В последующие дни совершенно не оставалось времени думать о чем-либо, кроме спектакля и постепенно приближавшейся премьеры. Керри мучили страх и неуверенность в себе, ей казалось, что она и за тысячу лет не разгадает образ Хармианы. Все, что бы она ни делала, никуда не годилось, ей никак не удавалось нащупать верный путь. И вдруг в голове у нее прояснилось, роль в один миг приобрела смысл и форму. Даже Уоррен, такой прежде неудержимый в критике ее игры, забросал девушку комплиментами.

— Изумительно, дорогая, изумительно! — восторженно кричал он со своего места в партере. — Может быть, немного больше чувства в эту последнюю строку, хотя все и так замечательно!

— Ну, и каково это — ощущать себя любимицей Уоррена Трента? — подтрунивала Лиз, когда они возвращались домой великолепным солнечным днем. — Продолжай в том же духе, и он предложит тебе главную роль в одном из своих новых проектов.

Керри рассмеялась:

— «Алиса в стране чудес»? Сейчас это было бы как раз по мне. Сегодня я могу быть в фаворе, а завтра или послезавтра окажусь в опале.

— Это может случиться, только если ты вдруг забудешь все слова роли, но с твоей памятью это вряд ли возможно. Адриан слышал, как Уоррен сказал Говарду Винстону, что ты проявила в это утро настоящий драматический талант, и Говард согласился с ним. А он не относится к людям, которые приходят в восторг на пустом месте, ты же знаешь.

— Да, так о нем говорят. — И хотя Керри была приятно возбуждена этой похвалой, ей не давала покоя другая мысль. — А вы с Адрианом стали чаще встречаться после той вечеринки? — полюбопытствовала она.

— Да, разумеется, — заулыбалась Лиз, взглянув на подругу. — Жалеешь об упущенных возможностях?

— Ни капельки. Просто немного беспокоюсь о тебе, вот и все.

— Беспокоишься, что рано или поздно он попытается соблазнить меня и я уступлю, поддавшись его потрясающему обаянию, или разобью свое сердце, порвав с ним отношения? — Лиз рассмеялась. — Твоя беда в том, Керри, радость моя, что ты — максималистка. Мне, конечно, нравится Адриан, и когда он, как мне показалось, предпочел тебя, я ужасно расстроилась. Но я вовсе не собираюсь выходить за него замуж и даже не влюблена в него.

Керри наблюдала за юной парой, которая, позабыв обо всем на свете, шла в обнимку впереди них.

— Иногда, — сказала она задумчиво, — судьба не принимает в расчет наши намерения. Ты влюбляешься и ничего не можешь с этим поделать.

— Ты говоришь исходя из собственного опыта? — спросила Лиз с любопытством.

Керри покачала головой:

— Нет, я просто рассуждаю. — Она с трудом выдавила улыбку. — Райан знает, что ты встречаешься с Адрианом?

— По-моему, нет. Он сказал бы то же самое, что и ты, только намного грубее. Он не любит Адриана, впрочем, и Адриан, я подозреваю, не любит его. Очевидно, неприятно видеть свои недостатки у другого человека. Они во многом очень похожи.

Но только поверхностно, подумала Керри. Райан прямой человек, и за его честность она поручилась бы, а вот в Адриане совсем не уверена. Он кажется таким легкомысленным, не способным на глубокие чувства, не может ни на чем сосредоточиться, даже на своей карьере, хоть у него и есть колоссальное желание взлететь на гребень славы. Но если Лиз хочется хорошо проводить время в компании веселого и необременительного кавалера, то он, безусловно, ей подходит. Если, конечно, это все, что ей нужно.

Оставшееся время по дороге домой они обсуждали всякие происшествия за день. Было уже половина шестого, когда они вернулись в квартиру и по обоюдному согласию занялись домашними делами. Керри надела фартук и начала готовить ужин. Они уже давно распределили обязанности: Лиз ненавидела возиться у плиты, а Керри это нравилось, так что чаще всего именно она готовила еду, а когда подруга хвалила ее стряпню, это доставляло ей истинное удовольствие.

