БЕСПОЩАДНЫЕ, ОСТРЫЕ КОГТИ царапают истертый камень. Тусклый и болезненный свет луны — Моррслиб — пробивается через тонкий слой облаков, образовывая причудливые тени на вымощенной камнем улице. Над дверными проемами слабо звенят от легкого ветра обереги, что суеверные дурачки развешивают, чтобы отогнать злых духов, что бродят по ночам, подобным этой, когда в небе стоит полная Моррслиб. Убийца потягивается, наслаждаясь непередаваемыми ощущениями, когда магический свет падает на его тело. Он весь дрожит от восторга, черпая новую силу из нечестивого свечения, льющегося на него сверху, поднимает голову и смотрит уже нечеловеческими глазами. Глазами, измененными для того, чтобы получить доступ к невидимому секретному спектру, доступному только при холодном сиянии его небесной покровительницы. Сидя на карнизе крыши, он смотрит своим магическим взглядом на город внизу. Убийца стар, а с точки зрения человеческой дряни — даже древен, и видел его уже много раз.
Он видит множество давно известных ему чудес этого города, оживлённых светом Моррслиб. Образы и картины прошлого расплываются и перекрывают друг друга. Высокие башни возносятся вверх и исчезают, в то время как взор убийцы скользит сквозь столетия созиданий и разрушений.
Моргнешь — и кажется, что город снова горит в огне гражданской войны, развязанной претендентами на вакантную корону Империи. И он сам тоже там, бежит в своей истинной форме среди бунтующей толпы, заполнившей улицу. Он свободно перемещается в ней; для людей он всего лишь ещё один ночной ужас, которых и так полно. Убийца голоден, его зубы клацают друг о друга, когда он убивает одну за другой свои вопящие жертвы. Вытаскивая окровавленную морду из глотки своей последней жертвы, он издает вопль восторга, обращенный к кровавому сиянию луны сверху.
Моргнешь еще раз — и город словно вымер, поглощённый страхом и отчаянием. Чума убивает его население. Только несколько огоньков светится в ночи — даже Императорский дворец погружён во тьму и заброшен, а те, кто еще жив в своих домах, ждут, когда же Призрак Чумы покинет, наконец, город. Но убийцу не запугать простой болезнью, и он рыщет по пустым улицам, зная, что никто не придёт в ответ на крики соседей.
Убийца смотрит на тусклый проблеск изначального города через тени того, что пришло потом. Он видит залитую солнцем деревню на берегу широкой и быстрой реки. Смотрит, как деревенские жители бегут встречать возвращающуюся из леса группу воинов. Его взор устремляется к высокой фигуре во главе охотников, к гордому вождю варваров с волосами, подобными солнечному свету и с большим гномьим боевым молотом. Убийца был тогда намного моложе, его магические способности были более примитивными и не так хорошо ему подчинялись, но даже тогда он смог почувствовать невидимый светлый нимб вокруг варвара. Убийца взрыкнул про себя, обеспокоенный наличием этого света, и скользнул обратно в успокаивающую темноту леса. Снова и снова, в течение столетий, он делал всё, чтобы потомки племени Зигмара заплатили за тот позорный страх, что он впервые в жизни испытал в тот день.
Он качает тяжёлой головой, рассеивая эти видения, и снова меняет спектр зрения. Теперь его взгляду предстают нити судеб бесчисленных человеческих жизней, переплетенных на лице города, образующих яркие и путанные цветные образы. Многие такие нити связаны друг с другом, и одна, истонченная, уже готова порваться; существо, которому она принадлежит, сейчас истекает кровью в аллеях внизу. Убийца исследует образы тускло светящихся нитей, ища короткие и тонкие нити тех, кто не подозревает о своём скором конце, тех, кто станет его жертвами. Некоторые из нитей судьбы многообещающе вели к величественным формам императорского дворца — убийца всегда считал кровь аристократов неким редким пикантным лакомством, но другая интригующая возможность вела мимо центра к академическому кварталу, представляющему собой беспорядочный лабиринт из книжных магазинов, библиотек и старых, пыльных домов мудрецов, группирующихся вокруг Университета.
Убийца исследует эту нить судьбы; его морда дергается в предвкушении сильного запаха жизни на другом конце нити. Его пасть наполняется горячей слюной, она стекает с его челюстей; новая задача будет сложной. Он только что начал охоту. Новая добыча на знакомой территории. Альтдорф — это его старые, очень старые охотничьи угодья, но каждое столетие, или около того, когда убийца оказывается в городе, он предлагает ему что-то новое.
Задрав морду, убийца воет, вознося молитву своей небесной покровительнице — луне. Моррслиб — вторая луна Старого Света.
Кровавая луна.
Луна убийц.
Луна Хаоса.
ЗАВАНТ КЁННИГЕР проснулся. Во рту чувствовался сильный омерзительный привкус, и он потянулся за стаканом красного вина, что держал около кровати. Обнаружив, что тот пуст, он выругался. Настоянное на определённых травах рейкландское вино было весьма эффективным снотворным: прогоняя сны, охотившиеся за ним по ночам, подобным этой, когда луна Хаоса набирала силу. Он сел. Прохладный ночной ветер освежил его вспотевшее лицо. Бросив взгляд на улицу, он с лёгким раздражением отметил, что его чересчур суеверный слуга повесил амулет, охраняющий от чар луны, прямо над окном. Сама Моррслиб висела высоко в небе, окутывая город своим зловещим светом. Спальня Кённигера была залита этим странным, вязким и прозрачным сиянием. Глаза заболели, реагируя на этот потусторонний свет. В комнате не было зеркала, но Кённигер знал, что в темноте его глаза тускло, но все-таки заметно, отсвечивали красным. Работой всей его жизни было противостояние Хаосу, но в ночи, подобные этой, он остро чувствовал побочные эффекты многочисленных опытов с небольшими дозами варпсодержащих субстанций, которыми он пропитался, пытаясь понять природу своего врага.
