Куяма припарковал машину на служебной стоянке. Он показал полицейское удостоверение, однако охранник заявил, что в данном случае это роли не играет, и побежал к телефону советоваться с начальством. Куяма тем временем сидел в машине, не спуская глаз с подъезда. Он знал, в котором часу Миеко должна прийти на перевязку. Возможно, ей придется обождать, да и перевязка займет, вероятно, минут двадцать, однако если ему повезет, то девушка появится с минуты на минуту. Не обращая внимания на охранника, с озабоченным видом околачивающегося поблизости, Куяма следил за входом. Утро выдалось холодное, прохожие ежились под порывами осеннего ветра. В последнее время отец вроде бы смирился с тем, что Куяма иной раз пользуется его черным «ниссан-президентом»: бывают ситуации, когда необходимо пустить пыль в глаза, а солидный, черный лимузин как нельзя лучше подходит для этой цели. Куяма рассудил, что сейчас именно такая ситуация. Он чувствовал, что не нравится Миеко, хоть понять не мог почему. Он всегда пользовался успехом у женщин, бывали у него приятельницы и гораздо красивее этой Миеко, остается только самому себе удивляться, что он в ней нашел. С девушками подобного типа Куяме приходилось иметь дело, хотя эти японские «куколки» не в его вкусе. С одной из них Куяма крутил роман после расследования убийства Адзато.

Из подъезда высыпала целая группа людей, и Куяма наклонился вперед, чтобы разглядеть их получше: две девушки и с десяток ребятишек. Дети в ярких плащах-дождевиках и красных панамках, у каждого в руках воздушный шарик, полученный, вероятно, в награду за храбрость.

Молодой сыщик едва не прозевал «объект наблюдения». Позади него нетерпеливо сигналили, требуя освободить стоянку, охранник взволнованно объяснялся с водителем, а тем временем против входа в больницу остановилась машина «скорой помощи» и в дверях показались две молоденькие сестрички в белых халатах. Вместо того чтобы направиться к заднему люку машины, они подошли к водительской кабине и начали пересмеиваться с шофером. Короткие халаты вздернулись, обнажая девичьи прелести, когда барышни наклонились к окошку.

Миеко шла на удивление быстрой походкой. Трудно предположить, что миниатюрные ножки способны семенить так быстро… Девушка шла с хмурым видом, не глядя по сторонам, словно до других людей ей и дела не было. По чистой случайности Куяма заметил ее, когда она уже собиралась повернуть за угол, к станции метро.

Куяма включил мотор. Обогнул маневрирующую впереди «хонду» и выжал газ до отказа. Свернув направо, за угол больницы, он обогнал Миеко: затем остановил машину, выскочил и успел распахнуть правую дверцу как раз перед проходившей мимо девушкой. Миеко замерла от неожиданности.

— Благодарю, — сухо произнесла она, — но, право же, в этом нет никакой необходимости.

— Да полно вам… — Куяма мягко подтолкнул ее к дверце, но, почувствовав, как напряглось под его рукой плечо Миеко, отпустил девушку. — Простите, — сказал он, — у меня и в мыслях не было похищать вас насильно.

— Знаю, но… — Миеко, вздохнув, покачала головой и села в машину.

Куяма с облегчением захлопнул дверцу и, обежав машину, занял свое место за рулем.

— Куда вас отвезти?

Девушка, не поворачивая головы, скосила глаза на Куяму.

— А куда бы вам хотелось?

Куяма включил мотор и, рванув с места, влился в поток машин. Разиней он сроду не был и гасил самые высокие подачи. И сейчас он замешкался с ответом вовсе не потому, что заметил в тоне Миеко явный вызов. Просто он чувствовал себя с ней неуверенно. Девушка ему очень нравилась, а вот она не слишком-то расположена к нему. Уж не задумала ли Миеко оставить его в дураках?

— Домой, — ответил он наконец. И чтобы не оставалось недомолвок, добавил: — Ко мне домой.