Сегодня она поджарила свиные отбивные с ломтиками ананаса, сварила молодой картофель, почищенный ею заранее перед уходом в театр, и добавила к готовому блюду пару ложек зеленого горошка. На десерт был пирог с фруктами, который она испекла накануне. Керри украсила его свежими взбитыми сливками и водрузила на стол.

— Ты меня балуешь, — сказала со вздохом Лиз, допивая кофе. — Перед тем как мы стали вместе жить, я существовала на бутербродах и полуфабрикатах, а чаще всего ужинала в ресторанах — это, надо сказать, дорогое удовольствие. Бывало, что деньги, на которые я должна была бы жить целый месяц, мгновенно исчезали. А сейчас отец страшно удивляется, что я не прошу у него чек раньше срока.

Керри улыбнулась про себя, глядя на подругу. «Милая Лиз, ты действительно не представляешь себе истинную стоимость денег! Ты не ждешь с замиранием сердца гонорар, который нам выплатят через неделю после премьеры, а когда он будет у тебя в руках, не задумываясь потратишь все в тот же день до последнего гроша. К чему беспокоиться? Отец все уладит».

— А чем занимается твой отец? — спросила она.

Лиз улыбнулась:

— Выбивается из сил, чтобы поддержать свою непутевую дочку, как он говорит. Вообще-то он издатель. И весьма преуспевающий, слава богу. У меня изумительные родители. Мама рисует, кроме всего прочего.

— Она профессиональный художник? — спросила Керри удивленно.

— Господи, нет, конечно, хотя некоторые ее работы совсем недурны. Нет, она просто любитель и делает это ради удовольствия. Она говорит, что живопись вдохновляет ее к жизни. Вот что она действительно не любит — это бездельничать. Она все время в движении, то одно делает, то другое.

Керри наклонилась, чтобы налить себе еще одну чашечку кофе.

— У вас очень талантливая семья, — заметила она. — Твои родители одобряют, что ты пошла на сцену?

— Если и не одобряют, мне ничего об этом не говорят. Думаю, они понимают, что мой выбор был предопределен. Я боготворила Райана с самого детства. Когда мне было восемь лет, я заявила, что намерена поскорее вырасти, чтобы выйти за него замуж и быть его партнершей во всех спектаклях. Первая мечта, конечно, еще жива, хоть я и знаю, что никогда не стану великой актрисой.

— Как ты можешь так говорить? — возмутилась Керри. — Ты получила эту роль исключительно благодаря своим способностям!

— Подарок судьбы. — Лиз положила свои стройные длинные ноги на спинку кушетки и удобно откинулась на подушки. — Я подхожу на роль Иры, но не более того. Сыграть так эмоционально, так убедительно, как ты, я не способна. Ты долго обдумываешь образ, сживаешься с ним, но стоит тебе основательно войти в роль, и ты сможешь всех потрясти. Ты завоюешь славу, в этом нет никакого сомнения. — Лиз взглянула на часы и торопливо вскочила с кушетки: — Посмотри, как много уже времени! А я еще и не начинала собираться. Мне надо поторапливаться. — Она состроила забавную гримасу: — Будь лапушкой, помой за меня посуду. Я знаю, что сегодня моя очередь, но я обещаю провести на кухне всю следующую неделю.

«Если не забудешь», — подумала Керри, но совсем не обиделась. Ей все равно нечего было делать тем вечером.

Адриан пришел ровно в семь, а Лиз еще не была готова. Керри проводила его в гостиную, сказав, что Лиз скоро придет.