Кённигер смотрел сквозь открытое окно на город. Его память преследовало полузабытое слабое воспоминание о каком-то предчувствии, возникшем за минуту до пробуждения. Он закрыл глаза и сконцентрировался. Его взору предстали сверкающие зубы, рвущие податливую плоть, острые когти, высекающие искры из каменных плит. Он распахнул глаза. Ничего. Только мерцающий красный диск Моррслиб ухмылялся в небе.
Там что-то есть, подумал он, что-то пробралось сюда и крадётся по моему городу.
Он дёрнул за шнурок около кровати, сбросил одеяло и стал искать одежду, что лежала поблизости. Через некоторое время он услышал доносящиеся снизу шаги и бормотание Видо — его слуги, поднимающегося по лестнице на звон колокольчика. Кённигер перестал улыбаться. Несмотря на то, что у слуги когда-то была репутация самого незаметного карманника в Империи, полурослик при желании мог заглушить взрыв ракеты, особенно когда хотел донести до окружающих своё недовольство подъёмом среди ночи.
Видо открыл дверь, и свет от свечи в его руке усилил боль в глазах детектива-ученого, заставив того вздрогнуть от причинённого неудобства.
— Звали? — буркнул Видо своим лучшим тоном недовольного слуги.
— Боюсь, что в скором времени, ещё до восхода солнца, наши услуги будут востребованы. Подготовь мое придворное платье, выбей пыль из своей ливреи, что ты так ненавидишь, и надень её. Мы оба должны хорошо выглядеть, когда прибудет посыльный из Императорского дворца.
ВИДО БЫЛ НЕДОВОЛЕН. Ему не доставляло удовольствия быть на ногах в столь ранний час. Ему было крайне неприятно находиться в вонючем переулке, который совсем недавно какой-то запоздалый гуляка, возвращавшийся домой после кутежа на улице Тысячи Таверн, использовал для оправки своих нужд. Тот факт, что Видо ещё не ел, вряд ли радовал бы его в обычном состоянии, но вид изуродованного трупа в конце переулка вызывал тошноту и напрочь отбивал все мысли о еде. Ему было крайне неприятно находится среди такого количества членов Городского Дозора, несмотря на то, что их кордон с дубинками наготове сдерживал натиск возбуждённой толпы, которая по обыкновению хотела принять непосредственное участие в любом необычном событии на улицах столицы. Но больше всего его раздражала эта обезьянья ливрея слуги, что Кённигер заставил его одеть. В сотый раз он дёрнул жёсткий стоячий воротничок, который постоянно врезался ему в шею. Завант Кённигер, погруженный в беседу с закутанной в темной плащ фигурой, стоящей на коленях около трупа, конечно же, не обратил внимания на недовольство своего слуги.
— Вы знаете, герр Кённигер, говорят, что личность убийцы можно установить, заглянув в глаза трупа, потому что последнее, что они видели — лицо убийцы — навсегда отпечатывается на сетчатке, — стоявший на коленях охотник за ведьмами посмотрел на Кённигера, ожидая его ответа.
Тот встретил взгляд худощавого охотника за ведьмами, не уклонившись от брошенного ему вызова.
— Да, я тоже слышал что-то подобное. Я также слышал теорию о том, что в криминалистике можно создать систему опознания на основе линий и отметок на коже на кончиках пальцев. Такие следы злоумышленники оставляют на каждом месте преступления. Если бы эти фантастические представления были правдой, то наша с вами работа, герр ван Зандт, была бы намного легче. Не думаю, что вашу идею можно проверить сейчас — ведь убийца постарался удалить не только большую часть лица, но и оба глаза.
Видо приходилось в свое время встречаться с охотниками за ведьмами, которые делали разные необычные вещи. Он видел, как они с пеной у рта яростно вели праведную войну против ереси. Видел, как они бичами сдирали кожу у себя со спины, чтобы очиститься духовно. Помнил, как они плакали и скрежетали зубами в страшном отчаянии, когда еретики один за другим признавали свою вину. Он даже видел раз, как один охотник за ведьмами проявил милосердие и позволил придушить обвинённого, прежде чем отправить того на костёр. Но этот — Мариус ван Зандт, охотник за ведьмами его Императорского величества, Благословенный Зигмаром — делал то, чего ни разу не делали его коллеги на памяти Видо. Он улыбался. Не той тонкой улыбкой, что часто мелькали на лицах охотников за ведьмами во время пыток подозреваемых в преступлениях. Нет, по его лицу, до самых глаз, расплылась самая искренняя дружелюбная улыбка.
Охотник за ведьмами шагнул вперед, стараясь, как отметил про себя Видо, держать свой плащ подальше от лужи крови, растёкшейся вокруг трупа, и протянул Кённигеру руку для рукопожатия.
— Рад наконец-то познакомится с вами, герр Кённигер. Ваше имя и ваши труды знакомы даже таким необразованным фанатикам, как я. Я читал ваши заметки о «Трактате Некрис» Готлиба Звёздного, а теории, изложенные в вашем труде «Principia Chaotica», сильно помогли мне в моей работе.
Кённигер улыбнулся (Видо знал, что главный недостаток его хозяина заключался в том, что тот был падок на лесть его интиллекту) и дружески кивнул, пожимая протянутую ван Зандтом руку.
— Вы преувеличиваете мои заслуги, герр ван Зандт. Однажды, по слухам, Леонардо де Миральяно был вынужден сказать: «Если я когда-либо видел дальше других, то только потому, что стоял на плечах гигантов».
Охотник за ведьмами уже был здесь к моменту их прибытия, видимо его вызвали сюда тем же указом из дворца, который вытащил Кённигера и Видо из их постелей этим утром. Насколько было известно Видо, охотники на ведьм редко бывали в Альтдорфе. У церкви Зигмара здесь находилась главная резиденция, и, пока чересчур рьяные охотники за еретиками были вольны в ведении своих дел в отдаленных сельских провинциях Империи, здесь, в столице, Церковь предпочитала разбирать такие дела самостоятельно. То, что кто-то во дворце счёл необходимым присутствие охотника за ведьмами на улицах Альтдорфа, было необычно, но присутствие еще более зловещей фигуры беспокоило Видо гораздо сильнее. Он до сих пор помнил шок, полученный им, когда он и Кённигер прибыли под конвоем на место преступления и увидели очертания облаченной в серое фигуры, ожидавшей их у входа в переулок.
