Его взгляд медленно сфокусировался и выхватил кусок неба, перекошенный аж коричневыми тучами в окружении частокола страшных деревьев. В нос полезли противные запахи духа болотного гниения, слегка разбавленного гарью. Уши заложило ухающими и чмокающими звуками дремучего места. Егор с трудом открыл второй слипшийся глаз и скосил его в сторону нависающих кустарников. Именно оттуда мог внезапно выскочить клыкастый вепрь. Егор попробовал приподнять затекшую шею, и это движение немедленно отозвалось нестерпимой режущей болью в позвоночнике и где-то в глубине затылка.
Какая необузданная глушь, думал он, разглядывая кучу валежника, когда совсем близко выгнулись из тины и лопнули со звучным «чпок» три зелено-коричневых пузыря, полоснувшие дробью брызг во все стороны.
— Ч-черт! — пробормотал он вслух и услышал странный хрипящий незнакомый голос.
«Че-че?» — раздалось над ухом и на грудь вспрыгнула пупырчатая сопливая жаба с дребезжащим «куу-а, куу-а». Он брезгливо вспугнул ее рукой и тяжело поднялся. И вдруг вспомнил.
…курчавые белеющие гребешки волн лениво лизали пологий песчаный берег. Мягкая как пух, розовая трава шла почти от самой воды и походила на воздушное покрывало, расправленное над землей. Немного подальше колыхались точеные кустики, тоже розовые и тоже пушистые, как сами облака. Блаженное идиллическое дуновение ветра…
Егор почувствовал раздвоенность. В сознание, словно неаккуратно впихнули новую личность, забыв вынуть старую. Тоже мне, Хирурги.
Поблизости резко вскричала птица, шумно захлопала крыльями. Егор вздрогнул. Отдельно стоящий куст зашевелился. Невидимая колдовская сила раскачала и захлестала его ветками по глине. Это продолжалось совсем недолго, но привело с собой страх. Заворочалось среди бардака мозга и вылезло наружу отвратительное слово Живчик. Это буйствовал Живчик. Или обходил собственные владения. Или…
Егор переступил с ноги на ногу и с неудовольствием оглядел себя: кургузый пиджачок с оторванными пуговицами поджимает в плечах, под ним ничего нет, видна голая, сплошь покрытая гусиными пупырышками грудь, ноги обтянуты черными потертыми трико. Да-а. Приехали себе… С такой одеждой каши не сваришь… Каши… Каши… Ага, вспомнил! Ма́лыш! Фамилия у меня такая — Егор Малыш.
Он тотчас пришел в возбуждение, потому что в первый момент не помнил вообще ничего. Но как он здесь очутился? И где это находится? Эти вопросы пульсировали в крови, вызывая тревогу. Надо вспомнить себя! Очень хочется вспомнить себя. Воспаленное серое вещество мозга отказывалось как-либо мыслить. Голова была тяжела, словно набухла в этой жирной жиже болота. Наконец Егор определился: «Отставим пока ответы на потом, смиримся с неизвестностью».
Впереди зашуршало. Он поднял глаза и увидел как по земле ползет, извиваясь, длинный слюнявый цепень с жуткой присоской на плоской голове. Ползет нехотя, еще не почувствовал пота живого тела, но угрожающе, готовый внезапно изогнуться и метнуть себя вперед острым копьем, и присосаться навсегда, и выпустить в центре хоботка ядовитый шип, толстый и твердый, и проколоть им с треском кожу, и проколоть кости, а потом с наслаждением высасывать костный мозг из парализованной ядом ноги.
«…Сейчас запла́чу. Он так неожиданно прервал мою думу. Я уже вступил в фазу понимания… но появился он и заработала моя машина инстинктов… Все забыл! А я всегда мучаюсь о забытом. Будто он не знал, что собьет с мысли! Невежда!..»
Нет уж, спасибо! Егор покорно отступил в сторону с дороги цепня и там, где только что стоял, в отпечатке следа выступила вода, журча и пузырясь.
