Глава 1

На сей раз, всё было по-другому. Никакой величавости легендарного зала, никаких взволнованных сборищ и многозначительных перешёптываний.

Их было всего восемь. Они сидели в небольшой, сложенной из серого, безликого камня, комнате, за добротным, но ничем не украшенным деревянным столом. Восемь повелителей Лиги Ог-Дразд: главы правящих кланов и присоединившийся к ним Рогдар дун Барадин, патриарх Церкви Подгорного Пророка. Высшее духовное лицо страны редко чтило своим присутствием заседания Совета Семи, предпочитая держать дистанцию с низменными земными делами. Однако, это касалось лишь заседаний в стенах главного зала Дворца Совета. Сюда же, в тесную комнату, откуда во внешний мир не просачивалось ни звука, патриарх приходил всегда. Потому что здесь собирались только в крайних случаях. И говорили о самых главных вещах.

— Чтоо… Смертная пыль, что такое ты ещё сотворил, Хардарин?! — ярость советника Эбита была поистине неисчерпаема.

Даоттар Клана Чёрного Самоцвета поднял голову и оглядел собравшихся. Он не торопился с ответом, выдерживая чётко отмеренную паузу. Не слишком короткую, чтобы придать веса своим словам, и не слишком длинную, чтобы не зарождать лишних обид.

— Не нужно криков, Эбит. — холодный, взвешенный, отрезвляющий тон. — Твои соглядатаи тебе уже всё рассказали. Как и всем остальным. Так и планировалось. Капитан Крондин дун Хардарин предал свою страну. Его смерть должна стать уроком для всех, злоумышляющих против Лиги.

Слова подействовали, кто-то даже вздрогнул. Хорошо.

— А… те, кого прислала Академия? — Нигвадар, даоттар Жёлтого клана, нервно поморщился. — Они… выходит, Академия тоже замешана?

— Выходит, так. — Хардарин говорил скупо, понемногу, предоставляя собравшимся потомиться в собственных вопросах и домыслах.

— Но зачем тогда эта игра? — было видно, что советник Дабнур уже во многом оправился от трагедии, постигшей Синий клан. — Наследник Чёрного клана геройски погиб, сражаясь с врагами Лиги… Трагическая смерть наших друзей из Академии… Зачем показывать это обществу в таком свете?

— Чтобы сбить врага с толку, разумеется. — картинно развёл руками Магнут. Он вступил в разговор, оттеняя жёсткость Хардарина. И окончательно давая понять, что Розовый и Чёрный кланы состоят в союзе. — Мы не знаем, кто ещё вовлечён в этот заговор. Пока, увы, не найдено никаких следов того, что могло бы разрушить Птичий Карниз и крепость Ог-Азар. Поэтому, друзья мои, необходимо соблюдать осторожность. Великий Свод, уж точно это касается отношений с Академией! Кто знает, насколько она вовлечена во все эти злодеяния.

Они не верили. Ни один. Впрочем, рассчитывать на что-то иное было всё-таки глупо. Все слышали голоса неуловимых уличных заводил, кричавших про страшное Проклятие Каменного Меча. Эта тайна была слишком сокрытой, слишком немногие её знали. Она делала круг подозреваемых слишком узким. И в этом кругу даоттар Чёрного клана выделялся слишком сильно.

— Что это ещё за чушь?! — даоттар Красного клана ожидаемо не выдержал первым. — Думаешь, мы поверим в эти сказки? Ты уже давно гребёшь всю власть под себя, Хардарин! Куда больше похоже на правду, что ты просто решил завершить начатое!

Неизбежный и очень важный выпад. Его нельзя было оставлять без внимания.

— Вот как? Хочешь поговорить о том, что похоже на правду, Эбит? Хорошо. Какой мне смысл устраивать эту вакханалию? Я и так сильнее всех вас. Желай я завладеть Лигой, то просто постепенно наращивал бы влияние. Мне незачем разрушать всё под корень. А вот кому-нибудь другому — почему нет? Например, тебе. Изобрёл мощнейшее оружие и пожелал править на пепелище. С таким оружием даже не особенно нужны сторонники, так что ты ещё и ударил по собственному клану. Просто, чтобы снять с себя подозрения.

— Ах, ты!.. — с перекосившимся лицом даоттар Красного клана рванулся из-за стола.

— Братья мои! — возвысил голос патриарх, заступая дорогу Эбиту. — Видит Пророк, наши распри не приведут ни к чему хорошему! Мы все связаны общей тайной и общим священным долгом! Нам всем суждено вместе стоять на пути опасностей!

— Верховный служитель совершенно прав. — поднял руку даоттар Оранжевого клана. — Пора прекратить бесплодные споры. До сих пор ещё не найден тот человек, что причастен к разрушениям, а ведь прискорбная гибель поисковой партии в посёлке Агварад и показания очевидцев говорят, что этот человек…

Атмосфера в комнате успокоилась, и разговор потёк в обычном, будничном русле. Однако, фальшивость этого спокойствия была столь очевидна, что почти сияла, отражая свет кристаллов. Хардарин дун Кваг смотрел на остальных и видел лишь тяжёлое, страшное ожидание. Ожидание Дня Обретения и того, что должно было случиться. Ощущение ужасной, неумолимой угрозы висело в воздухе и давило, сужая и без того тесную комнату.

Но это ощущение было не самым страшным. Самым страшным было сознавать, что до Дня Обретения, скорее всего, не дойдёт. Угроза и страх будут возрастать день ото дня, и, в конце концов, кто-то не выдержит беспомощного ожидания. В конце концов, зазвенит оружие и прольётся кровь. И тогда Лига пожрёт сама себя.

«Крондин». Впервые в жизни даоттар Клана Чёрного Самоцвета обратился к кому-то в мыслях. «Крондин. Сколь бы ни сложна была твоя задача, поторопись. Если ты не ударишь первым, то, придя, найдёшь лишь огонь и хаос».

 

Глава 2

Залитая солнечным светом скала ходила ходуном и разрывалась, наполняя всё вокруг страшным громоподобным треском. Этому вторили вопли и агонизирующая суета тысяч и тысяч. Всё повторялось вновь.

Сцена гибели Птичьего Карниза поистине ужасала.

Однако, Сергей заставлял себя смотреть. Заставлял уже второй день подряд. Погрузившись с помощью заклятия в глубины своей памяти, он отчаянно искал там что-нибудь, хотя бы малейший намёк, подсказку, в каком направлении двигаться дальше.

Это было странное ощущение. Сергей никак не мог повлиять на свои действия, даже на направление взгляда. Но он был способен выбирать, на какой части картинки концентрироваться и к каким звукам прислушиваться.

К сожалению, найденные детали катастрофы не приносили ничего, кроме новых красок в картину ужасного разрушения. Лишь лица и образы…

…массивного, кряжистого гнома, отошедшего к стене и пытающегося защитить от напора толпы двух дочерей…

…расфранченного человека, из последних сил держащего осанку и невозмутимый вид…

…обессилевшую женщину, отчаянно пытающегося втащить в дом оглушённого мужчину с окровавленной головой…

…какого-то бойкого ловкача, решившего пробежать по головам, споткнувшегося и съеденного разъярённой толпой…

…одинокого ребёнка, растерянно озирающегося по сторонам и каким-то чудом ещё не сбитого с ног…

Обращающаяся в обломки скала бросала их в свой чёрный зев и мерцающую солнечными бликами синеву обрыва, опрокидывала и стирала в кровавую пыль. Это было страшно.

И совершенно бесполезно.

Обратив взгляд в небо, к приближающемуся воздушному кораблю, Сергей испытал облегчение. Не только потому, что, наконец, отвернулся от ужасов внизу, но и потому, что избавился от необходимости искать что-то неясное и неуловимое.

Можно было снова пристальнее вглядеться в большие иллюминаторы под носом корабля. Крондин рассказал, что в тот момент находился за ними и тоже пристально наблюдал за Сергеем.

После неба шла лишь рваная, скачущая смена картинок, закончившаяся прыжком и подбрасыванием вверх зажатого в руках ребёнка. Здесь тоже никаких зацепок не было. Как не было их и во тьме, разверзшейся внизу. Сергей знал это, но всё равно до последнего вглядывался в бездонную черноту скального чрева.

Всё прекратилось в один миг. Сцены прошлого сменились настоящим — небольшой пещерой, освещённой бледным сиянием кристаллов, где Сергей, скрестив ноги, сидел в окружении взявшейся за руки троицы: Руда, Мурта Раэрктаха и Гнариуса Снатта.

— Ничего. — произнёс Сергей, хотя по лицам участников ритуала и так было всё ясно.

Ощутимо побледневший Гнариус, невнятно ругаясь, обтёр дрожащей ладонью выступивший на лбу пот. Привыкшему к уюту Академии волшебнику было особенно тяжело — не столько от изнуряющего колдовства, сколько от картин смертей и разрушений, которые ему приходилось наблюдать.

— Так… — потёр подбородок Руд — …пожалуй, давайте прервёмся. На час, где-нибудь. Никто не против? Сергей? Коллеги?

Возражений не последовало.

Встав, Сергей потянулся и направился в одно из ответвлений пещеры. Заведя правую руку за плечо, он, несмотря на виденное только что, удовлетворённо заулыбался. Пальцы Сергея мягко скользили по до боли знакомым линиям. Рука будто стремилась соединиться, слиться с тем, что в течение нескольких лет было её продолжением.

Лагерь остался в стороне, свет от него почти не доходил. Тьма оставляла лишь самые смутные контуры, она обволакивала, давая передышку после яркого и страшного зрелища.

Вздохнув, Сергей наконец вытащил из-за спины меч и сделал пробный взмах. Недлинный, слегка изогнутый клинок рассёк воздух. Свист и вибрация металла отозвались во всём теле, заставив вспомнить момент встречи, произошедшей три дня назад. Тогда, обретение собственного оружия, утерянного после катастрофы на Птичьем Карнизе, затмило всё остальное, даже совершенно нежданное появление Мурта Раэрктаха. Взяв меч из рук мельма, Сергей с необычайной остротой ощутил, как же ему не хватало своего клинка. И это ощущение не отпускало до сих пор, особенно в моменты, когда выдавалось время поупражняться, погрузиться в выточенные годами движения и ощущения.

Связки ударов, блоков, подходов и отходов сменяли друг друга, всё убыстряясь и убыстряясь. Сергей танцевал свой собственный танец, играл с телом в давнюю игру. В каждом движении он испытывал свои мышцы и связки, вёл с ними диалог — тот диалог, что с раннего детства помогал ему мириться с миром вокруг.

Наконец, Сергей застыл посреди очередного молниеносного движения. Улыбнувшись, он смахнул выступивший на лбу пот и прислонился затылком к холодному камню.

Неожиданно, до его слуха донёсся тихий голос. Знакомый, но странно искажённый. Похожий на задумчивое бормотание, но при этом агрессивный, раздражённый.

— Выжил… выжил, н-даа?.. Да какое там… тебя просто не стали убивать… Просто использовали… Да даже… а-х-хаха… использовали-то не тебя… а ты так, мусор… валялся с краю…

Яростно бормочущий голос. Похожий на бред сумасшедшего.

— Каково это? Чувствовать себя… бесполезным? Беспомощным? Лишним… Да и опасным к тому же… Заткнись!

Последнее слово Мурт Раэрктах произнёс куда громче и чётче, почти прокричал, да ещё и с размаху впечатал кулак в скалу.

— Мурт… — растерянно произнёс Сергей.

Мельм, притаившийся на самом отшибе лагеря, обернулся. Даже в жалких ошмётках света можно было разглядеть мрачную усталость на его лице и лихорадочный блеск в глазах.

— Ты… в порядке?

— В общем… да, Сергей. Просто старые болячки дают о себе знать. Так бывает в тяжёлые времена. Уж тебе-то это должно быть известно.

— Я… — Сергей был в замешательстве. Он впервые видел Мурта таким. — …Ты поранил руку.

— Точно… — мельм посмотрел на окровавленный кулак. — …Надо бы перевязать. Пойду в лагерь. Ты тоже не задерживайся — нам нужно работать.

Сергей растерянно покачал головой. Врата Героев действительно многое изменили, после них стало казаться, что дальше всё пойдёт, как по маслу… Но в действительности, это даже толком не было началом — лишь развеялись некоторые заблуждения. Проблема сохранилась, и прошедшие дни показали, что решить её очень непросто. А теперь ещё и Мурт…

Сергей раздражённо выругался. Со всем этим нужно было заканчивать.

— Бесполезно. — резко бросил он, вернувшись в лагерь. — Мы уже второй день обсасываем моменты катастроф. Вы сканировали меня, Крондина, его команду… Мы ничего там не найдём. В тюрьме я смотрел на эти растения, трогал их, чувствовал в кромешной темноте… и это ничего нам не дало. Значит, и не даст уже. Нужно изменить подход.

— Мы думали о том же. — ответил Руд. Они с мельмом и волшебником из Академии сидели вокруг небольшого светящегося кристалла. Там же был Крондин и пара гномов из его команды.

— Что ты предлагаешь? — спросил капитан воздушного корабля.

— Точно мы знаем только одно — что эти растения каким-то образом связаны со мной. От этого и нужно отталкиваться.

— Таков, значит, главный вопрос, да?.. — усмехнувшись, протянул Раэрктах. — Что ж, тебе всегда неплохо удавалось их задавать… Да будет так. Насколько я помню, ты говорил, что имеешь какую-то особенную связь с Лесом. Может быть, дело в этом? Что бы ни порождало эти растения, оно родственно Лесу. Возможно, и на тебя реагирует по той же причине?

— Лес прервал свою связь со мной, когда перестал во мне нуждаться. Так что, я бы не стал ставить на это. Ещё и потому, что это путь никуда нас не приведёт. Да и как-то всё слишком хорошо для простого совпадения…

— Тут я согласен. — кивнул Руд. — Страшнейшая катастрофа на Птичьем Карнизе — и уже через несколько часов находится виновник, который не может сказать ничего толкового. А потом ещё разрушает свою темницу и исчезает, что значит — никаких допросов, никаких сканирований памяти, наподобие нашего… Видит Великий Свод, это похоже на нас, гномов. Поставить ещё одну завитушку на узор своего плана…

— Не совсем. — на голос Крондина повернулись даже те, кто сидел чуть поодаль. — Мы не ставим завитушки ради завитушек. Этот план слишком странный. Слишком вычурный. Гораздо правильнее было бы просто убить всех даоттаров в День Обретения и обратить Лигу в хаос. Все эти катастрофы, уловка с Сергеем… они сбивают с толку и повергают в страх, но они также предупреждают об опасности. Дают нам время. Это не похоже на гнома… вернее, не похоже на трезвомыслящего гнома. Тот, кто устроил всё это — помешался. Он не просто хочет уничтожить Лигу. Он хочет посмотреть на её мучения. Упивается тем, что делает. Упивается нашим страхом. Упивается своими достижениями. И своим планом, конечно же. Добавляет туда всё больше и больше… и рискует всё больше и больше. Этот гном поддался горячке собственной ненависти. Страшный враг, готовый на немыслимые вещи. Но при этом, способный совершать ошибки. Возможно, Сергей и был той ошибкой. Будем надеяться…

Какое-то время все молчали, погрузившись в мрачные раздумья. Грядущее словно оделось в глубокие тёмные тона и встало в полный рост огромной, монументальной тенью. И никто не смел нарушить эту тяжёлую, скорбную торжественность.

— Что ж. — наконец произнёс Крондин. — Если допустить, что связь Сергея и растений подстроена, то… как это могло быть сделано? Гнариус, Мурт — вы, наверняка, имели дело с веществами Леса?

— Здесь ответит любой опытный маг. — Гнариус Снатт пожал плечами. — Почти наверняка, должно быть что-то материальное, какая-то исходная среда, откуда все разрушительные явления будут происходить. Что-то вроде волшебного семечка, из которого, по легенде, вырастает стебель до небес. Вся проблема в том, чтобы эту среду создать. При всём ужасе произошедшего, нельзя не признать, что создание подобного оружия — поистине великое достижение… ну да ладно. Что касается Сергея, то здесь всё довольно просто — при создании этой среды должна была быть использована часть его тела. Ногти, волосы, омертвевшая кожа… Или кровь. Даже, скорее всего, кровь, учитывая силу эффекта.

Сергей почувствовал, что внимание остальных сосредоточилось на нём. И принялся вспоминать.

Будучи охранителем, ему не раз приходилось истекать кровью. Также обильным на ссадины и порезы выдалось время после катастрофы на Птичьем Карнизе. Но что-то такое, что случилось бы между всем этим, после отъезда из Академии и до похорон Троэндора… нет, ничего не приходило в голову. Раны, полученные до отплытия, были обработаны и перевязаны, они не кровоточили…

Сергей покачал головой. О чём он вообще думает? Тогда он был совершенно подавлен, несобран… у него могли взять кровь во сне… Как вообще можно рассчитывать узнать хоть что-то?..

Неожиданно, Сергей осознал, что смотрит на правую руку Мурта Раэрктаха. А точнее — на тыльную сторону ладони, разбитую о камень и замотанную тряпицей. Смотрит, и неотступно, неудержимо вспоминает…

«Кожа над костяшками была вдавлена, кое-где разорвавшись и обрастя коркой запёкшейся крови».

Сергей перевёл взгляд на изломанную сетку шрамов, пересекающую его кулак:

— Я поранил руку на корабле, когда плыл сюда. Разбил о погребальную плиту, на которой лежал Троэндор.

— Что ж… — произнёс Руд после недолгого молчания. — Давай посмотрим.

— Я… — Сергей почесал лоб. — Я… не помню именно этого момента. Не знаю… я был сильно не в себе, похоже.

— Ничего. — переглянувшись с коллегами, ответил Руд. — Постараемся. Просто сосредоточься на самом близком воспоминании…

На сей раз, было сложнее. Короткие, обрывочные картины хаотично сменяли друг друга, перемежаясь с резкими вспышками, звуками, превращая мир вокруг в бесформенное месиво.

Сергей чувствовал, что теряет ощущение своего тела, всего себя, скатывается в какое-то странное, опустошающее беспамятство. Однако, там, на самой грани напряжения, вдруг всё закончилось. Картинка обрела ясность.

Сергей вновь видел маленькую комнату, залитую призрачным зеленоватым светом. Похоже, он сидел — взгляд упирался прямо в край погребальной плиты, находившейся на высоте всего около метра над полом. Всё было, как обычно, почти неотличимо от остальных часов и дней бдения над телом погибшего друга.

Почти. Диссонанс вносило движение в правом углу зрения. Кулак, методично бьющий в край плиты. Удары были спокойные и сильные, совершенно безжалостные. Они прекратились, лишь спустя несколько десятков секунд, предоставив на суд зрителей покрывшие плиту кровавые разводы — абсолютно чёрные на зелёном фоне.

В следующее мгновение всё исчезло. Но это была не просто смена фона, как в прошлый раз. Всё рухнуло, провалилось гремящим водопадом из ощущений. Сергея швырнуло на холодный камень пещеры. Поднявшись, он увидел, как Гнариус Снатт откинулся вбок, содрогаясь в рвотных конвульсиях. Мурт Раэрктах одной рукой держался за голову, а другой сочувственно трепал товарища по плечу.

— Ты в порядке? — Руд тоже морщился и держался за голову. Дождавшись утвердительного кивка Сергея, гном продолжил, обращаясь ко всем. — Получилось сложнее, чем мы ожидали. Пробиваться в затемнённые уголки памяти… пепел и сажа, да уж… Как бы то ни было, главное нам удалось. Сергей… расскажи им, ох…

— Ну… рассказывать особенно нечего. Я был тогда сам не свой и… однажды меня прихватило больше обычного. Так что я разбил руку о погребальную плиту. На плите осталась кровь, это точно.

— Там с тобой был кто-нибудь? — спросил Крондин.

— Там почти постоянно был священник. И… я не помню, чтобы в той комнате хоть раз появлялся кто-то другой.

— Это… — тяжело проговорил Руд — …похоже на правду. У нас не принято заходить туда…

— Да… — Крондин наклонил голову и задумался.

На несколько минут разговоры вокруг прекратились.

— Так что же это, капитан? — произнёс наконец один из гномов из команды Крондина. — Выходит, Его Святейшество за всем этим стоит?? О, Великий Свод…

Крондин покачал головой, но не отрицательно, скорее удивлённо.

— Не знаю, Конадар… Не знаю… — задумчиво ответил он. Затем добавил. — Нужно посмотреть на этого священника. Обязательно нужно. Руд?

— Погоди… — было похоже, что волшебник собирался добавить что-то ещё, какое-то обращение, но остановил себя. — Не сейчас, нужен перерыв… Часа два. И то, если мейстер Снатт…

Гнариус Снатт поднял руку, заверяя, что будет готов. Решили подождать два часа. Сергей вновь отправился в облюбованное ответвление, но на этот раз не стал тренироваться, а уселся на пол и задумался. Он копался в своей памяти, пытаясь определить момент, который позволит рассмотреть священника лучше всего.

Это оказалось неожиданно нелёгким делом. Сергей провёл в компании священника много времени, но никогда толком на него не смотрел. Служитель Церкви Подгорного Пророка был лишь случайным спутником, сопровождавшим Сергея в его подавленности и скорби. Постоянным, но совершенно посторонним. Сергей не смотрел на него, как вообще не рассматривал тогда мир вокруг. Молодой человек вдруг осознал, что даже лицо священника помнит очень смутно.

Перебирая моменты прошлого, Сергей никак не мог найти нужный. В голову приходили лишь какие-то урывки, мимолётные взгляды. Ничего такого, что могло бы помочь основательно рассмотреть служителя в зелёной мантии.

Скользя по своей памяти, Сергей пробирался всё глубже и глубже, от конца плавания к началу. И, наконец, нужное воспоминание пришло. Правда, это не принесло облегчения.

Сергей прокручивал тот момент в голове снова и снова, и всё яснее понимал, что не хочет переживать его ещё раз. Не хочет видеть и слышать, что происходило тогда. Возвращаться к истокам собственного краха. Того, что, в итоге, поставило Сергея на грань самоубийства.

Кто захочет возвращаться к такому?

Но выбора не было.

— Я буду двигаться по прямой. — гном, мельм и человек вновь собрались в круг, внимательно слушая. В воздухе повисло нешуточное напряжение — никому не хотелось проблем после прошлого раза. — Я не буду смотреть именно на него, но он всегда будет в поле моего зрения. Слева, если не ошибаюсь. Потом, дойдя до плиты, я развернусь к толпе, и он окажется справа. Ладно… давайте начнём.