— Штайнер! — подумал он тогда про себя. — Зубы Ранальда! В какую бы передрягу мы сейчас не влипли, дела ещё серьёзнее, чем кажутся, если кто-то посчитал необходимым спустить императорскую ищейку с поводка!
Официально Ваул Штайнер был просто личным телохранителем императора. Неофициально, что ни для кого в Альтдорфе не было секретом, он был персональным императорским ассасином, самым страшным убийцей в Империи, и человеком, чья лояльность целиком и полностью принадлежала императорской фамилии. Его навыки владения мечом, кинжалом и арбалетом вошли в легенды. Видо и все остальные жители Альтдорфа видели его выдающиеся фехтование и стрельбу каждый год на играх, что проходили на Кайзерплац в честь дня рождения императора. Однако до Видо доходили слухи и о других способностях Штайнера, которые он применял в пыточных застенках под дворцом. Говорили, что там он мог, при необходимости, на недели растянуть агонию ещё живого человека, пока жертвы не давали показаний против собственных детей, замешанных в заговор против Императора, в расчёте на быструю смерть, которую сулил им Штайнер в ответ на их мольбы.
В этот момент Видо услышал мягкое поскрипывание охотничьих сапог Императорского убийцы позади себя. В поношенных сапогах, простой, потёртой одежде и залатанном плаще, он с головы до ног выглядел простым охотником, которым когда-то и был. Императорский ассасин прошел по переулку к Кённигеру и ван Зандту. Видо инстинктивно съёжился и вжался в стену одного из домов, обрамляющих переулок, стараясь не привлекать к себе внимания Штайнера. Взглянув на мгновение в холодные серые глаза ассасина, Видо вспомнил, что члены старейшего воровского братства шептали друг другу на ухо про зловещего рейкландца. Штайнер никогда не забывает лиц. Один раз взглянув на вас, он будет помнить ваш рост, внешность, особые приметы до вашей смерти.
Убийца остановился около двух фигур, склонившихся над трупом и не заметивших его. Он беспокойно переступил с ноги на ногу и громко откашлялся, чтобы привлечь их внимание.
— Господа, — прорычал он голосом, похожим на голоса волков, что когда-то охотились в диких лесах Рейкланда. — Если вы закончили осмотр трупа, то у меня наготове экипаж, чтобы отвести вас во дворец. Его превосходительство лорд-гофмейстер ждет вашего доклада с большим нетерпением.
В РАБОЧЕМ КАБИНЕТЕ гофмейстера было темно. Толстые шторы были задернуты. Это было довольно обычно в дни, окружающие Моррслибнахт, когда Луна Хаоса была хороша видна даже днём, когда солнечный свет бледнел, а воздух становился нездоровым. Комнату освещал только зажженный камин, перед которым, сгорбившись, сидел хозяин кабинета. Кённигер и ван Зандт сели перед ним. Штайнер остался стоять где-то позади них, но Завант мог ощутить серую тень, выдававшую его присутствие. Гофмейстер наклонился вперёд и налил себе стакан глинтвейна, так хорошо знакомого Кённигеру.
Завант смотрел на сухую корявую руку, держащую бокал с вином. Его называют Железным Графом, подумалось ему. Может, сейчас он стар и слаб, но в его немощном теле скрывается душа, выкованная из железа.
Граф Отто фон Биттернах, лорд-гофмейстер при двух императорах — при Карле-Франце и его отце Леопольде. Казалось, он поселился в своём большом кожаном кресле, громко прихлебывая вино из бокала, зажатого в трясущейся руке. Это был маленький сморщенный человечек, с запавшими и слезящимися старческими глазами; на его покрытой коричневыми пятнами голове сохранилось несколько прядей седых волос. Но Кённигера не обманул его внешний вид. Ему приходилось слышать, что старый и хитрый шпион и дипломат сильно сдал в последнее время, но его позиции в имперской политике были столь же незыблемы, как и последние пятьдесят лет. И если Ваул Штайнер был любимейшей охотничьей собакой императора, то Железный Граф был заводчиком, который выбрал его и натаскал для этой роли.
— Я не сомневаюсь, что вы осмотрели труп, — прохрипел Отто, глядя на Кённигера. — К каким выводам вы пришли?
Завант отставил бокал и собрался с мыслями перед ответом.
— Это, без сомнения, убийство. Но это не ограбление, переросшее в убийство. Жертва была богата, мы обнаружили на теле аккредитивы, которые позволили опознать его как богатого купца из Мариенбурга, но убийца оставил нетронутым целый кошель золота при нем. Альтдорфские разбойники и карманники могут быть иногда кровожадными, но я не слышал, чтобы у них была привычка зубами рвать глотки своим жертвам.
— Может ли тогда это быть работой какого-нибудь дикого животного? Какого-нибудь зверя, выпущенного в город?
Кённигер сделал паузу, чувствуя, что его проверяют.
— Зверь убивает, чтобы насытиться. Тот же, кто убил этого несчастного, удовлетворял свои дикие желания. Плоть жертвы почти не тронута, за исключением того, что убийца уничтожил ее лицо, удалив плоть до кости. Это наводит на мысль, что здесь поработало нечто большое, злобное и более умное, нежели простой лесной хищник. Я так полагаю, что были ещё жертвы, до этой?
Внезапный вопрос был адресован графу Отто, но ответил на него доселе молчавший охотник на ведьм.
— Шесть за последние четыре ночи. Несмотря на все наши усилия, нам не удалось сохранить в секрете то, что между убийствами есть связь. Поползли слухи, что по городу разгуливает демон.
— Но от внимания графа не ускользнул тот факт, что время убийств в точности совпадает с периодом Моррслибнахт?
Граф Отто кивнул, словно бы в подтверждение слов Кённигера.