Холод пробирал до костей. Егор встал на травяную кочку и кочка медленно пошла вниз. «Спина болит, — подумал он. — Надо же, стукнул кто-то» — Кулаки сжались сами собой. Он все еще стоял на том самом месте, где очнулся, словно выжидая чего-то.
И впрямь, сейчас же на краю болотца судорожно затрещал кустарник, коричневые ветки, усыпанные прожилковатыми листьями раздвинулись и оттуда выкарабкалось неведомое существо. В этом существе с трудом различался человек — сквозь огромные прорезиненные ботфорты, сквозь многослойную грубую одежду, а еще поверх накинутую шкуру неизвестного животного. Лицо его было красным от ходьбы и добрую половину его закрывали квадратные, поблескивающие на солнце очки. В руках он держал автоматическую винтовку. Человек тоже увидел Егора и остановился.
«…Не он. Но что он здесь делает? Что за шутка! Как он сюда попал? Как говорил Бонаци: ...никто ничего не понимает, но каждый делает свое дело, потому что если он вдруг задумается, непонимание сгубит его…»
— Гей, приятель, — зычно сказал он. — Иди сюда.
В его голосе чувствовались уверенность и спокойствие, будто он всю жизнь только и делал, что предлагал свои услуги. Егор с ребяческой наивностью подошел к нему, раздумывая о том, что если это здешний обитатель, то как говорить с ним и что ему от меня надо, а если это опять тот, кто исколотил его спину?..
— Я Лесник, — убедительно представился человек. — Я полагаю, вам нужна помощь?
Знаем мы вашу помощь, недоверчиво подумал Егор, мне уже помогли, спасибо. Я бы с оружием так тоже кому-нибудь помог. А вслух:
— Меня зовут Егор, — и тут же остановился. Меньше рассказывать о себе, больше слушать — так безопаснее.
— Странное имя… очень странное. Бежите? — спросил Лесник участливо.
— Я? Н-нет, пока стою.
Лесник улыбнулся.
— В смысле, из города бежите?
— А в какой стороне город?
Тот показал рукой.
— Пятнадцать километров по тайге, а как выйдешь, тут он с горы и виден.
— Нет, вряд ли, — покачал головой Егор и ткнул пальцем в небо. — Я и сам-то толком не знаю. Может вот оттуда.
Лесник однозначно принял это предположение за отшучивание, повторно оглядел Егора и понимающе покачал головой:
— Ну, это неважно. Пойдемте со мной. Не будете же вы все время здесь стоять как истукан.
Это было тем более разумно, что Егор уже увяз по щиколотку, а рядом с ногой незаметно надулся большой пузырь и с треском лопнул, забрызгав штаны болотной тиной. Лесник протянул белый тюбик.
— Натритесь-ка хорошенько «Дэтериоратом», потому что сейчас сезон клещей, да и комары поутихнут.
Егору здешний обитатель все больше нравился, чувствовалось, что он знает свое дело. Егор отвинтил крышечку тюбика и мгновенно вокруг завоняло.
— Где мазать?
— Здесь и здесь, — показал Лесник. — Поверх одежды, чтобы был запах, и особенно волоса — клещи прекрасно все чуют. Хорошо. И шею.
Егор возвратил ему мазь, тот засунул ее глубоко в карман и, поправил винтовку на плече.
— Значит так. Тебя звать хм… Егором, а меня значит…
— Лесником, — подсказал Егор. Опять начинали заново.
Незнакомец расплылся в улыбке и его широкая покладистая борода мелко затряслась. Борода была яркой особенностью его лица: черная, кучерявая, квадратная, переползая по щекам, она незаметно превращалась в жесткие копны волос, обвязанные алой лентой. Линзы очков сверкнули на солнце, скрыв усмешку глаз.
— Нет, лесник это моя профессия. Звать меня Землис.
Егор невнятно пробормотал что-то вроде того, что не понял его, и, смутившись почему-то, замолчал. Внезапно подумал: «Странное имя».