Пещера исчезла в мгновение ока. Вместо неё, почти без перехода, возник город. Оживлённый, наполненный испуганной, взбудораженной толпой. Сергей двигался сквозь неё, вспоминая идущий со всех сторон смутный страх, вызванный невиданным бегством из Леса всей Службы Охранителей.

Сергей снова видел, как, при взгляде на него, страх окружающих возрастал, кристаллизировался. До кого-то из них дошли слухи, кто-то чувствовал всё инстинктивно. Кому-то просто хватало вида того, что Сергей нёс в своей правой руке. Как бы то ни было, свободное пространство образовывалось само собой, как вокруг прокажённого…

Сергей мысленно выругался и заставил себя сосредоточиться на деле. Приближалась конечная цель его тогдашнего страшного, безостановочного пути, протянувшегося от сцены бойни в глубине Леса до временного пристанища тела Троэндора в Патлосе, прибрежном городке — порте и базаре Академии.

Священник действительно находился слева. Сложив руки на груди, он читал какие-то свои молитвы. Сергей рассматривал его, пытался разглядеть малейшие детали облика и одежды. В этом не было особенного смысла, ведь Сергей ничего не понимал в гномьих обычаях и не мог распознать ничего важного. Однако, он продолжал всматриваться, потому что хотел отвлечься от того, что произойдёт дальше. От своего истошного крика и последнего, отчаянного обращения к толпе, попытки рассказать то, что рассказать было невозможно. Сергей хотел отстраниться от происходившего с ним тогда. И, в конце концов, это получилось.

— Я знаю его. — произнёс Руд сразу после того, как транс закончился. — Этот священник — мой ровесник. Может, на год младше. Он родом из Синего клана.

Вокруг начали взволнованно перешёптываться.

— Значит, из Синего клана? — спросил Мурт. — То есть, даоттар Синего клана стоит за всем этим? А чтобы никто его не заподозрил, он устроил катастрофу в собственной резиденции? Что ж, это вполне похоже на помешавшегося злодея. Но неужели этих соображений достаточно…

— Нет. — тяжело промолвил Крондин. — Недостаточно. Но в нынешнем положении «достаточно» относится лишь к грядущей катастрофе. Нам же, тем, кто хочет её предотвратить, придётся довольствоваться крохами.

 

Глава 3

Сергей не думал, что когда-нибудь вернётся сюда. Уж точно — что это произойдёт так скоро.

Столица Лиги Ог-Дразд вновь расстилалась многоцветьем искорок под расщелиной в пещерном своде. И вновь Руд задумчиво смотрел вниз.

— И всё-таки… — произнёс волшебник, — и всё-таки, за это стоит бороться.

После чего прыгнул.

Сергей заглянул за край, но гном почти сразу скрылся с глаз, растворившись во тьме.

По сравнению с прошлым разом, вокруг было заметно больше народу. Крондин и семеро гномов из его команды стояли вокруг, негромко перебрасываясь словами. А на самом краю пропасти, помимо Сергея, расположились Гнариус Снатт и Мурт Раэрктах. Вытянув руки, они напряжённо смотрели вниз. Снатт время от времени что-то шептал.

Они творили магию.

— Всё. — где-то через минуту одними губами проговорил волшебник из Академии. И добавил уже громче. — Он на месте. Давай, Мурт.

Мельм встал на краю, шумно выдохнул. И шагнул вперёд.

Сергей слегка улыбнулся. Во всём происходящем явно ощущалась поспешность, но, тем не менее, нельзя было не отдать должного способностям его спутников. Умениям Руда, Мурта и Гнариуса, лидерским качествам Крондина, позволявшим, несмотря на молодость, легко и свободно признавать главенство гнома…

— Мурт на месте. Сергей, твоя очередь. Ты самый тяжёлый, так что, пока мы не устали…

— Мне нужно просто прыгнуть? — напоследок уточнил Сергей. — И всё?

— Распластайся в воздухе и постарайся не шевелиться. Чары надёжны, но лучше лишний раз их не испытывать, сам понимаешь.

— Ясно…

Подспудно, вставая на край, Сергей ожидал ощутить волшебную энергию. Но ничего не было — только ветер и высота. На мгновение, неведомо откуда, пришло странное, истеричное, пренебрежительное неверие — наследие родного мира, где магия никогда не была полноправной частью реальности. Впрочем, Сергей научился отбрасывать это ощущение ещё в детстве.

Воздух засвистел в ушах и обступил плотным потоком. Сергея вновь приняла в свои объятия пропасть, но этот раз не имел ничего общего с предыдущими. Теперь падение было не кульминацией, а лишь средством перехода от одной точки к другой. Хотя… в итоге вышло, что и прошлые падения были лишь средствами передвижения, приведшими его сюда.

Эта мысль вызвала у Сергея ещё одну улыбку.

Как бы то ни было, происходящее впечатляло. Сергей видел проносящийся внизу город, он чувствовал себя малой частицей посреди огромного воздушного пузыря пещеры. Появившееся наконец ощущение магии и немалая скорость органично вплетались в этот букет, давая поистине завораживающий результат.

Через несколько секунд полёт стал замедляться. Приближающаяся точка посадки выглядела пятном тьмы, слишком обширным для этого района. Сергей знал, что это. Развалины, в которые превратилась большая часть резиденции Клана Синего Самоцвета. Мрачные, безрадостные обломки, под которыми полегла добрая половина одной из правящих семей Рифтрана.

План состоял в том, чтобы, высадиться там, в темноте, но при этом — уже в пределах резиденции. Охрана Синего клана внимательно следила за внешними границами, изнутри же вторжения никто не ожидал.

Пункт назначения приближался. Чернота внизу начала обретать рельеф, обнажать мутные, беспорядочные контуры разрушений. Мешанина кусков разломанных конструкций вставала вокруг страшной гнилью, выевшей изнутри структуру резиденции.

Перед самым приземлением стали видны силуэты Руда и Мурта. Точно также, как и Гнариус Снатт наверху, они напряжённо вытягивали руки по направлению полёта Сергея. Ощущение магии стало самым сильным за время спуска — движение замедлилось и посадка вышла мягкой и совершенно бесшумной.

Коротко кивнув Сергею, мельм и гном жестами попросили его отойти в сторону, после чего сразу же вернулись к своему занятию. Должны были прибыть ещё пятеро.

Сергей оглянулся по сторонам, но беспокоиться было не о чем — темнота и развалины надёжно скрывали от посторонних глаз. Прислонившись спиной к одной из глыб, он посмотрел вверх.

Огромный свод пещеры Рифтрана остался почти неизменным с тех пор, как Сергей видел его в последний раз. Почти. Разница была незаметна, если не присматриваться, но, попавшись на глаза, она уже не позволяла от себя отмахнуться.

Сейчас, ночью, эта разница выглядела особенно прихотливо. Тьма, покрывающая пещерный свод, кое-где прерывалась островками света, что было обычно. Но в одном месте она прерывалась другой тьмой. Тьмой, усеянной холодными светящимися точками. Тьмой, созданной не преградами для света, а невообразимой бездной пространства, перед которой свет был практически бессилен.

Через треснувшую скорлупу свода на Рифтран смотрело ночное небо.

Сергей повёл глазами, отыскивая место, откуда прыгал. В темноте его видно не было, однако, наблюдая, как один за другим прибывают остальные, Сергей прочертил воображаемую траекторию и время от времени бросал взгляд туда, где эта траектория упиралась в свод.

Минут через двадцать все были в сборе. Наверху остались Гнариус Снатт и ещё трое — им предстояло вернуться обычным путём.

Нагнувшись, Руд подобрал с пола маленький, мерцающий тусклыми фиолетовыми всполохами кристалл. Этот кристалл служил исходным маячком — его волшебник забросил сюда изначально.

После, все собрались в тесный круг.

— Итак, начинаем. — шёпотом произнёс Крондин. — Все всё помнят? Двигаемся аккуратно, на рожон не лезем. Сначала открываем ворота остальным на заднем дворе, потом идём в главный зал. Ладно, вперёд.

Всё получилось на удивление гладко. Охрана оказалась неготовой к пришельцам со стороны разрушенных внутренних покоев. Руд позаботился о магических ловушках, и вскоре почти весь отряд Крондина сосредоточился вокруг главного зала.

Ударом распахнув дверь, Сергей оглушил и повалил на пол одного из стражников. Со вторым разобрался Мурт — кнут мельма выбил из воздуха вспышку, и гном мешком осел вдоль стены.

— Без глупостей, советник. — сказал Крондин, и его слова подкрепили хищные острия, смотрящие из заряженных арбалетов.

Дабнур дун Сваральтар, даоттар Клана Синего Самоцвета, совершенно не изменился в лице. Он сидел на стуле во главе длинного стола, на первый взгляд, абсолютно спокойно. Только пальцы правой руки нервно теребили золотистый круг медальона.

Руд почти единым движением бросил в советника две сверкающие цепочки, выдохнул отрывистую фразу и взмахнул посохом. В следующую секунду цепочки сложились в обруч, и вокруг стула засиял еле заметный кокон.

— Что ж… — глухо произнесли бледные губы даоттара Синего клана. — …значит, ты жив?.. Да… это интересно. Очень интересно. А я уж начал было разочаровываться в Хардарине… И что же ты тут делаешь?

— Мы считаем, что вы организовали все эти катастрофы.

— Можно узнать, почему? — спокойствие советника Дабнура казалось непоколебимым. Это выглядело неестественно. И пугало.

— Полагаю, для этого нет времени. — покачал головой Крондин. — Нам ещё нужно будет всё проверить. Так что, вам придётся…

— Нет. — усмешка нарушила безмятежность на лице Дабнура. — В этом нет необходимости. Я признаюсь. Вы были совершенно правы в своих догадках.

— П…признаётесь? — ответ советника сбил Крондина с толку. — Вот так просто?..

— А какой смысл отрицать? Всё равно маги вытянут правду. Так что, да. Я всё это устроил.

Собравшиеся в зале не ожидали такого. Они были в отчаянном положении и действовали отчаянно, готовились преодолевать страшные трудности — вплоть до того, чтобы хватать даоттаров без разбору и отбиваться от войск всей Лиги. Но то, что решение придёт так легко…

Дабнур дун Сваральтар рассмеялся.

— Крондин… Вижу, ты проявляешь не только ум, но и мудрость — говоришь на том языке, который понятен нашим заморским гостям. Что ж, пожалуй, это правильно… Так всё-таки, как же вы вышли на меня?

— Моя кровь. — просто ответил Сергей.

— Кровь… — повторил Дабнур. — Конечно же… Эх… Проклятая увлечённость… Тешишь её, тешишь, добавляешь что-то… И, само собой, что-нибудь да упускаешь… Что ж. Я полагаю, спешить теперь некуда. Хотите узнать, как всё случилось? Извольте. Всё началось с Леса. Мы, гномы, без особой приязни относимся к этому чуду природы — дикая, неконтролируемая магия — ну, знаете, вечная наша песня… Ха-ха, особенно лицемерно она звучит из уст наших даоттаров и патриарха, чьё государство возникло за счёт дикой магии… ну да ладно. Синий клан всегда более других преуспевал в энергетике. И, конечно, я смотрел дальше всех этих узколобых предрассудков. Субстанция Леса… оказалась очень интересной. Непокорной, опасной… иногда чудовищной… но интересной. Могущественной. Сорок лет ушло на то, чтобы… нет, не подчинить её… но придать форму, направление… что-то, чем можно было хоть как-то управлять. Однако мне было этого мало. Стоящая впереди цель была… и сейчас остаётся… так велика… так значительна… что приобретённой силы было недостаточно. Я ждал чего-то ещё. Чего-то… завершающего. Какого-то знака, если угодно. И дождался. Это был ты, Сергей.

Ладонь даоттара Синего клана поднялась в указующем жесте.

— Человек из невероятного мира… человек, из-за которого Лес изменился. Я устроил так, чтобы мой соратник попал капелланом на единственный корабль Лиги, курсирующий через Академию, и принялся ждать. Всё сложилось просто идеально… и, наверное, именно это всё и испортило. Слишком легко удалось получить твою кровь, слишком хороший результат дало её добавление к рецепту… Слишком заманчиво было сбить с толку всех, выставив тебя виновником всех несчастий. И, как итог, ошибка. Которую, впрочем, ещё нужно было использовать. Вам удалось. Поэтому… несмотря ни на что — примите моё восхищение.

— Т-ты… — всё удивление, ошеломление окружающих, казалось, сосредоточилось в голосе Крондина. — ты ещё смеешь… так спокойно говорить с нами… все эти смерти… Птичий Карниз… больше половины твоей собственной семьи… ты устроил всё это. Почему?

Дабнур ответил не сразу. Он будто окаменел, и в этой мёртвой неподвижности вдруг проявился странный, неестественный диссонанс, из-за которого она выглядела ярче кривляний бесноватых. Никто не понимал, что творится в душе даоттара. Никто не хотел понимать. Но не замечать этого было невозможно.

— Ненависть. — наконец ответил глава Синего клана. — И надежда. Ненависть к этой стране, гниющей в собственной лжи, трусливо ожидающей расправы. Эта страна должна подохнуть. И только тогда появится надежда. Через смерти, мучения… только так может прийти очищение. Только так можно всё исправить… но даже если не удастся… всё равно — гибель лучше такой жизни. Вы сами понимаете это… просто боитесь… но ничего… ничего… я позабочусь об этом…

— Ты ни о чём не позаботишься. — сказал Крондин, с отвращением глядя на Дабнура, склонившего голову и что-то бормочущего под нос. — Ты проиграл.

— Нет. — даоттар поднял взгляд. И улыбнулся. Хотя, скорее, это стоило назвать оскалом. — Нет, я не проиграл. Вернее, не совсем. Пусть мне не суждено убить всех этих трусов из Совета и сражаться с проклятием вместе с моими соратниками. Но… эта страна всё же подохнет.

— Ты окончательно спятил…

Дабнур засмеялся. Также, как его улыбка походила скорее на оскал, так и смех походил на тонкий, срывающийся лай.

— Вы так и не поняли? Никто из вас до сих пор не понял? Неужели… неужели вы не слышите?

— Что бы ты не слышал. — усмехнулся Крондин. — Это только у тебя в голове.

— Ооо… юмор победителя. Как же, как же… славься, Крондин, надежда Лиги! — в голосе Дабнура прорезались издевательские нотки. — Только что-то Крондин очень уж спокоен. Он не слышит ничего подозрительного. Он вообще ничего не слышит. Ничего и никого. Внутри многолюдной резиденции. Никто не ходит по коридорам. Не шепчется в комнатах… О, посмотрите! Он изменился в лице! Начал соображать! Ну, давай же, мальчишка! Пошли своих шавок проверить, в чём там дело!

Через пару минут матросы вернулись. С лицами белее мела. И начали сбивчиво говорить.

— Они мертвы. — Руд то ли переводил, то ли повторял для себя. — Все мертвы. Будто сожжены. Нигде, ни в одной спальне — никого живого. Но… как? Как, разорви твои потроха?! Ты же не маг! У тебя не было времени!

— Ну, ну, мейстер Рудгель. — Дабнур встал со стула. — Не тратьте нервов понапрасну. Они вам скоро пригодятся. Позарез.

Барьер вокруг советника изменился, стал ярче, плотнее, заиграл золотистыми переливами. Его прозрачность снизилась, но всё равно не составляло труда рассмотреть, что Дабнур что-то шепчет и теребит свой медальон. Теребит точно теми же движениями, что и в самом начале, когда нападавшие только ворвались в зал.

Сергея осенила догадка:

— Медальон! Не дайте ему…

Хлыст Мурта серебристым росчерком сверкнул в воздухе, но, встретившись с золотом, серебро бессильно отскочило.

— Медальон… — пробормотал Дабнур. — …очень дорогой, но такой нужный… по медальону каждому члену семьи… для их же безопасности, чтобы следить и никогда не выпускать из виду… ведь нас выжило так мало…

— Руд, останови его!!! — заорал Крондин.

— Я не могу. — произнёс побледневший волшебник. — Слишком поздно…

— Это же твой барьер!!

— Нет. Больше нет.

— Как это — он же не маг?!

— Он творит могучий ритуал. Ритуал защищает его.

— Ритуал?! Какой ритуал?!

Губы волшебника судорожно сжались, будто не желая выпускать это слово наружу, не желая признавать, что всё происходит взаправду. А потом глухо выдохнули:

— Жертвоприношение.

Пальцы Дабнура завершили манипуляции с медальоном. И в следующее мгновение его тело начало чернеть и высыхать, теряя всё, кроме костей и мелких ошмётков мышц. Барьер исчез. И выжженный скелет рухнул на пол, разлетевшись похожими на угли черепками.

— Так он… — Сергей не знал, что сказать, но хотел любой ценой прервать заполнившее зал молчание — …он что, принёс себя в жертву?

На сей раз ответил Мурт Раэрктах:

— Не только себя. — мельм сочувственно положил руку на плечо склонившему голову волшебнику. — И даже, не столько себя. Он принёс в жертву свой род. Всю свою кровную линию. Просто, последние минуты, Дабнур оставался в ней единственным.

— А кому?

— Что? — Руд поднял голову и непонимающе посмотрел на Сергея.

— Кому он принёс жертву?

— Кому… нет. Не «кому», а «чему». Он принёс жертву своим намерениям. Тому, о чём сказал. Гибели Лиги, концу… концу нынешнего порядка. Видит Великий Свод… такая жертва… столько гномов, связанных между собой родством, чувствами… целый род, олицетворяющий Синий Самоцвет… вот так, сразу… Дабнур совершил чудо. Настоящее чудо, будь я проклят.

Вновь нахлынула волна молчания, и вновь Сергей встал на её пути.

— Так что… тогда всё закончено? Ты говорил, что только чудо может спасти Лигу.

Руд нервно усмехнулся.

— Боюсь… это не то чудо.

А в следующую секунду все почувствовали . Мир изменился. Это походило на ощущения от творящейся рядом магии, но было интенсивнее, а главное — носило куда более чёткий характер. Это было разрушение. Оно ощущалось пылью на губах, пеплом, осыпающимся меж пальцев. Что-то приходило в упадок. Умирало. Становилось прахом.

На Руда случившееся подействовало сильнее остальных — волшебник поморщился и схватился за голову. Но уже в следующий момент произнёс:

— Главная площадь. Монумент…

 

Глава 4

Они бежали сквозь город. Город, который вдруг весь разом проснулся от чего-то непонятного, странного. Страшного. Проснулся, зазвучав встревоженными возгласами, растерянными вопросами, испуганным детским плачем. Но они не слышали этих звуков, не замечали растерянных лиц и огоньков в окнах домов. Улицы города пролетали мимо, совершенно утратив свой облик — слишком значительна была цель, ждущая впереди.

Ощущение разрушения, нахлынув в первый раз мощной волной, теперь осело лёгкой пеной. Оно осталось где-то на грани восприятия, не позволяя, впрочем, забывать о себе.

Центральная площадь приближалась. И страх перемешивался с любопытством. Случилось нечто небывалое, и воображение рисовало безумные картины, тщась предсказать последствия.

Но открывшаяся реальность разрушила все картины на корню.

— Великий Свод… — Руд с огромным трудом протолкнул эти слова сквозь лишающее воздуха ошеломление.

Это было невозможно. Сколько не говори себе, что ровные поверхности и грани Семи Самоцветов — лишь прихоть магии… разум отказывался принимать такое .

Семь Самоцветов гнили. Гнили заживо. Это звучало полным безумием, но никакие другие слова не приходили в голову. Самоцветы судорожно дёргались и искажались, их конвульсии выбрасывали в воздух какие-то ошмётки. Окружающие звуки были заглушены тонким, изломанным скрежетом, иногда прерывающимся чем-то похожим на гулкий, чмокающий всхлип.

Синий Самоцвет почти исчез, превратился в серое бесформенное месиво. Он был источником, стартовой точкой гниения, захватившего уже почти весь Монумент.

Ровное, мягкое сияние, постоянно исходившее от плиток, покрывающих площадь и образующих Монумент, теперь плясало и дёргалось, то угасая, то вспыхивая болезненно-яркими, похожими на молнии изломанными линиями.

Постепенно, пространство вокруг площади начало заполняться. Горожане, живущие поблизости, выходили из домов, толпились, пытаясь что-то разглядеть через плечи и головы соседей. Однако, объединенные каким-то невысказанным, несформированным, животным инстинктом, они ни на сантиметр не заступали на мерцающие плитки центральной площади, в заворожённом молчании наблюдая за страшным, болезненным карнавалом света, звука и движения.

Лига Семи Камней умирала. Умирала демонстративно, напоказ, в муках и корчах, и это было настолько неожиданно, настолько пугающе и непредставимо, что забивало любую реакцию — даже плач или вопли ужаса. Никто из стоящих вокруг не двигался. Никто не издавал ни звука.

И никто не заметил, как Крондин сделал первый шаг. Даже те, кто стояли к нему вплотную, были всецело поглощены происходящим с Монументом и отреагировали не сразу. Однако, каждое движение молодого гнома приковывало к нему всё больше и больше внимания. Крондин шёл, медленно, даже заторможено, будто заставляя каждую свою мышцу по одной преодолевать оцепенение. Но он шёл, неостановимо продвигался вперёд, наступая на бешено светящиеся плитки, создавая своим силуэтом диссонанс для бушующей вокруг, чуждой всему естественному и привычному вакханалии. Этот диссонанс был виден отовсюду, даже с другого края площади. И он подействовал на других. Шаг за шагом, с места страгивались единицы, затем — десятки. Всё новые и новые силуэты выходили на площадь и двигались по направлению к Монументу.

Но дойти им было не суждено. Гниение, съедавшее Самоцветы, ускорилось. Дольше всех держался Чёрный, однако, пустив гибельный процесс в себя, он погиб за несколько секунд, обратив казавшиеся неразрушимыми точёные грани в мерзкий студень, а затем рассыпавшись пылью.

Почти сразу же прекратились все звуки, и вокруг воцарилась тишина. Потом, одна за другой, погасли плитки. Центральная площадь Рифтрана впервые за три столетия погрузилась во тьму.

Однако, тьма и тишина не продержались долго. Раздался негромкий, глухой скрежет, в унисон с которым вокруг зажглись бледные огни. Хоть разрушение Монумента Семи и было для жителей Лиги чем-то совершенно непредставимым, всё же гномья дотошность не позволила им обойтись без резервного освещения.

