+++ Операция Сбор завершена. Готовлюсь начать операцию Новое Солнце. +++

+++ Больше не должно быть задержек. Новое Солнце должно начаться по расписанию или все будет потеряно. +++

По сравнению с некоторыми местами, в которых я был со штрафниками "Последнего шанса", Тифон Прайм казался очень цивилизованным, особенно если учитывать, что последние два года его разрывала на части кровавая гражданская война. После того как мы приземлились в одном из множества космопортов, отделение из Комиссариата эскортировало нас через заполненные городские улицы, с шастающими туда-сюда людьми, словно не было никаких сражений в менее чем двухстах километрах отсюда. Хотя некоторые, говорящие сами за себя признаки указывали, что все было не настолько мило, как казалось. На каждом перекрестке стоят предупреждающие о воздушных налетах ревуны — огромные рупоры на шестиметровых постаментах — и знаки, отмечающие маршруты к ближайшим бомбоубежищам. Арбитры патрулируют улицы, угрожающе блестят их серебряные нагрудники поверх черных как смоль комбинезонов, их вооружение составляют шоковые булавы и щиты подавления.

Пока мы идем вдоль широкого проезда, по обеим сторонам дороги виднеются закрытые ставни магазинов. Вокруг мало людей, все кутаются от осенней прохлады и влажности в бесформенные коричневые пальто и толстые войлочные шляпы, позади развеваются ярко раскрашенные шарфы. Над городом висит смог, видимый через приземистые здания по обеим сторонам улицы, он смешивается с облаками, которые затянули небо над городом и погрузили его в мрачные сумерки. Колонна "Химер", ведомая двумя рычащими "Покорителями", великолепных в своей сине-золотой окраске, прогрохотала мимо нас по дороге, гужевые повозки и темные машины отъезжают в сторону, дабы освободить дорогу. В укрепленной подземной зоне ожидания нас грузят в массивный восьмиколесный экипаж, предназначенный для дальних перевозок пехоты, и оставшиеся двенадцать штрафников расходятся, пытаясь решить, в какое из трехсот сидений хотелось бы упасть. Полностью игнорируя нас, Полковник усаживается рядом с водителем.

— Он напоминает мне экскурсовода, — шутит Франкс, — валим на задние места, где отвисают плохие парни!

Я верю ему на слово, потому что у меня никогда не было такого образования. Я родился в огромной семье, с десятком братьев, сестер и кузенов и моим первым воспоминанием было, как мы рубим шлаковые залежи ржавыми кирками и молотками, пытаясь найти самородки железа и стали. Машина поехала, мой разум вскоре забывает о гуле электродвигателей. Линскраг и Гаппо присоединяются к нам, и мы радостно растягиваемся, каждый на отдельном трехместном ряде.

— Несколько королевское обращение, не находите? — спрашивает Линскраг, пялясь в затемненное окно на мелькающие мимо низкие здание. Начался легкий дождик, он испещряет окно крошечными каплями влаги.

— Это гораздо лучше того, к чему я привык.

— Он хочет обуздать нас, — указываю я ему. Из всех мест, где мы были, это лучшее, чтобы сбежать. Миллиарды живут на Тифон Прайм, человек с легкостью тут может исчезнуть, и вы никогда его снова не увидите.

— Эй! — обеспокоенно шепчет Гаппо с другой стороны прохода, — по этой лестнице вниз есть аварийный выход!

Мы собираемся вокруг, чтобы взглянуть. В самом деле, через пролет из четырех ступенек внизу маленькая дверца.

— Думаете, она закрыта? — своим, уже ставшим привычным, хрипом спрашивает Франкс. Я пробую ручку, и она слегка поворачивается. Я смотрю на остальных и широко ухмыляюсь. Гаппо выглядывает из-за спинок окружающих сидений и затем снова ныряет обратно.

— Никто сюда даже не смотрит, — говорит он с улыбкой, в его глазах озорство, — я не думаю, что нас будет кому-то не хватать.

— Мы движемся на приличной скорости, — говорит Линскраг, указывая на смазанные серые очертания снаружи, со свистом пролетающие мимо окна.

— Черт, — ругается Франкс, с ликованием потирая руки, — я переживу пару синяков!

Я в свою очередь смотрю на каждого из них, и они смотрят на меня, стараясь понять мои мысли. Они знают о моих записях в личном деле о многочисленных попытках побега, и помнят, как я ворчал на них, чтобы они не глупили. Я полагаю, что не выкладывался по полной в своих попытках, потому что часть меня, думаю, согласна с Полковником. Возможно, я потратил впустую возможности, которые даровал мне Император, изменив своим клятвам. Я никогда не собирался поступать, как поступал, в этом я был абсолютно уверен, и вступил в Гвардию с чистейшими намерениями, даже несмотря на то, что я хотел свалить из ада на Олимпе. Но, как говорят, дорога к Хаосу устлана добрыми намерениями. Но все же, сколько пролитой крови ждет от меня Император? Есть своего рода традиция, что в полках Имперской Гвардии служат десять лет, после чего можно уйти на пенсию, можно вернуться домой или присоединиться к флоту Эксплораторов и помогать им открывать новые миры для Императора. Большинство из них не проводят столько времени в сражениях. Я по самую макушку в крови, на протяжении последних трех лет я постоянно видел мертвых и умирающих мужчин, женщин, детей. Разве с меня не хватит войны? Я думаю, хватит. Я считаю, что сделал достаточно для своего Последнего Шанса. Полковник ни за что не оставит нас в живых, он жаждет нашей смерти, в этом я уверен. И пусть Император будет мне судьей, когда я умру, желательно не в ближайшем будущем.

— К фраговой бабушке, давайте! — хрипло шепчу я, после чего дергаю ручку. Аварийная дверь распахивается, и я вижу проносящуюся мимо черноту дороги. Откуда-то спереди машины слышится пронзительный вой. Должно быть, дверь оборудована сигнализацией.

Я глубоко вдыхаю и затем первым выпрыгиваю в проход. Шмякаюсь на дорогу, огромная скорость кружит меня, и я влетаю в бордюр высотой по голень. Взглянув на дорогу, я вижу, как остальные вываливаются вслед за мной, и тоже неловко шлепаются на землю. Я вскакиваю на ноги и бегу к ним.

— Получилось! — орет Линскраг, его глаза светятся от радости. По тротуару идут несколько человек, закутанных в дождевые плащи с высоко поднятыми воротниками. Парочка оборачивается и смотрит на нас.

— Шеффер ни за что не развернет эту штуковину вовремя, чтобы поймать нас.

В этот же момент раздается визг тормозов, и раскрашенная в черное, бронированная машина резко останавливается перед нами, сдвоенные пушки на крыше смотрят в нашем направлении. Из заднего люка, с болт-пистолетом в руке выпрыгивает мужчина в комиссарской униформе. На измученном лице тонкие губы кривятся в ухмылке.

— Пожалуйста, попытайтесь бежать, — рычит он, шагая к нам и крепко сжав выставленный перед собой болт-пистолет, — это избавит меня от множества проблем.

Ни один из нас не сдвинулся с места. Из бронированной машины выскакивает десяток облаченных в черное бойцов, с толстыми панцирными нагрудниками поверх униформ, лица скрыты темными визорами. Военная полиция комиссариата окружает нас за пару секунд и наш краткий миг свободы заканчивается. Я глубоко вздыхаю, смакую наполненный дымом воздух, ощущая, как нежный дождик омывает мое поднятое лицо. Я не собираюсь отказываться от этого ощущения так просто. Я не могу поверить, что мы снова попадем в лапы к Полковнику. Взглянув на полицейских, на громоздкие лазерные карабины, нацеленные на нас, я задумываюсь, а может быть, мы все-таки выберемся? Четверо из нас закаленные бойцы. А эти парни просто громилы, привыкшие, что увидев их, гвардейцы разбегаются. Но я вижу их мрачные напряженные лица под темными визорами шлемов, и могу сказать, что они не будут мешкать ни секунды. Комиссар говорил правду — если мы попытаемся сделать хоть что-то, то это даст им возможность открыть огонь.

— Не могу поверить, что Шеффер отправил за нами эскорт, — стонет Гаппо, пока нас заталкивают в заднюю часть бронированного автомобиля. Нас усаживают на корточки в центре пола между военной полицией, там недостаточно места, чтобы все сидели или стояли. Комиссар наклоняется ко мне и зажимает мой подбородок меж указательного и большого пальца, после чего разворачивает мое лицо к своему.

— Я уверен, что полковник Шеффер будет очень рад видеть тебя снова, — с жестокой улыбкой произносит комиссар, — по-настоящему рад.