— Времена меняются, — усмехнулся он, усаживаясь в кресло. — Когда я пришел сюда в первый раз, меня встречала Лиз в дверях с теми же словами. — Он наблюдал, как Керри бесцельно двигается по комнате, взбивает подушку, складывает в стопку журналы. — Должен признаться, что я недооценил тебя, — продолжал он небрежно. — Тебе многое дано, а ты даже не очень-то и стараешься извлечь из этого выгоду. Что тобою движет, Керри?

— Может, честолюбие? — улыбнулась она, подхватив его тон. — Я — карьеристка, самая обыкновенная. Все просто.

— Ты далеко не обыкновенная, и все совсем не просто. — Он достал сигареты, закурил и засунул пачку обратно в карман. — Если делаешь карьеру, это еще не означает, что надо отказаться от всего остального, ради чего стоит жить на свете. Роман украсил бы твою жизнь.

Керри чуть не уронила журнал, который держала в руках.

— Этот совет ты даешь всем женщинам, которые встречаются на твоем пути?

Адриан засмеялся:

— Это зависит от того, какая женщина, радость моя. С некоторыми лучше действовать, нежели говорить.

— А с Лиз? — спросила она.

— Лиз? — Выражение лица и тон его голоса изменились. — Лиз — это совсем другое дело. — Он опустил глаза, наблюдая за вьющимся дымком сигареты. — Между прочим, она достаточно взрослая и не нуждается в няньках.

Ну вот, сама нарвалась на выговор, подумала Керри и сейчас же пожалела о том, что задала этот вопрос. Адриан прав, Лиз действительно достаточно взрослая и сообразительная, чтобы принимать решения. Ей не требуются советы девицы, которая не может разрешить свои собственные проблемы.

Когда они ушли, Керри прошла в спальню и собрала там одежду для стирки. Большинство вещей принадлежало Лиз, у которой была привычка разбрасывать все по комнате. Керри наполнила кухонную раковину теплой водой, налила туда жидкого мыла, выстирала и выполоскала одежду, затем отжала и развесила на веревке в ванной. Стрелка часов лениво переползла за отметку «восемь». Керри принялась бесцельно бродить из комнаты в комнату, села на кушетку, попыталась почитать книгу и бросила эту затею через десять минут, так как не смогла осмыслить ни одного слова. Потом включила пылесос и начала чистить квартиру, хотя в этом не было никакой необходимости, потому что всего два дня назад они с Лиз устроили генеральную уборку. Но что-то нужно было делать, чтобы убить время.

В девять часов она приняла ванну, и, надев пижаму и халат, пошла на кухню согреть себе молока. Она как раз доставала бутылку из холодильника, когда в дверь позвонили. Впоследствии Керри сказала себе, что интуитивно знала, кто стоит на лестнице, за дверью, именно это заставило ее вздрогнуть и выронить бутылку. Она стояла и смотрела на свой большой палец, из которого сочилась кровь, когда Райан тихо вошел в комнату.

Тонкие пальцы крепко обхватили ее запястье. Он держал ее руку и внимательно изучал порез.

— Я думаю, осколок выпал из ранки, — решил он. — У вас есть аптечка?

— Да, она в ванной. — Голос девушки звучал странно, и Райан внимательно посмотрел на нее:

— Собираетесь упасть в обморок? Нечего стыдиться. Многие люди не переносят вида собственной крови. Постарайтесь об этом не думать, а пока сделаем перевязку.

В ванной он посадил ее на табуретку, нашел все необходимое в аптечке, обработал порез и перевязал палец. Потом заставил ее сесть у камина, а сам прибрал на кухне. Закончив, он принес горячий кофейник.

— Ну как, вам лучше? — спросил он и подал ей чашечку кофе.

— Гораздо. — Ни за что на свете она не смогла бы сейчас посмотреть ему в глаза. — Простите, я вела себя глупо.

— Ничего подобного. Просто вы очень впечатлительны, — сказал Райан, усаживаясь напротив девушки. — Когда я услышал шум, испугался, что вы опять карабкаетесь на табуретку, поэтому и попытался открыть дверь. Кстати, вы всегда оставляете ее не закрытой на щеколду, когда остаетесь дома одна?