Сцена застыла. Вышедшие на площадь растерянно оглядывались по сторонам, смотрели друг на друга. Однако, больше всего взглядов было устремлено на зашедшего дальше всех. И всё громче становились взволнованные перешёптывания, сопровождающие эти взгляды.

— Это же… Крондин дун Хардарин… Наследник Чёрного клана… Но ведь он мёртв… Великий Свод… Как же…

Услышав эти слова, Крондин медленно повернулся. Затем поднял руку, и на несколько секунд застыл. Он выглядел абсолютно потерянным, будто инстинктивный поход через беснующуюся площадь отнял последнюю энергию, оставив встречать недоверие сограждан чуть ли не голышом.

Меж тем, недоверие становилось всё более и более враждебным. Грозно шумя, толпа начала наступать.

— Он мертвец! Восстал из могилы! Навлёк на нас проклятие! Мы должны…

В следующую секунду раздался громкий шлепок, за которым последовали несколько испуганных выкриков. Часть толпы приутихла, направив свои взгляды в ту сторону.

На камнях площади лежал труп. Тело гнома, расшибленное, изломанное — как может быть только после падения с огромной высоты.

Окружающие растерянно застыли. Лишь немногие заметили, что травмы на теле, рваные раны и царапины, вряд ли могли появиться в результате падения.

А потом раздался новый шлепок. И ещё один. И ещё.

Толпа испуганно зашумела, но её крики были заглушены тем звуком, что пришёл сверху. Громким, протяжным, ни на что не похожим. Леденящей душу смесью вопля, клёкота, рёва и безумного хохота.

И тогда началась паника. Крики и возгласы. Хаос.

Толпа бежала с площади, бежала в беспорядочной кутерьме направляемых страхом движений. Всё смешалось в неразличимую кучу.

Вернее, почти всё. Кое-что выделялось. Мелькало во мраке сверху. Массивная, смутная тень, то появлялась, то исчезала молниеносными росчерками. И такими же росчерками мелькали агонически дёргающиеся фигурки, выдираемые в воздух.

— О, Великий Свод… — стон Руда потерялся в общем гвалте. Однако, уже в следующий момент волшебник повысил голос. — Крондин! Нужно прикончить эту тварь!

Взгляд Крондина сразу же отвердел. Молодой гном ещё секунду смотрел на давнего друга, после чего кивнул.

— Приготовьтесь, я приманю её!

Руд отошёл на несколько шагов и встал на колени, сцепив руки на посохе. Почти сразу камень в навершии начал испускать сияние. Сначала тусклое, оно постепенно усиливалось, но при этом оставалось тёплым и мягким — будто дыхание самой жизни ключом било в воздух. Разрастаясь, сияние привлекало внимание и успокаивало. Паника на площади немного унялась — горожане останавливались, поворачиваясь к Руду. Десятки лиц, несколько секунд назад искажённых страхом, разглаживались, испуг в глазах заменялся на слегка взволнованное любопытство. Чарующий свет распространился, наполнив пространство спокойствием.

Правда, уже в следующую секунду это спокойствие дало трещину. Из тьмы сверху в светящийся купол спустился новый силуэт.

Локтей десяти в длину, пришелец походил на сочетание летучей мыши и электрического ската, но его пластика, ритм движений, были совершенно неестественными, чуждыми для порождения живой природы. И уж конечно, совершенно неподходящими для того, чтобы держаться в воздухе.

Существо летало с помощью магии. Магии, ощущение от которой было под стать его внешнему виду — таким же неестественным, чуждым. И зловещим.

Как ни странно, существо не проявляло агрессии. Оно медленно планировало вниз, казалось, полностью сосредоточив внимание на навершии посоха Руда — источнике свечения.

На несколько мгновений воцарилось ошеломлённое молчание. Сочетание леденящего душу облика существа и прекрасного, светлого, умиротворяющего сияния было слишком непривычным, слишком странным, оно вводило сознание в ступор, не оставляя места ни для чего, кроме пустого недоумения.

Так, на несколько мгновений застыл и Крондин, подняв руку и никак не давая сигнал взведённым арбалетам своих соратников.

Впрочем, разум быстро победил инстинкты. Рука молодого гнома рывком опустилась, и в воздухе зашипели полтора десятка грозных металлических жал, поддержанных тонким свистом кинжала, сорвавшегося с руки Мурта Раэрктаха.

Странная, пугающая идиллия в один миг исчезла. Сражённая тварь упала на землю и разразилась каскадом судорожных движений, наполнив всё вокруг давешним рёвом и клёкотом. Окружающие закричали и бросились врассыпную — извивающийся, дёргающийся вблизи монстр внушал ещё больше страха. Но, неожиданно, все звуки перекрыл один истошный возглас.

Крондин молнией сорвался с места и, выхватив меч, кинулся в мешанину щупалец, зубов и когтей. Всё напряжение, всё бессилие и отчаяние последних часов бурлило и клокотало в этом возгласе и этом броске. Не обращая внимания на опасность, не слыша предостерегающих окриков, Крондин неистово вонзал меч, проворачивая клинок в содрогающейся плоти чудовища.

Всё завершилось быстро. Клыки, когти и шипы несколько раз бессильно дёрнулись, после чего застыли навеки. Затих глухой, захлёбывающийся рокот в глотке монстра. На секунду позже перестал кричать Крондин.

В воцарившейся тишине молодой гном поднялся на ноги. Он стоял посреди останков невиданного чудовища, был забрызган тёмной кровью — но взоры окружающих были сосредоточены на его лице.

На его глазах.

— Идите по домам. — голос Крондина твёрдо отодвинул тишину в сторону. — Крепко запритесь. Вооружитесь, если есть, чем. Помощь близко — войска кланов будут здесь с минуты на минуту. Мы дадим отпор врагу.

Площадь стремительно пустела. Паника и растерянность притихли, уступили место другим вещам. В основном, осторожности, стремлению спастись и защитить своих близких. Теми же, кто оставался, овладевала мрачная сосредоточенность. И предчувствие грядущей битвы. Битвы не за богатства или власть, но за выживание. Самой естественной и яростной из возможных.

— Это даол-уразод, я прав?.. — Крондин кивнул на останки чудовища.

— Да… малыш… позволь назвать тебя так в последний раз. — грустно усмехнулся Руд. — Да, это даол-уразод. Собственно, ничего удивительного. Семь Самоцветов погибли… их гибель исковеркала, искалечила мир вокруг. Даол-уразод не могли не появиться.

— Гнариус… о, Солнце… — Мурт Раэрктах схватился за голову. — Он же сейчас… Мне нужно идти.

— Я с тобой. — быстро сказал Сергей.

— Пойдём вместе. — кивнул Руд. — Крондин встретит кланы и без нас.

Сначала показалось, что молодой гном хочет возразить, но, секунду спустя, он кивнул:

— Возвращайтесь скорее. Я соберу армию, но, что бы ни ждало впереди, боюсь, без вас справиться не удастся.

 

Глава 5

Первым пришёл Красный клан.

Крондин ощущал их агрессивную, болезненную настороженность, рождённую тяжёлыми потерями во время крушения Птичьего Карниза. Красный клан пострадал наряду с Синим, став страшной уловкой, отвлекающим манёвром в плане Дабнура дун Сваральтара.

Молодой гном смотрел на приближающихся соплеменников. Он чувствовал, как внутри возрастает спокойствие. Хаос и неизвестность последнего месяца разродились невероятной, непредставимо отвратительной кульминацией. Истребление безумцем всей своей огромной семьи, мучительная гибель главного символа Лиги Ог-Дразд… Эта круговерть была чудовищна, но она же снесла всё вокруг, полностью обнажив истинное положение дел.

Крондин сам подвёл черту творившейся путанице, росчерком меча прервав жизнь свирепой твари. Почему он пошёл на этот риск? Из-за ярости, рождённой недоумённым бессилием последних часов и наконец-то получившей возможность выплеснуться? Или это был тонкий расчёт — добить обессилевшее чудовище и предстать перед толпой покрытым его кровью героем? Крондин не знал точного ответа. Впрочем, и не особенно искал его. Это не имело значения. Значение имело лишь то, что лежало впереди. Будущее, ставшее теперь простым и понятным.

Красный клан был представлен виднейшими своими членами. Они приближались, окружённые воинами, закованными в тяжёлые, отливающие красным доспехи — Огненной Гвардией, цветом боевых сил Лиги. Суровые лица, крепкие руки, сжимающие щиты, копья и тяжёлые арбалеты — воители Огненной Гвардии олицетворяли собой спокойствие и неколебимость.

Однако, про советника Эбита, неожиданно вырвавшегося вперёд из их рядов, этого никак нельзя было сказать.

— Ты!.. Ты!.. — захрипел даоттар, задыхаясь от ярости. — Сын Хардарина… Предатель… Весь ваш клан…

— Опустите оружие. — Крондин обращался к своим соратникам, но кое-кто из солдат Красного клана тоже подчинился словам молодого гнома. — Советник Эбит, не спешите с выводами. Если бы случившееся было моих рук делом, разве стал бы я дожидаться войск кланов на месте преступления? Во имя Пророка, подумайте…

— Окружить их! — рявкнул Эбит. — Как же давно я…

Крондин закрыл глаза. Со стороны могло показаться, что он измождён, полностью выхолощен произошедшим. Но молодой гном просто слушал. Не яростные крики даоттара Красного клана, нет. Крондин слушал шаги.

Он слышал эти шаги уже несколько секунд. Наверное, слышал ещё до того, как они начались.

Шаги наступали со спины, они охватывали Крондина и его товарищей с обеих сторон. Шаги, в которых отдавалось мрачное, тревожное возбуждение тех, кто не хотел сидеть взаперти и ждать. Слишком молодых, слишком горячих. Или тех, у кого не было родных и близких. Или просто чересчур любопытных.

Они остались на площади. Или вернулись, взяв дома оружие. Происходящее бросало им вызов. Конец порядка, существовавшего с самого их рождения, пугал, но вместе с этим и будоражил, привлекал своим масштабом, значимостью, а также тем пьянящим ощущением дикой, шальной свободы, которое всегда порождается крушением границ и устоев.

Крондин слушал. Шаги стихли, отошли на второй план, уступив место крикам:

— А вы?!.. Что вы сделали?!.. Он пришёл сюда!.. Сражался!.. А вы!.. Хотите учинить расправу!.. Видит Пророк!.. Отсиживались!.. Пока мы!.. Пока нас!.. Вы!..

Крондин слушал. Симфония криков становилась громче, наливалась злостью, угрозой. Назревал конфликт — почти неизбежный при нынешнем положении вещей.

Крондин сжал кулаки. Лига и так стояла на краю гибели, не хватало ещё внутренних распрей!

Молодой гном сделал шаг вперёд.

Между войсками Красного клана и возбуждённой толпой образовалась межа шириной шагов в пятнадцать. Это оказалось очень кстати — стремительно выйдя на середину, Крондин сразу оказался в центре внимания.

— Сограждане! — громкий, уверенный, но вместе с тем успокаивающий голос давался легко, чуть ли не сам собой. Крондин будто позволял окружающей обстановке говорить его устами. — Не следует нам вступать в разногласия перед лицом страшной опасности! Да и нет сейчас причин для разногласий, ведь все мы, от мала до велика, хотим лишь одного — спасти нашу страну, наш народ! Проявим же выдержку, которой всегда был славен народ гномов! Пусть прибудут другие члены Совета, и я, как заведено, буду держать ответ перед ними в зале нашего Дворца! До той поры же — не будем поддаваться злобе и страху!

Закончив, Крондин посмотрел на главу Красного клана. Именно от даоттара зависело дальнейшее развитие событий — толпа никогда не пойдёт против Огненной Гвардии, не будучи вынужденной.

Эбит нахмурился, яростно раздул ноздри, но потом всё же махнул рукой и, не отдав никаких приказаний, скрылся в строю.

Дальше началось ожидание. Как любое ожидание, оно тянулось медленно, но в действительности не заняло много времени — кланы прибывали весьма расторопно. Их войска заполняли площадь и перегруппировывались.

Пурпурный клан также привёл с собой большой отряд Огненной Гвардии. Идущий во главе советник Тролд куда лучше соответствовал своим воинам, чем Эбит. Собранное, волевое, чисто выбритое лицо лишь немного, почти неразличимо подёрнулось от встречи с неожиданно воскресшим из мёртвых Крондином.

Отряды Жёлтого и Оранжевого кланов были невелики. Война не была главным делом этих семей, поэтому даоттары Нигвадар и Трандир более других демонстрировали свою растерянность.

Чёрный и Розовый кланы пришли последними. Похоже, они потратили время на то, чтобы собраться вместе, продемонстрировать единство перед лицом бедствий. И пусть силы Розового клана терялись на фоне рядов матёрых воинов из Корпуса Тайн и Огненной Гвардии, огромная фигура советника Магнута, шедшего во главе плечом к плечу с Хардарином дун Квагом, говорила обо всём весьма красноречиво.

Крондин ждал. Он остался на той самой меже в одиночестве, дав знак своему отряду не приближаться. Молодой гном продолжал привлекать к себе внимание, добиваться, чтобы все прибывающие сразу понимали, кто является центром событий. И в то же время, он оставлял даоттаров в замешательстве — видя бездействие советника Эбита, главы других семей тоже оставались в стороне, не решаясь сделать первый шаг.

Так продолжалось до тех пор, пока на площади не собрались все правящие кланы. Заметив отца, Крондин встретился с ним глазами, и знаком попросил подойти.

Увидев Хардарина и Магнута, вышедших из строя и направившихся к молодому гному, остальные даоттары последовали их примеру.

— Что происходит, во имя Пророка?.. — советник Нигвадар заговорил первым. — Хардарин… твой сын… что это?..

— Досточтимые советники. — Крондин обвёл подошедших взглядом. — При всём уважении — нам не след шептаться посреди улицы. Нужно пройти в Зал Совета.

— Что?! Ты думаешь, мы оставим свои войска… — запротестовал Эбит.

— Я думаю, — раздражённо прервал даоттара Крондин, — что не стоит шептаться посреди улицы, как и сказал. Нужно вести себя с достоинством. В такое время это особенно важно. Возьмите с собой воинов, если боитесь. Я пойду с вами в одиночку.

Не ожидавший такой отповеди Эбит замолк. Пару секунд даоттары переваривали услышанное.

— Ты знаешь, где Дабнур? — прозвучал наконец вопрос от Магнута. — Почему не пришёл Синий клан?

Крондин повернулся, но посмотрел не на Магнута, а на своего отца.

— Синий клан уничтожен. — молодой гном почувствовал злость. Он пристально смотрел на отца, желая увидеть его реакцию. — Они погибли. Все до единого.

Хардарин спокойно встретил взгляд сына и ничем не выдал своей реакции. Но остальные, за исключением советника Тролда, не проявили подобной выдержки. Раздались шумные вздохи, Эбит хрипло выдохнул, Магнут нервно почесал висок.

— Предлагаю, всё же, подробно поговорить во Дворце. — закончил Крондин.

После этого, окружённые тревожным, ожидающим молчанием, они отправились вверх по парадной лестнице, и их принял в свои объятия виртуозно обточенный камень десятков редких и ценных пород. Камень, пропитанный историей, бывший свидетелем большинства важных решений в жизни Лиги.

Потянулась вереница коридоров и комнат — Крондин помнил её досконально, он нередко ходил этим путём, завершавшимся торжественным величием главного зала. Но, неожиданно, эта вереница прервалась — даоттары и их свита свернули в одно из боковых ответвлений. Дальше последовал спуск вниз, по мере которого камень становился проще и однообразнее.

Наконец, когда всё вокруг утонуло в безликой серости подвальных коридоров, путь закончился, упёршись в толстую металлическую дверь.

Крондин тяжело вздохнул про себя. Тесное помещение, открывшееся за дверью, могло служить только одной цели — сохранению тайны в узком кругу. Какой смысл был в этом сейчас, когда всё трещало по швам, а то, что мог рассказать Крондин, было известно любому матросу из его команды?

Похоже, сказал себе молодой гном, любая работа налагает свой отпечаток и прививает свои рефлексы. Даже работа в Совете Семи.

Рассказывая о произошедшем, Крондин старался быть максимально лаконичным — он постоянно испытывал беспокойство, ощущал, как безвозвратно уходит драгоценное время. Крондин всеми силами пытался вложить это в свою речь, показать, как важно сейчас принимать решения быстро, без склок и былых обид…

— Ха! Вы слышали?! — советник Эбит фыркнул и повернулся к остальным. — Оказывается, в Синем клане все сошли с ума и переубивали друг друга!

Тролд и Нигвадар, усмехаясь, покачали головами.

— Ты не мог придумать ничего убедительнее? Великий Свод, Хардарин, ты мог бы и получше обучить своего сына — получше, так сказать, обточить оружие, которым пробиваешь дорогу к власти.

— А ты сам?

Голос Крондина заставил всех опять повернуться в его сторону. Молодой гном и сам не вполне понимал, что с ним происходит. Он чувствовал лишь ярость, огромную ярость, которая клокотала в груди и превращала голос в низкий, хриплый звериный рык.

— Ты сам можешь придумать что-нибудь поубедительнее? Что объяснило бы ВСЁ ЭТО? Или ты только и можешь, что фыркать и плеваться, ты, никчёмный кусок…

— Как ты смеешь?!! — взвился над столом громоподобный крик советника Тролда. — Ты забыл, где находишься?! Забыл, кто мы?!!

— Нет. — Крондин ответил на крик оскалом. — Я не забыл, кто вы. Я не забыл, КТО ТЫ, Тролд дун Тролд, даоттар Клана Пурпурного Самоцвета. Только, знаешь что? Пурпурный Самоцвет СГНИЛ. Не разбит, не украден. Он сгнил. Растёкся слизью и разлетелся прахом. Неужели вы ещё не поняли? Вся ваша власть основана на Семи Самоцветах, на знамении, что дало начало Лиге. Ваши кланы — отражение Самоцветов. И теперь это знамение умерло. Умерло самым отвратительным образом. Так чего же стоит теперь ваша власть? Чего стоят все ваши склоки и амбиции? Не больше, чем конвульсии руки, отрезанной от тела!

— Громкие слова. — после нескольких секунд молчания сказал Трандир. — Громкие слова, сын Хардарина. И столь же бессмысленные. Наша власть — это не цветные мантии. Наша власть — это наши войска. Наши ресурсы. Сила. У нас есть сила. А у тебя — лишь громкие слова, и ничего больше.

— Ты ошибаешься, Трандир дун Магвур. Старейший здесь, ты ошибаешься также, как ошибался в день, когда согласился предложить своему народу вместо благого знамения и надежды фальшивку. У меня есть сила. Она заключается в тех горожанах, кто защитил меня на площади, не дав Эбиту расправиться со мной в самом начале… Но нет, конечно же. Вам этого мало. Мудрые политики, правители, закалённые десятками и сотнями лет. Горожане на площади, ха! Что значит их горстка, против матёрых солдат! Хорошо. У меня есть для вас ещё кое-что. Ресурсы и войска Чёрного и Розового кланов, которые отныне переходят под мой контроль.

Крондин повернулся к отцу. «Что же, ты хотел великого лидера. Так получай его сполна».

— Даоттары Хардарин и Магнут, соблаговолите подтвердить это. — фраза будто ободрала горло каменным скрежетом.

— Да. — голос Хардарина прозвучал гулко и весомо, но всё-таки сидящие вокруг, знавшие даоттара Чёрного клана множество лет, уловили мельчайший диссонанс замешательства.

— Д-даа… — замешательство советника Магнута, вытершего крупные капли пота со лба, заметил бы кто угодно.

Крондин поднял взгляд на остальных.

— Теперь я вижу страх в ваших глазах. И вы снова ошибаетесь. Вы мне не враги. То, с чем предстоит вступить в битву, одинаково чуждо и противно нам, всей Лиге, всем гномам, всему сколько-нибудь нормальному во всех мирах. И я буду биться с этой угрозой. Вместе с горожанами на площади. Вы же можете остаться здесь. Поспорить, повыяснять, кто прав, кто виноват. У меня нет на это времени. Однако, если вы всё же решите потратить свои знания и ресурсы на то, чтобы нам спасти Лигу ВМЕСТЕ…

 

Глава 6

— Даол-уразод. — Руд поморщился. — В переводе, что-то вроде «седлающих боль».

— А по-нашему они называются «айи-тао-ом-илло». - добавил Мурт. — Или «рождённые вне солнечного света».

Мельм, гном и человек покидали пределы города. Города, всё ещё замершего в непонимающем, тревожном ожидании.

Буря пока не разразилась. Но она назревала. Медленно, но неотступно росла гнойным нарывом, постоянно напоминавшим о себе отголосками испуганных криков, какого-то грохота, треска, других странных, ни на что не похожих звуков.

Пару раз на свету мелькали какие-то силуэты. Они почти мгновенно исчезали во тьме, но что-то внутри сразу же принималось во весь голос кричать об опасности. Страшной, небывалой опасности, угрожающей не только здоровью и жизни, но и самой сути мира вокруг.

— Мы не знаем, откуда они берутся. — продолжил Руд. — Существуют лишь теории. Мне больше всего по нраву та, которая говорит, что их создаём мы сами. Сосуществуя с магией, используя её, мы неизбежно привносим свои чувства, желания, эмоции. Мы меняем магию, меняем намного больше, чем сами подозреваем. Иногда меняем к лучшему, но пророй… мы привносим то, о чём и сами не ведаем. Что-то потаённое, загнанное в самую глубину разума. Магия видит всё. Она реагирует. Меняется. И принимает порой формы, столь ужасные и чуждые… Мы ненавидим даол-уразод, ожесточённо, инстинктивно отторгаем их. Но не потому ли так велико ожесточение, что мы видим в них воплотившуюся часть себя? Ту часть, которую предпочитаем не замечать?..

— Ну, не знаю. — глухо отозвался Мурт Раэрктах. — Какая-то мрачная теория. Мне больше нравится та, что называет их детьми первозданного Хаоса. Со временем Порядок стал вытеснять Хаос, родились солнца, потом под сенью солнц родились миры. Хаос же отошёл куда-то в непредставимое запределье, но он никогда не прекращает борьбу с Порядком. Именно поэтому айи-тао-ом-илло не живут в мирах, под сенью солнц. Но время от времени появляются здесь.

Город остался позади. Потянулся длинный туннель, восходящий кверху.

