Электричка докатилась до тупика и с глухим шипением, будто вздыхая устало, остановилась. Я схватил чемодан и поспешил втиснуться в толпу людей, выходящих из вагона. Я хоть и не торопился, однако ж время не стояло, а мне еще надлежало устроиться. В прошлый раз я заходил в город с космодрома, а теперь с железнодорожного вокзала, так что снова не знал дороги. Некоторые с тревогой оглядывались на меня, я это заметил, но не знал почему. Но в любом случае чувствовал себя препаршиво с небольшой долей счастья, совсем как возвращающийся блудный сын.
На углу улиц Подсолнечная поляна и Второй Параллельной вдруг взор мой поразило одно необычайное здание, не знаю, было ли оно какого стиля, но архитектура его приостанавливала дыхание любого прохожего. Аляповатое, походило оно на увеличенный в размерах камень… нет, не передать словами сам дух его, царивший в каждой линии. Уж насколько я был неподъемен на новое, а тут даже целых два раза обошел его кругом, и, уж заканчивая завороженный осмотр творения Королевского архитектора Букседуса, как было указано на табличке, у входной двери разглядел плакат, гласивший что здесь временно располагается Королевский Отоваривательный Магазин.
Немало удивившись странности объявления, в том смысле, что это здание может функционировать в качестве магазина, я смело потянул бронзовую ручку двери и шагнул в огромнейшее по размерам с высоченным потолком помещение.
А лучше я вот так опишу его. Зал был до головокружения огромен. Под потолком свисали под стать пропорциям огромные люстры (настолько громоздкие, что неясно было как выдерживают перекрытия их вес) — но красивые изумительно, такой красоты люстры бывают разве в богатых старинных филармониях. Стены зала выглядели подозрительно пустынными, глаз так и требовал многочисленные бра, гипсовую лепку, а еще лучше балконы. Но этого не было, так что взор некоторое время пребывал в свободном падении. У самого пола он вдруг натыкался на мудреные прилавки с товарами и продавщицами. Когда он сделался почти осмысленным после пережитого ужаса падения и смог различать предметы, я увидел длинную безобразную перегородку с полками, где на трех уровнях стояли одни только ведра. Оранжевые пластмассовые ведра даже повернуты были одной и той же стороной, на которой был выплавлен рисунок цветочка. Я подошел и потрогал ведро, подержал за ручку — нет, неудобное. И некрасивое. И еще неизвестно, может быть химически вредное.
— Что вы там без спросу трогаете! — пригрозил голос.
Оглянувшись, я увидел крупную продавщицу штучного отдела, которая, уперев руки в бока, возвышалась над кассовым аппаратом.
— Разве нельзя… осматривать… потенциальному покупателю товар? несмело предположил я и на всякий случай поставил ведро на место.
— Впервые вижу такого покупателя, — продолжала она желчно пучить на меня глаза.
— Не хуже товара, — огрызнулся я, но она моментально заткнула:
— Дорасти до него, — и я больше не решался раскрыть рот.
— Ну? — грозно спросила она. Я посмотрел на свою одежду — может где волосинка или жирное пятно, или чего она привязалась, правда. И тогда я, гордо распрямив плечи, не уронив остального достоинства, перешел в соседний, продуктовый отдел.
Здесь продавец была совсем молоденькая и замученно улыбалась очереди в три человека.
— Дайте мне воблы штук шесть, — командовал покупатель. — Нет, эту уберите. Вон, вон, потолще дайте… да вон же… дальше… дальше… Да, эта. Ага. Теперь консерв банки три… Каких? А какие вкуснее?.. Как это не знаете! Ты должна все досконально знать о своем товаре.
— Мужчина, что вы канителитесь? — поинтересовался последний из очереди.
— А я отстоял очередь и имею правО! А вы, гражданин, заткнитесь пожалуйста, отстои с моё!
Я прошелся вдоль витрины, не задерживая взгляда нигде. Заметив краем глаза, что скандальный покупатель ушел и теперь подошла очередь смешливого на лицо, снова приблизился к людям.
Смешливый растянул улыбку до ушей. Сжал губы. Снова улыбнулся, теперь симпатично.
— Почем у вас фунт лиха? — лихо спросил он.
— Сколько вам взвесить? — машинально спросила девчушка, потом спохватилась: — А, извините, пока нет.
— Чего нет?
— Не завозили еще… ну того, что вам надо. Днем контейнер пришел, еще разгружают — может тогда поступит?
— Что поступит?
— В продажу.
— Странно, — удивился смешливый. Он уже не шутил.
— А может кусочек грудинки? Ливер исключительно свежий, — предлагала продавец.