— Нет, очевидно, я забыла закрыть ее, когда Лиз уходила.

— Ну хорошо, не делайте так больше. Кто знает, кому взбредет в голову войти в квартиру. Кстати, а где же Лиз?

— Она… она что-то говорила о литературном диспуте…

К ее большому облегчению, он не задал вопрос, которого она так боялась, а вместо этого спросил:

— А почему вы не пошли вместе? У вас же так много идей, которые стоит обсудить.

Вдруг, впервые после его прихода, Керри осознала, что не совсем одета — или, вернее, полураздета, — и сильно от этого смутилась. Совсем недавно она чувствовала себя вполне нормально, когда в таком же наряде пила кофе с Филиппом, Но с Райаном было все совсем по-другому. А причина крылась в том, что Райан был для нее мужчиной, в том время как Филипп был просто… Филиппом. Взглянув на Райана, она увидела в его серых глазах легкую насмешку, и торопливо ответила:

— Я же не филолог и не критик…

— Ну, если все отдать на откуп профессионалам, нам, простым смертным, ничего не останется. — Он устроился поудобнее, закинув ногу на ногу. — Вернемся к сегодняшним событиям. Вы превзошли себя. Я знал, что у вас есть Божий дар, который не мог не проявиться.

Керри зарделась от удовольствия, как будто выпила бокал хорошего вина и тепло разлилось по всему телу.

— Я рада, что не разочаровала вас, — сказала она тихо.

— Раньше я немного беспокоился, мне казалось, что вы все время ходите вокруг да около, но, очевидно, вы относитесь к тем, кто ищет разные подходы к образу, пока не найдет один, правильный.

— Вы мне помогли, — призналась Керри. — Ваши советы были просто бесценными.

— Рад, что оказался полезным. — Райан отвесил шутливый поклон. — Я заявлю, что это была моя находка, когда критики провозгласят вас новым знатоком Шекспира. — Он внимательно посмотрел на девушку. — Нервничаете перед премьерой?

— Очень. Наверное, для вас это не так страшно?

— Актер, который говорит, что он не боится премьеры, или лжец, или слишком бесчувственный, чтобы быть хорошим актером. Вот наступит вторник, и я буду трястись так же, как все. Попробуйте тогда обратиться ко мне с какой-нибудь просьбой за полчаса до поднятия занавеса — увидите, какой я несносный. Вы мне не верите? По-вашему, я лишен обычных человеческих эмоций?

— Нет… я… — Она помолчала, пожала плечами и улыбнулась: — Вы всегда такой уверенный в себе, невозможно угадать, о чем вы думаете, когда вы не на сцене.

— Я рад, что вы это добавили. А то мне было бы неприятно узнать, что я не смог донести до зрителя мысли и чувства Антония после всех усилий, которые приложил, чтобы создать его образ. Ну а если вернуться к нашему прежнему разговору… хотите узнать, о чем я думаю сейчас?

— Нет, — сказала она торопливо.

Райан ухмыльнулся:

— Обманщица! Вы же не будете спать всю ночь, пытаясь сообразить, что я хотел вам сказать. — Он сменил тему: — В котором часу должна вернуться Лиз?

— Я точно не знаю. — Чтобы предотвратить дальнейшие расспросы, Керри пошла в наступление: — Лиз отлично сыграла Иру, как вы думаете? Уоррен почти не нашел ошибок в ее исполнении.

— Лиз, — спокойно ответил Райан, — выступила так, как я и ожидал от нее — добросовестно, может быть, слишком добросовестно, но без воодушевления. У нее нет вашей одержимости и никогда не будет. Она верит в то, что получит все самое лучшее и на сцене, и в жизни, не прилагая усилий.

«Так же как и ее дядя, — подумала Керри, — правда, она не так талантлива, как он».