— Как бы то ни было, они существуют. — перед тем, как войти в проход и надеть световые очки, Руд обернулся и ещё раз окинул взглядом Рифтран. — Даол-уразод появляются, когда происходит… что-то…

— Разрушительное. — раздался голос мельма. — Нарушающее баланс.

— Да… пожалуй. Они появляются, когда ткань нашего мира истончается, рвётся в результате чего-то… плохого. По-настоящему плохого.

Туннель стал более пологим. Сергей беспокойно огляделся. Он шёл этим путём уже в третий раз и довольно неплохо ориентировался. Если Гнариус с тремя матросами, оставшиеся над провалом в своде, отправились в путь сразу же, они уже должны были встретиться.

— А… помногу их обычно появляется? — спросил Сергей, водя взглядом по шершавым стенам.

— Это бывает очень по-разному. — ответил Руд. — Иногда в каморке незадачливого чародея возникает лишь один, убивает всех и исчезает. Иногда эффект длится долго — и тогда эти твари на года и десятилетия обживают какие-то места, давая почву для страшных историй и легенд. Известно несколько случаев, когда орды даол-уразод сметали целые города и даже страны. Такое бывало очень редко, но бывало. Сейчас… сложно сказать, что нас ждёт.

— Ну уж, — мрачно усмехнулся Мурт, — одной тварью точно не обойдётся. Пожалуй, не обойдётся и парой десятков. Слишком уж…

— СЛИШКОМ УЖ ХОРОША ТРАПЕЗА.

Фраза заполнила собой пространство небольшой пещеры, куда вышел туннель. Звук, сложившийся в слова, будто возник сразу и повсюду, и определить его источник было нельзя. Как и нельзя было назвать этот звук голосом. Шипящий, хрипящий, он казался сквозняком, летающим между камней. Или скрипом осколков, порождённых обвалом. Или отзвуком далёкого грома. Но только не голосом, идущим от живого существа.

— ТАК ХОРОША, ТАК ОБИЛЬНА. И КАКИМ ЖЕ ДОЛГИМ БЫЛО ОЖИДАНИЕ. КАК ДАВНО ТЕ, КТО БЫЛИ ДО ВАС, СОЗДАЛИ ЕЁ. НО СОЗДАЛИ НЕ ДО КОНЦА, И ПОТОМУ НАМ НЕ БЫЛО ПУТИ СЮДА. НО МЫ ЧУВСТВОВАЛИ… ВСЁ ЭТО ВРЕМЯ… МЫ ЧУВСТВОВАЛИ… И ТЕПЕРЬ… ТЕПЕЕЕРРЬ…

Звук перестал складываться в слова, он растянулся, превратился во что-то булькающее, всхлипывающее, прерывистое. Что-то, бывшее ужасной, оскорбительной пародией на смех.

Схватившись за меч, Сергей закрутил головой, пытаясь найти источник звука. Но ничего не было. Лишь голый камень, кое-где скрытый в тени…

Тени.

— Там! — Сергей рывком повернулся к дальнему концу пещеры. Скальная стена в том месте вспучивалась выростом, отбрасывавшим тень. Тень была вполне обычной, естественной и по размеру, и по форме. Неестественным было лишь одно.

Световые очки не оставляют теней.

Под тремя пристальными взглядами тёмное пятно начало меняться. Из сплошной черноты проступил овал, на котором обозначились черты лица: лоб, брови, нос, рот. Эти черты постоянно текли, менялись — было невозможно даже установить, какой расе они принадлежат.

В следующее мгновение распахнулись глаза — два провала бездонной, засасывающей тьмы.

— НАС ПРИДЁТ МНОГО. ДАЖЕ… МНОЖЕСТВО… НЕПРЕМЕННО, ПРИДЁТ И МНОЖЕСТВО… ЭТО БУДЕТ ВЕЛИКИЙ ПИР. ГОРЫ КРОВИ И ПЛОТИ… ГОРЫ БОЛИ… ОТЧАЯНИЯ И УЖАСА… МОИ СОБРАТЬЯ ВКУСЯТ ВСЁ ЭТО… ВМЕСТЕ.

Сергея передёрнуло. Почему-то, наибольшее отвращение вызывал рот существа — он то повторял губами произносимые слова, то кривился и застывал в гримасах, звук же в это время тёк сам по себе.

— НО МОИ ВКУСЫ… ИНЫЕ. Я ПРИХОЖУ РАНЬШЕ… ЗА ОСОБЫМИ ЛАКОМСТВАМИ. НЕОБЫЧНЫМИ… СЛОЖНЫМИ. ЗА ТАКИМИ, КАК ВЫ.

Сергей услышал, как Мурт выругался и вытянул из-под плаща кинжал. В этот же момент повеяло магией — Руд крутанул посохом, плоский камень в навершии окутался крошечными молниями.

— НЕТ.

Из тьмы выдвинулись несколько отростков, обвивающих что-то.

— ОН УМРЁТ, ЕСЛИ НАПАДЁТЕ.

Это был Гнариус. Опутанный извивающимися тёмными лентами, он скорчился, спрятав лицо в руках, и мелко подрагивал.

— ОН ИНТЕРЕСЕН… ВСЁ ЕЩЁ ПЫТАЕТСЯ БОРОТЬСЯ. ТРОЕ ДРУГИХ… БЫЛИ ПРОСТЫМИ. СКУЧНЫМИ… ДАЖЕ КОГДА ВЫДАВЛИВАЛИ ГЛАЗА ДРУГ ДРУГУ И СЪЕДАЛИ КОЖУ С ЛИЦ… ВСЁ РАВНО. НО ВЫ… ГЕРОИ… ОСОБЕННО ТЫ…

Черты лица на тёмном овале неожиданно стабилизировались. Они стали мелкими, мягкими. Плавными. И знакомыми.

— СЕЙЧАС Я ВКУШАЮ ВАШУ ЯРОСТЬ. ОНА ВОСХИТИТЕЛЬНА. НО ПОРА ПЕРЕХОДИТЬ К ЗАМЕШАТЕЛЬСТВУ. К СТРАХУ.

Черты чёрного лица стали чертами лица мальчика лет тринадцати. Чертами лица Мурта Раэрктаха.

И это лицо засмеялось.

На сей раз смех был другим. Вполне похожим на обычный. Но всё же неприятным.

Сергей вспомнил сразу. Он слышал этот смех совсем недавно, едва ли четыре дня назад. Смех агрессивный, раздражённый, но в то же время не совсем разборчивый, будто захлёбывающийся…

Через мгновение смех удвоился.

Сергей обернулся через правое плечо. И, шипяще выдохнул сквозь стиснутые зубы.

Мурт Раэрктах смеялся. А также, кривляясь, приплясывал, скакал из стороны в сторону.

— Ха-ха-ха! Ха-ха-ха-ха-ха! Ну, наконец-то! Наконец-то! Наконец-то это ничтожество заняло подобающее место!

Мельм скалился и вращал глазами. Все его гримасы в мельчайших подробностях повторяло лицо тёмной твари. То же самое было и с голосом — взвизгивающий, сбивающийся, он резонировал в страшном, противоестественном дуэте.

— Мурт… — Сергей был совершенно растерян. — Опомнись… Пожа…

— С кем ты разговариваешь?!! — взревел тот, кто больше не был Муртом Раэрктахом. — Его нет!! Осталась лишь самая малость, чтобы позабавиться с ней на досуге! О-о-о, этот нытик получит, что заслужил! Я повеселюсь с ним! А потом вдоволь погуляю со своими новыми друзьями!

Сергей стиснул пальцы на рукояти меча. Он не знал, сможет ли вытянуть клинок. Сможет ли ударить Мурта. Несмотря на весь свой опыт. Несмотря на страшную опасность. Не знал.

Тот, кто сидел в теле мельма, заметил это. Он улыбнулся. Страшно, плотоядно. Видеть такое выражение на детском лице было невыносимо.

— Замешательство, страх, да, да!! — вновь зазвучал чудовищный дуэт. — Как же это сладко! Нужно лишь добавить немного боли… и крови…

Хищно скрючившись, руки мельма метнулись под плащ…

Сергей, едва не взвыв, потянул меч из ножен…

Раздались скрипучие слова заклинания…

Руки мельма показались из-под плаща… совершенно пустые руки. Слегка подрагивающими, но спокойными движениями они вытянулись вдоль боков.

Мельм больше не кривлялся. И выражение его лица сменилось на куда более привычную усталую сосредоточенность. Разве что чуть более болезненную, чем обычно.

Замолчала и тварь в дальнем конце пещеры. Её лицо по-прежнему повторяло лицо мельма, но остальная масса вела себя по другому — судорожно подёргивалась.

Будто животное, пытающееся вырваться из ловушки.

Во время одного из таких движений тёмные отростки втянулись и отпустили Гнариуса Снатта. Волшебник из Академии грузно осел на пол.

Несколько секунд ничего больше не происходило. А потом Мурт Раэрктах поднял взгляд, уставившись в пустоту.

— Не воюйте с мельмами… — глухо произнесли два одинаковых голоса. — Никогда не воюйте с мельмами…

 

Глава 7

Не воюйте с мельмами… никогда не воюйте с мельмами…

Так говорят в моём мире испокон веков.

Сейчас, когда со времён Пятой Войны прошло лишь чуть больше ста лет — говорят с уважением, с опаской. Со страхом. Но ещё через пару-тройку сотен лет это изменится. Уважение сменится непониманием. Опасение — ухмылками. Страх — иронией.

«Не воюйте с мельмами… никогда не воюйте с мельмами…» — будут они говорить, понимающе ухмыляясь. Смеяться, оценивая шутку. Заказывать нам выпивку, добродушно похлопывая по плечу.

У людей короткая память. Впрочем, и у нас не длиннее. Ведь мы не помним своих войн. Точнее, не хотим помнить. Пыльные свитки лежат в самых дальних концах самых дальних архивов. Их почти никогда не читают. И абсолютно никогда не обсуждают на публике.

Пять войн за восемь тысяч лет известной истории. И ни одной — гражданской. Что может быть красноречивее? Мы ненавидим воевать. Даже просто убивать для самозащиты или наказывать преступников для нас тяжело. А уж воевать… возводить насилие в культ, направлять его даже не против отдельных существ, но против целых народов… И самим терпеть лишения, как целому народу… Для нас нет ничего хуже.

Такими и видят нас окружающие. Мечтательными малышами, любопытными, любящими возиться с растениями… Доброжелательными, охочими до хорошей еды и хорошего веселья… И очень не любящими драться.

Мы поднаторели в этом. Научились налаживать добрые отношения с любыми соседями, научились быть нужными и важными партнёрами. Научились даже вызывать уважение. А если уж совсем припечёт — и стравливать потенциальных врагов с кем-нибудь другим.

Но невозможно полностью скрыть настолько заметную правду. Те, кто окружают нас, те, для кого война является пусть неприятным, но лишь средством достижения цели — они не могут не замечать этой разницы. Не могут не считать неприятие к войне слабостью. И поэтому они ухмыляются и качают головами. В основном, доброжелательно. Но время от времени…

…время от времени появляется государство. Сильное. Уверенное в себе. Жаждущее развиваться. Иногда — объединённое вокруг какой-нибудь новой, яркой и лестной для себя идеи. Государство, которое видит в окружающем мире лишь возможности для роста.

Когда взор такого государства падает на нас… доброжелательные ухмылки кончаются. Уступают место плотоядному оскалу перед яркой, богатой и доступной добычей.

Это всегда начиналось одинаково. Я знаю, потому что после Пятой Войны маниакально изучал все свитки во всех архивах. Всегда одно и то же.

Сначала — давление. Более или менее кровавое, но неизменно грубое, показное. Чтобы устрашить, сбить с толку. Чтобы слабый соперник и не думал сопротивляться.

И мы пугаемся. И теряемся. Предпринимаем попытки договориться, решить дело миром. Из-за растерянности эти попытки получаются нелепыми, жалкими. Они лишь раззадоривают пыл напавших. Возвеличенные нашим страхом, агрессоры идут вперёд. Они веселятся. Чувствуют победу.

А потом, в определённый момент, они начинают погибать. В определённый момент попытки решить дело миром превращаются в ловушки. Страшные, чудовищные расправы.

После этого попытки помириться заканчиваются. И начинается новая Война нашего народа.

Наши враги ошибаются в тот момент, когда упиваются нашим страхом. Ведь мы боимся не их. Мы боимся войны, как таковой. Боимся того, что она сделает с миром вокруг нас. До последнего не хотим признавать её неизбежность. Осознав же эту неизбежность, мы впадаем в шок.

И меняемся. Очень сильно меняемся.

Пару раз наши противники даже пугались и отступали. Например, однажды, неожиданно получив с переговоров освежёванные трупы товарищей, враги впали в ярость и решили нас покарать. Отрядом в несколько тысяч воинов они пришли в небольшое поселение. Пришли, чтобы грабить, пытать, допрашивать и убивать. Жители поселения вышли к ним навстречу с острыми камнями. Никакие не воины, даже взрослых мужчин было немного. Вышли все, от стариков, до детей. Младенцев принесли на руках.

Несколько сотен обычных мельмов вышли навстречу тысячам матёрых воинов. Они улыбались. Затем начали смеяться. И, наконец, убили себя острыми камнями, что держали в руках. Убили почти в один момент — чуть-чуть задержались только молодые матери с грудными детьми.

И те воины бежали. Они, уже покорившие несколько стран, пролившие моря крови — бежали вместе со своими командирами. Каким-то чудом они даже убедили своё верховное командование отвести войска от наших границ.

Но было уже поздно.

Чтобы понять, как война меняет нас, нужно уяснить одну вещь — жители того поселения не были безумны. Они не были в отчаянии, не были застигнуты врасплох, предпочтя смерть издевательствам. Нет. Они РЕШИЛИ так поступить. До этого они радовались жизни, любили друг друга, игрались с детьми… А потом, узнав от дозорных, что идут враги, они решили все вместе выйти перед врагами и убить себя. Для того, чтобы испугать врагов. Ослабить их.

Когда к нам приходит война и заполняет наш мир, выворачивает его наизнанку… главным для нас становится лишь одно. Уничтожить тех, кто это сделал. Стереть их с лица мира. Это — единственный способ всё исправить. Я не знаю, почему. Рефлекс, последствия какой-то безумной магии… неизвестно. Но всегда бывает только так. Всегда.

И мы уничтожаем напавших. Любыми способами. Любой ценой. Без передышки. Без сомнений. Даже без особенной ярости. Просто есть цель. И её достижение.

Никто не бывает к этому готов. Какими бы грозными и жестокими не были наши противники — для них война является лишь средством построить что-то. Изменить других, подчинить своей воле. Они не могут представить врагов, которых можно победить, только если истребить всех до единого. Они не могут понять того, что нами движет. И уже это делает их уязвимыми. Почти беспомощными против наших уловок.

Мы же понимаем их полностью. И идём к цели, готовые на всё. На любой подвиг. На любую низость. И, само собой, на любые потери.

Первая Война скрыта в древности, о ней известно очень мало. Пала сильнейшая держава того мира — а от народа мельмов осталась едва пятая часть.

Пятая Война далась намного легче — она забрала лишь около одной десятой. Неудивительно — эта война решилась не на полях сражений. Она решилась в землях и городах наших врагов.

Я был среди тех, кого послали туда. Мы проникли к врагам под видом детей. И не просто детей — у многих, в том числе и у меня, были реальные прототипы. Отпрыски самых влиятельных людей той страны.

Мы заняли их место. Чтобы уничтожить наших врагов изнутри. Не только убить тех, в чьи семьи мы проникли. Замысел был гораздо масштабнее.

Мы хотели уничтожить врагов с помощью их собственного мировоззрения, их собственной веры.

Их собственной легенды о конце света.

В назначенную ночь мы убили всех в детских комнатах богатых и влиятельных домов. А потом, с помощью чар, ради которых принесли себя в жертву около тридцати тысяч мельмов, мы подняли трупы этих детей. И многих-многих других.

Наступившее утро огласилось для той страны Последней Песней. По городам и деревням шли трупы детей. Окровавленные, обезображенные, они исторгали слова, написанные в священных книгах наших врагов.

В столице по самым людным улицам шли дети хозяев той страны. Ужас стал расползаться.

И тогда мы убили хозяев. Всех тех, в чьи семьи проникли. Добавив к ужасу хаос.

Наши враги не вынесли такого. Их общество было расколото, рассеяно. Войска, оставшиеся без верховного командования и угнетённые страшными новостями, стали лёгкой добычей. Добить ту страну не заняло и полутора лет.

Так мы убили свою Пятую Войну.

Мир вновь стал нормальным. Мы написали новые свитки и тоже засунули их в самые дальние концы самых дальних архивов.

Мой народ стал жить дальше. Мечтательные малыши, любопытные, любящие возиться с растениями… Доброжелательные, охочие до хорошей еды и хорошего веселья… И очень не любящие драться. Они пошли вперёд, как будто ничего и не было. Оставив позади миллионы погибших.

И одного выжившего.

Меня.

Пять войн за восемь тысяч лет… насколько велик был шанс попасть в одну их них? Уж не говоря о том, насколько велик был шанс получить это незначительное, незаметное психическое отклонение, которое ни за что не проявилось бы вне войны? Наверное, это можно счесть невезением.

Когда Пятая Война начиналась, я, из-за своего отклонения, был единственным, кто призывал сограждан бороться. Я был вне себя от ярости, от злости на захватчиков. Я жаждал бороться. Я также был вне себя от ярости, от злости на своих, неспособных бороться, повергнутых растерянностью и страхом. И был вне себя от радости, когда эта растерянность вдруг исчезла. Переполненный радостью, я повёл вперёд многих. Я оказался талантлив, я был сильнейшим ладионом своего народа — связывая и объединяя их разумы, организовывая их, я добился славы. Всё, что я видел вокруг, я списывал на неизбежные ужасы войны. Я ничего не понимал тогда. И стал героем. Наверное, это можно счесть иронией судьбы.

Я начал прозревать понемногу, наблюдая что-то то тут, то там. Но всё это, каким бы чудовищным не было, казалось чем-то отдельным, не складывалось в общую картину. Жертва тридцати тысяч мельмов, чтобы собрать ресурсы для заклятия… Да, тогда понимание начало приходить. Но как можно было остановиться, оглядеться? Посреди войны? Никак. И я изменил свою внешность. И поехал в столицу наших врагов. Убил того ребёнка, что был моим прототипом. Час пролежал, покрытый его внутренностями, чтобы закрепить эффект. Убил тех, кто ночевал со мной в детской. Выбросил их трупы из окна, в руки сообщников…

…Я бы воспротивился, слушая тот план! Клянусь, воспротивился бы! Если бы увидел в остальных мельмах хоть толику сомнения, страха, глумления, садистского удовольствия… Хоть что-нибудь, кроме уверенной доброжелательности борцов за самое правое дело в Мироздании!..

…Что делают трупы детей на улице, я уже не смотрел. Просто пошёл, убил тех, кто считали себя моими отцом и матерью.

И вонзил нож себе в сердце. Наверное, это можно счесть трагедией.

Однако, оказалось, что чары, изменившие мою внешность, изменили и мой организм. Подоспевшая стража сочла меня такой же жертвой, как и своих повелителей. Подоспевшие позже в воцарившемся хаосе соплеменники сочли меня жертвой стражи. Героя на грани смерти, меня спасли. И лечили до самого конца войны.

Наверное, это можно счесть удачей.

Я помню. Окружённый своим освобождённым, излечившимся народом, я помню. Всё. До мелочей. То, что делал в столице наших врагов. То, что видел ещё раньше, на протяжении всей войны. То, чего не понимал, не связывал воедино. То, чего не хотел признавать, не хотел понимать и связывать воедино.

Я. Помню. Всё.

Как я смог продолжать жить?

Это был долгий и сложный путь. Путь, который привёл меня к двум вещам: пониманию и наказанию.

Для понимания я изучил историю всех наших войн. Я сравнил, сопоставил и понял про мельмов то, чего, скорее всего, никто никогда раньше не понимал. Но самое главное, я понял, что только так мой народ может выжить. Становясь воплощением зла. Но при этом, не стремясь к злу. Лишь используя его, как средство против тех, кто желает принести нас в жертву своим интересам. Только так.

Я согласился с этим. Я решил, что мой народ заслуживает жизни. Случись всё вновь, я не отступлю. Я буду помогать своему народу бороться за жизнь так, как он умеет.

Но понимания было мало. Пусть я согласился с этой необходимостью, я всё же никогда не сочту её чем-то абсолютно правильным. Чем-то, о чём можно спокойно забыть. И поэтому понадобилось наказание.

Я оставил себе внешность того ребёнка. Чтобы до конца жизни носить печать совершённого.

А ещё придумал себе врага. Того, кто никогда не смирится с произошедшим. Того, кто всегда будет внутри, будет говорить, а время от времени — истошно кричать. Того, кто никогда не простит меня. На случай, если я вдруг самодовольно прощу себя сам.

……….и теперь……….

И теперь я обращаюсь к тебе, айи-тао-ом-илло, принявшему этого придуманного врага за мою слабость. Я чувствую твою боль и твой страх, я вижу, что ты видишь. Ты хотел найти потаённую боязнь, сонм бесконтрольных губительных мыслей — и теперь твоя примитивная натура разрывается на части. Что ж, это скоро закончится. Закончится быстро. Я не буду тянуть. Я видел достаточно мучений.

Лишь ещё одно. Если есть где-то место, куда придёт твоя мерзкая сущность, если есть там Владыки Хаоса или кто другой, чьей воле ты подвластен, передай им — пусть придут повоевать с мельмами. Если уж мне доведётся вновь биться вместе со своим народом в войне, то пусть в этой войне противники будут заслуживать всё то, что мы для них придумаем.

Это всё.

А теперь умирай.

 

Глава 8

Звук возник, подобно взрыву, Он отодвинул на задний план всё остальное, наполнявшее окружающее пространство: звон оружия, скрежет клыков и когтей, шелест крыльев и стрел, гул разрывающего воздух пламени, рычание, крики, визги…

Всё померкло.

Грубый, раскатистый, наполненный неистовой разрушительной мошью звук сложился в слова:

— СВЕРШИЛОСЬ. Я ЗДЕСЬ.

До этого момента Крондин думал, что победа близка.

До этого момента Крондин даже позволял себе робко надеяться, что худшее позади.

В последние часы всё шло, как по нотам. Разговор с даоттарами закончился абсолютным успехом. Пусть не все члены Совета были рады услышанному, но все они подчинились насущной необходимости.