Смешливый еще больше смешался.
— Это… взвесьте мне коробок спичек, нет, даже два… Тьфу, что я говорю. Не правда ли, погода сегодня.
— Погода как погода, — гнусно сказал стоящий за ним. — Поживее нельзя?
Смешливый тем временем вполне оправился.
— Будьте любезны, девушка, мне которая красная пачку листового чая, у которого я вижу ценник, но не вижу что на нем написано. В ваш пакетик. Спасибо. И еще… Ломтик сыра грамм на триста двадцать пять… Ага. Мерси, гуд бай.
Смешливый схватил пакет и поспешил на выход, а я засеменил вначале следом, а потом свернул в следующий, книжный отдел.
В книжном отделе царило безобразие. Еженедельно поступали десятки новых наименований, так что продавцы не только не читали всех книг, а едва успевали знакомиться с аннотациями которые часто не соответствовали смысловому содержанию книги, а значит многие книги были разложены на полках безо всякой сортировки. Обложки были одна другой краше, но и рисунки никак не соотносились с содержанием книг, а названия, за редчайшим исключением, практически ни о чем не говорили. И среди этой пестроты меня вдруг поразила одна книжечка в белой обложке с золотым ободком. Я взял ее механически, само собой раскрылось оглавление и в глаза бросилась целая плеяда знакомых мне имен, первыми среди которых стояли Королева Татьяна, принц Ништяк, Эдмонт-Юрий Яковлевич Говорухин и Василий Памфнутиевич Заодно.
Что-то мне подсказало купить эту книгу и я ее купил. Может оттого, что неотвратимо подкрадывался вечер, дальнейший осмотр магазина мне показался напрасным и я вышел на улицу. По выходе я перехватил чемодан левой рукой, в правую взял раскрытую книгу и, едва идя и едва следя за дорогой, стал читать.
Татьяна, королева Тарантландии
Былица про зрелого Бюрократа
Жил да был на белом свете мудрый почтенный Бюрократ. То есть он был рассудительным и высокообразованным в молодости, за что его, собственно, и утвердили на такую высокую должность, но каких он со временем стал качеств мы не знаем и это-то и хотим выяснить нашим рассказом.
Как и почти всякий, наш Бюрократ имеет приличный личный кабинет в одном весьма и весьма преуспевающем заведении скорее общественного характера. В кабинете кожаные кресла и дубовый стол с письменными принадлежностями фирмы, ценимой столь же высоко, как в свое время Parker или Waterman.
И вот, если мы захотели выяснить, не устарел ли Бюрократ для своей, заметим кстати, очень ответственной должности, то полезно будет подсмотреть с каким усердием и мастерством он выполняет порученную работу. Итак, фиксируем только факты, отсекая комментарии.
* Раннее утро. В кабинете никого, в приемной первый посетитель.
* Положенный час. В кабинете пусто, в приемной средних лет секретарша Бюрократа и двое посетителей.
* Спустя двадцать минут. В окно слышен хлопок прикрываемой дверцы автомобиля и еще через минуту в кабинет входит Бюрократ. Первый посетитель порывается встать, но его останавливают.
— Вас вызовут.
* Кабинет. Бюрократ ставит портфель на пол, сладко потягивается, садится и неспеша достает из стола папки. Смотрит на часы. Снимает верхнюю из стопки папку, листает и в нескольких местах вчитывается. Потом, оставив дело раскрытым, нажимает кнопку вызова.
Первый посетитель входит и с натиском леопарда бросается к столу.
— Олег Семеныч! Не хотят мириться, хоть ты лопни. Колпадуки уверяют, что сядут за стол переговоров исключительно в случае, если мы (третья сторона!) им предоставим ужасающие кредиты на восстановление экономики, а…
— Какая сумма?
— Десять миллиардов!!
— Гм. Круто.
— Вот-вот! А бубурлякам все-равно, лишь бы территория за ними — и письменные заверения присылают, а втихомолку пуще прежнего воюют, хотят с большим барышем остаться.
Бюрократ молчит.
— Одни хитрые, другие упрямые… Олег Семеныч! Спасайте своего слугу — за глотку берут. Четвертая сторона на грани бешенства.
Бюрократ молчит, медленно перелистывает дело, потом с видимым усилием произносит:
— Бубурляки захватили пункт «икс-7»?
— В том-то и дело, что нет!
— Вот что, — говорит Бюрократ после долгой задумчивости. — Подождем еще неделю…
— Как! — гневно вскрикивает посетитель. — Это конец!
Бюрократ хочет сказать, но его перебивают.
