Действующие лица

Спасители Калибана

Лютер — гроссмейстер Ордена

Сайфер — лорд-шифр, хранитель традиций Ордена

Мерир Астелян — магистр 1-го капитула

Галедан — магистр капитула, маршал караула

Захариил — библиарий, магистр мистиков

Вассаго

Азрадаил

Тандерион

Картей

Атхадраил

Ваш — лейтенант-командор

Вастобаль — капитан

Адартиан — руководитель боевой подготовки

Беталина Тилейн — маркиза, полковник Имперской Армии, вспомогательные войска

Саула Мэгон — комендант Ангеликасты

Белат — магистр капитула

Асмодей — библиарий

Гриффейн, Копьеносец — сержант-пристав

Таграйн — палубный капитан, транспортное подразделение

Хастер — палубный лейтенант

Тукон — магистр капитула, ныне заключенный под Альдуруком

Мелиан — капитан, ныне заключенный под Альдуруком

На далёком Макрагге и в Империуме Секундус

Сангвиний — император-регент, возлюбленный всеми примарх Кровавых Ангелов

Робаут Жиллиман — лорд-хранитель, благородный примарх Ультрамаринов

Лев Эль'Джонсон — лорд-защитник, ведомый местью примарх Темных Ангелов

Валент Долор — тетрарх Ультрамара (Окклуда)

Тит Прейтон — магистр Верховной центурии, библиарий XIII легиона

Мирдин — библиарий I легиона

Драк Город — феодал-командующий инвиктскими телохранителями

Азкаэллон — командир Сангвинарной Гвардии

Фаффнр Бладбродер — вожак дозорной стаи Космических Волков

Водун Бадорум — капитан Преценталианской Гвардии, королевская дивизия

Тараша Ойтен — камерария-принципал лорда Жиллимана

Стений — капитан I легиона, командир «Непобедимого разума»

Тералина Фиана — главный навигатор «Непобедимого разума», дом Не’йоцен

Ольгин, Несущий Смерть — избранный лейтенант Крыла Смерти

Морфаил

Аторис

Каролинг

Немер

Фарит Редлосс, Несущий Ужас — избранный лейтенант Крыла Ужаса

Данай — избранный преемник, Крыло Ужаса Халсвейн

Ксавис — паладин Двадцатого ордена

Барзареон — паладин Тридцать первого ордена

Нераэллин — лейтенант, командир «Колгреванса»

Гексагия — военная советница Нераэллина

Сакат Демор — сержант Ультрамаринов

Торан — сержант Темных Ангелов

Казобурн

Азамунд

Фаретаил

Долмун

Дэвий — магистр артиллерии XIII легиона

Гастенрал — провост группы боепитания

Парестор — командир установки «Вихрь»

Метритал

Сардеон

Конрад Кёрз — Ночной Призрак, примарх-отступник Повелителей Ночи

Чемпионы Великого Крестового Похода

Хорус Луперкаль — примарх Лунных Волков

Эзекиль Абаддон — первый капитан, Морниваль

Тарик Торгаддон — Морниваль

Литус — Морниваль

Янипур — Морниваль

Гарвель Локен — щит-лейтенант

Калас Тифон — первый капитан Гвардии Смерти, повелитель Могильных Стражей

Гадрабул Виосс — капитан Могильных Стражей

Гурклан — сержант

Израфаил — главный библиарий Темных Ангелов

Эреб — первый капеллан Несущих Слово

Де Блессан — лейтенант союзной Айлиетской фаланги, Имперская Армия

Регул — посланник Механикум Марса

 

Если группа людей почувствует себя униженной и решит, что ее честь была растоптана, то неизбежно выступит в защиту своих ценностей. Данное выступление может принять любые формы и масштабы.

Абдул-Карим Серены, «Летопись мирного приведения Калибана к Согласию»

Якобы произнесено Императором на Экспедиционных Полях, в обращении к Шести Воинствам перед погрузкой на корабли

 

Пролог

Зарамунд, 970.М30

Два гигантских корабля борт о борт парили над миром, словно альфа-самцы в стаде быков из феррокрита и металла, затмевая собой все крейсера, фрегаты и эсминцы на соседних орбитах. Внизу по фиолетовым облакам Зарамунда расползались темные пятна от столбов дыма над пылающими городами. Пространство вокруг мятежной планеты засоряли миллионы тонн обломков, что также указывало на неистовость восстания и ответного удара Легионес Астартес.

Два колоссальных звездолета, гордость своих флотов, способны были погубить любой мир.

«Дух мщения». «Терминус эст».

Их имена произносили во всех уголках юного Империума Людей наряду с «Честью Макрагга», «Непобедимым разумом», «Завоевателем» и десятком других. Многие из названий принадлежали флагманам, которые провели армады Императора через тьму к победам, вернувшим человечеству Галактику.

Командир «Терминус эст», окруженный толпой людей и постлюдей, стоял в обширном вестибюле перед стратегиумом «Духа мщения». Некоторые из собравшихся, как и сам Калас Тифон, носили белую броню XIV легиона. Другие — хозяева корабля — были облачены в такие же светлые доспехи Лунных Волков.

Громадных воинов сопровождали крепостные, илоты, сервиторы, стратеги, денщики, оруженосцы и многие другие. Целое море помощников, обозначения которых зависели от их роли и легионной принадлежности.

Слева выделялись на общем фоне высокопоставленные представители Механикум в красных рясах. Избавленная от плоти свита сопровождала Регула, посланника Марса во флоте. Дипломат выглядел как механический скелет из золота и стали, на котором немногочисленные фрагменты прежнего тела казались почти декоративными. Рядом с ним два великанских сервитора-клона держали массивную шестерню тускло-белого цвета с резными рунами сапфирового оттенка. Калас понятия не имел, что она символизирует, и не желал выяснять. В обычаи механикум лучше было не вдаваться.

Сразу за ними мелькнули золотые плащи Айлиетской фаланги, подразделения Имперской Армии, приданного в настоящее время Лунным Волкам. Смертные командиры тут же пропали из виду, заслоненные тремя великанами в доспехах Шестнадцатого.

Калас Тифон, лейтенант-командор первой Великой роты Гвардии Смерти, ветеран с десятилетиями безжалостной войны за плечами, посмотрел на вход в большой зал примарха и вздрогнул от волнения, смешанного с радостным возбуждением.

По обеим сторонам двадцатиметрового коридора, ведущего к огромным вратам стратегиума, высились колонны из черного камня, замысловато увитые серебряной проволокой. Вдоль стен был расставлен почетный караул из бойцов фаланги. Солдаты держали оружие на груди, их ротные знамена слегка трепетали в искусственной атмосфере боевой баржи. В отличие от легионеров с их громоздкими латами, айлиетцы носили длинные плащи-кольчуги, перехваченные на лодыжках и запястьях толстыми алыми обручами. Талии людей обтягивали широкие кушаки, усыпанные керамитовыми бляшками. Вооружены они были джеззайлами — длинноствольными лазганами, больше похожими на копья из-за примкнутых листовидных штыков метровой длины.

Сержанты фаланги салютовали обнаженными силовыми мечами и волкитными серпентами, офицеры с высокими плюмажами — метровыми шестами, которые одновременно служили знаком различия и мощным оружием. Благодаря генератору шокового поля такая булава могла пробить корпус танка или одним касанием превратить незащищенного человека в кровавое месиво. Майоры, капитаны и лейтенанты носили поверх сверкающих кольчуг пластинчатые черные кирасы с выпуклыми грудными мышцами, между которыми виднелась белая молния, эмблема их части. Тифон заметил даже боевого маршала в плаще цвета эбенового дерева с рубиновой застежкой в форме звезды.

На всех айлиетцах были конические серебряные шлемы с визорами, прикрывающими глаза. Солдаты с мрачной решимостью сжимали челюсти, но Калас видел, что у них подрагивают губы, а по щекам катятся скупые слезы. Даже эти ветераны были не в силах сдержать чувства в столь грандиозный момент.

Типичный для Хоруса поступок — вознаградить усилия других. На Зарамунде сражалось немало великих и благородных воинов, но в почетную стражу для сегодняшнего торжества примарх выбрал сотню героев из полка неулучшенных людей.

Тифон с улыбкой взглянул на своего заместителя, Гадрабула Виосса:

— Напомни, чтобы я передал командиру Лунных Волков поздравления с краткой и превосходно проведенной кампанией. И добавил, конечно, что для нас большая честь присутствовать на праздновании Пересогласия.

— Пересогласие? — Виосс вскинул бровь и улыбнулся в ответ. Его красивое лицо приобрело плутоватое выражение. — Ты только что изобрел новый тип кампаний?

— А как еще это назвать? — спросил Калас. Он по-прежнему осматривал тихую организованную толпу служителей, спокойно и тщательно выполнявших свою работу. — Зарамунд нарушил Согласие. Теперь его вернули в прежнее состояние. Пересогласие.

Гадрабул резко посерьезнел:

— Кто бы мог подумать, что Зарамунд взбунтуется? Эту систему отвоевали одной из первых, она стала опорной базой для ранних экспедиций. Как правители настолько важного мира допустили подобный раскол? Хорошо еще, что примарх отреагировал так быстро и решительно.

В голосе воина звучало обожание, которое Тифон разделял. Хорус в поразительно короткие сроки собрал значительную ударную группировку и жестко, но эффективно руководил ею в боях.

— Опорная база, — подчеркнул Калас. — Даже серьезных перебоев с прибытием кораблей и припасов в экспедиционные флоты хватило бы для такой реакции. Но от узловой системы с крупными верфями, отвернувшейся от Императора, исходила прямая угроза Терре…

Тифон представил, что могло произойти, если бы Хорус проигнорировал задержку конвоев снабжения. Несколько десятков враждебных звездолетов различных типов остались бы на расстоянии прямого варп-прыжка от Тронного мира. Оба воина умолкли при этой мысли, но по разным причинам. На задворках сознания Каласа возникла какая-то смутная идея.

— Восстание было масштабным и надежно засекреченным, — произнес наконец Виосс, оборвав цепочку размышлений командира. — Нам повезло, что Лунные Волки вернулись так вовремя.

— Думаю, везение тут ни при чем. Хорус осмотрителен, вот и все. Другие сочли бы пропажу нескольких транспортников еще одной раздражающей мелочью, какие случаются в любой кампании. Но командир уровня примарха знает, что поставки в его флот могут нарушиться только из-за нападения чужаков или мятежа.

Заместитель ничего не ответил, и легионеры простояли в молчании еще несколько минут, пока в конце колоннады не возникла одинокая фигура. Свет из стратегиума очертил силуэт гиганта в терминаторской броне, который был крупнее и выше не только солдат фаланги, но и Тифона с его спутником.

Великан решительно зашагал к ждущей толпе, и немногочисленные разговоры в ней утихли. Айлиетцы брали «на караул», салютуя проходящему мимо воину. Лучи люменов озаряли его обветренное лицо, суровое и невозмутимое. Он гладко брил щеки, подбородок и голову, за исключением пучка волос, собранного на макушке.

Эзекиль Абаддон, первый капитан Лунных Волков, почти равный в славе своему примарху, остановился в пяти метрах от собравшихся. Легионер заговорил, и вещательная система флагмана разнесла его низкий рык по широкому вестибюлю:

— Командующий ждет вас.

Передав это простое сообщение, Абаддон развернулся и зашагал обратно к повелителю. Делегаты переглянулись: они помнили, что порядок входа не оговаривался, но никому не хотелось бросаться вперед с риском устроить позорную толкотню.

Слева от Каласа из толпы вышли пятеро воинов, сопровождаемые приглушенным бормотанием. Четверо из них телосложением ничем не отличались от других космодесантников, но пятый, хотя и носил доспехи Легионес Астартес, явно уступал им в росте и ширине плеч. На черных наплечниках их брони виднелась эмблема — крылатый меч. Большинство гостей не могли понять, почему малорослый воин идет чуть впереди, а легионеры с явным почтением держатся у него за спиной.

— Темные Ангелы, — прошептал Виосс.

Неизвестно, услышали его или произошло совпадение, но миг спустя невысокий калибанец повернул и, срезав путь через колоннаду, подошел к Гвардейцам Смерти. Он очень коротко стриг густые черные волосы и носил аккуратную бородку.

— Господин Лютер. — Калас уважительно поклонился сначала командиру контингента Первого, затем остальным Темным Ангелам. — Братья с благородного Калибана.

Один из воинов угрюмо буркнул что-то в ответ, но командир быстро перебил его.

— Капитан Тифон, для меня честь встретиться с тобой, — произнес Лютер. На его коже отчетливо виднелись шрамы от аугментаций; в челюсть, шею и за роговицу ему вставили бионические имплантаты. При всех улучшениях офицер Первого был заметно субтильнее своих спутников, но это не мешало ему держаться так, словно он по умолчанию находился в центре внимания. Судя по выражению аристократического лица, воин обладал более высоким положением и авторитетом, чем можно было предположить на первый взгляд. Он подал Тифону руку в латной перчатке, загудели сервоприводы брони. — Позволь еще раз поблагодарить тебя за прорыв обороны на орбитальных станциях. Ты исполнил это необходимое, но кровопролитное задание без жалоб и колебаний.

— От такой работы мы никогда не увиливаем, — сказал Калас, ошеломленный признательностью союзника.

Редко случалось, чтобы кто-то вспоминал жертвы его бойцов, так часто сражавшихся на передовой в штурмовых операциях. Гвардейцы Смерти гордились своим стоицизмом, но сейчас Тифон невольно обрадовался похвале.

— Однако мы заставляем господина примарха ждать, — заметил, полуобернувшись, Лютер.

После этого Темный Ангел с Тифоном без лишних слов двинулись вдоль колоннады, в десятке шагов позади Абаддона. Их спутники не отставали, за ними неуверенно потянулись другие гости. Теперь Каласу стало ясно, почему Лютер так легко справлялся с должностью первого капитана — или как там это называлось у калибанцев, — не имея физических преимуществ космодесантника. Он просто лучился врожденной уверенностью, отточенной за долгие годы службы.

— Занимательно, что воины Гвардии Смерти участвуют в экспедиции Лунных Волков, — произнес офицер Первого.

— Черпаем друг у друга идеи, — ответил Тифон. — Культурный обмен, можно сказать. Нам рассказывают о Хтонии и боевых доктринах Шестнадцатого. Мы объясняем, как ведет войну Гвардия Смерти, и стараемся помалкивать о Барбарусе.

Он усмехнулся собственной шутке и заработал удивленный взгляд от Лютера.

— Администратум записал Калибан в миры смерти, верно? — спросил Калас у союзника.

— Своего рода. — Лютер как будто смутился или насторожился. — С помощью Льва мы перебили всех Великих Зверей леса, установили мир и порядок.

— Ядовитый воздух Барбаруса убивает большинство людей в течение тридцати лет. Если забраться повыше — в считанные секунды. Когда нас нашли, Администратум понял, что слишком низко выставил планку для миров смерти.

Темный Ангел не успел ответить — они уже входили в стратегиум. Миновав громадную арку, воины оказались на широком балконе, с которого открывался вид на капитанский мостик «Духа мщения». Тифон шагнул в разреженный воздух помещения, и у него перехватило дыхание — не от масштабов зрелища, ведь Калас командовал «Терминус эст», но от того, какой цели был посвящен колоссальный зал. Ему открылись владения примарха, сердце всего экспедиционного флота, чертог одного из двадцати будущих королей Галактики.

Стратегиум располагался на отдельной палубе, выходившей на многоярусный мостик боевой баржи. Ряды галерей из простой стали поднимались на головокружительную высоту по вертикальной оси «Духа мщения». Взглянув наверх, Тифон вспомнил горные пики родного мира, увенчанные цитаделями, из которых раньше правили жестокие Властители. Но здешний повелитель предпочитал средние высоты.

Если бы Калас не знал, где находится, то не догадался бы, что перед ним средоточие власти полубога. Все вокруг казалось удивительно прозаичным — «спокойным», как часто говорили Лунные Волки. Никаких тронов, роскошных трибун или герольдов, даже тех, что объявляли бы о грандиозной победе. Где же помпезное убранство? Где напыщенное великолепие? Где золотые и алые цвета празднества?

Тифон успокоился, не увидев подобных излишеств. Он разделял эстетические вкусы Мортариона, то есть не имел их вообще. Функциональность для него была важнее всех иных соображений. Рядом одобрительно хмыкнул Виосс.

Калас проводил взглядом Абаддона, ушедшего в тень под выступом галереи. Эзекиля ждали трое других воинов, чьи лица скрывал полумрак.

— Морниваль, — прошептал Тифон Лютеру, — Абаддон, Литус, Торгаддон, Янипур. Латная рукавица на бархатной перчатке Хоруса.

Советники командующего казались неясными силуэтами во тьме — они умышленно оставались в стороне от запланированного представления. В сумраке вспыхнула красная искра: один из них на пару секунд повернул к Каласу бионический глаз. Капитан Четырнадцатого наклонился к калибанцу:

— Это Литус, он помогал мне освоиться здесь. Ты уже общался с кем-нибудь из Морниваля?

— Да, однажды имел удовольствие, — саркастически ответил Лютер. — Абаддон заявил, что нашему легиону пойдет на пользу более строгий кодекс воинской чести. Я не удержался от смеха, и он оскорбился.

Тифон удивленно взглянул на Темного Ангела:

— Ты смеялся в лицо Абаддону?

— Неумышленно, но он же высказал абсурдную идею. Я был гроссмейстером Ордена, военной организации, что существовала задолго до того, как другие легионы обрели собственные доктрины. — Не оглядываясь по сторонам, калибанец задал следующий вопрос: — Они уже пытались завлечь тебя в воинскую ложу?

Ответ Каласа прозвучал легко и естественно. Лютер не понимал, насколько нелепо его предположение, что Тифона требуется посвящать в тайны лож. Задолго до того, как Лунные Волки явились на Давин, легионер уже знал о мрачном прошлом человечества. Ему не требовалось выслушивать уроки о природе Вселенной или Другом Месте, где обитало истинное могущество. Кошмарное детство на Барбарусе и юность, отданная развитию внутреннего пси-потенциала, наделили его куда более глубокими познаниями, чем у любого из участников церемоний с вызубренными молитвами и обрядами братания.

Калас мог бы рассказать о своей роли Второго из Семи Столпов, воплощения потусторонней бессмертной воли Чумного Отца среди других бойцов легиона. Даже Мортариону был закрыт вход на их тайные собрания. Многие из Лунных Волков считали, что традиции межлегионного товарищества зародились после приведения к Согласию Давина и прообразом этих связей послужили воинские ложи той дикой планеты. Для Тифона и еще нескольких избранных такие контакты начались гораздо раньше.

Он был не завербованным, но вербовщиком. Не посланником, но посланием.

Однако Калас умолчал об этом и ответил намного проще:

— Я не могу сказать.

Заметив какое-то движение, Тифон понял, что, как ни поразительно, хозяин флагмана все это время был здесь. Осталось загадкой, как он не увидел примарха, неподвижно стоявшего на командном возвышении. Показалось, что ожила колоссальная статуя: гости, заполнившие балкон, дивились на необъятный мостик, и вдруг среди них появился великан, сияющий белизной и полированным золотом.

Меха лежали на его плечах, доспехи украшали почетные знаки и медали десятка цивилизаций, недавно приведенных к мирному Согласию. Весь стратегиум словно бы озарился, и не только блеском драгоценного металла.

Хорус Луперкаль.

Примарх Лунных Волков и временный повелитель Каласа. Правда, барбарусец впервые видел командующего легионом так близко и испытывал совсем другие ощущения, чем в присутствии своего примарха, Мортариона. Повелитель Гвардии Смерти производил внушительное, даже гнетущее впечатление. Он, как и Хорус, словно занимал все пространство в комнате, но погружал ее в тень, а не освещал. Любого, кто вставал перед мрачноликим Мортарионом и смотрел в глаза, которые видели худшие из ужасов Барбаруса, обволакивало ледяное загробное уныние, осознание неизбежности конца.

Луперкаль олицетворял жизнь. Он улыбался, не показывая зубы, и осматривал толпу, встречаясь взглядом с каждым из гостей. На миг его взор — энергичный, радостный, отеческий — задержался и на Тифоне. Гвардеец Смерти склонил голову, стыдясь, что лучше думает о чужом командире, чем о собственном. Затем свет из глаз примарха направился дальше.

Но нельзя забывать о главной цели, верно? Хорус был самой жизнью, движением, будущим. Достойным кандидатом в Повелители Человечества, который поведет Галактику в новую эру благодатного и славного перерождения.

Как и многим другим, Каласу захотелось выразить почтение и покорность Луперкалю. Он уже почти согнул колено, но тут в зале прогремел голос примарха.

— Не вздумайте гнуть спины! — потребовал Хорус со смехом.

Вместо этого он сам отдал легкий поклон собравшимся воинам, поворачиваясь слева направо.

— Спасибо вам, — продолжил Луперкаль, взмахом руки приветствуя всех в стратегиуме. — Мои глубочайшие, самые сердечные благодарности каждому, кто пришел сегодня в этот зал. И, кроме них, всем солдатам Императора, которые помогли предотвратить катастрофу. Я в невыразимом долгу перед вами. Мне известно, что наградой вы считаете саму возможность сражаться во имя рода людского, но знайте: Император ценит ваши заслуги.

Вот так легко Хорус говорил от имени Отца. В каждом слове примарха звучала сила.

Помрачнев, он отвернулся и поднял голову к самому крупному гололит-экрану на главном мостике, что возвышался над толпой. Вспыхнувшие проекторы создали изображение Зарамунда и его орбитального пространства, усеянного рунами имперских кораблей и оборонительных систем, а также пояснениями к ним.

— Но, восхваляя тех, кто внимает мне, я отдаю дань уважения и тем, кто больше никогда ничего не услышит. — Луперкаль чуть опустил подбородок, лучи люменов ярко сверкнули на его бритой голове. — Они пожертвовали всем ради Императора, ради Зарамунда, ради своих братьев и сестер. Помните их и почитайте их.

— Помните их и почитайте их! — хором отозвались все, включая Тифона.

— Лейтенант Де Блессан! — позвал примарх, увидев, что почетный караул фаланги также вошел в стратегиум. Гости разом обернулись к младшему офицеру, на которого указывал палец Хоруса, и тот вздрогнул, как от попадания болта. — Этот человек со своим командным взводом захватил артиллерийские батареи в Атреоне. Никакой орбитальной поддержки или титанов, только двадцать отважных мужчин и женщин с превосходным лидером.

Гости разразились аплодисментами, и Калас, впечатленный услышанным, присоединился к ним. Победа в Атреоне позволила Луперкалю перевести флот на более низкую орбиту, что ускорило капитуляцию повстанцев на несколько дней, а то и недель.

Молодой человек явно был ошеломлен — не только похвалой Хоруса, но и громогласными овациями десятков космодесантников и их спутников. Один из солдат обхватил своего командира рукой, помогая удержаться на ногах.

— А где же щит-лейтенант Локен? — Оставив Де Блессана в покое, гости вслед за примархом повернулись к офицеру Лунных Волков, что стоял возле командного возвышения. — Он провел вдохновенный абордаж «Прихотей судьбы».

Локен повел себя заметно спокойнее и ответил на одобрение толпы, склонив голову и подняв руку. Несколько оказавшихся рядом Лунных Волков хлопнули товарища по наплечникам, на что он тепло улыбнулся.

— Или капитан Тифон, без которого мы всё еще сидели бы на орбите и ждали, кто первым рискнет сунуться под пушки вражеских станций!

Смешок Гадрабула утонул в какофонии радостных криков и рукоплесканий, начатых самим Луперкалем. Калас покраснел, вспомнив слова Лютера о неблагодарной работе. Его наполнила теплота, одинаково приятная и ненавистная. Радость от признания его заслуг подействовала на легионера как боевой стимулятор. Впрочем, частичка личности Тифона, полная обращенной внутрь ненависти, укоряла воина за столь слащавую реакцию на простое одобрение.

Но даже внутренний циник Каласа, его «меланхоличная тень», как выражались Лунные Волки, не мог устоять перед обычной похвалой от великого Хоруса.

Мортарион никогда не говорил подобного.

Тем временем примарх выделял других героев, мгновенно находя каждого в толпе. Имена и описания деяний воинов так же свободно слетали с губ Луперкаля, как и приказы, которыми он направлял их в битву всего две недели назад. Тифон аплодировал и смеялся, кивал или грустно качал головой, следуя общему примеру. Калас не мог да и не желал противиться той атмосфере братства, что объединяла его со всеми присутствующими в стратегиуме. Каждый из них, от могучего Хоруса до нижайшего рядового фаланги, принадлежал к единому войску, направляемому гением командующего.

Через некоторое время примарх ушел к Морнивалю, оставив простых бойцов группировки возмездия общаться между собой. Смятенный Тифон предоставил Виоссу вести беседу с Лютером и его Темными Ангелами. Что касается воинов Калибана, то разговаривал в основном их командир, а подчиненные лишь кратко поясняли детали кампании или конкретного сражения, если к ним обращались напрямую.

Неожиданно за плечом Каласа раздался знакомый голос:

— Командующий расхвалил тебя, капитан Тифон.

Обернувшись, космодесантники увидели боевого брата в темно-сером доспехе, выделявшегося даже среди грозных Легионес Астартес. Его бритую голову покрывали крошечные буквы, что складывались в строчки благочестивых текстов и догматов Несущих Слово. Глаза воина, острые и яркие, как ограненные алмазы, смотрели словно не на Каласа, а внутрь него.

Но Тифон хорошо знал этого легионера. Рассмеявшись, он притянул Несущего Слово к себе и с размаху хлопнул по плечу:

— Эреб! А говорили, будто ты погиб при захвате платформы «Пять». Как хорошо, что это оказалось пустыми слухами! — Повернувшись к остальным, Калас уже спокойнее произнес: — Эреб из Несущих Слово, ты встречал Лютера с Калибана?

— Еще нет, — отозвался первый капеллан.

Он протянул руку, и Темный Ангел быстро пожал ее.

— Мои советники, — сказал Лютер, поочередно представляя спутников. — Старший библиарий Израфаил и брат Захариил из библиариума. Мерир Астелян, магистр капитула. И мой адъютант, лорд Сайфер.

— Приветствую вас всех. Хотелось бы познакомиться с вами поближе, но у меня известия для командующего. — Странно посмотрев на Лютера, Эреб бросил взгляд на Тифона. — Скоро увидимся, Калас.

Не дожидаясь ответа, первый капеллан растворился в тенях, скрывающих Морниваль. Тифон не мог разобрать, что именно там происходит, но видел, как Эреб и Абаддон напряженно общаются, размахивая руками. Наконец Лунный Волк отступил в сторону, пропуская Несущего Слово к Хорусу. Всего через несколько секунд примарх снова вышел на свет. От Луперкаля как будто разошлись волны тишины, и он заговорил уже в абсолютном безмолвии.

— Нам выпала большая честь, — объявил Хорус.

По его голосу беззаботный слушатель подумал бы, что все идет в соответствии с планом. Но, как заметил Калас, офицеры Морниваля выскользнули из стратегиума, когда гости отвлеклись на примарха.

— Вскоре к нам присоединится один из моих братьев, — добавил Луперкаль.

Несмотря на важность ситуации, воины начали оживленно обсуждать новость. Ничего больше не поясняя, примарх вступил в разговор с общиной техножрецов Регула.

Через несколько минут вещательная система «Духа мщения» приветственно затрубила. Тифон обернулся было к высоким дверям стратегиума, но ему перекрыли обзор несколько терминаторов Шестнадцатого в громоздких доспехах. Калас заметил только, что капитан Янипур поспешно расставляет у входа почетную стражу из ветеранов Лунных Волков. Еще минуту спустя воины взяли «на караул», салютуя прибывшему полубогу болтерами, пушками «Жнец», волкитными аркебузами и мелта-орудиями.

Идущий к вратам примарх был закован до шеи в черную броню с гравировкой из красноватого золота и яркого серебра. Нагрудник доспеха имел форму оскаленной морды огромной хищной кошки, к ее усыпанной рубинами гриве крепился белый плащ, отделанный по краям темным мехом. На суровом лице великана выделялись пронзительные зеленые глаза. Светлые волосы до плеч, зачесанные назад, удерживал элегантный железный обруч. Полубог был опоясан мечом с навершием в виде орлиной лапы, сжимавшей сапфир размером с человеческий кулак.

Лев Эль’Джонсон. Лев с Калибана. Примарх Темных Ангелов.

Он в одиночестве шагал по коридору, без свиты или охраны, не глядя на почетный караул, стиснув челюсти и кулаки. Тифон почувствовал, что радостное ожидание в зале сменилось напряжением и стратегиум словно омрачился.

Услышав неясное бормотание Лютера, Калас повернулся к нему. Командир отряда Темных Ангелов смотрел на своего господина как на ожившего мертвеца.

Широко ступая, Лев ворвался на балкон, и все бойцы вокруг него опустились на одно колено, будто стебли травы, пригнувшиеся под сильным ветром. Ощутив стремление повиноваться, Тифон не стал бороться с ним и вслед за остальными коснулся пола наколенником.

Только Хорус остался на ногах, но он молчал.

Лютер быстро выпрямился, однако не успел ничего сказать — Лев поднял руку, запрещая ему открывать рот. Сам примарх заговорил, не глядя на подчиненного:

— Скоро я с тобой разберусь.

Калас вздрогнул. Отповедь прозвучала не в его адрес, но опалила Тифона, будто жар от взрывной волны. Лютер, бывший целью угрозы, опустил голову и сжал руки на животе.

— Брат мой, тебе удалось то, чего не сумел добиться ни один враг, — шутливо произнес Луперкаль. — Ты застал меня врасплох.

Эль’Джонсон остановился в нескольких шагах от Лютера и впился взглядом в Хоруса. Калас понял, что искоса поглядывает на обоих примархов и держит голову неподвижно, словно боится выдать свое присутствие. Собравшиеся замерли в молчании, и, хотя Тифон знал, что на главном мостике все идет своим чередом, ему казалось, что стратегиум окружил пузырь тишины.

Гвардеец Смерти чувствовал, как всех вокруг него охватывает неуверенность — неуверенность и страх. Гости ощущали себя добычей, замеченной хищником. Пусть страх не мог пробраться в сердца космодесантников, но в тот момент несколько десятков Легионес Астартес застыли в чем-то, очень похожем на ужас. Они мечтали только о том, чтобы оказаться подальше от железного балкона.

— Где же «Непобедимый разум», брат? — спросил Луперкаль. — Печально, что я не смог подготовить тебе достойную встречу.

— Я предпочел явиться без церемоний. — Лев по-прежнему не смотрел на своих легионеров. — Случайно оказался возле Зарамунда. Представь же мое удивление, когда я увидел калибанские корабли во флоте Лунных Волков.

Его брат развел руками в извиняющемся жесте:

— Возникла неотложная нужда в бойцах. К чести твоих сыновей, они ответили на мой зов, достойно и храбро сражались во имя Императора.

— Хорус, ты не вправе тратить жизни моих воинов как звонкую монету. Покупай себе победы кровью своих Волков, но не моих рыцарей.

Луперкаль не стал огрызаться в ответ, но Лев этого и не ждал. Он обратил взор к Лютеру и другим Темным Ангелам. Примарх не повышал голос, но его гнев был почти ощутимым, и за тихими словами скрывалась едва сдерживаемая ярость.

— Я отдал четкие распоряжения, подробно разъяснил ваши задачи. Вам было приказано оставаться на Калибане. Вы подчиняетесь только мне и самому Императору.

— Именно так, повелитель, — ответил Лютер.

Это произвело на Тифона сильное впечатление. Кто-нибудь менее достойный начал бы объясняться или извиняться. Калибанец, несомненно, мог бы указать на важность кампании Хоруса, на то, что сохранение Согласия на Зарамунде имело приоритет над любыми действующими приказами и повседневными обязанностями. Лютер не стал оправдываться, но спокойно встретил свирепый взор Льва. Подобная решимость, очевидно, была возможна только из-за почти родственных отношений между ними. Сам Калас в похожей ситуации едва не расплакался как ребенок, услышав от Мортариона, что библиариум — нечестивая мерзость и его переводят в боевую роту легионером первого класса.

— Ты был моей правой рукой, Лютер, а я — твоей. Нельзя, чтобы моя десница проявляла своеволие. Недопустимо, чтобы она хваталась за клинок, стоит мне отвернуться.

— Ваша воля для меня закон, повелитель. — Темный Ангел затрясся, его слова слетали с дрожащих губ. — Отныне только ваши слова будут направлять меня.

— Меч следует убрать в ножны, Лютер. Тебя вернут на Калибан, где ты и останешься до моего возвращения или вызова. Я заберу твои корабли в экспедиционный флот легиона. Из-за проблем с Зарамундом мне нужен каждый звездолет, а тебе они ни к чему.

Явно отчаявшийся калибанец с трудом сглотнул. Молча кивнув в знак повиновения, он уставился на металлический пол.

— Готовьтесь к отбытию, — скомандовал Лев своим легионерам. Удостоив Хоруса еще одним взглядом, он на миг скривил губы от раздражения. — Хватит с вас празднеств и нарушений дисциплины.

Смотря прямо перед собой, Эль’Джонсон вышел из стратегиума. С его уходом исчезло давящее чувство враждебности, космодесантники вздохнули свободнее и выпрямились.

Тифон хорошо помнил, что тайному братству, к которому он принадлежал, удалось проникнуть во многие легионы, но не в Первый. Осознав, какая ему выпала возможность, Калас подступил к Лютеру и взял калибанца за локоть.

— Ты не одинок, брат, — успокоил он Темного Ангела. — Среди нас есть воины, тоже испытавшие на себе неудовольствие примарха. И мне довелось выслушать жестокий, несправедливый приговор.

Лютер промолчал, но понимающе взглянул на Тифона. Они смотрели друг на друга еще пару секунд, после чего калибанец отвернулся и обратился к своим товарищам:

— Вы слышали приказ, братья. Мы вернемся на Калибан и останемся в изгнании, вдали ото Льва, пока наш повелитель не соизволит помиловать нас.

Первый

 

Глава 1:

Где находится Зефат?

Ультрамар. 011.М31

Владыка I легиона сидел в привычной позе, откинувшись на спинку пышного трона оттенков слоновой кости и обсидиана. Любимое кресло Льва, сделанное на Калибане, напоминало ему о родном мире, но также символизировало стабильность. Даже здесь, на боевой барже «Славные деяния», один лишь вид трона убеждал подчиненных Эль’Джонсона и самого примарха, что все идет в соответствии с его планами. Опершись на фигурные подлокотники, Лев слегка касался губ кончиками пальцев, сложенных «домиком». Его глаза, зеленые и беспощадные, словно калибанские леса, неотрывно смотрели на мерцающий гололит с изображением Пятисот Миров.

Могучее владение Ультрамар. Царство Жиллимана. Оплот Востока. Внешняя Стена. Конфедерация планет, созданная Робаутом Жиллиманом и воинами XIII легиона, не испытывала недостатка в именах. Теперь добавилось еще одно.

Империум Секундус.

Второй шанс на выживание человечества или акт предательства, сравнимый с мятежом Хоруса? Эль’Джонсон до сих пор не был уверен, но он поклялся на своем клинке служить лордом-защитником этого края.

Сангвиний стал новым императором, вождем, которого раньше видели в Луперкале. Брат, достойный обетов, — возможно, единственный из всех. Формальный лидер. Если бы не он, Лев покончил бы с Империумом Секундус еще в зародыше и снял все вопросы о вероятной ереси.

Жиллиман был творцом этого великого замысла, государственным мужем и администратором. Эль’Джонсон признавал достижения сына Макрагга — за исключением прежнего Империума, его детище не имело себе равных. В нем сочетались грандиозная концепция, внимание к мелочам и неутомимая энергичность.

Но при всех достоинствах Робаута ему не хватало твердости для управления империей, созданной им. Он был слишком дипломатичным, слишком уступчивым. Случалось даже, слишком прагматичным. Однако из всех примархов только Жиллиман мог задумать Империум Секундус и так быстро создать его. Будь автором плана кто-то другой, идею сочли бы циничной, однако Робаут хранил верность своему идеалу, доктрине «теоретического и практического».

Пятьсот Миров. Где-то там прячется добыча Льва — Конрад Кёрз, Ночной Призрак, еще один брат-полубог. Безумец в теле сверхчеловека. Активная угроза всему, чего они надеялись достичь, возводя Империум Секундус.

Больше того, вражда между Кёрзом и Эль’Джонсоном стала личной после того, как Ночной Призрак попытался убить его на Тсагуалсе. Льва по-прежнему глодал стыд за то, что он упустил Конрада на Макрагге. Последовали убийства и разрушения. Калибанец был унижен перед братьями, увидевшими его слабость.

Итак, Кёрз скрывается в Пятистах Мирах. Эль’Джонсон отыщет его. В юные годы Лев охотился на самых жутких тварей Калибана, вооруженный лишь своей ловкостью и силой. Эта добыча не опаснее их.

Теперь он не позволит Ночному Призраку сбежать.

Кроме примарха, в зале для приемов находились еще трое воинов. Эль’Джонсон забрал с «Непобедимого разума» не только трон из Альдурука, но и старших офицеров, заслуживших его доверие в бесчисленных совместных битвах.

Стений, нынешний капитан «Славных деяний», с наполовину парализованным лицом, бионические имплантаты в котором блестели под лучами люменов. Фарит Редлосс, избранный лейтенант Крыла Ужаса, коренастый, бритый наголо, с гладкими щеками и черной бородой, разделенной на три клинышка. Ольгин, выборный командир ветеранов Крыла Смерти, высокий и стройный, как породистая борзая, с крашеными рыжими волосами, зачесанными назад и густо намасленными.

Распоряжений примарха ждали множество командоров, лейтенантов, капитанов и магистров, но в первую очередь — три легионера, стоявшие в его командном центре.

— И где здесь Зефат? — спросил Ольгин, глядя на медленно поворачивающееся гололитовое изображение.

— Вот он, — ответил Стений. Капитан говорил через кибернетический вокс-модуль, с трудом передававший оттенки речи. Учитывая атрофию лицевых мышц, воин казался совершенно бесстрастным, но Лев знал, насколько обманчиво это впечатление. Стений нажал несколько рун на контрольной пластине, которую держал в руке, и одна из звездных систем вспыхнула голубоватым огнем. — Терранское обозначение: Сигма-Пять-Эллипс. Стандартный отдельный комплекс небесных тел, одна обитаемая планета, три во внутреннем ядре, пять во внешнем кольце. Типичный набор искусственных объектов.

— Зачитай текст еще раз, — тихо произнес Лев, переведя взгляд на Ольгина.

Избранный лейтенант взял инфопланшет.

— Библиарий докладывают, что на мир «из серости и синевы» пала великая тьма. «Взмывает пламя неугасимое, какофония муки изливается в небеса. Убийца поспевает всюду на стремительных крыльях полуночи». Им удалось определить Зефат как источник видения, мой повелитель.

— Многие системы сейчас истекают кровью, мой повелитель, — вмешался Редлосс. — Остатки легионов Ангрона и Лоргара разбросаны по всем Пятистам Мирам. Почему вы решили, что Кёрз на Зефате?

Очень немногие знали истинную цель похода Льва, который жаждал исправить допущенную ошибку и схватить Конрада. Большинство Темных Ангелов, как и Сангвиний с Жиллиманом, были уверены, что лорд-защитник укрепляет границы, военной силой устанавливает порядок на окраинах Империума Секундус.

— Младший брат, ты знаешь, что я ценю тебя за прямолинейность, — ответил Эль’Джонсон. — Именно это качество более всего восхищает меня в бойцах Крыла Ужаса. Но, пожалуйста, иногда уделяй внимание мелочам. «На крыльях полуночи». Ты ведь слышал похожую фразу раньше?

— Повелители Ночи иногда называют себя «облаченными в полночь», мой повелитель, — указал Стений.

— Не совсем убедительно, мой повелитель, — заметил Редлосс. — Кроме того, там мы окажемся на самом краю Пятисот Миров.

Примарх выслушал его молча. Разумеется, Лев уже обдумал все озвученные Фаритом сомнения. Ольгин, напротив, почему-то не участвовал в споре, и Эль’Джонсон сделал жест рукой в его сторону.

— Ты не желаешь высказаться?

— Вы уже слышали мой совет, повелитель. Мне нечего добавить.

— Да, конечно. Ты думаешь, что нам следует просто забыть о Кёрзе, позволить уйти от возмездия тому, кто погубил стольких наших братьев и еще миллионы людей.

— Я не требую прекратить охоту! — покраснев, пылко возразил Ольгин. — Я сам потерял счет старым друзьям, которых лишился за долгие годы Трамасской кампании. Но поймать Кёрза нам не удастся. Он может быть где угодно. Вероятнее всего, сбежал из Пятисот Миров и скрылся в Гибельном шторме. Нам лучше заняться другими проблемами, обеспечить безопасность нового Империума.

— Кёрз — угроза безопасности, — парировал Редлосс. — С этим ты не поспоришь.

— Я… — Глубоко вздохнув, Ольгин перевел взгляд со Льва на Фарита и обратно. — Я сказал, что мое мнение вам известно, но к текущей ситуации оно не имеет отношения. Мой повелитель, я, как всегда, исполню любой ваш приказ, не щадя себя. Никто не сражается за вас яростнее меня.

— Знаю, — произнес Эль’Джонсон. Поднявшись, он осторожно положил руку на наплечник Ольгина. — Не думай, что я путаю несогласие с неверностью. Открытая дискуссия меня не беспокоит. Нет, мы должны опасаться тайного инакомыслия.

Отойдя в сторону, Лев прошел через луч гололита, и его доспех на мгновение расцветили Пятьсот Миров. Примарх поднял руку, будто собираясь вырвать Зефат из звездной карты, но лишь подвел под него ладонь.

— Твои суждения логичны, Ольгин. Но выбирать нам придется не из пяти сотен планет. С чего же начать? Дюжина уже обыскана, и ни шепота о Ночном Призраке. Погоня за тенями… — Эль’Джонсон провел рукой через несколько десятков систем, задержал палец на Макрагге и вернулся к Зефату. — Беглец, которого преследует флот отмщения, должен был отступать быстро. Он постарался бы оказаться как можно дальше от Макрагга. Возможно, как ты сказал, рискнул бы затеряться в Гибельном шторме, где уже не виден свет маяка Соты. И он поступил бы разумно.

— Но Кёрз — существо, подвластное собственным порокам, направляемое безумием, — продолжил Лев. — Конрад неизбежно оставляет за собой след из крови и кошмаров. Он на каждом шагу дает выход своей злобе. Ему ничего не нужно от Хоруса — Кёрз презирает его так же сильно, как и Императора. Раб паранойи и бредовых идей, он то и дело вопит о свободе. Тебе не понять его, Ольгин, ведь ты рассудителен и вменяем.

— В таком случае, повелитель, как нам предугадать действия помешанного? Если Кёрз утратил разум и его поведение бессистемно, то это усложнит, а не облегчит поиски.

— Именно так. Конрад непредсказуем, мы не в силах определить место его новой атаки, поэтому вынуждены бежать по следу. Кёрз — хищник, и искать его нужно по останкам жертв. Вот почему мы должны не ограничиваться обычными средствами охоты, но найти более тонкие, неочевидные способы. Так, варп-видения библиариев — это не четкие описания, а полусны, основанные не только на фактах, но и на желаниях и эмоциях. Конраду не скрыться от них, как не скрыться от собственной природы.

Похоже, Ольгина такой ответ не совсем убедил, но Лев и не стремился к этому. Избранный лейтенант с полной искренностью заявил, что повинуется примарху, а большего Эль’Джонсон и не требовал. Он делился с воинами своими идеями только для того, чтобы облечь абстрактные замыслы в слова и составить план действий.

— Я подготовлю приказы для флота, мой повелитель, — сказал Стений и помедлил, изучая карту. — Кораблям следует прибыть прямо к Зефату, или вы назначите систему для сбора перед финальным прыжком?

Обдумывая вопрос, Лев возвратился к трону. Он сел, положил руки на подлокотники массивного кресла и оглядел своих офицеров.

— Всем кораблям полным ходом следовать к Зефату. Установить вооруженный кордон вокруг внутренних миров. Ни один звездолет не должен покинуть систему. Согласно моим действующим распоряжениям, в бой вступать только для самозащиты или при попытке прорыва блокады. Ожидать прибытия «Славных деяний».

Темные Ангелы кивнули, подтверждая, что приказы ясны. Флот уже тринадцать раз проводил такие операции, но Лев не потерпел бы излишней самонадеянности.

— Если Кёрз там, я лично разберусь с ним.

 

Глава 2:

Ужасное возвращение

Калибан, 011.М31

Захариил бежал.

До поверхности он не добрался.

Подземный тоннель изогнулся и взбрыкнул, словно необъезженный жеребец, сбив библиария с ног. Стены вздрогнули, стряхивая камни и феррокрит, будто отмершую кожу, под которой обнаружилось нечто мясистое и пульсирующее. Из расходящихся трещин выросли пучки кристаллов, похожих на быстро замерзающий лед. Они засияли лазурью, отбрасывая пурпурно-голубые тени на нутро прохода, что продолжал изменяться и сдвигаться вокруг легионера.

Нечто ударило Захариила в висок. Машинально вскинув руку, он призвал золотой энергетический щит, который отразил следующие обломки кладки. Громадные валуны рухнули рядом с воином, перекрыв дорогу вперед и назад. По скуле и шее библиария текла кровь. Ошеломленный, он пытался побороть неожиданную сонливость. Но уступил и утонул в полузабытьи.

Он услышал шорох. Вначале казалось, что это оседают камни, но потом явственно зашелестели листья. Ветви в лесу терлись друг о друга, их шуршание складывалось в беседу деревьев.

Мальчик давно выучил наречие леса, не хуже, чем язык своих родителей.

Сегодня все было спокойно. Сегодня души деревьев умиротворенно спали.

Захариил вспомнил охоту. Рослые воины выехали на нее, облаченные в кольчужные плащи, с заряженными лаз-пиками и взведенными пищалями. Вернулась только половина, но Великий Зверь, что разорил Денснур и Форденн, был убит, и лес вновь погрузился в сон.

Немиил похрапывал в соседней кроватке. Два дня назад в деревню пришел странствующий мудрец, и кузен с утра до вечера внимал дивным историям, прячась всякий раз, когда его звали домой. В наказание Немиила заперли в этой маленькой комнате и не разрешили смотреть на охотников, но Захариил помог ему ненадолго выбраться. После рассказов отшельника о Клемаге Феге, пещерном колдуне, кузен предложил вместе поискать знаменитый Золотой Грот.

Захариил слышал подобные байки так часто, что знал их не хуже мудреца. Они отзывались у него в душе, эти легенды о странных силах леса, о зове, который звучал лишь для обладателей особого дара. Сказание о Стикене Инеевом Воине, владыке ледяных заклинаний… Повесть о cаpe Фавоне и Охающей Жабе, спасенных от верной смерти таинственным незнакомцем…

Не забывал он и темные истории, жуткие до дрожи, но при этом самые интересные. Их рассказывали в назидание, ведь там говорилось о непослушных мальчиках и девочках, которые слишком далеко забрели в лес или чересчур углубились в пещеры.

Захариилу всегда хотелось исследовать тайные рощи, отыскать в подземном царстве сумеречный народец, знавший истинную суть этих легенд. Найти тех, кто помнил времена до появления леса, деревни, Ордена.

До возвышения Льва.

До прибытия легиона.

Придя в себя, библиарий не сразу вспомнил, кто он такой. Его озаряло лазурное свечение кристаллов, над головой застыли в шатком равновесии тысячи тонн обвалившейся аркологии. Захариила спас не только псионический щит, но и что-то еще — возможно, удача? Нет, вряд ли. Грезы о старых сказках, которые воин не вспоминал десятилетиями, наверняка имели какой-то особый смысл. К нему возвращалась память, загнанная вглубь при обучении в библиариуме.

Напоминание, что в темных уголках под миром некогда обитали иные силы.

Возможно, они остались там?

Поднявшись на одно колено, Захариил услышал громкий шорох и обернулся. Завал осыпался, в нем возникло нечто вроде коридора, ведущего на север.

В считаных метрах от воина стояла мертвая женщина. Глаза ее были полузакрыты. Голова, свернутая на плечо, не оставляла сомнений в том, что незнакомка мертва. Кроме того, ее синюю блузу и серые брюки покрывали алые пятна. Обычный человек не мог выжить, потеряв столько крови.

Легионер попытался встать, земля вновь задрожала, и ходячий труп покачнулся, словно тростник. Его вернула к жизни энергия, хлынувшая из недр разрушенной аркологии.

За неупокоенным телом виднелись другие — мужчины и женщины, несколько детей. Все одинаково бездыханные. Рабочие в форменных робах и комбинезонах, некоторые с горняцкими инструментами. Стало ясно, куда пропали люди с заброшенных раскопок наверху.

Из теней выступили новые мертвецы, больше трех десятков.

Выпрямившись, Захариил достал пистолет. У него было двенадцать болтов в магазине, запасной висел на поясе.

Но библиарий не нуждался в материальных снарядах.

Вскинув другую руку, он пронзил разумом невидимую дамбу, что сдерживала ужасную мощь варпа. В сознание воина немедленно хлынул поток энергии. Пурпурные разряды вспыхнули на расставленных пальцах Захариила, между их кончиками запрыгали крошечные искорки, ногти засветились, будто нити накаливания.

Тоннель перестал трястись, ходячие трупы отступили в синеватый полумрак. Своими идеально зоркими глазами космодесантник всмотрелся во тьму, ожидая появления иных врагов.

Червей. Смертоносных червей, которые атаковали его и других Темных Ангелов, когда легионеры изгоняли из этих пещер Уробороса.

Пока твари не появлялись — ни гигантские королевы, ни рабочие, ни солдаты.

Также не было признаков того, что чернокнижники, призвавшие Уробороса, сумели выжить. Их следов не оказалось и в поселении наверху — Захариил и лорд Сайфер не забывали об угрозе и выискивали любые мелочи, способные выдать присутствие терранских варпознатцев.

Используя псионическое чутье, библиарий не обнаружил поблизости никакого воздействия на эфир.

Но он отыскал нечто другое.

Не совсем пси-эффект, что-то неопределенное. Если бы пришлось объяснять такое явление человеку, лишенному дара, Захариил назвал бы его «псионическим ветром». Однако это был не просто ветер, а…

Бездна. Пустота. Отсутствие ментальной энергии.

Аномалия набирала силу. Разряды на пальцах легионера заискрили и потухли — его стиснули неодолимые псионические стены, выдавливая энергию, которую воин зачерпнул из варпа. Захариил вновь потянулся за барьер, отделив мысли от плоти, но они болезненно отразились обратно в мозг, и библиарий с криком рухнул наземь. Он прижал ладони к вискам, чувствуя, как нарастает давление извне.

Сердца забились быстрее — реакция на опасность, которую посторонний мог бы принять за страх. Но для космодесантника это был чисто физиологический процесс, не имеющий отношения к психике. Его тело просто готовилось к схватке, мозг перебирал варианты…

Нет. Захариил лгал самому себе.

Его пульс участился из-за страха.

Воин, окруженный чернотой антиварпа, был полностью отрезан от внешнего мира и испытывал абсолютное одиночество. Темный Ангел не мог заглянуть в недра аномалии, чудовищно громадной и неизъяснимой, непознаваемой для разума смертного, даже библиария. Захариил не понимал, что происходит; ни разу во время тренировок он не чувствовал себя таким беспомощным, изолированным от реальности.

Затем пришло понимание, и легионер с трудом сглотнул.

Псионическая пустота была не эффектом присутствия Уробороса. Она была самим Уроборосом! Кольца его нематериального тела, что опутывали сердце Калибана, высасывали пси-энергию из варпа и выбрасывали ее в материальную вселенную.

И сейчас они стягивали Захариила.

Он не видел червей и не мог их увидеть. Твари были физическим проявлением Уробороса, пузырьками на поверхности воды, которые указывали, что в глубине притаился хищник.

Когда воин внимательно осмотрел разломы и трещины в феррокрите, осознал суть пульсирующей массы под плиткой и кладкой, даже легионная закалка не удержала его от судороги ледяного ужаса.

Ему открылось, почему Уроборос оставался незримым. Библиарий находился не на поверхности, но в недрах мира. Он попал в брюхо Червя-покорителя.

Он оказался внутри варп-зверя.

Свет кристаллов угас, и воцарилась тьма.

Захариил пал.

 

Глава 3:

Ангелы Воздаяния

Ультрамар

Визуальный поток на экране отсутствовал, но аудиосистема разносила грохочущий голос Редлосса по тронному залу примарха. Ольгин, стоявший возле Льва, одновременно наблюдал за повелителем и вслушивался в передачу. Эль’Джонсон по недавно вернувшейся к нему привычке сидел на калибанском кресле. Доклад он принимал с бесстрастным и сосредоточенным видом.

— Ничего нельзя было поделать. «Гордость монарха» и три корвета, прибывшие первыми, обнаружили на орбите неизвестную боевую баржу с четырьмя эскортами. — Слова избранного лейтенанта иногда тонули в реве моторов и треске очередей. Он громко хмыкнул, вероятно, замахиваясь на кого-то своим широколезвийным топором. — Наши попытались навязать бой, но корабли изменников бежали. Предполагаю, что у них имелись псайкеры, которые предсказали появление остального флота, иначе зачем бы им отступать при перевесе в огневой мощи? По данным авгуров, один из неприятельских звездолетов принадлежал Несущим Слово, все остальные — Пожирателям Миров.

— Они покинули систему? — спросил Лев, подавшись вперед.

После некоторой паузы раздались глухой вскрик и характерный хруст расколотой брони. Фарит тихо выругался.

— Направились прямо к точке выхода и прыгнули, как только смогли, мой повелитель. — Редлосс вновь замолчал, уже для того, чтобы перевести дух. — Разумеется, не все предатели скрылись… Я попробую взять нескольких живьем для допроса, но с Пожирателями Миров это не так-то легко. Навигаторы рассчитали вероятный курс и расстояние перехода. Они предполагают, что враги отбыли в направлении Экзилы-Сигма-Восемнадцать. Другие обитаемые системы в радиусе семи световых лет отсутствуют.

— «Предполагают». — Ольгин позволил себе разочарованный вздох. Примарх раздраженно поджал губы, но промолчал. — Если Кёрз и был здесь, теперь он уже далеко.

В динамиках прогремел взрыв, явно вблизи от Редлосса, и наступила тишина.

— Фарит? — Ольгин говорил спокойно, хотя нервничал все сильнее. — Брат, что случилось?

Через несколько напряженных секунд вокс захрипел снова.

— Извините, мой повелитель, они, кажется, выкатили «Поборника».

Канал остался открытым, но Редлосс опять замолчал. Ольгин и его господин также хранили безмолвие. Тянулись минуты, гудение двигателей звездолета лишь изредка прерывалось грохотом какого-то тяжелого оружия или бессловесным рыком Фарита из вокс-динамика. Судя по кратким всплескам помех, избранный лейтенант отдавал приказы на другой частоте.

Погрузившийся в раздумья Лев наконец заговорил.

— Кёрза здесь не было, — медленно произнес он. — Конрад не трус, совсем наоборот. Он порывист, несдержан. Готов рискнуть многим, чтобы доказать свою правоту.

Ольгин заранее предупреждал, что бросок к Зефату, скорее всего, не принесет успеха, и оказался прав. Напомнив об этом сейчас, он поступил бы просто незрело и точно не обрадовал бы своего повелителя. Лейтенант поискал какие-нибудь успокаивающие слова, но банальности также вызвали бы неудовольствие Эль’Джонсона.

В итоге он решил промолчать.

Вокс внезапно и неразборчиво заверещал, после чего раздался невозмутимый голос Редлосса.

— Кто-то высаживался на планету, — доложил офицер Крыла Ужаса. — Корабли ведь не были пустыми. С поверхности приходят лишь отрывочные сообщения. Похоже, от всемирной системы управления ничего не осталось. Орбитальные укрепления полностью уничтожены.

— Тут мы ничем не поможем, — заметил Ольгин и отошел в сторону, пропуская Льва к пульту управления. Тот вызвал на экран карту Пятисот Миров. — Преследуем изменников до Экзилы-Сигмы-Восемнадцать? Или поищем в другом месте?

— Мой повелитель, прежде чем принять решение, вы должны кое-что увидеть. — Фарит переключил сигнал на проектор, и звездный атлас сменился пейзажем разрушенного города. — Прямая трансляция со шлема легионера с «Усердного служителя». Он в числе первых высадился на Зефат.

Здания на экране были построены из красного кирпича, с разноцветными оштукатуренными фасадами. От большинства домов остались только груды обломков высотой в несколько этажей, но кое-где среди искореженных металлических каркасов виднелись уцелевшие лестницы или вытяжные трубы. Землю вокруг них усеивали воронки. Ольгин распознал громадные кратеры от орбитальных ударов, но внутри них попадались менее крупные следы артиллерийских обстрелов или воздушных налетов.

— Совершенно неоправданно, — заметил он. — Не понимаю, зачем…

Точка обзора сместилась, и офицер умолк. Легионер внизу перебрался через рухнувшую жилую постройку — гору расколотых обугленных кирпичей, из которой торчали руки, ноги и головы людей. Конечно, Ольгин уже видел подобные картины и осекся не из-за мертвецов.

Но за руинами обнаружилось нечто иное. Находившийся вдали объект был затянут клубами дыма и пыли, поэтому командир братства не сразу определил его величину. Казалось, над городом высится светло-серая башня.

Коснувшись пульта, примарх развернул изображение на весь экран. Увидев ярко-синие вспышки прыжковых ранцев, Ольгин сумел точнее оценить размер колонны. Влетевшие в поле обзора десантные корабли также помогли понять ее масштабы.

— Около полукилометра в высоту, — сказал офицер. — Что это такое?

Эль’Джонсон наблюдал за развитием событий, молча и сузив глаза.

Легионер запустил реактивный ранец, и объект резко приблизился. Другие штурмовые десантники мчались рядом с ним, совершая пятидесятиметровые скачки. После трех прыжков отделение остановилось. Трансляция шла без звука, но было понятно, что воины встревожены. Они переглядывались, некоторые указывали вперед.

Изображение увеличилось. Лев со свистом втянул воздух сквозь зубы.

Колонна состояла из скелетов. Одного, десяти, сотни тысяч — сосчитать было невозможно. Жуткий шпиль усеивали черепа. Когда башня приблизилась вновь, Ольгин разглядел даже, что в их ушные отверстия вставлены ободранные пальцы и другие мелкие кости, складывающиеся в буквы. Он не мог прочесть надписи, но в этом и не было нужды.

— Зачистить зону для моего прибытия, — тихо произнес Эль’Джонсон, и Ольгин понял, что его повелитель едва сдерживает ярость.

Вблизи колонны оказались еще омерзительнее. Ветер, словно дохнувший из склепа, овеял примарха смрадом разлагающейся плоти и засохшей крови. Лев направился к уродливому монументу. Щебень скрипел у него под сабатонами. Подняв голову, Эль’Джонсон сощурился от яркого солнца. Стояла чудная летняя погода, из-за чего костяные обелиски на среднем и дальнем расстоянии выглядели еще более гротескными. Они тянулись к безоблачным небесам цвета индиго, словно тонкие светло-серые пальцы. Такой пейзаж должны были озарять молнии, сверкающие из черных туч, а не теплый дневной свет.

— Все даже хуже, — ровно произнес Редлосс.

— Хуже? — шепотом переспросил Лев, сжимая кулаки.

— Я сверился с картами, составленными на Макрагге. В этом городе, Антиласте, жили пять миллионов человек. Уцелевших пока не нашли, — пояснил Фарит.

— Зачем? — Другие вопросы не приходили Ольгину в голову. — Это не завоевание, а бойня. Какую цель они преследовали?

— Ты снова ищешь смысл там, где его нет. — Примарх глубоко вздохнул. — Но определенная логика здесь имеется.

— Возможно, это совершил Кёрз? — предположил лейтенант. Он не мог оторвать взгляд от монументов.

Редлосс повел их к ближайшей башне. Арочный проход в нее оказался достаточно высоким даже для Льва. Внутри воины увидели, что произошло с остальными частями тел. С жертв аккуратно сняли кожу, сохранив черты лиц и родимые пятна, и растянули ее на костяных рамах наподобие гобеленов Альдурука. На стенах висели гирлянды гниющих кишок, которые образовывали тошнотворные символы и округлые знаки какого-то алфавита.

— Нет, — Эль’Джонсон только теперь ответил своему офицеру. Он разглядывал башню, всматриваясь в кошмарные образы, заставляя себя изучать кровавую работу Несущих Слово, — очевидно, здесь приложили руку именно легионеры Лоргара. — На это ушло много сил. Пожиратели Миров и Несущие Слово не стали бы подчиняться Кёрзу, а тот не захотел бы командовать ими. Конрад бросил даже собственных воинов, теперь он — одинокое чудовище.

Взгляд Льва прояснился, его мысли обратились к настоящему.

— Все это, — он указал на стены, — создано умышленно, для особых ритуалов. Не от бессмысленной жестокости. Здешний кошмар служит или служил какой-то цели. Мы уже видели многое, что не поддается разумному объяснению, Ольгин. Такова новая реальность.

— Если это устроил не Кёрз и его тут вообще не было, погонимся ли мы за преступниками, повелитель? — уточнил Фарит.

— Пусть навигаторы уточнят свои расчеты, — медленно кивнул Лев, обращаясь к Ольгину. — «Предположений» нам недостаточно.

Избранный лейтенант собирался подтвердить приказ и отбыть, но его комм-модуль дальнего действия вдруг запищал. Ольгин протянул устройство примарху:

— Стений, мой повелитель.

Громоздкая рация идеально легла в ладонь Эль’Джонсона.

— Простите за беспокойство, повелитель, — начал капитан. Видеосигнал чуть запаздывал, и движения губ Стения на экране не совпадали с его словами. — Нас вызывает «Колгреванс». Лейтенант Нераэллин хочет говорить с вами напрямую.

— «Колгреванс». Фрегат на патрульной орбите над южным континентальным архипелагом. Интересно, — произнес Лев после секундной паузы. Командир патрульного корабля находился достаточно низко в иерархии легиона, чтобы запрос прямой связи с примархом показался необычным. — Дозволяю аудиенцию.

Лицо Стения сменилось изображением Нераэллина на мостике фрегата. Лейтенант, стоявший чуть поодаль от модуля пикт-захвата, разговаривал с кем-то из подчиненных. Услышав, что его зовет офицер связи, воин удивленно обернулся. Его нос и большую часть левой щеки скрывал уродливый старый шрам.

— Мой повелитель! — Легионер трижды поклонился, следуя этикету, но поспешнее, чем требовали приличия, и казалось, что он торопливо кивает. — Не ожидал, что меня так быстро соединят с вами.

— Я внимательно слушаю тебя, лейтенант.

Лев почти улыбнулся, заметив на лице Нераэллина выражение, с которым мышка могла бы смотреть на снижающегося ястреба. Через несколько секунд лейтенант пришел в себя, откашлялся и дал знак офицеру связи. Почти тут же на экране возникло изображение облачного неба над безлюдным побережьем.

— Мой повелитель, во время первого прохода мы засекли необычный энергетический выброс вблизи береговой линии южной континентальной гряды. — Экран разделился, в одной из половин вспыхнула приблизительная карта южных океанов Зефата. Впрочем, прямой видеосигнал был нечетким и мелкие детали размывались. — Предположив, что это уединенный поселок или научная станция, я отправил штурмовой корабль на облет территории. Обнаружено следующее.

Эль’Джонсон не без труда разглядел в окошке пикт-захвата высокие стены в кольце укрепленных башенок, дотов и других фортификаций. Обледенелая земля вокруг них была изрыта котлованами и шахтами, словно на масштабных раскопках.

— Заброшенная крепость, — сказал примарх.

Нераэллин промолчал, и через несколько секунд стало ясно почему. Экран расцвел вспышками взрывов и росчерками лучей. Пилот совершил маневр уклонения, горизонт резко завалился набок, но миг спустя в корабль вонзилось два световых пучка — очевидно, разряды лазпушек. Изображение быстро завращалось, через несколько секунд земля рванулась навстречу камере, и сигнал пропал.

— Автоматические системы?

— Нет, мой повелитель. Отчеты авгуров, поступившие с видеопотоком, подтверждают наличие жизни. В цитадели есть гарнизон.

— Возможно, жители Зефата? — предположил Ольгин. — После нападения изменников они вполне могли счесть наш корабль вражеским.

— Оборону зефатийцев полностью уничтожили, повелитель, — напомнил Редлосс. — При всем безумии, что мы видим на поверхности, этот мир атаковали легионеры. Они провели штурм с безжалостной дотошностью.

— Значит, предатели еще здесь. — Низкий рык Льва отозвался дрожью в животе Ольгина.

— Товарищи на звездолетах бросили их, как и тех, с кем мы дрались в зоне высадки, — заключил Фарит. — Струсили.

— Или понадеялись отвлечь внимание от планеты, — возразил примарх. — Мы предположили, что враги засекли приближающийся флот и испугались его мощи. Не исключено, что они приняли наш передовой отряд за разведгруппу и пустились в бегство, надеясь увести ее от Зефата, не допустить тщательного осмотра поверхности.

— У изменников остались в этом мире неоконченные дела, — сказал Ольгин. — Но они и так слишком задержались тут.

— Долго жалеть об этой ошибке им не придется, — пообещал Лев, выпрямляясь. Он настроил комм-станцию для многоканальной передачи. — Стений! Сколько космолетов уже прибыло?

— Семнадцать кораблей авангарда, мой повелитель. — Кто-то заговорил на заднем фоне, и капитан помедлил, сверяясь с последними данными. — Поправка, на орбите восемнадцать кораблей авангарда. Восемь основных космолетов флота, четыре сопровождающих транспортника и полдюжины судов вспомогательной флотилии.

— Всем кораблям с десантными средствами приготовиться к высадке легионеров.

— Там почти десять тысяч Темных Ангелов, повелитель, — произнес лейтенант Крыла Смерти. — В крепости вряд ли больше пары сотен предателей.

— У тебя завидные способности к математике, Ольгин, — съязвил Лев и вновь обратился к межканальному экрану. — Капитан Нераэллин?

Командир «Колгреванса» все это время вежливо молчал и не сразу понял, что Эль’Джонсон обращается к нему.

— Я… гм… лейтенант… лейтенант Нераэллин, мой повелитель, — выговорил он, явно не радуясь тому, что вынужден поправлять примарха.

— Ты не понимаешь, капитан, — ответил Лев, положив тяжелую ладонь на навершие меча у пояса. — Право возглавить первую штурмовую высадку не может принадлежать лейтенанту.

К чести Нераэллина, он быстро сообразил, в чем дело. Офицер не стал улыбаться или открыто радоваться повышению, лишь уважительно поклонился.

— Я сделаю все, чтобы вы не пожалели о своем решении, повелитель, — торжественно заявил новоиспеченный капитан.

— Сделаешь, — согласился Лев. Выйдя из башни, он направился обратно к «Грозовой птице», легионеры поспешили следом. — Для начала передай мне все тактические отчеты, имеющиеся на данный момент. Стений, подготовь флот для наземной атаки. Фарит, собери старших офицеров. Я проинструктирую их через час. Воздаяние близко.

Слова Эль’Джонсона подтвердились. Наблюдая за штурмовыми кораблями капитана Нераэллина, примарх стоял в открытом десантном люке «Грозовой птицы». Сильный ветер трепал его плащ.

Большая часть вражеского оплота уже превратилась в обломки и расплавленный шлак. Цитадель сровняли с землей так же систематично, как изменники уничтожали города Зефата. Град плазменных боеголовок почти закончился, на руинах крепости вспыхивали последние миниатюрные солнца. Впрочем, основные силы противника наверняка укрылись в бомбоубежищах. Орбитальные удары разрушили орудийные башни и установки ПВО, но окончательная зачистка, как и всегда, была задачей легионеров.

Лев вознаградил Нераэллина, позволив ему возглавить авангард, однако хотел как можно надежнее покончить с предателями. Увидев, как приземляется впереди «Громовой ястреб» капитана, примарх выпрыгнул из своего корабля. Пролетев пятьдесят метров, Эль’Джонсон расколол ногами стеклянистые остатки бункера. Реактивные струи садящейся «Грозовой птицы» взметнули клубы серого пепла, который припорошил лицо и волосы Льва.

Запах, если не считать слабого оттенка горелой плоти, показался ему странно приятным — Эль’Джонсон вспомнил, как зимой в Альдуруке топили камины, согревая огромные залы. Из горной долины за цитаделью прилетел студеный ветерок, несущий чистоту ледяной воды, хвойного леса и свежевыпавшего снега.

Подняв голову, примарх улыбнулся. Плазменные и лэнсовые залпы безжалостно выжгли облачный покров, и в небе ослепительно пылало солнце. В индиговом просторе он видел силуэты десантных капсул и кораблей. И, что более важно, их видели уцелевшие зефатийцы. Из поколения в поколение здесь будут рассказывать о том дне, когда пришли спасители — Темные Ангелы.

В небе становилось тесно от снижающихся боевых машин, но выхлопные струи плазменных ускорителей и тормозных двигателей почти терялись в блеске полуденного солнца. Лев намеренно выбрал этот час для акции возмездия. Никаких штурмов на рассвете или закате; пусть яркий свет дня озарит его падающий клинок.

— Проникаем на подуровни слева! — рявкнул Нераэллин и махнул своим отделениям. — Мелта-расчеты!

Надежные укрепления под бастионом в целом выдержали орбитальный удар. Как и в случае с начальной атакой на Зефат, изменники следовали при обороне доктринам Легионес Астартес, что выглядело странным на фоне варварского геноцида. Тем не менее на отдельных участках, где выгорело несколько метров почвы, наружу выступили округлые феррокритовые тоннели и керамические опорные балки. Нераэллин с тремя легионерами подошел к одной из обнажившихся секций.

Воины держали мультимелты — громоздкое и эффективное только вблизи, но очень разрушительное оружие. По команде капитана они выстрелили в крышу тоннеля. Сосредоточенный поток высокоэнергетического излучения испарил феррокрит в диаметре три метра.

Эль’Джонсон окликнул Нераэллина, когда тот собирался прыгнуть в почти идеально круглую дыру:

— Капитан!

Обернувшись, капитан увидел, что примарх подходит к нему и вынимает меч.

— Мой повелитель? — Голос легионера едва заметно дрогнул. Скорее всего, от воодушевления, но, возможно, и от боязни того, что господин передумал.

Примарх указал в отверстие:

— Пленных не брать.

Вокруг Фарита Редлосса, который шагал по расколотым и оплавленным камням внутренней стены, свистели болты. Порой раздавался вой более тяжелых снарядов для автопушки «Жнец». Стреляли из амбразуры бункера в сотне метров впереди — эта точка по прихоти теории вероятностей уцелела в шквале плазменных и торпедных атак. Вспомогательную базу, выстроенную над одной из шахт на нижних склонах горного хребта, прикрывало еще несколько таких огневых позиций.

Пока Лев прочесывал подземные коридоры главной крепости, офицеры его командного совета зачищали уцелевшие наземные постройки. До сих пор сложностей не возникало, но сейчас перед Редлоссом выросло восемь рядов толстых стен с контрфорсами, высеченных из сплошной скалы.

Как только к ним выдвинулись капитулы Двадцатого, Тридцатого и Тридцать первого орденов, заговорили тяжелые орудия защитников цитадели. Долгое эхо артиллерийских залпов разносилось среди утесов, прерываемое грохотом разрывов на дне горного ущелья.

Фарит присоединился к паладину Ксавису из Двадцатого, который изучал бастион, укрывшись за кожухом траков «Лэндрейдера». Лобовая броня тяжелого танка, выкрашенного в черный цвет, была изрыта бороздами и вмятинами от прямых попаданий, расчерчена царапинами от случайных осколков. Землю вокруг него покрывали воронки, следы минометного обстрела. Очевидно, Ксавис не мог продвинуться уже несколько минут.