ПРОБИРАЕМСЯ по грязи, дождь каскадами стекает с моего шлема, в конце концов, я думаю, что Тифон Прайм не такое уж и приятное место. Машина выкинула нас примерно в шестнадцати километрах от линии фронта, ну или по крайней мере от того места, как они считают, где она проходит, оставив нам пройти остаток пути пешком. Война к этому времени велась уже несколько лет, с самого первого неудачного штурма восставшей крепости, обе стороны протянули окопы на несколько километров от стен Коританорума и с тех пор пытались выковырять друг друга.

Вместе с нами марширует колонна мордианцев, пытающихся выглядеть ухоженными и опрятными в своих красивых голубых униформах. Эффект некоторым образом портят пятна грязи, их остроконечные фуражки под проливным дождем начинают терять свою жесткость, с них капает им на носы самым жалким образом. Они упорно игнорируют нас все восемь километров, пока мы вышагиваем рядом с ними. Полковник даже не потрудился прикрикнуть на нас, когда Кайл попытался спровоцировать их, называя "игрушечными солдатиками" и "офицерскими шавками".

Он, кажется, очень задумчив в этот момент, я имею в виду Полковника. Мы вместе с Франксом пришли к выводу, что это именно то, ради чего нас собирали, по крайней мере, последний год. Он привел нас сюда сделать что-то особенно гадкое, это мы точно знаем, но мы не можем разузнать, что бы это могло быть. Десяток штрафников "Последнего шанса" не очень-то могучая сила в войне, где каждая сторона уже потеряла, возможно, по полмиллиона с каждой стороны.

— Атака! — вопит Линскраг, и секундой позже мой слух разбирает то, что улавливает раньше чуткое ухо барона — завывание двигателей самолетов в вопящем пике. Мы бросаемся врассыпную, залетаем в наполненные водой воронки и прячемся за камни, вглядываясь в небеса в поисках атакующих. В изумлении я наблюдаю, как мордианцы продолжают марш в построении, и затем осознаю, что они не нарушат строй, пока не получат приказ от одного из офицеров. Я вижу, как кучку из них сшибает на землю, и через мгновение улавливаю стрекот тяжелых пулеметов. Взглянув вверх, я замечаю низко летящий стратолет повстанцев, четыре вспышки очередей вдоль крыльев подсвечивают места, откуда нас поливают градом смерти автопушки. Мордианцы упрямо маршируют дальше, и воздушное судно разворачивается на еще один заход. Снова стучат пушки, и около двух десятков мордианцев, два ряда пехотинцев, разорваны очередью на куски.

— Ложитесь, гребаные идиоты! — орет Гаппо, я впервые слышу, как он ругается.

Хотя мордианцы не обращают на него внимания, воздушное судно делает еще один атакующий заход, цепочка попаданий вызывает всплески грязи и воды, снаряды зигзагом проходятся по марширующим гвардейцам. Он идет по колонне, и я с ужасом осознаю, что очередь направляется к нам. Прежде чем я смог отреагировать, что-то бьет меня в лоб, оглушая и отбрасывая назад в грязь.

— Прокляни Император, у нас раненный! Кейдж ранен! Лейтенанта подстрелили! — я смутно слышу чей-то крик, скорее всего, Поливикза, судя по оживленному акценту мирмидианцев. Вокруг меня в грязь плюхаются бойцы, обрызгивая меня еще сильнее, но я просто остаюсь неподвижно лежать на месте. Мертвецки неподвижно. Две возможности слинять за день, возможно, означают полное одобрение самого Императора.

Я ощущаю, как кто-то стирает кровь со лба, и слышу, как этот человек горько ругается — Линскраг. Он хватает мою руку, и я пытаюсь как можно сильнее ее расслабить. Пока он складывает мне руки на груди, кто-то натягивает мне шлем на лицо.

— Полковник сказал идти дальше, — слышу я, как задыхаясь от рыданий, хрипло орет Гаппо. Сентиментальный идиот, думаю про себя. Линскраг исчезает, и другая тень падает на мои веки.

— До самой смерти я буду служить ему, — говорит Кронин, — и до конца жизни он служил Императору.

Я ОЧЕНЬ долго ждал после того, как перестал слышать голоса, и открываю глаза. Вокруг темно и я ничего не вижу. С пасмурного неба все еще брызгает, но я стягиваю свой бронежилет и одежду, снимаю униформу с мертвого мордианца в паре метров от меня. Она не совсем мне по размеру, но я переживу. Натянув на голову фуражку, я пытаюсь понять куда идти.

И тогда я вижу Франкса, наполовину зарытого в скользкую грязь на краю воронки, в которой он укрывался. Он свободно свисает с края воронки, одна рука вытянута. Я вижу три дырки в его груди, где его прошили пули со стратолета, и капли крови изо рта подсказывают, что они пробили уже и так перегруженные легкие. Я останавливаюсь на секунду, шокированный тем, что Франкс на самом деле убит. После всего, через что мы прошли, он казался непробиваемым. И вот как он закончил, случайная жертва налета повстанцев. Ни героем, ни во славе, просто пара пуль с небес и все закончилось. Это расстраивает меня, то, как это случилось, гораздо сильнее, чем тот факт, что его убили. У него не было шанса. Ни единого Последнего шанса, все забрал стратолет. Все же, я надеюсь, что такую смерть засчитают, и что его душа в безопасности рядом с Императором. Поливикз и Кайл лежат в другой луже, разбросав руки, словно имперский орел, недалеко от того места, где упал я, их мокрые от крови и дождя рукава плотно прилипли к рукам. Поливикзу оторвало половину лица, разбитые зубы из расколотого черепа плотоядно смотрят на меня. Поначалу я не понимаю, куда попали в Кайла, я переворачиваю его и нахожу четыре дыры в спинке бронежилета, как раз у основания позвоночника. Похоже, что они оба умерли быстро, своего рода благословение, думаю я.

Отодвинув мысли о Франксе и других, я концентрируюсь на собственном выживании, пытаясь понять, в какую сторону мы направлялись. Дождь смыл все следы, и я вижу точки света практически во всех направлениях, так что невозможно сказать, где тыл, а в какой стороне линия фронта. Решив, что все-таки лучше идти, я случайным образом выбираю направление и шагаю.

* * *

В ОКРУЖАЮЩЕЙ темноте ночи я шел примерно час, когда услышал поблизости голоса. Упав на живот, я лежу очень тихо, напрягая слух, чтобы понять, с какой стороны слышится беседа. Как раз слева от меня и чуть впереди. Медленно повернув голову, я смотрю в этом направлении. Достаточно четко я вижу слабый огонек печки или чего-то похожего. Я подползаю чуть ближе, и примерно через десять минут могу различить силуэты пары людей, сидящих вокруг тускло сияющей походной печки.

— Император, прокляни этот дождь, — ругается один, — хотел бы я, чтобы этот проклятый Императором патруль закончился.

— Ты всегда стонешь по поводу погоды. Осталось всего лишь два дня, — примирительным тоном отвечает другой, — потом мы вернемся к старине Корри и немного отдохнем.

— И все же, нам доверили стоять на посту четыре, вместо трех долбаных часов, — жалуется первый. Их беседа забивает мои мысли, пока подсознание пытается привлечь внимание к одному важному нюансу. "Обратно к старине Корри", сказал один из них. Должно быть, они имеют в виду Коританорум, осажденную крепость. И это означает, что они повстанцы! И тут лежу я, в нескольких метрах в мордианской, другими словами в лоялистской, униформе! О, фраг, я умудрился проскользнуть линию фронта незамеченным, и теперь оказался у пикета предателей. Как, мля, я умудрился это сделать? Я уже готов уползать обратно, когда слышу кое-то, что меня приводит в волнение.

— Я надеюсь, коммандос Ренова доберутся сюда вовремя, — говорит один из повстанцев, — как только они разведают восточный фланг, мы сможем рассказать про маршрут через оборону предателей, и вернемся домой.

— Ага, если это слабое место приведет их прямо в тыл к артиллерии, то у мальчиков Ренова будет случай повеселиться, — со смехом отвечает другой. Должно быть, это какой-то разведотряд или что-то в этом духе, и они нашли слабое место в нашей обороне. Если они смогут прорваться, кто знает, какой ад смогут устроить эти коммандос, о которых они говорили? Я отползаю дальше во тьму, чтобы подумать, и нахожу хоть какое-то укрытие под разорванным взрывом деревом. Я не герой, это все могут вам сказать, но если эти повстанцы смогут преуспеть в своей операции, кто знает какие разрушения они произведут у Имперцев? Это странно, но если бы Полковник приказал мне что-то сделать с этим, то я бы попытался сделать все, чтобы предотвратить операцию. Теперь я сам по себе, и задумываюсь, а стоит ли вообще пытаться помешать этому маленькому отряду? В конце концов, я вступил в Имперскую Гвардию, чтобы сражаться, обороняя владения Императора, и хотя за годы далеко ушел от этого, я все еще храню верность присяге. Зная, что буду повинен в огромном предательстве, если услышу, что налет повстанцев нанес значительный ущерб осаде и стоил еще тысячу жизней, я достаю мордианский нож, висящий на поясе, и встаю в полуприсяде.

