— Ты должен меня взять, — настойчиво канючил я. — Костя, я ведь могу пригодиться.

Константин Кравчук, он же К. К., он же Кака, чесал бороду, морщил нос, и о чем он думал, угадать было практически невозможно. А дело все в том, что на завтра он получил довольно сложный заказ на глубоководное погружение. В наш городок завалилась компания из трех французов, которым непременно нужен был рекорд: погрузиться на сто метров. К Косте они обратились, как к лучшему инструктору; он согласился, взяв с них приличный гонорар; сделка и погружение должны были оставаться в строгом секрете; однако, что было естественно, слухи о происходящем расползлись по всему городку. Я решил, что непременно должен видеть это. Подобный опыт всегда пригодится.

— Да я бы не против тебя взять, — отмахивался Костя, — но сам не знаю, что ждет на глубине с такими клиентами. На подобные подвиги всегда идут дауны и недоучки. Стараются поставить личные рекорды, не зная, как это опасно. Причем чем ниже у них квалификация, тем чаще лезут. А отговорить их я не смог: неопытным людям ведь ничего не объяснишь! Тем более фрэнчам. Тот, кто хоть немного соображает, дорожит своей шкурой. А тут, — он обреченно махнул рукой, — мальчики приехали померяться хуями.

— Но тогда зачем ты идёшь с ними? — изумился я.

— Так они всё равно будут нырять, со мной или без меня. Но со мной у них больше шансов выжить.

Хм, ситуация оказалась даже интереснее, чем я думал, так как пока не сталкивался с любителями глубоководных погружений. Оказалось, смелость и разум ходят разными путями. Более того, как утверждает народная водолазная мудрость: «Смелый дайвер не бывает долгожителем».

И всё-таки предприятие очень манило, я тоже хотел подвига. Ну, какой инструктор может быть, если туристы ниже его опускаются?! В общем, я решительно пошел на крайние меры и… предложил сто долларов. Кравчук неожиданно изменил свою позицию и согласился меня взять, мотивируя тем, что, «если жабоеды будут тонуть — одного спасет он, второго — я».

— А третий? — поинтересовался я, кажется, из чистого любопытства.

К. К. не ответил, но по его лицу было видно, что третий… Ну и фиг с ним. Иногда и одного-то не вытащить. А помирать, знаете ли, нам рановато.

— И, вообще, надеюсь, ты помнишь международное правило спасения: «Лучше один труп, чем два»?

Я согласно кивнул: в мои планы тоже не входило погибнуть завтра, к тому же и… правило очень разумное. Например, если турист рухнул в водопад, а у тебя нет ни веревки, ни спасательного жилета, и… вообще ни черта, то и прыгать вслед за ним не имеет смысла. Вы утоните оба, если только вы не Бэтманы. Но Бэтманы, к сожалению, живут только в кино, о чем я прекрасно помнил, благодаря близкому знакомству с морской стихией, не дававшей человеку забываться.

Мне самому придется завтра серьёзно контролировать себя; скажем, тот же азотный наркоз, «восторг пустоты», начинается с пятидесяти метров, причем наступает всегда непонятно и внезапно. А многие люди даже не поняли, что пережили его. Как рассказывал один турист в баре: «Так здорово было, я плыву, кругом кораллы, да ещё такая прекрасная музыка…»

— Какая ещё музыка под водой? — одернули его.

— Какая? — Он задумался и даже опешил. — Ну, может, я сам себе намурлыкал?..

Меньше всего хотелось услышать на глубине в сто метров музыку, трахнуть русалку, возомнить себя резвым ушастым дельфином… И стать героем анекдота: «А ну верните деньги за анашу, она не вставила!» — «Тогда, чё ты сюда голый из бани пришёл?»

Но я надеялся, что удержу ситуацию: это неофит, который не в курсе того, что с ним может случиться, не поймет, что его мозги не в порядке. А я практически морской волк или даже танк!