— Закавыка, — пробормотал Редлосс, влезая на спонсон с лазпушкой и оттуда — на крышу «Лэндрейдера». Космодесантник за тяжелым болтером возле верхнего люка удивленно обернулся к нему. — Смотри и наводи на врага, легионер!

На глазах Фарита бронетанковый взвод Темных Ангелов открыл огонь по ближайшей линии укреплений. Их атаку отразил полуреальный заслон голубоватого света: лазлучи и снаряды бессильно вспыхнули на энергетическом щите в паре метров от стены.

— Можешь прикинуть, сколько их там? — спросил Редлосс у паладина.

— Несколько десятков, судя по данным сканирования. Достаточно, чтобы оборонять бастион. — Ксавис покачал головой. — Даже будь у нас двадцать тысяч воинов, это ничего бы не изменило: мы не можем добраться до врагов. Выбивать их оттуда придется несколько дней, а то и недель. Избранный лейтенант, я официально запрашиваю поддержку твоего братства и передаю тебе командование участком на время последующей операции.

Крыло Ужаса, как и все прочие Крылья Темных Ангелов, объединяло в себе черты древних терранских формирований и «братств» калибанского Ордена. Его существование подчинялось догмам «Principia Belicosa», фундаментального труда, определяющего традиции и организацию Легионес Астартес. Тем не менее Крылья, возникшие до того, как легион вобрал в себя рыцарей Калибана, даже раньше, чем слились воедино Шесть Ангельских Воинств — Гексаграмматон, — со временем впитали все лучшее, что имелось в обоих организациях.

— Ты уверен, брат? — Фарит взглянул на паладина. — Я не стану щадить твоих воинов. Может, посоветуешься с нашим повелителем?

— Мне думается, при быстром штурме потери будут меньше. Лев наделил меня всеми полномочиями на тактическом уровне, и я вправе запросить атаку Крыла Ужаса.

— Ладно, просто хотел уточнить.

Редлосс жестом велел стрелку освободить люк и спустился в «Лэндрейдер». Сразу направившись к вокс-станции, Фарит настроил передатчик на свой личный канал — командную частоту братства.

— Зеркало вращается, зерна рассыпаются, — передал он кодовую фразу, приказ о сборе Крыла Ужаса. — Как слышишь меня, «Нетерпимый»?

— Говорит Таразант. Слышу тебя, Несущий Ужас. «Нетерпимый» на позиции сорок-альфа. Через две минуты займем орбиту над твоей позицией.

— Нужен обстрел по площади, километр в ширину, два в длину. Огонь по моей команде.

— Понял, залп главным калибром по твоей команде.

Подтвердив это, Редлосс начал следить за развертыванием других своих братьев. На разных участках фронта определенные бронемашины и отделения покидали строй, направляясь к его «Лэндрейдеру». Воины, сражавшиеся под землей вместе с примархом, не выходили из боя — вызов Фарита предназначался только тем, кто мог ответить, и не отменял прежние приказы.

Прошагав по десантному отсеку, Редлосс открыл люк. За опустившимся пандусом показались стены вражеской крепости, сияющие дульными вспышками тяжелых орудий. Тут же Таразант сообщил, что «Нетерпимый» вышел на заданную позицию.

Ксавис, поднимаясь навстречу Фариту, отсалютовал ему.

— Не слишком увлекайся, — сказал командир Двадцатого ордена. — Может, цитадель нам еще понадобится.

— Раньше надо было думать, брат-паладин, — отозвался Редлосс.

Он сошел на землю, оттаявшую в волнах жара от танковых двигателей и разрывов снарядов. Неприятель вел огонь по участку в нескольких сотнях метрах слева от Фарита, где находилась линия укреплений «Эгида», сброшенная с орбиты. Роты, которые закрепились там, вели перестрелку с изменниками во внешнем кольце обороны базы, используя промежутки между громоподобными залпами.

Редлосс, хоть и был избранным лидером Крыла Ужаса, не все знал об истоках этого формирования, поскольку родился на Калибане. Его предшественник, терранин из Альбии по имени Константин, раскрыл Фариту некоторые секреты и таинства, но не рассказал ничего важного из истории братства. Какие-то мелочи легионер почерпнул в разговорах с другими избранными лейтенантами, но даже сейчас, почти через два века после создания организации, легенды о прошлом Крыла Ужаса были удивительно смутными и полными иносказаний.

Насколько понимал Редлосс, в ходе Объединительной войны сам Император создал Шесть Воинств, каждое из которых то ли выполняло уникальные задачи, то ли состояло из схожих по навыкам бойцов. Их названий, если они вообще имелись, Фарит не знал. «Крыльями» эти братства окрестили уже по обычаю калибанского Ордена. Воинства, будучи слишком специализированными, никогда не сражались по отдельности — ни в кампаниях на Терре, ни на первых этапах Великого крестового похода. Вместо этого их подразделения собирали в тактические группы всевозможных размеров и обозначений. Количество бойцов того или иного Воинства в данных армиях всякий раз зависело от конкретных условий операции.

Теперь к бесценной помощи братств могли прибегать фронтовые командиры, как только что поступил Ксавис.

Земля задрожала, и «Лэндрейдер» накрыла тень штурмового танка «Спартанец», который остановился возле Редлосса. На черном боку громадной бронемашины находилась эмблема Темных Ангелов, но навершие меча имело форму черепа в песочных часах, личного герба избранного лейтенанта. Такой же символ присутствовал в геральдике всех бойцов Крыла Ужаса.

«Спартанец», старший брат «Лэндрейдера», был тяжелым ударным транспортом с вместимостью до двадцати пяти космодесантников. В траки великана набились грязь и песок из промерзшего грунта, его вытяжные трубы дымили, словно пасть дракона. Счетверенные лазпушки в спонсонах, повернувшись к феррокритовому бункеру неподалеку, вспороли его очередью рубиновых лучей.

В толстом прямом борту танка распахнулся люк, и наружу выглянул Данай, воин Третьего ордена. Лейтенант-преемник Крыла Ужаса был облачен в терминаторский доспех и почти целиком заполнял собой проход.

— Приветствую Несущего Ужас, — согласно этикету произнес он и шагнул назад, пропуская Фарита в командную машину.

— Продолжим наши уроки, — сказал Редлосс, забираясь в огромный транспорт.

Десантный отсек был заполнен только наполовину — там находились пятеро бойцов из «пантеона» Фарита и еще пять терминаторов под началом Халсвейна. Все легионеры имели при себе то или иное тяжелое оружие; на их доспехах виднелись символы полудюжины отделений из двух разных орденов.

Усевшись, Редлосс положил на колени топор с длинной рукоятью и жестом подозвал к себе заместителя:

— Что ты запомнил из последней беседы, Данай? Расскажи мне о Гексаграмматоне.

— Мы говорили о былых временах на Терре, — ответил он. — Вы объясняли, что к бойцам того или иного Воинства обращались при возникновении специфической угрозы либо тактической ситуации. Примерно как сейчас. Лидер Воинства, избранный братьями по общине, а не назначенный Императором, временно принимал руководство сражением или целой кампанией, чтобы наилучшим образом использовать навыки подчиненных. Но я не понимаю, что произошло с Гексаграмматоном в других легионах. Почему он сохранился только в Первом?

— Эту тайну я не могу разгадать, — сказал Редлосс. — По причинам, известным только ему, Император отказался от Гексаграмматона и разработал структуру Легионес Астартес на основе написанной им «Principia Belicosa». Тем не менее прежние узы братств не разорвались в Первом легионе — Шесть Воинств сохранили у нас свое имя и предназначение. Другие легионы, созданные с чистого листа, не имели таких прародителей.

Фариту было доверено использование уникальных стратегий и технологий. Он обладал не только временным правом командования, но и духовной властью над бойцами. Изучив обычаи и методы Крыла Ужаса по рассказам и на примерах битв паладина Константина, калибанец теперь передавал знания Данаю, которого братья провозгласили его преемником.

Преемник обязан был тенью следовать за Редлоссом при сборе Крыла Ужаса и принять руководство в случае гибели избранного лейтенанта. Этот протокол «последнего вздоха» обеспечивал непрерывность цепи командования: у Даная был собственный ученик, Халсвейн, который занял бы место наследника, погибни тот раньше Фарита, и так далее. Все бойцы внутреннего круга наставляли возможных заместителей, которые сопровождали их в сражениях.

— Ну как, поубиваем изменников? — спросил Редлосс своих воинов, которые закивали и что-то проворчали в ответ. Он включил комм-сеть. — Вы знаете меня, я знаю вас, братья по Крылу Ужаса. Наша цель перед нами. Мне не нужно объяснять, что требуется сделать. Мы нарисуем картину победы кровью врагов! Пока в этой крепости дышит хоть один предатель, поле битвы принадлежит Крылу Ужаса! Таразант?

— Готов, Несущий Ужас.

— Да опустится тьма.

 

Глава 4:

Мы — Смерть

Ультрамар

Почти пятнадцать сотен воинов Крыла Ужаса ответили на призыв Редлосса. Многие прибыли в «Носорогах», «Лэндрейдерах», «Спартанцах» и другом транспорте. Несколько сотен пеших бойцов выстроились за бронемашинами своих братьев.

Двигатели умолкли, полторы тысячи легионеров замерли и погрузились в себя, вызывая в памяти доктрины Крыла Ужаса.

Из внешних вокс-динамиков и вещательных систем бронетехники послышались медленные песнопения.

Поначалу они были почти неслышными: тихими как вздох, затем — как шепот. Холодный ветер трепал стяги в форме силуэта песочных часов, осыпал снегом черные доспехи. Шепот перерос в бормотание, пока еще неразборчивое. Фарит из «Спартанца» транслировал сигнал сети Крыла Ужаса по всем неприятельским каналам, наполняя частоты голосами своих воинов.

«Нетерпимый» на низкой орбите повернулся носом к поверхности, словно превратившись в черно-золотое копье. Из его бортов выдвинулись лопасти, сделавшие корабль похожим на километрового ископаемого ящера.

В напеве зазвучали отчетливые слова — по-прежнему тихо, но уверенно, как первый раскат грома в далеких грозовых тучах. Крыло Ужаса сражалось открыто, оно не прятало свои замыслы от врагов. Его воины не искали силу в праведном гневе. Они не нуждались в обоснованиях или восхвалениях их действий.

Крыло Ужаса просто было.

— Мы пришли, — провозгласили его бойцы. — Мы — смерть.

По всей длине «Нетерпимого» засверкали молнии: лиловые и синие дуги, которые перепрыгивали между лопастями от кормы к носу. Через несколько секунд по кораблю прокатилась еще одна волна энергоразрядов. Паузы между вспышками непрерывно сокращались.

Воины Крыла Ужаса заговорили отчетливо, неторопливо и настойчиво, выдавливая слова сквозь зубы, стиснутые в волчьем оскале:

— Мы пришли. Мы — смерть.

— Мы пришли. Мы — смерть.

Редлосс присоединился к хору. В одной руке он держал громадный боевой топор, другой, сжатой в кулак, тихо отстукивал ритм на пульте комм-станции.

— Мы пришли. Мы — смерть.

Все остальные Темные Ангелы отступили по команде своих паладинов. Крыло Ужаса заполнило возникшие бреши — транспорты выдвинулись вперед, отделения заняли новые позиции, и стена черной брони выровнялась под градом падающих вокруг ракет и снарядов. Бойцы вновь замерли в строю, таком же непрерывном, как звучание их девиза.

— Мы пришли. Мы — смерть.

Ритм их громкой, настойчиво произносимой мантры все ускорялся.

Всполохи лазурного огня вокруг «Нетерпимого» стали почти непрерывными. С поля битвы казалось, что в разрыве облаков засияла фиолетовая звезда.

— Мы пришли. Мы — смерть.

Речь превратилась в крик. В нем звучала не угроза, но обещание. Фарит молотил кулаком по пульту, вминая металл. По всей шеренге звучал грохот латных перчаток, бьющих в унисон по нагрудникам доспехов или корпусам танков. Каждые полсекунды, с точностью метронома, над ущельем прокатывался металлический гром, заглушавший какофонию лазерных залпов и снарядов автопушек.

— Мы пришли. Мы — смерть.

Все как один, воины Крыла Ужаса сделали пять шагов вперед в ритме скандирования. Бронемашины с рычанием проехали дальше.

— Мы пришли. Мы — смерть.

Вихревые потоки энергии омывали «Нетерпимого», пустота вокруг него сгибалась и искажалась, будто отраженная в кривом зеркале. Вспышки молний порождали невозможные тени в космическом вакууме.

— Мы пришли. Мы — смерть.

Крыло Ужаса быстрым маршем направилось к цитадели. Бойцы ступали в ногу, бронемашины прикрывали их от огня изменников, перенацеливших орудия в бункерах.

Взобравшись по лестнице к командирскому люку, Редлосс вылез на крышу «Спартанца». Танк полз в общем строю, его двигатели урчали, как спящий великан. Держа двуручным хватом громадный топор с лезвиями в виде силуэта песочных часов, легионер потрясал им в такт мантре.

— Мы пришли! — взревел Фарит. — Мы — смерть!

«Нетерпимый» произвел залп.

С поверхности Редлосс увидел снижающийся сгусток мрака. Этот черный шар, похожий на антисолнце, как будто не падал под воздействием гравитации, а скользил вниз через слои реальности. Он двигался медленнее, чем снаряд или ракета, — немыслимо плотный, но при этом неосязаемый.

— Мы пришли. Мы — смерть.

Отголоски девиза в последний раз пронеслись над ущельем. Сфера тьмы с «Нетерпимого» коснулась поверхности и исчезла, пройдя сквозь лед и грязь. Несколько секунд ничего не происходило.

Разлом возник в мгновение ока. Окольцованный молниями овал негармоничных энергий заполнил пространство между бастионом и Крылом Ужаса. Его потрескивающий разрядами край остановился лишь в сотне метров от Фарита. Воздух расколол визг, как от точильного камня божества. Динамики и вокс-системы отозвались пронзительными воплями помех. Миллион тонн мерзлоты завис в синеватом поле, самые крошечные камни и горстки пепла заискрили дуговыми варп-разрядами.

В глубинах разлома шевельнулось что-то почти неразличимое, неуловимо похожее на лица или загребущие когти. Они напоминали следовые образы, которые проявились в трех измерениях на растянутой оболочке бытия и давили на мембрану между реальностями, сделавшуюся видимой только после возникновения этих силуэтов.

Редлосс затаил дыхание. Он не уставал восхищаться красотой подобных моментов.

Через долю секунды эфирное поле стянулось, как будто грозовая туча сжалась в единственную каплю дождя. Грязь, снег, феррокрит, плоть, металл, керамит, кости — все исчезло с хлопком, который заглушил прочие шумы сражения. Авточувства доспеха фильтровали грохот, что отражался от стен ущелья, но в искусственной тишине Фарит ощутил содрогания земли даже сквозь рокот двигателей «Спартанца» и скрежет его траков.

На месте схлопнувшегося варп-разлома осталась идеально гладкая выемка десятиметровой глубины в форме половинки яйца.

Боевые машины Крыла Ужаса ускорились, начиная спуск, легионеры не отставали от них, широко шагая в силовых доспехах. Громадные орудия крепости запаздывали с наводкой, поэтому огненный вал разрывов катился позади наступающей черной шеренги.

Через пятнадцать секунд братство миновало зону поражения главных батарей, и яростный артобстрел прекратился. Его сменили вспышки лазерных лучей и стрекот автопушек. Тяжелые болтеры с рычанием метали скоростные снаряды в приближающихся Темных Ангелов.

Крыло Ужаса открыло ответный огонь. Болты легионеров проходили сквозь защитное поле, но энергоразряды и снаряды тяжелых орудий по-прежнему отражались от нематериального заслона.

— Пронзить сердце! — рявкнул Фарит в канал связи.

К вою реактивных перехватчиков над головами добавился грудной рев штурмовых таранов «Цест». Тупоносые машины с толстыми прямыми бортами понеслись к цитадели, оставляя за собой плазменные выхлопы. Над лобовыми секциями «Цестов» замерцали голубоватые силовые поля. Зенитные установки бастиона ожили и расчертили небо трассами разрывных снарядов, на усиленных корпусах десантных кораблей заискрили рикошеты мультилазерных очередей.

Ускорители летающих таранов вспыхнули ярче солнца, и машины промчались сквозь энергетический щит, словно размытые темные пятна. Их пусковые установки «Разор» изрыгнули ракеты, которые через секунду врезались во внешние стены бастиона. Полыхнув светом белее снега, сработали магнамелты, предназначенные для вскрытия брони звездолетов. Армированные носы «Цестов» пробили остатки испаренной преграды, и легионеры высадились из таранов внутрь цитадели.

Когда «Спартанец», взрыхлив траками гладкий склон пустотного кратера, подобрался к донжону на расстояние в сотню метров, Фарит спустился обратно в пассажирский отсек. Инерционные модули и жесткие фиксаторы с визгом убрались в стены, бойцы Редлосса поднялись с мест и встали за спиной командира. Тот ждал у створа десантного люка, держа один кулак над ярко-красным активатором пандуса, сжимая в другом топор.

Выпущенные «Вихрями» ракеты просвистели над «Спартанцем» и обрушились на ворота внешней стены. Смертоносные осколки боеголовок, насыщенных радиацией, разлетелись по всему барбакану. Танк, буксуя в ледяной грязи, дал залп из счетверенных лазпушек. Энергетические лучи вонзились в обвалившееся укрепление, и следом гусеничный транспорт пробил его бронированным лбом, разбрасывая во все стороны куски искореженного металла.

Фарит ударил по кнопке сброса рампы. Гидравлика судорожно швырнула пандус вниз, и массивная плита раздавила трех защитников цитадели в красной униформе. Редлосс повел братьев в атаку.

В первой волне неприятелей оказались смертные слуги легиона в разномастном облачении: одни носили бронежилеты с подкладкой, другие — более прочные керамитовые кольчуги или панцири. Кое-кто был вооружен болтерами, но в основном враги палили из безумно трещащих автоганов.

Помедлив секунду, Фарит пропустил вперед терминаторов под началом Даная. Вскинув силовой кулак со встроенным гранатометом, избранный преемник выпустил в гущу врагов очередь зажигательных снарядов. Шквал прометиевого огня поглотил два десятка изменников, их одежда и плоть обратились в пепел, развеянный новыми взрывами — уже осколочных гранат.

Залпами комбиболтеров терминаторы проредили толпу защитников, и по окровавленным трупам зашагали в наступление остальные бойцы Крыла Смерти. За первую минуту штурма в брешь вошла сотня воинов. Их орудия «Сжигатель» изрыгали потоки фосфекса, который испепелял целые отделения; казалось, что злобное пламя само забирается в бойницы и машикули бастиона.

Сверху доносился басовитый рокот автопушек и тяжелых болтеров, сопровождаемый хлопками разрывных снарядов. Эти звуки возвещали о том, что прибывшие на «Цестах» Темные Ангелы продвигаются по парапетной стене крепости, истребляя на своем пути артиллерийские расчеты. Рад-бомбы выжигали укрепления, кожа защитников сползала с мышц, плоть отслаивалась от костей, и люди вопили в предсмертных муках, завидуя счастливчикам, которых сразили рычащими цепными клинками.

Редлосс направился влево, взмахом топора подозвав своих бойцов. Неприятели отступили из дворика за первыми воротами и попытались закрепиться в башенках следующей стены. Пули и лазразряды, летящие из амбразур, вспыхивали индиговыми огоньками на энергетическом щите, генерируемом мастерски сработанной броней Фарита.

Как только Крыло Ужаса преодолело силовой заслон цитадели, авгуры воинов ожили, захрипели и запищали от множества вражеских сигналов. В основном они засекли смертных слуг, но как минимум четыре десятка тепловых пятен отображали различные силовые доспехи.

— Дарите смерть без стеснения, братья мои! — крикнул Редлосс подчиненным.

Он наслаждался зрелищем Крыла Ужаса, бьющегося в полном составе, ведь командиры редко осмеливались использовать все силы воинства. Константин рассказывал ему о рано погибших избранных лейтенантах, которым не довелось увидеть в деле восхитительную мощь братства. В этом смысле мятеж Хоруса оказался благословлением для Фарита. Лишь в ранние годы Крестового похода за помощью Крыла Ужаса обращались столь же часто.

Через разбитые ворота и проломы в стене с рычанием проползли осадные танки «Поборник». Их колоссальные пушки «Громовержец» дали залп снарядами с пустотными наконечниками, созданными по той же древнетерранской технологии, что и аннигиляционная установка «Нетерпимого». Вторую линию обороны окутали жадные бело-фиолетовые вихри, которые вырывали куски феррокрита и охлопывались, затягивая предателей в небытие варпа.

За «Поборниками» прибыли «Хищники», в башнях и спонсонах которых размещались автопушки, тяжелые болтеры, лазерные и плазменные орудия — вестники безграничной ярости Крыла Ужаса. Огненная буря усилилась с появлением «Спартанцев» и «Лэндрейдеров», серые камни цитадели озарились красными, синими и зелеными бликами дульных вспышек и гибельных световых лучей.

Бронетехника проложила путь для новых пехотных отрядов Крыла Ужаса. Войдя в крепость, легионеры разделились — одни забрались на внешнюю стену, чтобы прикрывать товарищей сверху, другие присоединились к основным силам братства в натиске на вторую полосу укреплений.

Захват главных ворот предрешил судьбу донжона, но Редлосса волновало другое.

— Не дайте изменнической погани сбежать! — взревел Фарит по воксу. — Наступать быстро и жестко!

— Почтенный Несущий Ужас, обнаружен значительный энергетический всплеск в восточном секторе, на подуровне, — доложил один из бойцов с авгуром. — Наверняка генераторы щита.

— Грифон вздыбленный, — передал Редлосс своим воинам на кодовом жаргоне Ордена. — Змий дышит в сумерках. Кровавые дыры в пагубной завесе. Перевернутая химера.

Каждая фраза обозначала формирование и боевую задачу. Все братья в Крыле Ужаса точно знали, какие место и роль назначены им в данной ситуации. Используя это воинское наречие, служившее для описания принципов и методов текущей битвы, а не строго очерченных планов действий, Фарит мог отдавать приказы любому количеству легионеров.

Отряд «Грифон», в основном составленный из отделений терминаторов и приданных им «Спартанцев», «Мастодонтов» и «Лэндрейдеров», возглавил наступление на вторую линию обороны. Под прикрытием их атаки группы разрушителей с мелта-вооружением, пусковыми рад-установками и тяжелыми огнеметами подобрались к стене по левому флангу. Легионеры с прыжковыми ранцами взмыли на парапеты башенок, расстреливая врагов из парных болт-пистолетов. Сержанты штурмовиков, бросая фосфексные гранаты, заживо кремировали врагов на верхних этажах. Другие отделения Крыла Ужаса выстроились за разрушителями, словно многоголовая химера, собравшаяся воедино для атаки. Команды опустошителей обрушили на изменников град ракет, минометы «Крот» выпустили снаряды-буры в подземные уровни, где располагались генераторы щита.

Редлосс наблюдал за ходом штурма из второго эшелона — его задачей было направлять гнев своих братьев, служить указующей рукой, по мановению которой Крыло Ужаса атаковало те или иные позиции.

Предатели нанесли контрудар: далеко слева раздвинулись со скрипом взрывозащитные ворота, из которых выступила пара дредноутов, каждый вдвое крупнее космодесантника. Их пилотировали заслуженные воины, которые получили особо тяжелые ранения и не могли сражаться без этих бронированных саркофагов. С ними рванулись в бой два десятка Пожирателей Миров, вопящие боевые кличи. Сине-белые доспехи изменников покраснели от крови зефатийцев. Следом из дверей хлынула толпа смертных, вывших и визжавших за спинами господ-постлюдей.

Сама по себе эта группа почти не представляла угрозы, но она заходила во фланг отрядов Крыла Ужаса, которые пытались пробиться в башни над генераторами. Артиллеристы на верхних позициях уже пристрелялись, и любая задержка серьезно увеличила бы потери легиона.

— Гнев Несущего Ужас! Окровавьте клинки!

Отдав эту команду, Редлосс бросился на изменников; за оголовьем его топора протянулись кирпично-красные световые полосы. Ближайшие легионеры-мечники ринулись за разогнавшимся командиром, словно привязанные к нему невидимыми цепями.

За секунды до того, как Фарит сошелся с бронированным клином предателей, Пожирателей Миров накрыли залпы Темных Ангелов с парапета внешней стены. Несколько врагов рухнули, разорванные в клочья лучами лазпушек и противотанковыми ракетами, но остальные даже не замедлили движения.

Один из дредноутов, выкрашенный в цвета легиона Ангрона, развернулся к Редлоссу. Правую руку ему заменял цепной коготь — два клинка метровой длины с вращающимися зубцами по краям. Четырехствольная автопушка на левом плече шагателя дробно зарычала, извергая огонь. Очередь поразила легионера, который бежал слева от Несущего Ужас, и воин рухнул наземь с расколотым нагрудником. Дредноут новел орудием в сторону Фарита. Тот метнулся навстречу и прорвался через трассирующие заряды, приняв два из них на кирасу. Еще один боец Крыла Ужаса, попав под шквал снарядов размером с кулак, уже мертвым отлетел в ряды собратьев с разбитыми наплечниками и шлемом, превратившимся в комок искореженного металла.

Редлосс мгновенно пришел в себя и неудержимо рванулся вперед. Фарит чувствовал аромат крови товарища, которая забрызгала его доспех, но, когда он сблизился с Пожирателями Миров, идущий от них смрад застарелых телесных жидкостей проник в воздухозаборник шлема и подавил все прочие запахи.

Ярко представив колонны из скелетов, Редлосс разъярился. Легионера возмущала не сама бойня, поскольку его выбрали в Крыло Ужаса за умение убивать, и путь к должности избранного лейтенанта напоминал восхождение по горе трупов. Фарит гордился, что сразил десятки тысяч врагов, но не кичился этим. Его оскорбило восхваление резни, то, с каким высокомерием ее выставили напоказ.

Редлосс многое знал о последствиях вторжений Несущих Слово, совершенных во время так называемого Теневого крестового похода: он присутствовал на допросах нескольких пленников. Предатели считали, что энергией варпа можно управлять путем жертвоприношений, так же, как хорошо тренированный псайкер использует ее для применения своих псионических способностей в материальном мире.

Такой извращенной логикой, почти бессмыслицей изменники обосновывали свою жестокость.

Фарит грузно мчался по изрытому воронками дворику. Всё новые Темные Ангелы следовали за ним, приближаясь к неприятелям огромными скачками на реактивных ранцах.

Пожиратели Миров — другое дело. Они превращали бойню в развлечение. Редлосс не отрицал, что он тоже любит убивать. Порой, отнимая чужую жизнь, воин испытывал пьянящее чувство превосходства, но его радовал итог, а не само действие. Совершенно неважно, истреблял он неприятелей болтером или орудиями линейного крейсера: все они одинаково уходили в небытие. Заблудшие легионеры Ангрона, которым Фарит противостоял в ходе зачистки Пятисот Миров, напротив, наслаждались схватками ради схваток. Мозговые имплантаты превратили их в отличных бойцов, но и в безумные пародии на самих себя. Порой отродья Двенадцатого жертвовали победой ради того, чтобы продолжить сражение.

Башни из костей были избыточными бессмысленными заявлениями о мощи легионеров. Бесцельной тратой сил, дарованных им Императором. Редлосс быстрее признал бы, что его топору нравится рубить людей, чем увидел смысл в таком занятии. Эта странность врагов подпитывала его гнев, распаляла желание покончить с ними.

Штурмовое отделение вонзилось в защитников крепости, словно острие клинка, под лающие выстрелы болт-пистолетов и рычание цепных мечей. Преодолев последнюю волну лазерных лучей, пуль и разрывных снарядов, два отряда сошлись в неистовом рукопашном бою.

В смятение общей схватки ворвался дредноут — размахивая когтями, он рассекал и вспарывал тела слуг и Темных Ангелов. Крутнувшись в поясе, гигант обезглавил троих рабов и на лету разрубил штурмового десантника воющими адамантиевыми зубьями. Следующим выпадом он разорвал надвое еще одного калибанца. Силовая установка на спине воина, пробитая измазанной в потрохах клешнёй, взорвалась шквалом крохотных молний.

Заметив Фарита, пилот шагателя открыл огонь из автопушки. Командир братства рванулся в вихрь снарядов, положившись на защитное поле доспеха. Вокруг Редлосса вспыхнул актинический ореол силовых разрядов, и через мгновение воин вырвался из урагана огня, волоча за собой шлейфы фиолетовой энергии, с занесенным в двуручном хвате топором.

Первым ударом Фарит всадил оружие в бок пилотского саркофага. Сверкнуло расщепляющее поле, топор раскрошил керамит, и ферритовый слой под ним просто испарился. Повернувшись, дредноут наугад взмахнул клешней. Редлосс ловко увернулся — громоздкость боевой машины была ее слабым местом.

Выпадом снизу вверх Темный Ангел рассек гидравлические трубки и пневмосистемы в бедре шагателя. Дредноут накренился вправо, словно шлюпка с пробитым дном, и отчаянно попытался напоследок достать Фарита. Великан сумел вскользь зацепить силовую установку Редлосса. Из поврежденной системы охлаждения вылетело облачко ледяных крупиц.

Блок питания мертвым грузом повис на спине Фарита, но он снова подступил к неприятелю. Ноги шагателя не действовали, машина могла только крутить бронированным корпусом, стараясь уследить за целью. Избранный лейтенант внезапно метнулся в сторону, нырнул под клешню и рубанул топором по вращающемуся саркофагу. Силы Редлосса, сложенной с инерцией самого дредноута, хватило, чтобы расколоть оболочку над полуживым ветераном.

Лезвие вошло глубоко. Из прочного лона-гробницы хлынул фонтан крови и искусственной амниотической жидкости. Пилот забился в предсмертных судорогах, и дредноут рухнул навзничь, глубоко пробороздив пол клешней.

Фарит даже не взглянул на поверженную машину. Двое Пожирателей Миров обернулись к нему и выстрелили из пистолетов, но их болты превратились в облачка дыма на энергетическом щите Темного Ангела. Тот вновь бросился в атаку, не теряя ни секунды.

— Я не похож на вас, кровожадные дикари, — прорычал Редлосс через динамики доспеха. — Вы сдохнете быстро!

 

Глава 5:

Опускается тьма

Ультрамар

Столицу планеты, Нуменцис, изменники разрушили первой. В самом начале вторжения они убили всех живших там мужчин, женщин, детей и животных. Теперь Нуменцис нельзя было назвать даже поселением, тем более столицей, и все же именно здесь Лев поднял свое знамя.

К нему стянулись мелкие группы уцелевших, которые услышали сообщения Темных Ангелов или были найдены их патрулями. За один оборот Зефата явились всего несколько сотен, самое большее — тысяча людей: дедушки и бабушки с внуками; дети, помогающие старшим; семьи и друзья; соседи, враждовавшие до войны.

После неописуемых зверств предателей зефатийцы имели полное право впасть в оцепенение, поддаться шоку. И все же, приходя в столицу, они не застывали в бескрайнем горе, но восхваляли Темных Ангелов и выкрикивали здравицы примарху.

Ольгин, которого не смутили ни костяные башни, ни заваленные трупами поля в окрестностях городов, ни тысячи замерзших тел в пустоте возле разрушенных орбитальных платформ, в тот момент едва не расчувствовался. Его поразили люди, благодарные просто за то, что им удалось выжить, когда погибли столь многие.

Обычно такие удивительные примеры неукротимости человеческого духа вызывали у легионера улыбку, но не теперь. Враги сожгли Зефат, уничтожили его системы обороны, сровняли с землей главные поселения. Невозможно было подсчитать, скольких людей они истребили, как много скелетов использовали в омерзительных колоннах Несущих Слово.

Похоже, неукротимость оказалась мертворожденным плодом упрямого отрицания.

Избранный лейтенант повидал много вещей, безусловно отвратительных, но всегда сохранял спокойствие. Убивая неприятелей в мирах, не приведенных к Согласию, Ольгин знал, что порой эти люди вынужденно идут на войну, повинуясь приказам непокорных господ и повелительниц. Такой была цена имперского единства, и смертями несчастных покупалось безопасное будущее для всего человечества.

Даже во время Трамасского крестового похода, где Повелители Ночи использовали мирное население как приманку в коварных ловушках, а Кёрз вырезал целые планеты, чтобы усмирить бунты в других местах, Ольгин еще верил, что сражается не просто так. Тогда он еще не осознал до конца суть мятежа, поднятого Хорусом.

Но сейчас истерзанные перепуганные зефатийцы благодарили Темного Ангела за то, что он прикончил существ, почти полностью загубивших жизнь на их планете. Такая признательность стала бы наградой для легионера, если бы он не замечал в глазах людей нечто, противоречащее облегчению, с которым они говорили. Всеобъемлющий страх. А кое у кого и бессловесное обвинение: «Это случилось из-за вас».

Не из-за Ольгина или Темных Ангелов. Из-за всех Легионес Астартес. Боги войны теперь превращали миры смертных в поля своих битв.

И ради чего? Во имя Императора?

Только не здесь, не в Империуме Секундус. Этими владениями правил Сангвиний, сотворил их Робаут Жил-лиман. Императора тут не было.

Воин держал такие мысли при себе. Заговори он о своих сомнениях, ничего хорошего не вышло бы. Ольгин командовал Крылом Смерти, братством славных ветеранов легиона, и от него требовалась полнейшая лояльность примарху. Поэтому офицер хранил в тайне свою боязнь узнать правду об Империуме Секундус, убедиться, что его существование — не просто ошибка, а обман. Поэтому он кивал, молча принимая слезные благодарности измученных беженцев. Поэтому он не соглашался с повелителем только в личных беседах и даже тогда воздерживался от чересчур острой критики.

Ольгин был солдатом, и долг требовал от него верности. Легионер цеплялся за эту догму, как за скалу в бурном море смятения.

После того как Лев призвал жителей Зефата выбрать новый правящий совет, Ольгин привел в ставку примарх а их кандидатов: четверых мужчин преклонного возраста и двух столь же пожилых женщин.

— Вижу, вы доверились мудрости старейших, — сказал им воин, когда люди высаживались из «Носорога».

— Не совсем, — ответил один из дряхлых избранников со слезящимися глазами. — Все молодые пытались сражаться, так что выжили только дети и мы, древние развалины.

Гости с изумлением и восхищением огляделись вокруг. Темные Ангелы быстро восстанавливали столицу из руин, собирая укрепления из готовых блоков и возводя новые здания на обломках прежних. На нескольких квадратных километрах в центре Нуменциса они проложили дороги из застывшей пластбетонной пены. Вдоль них расположились бронированные транспортные суда, используемые в качестве казарм и станций связи. Город окружила цепь сброшенных с орбиты сторожевых постов, а с посадочных платформ, доставленных «Громовыми ястребами», отправлялись в патрули штурмовые самолеты легиона.

Прежде всего калибанцы снесли костяные башни. Они не только ужасали одним своим видом, но и словно излучали отчаяние, которое проникало даже в сердца воинов Первого. Братья-искупители безжалостно пресекали разговоры о странных воздействиях, навязчивых снах и необъяснимых событиях, однако Ольгин слышал доклады библиариев, подтверждающие нечестивость колонн. Они были порчеными варп-маяками, работающими на энергии ужаса и построенными для связи с чем-то за пеленой, разделявшей реальности. На этом встревоженные псайкеры умолкали, но в последние годы все бойцы легиона уже сталкивались с потусторонними силами или их немыслимыми проявлениями. Каждый знал о существовании диковинных созданий эфира.

Останки людей из башен захоронили в братских могилах, выкопанных бронемашинами, которые обычно строили земляные укрепления. Не самое почетное, но все же погребение.

Вокруг этих курганов выставили охрану и санитарный кордон. Некоторые зефатийцы требовали, чтобы им позволили отдать дань уважения павшим, но получили отказ: желание избежать эпидемий или заражения другого рода перевесило сентиментальные соображения.

Кроме того, среди руин поместили заставы на основе доставленных с орбиты опорных пунктов «Кастеллий». Они служили как пропускными пунктами для прибывающих беженцев, так и фортификациями на случай вторжения. Используя эти модульные блокпосты, отделения Темных Ангелов сформировали заслон двухкилометровой ширины на подходах к центральному лагерю. Таким образом, внутреннее кольцо обороны превратилось в зону, свободную от гражданских лиц. Снабжение их провизией и медикаментами проходило на тех же заставах под надзором легионеров, следивших, чтобы недостойная толкотня не переросла в побоище.

Порядок, как особо подчеркнул Лев, следовало поддерживать любой ценой.

Других указаний он не отдавал, поскольку космодесантники четко знали правила развертывания опорной базы. Они просто следовали доктринам, которые разработал Император и довел до совершенства их господин. Эль’Джонсон занялся другими вопросами и потребовал только ежечасных докладов от старших офицеров.

Ольгин направлял усталых зефатийских делегатов через лязг и дым продолжающихся фортификационных работ. Даже здесь, во временном лагере, все говорило о пышности и великолепии I легиона. В центре снесли все развалины, новые здания были одноэтажными, поэтому над Нуменцисом вольно дул сильный ветер, трепавший черные, зеленые, красные и белые знамена рот, капитулов и орденов. Узкие флажки колыхались над бронемашинами, тентами и палатками, как когда-то на учебных полях Калибана, и над укрепленными топливохранилищами и блиндажами авгурных станций.

Штаб-квартира Льва, хотя и совсем небольшая, грандиозностью напоминала дворец. Ее центром была «Грозовая птица», специально оборудованная самыми мощными системами связи и обработки стратегических данных. Недружелюбно выглядящий черный корабль с золотыми гербами легиона на крыльях и фюзеляже стоял на когтистых лапах шасси. С другими машинами, выполнявшими функцию опорных пунктов и дотов, его соединяли бронированные переходы.

Вход во внешнюю часть лагеря охраняли два сверхтяжелых танка «Глефа», прикрытые, в свою очередь, самоходными РСЗО «Вихрь» различных моделей. В других легионах на подобную бронетехнику ставили волкитные орудия марсианского производства, но «Глефы» Крыла Ужаса были оснащены варп-пушками, разработанными величайшими оружейниками Императора. Каждый выстрел этих танков создавал брешь в пространстве, разрывая цель на куски. По схожему принципу действовало аннигиляционное орудие, которым Редлосс атаковал крепость предателей.

Дальше по обеим сторонам тянулись огневые позиции с «Тарантулами» и «Рапирами», усиленные громадными дредноутами. Установки ПВО обшаривали небо механическими глазами, хотя в воздухе находились только машины, подвластные Льву. Тем не менее истребители «Молния Примарис» кружили в километре над лагерем, готовые перехватить любого неприятеля.

Сразу за «Глефами» начинался ряд выкрашенных в белое зданий — медблоков, где работники апотекариона оказывали помощь Темным Ангелам с легкими ранениями, не требующими транспортировки на орбиту. На соседнем участке установили портативные кузницы технодесантников, что не было случайностью. Две организации внутри легиона тесно сотрудничали, быстро обеспечивая пострадавших искусственными органами и бионическими протезами. В воздухе пахло кровью, но Ольгин сомневался, что его неулучшенные спутники чувствуют это. Для них все перекрывала вонь смазки и горючего, ползущая из оружейной. Оттуда же доносился грохот клепальных молотков и вылетали шипящие искры лазерной сварки. На заднем фоне ворчали двигатели, используемые в качестве генераторов.

Зефатийцы не знали, куда смотреть, и непрерывно озирались с восхищенным видом, часто сменявшимся гримасами испуга. Когда мимо гостей в считанных метрах над землей промчалась пара штурмовых спидеров, все старики разом вздрогнули.

Ольгин не представлял, что делегаты думают о виде, запахах и шумах лагеря. Он настолько привык к подобным условиям, что вообще не замечал их.

Транспортник примарха охраняла почетная стража из пятидесяти ветеранов в терминаторской броне. Воинов собрали из разных капитулов группировки, их доспехи украшали всевозможные символы, но все они стояли под флагом Крыла Смерти — черным полотнищем с красным гербом легиона.

Бойцы расступились, пропуская Ольгина с его подопечными. Гудение брони и грохот сабатонов прозвучали для избранного лейтенанта как теплое приветствие. Пока офицер шагал к десантной рампе «Грозовой птицы», ветераны поочередно разворачивались к нему и салютовали комбиболтерами, автопушками или огнеметами.

— Вы их командир? — спросила одна из старушек, которой помогал забраться на пандус еще более пожилой мужчина.

— Иногда, — сказал Ольгин.

Насупленный взгляд посланницы лучше всяких слов объяснил ему, что такого ответа недостаточно. Она напоминала вождю Крыла Смерти сестру его отца, очень стойкую женщину, хотя и немощную на протяжении большей части жизни. Пожав плечами, насколько это было возможно в доспехе, легионер добавил:

— Объяснять долго, и я не хочу заставлять примарха ждать.

Старуха кисло взглянула на Ольгина, но промолчала.

Внутри «Грозовую птицу» перестроили — убрали сиденья и переборки, создав единое открытое пространство. Потолочные лампы в защитной оплетке озаряли его резким, почти стерильным голубоватым светом. Штаб разительно отличался от мрачной тронной залы на борту «Славных деяний». Он служил для четких и эффективных действий, а не размышлений.

Ольгин, конечно же, предпочитал первое. Если его повелитель слишком долго оставался в одиночестве, то начинал мыслить не вполне конструктивно. Впрочем, лейтенант никогда бы не сказал, что Лев тяготится жизнью. По крайней мере не вслух.

Здесь на экранах светились планы стратегического развертывания, за комм-станциями восседали сервиторы, готовые отсылать приказы или декодировать входящие сообщения, полдюжины гололитовых проекторов непрерывно воспроизводили инфопотоки с орбиты и от множества пеших и воздушных патрулей, объединенных в разведывательную сеть легиона на Зефате.

Тут не искали скрытую суть бытия, только обрабатывали лавины данных и принимали решения на их основе. Казалось, строгая формальность этого двухэтапного процесса помогла Эль’Джонсону очистить голову, что не удавалось ему в обществе приближенных космодесантников.

Примарх сидел в пластальном кресле, таком же большом, как трон, но менее пышном. Его окружали дополнительные мониторы, терминалы, клавиатуры и линзы для пикт-потоков, которые отбрасывали на лицо и броню Льва переменчивые световые блики всех оттенков радуги.

Эль’Джонсон поднял взгляд на Ольгина, когда тот переступил порог «Грозовой птицы». Делегаты столпились за офицером, словно выводок неоперившихся птенцов. Пока Лев поочередно рассматривал их, кандидаты отводили глаза, а трое в знак почтения опустились на одно колено. Только женщина, задавшая вопрос лейтенанту, сумела выдержать взор примарха дольше секунды и затем то смотрела на него, то опускала взгляд.

— Вы — новый правящий совет Зефата, — произнес Эль’Джонсон. — Поздравлять вас не с чем. Вы возложили на себя огромную ответственность. Именно вам предстоит отстроить родину, сделать ее достойной частью Империума.

— С вашей помощью нам все по плечу, — ответила та же старуха.

— Как твое имя, советница? — Лев поднялся с командного кресла, мониторы и пульты управления сами отодвинулись в стороны.

— Аризата, мой господин. Аризата Драк Вергёф.

— Кажется, ты толковая женщина, Аризата Драк Вергёф, но здесь ты ошиблась. Вы не получите помощи ни от меня, ни от моего легиона.

— Но этот лагерь?..

— Военная необходимость. Нет, даже не так. Просто рефлекс. Инстинкт. — Эль’Джонсон вздохнул и зашагал вперед, вынудив делегатов расступиться. — Мы передадим вам некоторые постройки. Оставим тут нескольких медиков из апотекариона. За всем остальным вы должны обратиться к лорду Жиллиману.

— Вы не можете нас бросить, мой господин. — Аризата утверждала, а не просила. — Мы нуждаемся в вас.

— Другие нуждаются во мне сильнее, — возразил Лев. — Я — лорд-защитник. Вас избавили от захватчиков, теперь меня ждут новые сражения. Обратитесь за поддержкой на Макрагг.

Эль’Джонсон скрестил руки на груди и встал сбоку от десантного люка, всем своим видом показывая, что аудиенция окончена. Ошеломленные советники не двигались с места. Они стояли с раскрытыми ртами, придя в ужас от кажущегося бездушия примарха. Ольгин, впрочем, знал, что Лев проявил обычный калибанский прагматизм: Зефат не отличался важностью, ничем не заслуживал большего внимания, чем другие планеты, разоренные в безумном походе Лоргара и Ангрона.

Один из делегатов выступил вперед со слезами на глазах:

— Но…

— Пора уходить, — вмешался лейтенант, направляя стариков к рампе.

Двое, похоже, собирались что-то возразить, но онемели при виде мрачного лица Эль’Джонсона. Только Аризата посмотрела ему в глаза, проходя мимо, но даже она смолчала.

Когда все советники вышли на пандус, Лев зашагал обратно к командному креслу. Мысленно он уже вернулся к стратегическим вопросам, если вообще отрывался от них.

— Вам нужно создать силы правопорядка, — сказал Ольгин зефатийцам, пока они спускались по рампе. — Запасов у вас немного, скоро за них будут драться, так что действуйте быстро. Я распоряжусь, чтобы вашей милиции передали кое-какое снаряжение.

— Вы хотите, чтобы мы правили силой оружия, словно бандиты? — спросил кто-то из стариков.

— Иначе ваше место займет кто-нибудь менее щепетильный! — огрызнулся легионер. — Ваша планета в крайней нужде, так что о высоких идеалах равенства и народовластия придется забыть. Триумвират дал вам полномочия — используйте их! Страх перед Макраггом остудит горячие головы. Лорд Жиллиман направит вам пару кораблей с припасами. До тех пор держитесь как можете.

Аризата ответила ему тихо, но с глубочайшей горечью:

— И это всё?

— Не мы привели Пожирателей Миров и Несущих Слово на Зефат, — напомнил Ольгин.

— Разумеется. — Она опустила взгляд. — Но и не мы навлекли на себя это наказание.

Делегация уже подходила к воротам, неподалеку виднелись гигантские корпуса сверхтяжелых танков.

— Вините Хоруса. — Лейтенант быстро шагнул вперед, повернулся и вскинул ладонь, останавливая советников. — Слушайте! Помните, кто обратился против Императора? Хорус. Эта война — его рук дело. Несущих Слово и Пожирателей Миров в Ультрамар направил он, а не Лев, Жиллиман или Сангвиний. Если хотите ненавидеть — ненавидьте Хоруса!

— Позже я свяжусь с вами, — добавил Ольгин, уходя. Он немного стыдился своей несдержанности.

Даже Фариту Редлоссу, великану по человеческим меркам, приходилось почти бежать, чтобы успеть за широко ступавшим Львом. Примарх выглядел раздраженным сильнее обычного, и его настроение выражалось в размашистой походке.

Спустившись на траволаторе с нижних ярусов стратегиума «Славных деяний», воины свернули в один из вспомогательных служебных коридоров. Эль’Джонсон вынужден был пригнуть голову, но шагал почти с прежней скоростью.

За Редлоссом следовали Ольгин и Стений. Дыхательный имплантат капитана хрипел так часто, что казалось, будто легионер одной ногой стоит в могиле.

Фарит понял, куда направляется Лев, и его пробрал холодок. Несущий Ужас не входил в состав экспедиции на Пердитус, не участвовал в поисках устройства, которое в легионе называли просто «тот артефакт».

Но перед отбытием на Макрагг он поговорил с Корсвейном и выведал кое-какие сведения относительно этой находки.

Дверь впереди разъехалась по мановению руки примарха. Легионеры вошли в отсек с красноватым освещением, который раньше служил погребом боезапаса для главного бомбардировочного орудия. Упрочненные стены и единственный вход — снарядные подъемники были заблокированы — делали его идеальным хранилищем для артефакта.

Отсек имел почти восемьдесят метров в высоту, его сводчатый потолок поддерживали толстые армированные колонны. Большую часть помещения занимали уходящие ввысь блоки машин Механикум, которые располагались на специально воздвигнутых площадках и галереях. Повсюду виднелись рычаги, кабели, трубопроводы, циферблаты и мерцающие индикаторы.

Артефакт оплетала паутина трапов, лестниц и мостков. Он выглядел как идеальная сфера, по поверхности которой, черной с темно-серыми разводами, ползли золотые блики.

Редлосс осознал, что объект чувствует гостей. Воину показалось, что вдали кто-то скребется в дверь, почти неслышно, но беспрерывно и настойчиво. Фарит не хотел приходить сюда, но Лев настоял, чтобы все старшие офицеры ознакомились с варп-устройством, которое называло себя «Тухулха».

Из теней выступил сервитор, подсоединенный к артефакту через несколько имплантатов в позвоночнике. Это был мальчик на вид не старше десяти терранских лет, но с морщинистой, словно пергаментной кожей, желтоватыми мутными глазами, проплешинами в волосах и струпьями в уголках рта. От него воняло мочой и дерьмом, но ощущение потусторонней чуждости, исходившее от Тухулхи, было еще омерзительнее.

Пока сервитор-марионетка ковылял навстречу примарху, Редлосс напомнил себе, что устройство терпят из-за его полезности. Без артефакта Темные Ангелы не сумели бы преодолеть Гибельный шторм и попасть на Макрагг. Несомненно, варп-сущность преследовала собственные, чуждые людям цели — сам Лев предупреждал об этом, — но тактическая выгода перевешивала стратегические риски.

Впрочем, Фарита такие доводы не убеждали. Окажись воин на Пердитусе, он, возможно, выступил бы против договора с Тухулхой.

Так или иначе, союз был заключен, и артефакт перевезли с «Непобедимого разума» на «Славные деяния». Все молча соглашались, что последствий не избежать, но пока оставалось неясным, каких именно.

— Здравствуй, Лев, — прошептал мальчик. Его голос почти тонул в гудении силовых кабелей, пощелкивании и треске механизмов. — Мне жаль, что ты невесел.

— Прекрати! — рыкнул Эль’Джонсон.

— Разве ты не грустишь? Я пробую изучать выражения лиц. Ты выглядишь печальным.

— Мне нужно, чтобы ты нашел для меня кое-кого, Тухулха. — Примарх сменил тон, изображая дружелюбие.

Для устройства, способного сжимать варп-пространство и в мгновение ока переносить по нему целые армады, артефакт порой бывал гибельно капризным. Пока что он не использовал свой сокрушительный потенциал, но Эль’Джонсон требовал ото всех потакать Тухулхе.

— Найти кое-кого, Лев? — Мальчик-марионетка склонил голову набок. — Ты что, кого-то потерял?

— До прибытия нашего флота в этой звездной системе находились корабли, — продолжил примарх, осторожно подбирая слова. — Они бежали перед нами. Навигаторы обнаружили следы их варп-прыжков. Ты сумеешь пройти по ним?

— Возможно. — Сервитор закрыл глаза, его лицо обмякло — артефакт обратился внутрь себя. Через несколько секунд аватара вздрогнула, словно пробудившись. — Я вижу их.

— Сможешь провести нас по следу? — спросил Эль’Джонсон.

— Смогу. — Марионетка Тухулхи пожала плечами и скривила губы. — Но не думаю, что должен.

— Почему? — Лев сохранял внешнее спокойствие, сдерживая раздражение могучими усилиями воли.

Вероятно, подумалось Редлоссу, примарх находится в таком состоянии все время — подавляет досаду на смертную ограниченность своих сыновей. При общении с артефактом, однако, требовался больший самоконтроль.

— Вот-вот узнаешь, — слабо улыбнувшись, ответил мальчик.

— К чему это? — спросил Ольгин.

Примарх отвернулся, задумчиво наморщив лоб.

В ухе Фарита пискнула вокс-бусина. Другие офицеры резко насторожились, тоже услышав сигнал входящего сообщения.

— Запрос от госпожи Фианы на срочное подключение к командной частоте, — передал один из комм-адептов стратегиума. — Вы требовали ограничить доступ к этому каналу, мой повелитель, но она очень сильно настаивает.

— Дозволяю, — проворчал Лев.

Госпожа Тералина Фиана из дома Не’йоцен временно исполняла обязанности главного навигатора «Славных деяний», поскольку «Непобедимый разум» остался на Макрагге. Она была матриархом для множества варповидцев флота, и никто не воспротивился такому переходу. Удачный вариант, иначе пришлось бы рассказывать о Тухулхе еще кому-то.

Хотя Тералина провела большую часть жизни на звездолетах, она сохранила изысканное произношение Терранской аристократки. Сейчас в ее голосе звучала неописуемая тревога.

— Маяк исчез! — воскликнула Фиана по воксу. — Я не могу найти Соту!

— Успокойтесь, — ответил Редлосс. — Что именно случилось?

Перед тем как продолжить, навигатор глубоко вздохнула.

— Фарос, маяк на Соте, который мы использовали вместо Астрономикона… Он погас.

— Погас? — Сузив глаза, Эль’Джонсон повернул голову к Тухулхе. — Ты имеешь в виду, что он невидим в этой системе?

— Нет, вовсе нет, мой господин. Исчез сам источник света. Нечто произошло на Соте. — Фарит встревожился, услышав испуганные нотки в голосе Тералины. Что могло устрашить женщину, которую с детства обучали смотреть в безумие эфира? — Варп затемнился. Я не найду обратную дорогу.

— Что все это значит? — требовательно спросил примарх у марионетки-сервитора. — Что ты сотворил?

— Это не я, Лев. — Аватара съежилась от искреннего ужаса, на поверхности артефакта проступили черные пятна. — Луна варпа зашла. Пятьсот Миров облачились в полночь.

— «Облачились в полночь»?! — рявкнул Редлосс, вспомнив, что слышал эту фразу от Стения.

Лев грозно зарычал, заставив вздрогнуть даже избранного лейтенанта Крыла Ужаса. Выглядел Эль’Джонсон настолько же свирепо — казалось, ему хочется пробить в чем-нибудь дыру.

— Какой же я глупец! — злобно произнес Лев, сжимая кулаки от избытка чувств. — Мы застряли здесь, в дальнем конце Ультрамара, за сотни световых лет от Соты. Как я оказался таким наивным? Почему так рьяно, будто дурная гончая, помчался по следу, оставленному для нас Ночным Призраком?

— Мой повелитель, вы думаете, это Кёрз? — спросил Фарит. — Он умышленно завел нас сюда?

— Нужно добраться до Соты, — заявил Стений. — Там случилось что-то кошмарное.

— Макрагг! — Эль’Джонсон протянул было руку к марионетке, но сдержался. — Тухулха, ты должен проложить для нас путь к Макраггу.

— Простите, господин, но почему не на Соту? — вмешался капитан.

— Потому что я не позволю одурачить меня дважды. Если маяк уничтожен Кёрзом, значит, он желает привлечь все внимание к Соте. Следовательно, сам Конрад в другом месте. На Макрагге. Его истинной целью всегда был Макрагг!

Примарх все же дал выход накопившейся досаде и ударил кулаком по стене. Когда он убрал руку, в переборке осталась глубокая вмятина.

— Не выйдет, Конрад. На этот раз я поймаю тебя.

Сервитор неуклюже поклонился, едва не потеряв равновесие.

— Как пожелаешь, Лев. Отправляемся на Макрагг.

Двойственность

 

Глава 6:

Нет вестей — дурная новость

Калибан

Когда-то его с трудом можно было назвать замком.

Более того, в эпоху, забытую и в старейших легендах из самых древних хроник, он служил обычным жилищем. Точнее сказать, это была пещера у вершины скалы, изъеденной ветрами и дождями за бесконечно долгие годы. Утес одиноко высился в нескольких сотнях километров от гигантских собратьев на севере, как будто отправленный ими в изгнание, доживать век среди лесистых холмов.

Что происходило там раньше, в непроглядном мраке Долгой Ночи и далеком прошлом Прежних Дней, не знал никто.

Но именно здесь, в гроте возле пика, некий воин нашел убежище от разъяренных зверей, что рыскали в зарослях внизу. Эти твари, которых прежде сдерживали таинственные технологии, снова вырвались на свободу после падения великой империи человечества.

Пещера, выходившая на древний тракт, стала для рыцаря превосходным наблюдательным пунктом. Из нее он отправлялся на помощь беглецам, спасавшимся из лесных дебрей. Воин, сохранивший остатки доспехов и оружия своего отряда, провозгласил, что отныне владеет всей землей, какую может объехать в дозоре, и предложил защиту каждому, кто примет его покровительство.

Грот был обширным, но недостаточно большим для домов, кузниц и школ, поэтому люди углубились в скалу и возвели стены вокруг нее. Они превратили утес в башню, в донжон и потом, конечно же, в замок.

Воин, чье имя уже забыто, обучал других бойцов и ковал для них снаряжение, так что дозоры выезжали все дальше и стража того края набиралась сил. Чем больше становилось рыцарей, тем громче звучали рассказы о них, и новые беженцы стекались к той скале в надежде на избавление.

Они бежали от анархии. От варварства вожаков мелких бандитских шаек, от клыков Великих Зверей. В замке люди обретали уверенность, стойкость, веру в будущее. Там царили спокойствие и дисциплина. Там правил порядок.

Там зародился Орден.

Казалось, что замок переживет всех своих обитателей, ведь он возвышался на скале, неподвластной превратностям войны и времени. Рыцари были сильны, но силу им давала крепость, где растили новых бойцов, лечили раненых и сохраняли для будущих поколений знания, добытые кровью в жестоких битвах.

Стойкая, вечная, недвижимая. Такой была их цитадель, и так назвали ее воины на своем древнем языке: Альдурук.

Она заметно изменилась с течением тысячелетий, сохранив лишь имя и прежнюю суть. Крепость стала городом, укрепленным мегаполисом с миллионами жителей, который не только захватил часть утеса, но и раскинулся по равнинам у его подножия. Эти низменности когда-то были предгорьями, но тетрадозеры, доставленные Терранской службой освоения планет, сровняли их с землей и расчистили под магистрали, взлетные полосы и мегафермы. От лесов осталось несколько уникальных заповедников, разбросанных по континенту: пара тысяч гектаров рощиц на месте миллионов квадратных километров эндемических зарослей. На неблизком горизонте виднелись громадные аркологии, что уходили под землю даже дальше, чем поднимались к небу. Их окружали промышленные кварталы с шахтами, обогатительными фабриками, дымящими литейными заводами, солнечными коллекторами, генераторными установками и пищевыми комбинатами.

Из своего нового пристанища, покоев на вершине дозорной башни во внешней стене Альдурука, магистр капитула Астелян оглядел этот пейзаж и изрек:

— Какая же убогая дыра.

Его спутница промолчала. Полковник маркиза Беталина Тилейн носила мундир вспомогательных частей армии, размещенных на Калибане после присоединения к Империуму, коротко стригла волосы и убирала их под фуражку с кокардой в форме орла. Лишь несколько рыжеватых с проседью локонов выбивалось из-под околыша. Женщина стояла по-солдатски, развернув плечи и глядя прямо вперед, но гордая осанка не скрывала ее худощавости и невысокого роста, особенно на фоне великана-космодесантника. Подобающие полковнику знаки отличия были вышиты золотом на обшлагах, грудь украшали многочисленные медали и почетные награды.

— Калибанцы, ясное дело, утверждают, что их мир был прекрасен, — продолжил Мерир. — Изумрудные леса, сапфировые реки, нетронутые горы и все такое. Мне приходится верить им на слово — когда я прибыл сюда, инженеры групп освоения уже разворотили большую часть континента и возвели полдюжины аркологий.

— А на что похожа Терра, первый магистр? — спросила леди Тилейн.

Вообще говоря, титул Астеляна был красивой безделицей, подарком от Лютера, который хотел выделить его среди других магистров капитулов. Никакой реальной власти это звание не давало, лишь указывало на расположение повелителя. Лютер просто возродил старые калибанские чины, вроде сенешаля, лорда-шифра — на старом языке Сайфера — и гроссмейстера. За долгую жизнь Мерир поменял много званий, однако нынешнее особенно радовало его. Не само по себе, но как символ доверия и уважения от главы Ордена, которые Астелян заслужил тяжким трудом.

Кроме того, титул напоминал Мериру о временах, когда его легион еще не принял имя Темных Ангелов, назывался просто Первым и бился под началом самого Императора.

— На что похожа? — Астелян повернул голову к Беталине. У него было широкое лицо, потемневшее от загара и активной работы меланохрома. Волосы, тоже темные, Мерир отращивал длиннее, чем товарищи по легиону, — сплетенные в тугие косицы, они удерживались простыми серыми бусинами и ниспадали на плечи. — Какая именно часть? Когда? Я вырос на берегах Динепри, и там, пожалуй, многое походило на старый Калибан. Больше снега и льда, морозы стояли дольше. Но хвойные леса, вольные равнины… Чудесно. Впрочем, как и здесь, после возвышения Императора в дикую степь вернулись цивилизация и культура. Города, цитадели, транспортные сети…

Полностью развернувшись к офицеру, Мерир скрестил руки на груди. Широкие рукава его плотной рясы съехали вниз, обнажив громадные предплечья, иссеченные бледными шрамами.

— Леди Тилейн, большинство планет, виденных мною, разочаровывают своей схожестью. Везде есть земля, вода, воздух. Иначе мы и не интересовались бы ими. Поверьте, вы немногое теряете, оставаясь здесь.

Если ответ и разочаровал маркизу-полковника, она успешно скрыла это. Пожав плечами, Беталина передала Астеляну инфопланшет, из-за которого и пришла в караульное помещение.

— Завершено еще четырнадцать камер, первый магистр, — доложила Тилейн, пока легионер читал то же самое с экрана. — Семьдесят три готовы к установке сторожевых систем и мониторов, но кузницы задерживают оборудование.

— Сколько всего? — Мериру было известно число, но он хотел проверить, знает ли ответ Беталина.

— Одна тысяча сорок восемь общих камер, еще семьсот пятьдесят одиночек для офицеров. — Ей не понадобилось вспоминать или сверяться с отчетом. — Осталось только найти место для еще трехсот семи. Нам было бы проще, если бы мы не отделяли высших чинов.

— А им тогда было бы проще разжечь новый мятеж, полковник. Время, потраченное на создание надежной тюрьмы, окупится в будущем. Недовольные уже выступали с оружием против сара Лютера. Недопустимо давать им вторую попытку.

— Тогда зачем было щадить бунтарей?

— Они не предатели, их просто обманули, — не моргнув глазом, солгал Астелян. В действительности же он понимал, что ослабит собственные позиции, казнив противников Лютера. Лучше было сохранить их на всякий случай, как кинжал в ножнах. — Если бездумно перебить воинов Льва, после возвращения примарха нам не поздоровится.

— Большинство из них терране, как и вы, первый магистр.

— Вы на что-то намекаете?

Если леди Тилейн и намекала на что-то, она смолчала. Раздался сигнал, предупреждающий, что кто-то вошел в дозорную башню. Чуть позже за сдвинувшейся дверью в комнату возникла клеть подъемника, из которой выступил магистр капитула Галедан, начальник штаба и старший помощник Мерира.

Астелян ждал, что воин заговорит, но тот молчал, искоса посматривая на Тилейн.

— Похоже, магистр капитула желает беседовать со мной наедине, — сказал Мерир и проигнорировал сердитый взгляд Галедана. — Благодарю за доклад, полковник. Жду, что через неделю с задержками в кузницах разберутся. Если нет, cap Лютер узнает о простое, и, думаю, новость его не слишком обрадует.

— Я уведомлю гильдию бригадиров, первый магистр, — ответила Беталина.

Отсалютовав сначала Астеляну, затем Галедану, она удалилась. Начштаба проводил женщину взглядом и выждал, пока за дверью загрохочет лифт.

— Обнаружены корабли, выходящие из варпа на границе системы, — сообщил он, опередив вопрос Мерира. — Группа библиариев Захариила этим утром засекла их эфирный отклик на фоне шторма.

— Захариил вернулся?

Если да, то это поразительное известие. Глава библиариума пропал несколько дней назад, и с тех пор его старательно разыскивали. Астелян видел, как Захариил уходил с лордом Сайфером, но и хранитель Ордена, и сам Лютер держали язык за зубами. Кроме того, они приказали не распространяться об исчезновении псайкера.

— Еще нет. Новость принес его заместитель, Вассаго.

— Почему тебя так взволновало появление судов с припасами?

— Это боевые корабли, первый магистр, — пояснил Галедан. — По крайней мере один из них. Там несколько звездолетов, крупнее любого сухогруза. Сар Лютер объявил боевую тревогу по всей системе. Патрули сторожевиков отправлены на перехват приближающейся флотилии.

— Лютер уже знает? Неразумно, Галедан. Любые важные сведения ты должен сначала сообщать мне.

— Не я докладывал сару Лютеру! — огрызнулся в ответ легионер. — Вассаго пошел прямо к нему. Меня самого известили только потому, что я — маршал караула.

Заметив раздражение помощника, Астелян примирительно поднял ладонь:

— Я поторопился. Тебя не в чем винить. Просто меня тревожит, что Вассаго и его псевдобиблиариум влезли так высоко. Да еще, кажется, лорд Сайфер начинает ставить мне препоны. Чтобы Лютер прислушивался к нам с тобой, нужно говорить ясно и последовательно, а для этого необходимо контролировать информацию.

— Корабли выйдут на орбиту только через десять дней. Что изменилось бы, узнай мы о них несколькими часами раньше?

— Многое может случиться за несколько часов. Возьмем, к примеру, начальные приказы силам обороны. Кто именно их отдает, в каких формулировках? Следует ли провести дополнительные учения канониров — убедиться, что они не потеряли навыков и готовы стрелять по команде? Можно ли рассчитать время прибытия флота и поменять вахты так, чтобы его встретили самые податливые офицеры? Если мы сумеем управлять всем этим, то будем на шаг опережать остальных. В легионе, Галедан, уже возникают фракции, которые борются за власть над Калибаном.

Мерир снова выглянул в окно и посмотрел на восток, где высились башни Ангеликасты, центральной твердыни Альдурука.

— Если исключить Императора, кто достоин служения? Готов ли ты отдать жизнь за Лютера и Калибан? Или нам отыскать для себя какую-то высшую цель, магистр капитула?

— Я поклялся в верности Льву и Императору. — Галедан нахмурился. — Я всегда гордился, что служу под твоим началом, но сейчас мне непонятно, чем мы занимаемся. Если поддерживаем Лютера — значит, поддерживаем независимость Калибана и предаем Императора. Не утверждаю, что ты поступил неправильно, но зачем было выступать против Мелиана и остальных, когда они планировали сместить сара Лютера?

— Их мятеж был обречен на провал. Разлад и брожения в легионе могли бы вызвать у Лютера паранойю. Он приблизил бы к себе лорда Сайфера и других традиционалистов, а мы, уже отвергнутые Львом, снова впали бы в немилость — или хуже того.

— «Хуже», первый магистр? Мы и так влачим бесцельное существование. Калибан для нас и ссылка, и тюрьма.

— Пока мы дышим, можем надеяться на лучшее, Галедан. У меня есть свои причины выступить против Льва, но главная жертва примарха — Лютер. Его родина изменилась, Орден, бывший для него смыслом жизни, уничтожен, приемный сын ответил ему на верность пренебрежением и унижением. Лютер пестует в себе более глубокую ненависть, чем кто-либо из нас, хотя надежно скрывает это. Он сметет все на своем пути.

Помощник несколько секунд обдумывал услышанное, явно пытаясь определить, кому же он верен на самом деле.

— Не забывай, друг мой, важно то, что мы живы и приближены к Лютеру, а значит, сможем повлиять на любое развитие событий, — подбодрил его Астелян. — Не нужно выстраивать грандиозные замыслы: только глупец возводит песчаные замки, когда волны сражений накатывают на берег. Мы будем ждать, наблюдать и, когда придет час, решительно действовать.

— «Человеческое сердце — что корабль в бурном море, терзаемый ветрами, дующими с четырех сторон Вселенной».

— Откуда это?

— Из какого-то недавнего обращения Лютера. Но как быть с неизвестной флотилией, первый магистр?

— Сейчас мы мало что можем сделать, не так ли? Продолжай незаметно отслеживать все передачи между орбитальными платформами — нужно узнать, кто ведет корабли и зачем они здесь. Если вернулся Лев, то для Лютера все кончено.

— А для нас? Ты только что говорил, что мы встали рядом с гроссмейстером. Помогли подавить восстание против его идей о независимости. Лев и так почти наверняка счел бы нас приспешниками Лютера.

Астелян поднял взгляд к небесам, словно мог увидеть за низкими серыми облаками звездолеты, находившиеся во многих миллионах километров от него.

— Ты, разумеется, прав, — тихо произнес Мерир. — Нас могут заклеймить предателями. Следующие десять дней или пока мы не узнаем, кто наши гости, необходимо проявлять осторожность.

— И что, если примарха нет на кораблях? Наверняка он не явился бы без предупреждения.

— На Зарамунде, насколько я помню, произошло обратное. Магистр капитула, мы должны предусмотреть все возможности. Я займусь тем, что на всякий случай подготовлю доказательства того, кому мы верны в действительности. Тебе поручаю внимательно следить за положением дел в Ангеликасте. Слишком много неизвестных факторов: исчезновение Захариила, возвращение звездолетов, цели лорда Сайфера, который ни на шаг не отходит от Лютера. Происходят важные события, Галедан, и нам нужно предугадывать их развитие.

Кивнув, помощник отсалютовал ударом кулака по груди. Затем он удалился, так же хмуря брови, как и в начале разговора.

«Поистине важные», — решил Астелян. Неизвестно, добром или злом лично для него обернется прибытие кораблей, но оно откроет новую главу в летописи Калибана. Глядя на верхние ярусы Ангеликасты, напоминающие соборы, Мерир начал обдумывать, как продлить свое участие в этой истории.

 

Глава 7:

Поиск продолжается

Калибан

Несведущему наблюдателю могло бы показаться подозрительным это собрание в полузабытом подземелье на окраине Грозовой Крепи, третьего по величине города планеты. Туда по отдельности прибыли четверо космодесантников в рясах из плотной ткани, скрывавшие лица под капюшонами. Даже без силовых доспехов воины оставались великанами, но тихо и ловко преодолевали старинные переходы, выложенные кирпичом.

Воссоединились они под северной стеной мегаполиса, в круглом помещении, где горели немногочисленные свечи. Все четверо вошли без единого слова и молчали еще некоторое время.

Так выглядело бы собрание для несведущего наблюдателя. Для Вассаго, впрочем, конспирацией тут и не пахло.

Псайкер пригласил сюда других библиариев, чтобы скрыться от ментального шума, создаваемого четырьмя миллионами душ в Грозовой Крепи. Древние камни вокруг псиоников служили заслоном от бурных мыслей человеческих масс наверху. Здесь воины сближались с основанием Калибана, корнями его гор.

Хотя мистики ничего не говорили вслух, любой наблюдатель с псионическим даром ощутил бы тревогу и волнение легионеров как невнятный гомон, разносящийся по обветшалым коридорам. Подобно волне перед носом корабля, мысли братьев-псайкеров опережали их самих, выдавали присутствие воинов.

Сейчас библиариев заботило многое, но Вассаго как мог старался успокоить их, окружив себя аурой невозмутимости и уверенности. Он кратко коснулся разума каждого из трех псиоников, напомнил им, что нужно исполниться безмятежности, превратить сознание в тихий пруд, куда вольется энергия варпа.

