Бывший архивариус, а ныне пенсионер Винце Кишш прогуливался в Городской роще, и вдруг за какую-то секунду, показавшуюся ему бесконечной, сознанию его открылась тайна возникновения Вселенной. Это грандиозное открытие пронзило его словно молния, и он подумал, что сию же минуту рухнет замертво. Ведь то, над чем многие столетия тщетно ломали голову ученые, он разгадал в одно мгновенье — что спичкой чиркнул.

— Невероятно, — пробормотал он. — Просто уму непостижимо, как я мог до этого додуматься. Не иначе как я — избранный!

Запыхавшись, прибежал он домой. Размотавшийся шарф, как праздничный флаг, развевался, плыл за ним следом, когда он ворвался в комнату.

— Дорогая, что я тебе скажу! Это колоссально!.. — воскликнул он и тут только заметил соседку Рузичку, скрючившуюся в кресле и напоминавшую старую сонную курицу. Ну конечно, кто же другой мог рассесться здесь именно теперь, как не эта хитрая ведьма! Раскрыть тайну при ней? Она все равно не поймет, только ухмыльнется своим беззубым ртом, а потом растрезвонит повсюду, что ее уважаемый сосед умом тронулся.

— Так я пойду, Илонка. — Рузичка поднялась, искоса бросив на Винце Кишша любопытный взгляд. — Спасибо за яйцо, завтра отдам.

— Врываешься, как мальчишка, — укоризненно проворчала жена, когда Рузичка удалилась. — И ботинки все в грязи, а я только вчера убиралась! Но это тебя, конечно, не волнует.

— Илонка, сейчас речь совсем о другом. — Винце Кишш схватил ее за руку. — Сядь, я тебе расскажу…

— А руки-то как ледышки! Почему ты перчатки не носишь? Или уже потерял? Купили такие дорогие, на подкладке, а ты потерял!

— Да вот они, эти паршивые перчатки! — Винце Кишш бросил перчатки на стол. — Умоляю, выслушай же меня!

— Ты что кричишь? Привык во всем глоткой брать? Ввалился с грязными ногами, Рузичку обидел, и кто-то еще перед ним виноват! Уж не знаю, что там у тебя за неотложное дело, но вот наколоть чуть побольше лучин для печки тебе вечно недосуг, а я ее еле растопила.

Винце Кишш с яростным негодованием уставился на жену. И с этой женщиной он прожил сорок лет? С этой мегерой? С этой черепахой, не отрывающей глаз от земли? И это ей он собирался поведать великую и святейшую тайну?! Смешно!

Поужинав, Винце Кишш ушел из дому. С Белой Кардошем они дружат со студенческих лет, вот ему первому он и расскажет о своем открытии.

— Заходи, заходи, — открыв дверь, пригласил Кардош. — Мы как раз о тебе говорили. Тони Надь тоже здесь. Речь о том, старина, что неплохо бы нам устроить коллективное «тото». Что ты на это скажешь?

— Ну что ж, давайте, — покорно вздохнул Винце Кишш, видя, что с признанием пока придется повременить. — Раз вы так считаете, я не возражаю…

Потом сели играть в «ульти», и, поскольку карта ему шла довольно приличная, Винце Кишш совсем забыл о своей тайне и вновь вспомнил о ней только перед уходом.

— Послушай, Бела, — сказал он, отведя Кардоша в сторонку. Посвящать в это дело Тони Надя он не хотел, тем более что последний дважды сжульничал во время игры. — Бела, дружище, мне надо сказать тебе кое-что… Очень важное…

— А завтра нельзя? — сощурив глаза, спросил Кардош. — Сегодня я уже не гожусь ни на что серьезное.

— Нет! Это не терпит отлагательств! Знаешь…

— О чем шепчетесь? — К ним подошел Тони Надь. — Мне нельзя послушать?

Винце Кишш пристально посмотрел на обоих стариков. Их давно знакомые лица вдруг показались ему далекими и чужими, словно на фотографиях прошлого века, запрятанных в конце старинного альбома с застежками. Поведать им тайну мироздания? Этому сонно моргающему Кардошу, который, быть может, за всю жизнь так ни разу и не взглянул на звезды и превыше всего ставит хорошо приготовленный перкельт из свиных ножек? Или Тони Надю, который из своего окна подглядывает в бинокль, как раздеваются женщины в доме напротив? Нет, невозможно! Как это, право, вообще могло прийти ему в голову!

— Ну, так что ты хотел рассказать? — зевая, спросил Кардош. — Я сегодня встал с петухами, старина, ездил посмотреть, как дела на земельном участке… Слива, похоже, уродится знатная, летом увидите.

Шли дни. Винце Кишш становился все более молчаливым. Он принял решение терпеливо дожидаться подходящего человека, такого, с каким можно будет от чистого сердца поделиться — как ребенок делится бутербродом — открывшимся ему знанием. Но кто бы это мог быть? Он мысленно перебрал всех знакомых и с горечью признал, что нет среди них никого, кому бы он захотел поверить свою тайну. Рассказать Молнару, этому напыщенному невежде, который воображает, будто он эрудит и все на свете знает? Да он бы только махнул рукой и еще нахально соврал, что это ему давно известно! Сказать Сабо, этому жирному нуворишу, хапающему все подряд, обзаведшемуся даже музыкальным смывным бачком? Как бы не так! Чтобы он завладел еще и тайной? Обойдется! Довериться Ковачу, который только ржет надо всем и интересуется исключительно скабрезными анекдотами? А может, противному Фекете или Сючу, от которого всегда коробит? Нет! Нет и нет!

