Штурман-таки заснул за рулем. Он совершенно не помнил в какой момент это случилось, но теперь, после дурного неспокойного сна, он чувствовал себя разбито. Причем разбитость ощущал отнюдь не через тело — потягиваться было все также истомно приятно — а где-то через душевное состояние.

Вдруг он вспомнил, что сидит в кресле вездехода и тогда окончательно проснулся — от осознания того, что вместо легкого гудения вокруг стоит тишина. И только тишина. Он немедленно открыл глаза, чтобы олицезреть следующую картину. Все члены экспедиции тоже спали, кроме пинчера, который, услыхав пробуждение Штурмана, поднял голову и, не вставая, пытался трогательно проделать какие-то приветственные движения хвостом. Вездеход очевидно стоял без движения. Штурман бросил взгляд на приборную панель и сразу понял причину этого. Оказывается, пока они все спали, машина преодолела почти двухсоткилометровый отрезок пути до конечного пункта, который ей был указан и естественно остановилась, ожидая дальнейших распоряжений.

Тогда Людвиг осторожно, чтобы не будить остальных, приоткрыл боковую дверцу и на него немедленно дохнула прохлада ночи. Он вновь включил потухшие фары и вылез наружу. Вокруг было по-настоящему непроглядно. Свет передних фар выхватывал лишь небольшой кусок покрытой мраком поверхности земли, да в воздухе непонятное сизое струение, поднимающееся снизу вверх. От габаритных огней было мало проку. Штурман даже удивился теперь — зачем они вообще нужны? Ведь такие машины эксплуатируют лишь в местах, где не может быть речи о каком-либо встречном или попутном автомобильном движении. Или опять сказалась барская привычка любое устройство изготавливать универсальным, с количеством возможных функций в разы превышающем его в основном используемые функции. Да, так и есть, — согласился Штурман и опять его внимание вернулось к всеобъемлющей ночи. Для него было внове очутиться в неконтролируемой, а тем более открытой (незамкнутой) темноте. Обычно свет сопровождал его повсюду — во всех ситуациях, когда глаза его были открыты. Сейчас же его глаза были как никогда открыты, но он не видел даже ближайшие в сторону от машины предметы и лишь неведомым чутьем там угадывались жесткие расщеперившиеся прутья и пятерни атмосферных регуляторов.

И еще со всех сторон его окружали звуки. При этом он испытывал к ним трудносмешиваемую гамму чувств: эти звуки ему казались то чарующими, то настораживающими, то тревожащими, то нежно ласкающими слух. Он не мог видеть что же все-таки производило эти звуки. Тихое шуршание, по-видимому, исходило от колышимых ветром пластинок солнечных батарей атмосферных регуляторов. А ведь еще тут было стрекотание, легкое постукивание, время от времени раздавался повторяющийся мелодичный минорный пересвист. После этого Штурман заключил, что его окружает большое количество механизмов и электронных устройств, производящих все эти шумы и собравшиеся здесь «на человеческое присутствие». И так как он не мог их видеть, то и не мог достоверно определить каждое их целевое назначение.

Тогда Людвиг, продолжая держаться одной рукой за гладкий, композитный бок вездехода, попробовал несколько раз закрыть и снова открыть веки. По большому счету было одинаково — он по-прежнему не мог разглядеть ничего, а глаза привыкали к темноте чрезвычайно медленно.

Штурман знал, что если снова вернется внутрь вездехода, то вновь попадет в тепло уютного микроклимата, созданного человеком, для человека и под человека, но может быть потому, что он всегда был немного упрямым, теперь он не хотел этого делать. Набравшись храбрости (хотя вряд ли здесь можно в полной мере применить это слово, ибо Людвиг практически никогда в жизни не испытывал страха), он отпустил руку с машины и сделал несколько шагов в сторону темноты. И сразу едва не потерял равновесие в отсутствие ориентиров. Его ноги, обутые в облегченные туфли скользнули по сырой вихотке травы и уперлись в высовывающийся из моха камень.