Аракава погиб не от удара мечом. Он покончил с собой, приняв большую дозу снотворного. Его обнаружили мертвым в кабинете, который вполне мог бы служить местом действия для персонажей романа Mosjvia; он сидел за массивным письменным столом черного дерева, уткнувшись головой в столешницу, а у локтя его лежал сложенный вчетверо листок — письмо, адресованное полиции. Кадзе не был удивлен таким поворотом дела. Единственное, чему приходилось удивляться, — как это он сам не предвидел подобного. Главарь якудза сдержал свое слово: он обещал выдать правосудию преступника, который чистосердечно признается в своих деяниях, и вот вам, получайте. Кадзе пока еще не притрагивался к письму, но относительно его содержания сомнений быть не могло. За убийствами, замаскированными под харакири, стоял Аракава. В преступлениях он сознается, однако от допроса ушел.

Разумеется, этого и следовало ожидать, думал Кадзе. Хотя вряд ли удалось бы предотвратить такой исход. И все же, может, подоспей они пораньше… а-а, да что теперь казнить себя задним числом!…

Шефу не было нужды отдавать распоряжения. Сопровождавшие его полицейские сами вызвали подмогу, и, пока господин Кадзе стоял, задумчиво уставясь на труп преступника, эксперты принялись за свое привычное дело. Что, если Аракава не по своей воле ушел из жизни?… Кадзе прекрасно понимал, чем это обернется. Вместо того чтобы с чистой совестью закрыть дело, придется продолжить расследование. А отыскать убийцу Аракавы будет нелегко… если, конечно, не заключить очередную сделку с главарем якудза.

Кадзе рассеянно следил за проворными, уверенными действиями дактилоскописта. Да, многое зависит от результатов экспертизы. Если выяснится, что Аракаву убили, снова придется решать, как быть с Дэмурой. Кадзе не хотелось включать старика в следственную группу. Не нравился ему теперешний Дэмура с его разочарованием в жизни, с его способностью целыми днями просиживать у телевизора. Не нравился тон его устного послания, хотя Куяма изо всех сил старался сгладить резкость. Но больше всего ему становилось не по себе, когда он вспоминал прежнего Дэмуру. Что и говорить, неудачной была мысль вытащить Дэмуру из кресла перед телевизором и вновь привлечь к работе. Неужели неясно, что время Дэмуры давно миновало!… Ну а если Аракава убит?

Шеф понимал, отчего старик настаивает на официальном признании. Якудза не вправе убить полицейского, во всяком случае, не посмеют преследовать полицейского в отместку за то, что он преследует их. А пока что Дэмура в глазах бандитов — полицейский в отставке, который подыгрывает противнику… Конечно, если Адзума сдержал слово, то Дэмуре нечего бояться. Дело закрыто, и наследники Ямаоки тоже могут спать спокойно.

Кадзе отошел в сторонку, чтобы подпустить экспертов к письменному столу, и после некоторого колебания направился к вместительному креслу в углу, обтянутому темно-коричневой, местами потрескавшейся кожей. Кресло оказалось против ожидания жестким, и Кадзе, вместо того чтобы утонуть в нем, уселся, как на пьедестале. Досадливо тряхнув головой, он снова уставился на покойника. Аракава был облачен в темный костюм и при галстуке, на лице у него застыла упрямая, обиженная гримаса. Наверное, он неохотно покинул это жесткое кожаное кресло и книжные шкафы черного дерева — всю эту нажитую многолетним трудом роскошь в англосаксонском стиле.

По кабинету сновал фотограф, работая почти бесшумно. Аппарат не щелкал, а издавал чуть слышное жужжание, обошлось и без привычных вспышек, слепящих глаза. Технический отдел обзавелся новой фотоаппаратурой, где применялась особая пленка, не требующая вспышки. По мнению эксперта, снимки получались лучше и детали фиксировались более четко.

Дактилоскопист наконец добрался до оставленного самоубийцей письма. Осторожно развернул бумажный лист и внимательно изучил всю его поверхность. В текст он не вчитывался. На лице Кадзе не отражалось ни тени нетерпения. Подлокотники кресла были слишком высоки, и шеф, опустив руки на колени, недвижно застыл, следя за работой эксперта. И когда ему наконец передали письмо, он никак не выдал своего волнения. Выбравшись из неудобного кресла, он прошел в другую комнату.