— А я так надеялся! Неужели вы меня морочили эти два года? Да-да-да, теперь я все отлично понимаю, вы тянули резину, а я все это время оставался в дураках!
Посетитель решительно встает и идет вон.
— Завтра же беру на себя все полномочия!
— Послушайте, — наконец вставляет Бюрократ, — вот-вот должен наступить момент равновесия, а вмешаться именно теперь равносильно верному проигрышу.
Посетитель высокомерно оборачивается.
— Эти самые слова я слышу третий год! — и выходит, хлопая дверью.
Бюрократ обхватывает голову руками и сидит. Долго сидит. Второй посетитель все ждет, наконец не выдерживает и силой врывается в кабинет.
— Мне только оттиснуть печать, а я все утро дожидаюсь!
— Что угодно?
— Понедельник начинается в субботу!
— Это вы ко мне в прошлом месяце заходили? Не подпишу, даже печать доставать не стану.
— Но почему! Ах ты, господи, и здесь нет правды.
— До вас, — отвечает наш Бюрократ, — приходили десятки умников с подобными идеями. Почему вам охота штурмовать природу, а не идти с ней на равных? Людям просто необходим отдых! Как без отдыха? При этом социальные гарантии… Равномерное распределение усилий… Поступательное движение… Общественное спокойствие…
— Ах! — в сердцах вскрикивает посетитель и, чуть не плача, стремительно покидает кабинет.
— Я не против нового, — вдогонку кричит Бюрократ, но дверь уже закрыта. Тогда он очень тихо говорит: — Не против, но только в том случае, если оно разумно и наперед продумано до третьих последствий.
В огорчении от двух неудач за день он падает корпусом на столешницу прямо на листы раскрытого дела и ненароком задевает локтем кнопку вызова, чего он, по-видимому, не желал. Он тут же распрямляется.
Третий посетитель входит мягко, осторожно озираясь по сторонам.
— Я из Академнаучобщества, — нудным мятым голосом начинает он. — По весне мы посадили на одной делянке два сорта люстранад, а чтобы как-то различать, положили палку между ними. Это были опытные, но очень перспективные сорта. А потом мы убирались в оранжерее и куда-то схемку с названиями затеряли. Ну а кто уж припомнит, как там назывались эти растения, когда их еще у нас сотня… Но очень перспективные! А дети, проказники, бегали и палку куда-то утащили — и мой балбес наверняка с ними, вечно что-нибудь учудят. Так теперь мы в раздумьи, считать ли их двумя сортами или одним? Или повыдергать и вычеркнуть из плана? Или дать новые названия, но тогда они не будут такими перспективными как те. А может…
Прочитав рассказ, я закрыл книжку и задумался. Потом глянул выходные данные. Мелким шрифтом было написано, что книга отпечатана издательством ИПИ и я припомнил, что «ИПИ» являлось аббревиатурой Института Пробной Истории при АНО, однако это ни о чем не говорило.
— Позвольте, — вдруг взяли меня под правую руку.
— Секундочку, — обхватили левый локоть и повели.
Я схватил волю в кулак.
— Какие основания? Предъявите ордер! Я могу встретиться со своим адвокатом?
Правый подмигнул левому, а левый подмигнул правому, но меня не отпустили, а повели темнеющими дворами.
— Что за нарушения свобод! — воскликнул я.
Левый подмигнул правому, а правый левому и оба продолжали хранить молчание. Спустя некоторое время меня втолкнули в черный проем, где я, скатившись по скрипящим деревянным ступенькам, очутился в глухом подвальном помещении, и спиной ощущая его крохотные размеры.
— Жожа, а где ключ, — раздался голос.
— У меня.
Тут же раздался мелодичный удар колокольчика и передо мной растворилась дверь вместе с секцией полок под консервированными овощами и залитая ослепительным светом, явилась само совершенство, что я даже зажмурился попервоначалу.
— Милости просим, Феодосий Никанорович, — пропела совершенство Королева Татьяна. — Я знала что вы Ищущий, а значит когда-нибудь придете к нам.
Она взяла меня за пальцы и ввела в светлую уютную и даже богато отделанную залу, несмотря на то, что содержалась она, по всему видимо, тайно, в подполье старого дома. Вдоль стен комнаты на меня жадно смотрели пар десять любопытно горящих глаз.
— О, эти смешные Жожа и Зюзя! Верно они вам ничего не объяснили, они такие застенчивые. Когда они имеют что сказать и не знают с каким величием обратиться, они молчат. Правда?
— А я мигал Жоже, — сказал Зюзя, — чтобы он первый.