— Ха! Вы опять разочаровали меня, Завант! Я вас готовлю к великим делам, а вы становитесь жрецом! Затем, словно в насмешку, вы определяетесь со своими чувствами и, оставив этих святых олухов мямлить молитвы, начинаете жизнь отшельника, изучающего скучные каракули еретиков и лунатиков! Если ваша жизнь не изменится, то это будет глупой гибелью такого великолепного ума! Единственная причина, из-за которой я прожил так долго, это то, что вы наконец-то увидите смысл и займёте ваше законное место на службе Империи!
Словно бы в подтверждение своей точки зрения тело графа затряслось от кашля. Кённигер шагнул вперёд, чтобы поддержать своего бывшего наставника, но тот раздражённо отмахнулся, потянулся за бокалом и жадно отхлебнул из него. Шумно откашлявшись, он продолжил:
— Моррслиб! Нам давно известна связь между фазами Луны Хаоса и повышением и снижением активности Темных Сил, — с этими словами пальцы графа Отто на мгновение сложились в знак молота. Несмотря на открыто выражаемое презрение к духовенству культа Зигмара, старый и прагматичный политик-реалист, который сидел перед Кённигером, до сих пор инстинктивно использовал традиционные оберегающие жесты, говоря о Губительных силах. В то время, как Маннслиб влияет на приливы, его тёмный близнец оказывает то же влияние, только не на океаны, а на умы людей.
— Да, конечно, любой дозорный может рассказать кучу историй о «Безумстве Моррслиб», — Кённигер чувствовал пристальный взгляд графа Отто. — О беззакониях и жестоком помешательстве, что овладевают многими нашими гражданами в Ночь Моррслиб. Но, как показывают мои исследования, это не простое увеличение преступлений против общественного порядка, а влияние Луны Хаоса. Когда Кровавая луна стоит высоко в небе, многие неестественные твари выходят из теней, чтобы погреться в ее нечестивых лучах, и я боюсь, что Альтдорф посетило что-то намного более опасное, чем какой-то одержимый луной сумасшедший.
Граф Отто откинулся на спинку кресла и указал на охотника за ведьмами.
— То же самое сказал господин ван Зандт, когда впервые пришёл ко мне. В течение нескольких месяцев он шёл по следам преступлений некоего неестественного хищника — оборотня, как он полагает — в северных районах Империи. Этот след неуклонно вёл на юг, и, по мнению ван Зандта, это существо сейчас в Альтдорфе. Я предоставил господину ван Зандту все условия для работы здесь, и ваше участие в охоте — его предложение. В самом деле, кого же ещё звать на помощь, когда преследуешь тварь Хаоса в незнакомом запутанном городе? Только всем известного Заванта Кённигера, детектива-ученого, неутомимого исследователя многочисленных гнусных путей, которыми ходят слуги зла.
Кённигер посмотрел на охотника за ведьмами. Его ум еще не отошел от услышанного.
— Оборотень? Ликантроп? Я думал, что в Империи они вымерли века назад! Готлиб Звёздный утверждал, что уничтожил их последнее гнездо во время Великого Очищения Сильвании в 2158 году!
Охотник за ведьмами мрачно кивнул.
— Я тоже так считал. Но я видел доказательства, и они однозначны, — он сделал паузу, пристально глядя на Кённигера. — Похоже, что в этот раз Звёздный ошибся, подобно всем нам, смиренным слугам Зигмара.
Кённигер в раздумье опустил голову, потом посмотрел на своего наставника.
— Вы хотите, чтобы мы выследили и убили эту тварь?
— Выследить — да. Уничтожить — нет, — прохрипел граф, подзывая Штайнера, бесшумно выскользнувшего из тени на его зов. — Штайнер присоединится к вашей охоте. Вы будете моими гончими, Завант, что ищут добычу и затем гонят ее. А Штайнер знает всё, что необходимо для убийства как зверей, так и людей. Думаю, что этот человекозверь не противник для охотника с его возможностями.
В свете камина Кённигер мог видеть взгляд своего старого наставника. Граф Отто честно служил своей любимой Империи около полувека, и за это время этот хрупкий старик подписал тысячи смертных приговоров, был свидетелем бесчисленных пыток подозреваемых, приказал уничтожить сотни врагов Империи. И Кённигер знал, что в эти моменты у него был такой же взгляд. В нем была холодная решимость с осознанием жестокости и прагматичности власти.
— Пойми, Завант. Твоей задачей будет нечто большее, чем убийство на охоте. Всю свою жизнь я служил Империи, а Империя стоит на стороне Порядка. Этот город — сердце Империи, а сегодня по его улицам в свете Кровавой Луны разгуливает демон, существо из Тьмы. Луна Хаоса сейчас в самой силе, и горожане боятся. Они видят, как Хаос одерживает верх над порядком, и начинают задаваться вопросами, которые касаются законов и традиций, — основ того порядка, который делает Империю единой. Если семена сомнений прорастут здесь — в имперской столице, то они быстро распространятся по всей стране, и Империя Зигмара — Империя, которая простояла больше 25 веков — будет сильно ослаблена. Я не позволю этому случиться!
Своей костлявой рукой старик схватил Кённигера за руку и притянул его к себе.
— Найди этого демона, Завант, и быстро. Найди и развей тень страха, что повисла над Альтдорфом.
ОФИЦИАЛЬНО ВИДО НИ разу не был во дворце. Неофициально, в бытность самым прославленным вором в Альтдорфе, он столько раз бывал здесь, что хорошо знал планировку этой огромной и внушительной крепости. Центр императорской власти всегда считался местом богатой добычи для любого воришки, достаточно смелого, чтобы проверить свою смекалку против дворцовой стражи. Но большая часть его ночных посещений дворца была связана не с его бизнесом, а с посещением спальни одной служанки-полурослика, что когда-то работала на дворцовой кухне.