Штурман замер, а потом присел на корточки, медленно ощупывая рукой шершавый бок этого камня. Между пальцами заструилась длинная гофрированная гусеница и он с пещерным ужасом отпрянул назад и, потеряв-таки равновесие, уселся на собственную задницу. Теперь он пребывал в самом нелепом положении и медленно размышлял, как же он все-таки в него попал. Он ощущал некоторую досаду оттого, что здесь нет самого обыкновенного света, а если и есть (что еще хуже!), то он не знает как его включить.

Вдруг ночную тишину буквально разорвал рев заработавших двигателей вездехода.

— Эй! — вскричал Штурман, вскакивая на ноги.

Тут широко распахнулась дверца машины и в ее проеме показался разгоряченный после негаданного сна Инженер. Свет из салона хлынул наружу, выхватив отряхивающегося от холодных капель росы Штурмана.

— Людвиг! — удивленно и достаточно громко закричал Инженер. — Что же ты там делаешь! А мы тебя ждали-ждали, ждали-ждали. Я даже хотел посигналить.

Штурман подошел к нему и заглянул в салон, из которого пахнуло родным теплом и, главное, мягким ярким светом.

— Что, все уже проснулись? — спросил он.

— Давно уже, — за всех ответила Ксенобиолог. — Мы не хотели без тебя начинать обедать.

— Ну и как там? — безразлично спросил Штурмана сладко потягивающийся Геолог.

— Где там?

— Там, на улице.

— Так, ничего особенного.

— Значит, мне и не стоит выходить, — решил Геолог. — Итак, полагаю нам следует перекусить, чтобы со спокойной… совестью и на сытый желудок продолжать эту утомительную поездку.

Вдруг Ксенобиолог подняла руку ладонью вперед и немного покачала ее взад-вперед.

— Господа, у меня есть отличная идея. Мы должны обязательно пообедать на свежем, так сказать, воздухе. И даже не то, чтобы здесь было душно, совсем напротив, а просто мы должны выплеснуть немного отрицательной энергии, разрядиться.

— Но там ведь черным-черно! — воскликнул Штурман.

Ксенобиолог даже встала, чтобы произнести свою следующую фразу:

— Людвиг, а разве бывают нерешаемые проблемы? Давайте, все на улицу.

После этого Штурман сдался. Инженер шутливо толкнул его в плечо и они всей гурьбой полезли из вездехода.

— Здорово-то как! — немедленно заявила Салли.

После этого, как единственная, и к тому же по натуре властная женщина, она стала бойко распоряжаться.

— Вот здесь, в свете фар. Сережа, неси покрывало и расстели его на земле. Людвиг, тащи сюда все какие найдешь продукты — в баре, в холодильнике. Айзек, полюбуйтесь какие чудные звезды!

Возвратившийся внутрь салона Инженер, первым делом поставил музыку и переключил ее на внешний динамик, после чего все очарование ночной тишины, которое до этого пытался понять Штурман, было разбомблено в пух и прах.

Людвиг, забравшийся следом, долго рылся в холодильнике, пытаясь выбрать подходящие пакеты и баночки и выложить их на поднос. Ему очень редко приходилось заниматься подобными вещами, потому что еду обычно готовили роботы.

Инженер с покрывалом под мышкой вперед него открыл бар и взял оттуда две бутылки вина на свое усмотрение.

— Я взял вино, — сообщил он Штурману и вышел на улицу.

Общими усилиями обеденный стол наконец накрыли, хотя и получилось это как-то неспешно и неловко.

К этому времени Геолог задумал показать им небольшое самодельное шоу и для этого он попросил пока не начинать есть, а помочь ему натаскать в кучку валявшиеся тут и там вокруг сухие ветки. В основном это были вышедшие из строя корявые обломки атмосферных регуляторов, которые приходилось нащупывать почти вслепую, потому что сюда не доходил свет фар. Инженер сначала возмутился такой странной просьбе Геолога, но все-равно выискивал обломки вместе со всеми, впрочем не переставая ворчать про себя.

Наконец, довольно внушительная кучка хвороста была собрана и уставшие астронавты повалились на покрывало, ожидая обещанного шоу. При этом они все время перебрасывались саркастическими замечаниями и шутками.

