой, Московским княжеством и Русью, говорят его взаимоотношения с тысяцкими.

 

Дело тысяцких

На рассвете 3 февраля 1356 года, когда звонили к заутрене, когда появились на снежных скрипучих улицах первые москвичи, на городской площади был обнаружен труп тысяцкого Алексея Петровича Хвоста. Подобного в Москве еще не было. Даже расправа Юрия Владимировича над Степаном Ивановичем Кучкой в 1147 году так не встревожила обитателей Боровицкого холма и окрестных сел, как это странное, страшное, таинственное убийство.

Великий князь Иван II Иванович растерялся, не зная, что делать. Люд волновался — Алексей Петрович Хвост пользовался авторитетом у горожан. Кто мог убить тысяцкого? Кому была нужна смерть этого человека? Новгородцы начали искать виновного. Подозрение пало на бояр Вельяминовых, у которых были свои счеты с Алексеем Петровичем. Страсти быстро накалялись. В городе запахло бунтом, кровью, самосудом.

Род Вельяминовых, если верить летописным источникам, берет свое начало от варяга Шимона. Его сын, Георгий Симонович, являлся учителем, другом, советником, а по сути дела, соправителем и сподвижником Юрия — сына Владимира Мономаха — в Ростово-Суздальском княжестве. Некоторые источники называют его тысяцким в Ростове. Он сделал очень много для развития и усиления Заокского края. Его потомок Протасий был тысяцким при Иване Калите. Тысяцкий в Москве имел власти больше, чем тысяцкие в других городах Руси: он ведал военными и мирскими делами.

Но при Иване Калите порядок вещей изменился, и тысяцким стал Алексей Петрович Хвост. Летописцы не уточняют, по какой причине сын Даниила Александровича произвел эту замену. Быть может, виною тому стала смерть Протасия, но если вспомнить, что должность эта, хоть и получали ее бояре от князя, часто переходила по наследству, то даже кончина потомка Георгия Симоновича не может полностью объяснить причину смены тысяцких.

В первые годы правления Семена Гордого должность тысяцкого принадлежала А. П. Хвосту. Но он «вшел в коромолу к великому князю», и тот сменил его на Василия Протасьевича Вельяминова. Более того, заразившись чумой, Семен Гордый взял у родных братьев клятвенное обещание не принимать крамольника и даже его детей к себе на службу в Москву. В духовной этого великого князя много неясного, но… чем же так провинился Алексей Петрович Хвост перед Семеном Гордым?

Некоторые ученые, ссылаясь на данные родословных книг, отождествляют А. П. Хвоста с боярином Алексеем Босоволковым. А хорошо известно, что этому человеку Семен Иванович доверил привезти из Твери свою невесту, Марию Александровну. Обычно подобные дела поручают только тем, кого очень уважают, ценят, к кому относятся по-дружески. Кроме того, отец Алексея, Петр Босоволков, был у великого князя московским наместником.

Кто же и за что мог убить Алексея Петровича Хвоста?

Вельяминовы? Но отношения между ними и А. П. Хвостом были известны и во дворце великокняжеском, и во всем городе. И коль скоро Хвоста хорошо знали и любили горожане и купцы, то потомки Шимона Вельяминовы вряд ли решились бы на это крайнее средство.

М. Н. Тихомиров называет убийство А. П. Хвоста своего рода этапом борьбы старого мира (а он ассоциировался с вече) с новым миром, с единодержавной властью. Вполне возможно, что Хвост, близкий к купцам и населению, имел старые московские корни, уходящие во вторую половину XI века, когда в окрестностях Боровицкого холма стали возникать красные села. А если вдруг окажется, что Хвост является потомком… Степана Ивановича Кучки, то и это легко будет оправдать и логически осмыслить.

Москва — город тихий. За два века здесь произошло всего два громких убийства: знатного боярина (а может быть, тысяцкого) Кучки и тысяцкого Алексея Хвоста. И то, и другое убийство оказывалось на руку сторонникам самодержавной власти, для которых усиление исполнительной власти, как сказали бы сегодня, было всегда опасно. Как в 1147 году, так и в 1356-м им важно было искоренить у местных бояр привычку к власти, заставить их забыть о прежних правах и привилегиях, в том числе о передаче должностей по наследству.