Крондин собрал все силы, пришедшие на площадь. Он попросил Тролда и Эбита помочь в командовании, чему удивились очень многие. Но Крондин не сомневался. Он знал, что даоттары Красного и Пурпурного кланов никогда не отступят в бою за Лигу. Сражение займёт их, отвлечёт от лишних мыслей.

Крондин использовал нависшую опасность, чтобы сплотить общество, превратить в единый нерушимый кулак. Ведь больше не было Самоцветов и кланов. Была лишь угроза. И путь, который следовало пройти.

Крондин видел этот путь. И шёл по нему. Шёл через городские улицы, позволяя взявшим оружие горожанам кричать и вызывать других на борьбу. Шёл, оставив во Дворце четырёх даоттаров и пришедшего позже патриарха — следить за обстановкой и собирать остальные силы.

Крондин направлялся на восток, к штаб-квартире Ордена Высокой Энергии. Там находилось большинство технических достижений Лиги — ресурс, которым нельзя было пренебрегать.

Путь был нетрудным. Хотя и страшным, особенно поначалу. То тут, то там попадались мёртвые тела и разрушенные жилища — следы атак даол-уразод на растерянный город.

Беспорядочные обломки, по-звериному разорванные, окровавленные трупы… это был лучший из вариантов. В иных случаях попадалось что-то худшее. Рождённое не простой силой и яростью, но чуждым разумом, для которого изощрённая жестокость была мерилом удачности и осмысленности всего существования. Иногда это выглядело, как отточенная скульптурная композиция, иногда — торопливо, смазано, но неизменно несло на себе печать неистовой, ненасытной жажды, влечения…

К счастью, самих монстров было немного, и для организованного войска они почти не представляли угрозы. Поэтому, насколько бы ужасным ни было зрелище, оно не вгоняло в оцепенение, а лишь разжигало ярость, желание покарать малочисленных гадин, посмевших нагло явиться и учинить такое…

Всё шло, как по нотам. Злость, гнев, желание отомстить росли, становились ещё одним ценным ресурсом, сплачивающим общество, направляющим его и избавляющим на время от ненужных вопросов и сомнений.

Крондин шёл вперёд. Овеянный приветственными криками, одерживающий лёгкие победы, спасающий охваченных ужасом…

Увидев впереди гладкое прямоугольное здание штаб-квартиры Ордена Высокой Энергии, Крондин подумал, что видит путь к победе. Даже позволил себе робко надеяться, что худшее — позади.

И тогда пришёл звук.

— СВЕРШИЛОСЬ. Я ЗДЕСЬ.

На мгновение всё вокруг замерло, ошеломлённое огромной, явившейся из ниоткуда мощью. А потом тьма выплюнула, исторгла из себя силуэт. Он показался весь разом и снова подавил всё вокруг — на этот раз, своими размерами. И колоссальной, лавинообразной монументальностью.

Порядка тридцати шагов в высоту, в ширину он раздавался не меньше, чем на двадцать. Огромные, похожие на валуны ноги, казалось, были созданы не для ходьбы, а для того, чтобы топтать и крушить. Четыре руки, торчащие из плеч и груди, массивными колоннами доставали почти до пола. Голова виднелась над плечами мелким бугорком, но это было только в первые секунды. Когда оглушающие слова зазвучали вновь, там разгорелось пламя.

— ОНО ГРЯДЁТ. МНОЖЕСТВО. НУЖНО ПОДГОТОВИТЬ МЕСТО. РАСЧИСТИТЬ.

Пламя над плечами чудовища не просто горело. Оно вытягивалось в линию и сворачивалось в огромную, постоянно пульсирующую спираль. Всполохи огня в спирали стремились к центру, затягивали взгляд внутрь.

— БУДЕТ ПРАЗДНИК. НУЖНО УКРАСИТЬ МЕСТО. ВАС МНОГО. ХОРОШО. ВАМИ УКРАШУ. ВАШЕЙ КРОВЬЮ. ВАШЕЙ ПЛОТЬЮ.

Крондин вдруг понял, что никто вокруг не двигается. Молодой гном ощущал это интуитивно — он сам не мог оторвать глаз от огненной спирали. Этому почти невозможно было сопротивляться.

Почти. Но ещё слишком свежи были воспоминания о безумном хороводе света и звука на площади вокруг Монумента Семи. Как и тогда, шевеля чуть ли не каждой мышцей по отдельности, Крондин сделал шаг вперёд. И ещё один. И ещё. Движения причиняли боль, но это была сладостная боль освобождения — будто одна за другой рвались сковывающие цепи, оставляя ссадины и вновь гоня кровь в онемевшее тело.

Наконец, надрывно закричав, Крондин смог отвести глаза в сторону. Тут же вокруг послышались вздохи и восклицания. Крондин оглянулся — оказалось, он вышел из общего строя на добрый десяток шагов.

— СИЛЬНЫЙ. СИЛЬНЫЙ. НО СПАСЕНИЯ НЕТ. СЕЙЧАС ТЫ ПОБЕЖИШЬ. ОСТАВИШЬ СВОИХ. ОНИ ВОЗНЕНАВИДЯТ ТЕБЯ.

— Что за чушь, тупой чурбан?! — Крондин кричал во всю мощь лёгких. Его должны были слышать все. — По сравнению с вашим отродьем даже последний негодяй покажется святым!! Возненавидят… ха!! Тебе не обмануть нас ни своей горелкой, ни своими глупыми речами, и не надейся!

— НАДЕЯТЬСЯ — ВАШ УДЕЛ. БОЯТЬСЯ — ВАШ УДЕЛ. СТРАДАТЬ — ВАШ УДЕЛ. МЫ ЛИШЬ ЖАЖДЕМ.

Чудовище подняло вверх одну из рук, оказавшуюся усеянной десятком длинных, тошнотворно изгибающихся пальцев. И резко опустило вниз.

— ТЕПЕРЬ — БЕГИ.

Тьма вновь разорвалась, исторгнув наружу сотни даол-уразод. Рыча, вереща, захлёбываясь клёкотом и десяткам других непонятных звуков, они летели, скакали, бежали, ползли…

Крондин застыл. Он не знал, что делать. Глупая, идиотская мысль засела в голове, не давая двинуться: «Если я побегу, то он выиграет… И тогда меня…».

Сзади раздался тяжёлый топот, и в плечи стальной хваткой впились несколько латных перчаток. Крондина поволокли, как тряпичную куклу. Над головой просвистела стая стрел и пронеслось несколько пламенных шаров, врезавшихся в накатывающийся вал.

«Перестроиться! Отступаем» — пронёсся звучный бас советника Тролда. Строй сомкнулся, застучала стена щитов.

«А как же добровольцы?!.. Как же… в домах… Нужно перестроиться… Резервы… срочно… где же…» — окружённый вихрем лихорадочных мыслей, Крондин увидел, как штаб Ордена Высокой Энергии идёт трещинами и рассыпается под ударами ног огромного монстра.

В следующую секунду чьё-то резкое движение развернуло молодого гнома, и он поневоле посмотрел назад.

Занимался рассвет. Бронзовые разводы спускались в Рифтран через разлом и окрашивали угрюмый камень в торжественные, праздничные и слегка игривые тона. Это было красиво.

«Вот и украсилось место. К празднику». - мелькнула в голове ещё одна идиотская мысль.

И тут скала задрожала.

 

Глава 9

Когда они вернулись из пещер, город изменился. Ожидание исчезло, уступив место дрожащему возбуждению. Причём, это возбуждение было наполнено далеко не только страхом — довольно отчётливо звучали нотки облегчения, радости и надежды.

— Значит, Крондин собрал-таки силы… — задумчиво произнёс Руд. — Что ж, давайте пойдём к Ордену Высокой Энергии. Он направится туда.

— Может, не будем торопиться? — засомневался Сергей, поддерживая за плечи Гнариуса Снатта. — Обратимся сначала за помощью…

— Я в порядке. — глухо произнёс волшебник из Академии.

— Уверен, Гнари? — спросил Мурт Раэрктах, хотя, бледный и осунувшийся, он сам выглядел не лучше товарища.

— Да. — Гнариус сбросил руку Сергея и выпрямился. — Пойдёмте, ни к чему терять время.

— Торопиться, впрочем, тоже. — Руд осмотрелся по сторонам. — Давайте, спокойно и аккуратно, спокойно и аккуратно…

Опасения гнома, однако, не оправдались. Ничто не указывало на присутствие даол-уразод: ни одной тени, ни одного подозрительного звука, никаких эманаций.

— Странно. — помотал головой Мурт после получаса ходьбы. — Ни одной твари вокруг. Что они, просто взяли и все пошли на Крондина?.. Очень странно…

Прозвучал тихий стон, и все повернулись к Гнариусу Снатту. Волшебник держался за голову:

— Нет… — протянул он. — …они не просто пошли на Крондина… Чары той твари… пленившие меня… теперь я чувствую их острее. Я чувствую… что-то идёт. Что-то… большое… Руд, сконцентрируйся!.. Прислушайся…

Гном зажмурился и наклонил голову, легко прикоснувшись пальцами правой руки к переносице. Через несколько секунд он отнял руку от лица и посмотрел на неё, будто видел впервые в жизни.

— Нужно… нужен обзор. — нервно произнёс Руд. — Нужно забраться повыше. Туда.

Гном показал на богато украшенное здание впереди, гордо возвышавшееся парой лишних этажей над соседями.

Не сговариваясь, они побежали. Новое тяжёлое предчувствие подстёгивало, наэлектризовывало их отяжелевшие мышцы, заставляя забыть об усталости.

Они стремительно подбежали ко входу, рывком распахнули двери, даже не успев удивиться, что замок не заперт, ворвались внутрь… и намертво застыли на месте.

Здесь жила богатая и большая семья. В гостиной было много тел. Много. Никакое число, ни точное, ни примерное, не хотело приходить в голову, учитывать, описывать всё это.

Целых тел не было. Но и ни одна часть не была оторвана, не валялась сама по себе. Все они были обмазаны чем-то жирным, лоснящимся, и скреплены заново, образуя… фигуры. Некоторые походили на животных, некоторые на растения, некоторые…

— Нам нужно идти. — каким-то невероятным образом голос мельма сочетал мягкость, вкрадчивость, твёрдость и настойчивость. — Они мертвы. Пойдёмте. Нужно идти. Ради живых.

Крыша здания была плоской, очень удобной, и с неё открывалась отличный вид — этот район города находился по отношению к остальным немного на возвышении.

Справа воздух был подсвечен линиями, отбрасываемыми восходящим солнцем. Красноватые, они казались отблесками пламени — пока ещё далёкого, но яростного, неотступно наливающегося силой. Готового разразиться огненной бурей и сжечь всё на своём пути.

Войска Крондина были дальше и левее, скопившись на трёх крупных улицах, подступающих к большой квадратной площади. С такого расстояния разобрать что-то конкретное было сложно, но общая суета и гул не оставляли сомнений — идёт бой.

Руд и Гнариус подошли к краю крыши и какое-то время смотрели, не отрываясь.

— Ты видишь?..

— Да. — палец гнома вытянулся в направлении светлого прямоугольного здания. — Там. Что же… Видит Великий Свод, я не помню ничего похож…

Из-за тьмы, будто из-за занавеса вышла какая-то грубая, угловатая фигурка. Мгновением позже донёсся звук. Расстояние смягчило его громкость, но в голове всё равно слегка помутилось от ощущения чего-то тревожного, разрушительного…

— СВЕРШИЛОСЬ. Я ЗДЕСЬ.

Волшебники посмотрели друг на друга.

— Они… не справятся.

— Нет.

— Нам нужно… нужно…

— …что-то сделать…

Потянулись вязкие, тягостные секунды. Руд молчал и стоял неподвижно, Гнариус ругался под нос и пару раз шлёпнул себя по макушке.

Вдруг, волшебник из Академии поднял голову и лихорадочно посмотрел на Сергея.

— Ты… Сергей… твоя кровь… у тебя же есть связь… с этими… растениями…

— Что?? — недоумённо спросил Руд. — Какое это… ведь он их не контролирует… да и вообще — он не маг!

— Нет, но сейчас… сейчас ткань мира повреждена… разорвана… Она стала более нестабильной… но и более проходимой!.. Если мы постараемся… вложим в Сергея наши силы… Я знаю нужный ритуал… нужное заклятие… Мы разработали его в Академии… Мурт, ну скажи! Что ты молчишь?!

— Я… не знаю. — покачал головой мельм. — Наверное. Наверное, это возможно. Но… ведь это… колоссальная нагрузка.

— Сергей выдержит — он очень стоек, и физически, и ментально, вы же оба это знаете!

— Я не о Сергее волнуюсь, Гнари. Ты. Ты — выдержишь? После всего, что случилось?

— Я — выдержу. — яростно выдохнул волшебник. — Потому что должен. После этого… — палец Гнариуса показал вниз, под крышу. — После этого — должен вдвойне. Хватит спорить. Давайте начинать.

Как и три дня назад, Руд, Мурт и Гнариус уселись вокруг Сергея. Гном нырнул рукой в рюкзак и достал давешнюю золотистую сеточку, после чего вопросительно посмотрел на Гнариуса.

— Да. — кивнул тот. — Пожалуй…

На этот раз сеточка не была нагрета костром, и её холод слегка раздражал.

— Сергей. — сказал Гнариус. — Прости, что всё так впопыхах, но, сам понимаешь… Тебе придётся ориентироваться самостоятельно. Придётся заставить эти разрушительные растения… в-общем, постарайся отринуть страх перед ними. Постарайся не дать слабины. Это очень важно. И… удачи. Смотри мне в глаза. Не отрываясь.

Через мгновение прозвучали слова заклинания. Ощущение магии захлестнуло Сергея — пожалуй, ещё никогда он не чувствовал волшебство так интенсивно. Мир вокруг поплыл. А потом чернота зрачков Гнариуса залила всё вокруг.

Чернота была абсолютной, но при этом совершенно не давила. Отчётливо ощущалось, что она имеет функциональное назначение, предваряет собой что-то…

И действительно, вскоре чернота исчезла мгновенно и без следа. Вместо неё…

Сергей начал видеть. Хотя, слова «видеть» здесь было недостаточно. Кроме размытых, трепещущих красок и контуров, присутствовало многое, очень многое…

«…зрение выступало здесь не данностью, а лишь возможностью, за которую цеплялось растерянное сознание…»

Сергей уже чувствовал что-то подобное. Тогда, в гномьей тюрьме, в кромешной темноте своей камеры, когда наблюдал неудержимый рост изменённых, исковерканных растений.

Сейчас его ощущениям предстало намного больше. Магия Мурта, Руда и Гнариуса дала Сергею картину всего Рифтрана. Среди контуров скал и зданий виднелось, слышалось… ощущалось… то, что можно было отнести к живым существам. Их очертания, их эмоции… непостижимая симфония, способная сбить с толку, поглотить, растворить в себе…

Но Сергей помнил. Помнил кромешную темноту своей камеры. И то ощущение — уникальное, ни на что не похожее. Оно оставалось уникальным даже здесь, среди безумного круговорота отражённой магией реальности.

Их было семь. Семь точек, раскиданных по самым разным концам города. Сергей видел их. И видел, что ещё совсем недавно их было больше. Организация Дабнура дун Сваральтара была обескровлена, почти уничтожена его страшной жертвой. Но всё же, там оставались немногие, не связанные кровным родством с Синим кланом. Кто-то из них в панике бежал. Но кто-то оказался более стойким и постарался исполнить оставленные на случай краха инструкции. Уничтожить созданное оружие, не дать никому заполучить его.

Сергей потянулся к одной из точек. Теперь он видел, что это. Кусок густой, похожей на желе субстанции, заключённой внутри кристалла. Вся безудержная энергия сейчас была внутри, ожидая пробуждения. Неистово жаждая пробуждения.

Сергей видел это. И видел тех, кто собирался убить эту энергию. Трёх гномов, напряжённо переговаривающихся, держащих склянки с… Сергей скривился. Вещество, содержащееся там, было рефлекторно противно ему. Было противно его крови.

Ощущение отвращения, угрозы, прозвучало в пространстве. И энергия в кристалле отозвалась.

Теперь Сергей чувствовал. Энергия признавала его главным. Признавала всегда. Только ради него она когда-либо совершала что-то осмысленное, спасая на Птичьем Карнизе и в гномьей тюрьме.

Теперь Сергей понимал. И, поняв, он выразил свою волю.

Кристалл разлетелся на куски, энергия начала воплощаться и смела своих несостоявшихся убийц, как пыль.

Сдерживать рост растений, направлять его, было нелегко. Сергей ощущал их постоянную рваную дрожь. В ней не было никакой жажды убийства, никакой злой воли — только боль искалеченного организма.

Сергей почувствовал жалость. И стыд. За то, что так долго видел в этих несчастных растениях что-то, что было сродни даол-уразод.

Демонам, упивающимся собственным злом.

Воспоминание о даол-уразод вызвало ярость. И энергия в растениях заструилась сильнее.

Время пришло.

Сергей потянулся ещё к двум точкам. Взяв под контроль их энергию, он сосредоточился на том, кто пришёл из тьмы.

— НАДЕЯТЬСЯ — ВАШ УДЕЛ. БОЯТЬСЯ — ВАШ УДЕЛ. СТРАДАТЬ — ВАШ УДЕЛ. МЫ ЛИШЬ ЖАЖДЕМ.

Тому, кто олицетворял собой разрушение. Полное, всеобъемлющее, безжалостное. Сложное, искушённое, имеющее цель. Разрушение, которое создавало что-то. Что-то абсолютно противоестественное. Чуждое. Что-то, чего не должно существовать.

— ТЕПЕРЬ — БЕГИ.

Сергей выразил свою волю…

 

Глава 10

…И тут скала задрожала.

Крондин ощутил замешательство стоящих вокруг. Даже на фоне надвигающейся орды чудовищ эта дрожь вызывала трепет. Гномье ухо с пелёнок привыкало различать голос камня — и в этой дрожи было что-то особенное, неповторимое… Пугающее. Будто камень, привыкший к своей монументальной крепости, кричит в изумлении, что что-то разрывает его настолько быстро, легко, походя…

Именно так был разорван Птичий Карниз.

Крондин стиснул зубы и вытащил меч. Нельзя показывать страх. Пусть даже им всем суждено…

Дрожь прекратилась также неожиданно, как и началась. Ей на смену пришло что-то другое. Что-то вроде… шелеста. Было неясно, как шелест может перекрывать крик сотен и тысяч чудовищ…

Даол-уразод больше не кричали. Они остановились, и, скалясь, оглядывались по сторонам.

Всё застыло. Войско гномов, оказавшееся на грани разгрома, недоумённо внимало неожиданной передышке. Воплощения ужаса, прибывшие из неведомых пределов…

…боялись.

Даже колосс с головой из пламени перестал топтать и крушить.

Шелест нарастал. Казалось, океан наконец-таки выиграл вечную борьбу с берегом, и хлынул дальше, заливая непокорную твердь.

Так продолжалось несколько секунд. А потом даол-уразод вновь повернулись к гномам и заголосили с утроенной силой.

Крондин снова сжал меч… и вдруг понял, что чудовища смотрят не вперёд, а вверх. И сам поднял голову.

Это было похоже на град стрел. Если представить стрелы двадцати шагов в длину и толщиной с огромную бочку. Они падали сверху, из-под свода — прямо на даол-уразод. Упав, они, будто обезумевшие змеи, начинали неистово извиваться, круша и разрывая всё вокруг.

Через несколько мгновений от орды монстров почти ничего не осталось. Только тошнотворно рвалось мясо и трещали кости в чудовищной мешанине.

И тут пришёл звук. Самый страшный из всех.

— АААААГРАААААААХАААААААА!!!!!!!!!!!!!!!!!!

Он понёсся вперёд сильнее любого урагана, сметая всё, повергая наземь, лишая воли.

Крондин упал навзничь, он силился подняться, но не мог. Молодой гном продолжал бороться, бороться безнадёжно, до конца, на грани сознания… и тут увидел.

Над его головой струилась река. Шириной шагов десять, она текла и текла, совершенно не заботясь о законах природы. Река из массивных зелёных отростков, тесно перевитых друг с другом.

Крондин встал, пытаясь рассмотреть получше. И только в этот момент понял, что звук прекратился.

Мелькнул хвост реки. Провожая его глазами, молодой гном рефлекторно посмотрел вперёд.

Река впадала в холм. Зелёный, покатый, похожий на пирамиду, изваянную каким-нибудь совершенно безумным, да вдобавок ещё и в стельку пьяным гномом, холм почти полностью покрывал собой Площадь Мира и нависал над полуразрушенным Орденом Высокой Энергии. Огромный монстр был погребён под колоссальной массой растений. Лишь несколько мелких кусков, то ли оторванных, то ли отломанных, безжизненно валялись по сторонам.

Битва закончилась. Закончилась так быстро и неожиданно, что всё вокруг застыло в ошарашенном молчании.

— Так, эй, чего встали! — наконец раздался голос советника Тролда. — Есть чёткий приказ — произвести учёт и вынести все материалы из здания Ордена! Медики — к раненным, остальные — за работу! На листики и стебельки потом будете любоваться!

«Всё-таки, я был прав. Без них нам не победить… Но теперь…»

Крондин вновь позволил себе надеяться, что худшее позади.

Через пару часов, возвращаясь во Дворец Совета, он встретил их. Сергей и Мурт сидели на крыльце, Гнариус бессильно привалился к стене. Руд стоял, задумчиво смотря вдаль. Все они, почему-то, были покрыты каменной крошкой.

Крондин улыбался. Он захотел подойти к ним, обнять, поздравить. Рассказать всему народу об их подвиге…

Руд повернулся. И Крондин перестал улыбаться.

— Хорошо, что ты жив… — рассеянно произнёс волшебник. Он выглядел… За годы дружбы Крондин видел его разным. Но даже представить не мог, что Руд может быть таким.

Обречённым.

— Что случилось?…

Волшебник попытался улыбнуться. Усмехнуться. И не смог. Потом раскрыл правую ладонь.

Там лежал кристалл. Маленький, настолько маленький, что, светясь, он казался лишь искрой. Тёмно-синей искрой.

Волшебник посмотрел на Крондина. И сказал, на первый взгляд спокойно, но это было не спокойствием, а безликостью, рождённой столкновением всех сильных эмоций — подобно тому, как столкновение всех цветов даёт белый цвет:

— Они идут.

 

Глава 11

Лучи тёмно-синего света были мощными, яркими. Намного более яркими, чем это можно было ожидать от крошечного кристалла. Наверное, они могли бы, пусть тускло, но осветить весь огромный зал Совета Семи.