Не раз ему приходило в голову изложить все на бумаге, но он гнал от себя эту мысль: боялся, что открытие украдут. Ведь случалось же такое с другими. Да и поверят ли, что открытие в самом деле совершил он? Кругом столько известных астрономов, философов, и вдруг какой-то Винце Кишш, бывший архивариус, а ныне пенсионер… Нет, уж лучше хранить тайну в себе, так будет безопаснее.

Из дому он выходил все реже, друзей избегал, с женой говорил лишь о самом необходимом, благо, привыкнуть к этому было совсем не трудно.

— Что с тобой происходит? — время от времени принималась допытываться супруга. — Заплесневеешь, если будешь целыми днями дома киснуть. Мог бы иногда и в магазин сходить. Ты у меня, правда, недотепа: что в руки сунут, то и возьмешь. Ну так по крайней мере хоть воздухом подышишь.

Винце Кишш не стал спорить и каждый день ходил в магазин за продуктами. Безмолвно и угрюмо он складывал покупки в корзину, задумчиво поглядывая на снующих вокруг людей.

«Букашечки, — думал он про себя. — Ладно, ладно, набивайте свои животики, толстейте, богатейте. Ничего-то вы еще, бедняжки мои, не знаете!»

Временами ему казалось, что он взвалил на себя огромную тяжесть, которая гнет его, прижимает к земле. «Главное, не думать об этом, не размышлять», — внушал он себе, но в то же время чувствовал, что долго так не протянет, что непременно должен с кем-то поделиться, иначе невысказанная тайна разорвет его.

Однажды, возвращаясь в очередной раз из магазина, он в глубокой задумчивости шагнул с тротуара на мостовую. Кто-то схватил его за рукав и втащил обратно.

— Поберегись!

Мимо промчался автомобиль.

— Спасибо. — Он с благодарностью посмотрел на старого подметальщика. — Вы спасли мне жизнь.

— Да что там, может быть, ничего бы и не случилось. — Старик махнул рукой. — Но все же, извольте знать, беду лучше предупредить.

Из кармана брезентовой куртки он вынул измятую пачку сигарет и предложил Винце Кишшу:

— Закуривайте. С испугу-то в самый раз.

Винце Кишш закурил и после первой же затяжки решил, что поведает тайну этому славному подметальщику, этому старику с изборожденным морщинами лицом и на вид своему ровеснику. Вот кому он подарит открытие, владея которым какой-нибудь чванливый профессор счастливо почивал бы на лаврах.

— Друг мой, — сказал он, — я сообщу вам нечто очень важное. Из человечности и во имя человечества. Ибо речь идет об открытии которое я сделал, но о котором еще никому не рассказывал. Сейчас я решил, что расскажу о нем вам.

Старик кивнул, как человек, ко всему привычный и ничему не удивляющийся. Он оперся на свою широкую лопату и приготовился слушать.

— Суть дела в том, друг мой, — продолжал Винце Кишш, — что эта Земля, на которой мы обитаем…

— Пепел-то на лопату стряхивайте, — перебил его подметальщик. — Я тоже всегда так делаю.

— Хорошо, — сказал Винце Кишш и стряхнул пепел на лопату. — Итак, мы остановились на том, что Земля, на которой мы обитаем, лишь пылинка или даже еще более мелкая частичка мироздания. Вы наверняка смотрели летом на усыпанное звездами небо и размышляли над тем, до чего оно беспредельно. Так вот, я на днях неожиданно понял, как, из чего зародилась Вселенная Проще говоря, суть в том, что все это… такое… Ну, как вам сказать?.. Одним словом…

В ужасе и отчаянии он впился взглядом в опершегося на лопату подметальщика, словно ждал от него подсказки и лишь спустя несколько минут неуверенно проговорил:

— Забыл… Забыл, дружище… Не обессудьте…

— Бывает. — Подметальщик понимающе кивнул. — Я тоже намедни хотел жене что-то сказать, а пока шел домой, из головы-то и вылетело.

— Забыл! — счастливо воскликнул Винце Кишш. — Понимаете, дружище, я забыл!.. Хранил, хранил, а оно возьми да и выпади из памяти, как форинт из дырявого кошелька.

— Если не очень переживаете, — заметил старик, — то оно, может, и лучше. Бывает, приятней о чем-то забыть, чем терзаться попусту. Ну, закуривайте еще! Теперь уж и я заодно подымлю. Я, знаете ли, в последнее время поменьше курить-то стал. Доктор говорит — вредно.

Они стояли по обе стороны большой широкой лопаты и дымили.

— Весна скоро, — сказал немного погодя Винце Кишш. — Я на рассвете слышал, дрозды пели.

— И я слышал. — Лицо подметальщика просветлело. — Я и жене сказал: слышь, говорю, рулады-то выводят, точь-в-точь как в наши детские годы… Вот вы скажите-ка, только по всей правде, разве не так выводят?

— Как не так? — Винце Кишш стряхнул пепел, следя, чтобы тот упал на лопату. — Верно вы говорите, дружище, в точности так и выводят…

Власть природы.

Рисунок Дёрдя Варнаи.