— Сейчас увидите! — отвечал им Геолог. — Вы не напрасно старались.

— Что ты хочешь сделать? — спросили его. — Зачем это?

— Это ужасно! — ворчала Ксенобиолог. — Я начинаю испытывать ощущение холода! Да я почти продрогла!

— Сейчас, сейчас, потерпите, — бормотал Геолог.

Он присел на корточки у кучи веток, побрызгал на нее из флакончика, который достал из кармана, затем из другого кармана достал какой-то заранее приготовленный прибор и попытался с его помощью произвести электрическую искру. Вначале у него ничего не получалось.

Инженер не выдержал и запустил руку в гору продуктов, хватая первую попавшуюся саморазогревающуюся банку. После ее вскрытия вокруг стал распространяться привлекательный вкусный запах.

Примеру Инженера последовали Штурман и Ксенобиолог. Они ели горячую пищу, чувствуя что по-настоящему проголодались и замерзли.

Геолог, казалось, этого всего не замечал.

— Ну давай же! — понукал он.

И вдруг ветки ярко вспыхнули. Геолог отпрянул, но затем радостно закричал:

— Получилось! Вы видите, получилось!

Больно ударившее по уже привыкшим к темноте глазам, пламя вспыхнуло вначале очень ярко, но затем умерило пыл и занявшиеся ветки стали гореть ровно. Рукава пламени капризно колыхались под ветром то в одну, то в другую сторону, исторгая из себя искрящийся дым. Геолог, сидевший к огню ближе всех, услыхал также и характерное потрескивание, но для остальных оно перебивалось громкой динамичной музыкой.

Зрители были ошарашены. Ну, если не ошарашены, то во всяком случае сильно удивлены, потому что открытый огонь видели впервые. Первым опомнился простодушный Инженер, уплетавший в это время за обе щеки питательную пасту. В перерыве между глотками, он спросил:

— Айзек, зачем вы устроили аварию?

— Так вот значит она какая, авария? — сделала попытку пошутить Ксенобиолог, для которой это слово всегда было скорее ругательным.

— По-видимому, это контролируемая авария? — высказал свое предположение Штурман.

Геолог поднялся с корточек и подсел к ним. Даже в полутьме было видно, что он находится на вершине счастья.

Пару раз тявкнул Кант, уставший выжидательно смотреть на людей когда же ему выделят еды. Разумеется, еды ему тотчас дали.

— А ведь это не авария, — заметил Геолог очень тихо, но все равно его услышали, так как все их внимание было направлено на него.

— А что это еще может быть!

— А вот смотрите. Подойдите поближе и вы почувствуете… Не бойтесь, подходите ближе… Да брось ты свою еду, Инженер, у тебя ведь ее никто не отбирает.

— Как это? — оторопел Инженер.

— Ой! — вскричала Ксенобиолог. — Ой-ля-ля, здесь тепло. У меня, оказывается, вся кожа в мурашках.

— Да что это такое, скажи скорей! — нетерпеливо воскликнул Штурман, ладонями рук ощущая жар от желтого пламени, немного ранящего глаза своей интенсивностью.

— Это… — псевдострашным голосом начал Геолог и сделал паузу. Заинтриговав таким образом, слушателей, он овладел всеобщим вниманием. — Самодельный управляемый химический реактор!

— Ах! — ахнула Ксенобиолог. — Айзек, тебя оштрафуют за то, что ты делаешь это без лицензии.

— Милая Салли, — ответил ей Геолог. — Такое может произойти лишь в одном случае — если ты на меня донесешь.

Салли развернулась и ладошкой, согретой теплом огня, звонко ударила Геолога по губам и одновременно вскрикнула:

— Да как ты можешь такое говорить!!!

Геолог обиженно потрогал пальцами место удара и после затянувшейся паузы сказал.

— Я со спокойной совестью делал это, потому что знал, что могу на вас положиться.

— Извини, — буркнула Ксенобиолог и присела на расстеленное покрывало. Послышался стук перебираемых банок.