+Нам сложно,+ мысленно ответил на эти псионические уговоры Тандерион. + Повсюду вокруг нас бурлит и вихрится эфир. Что поможет удержать этот хаос за пределами разума?+

+Наш опыт,+ передал Вассаго. +Наша сила. Так учил нас магистр Израфаил, почему вы забыли его уроки?+ +Магистр Израфаил мертв, магистр Захариил исчез,+ беззвучно произнес Картей, самый молодой из них и позже всех принятый в братство. Его талант обнаружили только десять лет назад. Желтовато-зелеными глазами, светлыми волосами и необычной для калибанцев бледностью он удивительно напоминал Льва. Мысли Картея нервно перепрыгивали с одной темы на другую. +Почему обнаруженные корабли не выходят на связь?+

+Спокойствие идет изнутри,+ твердо отправил всем Вассаго. + Прекратите бесцельные рассуждения о посторонних вещах. Сосредоточьтесь на нашей задаче.+

+Мы уже пробовали найти магистра Захариила, и безуспешно. Почему ты решил, что получится сейчас?+ спросил брат Атхадраил. +Когда ты перестанешь отрицать очевидное? Он мертв, скорее всего предательски убит лордом Сайфером.+

+Но зачем?+ вмешался Картей. +Лорд-шифр повинуется Лютеру, так зачем бы гроссмейстеру избавляться от нашего командира? Для чего?+

+Возможно, Сайфер действовал не по приказу сара Лютера, а из страха за свое положение,+ высказался Тандерион. +Магистр Захариил утверждал, что Лютер внимательно прислушивается к нашим советам.+

+3ахариил жив.+ Укоризненная интонация, вложенная Вассаго в эту мысленную реплику, заставила остальных смолкнуть. +Мы пришли в Грозовую Крепь, так как неподалеку находятся руины Северной Чащи. Если не сумеем найти командира отсюда, направимся в саму аркологию.+

+Если cap Лютер поддерживает наш замысел, почему мы проводим ритуал подпольно?+ спросил Тандерион.

+Правду о наших способностях нужно тщательно оберегать, брат, иначе их попытаются взять под контроль, подчинить чужим интересам. Лишенные дара обычно боятся псайкеров и завидуют им, поэтому не следует применять наши силы в открытую. +

+И еще, конечно, этот Никейский эдикт,+ добавил Атхадраил. +Согласно воле Императора, наш конклав по-прежнему запрещен. То, что мы выполняем для Лютера особые поручения, само по себе является актом измены Трону. +

Эти слова отрезвляюще подействовали на библиариев. Ментальное многоголосие сменилось общим беспокойством. Вассаго воспользовался передышкой, чтобы еще раз напомнить братьям о неотложной задаче.

+Мы должны отыскать след,+ объявил он. +Я стану Всадником, Тандерион — Копьем, Атхадраил и Картей — Гончими.+

Больше не возражая, остальные псайкеры приняли знакомые им роли и объединили свою мощь через Вассаго. Самый сильный из них, хотя и гораздо более слабый, чем Захариил, он принял на себя основной пси-удар, когда энергия варпа хлынула в разумы библиариев. Каждого псионика обучали смещать эти потоки в необходимые русла, но Вассаго словно бы превратился в резервуар, куда впадали все реки из перекрытых плотинами умов. Наполнившись энергией, Темный Ангел перенаправил ее в единственное заклинание.

Он представил себя на былом Калибане, в образе странствующего рыцаря, едущего по лесу в поисках Великого Зверя. Объединенная мощь братьев Вассаго приняла форму черного боевого коня под его седлом, разум Тандериона воплотился в золотое копье с широким наконечником, которое воин держал в поднятой руке. Картей и Атхадраил вприпрыжку бежали позади в облике гладкошерстных гончих, готовых рвануть по найденному следу.

Ведомое иллюзией, сознание Вассаго покинуло серые стены Грозовой Крепи и углубилось в лес, направляясь к северу по горным долинам. Атхадраил и Картей умчались вперед, надеясь учуять запах Захариила.

Как следовало из бортжурнала челнока, библиарий был здесь. Магистр-чародей улетел с лордом Сайфером по особому распоряжению сара Лютера. Пунктом назначения указывался Виндмир, но псионический оттиск вел в противоположном направлении, к Северной Чаще.

Поехав медленнее, Вассаго отозвал гончих, чтобы они тщательнее обнюхали дорогу. Весь Калибан окружал слой варпа, на котором псионически одаренные люди могли, словно на снегу, видеть отпечатки ног, следы тел, протащенных по земле, и пересекающиеся тропинки — летопись сокрытого прошлого. Замерзшая грязь под ними хранила память о еще более давних временах, а глубже, в скальной породе, звучали отголоски того, что предшествовало эпохе Льва. Порой оттуда долетало даже эхо дней основания Альдурука.

Недра земли манили Вассаго, ему хотелось исследовать тайны минувшего, но библиарий усмирил любопытство, сильнее натянув поводья воображаемого скакуна.

Над Северной Чащей словно пронесся буран, все следы на снегу замело. Остались только две едва заметные цепочки неглубоких отпечатков ног, ведущие внутрь. Обратно выходила только одна.

Рыцарь попытался двинуться по ним, но ощутил сопротивление. Гончие впереди него оскалились, вздыбили шерсть и низко, гортанно зарычали. Подняв взгляд от следов, Вассаго увидел перед собой незнакомца в доспехе с зеленой отделкой, в широком плаще и капюшоне из листьев. В солнечных лучах сверкнул обнаженный изумрудный клинок…

Пораженный библиарий развеял чары, и иллюзия распалась осколками вокруг него. Четыре псайкера, стоявшие по окружности лицом друг к другу, все как один торопливо обернулись к двери.

В проходе возник одинокий воин, который держал правую ладонь на навершии меча, а левой слегка касался рукояти болтера на бедре. Он носил черную силовую броню, украшенную только эмблемой Ордена — красным вертикальным клинком поверх белого геральдического щита. Большую часть доспеха скрывала простая ряса из плотной зеленой ткани, перехваченная у пояса куском светлой веревки.

— Лорд Сайфер, — выдавил библиарий сквозь сжатые зубы.

— Брат Вассаго, — отозвался легионер, известный как правая рука Лютера. — Мне казалось, что гроссмейстер велел вам сосредоточиться на распознании кораблей, вышедших из варпа. А вы, значит, ускользнули из Альдурука с какими-то негласными целями.

— Это не твое дело, — произнес Вассаго. — Несмотря ни на что, мы продолжаем искать магистра Захариила. Думаю, cap Лютер одобрил бы наши усилия.

— Не тебе решать, что понравится или не понравится гроссмейстеру. Ты проводишь рискованные обряды.

— Да что ты знаешь об опасностях варповства? — вмешался Тандерион. — Твой разум пуст, как чистый лист пергамента.

— Кстати говоря, как ты заблокировал мою проекцию? — Вассаго беззвучно отдал приказ товарищам, и они построились по бокам от него, в линию перед лордом Сайфером. — Ты что-то скрываешь от нас? Или от повелителей легиона? Это было бы очень серьезным проступком.

— Верно, — сказал Сайфер. — Но я не владею силой, необходимой, чтобы прервать твой ритуал. Я позаимствовал ее.

Прежде чем кто-либо успел спросить, у кого лорд-шифр умудрился «позаимствовать» психический дар, в помещении что-то слегка изменилось. Вассаго не мог рассказать, что и когда произошло, но ощущение походило на то, которое бывает, если тихо закрываешь дверь в соседнюю комнату, отрезая идущие оттуда звуки. Псионическое чутье библиария словно оглохло в одно мгновение.

В тенях, непроницаемых для свечей, возникли шестеро созданий ростом всего лишь по пояс космодесантникам, в длинных рясах, скрывающих лица и руки. Шесть пар глаз сверкнули алым в полумраке.

Хранители-во-Тьме.

Такая же часть Альдурука и Ордена, как болтеры и каменные стены. Вассаго никогда не слышал, чтобы они покидали пределы крепости, и появление существ глубоко обеспокоило его.

— Я… — Затем псионик справился с волнением. — Не желал оскорбить тебя, лорд Сайфер. Прости мое вызывающее поведение, но ты застал нас врасплох, а псайкер, ментальный поход которого прервали на середине, неизбежно теряет самоконтроль.

— Понимаю, — расслабившись, Сайфер убрал руки с оружия. — Просто недоразумение.

Хранители исчезли, так же неощутимо, как и явились. По крайней мере Вассаго больше не видел их — но чувствовал на самом краю восприятия, как отголосок давних шагов, услышанный сквозь стену, или звук шагов кого-то, приближающегося издалека, но еще неразличимого. Прошлое и будущее словно смешались.

— Мы сделаем все от нас зависящее, чтобы установить контакт с неизвестными кораблями, — произнес Вассаго. — Но шансы невелики, лорд Сайфер. Принять сообщение на таком расстоянии способен только человек с даром, подобным нашему, а ответить флот сумеет только по обычным каналам связи. Поскольку они не отправляли посланий ни тем, ни другим путем, разумно предположить, что незнакомцы не хотят или не могут этого сделать. Вот почему я счел необходимым отыскать магистра Захариила. Возможно, он, как самый могучий в нашем конклаве, преуспеет там, где мы потерпели неудачу.

Сайфер по очереди посмотрел в глаза каждому из псайкеров, изучая их.

— Ясно. Если вы свяжетесь с магистром Захариилом или иным способом узнаете его судьбу, то немедленно доложите сару Лютеру?

Вассаго подумал о Хранителях. Если они помогали Сайферу, то ближайший советник Лютера знал почти обо всем, что происходило в стенах Альдурука.

— Разумеется, — уверил он лорда-шифра. — Мы служим Ордену и Калибану.

— Меня ждет десантный катер. — Сайфер чуть повернулся, приглашая псайкеров выйти через арочный проход. — Или у вас еще остались дела в Грозовой Крепи?

Внешне неподвижные библиарий обменялись ментальными аналогами нервных взглядов. Промолчав, Вассаго направился к двери, и братья последовали за ним.

 

Глава 8:

Предусмотрительность

Калибан

Учитывая все обстоятельства, казематы под Альдуруком были довольно гостеприимными для подземной тюрьмы. Там стоял резкий, но чистый запах антисептиков, в натертых до блеска полах отражались яркие люмен-полосы. Судя по мундирам, большая часть охранников служила во вспомогательных войсках леди Тилейн — космодесантники были слишком хороши для подобной работы.

По крайней мере, такую причину назвал Лютер, но Астелян подозревал, что гроссмейстер не желает, чтобы одни легионеры сторожили других. Вероятно, он больше полагался на верность солдат-ауксилиариев. Ими руководили несколько капитанов Ордена, тщательно отобранных самим Лютером, а также технодесантники, которые спланировали и оборудовали камеры.

Потолок и стены казематов покрывала свежая побелка, всё вокруг, включая указатели и схемы этажей, было новым и чистым. Коридоры, схожие с тоннелями, и арочные проходы неизбежно напоминали о Старом Калибане, но защитные двери, проекторы силовых полей и биометрические модули отвечали современным терранским стандартам.

Астелян остановился возле очередного поста охраны для сканирования сетчатки правого глаза. Система подтвердила его личность, через пару секунд такую же проверку прошел Галедан. Монолитная пластальная дверь отъехала в сторону, пропуская воинов, и почти бесшумно закрылась у них за спиной. Легионеры оказались запертыми во внутреннем остроге, где содержались офицеры.

— Меня вот что всегда удивляло, — начал Галедан, пока Темные Ангелы шагали по коридору с одиночными камерами в обеих стенах. Каждые десять метров тоннель разветвлялся, в боковых проходах виднелись такие же заблокированные двери. — Нехватка техножрецов, то есть механикум. Их полно в других легионах, но у нас… Почему их так мало?

— Первый возник еще до союза с Марсом, — ответил Мерир. — И даже до твоего рождения — тогда мы назывались не Первым, а просто Шестью Воинствами. Изначально наше снаряжение создавали в лабораториях и на заводах Императора, а не Механикум. Думаю, в том числе поэтому Первый сохранил автономность и после завоевания Солнечной системы.

— Даже представить невозможно, — продолжил Галедан, когда Астелян свернул налево, в одно из ответвлений коридора. — Какой была жизнь в те времена, до легионов?

— Кровавой, неупорядоченной и для многих — короткой, — тихо сказал первый магистр. Потом он улыбнулся. — А еще — восхитительной. Тебе, друг мой, никогда не понять, что значит биться за самого Императора. Громовые Воины хорошо потрудились, но никогда бы не сумели завоевать Галактику. Они были по-своему полезны, однако Император нуждался в новых, лучших солдатах. Космодесантниках. Бойцах для сражений за пределами Терры.

Легионеры остановились возле одной из камер. Астеляна посетила какая-то мысль, и он пристально взглянул на спутника.

— Мы легко и часто меняли имена, друг мой. Темные Ангелы, Первый, Шесть Воинств Ангелов Смерти… Разные названия, одинаковая суть. Лучшие воины Императора. Его авангард. Первый клинок, что выхватывают из ножен. — Он положил руку на предплечье Галедана. — Попробуй на миг вообразить Галактику, какой ее видел я. Забудь о примархах. Мы даже не знали об их существовании. Возможно, Император считал, что они потеряны навсегда. И нас еще не окрестили Первым легионом.

— Вот это мне непонятно, — признался магистр капитула. — Вы же, без сомнений, всегда были Первым?

— Зачем называть кого-то первым, если нет второго? Поначалу мы даже не были легионом. Шесть Воинств, каждое с уникальной структурой и задачами, но связанные единым происхождением и целью. Вероятно, Император планировал сформировать легионы постепенно или просто учился организовывать армию по мере развития Крестового похода. Кстати, мы тогда и легионерами не именовались. Он даже космодесантниками нас не сразу назвал. Когда Он обращался к нам или говорил о нас с последними Своими врагами, то упоминал только Ангелов Смерти.

Галедан медленно покачал головой, но в знак удивления, а не возражения.

— Первый магистр, в Галактике осталось немного тех, кто видел то же, что и ты. Начальные шаги с Терры в пустоту. Усмирение лунной колонии, договор с Марсом, зачистка Солнечной системы. Это же фундамент самого Крестового похода!

— Я помню еще многое, — кивнул Астелян. — Как думаешь, кто первым взял Зарамунд? Кто странствовал по варпу в неведомое, когда путь домой указывал только свет Астрономикона? Тебе, наверное, казалось, что Хоруса отыскали Лунные Волки?

— Его нашел ты? — Галедан изумленно раскрыл рот.

Нет, — коротко усмехнулся Мерир. — Я говорил в общем смысле, не о моих личных достижениях. В молодости я сражался на Терре. Пока наши товарищи улетали к звездам, мы следили, чтобы им было куда возвращаться.

— За годы, что я прослужил рядом с тобой, мне никогда не приходили в голову подобные вопросы. Мы все были просто Темными Ангелами. Я не думал о том, что творилось до моего превращения в легионера, считал, что та эпоха не отличалась от нынешней. Какие же кампании ты вел на Терре?

— Не отвечу. — Астелян посуровел лицом. — Сейчас не время для такого разговора. Просто помни: Лев, Орден, любые дальнейшие события не имеют значения. Мы остаемся императорскими Ангелами Смерти.

Поднеся руку к кнопочной панели у двери, он взглянул на Галедана:

— Ничего не говори в камере.

— Разумеется, первый магистр. Буду нем как рыба.

Его быстрый кивок показался собеседнику самую чуточку неискренним, но Мерир убедил себя, что это игра воображения. Любые изменения в иерархии легиона приводили к проблемам с дисциплиной. На Калибане понятие верности стало настолько размытым, а схемы подчинения — такими запутанными, что Астелян видел потенциальную угрозу в каждом воине. Его паранойя была не только следствием частых перемен, но и жизненной необходимостью.

Набрав код, первый магистр потянул дверь на себя. Внутри на металлической койке сидел седовласый космодесантник в короткой блузе без пуговиц и мешковатых штанах, сшитых из одинаковой бледно-желтой ткани. Неторопливо обернувшись, он увидел посетителей и презрительно усмехнулся, сжимая кулаки.

— Магистр капитула Тукон, — произнес Мерир, входя. — Знаком с магистром капитула Галеданом?

Тукон молча продолжал буравить Астеляна взглядом. В тишине камеры неожиданно громко захлопнулась дверь. Мерир уселся на топчан напротив заключенного.

— Прибыли корабли, — сказал он Тукону. — Поскольку ты — старший офицер в этом… комплексе, я решил известить тебя.

Арестант и глазом не повел. Он скрестил руки на груди, открыв татуировки в вырезе блузы. Две змеи, извивающиеся по вздутым грудным мышцам воина, исчезали под тканью на его плечах и вновь появлялись у шеи.

— Мы оба были ангелами Воинства Огня, — проговорил Астелян, искренне раздосадованный наивностью Тукона. — Зачем ты связался с этими идиотами?

Заключенный не ответил. Костяшки его кулаков белели с каждой секундой, жилы в предплечьях вздулись, словно канаты. В глазах воина пылала жажда убийства, сдерживаемая волей более крепкой, чем пластбетон.

Посмотрев на Галедана, Мерир увидел, что его спутник стоит, подобравшись, как сторожевой пес в ожидании команды, и не сводит глаз с арестанта. Первый магистр довольно хорошо знал Тукона и не ожидал нападения, но все равно пришел не один — просто на всякий случай.

— Нам пока неизвестно, кто ведет корабли и как поступит Лютер, когда они выйдут на орбиту. Но я не позволю ему использовать тебя как заложника. Даю слово.

Едва заметно изменившийся взгляд пленника лучше любой ругани объяснил Астеляну, что тот думает о его обещаниях. Разумеется, первый магистр при необходимости сам бы использовал арестантов как заложников, но сейчас он хотел подстраховаться со всех сторон. Откинувшись на лавке, Тукон коснулся затылком стены, прикрыл глаза и медленно, размеренно задышал.

— Однажды ты вернешься в строй, магистр капитула. — Мерир поднялся, не зная, слушает ли его заключенный и подозревая, что нет. — Твой арест был необходимым злом. Я поступал так и раньше. Мы оба хорошо знаем, что порой приходится делать во имя победы. И ты не вправе судить меня, эта роль отведена только Императору.

Жестом приказав Галедану открыть дверь, Астелян последовал за ним наружу. На пороге он остановился, услышав звук какого-то движения. Резко повернувшись, Мерир вскинул руки в защитной стойке, но увидел, что узник просто закинул ногу на лавку.

— Я буду ждать, — сказал тот, не открывая глаз. — Запомни это, Астелян. Я буду ждать.

Первый магистр вышел из камеры, решив оставить последнее слово за арестантом. Это никак не влияло на стратегические замыслы Мерира. Не важно, окажется Тукон полезным или нет. Все угрозы воина ничего не стоили, пока он оставался запертым в подземельях Альдурука.

Астелян повел своего помощника к другой камере, всего в паре коридоров от первой. По дороге оба молчали.

Мерир уже собирался ввести код доступа, но Галедан неожиданно взял его за локоть.

— Почему ты не оставишь его в покое? — спросил магистр капитула. — Тебе нравится измываться над ним?

— Нет, конечно! — рявкнул Астелян, сбрасывая его руку. Он сердито уставился на спутника. — Я что, давал тебе повод считать меня жестоким, Галедан? Чем ты докажешь, что я радуюсь мучениям других людей?

Его помощник отшатнулся, услышав такую отповедь.

— Я… — Он осекся. — Приношу извинения, магистр Астелян. Я говорил необдуманно.

— Точно.

— Но я беспокоюсь за его рассудок. Кажется, после таких посещений он может сломаться.

— Ну и пусть, — ответил Мерир. — Сейчас узник бесполезен для нашего дела. Возможно, когда он сломается, мы сумеем пересобрать его в более пригодный инструмент.

Галедан промолчал, но показалось, что Астелян не убедил его.

За открывшейся дверью переливалось энергетическое поле, которое придавало синеватый оттенок всем предметам в камере особого содержания. Подняв глаза, арестант увидел Мерира, и его лицо исказилось от гнева.

— Предатель! — взревел космодесантник, вскочив на ноги. — Коварный бесчестный изменник!

— Капитан Медиан… — начал было Астелян, но узник ринулся к барьеру и замолотил по нему кулаками.

Лазурный заслон пошел рябью.

— Даже грязные колдарианские падальщики выше тебя! — Изо рта заключенного летела густая слюна, испарявшаяся на силовом поле. — У жуков в лесном перегное больше чести и достоинства, чем у такого бесхребетного труса, как ты! В мире нет пытки, презрения или поругания, настолько ужасных, чтобы покарать тебя за преступление против братьев!

Тирада продолжилась в том же духе. Мерир сносил брань, скрестив руки на груди и безразлично глядя вперед. Через несколько минут капитан Медиан израсходовал запас оскорблений в адрес родственников Астеляна, его личности и образа действий, после чего начал с искаженным лицом царапать энергетический барьер. Никогда прежде первый магистр не видел узника в таком исступлении.

— Послушай меня! — гаркнул он командным голосом, который проник даже через пелену неистовства Медиана.

Сработало многолетнее гипнообучение, и капитан на секунду замер.

Придя в себя, он внимательно посмотрел на Мерира.

— Корабли на подходе, брат, — сказал Астелян прежнему подчиненному. — Если ты мне понадобишься, пришлю Галедана. Вы вдвоем соберете остальных и захватите Альдурук изнутри. Возможно, Лютер выступит против Льва, и тогда вы поможете мне восстановить законную власть среди Темных Ангелов.

— Лев возвращается? — Бешенство Медиана испарилось, как туман под летним солнцем.

— Мы еще не уверены, — ответил первый магистр. — Но я сомневаюсь, что Лютер примет его с распростертыми объятиями, как когда-то.

— И я должен поверить человеку, бросившему меня в тюрьму? Тому, кто выдал нас Лютеру?

Астелян понял, что гнев снова охватывает узника. Нужно было спешить.

— Я поместил тебя под тронную залу, где он правит во лжи. Я сохранил жизни всем вам, чтобы иметь готовое войско. Теперь я в фаворе у Лютера и с каждым днем подбираюсь к нему все ближе. В назначенный час мы нанесем удар, и Галедан придет за тобой.

Мелиан посмотрел на упомянутого легионера, надеясь услышать от него подтверждение.

— Так будет лучше, — сказал ему Галедан.

— Что с оружием? — спросил арестант.

— Против солдатиков Тилейн? — Мерир делано усмехнулся. Подняв руки, он сжал кулаки. — Другое оружие вам не понадобится. Как думаешь, почему я посоветовал Лютеру набрать в охрану людей, а не космодесантников?

Судя по глазам, капитан все еще сомневался, но даже недоверие было лучше прежней бездумной ярости. На этот раз Астелян решил твердо убедиться, что Мелиан понял его.

— Когда придет Галедан, ты должен действовать, — сказал он узнику и впился в него взглядом. — Я буду рассчитывать на тебя.

Мерир быстро отвернулся и нажал на кнопку закрытия двери, не дожидаясь возможного ответа. Воин чувствовал, что Галедан пристально смотрит на него, но не оборачивался.

— Ты думаешь, я сплетаю все эти планы для развлечения, чтобы повеселиться и скоротать время в изгнании?

— Может, и не для развлечения, но мне неясно, зачем ты продолжаешь накручивать один замысел на другой. Ты велел нам принять титулы и одеяния Ордена, заявил, что борешься за Калибан, но при этом поддерживаешь надежды на возращение Льва. Ты ищешь способы отомстить примарху, но втайне говоришь о свержении Лютера. Возможно, первый магистр, ты чем-то одержим.

Только теперь Астелян взглянул на спутника.

— Конечно, я одержим, брат. Верностью и долгом.

— Верностью кому? Иногда я не понимаю, за что или кого ты борешься.

— За Императора, Галедан.

— Мы идем по опасному пути. У тебя есть настоящий план, Астелян?

— План? Зачем быть таким прозаичным? Планы недолговечны. Мы просто будем использовать появляющиеся возможности. Кто бы ни оказался на тех кораблях, что бы ни произошло следом, мы повернем все в нашу пользу.

— Это успокаивает, — ответил Галедан тоном, дающим понять, что он ни капли не успокоился.

 

Глава 9:

Резкие слова

Ультрамар

Когда Робаут Жиллиман в прошлый раз ожидал прибытия Льва, его тревожили сомнения другого рода. Тогда примарх Темных Ангелов явился так помпезно и церемонно, как подобало его положению, и повелитель Ультрамаринов приготовился объявить о создании Империума Секундус.

Лев превратил свой визит в пышное представление, высадился в Магна Макрагг Цивитас так, словно устраивал парад по случаю приведения к Согласию. Он всячески стремился показать зрителям, что перед ними Первый, самый лучший легион. Безупречно спланированные и исполненные маневры дюжин десантных кораблей, что доставили бойцов на Марсову площадь, стали демонстрацией не только мастерства, но и силы.

В этот раз обошлось без позерства. Оборонительные системы города и пустотные щиты на миг отключились, пропуская одинокую «Грозовую птицу». Запустившись снова, они кратко блеснули золотом на бортах машины внизу.

Исторический день первого визита был полон сомнений. Их испытывал не только Робаут, но и Лев, как выяснилось позже. Пока властелин Первого шествовал по столице, на орбите его флот со снаряженными десантными судами и капсулами ждал команды о вторжении на Макрагг.

Так Эль’Джонсон доверял своим братьям.

Возможно, подумалось Жиллиману, Лев снова принял подобные меры предосторожности. Лорду-хранителю уже надоела подозрительность брата. Набрав зимнего воздуха в грудь, он медленно выдохнул облачко пара. На вершине главного стыковочного дока Врат Геры было морозно, но отсюда открывался вид почти на весь Цивитас.

Повелитель Калибана, несомненно, в последнее время относился к братьям-примархам без особого уважения. Робаут, получивший после инцидента на Соте приказ вернуть Льва на Макрагг, испробовал все что мог — маяк, астротелепатию, даже технические средства связи, — но так и не добился успеха. Видимо, появление Эль’Джонсона было обычным совпадением. Не исключено, правда, что он получил сообщения Жиллимана, но не сумел ответить.

Более вероятно, решил Робаут, что Лев просто хотел сохранить в полном секрете время и способ своего прибытия. Возможно, по веским причинам, возможно, нет.

«Грозовая птица» приземлилась в двухстах метрах от него, идеально точно попав в назначенный участок бетонированной площадки. Двигатели коротко рыкнули, и на Жиллимана налетел порыв ветра. Даже сейчас Эль’Джонсон не стеснялся показных жестов, напоминающих всем вокруг, что явился владыка владык.

Глядя, как опускается рампа, Робаут признался себе, что напряжен не из-за Льва. Примарх Ультрамаринов допустил ошибку. Очень скверную ошибку. Исповедаться в этом брату будет непросто, особенно учитывая, что Эль’Джонсон наверняка не пожелает выслушивать объяснения.

Жиллиману придется сделать нечто, чего ему совершенно не хотелось, — поверить, что Лев не станет искать личной выгоды в общей трагедии.

Спустился повелитель Калибана в одиночестве. Быстрыми длинными шагами он направился к Робауту. Лорд-хранитель тщательно взвесил в уме каждое слово приветственной фразы, зная, что позиция Эль’Джонсона определится в первые секунды разговора.

— Что произошло? — рявкнул Лев, еще не дойдя до Жиллимана.

Отточенные заявления, хорошо продуманные сентенции и доводы разлетелись пред несдерживаемым гневом брата, словно стая испуганных птиц. Четко охарактеризовав неудачу Робаута в двух словах, Эль’Джонсон стал живым воплощением его самобичевания.

Жиллиман повесил голову, не в силах ответить. Заготовленные слова вдруг показались убогим набором банальностей.

— Что с Сотой? Почему варп-маяк погас?

— Нападение Повелителей Ночи. Мы сумели предотвратить уничтожение маяка, но он больше не действует в полную силу.

— Повелители Ночи. Значит, Кёрз был на Соте.

Робаут помолчал, зная, что истина даже мрачнее, чем думает брат.

— Только его легион. Кёрз все время оставался здесь. Он не покидал Макрагг.

Лев застыл, на несколько секунд превратился в изваяние, пока впитывал услышанное. Судя по дрожащим векам, Эль’Джонсон мысленно беседовал сам с собой. Жиллиман мог лишь догадываться, о чем. Когда брат заговорил вслух, его голос звучал ровно, бесчувственно. Даже ошеломленно, как вынужден был признать Робаут.

— Не… покидал… Макрагг…

Еще один спазм, легкое подергивание головой. Примарх завис, словно когитатор, наткнувшийся на безумный парадокс в программном коде. Глаза Льва расширялись по мере того, как он осознавал реальность, и картины вероятных последствий потоками хлестали в его разум сквозь трещины в дамбе отрицания.

— Наш брат-император? — резко очнувшись, Эль’Джонсон почти схватил Жиллимана за плечо. — Что-то случилось с Сангвинием?

— Он жив, — успокоил брата Робаут. — Цел и невредим.

— Но нечто все-таки произошло?

— Я покажу тебе. — Так было проще. Пусть улики ответят за него, сложатся в бессловесное признание. Помогут разделить вину. — Идем со мной, брат.

Они летели в бронированном гравитранспортнике над зданиями Макрагг Цивитас, держась в стороне от аллеи Героев и взглядов местных жителей. Лев пристально смотрел в амбразуры на проносящийся мимо город, и его молчание казалось оглушительной речью обвинителя.

— Как идет война против остатков армий Лоргара и Ангрона?

Это был трусливый вопрос, призванный переключить внимание спутника на другую тему. Жиллиман ненавидел себя за то, что задал его, но не сожалел о сказанном.

— Вот именно, остатков, — с горечью произнес Эль’Джонсон. — Им хватает злобы для убийства миллионов, но Империуму они не страшны. Настоящие преступники пока что уходят от возмездия.

Вернулась тишина, даже более гнетущая, чем прежде. Робаут подумал, что поступил верно, решив встретить брата в одиночку, без Ойтен, Города и прочих советников. Иначе Лев ушел бы в глухую оборону, почувствовав себя в меньшинстве. Только Фаффнр Бладбродер и его Космические Волки протестовали, ссылаясь на приказ Малкадора охранять Жиллимана и наблюдать за ним. В качестве компромисса и с учетом того, что между Фаффиром и Эль’Джонсоном в прошлый раз состоялся поединок, «дозорную стаю» разместили на другом транспорте.

Потянувшись к вокс-модулю на стене десантного отсека, Робаут связался с пилотом.

— Пройди над портиком, — сказал он, после чего поднялся и открыл люк.

Внутри гравитранспортника, поднимающегося к крепости Геры, засвистел ветер.

Встав за плечом брата, Лев выглянул наружу.

Пару секунд контрфорсы загораживали им обзор, но затем машина обогнула одну из внешних башен, и примархи увидели руины вестибюля.

Сервиторы и «Носороги» с бульдозерными отвалами разгребали обломки громадного портика под наблюдением технодесантников в красно-синей броне. Повсюду, словно части игрушечного домика, валялись куски разбитых колонн и кладки. Окна соседних галерей резко выделялись на фоне сильно обугленных стен. Расположенные неподалеку башни и здания были усеяны щербинами от осколков и разлетевшихся камней.

— Под завалами остаются тела двух сангвинарных гвардейцев, — тихо сказал Жиллиман, покачивая головой. — Остальных мы нашли и перенесли в Поклонную часовню.

Эль’Джонсон молчал, пристально глядя на развалины.

— Очередной партизанский выпад Кёрза, — со вздохом добавил Робаут. — В вестибюле были установлены заряды с детонацией по сигналу смерть-датчика в доспехе командующего Азкаэллона. Предполагалось, что в случае атаки эта крайняя защитная мера позволит уничтожить прихожую вместе с врагами и заблокировать тронную залу. Конрад обошел нашу систему безопасности и заманил охранников в их же ловушку со взрывчаткой.

— Где император? — с мрачным лицом обернулся Лев. — Немедленно проведи меня к нему.

Жиллиман сделал вид, что не обращает внимания на надменный тон брата, хотя в другой ситуации не позволил бы так понукать собой.

— Конечно. После нападения Сангвиний правит из Претория. — Закрыв люк, Робаут подошел к родичу. — Честно говоря, по большей части он сидит в одиночестве. Принимает лишь нескольких просителей в день. Я отправляю ему ежесуточные сводки, но он почти не отвечает на них. Сангвиний очень сильно обеспокоен утратой особых преимуществ Соты.

— Эмпатической телепортации? Она и прежде была ненадежной.

— Да, но и временное отключение маяка явно дорого нам обошлось, — добавил Жиллиман, решив зайти издалека. — Корабли сбились с курса, задержались, некоторые, возможно, пропали бесследно. Сангвиний велел мне отозвать тебя на Макрагг, но, видимо, ты не получил моих сообщений. Хорошо, что ты вообще сумел добраться сюда, брат, причем так быстро — похоже, у тебя лучшие в Империуме навигаторы.

Эль’Джонсон, которому не нравилось, к чему идет разговор, поежился и отвернулся.

— Нам повезло.

Робаут замолчал, хотя сказать можно было еще многое. Вероятно, Лев уже возвращался на Макрагг, когда произошла катастрофа. Жиллиман заставил себя прекратить домыслы. И так было неясно, во что выльются последние события, не стоило тревожиться еще и об истинных намерениях брата.

Судно приземлилось на лужайке около внешних ворот в западные палаты крепости Геры. Патрули Ультрамаринов в садах и коридорах расступались перед вновь прибывшими. В паре десятков метров за ними следовали Космические Волки, которым хватало деликатности не вмешиваться в дела примархов. Тем не менее Робаут ощущал их присутствие. Он с огромной радостью избавился бы от раздражающих соглядатаев.

Сангвиния по-прежнему сопровождали его гвардейцы — четверо воинов в обугленных и расколотых золотых доспехах, выжившие после нападения. С ними стоял Азкаэллон, лишившийся левой руки ниже локтя. Шагнув вперед, он положил правую ладонь на рукоять меча в ножнах у пояса.

— Насколько я понимаю, ты и с двумя руками не смог остановить примарха, — проворчал Лев. Подходя к Азкаэллону, он почти не смотрел на командира Сангвинарной Гвардии. Внимание Эль’Джонсона было приковано к неприметным двойным дверям за спиной воина. — Думаешь, получится удержать меня одной?

Жиллиман вскинул ладонь, предостерегая Кровавого Ангела от ответной колкости.

— Мы просим немедленно принять нас, командующий, — сказал Робаут и добавил, понизив голос: — Как он там?

— Разумеется, лорд-хранитель, — ответил Азкаэллон, подчеркнуто поклонившись только ему. — Последние три часа владыка Сангвиний… размышлял. Он ждет вашего прибытия.

 

Глава 10:

Брат на крючке

Калибан

Аркологию Северной Чащи покрывали шрамы битв и запустения, ее купола и башни на поверхности уже разрушались под воздействием стихий. Неровные дыры в пластали и феррокрите, окруженные зеленовато-серыми наростами лишайника и побегами вьющихся растений, казались гнойными ранами. Лазерные ожоги, сколы от болтерных снарядов и стеклянистые круги от плазменных сгустков на стенах напоминали о тяжелых боях.

Высотное здание возле западной наземной границы комплекса вздрогнуло, словно мачта на внезапно переменившемся ветру. Оно покачнулось, роняя куски кладки. Заскрипели сгибающиеся металлические опоры. Камни фундамента сдвинулись, начиная раскалываться, и заскользили вбок под весом башни. Все строение зашаталось, по куполам вокруг поползли трещины, словно из них пытались проклюнуться огромные птенцы.

Здание, поваленное отнюдь не силой тяжести, медленно и изящно падало за пределы аркологии, разваливаясь на части. Обломки феррокрита и смятые пластальные балки рушились в общую груду, разлом в фундаменте продолжал расползаться.

Ширина неровной бреши достигла нескольких метров. Куски разломившегося строения почти беззвучно приземлились возле ее зазубренных краев, образовав подобия ступеней и арочных проходов.

Вспыхнул желтый свет, отблеск непредставимо яркого пламени, которое озарило расселину изнутри. Пыль заклубилась, будто дым, и расступилась, создав путь из чистого воздуха к тени, что появилась в сиянии.

Очерченная светом широкоплечая фигура поднялась из глубин по немыслимой лестнице. Плавящиеся обломки здания образовывали над ней своды, громадные и неприятно бесформенные.

Добравшись до поверхности, Захариил остановился и прикрыл ладонью глаза от яркого утреннего солнца.

Несколько секунд он осматривался, зачарованный открывшимся зрелищем.

Калибан был полон жизни.

Речь шла не только о растениях, птицах или зверях, но и о самой планете. Библиарий впервые смотрел на родной мир незамутненным взглядом. Из сердца Калибана взмывала жизненная энергия, которая пронизывала все вокруг, обвивалась вокруг скал и деревьев, уносилась к небесам. Даже за облаками Захариил видел завитки этой силы, что сплетались в сияющую вязь, которая соединяла планету с тканью материальной вселенной. Но, различив черную оплетку этой сети, псайкер осознал, что она не поддерживает, а стягивает Калибан. Мир вопил и рычал, пытаясь разорвать первобытные бесплотные кандалы, но его никто не слышал.

Раньше библиарий считал Уробороса врагом, который пожирает Калибан, жаждет разложить его изнутри. Терранские колдуны пытались пробудить его, чтобы уничтожить Темных Ангелов, но даже они не понимали истинной сути того, что хотели высвободить.

Уроборос был Калибаном. Это простое откровение освободило Захариила.

Уроборос был Калибаном.

Уроборос был Калибаном.

Три слова, объяснившие ему всю бессмысленность попыток уничтожить змея. Убить его было не проще, чем убить всю планету.

Кроме того, псайкер больше не желал гибели Уробороса. Захариил всегда обожал Калибан, но теперь он полюбил родину еще сильнее, увидев ее бьющееся сердце и вольный дух в телесном воплощении. Мир тоже познал библиария и заговорил с ним, как уже старался проделать в прошлом.

Эта связь разорвалась для всех калибанцев с пришествием Империума.

Нет, даже раньше. С появлением Льва и истреблением последних Великих Зверей. Люди сковали Калибан цепями, надеясь подчинить планету своей воле, сломить ее дух и воспользоваться ее телом.

Учения Израфаила были всего лишь ложью, призванной скрыть от Захариила реальное положение дел. Обучение, пройденное им у старшего библиария, все уложения библиариума и Императора оказались дымовой завесой над истинным знанием.

Песнопения, обряды и доктрины Израфаила стерли из памяти Захариила правдивые детские воспоминания о родине. Как терране построили огромные аркологии на поверхности Калибана, так и сам псайкер под влиянием библиариума возвел стены вокруг своей души.

«Душа».

После установления Имперской Истины от этого термина почти отказались, но сейчас Захариил вновь увидел в нем смысл.

Искра жизни. Воплощение всех нефизических черт личности. Ее отпечаток в чуждом измерении варпа.

Неудивительно, что Император подавлял такие мысли. Захариил увидел душу Калибана, и дух самого псайкера оказался частью ее.

На библиария снизошло Просвещение, отличное от того, что проповедовали итераторы. Он должен был разнести слово правды, показать другим верную дорогу. Открыть им глаза на истину.

Захариил понимал, что в первую очередь обязан защитить находку. Какое-то время знание об Уроборосе — душе Калибана — придется хранить в тайне, оберегать.

Псайкер открыл свой разум, впервые за долгие десятилетия по-настоящему, и позволил силе планеты хлынуть в него. Из недр мира восстал энергетический змий, привлеченный волей легионера. Раскинув руки, библиарий вознесся на потоках жизненной мощи, что трепали его рясу. В сотне метров над землей Захариил несколько секунд помедлил и заглянул в разлом, выпустивший его на свет.

Стоило ему удалиться от развалин башни, как ожившие камни вновь осыпались грудой обломков. Колоссальное подобие Уробороса превратилось в завалы из кусков металла и кирпичей. Слой пыли накрыл руины, будто саван.

Погребенное под аркологией воплощение Калибана напоследок отправило псайкеру импульс целеустремленности, согревший ему душу.

Развернувшись к югу, Захариил вобрал мощь планеты и устремился к цели быстрее любого десантного корабля или челнока. Уже через час он увидит Альдурук и встретит человека, который бросил его на верную смерть, — лорда Сайфера.

Захариил остановился примерно в пяти километрах от города. Альдурук был странным слиянием прошлого и настоящего, Калибана и Терры, гармонии и разлада. Библиарий ощущал, что в фундаменте крепости лежат древние камни планеты, до сих пор светящиеся силой Калибана. Словно котел в паровозе, эта мощь, неведомая сотням поколений рыцарей, толкала Орден вперед со дня основания цитадели.

Неудивительно, что извилистая тропа судьбы привела Льва сюда, а не в какой-нибудь другой воинский капитул. Остаточное присутствие Эль’Джонсона еще чувствовалось здесь, словно завеса над древней энергией Калибана, прибитая железными гвоздями Терранской дисциплины и неверия. Она не позволяла Уроборосу вырваться наружу из подземного мира.

Над основной частью города трепетали и гудели мысли его обитателей — людей, космодесантников и животных. Сознание каждого по отдельности было почти незаметным, но вместе они образовывали могучее скопление ментальной материи.

Что-то иное находилось на вершине крепости, в шпилях Ангеликасты. Оно было маленьким и ярким в сравнении с углями души Калибана в фундаменте Альдурука, но обладало мощью.

Библиотека Лютера.

Когда-то они принадлежали рыцарям Волка, эти труды о Великих Зверях, полуреальных нефиллах и силе, породившей их. О точном содержании старинных томов ходило множество слухов, но теперь это знание обретало свободу, изливалось в мир по дозволению гроссмейстера.

Захариил улыбнулся. Орден не мог выжить в нынешнем виде. Он стал чересчур влиятельным, слишком цельным. Как ни старался Лютер избавиться от наследия Льва, главенство Ордена оставалось величайшим достижением примарха, которое гроссмейстер никогда бы не решился низвергнуть. Но чтобы освободить Калибан, вновь населить леса Великими Зверями и нефиллами, выпустить Уробороса из материальной темницы, нужно было уничтожить Орден и порядок, воплощенный в нем. Следовало разделить население мира, чтобы люди крепли в сражениях между собой.

Душа Калибана требовала жертвоприношений, почва планеты ждала, что ее польют кровью и потом.

В небе на юго-востоке появилась точка, быстро превратившаяся в силуэт «Громового ястреба». Захариил камнем рухнул вниз, остановив падение в нескольких метрах от земли. Он замер сбоку от растрескавшейся дороги, покрытой ямами и наполовину заросшей травой. Ею не пользовались с тех пор, как в паре километров отсюда построили надземную автостраду — полосу из металла и феррокрита на двухсотметровых опорах, которая извивалась через весь континент.

Потянувшись разумом к десантному кораблю, псайкер обнаружил за штурвалом одинокого пилота. Его зондирующие мысли отскочили от ментального щита, но само наличие и форма заслона определили его хозяина так же четко, как любое успешное сканирование.

Это был Вассаго.

«Громовой ястреб» сел менее чем в двадцати метрах от Захариила, вокруг библиария закружились вихри пыли и сухих листьев. Вассаго торопливо спустился по носовой аппарели. На его лице застыла смесь надежды и недоверия.

— Я знал, что не ошибся! — заявил аколит, изгнав сомнения и расплывшись в улыбке. — Именно твои мысли я ощутил в переменчивых ветрах!

— Ты прав. Разыскивая меня, ты поразительно вырос над собой и превзошел все мои ожидания. Твои способности невероятно усилились. — Захариил осознал, что и он сам теперь обладает намного более могучими силами, полученными от духа Калибана. Библиарий вернул сознание в физическое тело, опасаясь, что Вассаго заметит изменения. Псайкеру было непривычно смотреть на своего протеже — теперь он видел клетку учений Израфаила, прутья которой окружали разум аколита, как некогда сковывали волю Захариила. Скоро придет день, когда он сломает замок и даст ученику неведомую прежде свободу.

— Мне стоило связаться с тобой раньше, но я спешил вернуться в Альдурук.

— Понятное дело, наставник, — ответил Вассаго. Захариил направился к десантному кораблю. — Мы все не могли дождаться твоего возвращения.

— Все? Думаю, как минимум один легионер не встретит меня с распростертыми объятиями.

Вассаго остановился у подножия рампы и, пропустив командира вперед, пошел следом за ним.

— Я не понимаю, наставник.

— Лорд Сайфер, — произнес Захариил, осторожно подбирая слова. — Что он рассказал о событиях, произошедших с нами в Северной Чаще?

— Нам — ничего. Насколько я знаю, он беседовал только с Лютером.

— Неудивительно. — На пороге пассажирского отсека Захариил помедлил и обернулся. — Вряд ли ему хотелось рассказывать всем подряд о своей трусости.

— Трусости?

Проходя мимо, аколит нажал кнопку управления пандусом. Аппарель с шипением поднялась и закрыла люк, библиариев окутал полумрак.

— Да, Вассаго, трусости. Сайфер бросил меня умирать под Северной Чащей. Об этом он не упоминал?

Ученик промолчал, и правильно сделал. Захариил был не в настроении выслушивать банальности.

— Так что же, лорд Сайфер в Альдуруке? — спросил он.

— Думаю, да.

— Значит, немедленно отправляемся туда. Мне не терпится узнать, чем он будет оправдывать предательство.

Захариил направился было в кабину, но остановился, заметив испуг на лице Вассаго.

— Что-то не так, брат?

— Я бы не советовал идти против лорда Сайфера, — очень неохотно выдавил аколит. — У него есть… союзники.

— Конечно, у него есть союзники. Лютер, например. Но, когда я поведаю свою версию событий, друзья Сайфера отвернутся от него.

— Хранители, наставник. — Вассаго огляделся, словно ждал, что одно из существ материализуется прямо в корабле. — Лорд-шифр заключил договор с Хранителями-во-Тьме. Они охраняют его. Сайфер, прикрытый ими от обнаружения, прервал наш ритуал. Нельзя ссориться со стражами из теней.

— Интересно. — Захариил потер подбородок, обдумывая новость. Если все так и было, — а он не видел причин сомневаться в словах аколита, — то возникли затруднения. Дух Калибана терпеть не мог созданий, именуемых Хранителями, хотя во всех сказаниях утверждалось, что они защищают планету. Теперь библиарий знал, что эти существа просто тюремщики. — Спасибо за предупреждение.

Библиарий прошли в пилотскую кабину. Захариил не стал претендовать на место за штурвалом и сел в кресло бортстрелка.

— Созывай остальных, Вассаго, — сказал он. — Я должен срочно поговорить с ними.

— Понимаю, наставник. Они все заняты по службе, так что потребуется какое-то время.

— Мне будет чем заняться, — успокоил помощника Захариил. — Сначала нужно доложить о возвращении сару Лютеру.

— А потом? — спросил снова воодушевившийся ученик. — Что мы сделаем потом?

Наставнику пришлось задуматься над ответом.

— Это в первую очередь зависит от него.

Сложив пальцы «домиком», Лютер оперся локтями на длинный рабочий стол и подался вперед. Не говоря ни слова, он поочередно оглядел троих посетителей, уделив каждому несколько секунд.

Ну и образчики, подумалось гроссмейстеру. Персонажи из древней моралите. Все они думали, что могут использовать в собственных целях и его, и Калибан. Они смотрели на тело Лютера, более слабое, чем у них, и невольно, даже подсознательно, считали его разум таким же слабым. То же самое он подметил и во Льве, хотя не сразу. Примарх, бесспорно гениальный, возвышался над любым калибанцем в вопросах стратегии и тактики, но имел ужасный недостаток: неумение разбираться в людях и их слабостях. Из-за паранойи, что скрывалась под выкованной в Ордене броней дисциплины и верности долгу, Эль’Джонсон считал окружающих способнее, чем они были на самом деле. Лев на пустом месте приписывал им храбрость, благородство, ум или целеустремленность.

Лютер, глядя на посетителей, видел их насквозь. Гроссмейстер лучше знал уязвимые места в их защите, чем они сами. Но он был уверен, что лучше изображать слабость и подталкивать недругов к междоусобной борьбе, чем открыто явить силу и объединить их против себя.

Номер один — Астелян, интриган. Опытный, изворотливый, сосредоточенный. Первый магистр открыто признавался Лютеру, что желает только отомстить за себя Льву. Временный союзник, ничем не обязанный ни Калибану, ни гроссмейстеру, он редко выходил на авансцену, предпочитая бросать реплики из-за кулис. Поэтому Астелян в некотором роде был лучшим из троих: пока не решен вопрос с Эль’Джонсоном, Мерир станет всеми силами помогать Лютеру остаться у власти, рассчитывая на помощь с возмездием примарху.

Далее — лорд Сайфер. Молодой традиционалист в рясе из плотной ткани, скрывающий лицо под глубоким капюшоном. Таинственный воин считался силовиком Лютера, но не только охранял знания и традиции Ордена. Гроссмейстер еще не до конца разобрался, каковы цели Сайфера, но кошмарные события в Северной Чаще, как давние, так и случившиеся на днях, явно подтолкнули лорда-шифра к каким-то действиям. На первый взгляд казалось, что он верен Ордену, как требует его должность, но в действительности легионеру давал советы — и, возможно, приказы — кто-то еще.

Наконец, идеалист Захариил. Несомненно, после его возвращения двое других принялись лихорадочно перебирать варианты, рассчитывая, как оно скажется на их замыслах.

Библиарий был наиболее опасен в прямом смысле, поскольку мог, если бы захотел, навязать свою волю остальным. Из всех троих Лютер больше всего нуждался в Захарииле, его верности Ордену и делу гроссмейстера. И к счастью, измена псайкера была самой маловероятной. Сын Калибана, который посвятил всю жизнь Ордену, верный компаньон Лютера в труднейшие времена…

Захариил и его псионики обеспечивали независимую астротелепатическую связь, умели читать мысли, угадывать ложь, заглядывать в души людей. Весьма значительная сила. Астеляну были верны некоторые капитулы, и он по-прежнему надеялся на бойцов в казематах. Лорд Сайфер теоретически имел право воззвать к Ордену, чтобы свергнуть гроссмейстера, но не командовать лично. Тем не менее Захариил представлял главную угрозу, поскольку двое других могли использовать его как неудержимое оружие.

Все они имели свои причины поддерживать Лютера, но лишь до тех пор, пока считали его более полезным в качестве союзника, нежели врага. Посторонний наблюдатель решил бы, что без этого внутреннего круга гроссмейстер может полагаться лишь на свои лидерские качества и позицию в Ордене.

И ошибся бы.

— Лорд Сайфер, я получил новый доклад о недавнем инциденте в Северной Чаще, — сказал Лютер. Молодой воин сузил глаза и взглянул на библиария. — Ты не говорил мне, что cap Захариил призвал тебя спасаться, когда аркология начала рушиться. Если бы не его заявление, я, вероятно, остался бы в заблуждении, что ты бросил собрата. Я должен принести тебе извинения.

Сайфер повел плечами, возможно, от удивления.

— Решение оставалось за мной, cap Лютер, — ровно ответил он. — Поступая так, я руководствовался здравым смыслом, но уходил с тяжелым сердцем. Теперь мне любопытно, как cap Захариил сумел выжить в рухнувших тоннелях.

— Благодаря его уникальному дару, — ответил гроссмейстер вместо псайкера. — Не имея материальных доспехов, он прикрылся броней разума.

— Наши поисковые партии не нашли тебя, — обратился Астелян к библиарию. — Я лично возглавлял первые отряды в развалинах.

— Я был глубоко, братья, очень глубоко, — тихо ответил Захариил. — Никакие авгуры и зонды не обнаружили бы меня. Даже другие библиарий не сумели бы. Везение и стойкость помогли мне добраться до шахты, возникшей при обрушении нескольких подземных залов, но руины заблокировали сигналы ваших устройств.

— Везение и стойкость — добродетели, необходимые великим людям, — заметил Лютер. — Один из моих предшественников некогда заявил, что предпочел бы удачливого полководца умелому.

Посетители ничего на это не сказали. Они были заняты тем, что оценивали соперников через призму собственных планов. Лютер позволил напряжению повиснуть в воздухе — ему играло на руку, когда советники путались в домыслах. Когда гроссмейстер наконец объявит о своих истинных намерениях, эти трое все еще будут заняты слежкой друг за другом.

— В твое отсутствие, cap Захариил, я понял, что дурно обходился с тобой, — произнес Лютер через несколько секунд. — Должность лорда-шифра — такая же неотъемлемая часть Ордена, как Альдурук и все снаряжение в нем. Астеляну, даже не урожденному калибанцу, я даровал титул первого магистра и с ним — власть над большей частью наших воинов. Но ты, благородный сын лесов, рожденный и взращенный в виду Ангеликасты, обученный внутри ее стен, остался в пренебрежении. Твой чин, библиарий, — терранское клеймо, что поставили на тебя Израфаил и другие Имперцы. Библиариумы закрыты, это название лишено смысла. Ты остался на холоде, вдали от теплого очага Ордена.

— Гроссмейстер, я желаю лишь вернуться к моим занятиям и, как прежде, выискивать в новобранцах признаки ментального дара, в чем и состоит моя служба.

— И я не потребую от тебя большего, но дам тебе все, что потребуется для похода во тьму невежества, откуда ты принесешь свет знаний для каждого из нас. — Открыв ящик стола, Лютер вынул железное кольцо, на котором висело три больших ключа. Воин легко поднял его одной рукой, металл тихо звякнул о металл. — Во времена до нашего рождения, еще до того, как наши прапрадеды увидели зелень лесов, рыцарям Ордена поручались поиски людей с такими же способностями, что и у тебя. Как и сейчас, угроза чернокнижия, появления ведьм и колдунов тревожила гроссмейстеров. Среди них были мистики, наделенные псионической силой. Эти ключи принадлежали их магистру. Теперь они твои — я никогда не пользовался ими, как и никто другой на протяжении более чем сотни лет. Не знаю, какие двери они открывают и что лежит за порогами, но уже вижу, что ты почувствовал что-то в трех ключах.

Захариил кивнул и протянул руку, взглядом спрашивая у Лютера разрешения взять кольцо. Гроссмейстер кивнул в ответ и отдал ему ключи. Веки псайкера вздрогнули, в зрачках на миг вспыхнули золотые искорки.

— Я знаю, где их дом, — с улыбкой произнес Захариил.

Внешние проявления его дара исчезли так же быстро, как появились. Псионик сжал ключи в кулаке.

— Братья, поприветствуйте в рядах нашего совета нового магистра мистиков, — произнес Лютер, кланяясь ему. — Уверен, что он и его ученики достойно послужат Ордену.

Астелян и лорд Сайфер, не слишком обрадованные таким поворотом событий, присоединились к поздравлениям.

— Не смею более отвлекать вас от дел, — заключил гроссмейстер, отпуская космодесантников.

Все трое отсалютовали ему и молча удалились — несомненно, обсуждать новости с доверенными лицами и приспешниками.

Стоило им уйти, как Лютер подошел к закрытой двери и задвинул поперек нее массивный засов. Потом он вытянул из-под рясы цепочку, на которой висел еще один ключ. Отперев боковую дверь комнаты, гроссмейстер вошел в библиотеку и ощутил приветственную дрожь томов. Закрывшись изнутри, он встал за пюпитр.

На подставке лежала открытая книга, заложенная тонким кинжалом. Левую страницу покрывали аккуратные округлые буквы, что складывались в текст на древнем языке Калибана. На правой стороне была изображена диаграмма из пересекающихся кругов, границы которых обвивала последовательность замысловатых рун, идущая к центру. Схема напоминала Лютеру о спирали, служившей для обучения рукопашному бою новобранцев, и об организации Ордена с накладывающимися друг на друга зонами ответственности и запутанной иерархией. Этой структуры придерживались с первых дней основания Альдурука.

Чертеж окружало более живописное изображение — змей, проглатывающий свой хвост.

Лютер прочел надпись под диаграммой:

«О природе Порядка и Хаоса, или Уроборос».

 

Глава 11:

Проклятое видение

Ультрамар

В Птолемеевой библиотеке было темно даже для сверхчеловеческих глаз Льва. Жестом пригласив его войти, Жиллиман отступил в сторону и тихо закрыл за ними обитые кожей двери. Зал оказался небольшим, по меркам Каструма, — примерно двадцать на десять метров, три в высоту. Из сумрака выступали книжные полки и столы для чтения. Единственным источником света было присыпанное пеплом окно в потолке, через которое просачивались тусклые лучи зимнего солнца.

Взглянув между стеллажей, Эль’Джонсон заметил в дальнем конце библиотеки фигуру, ссутулившуюся в большом кресле. В застекленном шкафчике напротив отражались профиль благородного лица и бледное пятно, намек на белые крылья, лежащие на спинке сиденья.

— Затемненная библиотека, — произнес Лев, обходя препятствия. Его глаза уже достаточно приспособились к сумраку. На полу лежал ковер, но сильно истершийся, из примыкающих к залу садов доносился запах сырой земли. — Это что, наглядная метафора? С каких пор владыка Сангвиний обитает в тенях?

Император-регент наклонился вперед, подставив лицо блеклой полоске света, и поднял книгу, которую держал на коленях.

— Я читал, — сказал новый повелитель человечества. — У меня до сих пор звенит в ушах, резь в глазах не проходит. Я еще не оправился от последствий взрыва в тронной зале. Здесь мне порой становится лучше.

Закрыв книгу, Ангел отложил ее в сторону.

— Не все делается ради театральных эффектов, брат.

— Но в остальном ты цел? — Лев подошел ближе, внимательно оглядывая видимые части его тела в поисках ранений.

— Если не считать глаз, физически я невредим, — успокоил его император. — Но Кёрз хотел ранить меня изнутри.

— Изнутри? — Жиллиман встал рядом с Эль’Джонсоном. — О чем ты, брат? Что он сотворил?

— Как я уже сказал тебе, мы долго беседовали. Он не слушал. — Помрачнев, Сангвиний на мгновение отвернулся. — Мне нужно было поговорить с вами обоими одновременно.

— Теперь я здесь, — отозвался Лев. — Чего хотел Кёрз?

— Не допрашивай нашего брата! — рявкнул Робаут, вставая между двумя примархами. — Ты забываешься.

Эль’Джонсон, пораженный внезапной резкостью Жил-лимана, покорно вскинул руки и отступил. Посмотрев мимо Робаута на Сангвиния, он заметил, что император каким-то образом изменился. Возможно, поник. Ангел сам иносказательно признал, что Ночной Призрак нанес ему какой-то неявный удар.

— Я никого не допрашивал, брат.

Сангвиний кивнул, принимая не совсем очевидное извинение Льва.

— Конрад хотел видеть только меня. Вас он, конечно, желает убить, — император мимолетно усмехнулся, — но это понятно. Похоже, Кёрз решил, что я смогу понять его лучше, чем другие братья.

— Почему? — тихо спросил Жиллиман. — Чем он вообще собирался заинтересовать тебя?

— Мы оба владеем определенным даром, — ответил Сангвиний. — Пророческим, если угодно. Конрад говорил о своих видениях, о случаях предзнания. Я тоже иногда замечаю фрагменты будущего, но Кёрз верит в худшие его варианты.

Показалось, что Кровавый Ангел собирается сменить тему, но затем он вздохнул и посмотрел прямо на Эль’Джонсона.

— Я верю в нечто иное. В предупреждения, а не предначертания.

— Но что там с Конрадом, о чем он рассказал тебе? — напомнил Лев. — Может, нечаянно намекнул, где он скрывается, куда нам идти с облавой?

— Да, но об этом я упомяну позже. Он явился побеседовать о случайностях и судьбе. Узнать, считаю ли я что-то из них определяющим для наших жизней.

— В каком смысле? — Робаут хмурился, но невозможно было понять, из-за чего — истории Сангвиния или упоминаний о Кёрзе. — Зачем изобретать столь хитроумный план ради такого бессмысленного разговора?

— Он просто безумец, брат! — злобно произнес Эль’Джонсон. — Хватит приписывать ему логичные мотивы, Конрад отказался от них. Кёрз, пожалуй, сам не сможет объяснить свои поступки — по крайней мере понятным для нас образом.

— Нет, он почти всю беседу вел себя вполне разумно, — возразил Ангел, явно недовольный тем, что его перебили. — Конрад пытается понять себя, узнать, чего добивался наш отец, избавить себя от чувства вины, возложив часть ее на Императора.

Другие примархи недоуменно молчали, поэтому регент продолжил:

— Кёрз упрекает отца в том, что Он создал его таким, как будто нуждался в массовом убийце, чудовище, враждебном обществу.

— Разумеется нет, — фыркнул Жиллиман. — Как это убого: винить Императора в собственных недостатках.

Лев ничего не ответил. Конечно, Кёрз утратил рассудок, стал тенью себя прежнего, но поднятая им тема была непростой. Что сформировало личность Эль’Джонсона — Император, леса Калибана или же Лютер и Орден? Истина в том, что судьбу воина, именуемого Львом, определили многие события. Но как быть с Ангроном, превратившимся после лоботомии в неудержимого берсеркера, или даже Лоргаром, которого покарали за слишком рьяную веру в Императора?

Впрочем, это уже не имело значения. Все они сделали выбор, определили сторону. Многие братья Эль’Джонсона решили пойти против Отца, а значит, разорвали все родственные узы и больше не заслуживали сострадания. Мания преследования Конрада была лишь проявлением его чувства вины.

— Кажется, ты глубоко задумался, лорд-защитник. — Сангвиний заговорил негромко, но сразу же вывел Льва из прострации. — Не поделишься мыслями?

Эль’Джонсон покачал головой.

— Кёрз не покидал Макрагг, — твердо сказал Ангел. Продолжил он уже с грустью: — Я знаю, ради чего Конрад на самом деле приходил ко мне. Он ищет того, что уже никогда не получит от Императора. Того, что уже никто ему не даст. Прощения.

— Прощения?! — зарычал Робаут. — Да я готов спалить родной дом, если Кёрз сгорит вместе с ним! Прощения?!.

Раскрасневшись, он запнулся и умолк. Лев отвернулся, чувствуя, что не сдержит презрительную ухмылку.

— Именно, — подтвердил Сангвиний, но его тон показался Эль’Джонсону неубедительным. — Конрад невменяем. Он считает себя хорошим, возможно, даже сейчас думает, что выполняет замысел Императора. Кёрз жаждет поверить, что он — всего лишь сломанная марионетка Отца. И тогда сумеет убедить себя, что был прав с самого начала. Речь об оправдании, братья. Конраду нет прощения, и он знает это, но надеется оправдать свои поступки.

— И он решил, что ты согласишься? — Лев не мог понять, как такое пришло Кёрзу в голову. Даже в безумии тот оставался внимательным и изворотливым, слишком ловко манипулировал событиями и своими братьями, чтобы недооценивать его. — Почему, мой господин император?

— Он решил, что я убью его.

— Не сомневаюсь, ты попробовал, — с горьким смешком заметил Жиллиман. — Или подумал об этом.

Кровавый Ангел качнул головой:

— Нет. Я не смог. Никогда не заставлю себя убить настолько жалкое создание.

— Ты пощадил эту тварь? — Эль’Джонсон глубоко вздохнул, сдерживая ярость. Выдохнув, он продолжил: — Он подставил тебе шею? Ты заподозрил какой-то трюк, да? Не нанес удар, потому что Кёрз лгал?

— Он говорил искренне, но ты тоже прав. Вышло бы, что я подарил ему избавление. Конрад счел бы такую смерть достойной.

— Но он все равно бы умер, брат, — сказал Робаут, и Лев кивнул.

— Нет, Вселенная устроена не так. — Отвернувшись, Сангвиний уставился в тени. — Мы бросаем камни в воду. Круги от них расходятся и пересекаются. Действие и противодействие. У каждого поступка есть последствия. Если бы я хладнокровно прикончил Конрада, то совершил бы убийство.

— Казнь, а не убийство, — счел нужным поправить Эль’Джонсон.

— Убийство. Не бывает казней без суда.

Откинувшись во тьму, Ангел потер висок, словно от боли.

— Это уже слишком. — Лев схватил Жиллимана за руку. Гневался он на Сангвиния, но не мог срываться на императоре. — Ты позволил Кёрзу подобраться так близко?

— Позволил? — Робаут взглянул на свое запястье в хватке Эль’Джонсона, затем, вскинув бровь, на самого примарха.

Тот не выпустил брата.

— Не придирайся к словам. Мы согласились разделить обязанности. Ни ты, ни я не правим новым Империумом. Наш брат — император-регент, новый властелин людей, надежда на будущее! — Голос Льва перешел в рык. — И ты допустил, чтобы Кёрз напал на него!

Жиллиман вырвал руку:

— Я ничего не «допускал»! Я оборонял маяк на Соте. Что осталось бы от нашего Империума, если бы из-за Гибельного шторма вернулась разрозненность Долгой Ночи? И где был наш лорд-защитник? В теории ты охраняешь нас, но на практике от тебя никакого толка!

— Еще раз оскорбишь меня, брат, и я теоретически разобью твою практическую физиономию! — огрызнулся Эль’Джонсон, занося кулак.

— Я здесь, братья. — Сангвиний поднялся с кресла, его лицо показалось белым пятном во мраке. Тихо и проворно шагнув между примархами, он поочередно взглянул на обоих. — Не говорите обо мне как о ценной утвари.

— Ты не утварь, владыка Сангвиний, но ты ценен, — ответил Лев. — Мы поставили все на Империум Секундус, наделили тебя властью, какой прежде обладал только наш Отец.

— При всех заблуждениях нашего брата из Первого, здесь он прав, — согласился Робаут. — Если ты падешь, Империум Секундус не выживет.

Черты Ангела исказила печаль, на мгновение он показался таким беспомощным, что Эль’Джонсон ощутил пустоту в душе. Жиллиман протянул руку, желая подбодрить Кровавого Ангела, но тот отстранился и ладонью отбросил волосы со лба.

— Значит, мы потерпим неудачу, — произнес он и отвернулся.

— Что ты имеешь в виду? — требовательно спросил Лев.

— Я… — Сангвиний опустил голову под тяжестью раздумий. Через несколько секунд он выпрямился, расправил плечи и снова посмотрел на братьев. — Я погибну от руки Хоруса.

Робаут и Эль’Джонсон переглянулись, стараясь понять, к чему это сказано.

— Откуда ты знаешь? — уточнил Жиллиман.

— Не сомневаюсь, очередная ложь Кёрза, — бросил Лев. — Но в его речах нет ничего, кроме злобы. Он и мне пробовал заморочить голову, на Тсагуалсе.

— Я сам увидел это. — Ангел молитвенно сложил руки и закутался в крылья, словно в плащ. — Ощутил. Это не обман Кёрза и не бред. Я предвидел нашу схватку во сне наяву, кошмарном отголоске грядущего. Хорус явится в Империум Секундус и предложит мне примкнуть к нему. Я откажусь, и он сразит меня.

Эль’Джонсон не знал, что сказать. Робаут так же ошеломленно молчал. Наконец Сангвиний улыбнулся, пусть и невесело.

— У нас еще остается слабая надежда. Две, если точнее. — Повернувшись, император взял книгу, которую читал ранее. В руках примарха увесистый том казался детской тетрадкой. Льва удивило, что его владыке понадобился повод отвлечься, не смотреть на братьев. — Во-первых, я могу ошибаться. Уверен, что это не так, но нельзя поддаваться обреченности. Во-вторых, если даже я прав, моя жертва, возможно, не будет бесплодной. Я не сдамся Хорусу без боя. Может быть, нанесу ему смертельную рану, или кто-то из вас закончит начатое мной.

Чувствовалось, что Сангвиний не слишком верит в оба предположения, но будет до последнего держаться за соломинку. Именно эта черта восхищала в нем других примархов и была источником скромности Ангела, позволявшей ему так непринужденно править смертными. Эль’Джонсон, что случалось редко, ощутил искреннюю любовь к повелителю и брату. Если бы он столкнулся с такой мрачной истиной, то куда менее спокойно принял бы свою судьбу.

Больше того, Лев не желал смиряться с неизбежностью чужой гибели.

— Этого не случится, — заявил он. — Твое видение — каверза врага, уловка с целью ослабить нашу волю и решимость. Нам уже нанесли два оскорбления, но третьего мы не потерпим.

— Здесь ничего не по… — начал было Сангвиний, но Эль’Джонсон стоял на своем.

— Прости, владыка, однако не тебе решать, что может или не может случиться. Ты император, и твое слово — закон, но я назначен лордом-защитником, и, если только ты не пожелаешь освободить меня от долга, я буду оберегать тебя.

Кровавый Ангел смолчал, Жиллиман просто кивнул в знак согласия.

— Жаль, что нам пока не удалось взять след Кёрза, — добавил Лев. — Расскажи больше о встрече с ним, может, найдутся какие-нибудь намеки.

— Никаких намеков, — ответил император. — Конрад скрывался в Иллирийском анклаве, он сам признался в этом. Поддел меня тем, что не покидал Макрагг, все время оставался в городе, пока мы искали его.

— Иллирийский анклав? — Эль’Джонсон пристально посмотрел на Робаута. — Это те же самые иллирийцы, что пытались свергнуть твоего приемного отца, подстрекали к восстаниям против тебя и Империума? Среди них Кёрз легко найдет себе убежище и подручных.

— Я пересмотрел наши охранные протоколы, — быстро ответил Жиллиман на критику Льва. — Несомненно, Конрада уже нет в Макрагг Цивитас.

— Прошу извинить, Робаут, — продолжил Лев отнюдь не извиняющимся тоном, — но мне плевать на твои заверения о безопасности. Есть такое присловье, «запирать конюшню, когда лошадь уже ускакала». Так вот, полагаться на тебя — все равно что оставлять ключи тому же глуповатому конюху, который забыл закрыть ворота в прошлый раз.

— Глуповатому конюху? — Жиллиман с явным усилием удержался от вспышки. Он потянулся к мечу у пояса, но остановился, вскинул руку и обвиняющим жестом указал на Эль’Джонсона: — Тебя здесь не было! Я отвлекся на оборону Соты! Я уничтожил там флот и армию Повелителей Ночи! Врагов, которых ты, лорд-защитник, должен был остановить у наших врат…

— Ты прав, — сказал Лев. — Ты прав. Мне не следовало улетать. Даже я недооценил безумие Кёрза. Кто из нас, будучи в здравом уме, остался бы на Макрагге с тремя враждебными легионами под боком? Но Конрад не в здравом уме, поэтому он здесь — не заноза в нашем боку, а кинжал, занесенный над сердцем.

— Больше тут ничего не поделаешь, — попытался успокоить его Жиллиман.

— Ничего, — кратко и горько усмехнулся Эль’Джонсон. — Я знаю тебя, Робаут, твой теоретический и практический подход к жизненным вызовам. Ты всегда смотришь одним глазом вдаль, планируешь, готовишься, снабжаешь и обеспечиваешь. Я предпочитаю реальные поступки. Видимые достижения. Ты любишь Империум Секундус, как отец, и сделаешь все, чтобы защитить свое дитя, вырастить его, показать, чем отличается добро от зла.

Затем Лев повернулся к Жиллиману спиной и обратился к Сангвинию:

— Я — лорд-защитник. Мой долг — оборонять нас от любой угрозы, внешней или внутренней. Сейчас главную опасность представляет Кёрз, эта гниль в сердце Макрагга. Возможно, он остается на территории Цивитас, несмотря на утверждения Робаута. Конрад играет с нами, отвлекает нас, уводит от намеченных целей. Пока он здесь, никто не в безопасности, и Империум Секундус не может развиваться.

— Что тебе нужно? — требовательно спросил Жиллиман.

— Мне ничего не нужно! — Эль’Джонсон раздраженно глянул на брата через плечо и вновь повернулся к Ангелу. — Ты уже дал мне все необходимое. Ты назначил меня лордом-защитником, мы принесли клятвы. Честь требует, чтобы я исполнял порученные мне задачи. Честь требует, чтобы ты позволял мне это делать.

— Император здесь только один, — предупредил Робаут.

Лев крутнулся на месте и почти ударил примарха Ультрамаринов, но одумался в последний миг. Пораженный Жиллиман отшатнулся.