Однако, кристалл не был для этого предназначен. Его лучи не светили во все стороны, а были направленными. И сейчас их пучок бил в огромное, в три человеческих роста, зеркало.

Как ни странно, лучи не отражали в зеркале слепящий свет своего источника. В зеркале вообще не было ничего, относящегося к величественному дворцовому залу. Ни прекрасного камня стен, ни массивных колонн, ни тяжёлых гобеленов, ни тончайшей резьбы, передающей самые славные страницы истории Лиги Ог-Дразд. Ни десятков силуэтов и лиц, усталых и напряжённых. Ничего.

В зеркале было совершенно другое. Неровный пещерный пол, захламлённый множеством мелких предметов. Обветшалые, изломанные строения и конструкции. Огромные. Страшные. Жалкие. Черепа. Грудные клетки. Кости конечностей.

И ещё было движение. Панцири, увенчанные бахромой щупалец. Студенистые тела, обволакивающие неровности камня.

Они двигались. Существа из ночных кошмаров Лиги Ог-Дразд. Двигались неторопливо, выдерживая дистанцию. Заполняя всю доступную площадь обзора. Так продолжалось несколько минут — до того, как картинка прервалась.

— Это… ОНИ? — голос будто бы не имел хозяина, а исходил от всех, собравшихся в зале. Приглушённый, прерывающийся, захлёбывающийся страхом, полуосознанным ужасом, пришедшим из окружённого молчанием прошлого…

— Да. — Руд ответил ровно, спокойно, чётко. Безжалостно. — Это те самые существа, которые триста три года назад уничтожили разработку в пещерах под ущельем Ид-Ират. Думаю, с того времени они не выходили из своих обиталищ. До нынешнего момента. Теперь они направляются сюда.

Поднялся шум. Какую-ту секунду казалось, что волнение плещется уже у самого края и вот-вот перехлестнёт, смоет барьеры разумов ударной волной паники…

Но нет, всё успокоилось. Лишь осталось назойливой, болезненной дрожью где-то на грани восприятия.

— Почему… ты уверен, что они идут именно сюда?.. — спросил советник Магнут, потерянно глядя куда-то в сторону.

— Я изучаю их много лет. — лицо Руда слегка дрогнуло. — Они… не злые. Они просто видят мир по-своему. В чём-то это похоже на нас… только они не ищут совершенства. Они уже нашли его. В своих пещерах, в своих рисунках… они нашли его и, найдя, теперь оберегают. Устраняют помехи, диссонанс… Как тогда, когда мы вторглись в их пределы. Теперь же, смерть Семи Самоцветов родила… уникальный диссонанс. Возможно, невиданный доселе этим миром. И они, естественно, ощутили его.

Волшебник прервался. Он будто бы хотел набрать побольше воздуха перед тем, как закончить. Перед тем, как зачитать последние строки приговора.

— Они идут сюда, чтобы устранить этот диссонанс. Чтобы очистить мир от всего того, что диссонанс породило. В том числе, и от нас.

Тишина, порождённая этими словами, была оглушающей. Но продлилась недолго.

— Что ж! — вскричал Эбит яростно и поспешно. — Отлично! Мы победили в первой битве — победим и в этой! Теперь, когда мы пришли в себя, почти собрали все силы…

— Хватит. — тяжело, натужно и громко произнёс Магнут. — Тогда, триста лет назад, этих тварей было едва ли два десятка. Выжившие говорили, что их щупальца резали отборный металл, как паутину, и сметали солдат целыми дюжинами… А теперь?.. Сколько их… сотни, а скорее — тысячи. Да ещё и даол-уразод… они ведь вернутся?..

Вопрос будто повис в воздухе, не окончившись. Задавая его, Магнут повернулся к Руду и теперь растерялся, не зная, как завершить фразу.

Как обратиться к сыну.

— Да. — волшебник спокойно встретил затравленный взгляд отца. — Очевидно, мы сорвали какой-то их ритуал… Но ткань мира слишком сильно повреждена. Дверь перед ними открыта. Возможно, теперь у нас будет немного больше времени. Но они вернутся.

— Ну что ж. — Хардарин окинул зал взглядом. — Время — это тоже ценный ресурс. Он поможет нам осознать горькую правду. И принять решение. Тяжёлое, неприятное, но необходимое. Решение, которое может спасти жизни…

— Бежать.

Все повернулись к Крондину. С того самого момента, как зал наполнился, молодой гном не произнёс ни слова. Однако, внимание окружающих всё равно концентрировались на нём. Даже когда поверхность зеркала показывала воплощённую погибель, идущую на Лигу — многие бросали взгляды в сторону Крондина. Неосознанно косились на него. Ждали его слов.

— Бежать. Но куда? Даже если мы сможем это устроить, если сможем сохранить жизнь большинству тех, кто отправится в плавание, или в переход через горы… Если сможем избежать преследования… куда мы пойдём? Стабильные порталы в новые миры не открывали уже больше ста лет, а в нынешних мирах ничейных территорий почти не осталось. Нам придётся топтать чужие пороги, проситься под чужую крышу. Стать приживалами, народом без родины. Хуже того, народом, бежавшим из своей родины, бросившим своих сородичей в окраинных поселениях, обрёкшим их на смерть или дикое, голодное существование… Народом, чья слава в один миг обернулась позором и проклятием. Чьи правители оказались лжецами и предателями. Проклятым, неприкаянным, обездоленным народом. Народом, который ненавидит сам себя. Такое наследие вы хотите оставить? Такую жизнь хотите спасти бегством?

Поднялся крик. Подтверждения и возражения с разных сторон сошлись и закружились в вечном танце — на этот раз, агрессивном, яростном, с каждой секундой всё более и более похожем на битву.

Но битвы не произошло. В один момент танец был остановлен и развеян.

— Я разочарован в тебе. — голос Хардарина звенел болезненной, едва сдерживаемой дрожью, от которой наполнялся поистине громоподобной силой. — Мальчишка… мальчишка, чья голова забита самодовольными мечтами о величии. Ты хочешь красивой легенды? Великой памяти об этом моменте? И готов принести в жертву этим грёзам жизнь своего народа? Ведь именно так и случится — они погибнут. Бегство или гибель — вот альтернатива.

Взгляды отца и сына встретились. Зал Совета Семи оказался будто пленён их противостоянием. Все вновь смотрели на Крондина. Ожидали его ответа.

— Нет. — голос молодого гнома наполнил тишину. — Ещё есть надежда.

— На что?! Выйти с оружием против непобедимой орды и рассчитывать на чудо?!

— Нет. Не на чудо.

Крондин замолчал. Его взгляд медленно пошёл по кругу, касаясь глаз тех, кто присутствовал в зале. Казалось, молодой гном хотел задать какой-то невыразимый вопрос… Получить разрешение. Или просто в последний раз смотрел на мир вокруг. Мир, которому предстояло безвозвратно исчезнуть.

Наконец, взгляд Крондина остановился. Застыл, достигнув конечного пункта.

— Не на чудо. А на настоящее чудо. Правильно, Руд?

Волшебник замер, будто взгляд Крондина пригвоздил его, как бабочку.

— Это — самая главная твоя мечта. Она преследовала тебя гораздо дольше, чем мы дружим. Я не знаю гнома, более самоотверженного, более преданного своему делу. И поэтому я не верю, что за все эти годы ты ничего не придумал. Что у тебя нет ничего на уме сейчас. Ведь так?

— Это… — воздух нехотя вылетел через едва разжавшиеся губы Руда — …безумие…

— Но это возможно. Это может сработать. Ведь так?

— Да…

Волшебник помолчал ещё несколько секунд. И начал говорить. Без радости, без желания, без боли, без страха. Лишь облекая в словесную форму то, что должно было быть облечено.

Это была обречённость. Но не на гибель, а на судьбу, столь великую и тяжёлую, что признать её неизбежность по доброй воле было почти невыносимо. А не признать — невозможно.

Руд говорил. Слова являлись, рождая собой что-то новое, доселе невиданное, самим своим смыслом безвозвратно меняя мир вокруг.

Руд говорил. И гномы вокруг слушали. Слушали, как никогда раньше не слушали сородича, ступившего на тропу магии.

Руд говорил.

— Сынок… — Магнут дрожащими руками вытер пот со лба. — Рудгель… прости… меня… прости нас…

— Ничего, отец. Я понимаю.

— Да… — Крондин грустно улыбнулся. — Это правильно… Всё-таки — мироздание справедливо.

— Что правильно? — Эбит возражал без обычной ярости, скорее по инерции. — Ты думаешь, все вот так вот соберутся и пойдут на такое? Просто потому, что ты прикажешь?

— Я. Никому. Ничего. Не приказываю. — Крондин тоже говорил без ярости. Просто спокойно и неторопливо ставил последний штрих, играл заключительный аккорд. — Время приказов ушло. Наступило время решений. Для всех. Каждый должен выбрать. Попытать удачу, спасаясь бегством. Или попытать удачу, спасая наш народ и нашу страну. И остаться.

— Но… что ты скажешь народу? — Хардарин был растерян. Впервые в жизни. — Как объяснишь им… ТАКОЕ?

Крондин задумался. Но лишь на мгновение.

— Я скажу вам. Скажу вам то, что скажу потом всем. Вы, даоттары, должны знать. Потому что, обратившись к народу, я кое-что пообещаю. Пообещаю не только от себя, но и от вашего имени. Поэтому, вы должны знать. И сделать выбор. Только после этого я смогу сказать всем…

 

Глава 12

Мы лжём.

Те, кого называют правителями, лидерами… Все те, кто становятся во главе.

Мы лжём. Все и всегда. Такова жизнь. Правда слишком жёсткая. Слишком однозначная. Слишком конкретная. Правда не может создать простую и приятную картину мира, которую жаждут все.

Правда неумолима. Она не может измениться, чтобы удовлетворить нужды множества индивидуальностей, наделённых разными страстями, желаниями и интересами.

Поэтому мы меняем правду. Приукрашиваем её. Ретушируем. Замалчиваем. И тем самым превращаем в ложь.

Тот, кто делает это лучше, правильнее, своевременнее, тот, кто находит нужную дозировку — получает и сохраняет власть. Так бывает всегда.

Но не сегодня.

Сегодня лжи не будет. Сегодня, перед лицом того, что грядёт, я не буду ретушировать и приукрашивать правду. Потому что власть не имеет для меня значения.

Значение имеет только одно — спасение Лиги. И только одно может спасти Лигу. Только одно.

Ваш выбор. Личный, осознанный выбор. И чтобы сделать этот выбор, вы должны знать правду. Во всей её полноте. Всей её тяжести. Всей её мерзости.

Я прошу вас, я молю вас только об одном. Дослушайте. Во имя всего, дайте мне закончить.

Триста девяносто шесть лет назад наша Лига возникла здесь. Возникла вокруг семи прекрасных кристаллов, сотканных из чистой магии.

Посланных нам высшими силами, благой волей Подгорного Пророка.

Это ложь. Семь Самоцветов не были благим знамением. Они были украдены.

За Храмом Подгорного Пророка находится пещера. Её существование скрывалось почти ото всех. В этой пещере находится чудо. Огромная каменная скульптура, которая не могла быть построена. Она могла быть рождена только грандиозной, непредставимой магией.

Семь Самоцветов были лишь частью этой скульптуры. Их выкрали. Те, кто стали первыми правителями Лиги. Напуганные бесплодными поисками и грядущим голодом, они осквернили то место. Похитили Самоцветы, богатейшие источники энергии. И выдали их за благое знамение. Ложью вдохнув огонь веры в сердца нашего народа.

Все последующие годы это положение существовало в гибельной неизменности. Первые правители и те, кто пришёл им на смену, скрывали эту правду. Они понимали, что её раскрытие приведёт к краху Лиги. И жили с этой гнилью в душе. Каждую секунду сознавая, или чувствуя, что возмездие за осквернение чуда, сокрытого в потаённой пещере, неминуемо.

Ожидание кары отравляло их, разъедало изнутри, и, в конце концов, один из них сошёл с ума. Дабнур дун Сваральтар, даоттар Синего клана, решил уничтожить Лигу, не дожидаясь возмездия судьбы. Он создал мощнейшее оружие, разрушившее Птичий Карниз. Он посеял страх, панику, и собирался нанести смертельный удар в День Обретения.

Уловка с моей смертью помогла раскрыть этот замысел, но даоттар Синего клана успел нанести последний удар. Безумец совершил непредставимую вещь — он убил себя и принёс в жертву весь свой род. Этой жертвой он проклял Лигу и уничтожил Семь Самоцветов. И проклятие привело в наш мир даол-уразод, те чудовищные порождения тьмы.

Мы сумели завладеть оружием, созданным Дабнуром дун Сваральтаром, и отбили атаку монстров. Но рана, нанесённая миру проклятием, слишком сильна. Даол-уразод вернутся.

Но это не самое худшее.

Случившееся пробудило другого страшного противника. Существ из наших страшных сказок, наших ночных кошмаров. Тех, чьё нападение было столь ужасно, что наша история не нашла названия ни тому месту, ни тому событию.

Ни им самим.

Но вы знаете, каждый из нас знает, о ком идёт речь.

Да. Они идут сюда.

Они идут.

И в этом положении у всех нас есть только два пути.

Первый — бегство. Через море или через горы, в надежде уйти от преследования и перенести все тяготы пути.

И второй. Путь очищения. Путь чуда. Этот путь может очистить наш мир от скверны и отвадить все опасности. Он нелёгок. И опасен. Все те, кто захотят пройти этим путём, должны будут отправиться в ту потаённую пещеру. И там, собравшись все вместе, мы предстанем перед высшими силами, породившими ту скульптуру. Мы пошлём им клич, который никогда не слышал этот мир. И узнаем, действительно ли хотят эти силы истребить всех нас.

Я знаю, о чём вы думаете. Я понимаю ваши сомнения. Я хотел бы развеять их. Хотел бы уверенно сказать, что мироздание справедливо, что оно ни за что не допустит нашей смерти.

Но я обещал не лгать. Я обещал говорить одну лишь правду.

И правда такова — я верю, верю беззаветно, всем своим существом, что мироздание справедливо. Что оно ни за что не допустит смерти целого народа только потому, что какие-то выходцы из него поддались отчаянию.

Я верю.

Но я не знаю этого наверняка. Я не знаю, что случится. Что ждёт нас в той пещере.

Поэтому, слушайте же!

Те, кто хочет уйти — уходите, как можно скорее. Спасайтесь, вольно и невозбранно. Мы открыли все сокровищницы Рифтрана. Берите оттуда богатства и ищите счастья в иных землях.

Те же, кто решит остаться — я не могу обещать вам успеха. Я могу обещать лишь одно. Я буду с вами. Мы все, те, кого вы называете правителями и лидерами, будем с вами. В последний раз.

Что бы ни случилось в той пещере, мы перестанем быть правителями. Если всё закончится хорошо, вы выберете себе тех, кто будет вам по душе.

Все, кто захочет, получит оружие и доспехи. Вы займёте то место в строю, которое захотите. Мы же встанем в первых рядах. Примем на себя первый удар.

Теперь вы знаете правду. И можете сделать выбор. Берите сокровища и уезжайте. Или идите со мной в пещеру, проход в которую скоро откроется.

Только не оставайтесь в Рифтране. Здесь не будет спасения.

Это всё. Простите.

Простите за всё.

 

Глава 13

Множество лиц вокруг. Множество глаз.

Больше, чем когда-либо.

Сергей шёл, стараясь не вертеть головой. Не нарушать несомненное величие происходящего.

Несколько часов назад Рифтран огласился звучным, утробно-глубоким звуком. Руд сказал, что в истории города это происходило всего трижды.

Так созывался народ Рифтрана. Все, кто мог прийти.

Площадь наполнилась намного быстрее, чем это можно было ожидать от большого города. Естественно, она не смогла вместить всех — собравшиеся скопились на близлежащих улицах, усеяли крыши множества домов.

Крондин вышел к ним. Вышел не на огромный фронтальный балкон, а на лестницу главного входа. Никакой трибуны, ничто не отгораживало его от безбрежной массы жителей Рифтрана — но ступени всё же возносили вверх, давая обзор тем, кто стоял вдалеке.

И Крондин говорил. Его слова разносились по всему городу, усиленные оттенками того же утробно-глубокого звука, что созывал народ.

Крондин говорил. Честно. Точно. Безжалостно.

А потом молодой гном замолчал. И секунды, последовавшие после, были до бесконечности растянуты ожиданием, что разъярённая толпа хлынет вперёд, сметая всё на своём пути…

Но, наконец, эти секунды истекли.

Крондин повернулся, протянув руку. И позвал с собой Сергея, Руда, Мурта и Гнариуса.

Толпа расступилась перед ними. Множество лиц вокруг. Множество глаз.

Сергей шёл, стараясь не вертеть головой. Шёл обратно по пути, который намертво врезался в память. Первому пути, пройденному в Лиге Ог-Дразд.

Тогда, бесчисленные века назад, он хоронил лучшего друга.

Троэндора.

Картины прошлого нахлынули с новой силой. Глаза, лица…

…Родных, узнавших, что Сергей покидает их навсегда…

…Волшебников и исследователей, вернувшихся из путешествия в невиданный мир с удивительным гостем…

…Охранителей, чей жизненный опыт был перечёркнут появлением какого-то сопляка, да ещё и человека…

…Невиданных существ, окружённых сиянием Леса, целого народа, о существовании которого было никому неизвестно…

…Массы жителей Академгородка, не желающей понимать и принимать новые, пугающие известия…

…Нескольких десятков участников похоронной церемонии…

…Тысяч, пожираемых рушащейся скалой…

…Заспанных горожан, раскрашенных всполохами смерти их мира…

… Глаза, лица, пути, дороги, решения, жертвы…

…Прошлое волнами билось о настоящее. Но больше не причиняло боли. Сергей смотрел в минувшее без страха, без стыда. Он видел итог. Видел тех, кто был сейчас. Тех, кого было больше, чем когда-либо. Тех, кто сделал выбор. Тех, кто поверил. Тех, кто решил до последнего бороться за чудо.

Это был хороший итог.

Когда из темноты показались очертания храма, Сергей взмахнул рукой, останавливая спутников. Любовно погладил рукоять своего меча. И закрыл глаза.

Никакой помощи больше не требовалось. Сергей ощущал энергию растений всё время. Он общался с ней, как с домашним животным, лаская и успокаивая, унимая болезненную дрожь. И она успокаивалась, сонно вытягиваясь и мурлыча. Ожидая того, что должно случиться.

«Спасибо. И прости».

Множество мельчайших ростков потянулось сквозь скалу. Через них Сергей видел. Храм, наполненный строгими и красивыми формами. И потайную пещеру, наполненную неясным, смазанным ощущением темноты и одиночества.

Сергей смотрел. Изучал. Примеривался. Он не хотел разрушать без нужды.

Даже если придётся потратить больше сил. Даже если придётся проложить туннель чуть в обход. Ничего лишнего не должно быть расколото и обращено в пыль. Ничего.

Наконец, расчёты были закончены. Но Сергей ещё тянул. Секунду за секундой. Представляя, как обратится в пыль часть скалы, наполнив воздух каменной крошкой. Как возникнет широкий, гладкий и удобный проход, через который все, наконец, смогут увидеть правду и побороться за чудо.

Как ссохнутся и погибнут растения, создавшие этот проход.

«Прости. И спасибо».

Сергей выразил свою волю.

 

Глава 14

«Любой ритуал является символом. Он отражает те материи, те соотношения, на которые призван повлиять. Гадая, разбрасывают предметы, символизируя хаос жизни. Призывая дождь, окропляют землю каплями жертвенной крови. От точности отражения во многом зависит успешность ритуала. Конечно, далеко не всё так просто, и ритуалы бывают разные… но в нашем положении — символизм важнее всего. Потому что больше ничего нет. Я не знаю, как совершить настоящее чудо. Никто не знает этого.

Я знаю только, что произошло. Четыре века назад народ Лиги осквернил место, напоённое могущественнейшей магией. И он должен понести наказание. Таковы законы мироздания. Это должно произойти. Не потому, что кто-то зол на Лигу, не может простить того, что совершили наши предки… Нет. Скорее, это похоже на механизм. Маятник качается в одну сторону — и затем неизбежно идёт обратно… если только чья-то рука его не остановит.

Это единственный путь, который я вижу. Вынести наш случай за пределы безликих механизмов. Заставить силы, чьей волей возник каменный меч, воспринять нас. Заставить их принять решение — действительно ли они хотят нашей смерти?

И для этого нужен будет ритуал. Ритуал, которых не найти ни в одной книге. Уникальный ритуал. Я знаю только один принцип, который поможет создать такой ритуал. Символизм. Но не просто символизм, а символизм настолько точный и подробный, что он станет реальностью.

Народ Рифтрана должен будет зайти в потайную пещеру. Все, включая стариков и детей. Я нанесу кое-где на стенах и своде магические знаки. А потом придётся ждать. Даол-уразод, или других, с выработок… Неважно. Они придут. Не могут не прийти — ведь все их жертвы будут в той пещере. Придут с одним ясным намерением. Убивать. И это создаст символизм. Символизм, неотличимый от реальности.

Народ, должный понести наказание, будет нести самое страшное наказание из возможных. И это будет происходить именно в том месте, где всё началось.

Такой ритуал… создаст много энергии. Непредставимо много. Редко когда создавалось столько. Через эту энергию… я попробую воззвать . Не знаю, как, в тот момент придётся импровизировать. Но не думаю, что это будет сложно. Это воззвание должны услышать. Должны» .

Огромная пещера была забита почти до отказа. Сбившееся внутри население целого города лишь чуть-чуть не доходило до линии, которую прочерчивала росшая из стены скульптура. Десятки тысяч взглядов, наполненных страхом, любопытством и надеждой, ежесекундно скрещивались на неправдоподобно детальных очертаниях колоссальной руки и на строгих, простых линиях каменного меча.

Стороннему наблюдателю было бы очень сложно найти что-то упорядоченное, закономерное в теснящейся толпе жителей Рифтрана. Пожалуй, только две вещи бросились бы ему в глаза. Старики, женщины, дети — все, кто был слабее, стояли позади, в глубине исполинского пещерного коридора. Впереди стояли мужчины и, чем ближе к первым рядам, тем лучше они были вооружены.