Почерк у Аракавы был красивый. Не сказать, что похож на художественную каллиграфию, для этого иероглифы были выписаны чересчур правильно, зато четкий, аккуратный, разборчивый. Таким же был и текст. Каждое слово по существу, но стиль не назовешь сухим или казенным. Форма в точности соответствовала содержанию. Текст писался явно не под диктовку, а принадлежал автору письма. Это несколько успокоило Кадзе. В первых же строках Аракава изложил мотивы самоубийства. Он совершил тяжкие преступления и знает, что полиция напала на его след. К тому же обстоятельства вынуждают его признаться в содеянном. Кадзе улыбнулся такой формулировке. Аракава вплоть до деталей предусмотрел все, чтобы рассеять сомнения полиции. Сообщил, каким лекарством воспользовался и где его взял, указал, сколько таблеток им было принято и в котором часу. Кадзе задумчиво покачал головой. С давних пор он привык остерегаться чересчур ясных объяснений. Вот и сейчас он чувствовал, что, несмотря на предельную четкость изложения, концы с концами здесь не сходятся. Пробежав глазами письмо до конца, он понял, что здесь неладно, и, на миг опустив листок, закрыл глаза. Не может быть, думал он и в то же время знал, что так оно и есть. Его не обманули, главарь якудза поступил корректно, и Аракава не лгал в своем предсмертном послании. С точностью до деталей он описал, как и почему организовал убийства Хишикавы и Кагемото, как и зачем устроил взрыв катера во время водных гонок. К письму был приложен список имен и адреса сообщников, то есть исполнителей. Кадзе не сомневался, что к тому времени, как прибудет полиция, все они будут мертвы. Словом, признание было идеальным, если не считать одного вопиющего пробела. Кто же убил Ямаоку?

С минуту Кадзе сидел, погруженный в размышления. Затем вернулся в кабинет, где все еще усердно трудились эксперты, и знаком подозвал к себе помощника. Если очень поторопиться, то, может, удастся хоть кого-нибудь из указанных в списке застать в живых.

Они поднялись на лифте двумя этажами выше, а затем по лестнице спустились вниз. В коридоре не было ни души. О такой удаче даже мечтать не приходилось. Они надеялись, что при случайной встрече их появление здесь не вызовет удивления, ну а обойтись без свидетелей — это идеал. Осторожно отворив дверь, они ворвались в приемную, расшвыривая столы и стулья, чтобы расчистить себе место для поединка.

— Что здесь происходит? — Человек, которому была уготована роль жертвы, появился в дверях кабинета и встал на пороге, опершись о дверной косяк.

Вытерев о штаны мгновенно вспотевшие ладони, парни выхватили мечи. Обреченный на смерть не двигался с места, меряя их скучающе-презрительным взглядом. А ведь он должен выйти на середину, лишь тогда сработает ловушка… Придется его выманить. Ближайший из нападавших взмахнул мечом. Выпад оказался слишком коротким, и противник даже не шевельнулся, видя, что клинок не достанет его. Молодой человек возобновил атаку. Приходилось действовать только прямыми ударами с дальней дистанции: противник занял столь выгодную позицию, что при любом другом фехтовальном приеме клинок застрял бы в дверной притолоке. Ухватив рукоять обеими руками, молодой человек целил в шею противника: это единственный сохранившийся в кэндо технический прием, когда меч используется как колющее оружие. Мужчина резко повернул голову, и рука его нырнула за спину. В следующее мгновение он предстал перед нападавшими с обнаженным мечом в руках, и молодой человек отскочил назад Отступил он не только затем, чтобы выманить противника на середину комнаты. Ему стало страшно. Мастер приближался, опустив руку, меч зажат в правой руке, острием назад, но молодой человек по видеозаписи достаточно хорошо изучил его искусство, чтобы затрепетать при виде наступающего.