Он вздохнул, желая оказаться сейчас там, а не здесь, в продуваемой насквозь прихожей, с двумя представительными дворцовыми стражами, его давними противниками, подозрительно косящимися на него сверху вниз. С огромным чувством облегчения он увидел, как двери внезапно открылись и стражники взяли «на караул» перед завернутыми в плащи фигурами Кённигера и охотника на ведьм, что вышли и кабинета, преследуемые по пятам тихим полупризрачным Штайнером. Видо инстинктивно отшатнулся от имперского ассасина, а затем поспешил по коридору за своим хозяином, погружённым в разговор с охотником на ведьм.
— Что думаете, герр Кённигер? — спросил ван Зандт.
— Сегодня главная ночь Моррслибнахт, когда мощь Кровавой луны достигает своего апогея, и влияние Хаоса будет очень сильно, — ответил Завант. — Если старые сказки не врут, то оборотень не сможет управлять своей жаждой крови. Сегодня он будет убивать — неоднократно и со всей яростью и свирепостью, на какую способен.
— Согласен, — кивнул охотник на ведьм. — Я приказал, чтобы сегодня на дежурство вышла вся дворцовая стража и все дозорные города. Это даст нам преимущество — вряд ли честные горожане осмелятся высунуть нос на улицу в Моррслибнахт. Сегодня на улицах Альтдорфа должно быть больше вооружённой стражи, нежели мирных жителей. Если повезёт, то такая демонстрация силы удержит создание от поиска следующей жертвы.
— Возможно, — ответил детектив. — Но я бы постарался не напугать его, а поймать и уничтожить.
— У вас есть другой план, герр Кённигер? — ван Зандт с интересом посмотрел на него.
— Не совсем план, — ответил Кённигер. — Я считал крайне полезной мерой предосторожности попытаться понять природу врага. Составьте схемы ночных патрулей, а я присоединюсь к вашему ночному дежурству позже.
— Куда вы, герр Кённигер? — спеша по коридору следом за хозяином Видо услышал, как ван Зандт крикнул им вслед.
— Куда же ещё можно отправиться, чтобы узнать секреты слуги Хаоса? — спросил Кённигер. — Конечно же в сумасшедший дом!
ГДЕ-ТО ВО ТЬМЕ убийца взрыкнул в предвкушении удовольствия. Он потянулся, раздраженный размерами тела, внутри которого спрятался. Скоро, с приходом ночи, взойдёт Кровавая луна. Тогда он снова будет свободен. Добыча была найдена, приманки — разложены. Скоро он будет есть. Скоро.
БЕЗУМИЕ ВСЕГДА КАЗАЛОСЬ Видо, спешащему за своим хозяином по мрачным каменным коридорам сумасшедшего дома, типичным человеческим явлением. Оно было почти неизвестно его собственной расе, хотя у него дома, в Общине, нашлось бы немало таких, кто назвал бы безумным самого Видо. Особенно после того, как он ушёл из семейного бизнеса — пивоварения, прихватив с собой значительную сумму из копилки отца в качестве своего наследства, и отправился искать счастья на улицах Альтдорфа. Вне зависимости от того, какой бы скучной и спокойной ни была жизнь в том болоте, что звалось Общиной, она была явно предпочтительней, чем атмосфера внутри сумасшедшего дома Альтдорфа во время Моррслибнахт.
В коридорах стояло эхо воплей, стонов и криков сумасшедших. Внезапно грязные истощённые руки, просунувшись сквозь решетку, схватили подол плаща Видо.
— Помоги, помоги мне, — прохрипел тёмная фигура по ту сторону решетки голосом, отдаленно напоминающим человеческий. — Здесь повсюду темно и я не вижу ночного неба. Умоляю, возьми меня наружу и дай мне еще раз взглянуть в лик луны!
Видо отскочил и с отвращением посмотрел вниз, увидев хрящеватого субъекта, смотрящего на него из ладони протянутой и окровавленной руки сумасшедшего. Видо в ужасе метнулся в сторону, едва не угодив под ноги Клеббу-Надзирателю. Зарычав от гнева, тот просунул горящий факел сквозь прутья клетки. Раздался крик боли, протянутая рука исчезла из виду, а сумасшедший отступил в тёмный угол, откуда раздались стоны и плач.
— Прошу прощения, господа, — прорычал гигант-надзиратель, поднимая Видо на ноги. — Так у нас каждый раз во время Моррслибнахт. Самых больных мы запираем здесь, где нет окон, но каким-то образом они узнают, когда приходит время Кровавой луны.
— А Бретонец? — спросил Кённигер. — Как он переносит фазы Кровавой луны?
Клебб издал страшный хрюкающий звук (Видо всегда подозревал, что где-то среди его предков затесался орк) и указал на открытые засовы двери.
— Он? Он просто тихо сидит в своей камере и пишет. С тех пор, как один священник увидел, над чем он работает, мы не даем ему и листа бумаги. Но это не заставило его прекратить писать.
Надзиратель открыл тяжёлую дверь и отошёл в сторону, позволяя Кённигеру и Видо войти в келью и убедиться самим. Видо подавил крик изумления. На грубой поверхности камня пола, стен и, частично, даже потолка были выцарапаны слова. Каждая буква, каждый штрих были кропотливо вырезаны на камне. Автор этого безумного текста сидел на полу посреди кельи и с помощью практически стёртой металлической вилки добавлял последние штрихи к только что законченному куплету. Он работал при тусклом свете одинокой свечи, его длинные светлые жидкие волосы падали ему прямо на лицо, но Видо не нужно было видеть его тонкий аристократический профиль, чтобы узнать кто перед ним. Валуа де Симон, печально известный как Безумный Поэт Музильона, теперь содержался здесь, в Его Императорской Милости, после того как церковные власти посчитали, что его последний сборник работ был вдохновлен ересью Хаоса. Кённигер защищал молодого поэта на суде, и Видо было прекрасно известно, что только из-за вмешательства его господина молодой гений был приговорён к заключению в сумасшедшем доме, а не к сожжению.
— Герр Кённигер? Надеюсь, вы в добром здравии? — Поэт говорил, не отрывая взгляд от работы. Его бретонский акцент мягко обволакивал грубые звуки гортанного Рейкшпиля, языка Империи.