— Я думаю, вы к ней несправедливы, — возразила девушка. — Она ведь могла бы воспользоваться вашим именем в качестве пропуска для получения лучших ролей, но она же не сделала этого.

— Нет, у нее есть гордость, как и у ее матери. Кроме того, она здраво оценивает свои возможности и мирится с тем, что они достаточно ограниченны. Не беспокойтесь о Лиз. У нее будет мало огорчений в жизни. Лучше поговорим о вас.

У Керри сильнее забилось сердце.

— Обо мне?

— Ну да. Большинство женщин вашего возраста очень романтично относятся к жизни. Я хотел бы дать вам совет: не позволяйте эмоциям влиять на вашу карьеру.

— А почему вы думаете, что они влияют? — Тон ее голоса был нарочито спокойным.

— Я сужу по тому, как вы относитесь ко мне. Вы все время напряжены. — В его глазах появился блеск. — Интересно, с чем это связано?

— Я скажу вам, когда это случится в следующий раз, — пообещала она и потянулась за кофейником. — Налить еще кофе?

— Нет, спасибо. Думаю, что я уже начинаю злоупотреблять вашим гостеприимством. — Улыбнувшись, он поднялся. — Ну, как рука?

— Болит, но совсем чуть-чуть.

— Вам повезло — стекло могло перерезать вену. Не снимайте повязку до утра, а потом можно будет просто заклеить лейкопластырем.

— Из вас бы получился прекрасный врач, — пробормотала Керри.

— Сомневаюсь. Помимо прочего, хороший врач должен быть терпеливым, а я опасаюсь, что не обладаю этим качеством. Не вставайте, я сам найду дорогу. И не пейте так много кофе, а то не уснете. Передайте Лиз, что я зайду завтра.

Через мгновение за ним захлопнулась дверь, и Керри осталась одна с чашечкой кофе и грустными мыслями о том, сможет ли она когда-нибудь приучить свое сердце не колотиться так бешено в присутствии Райана Максвелла.

В субботу провели полный прогон спектакля, сопровождавшийся бесконечными поправками режиссера, который, казалось, был убежден, что постановка обречена на провал, если только что-нибудь существенное не будет сделано в эти последние часы. К девяти вечера, когда актеры наконец-то были отпущены по домам, напряжение достигло высшей точки. Уставшая до изнеможения, Керри старательно убеждала себя в том, что спектакль сделан на совесть и бояться нечего.

В воскресенье установили декорации, и она впервые наблюдала, как возводят подвижные конструкции и налаживают освещение. «Нам повезло», — подумала она. Чаще всего в театрах отводилось совсем мало времени на техническое оснащение сцены и примерку, а у них остается еще целый день для того, чтобы привыкнуть к костюмам и подогнать их по фигуре.

Когда они вернулись домой, Лиз шлепнулась на стул и, устало усмехнувшись, сказала:

— Ну и репетиция! Никогда такого не было. Я в изнеможении. Неужели Уоррен действительно верит в то, что сможет изменить всю концепцию спектакля за одну ночь?

Разувшись, Керри изучала дорожку на своих колготках. Она тяжело вздохнула. Последняя пара, и совершенно не будет времени, чтобы купить новые. Хотя, собственно говоря, они ей и не понадобятся, когда она наденет костюм. Да и во вторник она будет свободна до…

— Думаю, он не собирается ничего менять, — ответила она, отвлекаясь от своих мыслей. — А сегодня он так суетился только потому, что нервничает.

— И не он один. Я бы тоже отдала сейчас все на свете, лишь бы поскорее миновал вторник. Будь что будет, лишь бы поскорее. — Лиз вскочила. — Я первая в ванную!