Держась вне предела досягаемости меча, четверка принялась кружить подле мастера, обманными финтами пытаясь сбить его с толку. Мужчина медленно поворачивался вместе с ними, стараясь держать в поле зрения маневры всей четверки. Затем взгляд его вдруг посуровел. Он перенес центр тяжести на опорную ногу и плавным движением вывернутого запястья поднял перед собой меч. Нападавшие замерли. Дело принимало серьезный оборот. Противник решил драться насмерть. С данного момента он не заботится о последствиях и за малейшее неверное движение или неточный выпад обрушит на противника карающий меч. Молодые люди украдкой переглянулись: мужчина занял другую стойку и меч держал иначе, чем на пленке, которая служила им учебным пособием. Но вот они разгадали причину. Во время тренировки мастер пользовался длинным мечом, а сейчас в руках у него был вакидзаси — меч сантиметров на тридцать короче и значительно легче по весу. Парни знали, как им действовать дальше. Главарь подготовил их к любым неожиданностям, в частности к тому, что противник прибегнет к иной манере боя. Самое главное — соблюдать дистанцию, идти на сближение с осторожностью, чтобы не дать ему напасть первым, иначе он сам выберет, с кого ему начать. Их четверо, они должны навязать ему свою волю. По замыслу, один из них должен атаковать, вынуждая противника перейти в контратаку, а тем временем остальные трое… Однако даже самый подробный инструктаж тренера не рассеял их сомнений. Слишком уж совершенно фехтовальное искусство мастера, которому отводится роль жертвы, слишком непредсказуем он в выборе тактики. Не исключено, что он попросту уклонится от нападения и каким-нибудь неожиданным, стремительным приемом сразит кого-то другого из них. Но отступать было поздно.

Если схема позиций меняется, атаку начинает сильнейший из всей четверки, наказывал главарь. Боец переместился так, чтобы сойтись с противником лицом к лицу. Остальные взяли жертву в кольцо, но не предпринимали активных действий. Молодой человек не жалел, что так получилось. Он достаточно хорошо владел мечом и верил в свои силы. Решив сделать противнику подсечку, он напрочь позабыл все, чему его учили: не старался своей атакой отвлечь внимание противника и не собирался, как было уговорено, вовремя отступить. Он хотел во что бы то ни стало собственноручно сразить врага. С высоко занесенным мечом он припал на одно колено, готовя секущий горизонтальный удар. Боец годами отрабатывал технику этого приема и выполнял его уверенно, в стремительном темпе и в то же время плавно, все движения органично сливались воедино. Начиналась комбинация обыкновенным мощным прямым выпадом, который переходил в подсечку лишь при условии, если противник отступает, а не наносит в ответ такой же прямой удар. Молодой человек почуял неладное в тот момент, когда припал на колено, но свернуть комбинацию было уже поздно. Меч его просвистел в нескольких сантиметрах от ног противника, вовремя увернувшегося от подсечки. Оставалось только надеяться, что противник, вооруженный коротким мечом, не успеет достаточно быстро контратаковать. Затем парень почувствовал короткий удар в руку, который заставил его развернуться чуть ли не спиной к противнику, и он лишь краем глаза заметил сверкание клинка справа. Надо бы как-то парировать удар… Мускулы его напряглись в инстинктивной попытке защиты, но было уже поздно. Горизонтальный удар пришелся в шею и чуть ли не напрочь отсек голову от туловища.

Тем временем остальные трое тоже перешли в нападение. Атакуемый занял предельно низкую защитную стойку и парировал удар сзади, а затем молниеносным движением кисти развернул меч, перешел в стойку наездника и ткнул мечом вбок. Этот прием, отработанный годами тренировки, и был зафиксирован на видеопленке. Молодой человек, во время «репетиции» игравший роль приманки, умер медленной и мучительной смертью. Неприятельский клинок угодил ему в живот, а круговое движение кисти, которым противник высвобождал меч, развалило его внутренности. Парень еще успел подумать, что заранее предвидел такой исход: если при атаке слишком выдвинуться вперед, то не успеешь своевременно отскочить; куда ему равняться в стремительности с этим дьяволом. А может, главарь все это тоже предвидел и намеренно подставил его под клинок. И, умирая в муках, парень успел проклясть главаря; выродившаяся молодежь — в отличие от предков — теперь не почитает за честь жертвовать жизнью во имя чужих целей.