— Обычно я не принимаю посетителей, когда я работаю, но в вашем случае я всегда готов сделать исключение. Полагаю, вы пришли поговорить со мной о le loup garou, об оборотне?
Видо и Кённигер переглянулись. Прагматичный полурослик не видел различий между поэтами и сумасшедшими, но он знал, что Кённигер считал Бретонца особенным. Его сумасшествие и гений, объединившись с болезненным поэтическим воображением, давали ему множество странных и неожиданных озарений относительно действий Разрушительных Сил. «Un savant fou» (сумасшедший ученый) — так однажды Кённигер назвал поэта, но Видо, гордившийся тем, что не знает ни слова по-бретонски, так и не понял, что тот имел в виду.
— У вас есть, что мне рассказать, Валуа? — спросил Кённигер, зная, что ответы сумасшедшего поэта всегда были в лучшем случае туманными и неопределёнными.
— О le loup garoux? Что простой поэт может знать о таких вещах? Если вы хотите послушать ужасные рассказы о них, спросите у охотника за ведьмами. Но сейчас Моррслибнахт, не так ли? Я как раз писал поэму о двух лунах. Вы когда-нибудь задумывались о них, Кённигер? Маннслиб и Моррслиб вечно преследуют друг друга на небесах, и ни одна из них не знает, кто из них добыча, а кто — охотник. Интересные отношения, не считаете?
Поэт пробормотал себе что-то под нос; казалось, что он полностью увлечён своим выцарапыванием на каменном полу. Кённигер терпеливо ждал, зная, что это еще не конец.
— Так какая из лун вас интересует больше, Валуа?
— Конечно же Моррслиб! — ответил поэт. — Это самая тёмная и загадочная из двух лун! Один ее лик — ее тёмный лик — сокрыт от нас навсегда. Но её видимая сторона постоянно изменяется, каждую Моррслибнахт мы видим её по-новому! Может быть, у нее только один лик? Тёмный лик? А то, что видим мы — всего лишь маски, призванные скрыть от нас сей факт? Интересная мысль, не так ли, герр Кённигер?
Кённигер ждал, но скоро даже Видо стало понятно, что аудиенция окончена. Кённигер вежливо поклонился, но, если поэт и заметил, то ничем не показал это.
— Благодарю вас, Валуа. Как всегда, это было крайне познавательно. Могу ли я чем-нибудь отблагодарить вас?
— Они не дают мне бумагу, но новый инструмент для письма был бы бесценным даром! — крикнул поэт, когда его гости вышли из кельи. — Моё последнее перо уже почти сточилось, и очень скоро мне придётся использовать свои ногти!
— Познавательно, — пробормотал Видо, когда они благополучно выбрались из кельи, и Клебб надёжно запер дверь за ними. — Что такого полезного вы могли узнать из бессмыслиц этого безумца?
Кённигер улыбнулся, он явно ожидал, что Видо скажет что-нибудь подобное.
— Всё не так просто, мой дорогой Видо. Есть много способов понять безумца Валуа, если у тебя есть желание выяснить, что он хочет сказать. А бедный сумасшедший Валуа очень сильно пытался рассказать мне что-то, предупредить меня, но делал это по-своему. На самом деле он только усилил некоторые мои подозрения, которые у меня были с самого начала этого де…
Он прервал свою речь на полуслове, услышав что-то недоступное Видо. (Даже после стольких лет, проведённых с хозяином, Видо все ещё раздражало то, что тот — простой человек, Ранальд свидетель! — имеет более обострённые чувства, нежели он сам, далеко не самый последний вор). Долей секунды позже полурослик тоже услышал это: мужчины в доспехах бежали к ним по лестнице подземелья. Через минуту два выдохшихся дворцовых стража стояли у подножия лестницы.
— Герр Кённигер, — выдохнул один из них, запыхавшийся сержант-рейкландец. — Послание от охотника за ведьмами, господина ван Зандта! Вы должны прибыть немедленно! Тварь уже нанесла свой удар!
КЁНИГПЛАЦ была в самом центре Альтдорфа. На этой большой и широкой площади проходили всевозможные действа: военные парады, ярмарки и фестивали, еженедельные публичные казни, провозглашались официальные обращения. Обычно, даже в самый поздний час, здесь бурлила жизнь, но сегодня площадь была окружена кольцом гвардейцев и городского ополчения, отрезавшим её от остального города, и почти пуста. Видо слышал, как в густом тумане перекрикиваются гвардейцы, видел, как качаются их фонари, пока они расходятся искать убийцу, который, несомненно, уже покинул место преступления.
Полурослик повернулся к тому, что было у него за спиной, тяжело дыша через рот, чтобы избежать густого запаха крови, которым был пропитан воздух. Перед ним возвышалась статуя Магнуса Благочестивого, спасителя Империи, который более пяти веков назад обратил вспять нашествие Хаоса, угрожавшее поглотить весь Старый Свет. Статуя императора Магнуса I стояла на своем обычном месте, в центре площади, его руки были протянуты в благословляющем жесте. Только теперь его фигура с головы до ног была вымазана кровью, а с рук и ладоней свисали человеческие потроха. Казалось, будто статуя делает горожанам Альтдорфа некое непристойное предложение. У подножия статуи лежал клубок переплетённых человеческих тел, над которым склонились охотник за ведьмами и Кённигер.
— Трое наших погибло — три ополченца из Городского Дозора. Прибавьте ещё осквернение статуи одного из самых величайших героев Империи, — ван Зандт прижимал плащ к лицу, стараясь таким образом уберечься от запаха расчленённых отсанков. — Тварь более чем популярно изложила свою точку зрения!
— Она издевается над нами, — угрюмо согласился Кённигер. — А граф Отто был прав. Это что-то большее, чем просто кровавая бойня. Где наш охотник, Штайнер?
— Проверяет посты около дворца. Я уже послал ему новость…
Охотника за ведьмами прервали тревожные крики, донёсшиеся с другой стороны площади. Перепуганный стражник выбежал на них из тумана.