И ещё глаза наблюдателя заметили бы, что толпа, несмотря на многочисленность, специально теснилась, сбивалась ещё плотнее, изо всех сил пытаясь оставить между собой и открывшимся из Рифтрана проходом руку с каменным мечом. Будто веря, что гигантский клинок обрушится на наступающих врагов.

Все, кто пришёл в потаённую пещеру, готовились к битве. К страшному, смертельному сражению, чьё эхо раздастся далеко за пределами этого мира.

Ожидание было тяжёлым. Но недолгим.

Опустевший и затихший Рифтран, скрывшийся во тьме за жерлом прохода, вдруг наполнился звуками. Поначалу одиночные, еле слышимые, они множились и разрастались, подобно надвигающейся лавине.

Звуки были совершенно разные. Вой, лай, крики, рычание, топот, скрежет, хлопанье… Какие-то из них были знакомы. Какие-то — совершенно ни на что не похожи.

Звуки были абсолютно одинаковы. Наполнены злобой, ненавистью, чуждостью. Жаждой.

Через некоторое время звуки приблизились. Проникли под своды прохода, обрастя торжественной гулкостью.

И обрели плоть.

Проход начал исторгать полчища даол-уразод. Они устилали шевелящимся ковром пол, ползли по стенам и потолку, летели по воздуху. Даол-уразод вытекали в пещеру, будто поток нечистот, будто страшная кожная зараза, покрывающая скалу, захватывающая всё новую и новую поверхность.

Однако, несмотря на многочисленность, чудовища медлили наступать. Словно пародируя жителей Рифтрана, они тоже теснились, толпились, нередко налезали друг на друга, но не пересекали линии, начерченной в воздухе каменным мечом.

На несколько минут две толпы застыли. Одна, скованная ожиданием, питаемая надеждой, слабо перекатывающаяся волнами и криками в попытке понять, что происходит. И вторая, пышущая яростью, звенящая голодом, бурлящая, как кипяток, и набухающая, как нарыв.

Затем скопление чудовищ начало двигаться. Но не вперёд. А вверх.

Даол-уразод будто обезумели — они забирались друг на друга, страшно подминая тех, кто был внизу, сплетались в теснейших, непредставимых, тошнотворных объятиях. Рвалась плоть, трещали кости, но не раздавалось ни единого крика боли.

Всё новые и новые чудовища соединялись в этом столпотворении. Оно росло, поднималось на десятки шагов, к самому потолку. И формировало что-то. Вытянутое, цилиндрическое. Похожее на тело.

Вскоре, завораживающее потусторонней мерзостью движение стихло, сплетя на вершине цилиндра овал. Овал был не сплошным — вверху, там, где полагалось быть глазам, зияли две вмятины.

В следующее мгновение, та, что была слева, заполнилась густым, скалящимся кровавыми отблесками пламенем. Та, что справа — пульсирующей чернотой, видимой в любой тьме.

А потом зазвучал голос. Все звуки, которые только могли породить глотки даол-уразод, сплетались в этот голос. Намного сильнее и ужаснее, чем тела монстров сплетались в колоссальную фигуру.

— КАК ХОРОШО.

Кто-то вскрикнул. Особенно много возгласов поднялось сзади — для тех, кто стоял там и не видел происходящего, прогремевшие слова стали полной неожиданностью.

— КАК ХОРОШО ВЫ ИЗМЕНИЛИ СВОЙ МИР.

Голос тёк и струился. Непознаваемый, неопределяемый, состоящий из множества звуков, он находил путь к каждому.

— НИЧТО НЕ ПОМЕШАЛО МНЕ. ДАЖЕ НЕУДАЧА ВОЗВОДЯЩЕГО. РАНА ЭТОГО МИРА ВЕЛИКА. ОНА ГНОИТСЯ. КРОВОТОЧИТ. ПУТЬ СКВОЗЬ НЕЁ СТОЛЬ ЛЁГОК. СТОЛЬ СЛАДОК. КАК ХОРОШО.

— ТЫ ЕЩЁ КТО, ЧТОБ ТЕБЯ??!! — голос Крондина, усиленный заранее установленными устройствами, разнёсся по пещере. Резкий, звонкий, он гневно боролся с накатывающим на всех ужасом.

— Я — ЖЕЛАНИЕ. Я — ЖАЖДА. Я — ЭТО МЫ. МЫ — МНОЖЕСТВО. Я — МНОЖЕСТВО.

— И ЧЕГО ТЕБЕ НАДО?! — Крондин кричал, не особенно задумываясь над содержанием. Лишь бы говорить, лишь бы мешать этой льющейся в уши скверне.

— Я ЗНАЮ, ЗАЧЕМ ВЫ ЗДЕСЬ. ВАС ПРИВЕЛИ ЕГО СЛОВА. ТОГО, КТО СТОИТ ВПЕРЕДИ. ТОГО, КТО КРИЧИТ. ОН СКАЗАЛ ВАМ, ЧТО ВЕРИТ В УСПЕХ. НО ОН НЕ ЗНАЕТ. ЕМУ НЕОТКУДА ЗНАТЬ. Я ЖЕ — ЗНАЮ. ВЫ ОБРЕЧЕНЫ. ВЫ ТОЖЕ ЗНАЕТЕ ЭТО. ВСЛУШАЙТЕСЬ В СЕБЯ. ВСЛУШАЙТЕСЬ В СВОЙ СТРАХ — ТО, ЧТО ИЗДРЕВЛЕ УКАЗЫВАЛО ВАМ НА ОПАСНОСТЬ. ВСЛУШАЙТЕСЬ. ВАША СУДЬБА НЕИНТЕРЕСНА НИКОМУ ИЗ ВЫСШИХ СУЩНОСТЕЙ. И ВЫБОР У ВАС ТОЛЬКО ОДИН. БЕЖАТЬ. ИЛИ УМЕРЕТЬ. Я ГОВОРЮ ПРАВДУ. МНЕ НЕ НУЖНА ЛОЖЬ. МНЕ ВСЁ РАВНО, ЧТО ВЫ ВЫБЕРЕТЕ. ОСТАНЕТЕСЬ, ПОДДАВШИСЬ ГЛУПОЙ НАДЕЖДЕ — И МОЙ НАРОД НАСЛАДИТСЯ ВАШЕЙ ПЛОТЬЮ И КРОВЬЮ. ВАШЕЙ БОЛЬЮ. ВАШИМ ИСТРЕБЛЕНИЕМ. ПОБЕЖИТЕ — МОЙ НАРОД НАСЛАДИТСЯ ВАШИМ СТРАХОМ И ОТЧАЯНИЕМ. И, ЗАБАВЫ РАДИ, ДАСТ КОМУ-НИБУДЬ УЙТИ. МНЕ ВСЁ РАВНО.

Слова потянулись сквозь пещеру, проникая повсюду тонкими, вездесущими нитями огромной паутины. Неся в себе яд отчаяния и ужаса. Порождая гибельные сомнения. И приправляя всё это надеждой. Мелкой, гнусной, ничтожной, питаемой нерассуждающим животным страхом. И, в свою очередь, питающей этот страх.

Это сочетание разрасталось, крепло, его рост казался неостановимым, безнадёжно разрушающим всё…

— ЕСЛИ ТЕБЕ ВСЁ РАВНО, ТО ПОЧЕМУ ТЫ ВООБЩЕ ЗАВЁЛ ЭТИ РЕЧИ?! НЕТ, ТЕБЕ НЕ ВСЁ РАВНО! ТОТ, КТО БЫЛ ДО ТЕБЯ, ТОЖЕ ГОВОРИЛ, ЧТО ВАМ ВСЁ РАВНО, ЧТО ВЫ НЕ ЗНАЕТЕ СТРАХА, СТРАДАНИЯ, ЧТО ВЫ ЛИШЬ ЖАЖДЕТЕ. НО Я ВИДЕЛ ВАШ СТРАХ!! ТОГДА, ПЕРЕД АТАКОЙ ВОЛШЕБНЫХ РАСТЕНИЙ, КОГДА ВЫ ПОНЯЛИ, ЧТО ПОРАЖЕНИЯ НЕ МИНОВАТЬ! Я ВИДЕЛ ВАШ СТРАХ, ВАШ БЕШЕНЫЙ УЖАС! И СЕЙЧАС ВЫ ТОЖЕ БОИТЕСЬ! ВЫ ВИДИТЕ, ЧТО МЫ МОЖЕМ ПОБЕДИТЬ. И БОИТЕСЬ!! ПРОСТО ВАША ЖАЛКАЯ НАТУРА НЕ ДАЁТ ВАМ УЙТИ! КАК ЖИВОТНЫЕ, ВЫ ИДЁТЕ НА ЗАПАХ КРОВИ. ДАЖЕ ЗНАЯ, ЧТО ИДЁТЕ В ЛОВУШКУ! ВЫ НЕ МОЖЕТЕ ОСТАНОВИТЬСЯ! ВЫ МОЖЕТЕ ЛИШЬ ИСПУСКАТЬ ЭТУ ЗЛОВОННУЮ, ЖАЛКУЮ, ГНУСНУЮ ЛОЖЬ! ЭТА ЛОЖЬ — НИЧТО, ПО СРАВНЕНИЮ С ТОЙ, В КОТОРУЮ МЫ ВТРАВИЛИ СЕБЯ САМИ! И РАЗ МЫ ПОБЕДИЛИ СВОЮ — ВАШУ ПОБЕДИМ И ПОДАВНО.

Раздался крик. Потом ещё один. И ещё. И ещё. Тысячи голосов, десятки и сотни тысяч слились в мощнейшем, громоподобном единении — и разогнали страшное наваждение в один миг. Как будто его никогда и не было.

Даол-уразод затихли. Ничего нельзя было понять по их силуэтам, и уж подавно ничего нельзя было понять по огромному силуэту, сложенному из сотен тел. Но они молчали. Молчали долго. Так долго, что в их молчании поневоле угадывалось замешательство.

Но вот, окружённый тишиной, огромный силуэт зашевелился. Из верха его «туловища» выделился отросток. И вытянулся, указывая прямо на жителей Рифтрана.

— У НАС НЕТ ДРУГОГО ПУТИ. ДА БУДЕТ ТАК. ВПЕРЁД.

 

Глава 15

Эбит дун Виладир, бывший даоттар Клана Красного Самоцвета, злился. Он привык злиться. Он любил злость. Такую услужливую, всегда бывшую под рукой, всегда готовую наполнить тело горячей, бурлящей энергией. Такую разную, всегда готовую измениться, подстроиться под окружающие обстоятельства. Холодную, бритвенно-острую, беспощадную — для врагов. Скрипучую, ехидную, подбадривающую — для близких. Неотступную, надоедливую, отрезвляющую — для себя. Злость была преданной спутницей и союзницей Эбита уже много лет. С тех самых пор, когда отец показал ему эту пещеру. И рассказал тайну Семи Самоцветов. Тогда злость явилась во всей красе. Оглушающая, рвущая на части, она изранила, исковеркала его душу. Но и, подобно тяжёлой хирургической операции, спасла, дала новый источник сил и желания жить. И Эбит жил. И злился. День за днём, год за годом. И сейчас, стоя в первом ряду безбрежной массы своего народа, и видя, как полчища чудовищ двинулись в наступление, он чувствовал злость. Но чувство это было совершенно особенным. Будто его вечная спутница наконец-то вышла из тени за спиной, впервые открыто, не таясь, встала рядом. Будто положила ему на плечо свою горячую ладошку. И слегка сжала. А потом улыбнулась, немного грустно. «Прощай». «Прощай». И Эбит улыбнулся ей в ответ.

Нигвадар дун Нигвар, бывший даоттар Клана Жёлтого Самоцвета, ждал. Он был трусом. Никогда не испытывал ни упоения, ни даже азарта от власти, которой обладал. Не испытывал почти ничего, кроме страха. Нигвадар и не ждал иного, не требовал от себя большего, лишь отыгрывая выточенный десятилетиями образ. Он знал, что был трусом. Знал, наверное, с раннего детства, но окончательно понял в конце юности. В тот же день, когда выяснил, что трусом был и его отец. Когда выслушивал сбивчивый рассказ, наполненный придушенным стыдом, липким страхом и рвущейся изо всех сил наружу радостью переложить этот груз на чьи-то ещё плечи. Тогда Нигвадар плакал. Всю ночь. И день после. И ещё одну ночь. А на второй день к нему пришёл новый страх. Этот страх сказал Нигвадару, что его отец тоже боится. Боится, что Нигвадар не справится с грузом тайны. И, если страх отца будет возрастать… Больше Нигвадар никогда не плакал. И никогда не позволял себе открытой слабости. Спокойная, сдержанная уверенность стала маской, которую страх намертво приклеил к лицу. С тех пор прошла целая жизнь. Нигвадар узнал себя. Поэтому, сейчас, стоя в первом ряду безбрежной массы своего народа, и видя, как полчища чудовищ двинулись в наступление, просто ждал. Не ожидая никаких высоких переживаний и героических эмоций. Их и не было. Как не было и страха. Нигвадар понял это не сразу, но в итоге ощутил, как надвигающаяся лавина смерти и ужаса смела всю мрачную неизвестность, вечно таившуюся где-то впереди. Это ощущение пронеслось внутри сильным, освежающим порывом ветра. Того самого ветра, что Нигвадар чувствовал, прогуливаясь по полям, разведённым его кланом среди бесплодных скал. Ветра, что кружил меж трав и колосьев, недоумённо радуясь этой появившейся ниоткуда жизни. Ветра, что даровал свободу. И выдувал страх. Ощутив его, Нигвадар почувствовал, как спадает с лица вечная маска. И продолжил ждать.

Трандир дун Магвур, бывший даоттар Клана Оранжевого Самоцвета, вспоминал. Ему, старейшему среди бывших правителей Лиги, было, что вспомнить. Например, начало. Когда он, молодой гном, почти юноша, унаследовал огромное состояние и, вопреки ожиданиям многих, не только не растратил, но и приумножил его. Когда присоединился к группе таких же — смотревших вперёд, в будущее, стремившихся устроить мир по-новому, изобильнее и справедливее. Когда без страха восстал против старых порядков и отправился в долгое, тяжёлое, опасное путешествие. И когда очутился в этой пещере. Среди яркой, оглушающей, беспощадной красоты. Красоты невероятных, совершенных форм и цветов, пришедшей на смену разочарованию, страху и тупому, давящему отчаянию. Красоты, которая застила всё, сожгла, уничтожила остальные варианты. Тогда выбор, которого не осталось, был сделан. И начало закончилось. И началось продолжение. Бесчисленные дни, наполненные ожиданием. Годы сладостного забытья, когда текущие проблемы, даже самые тяжёлые, становились желанным лекарством, отвращавшим разум от страшного предчувствия. Приступы паники, длившиеся неделями, когда окружающие инстинктивно старались не попадаться на глаза, и лишь последние крохи воли удерживали от самоубийства. Всё это текло, менялось, бурлило, смешивалось. Превращалось в жизнь. И длилось. Длилось. Длилось. Пока не закончилось. Трандир спрашивал себя, когда же это произошло? Когда закончилось продолжение и начался конец? В тот момент, когда Птичий Карниз превратился в пыль? В тот момент, когда Дабнур дун Сваральтар решил уничтожить проклятие вместе со всей Лигой? Трандир спрашивал лишь для проформы. Он знал ответ. Он видел конец. В изменившемся взгляде своего сына, когда привёл его в потаённую пещеру. С тех пор Трандир начал извиняться. «Простите, простите, простите, простите…» — это слово метрономом стучало в голове. Оно не слишком беспокоило. Оно было слабым. Жалким, беспомощным рефлексом разума, пытающегося хоть как-то примириться с происходящим. Оно было слабым. И оно было. Было. Было. Пока не исчезло. Сейчас, стоя в первом ряду безбрежной массы своего народа, и видя, как полчища чудовищ двинулись в наступление, Трандир больше не слышал этого слова. Поэтому произнёс его вслух. В последний и единственный раз. «Простите». Конец заканчивался.

Рогдар дун Барадин, бывший патриарх Церкви Подгорного Пророка Лиги Ог-Дразд, молился. «Почему?» Просил, истово жаждал ответа. «Почему?!» Бесполезно пытался унять вечные, назойливые сомнения, вдруг вылезшие наружу и разгоревшиеся обжигающим пламенем. «Почему??!!!!» Вечный вопрос. Многие думают, что верующих он волнует куда меньше… Чушь. Чёткие правила упрощают мир, делают его более понятным… но когда реальность сталкивается с ними, разбивает их стройную систему — непонимание, разочарование становится только сильнее. Конечно, придумано много объяснений. Лучшее, пожалуй — свобода воли. Дескать, живые существа не могут быть марионетками. Их создали мыслящими, чувствующими… выбирающими. Свободно выбирающими между добром и злом. Только вот, если зло — следствие свободы воли, то ведь и добро тоже. Добро — точно такой же результат выбора. «Оно исходит от нас», — думал Рогдар, — «От всех нас, и некого за него благодарить, некому возносить хвалы и молитвы. А если же добро не исходит от нас, то получается, что результат нашей свободной воли — лишь зло… и значит, мы — зло. И раз Он создал нас, то Он создал зло…» Рогдар дун Барадин мучился. Кричал. Требовал ответа. Затем — старался перестать спрашивать. Старался вспомнить всё хорошее, что сделала его Церковь и сравнить, сопоставить с этим… с этим… И наконец, стоя в первом ряду безбрежной массы своего народа, и видя, как полчища чудовищ двинулись в наступление, просто молился. Изо всех сил молился, чтобы всё было хорошо. Ничего другого не оставалось.

Тролд дун Тролд, бывший даоттар Клана Пурпурного Самоцвета, радовался. Тайна Семи Самоцветов никогда не вызывала у него ни страха, ни трепета. Только назойливую, раздражающую брезгливость. Тролд был истинным воином. Он давно привык побеждать страх мучений и смерти. Привык сокрушать опасность, вести за собой других, заражая их своей храбростью и энергией. Железной хваткой он брал свою судьбу в руки и сам вершил её. Почти всегда. Почти. Главную тайну Лиги он лишь терпел. Не боясь, не трепеща, но и никогда помногу не размышляя о ней. Брезгливо отодвигая её на край сознания, он не пытался ничего сделать, и лишь ждал. Застыв в бесстрашном, доблестном бессилии. Врождённым чутьём ощущая, что для решения этой задачи придётся пожертвовать целостностью своей брони, отлитой из чести, достоинства, уважения общества и почитания солдат. И, может статься, что даже такая жертва не принесёт победы. Поэтому Тролд дун Тролд ждал. И сейчас, стоя в первом ряду безбрежной массы своего народа, и видя, как полчища чудовищ двинулись в наступление, он радовался. Мерзкая клякса проклятой тайны навсегда исчезала. Ей на смену шла страшная битва, нёсущая ужасную, смертельную… привычную угрозу. Битва, в которой броня Тролда будет сиять, что бы ни произошло. Славная битва.

Хардарин дун Кваг, бывший даоттар Клана Чёрного Самоцвета, подсчитывал. Даже сейчас, стоя в первом ряду безбрежной массы своего народа, и видя, как полчища чудовищ двинулись в наступление. Размер пещеры, количество выходов из неё, сколькие смогут спастись, если даол-уразод всё-таки одержат верх… Он подсчитывал чисто по привычке. Все значимые расчёты уже оправдались. Ставка на Крондина сыграла. Теперь всё зависит от него. Хардарин чувствовал, как его переполняет гордость. И спокойствие. Монументальное, неведомое доселе спокойствие, осознание того, что теперь в ответе за всё не он, а тот, кто лучше, чище… Хардарин был готов к смерти. Только… перед тем, как успокоиться окончательно, он мимолётно переглянулся с несколькими самыми верными бойцами из Корпуса Тайн, стоявшими чуть позади. Если дела пойдут плохо, они попробуют спасти Крондина. Его, конечно, придётся оглушить… Но ничего. Ничего. Крондин слишком ценен. Его нельзя терять.

Магнут дун Магнир, бывший даоттар Клана Розового Самоцвета, стоял в первом ряду безбрежной массы своего народа. Но он не видел, как полчища чудовищ двинулись в наступление. Он смотрел в другую сторону. Пытаясь разглядеть, почувствовать, угадать то место, где готовился решить судьбу Лиги его сын.

 

Глава 16

Руд был бледен. Фон световых очков наполнял мир своими собственными красками, но волшебник, нахмурившийся, стреляющий повсюду лихорадочным взглядом, будто излучал волны страшнейшего, крайнего напряжения. Бледность, вызванная таким напряжением, была очевидна, пусть и не видна.

Сергей отвернулся от Руда и окинул взглядом всю панораму. Вместе с гномом, а также Муртом и Гнариусом, он находился на небольшом козырьке, отходящем от пещерной стены метрах в семи над полом.

Оттуда было видно всё. Огромное, усыпанное пятнами сияния кристаллов и факелов скопление народа Лиги, уходящее в глубину пещеры. Изваяние руки с мечом, перечёркивающее коридор впереди. Зев прохода, почти уничтоживший стену, отгораживавшую пещеру от Рифтрана.

Эта картина завораживала, она была поистине циклопической. Но Сергей и остальные то и дело отворачивались от неё, бросая свои взгляды на Руда. Это получалось почти бессознательно, автоматически — слишком уж явно всё происходящее сосредотачивалось на волшебнике. Возникало из его замысла и зависело от его действий.

Появление даол-уразод наполнило картину тьмой и ощущением опасности. Это подавляло, но в гораздо большей степени будоражило, ознаменовывая наступление кульминации, финала всего происходящего.

Руд слегка задрожал и, шумно вдыхая воздух, начал яростно почёсывать висок. Казалось, гном пытается полностью раскрыться, вобрать в себя всю информацию, какую только возможно.

Картина менялась, теряла статичность, стабильность. Спор Крондина и монстра, назвавшего себя Множеством, сотряс всё вокруг противостоянием ужаса и храбрости, отчаяния и надежды.

В какой-то момент казалось, что надежда невероятным образом победила. Но всё перечеркнули слова, произнесённые нестерпимым, невозможным голосом:

— У НАС НЕТ ДРУГОГО ПУТИ. ДА БУДЕТ ТАК. ВПЕРЁД.

В этот момент картина задрожала болезненной, тяжёлой, лихорадочной дрожью. Той самой дрожью, которая приводит либо к исцелению, либо к гибели. Заревели глотки, заскребли когти, зашелестели крылья, масса чудовищ начала поглощать скалу перед собой. В ответ заволновалась и толпа внизу — крики, возгласы, беспорядочные движения сотен и тысяч вносили свою лепту в возникающее полотно хаоса.