Если воскресенье было тяжелым испытанием, то понедельник превратился в настоящий кошмар. Говард Винстон кашлял и хрипел, температура у него подскочила до тридцати восьми. Врач, срочно вызванный в театр, поставил диагноз ларингит и посоветовал пациенту немедленно отправляться в постель. После бурных протестов со стороны Говарда они все же договорились, что больной будет полоскать горло и принимать пилюли, чтобы снизить температуру.

Репетиция в конце концов началась в половине второго дня. Говард с трудом, почти беззвучно, произносил свой текст, стараясь не напрягать связки.

Из-за такого неудачного начала репетиция продвигалась медленно и с большими трудностями. Уоррен был готов впасть в отчаяние. Керри было жаль его, жаль всех. Как будто обычных неприятностей с костюмами и декорациями было недостаточно, чтобы возникла еще одна — поставить на такую важную роль, как Энобарб, дублера вместо главного исполнителя.

Второй акт начался лучше. К возвращению Антония в Александрию дело совсем наладилось, и настроение Уоррена улучшилось, а фраза Райана «Победа будет наша, вот увидишь!» в конце третьего акта вызвала первую за весь день довольную улыбку на лице режиссера.

— У нас, кажется, все получится! — провозгласил он. — Все встало на свои места. Посмотрим теперь, что нам удастся сделать из четвертого акта.

К семи часам он вынес более обнадеживающий вердикт, чем можно было ожидать в создавшихся обстоятельствах, а голос Говарда начал потихоньку обретать прежнюю силу. Чувствуя себя совершенно счастливой, Керри согласилась с предложением Лиз пойти поужинать с Адрианом и актером, исполнявшим роль Эроса. Они все устали, никому не хотелось задерживаться допоздна, поэтому решили, что это будет ранний ужин.

С Рэем Норрисом Керри не перекинулась и парой слов за все три недели репетиций. Светловолосый, с приятной улыбкой, он был моложе Адриана на несколько месяцев и среди лондонских театралов имел репутацию хорошего актера на второстепенных ролях. У Эроса, друга Антония, была небольшая роль, но Рэй ее исполнял с таким блеском, что привлек внимание Керри с самого начала. Закадычным другом Адриана он не был, и Керри подозревала, что его спешно пригласили только из-за нее — возможно, Лиз не хотела оставить подругу одну в квартире в этот вечер. Тем не менее она была рада устроить себе небольшую разрядку.

— Он очень мил, — прокомментировала Лиз позже, когда они готовились ко сну. — Я думаю, что он к тебе неравнодушен.

— Потому что у нас было о чем поговорить? — улыбнулась Керри. — Не старайся подыскать мне кого-нибудь, Лиз. Что касается Рэя, он просто старался поддерживать беседу.

— Ты сама знаешь, что это не так. Я видела, как он на тебя смотрит, — заявила Лиз.

Не проявляя большого интереса к теме разговора, Керри сказала:

— Если это правда, то почему он не сделал никакой попытки дать знать мне об этом раньше?

Лиз задумчиво посмотрела на нее:

— Может быть, из-за Адриана. Он же почти всегда крутится рядом во время ленча, и Рэй, очевидно, думает, что ты с ним… в определенных отношениях. В конце концов, ты была первой, к кому Адриан проявил внимание, разве не так? Возможно, все в труппе думают, что ты по-прежнему с ним.

— Только те думают, кто ленится разглядеть, что это не так. — Керри откинула одеяло и забралась в постель. — Ты можешь продолжать разглагольствовать хоть всю ночь, если тебе хочется. Я буду спать.

Но даже после того, как погас свет и Лиз ровно задышала во сне, Керри еще не спала. Пройдет двадцать два часа, поднимется занавес, и жребий будет брошен. Она выйдет на сцену перед скептически настроенной публикой и должна будет отдать себя без остатка, показать все, на что она способна. Это ее единственный шанс. В случае неудачи другого уже не будет.