— И я уберегу его! — взревел повелитель Темных Ангелов. Он умоляюще протянул руку к Сангвинию. — Брат, сдержи данное слово. Сними с моих рук оковы личностных интересов. Ты доверил мне свою жизнь. Пора доказать, что это доверие обоснованно.

— Что у тебя на уме? — спросил Сангвиний. На миг он обернулся к Жиллиману, затем снова к Эль’Джонсону. — Что упустил наш брат и хочешь сделать ты?

— Макрагг укреплен от атак снаружи, но не изнутри. Нужно ввести военное положение. Запретить все контакты с любыми кораблями, не прошедшими доскональную проверку. Установить карантин, если угодно. Комендантский час. Обыски. Неограниченные права на слежку и дознание. Не останется теней, где мог бы притаиться Кёрз, трещин, по которым он мог бы проскользнуть, брешей, куда он мог бы пролезть. Ничто на лике Макрагга не укроется от моих глаз. — Лев медленно сжал кулак, словно уже держал в нем планету. — Но важно не то, что упустил Робаут, а то, что он делал и чего не сделаю я.

— И что же он делал?

— Сдерживался.

После нескольких секунд тишины Жиллиман шагнул мимо Льва к Сангвинию и заговорил.

— Решать тебе, мой господин, — поклонился он. — Я бы не дал позволения: это противоречит всему, что мы пытаемся создать. Никому не сокрушить новый Империум снаружи — если мы оступимся, утратим наши права и свободы, то лишь по собственной вине.

Сангвиний кивнул, и Эль’Джонсон резко втянул воздух. Он собирался огласить новые доводы, однако Кровавый Ангел остановил его взглядом.

— Ты прав, Робаут, но только отчасти. Наш брат сказал верно: каждый из нас — столп нового Империума, и, если удалить одну опору, рухнет все здание. Конрад не остановится, пока мы не остановим его. Маяк на Соте утратил почти всю прежнюю мощь, поэтому государство как никогда нуждается в крепкой направляющей руке. Это твоя задача. В последнее время мы победили многих врагов, но война не окончена, и впереди еще будут сражения. Мы клялись до завершения боев оказывать поддержку нашему брату с Калибана. Если Лев недостоин исполнять свой долг, то ты не вправе руководить Империумом, а я — быть его императором.

Жиллиман признал поражение, кивнув со смиренным выражением лица. Эль’Джонсон посмотрел на Сангвиния, но не сумел проникнуть в мысли повелителя. Возможно, Ангел просто хотел примирить их, сохранить иллюзию надежды до дня своей предвиденной гибели? Или он действительно верил, что Империум Секундус сыграет важную роль в будущем человечества?

Имело ли это значение? Только не для Льва.

Он знал, что от него требуется. На Тсагуалсе примарх засомневался, проявил слабость и тем самым позволил Кёрзу сбежать. Теперь он не пустит дела на самотек. До конца зимы Конрад окажется у него в руках.

Столь приятная мысль вызвала у Эль’Джонсона улыбку. Спрятав ее, он поклонился Сангвинию:

— Твоя воля будет исполнена, мой император.

Триумвират

 

Глава 12:

Закон Льва

Ультрамар

— Ты сомневаешься, брат.

Эль’Джонсон говорил утвердительно, но знал, что Жиллиман должен ответить. Примархи шагали по длинному балкону на южной стороне крепости. В тридцати метрах под ними рота Преценталианской Гвардии четко маршировала к Вратам Геры.

Уже вечерело — день прошел в долгих спорах об Империуме, Соте и подготовке к объявлению Legatus Militant. Согласно указу, гражданская администрация Макрагга подлежала временному роспуску, а исполнительная власть передавалась Имперскому Триумвирату.

— Нет. Я боюсь, брат. Страшно боюсь. Остановившись, Лев посмотрел на юг, где лежал Макрагг Цивитас. В наступающих сумерках город сверкал тысячами огней, дальше виднелись синеватые факелы плазменных двигателей над взлетными полями. Ветер сменился, подул с моря, и примарх уловил аромат соли сквозь резкие запахи машин и человеческих толп. Он молчал, поэтому Робаут продолжил:

— Любое действие влечет противодействие. Ты не думал, что закручивание гаек может стать преимуществом для Кёрза? Он ведет против нас необычную войну, о целях которой мы не имеем понятия.

— Он безумец, слепо атакующий любого противника. Взбешенный раненый зверь защищается.

— Брат, мы вместе слушали рассказ владыки Сангвиния. Конрад не бесцелен в своем безумии. Он ищет оправдания, признания… воздаяния. И последнее ты ему даешь.

Лев обдумал услышанное, понимая, что из вежливости обязан уделить внимание словам брата.

— В ином случае мы позволим ему сеять разорение на Макрагге. По всему Империуму. Как сказал наш новый император, Кёрза нужно остановить.

— Он говорил не так, — возразил Жиллиман. Другой примарх вздохнул и, отвернувшись, оперся спиной о балюстраду из светло-серого камня. — На практике введение усиленной безопасности приведет к теоретически непредсказуемым последствиям.

— Например?

— Мы хотим, чтобы мой легион пошел против своего народа. Это же Макрагг, родина Ультрамаринов. У многих воинов здесь связи. Семейные узы. И мы никогда раньше не правили напрямую. Ты должен понимать, какие начнутся политические потрясения.

— Такова суть непредвиденных обстоятельств, брат. Но сколько вреда нанесет Кёрз в будущем, если не схватить его сейчас? Я не в силах представить.

— Будущее хорошо тем, что наступает не сразу, а изо дня в день. — Робаут выпрямился, не глядя на спутника. — Завтра начнутся протесты. Как мы разберемся с этим?

— Разбираться предстоит тебе, брат, как и полагается лорду-хранителю. Я буду командовать моим легионом.

— Ты не сбежишь от завтрашней ответственности, если отмахнешься от нее сегодня.

— Я ни от чего не отмахиваюсь. — Эль’Джонсон посмотрел на Жиллимана, но не понял, о чем тот размышляет. Примарх Ультрамаринов возложил на себя трудную задачу, и Темный Ангел стремился облегчить ношу Робаута, выиграть для него время, необходимое, чтобы довести великий замысел до идеала. — Не беспокойся о конфликте интересов. Мои воины проследят за исполнением указа без личных пристрастий. Твои легионеры не запачкают рук.

— Неужели ты… — Робаут запнулся, ошеломленно взирая на Льва. — Ты не можешь привести свой легион на Макрагг.

— Я уже отдал распоряжения, брат. Ты ведь сам признал, что твоим бойцам нельзя доверить наблюдение за сородичами.

— Ты решил, что сумеешь свергнуть меня в моем родном мире? — Жиллиман почти хрипел, потрясение стискивало ему глотку.

— Это наш мир, — возразил Эль’Джонсон. — Колыбель нового Империума. Калибан лежит вне Гибельного шторма, за пределами моей досягаемости. Я отдал половину легиона под начало Корсвейна. Чтобы присоединиться к воплощению твоего замысла, я оставил мою планету и воинов. Чем готов пожертвовать ты?

Хорус пытался захватить Империум для себя, Робаут решил построить новый. И, как бы сильно примарху Темных Ангелов ни хотелось пощадить достоинство брата, он понимал, что победитель в этой войне будет только один. Никаких вторых мест. Значит, с Кёрзом нужно покончить любой ценой. Любой, даже ценой гордости Жиллимана.

Лев придвинулся к нему и спросил, понизив голос:

— Ты доверяешь мне, брат?

Робаут подошел к Тараше Ойтен, когда она гуляла по саду в длинных террасах на крыше здания за Преторием. Камерария-принципал, как называли ее другие, была почти во всех смыслах матерью примарха. Жиллиман в той же мере перенял от нее мудрость и человечность, как государственный ум и воинскую отвагу — от Конора, давно погибшего приемного отца.

Ойтен была высокой женщиной, хотя рядом с примархом выглядела маленькой, и не сгибалась под грузом прожитых лет. По крайней мере так ему казалось. Возможно, она скрывала старческую дряхлость в присутствии Робаута. Смерть Конора, павшего в расцвете сил, оказалась в некотором роде благословением, хотя ничего радостного в его убийстве трусливым предателем, конечно, не было. Однако же это уберегло Жиллимана от другого потрясения. Ему не пришлось смотреть, как отец стареет, ослабевает телом, возможно, утрачивает разум, пока сам Робаут продолжает возноситься над простыми смертными.

Тараша, которой приходили в голову такие соображения, старалась избавить Жиллимана от столь неприятного зрелища.

— Вы думаете о нем, — сказала Ойтен, присев на мраморную скамью возле низко подстриженного кустика. Снега еще не было, но сад уже подготовили к зиме. Камерария носила толстое белое пальто с отделкой из темного меха на воротнике и рукавах. Лицо ее заметно покраснело от холода, волосы были аккуратно убраны под синюю вязаную шапочку. Посох Тараша прислонила к подлокотнику лавки. Поймав на себе взгляд примарха, она добавила: — О Коноре, разумеется, хотя я уверена, что и о настоящем отце тоже.

— Почему ты так решила? — спросил Робаут.

Он сел возле Ойтен, не желая нависать над женщиной, но вынужден был очень высоко задрать колени на низкой скамье. Из-за этого примарх показался еще более громадным и нескладным в сравнении с Тарашей.

— Встаньте, — попросила она, — а то подвинетесь нечаянно, и мне конец.

Жиллиман с облегчением поднялся. Сложив руки за спиной, он заходил взад-вперед.

— Последние дни вы думаете о нем с тоской на лице, — пояснила Ойтен через какое-то время. — Видно по глазам, что вы заглядываете в прошлое.

— Я чувствую, что подведу обоих отцов, если потерплю неудачу, — признал Робаут. Остановившись, он провел пальцем по ветке хвойного дерева, что нависала над дорожкой. Для примарха она была на высоте лба, но садовникам совершенно не мешала. Подобные мелочи всегда напоминали Жиллиману, что он — полубог, пытающийся вписаться в мир смертных. — Не вполне уверен, что Конор одобрил бы Империум Секундус.

— Если бы вы были из тех, кто ищет одобрения любой ценой, Хорус направил бы к вам Лоргара с посольством, а не армией. Признайте, вас тревожит что-то другое.

Робаут ответил не сразу. Он собирался с мыслями, искал слова, которые могли бы передать суть его туманных и запутанных надежд и страхов, касающихся Империума Секундус. В итоге все сводилось к одному простому заявлению, но произнести его было почти немыслимо. Тараша напряженно ждала, уже с легким нетерпением.

— Мне сказать за вас? — спросила камерария, поднявшись.

— Не надо, — отозвался Жиллиман. Он отвел глаза, затем снова посмотрел на нее. — Я не считаю Льва союзником.

— Понятно. — Ойтен потерла нос и достала из карманов пальто пару черных перчаток. Надевая их, она продолжила: — Вы не можете ему доверять. Лев слишком любит тайны. Он уже не раз лгал вам.

— Любой лжец рано или поздно забывает свои выдумки и попадается.

— Но мне казалось, что примархи помнят все.

— Хорошо подмечено.

— Кроме того, Лев — человек действия. — Тараша взяла посох и медленно, с суровым лицом подошла к Робауту. — Он великолепно приспосабливается, разрабатывает планы на лету. Да, он весьма неплохой стратег, но в первую очередь побеждает благодаря решимости. Стремлению одолеть всех, кто противостоит ему, невзирая на соотношение сил или потери.

— Тогда как я, имея шесть часов на постройку башни, первые четыре буду измерять кирпичи. — Жиллиман улыбнулся, однако его веселость быстро угасла. — Я потратил множество часов на постройку Империума Секундус, но Лев разрушит его за пять минут. Работа еще далека от завершения. Теоретического много, практического мало.

— Разве это так плохо? — спросила Ойтен, тяжело опираясь на посох. По облачкам пара было видно, как учащенно она дышит. — Пусть он будет военачальником, вы посвятите себя государственным делам. Если Лев зайдет слишком далеко, вы с новым императором остановите его. Эль’Джонсон уважает вас и равняется на лорда Сангвиния.

— Владыке Сангвинию не до этого. — Робаут в тот же миг пожалел о сказанном.

Хотя он всецело доверял своей камерарии-принципалу, упомянутые Ангелом видения были внутренней проблемой Триумвирата примархов.

— Да, у него много забот, — произнесла Тараша. — Вот вам еще одна причина сосредоточиться на своих делах и не лезть под руку другим. Лорд Сангвиний правит Империумом, но вы должны управлять государством. Решите со Львом этот вопрос так же, как решаете прочие.

— Если Эль’Джонсон задумал свергнуть меня и не уступает мне в интеллекте, как удержать его от применения силы?

Ойтен зашагала по дорожке к железной арке в живой изгороди, что окружала собеседников. Женщина почти скрылась из виду, когда ветер принес Жиллиману ее ответ:

— Очень просто, сынок. Начинай измерять кирпичи.

В залах и коридорах «Непобедимого разума» шла шумная подготовка к сражению. Грохот сабатонов, вой двигателей десантных кораблей и рев бронемашин всегда вдохновляли Фарита Редлосса. Если легионер и не был рожден для войны, она взрастила его, как родного сына.

Воспитание началось в отдаленной крепости среди калибанских лесов, которую ежедневно атаковали хищные звери. Отец, дяди, двое братьев Фарита погибли, когда ему еще не исполнилось шести лет. Он заряжал настенные орудия взрывными гарпунами с тех пор, как начал доставать до дула.

На девятом году жизни Фарита в чащу явились рыцари Льва, которые покончили с тварями, но не битвами. Юный, крепкий и послушный Редлосс оказался идеальным оруженосцем для повелителей Ордена.

Ему было тринадцать, когда прибыли корабли Империума и легион Темных Ангелов начал набирать рекрутов. По счастливой случайности, этот возраст лучше всего подходил для имплантации геносемени и органов, необходимых космодесантнику.

Да, не прирожденный, но сотворенный воин.

Фарит стоял на одной из платформ над главной распределительной галереей. Высотой в двадцать палуб, она тянулась вдоль почти всей боевой баржи. С верхнего яруса нижние уровни были почти неразличимыми, но не из-за расстояния: их окутывали клубы испаряющегося охладителя и выхлопных газов. Эта картина пробуждала в Редлоссе детские воспоминания об утренних туманах, затягивавших крепость. Тогда он встречал каждый день со смесью облегчения и тревоги.

Теперь тревога забылась. Фарит не искал смерти, но и не боялся ее. Опершись на поручень, он с восхищением рассматривал шеренги бойцов, которые маршировали из спален в пусковые отсеки.

Редлосс ощутил присутствие Льва еще до того, как услышал слабое гудение сервоприводов брони и странно тихие шаги примарха. Великан двигался с легкостью и грацией, что соответствовали его имени. Настоящий лесной охотник, во всех смыслах.

— Все идет согласно вашим приказам, мой повелитель, — сообщил Фарит, повернувшись и отсалютовав Эль’Джонсону. — Стений докладывает, что флот рассредоточился и занимает орбитальные позиции для высадки.

Лев промолчал и взглянул мимо Редлосса на космодесантников внизу. Затем он кивнул с безразличным лицом, словно отвечая кому-то невидимому.

— Простите, мой повелитель, могу ли я задать вопрос?

— Хорошо известно, что я не склонен прощать, — ответил примарх. Секунду он смотрел в глаза Фариту, после чего улыбнулся, но без теплоты. — Задавай.

— Это действительно необходимо? Зачем привязывать легион к Макраггу, когда в Империуме еще остались враги? Неужели один мир так важен?

— Сама планета? Нет. Она выделяется лишь тем, что на ней вырос лорд Жиллиман. Но тут мы установили трон для нового императора, поэтому здесь решится наше будущее. — Эль’Джонсон прикрыл глаза и оперся на поручень рядом с Редлоссом. Фарит опасался прерывать молчание, хотя необычная открытость примарха обеспокоила легионера. — Владыка Сангвиний… Я доверился брату, поверил в него. Не имея возможности служить Императору, я нашел Ему замену.

Лев открыл глаза и пристально взглянул на колонны бойцов внизу. Он втянул воздух, его ноздри затрепетали.

— Империум Секундус должен выжить. Мы… — Эль’Джонсон запнулся. Редлоссу хотелось оказаться как можно дальше от платформы: неуверенность господина пугала его, как ни один враг на поле битвы. — Я прибыл на Макрагг, поскольку боялся, что Жиллиман узурпирует власть. Теперь я стал его соучастником.

— Действительно ли Терра пала? — тихо спросил Фарит. — С момента коронации Сангвиния, даже до нее, утверждалось, что Хорус захватил Тронный мир. Этим оправдывались все наши поступки. Если же…

— Тщеславие, — прошептал Лев. — Если Терра выстояла, все наше предприятие — просто тщеславная выходка трех глупцов.

Повисла неловкая тишина, затянувшаяся на минуту с лишним. Редлосс хотел испросить разрешения уйти, сожалея, что начал расспрашивать повелителя. Ему, как воину Крыла, следовало придерживаться роли доверенного лица или советника, избавленного от груза ответственности, находящегося вне иерархии легиона. Тревогами нужно было делиться не с Эль’Джонсоном, а с Данаем, который понял бы Фарита. Кроме того, не в природе Крыла Ужаса было сомневаться в мотивах своих командующих, как открыто, так и втихомолку. Оно существовало, чтобы устранять преграды с их пути, не требуя разъяснений или обоснований.

— Не знаю, что с Террой, — признался Лев, не глядя на подчиненного. — Ее захват вполне вероятен. Жиллиман не рискует зря. Он реализует здравые теории с практической деловой хваткой. Империум Секундус — самая надежная опора в противостоянии с Хорусом. Сангвиний жизненно важен для Империума Секундус. Такова теория Робаута, и мы должны воплотить ее на практике.

— Вот этого я не понимаю, мой повелитель, — сказал Редлосс.

Примарх выпрямился, стараясь не выдать своих мыслей. Он забарабанил пальцами по поручню, но через пару секунд перестал.

— Похоже, я так и не ответил на твой вопрос, верно?

— Да, повелитель.

Фарит указал на легионеров, что собирались на ярусах внизу. Стук их шагов каждые несколько секунд тонул в раскатистом лязге закрывающихся дверей десантных отсеков.

Этот звук напоминал Редлоссу о подземных убежищах в родном замке, которыми пользовались при нападении особенно крупного зверя или стаи нефилл. Ворота в укрытия захлопывались, словно двери склепа, и объятые страхом люди представляли себе, какое разорение творится наверху.

Теперь Фариту нравился грохот. Он символизировал не могилу воина, но заколачиваемые гробы его врагов.

— С кем мы будем сражаться, мой повелитель? — произнес легионер. — Мы — армия, а не силы правопорядка. Высадка на Макрагг означает начало войны. Кто наш противник?

Лев хмуро посмотрел на него, скорее недоуменно, чем гневно, хотя и слегка скривил губы от раздражения.

— Я уже говорил тебе, что Кёрз оставался здесь, пока мы рыскали по всем Пятистам Мирам.

— Да, повелитель, но как вы планируете найти его?

Улыбка, которой ответил примарх, не понравилась Фариту Редлоссу. Она была резкой и холодной, как ветер в Северной Чаще.

— Конрад проявит себя. Он не может скрываться вечно. Когда Кёрз выйдет на свет, мы будем наготове, и ни Жиллиман, ни кто-то иной не помешает нам.

Эль’Джонсон величаво зашагал прочь, и Фарит испытал громадное облегчение. Оно тут же схлынуло, как только Редлосс осознал смысл слов примарха. Грохот сабатонов по палубам уже стихал, однако этот воинственный ритм звучал в унисон с мыслями легионера, вызывая не только мрачные предчувствия, но и радостное волнение.

— Первый транспорт стартовал, — сообщил Стений на командной вокс-частоте. — Пункт назначения — Макрагг Цивитас.

Фариту пора было занимать место в десантном корабле.

«Мы пришли. Мы — смерть».

 

Глава 13:

Вернувшийся сын

Калибан

— Помню, раньше здесь всё занимали леса. — Захариил обращался к своему спутнику, но смотрел на взлетные площадки, подъемные краны и эстакады у западных стен Альдурука.

— Чудесно, — отозвался Астелян. — Люблю истории о былом Калибане.

— Помню, как «Грозовые птицы» пролетели над головой. Я ехал на боевом коне рядом с Немиилом, Львом и Лютером, когда Мидрис высаживался на планету.

— У тебя была примечательная жизнь, cap Захариил, — не совсем убедительно произнес Мерир.

Древнее калибанское обращение по-прежнему странно звучало из уст терранина. Как и большинство землян, отправленных сюда, Астелян принял многие нормы и обычаи родной планеты примарха, за исключением причесок. Он продолжал носить длинные косицы. Захариилу почудилось, что Мерир произнес титул с ноткой сарказма, и псайкер взглянул на первого магистра. Как оказалось, тот изучал облачное небо, почти не уделяя внимания библиарию. Кто-нибудь мог подумать, что Астелян скучает, но Захариил, даже не используя псионический дар, почувствовал тревогу другого космодесантника.

— Возвращение наших братьев — повод для радости, а ты невесел, как вепреборов на рогатине.

— Если ты так хорошо помнишь день, когда Первый легион явился на Калибан, скажи, что ты ощутил тогда?

— Испуг, — признался библиарий. — Благоговейный страх.

— И неуверенность?

— Ее тоже, но не сразу. Сложно было осмыслить происходящее, но я сознавал, что сама история снизошла на нас в образе чудовищных металлических птиц.

— Фундаментальное усложнение картины мира, — заметил Мерир.

— Если я не забыл формулировки итераторов, это означает «ситуация, при которой индивидуум или общество в целом испытывают шок в связи с революционным изменением их субъективного восприятия Вселенной». Пожалуй, так можно описать событие, которое переопределило суть Калибана. Из одинокой планеты посреди безразличной Галактики мы мгновенно превратились в частичку Империума, где уже объединились под началом Императора больше четверти миллиона миров.

— Вообрази, что почувствовал Лев…

Захариил промолчал, уйдя в воспоминания о тех всеобъемлющих переменах.

— История вновь снисходит к нам, — сказал Астелян, указывая на запад. Там только что возник из облаков темный силуэт, похожий на громадного орла. — Не будь так уверен, что это к добру, cap Захариил. Сохраняй трезвую голову.

— По-твоему, она у меня кружится от восторга?

— По-моему, ты слишком обрадован прибытием наших братьев. Не следует так поспешно приветствовать изменения.

Услышав стук сабатонов и завывание сервоприводов, псайкер обернулся. Колонна из пятидесяти Темных Ангелов в доспехах спустилась по лестнице на главную посадочную площадку. Легионеры построились на широком пространстве в несколько рядов и подняли болтеры к груди.

— К чему это? — требовательно спросил библиарий. — Ты ждешь неприятностей? Узнал что-то, неизвестное мне?

— Расслабься, — бросил Мерир, но не последовал собственному совету и снова уставился на приближающуюся «Грозовую птицу». — Это почетная гвардия. Наши братья-крестоносцы заслуживают достойного приема.

Псайкер занервничал, не зная, можно ли верить объяснениям Астеляна. Ему хотелось бы, чтобы гостей приветствовал лично Лютер, но тот заявил, что посланников легиона должны встретить такие же космодесантники. Сейчас доводы гроссмейстера показались Захариилу неубедительными.

— Так распорядился cap Лютер? — спросил он Мерира.

— Нет, моя личная инициатива, — ответил первый магистр. Посмотрев на Захариила, Астелян искренне улыбнулся, и тревоги библиария, усилившиеся за последние минуты, немного развеялись. — Тебе тоже иногда стоит проявлять ее.

Калибанец улыбнулся, вдруг устыдившись своих сомнений и паранойи.

— Мы долго ждали их возвращения, — попытался он объяснить. — Годы тянулись мучительно медленно, cap Астелян, и я почти утратил терпение. Прости мою подозрительность.

— Нечего прощать, брат. Нам всем не терпится услышать достоверные известия о том, что происходит за пределами Калибана. Многое случилось за последнее время.

— Как ты думаешь, восставшие легионы побеждены? — Захариил, охваченный незваной надеждой, удивился тому, как пылко желает, чтобы она оправдалась. — Может, не видимая нам война уже закончилась?

— Вряд ли, — ответил Мерир. — Если бы кампания шла так успешно, поставки припасов уже возобновились бы. Нет, думаю, война продолжается.

Приунывший Захариил безмолвно смотрел, как «Грозовая птица» закладывает широкий вираж и заходит на посадку. Описав последний круг над взлетным полем, транспортник снизился на ревущих факелах плазменных двигателей. Он грузно приземлился на платформу в паре десятков метров от легионеров, обдав собравшихся Темных Ангелов порывами нагретого воздуха и клубами пыли.

С пронзительным гудением и лязгом опустилась рампа, по которой сошел вниз единственный воин.

Первый магистр не сразу узнал космодесантника, быстро шагавшего к ним по феррокриту. Вновь прибывший носил черную броню, но один из наплечников был темно-зеленым. Левую сторону его лица покрывала рубцовая ткань с тремя отчетливыми рваными бороздами от носа к отсутствующему уху. Подметив, что легионер неловко двигает левой рукой, Астелян различил шипение бионики сквозь привычные шумы доспеха. Опустив взгляд от коротко стриженных темных волос к выразительным синим глазам воина, Мерир вспомнил его имя.

— Магистр капитула Белат.

Другой космодесантник почти насмешливо взглянул на него.

— Астелян.

Несколько секунд оба молчали, скрестив взгляды.

— Приветствую, магистр, — вмешался Захариил. Выступив вперед, библиарий поклонился и вскинул кулак к груди. — Сар Лютер поручил нам встретить вас.

— Сар Лютер? — Белат впился пронзительным взглядом в псайкера. — Темные Ангелы переняли многие традиции Ордена, но титулования среди них нет. Видимо, в отсутствие примарха вы несколько… регрессировали.

— Произошли изменения… — начал было Мерир, но библиарий перебил его:

— Какие новости с войны? Как скоро нам ожидать возвращения легиона?

— Я доставил известия Лютеру и говорить буду только с ним, — ответил Белат.

Захариил оторопел, но Астеляна не удивило заявление магистра капитула. Отступив в сторону, он жестом пригласил Белата следовать за ним.

— Прошу, мы доставим тебя прямо в покои Лютера, — церемонно произнес Мерир, воздержавшись от ответной грубости. — Кроме того, мы подготовим казармы для твоих бойцов. На скольких нам рассчитывать?

Трое легионеров направились к лестнице, почетная гвардия двинулась следом по взлетной площадке.

— В этом нет необходимости, — сказал магистр капитула. — Они останутся на орбите, готовые к отбытию. Мы не будем задерживаться без нужды.

— А как много воинов на транспортниках? — спросил библиарий. — Скольких ты привез на Калибан?

— Транспортники нужны, чтобы забрать воинов. Сейчас их экипажи всем обеспечены.

Астелян безмолвно встретил столь занимательное сообщение, но Захариил чрезвычайно оживился:

— Значит, нас воссоединят с легионом? Мы так долго надеялись вернуться под прямое командование Льва!

На феррокритовом шоссе у основания лестницы космодесантников ждал «Лэндрейдер». Встав возле открытой аппарели, Мерир повернулся и остановил обоих спутников.

— Ты не ответил на вопрос моего брата, Белат. Лев отправил тебя за нами?

— Мне приказано обсуждать это только с Лютером. — Белат подождал еще немного и, видя, что Астелян стоит неподвижно, оттер его плечом. — Чем скорее вы проводите меня к нему, тем быстрее решится проблема.

Захариил взглянул на Мерира и нахмурился, собираясь что-то сказать, но терранин слегка покачал головой:

— Как пожелаешь, магистр капитула. — Астелян тоже поднялся в «Лэндрейдер» и сел напротив Белата. — Уже скоро cap Лютер услышит о положении дел.

Помешкав, библиарий уселся лицом к Мериру, почти рядом с Белатом. Насколько радостным выглядел псайкер пару минут назад, настолько же мрачным он был сейчас.

Рампа поднялась с шипением гидравлики и закрыла люк. Темный отсек освещали только тускло-красные лампы и символы на дисплеях. Зарычали двигатели, танк резко дернулся с места.

Трое легионеров несколько минут сидели в безмолвии, думая каждый о своем. Молчание нарушил Белат — судя по тону, он пытался завязать разговор.

— Так получилось, что на снижении моя «Грозовая птица» прошла над Северной Чащей. — Астелян поймал на себе быстрый взгляд Захариила, но не отвел глаз от магистра капитула. — Похоже, аркология не в лучшем состоянии. Мне показалось, что она вновь зарастает лесом.

Мерир уловил обвинение в этих небрежных словах, но библиарий опередил его с ответом:

— Прискорбный поворот событий. В отсутствие Льва планета страдает от некоторой нестабильности. Аркология бы…

— С данной ситуацией разобрались, — перебил Астелян, предупреждающе взглянув на псайкера. — Небольшое, но шумное восстание подняли чиновники и рабочие, привезенные из других миров.

— Понимаю, — отозвался Белат. — Это отчасти объясняет увиденные мною разрушения.

— Увиденные сверху, при пролете на снижении? — уточнил Мерир. — У тебя острый глаз, магистр капитула.

— Мне думается, что вы напрасно забросили целую аркологию после «небольшого, но шумного» мятежа. Надеюсь, других ошибок вы не допускали.

— Выбирай слова с большим уважением! — огрызнулся псайкер. — Лев вверил Калибан нашим заботам, и мы не пренебрегали долгом.

— Я не хотел оскорбить тебя, брат-библиарий.

— Не мешай Белату скрыто обвинять нас, cap Захариил. — Положив руки на колени, Астелян откинулся на спинку сиденья. Обнаружив это, системы «Лэндрейдера» выдвинули два манипулятора, которые отсоединили силовую установку доспеха. С шипением пневматики блок питания поднялся в нишу над креслом. — Он прояснит свои намерения перед саром Лютером, и тогда мы услышим правду.

Белат ничего не сказал и уставился в сторону водительского отсека. Путешествие продолжилось в напряженном молчании.

Чем ближе они подъезжали к вратам Ангеликасты, тем отчетливее Захариил ощущал беспокойство магистра капитула. Поведение Белата не изменилось внешне, однако за стенами его разума кипела лихорадочная активность. Библиарий как будто слышал звуки стремительных шагов и невнятные голоса, доносящиеся неизвестно откуда.

Благодаря недавно обретенным способностям магистр мистиков видел силу Калибана, словно дымку внутри «Лэндрейдера», которая обвивалась вокруг него, Мерира и магистра капитула. Почти незаметным усилием воли псайкер преобразовал малую толику энергии в тонкий волосок и направил его в голову Белата. Захариил осторожно продвинул зонд между прутьев ограды, созданной обучением в легионе. Космодесантник заметил бы грубое вторжение, но узкий пси-завиток ловко скользнул в его мысли.

Уже через долю секунды волосок отдернулся, вытолкнутый подсознательной защитой воина, но библиарий успел коснуться смятения в мозгу магистра капитула. Он мельком заметил что-то вроде струи крови, дугой взметнувшейся в воздух. Белат охранял это воспоминание, как донжон с неоценимым сокровищем. Нет, не так: держал на цепи, как самого грозного узника.

Кроме того, в момент соединения Белат взглянул на калибанца, и, когда их взгляды пересеклись, псайкер ощутил импульс всепоглощающего чувства вины.

Весьма конкретная эмоция, направленная на самого Захариила. Что бы ни поглощало мысли магистра капитула, оно не имело отношения к Лютеру, Астеляну или Темным Ангелам в целом. Мистик задумался, в чем вообще могли винить себя космодесантники. Ответ пришел быстро, но библиарий не хотел принимать его.

— Скажите мне вот что, магистр Белат, — произнес Захариил, изображая беззаботность, — нет ли у вас новостей о моем кузене Немииле?

Выражение лица Белата подтвердило подозрения быстрее любых слов.

— Немиил мертв, брат. — И снова краткая вспышка вины.

Удел легионеров состоял в том, чтобы сражаться и, скорее всего, погибнуть на службе Императору. Захариил и Немиил уже давно осознали это, как и все бойцы Легионес Астартес. Почему Белат придавал случившемуся такое значение — возможно, он нес ответственность за смерть воина?

— Ясно. — Сердца псайкера забились чаще, но он заставил себя успокоиться. — Крайне печальное известие. Как погиб мой кузен?

Магистр капитула ответил с заминкой, которая оказалась для Захариила важнее, чем последующие фразы. Почему Белат задумался над таким простым вопросом?

— Мы были на борту, когда флагман Льва попал в брешь между нашим миром и варпом. Нас атаковали сущности, сотканные из самого эфира.

Библиарий уловил еще один мимолетный образ, просочившийся сквозь ментальные заслоны космодесантника. Кошмарные твари из огня и крови, гончие с чешуйчатой кожей, чудовищное птицеподобное создание с двумя головами… И вновь струя крови, густые капли, повисшие в воздухе, будто миниатюрные праздничные украшения.

— Это не ответ, — возразил псайкер. — Как погиб мой кузен?

— Я не вправе го…

Белат не успел закончить — Захариил бросился на него через пассажирский отсек танка. Магистр мистиков схватил легионера за виски и призвал мощь Калибана. Внутри «Лэндрейдера» взорвались пучками искр осветительные приборы и электрические контуры. Казалось, что волна энергии взмыла из земли и хлынула в транспорт. Вокруг керамитового корпуса затрещали разряды псионической мощи, двигатели заглохли, гусеницы неподвижно застыли, и бронемашина, по инерции проехав вперед, замерла.

Магистр капитула хватал библиария за руки и что-то кричал, но тот не слушал. Взгляд его золотистых глаз пронзил Белата клинками пси-энергии, видимыми только псайкеру. Он проник в мысли другого Темного Ангела.

— Что случилось с Немиилом?! — взревел Захариил.

Хотя Белат пытался противостоять его натиску, через пару секунд воля легионера разлетелась на куски, словно крепостная стена от попадания из осадного орудия «Поборника». Линии обороны воина рухнули, его разум открылся, словно разбитые ворота, за которыми лежала дорога к ответу на вопрос библиария.

Захариил вонзил клинки своих мыслей в цель.

Он стоял на периферии стратегиума, прослушивая каналы связи. На «Непобедимом разуме» творилась полная неразбериха — после атаки Повелителей Ночи корабль сошел с курса и оказался в варпе без щитов. Все системы флагмана передавали доклады о существах, возникающих на десятках палуб. С внешних датчиков поступало необъяснимое хихиканье и гоготанье, перемежавшееся низкими рыками и чудовищными воплями, что доносились откуда-то издали. Корпус дрожал от приливов энергии открытого варпа.

Лев находился в центре главного зала. Перед ним, почтительно склонив голову, стоял на коленях Темный Ангел в белом табарде поверх черного доспеха. Над легионером возвышался брат-искупитель Немиил, окруженный личной гвардией, с пистолетом и крозиусом в руках. Коленопреклоненный воин держал шлем под мышкой, его лицо наполовину скрывали длинные черные локоны. Это был брат Асмодей, прежде служивший в библиариуме.

Наблюдатель отвлекся, услышав грохот открывающихся дверей. Вошел Корсвейн в сопровождении навигаторов. Прошептав что-то, сенешаль жестом показал, чтобы они держались в стороне.

Лев посмотрел на Корсвейна.

— Ты нечаянно явился как раз вовремя, младший брат, — сказал примарх. — Я столкнулся с дилеммой.

— Мой повелитель, я не знаю, что тут происходит, но, думаю, с этим можно повременить. Мы нуждаемся в ваших приказах. Корабль упорно атакуют существа, почти неуязвимые для нашего оружия.

— Клятвопреступника следует покарать немедленно, — сказал Немиил.

— Клятвопреступника? — переспросил Корсвейн, глядя на Асмодея. — Я не понимаю.

— Мой младший брат нарушил эдикт, — ровным тоном ответил Эль’Джонсон. — Когда началась атака, он нарушил Никейский эдикт и высвободил силы своего разума.

— Он совершил колдовство! — прорычал Немиил. — Ту же самую мерзость творили Повелители Ночи, которые сейчас угрожают нашему судну!

— Это надо обдумать, брат-искупитель, — сказал Лев. — Я еще не огласил свой приговор.

— Никейский эдикт неоспорим, мой повелитель, — возразил Немиил. — Воины-библиарии должны были отказаться от использования дара. Асмодей нарушил принесенную клятву.

— Это сработало? — поинтересовался Корсвейн.

— Что? — удивился Немиил, повернув череполикий шлем к сенешалю.

— Асмодей, твои способности помогли уничтожить врага?

Бывший библиарий ничего не ответил, но посмотрел на примарха и кивнул.

— Интересно, — произнес примарх, остановив взгляд зеленых глаз на Корсвейне.

— Я видел, сам, лично, что там было. Они… — Сенешаль нерешительно замолчал. Потом он вздохнул и продолжил: — Мы столкнулись с нефиллами, мой повелитель, или с чем-то на них похожим. Они не полностью материальны, и наше оружие почти не повреждает их неестественную плоть.

— Это создания варпа, прославленный примарх. — Леди Фиана подошла ближе, и Темные Ангелы обернулись. — Они созданы из вещества самого варпа, к тому же брешь позволила им явиться в наш мир. Их нельзя уничтожить, можно только отправить обратно. Но взгляд нашего третьего глаза причиняет им вред.

— Это правда? — спросил Лев и, наклонившись, положил руку на плечо Асмодея. — Ты сумел ранить атакующих своими силами?

— Из варпа они приходят, и силою в варп их можно изгнать вновь, — ответил библиарий.

Лев наклонился и поднял легионера на ноги, тот встал, на миг встретился взглядом с примархом и тут же отвернулся.

— Брат-искупитель прав, мой повелитель. Я поклялся, и я нарушил клятву.

— Тяжкое преступление, и за него, без сомнений, тебя будут судить… Как только мы решим нынешнюю проблему, — произнес Эль’Джонсон. Он посмотрел на Немиила. — На борту есть еще два библиарий — Хасваил и Альберт. Доставьте их сюда.

— Это ошибка, мой повелитель, — качая головой, произнес Немиил. — Мерзости, что атакуют нас, эти самые нефиллы, есть творения чародейства. К тому же я поклялся блюсти Никейский эдикт. Если допустить ответное колдовство, оно с новой силой против нас же и обернется. Подумайте еще раз, господин!

— Я отдал приказ, брат-искупитель, — сказал Лев, выпрямляясь во весь рост.

— Который я не могу исполнить, — твердо возразил Немиил, хотя руки капеллана, воспротивившегося воле примарха, тряслись от напряжения.

— Моя власть абсолютна, — напомнил Эль’Джонсон, сжимая кулаки. Его губы раздвинулись, обнажив блестящие зубы.

Как только Лев отдал приказ своим именем, наблюдателя пробрало холодом. Ему показалось, что он заметил пробуждение чего-то жуткого, но брат-искупитель не замечал или не желал замечать тревожных признаков. Наблюдатель хотел закричать, призвать капеллана к смирению, но он боялся вмешиваться в разворачивающуюся драму.

— Никейский эдикт издан Императором, повелитель, — произнес Немиил. — Нет власти выше.

— Хватит! — В рыке Льва утонули все прочие звуки.

Наблюдатель не совсем понял, что случилось дальше.

Эль’Джонсон шевельнулся, и через долю секунды расколотый череполикий шлем уже летел, вращаясь, в свете тусклых люменов стратегиума, оставляя в воздухе кровавую дугу. Обезглавленный труп Немиила с лязгом брони рухнул на пол. Лев вскинул и показал руку в окровавленной и утыканной осколками керамита латной пе…

От мощного удара в висок Захариил рухнул на пол отсека. Через секунду потухла мерцающая золотая полоска псионической связи, соединявшая его с Белатом.

Астелян подступил к библиарию, недрогнувшей рукой направляя пистолет в его левый глаз. Судя по бесстрастному лицу Мерира, он уже готовился стрелять.

Псайкер мысленно увидел множество путей к спасению. Он мог отбросить легионера волной беспримесной силы. Ослепить его вспышкой света. Сломать механизм болт-пистолета. Окутать «Лэндрейдер» тьмой.

— Мы слышали только о роспуске библиариума, ничего больше! — прорычал Захариил, едва сдерживая ярость. — Неужели этот эдикт настолько важен, что мой кузен погиб за него?

— Распоряжение самого Императора, — прохрипел Белат. — Всем библиариям запрещалось использование пси-способностей. Они должны были вернуться в обычные подразделения. Никаких исключений. Я не слишком разбираюсь в псайкерах, но ваши таланты объявили противоречащими Имперской Истине. Так говорил Император, в это верил Немиил!

Следующие несколько секунд, осознавая услышанное, Захариил ждал, что сейчас раздастся грохот болт-пистолета. Ничего не произошло.

Отступив на шаг, Мерир опустил оружие и толкнул Белата на сиденье, когда тот попытался встать.

— Не двигаться! — рявкнул первый магистр обоим воинам. Он обратил ледяной взгляд на Белата. — Если, конечно, ты не хочешь, чтобы я позволил ему продолжить дознание.

Магистр капитула злобно посмотрел на Захариила, но подняться больше не пробовал. Астелян снова повернулся к бывшему библиарию.

— Лев убил Немиила, — сказал магистр мистиков. Он коснулся виска латной перчаткой, отнял ее и увидел на пальцах свертывающуюся кровь. — Оторвал ему голову.

— Льва здесь нет, — спокойно заметил Мерир, убирая пистолет в кобуру. Протянув руку, он помог псайкеру встать. — Белат — посланник, а не виновник.

— Если бы Немиил убедил примарха, нас бы всех перебили, — проворчал магистр капитула. — Он не имел права перечить Льву.

— И его без суда казнили за это преступление? — произнес Захариил. — Я видел то же, что и ты. Эль’Джонсон убил моего кузена на месте.

Комм-станция изрыгала запросы от сопровождающих машин, водитель с беспокойством на лице заглядывал в люк пассажирского отсека.

— «Лэндрейдер» исправен? — требовательно спросил его Астелян.

— Кое-какие электросистемы перегорели, первый магистр, но танк на ходу.

— Ну и чего ты на нас пялишься? Поезжай в Ангеликасту!

Водитель мгновенно скрылся в кабине и перезапустил главные двигатели. Корпус задрожал, через несколько секунд воины ощутили вибрацию движущихся траков.

Захариил пытался выбросить из головы картину смерти кузена, увиденную глазами Белата, но не мог.

Эль’Джонсон шевельнулся, и через долю секунды расколотый череполикий шлем уже летел, вращаясь, в свете тусклых люменов стратегиума, оставляя в воздухе кровавую дугу. Труп Немиила с лязгом брони рухнул на пол. Лев вскинул и показал руку в окровавленной и утыканной осколками керамита латной перчатке…

Расколотый череполикий шлем уже летел, вращаясь, в свете тусклых люменов стратегиума, оставляя в воздухе кровавую дугу. Труп Немиила с лязгом брони рухнул на пол. Лев вскинул и показал руку в окровавленной и утыканной осколками керамита латной перчатке…

Труп Немиила с лязгом брони рухнул на пол. Лев вскинул и показал руку в окровавленной и утыканной осколками керамита латной перчатке…

Расколотый череполикий шлем…

Труп Немиила…

Окровавленная латная перчатка…

Библиарий вырвался из забытья, ощутив тяжесть чьей-то руки на плече. Астелян жестом пригласил его сесть и сам опустился в нишу, где сидел прежде.

— Теперь ты понимаешь суть пробудившегося зверя, — тихо сказал первый магистр.

— Зачем ты здесь?! — прорычал псайкер Белату, не обращая внимания на Мерира. — Зачем ты вернулся?

— Я и сам уже не вполне понимаю, — ответил магистр капитула.

 

Глава 14:

Следы

Ультрамар

Выйдя из сумрачного нутра «Грозовой птицы» под бледные лучи зимнего солнца, Лев размашистыми шагами спустился по рампе, едва коснувшейся наста. На севере и западе мерцали в полуденном свете Иллирийские пики, покрытые первом снегом.

За примархом последовал Ольгин, сопровождаемый несколькими магистрами и паладинами Крыла Смерти. Эль’Джонсон стоял, скрестив руки на груди в ожидании брата. Его подчиненные молчали, и Лев был благодарен им за деликатность.

Личный орнитоптер Жиллимана, подняв метель взмахами крыльев, опустился на горный склон. Почти беззвучная машина, питаемая блоками атомных батарей, казалась бело-синим призраком среди вихрей потревоженного снега. Под визжание гидравлики выдвинулись лапы шасси, и махолет приземлился с изяществом стрекозы. Оставшаяся пороша заскрипела под его весом.

— Не понимаю, чем плоха «Грозовая птица», — заметил Барзареон, паладин Тридцать первого ордена. — По-моему, такого порхающего жучка сильный ветер просто перевернет.

— Пока я выполняю функции защитника Империума, лорд Жиллиман считает, что ему по должности больше подходит гражданский транспорт, — ответил Эль’Джонсон. При всех сомнениях в решимости брата провести облаву на Кёрза Лев не желал, чтобы его легионеры дурно отзывались об участнике Имперского Триумвирата. — Готовность убрать меч в ножны — признак благородного воина.

— Разумеется, мой повелитель, — отозвался Барзареон.

Робаут вышел из люка в борту челнока, окруженный с боков двумя легионерами. Первого из них Эль’Джонсон знал довольно неплохо. Драк Город, капитан инвиктских телохранителей, носил синий терминаторский доспех «Катафракт» с отделкой из полированного мрамора и золота. Другой был загадкой для Льва. Валент Долор, тетрарх Окклуды, казался великаном даже рядом с примархом. Пышная броня воина, сработанная лучшими оружейниками, была выкрашена в белый колер с синими каемками, геральдические цвета XIII легиона, размещенные в обратном порядке.

— Вы меня и отсюда разглядите, — заявил Жиллиман, останавливая кого-то взмахом руки. — Разговор вас не касается.

Лишь через пару секунд Эль’Джонсон понял, что Робаут обращается к легионерам в серых доспехах, замявшимся у двери орнитоптера. Космические Волки, сами назначившие себя сторожами Жиллимана. С какой именно целью, Лев не совсем понимал. Возведение Империума Секундус уже началось, и то, что думали по этому поводу бойцы Шестого, больше не имело значения. Вероятно, где-то рыскала по Галактике еще одна «дозорная стая», отправленная за повелителем Калибана, но его стремительные броски через Гибельный шторм при помощи Тухулхи не оставляли фенрисцам шансов найти примарха.

Возможно, они наткнутся на Корсвейна и часть I легиона, но это будет слабым утешением.

— Для чего мы здесь, лорд-защитник? — спросил Робаут, приближаясь к нему по взрыхленному снегу.

— Посмотреть на это.

Лев указал рукой на угловатое здание в двухстах метрах выше по склону. Феррокритовый фундамент двухэтажной постройки цельным блоком выступал из скалы. Над боковой стеной возвышалась, словно обелиск, балочная ферма с вокс-передатчиками и приемными параболическими антеннами на вершине.

— Станция-ретранслятор, — сказал Жиллиман, поднимаясь следом за братом к строению. Примархи вышли на дорогу с черным покрытием, уходящую зигзагом вверх по горе, но пересекли ее и дальше зашагали по камням. — Станция Пятьдесят восемь-склон, точнее говоря. Альтернатива на случай потери орбитальных систем.

— Ее атаковали, — произнес Эль’Джонсон, когда они снова оказались на дороге, но в этот раз двинулись по ней к маленькой двери в боковой стене здания. — Контакт был утрачен вчера, сразу после полуночи.

Робаут промолчал. Остановившись, Лев заглянул внутрь: проход был слишком низким, и примарх рисковал показаться смешным, пытаясь пробраться в него. Нижний полуэтаж строения занимали урчащие атомные генераторы и пульты управления связью. На антресольном уровне, который нависал над оборудованием, стояли три двухъярусные кровати и ряд индивидуальных шкафчиков для смены из шести операторов.

Людей на станции не оказалось, как и следов насилия. Ни одна стреляная гильза или лазерный ожог не нарушали идеальный порядок.

Почувствовав, что Жиллиман стоит у его плеча, Эль’Джонсон отодвинулся. Примарх Ультрамаринов опустился на колено, просунул голову в дверь и осмотрелся.

— Почему ты решил, что на них напали? — спросил лорд-хранитель, вылезая обратно.

Лев кивнул Ольгину, и командир Крыла Смерти как можно аккуратнее протиснулся внутрь станции. Лестница между полуэтажами — феррокритовая, как и фундамент, — выдержала вес Темного Ангела, шагавшего через три ступени сразу.

— Вот почему, — сказал он, открывая первый из шести шкафчиков.

Там находилось изрезанное тело женщины в рваной одежде. Ее волосы слиплись от крови, багровые потеки пересекали лицо, издали казавшееся нетронутым. Убитую прибили к задней стенке железным штырем.

Ольгин раскрыл остальные шкафчики, где были спрятаны трупы еще трех женщин и двоих мужчин из последней смены. Все мертвецы висели в одинаковых позах, их лица, как ни странно, не искажали гримасы мучений или ужаса.

Избранный лейтенант молча повернул к себе голову мужчины в последнем шкафчике и большим пальцем поднял ему веко. Глазница оказалась пустой.

— Им всем удалили глаза, — сообщил Ольгин.

— Наверняка это Кёрз, — произнес Лев, когда офицер вернулся.

— Кто нашел тела? — уточнил Робаут. — Где остальные работники?

— Я уже приходил сюда, лорд Жиллиман, — ответил лейтенант. — Мы нашли и задержали всех операторов из предыдущей смены, а также группы, которой предстояло заступать через три часа. Зону мы взяли под контроль после того, как наш нунций-вокс перехватил ряд запросов центрального поста к этой станции. Она не передавала протоколы обслуживания.

— Вы прослушивали секретную шифрованную связь? — вмешался Долор. — По какому праву вы подключились к гражданскому инфоканалу? И вам следовало предупредить Преценталианскую Гвардию, а не просто хватать людей.

— И кто это «мы»? — спросил Робаут. — Кто взял зону под контроль?

— Мои легионеры, — ответил Лев. Он повернулся к Долору. — Мы прослушиваем гражданскую связь, поскольку серьезно рассчитываем найти в этой болтовне следы присутствия Кёрза. Штатские любят сплетничать, тетрарх. Они обмениваются слухами, рассказами о странных событиях. Различными бреднями. Такие страшилки — следы на снегу, которые приведут нас к Конраду. Я не просто имею право перехватывать сообщения, это моя обязанность как лорда-защитника.

Эль’Джонсон пожал плечами:

— Что касается Преценталианской Гвардии, она уже всем показала свою неспособность взять под контроль даже крепость Геры.

— Здоровенный какой-то след, — пробормотал Город.

— О чем ты? — требовательно спросил Лев, впиваясь пронзительным взглядом в феодала-командующего инвиктов.

Несмотря на годы боев и тренировок, Драк невольно содрогнулся.

— Разве Кёрз оставил бы такие явные улики? — вступился за подчиненного Жиллиман. — Ты говоришь о едва заметных следах и тут же утверждаешь, что он вывесил напоказ шесть трупов.

— Ослепленных, на вокс-узле, — подчеркнул Эль’Джонсон. — Тебе не кажется, что это послание? Конрад приманивает нас, не сомневайся.

— Лорд-защитник, лорд-хранитель, есть другое объяснение, — рискнул высказаться Долор. — Мы в Иллирии, которую в народе называют «бандитским краем». Отдельные кланы здесь враждуют тысячелетиями. Может быть, погибшие стали жертвой кровников или местных инакомыслящих.

— Ты думаешь, их убили из-за какой-то распри между горцами? — спросил Ольгин. — Обозленные соседи выпотрошили их, ослепили и прикололи к шкафчикам, не пролив на пол ни капли крови?

— Здешние жители — варвары, — возразил Драк Город. — Они творят друг с другом всевозможные мерзости. Тактика запугивания. Может, это обычные преступники устроили. Известно, что контрабандисты порой используют станции связи. Возможно, операторы отказались сотрудничать.

— В Иллирии всегда процветало беззаконие, — извиняющимся тоном произнес Жиллиман. — Через эти горы проходят каналы с важной информацией, и на таких узлах имеются физические точки доступа к ним. В теории взломать шифрование проще, подключаясь вручную с наземной станции.

— Контрабандисты? Обычные преступники? — Лев, не веря своим ушам, едва удержался от оскорбительных замечаний. Он глубоко вздохнул. Ледяной горный воздух, пройдя сквозь трепещущие ноздри примарха, очистил его мысли.

— Возможно, инакомыслящие, противники Империума, — признал Робаут. — В длинной истории отношений Иллирии и Цивитас немного приятных событий.

— В таком случае мы должны расследовать убийства, даже если Кёрз ни при чем, — настойчиво произнес Эль’Джонсон.

— Это дело ополчения, или, если угодно, Преценталианской Гвардии. — Жиллиман взял брата за локоть. — Макрагг знает своих. Разреши нам самим разобраться.

— Разобраться? — Примарх Темных Ангелов вырвал руку и посмотрел на Ольгина, взглядом приказывая избранному лейтенанту удалиться. Заметив это, Робаут отослал собственную свиту.

— Говори, брат, мы остались наедине, — сказал лорд-хранитель.

— Нам не к лицу спорить в присутствии нижестоящих, брат, — начал Эль’Джонсон, понизив голос. — Я не могу позволить тебе «разбираться» с этим. Тебе следовало «разобраться» раньше, когда мы еще не сражались в гражданской войне. Ты надеялся задобрить иллирийцев, верно? Избавиться от врагов, сделав их друзьями?

— Я предпочитаю мирные решения.

— Да, так благородно тебя воспитали. Я вырос, охотясь на чудовищ в лесу, затянутом тьмой. Когда Великий Зверь разоряет поселения, воины из замка не вступают с ним в переговоры, не выезжают ему навстречу с просьбой принять во внимание их чувства. Они начинают облаву с шоковыми пиками и силовыми мечами, со всей отвагой и решимостью, что есть в их сердцах. Рыцари находят тварь и разят ее клинками, пока не погибнет она — или они.

— Сейчас ты не на Калибане, — предупредил Жиллиман, покачав головой. — И мы рассуждаем о людях, а не о чудовищах.

— Один из них — не человек, — заверил Лев. — Он — истинное чудовище. Я поймаю его и сражу своим клинком, и больше он не потревожит нас. Ты желаешь помешать мне?

Отступив от него, Жиллиман скрестил руки на груди. Подумав с минуту, он вновь качнул головой:

— Я выскажу только советы и доводы, не протесты. Верно, полномочия позволяют тебе действовать, как ты сочтешь нужным, и я не имею оснований удерживать тебя. Помни только, что успешность правителя измеряется не тем, сколько власти он забрал и сколько законов издал, но тем, как он умеет обходиться без них. В справедливом обществе не требуется руководить силой.

— Ты всегда отличался здравомыслием, Робаут, — ответил Эль’Джонсон. — Я же — лесной зверь.

Он направился к «Грозовой птице», не договорив.

«Поэтому я всегда буду сильнее тебя».

 

Глава 15:

Убеждения

Калибан

Астеляна удивлял выбор Лютером места для встречи с Белатом. Как правило, гроссмейстер Ордена вел дела в своем маленьком кабинете, откуда этим утром и направил Захариила и Мерира на взлетное поле. Избегая многолюдных галерей и пышных официальных чертогов, Лютер создавал себе образ простого администратора, который не ищет величия, а просто заботится о Калибане до возвращения Льва.

Но на этот раз гроссмейстер велел Астеляну доставить гостя в Десятичный зал, неподалеку от врат Ангеликасты. Палата почти не использовалась, если не считать редких традиционных пиров, куда в качестве награды приглашали избранных воинов Ордена. Бойцы участвовали в общих банкетах, сидя за одними столами с офицерами.

Стоило Мериру войти в зал, как его недоумение мгновенно развеялось. Из помещения вынесли столы, лавки передвинули, чтобы получился проход, ведущий вдоль середины чертога. В дальнем конце палаты на низком деревянном помосте установили огромный эбеновый трон Льва. Прямо перед ним и чуть справа, на каменном полу, находилось куда более скромное кресло.

В нем сидел Лютер, тогда как магистры капитулов и капитаны, разместившиеся на скамьях, подавались вперед и пытались разглядеть гостя.

Идеальная маскировка. Если бы на кораблях явился Лев, в зале началось бы празднование его прибытия домой. Сцена, увиденная Белатом, изображала терпеливую приверженность долгу в ожидании этого грандиозного возвращения. Казалось, что Лютер никогда не вставал с кресла, словно верный пес, который скучал по ноге хозяина и томился надеждой на воссоединение с ним.

Первый магистр переступил порог между огромными двойными дверями из стволов вековых деревьев. Резьба на обеих створках изображала Темного Ангела — крылатое создание монашеского вида. Некоторые утверждали, что так выглядел Император, когда тайно возглавлял I легион. Астелян сомневался в их правоте.

Другие видели в существе ангела смерти, воплощение сути воинов, созданных по воле Императора, и с ними Мерир вполне мог согласиться.

Так или иначе, резная фигура была наследием легиона, а не Ордена, — одним из немногих атрибутов Темных Ангелов, уцелевших после семидесяти лет власти Лютера и соответствующих перемен в декоре.

То же самое относилось и к залу. С потолка свисали знамена Первого, стены украшали триумфальные венки и трофеи с планет, покоренных до обнаружения Калибана.

Частичка легиона, сохраненная в сердце Ангеликасты, будто насекомое, застывшее в янтаре. Кивок в сторону былой верности, хотя во всем остальном — титулах и структуре, клятвах и боевых доктринах — обычаи Ордена вытеснили порядки Темных Ангелов.

Астеляна вновь посетило озарение. Зал давно уже готовили к сегодняшнему представлению, так давно, что Лютер умышленно сохранил резные двери с символикой Первого. При взгляде на них любому посетителю показалось бы, что все осталось прежним. Палата за порогом была семенем, из которого при необходимости возродили бы уклады легиона, последней ниточкой преданности Терре и ее сверхчеловеческому сыну, назначенному правителем Калибана.

Думая об этом, Мерир вспомнил, как долго Лютер ждет возвращения примарха. Насколько тяжело честолюбивому гроссмейстеру переносить неизвестность?

Первый магистр громко объявил о прибытии гостя. Белат вошел следом за ним, но тут же остановился — легионеры, поднявшись со скамей, разразились аплодисментами и ликующими криками. Магистр капитула огляделся по сторонам. На его лице отражалось нечто среднее между смятением и восхищением.

Захариил, который молчал весь остаток пути до Ангеликасты, помедлил в дверях. Когда Астелян жестом пригласил Белата идти дальше и двинулся за ним по пятам, библиарий держался в нескольких шагах позади.

Лютер встал с кресла и вскинул руки, призывая к тишине. Бурные проявления восторга, якобы стихийно охватившего воинов при виде благородного сына Льва, постепенно угасли.

— Мы с уважением и благодарностью приветствуем вернувшегося героя! — объявил гроссмейстер. — Слишком долго нас не посещали братья, что сражаются в Крестовом походе Императора. Теперь, когда один из них здесь, давайте же выслушаем принесенные им вести о войне и восславим его триумфы!

Космодесантники вновь одобрительно взревели. Под грохот оваций Белат зашагал быстрее. Когда магистр капитула наконец добрался до престола в дальнем конце зала, он уже был совершенно не в своей тарелке. Мерир внимательно наблюдал за ним, наслаждаясь неловкостью легионера. Чем неистовее звучали восхваления, тем заметнее съеживался Белат.

— Магистр Лютер, — произнес он сквозь шум, — я надеялся, что мой визит будет негласным. Об этом говорилось в моем послании.

— Прошу, извини братьев за такое воодушевление, — ответил гроссмейстер, вновь утихомирив собравшихся взмахом руки. Как только воины смолкли, Лютер продолжил: — До сих пор мы получали известия о деяниях легиона лишь опосредованно и захотели почтить тебя.

— У меня есть новости, но только для твоих ушей, — понизив голос, сказал Белат. — О мрачных событиях в Галактике, охваченной войной.

— Понимаю. — Улыбавшийся гроссмейстер тут же посерьезнел и обернулся к офицерам в зале. — Владыки Калибана, наш брат несколько ошеломлен вашим приемом. Позднее мы отпразднуем его прибытие, как он того заслуживает, но сейчас, прошу, вернитесь к своим обязанностям. И помните, что следует пресекать пустую болтовню и слухи в ваших подразделениях. Вскоре последуют официальные сообщения, до тех пор рядовые воины не должны отвлекаться от тренировок и текущих занятий.

Когда Темные Ангелы двинулись наружу, от шеренги отделился единственный легионер — лорд Сайфер. Лютер снова сел в кресло, хранитель традиций встал у его левого плеча. Оба молчали, гроссмейстер не смотрел на своего советника.

— Захариил, Астелян, — позвал он, когда воины повернулись к выходу. — Останьтесь со мной еще на некоторое время.

— Мне приказано передать известия только тебе, лорд Лютер, — возразил Белат, особенно сердито взглянув на библиария.

— Перед тобой мой ближний круг, мои доверенные помощники. Я передал бы им все, что ты собираешься сказать мне, поэтому не стоит тратить время и делать из меня обычного курьера.

— Не хотел тебя оскорбить, магистр Лютер, — поспешно произнес Белат.

— Все в порядке, брат, это просто вопрос практичности, — добродушно отозвался гроссмейстер. Сузив глаза, он мгновенно сменил тон и спросил: — Лев еще жив?

К удивлению Астеляна и, судя по выражению лица, гроссмейстера, их гость ответил не сразу. С трудом сглотнув, воин на секунду отвел глаза.

— Мы верим в это.

— Верите? — Лютер подался вперед, опершись на подлокотники. — Кто верит во что?

— О чем тебе уже известно? — спросил Белат, вновь уклоняясь от прямого ответа. — О Хорусе, восстании?

— Не слишком много, — нахмурившись, сказал гроссмейстер. — Молва, разные толки. Луперкаль и его сыны обратились против Императора, к ним примкнуло несколько легионов. С тех пор как нас окружили варп-бури, мы не получали надежных новостей, только обрывки слухов от тех, кто незваными являлся в наши владения. Но, я так понимаю, штормы связаны с мятежом?

— Уверенно говорить не могу, но на совпадение это не похоже. Изолирован не только Калибан, возмущения в эфире охватывают всю Галактику. Почему варп подчиняется воле Хоруса… Правда в том, что… — Белат покачал головой. — В нынешние времена непросто отделить правду от лжи. Я передам тебе только то, что слышал от Корсвейна или видел своими глазами.

— Корсвейн? — Лорд Сайфер подступил ближе. — Имя мне знакомо, но не помню откуда.

— Капитан-паладин, — пояснил Лютер. — Я ненадолго встретился с ним, когда Девятый орден забирал у нас корабли над Зарамундом. Достойный молодой воин, весьма многообещающий. Превосходный мечник.

— Уже не паладин. Теперь он служит сенешалем Льва.

— Вместо меня? — нахмурившись еще заметнее, гроссмейстер втянул щеки. Через пару мгновений Лютер расслабился и кивнул. — Думаю, вполне очевидно, что примарху понадобился другой заместитель в мое отсутствие.

— Не только из-за этого, — сказал Белат. Он переступил с ноги на ногу, собираясь с мыслями, и окинул взглядом других космодесантников. — Положение отчаянное. Хорус умело спланировал бунт. Саламандры и Гвардия Ворона почти уничтожены. Железные Руки… Горгон мертв, сражен клинком Фулгрима. Повелители Ночи, Несущие Слово, Пожиратели Миров приняли сторону изменника. Железные Воины тоже.

Лютер дернул кадыком, Захариил наморщил лоб. Почти немыслимо было представить то, о чем говорил Белат, поверить, что Империум, возможно, уже рухнул. Калибану и его обитателям более чем когда-либо следовало рассчитывать только на собственные силы и возможности.

— Лев, — напомнил Астелян. Новости поразили Мерира, но он едва сдерживал нетерпение. — Что с Эль’Джонсоном?

— Мы сражались с Повелителями Ночи в секторах вокруг Трамаса. Лев и Ночной Призрак едва не убили друг друга. — Белат вздрогнул от воспоминаний. — Слишком долго рассказывать, чересчур много битв и погибших братьев. В итоге мы одолели предателей, устроив на них засаду. После этого Эль’Джонсону пришлось отбыть.

— Отбыть? — На этот раз уже Лютер не смог скрыть волнения и подвинулся на край кресла. — Отбыть куда?

— Корсвейн сказал мне, что примарх получил вести с востока, из-за бурь. Жиллиман собрал все свои силы в Ультрамаре. Насколько нам известно, Хорус захватил Терру, Император сражен рукой своего сына. В это верят многие, включая, похоже, Робаута.

— Белат, ты говоришь бессвязно, — вмешался лорд Сайфер. — Объясни четко, что произошло.

— Лев улетел, разделив легион. — Магистр капитула вздохнул. — Он отбросил надежды на спасение Терры ради того, чтобы вернуть Жиллимана на праведный путь. Примарх оставил Корсвейна вместо себя, мы вступили в бои с частями Гвардии Смерти, но понесли тяжелые потери.

— Мортарион тоже изменил?

— Этого я подтвердить не могу. Нашим врагом был Калас Тифон. С ним по-прежнему сражаются Корсвейн и тридцать тысяч братьев — по крайней мере, столько их оставалось, когда мы отправились сюда.

Казалось, что такие новости скорее заинтриговали, чем удивили Лютера. Белат продолжал, не замечая реакции гроссмейстера:

— Корсвейн приказал мне взять транспорт и забрать здесь бойцов для ведения кампании. У меня двадцать судов, каждое вместимостью до пятнадцати сотен легионеров.

— Тридцать тысяч космодесантников, — понимающе кивнул Астелян. — Такая сила изменит ход любой войны в твою пользу.

— В нашу пользу, — добавил лорд-шифр, возможно, с излишней поспешностью.

Белат холодно взглянул на Мерира.

— Новобранцы готовы, верно? Вы обучали и снаряжали их, как распорядился Лев?

— Собрано могучее воинство, — ответил гроссмейстер.

— Ты говоришь с неохотой, магистр Лютер, — заметил Белат. — Что-то не так?

— Надеюсь, нет, — сказал калибанец и поднялся, вынудив магистра капитула отступить на шаг. Несколько секунд гроссмейстер молчал, как будто не желая делиться своими мыслями. Он оглядывал знамена и трофеи, словно в поисках вдохновения. — Я хочу поверить тебе, Белат, действительно хочу.

— Не понимаю. — Гость посмотрел было на Астеляна, но быстро сообразил, что здесь поддержки не получит, и повернулся к лорду Сайферу. — Ты знаешь меня с тех пор, как я впервые поднял болтер. Почему ты держишь язык за зубами?

Хранитель традиций промолчал, и озвучивать мысли, что терзали Лютера, пришлось Мериру:

— Скорее всего, ты говоришь правду, Белат. По крайней мере отчасти. Вполне возможно, что Хорус и многие другие изменили, а Первый легион разделен. Но откуда нам знать, кому ты верен? Кто поручится, что ты не заведешь наших новобранцев в ловушку, где их перебьют, — или хуже того?

— Хуже? — переспросил гроссмейстер.

— Обратят, — тихо пояснил Астелян. — Не знаю, сколько воинов изменили Императору под влиянием Хоруса, но очевидно, что немало. Возможно, какими-то посулами Луперкаль мог привлечь на свою сторону даже сына Калибана.

— Нелепость! — Магистр капитула укоризненно ткнул пальцем в Мерира. — Ты пытаешься отомстить за старую обиду, забыв о благе легиона!

— Разве у меня нет причин оскорбиться, Белат? — спросил первый магистр, вспоминая события, что произошли несколько десятилетий назад. — Или не ты доложил Льву, что я утратил контроль над ситуацией на Византисе? Из-за твоего вмешательства пролилась кровь, но ты обвинил во всем меня, и примарх с готовностью поверил тебе.

— Ты сомневаешься в моей верности, Мерир Астелян? — злобно выговорил Белат сквозь сжатые зубы. — О твоем своеволии знали еще до того, как меня направили наблюдать за тобой.

— Но мы ведь знаем, как Лев награждает за верность, так? — прорычал Мерир, обернувшись к Захариилу. — Я бы спросил брата Немиила, но он уже не ответит!

— Астелян прав, — сказал магистр мистиков. — Мы не можем доверять никому за стенами Альдурука. Прежние клятвы ничего не значат в новой обстановке. Возможно, Эль’Джонсон заключил союз с Жиллиманом, бросив Терру и нас на произвол судьбы. Возможно, он вернется сюда во главе армий Хоруса. Ни в чем нельзя быть уверенным.

— Можешь быть уверенным в Корсвейне! — провозгласил Белат, задыхаясь, словно утопающий. — Или кто-то из вас оспорит его мужество и преданность?

Ответом на его вопрос стало молчание.

— Есть лишь один способ убедиться, — тихо сказал Лютер, пока отголоски спора стихали в огромном зале. Гроссмейстер указал на Захариила, затем посмотрел на магистра капитула. — По крайней мере мы определим, веришь ли ты в то, что говоришь. Согласен?

Белат с отвращением взглянул на бывшего библиарий. Несомненно, он вспомнил безжалостное вторжение псайкера в свои мысли. Магистр капитула снова повернулся к гроссмейстеру, но не увидел в глазах Лютера готовности отступить или пойти на компромисс. Презрительно скривив губы, легионер склонил голову в знак согласия.

— Возмутительно, — прошептал он. — Все вы запятнаете свою честь этим деянием, но моя останется непорочной. Делай, что должен, похититель разума.

Захариил посмотрел на Лютера за подтверждением, и тот кивнул. В этот раз библиарий не стал прикасаться к Белату, а просто воззрился на него. Зрачки псионика ярко вспыхнули золотом.

— Думай о Корсвейне, — велел магистр мистиков. — О том, зачем явился сюда.

Белат встретил взор библиария, и на мгновение в его глазах отразилось лицо Захариила. Лицевые мышцы магистра капитула расслабились, взгляд помутнел на пару секунд.

Намного раньше, чем ожидал Астелян, псайкер сомкнул веки, и золотое сияние под ними быстро погасло. Когда библиарий вновь открыл глаза, они уже обрели привычный цвет.

— Все, о чем он говорил, — правда, — сказал Захариил. — Война с Повелителями Ночи, отбытие Льва, кампания Корсвейна против Каласа Тифона. Транспорт прибыл к нам с планеты Терра Нуллиус, которая не признает власти ни Императора, ни Луперкаля.

Последний обрывок информации псайкер заполучил почти случайно, но его обнадежил сам факт того, что есть миры, старающиеся уклониться от выбора стороны в безумии, охватившем Галактику.

Захариил отыскал еще кое-что, но прикусил язык и умолчал об этом. Отступив на шаг, магистр мистиков поклонился собратьям.

— Доволен? — Белат яростно уставился на Лютера. — Успел изобрести для меня новые унижения?

— Я обязан принести тебе мои глубочайшие, нижайшие извинения, — ответил гроссмейстер. Опустившись на одно колено перед магистром капитула, он покаянно склонил голову, словно неофит, признающийся в проступке сержанту-приставу. Тут же Лютер искоса взглянул на лорда Сайфера и Астеляна, чего не заметил стоявший над ним Белат. — Если Лев передал полномочия Корсвейну, мы должны исполнить распоряжение сенешаля как волю самого примарха.

Мерир немедленно подыграл гроссмейстеру.

— Я начну сбор бойцов, магистр капитула, — объявил он, салютуя Белату вскинутым к груди кулаком. — Вернуться наконец в ряды легиона — большая честь для нас.

— Ты ошибаешься, — возразил посланник, в знак извинения положив руку на плечо гроссмейстеру. Дождавшись, пока тот поднимется, магистр капитула продолжил: — Корсвейн не отменял приказов Льва. Со мной отправятся только новобранцы. Руководство Калибаном остается на тебе, магистр Лютер.

— Да, конечно, — без промедления ответил гроссмейстер. Он полуобернулся к высоким дверям и показал на них рукой. — Для тебя приготовлены покои.