— Снова нападение! Ещё двое убитых на Лепольд-штрассе! И оба ещё тёплые!
Ван Зандт выхватил меч и повернулся к Кённигеру.
— Значит, тварь где-то рядом. Пойдемте, Кённигер, мы не должны терять время! Мы срежем через Аллею Дитриха и Розенплац! Если поспешим, то можем застать его врасплох!
Охотник за ведьмами скользнул в туман вслед за стражником, призывая Кённигера следовать за ним.
Видо в смятении посмотрел на своего хозяина, который достал откуда-то из-под своей одежды перо и пергамент и что-то упоённо писал на нем.
— Мы не идём за ним?
— Я — да. Ты — нет, — Кённигер вложил в руку Видо сложенную записку. — Найди Штайнера. Убедись, что он прочёл это. Если он вышел из дворца, то, возможно, ты поймаешь его у Остландского моста. И поторопись, Видо — моя жизнь в твоих руках!
Видо посмотрел на сложенную записку, чувствуя, как трудно будет выполнить задание. Когда он поднял глаза, то хозяина уже не было — тот ушёл в туман вслед за охотником за ведьмами.
— ВАН ЗАНДТ! — начал было Кённигер, когда охотник за ведьмами внезапно вынырнул перед ним из темноты. Его плащ был порван, а сам он держался за раненую руку. Кённигер видел, как между пальцев охотника за ведьмами сочилась кровь.
— Я видел тварь, Кённигер! — сказал ван Зандт, указывая мечом на ближайший узкий переулок. — Она выскочила из темноты передо мной и нырнула туда!
— Где стражники? — спросил Кённигер, отметив гнетущую тишину вокруг. Они были в центре самого населённого города Старого Света, но, казалось, что остальной мир растаял в темноте и тумане.
— Я потерял их в этом проклятом тумане. Но потом я почувствовал, что кто-то рядом и оно преследует меня. Нельзя посвятить всю жизнь охоте на слуг Зла и не уметь чувствовать чье-то присутствие поблизости, Кённигер! Оно пошло на меня; может я зацепил его мечом, не знаю, но оно скрылось в этом переулке. Бежим, мы в нескольких секундах от него!
Ван Занд побежал по переулку, детектив отставал от него на несколько шагов. Кённигер знал этот район. Рейкенбан. Настоящий гадюшник из дешёвых пивных, борделей, нищих лачуг и воровских притонов, что ютились около набережной и доков, из-за чего туман был здесь особенно сильным. Теперь даже Кённигер, чьё знание старых переулков и забытых закоулков города не имело себе равных, потерял все известные ему ориентиры в этом покрытом туманом лабиринте. Но охотник за ведьмами бежал вперед, безошибочно следуя по невидимым следам твари, которую он преследовал пол-Империи.
И только когда грязь и отбросы закоулков Рейкенбан сменились старой потёртой брусчаткой, Кённигер понял, куда они направляются. Некрополь, заброшенное кладбище Старого города, что находилось по другую сторону Рейкенбана. Среди легенд Старого Света хватало сказок о разрушениях, чинимых некромантами, о графах-вампирах, об армиях нежити. Неудивительно, что в каждом человеческом городе районы, прилегающие к кладбищу, избегались всеми, кроме самых бедных и отчаявшихся.
Или созданиями Хаоса, подумал Кённигер, которые нашли бы здесь идеальное убежище. Рядом с добычей и там, где их вряд ли станут искать по своей воле.
Двое мужчин вошли в разбитые и неохраняемые ворота. Место было заброшено столетия назад, и здесь уже не осталось ничего, что вызвало бы интерес гробокопателей или похитителей трупов. Некрополь был построен на возвышении над Рейкенбаном, и, благодаря этому, до него не доходил речной туман. Здесь хорошо было видно звёздное небо, в котором довлела Кровавая луна, бросавшая свой странный свет на жуткий и безжизненный ландшафт: упавшие надгробья, пустые и разграбленные могилы, густые и колючие заросли. Впереди маячил темный силуэт украшенной колоннами гробницы в центре Некрополя. Когда они подошли ближе, ван Зандт остановился и указал на неё мечом.
— Усыпальница Готлиба Звёздного, Кённигер! — выдохнул охотник за ведьмами. — Согласно его воле он был похоронен здесь, дабы его дух охранял горожан после смерти так же, как сам Готлиб охранял их при жизни. Вот где тварь устроила себе логово, осквернив усыпальницу так же, как и статую Магнуса Благочестивого! Она рядом, она ждёт нас там!
— И правда, — пробормотал Кённигер. — А возможно даже ближе, чем мы думаем. Должен сказать, что ваше знание переулков и старых частей города постоянно меня удивляет, ван Зандт. Насколько я помню, граф Отто сказал, что вы чужой в Альтдорфе.
— Значит, граф Отто ошибся, — холодно ответил охотник за ведьмами. — Хотя должен признать, что прошло некоторое время — достаточно много лет — с тех пор, как я был здесь в последний раз.
Ван Зандт повернулся, и они с Кённигером встали друг напротив друга среди вскрытых и опустошенных могил.
— Именно так я и думал, — сказал сам себе Кённигер. — А ещё меня до сих пор интересуют эти два теплых трупа на Леопольд-штрассе… Как вам удалось убить их, если в это время вы были со мной на Кёнигплац?
Тварь, которая называла себя Мариусом ван Зандтом, улыбнулась. Ее губы широко растянулись, обнажая дополнительный ряд зубов, что прорастал сквозь окровавленные десны.
— Конечно же, я убил их за несколько часов до этого. Простое заклинание, чтобы сохранить кровь в их венах тёплой, и еще одно, чуть более сложное, чтобы укрыть их от посторонних взглядов до тех пор, пока я не захочу, чтобы их «обнаружили». Когда живёшь столько, сколько я, узнаёшь много хитростей.
Пусть говорит, думал Кённигер, стараясь изгнать из сознания даже эту идею. Не дай ему узнать, про что ты думаешь. Кто знает, что могут его сверхъестественные способности?
