Ей так всегда хотелось не того, что было, Вернее же – того, чего не будет никогда: то – синих глаз, в ресниц жемужно-черном обрамлении, то – голоса, звенящего сопрано, то – о любви нежнейшим шепотом немного лживым – фраз.. Она слыла особой странной в любой стране, обычаях любых, — лишь потому, что в дождь хотела – зноя, в застывшем знойном мареве – воды… На море глядя каждый день, она вздыхала о городе — неоном и серенами больном, в него вернувшись, плакала по морю: во сне качалась на волнах и слышала прибой… Ей так всегда отчаянно хотелось того, что не свершится никогда, что на терпимые холсты переносила иную жизнь, в которой и она, и город, и прибой – такие, какими виделись, и дождь, в котором – босиком, по лужам, просто так, — сменяет птиц в горящем зноем воздухе полет уставший, и слезы в темно – синих, в ресниц жемчужно – черном обрамлении, — глазах. Она смотрела на картины жизни — той, где возможно все, что создала сама, слезинкой грусти из зеленых глаз обида скатилась по щеке так, словно странной не была она — была такой как все, кто бытием своим несчастны, мечтают о другом, и не любя, что есть сейчас, однажды, все же, – о реальном вспоминают, и возвращаются, мечты оставив, чтобы на заказ писать картины, сказки, притчи, и не обманывать себя: творить, — работой называя, и жить – как есть, себя любя… Ей больше не хотелось поменять местами жизнь на картинах – на реальность, и, — наоборот, и мастерская снова стала мастерской — не больше, и счастливо картинам подмигнув, захлопнув дверь, она – как все — после работы, – уставшая, отправилась домой, вернув себе обычного уюта радость, зеленых глаз сияние вернув…