Алексей Петрович Хвост не устраивал великих князей именно своими «старорежимными» выходками, близостью к населению, особенно к купцам, тягой к вече, а возможностью обратиться к народу на вече в случае нужды был даже опасен. Впрочем, это только версии, которые можно множить до бесконечности именно потому, что дело не расследовано, дело неясное, а «свидетельские показания» немногочисленны, сбивчивы и противоречивы.

Летописец пишет, что «убит он был неведомо, от кого и неведомо, кем, только оказался лежащим на площади; некоторые говорили, что на него втайне совещались и составили заговор, и так ото всех общей думой, как Андрей Боголюбский от Кучкович, так и этот пострадал от дружины». Некоторые летописи с «общей думой» связывают бояр, «нецые же глаголют, яко общею думою боярскою убьен бысть».

Много версий и самых разных предположений этого загадочного убийства было уже в те дни февраля 1356 года. Город находился на грани бунта. Иван Кроткий пассивно ожидал грядущих событий. На шумной площади все чаще повторялась фамилия Вельяминовых. Над потомками Шимона нависла смертельная опасность. Защититься от буйной толпы они бы не смогли. Иван Кроткий защищать их, по всей видимости, не собирался.

У них остался один шанс спастись от разъяренной толпы. В тихую лунную ночь из Кремля к Москве-реке выехали сани. В них сидели в богатых тулупах два больших боярина, Михаил Александрович и Василий Васильевич Вельяминов, сын Василия Протасьевича, а также их дети, жены. Они бежали в Рязань и там переждали волнения в городе.

Москва шумела несколько дней, затем страсти поугасли. Но память была еще свежа, и в любую минуту бунт мог вспыхнуть с новой силой. Только на следующий год, когда люди в своих извечных заботах о хлебе насущном стали забывать странное убийство Алексея Петровича Хвоста, Иван Иванович пригласил в Москву Вельяминовых, и потомки варяга Шимона вновь завладели местом тысяцкого. Им стал Василий Васильевич Вельяминов.

Краткие и эпизодические упоминания летописцев о разногласиях между тысяцкими и князьями говорят о том, что власть у тысяцких была большая, и напряжение в их отношениях увеличивалось по мере концентрации ее в руках князя. Как свидетельствует история, монархи всегда манипулировали исполнителями. Калита был первым князем, вышедшим к народу, и тысяцкого себе назначил из народа — представителя богатого рода московского, может быть, даже потомка Степана Кучки. Отпала потребность в опоре на народ — место исполнителя заняли свои, варяги, потомки Шимона — так надежнее.

Иван Иванович, человек тихий, незлой, вернул роду Вельяминовых не только место тысяцкого, они получили возможность богатеть и вообще усилились во всех отношениях. А усилившись, начали заметно влиять на политику великих князей. Как они воспользовались этой возможностью, говорит история, произошедшая шесть лет спустя после смерти Ивана Кроткого, на свадьбе его сына Дмитрия Ивановича, организатора победы русского воинства в битве на поле Куликовом.

Перед самыми торжествами в княжеском дворце бесследно исчез прекрасной работы пояс, украшенный драгоценными камнями. Его подменили поясом похуже. Как пишут летописцы, подмену не заметили. Но кто не заметил? Сам князь Дмитрий Иванович? Его мать? Нет, такого быть не может. Наверняка юный князь примерял свадебную одежду за несколько дней до свадьбы, и пояс он и его приближенные видели. И видел его тот, кто рискнул осуществить подмену. И наверняка Дмитрий Иванович догадался, кто сделал это зло.

Свадьба от этого не пострадала… Великий князь с помощью бояр и митрополита всея Руси Алексия вершил великие дела. Но в 1373 году, после смерти Василия Васильевича Вельяминова, Дмитрий Иванович упразднил должность тысяцкого. Это был точно выверенный ход. При жизни Василия Васильевича отменить должность тысяцкого было невозможно, несмотря на то, что великого князя поддерживали бояре, митрополит, воеводы: такую громадную власть захватили в свои руки потомки Шимона.