Но спектакль и в самом деле хорош, подумала она. Три недели вся труппа и администрация упорно шли к намеченной цели, их труд просто нельзя перечеркнуть. Двадцать один день тяжелой работы Уоррена Трента, который по капле выжимал из каждого артиста все, на что тот способен, чтобы наполнить чашу успеха. Каков результат — блестящий эксперимент или рядовая постановка, — покажет будущее.

Ожидание становилось непереносимым. Керри все-таки заснула. Когда она открыла глаза, в комнате было совсем светло. Вошла Лиз с подносом в руках.

— Десять часов, — объявила она на незаданный вопрос. — Только посмотри, какое солнце! Я принесла чай и тосты, а нормально позавтракать можно будет попозже.

Керри села в кровати, откинув волосы со лба. Значит, уже утро. Осталось десять часов.

— Что будем делать после завтрака? — спросила Лиз, встав у окна и глядя на улицу. — Мы могли бы пообедать где-нибудь в городе, убить пару часов, а что потом, я не знаю. Не могу оставаться здесь, а то сойду с ума!

— Я тоже. — Керри отхлебнула глоток горячего чая. — Может быть, сходим в кино? У нас потом останется достаточно времени, чтобы перекусить напоследок.

— Если только мы сможем заставить себя поесть. Мне кажется, я навсегда забыла о чувстве голода. Какие еще будут предложения?

— Ну, мы могли бы засунуть головы в газовую плиту. Или успокоить себя мыслями, что, если у нас сдадут нервы и мы это сделаем, премьера точно сорвется. А еще подумай, каково сейчас Уоррену и всем остальным.

— Боюсь, что мне безразлично, как себя чувствуют другие. Мне приснился ужасный сон: я стою на сцене, Антоний умирает, я не могу пошевелиться, а рядом стоит Паула и шипит сквозь зубы: «Что, язык проглотила?» Я уверена, что забуду все слова или сделаю какую-нибудь глупость.

Керри захотелось закричать: «Прекрати!», но она сдержалась. Как это ужасно — испытывать смертельный страх и не уметь выразить его словами…

Дрожащей рукой она поставила чашку на блюдце, отбросила одеяло и встала с постели. Так больше не может продолжаться. Она должна что-то сделать, хоть что-нибудь.

Приняв ванну и надев голубой костюм, Керри почувствовала себя немного лучше. Девушкам не хотелось готовить завтрак, поэтому они выпили еще кофе с тостами. К полудню они больше не могли сидеть в четырех стенах, вышли на улицу и стали бесцельно бродить, разглядывая без всякого интереса выставленные товары в витринах магазинов. Проходя мимо кинотеатра, они купили билеты, посмотрели два сеанса мультиков и немой комедийный фильм. Эти несколько часов помогли им забыть о предстоящем испытании.

Выйдя на залитую солнцем улицу, они обнаружили, что уже половина пятого. Времени оставалось только на то, чтобы наскоро перекусить в ближайшем кафе, а потом зайти домой, чтобы взять сумки с нарядами, в которые должны будут переодеться для вечеринки после спектакля. В половине седьмого они уже входили в театр с бешено колотящимися сердцами.

Впереди них шел Говард Винстон, немного бледный, но, в общем, уже выздоравливавший.

— Только бы голос не подвел, — сказал он в ответ на их вопрос о самочувствии. — Доктор предупредил, что завтра я, скорее всего, вообще не смогу говорить. Но сейчас у меня есть шанс, которым я должен воспользоваться. На премьере не будет играть мой дублер.

Керри понимала его. Она уже видела, как актеры, преодолевая недомогание, с большим трудом участвовали в спектакле, но не отдавали свою роль другому человеку. И еще она знала, что поступила бы точно так же, если бы это случилось с ней.

У них с Лиз была общая гримерная — небольшая комната в конце коридора, снабженная всем необходимым. К половине восьмого девушки уже были готовы. Они облачились в простые, но красиво сшитые белые хитоны, на голые ноги надели золотые сандалии. Тональный крем придал их коже смуглый оттенок. Черный парик, спадавший локонами на плечи Керри, сильно изменил ее облик. Теперь она выглядела значительно старше своих двадцати двух лет.