Двое уцелевших действовали, подчиняясь заученным рефлексам. Они так долго отрабатывали эту комбинацию, что попросту не могли допустить ошибки. Их активная роль начиналась с того момента, как жертва парировала удар, а они, лишь на доли секунды поотстав от «приманки», бросались в атаку. В такой ситуации даже у самого лучшего фехтовальщика не оставалось ни единого шанса на победу. Их противнику все же удалось мгновенным рывком головы уклониться от одного из ударов, зато другой настиг жертву: клинок уперся в ключицу. Однако противник еще не утратил способности к сопротивлению. Он сделал попытку ткнуть одного из нападавших мечом, но укол получился слабый, да и ненужный: спереди его в прямом выпаде сразил смертельный удар. Нападающие для верности еще разок-другой полоснули его, затем, тяжело дыша, обтерли клинки, чтобы на них не осталось крови, после чего позвонили главарю, спрашивая дальнейших инструкций. По намеченному плану на месте происшествия должен, был остаться один-единственный труп.

Дэмура умел ждать. Он сидел в приемной Кадзе, напоминая провинциального чудака, затребованного к начальству, — убого одетый старикан уставился перед собой в одну точку и лишь изредка бросал застенчивый взгляд на занятых важными делами служащих. Он не ерзал, сидел, не меняя позы и не давая себе труда взглянуть на часы или поинтересоваться у секретарши, когда же все-таки появится господин Кадзе. Раза три в приемную наведывался кто-то из давних знакомых, но они проходили мимо, не узнавая отставного полицейского. Дэмура не окликал их — у людей работы по горло. В его времена обстановка здесь была более казарменная, среди служащих не так много было женщин. А сейчас, куда ни глянь, повсюду смазливые юные девицы с толстыми папками под мышкой деловито снуют из комнаты в комнату. Ему это было не по душе. Вот Куяме… Да, Куяма отлично вписывается в общую картину: бесконечное мельтешение, создающее видимость деловой атмосферы. У каждого служащего такой вид, будто он вот-вот отправится на задержание опасного преступника или же, напротив, только что вышел из перестрелки с бандитами.

Дэмура ощутил легкую зависть, и это чувство удивило его самого. Не то чтобы старик был завистлив по натуре, но ведь он полицейский до мозга костей, к тому же отбыл долгий срок ссылки в захолустном окружном участке, а сейчас вот очутился на передовой линии борьбы против бандитизма… Да, ему тоже хотелось бы занять место на этой передовой. И быть молодым и хорошо одетым.

Дэмура тяжело вздохнул. Какой-то мужчина, направлявшийся к двери, остановился и бросил на него обеспокоенный взгляд.

— Вам плохо?

Старик тряхнул головой. Не объяснять же каждому встречному, что у него болит бок, ушибленный о камень, когда он, Дэмура, соскочил с поезда.

Начни он жизнь сызнова, ни за что не пошел бы в полицейские. Пожалуй, можно бы обзавестись собственной лавчонкой, хотя Дэмура слабо представлял себя в роли мелкого торговца. Вот уже два года он терзается в раздумьях, как бы он устроил свою жизнь, если бы имел возможность начать все сначала, но в данный момент его гораздо больше волновало, как ее прожить дальше. Как быть, если Кадзе откажется по мочь?… Все же Дэмура был полицейским, а не лавочником, и ему не пришлось долго думать, поскольку на выбор предоставлялись только два варианта. Например, можно исчезнуть. Имеются, в виду не такие серьезные меры, как инсценировка собственной гибели, смена фамилии или пластическая операция, — нет. Просто они с женой уедут куда-нибудь в глушь, где можно будет отсидеться, пока не утихнет буря. Глядишь, о нем и забудут, не сочтут нужным разыскивать его. Глядишь, не захотят связываться, ведь как-никак до недавних пор он был полицейским… Сам Дэмура прекрасно понимал, чего стоят эти беспочвенные надежды. Другой вариант казался еще более неопределенным. У Дэмуры не было ни малейшего желания проигрывать его. Уж лучше бросить все и уехать куда глаза глядят, лишь бы была своя крохотная комнатушка да телевизор.

