Шеба была пай-девочкой. Скромной, пожалуй, чуточку чопорной и никогда не доставляла нам никаких хлопот. Правда, на склоне лет она стала несколько деспотичной, но это ведь свойственно старости. Шеба уподобилась королеве Виктории на восьмом десятке, и одно мы знали твердо: никогда, даже в самые легкомысленные свои деньки, Шеба не пила воду, оставшуюся от мытья посуды.

А Шебалу пила. Кроме того, она вылизывала мойку, а когда я пользовалась грилем, непременно оказывалась возле и, стоило мне уйти, начинала полировать решетку шершавым язычком. Манеры у нее были помоечной кошки, а не дочери Чемпиона Чемпионов.

Ужас, что такое, ведь правда, вопрошал Сили, который с ее появлением словно за ночь стал взрослым и подолгу заботливо сидел рядом с ней, точно мохнатый филин, полный родительской любви.

Но почему я позволяю ей добираться до грязной воды в мойке, осведомлялся Чарльз, тревожась, как бы у нее не началось расстройство желудка.

Но как я могла ей помешать? Большинство людей, помыв посуду, сливают воду в мойку, но если это пробовали делать мы, она закупоривала трубы. Кажется, у них наклон был неправильный, что, говорил старик Адамс, было совсем даже неудивительно при таком-то подрядчике. Как бы то ни было, по сложившемуся обычаю я выплескивала жирную воду либо в ручей, либо в огород. Я предпочитала проделывать это без свидетелей (меня считали странной и без того, чтобы к моим чудачествам добавилась еще и мания выплескивать воду), а потому я сначала выглядывала в дверную щель, нет ли кого-нибудь поблизости, и если кто-то обнаруживался, оставляла тазик в мойке до более удобного момента. Вот тогда Шебалу и кидалась к нему.

Во избежание этого я начала выскакивать с тазиком наружу куда стремительнее, и — поскольку мои мысли были больше заняты тем, как избавиться от грязной воды, чем мытьем, — начался период, когда я то и дело выплескивала с водой чайные ложки. Со мной и прежде это случалось в минуты стресса. Из года в год старик Адамс не раз и не два являлся с нашей чайной ложкой, говоря, что выудил ее из ручья и из-за чего это я сцепилась со своим благоверным на этот раз? Теперь же ложки летели с водой через стену стаями. Конечно, вода была такой мутной, что в тазике я их не обнаруживала. Но несколько раз неведомые добрые самаритяне клали их на столб калитки. А старик Адамс, принося очередную, теперь вручал ее с видом покорности судьбе и без единого слова. Ну, и неизбежно в надлежащий срок Эрн Биггс протопал по дорожке, важно держа в руке трофей.

— Нашел, значит, в ручье, когда шел домой от мистера Трэммела, — сказал он.

— А… Большое спасибо, — сказал Чарльз. — Моя жена бросает их через стену. Когда расстраивается из-за кошек, — добавил он поспешно.

— Она, значит, — сказал Эрн.

Чудилось ли мне или действительно прохожих в Долине с этого дня появилось куда больше, чем прежде? Посетители «Розы и короны» — спасибо Эрну! — проходили мимо в надежде увидеть, как я швыряю чайные ложки?

Если так, то их ждало разочарование. После эпизода с Эрном я перестала выплескивать воду из тазика с таким самозабвением. Так как Шебалу дома не покидала, стать причиной неприятных происшествий она не могла. И некоторое время единственным примечательным событием оставалось исчезновение мячей для гольфа, с которыми играл Сили, о чем случайный прохожий проведать никак не мог.

Да я и сама заметила их исчезновение не сразу. Когда в первый раз я не нашла мяча там, где, как мне помнилось, я его оставила — у лунки для мини-гольфа на лужайке, — я решила, что просто забыла. Наверное, унесла его с собой на кухню, подумала я и пошла взять другой. Следующий я не забыла, а, наоборот, твердо помнила, что оставила его возле лунки. Удар по нему, нанесенный вовремя, мог помешать Сили отправиться в лес, когда ему приходила охота побродяжничать, но мяч должен был лежать наготове — бежать за ним на кухню было бы бесполезно.