— А настоящий ван Зандт? — голос Кённигера ничем не выдал того водоворота мыслей, что бурлил у него в голове?
— Давно мёртв, — усмехнулся оборотень. Его голос стал грубым, в то время как лицо превращалось в волчью морду. — Я позволил ему думать, что он — настоящий охотник, а я — добыча. В итоге я устал от игры и внезапно закончил её в Драквальде. Честно говоря, он был скучным противником. Но мне было забавно принять его вид и охотится за самим собой до тех пор, пока не нашлась более достойная добыча.
Кённигер поклонился, незаметно копаясь в складках своей одежды.
— Я полагаю, чести быть ею удостоен я. И я думаю, что, как и в случае с бедным ван Зандтом, вы не только сожрёте мою плоть, но и примете мой облик?
— Конечно! — прорычала волкообразная тварь, брызгая слюной. — Мало таких дверей, что закрыты перед знаменитым Завантом Кённигером! Возможно, завтра я посещу дворец, чтобы засвидетельствовать почтение своему старому наставнику, графу Отто. Или, может, сам император дарует мне личную аудиенцию, чтобы услышать правду о том, как я выследил и убил демоническую тварь, запугавшую его город!
Кённигер ждал окончания полного превращения. Он не знал, чего ему ожидать. Это могло быть длительное преобразование, когда тело человека трансформируется в волчье. Или же кровавое и быстрое перерождение, при котором зверь вырывается из клетки человеческого тела. Но превращение закончилось пугающе неожиданно. Ван Зандт шагнул вперёд, его очертания моментально размылись, и к Кённигеру метнулась волкобразная тварь, в то время как пустые плащ и одежда охотника за ведьмами падали за ней на землю. Кённигера почти застали врасплох. Почти. Но не совсем.
Серебряный порошок был важным компонентом для многих заклинаний — оборотень был не единственным, кто знал несколько хитрых трюков — и у Кённигера была привычка всё время носить с собой небольшую порцию. Обычно он использовал его, чтобы сотворить заклинание, защищающее от зла, но в качестве оружия непосредственно против зла применил впервые. Он открыл мешочек и бросил всё его содержимое в глаза оборотня.
Эффект был мгновенным. Тварь выла в агонии, вырывая с кровью целые куски из своего лица, в то время как серебро подобно кислоте разъедало её магически измененную плоть. Кённигер повернулся и побежал, удовлетворенный тем, что старые сказки о том, что оборотня можно ранить серебром, оказались правдой. Но он также знал, что ему удалось выиграть только несколько секунд.
— Где же ты, Видо? — воскликнул он в отчаянии, молясь, чтобы ум его слуги не отказал тому именно сегодня.
Он мог слышать яростный рык чудовища у себя за спиной, скрежет его когтей по камням, когда оно нацеливалось на его незащищённую спину. Зацепившись за близлежащее надгробие, Кённигер повернулся и выбросил ногу навстречу чудовищу — этот странный, но весьма эффективный стиль боя он выучил годы назад у странствующего мудреца из Катая. Удар пришёлся точно в центр фигуры чудовища. Он должен был вывести из строя любого нормального противника. Но не оборотня. Тот принял удар когтями и нанёс ответный удар в лицо.
Кённигер отлетел в сторону, врезавшись в расколотый обломок надгробия. В его грудной клетке вспыхнула боль от переломов, во рту появился соленый привкус крови. В глазах всё плыло, и он был близок к тому, чтобы потерять сознание. Он поднял взгляд. Казалось, что яркий диск Кровавой луны над ним разбухает, чтобы заполнить собой всё небо. Всё вокруг утопало в её неестественном свете, и само время замедлило бег, пока Кённигер боролся с обмороком.
Пока оборотень приближался к нему.
Пока свет Кровавой луны ярко играл на серебряном лезвии метательного ножа в руках выскользнувшего из тени Штайнера.
Брошенный нож угодил в грудь оборотня и пробил ему сердце. Тварь Хаоса беззвучно упала наземь. В её глазах медленно угасала недостойная жизнь, охватывающая тысячелетия.
Хозяин! — Кённигер услышал голос своего слуги Видо и почувствовал прикосновения его рук. Он поднял Заванта. В отблесках факелов тому показалось, что кладбище окружено почти всем городским ополчением.
— Опасную игру вы затеяли, герр Кённигер, — сказал имперский ассасин и надавил ногой на рукоять ножа, проталкивая его ещё глубже в сердце оборотня. — Ещё бы чуть-чуть — и всё. Когда вы посылали ко мне слугу с письмом, откуда вы знали, что оборотень постарается заманить вас именно сюда?
— Мне так показалось, — удалось выдавить Кённигеру. Он с благодарностью принял флягу с бренди, что совал ему Видо. — Считайте это предвиденьем, спровоцированным словами безумца.
Завант со значением посмотрел на слугу. Видо знал и очень не одобрял некоторые экстремальные опыты, предпринятые его хозяином для того, чтобы лучше понять пути слуг Хаоса. Но, если он и понял, в чём был истинный источник пророческого дара Кённигера, то мудро хранил молчание.
С помощью слуги Кённигер встал на ноги и бросил взгляд на оборотня. Тот лежал с челюстями, застывшими в вечном оскале, с остекленевшим взором, обращённым к его нечестивому покровителю — луне. Кённигер наклонился, чтобы заглянуть ему в золотистые глаза, вспоминая разговор, состоявшийся при их первой встрече, когда тот был в облике ван Зандта.
Интересно, подумал он, сколько ему лет? Что вставало перед этим взором за многие столетия? Что бы отдал он, Кённигер, хотя бы за несколько воспоминаний, спрятанных в этой голове? Но, даже если в этих глазах и был ответ, то он не увидел его. Там было только отражение Кровавой луны, насмешливо смотрящее на него.
Кённигер повернулся спиной к трупу оборотня и пошел, не оглядываясь. Видо бросился вслед за ним, предлагая своему раненому хозяину опереться на его плечо. В ночном небе плыли темные облака, скрывающие тусклый свет ныне убывающей Кровавой луны.