Дэмура заметил, что окружающие как-то странно косятся на него: должно быть, он говорит сам с собой. Ничего не попишешь — старость не радость. Вот и к нужному решению он никак не может прийти. Правда, подобные решения ему и не приходилось принимать в молодости… В те времена он не стал бы обращаться к Кадзе. Тогда с него за глаза хватило бы, если бы его отшили хоть раз. Тогда ему достаточно было бы знать, кто из мерзавцев стоит за цепочкой гнусных преступлений, он бы не стал копить улики и ждать одобрения начальства. Дэмура медленно поднялся, разгладил складку брюк.

— Желаете что-нибудь передать господину Кадзе? — поинтересовалась девушка, которая усадила его здесь. Она выглядела совсем юной, этакая ученица-старшеклассница. В былые времена такие девчонки не поступали на службу в полицию, а подыскивали себе жениха. Впрочем, как знать, может, барышня именно этим и занимается здесь.

— Прошу передать, что я благодарен ему за любезность, — сорвалось у него с языка. Не стоило этого говорить. Прежде он никогда не позволил бы себе подобной дерзости. — При случае постараюсь отплатить тем же, — добавил он уже не без некоторого удовольствия. Что ни говорите, а у старости свои преимущества.

Адрес Аракавы ему продиктовал вчера Куяма, и Дэмура, листая свой потрепанный блокнот, вышел на улицу… Адрес не был ему знаком, зато, как обычно, указывалась ближайшая станция метро. Дэмура свернул налево, ко входу в подземку, и купил билет.

Дорога заняла тридцать пять минут. Все это время он продолжал обдумывать те варианты, на которых остановился раньше, пока ожидал в приемной Кадзе. Мысленно перебрал все места, где они с женой могли бы укрыться, и попытался вообразить, в какой ад превратилась бы его жизнь, вздумай он объявить войну клану Адзумы. Ни одна из этих перспектив не радовала. Он лишь в общих чертах представлял себе, что ему нужно от Аракавы, но какими словами он это изложит, пока не задумывался. Итак, он вызывается помочь якудза заключить мир с Нисиямой. Объяснит, что вел расследование по поручению Кадзе, а не отрабатывал денежки Нисиямы с пособниками его или клана Ямаоки. Ну а если его усилия окажутся напрасными? Дэмура отогнал эту мысль и решил, покуда удастся, сохранять самообладание.

Повернув за угол, он увидел вереницу полицейских машин и, конечно же, обязательную толпу зевак.

Ведь вот любопытно, что даже в Токио, где все вечно спешат по делам, даже в тихом квартале вилл, окруженных садами, непременно вдруг находится немало людей, готовых праздно околачиваться и почтительным тоном выспрашивать скучающего на посту полицейского! Дэмура прошелся до места, где толпился народ, взглянул на номер дома, и последние его сомнения рассеялись. Он увидел машину Кадзе, однако это не смягчило его недовольства шефом. Мог бы принять его и раньше. Дэмуру так и подмывало войти в дом, однако не хотелось снова подвергать себя унижениям. Он повернул обратно и решительной походкой направился к метро. Итак, Аракава убит. Ну что ж, попробуем подступиться с другого конца! Ему не нужно было заглядывать в карту, еще по дороге сюда он обдумал маршрут. Всего одна пересадка, и он доберется до Ямаока Билдинг.