Я посмотрела в лунку. Мяча в ней не было. Сороки? Для них он тяжеловат. Я посмотрела на Сили, он округлил глаза. Нет. Конечно, он крупный кот, но даже ему не удалось бы проглотить мяч.

Так я рассуждала, бдительно поглядывая на компанию проходивших мимо детей, когда увидела Неро, черного ретривера, который шастал по саду. Вышла прогнать его, он выскользнул в пролом, оставленный фургоном булочника (очевидно, через него же он и проник внутрь), остановился на дороге и залаял на меня. Вызывающе, расставив прямые, как палки, ноги, подняв голову. Потом на мгновение прервал свою тираду, и я заметила на его щеке что-то вроде шишки, которая тут же переместилась.

— Он забрал мяч Сили, — сказала я.

— Не может быть, — возразил Чарльз. — Мяч помешал бы ему лаять.

Не помешал! Хотя, осознав свою ошибку, он больше его за щекой не перекатывал. У него дома под подстилкой обнаружился целый склад наших мячей. Она понять не могла, откуда он их берет, сказала его хозяйка, когда я его обличила; она ведь не знала, что мы играем в мини-гольф. Переехала сюда она недавно и действительно могла не знать. Как и то, что играл, собственно, наш сиамский кот. Когда я ей об этом сказала, она несколько старомодно подняла брови.

Как бы то ни было, Сили получил назад свои мячи, брешь в садовой стене была заложена, а Неро, чтобы выразить все, что он думает о таких ябедниках, начинал лаять, едва завидя нас. Чем так досаждал Сили, что в один прекрасный день он (видимо, решили мы, полностью войдя в образ могучего рыцаря, каким начал видеть себя с появлением Шебалу) проскочил сквозь прутья калитки и грозно двинулся вперед. Это был день вывоза мусора, и встретились они у мусорных баков на углу.

Кем это, вопросил Сили, вытягивая шею и шагая на прямых ногах что твой техасский бандит с пистолетом, кем себя воображает Штаны с Махрами? Чего это он расшумелся на всю округу?

— Ррр-ав! — сказал Неро и подпрыгнул, расставив лапы, запугивая Сили.

— Дать раза? — вопросил Сили и принял боевую стойку. Для чего опустил голову так низко, что почти встал на нее, распушил хвост и начал надвигаться на врага боком, точно краб. На кота дальше по дороге это всегда действовало неотразимо. Не думаю, что это так уж подействовало на Неро. Думаю, на него скорее подействовала я, выскочив из калитки и размахивая метлой, которую захватила из угольного сарая. Но когда Неро обратился в бегство, а Сили погнался за ним, в Долине родилась еще одна легенда. И Сили, и прохожие, наблюдавшие за ним, решили, что он — гроза собак.

— Хорошо еще, что Шебалу в этом не участвует, — заметил Чарльз, когда дня два спустя мы уволокли Сили, когда он в энный раз прицелился триумфально прошествовать мимо дома Неро.

И он был абсолютно прав. Выпускай мы Шебалу из дома, не только она триумфально шествовала бы с ним, но и шествовала бы впереди.

Никаких сомнений в том, кто в этой компании будет задавать тон, быть не могло. Она прожила у нас меньше недели и уже для начала научилась открывать все двери. С апломбом опытного медвежатника она решительно толкала те, которые требовалось толкать, и тянула те, которые требовалось тянуть, напрягая крохотную лапку, пока не открывалась щель, достаточная, чтобы она могла в нее проскользнуть. И неизменно за ней небрежной походкой следовал Сили в убеждении, что девочки для этого и существуют. Ведь Шеба всегда открывала для него двери.

Куда больше он взволновался, когда обнаружил, что Шебалу отлично лазает. Однажды мы заглянули в окно оранжереи проверить, как они там, и увидели, что Сили со стула взирает вверх, где под самым потолком Шебалу прогуливается по виноградной лозе, точно канатоходец. Да улети она на Луну, в глазах у него было бы меньше растерянности. Ей ведь нельзя забираться туда? — пожаловался Сили. А он глупый трусишка, беззаботно сказала Шебалу.