Штурман устало присел перед огнем и какой-то палкой стал ворошить костер. Вырвался сноп искр.

— Осторожнее, Людвиг, — бросил ему Инженер, — а то еще взорвется.

Геолог успокоил его и пояснил, что такой реактор является довольно безопасным по причине своей маломощности, а контролировать его очень просто. Чтобы увеличить жар, надо подбросить сухих веток, если же не подбрасывать, то огонь с небольшим временным лагом сам начнет гаснуть. Поэтому, пока они находятся рядом, реактор считается контролируемым с высокой степенью вероятности.

Вдруг Кант вскинул голову и злобно зарычал в сторону кустарника. Шерсть на загривке ощетинилась.

— Что такое, — стали успокаивать пса.

Инженер решился ласково погладить собаку, и в этот момент Кант развернулся и, видимо от собственного испуга, цапнул его за палец. Инженер взвыл крепким басом, легко перекрыв мелодию музыки. Кант догадался, что совершил неправильный поступок и, заскулив, торопливо скрылся под днищем вездехода.

— Ах ты зверинец! — возмущался Инженер. — Ты погляди какие оставил вмятины на моем… На моем! Пальце!

После данного происшествия астронавты еще немного полюбовались прекрасным ночным видом, справили нужду по разные стороны от вездехода, умылись и стали собираться.

Пустые банки они отбросили в сторону.

— Надеюсь, у них есть дворники, — проговорил Инженер.

— Все больше убеждаюсь, что нет, — был ему ответ.

Остатки еды и покрывало были собраны, Геолог потушил костер, забросав его землей с помощью лопаты и они забрались обратно в вездеход.

Ксенобиолог нервно стукнула кулаком по сиденью.

— Сергей, выключи эту надоевшую музыку. Тошнит уже.

— Поставить другую? Нет?

— Ну как вам наше приключение? — полюбопытствовал Геолог. — Просто класс!

Штурман завел машину и задал ей следующий пункт. Следующим пунктом на карте была точка на берегу полоски открытой воды. Он размышлял, что же это такое. Но недолго, каких-то шесть-семь часов осталось подождать до разгадки, а пока…

— Надо связаться с Кораблем, — вспомнил он.

— Да, кстати, — заметил Геолог и боязливо посмотрел на Салли, — не говорите ничего про мое маленькое шоу…

Ксенобиолог зыркнула на него очами и улыбнулась примиряющей улыбкой.

Инженер некоторое время повозился с аппаратурой, настраивая связь, а когда все было готово, через спутник и через Сизифа связался с рубкой Корабля.

— Кто это? — беззаботно спросила Врач. — Ах, это вы! Ну и как, видели?

— Кого, — не понял Инженер.

— Глорианцев.

— …? Ну что ты, пока нет! Разве их в темноте разглядишь. Может спят где… Ирина, нет ли Капитана поблизости?

— Так ведь он пошел в свой кабинет поработать над книгой, просил не беспокоить. Может быть что-то передать?

Инженер почесал затылок.

— Да в общем-то, мы так просто звоним, от нечего делать. У нас все в порядке. Еда, конечно, дрянная, но с этим приходится мириться. Все присутствующие передают дружеский привет.

— От нас всех тоже вам привет.

— Ну тогда пока. Позже еще созвонимся.

— Хорошо, — ответила Врач. — Пока.

Инженер выключил питание и задвинул блок телестанции в паз. В салоне воцарилось молчание, изредка нарушаемое постукиванием электронных очков о панель, когда кто-нибудь надевал их посмотреть на дорогу, а потом снимал обратно. Иногда покачивание салона усиливалось, когда вездеход преодолевал неровности и кочки, которые стали снова встречаться чаще.

Штурман попросил Геолога немного отодвинуть ноги и раскрыл раскладной столик.

— Надеюсь, мы не будем все время вот так сидеть как тюни и молчать. Давайте во что-нибудь поиграем.

— Логично. В «Либериум»? — предложила Ксенобиолог.