Я немного отхожу вправо, пока снова не замечаю слабое свечение позиции часовых. Медленно и осторожно, я шаг за шагом подхожу ближе, стараясь не издать ни звука. Я дышу как можно тише, хотя уверен, что они могут услышать, как молотом стучит сердце в моей груди. Шаг за шагом я приближаюсь. Я едва могу что-либо различить в почти полной темноте. У ближайшего массивные очертания. Другого я вообще не могу разглядеть. Осознав, что они могут увидеть мое лицо, если я подойду ближе, я хватаю горсть грязи и замазываю кожу, покрываю лицо и руки жижей. Толстяк, кажется, дремлет, я слышу его постоянное, глубокое дыхание и чуть ухожу в сторону, поближе к другому. Я сглатываю, внезапно ощутив страх, и затем кидаюсь вперед, хватаю левой рукой за подбородок повстанца и первым делом перерезаю ему горло. Он быстро бьется в спазме, и я ощущаю теплую кровь, брызгающую из-под пальцев, пока опускаю его дергающееся тело на землю.

Взглянув на толстяка, я понимаю, что он даже не заметил этого. Я шагаю к нему и присаживаюсь перед ним. Наклонившись ближе, я прижимаю лезвие ножа к артерии на его горле и мягко бью по носу. Затрепетав, его веки открываются, и глаза на секунду вспыхивают, прежде чем он фокусируется на мне, и широко открывает их от ужаса.

— Только пискни, — резко шепчу, — и я порежу тебя на куски.

Он резко кивает, после чего пытается всмотреться из-под распухших щек, и видит нож у горла.

— Я собираюсь задать тебе пару вопросов, — говорю я, чуть порезав кожу на горле, чтобы привлечь его внимание, пока его взгляд блуждает по мне, — отвечай на них быстро, тихо и честно.

Он снова кивает, издав какой-то испуганный писк.

— Сколько вас тут ошивается? — спрашиваю я, наклонившись так близко, что могу услышать даже шепот.

— Одно отделение… двенадцать бойцов, — выдыхает он, трясясь всем телом.

— Где остальные десять? — продолжаю я.

— В пятидесяти метрах там, — отвечает он, медленно подняв руку и указывая вправо от себя. Я замечаю, что его рука трясется от страха.

— Спасибо, — отвечаю я с усмешкой, и он начинает успокаиваться. Стремительным движением запястья, я своим ножом полосую его по шее, из глотки брызжет артериальная кровь. Он заваливается назад, поднятая рука шлепается на землю.

Как я и ожидал, все остальные в отделении спят, бормоча про себя во сне, возможно, представляя себя дома с любимыми и друзьями. Некоторые могут сказать, что перерезать глотки спящим — последнее дело, но мне наплевать. Если бы эти ублюдки не отказались от власти Императора, меня бы здесь не оказалось, мокрого от дождя и крови, один Император знает, как далеко от того места, где я родился. При мысли о том, что они нарушили принесенные клятвы и присягу, меня тошнит. Они заслужили все, что получили, и я с радостью рассчитаюсь с ними. Они — враги. Занимает несколько секунд, осторожно пройтись вдоль рядов спящих в водонепроницаемых спальниках, и воткнуть нож под ребра или перерезать горло. Когда я погружаю лезвие ножа в глаз девятого, движение слева привлекает мое внимание.

— Чо происходит? — сонно спрашивает кто-то, медленно садясь в своем спальнике. Выругавшись про себя, я атакую его, но не достаточно быстро. Он откатывается влево и хватает лежащий рядом с ним в грязи лазган. Я ныряю в сторону, когда луч света прожигает воздух около меня, и после чего отбиваю дуло винтовки в сторону, когда он пытается выстрелить еще раз. Он пытается откинуть меня дулом, но я твердо стою на ногах и избегаю неуклюжей попытки, в ответ пинаю его в голову. Я прыгаю на него, и он роняет лазган, хватает мое правое запястье обеими руками, пытаясь увести нож от своего лица.

Я бью его точно в горло, костяшки среднего пальца немножко ноют, когда я сминаю трахею. Он издает придушенный вопль, и его хватка немного ослабевает. Я выворачиваю свой нож, и тыкаю в глотку, но, отмахиваясь руками, он немного смещает траекторию, и лезвие полосует его по лицу, разрезает щеку и отсекает кусок уха. Он все еще задыхается и не может заорать, и я бью слева, пробиваю тонкую кость левого виска и погружаю клинок в мозг. Он секунду бьется в диких конвульсиях от шока, затем затихает. Оглянувшись, чтобы убедиться, что никого больше не осталось, я вытираю нож о спальник мертвого повстанца и вытаскиваю его лазган из грязи, стирая жирную грязь туникой тифонца. Я не знаю, почему раньше не взял один из лазганов мордианцев. Думаю, потому, что слишком сильно хотел сбежать.

— Хорошо, — говорю я сам себе, восстанавливая мысли, — и куда теперь?

Оглядевшись, я вижу разрыв в собравшихся дождевых облаках в стороне, откуда я пришел. В туманной россыпи звезд я замечаю двигающиеся огоньки, летящие вверх и вниз, и мгновенно узнаю в них шаттлы. Что ж, там где шаттлы, там и выход из зоны военных действий. Вложив нож в ножны, я бегу.

ОЧУТИТЬСЯ в десяти шагах от смерти? Не очень приятное ощущение. Окоп в семидесяти метрах от меня и в шестидесяти меня отслеживает снайпер, и чуть было не трепанирует мой череп. Я всегда был шустрым, но ты не можешь убежать от судьбы, как привык говорить мой сержант.

Пятьдесят метров до безопасности, и первый выстрел свистит мимо моего уха. В сорока я бросаю свой лазган в грязь. Несмотря на то, что он легкий, он не позволяет размахивать руками, чтобы набрать скорость, если я собираюсь остаться в живых. Если сейчас я буду слишком медленным, то оружие в руках мне вообще ничем не поможет. Через тридцать, кто-то вызывает минометный огонь, и внезапно повсюду раздаются взрывы, разбрасывая воду и грязь, и забрызгивают меня жижей. К счастью, я ныряю то влево, то вправо, так что им может помочь только случай, прицел миномета нельзя поправить так быстро. Раздается потрясающий удар грома, он заставляет землю трястись у меня под ногами, молнии разрывают небо. Великолепно, все, что мне нужно, так это еще больше света, чтобы меня мог увидеть снайпер.

Что-то еще, больше чем пуля, пролетает мимо меня и выбрасывает шлейф мусора после взрыва. О, еще лучше! Еще остается каких-то двадцать метров и какой-то долбаный на всю голову умник схватил гранатомет. Пятьдесят метров от жизни, пять до смерти, ставлю на то, что никто не даст мне и шанса на выживание в эту секунду!

Шар плазмы ревет мимо меня, практически ослепляя взрывом о разодранный корпус раскуроченного "Леман Русса". Остается восемь метров, когда я чувствую, как что-то попадает мне в левое плечо. Инстинкт берет вверх, и я ныряю головой вперед.

Ох, фраг! Я в окопе! Дважды фраг! Я сначала приземляюсь головой в грязь и клянусь, что слышу, как хрустнуло плечо, когда я шлепаюсь о землю на два метра глубже, чем рассчитывал.

НАЧАЛА собираться толпа, лица в каплях дождя смотрят с любопытством на меня, пока я сажусь в грязи на дне окопа. Я слышу, как кто-то рявкает приказ, и толпа мгновенно рассеивается, расходясь перед высоким мужчиной, едва за двадцать, в униформе мордианского лейтенанта. Быстрый взгляд на плашку с именем подсказывает, что его зовут Мартинез. На Тифон Прайм, должно быть, сражаются полки с полудюжины миров, и я гребанулся в окоп именно мордианцев! Учитывая, что на мне украденная форма мордианца, ситуация не особо приятная.

Матринез с отвращением смотрит на меня, и за это я не могу его винить. Мое лицо измазано кровью и грязью, драгоценная униформа мордианцев выглядит хуже, чем рванье технопровидца.

— Смирно, гвардеец! — рявкает лейтенант. Я угрюмо посмотрел на него и поднимаюсь на ноги, склоняюсь под поддерживающую окоп доску в поисках укрытия от непрерывного дождя. Мартинез одаривает меня еще одним диким взглядом, когда видит мое лицо.