Сили, как до него Соломон, оказался заядлым непокорителем высот. Три фута вверх по стволу елки, он срывается и воображает, что взял Эверест. Пока высшим его достижением было ворваться в ванную, кое-как забраться на верх двери по висевшему на ней халату и висеть там в ожидании, когда его снимут. Совсем как Соломон, с тем лишь отличием, что Соломон хотя бы умел забраться на дверь, после чего тут же начинал звать на помощь. А о подвиге Сили нас извещали только топоток, постукивания по двери, а затем зловещая тишина — и мы мчались в ванную как сумасшедшие, зная, что сейчас он висит, цепляясь когтями за верхний край двери, над которым высовывается его нос. Перепугавшись так, что не в силах издать ни звука, а глаза у него от дурных предчувствий круглые, как у совы. В среднем он проделывал это по разу в день, и когда мы спасали его раз и навсегда заведенным порядком — я отрывала его передние лапы от двери, Чарльз приподнимал задние, и таким манером мы опускали его вниз боком к филенке, — он выходил из ванной с таким видом, будто его только что объявили спортсменом года.

После прогулки Шебалу по виноградной лозе ему, казалось бы, следовало предать свои попытки восхождений полному забвению. Но нет! Убежденный — как-никак он родился под знаком Льва, — что он самый-самый замечательный, в чем ему необходимо убеждать всех и каждого, он теперь принялся хвастать своими достижениями пуще прежнего. Днем он взбирался на виноградную лозу, вечером он покорял дверь ванной… Как-то, когда у нас были гости, он брал эту высоту четырежды. Стук-стук-стук! Мы взметываемся, как испуганные фазаны из куста, и мчимся на помощь. Наши гости ничего не знали о сиамских кошках. И поинтересовались, зачем он так упорно забирается туда, если не может спуститься сам. Когда мы ответили, что таким образом он укрепляет свое «эго», они посмотрели на нас как на помешанных.

Однако, если Сили родился под знаком Льва, знаком Шебалу был Телец, а в просторечии Бык, как мы раз за разом убеждались на опыте, когда утром перед завтраком, пока Сили гулял, запирали ее в прихожей, чтобы спокойно поесть.

Но, поскольку Сили с ней не было, она воображала, что он должен быть с нами. И предается чревоугодию! При одной мысли об этом она принималась завывать, реветь и биться о дверь, сотрясая ее, хотя дверь была тяжелая. Билась ли она об нее головой или лапами, мы не знали. Нам было известно только, что никто из наших котят прежде ничем подобным не занимался (Сили в подобных обстоятельствах ограничивался тем, что отдирал внизу прокладку от сквозняков), что звуковой эффект напоминал увертюру «Тангейзера» и что затем грохот сменится паузой. Все ли с ней в порядке? — спрашивали себя мы, затем топоток вверх по ступенькам оповещал, что все в полном порядке, после чего из спальни доносился новый грохот — Телец (он же Бык) атаковал все, что попадалось ему на глаза, несомненно воображая, что перед ним мы.

Мы же снисходительно посмеивались, радуясь такой энергии, такой живости… пока в один прекрасный день, поднявшись по лестнице, я не обнаружила, что Телец (он же Бык) в свободной комнате прыгает со шкафа на пачечки наглицериненных буковых листьев, которые я приготовила для благотворительного базара. Глицерином меня снабдил благотворительный комитет. Я отвечала за обеспечение буковыми листьями соответствующего киоска. И увидеть, как эта жуткая кошечка нарочно прыгает прямо на них… потом на шкаф и снова на них. Господи, сказала я. И отчаялась.

И отчаялась еще больше, когда увидела, сколько их помято, а то и в круглых дырочках, оставленных зубами. Она явно приземлялась на них не один день. После этого я хранила их на чердаке. Конечно, лучше поздно, чем никогда. Но вот насколько лучше? Когда настало время выставить их на прилавке киоска, вид у них был несколько подержанный… Может быть, я рвала их позже, чем следовало, предположила одна старушка. Видимо, до них добрались гусеницы… И в довершение всего Шебалу приобрела вкус к растительной пище.