— Это хорошо, что мы познакомились, — сказал лесник Землис. — Если не возражаешь, мы сейчас быстро сходим в одно местечко, а потом прямиком в поселок.
Забарахтались тяжелые мысли — человек этот совсем ему незнаком и неизвестно, куда это он собирается вести меня. Бди же, черт подери!
Они стали обходить болотце по направлению к рыжествольному осиннику на другой стороне поляны. Под ногами хлюпало и веером отпрыгивали серые лягушата. Ну вот, думал Егор, кто их знает, этих лесников. Может быть они таких как ты каждый день в роще расстреливают. И прокалывают осиновыми кольями для пущей верности…
— Егор, вы хромаете, — только сейчас заметил Землис, — и почему у вас такой недовольный вид? Город же давно позади.
— А почему вы с оружием? — вместо ответа спросил Егор, но Землис почему-то не понял или не захотел понять явного подтекста.
— Мумерагу или эшу кремом не отпугнешь… Да и сюда иногда забредают министерские армейцы, от которых просто долг отстреливаться… Да что я говорю, вы сами все знаете. Нет, нет, подальше от их дикой цивилизации.
«Подальше. От их дикой цивилизации», — повторил про себя Егор. И спросил:
— А сами армейцы — они из Города?
— Ну да, из Светлоярска. Они там все с ума посходили, проворовались, в бирюльки проигрались. Помню, как ни посмотришь в телевизор, у всякого политика глаза вора. Вот и ненавидят нас, вот и устраивают групповые налеты будто настоящие бандиты, прошаривая вокруг просек. Нет, точно говорю, — басил Землис, — они до смерти напуганы, что воистину свободные люди уходят к Дубравной Слободке и начинают здесь новую жизнь…
— Понятно, — буркнул Егор, ничего не соображая, потому что в голову опять лезло то, второе сознание.
— Они утопли в городах, — продолжал размышлять вслух Лесник. — Они забыли как выглядят деревня, овраг, поле. Город развратил людей. Если вы помните мыслителя Бонаци Держателя, которого по легенде растоптала хохочущая толпа? «Остерегайся благодати не потому, что она несовершенна, а потому что ты не готов к ней. Голодный путник сбил посохом плод с дерева, но встав слишком близко, не успел отойти и плод проломил ему череп»… Так вы значит не из Светлоярска, Егор? — Землис шел чуть впереди нешироким упругим шагом. — Можно предположить, что из Багадага, но это чересчур далеко и все по тайге…
…блаженное идиллическое дуновение ветра нежно дотрагивалось до тоги Магистра. «Ты будешь один-одинешенек, — тихо и грустно сказал Он. Одиночество будет твоим бичом и недугом от самого Начала и до самого Конца. Ищи друзей, говорю я тебе, но ты не найдешь их. Будут приятели, знакомые, просто добрые люди, а иногда — злые, но настоящих, искренних от всего сердца друзей не будет». Магистр улыбнулся и бесшумно сел на траву, чтобы барашки волн доставали до его ног и взглядом…
— Не двигайся!! — резко приказал Лесник и как вкопанный замер, а Егор по инерции налетел на него. Там впереди что-то произошло.
Егор испугался и тоже замер. Настала скованная тишина, показалось даже будто перестали петь птицы. Но как он ни вглядывался, высовывая голову из-за широкого плеча лесника, так ничего и не увидел, хотя всем организмом уже чувствовал опасность. Даже не опасность — силу. Слепую необъяснимую силищу. Покалывало в кончиках пальцев и по телу разливался сухой жар.
«…Молчат…Молчат, значит затаились… По сути своей безвредны, а мешают по незнанию своему… Незнание следует наказывать!..»
Опять Живчик что ли, подумал Егор. Ничего не понимаю.