Эй, он словно наорал на меня, я знаю, что не красавчик, но где ваше воспитание?! Его взгляд задержался на царапине от пули на лбу, что напомнило мне о том, что я должен промыть рану, иначе рискую получить заражение.

— Имя, гвардеец! — с фальшивой бравадой в голосе рявкает Мартинез. Автоматически среагировав на команды из-за строевой подготовки, я попытался встать по стойке, но меня охватывает тошнота. Я не спал уже полутора суток, не говоря уже о еде.

— Кейдж, — мямлю я, сражаясь с волной головокружения.

— Что все это значит? — требует ответа мордианец, — Посмотрите на свое состояние! Я не знаю, что за дисциплина в вашем взводе, гвардеец, но ожидаю от каждого бойца соблюдения соответствующих стандартов полка! Приведите себя в порядок! И обращайтесь ко мне "сэр", или в противном случае, я прикажу выпороть вас за нарушение субординации. Все понятно?

— Да… сэр, — рычу я. Ты точно не хотел бы узнать о дисциплине в моем полку, лейтенант, думаю я, зная, что за пуританский подход, его бы уже десять раз убили за три года проведенных рядом со мной.

ЭТОТ гребаный, самоуверенный лейтенант уже начал действовать мне на нервы. Тем не менее, в этом я должен винить только себя. Я знал, что эти проклятые мордианцы действительно повернуты на том, чтобы выглядеть изящно и опрятно. Мне нужно было найти труп с подходящим для меня размером, а не хватать первую же попавшуюся униформу. С другой стороны, я добрался до окопа относительно целым. Фаза номер один моего плана завершена.

Внезапно я ощущаю по близости характерный запах ружейной смазки, слышу щелчок предохранителя и чувствую, как холодный металл дула уткнулся мне в затылок. Я медленно оборачиваюсь и утыкаюсь в такой большой подбородок, что им впору ровнять с землей целые здания. Пробежавшись взглядом по лицу, я фокусируюсь на фуражке комиссара и сияющим золотом орле с распростертыми крыльями. Фракните меня, но он выглядит точно так же, как Полковник!

— Кейдж? На плашке имя "Эрнандес", гвардеец. Кто ты такой и что ты тут делаешь?

Голос комиссара сиплый, точно такой же, как у всех комиссаров. Интересно, их специально тренируют, чтобы они так разговаривали? Заставляют для этого жевать бритвенные лезвия или что-то в этом духе? Я не могу поверить, что забыл прочитать имя мертвого парня, прежде чем напялить его униформу! Фраг, обстановка накалилась!

— Лейтенант Кейдж, сэр! Я на спецоперации, типа под прикрытием! — отвечаю я, придумывая на ходу.

— Я не в курсе, что в этом секторе есть какие-то специальные подразделения, — отвечает он, явно не поверив ни слову.

— Со всем уважением, сэр, в этом-то и смысл, — говорю я, стараясь припомнить, как действует обычный гвардеец, — сложно сохранить прикрытие, если все знают что ты на операции.

Что ж, в этом я не вру. Вы не найдете более специального подразделения, чем мое.

— Кто ваш командующий офицер? — требует он ответа.

— Я извиняюсь, но не имею права разглашать эту информацию кому-либо не из моего подразделения, — отвечаю я. Хорошо, здесь я соврал, но он обязательно должен был слышать про Полковника.

— Я помещаю вас под арест, в ожидании подтверждения вашей истории от штаба, — провозглашает комиссар, — лейтенант Мартинез, назначьте в наряд пять бойцов для охраны заключенного. Если будет похоже, что он собирается слинять, расстреляйте!

Пока лейтенант назначает моих охранников, комиссар марширует мимо меня в бункер связи, который я видел раньше, сидя в ожидании дождя, чтобы тот прикрыть мой рывок. Лейтенант тоже уходит, приказав всем вернуться к обязанностям, и оставляет меня и пять стоящих вокруг бедолаг.

Я ПЛЮХАЮСЬ обратно на дно окопа, игнорируя расплесканную мной грязь и жижу. Впервые я решаю осмотреть свое плечо. Пустяки: на левом плече пуля оставила небольшую царапину, длинной примерно с палец. При сгибе оно чертовски болит, но я точно знаю, что оно не выбито, просто ушиб. Я вытаскиваю иглу и нитки из индивидуального пакета спасательных средств в левом ботинке и начинаю сшивать рану, сжав зубы от боли.

Моя охрана выглядит ошеломленной, и тогда я впервые осознаю, что беспокоило меня с тех пор, как я плюхнулся в окоп. Эти солдаты юны. Я имею в виду, по-настоящему юны — некоторым на вид шестнадцать, а самым старшим от силы двадцать. Кучка брошенных в бой недавно призванных несмышленышей. Затем я замечаю слева от меня ранец, из карманов торчат золотистые упаковки из фольги. Кивнув в его сторону головой, я спросил самого молоденького.

— Это боевые рационы? — уже зная ответ, вопрошаю я. — ага, похоже на то. Вас тут постоянно кормят? Фраг, вы даже не представляете себе, как я был бы благодарен за кусочек. Можно?

Обеспокоенно взглянув на товарищей, новобранец топает к ранцу и вытаскивает оттуда консервную банку. Раскрыв ее, он протягивает банку с твердым бисквитом внутри.

— Ешь быстрее, — говорит он, — дождь моментально делает его сырым, и он становится ужасным на вкус.

Его голос визглив, и он дрожит, нервно оглядывается через плечо на других торчащих в окопе. Я заржал.

— Ты имеешь в виду, "ешь быстрее, пока лейтенант фрагоголовый или этот тупой комиссар не вернулись", не так ли?

До того как они успевают остановить себя, моя пародия на хныканье комиссара себе под нос, вызывает у них усмешки.

Молоденький гвардеец, отступая, замолкает и усаживается на корточки у противоположной стороны окопа, размещая лазган между ног. Заговорил самый старший их них, его голос чуть тверже, чуть грубее.

— Между нами, ты кто такой? Ты действительно из спецотряда? На что это похоже? — спрашивает он, его глаза светятся любопытством. Я пялюсь в его искрящиеся от влаги, прищуренные, коричневые глаза. Дождь стекает по его щекам, и я вспоминаю, что очень хочу пить. Но в данный момент я не доверяю той влаге, которая капает с небес.

— Наройте мне фляжку воды, я прочищу горло от дыма, и расскажу вам, — предлагаю я. Фляжка появляется практически мгновенно, и несколько секунд я глупо давлю лыбу, пока прохладная жидкость стекает по моему иссушенному горлу. Не отдавая ее назад, я навинчиваю пробку и втыкаю ее в грязь рядом со мной.

— Ох. Я точно из очень специального отряда, — говорю я с усмешкой, — я не думаю, что кто-то из вас, новобранцев, даже слышал о нас, но услышите. Понимаете, я из штрафников "Последнего шанса".

КАК я и ожидал, это заявление встречено полным непониманием. Эти рядовые ничего не знают о том, что происходит вне их взвода, но уж будьте уверены, я все изменю.

— Ваш лейтенант совсем свихнулся на дисциплине, а?

Они согласно кивают.

— Я думаю, что он очень изобретателен относительно различных наказаний за проступки. Порка, виселица, расстрельные команды и так далее. Он рассказывал вам о Винкуларуме? Нет? Что ж, это по большей части гулаг. Вас отсылают на какую-нибудь планету-тюрьму, где вы гниете остаток своей жизни. Вот на одну такую планету-тюрьму, где-то за южным краем, у которой даже нет имени, меня и отослали.

Заговорил один из гвардейцев, тощий подросток с абсурдно широко раскрытыми глазами.

— Что ты натворил?

— Что ж, это достаточно долгая история, — отвечаю я, чуть удобнее устраиваясь у стены окопа, — мой взвод стоял на страже одной захолустной планете, называемой Стигией, вниз от Офелии. Это была действительно легкая задача, следить за дебиловатыми крестьянами, копающимися в грязи, следить, чтобы они не жрали всякое дерьмо. В этой ситуации тебе приходится самостоятельно искать себе развлечения, понимаете, о чем я?

Опять пустые взгляды. Ладно, не важно.