Раздался стук в дверь, девушки удивленно обернулись. Это не мог быть служитель театра, призывавший на сцену, так как было еще слишком рано. Керри пригласила войти. Дверь открылась, и порог перешагнул Уоррен.

— Готовы? — спросил он. — Хорошо. Я пришел пожелать вам удачи. У вас есть какие-нибудь вопросы?

— Да, — кивнула Лиз. — Где находится ближайший пожарный выход?

Уоррен ухмыльнулся:

— Я их заблокировал. Не беспокойтесь, дорогая, все будет в порядке. — Он посмотрел на Керри и снова перевел взгляд на Лиз. — Райан передает вам обеим наилучшие пожелания.

Лиз вздрогнула:

— Он вам сказал, что…

— Я сам узнал об этом случайно сегодня днем. Он обронил фотографию вашей семьи в полном составе. Теперь я вижу, что вы с ним похожи. — Помолчав, он добавил: — Я сохраню ваш секрет. Уважаю ваше стремление использовать свой талант, а не связи.

— Хотя последнее принесло бы мне больше пользы, — закончила Лиз за него. — Ну а как Райан, он спокоен?

— Когда я уходил, он метался по комнате, как тигр в клетке. — Уоррен пожал плечами. — Если когда-нибудь придет день и он перестанет нервничать перед премьерой, я начну беспокоиться за него.

— Удивительно, — проговорила Лиз, когда он ушел. — До настоящего момента Уоррен Трент забывал о нашем существовании, как только мы спускались со сцены. Адриан был прав, когда сказал однажды, что статус в театре зависит от того, кого ты знаешь, а не от того, что ты можешь. Вчера я была простой исполнительницей, сегодня — племянница Райана Максвелла, поэтому мой рейтинг повысился.

— В труппе Уоррена Трента нет простых исполнителей, — запротестовала Керри. — Даже проходные роли имеют большое значение в его глазах.

— Вот именно — роли, а не актеры. Ты и сама это знаешь.

Так и было, и Керри знала об этом. Если бы не случайное знакомство на улице, она бы и не мечтала об общении с Райаном, который принадлежал к элите актерской профессии. Классовое расслоение в театре было так же распространено, как и в обществе, несмотря на многочисленные заверения в обратном. Если бы Уоррен не обнаружил родства между Лиз и его ведущим актером, вряд ли бы он удостоил их своим визитом — такая честь оказывалась только звездам.

Минуты летели с огромной скоростью. Без пяти восемь по коридору пробежал мальчик, призывая всех на сцену. Захлопали двери. Стараясь унять дрожь в коленях, Керри брела позади Антония, облаченного в бело-золотую тогу. Как же замечательно Райан смотрится в одеждах римского полководца, думала девушка.

У нее пересохло в горле, когда она увидела Паулу, вышедшую из своей гримерной и присоединившуюся к Райану в процессии, направлявшейся к сцене. Никогда раньше актриса не выглядела такой прекрасной, как сегодня. На роскошном костюме сверкали драгоценности. Колдунья, распутница, цыганка, царица. Она была всем. Какой мужчина устоял бы перед такой женщиной!

В эти последние минуты за сценой царило сосредоточенное молчание — актеры настраивались, каждый готовился покорить зал. Филон и Деметрий нервничали в кулисах — они первыми выйдут на сияющую огнями сцену. Позади них выстраивалась торжественная процессия: Антоний и Клеопатра впереди в окружении оголенных до пояса евнухов, державших пышные опахала, за ними — прислужницы царицы и статисты из свиты. Вдруг Райан обернулся и поймал взгляд Керри, легкая улыбка блуждала на его губах. Послышался голос распорядителя, занавес пополз вверх, публика притихла в ожидании, Филон и Деметрий шагнули на сцену.