Сын умершего тысяцкого, Иван Васильевич, не смирился с приговором судьбы. Некоторые специалисты считают, что он после смерти отца некоторое время был тысяцким. Но сколько именно времени — несколько дней, месяцев, — никто не уточняет. Так или иначе, но Иван Васильевич вдруг совершает отчаянный шаг, бежит в Тверь вместе с Некоматом Сурожанином, по-видимому, греком, торговавшим в Суроже и имеющим авторитет в Орде, — странный ход сына последнего тысяцкого и столь же странная связь его, потомственного вельможи, с богатым купцом.

Некомат Сурожанин через два года после бегства из Москвы отправляется в Орду и 14 июня 1375 года привозит ярлык на великое княжение… князю тверскому Михаилу Александровичу!

Вот о чем мечтали потомственные тысяцкие, имевшие в Москве практически безграничную власть и громадные средства: управлять не только Москвой, но и князьями манипулировать, и страной. О каких-либо других преступлениях (о знаменитом поясе рассказ пойдет чуть позже) Василия Васильевича, Ивана Васильевича, Некомата Сурожанина летописи не сообщают, да, видимо, им незачем было грешить по мелочам. Они властвовать мечтали. У них для этого было все необходимое: потомственная гордость, чванство, средства, авторитет, связи, опыт, ум и практическая смекалка. У них не было только одного — наследственной связи с родом Рюриковичей.

Почему так произошло в Восточной Европе? Почему Рюриковичи безраздельно правили Киевской Русью, Владимиро-Суздальским, затем Московским княжеством вплоть до Бориса Годунова, почему даже такие мудрые организаторы и государственники, какими, вне всякого сомнения, были Георгий Симонович и его потомки, должны были ограничиваться «долей» тысяцких? Ответов на эти вопросы много. Но чтобы понять, в какое время происходили описываемые события, достаточно вспомнить забавный эпизод, произошедший уже после Куликовской битвы между темником Мамаем, по сведениям даже русских летописцев — неплохим организатором, но, к его несчастью, безродным, и ханом Орды Тохтамышем — потомком Чингисхана. Они встретились на поле битвы на берегах печально известной для русских князей реки Калки в 1380 году. У Мамая сил было чуть больше, чем у Тохтамыша, но перед самой битвой несколько тумэнов темника перебежали к потомку Чингисхана, в результате чего Мамай потерпел сокрушительное поражение. Время было такое. Время наследственных вождей.

На Руси правили Рюриковичи. Они близко не подпускали к себе представителей низших, не правящих родов, женились и выходили замуж только за наследственных, потомственных принцесс и принцев, княгинь и князей. Нарушалось это неписаное правило в редчайших случаях.

Такие энергичные и влиятельные люди, какими были московский тысяцкий Василий Васильевич, его сын Иван, да и темник Мамай тоже, смириться с подобным положением дел не могли. Они делали все, чтобы не тем, так иным путем преодолеть барьер, установленный перед ними судьбой.

Василий Васильевич Вельяминов… подменил драгоценный пояс князя Дмитрия Ивановича и передал его своему сыну Николаю, человеку очень хитрому. Он был женат на старшей сестре жены Донского. Старшего брата, Ивана, бежавшего в Тверь, он не поддержал, не проявил к нему сострадания в тот трагический день, когда Ивана Васильевича, пойманного в 1379 году в Серпухове, повели на Кучково поле казнить.

То была первая в Москве публичная казнь. Официально сына последнего тысяцкого обвинили в том, что он, будучи в Орде (куда прибыл из Твери), послал своего попа в 1378 году в Москву с мешком «злых, лютых зелий». Попа схватили после битвы на Воже. Конечно же поп ни в чем не сознался, но мешок с зельем явился страшной уликой. В Москве всем стало ясно, что Иван Васильевич хотел отравить Дмитрия Ивановича. 30 августа 1379 года повели его на Кучково поле и «казнили мечом до обеда, в 4 часа дня». Народу собралось много. Люди плакали, вспоминая благородство и величие Ивана Васильевича. По всей видимости, он действительно был благородным человеком. Благороднее своего младшего брата, владельца краденого пояса. Хотя внешне все выглядит иначе. Николай во всем поддерживал Дмитрия, предводительствовал коломенским полком в Куликовской битве, погиб в ней смертью храбрых… Казалось бы, никаких претензий нельзя предъявить этому человеку. Кроме одной — сокрытия драгоценного пояса, который после гибели Николая Васильевича (по летописи — Микулы Васильевича) перешел к его дочери, вышедшей замуж за боярина Ивана Дмитриевича Всеволжского, а не в руки законного владельца. Всеволжский и стал обладателем краденого пояса, который послужит через полвека поводом к последней распре русских князей.