— Что ж, — не обращая внимания, продолжаю я, — возвращаясь к Стигии, у них там было соревнование, названное "Путь Судьбы". Это похоже на полосу препятствий, которую вы, должно быть, проходили тысячу раз во время тренировок. Только намного круче. Это было долбаное испытание, можете не сомневаться. Каждый месяц местные смельчаки выстраивались, чтобы пробежаться по "Пути". Нужно было проплыть бурлящий водоем, там были всякие смертельные ловушки, ямы с кольями, не говоря уже о том факте, что на финальном участке тебе разрешалось атаковать своих товарищей, понятно? Ладно, после того как мы несколько месяцев наблюдали за забегами, мой сержант начал принимать ставки на каждый забег. В конце концов, все соперники должны были объявить о своем намерении и, учитывая опыт прошлых забегов, он мог рассчитать шансы исходя из их физических данных и репутации у местных. Я имею в виду, из этих фраггеров можно было делать гвозди, но некоторые были крепки как скала, понимаете?

В этот раз некоторые кивают. Везет же мне…

— Ну, мы и начали делать ставки, — рассказываю я, продолжая историю, которую уже десятки раз рассказывал на транспортнике, — но такой расклад через некоторое время приелся. Тогда мы перешли на более ценные ставки, собранные у местных ремесленников. Ну, типа золотые ожерелья, камушки и прочее барахло. Я имею в виду, что мы давали им пару батончиков рациона, и они продавали нам своих дочерей, это было прекрасно. Что ж, говоря о молодых девушках, я положил глаз на одну особенно сладенькую красотку, — я ухмыляюсь при этом воспоминании.

— Сарж тоже размяк от нее, и вместо того, чтобы соревноваться друг с другом, понимаете, никому не нравилась идея делиться, мы разыграли право первой ночи на "Пути Судьбы". Я выиграл, но сарж расстроился. Толстяки часто так себя ведут, а при такой легкой жизни, да на свободных харчах, он стал просто огромным боровом. В любом случае, он однажды подкатил ко мне, угрожая доложить лейтенанту о том, что он подстроил, если только я не отдам ему девку. Вот там и тогда, я и распотрошил этого жирного фраггера. Конечно же, меня сразу же оттуда сослали, быстрее, чем вы сможете пересказать это, и я очутился в таком вот гулаге.

Меня веселят их открытые от удивления рты. Один из них что-то не разборчиво пискнул и продолжил пристально смотреть на меня, словно у меня выросла вторая голова или что-то в этом духе. Затем заговорил старший.

— Вы убили сержанта из-за женщины?

— Ага, и в конечном итоге, я до нее так и не добрался, — я делаю еще глоток воды смочить язык, и затем прислоняю голову к одной из стен, чтобы услышать, что происходит за окопом.

— Вам мальчики, лучше передвинуться на эту сторону траншеи.

Они взглянули на меня, Широко Открытые Глаза нахмурился, старший раззявил пасть, а остальные не обратили внимания.

— Сюда! Сейчас же! — рявкнул я, заметив, что могу провернуть этот фокус с приказным тоном так же хорошо, как и настоящий офицер. Командная нотка в приказе заставила их моментально действовать, они прыгают в мою сторону и так же шлепаются в грязь.

Звук взрывов стремительно приближается, и внезапно вся траншея наполняется бушующим потоком снарядов. Повсюду слышатся взрывы, и вспыхивает красное пламя, плазменный заряд исторгает расплавленную смерть на другую сторону окопа, где отдыхали секунду назад новобранцы.

Тупые фраггеры, им что, никто не рассказал, как прятаться в окопе во время ударов артиллерии? Не говоря уже о том, что они не услышали паузы в стрельбе, что предполагало изменение прицела, или свиста первых, летящих снарядов?! Кровь Императора, из меня бы вышел блестящий офицер боевой подготовки, если бы у меня не было такого паршивого темперамента!

КАЖЕТСЯ странным, но даже громоподобный шум заградительного огня вскоре воспринимается просто как фоновый звук, и ты учишься игнорировать дрожь земли. Первым заговорил Широко Открытые Глаза, подняв воротник, когда из-за смены направления ветра дождь начал заливаться под навес окопа.

— А почему вы здесь, если должны были оказаться на одной из планет-тюрем? — спрашивает он. Первая разумная вещь, о которой до этого момента никто не спрашивал.

— Вы типа сбежали?

— Если бы я сбежал, то ты действительно думаешь, что я бы притащился на эту гибельную войну? — с кислой миной отвечаю я. — Я так не думаю! Так что, я сразу же пытался свалить. Вам нужно понять, что этот мир не как тюрьма на корабле. Там было немного охраны, и была массивная укрепленная башня на центральной равнине. Кроме этого, тебя просто выгоняли в пустоши и забывали. Нет, правда! Это как любая другая планета, это своя империя с лордами и прочей херней. Подлые фраггеры залезают в верха, а слабых просто оставляют на обочине или убивают и охотятся на них.

— Если ты силен — ты выживаешь, если нет… — продолжаю вещать я, — в любом случае, я попал в свиту к парню, которого звали Тагел. Один из многих людей, которых я бы никогда не хотел встретить в своей жизни. Огромный фраггер с Катачана, и в этой адской дыре его реально упекли глубоко. Он направил огонь артиллерии на союзных солдат, потому что их капитан назвал его по имени, или из-за какой-то такой же незначительной глупости. Он сражался против группы сброда на другой стороне долины, который вел себя мило и тихо, пока не наварил себе какой-то по-настоящему мощной браги. В любом случае, я вроде как намеренно завел парней Тагела в ловушку, но до того как свинтил, они устроили на меня охоту. Может быть, это и большая планета, но когда понимаешь, что красномордые фраггеры преследуют тебя повсюду, то начинаешь думать, что эта планета не такое уж хорошее место, чтоб остаться, понимаете? В любом случае, каждые несколько месяцев прилетали шаттлы с припасами. Я долгое время ныкался по разным дырам, прежде чем прилетел один такой, и тогда я рванул через равнины. Я прятался несколько дней, терпеливо ожидая подходящего случая. Затем, как и я надеялся, прилетел шаттл. Я подкрался очень близко к башне, пока все были возбуждены прибытием своих гостей. Затем ворота открылись, чтобы можно было выпустить последнюю кучку жалких мятежников. В этом беспорядке, я свернул шею одному охраннику и снял с него униформу. Я проскользнул в комплекс как раз когда закрывались ворота, затем пришло время отправиться к шаттлу. Я как раз крался к посадочной площадке, когда заметили тело и подняли тревогу.

Их глаза прикованы ко мне словно взгляд снайпера, они ловят каждое слово. Умею ведь я рассказывать байки?

— Так что зарезал еще парочку фрагоголовых, чтобы пробраться, и поднялся по рампе внутрь. Как только начал закрываться люк, передо мной кто-то возник. Абсолютно не думая, я ткнул своим окровавленным лезвием этого парня в плечо. А он просто отошел, вы можете в это поверить? В человека ткнули мономолекулярным ножом, а он просто отошел на шаг. Я взглянул ему в лицо, потому что мужик этот выглядел так, словно прошел через мясорубку, если вы понимаете, и его холодные голубые глаза просто пристально смотрели на меня, они были словно вырезаны изо льда. Он ударил меня наотмашь, сломав мне при этом челюсть, как я чуть позже понял, и я упал. Я получил ботинком по яйцам и затем рукояткой пистолета по затылку. Последнее, что я помню, как он смеялся. Смеялся! Я слышал, как он кое-что сказал, что никогда не забуду.

До того как спросить, их глаза вопросительно уставились на меня.

— "Как раз ублюдок по мне", вот что он сказал!

Это я — ублюдок Полковника до мозга костей.

ОБСТРЕЛ из Коританорума передвинулся и изливает полезный груз смерти и мучений на каких-то других бедолаг, не то, чтобы я о них сильно заботился. Мальчик-с-рационом задает очевидный вопрос.

— Кто это был? Как он притащил тебя сюда?

— Это был Полковник, — со всем почтением отвечаю я, — сам Полковник Шеффер. Командующий "Последним шансом".

Широко Открытые Глаза тут же задает следующий очевидный вопрос.

— Кто такие штрафники "Последнего шанса"?

— 13-ый Штрафной Легион, — вежливо информирую я, — конечно, их в сотни раз больше, чем тринадцать, но нас всегда называли 13-ым, памятуя о нашем невезении.

В эту секунду у Широко Открытых Глаз забурлила масса вопросов. Он снимает свою фуражку, показав всем свои коротко стриженные светлые волосы, и смахивает с нее воду в окоп. На ней коричневые и черные пятна от дождя и грязи, которая, кажется, покрывает весь этот проклятый Императором мир.

— О каком невезении? — спрашивает он.

— Наше невезение попасть под командование Полковника, — отвечаю я с усмешкой, — мы получаем самую грязную работенку, которую он может найти. Самоубийственные атаки, арьергарды, безнадежные штурмы. Придумайте самую тошнотворную ситуацию, которую только можно, и я ставлю недельный рацион, что Полковник в нее влезет. И выживет, что более важно. Сотни парней умирали от первого залпа, а он пройдет всю битву без единой царапины. Ни одной фраговой царапины!