— Если в эту фантасмагорию, то я пас, — заметил Геолог. — Нет ли там ничего попроще, что не вызывает буйного помешательства? Да и фантазии у меня уже не те. Лучше что-нибудь спокойное, стратегическое.

Штурман достал из бара бокалы и разлил в них початое на стоянке вино.

— Прошу, — пригласил он. — Дело в том, что я имел в виду другие игры, не связанные с видеошлемами, и вообще с компьютером. В карты, например, в шахматы, домино, лото.

Инженер разочарованно протянул:

— А они хоть есть, карты-то?

— Есть, — утвердительно ответил Штурман, который незадолго до этого обнаружил игровой комплект в одном из бардачков и выложил теперь из него колоду карт на столик.

— Но это же глупая и скучная игра, — проныл Инженер, но в следующую секунду опомнился, и не желая больше никого оскорблять, согласился.

Штурман тем не менее объяснил зачем он это предложил.

— Посидим, просто поговорим, — сказал он. — Потому что мы, хотя и видимся ежедневно по многу часов, довольно редко говорим по душам.

Они вслух прочитали написанные в прилагаемой к картам инструкции довольно запутанные правила одной из рекомендованных игр, попробовали поиграть и потихоньку втянулись.

Ксенобиолог положила ногу на ногу и придвинулась ближе к столику.

— Можно даже принять это за новые впечатления. Хотя игра будет потускнее шарма незабываемой ночной остановки.

— Салли, вы знаете кто такой Шекспир? — неожиданно полюбопытствовал Геолог.

— Нет, а что? Я должна его знать?

— Ну что вы! Вы знаете тех, кого считаете нужным знать. Просто вы сегодня так… сказочно поэтичны. Вы даже… Вы даже, можно сказать, меня возбуждаете…

— Ах, бросьте, льстивый обманщик. Кто вам поверит.

Инженер навалился всем своим весом на столик.

— Салли. Мы ведь тебя почти совсем не знаем. Ты всегда была такой скрытной, отстраненной, хотя безусловно знала о своем магическом воздействии на людей. Сказать по правде, от тебя без ума вся мужская половина «Глинки».

Инженер подмигнул Штурману. Но Штурман сегодня был задумчив и время от времени просто выпадал из общей струи разговора, как вышло и на этот раз.

— Эй-ей! Осторожнее! — предупредила Ксенобиолог. — Не пытайтесь меня напрягать, это может кончиться плачевно. Для всех без исключения.

— Ну-ну, — сделал видимость отступления Инженер. — Никто никого.

— Людвиг, — спросила Салли, — а ты чего такой квелый? Аж больно смотреть.

— Не знаю, — ответил Штурман. — Наверное, скучаю по…

— «Глинке»?

— …это тоже. Но нет, скорее по Космическому Городу. По его темперированной жизни, по друзьям, которых у меня там осталось неисчислимое множество.

— Ты можешь хоть сейчас им позвонить.

— Дорого.

Инженер подлил вина в опустевшие бокалы.

— Давайте выпьем. Чтобы друзья всегда были с нами. Чтобы Земля по пятам шла за нами, первопроходцами и немедленно осваивала, поднимала до своего уровня все вновь закладываемые базы. Со всей необходимой инфраструктурой. А то, действительно, пока все человечество живет, ни в чем разрешенном себе не отказывая, мы в это время терпим ужасные лишения и неудобства. Вот я, например, просто умираю без свежих новостей. Я иногда даже думаю, как же они там бедные обходятся без моего внимания, моего соучастия. Может быть в это время там действительно замирает жизнь, все приостанавливается. А потом возвращаешься и — бац! Тебя сметает девятый вал накопившейся информации. И вот ты уже вновь катишься вместе со снежным комом основного потока жизни, скорость которого настолько высока, что выход из него или возвращение удивительно тяжелы.

— Вас всех сегодня не узнать, — повторил свою мысль Геолог. — Вы изменились. Вы блещете. Боюсь признаться в собственной нескромности, но может быть на вас так повлияло мое огненное шоу?

— Ты несносен! — пошутила Ксенобиолог.

— Даже так? Хорошо. Тогда разрешите узнать у присутствующих кто-нибудь из вас знает своих родителей?