— В этом также нет необходимости. Я вернусь на мой корабль, чтобы проверить, все ли готово к приему легионеров.

— Я провожу… — начал Астелян, но осекся под взором Лютера.

— Белат и сам найдет транспорт, который доставит его до «Грозовой птицы», — сказал гроссмейстер. — Думаю, мы и так отняли у него много времени.

— Как прикажешь. Буду ждать сообщений с флота, магистр Белат.

Воин молча ушел, напоследок кисло взглянув на каждого из офицеров. Все четверо смотрели Белату в спину, пока за ним не закрылись двойные двери.

— Его нужно убить, — мгновенно заявил Мерир.

Библиарий, погруженный в собственные мысли, почти не заметил ухода магистра капитула. Слова Астеляна вывели его из раздумий.

— Зачем? — спросил псайкер.

— Жестокий приговор, первый магистр, — заметил лорд Сайфер. — Ты спешишь казнить его без видимой причины.

— Белат был прав, Астелян, — добавил Захариил. — Ты позволяешь ненависти влиять на твои суждения.

— Занимательно слышать такой анализ от того, кто час назад пытался вырвать Белату разум из мозга, — глумливо фыркнул Мерир. — Почему вы так жаждете сохранить ему жизнь?

— Никого не убивать, — произнося фразу, оборвавшую спор, Лютер рассек воздух рукой. Хмуро посмотрев на Астеляна и библиария, он сел. Офицеры вынужденно ждали в молчании, пока гроссмейстер собирался с мыслями. — Это наши братья. Их корабли на орбите, мы внизу, под ними. Сейчас Белат — наша единственная связь с внешним миром. Корсвейн не мог выделить ему больше роты легионеров: их достаточно, чтобы управлять флотилией, не ослабляя при этом фронт. После недавнего расширения у нас в казематах появились свободные места, не так ли?

— Определенно, — сказал лорд Сайфер. — Нам следует также помнить, что Белат и большинство его спутников — калибанцы. Возможно, они согласятся с нашими замыслами.

— И какие именно у тебя замыслы? — уточнил Мерир.

— Мы можем задать тебе тот же вопрос, — парировал лорд-шифр.

— Наш замысел ясен, — объявил Лютер. — Мы хотим обеспечить безопасное будущее для Калибана и Ордена.

— И ты считаешь, что для этого нужно отделиться от Империума? — покачал головой первый магистр. — По-твоему, одна планета выстоит против целой галактики врагов?

— С Империумом уже покончено, — ответил гроссмейстер. — Известия Белата подтвердили наши подозрения. Даже если Император пока жив и правит, Хорус ведет войну против его владений. Империум сокрушен изнутри. Мы не имеем права выбрать ту или иную сторону, если не уверены в ее триумфе. Скажи мне, первый магистр, ты можешь поручиться, что Император одержит победу? Нет, не можешь. Нельзя также утверждать, что Хорус возьмет верх в противостоянии.

— Вероятнее всего, обе стороны измотают друг друга, — добавил лорд Сайфер, отходя на привычное место у левого плеча Лютера. — Гроссмейстер прав, Калибан должен быть достаточно могучим сам по себе. Одолженная сила — не сила вовсе.

— Если мы отошлем тридцать тысяч воинов, для охраны системы останется меньше половины этого числа, — указал Астелян. — Нам не удастся исполнить требование Корсвейна и сохранить при этом войско, способное защитить планету.

Мерир хотел продолжить, но Захариилу необходимо было что-то проверить для себя. Он поднял руку, и первый магистр умолк, чтобы не мешать библиарию.

— Важно, чтобы мы все сходились во мнениях по одной теме, имели общую цель, даже если наши мысли по другим предметам разнятся, — начал псайкер. — Готов ли каждый из нас нарушить клятвы, данные Льву? Согласны ли мы, что примарх не заслуживает нашей верности?

Вопрос на несколько секунд повис в воздухе. Первым ответил Астелян:

— Мне точно нужно повторять вслух, что я ничем не обязан Эль’Джонсону?

— Нам всем причинил зло тот, кого мы считали братом, величайшим из нас, — медленно произнес Лютер. — И каждого из нас он незаслуженно наказал — или действием, или бездействием. Я скажу еще одно, и это столь же важно: мы больше не можем именоваться Темными Ангелами. Они — оружие Терры и сыновья Льва.

— Орден восстановлен во всем, кроме названия, какая теперь разница? — спросил Мерир.

— Огромная разница, — возразил лорд Сайфер. — Орден независим. Если мы не Темные Ангелы, то они для нас чужие. Враги.

Эти слова тяжело пали на душу Захариилу. Одно дело — отвернуться от Льва, который изгнал библиария из рядов Великого крестового похода и убил его кузена. Совсем другое — отвергнуть легион, где псайкера научили использовать врожденный дар, превратили его в могучего воина.

Но потом он вспомнил дух Калибана, запертый и скованный теми же самыми принципами и догмами. Чтобы служить родине, Захариил должен был хранить верность только ей. Библиарию следовало в первую очередь думать о том, как сохранить планету и освободить силу, заключенную в ее ядре. Темным Ангелам не было места в его планах.

— Я — магистр мистиков, слуга Ордена, — объявил псайкер и вскинул кулак. — Ты — гроссмейстер.

Лорд Сайфер безмолвно присоединился к нему. Лютер встал и поступил так же. Все трое посмотрели на Астеляна, и тот — терранин, посторонний — поочередно оглядел калибанцев. Улыбнувшись, Мерир отсалютовал им кулаком.

— Я служил многим господам под многими именами. Прежде всего, я Ангел Смерти. Теперь мне вверены обязанности первого магистра Ордена. Повинуюсь твоей воле, cap Лютер.

Легионеры приняли случившееся в глубокомысленном молчании. Их воинские приветствия были красноречивее любых слов. Наконец Лютер опустил руку и сел.

— Неважно, побеждает Император в войне или нет, эти варп-бури не продержатся вечно. Нам следует подготовиться, принять меры предосторожности.

— Ты выбрал путь, на котором мы можем найти союзников, но друзей — вряд ли, — предупредил Астелян. — Враги у нас появятся точно. Твоя цель, защита Калибана, должна оставаться превыше любых иных соображений. Любых, гроссмейстер. Готов ли ты сделать ради нее все, что потребуется?

Намек первого магистра был вполне прозрачным. Лютер не ответил, но лорд Сайфер тихо, едва слышно произнес из-под капюшона:

— Кто бы ни выиграл войну, он придет сюда. Сохраняя независимость от обеих сторон, мы рискуем погубить то, что хотим сберечь, — безопасность Калибана.

— Калибан должен быть свободным, — возразил Захариил. — Безопасность в обмен на подчинение — это иллюзия, стены, которые не охраняют от захватчиков, а удерживают узников внутри.

Гроссмейстер наконец нарушил молчание. Глядя куда-то вдаль, он заговорил спокойно, но твердо:

— Я больше страшусь того, что внутри меня, чем того, что приходит извне. Но, если мои убеждения праведны, любой основанный на них поступок будет благочестивым.

Ключ легко скользнул в скважину с приятным металлическим щелчком. Даже через сотни лет после изготовления он идеально подходил к замку, который Захариил видел только псионическим взором, как и саму дверь. Лишенные дара обитатели Ангеликасты ничего бы не заметили на непримечательном участке стены, обшитой деревянными панелями.

Убедившись при помощи пси-чутья, что подобных свидетелей поблизости нет, магистр мистиков толкнул филенку рукой в перчатке. Дверь беззвучно открылась на превосходно сбалансированных противовесах.

Осознав, насколько точна конструкция, калибанец испытал глубокое удовлетворение. Ее создатель по необходимости уделял внимание даже мельчайшим деталям. Он понимал, какие последствия могут возникнуть при самом крошечном отклонении от четко заданных параметров надежности и приемлемости.

Он был псайкером.

Остальные мистики последовали за Захариилом внутрь, неслышно ступая в мягких туфлях по почти черному монолитному граниту. В камне были вырезаны золотые символы и многоугольные гексаграмматические узоры. Мраморные стены покрывали витиеватые переплетения свинцовых полос-оберегов.

Мистики заняли места в ключевых точках гексаграммы, на лучах шестиконечной звезды. Захариил расположился в центре.

Своими пробужденными чувствами он воспринимал душу Калибана как море, накатывающее на утес псионической защиты. Знаки на полу словно бы открывали помещение небесам, и Захариил видел над собой беспокойный пылающий варп — буря, что окружала планету, ярилась в бешенстве. Комната, где стояли псайкеры, была задумана и построена так, чтобы не дать шторму наверху встретиться с океаном внизу.

В этом убежище мистики могли обучаться, практиковаться и оттачивать свои умения, наблюдая за эфиром и черпая его энергию без вмешательства Калибана.

Без зовущего напева Уробороса в голове.

Сейчас Захариил слышал эту нежную песнь о жизни и красоте, пронизанную меланхоличными нотками одиночества и отверженности. Осеннюю балладу, в которой страх зимы сочетался с воспоминаниями о долгих днях лета.

Тайный зал служил местом сбора, но не для псиоников, а для их силы. Символы в нем перенаправляли и очищали энергию варпа, протекающую через них. Голодный дух Калибана удерживался взаперти и не смешивался с ней, поэтому мистики спокойно использовали эту мощь.

Целую эпоху планета жаждала вернуть утраченную связь. Всю свою бессмертную жизнь Уроборос пытался воссоединиться с владениями, из которых был похищен. Его секрет всегда находился здесь, укрытый за каменными стенами и свинцовыми оберегами. В хранилище, непроницаемом снаружи.

Захариил раскрыл разум, выпуская на волю принесенную им частицу Уробороса.

Теперь на Калибан снова придет весна.

Психический отголосок, словно семя, пустил ростки в сознания других мистиков. Сначала они боролись, как и Захариил когда-то. Человеческий страх, первобытный и неодолимый, заставлял их сопротивляться. Но Уроборос подпитывал себя варпом, упивался силой, так надолго отнятой у него. Защита, воздвигнутая на примитивных наставлениях Израфаила и подобных ему, рушилась под натиском воли Калибана.

Все быстрее, один за другим, мистики впускали в разум энергию планеты, позволяя открыть себе глаза и мысли на ее великолепие. Лишь Вассаго неосознанно оттолкнул дух мира, но через мгновение уступил.

Вырастая за ментальной преградой, Уроборос направил свою мощь вовне. Свинец на стенах начал плавиться, вытекать из резных желобков. Узоры обережных рун испарялись под напором псионической силы изнутри и снаружи.

Как утес неизбежно рушится, подточенный непрерывными приливами, так рассыпался и барьер хранящих символов. В брешь хлынул поток энергии Калибана.

Она наполнила тело Захариила, и псайкер рассмеялся. Ученики захохотали вместе с ним.

— Братья, — сказал он, открывая глаза, что сияли изумрудно-зеленым светом. — Отныне у нас единая цель, одно видение будущего.

— Воля Калибана будет исполнена, — ответили мистики.

 

Глава 16:

Запереть конюшню

Ультрамар

В восточном зале резиденции находился архитектурный макет столицы Макрагга, который нравился Льву гораздо больше, чем гололитовые изображения Цивитас в инфохранилищах «Непобедимого разума». Хотя пригибаться, чтобы взглянуть на идеально воспроизведенные откосы Скалы Галлана или остроконечные крыши Палестры, было не совсем удобно, примарха радовала осязаемость модели. Видя материальный объект, он чувствовал, какие идеи воплощены в планировке города. Световые проекции никогда не вызывали подобных ощущений.

— Очень упорядоченно, — сказал Эль’Джонсон, переведя взгляд с рядов хлебных амбаров на своих братьев.

Сангвиний стоял чуть поодаль, не просто погруженный в раздумья, но почти утонувший в них. Жиллиман нахмурился:

— Домус выстроен кое-как, но я, следуя советам отца, решил не тратить время на организацию того, что активно сопротивляется организации. Кроме того, имеются аргументы в защиту естественного расширения кварталов. Порой народ в своей мудрости отыскивает куда более элегантные решения, чем создают теоретики для практической реализации.

— Люди сами могут обустроиться, — подытожил Лев.

— Пожалуй, так будет лаконичнее, да, — признал Робаут. — Я полагаю, Альдурук не слишком отличается от Цивитас? Он возведен по установленным имперским схемам с разделением на зоны?

— На участках за стенами мы стремились следовать имперским нормативам. Сам город больше похож на Каструм, его облик скорее определяется ландшафтом и требованиями безопасности, чем генеральным планом. — Посмотрев на внутренние укрепления Цивитас, Эль’Джонсон покачал головой. — Хотя Альдурук намного более… вертикален.

Жиллиман вопросительно взглянул на брата.

— Он в основном вырублен в горе, — пояснил Лев. — Вокруг пика Ангеликасты до самой равнины почти нет плоских участков. Город в целом напоминает спираль, идущую от центрального донжона к внешним воротам.

В ответ примарх Ультрамаринов молча кивнул. Он взглянул на Сангвиния, но император неподвижно смотрел на макет города, мысленно пребывая где-то вдалеке.

— Брат, мне кажется, ты не особенно следишь за нашими стараниями, — сказал Эль’Джонсон, выпрямляясь. — Еле вымолвил, что одобряешь мой план.

— Любое решение, принятое тобой и Робаутом, будет исключительным, — произнес Кровавый Ангел. Его лицо слегка оживилось, как будто пришла в движение прекрасная статуя. Сангвиний улыбнулся, но одними губами. — Я не настолько тщеславен, чтобы надеяться улучшить замысел, созданный двумя столь недосягаемыми интеллектами.

— Я собираюсь отдать приказы до рассвета, — сообщил Лев, глядя прямо на Жиллимана. — Любые возражения нужно огласить сейчас. Мы должны сойтись во мнениях.

Лорд-хранитель, не встречаясь с ним взглядом, несколько секунд изучал модель столицы. Нынешняя ситуация совсем не походила на ту, что сложилась при прошлой высадке воинов Эль’Джонсона в Макрагг Цивитас. Тогда четыре сотни десантных капсул мчались навстречу полностью активным системам ПВО, неся легионерам внутри верную смерть. Штурмовая операция была подготовлена из-за недоверчивости Льва, но началась по вине Кёрза.

Тем не менее Эль’Джонсон хорошо помнил, что один элементарный просчет едва не разрушил новую империю еще до ее создания. Если бы тогда Жиллиман не послушал брата и позволил тысячам Темных Ангелов погибнуть в небесах над Макрагг Цивитас, шаткое доверие, что установилось между примархами, рухнуло бы в считанные секунды. Проще говоря, Империум Секундус умер бы в тот день вместе со многими сыновьями Калибана и Макрагга.

Льва отнюдь не успокаивало, что Робаут, очевидно, в первую очередь думал о будущем своего творения. Судьба Темных Ангелов была для него чем-то маловажным и вторичным.

Эль’Джонсон снова ощутил на себе взгляд примарха Ультрамаринов — пристальный, но безучастный, изучающий без осуждения. Брат никогда не таил злобу, не наслаждался терзаниями других, но сам Лев не мог забыть, какое унижение испытал, почти умоляя о спасении легионеров Первого.

— Никаких возражений, брат, — успокоил его Жиллиман. — Я верю, что ты обойдешься с моим миром так же, как со своим.

Не зная, прозвучало ли в этих словах скрытое обвинение или собственное чувство вины кольнуло его, Эль’Джонсон удержался от язвительного ответа. Он сожалел, что не возвращался на Калибан после того, как присоединился к Крестовому походу, но ему нужно было добиться очень многого, и почти все цели ждали на передовой.

Честно говоря, родная планета вызывала у Льва смешанные чувства: отчуждения и близости одновременно. Он знал два Калибана — мир темных лесов и мир имперских городов. Не будучи уверенным, принадлежит ли он полностью первому или второму, примарх выбрал легкий путь и сосредоточился на завоеваниях, оставив заботы о доме другим, более способным людям.

— Это была шутка, — добавил Робаут, — а не сложное философское высказывание.

Осознав, что углубился в размышления на глазах у братьев, Эль’Джонсон, как обычно, мгновенно замкнулся в себе.

— Проследи, чтобы орбитальную защиту отключили, — сказал он и вышел из зала.

В бою Жиллиман никогда не огорчался, что наделен сверхчеловеческим телосложением, но в повседневной жизни то и дело сталкивался с неудобствами. Великанский рост и вес сами по себе заставляли окружающих присмиреть и требовали особого обращения. Непросто было построить империю равных возможностей, обладая по замыслу отца телом, не помещавшимся в большинство нормальных зданий. Хуже того, в любой комнате, приспособленной для нужд примарха, каждый посетитель, даже самый крупный космодесантник, чувствовал себя жалким карликом.

Робаут вспомнил об этом, глядя на тетрарха Валента Долора, который стоял возле кресел напротив стола лорда-хранителя. Огромная гранитная мебель могла бы служить театральной сценой, если бы на ее крышке не лежали стопки бумаг и инфопланшетов, такие же аккуратные, как улицы и кварталы Цивитас. Долор редко садился в присутствии господина. Но, глядя на Жиллимана, возвышающегося над широким столом, он все равно слегка походил на ученика, вызванного за непослушание к наставнику-принципалу.

— Все перевозки остановлены, господин, — начал тетрарх. — Все, включая доставку имущества и личного состава легиона. Темные Ангелы досматривают каждый челнок, грузовое судно, лихтер или баржу, что прибывают в столицу или отправляются из нее. Это создает хаос.

— И как мы помогаем им с проверками?

— Господин?

Примарх подался вперед, громадный стол недовольно заскрипел под его локтями. Сдвинув в сторону кипу бумаг, придавленных позолоченным черепом орка, Робаут похлопал ладонью по отполированному камню.

— Какое содействие или обеспечение ты предложил нашим кузенам из Первого? Установил ли ты приоритет для военных отправлений в доках? Собрал ли начальников гильдий, чтобы предупредить их о задержках? Приказал ли подвозчикам уменьшить объемы отгрузок до уровня снизившейся пропускной способности?

Долор открыл рот, ничего не ответил и снова закрыл его.

— Ты должен помнить, что я обещал Льву и его сыновьям полное сотрудничество. Они наделены полномочиями по надзору и обеспечению безопасности всего входящего и исходящего трафика в столице. «Сотрудничество» подразумевает снабжение их всем необходимым, а не просто отсутствие помех.

— Есть нечто более зловещее, господин, — заявил Валент, возможно, почувствовав, что уронил свое достоинство предыдущей жалобой.

— Зловещее?

— Отделения Первого разместились на орбитальных защитных платформах.

— Как я и ожидал.

— Каждая третья станция прямо сейчас меняет позицию. Они поворачивают орудия к поверхности.

— Ясно. — Жиллиман откинулся в кресле. С точки зрения Льва, такие действия имели смысл. — Уверен, что они перенацеливают не только оружейные системы, но и блоки наведения. Защитные платформы в определенных ситуациях могут применяться как особо мощные устройства слежения. Иное практическое использование, согласно новому теоретическому замыслу.

— Какому теоретическому замыслу, господин? Стрелять по нашим людям?

— На Макрагге находится беглый примарх. — Робаут знал, что его самые лучшие и талантливые офицеры — не глупцы, но ему начинала надоедать их клановая нетерпимость к передаче Эль’Джонсону обязанностей по охране планеты. — Как мы ни относились бы к методам Льва, помни, что Кёрз остается в нашем мире. Очевидно, это угрожает новому императору, но не забывай также, что Конрад — массовый убийца. Наши воины и жители Макрагга в опасности, пока он на свободе.

Примарх встал, со скрипом отодвинув кресло по голому полу.

— Мы обязаны защищать народ Империума. Сосредоточься на этой высшей цели. В другой ситуации твоя гордость и верность легиону были бы достойны восхищения, но сейчас, Валент, они мешают тебе мыслить здраво. На данный момент ты подчиняешься Льву во всех военных делах. Передай это остальным моим сыновьям.

— Как прикажете, господин, — поклонился Долор. Он помедлил, по-прежнему не желая уходить.

— Что еще? — спросил Жиллиман, набираясь терпения в ожидании очередной жалобы.

— Госпожа Ойтен передает вам привет.

Робаут не говорил с Тарашей после того, как Эль’Джонсон обнародовал указ о военном положении и ввел Макрагг в сферу своих полномочий.

— И все? Никаких посланий?

— Нет, господин, она сказала мне только это. Просила только сообщить, что думает о вас.

— Спасибо, Валент. Что-нибудь еще?

— Нет, господин. Магистр Прейтон ждет снаружи.

— Сейчас приму его. Пригласи Тита, когда будешь уходить, Валент.

Долор вышел за дверь, и Жиллиман повернулся к высокому арочному окну позади стола. Далеко внизу раскинулись поместья домуса, протянувшиеся до Ликумского залива и, в другую сторону, мимо замка Механикум — до самой Марсовой площади и посадочных полей, главных объектов в южной части Макрагг Цивитас.

Робаут поразмыслил о том, как символично, что из кабинета лорда-хранителя не виден громадный восьмиугольник крепости Октагон. Послушал, как Тит Прейтон ступает по натертому паркету из сердцевины иллирийского пепельного дерева.

Библиарий приближался быстро, но более мелкими шагами, чем обычно. Признак волнения. Жиллиман уловил слегка убыстрившийся пульс воина даже через завывания фибросвязок доспеха. В грохоте сабатонов он разобрал, как хрустит сжатый в кулаке лист прозпергамента и хлопают о налядвенник жесткие ножны, обтянутые кожей.

Остановившись у стола, Прейтон почти неслышно откашлялся.

— Какие жалобы на Темных Ангелов принес ты, центурион? — не оборачиваясь, спросил Робаут.

Псайкер смешался, застигнутый врасплох таким приемом.

— Ты уже не первый, — успокоил его лорд-хранитель, — так что говори прямо.

— Я получил сообщение, что Лев спустил своих библиариев на Каструм, господин.

— «Спустил»? Это очень эмоциональное выражение, Тит. — Жиллиман повернулся к подчиненному и протянул руку за пергаментом.

Поморщившись, Прейтон отдал ему листок.

— Они начали мыслесканирование всего персонала, — объяснил Тит, пока Робаут читал то же самое в документе. — Их командир, небритый громила по имени Мирдин, требует, чтобы мы передали ему ключи от Красной базилики.

— Башни астропатов? Он назвал причину?

— Все каналы связи, обычной или псионической, подлежат контролю библиариев Первого легиона. Как будто нам нужна Красная базилика!

— Значит, вас больше оскорбляет не утрата привилегий, а намек на ограниченность ваших способностей?

— Нет, господин, — быстро опомнился Прейтон. — Мы с братьями по библиариуму можем взять на себя обязанности астропатов в случае каких-то неурядиц или атаки на башню. Мы — запасной вариант.

— Но ты же говорил, что для пси-передач вам не нужна Красная базилика, — тихо напомнил Жиллиман.

— Что, если нам потребуется отправить послание за пределы системы, в другую часть Пятисот Миров? Фарос действует… с перебоями. Недостаточно надежно для важных сообщений. Мой господин, после предательства Лоргара вы настояли, чтобы мы отслеживали все сигналы Астра Телепатика. Если мы и нарушаем Никейский эдикт, то лишь затем, чтобы укрепить астропатов против коварства изменников.

— Библиарий Первого в чем-то неполноценны, центурион? Мирдин и его братство по какой-то причине не могут страховать псионическую связь?

Молчание Прейтона уже отдавало упрямством, но, почувствовав, что у его господина портится настроение, он поспешил ответить:

— Нет, лорд-хранитель. Мирдин продемонстрировал мне самые хвалебные рекомендации и заявил, что ручается за свой библиариум. — В псайкере заговорило благородство, он повесил голову от стыда. — Приношу глубочайшие извинения, мой господин, — я поддался эмоциям, и это помешало мне трезво оценить положение. Лишь простак считает себя мудрецом, мудрец же признает себя простаком.

— Мне гораздо легче указать верную дорогу двадцати, чем быть одним из двадцати и следовать собственным урокам, — отозвался Робаут. — Вижу, ты продолжаешь читать Шекспира. Рад, что он показался тебе интересным.

— В некотором роде, господин, хотя он снисходителен к людским слабостям. — Тит поклонился. — Как вы снисходительны ко мне, лорд-хранитель. Я передам братьям, что они обязаны подчиниться всем распоряжениям магистра Мирдина, и сам поступлю так же.

Когда Прейтон ушел, Жиллиман с удовольствием отметил, что никто больше не ждет за дверью, и разгладил на граните мятый лист пергамента. Реляция библиариума отправилась в довольно высокую стопку на ближайшем углу стола, возле которой лежал инфопланшет с еще пятьюдесятью восемью донесениями. Все эти доклады содержали официальные или неявные претензии к Темным Ангелам, скопившиеся за двадцать часов после того, как Лев объявил военное положение.

Робаут надеялся, что они быстро разберутся с вопросами безопасности и поймают Кёрза, потому что Первый явно не находил себе новых союзников и не заводил друзей.

— Хоть это и сумасшествие, — вернувшись к работе, пробормотал он одну из любимых строчек Шекспира, — в нем есть последовательность.

От посадочных полей, выходящих на Цивитас, змеились черные колонны легиона. Некоторые состояли из бронемашин — от скромных вездесущих «Носорогов» до «Мастодонтов» с широкими боками и сверхтяжелых одногусеничных «Герс», платформ для генераторов щита, которыми обладали только Темные Ангелы. В других четко маршировали под знаменами и стягами сотни пеших легионеров, сверкая отполированными доспехами. Казалось, они собрались для строевых учений, а не оккупации столицы нового Империума. Перехватчики «Удар меча» рассекали воздух, словно кинжалы, брошенные богами; их силуэты, похожие на лезвия ножей, темнели на фоне облаков. Даже небеса принадлежали сынам Льва.

Ольгин был в первой волне бойцов, высадившихся с «Творца истории». Эль’Джонсон поручил ему особую задачу, потребовав обеспечить, чтобы никто не воспротивился его приказам, даже лорд Жиллиман и владыка Сангвиний. Несущий Смерть, которого это не обрадовало, нашел время поговорить со своими офицерами перед тем, как отправиться в крепость Геры.

— Немер, не забудь включить «Лэндспидеры» в патрули прибрежной зоны. В домус нам идти бессмысленно, это настоящий лабиринт, пусть местные им занимаются. Но все дороги, ведущие туда и оттуда, нужно взять под надзор. Углубить вокс-прослушку, совершать внеплановые облеты на десантных кораблях.

Капитан Немер кивнул, подтверждая распоряжения, хотя уже слышал их дважды. Ольгин продолжил испытывать терпение подчиненных, довольный, что ему удается потянуть время.

— Еще надо расставить упрочненные заграждения на въездах в аллею Героев. Вдоль виа Декуманус Максимус — блокпосты с промежутками в сто метров, по отделению на каждом. Милион будут охранять терминаторы Казаэллиса при поддержке «Лэндрейдера». Все первичные сообщения и доклады пойдут через командный пункт в крепости Октагон. Паладин Варрас прямо сейчас меняет шифрование, новые данные по каналам связи он разошлет до заката.

— Как прикажешь, Несущий Смерть, — отозвались офицеры.

Несомненно, они хотели, чтобы Ольгин заткнулся и позволил им выполнять свой долг.

— И еще одно, братья, — добавил он, почувствовав, что легионеры готовы отбыть. — Мы в доме Ультрамаринов, поэтому должны относиться к ним с вежливостью и почтением, но не более. Если кто-то из их командиров начнет возражать, стойте на своем и помните, что мы — легион de primus. Мы действуем по воле и согласно полномочиям Льва, лорда-защитника Империума.

Услышав это, воины немного повеселели и отсалютовали вскинутыми к груди кулаками, после чего разошлись по командным отделениям. Несущий Смерть остался с тридцатью легионерами Секты Мортис, его личной гвардии. Эти бойцы, ждавшие неподалеку, носили позолоченные шлемы, что отличало их от остальных братьев Крыла Смерти в черной броне. Среди них были Морфаил, Каролинг и Аторис — избранные преемники, готовые принять командование в случае гибели Ольгина. Лейтенанты выделялись щитками в форме перевернутого сердца, прикрепленными к нижнему краю наплечника. Поймав взгляд лидера, Аторис подошел к нему, держа под мышкой сработанный на Терре джеззайл. Плазменная катушка отбрасывала голубоватые блики на темный доспех космодесантника.

— Долг зовет нас, брат Несущий Смерть.

— Ну что ж, тогда исполним его, — отозвался Ольгин.

Аторис подал сигнал товарищам. Секта Мортис разделилась на три отделения. Два из них направились к «Лэндрейдерам», стоявшим возле гигантских ворот звездного порта. Третье последовало за командиром, который зашагал к «Галатину». Насколько знал Несущий Смерть, его персональный танк, собранный на базе «Лэндрейдера», был уникальной разработкой калибанцев — вместо гусениц на нем установили мощный антигравитационный привод. «Галатин», как и его собратья, напоминал передвижной бункер, но развивал намного большую скорость и быстро добирался до передовой независимо от особенностей ландшафта поля битвы.

Поднявшись по рампе, Ольгин занял место сразу за кабиной водителя, его гвардейцы расселись на скамьях в тесном десантном отсеке. Когда все были готовы, командир приказал Секте Мортис выдвигаться. «Лэндрейдеры» покатили за «Галатином» по виа Гера к воротам одноименной цитадели, мимо Памятных садов.

Проехав за стену, в Каструм, танки развернулись на запад, к самой крепости Геры. Избранный лейтенант выдохнул, только сейчас осознав, что задерживал дыхание, — он ждал, что кто-нибудь попробует помешать вторжению Первого в самое сердце владений XIII легиона. Транспорты остановились у ступеней Претория. Ольгин вышел наружу, оставив для охраны бортстрелков и троих легионеров под началом магистра Дирнвина. Вновь обретя решимость, он повел остальных за собой вверх по лестнице.

По дороге им встретились несколько слуг, которые разбежались перед целеустремленно шагавшими ветеранами Темных Ангелов. Их командир, знавший план здания наизусть, свернул налево, затем направо, к палатам собраний, которые недавно перестроили в зал приемов для императора Сангвиния. Вокруг чертогов, где некогда располагался Совет Милицис, а теперь заседал Имперский Триумвират, находились караульные помещения и казармы бывшей военной элиты Макрагга. Это была цитадель внутри цитадели, почти такая же надежная, как Ангеликаста в центре Альдурука.

В зал приемов можно было попасть лишь через несколько вестибюлей, похожих на шлюзы в канале, постепенно взбираясь по склону Короны Геры. Комнаты разделялись широкими коридорами со стрельницами и генераторами энергозаслонов — почти непреодолимыми огневыми мешками.

По-прежнему никто не преграждал путь Темным Ангелам. Ультрамарины на постах молча смотрели, как воины в черной броне уверенно входят в последний вестибюль.

Там толпились космодесантники в цветах разных легионов. Заметив у дальней стены Драка Города, Ольгин скомандовал своим бойцам остановиться. Капитан инвиктских телохранителей тоже увидел его, и офицеры встретились на середине кафельного пола.

— Я здесь по приказу лорда-защитника Империума, — величественно объявил Несущий Смерть, вытаскивая двуручный меч с закругленным острием. Такими клинками сражались его предки, виндмирские разбойники. — Лев с Калибана, примарх Первого легиона, провозгласил военное положение. Все полномочия по личной охране Имперского Триумвирата, а также обеспечению безопасности крепости Геры с предместьями, переданы мне и моим заместителям. Никто не имеет права входить туда, где находятся владыки Империума, без моего разрешения. Я буду оберегать их, не щадя жизни своей.

Город окинул помещение взглядом. Следуя его примеру, Ольгин перевел глаза с неподвижных воинов Крыла Смерти на Ультрамаринов в терминаторских доспехах «Катафракт», которые охраняли вход, приметил раненого Азкаэллона и его сангвинарных гвардейцев, бродивших у дверей в зал приемов, и остановил взор на дозорной стае Космических Волков, что слонялись без дела в противоположной стороне вестибюля. Кроме того, в зале оказались несколько Белых Шрамов и пара десятков солдат-преценталианцев. Среди них воин Первого разглядел Водуна Бадорума, капитана королевской дивизии.

Командир Сюзеренов Инвиктус бесстрастно посмотрел на лидера Крыла Смерти:

— Ну, теперь-то я спокоен.

На все четыре

 

Глава 17:

Вражеская территория

Ультрамар

Снегопад продолжался уже несколько дней. До настоящей пурги он не дотягивал, но облеты Иллирии воздушными и антигравитационными судами пришлось остановить. Саката Демора, сержанта Ультрамаринов, назначили проводником в один из пеших патрулей Темных Ангелов.

— Я вырос в предгорьях, часто охотился на этом хребте, — сказал он спутникам из I легиона.

Сыновья Льва имели репутацию замкнутых и молчаливых воинов, но эти десять отпрысков Калибана в черной броне показались Сакату вполне дружелюбными. Некоторое время назад они оставили «Носорогов» у входа в горное ущелье и двинулись вверх. Под снегом скрывался замерзший ручей, идти было скользко, поэтому космодесантники шагали двумя колоннами по берегам русла. Чем дальше они заходили на запад, тем выше становились скалистые утесы с обеих сторон теснины.

— Деревьев немного, — заметил сержант Торан, командир отделения. — Что за добыча водится в такой пустоши?

— Златобокие медведи, большерогие олени, дикие агораки, — перечислил Демор. Остановившись, он показал рукой вверх по ущелью. — Там дальше пещеры, примерно в трех сотнях метров. Когда я был подростком, в них скрывались контрабандисты. Сейчас, может, их для более скверных дел используют.

Кивнув, Торан жестом скомандовал двум легионерам прикрывать отряд с тыла. Затем он вытащил силовой топор с длинным лезвием из перевязи на ранде и достал болт-пистолет. Сакат, следуя его примеру, взял на изготовку гладий и личное огнестрельное оружие. Сержант Темных Ангелов пошел впереди, Демор следом, остальные все так же преодолевали теснину по двое.

Первым заметил следы Сакат. Велев патрулю остановиться, он отвел Торана за груду валунов и указал на три пары отпечатков ног, чуть присыпанных свежевыпавшим снегом.

— И часа не прошло, — сообщил он по воксу, опустившись на колено рядом с ближайшей вереницей следов. Изучив их, Демор огляделся в поисках других улик. — Двое мужчин и женщина, поднимались по расселине. Обратно не возвращались.

Пещеры начинались в ста пятидесяти метрах вверху и справа по ущелью, к северу от легионеров. Вход в первую из них оказался просто метровой дырой в утесе; в любой из трех проемов, расположенных дальше, забраться было намного легче.

— Казобурн, просканируй местность, — передал по воксу Торан.

Сняв ауспик с пояса, Темный Ангел поводил им вперед и назад.

— Тепловой отпечаток за цепочкой следов, — подтвердил Казобурн. — Наибольший термальный отклик в полостях впереди.

Переключив визор на термооптимизацию, Сакат тоже увидел слабое свечение. Внутри скалы находилось что-то теплое.

— Может, там животное, — произнес Ультрамарин, но его сердца в предчувствии боя забились чаще.

— Цели по возможности брать живьем, — напомнил всем Торан. — Льву нужны ответы, а не трупы. Кёрза планируется допросить.

— Шоковые гранаты? — Убрав пистолет в кобуру, Демор вынул из контейнера на поясе диск размером с монету.

Сержант калибанцев кивнул и взмахом руки приказал отряду выступать. Наст хрустел под ногами бойцов, пороша таяла на их броне. Легионеры огибали полузасыпанные снегом валуны и кусты, держа под прицелом входы в пещеры.

— Движение, резкое, — отрывисто произнес Казобурн. Ауспик он выставил перед собой, словно оружие. — Третье отверстие.

— Быстрый штурм! — рявкнул Торан, переходя на бег.

Он помчался через сугробы, вздымая белые вихри.

Благодаря силовым доспехам воины большими скачками преодолели последние пятьдесят метров за несколько секунд. В снегу за ними пролегли глубокие борозды. Сакат заметил тень, мелькнувшую за отверстием в скале. Кто-то встал между входом и источником света внутри.

— Именем императора Сангвиния, ты арестован, сдавайся! — крикнул Демор, отводя для броска руку с шоковой гранатой.

Тень исчезла.

— Они уходят глубже в пещеры! — предупредил Торан, бросаясь вперед. Лезвие его топора мерцало синевой сквозь падавший все сильнее снег. — Скорее! Азамунд, Фаретаил, Долман, во фланг!

Пока Темные Ангелы грузно вбегали в проемы, Сакат убрал заряд в контейнер и рванулся следом. Внутри, в ярко-желтом свете гудящих ламп, каменные стены блеснули ему навстречу прожилками синего, зеленого и золотого цветов.

Больше там ничего не было — ни постелей, ни еды, вообще никаких вещей.

Осознавая увиденное, Демор ощутил неясное беспокойство и замедлился. Чутье подсказало воину соблюдать осторожность, и он снова вытащил пистолет. Сакат поменял несколько спектров авточувств, проверяя, нет ли в пещере чего-то, не заметного простым глазом.

Повернув голову, он снова взглянул на вход. К скале были прикреплены провода.

— Это ло…

Взрыв оборвал предупреждение. Каменная лавина сошла на Демора, запечатав пещеры грудой неподъемных валунов. В последние мгновения жизни, до того как тонна известняка расколола шлем и раздавила череп, сержант услышал по воксу крики Темных Ангелов.

Сначала удивленные, затем предсмертные.

Высунувшись из командирской башенки «Вихря», Парестор посмотрел в центр Мадуполя вдоль моста. Иллирийские раскольники уже пытались взорвать железную переправу, но самодельной бомбе не хватило мощности, чтобы повалить тяжелое балочное строение.

Мадупольское шоссе, пересекавшее каньон шестисотметровой глубины, соединяло Макрагг Цивитас с восточной Иллирией. Оно служило важной транспортной артерией для вылазок Темных Ангелов и Ультрамаринов в горы. Магистр Дэвий в ходе инструктажа совершенно ясно дал понять, что успех всей операции зависит от того, удастся ли доставлять по земле припасы для гарнизонов и патрулей, продвигающихся к сердцу Короны Геры. Парестор, как всегда, серьезно отнесся к заданию, хотя Мадуполь вместе с ним защищала целая рота бронемашин.

— Готов поспорить, на этой позиции мы остановили бы даже танковые клинья Железных Рук, — воксировал он своему водителю, Метриталу. — Что нам сделают налетчики с холмов и мелкие бандиты?

— Просто следи за дорогой внимательно. Блокпост Сардеона должен сообщать о каждом, кто едет по ней.

— Понял тебя, — бросил Парестор и снова развернул пусковые установки в сторону шоссе, на северо-восток.

Через несколько минут легионер заметил фонтаны брызг от машины, быстро приближавшейся к ним. Космодесантник еще не видел ее, но, судя по величине водяного облака, транспорт был внушительных размеров. Парестор включил вокс:

— Сардеон, у нас гости. Данных от тебя не получал. Подтверди разрешение.

Тишину в канале нарушали только помехи.

— Сардеон, прием!

По-прежнему ничего. Перейдя на общую частоту, Парестор подал сигнал полной боевой готовности.

— Говорит «Ксифос-три-эпсилон», к нам приближается тяжелая техника. Блокпост не отвечает. Командование ордена, разрешите открыть огонь?

Через пару секунд отозвался Гастенрал, провост магистра Дэвия.

— Транспорт обозначен как угроза. Огонь на поражение.

— Вас понял, командование ордена. — Парестор переключился на внутренний вокс. — Враги нас идиотами считают?

— Может, думают, что мы будем колебаться? — усмехнулся Метритал.

Парестор включил пусковую систему, высокомощный модуль наведения которой за считанные секунды захватил неизвестную машину. Гудение прицельных устройств перешло в визг — теперь боеголовки отслеживали тепловое пятно ее выхлопа. Нарушитель уже находился в полукилометре, и командир «Вихря» разглядел его. Грузовик с безбортовой платформой, уставленной высокими штабелями ящиков и бочек.

— Примитивно, — сказал Парестор и нажал на спуск.

Четыре ракеты, с ревом вылетев из контейнеров, помчались над трассой по дуге. Крошечные когитаторы внутри них скорректировали курс, рассчитав скорость и направление движения цели. Напоследок полыхнув голубой плазмой из сопел, снаряды почти вертикально обрушились вниз плотным пучком и одновременно поразили кабину и платформу машины.

Топливные резервуары в корме грузовика взорвались, пылающий прометий взмыл в воздух стометровым огненным шаром. Объятые пламенем куски металла разлетелись по шоссе, потоки горящего топлива разлились по тускло-черному покрытию.

— Свяжись с оружейной, нам понадобится техника, чтобы убрать остов, — передал командир Метриталу. — И надо выяснить, что с отделением Сардеона, пусть командование направит десантный корабль.

Ответа не последовало.

— Метритал?

Парестор выключил прицельный модуль в башенке и протиснулся внутрь «Вихря». Пригнувшись под направляющими автозагрузчика, он шагнул к водительскому отсеку.

Через открытую дверь легионер заметил Метритала, лежащего на рычагах управления. Боковина его шлема была разрублена, над керамитом еще курился слабый дымок — след удара силовым клинком.

За спиной Парестора с лязгом захлопнулся входной люк. Почти тут же воин заметил мигающие огоньки на мелтабомбах, прикрепленных к запасным ракетам у него над головой.

Продвижение было медленным, но уверенным. Капитан Нераэллин видел рапорты некоторых других командиров — паладинов и магистров, что менее осмотрительно отнеслись к задаче покорить Иллирию. Их части изначально наступали по главной магистрали, но многие из них постепенно замедлили ход, остановились, слишком растянулись, лишились орбитальной и воздушной поддержки по вине зимней погоды, установившейся на северных и восточных пиках Короны Геры.

Нераэллин избрал более планомерный подход, поскольку был совсем недавно повышен в звании. Поначалу он чувствовал нетерпение младших офицеров, которые видели, как другие колонны километр за километром уходят вперед, и думали, что упускают шанс добыть славу в бою. Только Гексагия, его военная советница, полностью поддерживала решения капитана, однако это слабо успокаивало Нераэллина, когда другие легионеры в его штабе бросали на командира невозмутимые, но многозначительные взгляды.

— Так мы обеспечим себе прикрытие «Лэндспидерами» до самого Клотрунского кряжа, — сказала Гексагия, передавая офицеру инфопланшет с картой окружающих гор и долин.

— Я знаю, — отозвался Нераэллин. — Сам выбрал место.

Над ними синхронно снижались два большегрузных «Громовых ястреба». Между кораблями на десятках высокопрочных тросов висела модульная стартовая площадка с постом управления. Этот опорный пункт «Кестр» станет промежуточной стоянкой для «Лэндспидеров» и гравициклов его роты во время дальних вылазок в горы, а мощная авгурная установка решит проблему скверной погоды.

Почти сто пятьдесят тонн металла, керамита и феррокрита. Станция была не только перевалочным узлом, но и печатью имперской власти. Она гласила: «Иллирия больше не восстанет».

Из-за тех же неурядиц с погодой доставка «Кестра» затянулась на три дня, и Нераэллин понимал, что его воины рвутся в битву, словно псы на цепи. Но при этом роту обошли стороной бедствия, недавно обрушившиеся на передовые колонны. После установки базы капитан сможет направлять вперед мобильные разведгруппы, которые проложат путь для бронетехники. Он не попадет в засаду, как его братья.

«Громовые ястребы» тянули колоссальный груз через ущелье к выровненной площадке на восточном склоне, напротив маленького городка Тиафон, прижавшегося к утесам у входа в долину.

Внезапно между его зданиями, на сером фоне облаков и скал, блеснул яркий луч. Нераэллин не поверил своим глазам, но в воксе мгновенно зазвучали тревожные сигналы и возгласы легионеров.

— Лазпушка, где-то возле форумной площади!

— Где именно? Координаты, сержант? — рявкнул в ответ Нераэллин.

— В нас попали, левое крыло!

Подняв глаза, офицер увидел, что за ближним к нему кораблем потянулся дым.

— Уклониться не можем, капитан, — продолжил пилот. — Зубы Немохийского Змея, на крыше амбара еще одна!

Второй световой пучок, направленный из другой точки, пронзил хвостовой стабилизатор поврежденной машины. Она накренилась влево, «Кестр» внизу опасно закачался. От внезапного рывка соседний «Громовой ястреб» дернулся к земле — судя по выбросам плазмы из двигателей, его пилот пытался выровнять корабль. Снова выстрелила первая лазпушка, и десять тросов лопнули, прожженные энергетическим лучом.

— Открыть огонь! — заорал Нераэллин в вокс-канал.

— Куда, капитан? — спросила Гексагия, оглядывая улицы Тиафона на противоположном склоне. — Из чего? В городке тысячи жителей.

Нераэллин покинул Калибан вместе со Львом и десятилетиями сражался под началом примарха. Он долго не попадался на глаза господину, но рос в званиях так же размеренно, как проводил сейчас операцию в Иллирии. Легионер дрался в сотнях битв, командовал звездолетом, убивал бессчетных ксеносов, людей, утративших разум во мраке Долгой Ночи, и даже бывших собратьев из предательских легионов.

Но он не был готов к тому, что происходило сейчас.

Мысли капитана ползли медленно, как ледник. Логическая часть его разума понимала, что необходимо дать залп по Тиафону. Если «Громовые ястребы» рухнут на здания, все равно погибнут сотни жителей городка. Но решение отдать приказ о преднамеренном обстреле гражданского поселения противоречило всем клятвам, что когда-либо приносил воин.

Про себя Нераэллин уже выкрикивал приказы об ударе по форуму и зернохранилищу, зная, что так поступил бы Лев. Вслух он не говорил ничего.

Отделения с прыжковыми ранцами неслись в Тиафон, но никак не могли успеть. Как долго перезаряжается лазпушка? Сколько секунд прошло с последнего выстрела?

Решение ворвалось в его разум, словно поток тактических данных на визоре пробил невидимую дамбу.

— Всем отрядам, массированный огонь по квадратам с пять-шесть-семнадцать по пять-восемь-семнадцать. Пли!

К грохоту орудий, раскатившемуся по долине, через мгновение присоединились визг ракет и хлопки самоходных минометов, но капитан опоздал с командой. За несколько секунд до того, как центр городка утонул в пламенном вихре, еще одно белое копье света вонзилось в блок главных двигателей подбитого транспортника. «Громовой ястреб» завалился набок, теряя высоту. Под ним долину затягивали клубы черного дыма, гонимые жаркими ветрами от разрывов снарядов в Тиафоне.

Второй корабль отстрелил буксирные тросы, чтобы его не утянуло следом, и «Кестр» понесся вниз под углом сорок пять градусов. Нераэллин отвернулся, не желая смотреть на катастрофу, но уловил отражение падающей станции в полных ужаса глазах Гексагии. Апокалиптическое громыхание разнесла по всему ущелью ударная волна, на фронте которой мчалась лавина снега и обломков площадки.

Темный Ангел бросился к советнице и закрыл ее своим телом. Капитан стоял неподвижно, пока куски льда и камня с треском врезались в его броню и глухо стучали по бортам машин вокруг.

Безумие длилось всего несколько секунд, но казалось, что намного дольше.

Отступив на шаг, Нераэллин с облегчением увидел, что Гексагия цела, только ее лицо покраснело от порыва морозного воздуха.

Облегчение мгновенно испарилось, как только он повернулся к Тиафону. По центру поселения пролегла неровная борозда километр шириной. Городок скрывали клубы дыма и пыли, но офицер видел, что языки пламени уже лижут стены наиболее высоких зданий. Часовая башня повалилась на центральную площадь, вздымая новую волну смога и обломков кладки.

Спасение Гексагии оказалось слабым утешением.

Еще до того как Ольгин подал Льву рапорт, примарх знал, что его ждут новые дурные вести. Жесты и мимика избранного лейтенанта просто кричали о том, как неохотно он отдает инфопланшет: взгляд направлен в пол, тело чуть развернуто к двери, словно ему не терпится уйти. С того момента, как легионер вошел в новый зал приемов, он вел себя, будто смертник, бредущий на эшафот.

Сангвиний и Жиллиман сидели слева от Эль’Джонсона. Лорд-хранитель, который пристально наблюдал за Ольгином, наверняка сделал те же выводы, что и Лев. Император-регент, опершись одной рукой о подлокотник трона, поглаживал губу бледным пальцем. Невозможно было понять, думает он о текущих событиях или чем-то совершенно ином.

— Говори уже, — произнес Эль’Джонсон, игнорируя протянутый ему планшет.

— Еще одна атака, мои господа, — констатировал Ольгин.

— Иллирия в огне, — сказал Робаут. — Удивительно, что только одна.

— Атака на Цивитас, мои господа, — тихо пояснил лейтенант и снова подал Льву инфопланшет. — Пожалуйста, просмотрите это. Пикт-захват со шлема легионера Тринадцатого.

Эль’Джонсон выдернул устройство из руки Ольгина, и офицер признательно отступил на несколько шагов. Примарх включил проектор, чтобы его братья тоже увидели запись.

Все началось достаточно мирно. Толпы народа проходили через блокпост, космодесантник внимательно оглядывал прохожих. В углу его поля зрения находилось большое изваяние.

— Иллирийский монумент, — узнал Жиллиман.

Далее они увидели, как к легионеру подходит молодая женщина в плотной накидке на голове и плечах. Ультрамарин почти не обращал на нее внимания в толчее. Внезапно девушка бросилась на него, раскинув руки, и из-под платка показались какие-то связанные вместе цилиндрические емкости.

Звука не было, но Лев умел читать по губам.

— Иллири бео… фата? — пробормотал он, когда экран заполнило расширяющееся белое облако прометиевого пламени. Остановив запись, он бросил инфопланшет Ольгину.

— «Да здравствует Иллирия», — перевел Робаут. — Старое горное наречие. Все еще думаешь, что это дело рук Конрада?

— Разумеется. — Эль’Джонсон посмотрел на Сангвиния в поисках поддержки, но Кровавый Ангел лишь одарил его испытующим взором. — Народное восстание — лучшая возможность для Кёрза скрыть свои действия, верно?

— Но чего он хочет этим добиться? — спросил Жиллиман. — Если забыть, что Конрад помешан на фиглярских выходках, зачем ему связываться с мятежниками-террористами? Он должен понимать, что ты в ответ примешь еще более суровые меры и загонишь его глубже в подполье.

— Нельзя давать Кёрзу то, что ему нужно, — сказал Сангвиний. — Если это и правда Конрад, он провоцирует нас не просто так.

— Поддерживаю, брат, — ответил Лев. — Беспорядки в Иллирии — обманный маневр. Теракт в Макрагг Цивитас показывает, что мы слишком увлеклись охотой на Кёрза, когда в первую очередь должны были всемерно укреплять безопасность столицы.

— По-твоему, можно еще сильнее ужесточить режим? — спросил Робаут. — Хочешь регулировать даже воздух, которым дышат наши граждане?

— Если бы я мог… — произнес Эль’Джонсон, не обращая внимания на шпильку, и указал рукой на Сангвиния. — Все мы знаем, в чем цель Конрада. Он снова придет за нами, в одиночку или с союзниками.

— Чем деспотичнее мы ведем себя, тем большее удовольствие доставляем Кёрзу, — предупредил Жиллиман. — Он хочет уподобить нас себе, заставить злоупотреблять данной нам властью. Поддавшись на уловки Конрада, мы оправдаем его моральное разложение.

— Но он забывает об одном важном аспекте.

— Каком же? — император-регент заинтересованно подался вперед. — Мы стремимся править другими. В чем наше отличие от Кёрза?

— Мы правы, а он — нет, — ответил Лев.

Робаут невесело усмехнулся, Кровавый Ангел разочарованно откинулся в кресле.

— Вот так просто? — уточнил примарх Ультрамаринов. — Мы на одной границе спектра, он на другой?

— Так было всегда, — сказал Эль’Джонсон. Он вспомнил про Ольгина, который выслушивал спор в покорном молчании. — Младший брат, что думаешь ты?

Застигнутый врасплох офицер удивленно поднял глаза на Льва, затем посмотрел на Жиллимана и, наконец, на Сангвиния.

— Ваши суждения верны, мой повелитель. Никто не совершает поступок, изначально считая его неправильным. Но для определения правоты нет абсолютных мерил, только наши личные взгляды и мнения окружающих.

— Мудрые слова, — заметил Робаут, — пусть и немного двусмысленные. Однако, исходя из того, что мы создаем законы, устанавливаем ограничения для других, нам и самим следует подчиняться этим предписаниям.

— Разумеется, лорд-хранитель, — ответил Ольгин. — Простите меня за безыскусность, но я все эти годы изучал теорию военного дела, а не философию. Я знаю, что на Макрагге следуют другим принципам, и мои доводы здесь могут оказаться неубедительными.

На это Эль’Джонсон рассмеялся, улыбнулся и Жиллиман. Лейтенант смотрел то на одного, то на другого, не понимая, чем так развеселил примархов.

— Не волнуйся, младший брат. Скажи нам, мудрый Ольгин, что бы ты сделал в ответ на последние атаки? Ты слышал наши доводы, теперь выскажи свое суждение.

— Мне неуместно… — Легионер осекся под пристальным взором Льва.

— Таково мое желание, младший брат, — произнес Эль’Джонсон.

— Слушаюсь, мой повелитель, — сказал командир Крыла Смерти и набрал воздуха в грудь. — Наша реакция не должна зависеть от того, Кёрз планирует эти нападения или кто-то другой. Нельзя поддаться на провокацию и ввести в Иллирию новые силы. Зима усиливает натиск, мы сражаемся в незнакомой местности против врага, знающего каждую лазейку в горах. Уделяя все больше внимания Иллирии, мы забываем о Макрагг Цивитас. Чего мы надеемся добиться? Если мятежом руководит Кёрз, он будет скрываться от нас, пока не подготовится к встрече. Если нет, то мы используем легион против разношерстных банд повстанцев. Нужно не плясать под их дудку, а сочинить собственный мотив. У нас прежняя цель: защитить Имперский Триумвират. Все прочее только отвлекает от нее.

Примархи встретили его заявление в молчании. Ольгин с тревогой ждал их вердикта.

— У твоего помощника острый ум, — сказал Жиллиман Льву. — Я и сам не сказал бы лучше.

— Значит, все согласны. — Эль’Джонсон снова взглянул на Сангвиния за подтверждением. Кровавый Ангел просто кивнул. — Мы отступим на границы Иллирии и ужесточим меры безопасности в Магна Макрагг Цивитас. Кёрз будет вынужден прийти за нами.

 

Глава 18:

Старинные тайны

Калибан

— Мы не имели права отпускать Белата на орбиту, — произнес Астелян, глядя в небо.

— Мы не отпускали, так велел cap Лютер. Какой у нас был повод задерживать Белата? — спросил Захариил. — Ты постоянно ворчишь с тех пор, как услышал, что гроссмейстер позволил ему вернуться на десантный корабль.

— Ворчу? Мне казалось, ты лучше разбираешься в людях, мастер Захариил, — Мерир скривил губы, что явно подтверждало слова псайкера. — Я обеспокоен.

— Прости за ошибку, первый магистр, — ответил мистик, давая понять своим тоном, что вовсе не ошибался. — В любом случае твое беспокойство необоснованно. Чем Белат повредит нам, оставаясь на орбите?

— Повредит? Меня раздражает не угроза какого-то «вреда», а упущенная возможность. Он может улететь. Забрать корабли. Мы до конца дней застрянем на про… На Калибане. Ты об этом подумал? Что, если Белат заподозрил нас?

— В чем? Ничего не произошло. Если что и было подозрительным, так это твое грубое поведение, Астелян.

— А если он вернется к Корсвейну или Льву и расскажет им о каких-то неурядицах на Калибане? Что, если один из них явится сюда, чтобы наставить нас на путь истинный?

Захариил об этом не думал, поэтому ответить не смог. К счастью, сознаваться в недомыслии ему не пришлось.

— Вот и доказательство обратного. — Псайкер указал на снижающийся темный силуэт, который быстро превратился в «Грозовую птицу». — Белат возвращается.

Воины молча наблюдали за десантным кораблем: Астелян с напряжением, Захариил с жадным любопытством. Как только «Грозовая птица» приземлилась, магистр мистиков потянулся к ней разумом. Щупальце силы Калибана дотронулось до корпуса — и загудело, как заземленный провод, наткнувшись на псионический барьер.

Псайкер отшатнулся.

— В чем дело? — требовательно спросил Мерир.

— У нас проблема! — огрызнулся Захариил. — Прикрой свои мысли!

— Прикрыть мои…?

— Белат не один, он взял…

Необходимость в объяснениях исчезла, поскольку в люке за опустившейся рампой возникли магистр капитула и его спутник. Второй космодесантник также был облачен в черную броню, но с синими вставками на наплечниках. Отличительный цвет библиариума, некогда родного для Захариила сообщества псайкеров легиона.

— Понятно, — прошептал Астелян.

Мистик лихорадочно размышлял, глядя в лицо приближающемуся воину. Он узнал библиария, увиденного им в памяти Белата. Всплыло даже его имя — Асмодей, — и Захариил попытался вспомнить, насколько силен этот псионик. После десятилетий разлуки это было непросто, к тому же калибанец плохо разбирался в прежних достижениях других.

Асмодей присутствовал при убийстве Немиила. Кузен погиб из-за него, хотя на руках самого библиария не было крови. Захариил хотел потребовать у другого псайкера ответа: стоила ли его жизнь смерти Немиила? Прав ли был Лев, пожертвовав одним ради другого? Но прежде чем он заговорил, вперед вышел Астелян — возможно, Мерир ощутил агрессивный настрой мистика.

— Ты привел с собой друга, — сказал первый магистр. Посмотрев на библиария, он кивнул в знак приветствия. — Как мило.

— Это брат Асмодей, — представил Белат. Он метнул злобный взгляд на Захариила. — После предыдущего визита я счел разумным подстраховаться.

— Мне следует извиниться, — произнес мистик. Говоря, он почувствовал изменения в переливах пси-энергии вокруг Асмодея. В отличие от скручивающейся вихрем силы Калибана, мощь библиария словно давила изнутри на зеркальную грань между мирами, искажая отражение реальности. — Мои действия были недопустимыми, и я могу объяснить их только кратким приступом скорби.

— Откуда мне знать, что подобный инцидент больше не повторится?

Энергетический сдвиг не был привязан к библиарию, укрывавшему Белата от пси-воздействий. Поток силы двигался на Захариила и Астеляна, словно носовая волна перед шагающими к ним легионерами.

Асмодей, разумеется, даже не попробует заглянуть в сознание мистика, защищенное от любых вторжений.

Но разум Мерира?

Библиарий за считаные секунды выудит оттуда все. Не до мелочей, конечно, но достаточно, чтобы узнать о разрастающемся мятеже, аресте инакомыслящих и вероломном сговоре Астеляна с Лютером.

Охваченный отчаянием Захариил вбросил часть собственных мыслей в сознание первого магистра.

— Я понимаю, что сейчас мое слово немного значит, — произнес он вслух, одновременно создавая из своей ментальной проекции узкий шип, нацеленный в мозжечок Мерира. Пси-зонд Асмодея, куда более изящный, напоминал тысячу крошечных волокнистых побегов, которые прорастали через защиту, возведенную при обучении легионера.

— В последнее время происходили события, явления, о которых ты наверняка осведомлен, — сказал спутник Белата. — Угроза нам возросла.

Полагаясь только на чутье, Захариил отдернул щуп за мгновение до того, как прикоснулся к глубинным мыслям Астеляна. Центр разума первого магистра скрывался под защитной оболочкой, каких не встречал даже повелитель мистиков. Уже пытаясь остановить погружение, он словно бы врезался в адамантиевую броню. Псайкер застыл, ошеломленный ударом.

Пси-разряд ответной реакции пронзил его мозг.

Золотистый туман обволакивает все вокруг.

Чей-то грохочущий голос произносит неразборчивые, но повелительные слова. Сила Захариила в сравнении с его мощью — что свеча рядом с солнцем.

Тепло. Становится горячее.

Его обжигает. Опаляет. Обращает в пепел.

Когда потрясенный псионик вырвался из мыслей Мерира, ему потребовались вся выучка и стойкость, чтобы не выдать окружающим мучительную боль в мозгу. Почти теряя сознание, он сумел разглядеть, как Асмодей пытается проникнуть в защищенную область. Библиарий продвигался намного медленнее, но получил не менее свирепый отпор. Перед ментальным взором Захариила словно взорвалась плазменная бомба, которая выжгла проросшие завитки-щупы Асмодея ореолом раскаленной добела энергии.

Псайкер легиона оступился и чуть не упал, удержавшись в последний момент. Он уставился на Астеляна широко раскрытыми глазами.

Мерир как будто не заметил, что произошло в его разуме.

— Я уверен, что любые размолвки между нами остались в прошлом, — явно неискренне сказал он и встретился взглядом с Белатом. — Разве не братья мы все под знаменем легиона?

+Что ты с ним сделал?+ Сбитый с толку Захариил не сразу понял, что Асмодей спрашивает его мысленно, а не вслух.

+Ничего,+ отправил он ответную реплику.

Проекции псиоников вместе приблизились к крошечной искорке — свету сознания первого магистра. Снаружи оно выглядело вполне обыкновенным.

+Он не один из нас. У него нет психической проекции.+

+Но ты же видел ее?+ спросил Захариил. +Чувство-вал ее мощь?+

+К счастью, лишь мгновение,+ признал библиарий.

Мысли передавали образы гораздо эффективнее, чем неуклюжие губы и языки, и разговор почти не отнимал времени. Продолжая незаметную беседу, магистр мистиков повернулся и жестом указал на пару «Носорогов», ждавших неподалеку от взлетной площадки.

— Сар Лютер прислал для вас транспорт до Ангеликасты, — пояснил Захариил обычной речью. — Меня и Астеляна ждут другие обязанности.

+Я ощутил, что ты был в его сознании за секунду до меня,+ послал Асмодей.

+Предупреждение, не более. Признаюсь, твое появление тревожит меня. Ты — свидетель гибели моего кузена Немиила. И хотя я крайне сожалею о своем неспровоцированном нападении на Белата, оно не дает тебе права влезать в чужие мысли.+

+Прав, невиданных прежде, в последнее время раздают немало. Если это имеет для тебя какое-то значение, я тоже опечален смертью Немиила.+

Захариил благодарно кивнул.

+Моего кузена убили на твоих глазах. Именно против таких вторжений в разумы он выступал. Немиил верно посчитал тебя опасным?+

+Думаю, это не тебе решать. Судьба Немиила прискорбна, но он перечил Льву и рисковал жизнью каждого из нас, возможно, даже будущим Империума. Примарх тоже поступил дурно, поспешно и наверняка сожалеет об этом в свободное время.+

Психическое единение пробуждало доверие, и магистр мистиков едва не сознался в недавно возникшем отвращении ко Льву, но успел придержать мысли.

— Кажется, хотя бы магистр Лютер сохранил остатки легионной чести, — бросил Белат, направляясь к бронетранспортерам. Он коротко посмотрел на Астеляна, задержал взгляд на Захарииле. — Но терпимость к изгоям и инакомыслящим уже дорого обошлась ему однажды. Подобное может повториться.

+Мы еще поговорим об этом,+ сказал калибанец Асмодею и разорвал связь.

— С вашего позволения, магистр капитула, — произнес тот, — мне необходимо побеседовать с братом Захариилом. Вскоре я присоединюсь к вам в Ангеликасте. Захариилу, как наблюдателю за рекрутами от библиариума, нужно узнать о недавних изменениях и новых опасностях. Нам следует обсудить вопрос Никейского эдикта и снятие запрета Львом.

Белат явно забеспокоился, но все-таки кивнул:

— Хорошо. Мне предстоит аудиенция у магистра Лютера, встретимся после нее.

Пока он усаживался в «Носорога», Захариил и остальные зашагали ко второй машине. Перед тем как забраться внутрь, псайкер жестом остановил Астеляна.

— Одну минуту, брат, — сказал магистр мистиков библиарию, и тот безмолвно поднялся по аппарели бронетранспортера.

Калибанец остался наедине с Мериром.

— Что Он с тобой сделал? — прошипел Захариил. Вопрос вырвался из него, как река через трещину в плотине.

— Асмодей? — Посмотрев на «Носорога», Астелян пожал плечами. — Насколько я понимаю, ничего.

— Не он. Император.

Изумленное молчание Мерира было красноречивее любого ответа.

— Ты помнишь что-нибудь о моментах, когда видел Императора? Какие-нибудь конкретные ситуации, в которых Он мог… — Увидев полное непонимание на лице спутника, псайкер осекся на полуслове.

— При чем тут Император? Говори яснее, Захариил.

— Мне… сложно объяснить.

— Попробуй, — проворчал Мерир. — Так что там насчет Императора?

— Ты был воином Первого, так? — спросил мистик, избрав другой подход.

— Еще до Первого. — Древний воин засиял от гордости. — Я был Ангелом Смерти.

— Ты сражался рядом с Императором, очень долго находился в Его присутствии.

— Да, годами, но в чем дело?

— Это оставило метку на тебе — на твоем разуме, — сказал Захариил. Неубедительно, но другие теории ему разглашать не хотелось. — Можешь назвать ее «даром».

Ухмыльнувшись, Астелян постучал себя по виску.

— Попробовал забраться сюда, верно? — Мерир хлопнул псайкера по плечу и оглянулся на «Носорога», в котором сидел Асмодей. — Он тоже? И вы оба наткнулись на кое-что неожиданное?

Теперь пришел черед Захариила молчать.

— По-твоему, Император был единственным могучим псайкером, который стремился покорить Терру в конце Долгой Ночи? А как же Зуль-Кварнайн? Сигиллиты? Может, в межзвездной тьме нас не ждали неописуемо кошмарные твари? Или ты думаешь, что Император, понимавший истинную суть Вселенной, защитил тела Своих воинов лучшими доспехами, но при этом оставил крепости их разумов с распахнутыми вратами и без гарнизонов?

Глаза Астеляна на несколько секунд затуманились от воспоминаний.

— И вас всех… Я имею в виду, всех Ангелов Смерти так защитили? На что это походило?

— Это было… прекрасно, — отозвался Мерир. Затем он вновь сфокусировал взгляд на Захарииле и посуровел лицом. — Но и утомительно для Императора, я думаю. Он не повторял такого с легионами. Однако хватит говорить о прошлом. Будущее создается сейчас, и у нас есть неотложные задачи.

Первый магистр скрылся в «Носороге», оставив псайкера наедине с круговоротом мыслей. Лютер, Император, Белат, Асмодей… Все начинало размываться, сплетаться в паутину бессмысленных интриг, напрасно преданных клятв и нарушенной верности.

Лишь одно понятие осталось незапятнанным. Словно яркий клинок, оно рассекло сети смятения.

Калибан. Будущее планеты воистину создавалось сейчас, и быстро приближалось время решать, чьи руки построят новый мир. Но у хозяев рук были еще и уши, которые слышали шепотки об иных желаниях и целях.

Чтобы освободить Калибан, требовалось заглушить недружественные голоса и вернуть Лютера на правильную дорогу.

Забравшись в «Носорог», Захариил жестом велел водителю отправляться. Потом он заговорщицки улыбнулся Астеляну. Соперник, конечно, но пока что лучше иметь его в союзниках.

 

Глава 19:

Предначертанный миг

Калибан

Знамена вверху шелестели на слабом ветерке от атмосферных установок. Обычно этот звук терялся среди шарканья и стука подошв, скрипа кресел, приглушенных голосов или куда более веселого гомона в разгаре пира. Сейчас, в одиночестве ожидая Белата, Лютер слышал только шумы самого зала.

Штандарты легиона. Триумфальные стяги Темных Ангелов. Гроссмейстер уважал символизируемые ими достижения, последним и самым великим из которых было обнаружение и приведение к Согласию Калибана. Не по совпадению это знамя висело за троном Льва, прямо над головой Лютера.

О, как же воин возненавидел его за последние годы! Никто не знал, как страстно гроссмейстер желает сдернуть полотнище, разорвать его в клочья и оплевать их. Каждый день он мечтал, чтобы появление легиона и все, произошедшее следом, стерлось из истории.

Вспомнив былое, Лютер оглянулся через плечо на величественный трон примарха. Спинка загораживала от воина огромное окно-розу в верхней части зала, и на его лицо упала тень. Незапланированная, но по-настоящему пророческая причуда расстановки.

Хотя легион завоевал все эти знамена без гроссмейстера, они висели здесь, чтобы напоминать Лютеру, кем он был и кем он стал.

Всю жизнь на плечи калибанца давил груз истории. Ему, потомку рыцарей Ордена, было предназначено оборонять свой народ с мечом и пистолетом. Долг и честь стали уделом Лютера, как только он появился на свет — вопящий младенец на каменных плитах во дворе крепости, где его мать застигли стремительные роды.

Словно в легенде, мальчик пришел в этот мир на глазах у рыцарей и слуг. Кричащего и окровавленного, его подняли высоко и показали всем, пока мать плакала от радости. Отец, сбежав по ступеням с внутренней стены, прижал сына к холодному нагруднику. Из таких событий плетутся биографии великих людей.

Гроссмейстер скривил рот в ироничной улыбке. Тот момент, известный мальчику лишь по рассказам, стал метафорой для его детских лет. Мать всегда любила сына, отец всегда был холоден. Не то чтобы Лютер жалел себя, ведь так вырастал каждый ребенок в Альдуруке.

И он понимал, что не стоит полагаться на предназначение. Гроссмейстер встречал слишком многих людей, рожденных в конюшнях, на лестницах, возле кухонного очага; их судьба была как неприметной, так и славной. Если бы Лютер появился на свет в покоях родителей, под присмотром лекаря и повитухи, барды все равно извернулись бы и нашли в этом приметы грядущего величия.

Он не верил в фатум, но признавал, что многое зависело от природы и воспитания. Возможно, обстоятельства рождения сулили Лютеру успех, но путь к вершинам он преодолел, в первую очередь, благодаря прекрасному обучению в семье и живому уму, который унаследовал от матери.

Отличный стрелок, великолепный мечник, он очень рано выделился среди сверстников. На восемнадцатом году Лютер стал сержантом; лишь один воин в истории Ордена добился того же в более юном возрасте. Но вышестоящие офицеры отмечали его не только за мастерство в обращении с оружием. Юноша легко сходился с людьми, одинаково достойно разговаривал со старшими и равными себе. К нему с равной приязнью относились сослуживцы и командиры, а подчиненные уважали молодого сержанта. Бойцы без принуждения следовали за ним, и столь же непринужденно он отдавал приказы, чувствуя себя как рыба в воде.

Кто-то другой мог повредить своей карьере интригами или завистью, позволить собственному честолюбию вмешаться в естественный ход вещей. Молодой воин возвысился, избежав этих пагубных ловушек. Когда не стало гроссмейстера Оцедона, Лютера сочли достаточно опытным — хотя, пожалуй, по нижней графе шкалы, — чтобы занять освободившийся пост. Никто не возмутился этим, и, хотя некоторые рыцари поддерживали других кандидатов, каждый признал нового лидера.

Так начался золотой век Ордена под командованием Лютера.

Случайная встреча — или вмешательство высших сил? — изменила все. Охотясь за Великими Зверями, гроссмейстер столкнулся на опушке с одичалым подростком, которому впоследствии дал имя Лев-из-Леса.

Лев Эль’Джонсон.

Как часто рассказывали эту быль, как неизбежно ее приукрашивали. Имперские историки объявили тот момент поворотным событием в истории Калибана, зачеркнув тысячелетия сражений и борьбы за выживание среди того, что они называли Долгой Ночью. Подхалимы-летописцы не нашли на страницах места для веков, миновавших с основания Альдурука до обнаружения примарха.

Разумеется, Калибан и Орден изменились. Но даже сейчас, после всего произошедшего, Лютер тепло вспоминал времена их собственного крестового похода, когда рыцари оттеснили мрак пустошей светом Порядка.