Сергей и не заметил, как застыл, загипнотизированный увиденным. Только спустя несколько секунд он почувствовал какие-то рывки за плечо. Это оказался Руд. Волшебник что-то кричал.

— Ч-что!?..

— Туда! Туда! Нужно идти туда!!

Палец гнома судорожно указывал на простирающуюся под сводом скульптуру. До неё было не меньше трёх сотен шагов.

Конкретная цель дисциплинировала, привела Сергея в чувство. Торопливо прикинув расстояние, он обратился к остальным:

— Встаньте вокруг меня! Как можно плотнее, обхватите друг друга руками, прижмитесь ко мне!

Вокруг начали расти, набухать стебли. Быстро, но при этом — намного плавнее, чем обычно. Сергей подчинял их энергию, направлял её, не давая тратиться на бессмысленное дёрганье. Растения сплетались, обрастали вокруг плотно сцепившейся четвёрки, заключали их в мягкие, но очень крепкие объятия.

Не прошло и десятка секунд, как на скальном козырьке остался плотный зелёный шар, прикреплённый к огромному стеблю, намертво вросшему в камень. Ещё через секунду этот стебель, подобно хлысту, взвился в воздух, несколько раз провернулся и, набрав амплитуду, выбросил шар в сторону каменного меча.

Полёт был очень короток. Шар бешено вращался, и сплошная стена стеблей полностью закрывала обзор. Но Сергей видел всё. Соединив свой разум с энергией растений, он ощущал происходящее даже полнее, чем тогда, под заклятием Гнариуса, на крыше дома, наполненного следами подлинного ужаса. Он видел пещеру и то, что её наполняло. Огромные массивы тысяч и тысяч тел, вот-вот готовые сойтись в смертельной давке. Лица, тела, руки, морды, туши, крылья… Он видел Крондина, стоящего в первом ряду, не допускающего даже малейшей тени в своём светлом, уверенном облике. Сергей чувствовал. Чувствовал невероятное, безумное столпотворение страстей, страхов, желаний. Чувствовал назойливый мрачный фон, всегда присутствующий в этой пещере, отошедший на задний план, но ни на мгновение не исчезавший. И чувствовал что-то ещё. Что-то, что ещё не пришло, но было близко. Очень близко. Наполненное несокрушимой, древнейшей силой. Самодостаточное. Иное. Что-то, что готовилось прийти и истребить всё. Убить диссонанс, сжечь, разрезать его своими огненными щупальцами. Закрасить своими узорами.

Да. Они приближались.

Они приближались.

Полёт завершился. С каменного меча взметнулись заранее заброшенные туда ростки, захватили шар и стремительно притянули. Почти в тот же момент стебли разошлись, мягко освободив тех, кто был внутри.

— Осторожнее. — предостерегающе произнёс Сергей. — Здесь легко оступиться.

Мурт Раэрктах лишь фыркнул. С присущей Лесным Народам сноровкой, он бойко вскочил и без малейших проблем встал на гладком камне. Руд и Гнариус выпрямились куда осторожнее. Сергей поднялся последним. И, вслед за остальными, застыл перед увиденным.

Всё вокруг было заполнено даол-уразод. Воздух, стены, даже свод — всё это, казалось, обрело множество чудовищных обличий и сосредоточило своё внимание на горстке безумцев, неведомо зачем оказавшихся вдали от всех тех, кто мог хоть как-то им помочь.

Тысячи взглядов сходились на них. Тысячи взглядов, наполненных худшим из того, что только могло породить сознание.

Тысячи взглядов. Множество.

И один.

Взгляд, что был порождён не глазами, но всполохом кровожадного, зловещего пламени и пятном непроницаемого, беспросветного мрака. Взгляд, что мучил, обжигал жгучей яростью и обдавал холодным, выдувающим жизнь злом.

Один взгляд. Взгляд Множества.

— Мне… — из-за плеча Сергея раздался глухой, затравленный голос Руда — …Мне нужно время… Вам нужно… Не знаю… Я не знаю…

— Всё в порядке, Руд. — Сергей опять закрыл глаза. Плевать он хотел на все взгляды. Ему не нужно было смотреть. Теперь — не нужно. — Делай, что должен. Мурт, Гнариус — держитесь ближе ко мне.

Руд опустился на колени и что-то зашептал. И, будто волшебник своим движением дал сигнал, даол-уразод сорвались со своих мест.

Сергей чувствовал их. Всех. Чувствовал, не слишком углубляясь. Не больше, чем было необходимо, чтобы обозначить цель перед растениями.

И это было хорошо. Не так, как тогда, два месяца назад, бесчисленные эпохи назад, на самой заповедной опушке Леса. Когда мысли и чувства никому не известной расы вливались в Сергея ничем не сдерживаемым потоком. Когда Сергей лишь наблюдал, как растения вокруг душили, резали, разрывали плоть и дробили кости. Нет. Теперь Сергей всё решал сам. Это было хорошо. Он был счастлив.

И растения вокруг душили. Резали. Разрывали плоть и дробили кости. Это был великий вихрь смерти. Великий танец совершенства и целесообразности. Руд не говорил, нужна ли для его ритуала жертва. Но если вдруг она была нужна, то в тот момент она неминуемо была принесена — ни один ритуал не мог требовать большего.

Растения собирали жатву. Растения собирали жнецов. Это было хорошо.

Но и жнецы не пришли с пустыми руками.

— НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!

Крик, свитый из Множества, прозвучал. Множества голосов. Множества сил. Множества чувств. Множества мук.

И растения погибли. Рассыпались сухой трухой.

Против ожиданий, Сергей не почувствовал ничего, похожего на боль. Лишь лёгкость, глухой шелест и мимолётные касания, как бывает, когда идешь сквозь массив засохшей листвы.

Он понял всё. Сразу. И, посмотрев на Мурта и Гнариуса, покачал головой, извиняясь.

Они ободряюще улыбнулись в ответ. И достали оружие. Мурт — серебристый хлыст и сверкнувший синевой кинжал. Гнариус — отполированную до блеска палочку из тёмного дерева.

Сергей тоже улыбнулся и вытянул из ножен меч. Оглядел слегка изогнутое лезвие, украшенное орнаментом из рук, держащих друг друга за запястья. Любовно погладил своё оружие. В последний раз.

Они были подлинными героями. И совершили невозможное. Продержались почти двадцать секунд.

 

Глава 17

Сначала он читал заклинания. Отработанные, отточенные, виртуозно скомпонованные. Он не давал себе паниковать. Не давал отчаиваться. Дисциплина, выпестованная десятками лет истового служения, будто стальной бронёй оградила его мироощущение от окружающей опасности и позволила сосредоточиться на главном.

Он мог бы гордиться собой. Он и гордился, насколько это было возможно при предельной концентрации. Никогда ещё его словесные формулы не были так точны, а эмоции и ощущения — так совершенны.

Как музыкант в состоянии абсолютного вдохновения, он упивался тем, как естественно протекал процесс сотворения чего-то сложнейшего и прекраснейшего. Он упивался собственной магией.

И, наверное, поэтому не сразу заметил главное. Всё его волшебство получалось сколь могучим и совершенным, столь и бессмысленным. Бесплодным. Почти издевательски растворялось в пустоте, будто никогда и не было сотворено. В пустоте ужасной, непоколебимой, непредставимо равнодушной. В пустоте, рядом с которой не только действие, но даже сама мысль, само желание изменить что-то, казались постыдно неуместными, нелепыми.

Сначала, окрылённый своим вдохновением, он отрицал это, отгонял, как назойливую муху. Но наступил момент, когда отрицать стало невозможно.

И тогда он впал в шок. Он думал, что был готов ко всему. Но как можно было приготовиться к такому — не к трудностям, не к борьбе, а к абсолютной, безликой и бесплодной пустоте, самой своей сутью поглощающей страсть, желание, готовность? Не противостоящей его магии, а лишь равнодушно обтекающей её, не обращающей никакого внимания?

Он застыл. И мир вокруг стал меняться. Из высших, потусторонних форм и слоёв, он становился обычным. Холодным камнем под коленями. Холодным пещерным воздухом.

Его концентрация ушла. Ошеломлённый, опустошённый, он сидел на камне, как мог бы сидеть любой другой.

Вокруг царствовала опасность. И сонмы монстров несли смерть. Но он не замечал этого. Он был предан тем, на что положил всю жизнь. Своей магией.

С осознанием этого пришла ярость. Разрывающая, удушающая. В исступлении, он закричал. Завопил, как последний дикарь, и начал бить кулаками скалу, разбивая кожу, мясо и кости.

«Вввыы…. Вы!!!!!!!!!!!!!!! Вы… смеете?… Или смеётесь?…»

Мысли были рваными, неоформленными, и таким же рваным криком превращались в такие же рваные слова.

«Вввыы…. Вы!!!!!!!!!!!!!!! Ничтожества! Жалкие ничтожества! Отворачиваетесь от моей магии, делаете вид, что её не существует! Великие, бесстрастные, недостижимые, недоступные!»

Руд кричал. Колотил по скале, разбивая кулаки. И не замечал ничего вокруг. Не замечал, как погибали его друзья. Не замечал, что остался абсолютно один.

Не замечал, что даол-уразод, ринувшиеся на него, совершенно беззащитного, с воплями отскочили обратно. Что потом они начали умирать, бешено, изо всех сил пытаясь пробить неведомо откуда взявшийся, непроницаемый, незримый барьер.

Руд не видел этого.

Руд кричал.

«Вввыы…. Вы!!!!!!!!!!!!!!! Недостижимые, недоступные — как же! Вы… мелкие… мелочные!!!! Испуганный, отчаявшийся народ украл какие-то камешки… да даже не украл, подумаешь, снял и перенёс на пару-тройку лиг к востоку!.. И что?! Что??!! Они должны умереть?! Сдохнуть?! Все, разом?! Разорванные, осквернённые наимерзейшими монстрами?! И только потому, что вы… ОБИДЕЛИСЬ. Из-за своих камешков — обиделись! Как дети, у которых отняли игрушки! Да, вот вы кто! Вы — дети! Безмозглые сосунки! Вы орёте, прыгаете и показываете пальцами! Вам плевать на всё, кроме ваших игрушек! Кроме своей обиды! Вы даже не можете подумать, чтобы простить…»

А ты?

Это не было словами — лишь голым смыслом, информацией, лишённой формы и звучания. Однако, при этом наполненной ярким, однозначным… чистым содержанием. Содержанием, которое нельзя было не воспринять. Нельзя не понять.

«…простить… Что?! Что? Откуда… откуда это? Кто это?… Кто…»

А ты? Ты?

«Что… Кто… Что я? Что — я?!»

Ты простил их?

«Я… Что?? Простил их?.. Я… Что это значит?.. Что это значит?! Я никогда не осуждал их! Не осуждал… Я понимал… угрозу… необходимость…»

Ты отринул из-за этого путь своего народа? Ты поступил бы на месте тех, первых, по-другому?

«Я… нет… Да… Да. Да! И что?! Они сделали свой выбор! Я — свой! Каждый имеет право выбирать! Я не осуждаю их!»

И не прощаешь.

«Я… Я…»

Только отстраняешься.

«Я?! Отстраняюсь?! Я борюсь за них! Изо всех сил!»

За них? Или за настоящее чудо?

«Я… что? Чт-то?..»

Ты хочешь совершить настоящее чудо?

«Я…»

Совершить настоящее чудо — твоя мечта?

«Да…»

Ты простил их?

«Н-не… не знаю… это…»

Ты не простил их.

«Н-н… нет…»

Ты не простил их. Но требуешь простить их. Разве это справедливо?

«Я… я…»

Разве справедливо?

Руд вновь застыл в ошеломлённом безмолвии. Но на сей раз никакая ярость не могла прийти на помощь. Не на кого было злиться. Не на кого обижаться. Ничьей вины не осталось. Ничьей.

С осознанием этого пришёл стыд. Разрывающий. Удушающий. В исступлении, Руд вцепился в лицо искалеченными руками. И заплакал. Зарыдал, завыл — страшно, судорожно. Сжигая себя изнутри.

Когда всё лишнее сгорело, Руд перестал плакать. Он понял. Он совершил ошибку. И должен был её исправить.

Руд видел. Четыре века назад. Два десятка гномов, стоящих в этой пещере. Смотрящих на каменный меч. И Семь Самоцветов, сияющих в этом мече. Их сияние нельзя было сравнить ни с чем. И, в первую очередь, его нельзя было сравнить с сиянием Семи Самоцветов на центральной площади Рифтрана. Вынутые из каменного меча, они теряли примерно четверть яркости. И девяносто девять сотых чуда. Больше не было танца. Не было сплетения ярких цветов вокруг чёрного, сколь прекрасного, столь и невозможного. Не было фонтана мощной, неодолимой, тонкой, хрупкой красоты. Великой красоты. Красоты, при виде которой боги становились детьми. И смеялись, позабыв обо всём.

Руд видел. Три века назад. Волшебника из дальних земель, не желающего ничего, кроме блага. Неуклюжего гнома, полюбившего магию всем сердцем. Шутника и балагура, прямого и простодушного, которого любили все, кроме сородичей. Который мечтал лишь о родине. Который пришёл в Лигу Ог-Дразд, думая, что нашёл родину. Отчаянно не желая признавать свою ошибку, он пытался помочь. Пытался изо всех сил. И ошибся, погубив сотни. А потом узнал тайну, что разрушила его душу. А потом другие гномы сожгли его и сочинили о нём страшные сказки.

Руд видел. Дабнура дун Сваральтара, даоттара Клана Синего Самоцвета, играющего во дворе с племянником и племянницей. Даоттар весело, искренне улыбался. Неделю спустя он убил племянника, завалив обвалом половину своей резиденции. А ещё через месяц убил племянницу. Той ночью он почитал ей сказку и спел колыбельную. Перед тем, как иссохнуть от заклинания, девочка почувствовала боль и попыталась закричать. Но не успела, издав лишь что-то вроде писка.

Руд больше не мог плакать. Но он плакал. И продолжал. Он должен, обязан был увидеть всё. Всё.

Когда он увидел всё, беззвучный и бесформенный поток информации вернулся. И задал вопрос.

Ты простил их?

Руд открыл глаза. Повернул голову, посмотрев на Множество. Монстр, сотканный из тел даол-уразод, отчаянно махал десятком отростков, пытаясь достать волшебника. Чудовища разбивались о незримый барьер, разлетались, растекались какой-то жижей.

— Нет. Я не простил их.

Руд повернул голову в другую сторону. Масса даол-уразод вонзилась в толпу жителей Рифтрана. Они пока ещё не добрались до женщин, стариков и детей. До женщин, стариков и детей добрались другие. Прорвав скалу, они вывалились почти из-под самого свода, прилипая студенистыми телами к стенам, неистово вращая огненными щупальцами, оставляя борозды из пепла и сожжённых тел.

Руд ждал. Он знал, что, как бы тяжело ни было, торопиться нельзя. Он знал, что допустил ещё одну ошибку. Её тоже нужно будет исправить.

К счастью, вопрос не заставил себя долго ждать. Наверное, тем, кто его задавал, страдания других всё-таки не приносили удовольствия. Наверное, мироздание всё-таки было справедливо.

Ты простил вас?

— Да. Я простил нас.

Да будет так.

Раздался треск. Руд не стал поворачивать голову. Он знал, что это переламывается скала. Переламывается в том самом месте, где из неё вырастало плечо огромной каменной руки. И тем самым образом, чтобы каменный меч начал падать первым. Как будто бы нанося удар.

Падение продолжалось долго. Руд успел увидеть всё. И все успели увидеть его. Даол-уразод остановились, истошно завопив в ужасе. Жители Рифтрана остановились, позабыв о боли, смерти и страданиях. Существа, не имеющие названия, остановились, сплетя щупальца в странном и почему-то забавном узоре.

А потом клинок каменного меча коснулся пола. И настоящее чудо свершилось.

 

Глава 18

Ничего не было. Ничего. И от этого становилось обидно. Это казалось несправедливым. Что-то должно было быть. Просто обязано! Ведь это случается только раз в жизни…

Только раз в жизни случается смерть.

Так думал Сергей. А потом он открыл глаза.

— Привет. С пробуждением. — улыбнулся Руд.

Обстановка казалась странно знакомой. Пару раз пробежав глазами из угла в угол, Сергей недоумённо хмыкнул и покачал головой. Это был тот самый домик, стоящий близ Храма Подгорного Пророка, куда его поселили после приезда. Дорожный мешок и все вещи, оставленные здесь, казалось, лежали в таком же порядке.

— Да уж… — протянул Сергей. — Ну, ребята, вы и…

В следующий момент нахлынули воспоминания, и Сергей резкими движениями осмотрел и ощупал своё тело. Ничего не было — ни ран, ни даже шрамов.

— Так… что же это… я… я — воскрес???

— Да… но не совсем. — волшебник вновь улыбнулся. — Воскресли… все. Все, кто погиб тогда. Двадцать тысяч шестьсот сорок два гнома. Один мельм. И два человека. Признаться, ты очнулся последним.

Сергей схватился за голову. Он помнил короткую яростную, схватку, боль… дальше всё терялось в тумане… Кроме одного. Неясного, еле уловимого…

— Про… прощение?.. — озадаченно пробормотал Сергей.

— Прощение! — звонко подтвердил вошедший в комнату Мурт Раэрктах. В дверном проёме показалась массивная фигура Гнариуса Снатта, приветственно помахавшего Сергею.

Мельм хлопнул Руда по плечу:

— Да, держу пари, теперь в Лиге будут всё-таки дружелюбнее относиться к магам. Да и есть за что. Он герой, Сергей, настоящий герой. Прощение — дело очень нелёгкое. Уж мне ли не знать?

— Да ещё и настоящее чудо впридачу, да, Руд? — добавил Сергей.

— Да уж. — волшебник кашлянул и почесал висок. Почему-то, только сейчас стало заметно, что его волосы стали абсолютно седыми. — Видит Великий Свод, самое что ни на есть.

 

Глава 19

Всё заканчивалось просто. Был четырнадцатый день месяца Лард. День Обретения. Великий праздник, берущий своё начало от самых истоков Лиги Ог-Дразд.

Праздник был и сегодня. И, пожалуй, его тоже можно было бы назвать Днём Обретения. Но это был другой праздник. Простой, естественный. Без ярких красок и символов. В них не было нужды.

Народ Рифтрана вышел на улицы. Мужчины и женщины, молодые и старые, они оглядывались вокруг, подставляя лицо свежему ветру, вместе с ярким солнечным светом пробивавшемуся из разлома в своде. Гномы больше не боялись этого разлома. Казалось, страх навсегда покинул их сердца, заменённый тёплой, бодрой уверенностью, веющей оттуда, из пещеры, где свершилось настоящее чудо.

По Рифтрану летели слова. Слова, которые произносил молодой гном, стоящий на лестнице того здания, что раньше было Дворцом Совета.

Крондин говорил. И Сергей, стоящий за его плечом, слушал. И хоть Крондин говорил на языке гномов, Сергей понимал всё — после произошедшего этот язык больше не был для него тайной.

Крондин говорил.

— Станем ли мы лучше? Окажемся ли достойны того, что случилось? И что вообще сокрыто в этих словах? Есть ли верный способ стать лучше? Оказаться достойным такого великого чуда? Я не знаю. Не думаю, что он есть, что существует верный путь к совершенству, который так истово ищут многие наши сородичи. Впрочем, это вопрос того будущего, что грядёт. Перед нами же стоит множество куда более ясных задач. И одна, большая — постараться решить эти задачи добросовестно и точно. Первую предлагаю решить прямо сейчас — назначить в новый правящий Совет гнома, известного как Руд-Волшебник!

Город взорвался ликованием. Руд, непривычный к такому вниманию, смущённо помотал головой, но потом всё же улыбнулся и встал рядом с Крондином.

— Мы не будем больше отгораживаться от мира! Разлом, оставленный крушением Птичьего Карниза, станет для нас знаком обновления! Страдания и жертвы не будут напрасны! Через этот разлом, через магию Руда и через многое другое мы впустим в наш мир новое и прекрасное! Посмотрите на них!

Десяток существ из тех, что пришёл с заброшенных выработок, стояли вдоль западной стены дворца. Они были почти неподвижны, лишь щупальца над панцирями кружились в плавном танце.

— Посмотрите! Те, кто были главными чудовищами наших ночных кошмаров! Они здесь! Пытаются контактировать! Общаться! Они, их изменение — часть того нового, что грядёт! То, что обновит наш мир! И, несомненно, улучшит его!

Город ответил приветственными криками. Гномы, населяющие его, освободились от своих страшных сказок и ночных кошмаров. Теперь они понимали. Ощутив настоящее чудо, ощутив прощение — понимали. Потому что прощения без понимания не бывает.

— Я верю, что мы справимся! Верю, что будем добросовестны и точны! Что шагнём в будущее с высоко поднятой головой! Однако, это случится не сегодня! Сегодня мы будем праздновать! Но сначала — благодарить! Благодарить тех, кто пришёл из далёких, чужих земель, и сражался за нас также яростно, как сражался бы за свой собственный народ!

Город разразился вихрем, водопадом выкриков и оваций. Сергей улыбался. Благодарно кивнув Крондину, он вместе с Муртом и Гнариусом вышел вперёд.

Когда-то Сергей мечтал о чудесах. Когда-то, очутившись в мирах, наполненных магией, он видел чудеса на каждом шагу и не переставал удивляться, восхищаться, восторгаться.

Он видел чудеса. Он был чудом. Он сражался с чудесами. Был предан чудесами. Повелевал ими. И, наконец, познал настоящее чудо.

Его мечта сбылась.

И сейчас, смотря вперёд, Сергей больше не видел чудес. Он видел простую радость и простое взаимопонимание. Простую любовь. Простую жизнь. И думал, что никогда не видел ничего более великого.

Лишь одно было диссонансом, нарушало общую картину. Одно воспоминание. Лица родных, узнавших, что Сергей собирается оставить их навсегда.

Это воспоминание не отдавало потусторонней ледяной тьмой. Оно не было проклятием. Оно просто было. И Сергей знал, что это значит. Настала пора возвращаться.

Возвращаться домой.

Но не сейчас. Сейчас же…

— Давайте праздновать! Праздновать не День Обретения, но День Рождения! День Рождения нового государства! Того, которое нам и предстоит наполнить! Своим трудом, своими мечтами, своим чудом! Наполнить собой! День Рождения Лиги Каменного Меча!