Один из молчавших до сих пор, юнец с тонкими губами, открыл свой рот, чтобы задать самый разумный вопрос, что я слышал за долгое время.

— Так почему ты оказался здесь? Я знаю, что у меня не слишком много боевого опыта, но так же знаю, что это не самоубийственный штурм. Я имею в виду, мы новички здесь — зачем тогда им собирать целый полк новобранцев, только для того, чтобы списать их?

— Так ты до сих пор уверен, что это не самоубийственный штурм? — в ответ спрашиваю я его, подняв бровь. — Вы видели вспышки на западе?

Они согласно кивают.

— Так вот, это не вспышки. Это приземляются транспортники для эвакуации из зоны боев. Около двадцати-тридцати на орбите, ожидающие посадки. Догадайтесь, почему они убирают все из космоса — вирусная бомбардировка, масс-ускорители и все такое. Коританорум уже считают потерянным. Повстанцы слишком хорошо окопались там.

За последние восемнадцать месяцев было тридцать восемь попыток штурма, и мы не продвинулись ни на шаг. Они все отступают, и догадайтесь, кто останется на линии фронта…

— Но мы за линией фронта, и что тогда ты здесь делаешь? — спрашивает Тонкогубый. Позади нас вдалеке слышится свист, становится все громче и громче. Новобранцы залегли, но я знаю, что это, и рискую выглянуть из окопа, чтобы посмотреть на зрелище. Внезапно с завывающим ревом прямо у нас над головами, росчерком по небу пролетает эскадрон "Мародеров", истребители "Гром" в эскортном построении нарезают вокруг них спирали. Пока другие по-глупости прячутся, я вижу линию пламенных цветков, распустившихся над вражескими позициями. Наша собственная артиллерия устроила анти-заградительный огонь, и обстрел со стороны врага внезапно остановился. Затем атакуют "Мародеры", создавай столбы дыма там, где рвутся их бомбы, ослепляющая пульсацию лазпушек пробивает вражеские укрепления и подрывает их склады с боеприпасами. Наземный удар мгновенно прекращается, когда самолеты зажигают свои ускорители и с воем уносятся в грозовые облака.

— Эй, мальчишки, — зову я их, — взгляните на это, вы такое еще не скоро увидите!

Новобранцы робко поднимают головы и озадаченно смотрят на меня.

— Это была бомбардировка и воздушная атака — далее будет залп с орбиты, — говорю я им. Я видел это полудюжину раз — стандартная боевая догма Империума.

— Эти проклятые повстанцы получат сегодня на ужин горяченького!

Как раз когда я заканчиваю говорить, облака в одном месте начинают ярко светиться, и секундой позже появляется потрясающе огромный шар энергии, летящий к Коританоруму. Термоядерная торпеда врезается в бронированные стены цитадели, размазываясь по исцарапанному и выщербленному металлу, словно горящая нефть. Через грозовые облака бьет еще несколько залпов, некоторые снаряды выбивают огромные столбы дыма, поскольку закапываются в грязь до взрыва, другие вызывают ручьи плавленого металла, стекающего по стенам Коританорума подобно потоку лавы.

Затем заработали противовоздушные батареи повстанцев, огромные башни поворачиваются к небесам, и вспышки лазеров пробивают атмосферу. Ответный огонь продолжается почти минуту, иссушая своим жаром облака над крепостью. Корабль на орбите, должно быть, отходит, поскольку смерть с облачного покрова больше не изливается на землю. Через полминуты вдоль всей траншеи начинают реветь сирены. Мальчик-с-рационом поднимает взгляд, его лицо внезапно бледнеет, а губы начинают трястись.

— Это приказ о готовности. Далее будет атака, — говорит он мне. Вот пришел и мой шанс. В путанице атаки, я с легкостью ускользну на другую сторону окопа и свалю отсюда. Сколь бы приятной не была их компания, я не хотел бы очутиться рядом с этими новобранцами в следующие полминуты.

— Пожелаю вам удачи, но боюсь, что мне уже хватит валяться в грязи, — улыбаюсь я, но это их не убеждает. Впрочем, не важно. Именно в этот момент из-за угла траншеи выходит мрачноликий комиссар, его глаза-бусинки пялятся на меня.

— Когда атакуем — берите заключенного с собой. Позволите ему уйти, и я всех вас вздерну по обвинению в халатности!

Фраг! Тем не менее, одно дело приказать, а другое исполнить. Затем начинают выть сирены атаки. Меня выталкивают первым, так что полагаю, мои новые друзья усвоили хотя бы одну вещь. Я бегу по открытому, обстреливаемому участку местности к другой линии окопов. Вражеские снайперы, которых я так ловко избегал прежде, получают второй шанс продырявить мою шкуру. Послышался вскрик, и Широко Открытые Глаза, получив пулю в шею, падает, разбрызгивая куски позвоночника и кровь на мою украденную униформу. Я забираю его лазган, и посылаю очередь от бедра в место, где предположительно укрылся снайпер. На секунду оттуда больше не стреляют.

Затем что-то хватает меня за ноги. Взглянув вниз, я вижу продырявленного упрямого комиссара на коленях, тот отхаркивает кровь. Он смотрит на меня своим суровым взглядом и шепчет:

— Ради разнообразия, сделай хоть что-то полезное в своей жизни, предательский ублюдок!

Не раздумывая, я разворачиваю лазган, и исполняю его желание. Лучи убийственного света затыкают его навсегда. Должно быть, я становлюсь мягким. Я никогда раньше не утруждал себя убийством из милосердия, особенно находясь по уши в дерьме.

СО СМЕРТЬЮ комиссара, у меня появляется шанс сбежать. Мне нужно просто развернуться, и побежать ровно туда, откуда мы пришли. Не думаю, что повстанцы будут утруждать себя стрельбой в тех, кто бежит в противоположном направлении. Именно тогда я замечаю кое-что, возможно врага, отбрасывающего тень, как раз впереди и справа от нас. Чертовы снайперы, должно быть, издеваются надо мной сегодня. Я осматриваюсь, когда выстрелы разрывают мою тунику — может быть, я был неправ насчет легкого бегства. Слева разрушенная ферма, и я бегу туда. С возобновлением снайперского огня, некоторые из взвода новобранцев залегают мордой в грязь, прячутся или убитые, я не знаю. Остальные просто стоят на месте или бегают в замешательстве. Мне кто-то попадается на пути, его глаза странно пустые от отчаянья, поскольку все больше и больше новобранцев падают от выстрелов спрятавшихся врагов. Я бью кулаком по его носатому лицу, и он улетает в сторону и падает, его грудь прошибла пуля, предназначавшаяся мне. Еще через пару ударов сердца я залетаю за стены фермы и падаю на колени в каком-то загоне для животных. Хорошо, теперь, когда я свалил от этих горемык, самое время сформулировать свой план побега. Затем везде вокруг меня внезапно начинают грохотать ботинки, и я осознаю, что взвод последовал за мной в укрытие, вместо того, чтобы по плану бежать в следующую траншею! Пробежка, должен добавить я, которую они никогда бы не завершили.

Один из этих солдатиков хватает мой воротник, и орет мне в ухо.

— Хорошая мысль, сэр! Нас бы разделали, если бы вы не привели нас сюда!

Фраг!

— Привел вас сюда? — я почти ору в ответ. — Я, фраг вас раздери, не приводил вас сюда, тупые салаги! Да идите вы к фраговой бабушке, тупые бараны, из-за вас меня пришьют, пока вы ошиваетесь тут с надписью на спинах — "мишень", это так же хреново, словно светить пятиметровым прожектором в небо! Валите с глаз долой, пока я не освежевал вас, мелкие, тупые фраггеры!

Осколки каменной кладки начинают летать повсюду, когда снайперы взялись за винтовки повышенной мощности, чтобы выбить нас из укрытия. Что ж, пока здесь повсюду эти пустоголовые, я должен использовать их как свое преимущество. Как любил говорить Тагел — "если у тебя стальные яйца, то ими все еще можно разбить чью-то голову". На самом деле, это возможно было одно из самых длинных предложений в его тупой, жестокой башке, так что я полагаю, он услышал это от кого-то другого. Вернув свои мысли к насущной проблеме, я указываю через дождь на откос, за которым залегли снайперы.

— Огонь на подавление по этому холму! — реву я. Тренированный месяцами, во время перелета в эту адскую дыру, взвод реагирует не раздумывая. Мальчишки вокруг меня начинают палить из лазганов, потоки света пульсируют во тьме. Я нахожу разбитый кожух солнечного нагревателя и использую его исковерканные панели, чтобы получить хоть какое-то укрытие от пуль, вышибающих осколки из пласкритовых стен постройки. Вряд ли мои мальчишки знают, но шаттлы не будут торчать здесь вечно, и я все еще намереваюсь получить теплое местечко на борту.