Гроссмейстер знал, что некоторые, вроде Астеляна и ему подобных, считают, будто он сожалеет о той эпохе, о необходимости передать власть примарху. Ничто не могло сильнее отличаться от истины. Лев был воплощением добродетели, отважным, благородным и любящим господином, о котором мечтал бы любой слуга. Как другие бойцы с радостью следовали за Лютером, так и он с восхищением видел в сыне-и-брате человека, способного превзойти все его достижения.

Поднявшись, гроссмейстер взглянул на трон, покрытый черным лаком. Резьба на его высокой и широкой спинке в точности совпадала с изображением льва на нагруднике лучших лат примарха.

Лютер не испытывал ненависти к Эль’Джонсону. Как он мог ненавидеть члена семьи?

Воин снова посмотрел на знамя Темных Ангелов.

«Почему "темных"?» — подумал он.

Когда их переименовали? Почему Император счел подходящим назвать их Темными Ангелами? Желал ли Он запугать врагов? Или же Повелитель Человечества вложил в имя понятную только Ему шутку космических масштабов?

Гроссмейстер готов был поверить в последнее. Это обоюдоострое название признавало небесное происхождение воинов, но обрекало их на темное будущее. Лев не просто любил Императора как сын отца, — он восторгался Им, и здесь крылась величайшая слабость примарх а.

Лютер не скорбел о том дне, когда встретил Эль’Джонсона. Все перемены к худшему начались после того, как воины Императора нашли Калибан.

И тут, словно Вселенной тоже нравились забавные совпадения, по залу разнесся глухой стук ударов латной перчатки о прочное дерево. Стража у дверей открыла громадные створки, впуская Белата. Задержавшись на пороге, магистр капитула оглядел знамена и трофеи более внимательно, чем во время прошлого визита.

Повелитель Ордена продолжал стоять перед своим креслом, также изучая штандарты в зале. Гость направился к нему.

— Добро пожаловать, магистр Белат! — Поспешив навстречу, Лютер встретил легионера на полпути и протянул руку, которую тот пожал без колебаний. — Я хочу извиниться и загладить вину за оплошность, допущенную при нашей первой встрече.

— Оплошность, магистр Лютер?

— Чрезмерно восторженный прием в этом самом зале. Мне следовало более внимательно отнестись к твоей просьбе о конфиденциальности. Теперь же по всему Калибану ходят слухи о твоем возвращении.

— Прошу, магистр Лютер, забудь о случившемся. Для меня более важен вопрос о…

Белат умолк и обернулся, услышав шум голосов из открывшихся дверей. Он увидел дюжину слуг, одетых в рейтузы, полукафтаны и плотные фартуки. Слуги тащили ведра с водой и бруски для полировки.

— Как неудачно! — воскликнул гроссмейстер, хотя удача тут была ни при чем — он сам приказал уборщикам войти через несколько секунд после Белата. — Еще один конфуз! Помещение нужно подготовить к банкету. Мне следовало бы вспомнить об этом и назначить встречу в более подходящем месте.

— Какой еще банкет?

— Пир в твою честь, магистр капитула. В ознаменование твоих триумфов, естественно.

— Я не хочу пировать. Я хочу забрать рекрутов и вернуться к Корсвейну с тридцатью тысячами свежих бойцов.

— Ну разумеется, Белат.

Хотя Лютер был ниже космодесантника на десять сантиметров, он сумел как-то изогнуться и подтолкнуть гостя к одной из боковых дверей. Показывая дорогу вытянутой рукой, он вывел магистр капитула из зала.

— Мне непонятны задержки, — продолжил легионер, пока они шли по длинной галерее к западной стене цитадели. — Я сообщил о цели моего прибытия одиннадцать дней назад. Несомненно, все уже должно быть подготовлено. Человек подозрительный мог бы решить, что ты умышленно оттягиваешь наше отбытие.

— Подготовлено? Да, но готово ли? Это не совсем одно и то же, — признал Лютер с удрученным видом. — Знаешь, магистр, нельзя просто так собрать тридцать тысяч космодесантников и забросить их на орбиту.

— Восполнение съестных припасов прошло без затруднений. Почему же на корабли еще не переправили ни одного воина?

— Белат, новобранцы тренировались всю сознательную жизнь. Сейчас для них крайне важный момент. Но не забывай, что они пока не проверены в настоящем сражении. Эти легионеры служили в гарнизоне, не участвовали в наступлениях и штурмах. Перед тем как доставить тебе рекрутов, мы обязаны удостовериться, что они готовы к бою, насколько возможно.

Обмениваясь фразами, воины миновали еще несколько коридоров и меньших залов, пока Лютер не подвел спутника к крытой аркаде, идущей вдоль первой из внутренних стен Ангеликасты. На парапет вела каменная лестница с железным поручнем, выкованным в виде двух перевивающихся змей. За долгие столетия рисунок на металле почти стерся от касаний человеческих рук.

— Еще я должен настоять на проведении пира, брат, — добавил гроссмейстер, шагая через две ступеньки. Белат следовал за ним по пятам. — Нам обязательно следует отметить отбытие сынов Калибана достойным празднеством.

С парапета им открылся вид на восточный полигон Альдурука, участок почти пустой земли, тянущийся до ворот Астера в куртине. Обычно эта территория, пять километров в длину и два в ширину, использовалась для тренировочных схваток, учебных стрельб из тяжелого оружия и маневров бронетехники в плотном строю. Сегодня временные траншеи засыпали, а доты разобрали.

Полигон был заполнен космодесантниками в черных доспехах. Над их командными отделениями развевались знамена красного и зеленого цветов Калибана, украшенные традиционными символами планеты. Возле каждого подразделения сверкали эбеновыми корпусами транспортные «Носороги».

— Десять тысяч бойцов, — с широкой улыбкой объявил Лютер. Он поднял руку, и собравшиеся легионеры разом вскинули оружие в безукоризненном салюте. — Воинство, достойное Корсвейна, но лишь треть от тех сил, которые ты доставишь ему, магистр капитула.

— Примечательно, — сдержанно отозвался Белат. — Когда-то подобные зрелища могли взволновать меня, однако впоследствии стали обыденными. Магистр Лютер, я видел, как воюет легион, и ничему не сравниться с этим. Парад из десяти тысяч космодесантников — внушительная картина, но я наблюдал за ночной высадкой сорока тысяч Темных Ангелов при усмирении Авренция Два…

Магистр капитула вздохнул.

— Впрочем, спасибо, что показал мне воинов, готовых сегодня же взойти на корабли.

Гроссмейстер пытался справиться с эмоциями. Лютер потратил немало усилий на это представление, и бестактный пренебрежительный отзыв Белата еще раз напомнил калибанцу о победах и славе, которых Лев лишил его, изгнав.

Правда, гость мог лишь изображать безразличие, желая показать свою важность. Отталкиваясь от этого, гроссмейстер вернулся к изначальному замыслу.

— Повторюсь, что я обязан настоять на твоем участии в торжественном пиру, магистр Белат.

— Твоя настойчивость ничего не изменит, магистр Лютер. — Легионер с сожалением в глазах посмотрел на гроссмейстера сверху вниз. — В детстве ты был для меня героем, даже большим, чем Лев. Примархом я стать не мог, поэтому вдохновлялся твоим примером — сына Калибана, который достиг высочайших вершин могущества и признания. Мне больно смотреть на моего кумира, запертого здесь, и, будь на то моя воля, я с радостью отдал бы тебе этих воинов, снял бы с твоих плеч груз обороны Калибана.

Белат посуровел лицом:

— Но такому не бывать. Ты не размягчишь мое сердце пирами, не улестишь меня ласковыми речами или, — магистр капитула указал на космодесантников, так и не опустивших оружие, — показными учениями. Тебя отправили сюда по приказу Льва, и только по его слову ты сможешь вернуться. Многие из нас сразу увидели в этом «почетном назначении» необъявленную кару. Возможно, несправедливую, однако решать не нам. Я прав, магистр Лютер?

— Даже если бы ты предложил мне возглавить бойцов, отправляемых с Калибана, я отказался бы. — Гроссмейстер говорил честно, но об истинном смысле его ответа Белат догадаться не мог. Затем Лютер более жестко произнес: — И еще. Имей в виду, что пока это не твои воины. Они мои. Они принадлежат Калибану.

Он вскинул руку, отсекая любые возражения.

— Их сердца принадлежат Калибану, — добавил гроссмейстер. — Легион и примарх для них — лишь абстрактные понятия. Многие рекруты всю жизнь провели в изоляции на этой планете. Пир — подтверждение твоих полномочий. На нем я передам тебе и твоим людям власть над новобранцами. Если ты не явишься, совесть не позволит мне отдать воинов, поскольку они не признают в тебе командира.

— То есть выкажут неповиновение, — проворчал Белат.

— Я надеялся, ты не станешь обижаться. — Лютер заранее знал, что твердолобый магистр капитула обидится. — Это не оскорбление или угроза, а решение. Сейчас бойцы салютуют и тебе, и мне. Утром, на своем корабле, ты примешь их приветствие уже в одиночку. Власть перейдет к тебе.

Белат прищурился и стиснул челюсти, но промолчал.

— Магистр, ты получаешь от меня тридцать тысяч воинов. Тридцать тысяч космодесантников. В наши неспокойные времена подобная армия может решить судьбу войны. Я вручаю тебе такое оружие с верой, что оно поразит надлежащего врага. — Посмотрев на войско, гроссмейстер подпустил в голос меланхоличных ноток. — Мои младшие братья роднее мне, чем бойцы любого из предыдущих поколений. Я с готовностью передам их тебе, но не хочу, чтобы это походило на тайную сделку. Этот день войдет в историю наравне с другими великими днями из благородного прошлого и славного будущего Калибана, поэтому его нужно отпраздновать. Устроить братский пир, чтобы почтить узы, до сих пор соединяющие нас, отдать должное твоим победам и пожелать удачи в грядущих битвах.

Лютер улыбнулся, неожиданно и тепло, словно солнце, лучась всепоглощающей добротой, и уже через пару секунд Белат не выдержал. Покрытый шрамами легионер расплылся в ответной улыбке, сделавшей его похожим на мальчишку, и неосознанно склонил голову в знак уважения к гроссмейстеру.

— Разумеется, мы восхвалим каждого из вас, — заключил Лютер. — За твоими ветеранами на орбите Калибана отправят десантные корабли. К вечернему банкету триумфаторы смогут подготовиться в выделенном им крыле Ангеликасты.

Не дожидаясь ответа, гроссмейстер подал знак воину, стоявшему чуть поодаль от рядов новобранцев внизу. Это был Астелян, над которым трепетали два знамени — личный штандарт легионера и почетный стяг его капитула, извлеченный из хранилища утром того же дня. Мерир прямо не ответил на жест, но через мгновение космодесантники по неслышной Белату команде опустили оружие, повернулись кругом и медленным маршем направились к далеким воротам.

В тот же миг над головами с ревом пронеслась флотилия «Громовых ястребов» и «Грозовых птиц», снижающихся по спирали к транспортному терминалу в километре от городской стены.

Лютер отвернулся от этой картины, великолепие которой омрачалось безразличием его спутника, и проводил Белата в отдаленные покои. Там он оставил магистра капитула на попечение армии старательных слуг и оруженосцев Альдурука.

Отойдя от двери на несколько больших шагов, гроссмейстер услышал за спиной поступь другого легионера.

— Думаешь, он примет нашу точку зрения? — спросил лорд Сайфер.

— Убедить его — твоя задача на сегодняшнее утро, — не оборачиваясь, произнес Лютер. — Через девяносто минут Астелян доставит сюда первую группу ветеранов. До тех пор не отходи от Белата. Он, естественно, ключ ко всему.

— А остальные?

— У тебя будет семь часов, чтобы поговорить с ними. Постарайся охватить каждого. Ты — лорд-шифр. Ты — Орден. Все они калибанцы — напомни им, что Орден и есть Калибан.

— Мне известны мои обязанности, cap Лютер.

Гроссмейстер неожиданно остановился и встретил взгляд Сайфера из-под капюшона.

— Ты против идеи перетянуть Белата и его бойцов на нашу сторону?

— Я считаю это излишним усложнением. Как только они окажутся на Калибане, нам больше не потребуется их лояльность.

— Потребуется? Потребуется? — Лютер оскалил зубы. — Если делать только то, что «требуется», нам нужно смиренно охранять Калибан, пока Император, Хорус или Лев не явятся сюда, чтобы вновь заковать нас в кандалы. Мы делаем то, что правильно, лорд Сайфер. Мы храним честь Ордена и Калибана. Зачем бороться, если не ради этих ценностей? Наш образ жизни, наши традиции, наше достоинство — вот что мы пытаемся защитить.

— Что, если воины из роты Белата забыли наши идеалы и обычаи?

— Знаешь, Астелян уже ставил мою решимость под вопрос, хотя и косвенно. Я обойдусь без таких же намеков от ближайшего советника.

— Мы с терранином редко сходимся в чем-либо. Возможно, на это стоит обратить внимание. И ты не ответил мне, cap Лютер.

— Слова не имеют значения! — огрызнулся гроссмейстер. — Любой из нас уверен в своих мыслях и поступках только в те моменты, когда вынужден принимать решение — действовать или бездействовать. Как мне убедить тебя, если всякий довод можно подвергнуть сомнению?

— Просто скажи мне правду, брат, — примирительным тоном произнес Сайфер. — Если мы не убедим Белата, прикажешь ли ты навсегда покончить с его инакомыслием?

— Правду? Только в правде есть мудрость. Правда постоянна, но наши взгляды на нее могут меняться. Мне удалось собрать лишь толику ранних плодов мудрости, лишь немногие частицы бесконечной, безмерной, бездонной правды. И я помню, что все еще остаются без ответов вопросы о случившемся в Северной Чаще. Вероятно, они сотрутся из моей памяти, если сегодня ты послужишь мне достойнее.

Лорд-шифр некоторое время рассматривал своего командира, возможно, стараясь проникнуть в глубины его замыслов. Лютер встретил его изучающий взор с непроницаемым лицом.

— Иди, исполняй свой долг, — велел гроссмейстер. — Если справишься, час испытаний наступит позже, и это сыграет на руку всем нам. Если же мне придется выбирать из двух зол, я сочту, что ты потерпел неудачу.

Лютер развернулся и зашагал прочь, чувствуя спиной взгляд Сайфера. Правда, как подумал гроссмейстер, заключалась в том, что даже он сам не знал, сумеет ли отдать приказ об убийстве Белата и его роты.

Этот мост Лютеру предстоит пересечь — или сжечь, — только когда он доберется до переправы.

 

Глава 20:

Гриффейн из Крыла Огня

Калибан

Вестибюль Десятичного зала был просторнее многих палат в Альдуруке, и после появления отряда Темных Ангелов там осталось много свободного места. Ангелы находились на боевом задании, поэтому, согласно предписаниям, не расставались с броней и оружием даже на родной земле, за стенами крепости Ордена. Лютер ожидал этого — рассчитывал на это, в чем признался Захариилу, объясняя тому важность роли псайкеров в надвигающихся событиях.

Легионеры толпились в паре метров от громадных дверей, не собираясь расходиться по широкому помещению. Они неосознанно, почти незаметно разбились на группы, что было прекрасно видно с балкона наверху, откуда за гостями наблюдали Захариил и его мистики. Калибанцы также облачились в доспехи, на их поясах висели пистолеты и клинки.

Пять офицеров, включая Белата, подошли к дверям ближе всех, поскольку ожидали, что их впустят первыми. Они почти не разговаривали между собой и внимательно следили за подчиненными. Время от времени кто-нибудь из пятерых поглядывал на балкон, но не уделял псайкерам особого внимания. Чуть поодаль с сосредоточенным видом стоял библиарий Асмодей.

+Вот почему мы не можем сканировать их отсюда,+ мысленно передал Захариил своим помощникам. +Следуйте плану, и тогда они не узнают, что к ним влезли в головы.+

Рядовые космодесантники — всего тридцать один боец — разделились на три неравные группы. Большинство из них, около двух десятков, отошли немного в сторону от офицеров и тихо беседовали, указывая на роскошные детали интерьера. Почувствовав их облегчение и радость от возвращения домой, Захариил понял, что перед ним воины, назначенные командовать транспортниками. Они провели недели в варпе, одни среди яростных бурь, не зная, увидят ли вновь Калибан или боевых братьев. Этих легионеров Корсвейн собирал со всех своих подразделений, из разных орденов и капитулов. Скорее всего, они вызывались добровольцами.

+Необычное собрание воинов.+ Вассаго напрямую обратился к Захариилу, но тот ощутил касания мыслей и других мистиков. +Что-то заставило их покинуть кампанию против Тифона и его Гвардейцев Смерти, чтобы провести невооруженные суда через свирепые штормы, терзающие эфир.+

+Возможно, честолюбие?+ предположил Картей.

Захариил покачал головой:

+Едва ли. Одинокий космодесантник во главе экипажа обычных слуг… Хотя здесь требуется отвага особого рода, шансы на благодарность и повышение невысоки.+

+Они больше похожи на недовольных, которые рады оказаться вдали от глаз и ушей легиона,+ заметил Вассаго. Судя по оттенку мыслей псайкера, он надеялся, что так и есть.

+Это не делает их нашими союзниками по умолчанию,+ возразил Азрадаил. +Полезными уж точно.+

Чем дольше Захариил обдумывал такую версию, тем меньше верил в нее.

+Они не смутьяны, совсем напротив,+ передал он мистикам. +Безгранично привержены долгу, полностью лояльны Корсвейну и легиону. Им доверяют настолько, что позволили отправиться на Калибан и затем разыскивать в огромной Галактике флот Темных Ангелов, имея под началом армию, способную захватить любой мир.+

+Разумно ли отсылать своих лучших бойцов?+ спросил Картей.

+Для Корсвейна тридцать тысяч свежих воинов важнее, чем пара десятков элитных.+

+Гляньте, еще один!+ Если кто-то еще из мистиков и собирался высказаться, их всех заглушила бесцеремонная мысль Вассаго. +3елень лесная, глазам своим не верю! Никто не сказал, что Копьеносец вернулся!+

Вошедший легионер, как и все прочие, был облачен в доспехи, но символы на его левом наплечнике скрывала широкая черная лента. Видимые знаки различия указывали, что он пребывает в звании сержанта-пристава, однако все разговоры в вестибюле немедленно прекратились и все взгляды обратились к нему. Очевидно, космодесантник обладал властью за пределами иерархии легиона.

Захариил знал его и лично, и по рассказам. Он тут же назвал имя воина вслух:

— Гриффейн.

Группы внизу немедленно преобразовались, восемь Темных Ангелов выступили из толпы навстречу вновь прибывшему. Несколько секунд они о чем-то говорили в тесном кругу, затем Копьеносец подошел к офицерам и встал возле Белата.

— Почему Корсвейн отослал избранного лейтенанта Крыла Огня? — голосом спросил Вассаго.

— Он носит полупокров, — заметил Картей, имея в виду повязку над символикой. — Его должность временно отменена.

— Не для его братьев из Крыла Огня, — возразил Захариил, указывая псайкерам на легионеров, которые пообщались с Гриффейном.

Теперь они передавали какое-то краткое послание товарищам в других группках. Некоторые Темные Ангелы кивали, другие отворачивались с каменными лицами.

Магистр мистиков увлеченно наблюдал за этим локальным политическим процессом, стараясь понять, что вызвало разногласия между гостями и чем все закончится. Первое несколько прояснилось через две минуты после появления Гриффейна, когда в вестибюль вошел лорд Сайфер.

Хранитель традиций все так же скрывал лицо, теперь под пышно украшенным полным шлемом. Он шагнул в сторону, уступая дорогу Лютеру. На гроссмейстере была черная силовая броня, изготовленная для него личными оружейниками Льва. Из-за соединенных внахлест элементов, а также множества заклепок на поножах и наручах она напоминала ранние модели доспехов Легионес Астартес. С плеч рыцаря свисал красно-белый плащ из звериной шкуры, те же цвета повторялись на большом рельефном щитке между кирасой и левым наплечником.

Прибытие Лютера послужило для мистиков сигналом присоединиться к собранию. Они начали спускаться с балкона, пока гроссмейстер широко шагал к Белату и его спутникам. Когда псайкеры добрались до низа железной винтовой лестницы, магистра капитула уже вводили в главный зал. Захариил с учениками молча смотрел, как лорд Сайфер приглашает оставшихся Темных Ангелов последовать за их командирами.

Последний космодесантник Белата вошел в банкетную палату, и магистр мистиков обменялся взглядами с собратьями.

+С офицерами будет сидеть Асмодей, не пытайтесь пролезть в их мысли,+ предупредил он уже в третий раз, не жалея времени на тщательное повторение деталей плана. +Мягко и аккуратно работайте с остальными. Если не получите четкого отклика при поверхностном внедрении, уступайте место мне и двигайтесь дальше. Не пытайтесь пробиться силой и вырвать то, что не подается само.+

Мистики, вежливо выслушивая наставления, смотрели на Захариила с терпеливыми выражениями лиц верных последователей, которые сами хорошо знают, что нужно делать. Их лидер, заранее взволнованный тем, что могло произойти в ближайшую пару часов, терпение уже утратил.

+Этим вечером будущее Калибана зависит от нас,+ напомнил он ученикам. +Любой ошибочный ход, неверный шаг, и мы не только погубим Орден, но и обречем наш мир на вечное рабство. Вы точно готовы?+

Псайкеры утвердительно кивнули, уже с более искренним видом.

+Хорошо.+ Захариил полуобернулся и подал знак служителям, которые до этого беззвучно вошли в вестибюль. Каждый из них держал широкий серебряный поднос, уставленный кубками. Половина сосудов были золотыми, половина — серебряными. +Теперь почтим наших гостей, как они того заслуживают. +

Галедан, бежавший по черной взлетной площадке космопорта, что-то крикнул, но его слова утонули в реве плазменных двигателей. Окруженный клубами пыли, которую взметнули реактивные струи «Грозовой птицы», он догнал Астеляна у подножия рампы.

— Что ты сказал? — заорал в ответ Мерир.

— Послание от лорда Сайфера, — подойдя вплотную, повторил Галедан. — Он говорит, что Гриффейн, вероятно, исполнит клятву перед Орденом.

— «Вероятно»? Он выразился именно так? Не «вполне вероятно» или «весьма вероятно»?

— Я передал его слова в точности, первый магистр.

Астелян кивнул в знак того, что понял сообщение, и направился вверх по аппарели. Галедан следовал за ним по пятам. В нескольких шагах от люка Мерир остановился, разрываясь между двумя решениями. Его раздражали собственная неуверенность, непривычные подспудные сомнения.

— Полагаю, такая новость смягчит сара Лютера, — обратился он к спутнику. — Если Гриффейн согласился примкнуть к совету, Белат может последовать за ним.

— Разве это плохо? Больше воинов, верных нашему делу, к тому же командиров. Все лучше, чем арестовывать их, не так ли?

Первый магистр незаметно скривился под личиной шлема. Для него важнее всего было сохранить место во внутреннем круге Лютера. Если туда включат Гриффейна и, возможно, Белата, терранин может утратить позиции. Оба легионера были калибанцами и никогда не любили Астеляна. С одним он еще мог бы справиться, но с двумя…

Мерир поспешно преодолел оставшийся участок рампы.

— Ты прав, Галедан. Мне смертельно не хочется их арестовывать. Просто смертельно.

 

Глава 21:

Мы пришли

Ультрамар

Ольгин не назвал бы это «толпой» — скорее, «сборищем». Он насчитал сорок три штатских, которые проталкивались к блокпосту у Врат Геры, выкрикивали лозунги и потрясали кулаками, обмотанными красными полотенцами или шарфами.

Темный Ангел взглянул на своего спутника. Водун Бадорум, как и все солдаты королевской дивизии под его началом, был облачен в сталь и серо-серебряную униформу с темно-лазурным кепи. Плазменный карабин, висевший на перевязи поперек груди, он упирал прикладом в бедро.

— Что они делают?

— Протестуют.

— Зачем?

Бадорум удивленно посмотрел на легионера:

— Из-за ваших новых мер безопасности зерновые мельницы работают в полсмены. Рабочие теперь получают хлеб по карточкам. Подавив всю гражданскую инфосеть, вы отключили несколько популярных развлекательных каналов. Красные повязки означают, что они трудятся без отдыха и стирают руки до окровавленных костей.

— В каком смысле «ваши меры безопасности»?

— Наши меры безопасности, конечно же, — быстро поправился преценталианец.

— Но ты не объяснил, зачем они протестуют.

— Люди несчастливы. Им нужно, чтобы мы это знали. Они хотят направить сигнал Триумвирату.

Избранный лейтенант непонимающе покачал головой:

— В чем смысл? Им кажется, что император изменит решение по прихоти нескольких десятков гражданских? Я вижу в них смутьянов.

— Они просто обычные горожане, которые думают, что о них забыли. Им хочется немного выпустить пар, но серьезных проблем не возникнет.

— Проблемы уже возникают. — Ольгин указал на аллею Героев, где лидеры демонстрации демонстрировали свое упрямство бойцам Бадорума у ворот. Очевидно, жители требовали невозможного, то есть разрешения войти. — Кроме того, они нарушают запрет собираться в общественных местах более чем по пять человек.

— Ну да… — неуверенно выговорил Бадорум.

— Во время массовых собраний сложнее отслеживать действия мятежников и сочувствующих им, — сурово произнес Темный Ангел, раздраженный тем, что вынужден объяснять командиру дворцовой стражи прописные истины. Неудивительно, что Кёрз сумел подобраться к императору-регенту, если крепость Геры охраняли такие слабовольные личности. — Нужно немедленно принудить их разойтись.

Водун снова замялся, на его лице проступил испуг.

— Если сейчас дать им немного покричать, они скоро пойдут по домам. Разогнав толпу, мы только усилим возмущение.

— Они должны научиться послушанию, — возразил Ольгин. — Новые охранные меры были введены для их же защиты. Неужели люди думают, что указы издаются просто так? Их неподобающее поведение указывает на крайнее себялюбие. Я требую, чтобы ты положил конец этому незаконному сходу. Он угрожает безопасности Имперского Триумвирата. Если ты откажешься, действовать придется мне.

— Нелетальными средствами, конечно же. — Бадорум тревожно взглянул на космодесантника.

— Понятие «нелетальный» чуждо легионеру Астартес, даже если он не вооружен.

Было очевидно, что Бодун провел много времени среди Ультрамаринов: он уверенно общался с гигантскими воинами, что редко удавалось смертным. Но в тот момент командир стражи напоминал потерявшегося ребенка. Он побледнел, осознав, что Ольгин не шутит.

— Так мы только ухудшим положение, — предупредил капитан, направляясь к воротам. — Нельзя задержать каждого, кто не согласен с лордом-защитником.

Ольгин безмолвно наблюдал, как Бадорум сзывает бойцов, яростными жестами приказывая следовать за ним.

«Я уверен, что можно», — подумал Темный Ангел. Он развернулся и пошел обратно в крепость Геры, не сомневаясь, что Бодун исполнит все необходимое.

В зале приемов Сангвиния тем временем звучали заявления иного толка. Лев расхаживал перед троном императора-регента и перечислял события в Иллирии, сопровождая каждую фразу хрустким ударом кулака по ладони.

— Два мегапогрузчика въехали на станцию челноков в Оксадии. Тринадцать погибших. Больше пятидесяти раненых. Все гражданские. В silva altum найдены шесть освежеванных трупов с повязками на глазах. Солдаты местного ополчения, включая полковника-претора. Домовладение сенатора Пильвиоры сожжено дотла. К счастью, она в это время находилась в Макрагг Цивитас, где просила наш Триумвират о помощи.

— Хватит, — проворчал Жиллиман. — Целый список бесчинств. Мы поняли, о чем ты.

— Нет, не поняли, — сказал Эль’Джонсон. — В итоге больше пятисот жертв, почти половина из них убиты всего за восемь дней с тех пор, как мы перешли к политике сдерживания. Кёрза не так легко выманить на открытое место. Нападения в столице пятикратно участились. Семеро моих воинов лежат в апотекарионе, еще двое отдали жизни, исполняя свой долг.

— Чего еще ты от нас хочешь? — спросил Сангвиний. — Полное отступление из Иллирии было твоим решением. Значит, это ошибочный курс?

— Ошибкой было задабривать иллирийцев, — ответил Лев. — Этот народ крайне неблагонадежен. Они укрывают инакомыслящих, предоставляют им приют и поддержку. Мы столкнулись не с противником-чужаком, не с врагом извне, но с армией, которая просто ждала возможности для удара. Кёрз предоставил им такой шанс.

— Все еще нет доказательств того, что Конрад находится в Иллирии, — возразил Робаут. — Или того, что он вообще там был.

— Мы с тобой одинаково не верим в совпадения, брат, — более дипломатично заговорил Эль’Джонсон. — Нам известно, что Кёрз не покидал Макрагг. Он не может оставаться в Цивитас, но в другом месте ему ничего не добиться. Мятежная Иллирия — прекрасное убежище для него. Я лишу Конрада этого убежища и одновременно исцелю планету от раковой опухоли.

— Что ты имеешь в виду? — Жиллиман подался вперед, обеспокоенный словами брата.

— Преступления иллирийцев слишком долго оставались безнаказанными. Еще при жизни твоего отца там процветали насилие и недовольство властями. Эту заразу в сердце Империума нельзя исцелить, можно только иссечь.

— Иллирия — неоднородная страна, там живут люди разных обычаев и приверженностей, — сказал Робаут, опасаясь услышать выводы Льва. Он посмотрел на императора, но тот промолчал. — Нельзя обвинить все государство в злодеяниях горстки людей.

— Не горстки! — рявкнул Эль’Джонсон, брызгая слюной. — Иллирийцы не подчиняются никаким законам и правилам. На твоей планете, в столице Пятисот Миров, с момента образования Империума укрывались враждебные элементы! Они не твои граждане, брат. Они не хотят быть твоими гражданами и не станут служить Империуму. Они предали и убили твоего отца!

— Как ты смеешь прикрываться именем Конора?! — огрызнулся Жиллиман. — Ради мира он был готов на все! Если бы я в память о нем нанес удар по Иллирии, это стало бы местью, а не правосудием.

— Ты слаб, — покачал головой Лев. — Мы ведем битву за будущее человечества. В ней нет места жалости и всепрощению.

— Выскажи свои предложения прямо, брат, — вмешался Сангвиний, сплетая пальцы под подбородком.

— Иллирия бедна ресурсами, там почти отсутствует инфраструктура. Ее ценность для Империума минимальна в сравнении с затратами на попытки восстановить там законную власть. — Помолчав, Эль’Джонсон пристально взглянул на императора-регента. — Орбитальная зачистка. Размеренное, целенаправленное истребление всех наших противников внутри страны.

Жиллиман вскочил с криком «Безумие!» и накинулся на Сангвиния, возмущенный тем, что его брата и императора нисколько не ужаснула идея Льва:

— Это вообще не решение!

— Пара-другая миллионов человек связывают три наших легиона, — безжалостно продолжал Эль’Джонсон. Он не сводил глаз с Кровавого Ангела, игнорируя Робаута. — Сколько из Пятисот Миров продолжают гореть, пока эта шипастая лоза стягивается у нас на шее? Лучше сжечь ее до корней и навсегда освободиться из хватки.

— Пара-другая миллионов? — Жиллиман едва мог говорить из-за нарастающей ярости. — Нельзя так разбрасываться моим народом.

— Твоим народом? — Лев понизил голос и прищурился, повернувшись к лорду-хранителю. — «Твоим» народом? А разве не нашим народом? И если нет, если один из нас имеет больше власти над подданными, чем двое других, то не наш ли это брат на троне?

Эль’Джонсон указал на Сангвиния, который наблюдал за Робаутом, словно ястреб. Только огромные запасы терпения и самообладания позволили примарху Ультрамаринов сдержаться и не высказать все, что пришло в голову.

Он попал в невозможное положение. Империум Секундус существовал лишь потому, что Жиллиман и Лев доверили правление Ангелу. Трое владык разделили обязанности между собой, но истинная власть принадлежала императору-регенту. Робаут на посту лорда-хранителя обязан был исполнять пожелания государя, а не определять их. Точно так же Эль’Джонсону надлежало подчиняться приказам Сангвиния в военных вопросах.

Открыто нарушив волю императора, Жиллиман фактически поставил бы себя выше Триумвирата. Он не мог поверить, что Лев умышленно заманил его в такую ловушку, но, так или иначе, брат ухватился бы за любое доказательство самоуправства Робаута. Кровавый Ангел уже с подозрением относился к возложенным на него полномочиям, и намек, что Жиллиман использует его как марионетку, явно не обрадовал бы Сангвиния. Неважно, какими при этом были истинные намерения Ультрамарина.

Все эти соображения промелькнули в голове примарх а за один миг. Ответил Робаут почти непроизвольно — его спас врожденный талант к государственным делам.

— Я не могу оспаривать предложение брата ни с практических, ни с теоретических позиций, — сказал он, обращаясь прямо к императору. Жиллиман говорил спокойно, стараясь усмирить инстинктивную агрессию взвешенными рассуждениями. — Но с точки зрения морали хочу заметить следующее: истребление четырех миллионов граждан Империума на основании того, что среди них якобы находится Кёрз, станет отвратительным деянием. Его не вправе совершать власть, претендующая на то, чтобы представлять законные интересы человечества.

— Сколько из Пятисот Миров воспротивилось Согласию? — тихо спросил Эль’Джонсон. — Сколько вошло в Империум после бомбардировок? После того как ты бросил против них свой легион?

— Тридцать восемь, — ответил Робаут. — Я четко помню каждый. Мне перечислить тебе названия?

— Спасибо, не надо.

— Мы применяли подобную тактику, лишь перепробовав все иные способы установить Согласие, — резко добавил Жиллиман, уставший от нападок Льва. — Все иные способы. Но ты, брат, готов стрелять по надоедливым мухам из полевого орудия. Если мы примем твой план, то последствия для Макрагга и нового Империума будут катастрофическими. Ты представляешь, как лживые агитаторы Хоруса вцепятся в доказательства нашей жестокости и тирании?

Робаут понимал, что Империум Секундус через несколько секунд может развалиться у него на глазах. Чему быть, того не миновать. Пусть лучше его великая мечта рассыплется, чем выстоит, безобразно исказившись.

— Я против твоего предложения, — официальным тоном произнес Жиллиман. Ответив пристальным взором на вопросительный взгляд Сангвиния, Робаут дернул кадыком. Возможно, его вот-вот объявят кукловодом и серым кардиналом, поэтому лучше использовать все политическое влияние сейчас. — Если наш господин император соизволит применить боевые звездолеты против своего народа, я не стану в этом участвовать. Имперский Триумвират исчезнет, как и наше моральное право руководить Пятьюстами Мирами, не говоря уже о строительстве нового Империума Людей.

— Это шантаж, брат? — поинтересовался Лев.

— Тишина. — Сангвиний одним словом заставил умолкнуть примарха Темных Ангелов. Эль’Джонсон стиснул челюсти, скрестил руки на груди и сердито уставился на Жиллимана.

Лорд-регент вздохнул. Он переводил взгляд с одного примарха на другого и обратно, оценивая обоих, взвешивая их доводы.

— Уничтожать Иллирию из космоса неразумно, — объявил император. Робаута захлестнуло облегчение, но ненадолго; он почувствовал, что Ангел еще не закончил. — Я уверен, что за мятежом стоит Кёрз и что после его устранения бунт удастся подавить общепринятыми военными и политическими мерами. Орбитальная бомбардировка не гарантирует смерти Конрада.

Поднявшись, Сангвиний обратился прямо ко Льву:

— Вот твоя единственная задача, брат. Захватить Кёрз а и передать его в руки правосудия. Когда ты исполнишь ее, лорд-хранитель сможет в свой черед разобраться с Иллирией.

— Как мне действовать, брат? — уточнил Эль’Джонсон.

— Любыми средствами, кроме выжигания Иллирии с орбиты. Я желаю навсегда забыть о Конраде и его злобе.

Император показал жестом, что аудиенция окончена, и вышел из зала, оставив Жиллимана и Льва наедине. Примархи смотрели друг на друга в гробовом молчании. Робаут пытался найти на лице брата признаки радости, но Эль’Джонсон лишь хмурился с решительным видом. Наконец повелитель Ультрамаринов сел обратно в кресло.

— Что будешь делать теперь? — спросил он.

— Я зачищу Иллирию и без звездолетов, — ответил Лев.

Нутро выжженных дотла зданий Тиафона озаряли костры. На месте налоговых управлений, перевалочных складов и торговой площади теперь стояли временные лачуги. Многие жители покинули город, несмотря на метели, и отправились либо на юг, в предгорье, либо на восток, где через километр-другой после сторожевых застав Темных Ангелов начинались обширные лагеря беженцев.

Товия Пулл не собирался вот так просто уходить из Иллирии, оставлять ее этим предателям из Цивитас или проклятым головорезам-иномирцам. Он не сбежал даже после артобстрела. Лучше жить на развалинах Тиафона, чем унижаться, надеясь на сомнительные подачки в столице. К тому же здесь Товия помогал нескольким тысячам земляков, тоже не бросившим родину. Они метр за метром отстроят город, станут работать голыми руками, когда закончится топливо. Пуллу ничего не было нужно от мегаполиса Жиллимана.

Закрыв лицо полой накидки, Товия поднялся. Его место у огня тут же занял Еростий, только что вернувшийся из дозора. Из разбитого окна бывшего скриптория Пулл посмотрел на обломки станции, рухнувшей в Тиафоне. Там ярко сверкали дуговые резаки — пурга временно стихла, и ремонтные отряды, как могли, старались разобрать громадную конструкцию. Вынутые балки и феррокритовые опоры оттаскивали на санях, каждые из которые волочили несколько ребятишек.

Услышав далекий крик, Товия отвернулся от окна. Возглас приближался, его повторяли на каждом сторожевом посту. Устройства связи были бесполезны, поскольку Легионес Астартес глушили все частоты.

— Десантный корабль! — разобрал Пулл.

Люди вокруг костра вскочили на ноги. Закутанные в одежду не по размеру и рваные плащи, они выглядели не слишком презентабельно, но Товия ни на кого бы не променял своих товарищей.

Пулл повел их в смежную подсобку, где тиафонцы разобрали лазганы и автовинтовки, сложенные пирамидами возле стены. Вризант и Надора взяли пусковую установку с тремя бесценными ракетами, которые передали им солдаты из Иллират-Баты. Следуя за командиром, бойцы поднялись по лестницам в наблюдательный пункт на крыше — старую ремонтную будочку, укрепленную ящиками из-под сухпайков и мешками с камнями.

На фоне облаков был хорошо виден черный корабль, подлетавший с востока.

— Ангелы Льва, — пробормотал Еростий.

Товия промолчал, глядя, как «Громовой ястреб» зависает над площадью Терция. Услышав скрежет металла о металл, он обернулся и увидел, что Надора заряжает пусковую установку Вризанта.

— Нет, — прошептал Пулл. — Из нее вы едва поцарапаете корабль.

— Что же нам делать? — спросил Вазериан, крепко прижимая лазган к груди. Он смотрел на «Громового ястреба», будто на воплощение самой смерти.

— Ничего, — сказал всем Товия. — Эти псы не появлялись уже несколько дней. Надо залечь, не дать им повода остаться.

Десантный корабль снизился, выхлоп его двигателей испарил снег. В поле обзора Пулла находилась вся виа Оксидентис до развалин текстильного рынка. Там засело отделение Гальдерика, партизаны Салюмона расположились под арками главного путепровода. «Громовой ястреб», казалось, опускается точно между тремя выжидающими группами повстанцев.

Транспортник приземлился, окруженный завитками пара. Откинулась рампа, по которой спустился единственный воин в эбеново-черной силовой броне. Золотые украшения на ней блеснули в свете из пассажирского отсека.

В руке легионер держал топор с широким лезвием в форме песочных часов.

— Всего один? — усмехнулся Вризант, вскидывая установку на плечо.

Товий поднял руку:

— Постой…

Издали донеслись глухие хлопки, эхом раскатившиеся по долине. Заглянув в горизонтальную бойницу, Пулл увидел облачка дыма, поднимавшегося над позициями у входа в лощину. Через две секунды он услышал вой снижающихся ракет и бросился к лестнице.

Еще несколько бойцов успели выбраться с крыши и ринулись вслед за командиром, когда взорвался первый снаряд. Весь скрипторий пошатнулся, Товия скатился по металлическим ступенькам, сверху на него повалились Касторий и Вазериан.

Крыша исчезла во вспышке белого пламени, по лестнице на мятежников посыпались обломки. Пулл, не в силах отдышаться и сдвинуться с места, пытался столкнуть Вазериана.

Огонь наверху не погас, но приобрел бледно-голубой оттенок. Его язычки лизали края люка, ведущего на крышу. Товия заметил, как вязкая капля горящей жидкости упала на первую ступеньку. Как ни удивительно, по металлу целеустремленно поползли пылающие ручейки, над которыми курился лазурный дымок. Пламя все ближе подбиралось к иллирийцам.

— Фосфекс! — прорычал Пулл, кое-как поднявшись.

Здание снова тряхнуло — еще одна ракета врезалась в восточную стену под тиафонцами, пробила кирпичи и разбрызгала гибельный огонь внутри постройки. Ручейки пламени сверху побежали быстрее, Товия чувствовал на шее их жар, пытаясь вместе с товарищами добраться до следующего пролета.

Огонь уже подбирался снизу. Бурлящий фосфекс немыслимым образом прыгал по ступеням, словно подгоняемый осознанным желанием убивать. Касторий завопил и замахал руками: его шерстяная безрукавка загорелась, языки пламени опалили лицо.

Дыма не было, но фосфекс пожирал кислород, и Пулл уже задыхался. Он рухнул на колени, покатился по лестнице и сбил с ног Кастория. За считанные секунды огонь целиком охватил парня и, пока командир с ужасом наблюдал за происходящим, поглотил его одежду, кожу и плоть, оставив лишь обугленные кости. Сзади Товии завизжал и быстро затих Вазериан.

Воздух на лестнице выгорел, Пулл не мог даже вскрикнуть. Пытаясь вдохнуть в последний раз, он распахнул рот, но туда заскочил фосфекс и выжег иллирийца изнутри.

Повернувшись, Фарит Редлосс обратился к Данаю. Его заместитель координировал фосфексную атаку с главного пульта связи.

— Сообщи лорду-защитнику: умиротворение началось.

Избранный преемник Крыла Ужаса торжественно кивнул.

— Мы пришли, — нараспев произнес воин. — Мы — смерть.

Редлосс улыбнулся, поднимаясь по рампе. За его спиной Тиафон пожирало пламя.

 

Глава 22:

Час испытаний

Калибан

Лютер потратил несколько часов, чтобы тщательно спланировать триумфальный пир, в том числе особую рассадку гостей. В последний раз ему требовалось проявить такое внимание к мелочам при подготовке к собственной свадьбе с Фионой.

Гроссмейстер не хотел вспоминать жену, только не сейчас. Всего через два года после венчания она умерла при первых родах, вместе с дочерью. Полгода спустя Лютер наткнулся в лесу на одичалого паренька. Что изменилось бы, если бы Лев вырос в семье с матерью и сестрой?

Варианты судьбы. Последнее время мысли о них не оставляли рыцаря.

Стоя на мосту в новое будущее, перекинутом через гибельную бездну, Лютер гораздо чаще думал о былом, чем за прошлые полвека.

Что, если бы он позволил сарошцам убить Эль’Джонсона?

Что, если бы он не уступил Льву пост гроссмейстера Ордена?

Что, если бы он не спас мальчика в лесу?

Сожаления? Нет. Лютер по-настоящему сожалел только о том, чего не сделал. Он не собирался сожалеть о том, что произойдет в ближайшие часы и дни. Сама Вселенная, вкупе с наивностью Корсвейна, предоставила ему возможность, за которую нужно было ухватиться.

Рыцарь загонял тревожные мысли вглубь, обращался к окружающим только с улыбкой или шуткой.

— Уверен, в последние годы вы очень скучали по скромным удобствам Калибана, — заметил он соседям по главному столу, Белату справа и Гриффейну слева.

Магистр капитула ел нехотя и понемногу. Копьеносец вел себя непринужденно, порой заговаривал с другими легионерами, часто посмеивался.

За предположительно бывшим избранным лейтенантом Крыла Огня сидел лорд Сайфер. Кресло рядом с Белатом занимала Саула Мэгон, комендант Ангеликасты. Как и Лютер, она прошла аугментацию, сделавшую ее сильнее и долговечнее любого обычного человека. Аппетит женщины явно соответствовал увеличенному телу. Дальше разместились еще два офицера с транспортников, оба в чине лейтенанта. Они тоже усердно опустошали блюда. Асмодей, усаженный в дальнем правом конце стола, задумчиво поглаживал подбородок. Библиарий присутствовал в зале только физически.

Остальные легионеры, евшие из больших деревянных тарелок, расположились вдоль двух столов, перпендикулярных головному. Для огромного Десятичного зала подобное собрание было до нелепости скромным, но Лютер хотел, чтобы гости чувствовали себя как можно уютнее даже в такой обстановке.

— Гроссмейстер, можно задать вопрос? — неожиданно произнес Гриффейн.

— Разумеется, ты волен спрашивать о чем пожелаешь, — отозвался тот.

— Приглашение на пир — большая честь для меня, но я заметил отсутствие кое-кого из твоих старших офицеров. Например, Астеляна. И твоего библиария, брата Захариила. Где же они?

— Магистр Астелян командует погрузкой новобранцев на ваши корабли, сержант Гриффейн.

— Тягостное занятие для воина с его опытом и званием, — сказал лидер Крыла Огня.

— Но оторвать от него Мерира не проще, чем улитку от камня, — ловко подхватил Лютер. — У Астеляна хватает недостатков, однако лености среди них нет. Пожалуй, он горделив сверх меры, поэтому и настоял на том, чтобы руководить перевозкой.

Ложь далась ему очень легко. Неподготовленная, естественная, она становилась правдой, слетая с губ. Когда-то рыцаря тревожило то, как свободно он изрекает полуправду и откровенный вымысел, но впоследствии Лютер успокоил себя тем, что обманывает других во имя высшей истины.

— Что касается моих библиариев и прочих офицеров, здесь ты немного поспешил с вопросом, наблюдательный Гриффейн.

Гроссмейстер поднялся и вскинул руки, привлекая внимание всех собравшихся. Шум голосов, стук тарелок и чаш понемногу стихли.

На галереях над столами появились космодесантники в черной броне, по сотне с каждой стороны. Они отсалютовали болтерами легионерам внизу.

— Слава нашим героям-завоевателям! — воскликнули двести бойцов через внешние вокс-динамики. Отголоски в зале не умолкали несколько секунд. — Слава!

— Братья, — провозгласил Лютер, когда наступила тишина, — добро пожаловать на Калибан! Согласно древним традициям, величайшая честь, какую только могут оказать вернувшимся рыцарям гроссмейстер и его капитаны, — прислуживать за столом тем, кого принесли домой ветра войны. Так было в первые дни Альдурука, так будет сегодня. Воины Калибана, ждавшие вашего появления, видят в каждом из вас, вне зависимости от чинов или подвигов, неизмеримо доблестного героя. На этом пиру мы отдадим вам должное.

Захариил, стоявший за открытыми дверями, услышал эти слова и кивнул Лютеру, подтверждая, что понял их смысл. Как только гроссмейстер взял со стола кувшин с вином и повернулся к Белату, магистр мистиков и его ученики переступили порог. Каждого псайкера сопровождали два офицера в звании центуриона, один из которых держал поднос с золотыми и серебряными кубками, другой — большую флягу вина. Рыцари надели поверх доспехов сюрко неофитов, специально пошитые слугами утром того же дня. Этот нюанс, как и многие другие, утвердил Лютер.

Хотя Захариил не обладал драматургическим чутьем гроссмейстера, он мысленно признал, что со стороны все выглядит так, будто благородные офицеры собираются почтительно прислуживать собратьям.

— Глубоко испейте дары калибанской лозы, сохраните память о ней на долгие годы! — объявил Лютер, наливая красного вина Белату. Следом он повернулся к Гриффейну.

Мистики разделились и направились к парным столам. Одну группу возглавил Захариил, другую — Вассаго. Псайкеры подошли к ближайшим Темным Ангелам.

— Вина вернувшемуся герою, — тихо сказал Захариил, вставая у плеча первого космодесантника.

— В минувшие века, — продолжал гроссмейстер, — когда рыцари Ордена выезжали в темные леса на бой с Великими Зверями или на войну с меньшими державами, в обычае было справлять по ним поминки перед отправлением. Никто не ждал, что они вернутся, и сами воины, выслушав надгробные речи в свой адрес, не щадили себя в битвах.

Прервавшись, Лютер взглянул на Белата. Захариил высвободил разум из телесных оков, и волны энергии Калибана принесли его к берегам сознания ближайшего легионера. Когда гроссмейстер продолжил, магистр мистиков начал выхватывать оттуда мимолетные мысли, образы и впечатления космодесантника.

— Много десятилетий назад мы все оставили эту зеленую планету, чтобы сражаться в Крестовом походе Императора, нести Имперскую Истину в окутанную тьмой Галактику. Некоторые из нас вскоре оставили это благородное занятие, но вы посвятили ему свои жизни без остатка. Точно так же, как рыцари отправлялись в сражение с Великими Зверями, предполагая, что не возвратятся, вы шагали на корабли по прекрасной земле Калибана, думая, что покидаете ее навсегда.

Реакция воина на упоминание о Калибане оказалась более заметной, чем на слова об Императоре и Великом крестовом походе. Стоило Лютеру заговорить о разлуке с родиной, как в разуме гостя пробудились воспоминания и чувство верности.

Повернувшись к магистру Адартиану, Захариил взял с подноса золотой кубок и поставил его перед космодесантником из флотилии Белата. Капитан Вастобаль наполнил сосуд, и они перешли к следующему легионеру.

— Калибан был местом вашего рождения, но вашим домом как Темных Ангелов стали звездолеты и далекие поля битв среди всех известных звезд и во всей непроглядной бездне между ними. Жаль, что вы покинули Альдурук без древнего обряда, но, возможно, он оказался бы не ко времени. Тогда мы еще не осознали, кто мы на самом деле. Наши истории о доблести и чести, которые стоит поведать в погребальных речах, были написаны в космосе, а не в лесах Калибана.

— Вина для героя, — пробормотал Захариил, скользя по внешнему краю сознания очередного бойца.

Этого больше привлекли слова Лютера о Темных Ангелах. Мысли воина то и дело обращались к символу легиона на наплечнике космодесантника, сидящего напротив. Магистр мистиков поставил перед гостем серебряный кубок с подноса Адартиана.

— Я отправляю еще тридцать тысяч сынов Калибана на войну, невиданную прежде. В ней сражаются друг против друга легионы Астартес. Галактика объята огнем, и брат мой Корсвейн просит меня о помощи.

Захариил всегда признавал ораторский талант Лютера, но сейчас витийство гроссмейстера особенно впечатляло его. Пока мистики продвигались вдоль столов, тот сплетал речь, в которой находилось место всем, от Императора до кухонной прислуги. Благодаря этому псайкер мог точно оценить реакции Темных Ангелов и определить, кто из них больше привязан к Калибану, а кто считает себя частью легиона Льва.

Воины, благосклонно встречавшие выступление Лютера, получали золотой кубок. Недовольным доставался серебряный сосуд.

Так отмечалась лояльность каждого из пирующих.

Когда обход закончился — калибанцы миновали только главный стол, где Асмодей уловил бы любое психическое зондирование, — Захариил и прочие офицеры отошли в сторону, передав подносы слугам.

Спустя несколько минут гроссмейстер подвел свою речь к завершению. Он махнул рукой служителям, стоявшим за дверью, и те внесли новые блюда с яствами.

— Пируйте, братья мои, и празднуйте! Мы ждем зари и наступления нового дня. С ним придут к нам великие горести, но и великая надежда. Каждый из нас должен встретить эти испытания так, как подскажет ему честь. Прочность клинка неведома до первого удара, стойкость нашей верности неизвестна до строгой проверки. — Лютер посмотрел на Гриффейна, затем вновь повернулся к легионерам в зале. — Солдат доказывает свою преданность, оставаясь непоколебимым в пылу любого сражения. Если же он дрогнет, удел его — бегство и позор.

 

Глава 23:

Без жалости

Ультрамар

Иллирия пылала.

Горы погрузились в сумрак из-за пелены дыма и пепла, поднявшейся над развалинами городов и поселков. Фосфексное пламя погребальных костров озаряло тьму потусторонним сиянием, подсвечивая мрачные облака неистовым ослепительным блеском. Метели усилились, нижние склоны хребта засыпало черным снегом. В нагорьях Крыло Ужаса уничтожило silva altum — тысячи ракет и снарядов с дефолиантами превратили сотни квадратных километров девственного леса в гнилые болота.

За минувшую пару недель многие тысячи иллирийцев были выселены из своих домов наступающими воинами Редлосса. Людей согнали в огромные лагеря для перемещенных лиц, которые выросли в предгорьях на границе с соседними областями. Пока Крыло Смерти охраняло Макрагг Цивигас, а Крыло Ужаса разрушало Иллирию, остальные сыны Льва патрулировали эти поселения. Они подавляли инакомыслие, выявляли народных вождей и террористов, пытавшихся скрыться там от натиска Темных Ангелов.

Во исполнение прямого приказа Эль’Джонсона всех, у кого находили оружие, казнили на месте. В лагеря уже начинали проникать бандитские шайки, и те, кому удавалось пронести и спрятать ствол, могли запугивать остальных. Хотя автоколонны с юга регулярно подвозили припасы, многие грузы сразу же пропадали — их похищали как обычные воры, так и сторонники повстанцев, которые передавали украденное движению сопротивления.

После двадцати трех дней безжалостных атак Редлосса обезлюдели почти две трети Иллирии. Он совершенно четко понимал, что война против мятежников только началась, поскольку в горных оплотах и обширных системах высотных пещер могли укрываться десятки тысяч врагов.

Получив от избранного лейтенанта столь пессимистичный рапорт, Лев покинул Макрагг Цивитас для личного участия в наступлении. Вмешательство примарх а в операцию какого-либо Крыла было крайне непривычным делом, но на практике Фариту оставалось только с достоинством принять появление генетического отца.

Эль’Джонсон занял командный пункт Редлосса в руинах Андетрия на нижних склонах Альмы Монс. Контроль над этим пиком, называемым также Привратником, был необходим для захвата высокогорья. Темные Ангелы продвигались бы во внутренние ущелья хребта под прикрытием дальнобойной артиллерии на верхних кряжах и утесах Альмы.

Перед разбитыми стенами здания сената в Андетрии легионеры возвели походный донжон, копию Альдурука высотой десять этажей. Постройка ощетинилась антеннами связи, сканирующими решетками и мощными орудиями. Возвышаясь над разрушенным городом, она не только служила военным целям, но и символизировала намерения Темных Ангелов.

На верхнем ярусе Лев устроил себе штаб-квартиру, где точно воспроизвел обстановку зала приемов «Непобедимого разума». С орбиты даже доставили эбеново-черный трон примарха. В этих высоких чертогах Эль’Джонсон анализировал все поступающие разведданные и планировал новые стадии умиротворения с точностью часовщика. Любой патруль на «Лэндспидерах», колонна с припасами или отделение бойцов выдвигались только по распоряжению примарха.

— Туда вообще никто не поднимался, мой повелитель, — доложил Редлосс, когда Лев вызвал его на совет. Фарит взял с собой Даная и еще пару офицеров своего подразделения, но им следовало хранить молчание. Редлосс был избранным лейтенантом, голосом Крыла Ужаса. — Среди Ультрамаринов относительно мало иллирийцев, причем все из низин, и горные сородичи считают их предателями. Данные орбитальной съемки в лучшем случае ненадежные, а посылать десантные корабли в такую пургу опасно. Уверен, если бы нас поддерживало больше бойцов Крыла Ворона, мы отыскали бы логова и убежища врага, но с имеющимися ресурсами…

— Мы знали, что все закончится этим, — сказал Эль’Джонсон. — С самого начала Альма Монс была их оплотом.

— Больше ста километров тоннелей и пещер, укрепленных со времен Долгой Ночи, с гарнизоном из нескольких тысяч идейных мятежников, — Фарит поскреб подбородок. — Мы точно уверены, что Кёрз там? Если нет, я бы оставил иллирийцев подыхать внутри. Правда, имея разрешение на орбитальную бомбардировку, я расколол бы гору и покончил с ними. Возможно, мой повелитель, вам удастся переубедить императора?

Лев нахмурился от этих честных, но безнадежных слов. Редлосс продолжал, черпая уверенность в знании того, что примарх взял его и Крыло Ужаса в Империум Секундус, чтобы при необходимости обращаться к ним за помощью в бою и за советом.

— Мой повелитель, как следует из приказов самого императора-регента, наша задача — устранить Ночного Призрака, а не покончить с бунтом в Иллирии. — Фарит жестом подозвал Даная с переносным гололитом. Избранный наследник положил устройство на пол, и перед троном возникло трехмерное красно-оранжевое изображение Привратника. На нем вспыхнуло больше двадцати рун, обозначающих разведданные укрепления, к верхним склонам протянулись ярко-зеленые полоски маршрутов, которые проходили войска.

— Чем жестче мы атакуем, тем сильнее сопротивление, мой повелитель, — продолжил Редлосс. — Невозможно сказать, как много местных делаются сторонниками повстанцев из-за нашей оккупации — сотня, пять сотен в день.

— Сторонниками, — веско произнес Эль’Джонсон. — Не повстанцами.

— Да, мой повелитель, сражаются не все. Но мы боремся как с людьми, так и с горой, и, пока гражданские помогают мятежникам, они будут держаться.

— И ты предпочел бы не бороться с горой? — уточнил Лев.

Чуть подавшись вперед, он наблюдал за медленным вращением гололита, опираясь подбородком на кулак и локтем на колено.

— Именно так, мой повелитель. Если мы предполагаем, что их обороной руководит Кёрз, нам следует ожидать непрерывных атак смертников, засад, обманных маневров, контрударов и угрозы враждебных действий населения в нашем тылу. Мы будем платить кровью за каждый шаг по этой горе.

— А Конрад ускользнет в последний момент, — заключил примарх.

— Этого я и опасаюсь, лорд-защитник, — сказал Фарит. — Даже по наилучшей оценке, мы потеряем сотни легионеров, причем успех нам не гарантирован.

— Я полагаю, ты не пришел бы ко мне с одними тревогами и сомнениями. — Эль’Джонсон откинулся на троне и поднял брови. — Есть предложения? Планы?

— Мы — смерть. — Редлосс подал сигнал Данаю, который запустил следующую часть гололитовой демонстрации. Над горой словно пошел снег из крошечных синих огоньков, которые окрасили большие участки пика в бирюзовый цвет. За ними последовала череда точечных белых вспышек, и скалы озарились изнутри бледно-желтым сиянием. — Мы можем перекрыть все основные пути проникновения и отхода, затем сбросить с орбиты «Ветра смерти», вортексные детонаторы и мины «Блюститель», чтобы отрезать остальные дороги.

— Ты сумеешь обеспечить полное окружение?

— Да, если применить все средства нашего флота, несколько сотен десантных капсул «Буря смерти», которые точно есть у Ультрамаринов, а также доставить по воздуху реагирующие на движение кассетные заряды, батареи «Тарантулов» и «Рапир». На нижних отрогах мы также сможем перехватывать цели с «Лэндспидеров» и «Громовых ястребов».

— Запечатаем Альму Монс, чтобы никто не вошел и не вышел. Закрытое поле битвы.

— Да, мой повелитель. Доставим с «Оправданной агрессии» два «Молота ужаса» и все восемьдесят четыре пустотных снаряда. Артиллерия проложит путь для наступления, пробьет брешь в любом бастионе, что встретится нам. В эти проломы направим штурмовые тараны «Цест».

— Не слишком ли серьезная подготовка для простой высадки пехоты?

Фарит улыбнулся:

— Мой повелитель, слишком серьезной она стала бы, если бы планировалось сажать в транспорт легионеров. Всего у нас есть сорок восемь «Цестов», и я намерен начинить каждый рад-бомбами и контейнерами с фосфексом.

— Превратить управляемые тараны обратно в торпеды?

— Пилотируемые бомбы, мой повелитель. Это не запрещено указаниями владыки Сангвиния. Кроме того, нам хватит рад-ракет и прометия, чтобы сделать корректируемые снаряды из трехсот десантных капсул.

— Их нужно запускать с орбиты, младший брат, а император-регент запретил нам бомбардировку из космоса.

Редлосс посмотрел на своих спутников, затем вновь на примарха.

— Большинством капсул будут управлять сервиторы. В Крыле Ужаса несколько десятков тяжелораненых братьев, которые с радостью послужат легиону в последний раз. Мы подключим системы всех транспортников к тем, которые будут пилотировать космодесантники. Со стороны покажется, что идет обычная выброска пехоты. — Подойдя ближе, Фарит снизил голос до шепота: — Мы не скажем Жиллиману, если промолчите и вы, лорд-защитник.

Лев несколько минут молча размышлял над предложением, переводя взгляд с Редлосса на гололит, на других бойцов Крыла Ужаса и обратно на изображение горы.

— Воздействие на окружающую среду?

— В результате фосфексного и радиационного заражения центральная Иллирия станет полностью необитаемой на срок от шести до восьми столетий. — Фарит говорил бесстрастно, но сама мысль о подобных разрушениях приятно волновала его. — Если данный аспект тревожит вас, я готов уступить выполнение задачи Ольгину и его воинам.

Тут же Редлоссу показалось, что он перешагнул черту и Эль’Джонсон может счесть его непочтительность признаком высокомерия, даже надменности. Примарх сузил глаза, Фарит приготовился к неизбежному выговору.

— Ничто из этого не гарантирует смерти Кёрза, — сказал Лев.

Редлосс поник: слова примарха лишили его победного настроя.

— Никаких гарантий, мой повелитель, — невольно ответил он и спохватился, но слишком поздно.

Эль’Джонсон встал и подошел к гололиту, не обращая внимания на банальные слова Фарита. Легионер пытался представить, о чем сейчас размышляет его господин. Какие запутанные переплетения событий он старается предусмотреть?

— Хороший план, — произнес Эль’Джонсон, и Редлосса захлестнуло облегчение, смешанное с воодушевлением. Казалось почти неестественным, что похвалы примарх а так сильно радуют воина после долгих лет службы. — Но он нуждается в маленьком исправлении.

— Мой повелитель?

— Поступим, как тогда на «Непобедимом разуме». После зачистки Привратника вы отступите и перекроете все выходы из горы. — Лев сжал кулак, глядя в пустоту. — Тогда я выйду на охоту.

Пентакль

 

Глава 24:

Взять под контроль

Калибан

Одинокая «Грозовая птица» нырнула в зев колоссального посадочного отсека, рассчитанного на десять таких десантных кораблей. Она опустилась на палубу транспортника, омыв пласталь голубоватым сиянием последней вспышки плазменных двигателей.

Как только Астелян шагнул на опускающуюся рампу, авточувства его доспеха уловили запахи свежей смазки и дезинфицирующего средства. Дополняли букет нотки полирующего состава и чуть заметный оттенок человеческого пота.

— Кто-то почистил тут все к нашему прилету, — сказал он Галедану. — Усердно работали, судя по аромату.

Внутренние двери раздвинулись с лязгом массивных шестерней. В проходе, достаточно широком, чтобы пропустить десять легионеров в ряд, появилась фаланга служителей в серой панцирной броне и наручах поверх черных комбинезонов. Снаряженные лазганами и дробовиками, они выстроились шеренгами по двадцать с одной стороны отсека и отсалютовали оружием, словно почетный караул.

— Ты, должно быть, палубный капитан Таграйн, — обратился Мерир к офицеру, который возглавлял отряд неулучшенных солдат. Возле первого магистра уже собрались остальные пассажиры «Грозовой птицы» — пятьдесят космодесантников с болтерами и разнообразным специальным оружием.

— Магистр Астелян. — Палубный офицер четко исполнил приветствие и поклонился. Затем он указал на внутренние двери. — Жилые помещения выделены согласно присланному вами списку. Если ваши бойцы соизволят последовать за палубным лейтенантом Хастером, он укажет им дорогу.

— Моим воинам хорошо известен план этого судна, палубный капитан. — Мерир повернулся к космодесантнику справа от себя. — Лейтенант-командор Ваил!

Офицер вышел из строя и вскинул кулак к груди.

— Первый магистр?

— Возьми два отделения и займи капитанский мостик транспортника.

— Магистр? — Таграйн ошеломленно смотрел на воинов, которые двинулись следом за Ваилом. — Мы не получали сообщений о смене командования.

— Ты получаешь их сейчас, палубный капитан. Извести экипаж, что моим бойцам отдан приказ подавлять любое сопротивление силой. Галедан, передай на другие десантные корабли: всем отрядам немедленно взять транспортники под контроль. Никаких задержек.

Галедану было явно по себе, но он развернулся и пошел выполнять команду.

— Это… — Командир слуг хотел запротестовать, но умолк под взглядом Астеляна сквозь линзы шлема.

— Мне не нужно твое одобрение, Таграйн, — тихо произнес Мерир без единого намека на сочувствие. — На твоем месте я бы сейчас нашел, чем заняться в другом месте. Распусти свою роту, чтобы не обострять положение.

Пока офицер выполнял совет Астеляна, к тому подошел Галедан.

— Приказ разослан, первый магистр. Все корабли будут захвачены без промедления. — Он помедлил, взвешивая следующие слова. — Мы не получали таких распоряжений от Лютера, я бы знал. Почему ты изменил план?

— Сар Лютер — человек чести, магистр Галедан, — ответил Мерир. — Он верен своим принципам и жизненным ценностям. Такими людьми можно управлять, сбивать их с толку, понуждать к чему-либо. Белат откажется стать союзником гроссмейстера — у него тоже есть принципы, и в данном случае сработает принцип «в любой ситуации поступать самым идиотским способом». Он скомандует экипажам оказать сопротивление, а у Лютера духу не хватит перебить их. Гроссмейстер пожертвует свободой родного мира ради жизней нескольких слуг. Начнутся споры, а тем временем флот отправят обратно в пустоту одним коротким сигналом. Сейчас я лишаю Белата этой возможности.

— Ты нарушил приказы Льва, чтобы спасти жизни гражданских, после чего гнев примарха обрушился на нас обоих. Теперь ты перечишь Лютеру, но уже с противоположной целью. Почему тебя больше не волнуют невинные жертвы? Мы с тобой тоже люди чести и принципов, верно?

— Только если это не слишком дорого нам стоит. Иногда без боли не обойтись, но можно получить легкий порез, чтобы избежать тяжелой раны.

Палуба задрожала — прибывали новые десантные корабли. Развернувшись на пятках, Астелян зашагал вверх по рампе «Грозовой птицы». Галедан спешил следом.

— Мы улетаем? — спросил магистр капитула.

— Я заглянул в общефлотские приказы, — ответил Мерир. В пассажирском отсеке он включил внутренний коммуникатор и обратился к пилоту: — Майтий, встречаем резервную группу магистра Авейна и направляем ее к боевой барже.

— Выполняю, первый магистр.

— Какой боевой барже? — Смятение Галедана доставило Астеляну странное удовольствие. — Здесь есть боевая баржа?

— Сар Лютер по причинам, известным только ему, умолчал о ней. Белат прибыл не на транспортнике — он командовал вооруженным кораблем эскорта, что довольно разумно. Друг с орбитальной станции увидел отклик боевой баржи на приборах обнаружения и сообщил мне ее координаты.

— Друг?

— У меня много друзей. — Мерир закрыл рампу и направился к отсекам с сидячими местами возле кормовой секции «Грозовой птицы». — Также мой друг расшифровал идент-сигнал. Звездолет называется «Копье истины».

— Наш прежний корабль? — Галедан покачал головой. — Но как он…

— Да, мой прежний корабль, врученный мне Императором. Лев забрал его у меня над Зарамундом. Потом примарх или простодушный Корсвейн передал его Белату. Интересно, куда этот льстивый болван подевал собственный космолет?

Усевшись на скамью, Астелян сжал кулаки.

— Возможно, Лютер собирался сделать «Копье истины» своим флагманом, — добавил он и посмотрел на Галедана. — Я забираю мой корабль обратно, старый друг. Ты со мной?

 

Глава 25:

Рыцарь и Призрак

Ультрамар

Шаги Льва по рампе «Грозовой птицы» звучали необычно громко. На горе царило безмолвие, нарушаемое только урчанием корабельных двигателей на холостом ходу и вздохами ветра над заснеженными скалами. Пурга усиливалась, налетала плотными, сероватыми от пепла вихрями. Облака над пиком были почти черными, озаренными снизу оранжевым блеском. Казалось, что Альма Монс превратилась в вулкан.

Но бурю подсвечивала не лава. Ночь обернулась сумерками из-за фосфекса, горящего прометия и радиационного сияния, что струилось из зияющих отверстий в скалах, пробитых во время атаки Крыла Ужаса. Наполненный внутренним светом Привратник походил на гигантскую праздничную свечу, вершину которой окутывала многоцветная дымка.

Оглянувшись, Эль’Джонсон посмотрел на оцепление в полукилометре внизу по склону. Редлосс отсалютовал примарху топором с крыши своего «Спартанца». Дальше стояли другие бронемашины, перекрывшие широкую дорогу в предгорья. Патрули легионеров, пеших и на «Лэндспидерах», пересекали разоренную пустошь между укрепленными сторожевыми постами.

Фарит старался изо всех сил, чтобы заблокировать Альму Монс, и Лев даже вызвал сюда с границы Иллирии часть воинов, не принадлежащих к Крылу Смерти. Впрочем, это ничего не меняло. Если Кёрз пожелает сбежать, он найдет способ. Разве не спасся Ночной Призрак с «Непобедимого разума», когда флагман в боевой готовности, с отключенными телепортами висел в вакууме на орбите Макрагга?

Но хотя Эль’Джонсон понимал, что Конрад способен в любой момент выскользнуть из сети, Темный Ангел знал, что его враг так не поступит. Владыка I легиона не просто так прибыл на «Грозовой птице» и открыто вышел на главную дорогу, заявив о своем появлении столь же громко, как если бы загремели фанфары и тысяча космодесантников провозгласила его имя.

Лев хотел, чтобы Кёрз знал: охотник пришел за ним.

Один.

Уязвимый.

По крайней мере, так решит Конрад. Эль’Джонсон бросал ему вызов. Повторял приглашение самого Кёрза, когда-то предложившего переговоры на Тсагуалсе.

В тот раз Лев позволил себе впасть в заблуждение, что Конрада еще можно исправить. С рук Ночного Призрака стекала кровь вырезанного Трамаса, но Эль’Джонсон все еще видел в нем заблудшего брата, как и в Хорусе. Лишь заглянув в глаза неприятеля, вцепившись Кёрзу в глотку, пока тот душил его, примарх осознал, как глубоко пали изменники.

Что бы ни думал Сангвиний, в Конраде не осталось ничего человеческого. Он выродился в дикого зверя, который заслуживал только смерти. Восстание против Императора и нападения на братьев были его личным выбором.

Да, как бы ни изменился Ночной Призрак, он всегда делал выбор. Он мог бы честно договориться со Львом, прийти к соглашению, которое остановило бы их войну и спасло жизни миллионов.

Кёрз поступил иначе, и, встретив его взгляд, Эль’Джонсон отчетливо понял одно: «Конрад хочет моей смерти. Он всегда жаждал убить меня — или за какое-то мнимое оскорбление, или потому, что я сохранил верность, хотя тоже жил и страдал во тьме. Возможно, во мне воплощено то, что Кёрз ненавидит в себе?

Ну что ж. Выходи, если осмелишься».