Я глазам своим не поверила, когда обнаружила, что взлелеянный мной отводок ломоноса был ощипан до самого корня. Я было погрешила на слизней, но некоторое время спустя увидела, что она, закрыв глаза, сидит на подоконнике и доедает остатки стебля с таким изяществом, словно это была спаржа. Не поверила я им, и когда увидела, что отводок розмарина валяется выкорчеванным возле своего горшка. Но пришлось поверить, когда я водворила его обратно, а потом она снова его выдернула, не стесняясь моего присутствия.

Чарльз сказал, что, возможно, она нуждается в свежей травке. Когда бы так! Я принесла большой пучок и поставила в вазу — специально для нее. Ноль внимания. И не подумает даже посмотреть, сказала она, когда я попыталась показать ей вкусную травку. Было совершенно очевидно, что поедание комнатных растений станет таким же личным развлечением Шебалу, каким для Соломона было раздирание ковровой дорожки на лестнице, свежевание продавленного кресла в прихожей для Шебы и верчение на спине в глубинах другого кресла для Сили. Что он совмещал с восхождением на дверь ванной.

Все пройдет, когда она начнет гулять в саду, защищал ее Чарльз. А пока можно было подумать, что наши комнатные растения подверглись нападению саранчи, мочалка для мытья посуды навсегда водворилась на каминном коврике в гостиной, а водворивший ее котенок весело резвился по всему коттеджу, явно выдавая себя за Санта-Клауса.

Самой любимой своей игрушкой она выбрала моток мягкой белой шерсти, снабженный колокольчиком и прежде принадлежавший Сили. Она, как мы убеждались с каждым днем, никогда ничего не делала наполовину. Сили было довольно иной раз поиграть мотком, как мячиком, и уж совсем редко — пройтись с ним во рту через комнату, когда он был Львом, Несущим Свою Добычу, но к ней моток будто неотрывно приклеивался.

Она тащила его к входной двери встречать молочника. И в ванную (если дверь была открыта) поболтать с Чарльзом, пока он брился. Всех посетителей она приветствовала с мотком во рту, а в тех случаях, когда запаздывала, появлялась с ним в тот момент, когда, как подсказывала ей врожденная способность сиамов показывать товар лицом, можно было произвести наибольший эффект.

— Ах, какая прелесть! — восклицали гости, когда, задрав хвост и гипнотизирующе скосив глаза, она шествовала к ним по ковру (причем путь выбирала наиболее длинный), покачивая белой пушистой бородой.

Да, безусловно. Однако к мотку был привязан колокольчик. И хотя, пока дело ограничивалось гостевыми дозами, звенел он очень приятно — как миленькие японские колокольчики под ветром, ностальгически вздыхала мисс Уэллингтон, — для обитателей дома звон этот превращался в китайскую пытку.

Колокольчик позвякивал с утра до ночи. Иногда еле слышно, иногда очень громко — в зависимости от того, где именно Шебалу находилась в доме. Небольшая передышка, пока она ела или спала, и снова: звяк-звяк-звяк… Под это звяканье она отправилась к ветеринару, когда через две недели храбро согласилась сделать прививку. Под это звяканье мы вскоре повезли ее в Лоу-Нэпп, где ей с Сили предстояло пожить у доктора и миссис Фрэнсис, пока мы не вернемся из Корнуэлла.

Сама эта поездка обернулась пророчеством на будущее. Мы посадили ее в дорожную корзину Сили с проволочной сеткой спереди. Это поможет ей чувствовать себя увереннее, сказали мы. Она же еще никогда так далеко не ездила. Однако морально поддерживала Сили она, а не наоборот. Он съежился на дне корзины, словно это была повозка, обслуживающая гильотину, а Шебалу весело сидела рядом с ним, словно была кучером. Пока он жалобно хныкал, что У Него Автомобильная Болезнь, стоило нам оглянуться на него через плечо, она смотрела в окно как завороженная. Когда же мы наконец прибыли в Лоу-Нэпп, Сили, который уже бывал там с Шебой, заявил, что кот в соседней вольере на него поглядывает, так, может, мы увезем его домой? Но Шебалу, которой исполнилось четырнадцать недель, вышла из корзины с видом принцессы, оглядела свою будущую резиденцию, вернулась в корзину за мотком, который забрала с собой и положила в углу.

Можете уезжать, если хотите, сказала она нам. За Сили она присмотрит.