Но до нее русскому народу, москвичам, придется пережить великие победы и горестные поражения.

А Некомата Сурожанина убили в 1383 году.

* * *

Ивану Даниловичу Калите, единственному наследнику отца и братьев, московская «отчина» досталась целиком и полностью, и он, как видно из вышесказанного, по-хозяйски распорядился немалым богатством. Но даже он не пошел наперекор обычаям, вековым традициям и, умирая, завещал «отчину свою Москву» трем сыновьям — Семену, Ивану и Андрею. Это решение может показаться странным, поскольку оно осложняло управление крупным быстроразвивающимся городом, но — удивительно! — просуществовал заведенный порядок передачи по наследству земель еще более двух столетий.

Братья, довольные (все — в меру) отцовским завещанием, у гроба умершего дали клятву верности друг другу, целовали крест, все, как заведено было у Рюриковичей, заключили договор, в котором среди многих других были положения о совместном владении Москвой. Из пунктов данного договора ясно, что в жизни столицы княжества важнейшую роль играл великокняжеский тысяцкий, он ведал хозяйственными делами и в мирное, и в военное время. Князья-совладельцы управляли и, естественно, получали доходы с помощью наместников. У великого князя также был свой наместник. Система управления была, как видим, сложной и часто приводила к разного рода путанице. Сыновья Калиты неоднократно вынуждены были вести между собой переговоры, чтобы утрясать возникающие недоразумения. Младшие братья пошли на некоторые материальные уступки великому князю Семену Гордому, передали ему право судить княжеских слуг, живших в столице.

После его смерти новый великий князь Иван Иванович Красный присоединил его треть к своей, проигнорировав завещание старшего брата. Вскоре умер и сам Иван II Красный, и его московские владения, согласно завещанию, вновь были поделены пополам между Дмитрием Ивановичем — в будущем Донским — и Иваном Ивановичем, вскоре, однако, скончавшимся. Москвой теперь владели Дмитрий Иванович и Владимир Андреевич, князь серпуховской. Но подробней о существовавшем в Москве обычае наследования «отчин» будет рассказано во вступлении к следующей части.

Основные события жизни Ивана Красного

1326 год. 30 марта у Ивана Калиты родился сын Иван.

1353 год. После смерти великого князя Семена Ивановича в Орду за ярлыком на великое княжение отправились князь суздальский Константин, а также его ходатай — посол новгородцев боярин Судаков и Иван Иванович, сын Калиты. Джанибек предпочел последнего.

Пока Иван Красный был в Орде, князь рязанский Олег напал на земли Московского княжества, взял Лопасню. Вернувшийся из Орды Иван II Иванович не решился воевать, заключил с ним мир.

1354 год. Ивана II признали новгородские и суздальские князья.

1355–1356 годы. Вспыхнула распря между Муромом, Тверью и Новгородом.

1356 год. Ольгерд занял Ржев. Воины Твери и Можайска выбили литовцев из этого города.

В Москве был убит тысяцкий Алексей Петрович Хвост. В городе вспыхнул бунт. Соперники Хвоста бояре Вельяминовы и другие вельможи сбежали из Москвы, но, когда страсти улеглись, Иван II призвал их в столицу.

1357 год. Иван II Иванович и митрополит Алексий призвали во Владимир князя тверского Василия Михайловича и его племянника, князя холмского Всеволода Александровича, враждовавших между собой. Все попытки примирить их не увенчались успехом.

В Орде своим сыном Бердибеком был убит хан Джанибек. В Орде началась междоусобица между потомками Чингисхана.

Митрополит Алексий ездил в Орду и убедил Бердибека оставить без изменения льготы, дарованные Русской церкви предшествующими ханами.

1358 год. Митрополита Алексия встречали в Москве великий князь, бояре, народ. Восьмилетний сын Ивана II Дмитрий, согласно преданиям, сказал со слезами на глазах: «О, владыко! Ты даровал нам житие мирное: чем изъявим тебе свою признательность?»

1359 год. 13 ноября Иван II Иванович умер.