Так решил Лев, когда отвернулся от своих воинов и начал подниматься в гору. Щебень разбитой дороги скрипел под сабатонами через растущий слой снега. Все было просто и сложно одновременно. Просто до такой степени, что Эль’Джонсон предложил себя в качестве приманки. Сложно, поскольку Конрад мог тут же разглядеть ловушку.

Итог зависел от того, верил ли Ночной Призрак, что ему по силам убить брата.

Примарх извлек из ножен Львиный Меч. Бледный свет отразился на клинке, выкованном искусными терранскими оружейниками и способном разрубить любой доспех. Лев принял его от Редлосса перед тем, как войти вместе с Жиллиманом в Каструм Макрагг Цивитас и сразиться с Кёрзом. Ему нравилась мысль закончить работу тем же клинком, что начал ее.

Свернув с изрытой воронками дороги, Эль’Джонсон пошел прямо на северо-восток, к еще горящим руинам первой иллирийской заставы, до которой оставалось два километра. Синеватые всполохи пламени подсвечивали каменную ограду и оплавленные феррокритовые башенки. Холодный ветер, набирающий силу, принес едкий смрад фосфексных испарений.

Широко шагая, Лев быстро приближался к цели.

Вопрос о победителе оставался нерешенным с самой Тсагуалсы. Исход во многом зависел от точного способа, места и времени нападения. Существовала вероятность, небольшая, но реальная, что Эль’Джонсон не успеет отразить смертельный удар. Если он замешкается не вовремя, если ситуация окажется идеальной для Конрада, то Кёрз покончит со Львом в мгновение ока.

Темный Ангел рассчитывал, что ему поможет чутье на опасность, умение предугадывать любую угрозу и инстинктивно реагировать на нее. Кроме того, Эль’Джонсон готов был рискнуть гибелью, полагаясь на нежелание брата убить его быстро. В чем радость победы над мертвым врагом? Его не убедишь в том, что свершилось возмездие, восстановлена справедливость.

Лев рассчитывал на это даже больше, чем на собственные способности. Конрад безумен, поэтому он не сможет просто ударить и исчезнуть. Ему потребуется доказать свою правоту.

Крошечный риск был оправдан. Все понимали, что большая часть трех легионов заперта на Макрагге, пока Кёрз рыскает на свободе. Избавившись от Ночного Призрака, Эль’Джонсон развяжет себе руки и станет истинным лордом-защитником, командиром не только Темных Ангелов, но и всех вооруженных сил Империума.

Пусть Сангвиний остается императором-регентом, Жиллиман — строителем нового государства. Ангел будет выслушивать похвалы и лесть, нести груз ответственности. Робаут — руководить армией бюрократов, сенаторов и законодателей. Лев же возглавит войска империи, станет новым… Примарх не хотел думать о названии для подобной должности, но не удержался.

Новым Воителем.

Вот на что рассчитывал Эль’Джонсон. Видения Сангвиния о собственной смерти не сбудутся, если Лев обретет столь грозное могущество. Их Триумвират сравнится в силе и великолепии с погибшим Императором, подхватит знамя спасителя человечества. Темный Ангел поведет против Хоруса свои легионы — прекраснейших из улучшенных воинов, истово верных возлюбленному всеми примарху. Воинов, которых наберет, организует, обучит и оснастит величайший логистик в Галактике. Воинов, которых направит ее превосходнейший полководец. Луперкаль с его лоскутной ватагой изгоев и недовольных познают истинную мощь Империума.

Подобное величие ждет Эль’Джонсона, если он избавит новую империю от неугомонного врага. Именно эта мотивация, а не обычная жажда мести, подгоняла Льва на каждом шагу.

Да, такая цель определенно стоила небольшого риска.

От разрушенной заставы остался по большому счету лишь проход внутрь горы. Плазменные и пустотные боеголовки срыли наземные укрепления, как жвачный медведь разрывает когтями почву, чтобы добраться до жирных червяков. Разбитую крепь окружали гладкие и взрыхленные воронки, потрескавшиеся скалы и выжженная фосфексом земля.

Здесь были укрытия, из которых мог напасть Конрад, поэтому Эль’Джонсон замедлил шаг и напряг чутье. Зрение, слух и обоняние создали для него богатую картину, неприятную во всех отношениях. Проломы во внешних стенах крепости были завалены трупами иллирийцев, убитых первыми рад-бомбами. Небольшую часть мертвецов раздавили обломки кладки, но вблизи стало заметно, что даже на уцелевших телах облезла кожа, вытекли глаза, лопнули артерии и вены. Лев видел излучаемую ими радиацию, тлетворным облаком повисшую над развалинами, гуще всего там, где разорвались снаряды.

Восприятие примарха максимально обострилось. Эль’Джонсон предпочитал называть свои способности «инстинктом», но знал, что здесь кроется нечто большее. Они направляли Льва в лесах Калибана, предупреждая о появлении Великих Зверей или нефилл. Ту же самую дрожь Темный Ангел ощущал, находясь рядом с братьями, а при первой встрече с Императором она переросла в неудержимый озноб.

Это был вернейший способ почуять Кёрза, источавшего смрад варповой погани. Прежде, на нижних палубах «Непобедимого разума», этот запах при всей его силе не помог ловчему. Здесь, в глуши, вдали от мыслей других людей, обнаружить по нему Конрада будет намного проще.

Встав на краю стеклянистой борозды от плазменного удара, Лев присел и закрыл глаза. Он склонил голову, впитывая окружающий мир всеми порами кожи. В его сознание втекали тишайшие звуки, тонкие оттенки запахов, отголоски недавних смертей.

Кёрза здесь не было.

Но Эль’Джонсон и не ждал его так рано. Ночной Призрак будет наслаждаться ролью добычи так же, как и положением охотника. Для него важно соперничество в хитроумии.

Снегопад продолжал усиливаться, бушевал сильный штормовой ветер. До наступления ночи оставалось несколько часов, но тьма уже опустилась на склоны Альмы Монс. Наверняка Конрад наблюдает за ним, ждет.

Если ему наскучит…

Слишком рано. Они сойдутся не здесь.

Лев выпрямился и открыл глаза. Пора идти к следующему месту возможной засады.

Эль’Джонсон поднялся ближе к вершине через пепельные кладбища сосновых лесов, вдоль ущелий и теснин, усыпанных мертвыми птицами и животными, что оказались на периферии опустошительной бомбардировки. Кое-где попадались человеческие тела — иногда поодиночке, порой группами. Некоторых застрелили из болтеров, других сожгли плазмой, но большинство умерло от радиации. Эти люди пытались сбежать.

Имелись ли среди них невинные жертвы? Сомнительно, ведь любой, кто находился на Привратнике — даже помимо воли, — так или иначе поддерживал отступников. Как Лев говорил Жиллиману, Согласие имело цену, и за него не всегда расплачивались виновные. В прошлом Эль’Джонсон истреблял армии простых солдат, после чего договаривался о мире с их повелителями. Как и Император до него, он не имел права думать о цене, только о результате. Сильный Империум Секундус мог спасти миллиарды, триллионы жизней. Нелепо думать, что судьбы отдельных людей что-то значат на фоне столь великого дела.

Другие логова иллирийцев оказались такими же безжизненными, как и первое. Время от времени Льву казалось, что он смутно ощущает присутствие Кёрза — словно запах помета волка, который роется в останках добычи, убитой другими хищниками.

Несомненно, Ночной Призрак изучал последствия атаки Крыла Ужаса. Но что руководило им — желание узнать нечто новое об Эль’Джонсоне, простое любопытство или, скорее всего, извращенное очарование смертью?

Дымная полутьма сменилась настоящими сумерками, но черный снегопад не ослабевал. На верхних склонах разрушения были менее ужасающими. Здесь, более чем в восьми километрах над уровнем моря, неулучшенные люди выжили бы только в дыхательных масках или внутри герметичных помещений. Даже иллирийцы, славящиеся устойчивостью к высотной болезни, не могли закрепиться у вершины Альмы Монс. Крыло Ужаса выследило относительно небольшую группу изменников, добравшуюся до кислородных палаток, и без затруднений истребило ее обычным оружием.

Сумерки почти незаметно сменились закатом. Опустилась ночь, и с ней на гору пала чернейшая тьма. Впрочем, усовершенствованному зрению Льва хватало тех лучиков света, что просачивались сквозь тучи и клубы дыма, отражались от непрерывно падающих хлопьев снега и пепла. Глаза примарха, как и авточувства в броне его младших братьев, видели далеко за пределами доступного людям диапазона.

Пепельное облако сияло остаточной радиацией, тепловыми лучами от нагрева горящим прометием и взрывами плазменных ракет, а также более опасными излучениями от рад-гранат и бомб, выпущенных отрядами разрушителей. Они не имели цветов, известных и понятных смертным, но для Эль’Джонсона земля и небо мерцали золотом и серебром, а зараженные фосфексом угли сверкали рубиновыми искрами. Скалы, трупы, клинок Львиного Меча — все блистало ярким не-светом.

Покинув опасную зону, примарх уверенно зашагал вниз, четко понимая, куда он направляется и что произойдет там. Сердце Льва забилось чаще — он знал, что до схватки осталось недолго, и предвкушал ее.

Эль’Джонсон направлялся к древнему храму, когда-то надежно спрятанному в обширном сосновом лесу. Деревья в нем застыли, погубленные каким-то грозным оружием Крыла Ужаса. Проходя мимо одного из стволов, Лев протянул руку и сжал в латной перчатке ветвь толщиной с мужскую голень. Сук легко раскрошился под пальцами, на землю посыпались окаменевшие иголки.

За каменными деревьями открылся круг широких колонн, на которые опиралась куполообразная крыша почти четырехметровой высоты. На первый взгляд казалось, что столпы расставлены наугад каким-то безумным архитектором. Между ними не было очевидного пути к центру святилища. Внутри царила полная темнота. Лишь рассеянное свечение фоновой радиации позволяло увидеть концентрические ряды сидений, спускавшиеся, как в амфитеатре.

Темные Ангелы обнаружили этот храм прошлой ночью. Иллирийцы пытались удержать здание, но его было намного сложнее оборонять, чем крепости в толще горы. Мятежники сражались насмерть, защищая свое языческое капище, и предпочли гибель отступлению. На некоторых участках трупы лежали грудами по пять рядов — там изменники в буквальном смысле бросались на воинов Крыла Ужаса и умирали целыми толпами.

В правом ухе Льва прозвенел тихий сигнал доспеха.

Одна секунда до полуночи.

 

Глава 26:

Неудобные вопросы

Макрагг

Атмосфера в зале приемов была весьма прохладной, и не только из-за морозной погоды. Ольгин стоял навытяжку, сдвинув двуручный меч на перевязи вправо, и держал шлем на сгибе левой руки. Сангвиний внимательно смотрел на него с трона, опираясь подбородком на переплетенные пальцы, а локтями — на ручки громоздкого кресла.

Жиллиман вел себя более оживленно, то и дело подавался вперед и сжимал подлокотники своего сиденья. Возле него, скрестив руки на груди, стоял Валент Долор, который изучал Темного Ангела так же тщательно, как и оба примарха.

— Из Иллирии уже два дня не поступали официальные рапорты, — с суровостью школьного наставника начал Робаут. — Отрывочные слухи нас не обнадеживают.

— Я не получал сообщений от моих братьев, господин, — ответил Ольгин.

— Интересно, по какой причине, — заметил Жиллиман. — Возможно ли, что мой брат держит тебя в неведении, чтобы ты не обесчестил себя прямой ложью?

— Возможно все, господин, — беззлобно ответил лейтенант на издевку лорда-хранителя.

Некоторое время назад он понял, что Лев поручил оборону Каструма именно Крылу Смерти не из-за навыков его воинов, а потому, что Ольгин был одним из самых дипломатичных офицеров в штабе примарха. Так или иначе, офицер не мог допустить, чтобы на Эль’Джонсона возводили поклеп за глаза.

— К примеру, господин, — продолжил Темный Ангел, — возможно, что мой повелитель всецело поглощен решающими боями против иллирийцев и слишком занят, чтобы информировать Цивитас о каждой мелочи.

Сангвиний улыбнулся. Робаут — нет.

— Лорд-защитник не сам себе хозяин, он отвечает перед императором. — Поднявшись, Жиллиман шагнул к Ольгину. Воин не двинулся с места, как ему ни хотелось бы убраться с дороги великана. — Лев — клинок в руке владыки Сангвиния.

— Я уверен, что мой повелитель всегда помнит об этом, господин. — Темный Ангел смотрел прямо перед собой, не встречаясь взглядом с примархом, но и не отводя глаз. — Ему было поручено доставить Кёрза в руки правосудия, используя все средства, кроме орбитальных ударов. Он исполняет данные ему приказы.

— По данным с авгурных спутников, в последнее время наш брат проявляет исключительную активность, — уже без улыбки сказал император. — Десятки тысяч убитых. Намного больше беженцев, лишенных домов и средств к существованию.

— Я убежден, что мой господин император, отсылая моего повелителя, знал, что тот будет действовать особенно скрупулезно, — заявил Ольгин, подобрав самый приемлемый вариант ответа «Раньше надо было думать». — Иллирия нарушает Согласие. Мой повелитель приводит ее к Согласию. Не сомневаюсь, он осознает всю тяжесть потерь, но понимает, что цена неудачи окажется еще выше. Мы не можем допустить инакомыслия в новом Тронном мире Империума.

— Устроил бы твой повелитель такую бойню на Терре? — вмешался Долор. — Или на Калибане?

Избранный лейтенант посмотрел тетрарху в глаза.

— Да. — Он снова повернулся к лорду-хранителю. — Мне известно, что вы считаете, будто моим повелителем в погоне за Кёрзом руководит чувство мести, но самое важное для него — долг.

— Неужели? — Жиллиман беспокойно потер лоб. — Тогда почему под видом охраны наших границ он тайно преследовал Конрада по всем Пятистам Мирам? Вдруг забыл о долге?

— Он вырвал дюжину планет из хватки злобных сыновей Лоргара и Ангрона, — ответил Сангвиний, опередив Ольгина. — Поведение Льва вызывает тревогу, но в пути он не уклонялся от сражений.

— Здесь я переступил черту. — Робаут формально поклонился, признавая правоту императора. — Тем не менее очевидно, что стратегия лорда-защитника в Иллирии привела к обострению ситуации и это дало ему повод перейти к крайним мерам. Он использовал Крыло Ужаса.

— С моего разрешения, — напомнил Сангвиний и взглянул на Ольгина, затем на Долора.

Вероятно, регент хотел отослать легионеров перед тем, как продолжить дискуссию, но передумал.

— Знаю, ты считаешь, что я поступил опрометчиво, поручив это задание Льву. — Император резким взглядом и жестом остановил Жиллимана, попытавшегося возразить. — Будь любезен, не заставляй нас тратить время на споры. Ты думаешь, брат, и это правильно. Ты осмысляешь теоретическое и отслеживаешь практическое, оттачиваешь свои замыслы, пересматриваешь и перестраиваешь в голове все, что когда-либо создал. Если бы мы все вели себя так же осмотрительно, Галактика, возможно, не полыхала бы сейчас в гражданской войне.

Робаут принимал похвалы в молчании. Он слегка наморщил брови, словно ожидал неприятного продолжения, и не ошибся.

— Лев понимает, что Кёрз непредсказуем, и мы не можем даже представить себе его мотивы. — Отвернувшись, Ангел взглянул в одно из высоких окон, из которого струился тусклый солнечный свет. — Я говорил с Конрадом, смотрел ему в глаза. В Кёрзе осталось очень мало человечности, и он абсолютно, абсолютно безумен.

— Не понимаю, как это оправдывает сожжение Иллирии. Разве Конрад не жаждет именно таких смертей и разрушений?

— Так все закончится быстро, брат, — твердо ответил император, вновь оборачиваясь к Жиллиману. — Лев был прав, до этого вообще не следовало доводить. Виноваты мы все. Да, иссечение болезненно, но без операции не обойтись.

Лорд-хранитель глубоко вздохнул и перевел взгляд на Ольгина.

— Вчера наши орбитальные станции отслеживали масштабную высадку, — медленно произнес Робаут. — Запуск штурмовых кораблей, каскадный сброс десантных капсул. Десятки транспортников устремились к Альме Монс. Есть что сказать по этому поводу?

Лейтенант покачал головой:

— Мне ничего не известно, господин.

 

Глава 27:

Заявление

Калибан

Все прошло согласно плану Лютера. Золотые и серебряные кубки для вероятных союзников и противников заняли свои места, как и легионеры на балконах зала.

Гроссмейстер умел заглядывать в души людей, даже космодесантников. Из всех гостей за главным столом препятствием, хотя и преодолимым, оставался Белат. Появление Гриффейна сначала встревожило Лютера, но лорд Сайфер осторожно дал ему понять, что избранный лейтенант, скорее всего, примет их сторону. Те младшие офицеры, что служили под началом Копьеносца в Крыле Огня, явно следовали за командиром.

Асмодей… Кто может сказать, что определяет верность псайкера? Магистр мистиков провел с ним некоторое время и доложил о своих выводах перед самым банкетом. По мнению Захариила, библиарий был покладистым. Он, как и многие из наделенных даром, стремился к знаниям, поэтому обещанный ему доступ к архивам мистиков оказался весьма завлекательным посулом. Впрочем, о точной позиции Асмодея известно не было: он охранял свои мысли, как сокровищницу.

Еще оставалось время переубедить Белата. Астелян упорно пытался доказать Лютеру, что магистр капитула — всего лишь холуй Льва, но у Мерира с гостем были личные счеты. Кроме того, в случае успеха Белат мог отдать корабли без кровопролития, и это стоило любых усилий. Возможно, впоследствии, при помощи Гриффейна, гроссмейстер сумеет вообще избавиться от терранина.

Если все посты в иерархии Ордена займут лояльные калибанцы, отделиться от Империума будет гораздо проще.

Лютер обернулся к магистру капитула, заметив перемену в его поведении. Белат прервал непринужденную беседу и вернулся к прежней напряженной бдительности. Судя по легкому наклону головы и прищуренным глазам, он слушал доклад из вокс-бусины.

Сдвинув брови, гость резко повернулся к гроссмейстеру.

— Какие-то не…

— Мне сообщили, что Астелян реквизирует мои корабли! — прорычал Белат. — Что это значит?

— Я не отдавал такой команды. — Лютер скрыл гнев под маской удивления. На сей раз он говорил правду, что было редкостью в последнее время. — Мерир превысил свои полномочия.

— Возможно, ты тоже, магистр Лютер, — ответил Белат, подозрительно оглядывая зал. — Чего ты добиваешься?

— Я уже сказал, что не приказывал Астеляну захватывать твои космолеты. Похоже, он утратил здравомыслие из-за личной вражды между вами.

— Без последствий не обойдется.

— Не обойдется, — согласился гроссмейстер.

— Распорядись, чтобы Астелян и его воины немедленно остановились, — потребовал магистр капитула. — Транспортная флотилия подчиняется мне!

— Все не так просто.

— Братья! — крикнул Белат, вскочив на ноги. — Внимание!

Легионеры в зале, застигнутые врасплох, отреагировали не сразу. Несколько Темных Ангелов поднялись с мест, другие начали недоуменно озираться. К счастью, космодесантники на галереях не двигались. Лютер четко внушил им, что действовать нужно только по прямому приказу. То же самое он дал понять Мериру, но тот ослушался.

— Постойте! — вскинул руки Лютер. Он обернулся к Белату. — Магистр капитула, не торопись, умоляю тебя!

— Умоляешь? — визгливо переспросил гость, не веря своим ушам.

— Выслушайте гроссмейстера, — низким спокойным голосом произнес Гриффейн. Офицер по-прежнему сидел, держа ладони на столе.

— Прошу вашего внимания, сыны Калибана, — начал Лютер, мысленно проклиная имя Астеляна. Совсем не так он собирался сделать главное заявление. — Я должен сказать всем вам нечто важное.

Белат раздраженно пошевелил пальцами, но промолчал. Гроссмейстер сложил руки перед собой, излучая торжественную серьезность.

— Пора освободить Калибан от гнета Империума.

Через пару секунд эхо его слов стихло, и наступила тишина. На Лютера смотрели все собравшиеся в зале Темные Ангелы, даже офицеры из группы Захариила. Намерения гроссмейстера были понятны давно, но он впервые говорил о них открыто.

Лютер позволил себе полуулыбку. Приятно было наконец-то выразить желание, которое он так давно держал при себе. Облекая его в слова, рыцарь почувствовал, что решение принято, шаг сделан. Ход истории поменялся, к добру или к худу.

Строить мосты или сжигать их? У Лютера оставался выбор, что уже было достижением, доступным немногим. Если Галактика горит, почему бы не обратить пламя себе на пользу?

— У меня есть мечта — увидеть Калибан, его сынов и дочерей свободными. Не всегда я раздумывал над этим, но в последнее время ничто иное не волнует меня. После прибытия имперцев я, как и все остальные, восхищался грандиозными перспективами для нашего мира. Технологии, связь, торговля… безопасность. Все необходимое, чтобы сделать Калибан великим. Мой сын-и-брат, Лев, тогда же узнал о своем месте во Вселенной. Узнал, что в действительности он не с Калибана.

— Лев всегда был верен Калибану, — перебил Белат, сжимая кулаки.

— Я не затрагиваю его верность, только происхождение, — пожал плечами гроссмейстер. «Пока что», — добавил он про себя. — Примарх вырос в наших зеленых лесах, но не был рожден там, и это неоспоримо.

Лютер подождал, не скажет ли магистр капитула еще что-нибудь, но тот лишь стиснул челюсти и заскрипел зубами.

— Неужели истинный сын Калибана отдал бы наш мир на поругание Империуму? Позволил бы срубить леса и возвести аркологии на руинах наших городов? Какой истинный сын Калибана восхвалял бы «прогресс», видя, как Имперская Истина погребает под собой наши древние обычаи, как наша благородная история сменяется лживой пропагандой летописцев и итераторов?

Легионеры за другими столами по-разному отзывались на речь. Лица одних выражали негодование, других — сомнение. Окинув их взглядом, Лютер решил, что Захариил провел почти идеальную подготовку. Один-два воина с золотыми кубками как будто колебались, но никто из космодесантников с серебряными чашами не одобрял услышанное. Этот тур должен был выиграть сам гроссмейстер. Если не удастся переубедить всех, то в неудаче будет виноват именно он, а не лорд Сайфер, несмотря на их утренний разговор.

— Каков он, посланный нам господин? Я, стоявший к нему ближе всех, звал примарха сыном и братом, счастлив был обитать в тени его величия. Я дал ему имя — Лев. Я забрал его из дикого леса к цивилизации. Льва взрастил Альдурук, не Император и не Империум.

— Мы провозгласили его нашим спасителем и вместе с ним истребили Великих Зверей. Но очистил ли он планету ради нас или просто отомстил созданиям, которые охотились на него в детстве? Лев делал для нас лишь то, что и ему шло на пользу. Он уничтожал других рыцарей, пока не остался лишь Орден. Несогласие? Право на личное мнение? Они были нежеланными гостями при дворе Льва Эль’Джонсона.

— Ты следовал за ним так же охотно, как и все прочие! — выкрикнул легионер из-за одного из двух самых дальних столов.

Лютер мгновенно узнал о воине все необходимое благодаря символам на доспехе. Судя по знакам различия, он был сержантом тактического отделения во 2-м капитуле Двадцать третьего ордена, а также воевал в бронетанковых ротах Крыла Железа. Явно не из тех, на кого влиял Гриффейн.

— Да, я охотно следовал за ним, брат, — отозвался гроссмейстер. — Разве не все мы грелись в теплых лучах, казалось, исходивших от него? Разве не все мы были слепы к тьме внутри него, словно люди, лишившиеся зрения от того, что слишком долго смотрели на солнце? Я признаю мою вину, мои ошибки. Я воспитал лесного зверя, обучил его манерам и военному делу, нарядил его рыцарем и назвал господином. Я отдал мой чин и титул этому существу!

— Ты оскорбляешь нашего генетического отца, — буркнул Белат. — Ты из Легионес Астартес, но ты не космодесантник. В жилах всех остальных здесь течет кровь Льва.

— Кровь? Генетика? Вот что теперь определяет верность? — Лютер поймал себя на том, что готов злобно оскалиться. Он хотел выступать в положительном ключе, раскрывать перед гостями перспективы будущего величия, а не участвовать в жалкой перепалке.

Вздохнув, гроссмейстер не стал ввязываться в спор и продолжил:

— Честь. Честь — краеугольный камень в основании Альдурука. Мы почитаем нашего повелителя и наш долг перед ним. Но у Льва также есть долг, который он не почитает. Стал бы истинный владыка Калибана забирать сынов своего мира, лучших из его народа, и превращать их в воителей для другого господина? Из меня не сделали космодесантника, это правда. Я был слишком стар. Слишком уверен в себе. Слишком независим.

Лютер заметил, что еще несколько легионеров нахмурились, внезапно осознав истину.

— Как назвать того, кто похищает целые поколения детей для войн на далеких мирах? Они проливали кровь не ради Калибана. Каждый из вас, я вижу по глазам, насмотрелся невообразимых для меня кошмаров. Перенес боль гражданской войны и муку от потери братьев, убитых теми, кого он тоже считал братьями.

Страдание проступило даже во взгляде Белата. Вот она, золотая жила! Гроссмейстер заговорил уже с новой уверенностью:

— Играет ли Калибан какую-либо роль в этом восстании? Нет. Мятеж подняли примархи, превратившие чужие планеты в поля своих битв. Они льют кровь Калибана, кровь Олимпии, кровь Ваала Секундус и Макрагга — даже кровь славной Терры, во имя которой вершился геноцид по всей Галактике!

При упоминании Великого крестового похода атмосфера чуть изменилась — почти незаметно, но теперь легионеры смотрели на Лютера с неодобрением. Он забыл, что перед ним ветераны тех кампаний. Неважно, сражались они за правое дело или нет, но эти бойцы покорили Галактику. Нельзя выводить их злодеями в написанной ими же истории. Гроссмейстер быстро вернулся к излюбленной теме:

— Смерть и боль, жертвенность и кровь — вот что доставалось сынам Калибана за участие в чужих войнах. Ни разу враги не угрожали нашему миру, но за минувшие десятилетия у нас забрали четверть миллиона сыновей. У них уже не будет отпрысков, и кто знает, какие герои могли бы родиться от них? — Вопрос был деликатным, но его следовало поднять, чтобы предотвратить ряд возражений. — Не говорите мне, что Лев был верен Калибану. Клятвы, что мы принесли ему, теперь не имеют силы. Если одна из сторон нарушает соглашение, договор разрывается. На верность нужно отвечать верностью, иное недопустимо.

— Ты не вправе выдвигать требования к примарху, — сказал Белат, глядя на Лютера, как на нечто, застрявшее в сточных фильтрах Ангеликасты. — Всем известно, что ты опозорил себя и поэтому был отослан на Калибан, но и тогда продолжал перечить своему господину. Кое-кто из нас помнит Зарамунд.

Гроссмейстер вновь удержался от ответа на издевку. Ему следовало оставаться выше этого. Речь шла не о Лютере и его верности, но о Калибане и его будущем. Личные оскорбления в таких условиях не имели значения, и их нужно было игнорировать.

— Я уверен, что не опорочил своей чести, как и все вы. Можно ли сказать то же самое о существе, которому мы приносили клятвы? — Обращаясь к легионерам, гроссмейстер боковым зрением заметил Захариила. Когда-то псайкер был самым преданным слугой примарха, но теперь все изменилось. — Может, нам спросить брата Немиила, чем Лев платит за верность?

Космодесантники судорожно вздохнули. Несомненно, по легиону расходились слухи о поступке Эль’Джонсона, причем правда в них искажалась в ту или иную сторону. Лютер взглянул на Белата:

— Ты ведь был свидетелем того, как Лев своей рукой сразил сына Калибана за грех несогласия?

Магистр капитула открыл рот, собираясь ответить, но гроссмейстер тут же повернулся к собравшимся, возвысил голос и продолжил. Шансы переубедить Белата быстро таяли, но это не должно было повлиять на намерения Лютера.

— Брат-искупитель Немиил, назначенный хранителем душ и умов наших братьев, представитель Самого Императора. — Гроссмейстер взглянул на Асмодея. — Да, мы знаем о капелланах и роспуске библиариумов. После Никеи к нам прибывали посланники с эдиктами Императора. Эдиктами, на которые даже Лев больше не обращает внимания. Но Немиил, в отличие от него, обладал могучей волей, непреклонной верностью и преданностью долгу. И он погиб, исполняя данную клятву, убитый рукой того же нетерпимого создания, что истребило всех своих противников на Калибане.

Лютер прервался и сделал глубокий вдох. Заговорив снова, он понизил голос:

— И разве не эта же рука изгнала меня и многих ваших братьев за мнимое прегрешение? Без всяких объяснений, без суда и предъявления улик. Льву даже не хватило совести открыто обвинить нас. Вас кормили недомолвками, слухами, наговорами. Никаких возражающих голосов. Никакого инакомыслия. Имперская Истина! — Гроссмейстер повернулся спиной к Белату и вышел из-за стола, чтобы по-товарищески поговорить с другими легионерами. Он вытянул перед собой руку ладонью вверх, другую прижал к груди. — Калибан закован в цепи, братья мои. Вы закованы в цепи.

— Ты также приносил клятвы Императору, — бросил сзади магистр капитула. — Ты отвергаешь власть Повелителя Человечества?

Еще один опасный участок, который нельзя обойти. Лютер задумчиво прижал палец к подбородку.

— Где был Император, когда Хорус восстал? Чем ответил Император, когда Его возлюбленный сын, Воитель, владыка владык, нарушил данную Империуму присягу? Призвал ли Он свой легион? Обратился ли Он к могучему Первому, как во времена Объединительных войн? Нет. — В зале не было космодесантников-терран, но великая история Темных Ангелов, включая легенды о I легионе, так глубоко укоренилась в их сознании, что многие недовольно покачивали головами. — Отправился ли Император в бой, взяв один из меньших легионов, сразил ли Он своей рукой заблудшего сына? Нет.

Гроссмейстер понимал, что слушатели уже догадались, к чему он ведет, но не собирался отказываться от решающего аргумента.

— Покидал ли Император Терру вообще?

Вот оно. Кое-кто из воинов тихо пробормотал ответ, немногие шевельнули губами, бессловесно повторяя его. Лютеру не требовалось говорить за них.

— Нет.

Рыцарю хотелось взглянуть в лицо Белату, но он наблюдал за остальными Темными Ангелами. Посмотрев на Захариила и его офицеров, гроссмейстер убедился, что они наготове. Воины поглядывали то на Лютера, то на других космодесантников.

Почувствовав, что слишком напряжен, гроссмейстер повел плечами и головой, после чего направился обратно к главному столу. По дороге он обернулся к Асмодею. Библиарий сидел, сложив пальцы «домиком» у нижней губы, и внимательно наблюдал за Лютером.

Хорошо.

Захариил слышал только половину из речи гроссмейстера. Ему приходилось изо всех сил напрягать волю, чтобы аккуратно удерживать свое сознание в разумах слушателей Лютера. Асмодей, видимо, пока что не замечал следов ауры мистика в мыслях прочих легионеров.

Псайкера изматывал не расход сил — родная планета подпитывала его энергией через разумы учеников, он просто направлял эти потоки. Усталость была вызвана необходимостью сдерживать свирепую мощь Калибана, контролировать ее, неторопливо вливать ее по капле в сознание тех, кто внимал гроссмейстеру, и действовать осторожно, чтобы скрыть происходящее от библиария.

Хотя Захариилу не удалось завлечь Асмодея в тайную комнату мистиков, где Уроборос освободил бы его разум из ментальной клетки Императора, гость не возражал против изучения сокрытых прежде знаний. После вынужденного бездействия из-за Никейского эдикта он жаждал использовать свой дар, и недавнее применение псионических сил только распалило это желание. Возможно, этого не осознавал даже сам Асмодей.

Тем не менее он не обрадовался бы, узнав о заговоре, в котором участвовал Захариил. Лютер не питал иллюзий, что его аргументы перевесят годы обучения и десятилетия службы легионеров, поэтому обратился за помощью к мистику. Правда, космодесантников нельзя было переубедить и одним лишь пси-воздействием, если не считать прямого вторжения, на которое тут же отреагировал бы библиарий. План состоял в том, чтобы переманить Темных Ангелов на сторону гроссмейстера, сочетая игру слов и игру разума.

— Я не последую за Хорусом! — заявил один из гостей.

— Я тоже! — мгновенно ответил Лютер, качая головой. — Никто не собирается менять одного тирана на другого. Свободным Калибаном будут править его сыновья и дочери.

— Император — не тиран. — Захариил не понял, кто это сказал, но фраза сыграла на руку гроссмейстеру так, словно он сам вписал ее в сценарий выступления.

— Нет? — переспросил Лютер, огибая край стола. — Разве?

Он снова занял символическую позицию руководителя — место между Белатом и Гриффейном — и оперся кулаками о темное дерево.

— Просперо.

Одно тихое слово прозвучало громче десятка выкриков. В нем содержалось множество смыслов. Гроссмейстер на несколько секунд замолчал, предоставив легионерам самим разбираться с всплывшими у них в сознании образами, отчасти внедренными Захариилом. О чем бы ни думали Темные Ангелы, каждый из них неизбежно хотя бы на мгновение представил себе Калибан на месте Просперо.

— Мир Магнуса и Тысячи Сынов. Император послал туда своих псов, гончих Фенриса, и теперь там одни лишь руины да погребальные костры. — Упоминание Космических Волков всколыхнуло космодесантников сильнее, чем слова о сожженной планете. Мистик не знал, что произошло между двумя легионами, но, судя по реакции, нечто скверное. Каждый воин воспринял услышанное с негодованием. Лютер был доволен, но избегал победных ноток в голосе. — Космические Волки, новое излюбленное оружие Императора. Варвары, готовые разрушить мир разума и здравомыслия просто потому, что не понимают его значения.

— Кто же тогда повелитель, избравший такое воинство? Такова истинная суть Императора. Такова природа хозяина Льва. Такова натура самого Льва. Шаблон понятен. Я старался достойно воспитать примарха, но потерял его, как только Император явился на Калибан. Генетический отец занял мое место, и тогда проявилась настоящая природа его созданного в лаборатории сына, как и всех остальных сыновей. Противоречия, раздор, мятеж. Где теперь Имперская Истина, если вокруг одно инакомыслие?

Кажется, усомнился даже Белат, но Лютер не заканчивал речь. Он хотел растравить еще одну рану перед тем, как будет нанесен coup de main.

— Война пока не добралась до Калибана, но она придет сюда. Это неизбежно. Сколько катастроф за последние годы обрушилось на планеты, обитатели которых считали, что великие силы не обратят на них внимания в схватке за власть? Не думайте, что Император потерял интерес к Калибану. Хотя варп-штормы терзают всю Галактику, отрезая друг от друга целые системы, Он засылает к нам шпионов.

Легионеры встретили такое заявление скептически, что было ожидаемо. Серьезное обвинение, без каких-либо вещественных доказательств. К счастью, Лютер в них не нуждался.

— У меня есть свидетели, гордые сыны Калибана, которые подтвердят факт вторжения. Меньше чем в километре отсюда находится камера, где я держу сына другого мира, отправленного сюда как агента Терры. С какой целью? Он не отвечает. Вспомните, однако, что мы ответственны не только за то, что говорим, но и за то, о чем умалчиваем. И, если он не может рассказать о своей миссии, я обязан предположить, что она направлена против Калибана.

— Какой же вывод мы сделаем из этих двух предпосылок: сожжения Просперо и прибытия к нам имперского шпиона с тайным заданием? Закроем на них глаза, назовем простым совпадением? Будем готовиться к обороне или, словно овцы, ждать появления волков?

— И должны ли мы, забыв о здравом смысле и уроках истории, поверить, что Хорус проснулся однажды утром и вдруг решил восстать против Императора? Или нам все же следует рассудить, что он узнал сокрытую правду и начал действовать единственным способом, доступным полубогу, которого воспитали как полководца? Я не утверждаю, что мне известны ответы. Недоумение суть истинное понимание. Неведение о том, куда идешь, — истинное знание. Я разделяю ваше смятение, поскольку времена сейчас грозные и безумные, но прошу вас обдумать еще один вопрос.

Лютер положил ладонь на руку Гриффейну. Он возвышался над сидящим легионером, и прикосновение выглядело жестом поддержки.

— Где же Лев сейчас, когда горят планеты и погибают целые армии? Летит ли он домой, на честный Калибан, чтобы защитить его?

Повисла тяжелая пауза, во время которой все ждали ответа избранного лейтенанта. Сумел ли лорд Сайфер убедить его в правоте гроссмейстера?

— Нет, — ответил Копьеносец, нахмурившись. — Эль’Джонсон отправился на Макрагг.

— Макрагг? — Лютер настолько умело изобразил удивление, что ему почти поверил даже Захариил, в присутствии которого гроссмейстер услышал о действиях примарха. — Почему же Лев взял курс на Макрагг, если разумно предположить, что главная цель Воителя — Тронный мир?

— Жиллиман строит там новую империю, забыв о верности Терре, — раскрыл тайну Гриффейн.

Магистр мистиков и без пси-способностей ощутил бы, насколько ошеломило Темных Ангелов подобное откровение. Они знали, что их господин куда-то отбыл, но, возможно, не спрашивали себя о причинах его отсутствия.

— Примарх бросил нашу планету на произвол жестокой судьбы не ради обороны Терры, но с тем, чтобы поддержать нового претендента на трон Повелителя Человечества. Ни он, ни Император, ни Хорус не станут защищать наши интересы. Калибанцы должны взять власть в свои руки.

Приближался переломный момент. Даже Белат выглядел подавленным — неизвестно, убедил ли его Лютер, но воин прекратил возражать. Судя по тем мелочам, что Захариил узнал во время псионической атаки на магистра капитула, тот должен был склониться к мнению большинства. Белат всегда тянулся к тем, кто держал бразды правления, будь то Лев или Корсвейн. Он без особых сомнений перейдет на сторону гроссмейстера.

Лютер почти добился поддержки каждого космодесантника в зале. Белат и Гриффейн станут опорой нового правящего совета, который возглавит Лютер при поддержке лорда Сайфера. Необходимость в Астеляне почти наверняка исчезнет.

Магистр мистиков поразмыслил над тем, что сулит это вероятное будущее. Орден укрепится благодаря единству его верховных командиров. Мечта Лютера о свободном Калибане воплотится в реальность.

«Мир для нашего поколения».

Но Калибан не желал мира. Мир был тюрьмой с мягкими стенами. Мир был заупокойным безмолвием могилы.

Калибан нуждался в раздорах и войнах. Наследием гроссмейстера окажется именно то, в чем он обвинял Эль’Джонсона, — раздавленная оппозиция, искорененное инакомыслие. Одна планета, один голос. Голос Лютера, не Калибана.

Захариил высвободил мощь Уробороса, вырвав его энергию из разумов космодесантников и сосредоточив в едином потоке силы. Псайкер выбросил руку в сторону главного стола, и с кончиков пальцев сорвалась зеленая молния, вокруг которой трещал и шипел сам воздух.

Разряд поразил Белата в грудь, расколол его доспехи в нефритовой вспышке. Взрыв отбросил магистра капитула на десяток метров, тело убитого прокатилось по каменным плитам.

— Видение! — рявкнул мистик. — Он хотел напасть на тебя, гроссмейстер!

В зале поднялся грохот — Темные Ангелы вскакивали с мест, перевернутые скамьи падали на пол, гудела силовая броня. Лязг болтерных затворов звучал, как увертюра к надвигающейся симфонии насилия.

Лорд Сайфер выхватил меч, Гриффейн достал болт-пистолет. Асмодей поднялся из-за стола, кабели пси-капюшона на его голове замерцали ореолом накапливаемой энергии.

Воины на галереях прицелились в толпу, но в общей суматохе золотые и серебряные кубки покатились по столам, и символы верности легионеров смешались, как и они сами. Изначально Лютер планировал использовать чаши как последний довод. Противников гроссмейстера мгновенно застрелили бы по его приказу. Теперь же бойцы Ордена глядели на своего командира, не понимая, как им поступить.

Посреди смятения Лютер ошеломленно смотрел на дымящийся труп Белата. Когда он заставил себя обернуться, Захариил увидел в глазах рыцаря проблеск надежды на то, что из-под обломков его замысла еще удастся выбраться с честью.

— Казнить убийц! — взревел магистр мистиков с пистолетом в руке.

Зал вздрогнул от грохота болтеров и озарился блеском псионических молний.

 

Глава 28:

Справедливость

Макрагг

Лев мгновенно метнулся влево. Примарх скорее почувствовал, чем услышал шипение когтей, рассекших воздух в том месте, где он стоял секунду назад.

Тихая смертоносная атака. Достойная самопровозглашенного Ночного Призрака.

Крутнувшись, Эль’Джонсон взмахнул мечом наискосок, и он зазвенел под вторым ударом Кёрза. Лев изогнулся, пользуясь клинком, словно дагой, в попытке заблокировать потрескивающие разрядами лезвия. При этом он открылся слева, что заметил противник. По-змеиному стремительным выпадом Конрад вонзил когти правой руки в просвет между левым наплечником и горжетом брата. Плечо Эль’Джонсона пронзила боль, но он ожидал этого и провел ответный прием, пока нервы еще несли тревожные сигналы в мозг. Лев обхватил запястье Кёрза, и примархи застыли неподвижно.

Кошмарное лицо врага было всего в метре — худое, даже истощенное. В нем не осталось ни капли жира, только белая кожа и мышцы на костях. Черные глаза мерцали в золотистом свете радиоактивного снега. Тонкие губы, растянутые в безумной улыбке, обнажали нечищеные острые зубы и высохшие десны. Рептильный язык облизнул пожелтевшие клыки.

— Ты потерял единственное оружие, которым мог убить меня! — прорычал Лев.

— Какое же? — спросил Конрад. В его голосе сквозило то же помешательство, что и в выражении лица. Быстрый как молния, Ночной Призрак будто бы сложился, неестественно согнул ноги и вывернулся из хватки Эль’Джонсона. Тут же он выставил напоказ освобожденный правый коготь. — Вот это?

Кёрз выбросил руку вперед, целясь Льву в лицо, и выставил вперед два пальца, желая ослепить, а не убить. Примарх Темных Ангелов отшатнулся в сторону, одновременно хватая висящий на поясе болтер за рукоять, словно пистолет.

— Сюрприз! — злобно произнес он и выстрелил в упор.

Разрывные снаряды поразили Конрада в грудь и лицо. Во все стороны полетели хлопья черной краски и рваные лохмотья кожи. Пронзительно закричав, Кёрз отскочил назад. Уходя от повторной очереди, он извивался, выгибал спину и размахивал перед собой когтями, сбивая болты в полете.

А затем Конрад исчез, поглощенный тьмой.

— Облаченный в полночь, — заметил Лев, перезаряжая болтер. Он медленно развернулся, пытаясь уловить самые незаметные шорохи, разглядеть или почувствовать что-нибудь среди снежных вихрей, в тени окаменелых деревьев. — Предсказуемый. Очень предсказуемый. Ты стал карикатурой на самого себя, Кёрз. Когда-то ты был грозной дланью правосудия, темным мстителем, Ночным Призраком. Теперь ты просто шут, который пытается найти оправдание для своего бессмысленного существования.

Из мрака донесся смешок, за которым последовал шепот:

— Мы были рождены с тьмой внутри нас. Мы не можем удержаться от убийств, как поэт не может удержать в себе вдохновение. Когда мы появились на свет, темные боги, словно крестные, стояли у наших кроваток. С тех пор они не покидали нас.

— Я уже слышал подобные речи, обещания и угрозы из уст нефилл. Мне тоже снились бури и тьма, но я не так слаб, как ты. Я отнимал жизни, но не стал убийцей.

— Правда?

Лев медленно пошел на голос, держа болтер наготове и прикрываясь сбоку клинком. Он непрерывно осматривался, пронизывая взглядом мрак, выискивал следы на присыпанной пеплом земле и мельчайшие неправильности в траекториях снежинок.

— Я просто люблю убивать. Я хочу убивать.

Выдох. Почти неуловимый шумок.

Оборачиваясь, Эль’Джонсон уже нажимал на спуск и выбрасывал меч вперед. Конрад словно бы возник из слипшихся вместе частиц льда и распыленной материи. Там, где мгновение назад была пустота, блеснули когти, несущиеся к груди Льва. Их бледное потустороннее сияние озарило снизу оскаленное лицо Кёрза.

Взрывы болтов показались яркими и красочными в одноцветной метели. Каждый снаряд распустился красно-оранжевым цветком с ореолом из мелких осколков керамита. В жужжании синеватых энергоразрядов одна пара когтей проскрежетала по Львиному Мечу, другая скользнула по лицу Темного Ангела.

Конрад вновь исчез, словно призрак во мгле.

По правой щеке Эль’Джонсона потекла струйка крови. Он начал разворачиваться вновь, держа клинок горизонтально. Следующая колкость Кёрза донеслась сзади:

— Каждый из нас способен убивать, но большинство людей страшатся использовать эту силу. Те, кто не боится, становятся хозяевами самой жизни.

Несмотря на сильное желание повернуться на голос, Лев разгадал уловку. Чутье, столько раз спасавшее примарх а в лесах Калибана, подсказало ему ударить мечом вправо.

Конрад взвыл, насаженный на клинок, и его когти пронеслись мимо головы Эль’Джонсона. Надавив на рукоять, Темный Ангел на полметра вогнал меч в живот Ночного Призрака.

— Умный Лев, — ощерился Кёрз, срываясь с клинка, в дол которого натекла темная кровь. — Абсолютная паранойя — то же, что абсолютная бдительность.

Эль’Джонсон, не тратя времени на разговоры, выпустил последние болты. Конрад вновь скрылся, и ушедшие мимо цели снаряды врезались в каменные стволы. Повесив опустевшее оружие на пояс, Темный Ангел вытащил второй, более короткий меч.

Он начал отходить спиной вперед, не останавливаясь ни на мгновение. Примарх оборачивался, держал баланс, готовился изменить стойку и контратаковать в мгновение ока. Взмахнув клинком наотмашь, он рассек ближайшее дерево. Окаменелая сосна почти беззвучно рухнула в пепельный снег.

Продолжая срубать деревья, Лев расчистил участок около двадцати метров шириной.

— Чтобы поймать меня, тебе придется избавиться от всего леса, — произнес Кёрз.

Темный Ангел молча свалил одним ударом очередной каменный ствол. Подойдя за три шага к следующему дереву, он занес руку с мечом.

Ночной Призрак бросился на него с выставленными вперед когтями, пронзая их остриями падающие снежинки и хлопья золы. Лев ожидал нападения, умышленно подставлялся под него. Его короткий клинок уже взмывал навстречу оружию Конрада, направленному сверху вниз.

Лезвие меча Эль’Джонсона врезалось снизу в правую ладонь Кёрза, отбросив ее выше плеча калибанца. Ударом правого кулака Лев отбросил противника, содрав ему бледную кожу на подбородке.

На этот раз Темный Ангел не медлил, не думал о риске нарваться на контратаку. Он ринулся следом за Конрадом, пока тот не исчез вновь, и обрушил на врага серию рубящих и колющих выпадов. Ему удалось вскользь зацепить икру Кёрза, когда острие Львиного Меча рассекло иссиня-черный доспех.

Едва не упав, Ночной Призрак дернулся влево, но Эль’Джонсон подступил вплотную, перехватил короткий клинок и всадил его в левый бок неприятеля. Конрад зашипел и отмахнулся когтями, пробороздив броню на вытянутой руке брата.

Тот быстро оправился, но Кёрзу хватило этого мгновения, чтобы восстановить равновесие и тремя широкими шагами скрыться в пурге. Теперь он уже не смог пропасть бесследно — Лев чуял запах крови добычи, воспринимал рад-излучение от ее доспеха. Кожу Эль’Джонсона пощипывало от порчи варпа, окружавшей Конрада.

Он перешел на бег и бросился следом, точно зная, что задумал Ночной Призрак.

Вырвавшись из-за окаменелых деревьев, Лев увидел густую тень, которая промелькнула между серыми гранитными колоннами языческого храма иллирийцев. Примарх помчался за ней. Грохот его сабатонов по камням казался раскатами грома. Огибая столпы, Эль’Джонсон добрался до центра капища, где начинались широкие ступени, ведущие к вратам в катакомбы. Крыша здания формой напоминала купол, но над ее центром имелась сводчатая ниша. Толстые балки образовывали два квадрата, один из которых диагонально располагался внутри другого.

Раньше воины Крыла Ужаса создали подробный план строения, включив туда все залы и вестибюли, лестничные пролеты и чуланы. Лев запомнил схему, читая их рапорты. Он предполагал, что Кёрз изучил все возможные места для нападений и тоже знал этот храм до мелочей.

Подземные помещения занимали три яруса, но Эль’Джонсон сразу спустился на самый нижний уровень, рассудив, что Конрад из любви к драматизму засядет в мавзолее, где стояли каменные гробы с останками древних жрецов.

Дуэль среди мертвых язычников.

Восьмиугольный склеп имел тридцать метров в ширину и пять в высоту, поэтому даже двум примархам там не было бы тесно. В центре зала располагался диск из черного камня с выгравированной на нем серебряной звездой. Напротив каждого из ее концов находились мраморные саркофаги, освещаемые слабым сиянием, исходившим от круглой плиты. Крышками гробов служили эффигии похороненных там жрецов. Мертвецы были изваяны с разнообразными символами их положения — скипетрами, мечами и державами, которые они прижимали к груди. Лев видел их аристократичные лица, благородные и спокойные, с высокими лбами.

Стены погребальной камеры покрывала резьба, изображающая сплетения кошмарных созданий — Мрачных Жнецов, клыкастых чудовищ, дьяволов с крыльями летучей мыши. За центральным кольцом из восьми саркофагов располагалось второе такое же. Во внешнем круге за ним только на трех гробах были крышки-эффигии, пять других пустовали.

Лев остановился на пороге, под стрельчатой аркой у основания лестницы, по которой спустился в катакомбы. Кёрз сидел на корточках напротив него, забравшись на один из незанятых саркофагов. Повелитель Ночи провел когтистым пальцем по грубому камню; раздался пронзительный визг, посыпались голубые искры.

— Слышишь их исповеди, брат? — тихо спросил Конрад и снова царапнул гроб, жмурясь от удовольствия. — Они посвятили свои жизни темным силам задолго до того, как наш праведный брат появился в Макрагг Цивитас. Подумай, Лев с Калибана, что случилось бы, если бы Робаут пробудился не в лесах у водопада Геры, а на высокогорьях Иллирии. Возможно, именно он сразил бы благородного Конора, а не наемный убийца.

— Ты хорошо знаешь историю Макрагга.

— Иллирийцы многое мне рассказали. — Ночной Призрак оскалился, вздернув губу в мерзкой пародии на улыбку. — Они очень обрадовались, что судьба одарила их полубогом и восстановила равновесие, нарушенное многие десятилетия назад.

— Большинство из них уже погибли, — сказал Эль’Джонсон и шагнул вперед.

Сияние Львиного Меча и силового поля второго клинка лучше осветили полукруглый участок склепа. Примарх увидел, что на всех кирпичах в потолке, стенах и полу начерчен один и тот же угловатый знак. Кёрз заметил, куда смотрит брат.

— Это старинное иллирийское слово, «анорт». — Не разгибаясь, Конрад по-змеиному соскользнул с гроба.

— Что оно означает? — Льва не интересовал ответ, но вопросом он отвлек противника и сделал еще один шаг.

— Многое. Конец. Начало. Вершины и глубины. Варп. — Ночной Призрак пожал плечами. — Беспорядок. Анархия. Разрушение созданного и возвращение к истокам. Весьма многогранное понятие для нации невежественных дикарей, не находишь?

— И теперь все они мертвы, поскольку ты использовал их как живой щит. Ты запятнал остатки их цивилизации. Я стер ее с лица земли.

— Что ты чувствуешь после этого? — Облизнув клыки тонким языком, Кёрз склонил голову набок. — Отцы и матери убиты. Дети тоже мертвы или стали сиротами. Всё, чтобы добраться до меня.

— Какая тебе разница?

Эль’Джонсон вновь шагнул вперед. Он поравнялся с внешним кольцом саркофагов. До Конрада оставалось двадцать метров. Калибанец знал, что из склепа нет другого выхода.

— Я люблю детей. Они вкусные.

— Ты испорчен. — Лев ощутил глубокое болезненное отвращение при виде того, что стало с его братом. — В Трамасе ты был злобным и коварным, на Тсагуалсе — подлым, но теперь пал еще ниже.

— Даже у психопатов есть чувства, — ответил Конрад, изобразив печальную гримасу — лоб сморщен, уголки губ направлены книзу. — А может, и нет.

Оттолкнувшись от гроба, Ночной Призрак взмыл к потолку. Невероятным образом он, словно паук, пробежал несколько метров, цепляясь за камни, развернулся и спрыгнул на Эль’Джонсона.

Пытаясь уклониться от атаки, Темный Ангел отшатнулся и врезался спиной в саркофаг. Когти пробороздили его доспех на груди и правой руке, расщепляя керамит, будто кость.

Отпрыгнув ото Льва, Кёрз в полете ударил его ногой в лицо, извернулся и по-кошачьи приземлился у основания лестницы. Там Конрад с жестокой ухмылкой оглянулся через плечо и поднял левую руку. В ней он держал нечто странное — красную латную перчатку, из которой торчали две сломанные лучевые кости.

Эль’Джонсон немедленно высказал догадку:

— Рука Азкаэллона?

— Я немного повозился с его смерть-датчиком…

Улыбнувшись, Ночной Призрак взмахнул рукой и зашагал вверх по лестнице. Через три ступени он остановился, повернулся и нахмурил брови. Затем Кёрз снова взмахнул рукой, даже более театрально.

— Я же сказал, что ты становишься предсказуемым, — произнес Темный Ангел, подступая к нему с выставленным вперед Львиным Мечом. — Замкнутое пространство, увешанное взрывчаткой? Ты проделал это в Поклонной часовне, когда хотел обрушить ее на меня и Робаута. Потом ты, несомненно, восхищаясь своей находчивостью, использовал детонатор Азкаэллона против него самого — завалил вход в чертоги императора и погубил сангвинарных гвардейцев снаружи. Могу представить, как долго и упорно ты фыркал от радости. Меня сразу заинтересовало, что руку Азкаэллона так и не нашли, а вчера из транспорта с боеприпасами для моего легиона пропали мелта-бомбы. Ты серьезно думал, что сумеешь снова меня обмануть?

— Что?

— Мне объяснять помедленнее? Пока ты брел за мной к вершине, словно бессильная тень, мои бойцы обезвредили мелта-бомбы, которые ты украл и разместил здесь.

Лев бросился вперед. Раздраженно зашипев, Конрад метнул в него латницей Кровавого Ангела и помчался вверх по лестнице. Эль’Джонсон следовал за ним в паре метров, так близко, что Кёрз не мог развернуться и напасть.

Ночной Призрак сворачивал то влево, то вправо, с легкостью ориентировался в коридорах, преодолевал развилки и огибал углы, будто струйка дыма. Примархи проносились через топорно сработанные смежные помещения, уставленные книжными полками и шкафами, где на кафедрах и столах еще виднелись многовековые пятна чернил и краски. Более тяжеловесный Лев на резких поворотах врезался в стены и яростно рычал, отлетая от древних кирпичей.

Возле ведущих на поверхность ступеней Эль’Джонсон остановился, чуть проехав по мокрому пеплу, который нанесло снаружи. Конрад, нигде не задерживаясь, добрался до середины лестницы.

Из отверстия на верхней площадке донесся тихий свист. Кёрз озадаченно замер за мгновение до того, как в ступени перед ним вонзилась поисково-истребительная ракета. Осколки снаряда и камня обрушились на Ночного Призрака, ударная волна швырнула его в стену.

По лестнице раскатился грохот взрыва, но даже он не смог заглушить приближающийся рев плазменных двигателей. Кроме того, Лев услышал стук сабатонов по камням наверху и разглядел трех «Огненных хищников», которые зависли над открытым куполом храма.

— Я привел с собой друзей. — Эль’Джонсон поднял клинки, перекрыв собой нижний выход с лестницы. — Никогда не любил драматические поединки.

Конрад выглядел так, словно его предали. Это было почти комично, но шок быстро сменился гневом. Лев никогда не видел подобного: лицо его брата превратилось в маску беспримесного неистовства.

— Меня тошнит от вас, черви! Вам еще воздастся! Тьма обитает в каждом из нас!

Кёрз устремился вниз по ступеням, будто жуткая ракета, увенчанная мерцающими когтями. Эль’Джонсон взмахнул мечом и ощутил, что тот разрубил броню и плоть, но Повелитель Ночи врезался в него всем телом, и оба рухнули на каменный пол, лязгая доспехами.

Примархи откатились от лестницы, расцепились и вскочили на ноги лицом друг к другу, сгорбившись под потолком коридора.

Больше не было ни издевок, ни игры в кошки-мышки. Конрад атаковал с такой безумной яростью, что Лев лишь благодаря полной концентрации парировал его размашистые выпады. Он вынужденно отступил, и между братьями затрещали разряды, вылетавшие при соударении молниевых когтей с клинками в оболочке силовых полей.

— Ты не сможешь убить меня! — проревел Ночной Призрак, целясь в горло Эль’Джонсона. Тот в последний миг отвел удар коротким мечом. — Не ты убьешь меня!

После этих слов Кёрз словно пришел в себя, но атаки его не стали менее свирепыми. Он обрушил на Льва вихрь атак, проделал с десяток пробоин в его латах. Лезвие, едва не вскрывшее калибанцу череп, обожгло ему лоб и временно ослепило на правый глаз.

— Смирись с этим! — злобно бросил Конрад. — Ты не убьешь меня. Мне даровано искупление: мою жизнь заберет ассасин Императора.

— Я ни с чем не смиряюсь, — мрачно ответил Эль’Джонсон. Отразив новый взмах когтя, он перестал отступать. Львиный Меч рванулся вверх, словно набравшись жизненных сил от хозяина, пронзил правую руку Кёрза ниже локтя и приколол ее к стене прохода.

Ночной Призрак рывком высвободил конечность. Омерзительно затрещали броня и рвущаяся плоть, на кирпичах остались лоскуты почти иссохшей кожи и капли маслянистой крови. Острия когтей оцарапали горло Льва — неглубоко, но примарх отшатнулся и сделал пару шагов назад.

Конрад со злорадным ликованием вновь перешел в наступление, широко раскрыв глаза и весело ухмыляясь. В тесном коридоре лязг оружия был оглушительным, сама близость к Кёрзу подавляла Эль’Джонсона — противник атаковал его чувства так же свирепо, как и тело. Повелитель Ночи оттеснил Льва к началу другой лестницы из пары десятков ступеней, ведущей на второй подуровень. Этаж внизу представлял собой лабиринт деревянных шкафчиков, где хранились тексты, давно запрещенные на остальном Макрагге. Древний скрипторий окружали немногочисленные запертые кельи и маленькие опочивальни, где жрецы когда-то готовились к церемониям, проводившимся на поверхности.

Пятка Эль’Джонсона зависла над краем первой ступени, и он покачнулся, но через полсекунды восстановил равновесие. Не решаясь оглянуться, Лев поставил все на удар в голову брата. Короткий клинок в его левой руке встретился с когтем и прошел в миллиметрах от цели.

Это на мгновение отвлекло Кёрза и вновь уравняло шансы. Размашисто шагнув вперед, Эль’Джонсон столкнулся с Ночным Призраком и обхватил его обеими руками. Прижав врага к груди, калибанец напрягся, поднял его и, выпрямив ноги, прыгнул на лестницу.

После падения Конрад оказался внизу. Его дыхание смердело разложением, будто воздух в саркофагах из склепа. Феррокритовые ступени рассыпались, и примархи рухнули вновь, но теперь уже Лев принял на себя общий вес. Оба покатились дальше, Кёрз рычал в сантиметрах от лица брата, стараясь укусить его клыками, похожими на зубы пираний.

Противники ударились о пол боками. Эль’Джонсон обнажил короткий меч. Вместо того чтобы тянуться за оружием, он сложил пальцы вместе и ткнул Конрада в глотку. Подобный выпад обезглавил бы любого смертного воина, но Повелитель Ночи лишь издал кашляющий смешок.

Усевшись на врага верхом, Лев впечатал кулак ему в лоб. Затылок Кёрза с громким треском врезался в ранец доспеха. Ночной Призрак наугад взмахнул рукой, но калибанец без труда отвел удар.

Конрад по-прежнему смеялся, выплевывая кровь. Ее брызги оседали на белой коже и коричневых зубах.

Эль’Джонсон, терзаемый старыми снами и речами Кёрза, хотел услышать ответ на главный вопрос:

— Зачем ты изменил? Почему ты предал нашего отца?

Повелитель Ночи не слушал его. Он смотрел поверх плеча брата, не в потолок, но на что-то, видимое только ему.

— Когда ты чувствуешь последний вздох жертвы, когда заглядываешь в ее глаза, то становишься богом!

Лев ощутил, что его добыча обмякла, и понял, что Конрад уставился на него. Калибанец не понимал, что написано на лице врага. Что-то вроде блаженства. Умиление? Облегчение?

— Почему бы и нет? — радостно произнес Кёрз. — Почему бы и не предать его? Я не знаю, когда подобные мысли пришли мне в голову, но уходить они не собираются. Как исцелить самого себя? Я не могу сдержать чудовище внутри меня, оно вредит мне так же сильно, как и нашему отцу. Возможно, тебе под силу остановить монстра. Мне — нет.

Эль’Джонсон приставил лезвие меча к горлу Конрада, точно по линии шрама, оставленного им не так давно, хотя казалось, что прошла уже целая жизнь.

— Я готов к освобождению. — Кёрз закрыл глаза, его лицевые мышцы расслабились, мука и безумие исчезли. Под ними открылось истощенное, но человеческое лицо. — Освободи меня.

Лев вспомнил…

— Падай, — сказал лорд-рыцарь брату. Голос его, охрипший и задыхающийся, прозвучал глухо. — Падай.

Глаза второго воина были широко распахнуты, веки дрожали. Жизнь утекала у него сквозь пальцы. Он хотел что-то сказать, но губы шевельнулись беззвучно. Наконец он упал на одно колено. Раны на его груди и животе кровоточили так же сильно, как рассеченное горло. Казалось, что тело воина, безжалостно изрубленное рыцарским мечом, держится на одной лишь отчаянной ненависти.

Лорд-рыцарь улыбался нечасто и не был настолько мелочен, чтобы насмехаться над поверженным противником. Подняв меч в салюте, он прижал гарду к коронованному челу, воздавая честь павшему врагу.

— Я же говорил, — сказал Лев умирающему брату, — что прикончу тебя, Кёрз.

Калибанец поднялся и убрал Львиный Меч в ножны.

— Ты был прав, я не убью тебя. Я не собирался убивать тебя. Вот почему я победил.

Конрад резко открыл глаза, вновь налившиеся ненавистью. Эль’Джонсон схватил его обеими руками, поднял и с размаху опустил на твердый пол. Затем еще раз, и еще дважды Лев бил Ночного Призрака о неподатливый камень.

Изогнувшись, словно рыба на крючке, Кёрз выкрутился из захвата и развернулся в воздухе. Эль’Джонсон метнулся следом и поймал брата за лодыжку. Удерживая Конрада, он крутнулся на месте и ударил противника о стену. Развернувшись в другую сторону, Лев разжал руку и метнул Повелителя Ночи в скрипторий. В полете тот снес полдюжины столов. Старинная мебель превратилась в облако щепок и древесной пыли.

Кёрз поднялся на четвереньки, но не успел уйти от гнева Эль’Джонсона. Ударом сабатона пониже груди он подбросил Конрада в воздух. Второй пинок, направленный в челюсть, повалил Ночного Призрака на спину. Наклонившись, правитель Калибана схватил брата, протащил по полу как тряпичную куклу и снова швырнул к стене. Еще десять столов теперь годились только на растопку.

Пока Кёрз пытался встать, Лев возник из клубов пыли и впечатал колено ему в лицо. Когда Темный Ангел вновь поднял противника, левая рука Конрада повисла плетью. Кряхтя от усилий, Эль’Джонсон оторвал энергоустановку от доспеха Ночного Призрака и бросил ее в сторону. Посыпались искры, зашипели лопнувшие трубки с охладителем.

Держа Кёрза одной рукой за горло, другой за ногу, Лев поднял его над головой. Упав на одно колено, рыцарь Калибана резко опустил тело врага себе на плечи. Доспех треснул, как стебель бамбука, вопль Повелителя Ночи перекрыл хруст его костей.

Эль’Джонсон скинул брата на пол и презрительно посмотрел на него. Конрад лежал на сломанной спине.

— Почему? — простонал он.

— Я не убийца, — ответил Лев. — Тебя казнят, но не ради утоления моей жажды мести. Ради справедливости. Я не стану делать из тебя мученика, оправдывать твои извращенные идеалы.

Кёрз несколько секунд скреб камень когтистыми пальцами, но не мог пошевелиться ниже пояса. Наступив ему на руку, Эль’Джонсон смял латную перчатку и расколол лезвия когтей. То же самое он проделал с другой кистью Ночного Призрака, превратив его в безоружное парализованное ничтожество.

Грудь Конрада затряслась от хриплого смеха. Он посмотрел прямо на Льва, в его глаза, в его душу, и захохотал еще громче.

— Перед тем как все закончится, сломается не только моя спина. — Крошечные отражения растрепанного Эль’Джонсона словно бы тонули в глазах Кёрза, этих черных колодцах. — Я не стану молить о пощаде, но ты будешь просить за меня. Из троих братьев только ты пожертвуешь честью ради меня.

Отведя взгляд, Лев заметил на поясе Конрада меч без ножен, явно изготовленный на Калибане. Наклонившись, Эль’Джонсон сорвал оружие с подвески.

— Что это? — требовательно спросил он, поднеся клинок к избитому лицу Кёрза. — Где ты его взял?

— Один из твоих воинов очень забывчив, брат. — Ночной Призрак запрокинул голову, длинные прямые волосы рассыпались по темному камню. — Он оставил свой меч у меня в спине.

Из коридора наверху донесся грохот сабатонов. Выпрямившись, Лев обернулся и увидел в начале лестницы Редлосса с группой сопровождения.

— Стоять! — рявкнул примарх. — Его тело изломано, но дух по-прежнему неуемен. Принесите цепи. Тяжелые цепи.

Гексаграмма

 

Глава 29:

Лорд Сайфер

Калибан

Каким бы обширным ни был Десятичный зал, для перестрелки там места не имелось, и вспыхнувшая битва вскоре перешла в рукопашную схватку между воинами, верными Лютеру, и теми, кто поддерживал убитого Белата. Зубья цепных мечей скрежетали по керамитовым доспехам, заточенные боевые ножи блистали в свете ламп. Латные перчатки врезались в броню и плоть. С обеих сторон звучали оглушительные выкрики.

Космодесантники на балконах не могли отличить врагов от друзей, и залпы сверху быстро прекратились. Гроссмейстер в ужасе наблюдал за боем, не выходя из-за главного стола. Лорд Сайфер оставался возле него, держа наготове силовой меч и плазменный пистолет.

Асмодей скрестил клинки с Гриффейном. Прославленный Копьеносец вновь и вновь обрушивал меч на библиария, но его удары отражала мерцающая стена псионической энергии. Псайкер почти не атаковал в ответ, вся его мощь уходила на поддержание защиты от яростных выпадов противника.

Захариил бросился в сражение с пистолетом в одной руке и психосиловым мечом в другой, чувствуя, как в клинке пульсирует ментальная энергия. Мистик рассеянно отметил, что оружие испускает нефритовое сияние, а не лазурное, как прежде. За магистром следовали его ученики — Тандерион и Вассаго с похожими на скипетры булавами, пылающими псионической мощью, Картей с сияющим золотом моргенштерном и Азрадаил с длинным полуторным мечом.

Энергия Калибана увивалась вокруг Захариила, направляя его к воинам, в душе недовольным родной планетой. Мысленный взор псайкера находил непокорных Темных Ангелов так уверенно, словно их доспехи были раскрашены в ярко-оранжевый цвет.

Магистр мистиков вонзил меч в бок ближайшему неприятелю, керамитовые пластины над сросшимися ребрами разошлись в блеске псионического поля. Кости раскололись, как от попадания разрывного болта, насыщенное варпом острие вошло словно в масло в легкое и вспомогательное сердце. Задыхаясь, легионер попробовал развернуться, но один из бывших братьев сбил его с ног ударом болтера. Убийца не останавливался, пока затылок другого воина не превратился в кровавое месиво.

Захариил оказался лицом к лицу с верным ему космодесантником, обменялся с ним понимающими взглядами и двинулся дальше.

+Магистр!+ Псайкер услышал тревожный мысленный крик Тандериона в тот же миг, как сам увидел будущее.

Возле главного стола Лютера уводил от опасности кто-то из офицеров, поддержавших мятеж. Рядом поднимал пистолет лорд Сайфер. Со стороны могло показаться, что он целится в союзников Белата, но в видении Захариила сгусток плазмы поразил его незащищенную спину.

Не успел магистр мистиков что-то предпринять, как Тандерион метнулся к Сайферу, вскидывая руку в попытке отвести выстрел. Псайкер только начал создавать псионический щит, когда раскаленный добела заряд вонзился ему в лицо и прожег шлем насквозь.

Безголовый труп мистика упал на одно колено и повалился набок. Прижженный обрубок шеи дымился, словно жаркое, поданное до этого пировавшим воинам.

Хотя Захариил ожидал нападения лорда Сайфера, в буквальном смысле предвидел атаку, он на мгновение пораженно замер. Бросив его умирать в Северной Чаще, хранитель традиций просто воспользовался моментом. Теперь он показал, насколько далеко готов зайти.

Магистр мистиков понимал, что решающая схватка теперь неизбежна. В суматохе битвы он имел шанс сразить бывшего соратника, окончательно ставшего непримиримым врагом.

Осознав, что упустил возможность покончить с Захариилом, лорд Сайфер побежал к одному из входов для слуг. Псайкер счел, что так даже лучше — если, конечно, соперник не успеет найти убежище под крылом Лютера.

Сражение уже распространилось на весь зал и выходило за его пределы. Противники идеи гроссмейстера поодиночке и парами старались вырваться наружу, в Ангеликасту. Вероятно, они рассчитывали найти новых союзников.

+3а мной, мистики,+ скомандовал Захариил.

Он отрубил ногу ближайшему космодесантнику, чтобы выбраться из свалки, и помчался за Сайфером. Полы рясы псионика развевались на бегу.

За дверью уходил вниз короткий коридор, оканчивающийся крутой лестницей. Магистр мистиков слетел бы по ступеням вниз головой, если бы не схватился за привинченный к стене стальной поручень. Под весом легионера в броне тот оторвался, но Захариил успел восстановить равновесие.

Снизу донесся стук сабатонов по камню, затем раздались удивленные крики и краткие приглушенные команды. Псайкер как можно проворнее спустился вниз, слыша за спиной шаги учеников.

Преодолев три пролета, они оказались в сводчатом помещении под Десятичным залом. Здесь стояли широкие кирпичные колонны, служившие опорой громадного чертога наверху. К воинам подбежали несколько служителей с тревогой на лице.

— Прочь! — приказал им Захариил, махнув мечом в сторону лестницы.

Дополнительные приглашения не понадобились. Через считанные секунды шаги слуг уже смолкли вдали.

— Я чувствую, что ты еще здесь! — выкрикнул псайкер, заметив отсветы разума Сайфера в нескольких метрах справа. Мистики веером двинулись туда, их оружие мерцало псионическим сиянием, что отбрасывало пляшущие тени на терракотовый пол. — Ты искал этой схватки. Зачем снова откладывать ее?