Слышатся радостные крики, и остатки еще одного отделения присоединяются к нам, двое гвардейцев тащат гранатометы. Они начинают настраивать их прицелы на нужную траекторию, но в этот момент обстрел усиливается, к снайперам за холмом подошло подкрепление. Я хватаю один из гранатометов, выбираю осколочный и отсылаю заряд ласточкой в воздух. Я безумно ухмыляюсь вместе с остальными, когда замечаю, что от взрыва над гребнем подлетает три тела. Бросив гранатомет обратно бойцу, я выхватываю спрятанный в правом ботинке нож, и кидаюсь вперед. Сейчас уже недалеко.

КОГДА перепрыгиваю через насыпь из тел, то вижу, что по сторонам от меня остатки взвода так же перепрыгивают через край. Ошеломленные внезапной атакой предатели вскоре полегли от шторма лазогня и лихой рубки штыками. Я лично распотрошил пару свиней-предателей. Отсюда было всего лишь полуминутным делом допрыгать до передней траншеи. Когда остальные рванули вперед, я разворачиваюсь и бегу ко второй линии, которая теперь обнадеживающе пуста. Я вижу тяжело дышащего, словно грокс, лейтенанта справа. Он, кажется, тоже меня заметил. Но до того как он что-то успел сказать, он и его командное отделение валится с ног в кровавом облаке из-за обстрела. Я вижу, как слева поднимаются тени и отрезают мой путь к шаттлам — по крайней мере, на данный момент.

Когда я плюхаюсь в переднюю линию окопов, то слышу, как сержант объявляет перекличку. Многие не откликаются, и я полагаю, что они потеряли примерно три четверти бойцов. Остальные умрут, как только повстанцы контратакуют, и я должен быть чертовски уверен, что не разделю с ними такую судьбу. Внезапно я осознаю, что все с ожиданием смотрят на меня.

— Какого фрага вы уставились? Ради Императора, вы чего ждете? — рычу я на них. Самый старший из моей охраны начинает жаловаться.

— Лейтенант Мартинез мертв! Командное отделение мертво! — его визгливый голос вибрирует от страха.

— И? — спрашиваю я.

— И вы видели, что стало с комиссаром Кадитсом, — отвечает он.

— Ну да, и? — снова спрашиваю я. Мне совершенно не нравится, в какую сторону он клонит. Я не могу поверить, но у меня складывается ощущение, что происходит что-то плохое.

— Мы застряли здесь, пока не пришлют еще одно командное отделение, — объясняет он, — у нас сейчас нет командования. Ну, за исключением вас. Вы говорили, что вы лейтенант.

— Ага, гребаного штрафного легиона! — выплевываю я. — это ничего не значит в этом мире.

— Вы завели нас так далеко, — подает голос еще один зануда, его лицо измазано кровью, губы раздулись и в синяках.

— Поймите, без обид, но последнее, что мне нужно в этот момент, так это толпа безмозглых зеленых фраггеров, как вы, которые задерживают меня, — разъясняю я, — я и так уже слишком далеко зашел. Вы, ребята, просто упали мне на хвост. В межпланетном транспортнике есть место, над которым написано мое имя, и я всецело намерен в него усесться. Вам понято?

— Но вы не можете бросить нас! — кричит кто-то у меня за спиной. Жалостливое страдание в их глазах по-настоящему раздражает. Ни за какие блага мироздания я не собираюсь взваливать на себя это безнадежное задание. Я роюсь в ранцах, что они свалили в траншею, в поисках погрызть еще рационов. Я ощущаю слабую дрожь земли, и поднимаю взгляд. В темноте я замечаю движение и, немного изменив направление, ветер доносит слабый запах маслянистого выхлопа. В залитой дождем темноте ночи я различаю силуэт "Разрушителя" повстанцев, осадный танк грохочет в нашу сторону. Судя по его курсу, я могу сказать, что экипаж еще не заметил нас, но как только они пройдут глыбу искореженных бетонных колонн справа от нас, мы станем легкой мишенью. Плохо, в самом деле, очень плохо.

— Слушайте! — кричу я, привлекая их внимание. — Я не командующий! Я собираюсь оставить вас! И глазом не моргну, но там рыщет "Разрушитель" и собирается разорвать меня на мелкие кусочки своей огромной пушкой, если вы дадите ему такой шанс.

Я очень быстро соображаю в этот момент. Может быть, это даст мне нужный шанс, чтобы сбежать. Я годами выживал благодаря своей находчивости, и не собираюсь так легко сдаваться сейчас. Выживать стало моим хобби, и я ощущаю, что не вправе отказываться от него в данный момент.

— Делайте в точности то, что я скажу и, может быть, я выберусь из этого с целой шкурой, — говорю я им, мой мозг лихорадочно работает.

Они внимательно слушают, с ожиданием глядя на меня, пока я излагаю план. Я проверяю, все ли они поняли и когда все кивнули, отсылаю их по своим местам. Когда "Разрушитель" грохочет вперед, кто-то включает прожекторы на башенках. Корпус танка блестит от дождя и постоянная стена воды, изливающаяся с небес, отражается по всей длине луча. Черт! Я не подумал об этом! Тем не менее, уже слишком поздно, план уже начал осуществляться, и заорать в этот момент означает найти свою смерть. Я сигналю своей команде залечь, пока другие выдвигаются на позиции. Постоянно наблюдая за "Разрушителем", я вижу, как он медленно перемалывает насыпи из костей, выдавливает в стороны небольшие горки, его бульдозерный отвал создает борозду в глубоком месиве. Прожектор двигается то влево, то вправо, но мы к этому моменту уже немного сзади, и их командир не проверил все, что можно. Если он заметит нас, то башенка медленно повернется прямо к нам, и он шарахнет мне прямо в голову одним из своих массивных снарядов "Разрушителя"!

Внезапно прожектор поворачивается в мою сторону, пробегается по земле, и резко подсвечивает груду мертвых тел, наших и повстанцев. Луч сдвигается вперед, и я чувствую, что задержал дыхание, но через несколько ударов сердца, перед тем как осветить мое лицо, он быстро разворачивается в другую сторону. Слежу за лучом — танк примерно в сорока шагах от места, где я присел — я вижу неподвижно застывший другой атакующий отряд. Я ощущаю, что хочу заорать: "Не стойте! Бегите!", но как только я это сделаю, то точно буду убит вместе с ними. Как и говорил, я давным-давно уже не готов к смерти. Как я и предвидел, башня с хрустом медленно повернула огромную пушку "Разрушителя", такой ширины, что внутрь мог бы заползти человек, и подняла ствол. Со вспышкой пламени и завитками дыма, танк стреляет. Мгновением позже взрыв снаряда затмевает свет прожектора. Мне кажется, что я вижу взлетающие в воздух тела, но это вряд ли, так как снаряд "Разрушителя" обычно мало что оставляет, чтобы оно могло подлететь. Когда пламя улеглось, прожектор рыскает влево, вправо и на корпусе появляются вспышки выстрелов тяжелого болтера. В свете прожектора я вижу, как тела выживших сшибает с ног, кровь бьет фонтанами из открытых ран, когда разрывные болты прошивают их кожу, мускулы и кости, словно бумагу. Я возвращаюсь опять к непосредственной задаче. Подняв кулак, я сигналю атаковать. Мы бесшумно бежим к танку, никаких боевых кличей, никаких вызывающих криков, просто тихо и молчаливо бежим. Однако первый боец все еще в двадцати шагах от танка, когда стрелок спонсона на нашей стороне очнулся и открыл огонь из тяжелого огнемета. Ревущий инферно бьет от борта танка, превращая бойцов в обугленные куски плоти, быстро заглушая их вопли.

Прожектор поворачивается к нам, но я поднимаю лазган и стреляю на бегу, посылаю два заряда в широкие линзы и разбиваю их. Я слышу глухой вой сирены, когда прыгаю к танку. Его гусеницы дико вертятся, когда водитель пытается развернуть его, и нацелить на нас главное орудие.

Пока огромные стальные траки грохочут столь близко от моего лица, что я мог дотронуться до них рукой, я подпрыгиваю и хватаюсь за кожух двигателя. Я подтягиваю себя на корпус танка и сворачиваю панель, открывая огромный, маслянистый и ревущий двигатель. Пока другие выжившие толпятся на корпусе, стреляя в отсек с двигателем из лазганов, я прыгаю к башне.