— Разреши нам пройти, — громко и отчетливо произнес Землис. (Нет, определенно не Живчик.) — Мы не хотим плохого… Мы хотим добра, — Землис говорил осторожно, как будто катая пробные шары и прислушиваясь к производимым ими действиям. — Мы любим всю Тайгу… всю, какая она есть, и какой бы ни была… Тебя признаем за хозяина…Большое спасибо, — лесник приложил руку к груди. И тут Егор, наконец, заметил как нечто призрачное, бестелесное метнулось в сторону, искривляя собой окружающий мир, словно дурно вылитое оконное стекло, и пропало. Какой непривычный этот мир!
— Уфф! — облегченно вздохнул Землис, — повезло нам с тобой. — тут он нагнулся вдруг и поднял с земли три серебристых пуговицы, потряс в руке и протянул: — От твоего пиджака? ОН принес.
Егор ссыпал их в карман. Его пальцы дрожали.
— Что это было? — спросил он.
— Это был Хозяин Леса, — ответил Землис и пояснил: — Ну как бы это выразить… Леший что ли? Нет. Таежный дух. Самолюбив до смерти, меркантилен, но — справедлив. Встреча с ним величайшая редкость.
— Так понятно, как его распознаешь, невидимого.
— Я встречаю его во второй раз в жизни и снова появляется предчувствие, словно кто-то находится рядом… Постой! О, да вы совсем задубели, возьмите хоть это, — он снял с себя шкуру и стал прилаживать к Егору, продергивая и застегивая ремни.
— Я действительно ощущаю себя мерзко, — подтвердил Егор. В туфлях хлюпали носки, полные зеленоватой воды.
— Ладно, уж потерпите, сухую одежду я вам дома дам, когда придем. Эх, хорошо бы вам сейчас стимулятор принять, но вот с чем проблема — с тем проблема, особенно в последнее время. Здесь вы правы, мы несколько зависимы от их цивилизации.
Они в легком возбуждении возобновили путь через осинник. Солнце светило тускло, и душно было как в бане, зато хоть вода ушла и под ногами больше не было жидкого месива. Выбравшись на сушь, они некоторое время петляли меж оголенных стволов, при этом Землис все время вертел головой в поисках каких-то меток.
Потихоньку разговорились. Егор сказал, что не помнит ничего из прошлого и тогда лесник стал рассказывать ему о своей жизни, но с такой горечью, что сжимались все внутренности тела. Так вот, раньше Землис жил в Светлоярске, быв водителем компактного рефрижератора, развозил продукты со склада по торговым точкам. Жизнь была размеренная, поступательная, но однажды случилось ужасное: жена работала секретарем научного директора Светлоярского государственного комбината и в один глубоко несчастный вечер не пришла домой. Он бросился искать Нару — нет нигде. В эту тревожную ночь Землис обзвонил всех, кого только знал, а под утро заявил в Органы Безопасности. Там сначала было рьяно взялись за дело, объявили розыск, но в конце концов следствие зашло в тупик и на этом все поиски стихли. Единственно, следователь оказался порядочным человеком. В приватном разговоре на кухне, под шум трескучей кофемолки он сообщил о самой вероятной, по его мнению, версии, что будто бы Нару выкрали для получения информации о секретных разработках комбината, который работает на Армейское Ведомство. Тогда-то у Землиса и произошел кризис, возникла настоящая злоба и неприятие любого человеческого общества и он ушел вглубь тайги, благо она была рядом. И тайга его приласкала, утешила. Жизнь отшельником притупила воспоминания и как раз тогда, месяца через два ему повстречались двое таких же как он, беглецов от мира. Именно тогда, обсудив дела и взгляды на жизнь, они заложили первые дома Дубравной Слободки.
Так она и началась, вольная жизнь, и с каждым годом их становилось все больше и больше, потому что о них узнал город.
На щеку сел огненно красный комар, с лету вонзая жало и Егор импульсивно по нему ударил. Над головой, шурша крыльями-простынями, спланировала бабочка и Егор отшатнулся.
— А хочешь, — предложил лесник, — я тебе еще притчу расскажу.
Егор кивнул.