— А я Зюзе мигал.
— Это точно, они перемигивались между собой, — подтвердил я. — Но теперь-то объясните куда я попал!
Обведя глазами залу, я заметил Васю Заодно и кивнул ему как старому приятелю.
— Вы помните нашу предыдущую встречу? — лукаво спросила Королева Татьяна.
— О! — покачал головою я. — Восхищение, в котором я пребывал от Вашего великолепия!.. Подождите, кажется припоминаю… Кружок Истины!
— В Последней…
— Инстанции!
Как только я произнес последнее слово, точно онемение воцарилось среди нас, я видел застывшие улыбки, расширенные глаза, а Королева вдруг зашептала:
— Тсс! С этого момента я запрещаю вам говорить кому бы то ни было и где бы то ни было название нашего Кружка. С этого момента вы — один из нас и высоким духом поиска цели бытия призваны хранить тайну. Я сказала.
— Можно задать вопрос? — молвил я. — Не сомневаюсь, что все это не театральное представление и не розыгрыш, а тогда почему никогда не интересуются моим мнением?
— Постойте! — (здесь говорила, похоже, одна Королева). — Вы, что ли, против братства?!
— Не поняли меня! Интересных людей я не чураюсь, но…
— …Но? Феодосий Никанорович! Извиняемся, если что вышло не по канонам ВАШИХ общественных норм, но ведь мы ЗАРАНЕЕ знали ваше мнение. Только прошу не спрашивать каким образом.
— Может хватит нюни распускать? — сердито отозвался неприметный человек, стоявший на фоне висевшего на стене расписного ковра. — Он же притворяется, а давно все понял. — Этот человек был до того неприметен, что если бы не его единственная черта сердитость, то я бы и говорящего его не заметил. Тому способствовала и пестрая рубашка под цвет ковра. — Федя, ты садись! Нам тут Пэл до тебя сообщение начал зачитывать.
— Конечно, продолжайте заседание! — воскликнул я.
На диванчике потеснились и я плюхнулся в середину, по соседству с Василием. Зашевелился скромнейший на вид из старичков.
— Пожалуй удобнее будет сначала. Только сообщение — это громко сказано, скорее мысли вслух. Когда я думал над поставленной в прошлый раз проблемой произрастания человеческой сигнальной системы из фантазерства, мысль моя флуктуировала…кха-кха…
Старичок поперхал в раскрытую рукопись.
— …в такую область… Что такое знания? Знания ведь очень важная вещь для бытия человека и они заключены в большинстве своем в виде записанного слова. В мире записано знаний больше, чем знают вместе взятые люди, потому что человек может записать мысль и через некоторое время забыть (здесь мы говорим не о потенциальном, а об активном знании), а также потому что написанное слово живет дольше автора, а он мог знать что-то, чего не знают другие люди.
А теперь посмотрите что творится с книгами. Допустим, какого-то человека волнует незначительная проблема, при разрешении которой он ощутил нехватку информации. Человек идет в библиотеку и вдруг обнаруживает, что завален книгами приблизительно по его тематике. Тогда:
1) нет книги именно-именно той темы, которая нужна, но зато:
2) книг по соседствующим областям знаний — горы;
3) а потом он понимает, что и нужных ему книг — целое море, поток авторов и названий, что даже пересмотреть их все не хватит дня, а не то, чтобы выбрать необходимую информацию. В каждой книге есть хотя бы по строчке чего-то нового, но основная часть информации — повтор или словоблудие. Человек вместо подлинника иной раз изучает комментарии комментариев подлинника — это ли не ужас? А теперь, друзья, поймите, что сказанное касается не только знаний, но и: искусства, образования, прессы, истории и т. д. и т. д…
На этом, Читатель, я может быть и закончил бы очередную главу своего повествования, если бы Вася Заодно вдруг не отвел меня в сторонку и не вручил черновика своей рукописи.
— Не хотите посмотреть? — с хитринкой в голосе спросил он.
Я взял рукопись в руки и на первой странице прочитал:
Человек = Животное + Разум
| |
(хочет жить) (хочет жить в любви)
| |
(внешний мир чужд) (внешний мир интересен)
Путь к любви = «Поиск» (философия, науки) + «Построение» (религия, пополнение культурофонда) + «Движение» (прогресс, улучшение общественных отношений).
(НЕЧТО ПОСЛЕ ЧЕЛОВЕКА) = Животное + Разум +?
— Василий Памфнутиевич, — тихо спросил я, — какова истинная цель Кружка?
— Борьба против застывания, — тихо ответил он. — А то люди приходят к любви и пребывают в любви и застывают в любви.