Шокированное выражение лица командира заставляет меня рассмеяться, и я врезаю прикладом винтовки ему в подбородок, ломая шею. Пару раз я стреляю в люк и запрыгиваю внутрь. Экипаж с ужасом смотрит на меня: заляпанный кровью и грязью, для их душонок я, должно быть, выгляжу как какой-то чудовищный пришелец. Так оно и есть. Мой нож рвет их, я всегда гордился своим уровнем мастерства ножевого боя, и за пару вздохов все заканчивается. Внезапно кто-то орет в люк, чтобы я выбирался оттуда.

С УДОВЛЕТВОРЕНИЕМ я наблюдаю из окопа, как взрываются заряды, превращая осадный танк в бурю летящих металлических кусков и скрученных обломков. Хорошо, теперь все чисто, самое время выдвигаться к эвакуационным посадочным ангарам. Кто-то хватает меня за плечо, когда я повернулся спиной к ничейной земле. Этого бойца я не знаю, через его лицо идет длинная царапина, левая сторона и нога тлеет от близкого попадания струи тяжелого огнемета.

— Вы не можете уйти, Кейдж, — я имею в виду, сэр, — просит он, — мы нужны вам, а вы нужны нам!

— Нужны мне? Нужны мне? — я почти кричу от безысходности. — Поймите, я иду назад. Если любой из вас, тупоголовых фраггеров, попытается последовать за мной, я начну стрелять. Вы мне не нужны, вы все обуза. Я ясно изъясняюсь?

В ответ молчание. Я думаю, что некоторые начнут плакать, так сильно трясутся их губы. Что ж, везунчики, с Кейджем это не работает. Я развернулся и начинаю карабкаться на заднюю стену окопа, в сторону наших собственных линий. Кто-то произносит:

— Сдаешься, солдат?

Я без раздумий хватаюсь за протянутую сильную руку, и меня вытягивают из окопа. Когда я падаю на колени в грязь, мою спину начинает колоть от ужаса, когда мой разум осознает произошедшее. Я поднимаю глаза. В ответ на меня смотрят две холодные бездны, разрывая в клочья мою душу. Там стоит Полковник, его болт-пистолет направлен мне прямо меж глаз!

— Дезертирское отребье! — рычит он. — У тебя был твой последний шанс. Пришло время платить за свои преступления!

Как раз когда он отворачивается, мой одурманенный разум внезапно опознает стремительные щелчки и визг энергоячеек. Оглянувшись через плечо, я вижу взвод, всю жалкую, испачканную толпу, все их оружие направленно на Полковника, стена из стволов лазганов, плазменных ружей и даже раструб гранатомета. Я давлю истерическое стремление рассмеяться. Некоторых из них трясет от страха, некоторые же тверды как скала и суровы. Каждый из них с молчаливой свирепостью пристально смотрит на Полковника. Это пугающее ощущение, словно стадо зверей внезапно обнажило клыки. Мальчик-с-рационом осмеливается выступить против гнева Полковника.

— Я-я, извиняюсь, сэр, но Кейдж не заслужил этого, — говорит он Шефферу, — если вы выстрелите, то мы тоже.

— Да, сэр, — вставляет свои два кредита кто-то, его лазган покоится на ободранных, кровавых ошметках сломанных рук, — мы бы уже три раза были мертвы, если бы не он. Мы не позволим убить его!

В этот момент они все сосредотачиваются. Их ружья перестают дрожать, и я вижу, что их взгляды наполнены жаждой крови. Они так накачаны адреналином, что могут убить любого прямо сейчас. Окрыленный победой, я слышу, как кто-то его зовет. Я смотрю на них, Полковник тоже. Кажется, вечность он стоит здесь, обращая свой ледяной взгляд на каждого из них. Каждый по очереди ощущает на себе полную силу взгляда Полковника, но никто не дрогнул и это чего-то стоит! Тем не менее, Полковник — это Полковник и он просто фыркает.

— Этот жалкий кусок слизи не стоит вашего времени, — рявкает он на них, — я рекомендую вам использовать боеприпасы ради чего-то стоящего.

Никто не сдвинулся, и я перестаю улыбаться.

— Очень хорошо. Вы высказали свою точку зрения, гвардейцы, — Полковник почти чеканит каждое слово. Стена из ощетинившихся пушек не дрогнула. Голос Полковника затихает почти до шепота, угрожающий тон, который даже штрафников "Последнего шанса" заставляет дрожать от страха.

— Я приказываю вам. Опустить. Оружие.

Все равно никто не двигается.

— Ладно, пусть в этот раз будет по-вашему, — наконец произносит он, — рано или поздно вы все будете моими.

Проходит еще несколько длинных, мучительных секунд, прежде чем первый из них опускает свое оружие, окончательно убежденный искренним видом Полковника. Что касается меня, то я до сих пор считаю, что он вышибет мне мозги.

— Встать, Кейдж! — рявкает Полковник.

Я медленно поднимаюсь, и не рискую даже вздохнуть.

— Немедленно сними эту униформу — ты не заслужил ее носить!

Когда я начинаю расстегивать тунику, Полковник Шеффер разворачивает меня, чтобы я мог посмотреть на Коританорум — сердце повстанческой армии. Даже еще до того как предатели отвернулись от Императора, крепость имела репутацию практически неприступной. Стены и стены тянутся в горы, пушечные амбразуры сверкают от огня артиллерии в нескольких километрах на запад от нас. Лучи прожекторов рыскают по открытому пространству перед фортом, выхватывая ряды колючей проволоки, плазменные и осколочные минные поля, ловушки для танков, ловушки для людей, западни и другие оборонительные сооружения. Пока я смотрю, массивные бронированные ворота открываются и колонна из четырех "Леман Руссов" выдвигается по раздвижному мосту над кислотным рвом, направляясь на юг.

— Что происходит, сэр? — тихо спрашиваю я. Полковник указывает вперед на внутренний дворик крепости, и шепчет мне в ухо.

— Вот это и происходит, Кейдж. Мы направляемся прямо туда.

Ох, фраг.

РВАНОЕ дыхание человека эхом отражалось от покрытых конденсатом труб, которые бежали вдоль обеих стен коридора, его выдохи создавали небольшие облачка пара вокруг головы. Мрачная, одинокая желтая светополоса на потолке освещала свежевыбритое лицо, окрашивая все в болезненные цвета. Человек нервно оглядывался назад, положив руки на колени и согнувшись пополам, он задержал дыхание. Движение теней вдалеке привлекло его внимание, он прорычал сквозь зубы и снова побежал, доставая короткий пистолет из своего синего, рабочего комбинезона. Грохот чего-то тяжелого по металлу звенел в коридоре позади него, сопровождаемый скребущим звуком, словно по разъеденной коррозией стали труб проводили шероховатой кожей.

— Кровь Императора, охотник стал добычей, — снова оглядываясь назад, прошипел он. Под светополосой теперь было видно смазанное движение, складывалось впечатление, что вдоль коридора к нему несется синеватая темнота и фиолет. Он поднял пистолет и нажал на спусковой крючок, дуло вспыхнуло, практически ослепив в тусклом, замкнутом пространстве прохода, пули со свистом уносились в мрачную даль. Со сверхъестественной скоростью быстро приближающиеся очертания отпрыгнули в сторону, когти цвета кости воткнулись в ржавый металл и увели тело с линии огня. Трубы зазвенели от царапающего звука по металлу, когда монстр продолжил свое неустанное продвижение, не затрачивая усилий, он мчался по стене.

Мужчина снова сорвался в спринт, его ноги и руки стремительно замелькали, когда он ускорился. Пока он бежал по изогнутому коридору, его глаза осматривали стены и потолок, отчаянно ища лазейку для побега. Он пробежал еще тридцать метров, существо все сильнее наседало на него, затем он заметил открытый проход справа. Прыгнув через дверь, его глаза ухватились за запирающий механизм, который он шлепнул кулаком. С шипением начала стремительно опускаться противовзрывная дверь, но секундой позже, когда она была на полпути вниз, жестокий охотник проскользнул под ней. Он выпрямился в полный рот и встал напротив мужчины, его темные, чужеродные глаза смотрели со злобой.

Тот начал палить из пистолета в монстра перед собой и нырнул обратно к двери, перекатился на другую сторону и вставал на ноги. Через мгновение дверь с глухим ударом закрылась, запечатав ненасытного хищника. Глубоко выдохнув от облегчения, он услышал, как мощные конечности врезаются с другой стороны в дверь, прерываемые визгом, когда длинные когти распарывали металл. Шум бесполезной атаки прекратился через несколько секунд, замененный царапающим звуком когтей, удаляющихся вдоль бокового туннеля.

— Так желает Император, я тебя еще поймаю, — сказал он существу с другой стороны двери, криво усмехнувшись, потом развернулся и побежал обратно по коридору.