Темный силуэт выскользнул из теней впереди, на некотором удалении от ментального отклика, который ощущал Захариил. Клинок лорда-шифра вспыхнул лиловыми язычками пламени и вошел в бок Картея до самого хребта, разрубив кости и внутренние органы. Мистик взревел от боли и рухнул, выронив моргенштерн.

Не останавливаясь, Сайфер врезался плечом в Азрадаила, и легионеры вместе налетели на колонну. Хранитель традиций отпрыгнул назад и исчез в полумраке.

Магистр мистиков потянулся мыслями в пустоту, стараясь отыскать пси-след неприятеля, но отыскал лишь тьму.

— Покажитесь! — зарычал он, наполняя подвал энергией Калибана.

В тусклом псионическом свете Захариил увидел несколько десятков маленьких созданий в капюшонах. Они стояли поодаль, неотрывно наблюдая за псайкерами.

— Мы на одной стороне, — сказал магистр мистиков, шагая к ближайшему Хранителю-во-Тьме. Меч он держал на отлете, но готов был парировать любой удар. — Мы оба служим Калибану.

— Не ты. — Голос принадлежал Сайферу, однако звучал так, будто ему вторил хор шепотков, не отражавшихся от стен подвала. — Ты служишь узнику Калибана.

— Это скованный дух планеты, и его нужно освободить. — Захариил метнул струю пламени в направлении голоса, но свирепый огонь потух всего в нескольких метрах.

— Уроборос — не душа Калибана, а захватчик.

Мир словно бы распался вокруг Захариила. Сбитый с толку, он оступился на ровном полу. Колонны словно бы взмыли к небу, выше шпилей Ангеликасты, а подвал вытянулся за горизонт. Время замедлилось, пылинки и песчинки, что падали с кирпичей, зависли в воздухе, но где-то на грани восприятия планета завращалась быстрее. Дни и ночи сменяли друг друга за единственный удар сердца.

Псайкера затошнило.

Энергия Калибана влилась в его руку и дернула ею помимо воли хозяина. Раздался громкий и резкий звон стали об усыпанный кристаллами металл — опускавшийся клинок Сайфера столкнулся с мечом Захариила. Мистик не чувствовал, что враг подходит к нему, и теперь, увидев его, испытал потрясение.

На месте воина в броне возник бородатый мужчина в одеянии из коры и листьев — дерево в человеческом обличье. И не одно дерево, но целый лес: волосы его расстилались пышным пологом, мышцы напитывались силой миллионов глубоких корней…

— Прочь! — Захариил высвободил свой гнев в несфокусированной вспышке, волне беспримесной энергии, устремившейся от него во все стороны.

Зеленый человек стоял непоколебимо, шевеля пальцами-ветвями.

— Еще не поздно, — сказал лорд Сайфер. Губы бородача двигались в такт словам, но звук доносился до псайкера с огромного расстояния. — Отрекись от ложного господина и подчинись Ордену. Подчинись Порядку.

— Тот первый рыцарь пришел сюда не из-за пещеры, верно? — усмехнулся мистик, содрогаясь от силы, текущей в него из сердца планеты. — Его привели Хранители. Они нуждались в стороже для тюрьмы. Орден сражается не за Калибан, а за них.

— Орден и есть Калибан.

— Мы не рабы Хранителей! Калибан — Уроборос — освободит нас. Освободит от Империума, от страха перед Хорусом, от этих ином ирных тварей, что используют нас в своих целях. Не я, а ты служишь ложным господам! Я видел истину. Твои слова здесь не имеют силы. У Хранителей нет силы, кроме той, которую мы даем им сами.

Поднимаясь на ноги, Захариил изгнал видение зеленого человека, и Сайфер предстал перед ним в смертном облике. Лорд-шифр рубил оболочку энергии, окружавшую мистика, но его удары становились все слабее и отчаяннее.

— Вы не можете атаковать меня напрямую, — псайкер, не удостоив Сайфера вниманием, обратился к Хранителям-во-Тьме. — Вы действуете через нас, превращаете людей в свои щиты и мечи. Я поступаю иначе.

Уроборос забился в оковах, умоляя Захариила вызволить его. Ангеликаста, весь Альдурук чуть вздрогнули. Это был легкий толчок, намного слабее мощного землетрясения, после которого ушла под землю половина аркологии Северной Чащи.

— Ты принес его сюда? — Каждое слово человека под капюшоном сочилось ужасом. Чуждый легионеру страх, тот же, что охватил Сайфера в северном подземелье, теперь казался ощутимым. Он окружал тело воина, словно марево.

Захариил почувствовал, как Вассаго ментально присоединился к нему — слился с духом Уробороса, наполнил свой разум силой единого пси-потенциала.

— Уходите, — сказал магистр мистиков чужакам. — Уходите, или я выпущу Червя-покорителя, и он пожрет нас всех. Вам не место в Альдуруке.

Прошла секунда, бесконечная и мгновенная. Подвал вновь стал обычным помещением, сделанным из камней и известкового раствора, освещенным несколькими лампами с багряным стеклом.

Сайфер стоял перед Захариилом. Вассаго и Азрадаил зашли лорду-шифру за спину.

— Мой господин, твои Хранители оставили тебя. — Магистр мистиков подошел к врагу на расстояние вытянутой руки. Глаза Сайфера под визором были наполнены страхом, не яростью.

— У тебя нет меча. — При этих словах псайкера разряды энергии Калибана, словно змеи, поползли по оружию лорда-шифра. Клинок осыпался на пол горсткой ржавчины. — Покажи мне свое лицо.

Зеленые псионические щупальца сорвали наличник со шлема воина. Захариил изумленно отступил, увидев знакомые черты.

— Ты надежно оберегал тайну, — пробормотал он. — Тебе недолго осталось хранить ее. На колени.

Пси-удар подрубил ноги Сайфера, раздробив кости под мышцами. Лорд-шифр с болезненным криком упал на четвереньки и склонил голову перед псайкером.

— Ты проклял… себя… и весь… Калибан, — прошептал он в промежутках между сдавленными стонами. — Ты не понимаешь… чего стоит… союз с Хаосом.

— Сделайте так, чтобы тело не нашли, — отвернувшись, велел Захариил своим мистикам. — Пусть его запомнят только камни.

 

Глава 30:

Сломанный клинок

Ультрамар

Из-за округлых наклонных трибун Легата Коллегиум напоминала арену для гладиаторских боев. Пол ее, согласно обычаю, был посыпан тонким белым песком с берегов Адельфия. Здание, когда-то открытое всем стихиям, теперь прикрывал погодный козырек. На него постоянно проецировалось изображение солнечного неба, хотя в городе уже начались обильные снегопады. С верхних ярусов свисали знамена древних семейств — красные и золотые, синие и серебряные, черные и зеленые стяги, каждым из которых можно было накрыть сверхтяжелый танк.

Когда-то ходили легенды, что в давние времена здесь устраивали кровавые игрища короли-воины Макрагга. Исследования Жиллимана показали, что здесь проводились только состязания в ораторском искусстве.

Робаут спрашивал себя, не воплотятся ли сегодня в жизнь эти жестокие мифы.

Вся мебель и прочие атрибуты суда были выполнены из темной, почти угольно-черной древесины с гор. Перед прибытием Имперского Триумвирата в обстановку внесли незначительные изменения. Длинный стол, за которым всегда заседали пятеро judicia major, убрали и поставили вместо него троны и пюпитры, рассчитанные на размеры примархов.

Перед ними, словно авангард отряда арбитров высочайшей инстанции, располагались дюжина кресел и столов меньшего размера. Их обычно занимали тетрархи и их praetor civilis, когда рассматривали апелляции на решения, вынесенные магистратами.

Обычно во время разбирательства истец и ответчик входили через южные ворота Легаты Коллегиум, после чего излагали свое дело любому свободному магистрату. Им давался один день на предоставление доказательств, после чего выносилось постановление суда. Стороны конфликта или соглашались с оным, или же обращались к гражданскому претору. Гонорары адвокатов при этом возрастали так значительно, что перенос дела в высшие инстанции грозил разорением большинству жалобщиков. Вследствие этого до главных судей доходили только те люди, кто искренне верил в неправедность прежних решений.

Жиллиман ожидал прибытия Сангвиния, сидя в одиночестве. Трибуны были забиты до отказа, немало мест занимали космодесантники из легионов, присутствующих на Макрагге, — воины Льва в черном, Белые Шрамы в светло-палевой броне, красное пятно там, где находились Кровавые Ангелы, эбеново-серебристые Железные Руки и голубовато-серые Волки Фенриса. Не будь воины созваны по столь ужасающему поводу, Робаут обрадовался бы наглядному подтверждению своей теории, что Макрагг может стать местом сбора для всех защитников Империума. Сочная лазурь Тринадцатого виднелась повсюду, не только на доспехах Ультрамаринов, но и на платьях, пальто и рясах обычных людей, народа Жиллимана и его легиона.

В Легата Коллегиум часто царила непринужденная атмосфера, поскольку студенты-законники и зеваки приходили сюда, чтобы понаблюдать за процессами, словно за развлекательными передачами на гражданских каналах. Сегодня в аудитории разговаривали только шепотом.

Местному отряду вигилов были приданы пять рот Преценталианской Гвардии, получившие задание выводить смутьянов и пьяных. Столь многие жители города захотели увидеть, как вершится история, что места на трибунах пришлось разыграть в лотерею. Поступили также запросы на размещение вокруг арены операторов пикт-трансляций, но Робаут счел, что это уже слишком. Нельзя превращать суд в увеселительное мероприятие.

В обычных обстоятельствах Легата Коллегиум рассматривала гражданские дела, но после того как Лев объявил о военном положении, она получила функции армейского трибунала. Впрочем, даже этого недоставало для разбора предстоящего дела.

Законы Макрагга — двенадцать уложений «Табулы Легатус» — были настолько неприкосновенными, что Жиллиман не решился изменить их даже во время самых радикальных реформ. В соответствии с ними примархи не могли выдвигать обвинение против Конрада Кёрза и при этом выступать судьями. Поэтому справа от тронов установили и отгородили скамьи, которые заняли старшие офицеры трех легионов. Эти воины, одновременно истцы и свидетели, пережили нападения Кёрза и должны были говорить от имени погибших.

Возвышение для адвокатов пустовало. Конраду предстояло лично отвечать на обвинения. Помимо того что даже знаменитые своим крючкотворством юристы Легаты Коллегиум не желали пятнать свою репутацию защитой Ночного Призрака, он сам не доверил бы собственное дело постороннему.

Без всякой помпы вошел Сангвиний, и приглушенные разговоры стихли. Пока Ангел шел через арену, кончики его крыльев оставляли полосы в белом песке. Доспех примарха искрился в искусственном освещении, драгоценные украшения сияли, словно озаренные изнутри. Золотистые волосы водопадом спадали ему на плечи. Перед тем как сесть, он вздернул подбородок и окинул толпу пронизывающим взглядом.

«Настоящий император», — подумал Робаут.

Неразборчивый гул голосов возобновился, Сангвиний занял свое место и наклонился к Жиллиману.

— Мы не ошиблись с публичным процессом, брат? — спросил регент Империума.

— Тайное правосудие — не правосудие, — ответил Робаут. — Это основа Двенадцати уложений, причина того, что Легата Коллегиум открыта для всех.

— Я боюсь, что мы позволим молве разнести по миру то, чему следовало бы остаться взаперти.

Жиллиман, удивленный и выбором слов, и смыслом сказанного, посмотрел на брата:

— Почему? Разве мы не в своем праве?

Ангел покачал головой:

— Все обвинения обоснованы, меня беспокоит другое. Наш невменяемый брат пытался привлечь внимание к своему делу. Он требует возможности оправдать себя. Если пламя Кёрза столь неудержимо, зачем мы утруждаем себя и сами раздуваем его?

— Какие слухи разлетелись бы в самые дальние уголки Империума, если бы мы устроили закрытый суд? Люди видели огонь и смерть в Иллирии, теперь нужно показать им причину этого.

— Возможно, таков план Конрада. Сначала он нашел сторонников в Иллирии, теперь его речи услышат во всех Пятистах Мирах. Мы построили для него высочайшую кафедру, откуда он будет изливать свою ненависть.

— Нам нельзя ставить себя над законом. Поступив так, мы дадим опору под ногами социальным вандалам вроде Кёрза. Сейчас он полностью защищен положениями нашего судопроизводства. Ему разрешено выступать. Если мы запретим Конраду говорить, он заявит, что процесс нелегитимен, и будет совершенно прав. Нужно отстаивать верховенство всех законов, брат, — или ни одного.

Сангвиний улыбнулся, но глаза его остались печальными.

— Ты действительно веришь в это, не так ли, Робаут? — Кровавый Ангел отвернулся, к нему вернулась прежняя твердость. — Представь, какие новости разойдутся по свету. Какой поток лжи Хоруса и Лоргара извергнет Кёрз, какие неопровержимые измышления услышат люди?

— От нас будет зависеть, чем мы ответим на них, как донесем до народа истину. Нам следует верить, что сила в правде. И пусть эта вера придаст нам решимости исполнить наш долг так, как мы его понимаем.

— Ты многое возлагаешь на веру, брат.

Жиллиман обдумал доводы императора-регента. Да, до сих пор в Империуме пресекали распространение дезинформации, ведущееся агентами Лоргара. Правда была на стороне Триумвирата, но речи Конрада могли привести к брожениям. Он знал, как отыскать и углубить трещины в человеческой решимости. Посторонние утверждали, что Ночной Призрак и его легион используют тактику террора, но стратегии Кёрза были намного сложнее примитивного запугивания. Он сеял раздор между врагами, точно так же, как Сангвиний сглаживал разногласия среди союзников.

— Я могу ошибаться, — уступил лорд-хранитель. — Ты — император-регент, и я, как и закон, служим для исполнения твоей воли.

Такое признание не обрадовало Ангела. Склонив голову, он потер лоб кончиками пальцев.

— Ты поступишь так ради меня, брат? Если ты готов по моей прихоти отказаться от своих убеждений, что помешает мне стать тираном?

— Твое сердце, мой господин император. — Никогда в жизни Жиллиман не произносил более справедливых слов. В тот момент он сочувствовал брату, зная, что Сангвиний не желает править. Именно по этой причине ему следовало оставаться правителем. — Твои истинные намерения всегда чисты. Мы — триумвират, но ты — будущий Император. Лев и я согласны с этим. Решающим голосом должен обладать кто-то один, иначе согласия не будет ни в чем.

Подняв голову, Ангел обвел арену взглядом. На мгновение Робауту показалось, что император-регент поступит, как хотел, и объявит о закрытом процессе. Сможет ли Жиллиман следовать за ним и дальше, нарушив свои принципы? Неужели ему придется заплатить такую цену за выживание Империума Секундус?

— Введите арестанта, — объявил Сангвиний, и слова его разнеслись по амфитеатру.

Когда приказ Ангела прозвучал из вокс-динамиков во временной камере, построенной под Легата Коллегиум, Кёрз и Эль’Джонсон разом подняли голову. Темный Ангел ни на секунду не отходил от пленника, но тот, кажется, покорно ждал суда и безмолвствовал с тех пор, как его вынесли из иллирийского храма. Насмешливо улыбнувшись, Конрад нарушил молчание:

— Балаган начинается снова.

Лев взялся за звенья оков, соединяющих ручные кандалы Кёрза с цепью на поясе. На арестанте был только килт из черной кожи, белые волосы ему стянули на затылке. Пальцы рук и костлявых ног оканчивались сломанными ногтями. Без доспеха Конрад выглядел заметно ниже, но его конечности все равно были длиннее, чем у Эль’Джонсона. Кожу нострамца, бледную, как у глубоководной рыбы, пронизывали хорошо заметные синеватые жилки. Его тело покрывали шрамы — одни настолько старые, что уже превратились в смазанные розовые пятна, другие гораздо более свежие, вроде струпьев над ранами от Львиного Меча и пореза на горле. Исцеляющийся позвоночник узника поддерживали кольца и ортопедические скобы компрессионного аппарата.

Лорд-защитник вытолкнул Кёрза из особо прочной клетки, и тот, шлепая босыми ногами по камню, послушно направился к лестнице, ведущей под открытый купол Легата Коллегиум. Темный Ангел в одиночку вывел Ночного Призрака под яркий искусственный свет, и многотысячная толпа затихла, увидев, как источник ее страхов и кошмаров появляется из сумрачного коридора.

Конрад огляделся по сторонам с равнодушным видом, без привычных ужимок. Еле заметная презрительная ухмылка коснулась губ арестанта, когда Лев провел его по белому песку и остановил перед Жиллиманом и Сангвинием.

— Если сдвинешься с места, я убью тебя, — предупредил Эль’Джонсон перед тем, как занять свой трон.

— Приветствую, братья, — сказал Кёрз, переводя взгляд со Льва на Робаута и затем на Ангела. — Вижу, все вы еще живы и здоровы.

Сангвиний поднялся:

— Конрад Кёрз, ты предстал перед судом Имперского Триумвирата, чтобы ответить за преступления и бесчинства, совершенные против Империума и его служителей. Полный список обвинений будет оглашен позднее, сейчас же достаточно сказать, что ты развязал войну, а также спланировал серию убийств и актов террора. По законам Макрагга, на тебя распространяется презумпция невиновности, но желаешь ли ты сделать вступительное заявление в свою защиту?

Ночной Призрак скривил нижнюю губу, посмотрел на свои кандалы и слегка потряс ими. Вздохнув, он снова уставился на императора и чуть наклонил голову:

— Еще раз повторю, брат: я делаю только то, ради чего был рожден. Ради чего были рождены мы все.

Подавшись вперед, Лев впился взглядом в примарха, исказившего свою суть.

— Тебе дали время изучить доказательства против тебя. Ты признаешься в совершении упомянутых преступлений?

— Суть обсуждаемых событий передана правильно. Я утверждаю только, что они не являются преступлениями.

На трибунах и в ложах поднялся гневный шепот, по большей части исходящий от космодесантников. Эль’Джонсон посмотрел на легионеров, готовых давать показания:

— Многие с тобой не согласны.

Проследив за взглядом брата, Кёрз присмотрелся к воинам и тут же просиял:

— Командующий Азкаэллон! Но ведь тебе, наверное, не с руки было приходить сюда?

— Мразь! — взревел Кровавый Ангел и вскочил со скамьи, собираясь выйти из-за загородки.

Товарищи удержали его, Ольгин и Город бросились успокаивать покалеченного космодесантника. Конрад расхохотался. Из толпы донеслось несколько выкриков с угрозами и обвинениями.

— Ты отказываешься признать законность нашего суда? — спросил Жиллиман. — Оспариваешь наше право вести процесс?

— Ваше право? — Кёрз покачал головой и облизнул губы. Он попытался указать на Льва, но оковы помешали. — Нет, только право того, кто привел меня сюда.

Робаут посмотрел на Эль’Джонсона, и тот мотнул головой. Калибанец ожидал, что Конрад в какой-то момент заупрямится, и сейчас это происходило перед самой обширной аудиторией.

— У тебя есть конкретная жалоба? — продолжил Робаут. — Разбирательство — не место для косвенных намеков.

— Боюсь, я не смогу процитировать нужный параграф уложений Макрагга, но уверен, что закон запрещает одному преступнику судить другого.

— Ты обвиняешь меня в нарушении закона? — До этого Лев поклялся себе, что не поддастся на язвительные выпады Кёрза. Он говорил ровным тоном и сохранял спокойствие, подражая бесстрастной манере Жил-лимана. — Я не выходил за рамки полномочий, данных мне императором-регентом и Имперским Триумвиратом. Мои действия основывались на нормах указа о военном положении и были полностью легитимными.

— Лицемер! — злобно бросил Конрад. — Ты убил намного больше граждан Пятисот Миров, чем я!

— Правила боя допускают наличие случайных жертв военных действий, — терпеливо ответил Эль’Джонсон. — Это прискорбно, но законно.

Ночной Призрак обратился к Робауту:

— Брат… Я удивлен, что ты поддерживаешь убийцу своим молчанием. Ты слепо наделил властью этого типа с манией величия и удивляешься, в чем твоя ошибка. Возможно, стоило подумать перед тем, как выпускать Льва из клетки?

— Здесь судят не меня! — рявкнул Эль’Джонсон, осознав, что Кёрз пытается расколоть единство Триумвирата.

— А следовало бы! — огрызнулся Конрад, по-прежнему глядя на Жиллимана.

Примарх Ультрамаринов нахмурился и взглянул на Сангвиния, ища поддержки. Император выставил открытую ладонь в сторону Повелителя Ночи:

— Пока что ты не сделал ни одного обоснованного заявления. Я спрашиваю снова: выдвинешь ли ты четкое обвинение перед тем, как мы продолжим?

— Спроси нашего благородного брата с Калибана, что произошло на Альме Монс. Спроси его о фосфексе и прометии, о плазменных и рад-бомбах. Разве это не излишнее применение силы? Почему Лев не вскрыл цитадели Привратника торпедами и лэнс-залпами? Он хотел причинить как можно больше боли и страданий, оставить неизлечимый шрам.

— Это не так, — возразил Робаут. Эль’Джонсон с ужасом понял, что лорд-хранитель скажет следом, и встал с трона, чтобы помешать ему, но опоздал. — Император-регент запретил лорду-защитнику применять орбитальную бомбардировку.

— Помните, братья, что этот змей всеми силами пытается столкнуть нас между собой. — Вытащив меч, Лев шагнул к Кёрзу, который напоминал кота, получившего вместо блюдца со сливками всю молочную ферму. — Он тянет время и мутит воду, стараясь отвести внимание от своей очевидной вины.

— Убери клинок! — Сангвиний поднялся следом. — Я не допущу бессудной расправы!

— Никаких орбитальных атак? — Конрад ухмыльнулся, не спуская коварных глаз с Эль’Джонсона. — Обвинение выдвинули за меня. Разве не огонь с небес опустошил склоны Привратника? Я своими глазами видел безжалостные удары, нанесенные Львом из космоса.

— Мы не засекли подобного нападения, — возразил Жиллиман, но неуверенным тоном.

— Хитроумная уловка. — Кёрз был искренне впечатлен ею, как осознал Эль’Джонсон. — Бомбы из десантных капсул. Ракеты из транспортных кораблей. Торпеды из штурмовых таранов. Все веселье орбитальной бомбардировки, никаких проблем с нарушенной клятвой!

Робаута словно бы хватил удар, от его лица отхлынула кровь. Глядя на брата, Лев видел, как его недоумение сменилось страданием, которое быстро перешло в гнев. Жиллиман вскочил на ноги, побледневшее лицо примарх а мгновенно налилось краской.

— Ты лгал нам! — взревел он. — Ты не собирался держать слово!

— Брат, приди в себя, — произнес Лев. — Не забывай, где мы.

С трибун понеслись громкие проклятия. Робаут наступал на Эль’Джонсона, обвиняюще тыча в него пальцем:

— Ты вообще не подчинялся приказам императора!

— Вовсе нет, — ответил Лев. — Я выполнил ваше распоряжение и отвел бойцов из Иллирии. Только затем вы оба связали мне руки своей неуверенностью.

— Связали руки, — захихикал Конрад, звеня кандалами. — Со связанными руками все становятся безобидными, не так ли?

— Молчать! — Эль’Джонсон занес клинок над Кёрзом. Один взмах покончит с его ложью и интригами. Другую руку Лев с мольбой протянул к Сангвинию. — Я принял решение на месте, не обдумывал его заранее. Сколько наших воинов погибло бы в бессмысленной атаке?

— Убери меч, брат. — Император не повышал голос, но перекрыл шум, нараставший вокруг арены. Он расправил крылья и словно бы вырос над Легата Коллегиум, подавляя всех присутствующих своей могучей волей. Несколько секунд казалось, что от Кровавого Ангела исходит золотистый свет.

Эль’Джонсон медлил. Всезнающая ехидная ухмылка Конрада приводила его в бешенство. Один удар, и все будет кончено.

Снова взглянув на Сангвиния, Лев увидел величие и человечность брата.

Он опустил руку.

— Как пожелает мой господин.

— Ты должен был прийти к нам, брат, — сказал Ангел. — Довериться нам, нашим суждениям.

— У меня не было времени, — произнес Эль’Джонсон, понимая, что это слабое оправдание. — Возникла срочная необходимость в радикальных мерах.

— Это тебя не извиняет. — Следом Жиллиман обратился к Сангвинию: — Он нарушил прямой приказ. Лорд-защитник должен исполнять волю императора-регента, а не определять ее.

— Возможно, этим желает заниматься сам лорд-хранитель? — парировал Лев. — Не хочешь уступать место у штурвала?

— Да, Робаут, как насчет твоих амбиций? — радостно подхватил Кёрз. — Боишься соперников?

— Прикуси язык! — гаркнул Жиллиман. — Тебя еще ждет приговор!

— Приговор ждет меня с тех пор, как я открыл глаза на окутанном ночью Нострамо, — печально вздохнул Конрад. — Но никому из вас не хватит духу исполнить его. Все вы — трусы, которые лишь говорят о решимости, но не выказывают ее. Вы заставите меня мучиться, пока не придет ассасин с клинком. И не родилась еще та, что возьмет меч и принесет мне покой.

— Ни слова больше, — предостерегающе указал на него Сангвиний. Он несколько секунд изучал Эль’Джонсона, словно бы оседая внутри доспеха, после чего сложил крылья. — Клинок не может рубить помимо воли того, кто держит его. Нельзя, чтобы наши мечи управляли нами — они жестокосердные господа.

Ангел отвернулся и оперся рукой на подлокотник трона, словно от усталости. Для всех вокруг это движение заменило собой обвинительный вердикт.

— Отдай мне свой клинок, брат. — Робаут говорил тихо, но в притихшем амфитеатре его слова прозвучали раскатами грома.

Протянув руку, он подошел ко Льву.

Вновь посмотрев на Сангвиния, примарх Темных Ангелов убедился, что лишен поддержки. Кёрз оставался от него на расстоянии удара. Один взмах, и голова Конрада слетит с плеч. Вероятно, Жиллиман понял, о чем думает Эль’Джонсон, и шагнул вперед. Калибанец, полностью сосредоточенный на Ночном Призраке, вдруг обнаружил, что Робаут выхватил у него Львиный Меч.

Он повернулся, собираясь вернуть оружие, но застыл под взором брата, пылающим ледяной яростью. Подергивая скулами, примарх Ультрамаринов поднял клинок Эль’Джонсона обеими руками и резко опустил его на колено.

На глазах Льва его меч раскололся по долу на две половинки. Блеснув в искусственном солнечном свете, они выпали из разжавшихся пальцев Жиллимана и улеглись в белый песок у ног хозяина.

— Меч в оплату за клятву! — прорычал Робаут сквозь сжатые зубы. — Вот чего стоит твоя честь, «рыцарь Калибана».

Обойдя Эль’Джонсона, он взялся за цепь Кёрза. Ночной Призрак позволил увести себя, оглядываясь через плечо и улыбаясь опозоренному командиру Темных Ангелов.

Лев медленно наклонился, вытянул руку и подобрал половинки сломанного клинка. Печаль примарха сменилась гневом.

— Ты слаб! — крикнул он, ткнув обломками в сторону Жиллимана. — Галактику не завоевать лицемерием, брат. И оно не спасет тебя от Хоруса!

— Уходи, — послышался из-за спины калибанца голос Ангела. Эль’Джонсон немедленно пожалел о сказанном, вспомнив видение, что в последнее время терзало его господина. Лев шагнул к Сангвинию, но следующие слова императора остановили его. — Покинь нас, брат. С Триумвиратом покончено. Тебе нет места в Империуме Секундус.

Эль’Джонсон хотел возразить, но говорить больше было не о чем. Он вышел из Легата Коллегиум, ни разу не обернувшись.

 

Глава 31:

Вероломство и бесчестие

Калибан

Гудение двигателей, от которого дрожала палуба, пробуждало множество воспоминаний. Меря шагами капитанский мостик «Копья истины», Астелян заново переживал кампании, в которых командовал почтенной боевой баржей.

Неулучшенных служителей, обычно наблюдавших за работой второстепенных систем корабля, временно отстранили от дел. Теперь экипаж мостика полностью состоял из верных Мериру легионеров, и они выжидающе смотрели на него с боевых постов.

— Какие будут приказы, первый магистр? Что ты намерен делать? — Галедан, как заместитель Астеляна, стоял чуть сбоку от него, на месте командира звездолета. Очень жаль, что Мелиан повел себя настолько наивно. Как славно бы вышло, если бы все трое воссоединились в прежних ролях.

— Мои приказы? — Терранин ухмыльнулся. — У меня под началом полностью боеспособное «Копье истины». Я могу делать, что пожелаю, старый друг. Если захочу отправиться к точке Мандевилля и покинуть убогий Калибан, так и поступлю. С боевой баржей и тридцатью тысячами космодесантников можно завоевать целый сектор.

Подойдя к штурманскому пульту, Мерир нажал несколько кнопок. Гололит-проектор вывел на главный экран объемное изображение ближайших звездных систем. Астелян с улыбкой повернулся к Галедану.

— Выбирай, — велел он.

— Магистр?

— Выбери систему, и я покорю ее для тебя. Даже переименую в твою честь. Галедания? Галедан Прим? Альфа-Галедия?

Его заместитель с нарочитой внимательностью изучил карту и потер подбородок.

— Почему бы нам…

Офицера перебил Бастуллан, следивший за показаниями сенсоров:

— Первый магистр, на орбитальных платформах скачок энерговыделения. Они набирают заряд.

— Обнаружено наведение орудий на «Копье истины», первый магистр, — добавил Галедан, заглянув Бастуллану через плечо.

— Первый магистр, как нам действовать?

— Кто-то нам не доверяет, — подняв бровь, заметил Астелян. — Оставайтесь наготове, но не будем накалять ситуацию.

— Входящий сигнал по командному каналу, первый магистр.

— Отвечу на него в стратегиуме, — сказал Мерир, направляясь к двери в боковой переборке. — Канал сара Лютера?

— Да, первый магистр.

Кивнув, Астелян вышел с мостика в стратегиум, и створки дверей с шипением сомкнулись за ним. Почти все помещение занимали различные когитаторы и пульты связи, в центре находился гололитовый стол. Подойдя к ближайшей приемной станции, Мерир включил визуальный поток. Вспыхнул дисплей, расположенный на уровне груди, в изогнутом стекле появилось серо-белое изображение Лютера. Терранин понял, что гроссмейстер у себя в кабинете.

— Назови хоть одну причину не сбивать тебя, вероломный пес! — яростно выкрикнул Лютер.

— Ты не станешь уничтожать «Копье истины», — ответил Мерир.

— Астелян, на твоих руках кровь восемнадцати космодесантников. Ты умышленно лишил меня всех шансов переубедить Белата.

— Полагаю, мы оба можем говорить откровенно, cap Лютер. — Подтверждения терранин ждать не стал. — Именно это я и сделал. Я хотел проверить, можно ли тебе доверять.

— «Доверять»? — Гроссмейстер треснул кулаком по столу. — Доверие для тебя ничто, Астелян. Я сглупил, когда доверился тебе!

— Они были Темными Ангелами.

— О чем ты?..

— Убитые космодесантники. Они были Темными Ангелами. Врагами, как заявил ты сам. Мне требовалось узнать, верен ли ты своему слову. Явятся другие, и тебе нужно быть готовым к противостоянию.

— Ты действовал без приказа!

— Повторю, я делал то, что должен был. Теперь наш договор скреплен пролитой кровью. Наши судьбы переплетены, гроссмейстер. И Белат, я так понимаю, мертв?

— Да. Он был убит Захариилом, когда пытался напасть на меня.

— Захариилом?.. Интересно. Наши потери?

— Невелики. Из тех, кто сражался, выжили Захариил и горстка его аколитов. Лорд Сайфер исчез. Видели, как он покидает зал, но там была полная неразбериха. Возможно, его захватил кто-то из неприятелей.

— Или он нашел других союзников, — мрачно заметил Мерир. — Дели Сайфера никогда полностью не совпадали с нашими.

— Это уже не твоя забота. Я лишаю тебя чина, изгоняю из Ордена и направляю роту рыцарей, которые возьмут тебя под стражу.

— Ты отзовешь их. — Астелян наклонился к пульту, зная, что его лицо вырастет на экране Лютера. — Если я останусь недоволен исходом нашей беседы, то объявлю на «Копье истины» боевую готовность. И выстрелю первым, если ты не откроешь огонь.

— Зачем тебе это?

— Я не буду подчиняться трусу.

— Кто дал тебе право судить меня?

— Я слишком хорошо сужу о тебе, cap Лютер. — Мерир выпрямился, чтобы его изображение стало менее угрожающим. — Ты веришь в честь. Я — нет. Не так, как ты. Я нужен тебе для бесчестных, но неизбежных поступков, о которых ты даже подумать боишься. Ты черпаешь силы в праведности, пусть так и остается. Но узнал, что честь — враг необходимости, когда служил под началом самого Императора. Думаешь, Гриффейн или Захариил согласятся быть твоим кинжалом во тьме? Если кто-то из них решит избрать собственный путь, отличный от твоего, ты сразишь отступника своей рукой?

Гроссмейстер промолчал, но начал ходить взад и вперед за столом, то пропадая из поля обзора, то вновь появляясь на экране. Астелян ждал ответа, зная, что у Лютера нет выбора.

— Недопустимо думать, что миром можно править бескровно. Меч гражданской власти должен быть алым от крови, и таким он будет — Рыцарь поскреб бороду, не глядя в визуальный передатчик. Казалось, он говорит сам с собой. — Но гроссмейстеру нужна безупречная репутация, не запятнанная подозрениями.

— Твои руки останутся чистыми, мой господин. Я знаю, в чем мои насущные интересы, и они совпадают с твоими. Тебе не придется даже порочить себя размышлениями о подобных делах. Я буду оставаться наготове, держать глаза и уши открытыми, и никто не повредит твоему положению в Ордене.

— Кто готов трудиться с полным усердием, тот добьется чего у годно. — Остановившись, Лютер посмотрел в экран. — Ты прав, твои способы и средства достижения цели отличны от моих, но имеют ценность в нашей мрачной Галактике. Знай, впрочем, что вся твоя власть по-прежнему будет исходить от меня. Если же я паду жертвой твоих злодеяний, за меня отомстят.

Астелян кивнул. На несколько секунд повисло молчание.

— Оборонять Калибан недостаточно, — сказал Мерир. — Ты должен расширить свою зону влияния.

— Я знаю.

— Ты снова обладаешь войском, способным захватывать звездные системы. Я как раз обсуждал с Галеданом, какую из них удостоить внимания.

— Первый магистр, я уже решил, куда падет мой клинок.

 

Глава 32:

Курс на Калибан

Ультрамар

Темные Ангелы отступили из Макрагг Цивитас так же стремительно, как и прибыли. В небе над столицей непрерывно мелькали челноки и десантные корабли, спускавшиеся с орбиты и поднимавшиеся обратно. Всего через пять часов после представления в Легата Коллегиум на поверхности остались только воины Крыла Смерти в Каструме.

Ольгин выстроил своих ветеранов четкими рядами, твердо решив отбыть с честью и достоинством. Хотя всю вину за события в Иллирии возложили на Льва, избранный лейтенант считал, что ответственность несут Редлосс и его Крыло Ужаса. Он потратил много часов на изучение вокс-логов, сделанных во время кампании, и имел серьезные основания подозревать, что Фарит старался разжечь конфликт, завысить масштабы восстания в собственных целях.

Услышав поблизости чьи-то шаги, Ольгин резко обернулся и потянулся к рукояти двуручного меча, но тут же расслабился, узнав Драка Города. За спиной командира инвиктов он увидел Азкаэллона, искалеченная рука которого, обвитая трубками, лежала в металлических лубках. Очевидно, Кровавому Ангелу недавно установили бионический протез.

— Жаль, что наше знакомство прошло не при самых приятных обстоятельствах, — сказал Ольгин, протягивая руку Городу. Он не знал, ответит ли Ультрамарин на дружеский жест, но чувствовал, что обязан сделать его.

— Я сразился бы рядом с тобой в любой битве, — ответил Драк, пожимая руку Темному Ангелу. — Не терзай себя из-за порицания, направленного на других.

— Я не терзаюсь, — разжав ладонь, избранный лейтенант посмотрел на Города и Азкаэллона. — Можете осуждать моего повелителя как вам угодно, но знайте, что он всегда был верен. Если он и перешел границы дозволенного, то не из предательских намерений, но из-за чрезмерного упорства. Не знаю, что ждет впереди меня и моих братьев, но надежды и будущее человечества теперь в ваших руках. Без стали в душе вы не сможете исполнить все то, что потребуется от вас.

— Если увидишь Хоруса, — сказал Азкаэллон, — обязательно убей его за меня.

— Убью, — пообещал Ольгин.

Развернувшись на месте, он резко выкрикнул команду, и ветераны Крыла Смерти колонной двинулись по коридору. Избранный лейтенант зашагал следом, в ногу с ними, не обращая внимания на мрачные и злобные взгляды чиновников и прислуги. С самого прибытия Темным Ангелам были рады только на словах, но теперь обитатели Каструма набрались храбрости для открытого выражения недовольства. Условно говоря, они скалились из-за спин Жиллимана и Сангвиния.

Легионеров ждала «Грозовая птица». Без всяких церемоний последние воины Первого покинули Макрагг Цивитас.

Возвращение на «Непобедимый разум» заняло меньше часа. Флот вокруг флагмана уже покидал орбиту — десятки крейсеров, боевых барж и судов обеспечения направлялись к точке Мандевилля для прыжка в варп-пространство.

На борту корабля примарха Ольгина встретил слуга, передавший распоряжение явиться в присутствие Льва. Офицер распустил бойцов Крыла Смерти и, формально сняв с себя командование братством, поспешил в зал приемов Эль’Джонсона.

Примарх сидел на троне в черном доспехе, покрытом следами недавней битвы. На черно-золотой броне виднелись множество сколов и царапин. Держа на коленях обломки Львиного Меча, владыка Калибана смотрел в пустоту. Ольгин встал навытяжку перед господином и отсалютовал ударом кулака по нагруднику.

— Закончили? — спросил Эль’Джонсон.

— Да, мой повелитель.

Воцарилось молчание. Легионер не знал, следует ли ему уйти, и не хотел говорить без позволения. Наконец Лев протянул ему две половины сломанного клинка.

— Позаботься об этом, — сказал примарх.

Взяв обломки, Ольгин вернулся на прежнее место. Эль’Джонсон явно не собирался ничего объяснять, поэтому офицер решился задать вопрос:

— Что будет дальше, мой повелитель?

— Скоро ты получишь распоряжения, младший брат, — ответил Лев, дав Ольгину понять, что больше в нем не нуждается.

Тот снова отсалютовал и ушел, оставив примарха наедине с раздумьями.

После этого командир I легиона сел в привычной позе, откинувшись на спинку пышного трона оттенков слоновой кости. Опершись на фигурные подлокотники, Лев слегка касался губ кончиками пальцев, сложенных «домиком». Его глаза, зеленые и беспощадные, словно калибанские леса, смотрели прямо вперед.

Примарх вспомнил слова, произнесенные в этом зале год назад. Тогда ему только что доставили Тухулху, и казалось, что вскоре придет конец как Трамасскому крестовому походу, так и Кёрзу. Прошло не так много времени, но событий хватило на целую жизнь. Лев встретил Жиллимана и счел, что тот опасно близко подошел к предательству, строя из себя нового Императора. Вначале Эль’Джонсон решил, что лучше даст Империуму погибнуть, чем позволит кому-то править вместо его отца.

Он пообещал самому себе вести войну без конца.

Какая праведность. Лев даже верил, что он и его легион могут стать решающей силой в боях, охвативших целую Галактику. Все поменялось так быстро.

«Нового императора не будет», — поклялся он.

Насколько же суетными казались эти слова сейчас. Год назад Эль’Джонсон собирался уничтожить Империум Секундус, но и представить не мог, что разрушит его, пытаясь защитить. примарха мучила мысль, что, вероятно, он подарил победу Хорусу. Возможно, если бы Льва не ослепило желание поймать Кёрза, ему удалось бы в будущем спасти Сангвиния от гибели, предвиденной братом?

— Имеет ли это значение? — спросил калибанец.

Миниатюрное, ростом с ребенка, создание выступило из мрака тронной залы. Оно носило эбеново-черную рясу и прятало руки в перчатках, темных, словно тени. Лицо его скрывал капюшон, под которым пылали два глаза, похожие на угли.

— Еще есть время?

Лев нахмурился:

— Для чего? Империум Секундус уже не спасти. Я расколол Триумвират, так же безвозвратно, как Жил-лиман расколол мой клинок. Пусть я не был идеален, но между нами троими существовал баланс. Вдвоем они будут тянуть бразды правления в разные стороны. Я не могу победить Хоруса в одиночку, братьям не одолеть его без меня.

Хранитель-во-Тьме молчал, но Эль’Джонсон воспринимал его мыслеобразы столь же четко, как обычную речь.

— Калибан? Я думал, что он потерян. Возможно, ты прав. Если Терра уже пала, а Макрагг падет, Калибан может выстоять — пусть даже его свет недолго будет озарять мрак. В нем есть сила. Он даже способен стать маяком, убежищем, словно Макрагг в годы Великого крестового похода или Терра в эпоху Долгой Ночи. Человечество пережило и худшие катастрофы, чем восстание Воителя. Ни Хорус, ни Жиллиман не будут командовать мною. Я отнесусь к Калибану с почтением, чего, пожалуй, не делал в прошлом. Да, еще есть время спасти мой легион и мой дом.

Решительно выбрав для себя новый путь, Лев включил вокс-связь. Когда он снова посмотрел вниз, Хранитель уже исчез.

 

Глава 33:

Новое начало

Калибан

Лютер взобрался по ступеням на помост, возведенный на краю сборного поля. На открытом участке внутри крепости и за воротами выстроились пятнадцать тысяч воинов. Повсюду располагались пикт-трансляторы и вокс-динамики, между рядами бойцов через равные промежутки высились экраны. Особо мощные передатчики готовы были нести речь гроссмейстера рыцарям, уже находящимся на орбите.

На помосте плечом к плечу стояли Астелян и Гриффейн, демонстрируя единство терран и калибанцев. Захариил пока что держался в тени, у основания лестницы.

Громогласный рев приветствовал Лютера, шагавшего по надежно укрепленным доскам. Он поднял руку, скромно принимая поклонение тысяч космодесантников. В центре площадки гроссмейстер остановился и вскинул другую руку, призывая к тишине.

— Спасибо вам за поддержку, — начал он. — Сегодня благоприятный день, хотя многие из вас не знают об этом. Во времена до появления Империума мы устраивали празднества в память о cape Дарииле, одном из моих предшественников. Он умер за триста лет до моего рождения, но всегда служил мне примером для подражания. Именно cap Дариил в одиночку сразил великого Капрозийского Червя. Такое деяние само по себе заслуживает места в истории, но меня поразило то, что рыцарь совершил впоследствии. Отдав шкуру Червя лучшим своим оружейникам, он повелел им изготовить пять доспехов, облегающих бойца с головы до пят.

— Он не забрал броню себе, не отдал ее приближенным или самым достойным воинам. Нет, cap Дариил придумал нечто лучшее. Рыцарь направил вестника с доспехом к каждому из пяти своих главных недругов. Латы предназначались в дар, и к ним прилагалось незамысловатое послание. «Наши враги — лесные звери, — оглашал герольд, — а не другие люди». Сар Дариил видел в других владыках не противников, а союзников.

Лютер с улыбкой показал на Гриффейна и Астеляна:

— Невозможно скрыть, что у нас есть различия. Пролилась кровь, что часто требует ответного кровопролития, но ни воздаяния, ни отмщения не будет. Единый Орден когда-то состоял из множества орденов, но возобладал общий принцип, тот самый, что вдохновлял сара Дариила и даже Льва. Простая истина. «Мы не враги». Терранин или калибанец, изгнанник или вернувшийся герой — все мы сражаемся с одним неприятелем и под одним знаменем. Все мы — рыцари Ордена!

Его заявление встретили поистине оглушительными кличами. Гроссмейстер подождал несколько секунд, давая бойцам выразить восхищение. Вскинув руку, он провел ею слева направо, как будто охватывая небосвод:

— Там, вне Калибана, за пределами его звездной системы, бушует война. Ее исход решит судьбу тысяч миллиардов людей. — Опустив руку, Лютер сжал ее в кулак возле груди. — Но не нашу! Калибан сам определит свой удел. Орден и Калибан едины и неделимы, как было на протяжении тысячи лет. Но, почитая прошлое, мы должны смотреть вперед, в безопасное и успешное будущее.

— Ключ к нему — вы, мои рыцари, воины Ордена, защитники Калибана. Вам доверено обеспечить нашу свободу, само наше выживание. Когда-то целое поколение калибанцев отправилось покорять Галактику для Императора; сейчас новое поколение начинает гораздо более справедливый крестовый поход.

Захариил чувствовал поток эмоций, исходящих от толпы. Псайкер и его аколиты не воздействовали на зрителей — калибанцы испытывали прилив искреннего глубокого доверия к Лютеру, вызванный его речами и личным обаянием. Гроссмейстер не зря вложил столько труда в воспитание новых рыцарей, лично разработал курс их обучения и точные тексты клятв. Сейчас большинство рекрутов представляли себя витязями древности, служителями Ордена, которые готовятся выехать на битву с Великими Зверями. Больше десяти лет их личности лепили, словно глину, и теперь они приняли нужную форму.

Лютер продолжал свое идеальное выступление. Подойдя к переднему краю помоста, он вытянул руку, дрожавшую от сдерживаемых чувств:

— Мы были армией, ждущей битвы. Изгнанниками, запертыми и забытыми у себя на родине. Нас, беспомощных, безрассудных и бессловесных, вели на бойню, как оглушенных гроксов. Все это в прошлом! Вселенная соизволила дать нам в руки орудия избавления. Боевые корабли! Транспортники! Флот на орбите — только начало. В нем слишком мало звездолетов. Но их наличие дает нам шанс! Они — ключ к темнице, где нас держали взаперти. Мы обретем свободу и, какая бы судьба ни ждала нас, больше не станем узниками.

Нашим уделом было служение далеким хозяевам и безразличным владыкам. Отныне мы проливаем пот и кровь только ради себя. Мы будем вести кампании только во имя Калибана. Император нам не господин, и Хорусу не поработить нас!

С таким посланием мы отправимся в путь. Станем вестниками надежды для каждого, кто готов слушать. Жители других миров поймут нас, примут руку дружбы. В союзе с ними мы станем еще сильнее.

Если же они окажутся слишком глупыми или самолюбивыми, чтобы прислушаться к нам… Рука дружбы превратится в кулак, сжимающий меч. Мы можем достигнуть многих планет и будем продвигаться все дальше — как освободители, а не завоеватели и тираны.

Собравшиеся вновь одобрительно взревели. Захариил представил себе, как те же самые хвалебные крики раздаются на палубах космолетов. Не призывая к тишине, Лютер склонил голову и отступил в центр помоста. На этот раз он ждал, пока воины умолкнут сами.

— Однажды сюда придут враги, — прозвучал в вокс-динамиках шепот гроссмейстера. — Легионы Хоруса или Императора. Возможно, сам Лев вернется, чтобы потребовать назад брошенный им трон.

Лютер помолчал, чтобы зрители лучше осознали услышанное. Соединив ладони, он приложил пальцы к губам.

— Пусть приходят. Пусть обрушат на нас весь свой гнев, возмущение и ярость. — Голос рыцаря набрал силу. — Пусть выплеснут свою злобу, рожденную из низменных желаний. Мы не сдадимся! Мы не отступим!

Новая пауза, новый взрыв оваций. Гроссмейстер виртуозно играл на чувствах своих воинов как на прекрасно настроенном инструменте. Быстро приближался момент истины. Миг, о котором мечтал Калибан. Новые перспективы распаляли воображение Захариила, волнение сжигало его изнутри.

— Мы восстановили Орден и с ним — честь Калибана. Но Орден в первую очередь определяют его традиции, а в последнее время их некому было хранить. Пора заполнить эту пустоту: сдержать агрессивность назиданием, наделить силу мудростью, поставить слово перед делом. Воздайте же громкие похвалы новому лорду Сайферу!

Захариил опустил железную маску под капюшоном, скрыв улыбающееся лицо, и в грохоте аплодисментов взобрался на помост.

 

Глава 34:

Прозрение

Ультрамар

Поднимаясь в иерархии Ордена к чину гроссмейстера, Лев затвердил, что командовать следует «без колебаний». Лютер внушил ему, что в любом положении необходимо показывать силу, непоколебимую решимость и целеустремленность. Даже пред лицом тяжелейшей неудачи лидер должен оставаться внешне незыблемым.

Возможно, он слишком хорошо выучил этот урок? Не превратился ли он из строгого правителя в упрямого тирана? Изгоняя Лютера и остальных, Эль’Джонсон поступал, как положено вождю, — он реагировал на известные события и подавал приемному отцу сигнал, который тот неправильно понял. Хотел ли Лев наказать Лютера? Пожалуй, да, но слова о доверии рыцарю, о том, что будущее легиона теперь в его руках, были искренними.

«Я напрасно не вернулся, — подумал примарх. — Мне нужно было отправиться с ними после Зарамунда».

Если бы даже Эль’Джонсон решился поделиться с кем-нибудь подобными мыслями, то не нашел бы слушателей. Офицеры еще не присоединились к нему в зале Тухулхи. Мясная марионетка с обмякшим лицом стояла рядом, безвольно свесив руки. Хранитель вообще не появлялся здесь, и Лев спрашивал себя, не предостережение ли это.

Впрочем, у Тухулхи снова появился шанс доказать свою полезность. Возможно, способность перемещаться по Галактике через эфирные бури решит исход еще многих битв.

Первым появился Стений в сопровождении госпожи Фианы. Навигатор смотрела в пол, не желая поднимать взгляд на Тухулху. Она выглядела такой же худой, даже истощенной, как мальчик-сервитор. На коже Тералины были чуть заметны странные витые шрамы от варп-атаки нефиллы. Коротко стриженные седые волосы перехватывала простая серебряная лента, скрывающая третий глаз.

Все трое обменялись положенными приветствиями, и вновь наступило молчание. Прервалось оно с появлением избранных лейтенантов Крыла Ужаса и Крыла Смерти. Редлосс не расставался с топором, в перевязи на спине Ольгина висел его двуручник. На поясе легионера примарх увидел и мгновенно узнал другой огромный клинок — Львиный Меч.

— По-моему, я велел тебе избавиться от него, — произнес Эль’Джонсон, указав на оружие.

— Простите, мой повелитель, но вы распорядились «позаботиться об этом», и я решил, что приказ следует истолковать буквально. — Ольгин немного потерянно взглянул на Льва. На лице брата-командующего была написана неуверенность. — Я подумал, что, возможно, клинок удастся перековать.

Вспомнив недавние мысли, примарх удержался от презрительного смешка. Сейчас легион был уязвим из-за череды неудач и общего уныния. Воины ждали, что Эль’Джонсон укажет им путь, поведет за собой к новой цели, поэтому он воздержался от циничного ответа и промолчал.

Последним из офицеров явился библиарий Мирдин. Раньше псайкер не участвовал в выработке стратегий, но отлично проявил себя, выполняя свой долг в Каструме. Его знания могли пригодиться в будущих испытаниях.

Лев обвел ближайших советников взглядом. Каждый из них много раз доказывал свою преданность и даровитость, но Эль’Джонсону все равно казалось, что его ближний круг неполон.

— Мы возвращаемся на Калибан, — объявил примарх.

Все посмотрели на него с удивлением, даже госпожа Фиана. Ольгин улыбнулся, Редлосс нахмурился, и только на искусственном лице Стения не отразилось никаких чувств.

— Не скажу, что наша экспедиция на восток была пустой тратой времени, — продолжил Лев. — Мы прошли через битвы и невзгоды, но также узнали истинную силу нашего врага и поняли, что необходимо совершить для победы над ним.

Мы покидаем Макрагг не с позором. Покажите мне человека, который утверждает, что Первый ничего не добился здесь, и я назову его лжецом. Не знаю, сумеют ли владыки Сангвиний и Жиллиман построить новый Империум, но если это вообще возможно, то преуспеть под силу только им. Но мне — нам — не пристало подчиняться замыслам других. Слишком долго я был пешкой в руках и врагов, и союзников. Кёрз стремился помешать нам, не дать спасти Терру, и, хотя с Конрадом покончено, он добился своего. Жиллиман намеревался сделать из меня охотничьего пса, но мы не вправе служить никому, кроме истинного Императора, а Его отняли у нас.

Кампания против Хоруса должна продолжаться, но, с учетом наших неурядиц в войне, следует найти новую дорогу к триумфу. Если наши деяния в Пятистах Мирах и научили меня чему-либо, так это тому, что успешные экспедиции и победные сражения всегда основаны на прочном фундаменте.

Поэтому нам нужно вернуться на Калибан. Тухулха вновь пронесет нас через Гибельный шторм, и мы найдем Корсвейна с оставшейся частью легиона — я верю, что они живы и сражаются. Вместе мы воссоединимся с моим отцом-и-братом и укрепим Калибан против любых вторжений. Наш совет будет намного внушительнее, когда в него войдут Корсвейн и Лютер.

Очень долго казалось, что наш легион разделен — расколот между терранами и калибанцами, раздроблен на братства, разбросан по бесчисленным фронтам. У лорда Жиллимана есть недостатки, но однажды он поделился со мной непреложной истиной, на которую опираются все его достижения. Он сказал: «Дом, в себе разделенный, выстоять не может». Наш легион вновь должен стать единым целым.

Эль’Джонсон повернулся к мясной марионетке Тухулхи. Сервитор выпрямился, на его лице появились признаки чего-то вроде жизни.

— Чем тебе помочь, Лев? — спросил истощенный медиум варп-устройства.

— Можешь доставить нас на Калибан?

— Домой? — Создание скривило губы в гротескной улыбке.

— Да, ко мне домой.

— Как пожелаешь, так и будет. Мне перенести флот прямо сейчас?

Примарх покачал головой:

— Нет, сначала мы дойдем до точки Мандевилля, как перед обычным варп-прыжком. Сейчас особенно важно, чтобы Жиллиман не узнал о твоем существовании. Устройство на Соте повреждено, так что Робаут наверняка захочет прибрать к рукам тебя.

— Ты мудр и отважен, Лев.

Обернувшись к подчиненным, Эль’Джонсон заметил, что настрой Ольгина резко изменился.

— Отчего ты помрачнел, младший брат? — спросил примарх. — Тебя больше не радует возможность снова увидеть Калибан?

— Нет, мой повелитель, я просто понял, что Кёрз в любом случае будет смеяться последним. Если даже Император и сдерживал осаду какое-то время, сейчас Терра наверняка пала. Я не сомневаюсь, что владыки Сангвиний и Жиллиман снимут Кёрзу голову за изменнические деяния и докажут лживость его предсказаний, но он, вполне возможно, уже добыл Хорусу победу. Ночной Призрак умрет, но дело предателей победит.

Лев хотел было успокоить Ольгина, но банальные фразы застыли у него на губах. Сердце примарха забилось, как посреди сражения, на коже выступили крупные капли пота. Некая мысль старалась вырваться из глубин его разума, словно могучий зверь, застрявший в трясине.

Чем сильнее он пытался сосредоточиться на этой мысли, тем дальше она ускользала.

— Что ты сказал, младший брат?

— Кёрз победит, даже если его казнят, мой повелитель. Если бы…

Воспоминания захлестнули Эль’Джонсона, заглушив слова офицера.

«Ты не сможешь убить меня! Не ты убьешь меня!»

Перед ним всплыло торжествующее лицо Конрада. Чем было то, что непрерывно твердил брат, — бредом помешанного или истинным предвидением?

«Приговор ждет меня с тех пор, как я открыл глаза на окутанном ночью Нострамо. Но никому из вас не хватит духу исполнить его. Все вы — трусы, которые лишь говорят о решимости, но не выказывают ее. Вы заставите меня мучиться, пока не придет ассасин с клинком. И не родилась еще та, что возьмет меч и принесет мне покой».

Предсказания Кёрза…

«Перед тем как все закончится, сломается не только моя спина. Я не стану молить о пощаде, но ты будешь просить за меня. Из троих братьев только ты пожертвуешь честью ради меня».

Ярким пламенем в тумане смятения блеснули другие слова Конрада.

«Смирись с этим! Ты не убьешь меня. Мне даровано искупление: мою жизнь заберет ассасин Императора».

— Тухулха! — повернувшись к сервитору, Лев схватил его огромной рукой за локоть. — Зал Сангвиния прикрыт щитами, они блокируют телепортацию. Ты можешь пробить их?

Марионетка посмотрела в потолок, изображая задумчивость. Через пару секунд ее пустой взгляд вновь замер на Эль’Джонсоне.

— Да, Лев. Заслоны Макрагга для меня не преграда, но перенос может навредить тебе.

— Отправь меня туда, к Сангвинию! — рявкнул примарх и ткнул пальцем в командира Крыла Смерти. — Ольгина тоже. Немедленно!

— Как прикажешь, Лев, — поклонился сервитор.

Миг спустя «Непобедимый разум» растворился вокруг Темных Ангелов.

 

Глава 35:

Самый непростой разговор

Ультрамар

Единственным утешением после провального разбирательства могла стать скорая казнь Кёрза. Жиллиман не сводил глаз с падшего брата, который с непокорным видом стоял перед Сангвинием. Руки Конрада по-прежнему были скованы. Медленно повернув голову, Ночной Призрак взглянул на Ультрамарина и неторопливо растянул губы, обнажив кинжаловидные клыки.

— Теперь не так легко, дорогой Робаут? — поинтересовался Кёрз.

— Что «не так легко»? — Жиллиман знал, что не должен спрашивать, но не удержался.

— Убить меня. Под маской закона тебе было бы проще? — Конрад жеманно вздохнул и отвернулся. — И как быть со Львом? Он ведь тоже преступник. Почему его не поставили рядом со мной?

На это Робаут ответить не смог и посмотрел на императора-регента. Сангвиний взирал на Кёрза с презрением, сжимая кулак одной руки в другой.

— У меня нет клинка, — сообщил Ангел.

— У меня тоже, — признался Жиллиман. Он символически отказался от ношения гладия, когда передал военную власть Эль’Джонсону.

Конрад захихикал, но Робаут почувствовал, что за этим кроется напускная храбрость, а не веселье. После того как император прервал суд и лично объявил Кёрза предателем, Ночной Призрак утратил строптивость.

— Вызову Города, он принесет оружие. — Жиллиман помедлил. — Или, возможно, ты сам нанесешь последний удар?

Сангвиний промолчал, неотрывно глядя на Конрада. Робаут не представлял, о чем думает его верный брат. Сам он последние несколько часов не мог собраться с мыслями. Он метался от ярости на Льва к отчаянию из-за неудачи с Империумом Секундус, по пути натыкаясь на слепую надежду.

— Уступи мне, — заявил Жиллиман, которому меньше всего хотелось этого. Такое деяние, граничащее с хладнокровным убийством, противоречило всем его убеждениям, но лидер не имеет права требовать от других того, на что не способен сам. — Императоры не должны быть палачами.

— Наш отец согласился бы, — вставил Конрад. — Он не любил пачкать руки кровью своих жертв. Зачем бы еще Он сохранил такое жуткое творение, как я? Стал бы Он давать мне легион своих лучших воинов, если бы не нуждался во мне?

— Молчи. — Поднявшись, Ангел полностью расправил крылья и напряг мышцы рук. — Мне не нужен меч.

— Вы не убьете меня, болваны, — произнес Кёрз. Затем нострамец несколько раз повторил это, но уверенность его таяла на глазах. — Вы не убьете меня. Вы не убьете меня. Я умру не здесь…

Сангвиния словно бы окутало тусклое сияние. Глаза его вспыхнули багряным светом, растрепавшиеся золотистые волосы окружили побелевшее, как у Конрада, лицо. Робаут уже видел вспышки ярости брата, но истинную суть Кровавого Ангела узрел впервые. Император устремился вперед на алебастровых крыльях, держась в полуметре над полом. Белизна струилась за ним, подобно языкам пламени.

— Я умру не так! — В отчаянном крике Кёрза звучали смятение и злость.

Сангвиний приземлился и навис над Повелителем Ночи. Бесстрастное лицо Ангела не выражало ни гнева, ни сожаления.

Жиллиман почувствовал краткое внутреннее давление на череп, нечто сродни ощущениям при варп-переходе. По комнате внезапно пронеслась ударная волна, примарх пошатнулся и закрылся рукой, решив, что Конрад выкинул напоследок какой-то трюк.

Перед ним, окутанные эфирной изморозью, возникли Лев и офицер I легиона. Эль’Джонсон с искаженным мукой лицом рухнул на одно колено, схватился рукой за грудь и протянул другую к Сангвинию. Воин, в котором Робаут узнал Ольгина, издал жуткий тоскливый вопль и повалился на пол.

— Нет! — раскатился по залу крик Льва. Калибанец поднялся с явным усилием. Избранный лейтенант зашевелился. — Остановись, брат!

— Охрана! — взревел Жиллиман, хватаясь за пустоту на месте гладия. — Защитите своего императора!

Ночной Призрак упал на колени, загремев цепями, и усмехнулся — облегченно и победно.

Сангвиний обернулся, явив лик ангела смерти, и на секунду впился багряными глазами в Эль’Джонсона. Следом золотой ореол вокруг императора-регента угас, радужка вновь стала чисто-голубой, кожа обрела прежний бронзовый оттенок.

— Не убивай Кёрза! — подковыляв к братьям, Лев встал между Сангвинием и Повелителем Ночи. Любое движение отзывалось на лице примарха болезненными спазмами. — Эти слова причиняют мне большую муку, чем касания его проклятых клинков, но так нужно.

В распахнувшиеся двери хлынула толпа легионеров — инвиктские терминаторы, выжившие сангвинарные гвардейцы под началом Азкаэллона, Космические Волки и Белые Шрамы. Все они направили клинки и болтеры на Эль’Джонсона и Ольгина, который с гримасой боли поднялся на ноги.

— Бросьте оружие! — рявкнул Драк Город, выходя вперед.

Лев медленно обернулся и показал пустые руки. Затем он кивнул избранному лейтенанту, и тот отстегнул перевязь. Двуручник с закругленным острием лязгнул о пол. Вбежавшие космодесантники сомкнули кольцо вокруг примархов.

— Другой тоже, — приказал Город, указав комбиболтером на пояс Ольгина.

— Он бы мне не помог, — ответил лидер Крыла Смерти, укладывая половинки Львиного Меча рядом со своим узнаваемым клинком.

— Объяснись! — потребовал Робаут у Эль’Джонсона, шагая через зал к Драку. Капитан инвиктов передал господину силовой меч, показавшийся кинжалом в великанской руке примарха. — Не думай, что в этот раз я позволю тебе уйти просто так.

— Мы допустили чудовищную ошибку, братья, — сказал Лев и посмотрел на Кёрза. — Он умрет не здесь.

Эль’Джонсон осторожно отошел назад, чтобы держать в поле зрения обоих верных родичей. Ольгин, не двигаясь с места, поглядывал то на примархов, то на окруживших их легионеров. Лев по-прежнему показывал, что не вооружен, хотя вряд ли что-то могло помешать ему напасть на одного из братьев и с голыми руками.

— Вы должны послушать меня, — произнес Темный Ангел, поднимая ладонь в знак мирных намерений. Он указал на Ночного Призрака, потом на обломки Львиного Меча. — Кёрз предвидел, что мой клинок будет преломлен. Когда мы боролись, и я сокрушил ему спину, Конрад сказал, что не только она будет сломана.

— Довольно размытое заявление, — бросил Жиллиман.

Сангвиний, однако же, слушал внимательно. Лев обратился к примарху Девятого — калибанец понимал, что, если ему удастся убедить императора, долг вынудит Робаута повиноваться.

— Нет, предсказание. Кроме того, сейчас я молю пощадить его. — Эль’Джонсон скрипнул зубами и отвернулся от Кёрза, боясь, что даже намек на ликование, ехидный взгляд или издевка со стороны брата может погубить все. — Он предвидел и это.

— Конрад предрекал много разных событий, — сказал император. — В чем важность именно этого видения?

— Только в том, — ответил Лев, — что оно доказывает истинность остальных.

— Простое везение или логика порочного круга, — возразил Робаут. — Самоисполняющееся пророчество. В любом случае, что нам до них?

— Этот мерзавец снова и снова повторял одно, главное предсказание — говорил, что мы не убьем его, не сможем убить его. Он даже описал, как именно умрет. С ним покончит ассасин, направленный Императором. — Похоже, никто в зале не понимал объяснений Эль’Джонсона. Глубоко вздохнув, калибанец продолжил: — Ассасин еще не отправлен, возможно, еще не рожден, если верить словам Кёрза.

Остальные по-прежнему не уяснили того, что было очевидно для Льва. Раздосадованный, он все-таки не сдержался и прокричал:

— Император не может послать убийцу, если Он мертв! Если Конрад говорит правду, то Император жив!

Робаут недоверчиво покачал головой, но через несколько секунд на лице Сангвиния проступил ужас.

— Если Император жив… — еле слышно прошептал Кровавый Ангел. — Значит, Терра еще стоит?

— Это догадки. — Жиллиман в буквальном смысле отмахнулся от доводов Эль’Джонсона. — Сомнительные гипотезы, основанные на бреде сумасшедшего.

— А как же мое видение, брат? — тихо спросил Сангвиний. — Или я тоже безумен?

Робаут неопределенно взмахнул руками, пытаясь найти подходящий ответ. Лев только сейчас вспомнил о пророчестве Ангела, и к его воодушевлению примешалась грусть.

— Если предсказание Кёрза верно, брат, — сказал он, обернувшись к Сангвинию, — то верно и твое.

Кровавый Ангел мрачно кивнул с покорностью во взгляде.

— Я с радостью приму смерть от руки Хоруса, — произнес он, — если такой исход будет значить, что Император жив и сражается за человечество. Я без оглядки помчусь навстречу гибели в бою, если благодаря ей продолжится правление отца.

— Как быть с этим существом? — спросил Жиллиман, указывая клинком на Конрада. — Если ты говоришь, что нам нельзя убивать его, станешь ли ты его тюремщиком? Я не желаю и лишней секунды находиться в его присутствии.

Эль’Джонсон посмотрел на Кёрза, и тот совершенно спокойно встретил его взгляд. Цепи, сковывавшие его, казались символом судьбы, что готовилась связать Льва с вероломным псом, который трижды почти убил калибанца.

Кроме того, он мог пока что остаться здесь, на Макрагге, с братьями-примархами. Если Терра еще не пала, им следовало разработать план того, как пробить Гибельный шторм, прорваться через миры, захваченные Хорусом, легионы и армии его последователей. Надежда еще оставалась, пусть даже не для Сангвиния. Конраду было предназначено выжить, Кровавому Ангелу — предначертано встретиться с Хорусом, и это значило, что еще есть шанс одолеть Воителя.

Также это значило, что Лев не вернется на Калибан. Он не сможет отвлечься от главного дела, чтобы повлиять на происходящее там. Несмотря на предупреждения Хранителя о событиях на родине, Эль’Джонсон обязан был сыграть роль в куда более масштабном представлении.

— Молю вас о снисхождении, братья. — Лев опустился на одно колено. — Я совершал позорные деяния, поэтому не заслуживаю помилования и не прошу о нем. Смиренно обращаюсь к вам за позволением загладить мою вину. Я буду сторожем Кёрза, если вы сохраните ему жизнь.

У Робаута не осталось контраргументов. Несколько мгновений он пристально смотрел на Эль’Джонсона, после чего провел рукой по мертвенно-бледному лицу. Отвернувшись, Жиллиман обвел зал блуждающим взглядом и наткнулся на хмурый взор Сангвиния.

— Но если Император еще жив… — испуганно прошептал Робаут, осознав последствия своих деяний.

Повисло недолгое молчание. Его нарушил пронзительный смех Кёрза, разнесшийся по чертогу.

 

Эпилог

012. М31

Из бреши между измерениями вырвался вихревой поток энергии. Вместе с ним, на фоне невероятного круговорота цветов, возник силуэт исполинского космолета. Разлом закрылся, боевая баржа отключила варп-двигатели и, запустив плазменные ускорители, ринулась вперед. За ней протянулись полосы синеватого огня.

Опытный наблюдатель заметил бы, что с кораблем не все в порядке. Несколько огромных плазменных сопел бездействовали. За гигантской кормой, словно хвост кометы, волочились какие-то обломки. Масса великанской баржи еще увлекала их вперед, но понемногу они отправлялись в свободное плавание.

На корпусе звездолета виднелись громадные шрамы. Неровные борозды многометровой глубины пересекали батарейные палубы и орудийные башни. Толстые броневые пластины были покрыты воронками. За неосвещенными створами взлетных отсеков скрывались пустые ангары.

Раненый, но еще живой «Терминус эст» на сбоящих двигателях доковылял до пункта назначения.

В течение следующих суток пять других кораблей под управлением Могильных Стражей вышли из эфира вслед за флагманом Каласа Тифона. Все они также несли следы боев, в большей или меньшей степени.

Но война коснулась не только их. Сканирование показало, что к внутренним мирам системы безжизненно дрейфуют остовы звездолетов. Анализ спектра излучений сообщил о недавней битве.

После неизвестного сражения прошло совсем немного времени.

В просторном стратегиуме «Терминус эст» размышляли о дальнейших шагах. Очевидно, местные ауспики дальнего действия засекли приближение потрепанной флотилии Гвардии Смерти. На уцелевших сканерах изредка возникали отклики системных мониторов, которые не справились бы даже со слабейшим из звездолетов легиона. Они держали дистанцию с наступающей группировкой Тифона — достаточно близко, чтобы наблюдать, но достаточно далеко, чтобы не подставиться под удар.

Калас, Виосс и другие офицеры оставались на боевых постах, хотя даже их сверхчеловеческая выносливость изменяла им. Никогда прежде Тифон не испытывал такого напряжения, такого измождения, как за последний год, отданный борьбе с Корсвейном из Темных Ангелов. В лице разозленного сына Льва он приобрел безжалостного врага.

Единственным утешением для угрюмого капитана было осознание того, что он послужил Чумному Отцу. Вера Каласа, как и уверенность в том, что награда уже близко, давали воину силу продолжать труды. Силу, которой его никогда не наделял примарх.

— Крупный боевой корабль, триста тысяч километров по курсу, — сообщил Виосс из-за пульта сканирования.

Лицо ближайшего советника Тифона, опаленное плазмой, напоминало маску из жженой плоти и запекшейся крови. Когда легионер посмотрел на командира, Калас заметил у него в глазу мутное пятно.

Из-за немыслимой усталости капитан сначала решил, что ослышался.

— Боевая баржа, — подтвердил Виосс. — Первый легион. Идет на сближение.

— Чертов Корсвейн! — прорычал Тифон. — Не зря его прозвали Калибанской Гончей. Он непрерывно преследует нас. Если здесь один его звездолет, значит, будут и другие.

— Эта недавняя битва… Возможно, легион ответил на наши запросы о подкреплениях?

Калас покачал головой. Он уже собирался отдать флотилии приказ на разворот, но услышал рапорт Гурклана от пульта связи.

— Нас вызывают, — кратко доложил сержант. Формальные обращения по званиям стали одной из первых жертв текущей кампании. — Открытый легионный канал. Визуальный поток без шифрования.

— Требование сдаться? — неразборчиво произнес Биосс изуродованными губами.

— Думаю, такое нам уже не предложат, — озадаченно ответил Тифон и жестом велел Гурклану принять вызов.

Стратегическая карта на главном экране сменилась огромным лицом космодесантника. Он очень коротко стриг густые черные волосы и носил аккуратную бородку. Под глазами у него появились темные круги, на лице чуть прибавилось морщин, но Калас мгновенно узнал воина.

— С возвращением на Зарамунд, старый друг, — сказал Лютер.