…В одном селе жил юноша, мечтавший возвыситься над своими односельчанами и даже прославиться более своего отца, старосты. А была у жителей села одна напасть — лисы. Тогда однажды юноша взял ружье и ушел в лес, а когда вернулся, то принес с собой в мешке… несколько пушистых волчат. И стал он их воспитывать. И вот, когда минуло немало времени, не один месяц, дикие звереныши подросли, окрепли и превратились в настоящих хищников, беспрекословно слушавшихся своего молодого хозяина, а он их приучал выполнять только одну работу — стеречь деревню от пакостей лис. Прошло время. Нападения на кур прекратились и сельчане, в общем, были рады такому исходу и больше не ругали парня за его глупые фантазии. Лишь один старый мудрый охотник все твердил: «Не кончится это добром». По его и вышло. Волки были чрезвычайно прожорливы и их трудно было прокормить. Как-то раз они загрызли овцу. Запах безнаказанной крови пробудил в них дикие инстинкты, забыли они про воспитание, разорвали на части кинувшегося на них сельского старосту, отца юноши, и убежали в чащу.
Землис нагнулся до земли, сорвал горсть синих ягодок и протянул Егору.
— Полакомься.
— Спасибо, — поблагодарил Егор, ягоды слегка горчили.
Он задумчиво возвел глаза к небу — белому-белому, далекому-далекому, ослепительно проникающему сквозь высокие, темно очерченные кроны деревьев.
Осинник неожиданно кончился, так что наладившийся было психологический мостик между Егором и Землисом обрушился и они снова стали незнакомцами — лесник, обитатель тайги и непомнящий прошлого гость тайги. Они вышли на просеку. Поджав взлохмаченный хвост, трусовато прошмыгнула вдали серая тень — наверное, собаки.
— Кажется здесь, — задумчиво произнес Землис, остановился и поправил очки на переносице.
— Что? — спросил Егор с плохо скрываемым интересом.
— Бог его знает, — ответил лесник.
Просека была узкая, заросшая у просмоленных столбов с белыми шашечками изоляторов сухим бурьяном. Раньше пролегала здесь упругая песчаная автомобильная колея, со временем сдавшаяся траве и ветру. Напротив, буквально рукой подать, лес начинался снова, но перед его краем пролегал еще белеющий отсюда песком неширокий овражек или разлом, словно шрам на лице Мира. «Шрам» недолго тянулся вдоль просеки, а потом, корчась и извиваясь, уползал вглубь зеленеющей массы. Ничего не скажешь, пейзаж был мрачным. Вепрь бы, конечно, не выбежал, и дерево не упало бы, и даже болота нет, а мрачно. Все было не так, все было по- чужому.
— Жутко как.
— Наоборот благодать! — откликнулся Землис. — Ты еще не видел когда по-настоящему жутко. В городе — вот где! Природа безвредна, только это надо осознать.
«Что-то он много говорит!»
Лесник нагнулся к земле и взял в руку горсть чуть влажного песка. Он сжал его, а потом раскрыл ладонь и комочек враз покрылся трещинками, раскололся на дольки, которые не удержались и полетели вниз. А Землис только встряхнул кистью и шагнул дальше.
«Нет, а все же кто я такой? — задал себе вопрос Егор. — Даже придумать это не хватает у меня фантазии. Ну Посланник, подумаешь. Ну беглец от реальности, наверное жестокой, если послушать Лесника, к другой реальности, в новой, еще не застывшей корочке, но может быть ничем не отличающейся от прежней. Кто еще? И откуда эта раздвоенность, эта вся прошлая жизнь, какой-то Магистр, от которого никакого толку… Как же мне найти себя? Самого.»
Он пошарил в карманах пиджака, но там ничего не было, кроме пыли и хлебных крошек.
— Егор, идите сюда, — шепотом позвал Лесник, стоявший у края оврага и глядевший вниз. Егор медленно подошел, обтирая грязные ноги о зеленую траву, и встал рядом.
В овраге лежал мертвый человек, уткнувшись лицом в землю.