Куяма все еще не мог поверить в удачу. Пошел на поводу у рутины, подобно фехтовальщику, который, даже не веря в собственные силы, обнажает меч и становится в атакующую позицию. Миеко держалась мило, слегка насмешливо. Куяме очень хотелось посадить ее на колени и нежно приласкать, но он понимал, что тем самым испортил бы дело. Девушка в него не влюблена, и даже симпатичен-то он ей ровно настолько, чтобы… Куяма хорошо разбирался в женщинах. В соответствующий момент любая из них доступна, нужно только выждать или почувствовать этот момент. В особенности распространяется это правило на японок. Точь-в-точь как движущаяся цель на полигоне: не среагировал вовремя, опоздал выстрелить, и цель скрылась из виду. Правда, есть и разница: на полигоне рано или поздно цель на секунду вновь возникнет перед тобой. Миеко не даст еще одной возможности, в этом Куяма был уверен. Он знал также, что нельзя терять время: «движущаяся цель» не терпит долгих ухаживаний. В Америке гораздо проще было затащить девицу в постель, хотя, казалось бы, это стоило больших усилий. Ходи на какие-то дурацкие вечеринки или скучнейшие студенческие собрания, с заинтересованным видом выслушивай разглагольствования девиц о большой политике, взамен потчуй их восточной экзотикой — и все это для того, чтобы потом заманить партнершу к себе на квартиру. Этого правила Куяма придерживался твердо, не в силах понять, как это можно заниматься любовью в автомобиле. Но Миеко девушка незаурядная. Такие нечасто отдаются мужчине, да и не всегда можно понять почему. Но если уж дошло до дела, то незачем разыгрывать с ней весь спектакль до конца. Упустишь момент — растеряешь все шансы так же внезапно, как и получил. Но именно теперь Куяме хотелось бы поухаживать за девушкой как положено: обнять, приласкать, рассказать, что он почувствовал, впервые увидев ее, заверить, что для него это не просто очередное увлечение…

Он привлек к себе Миеко и поцеловал ее. На ней был толстый вязаный свитер, и девушка выглядела в нем полнее, женственнее, чем в прошлый раз. Сейчас она не казалась хрупкой. Маленькой и грациозной — да, но мягкие, округлые формы лишили ее облик девчоночьих черт.

Миеко не сопротивлялась, однако оказалась на редкость неловкой. Куяма испытал некоторое разочарование, но решил не сдаваться. И разочарование вскоре прошло. Стройное тело Миеко было плотным, крепким, упругим, но без грубой мускулистости, а в любви девушка проявила находчивость и нежность. Вот только целоваться она не умела. В памяти Куямы каждый миг их интимного общения запечатлелся, как в кинокадре: вот распущенные волосы Миеко рассыпаются по плечам, вот она вглядывается в его глаза, прежде чем окончательно уступить его ласкам, вот отворачивается в сторону, и он видит мягкий изгиб ее спины.

И при этом Куяма все время чувствовал: девушка не любит его, ему не удалось ее покорить… После, откинувшись навзничь, он разглядывал знакомые трещинки потолка и раздумывал, не спросить ли у нее почему.

— Миеко, — прошептал он.

— Да? — откликнулась она также шепотом, и Куяма был ей благодарен за то, что она приняла этот интимный тон.

— Так, ничего.

Девушка тихонько засмеялась. Зазвонил телефон, и Куяма несколько секунд колебался, раздумывая, стоит ли подходить. Затем чувство долга одержало верх. Он прошел в другую комнату и, прежде чем поднять трубку, обернулся! Миеко сидела в постели, обхватив колени, и смотрела на него. Куяма пожалел, что не набросил халат. Он знал, что фигура у него отнюдь не спортивная. Одетый, он выглядел импозантно — высокий, стройный, а когда раздет, то видны слабые, неразработанные мускулы и рано наметившийся животик.

Звонил Дэмура. Голос у него был спокойный, даже чересчур.

— Я нахожусь в Ямаока Билдинг, — сообщил он.

Куяма не задал вопросов, но вздрогнул и отодвинулся в сторону, насколько позволял телефонный шнур. Ему не хотелось сейчас видеть девушку.

— Нисияма убит, — продолжил старик.

Куяма медленно положил трубку. «О боги!» — вырвалось у него. Он надел тонкую юкату, а затем вернулся к Миеко — сообщить ей страшную весть.