— Конечно! — ответили ему. — Ты можешь в любой момент обратиться к компьютеру и он тебе выдаст полные данные о твоей родословной.

— Да нет же, — вскричал Геолог. — Я имел в виду вы лично их знаете, встречались когда-нибудь?

— А зачем, скажи наконец. Разумеется, не встречались. Мои родители, например, живут на другом конце Галактики и до них только добираться несколько месяцев. Должна же быть какая-то цель для встречи.

— А вот мои родители, — добавил Штурман, — давно умерли. Отец умер около полутора веков назад, а мать что-то около двадцати лет до моего рождения.

— Вот то-то и оно, — сказал Геолог. — У вас нет связи с прошлым, которая делает людей добрее, лиричнее. Вы словно «перекати-поле» с рекламной надписью: «Принадлежит к роду человеческому. Новинка! Улучшенный экземпляр по сниженной цене!» Заполняете собой вселенское пространство.

— Обязательно ли было переходить на оскорбления?

— Ради Бога, не будьте такими обидчивыми. А я вот, в отличие от вас, лично знаком со своими родителями и даже время от времени общаюсь с ними. Знали бы вы только эти непередаваемые ощущения настоящей дружбы. Да-да, мои самые близкие друзья — это мои родители, как ни странно это звучит. И знаете, в полной мере осознавая этот факт, я чувствую себя в любой ситуации многократно увереннее.

— Зато я лично знакома с подругой вице-президента Космического Города, — похвасталась Ксенобиолог. — И не поверите, она такая простая, обыкновенная баба. Ни лучше, ни хуже, — такая же. Денег разве что куры не клюют. Хотя Альбертино ей не дает особенно много тратить, держит в ежовых рукавицах. Я бы однозначно не позволила так с собой обращаться. Хочешь нежности, так содержи свою подругу как следует. Я, конечно, догадываюсь, что он почти все средства вкладывает в доходные двухсотлетние облигации, но не до такой же степени быть скрягой.

Мужчины молча кивали Ксенобиологу, давая ей по-женски всласть выговориться. Хотя если бы она внимательно на них посмотрела, то может поняла бы, что им неприятно выслушивать разговоры на тему: «кто важнее — мужчина или женщина». Без сомнения, такой проблемы вообще не стояло перед ними, она отпала в обществе давным-давно за ненадобностью, но слова так и остались обидными.

Астронавты еще какое-то время посплетничали о «звездах» шоу-бизнеса, обсудили некоторые культурные новости, научные достижения, общеполитическую обстановку.

Потом под вездеходом, взбиравшемся по крутому склону очередного оврага, осыпалась земля и он заскользил назад. Мягкие колеса спружинили на камнях, вездеход встал на дыбы и целиком опрокинулся на крышу. Пассажиры услышали приглушенный скрежет камней о панцирь вездехода и встревожились. Салон ощутимо тряхнуло, но он словно на качелях, провернулся и снова занимал горизонтальное положение.

— Что-то произошло, — заметила Ксенобиолог, которую как раз прервал необычный звук.

— Сейчас, поглядим, — почти в унисон сказали Штурман с Инженером и надели очки.

Штурман почти сразу их снял и бросил взгляд на панель.

— Да мы перевернулись! — удивленно воскликнул он. — Ничего себе шуточка!

— И что это означает? — спросила его Ксенобиолог.

— Что, что — авария!

— Это значит мы не сможем двигаться дальше?

— Конечно, не сможем, пока не вернем машину в исходное положение.

— А в машине веса без малого восемь тонн, — добавил Инженер, хотя мог бы этого и не говорить, потому что и так было ясно, что люди, даже соединив усилия, не смогут поставить вездеход на колеса.

— И что теперь делать?

Инженер подумал.

— Есть два пути. Ждать утра, чтобы при свете солнца собрать наших роботов, которые помогут устранить неисправность. Или не ждать утра.

— Полагаю, ночь нам нисколько не помеха, — пробормотал Геолог и пошел открывать багажник, в котором среди прочего груза находились два компактных семи-органических робота.