***

«А если что случится? — размышлял я утром по дороге к клубу. — Будет ли меня мучить совесть? Будет ли являться мне в кошмарных снах тот дайвер, которого я сегодня не смогу спасти? Что если он, обглоданный рыбами и увешанный водорослями, станет подниматься каждую ночь из чёрной ледяной бездны и брррр… Но живут же как-то другие инструкторы и не сходят с ума! Хотя интересно, как они живут?! Вспоминают ли случайно погибших. А поминать их надо?»

Я живо представил, как сажусь пить в компании и прошу налить ещё одну лишнюю рюмку, на которую кладу бутерброд и объясняю всем, что это для Жоржика. «Какого ещё Жоржика? Мы кого-то ждем?» — изумляются друзья. «Нет. Он не придет никогда. Его нет с нами с тех пор, как…»

Но что потом? За «Жоржика, который ставил личный рекорд», за «Йосика, надравшегося перед погружением», за «старого гипертоника дурака Ярика» и за «голландских молодоженов Винсентика и ВанГогика, удравших от инструктора и компании, чтобы под водой заняться противоестественным сексом и угодивших в старые рыбацкие сети…» Мало ли как можно погибнуть в открытом море! Мне представился старый инструктор по дайвингу, сидящий за столом, уставленным наполненными и не выпитыми рюмками… Картина ужаснула.

Я, как мог, старался отогнать чёрные кучерявые мысли от белой бритой головы — все равно пути назад уже нет. Ведь сам напросился к Кравчуку, так как не прийти? Здесь не ленинградская школа, куда можно принести поддельную записку от родителей: «Заболел корью и аппендицитом». Мне вспомнился мультик про Малыша и Карлсона, где Малыш спрашивает своего друга: «Скажи, Карлсончик, а что, если ты устанешь лететь со мной?» — «Ах, Малыш, тогда я просто сброшу тебя вниз. Одним мальчиком больше, одним меньше, никто и не заметит. Пустяки, дело житейское».

Что ж, одним французом больше, одним меньше. Утопил француза — спас сотню лягушек. Неприятная трусоватая нация. Маленькие носатые наполеончики. Наверное, из-за комплекса неполноценности их так и тянет на подвиги… Вот черт! У клуба уже стояли трое ребят, с которыми возился Кака. Как назло, очень приятные и высокие. Видимо, и среди французов встречаются нормальные люди.

— А почему вы не ныряете со своими? Здесь рядом французский клуб, — спросил я по-немецки сразу после того, как меня представили.

— Мы уже были там. У них глубоководные погружения проводятся на глубине сорок метров. И не больше, — пожаловался один по-английски.

— Ну, да, это стандарт, — ответил я, не помню на каком.

— Дело в том, что на сорока мы уже неоднократно были и теперь хотим погрузиться на сто, — гордо квакнул он.

— А квалификация у вас какая и погружений сколько?

— Около сотни, и у нас по две звезды КМАС.

— Ну, тогда вы должны знать, что это опасно, — резонно заметил я.

Он в ответ только широко улыбнулся: ага, понятно, кто не рискует, тот не пьет «Вдову Клико». Ну, что ж… Вперёд и с песнями.

Они уже закончили оформлять документы. Погружение было «левое», без участия клубов и инструкторов. Ребята, типа, просто взяли напрокат баллоны, а мы, типа, просто ныряем рядом, нам, типа, дешевле такой большой компанией арендовать лодку. Последней «маленькой формальностью» стало взять так называемый «смертный листик», где написано, что у французов есть такой-то сертификат и квалификация, и они знают, что делают, пускаясь в свободный дайв.

Мы сразу погнали к самому глубокому месту, встали, вывесили за борт четыре баллона для декомпрессии (на всякий случай) и ещё раз обговорили все детали предстоящего «летального» погружения. По большому счету, нам нужно было «упасть» туда, зафиксировать достижение и сразу же подниматься на поверхность. На большее все равно не хватило бы воздуха. Мы попрыгали в воду, собрались на поверхности и пошли.

Первые тридцать метров пролетели без осложнений. Впрочем, с тридцати метров, если случилось что-то непредвиденное, ещё можно «сдриснуть». То есть можно-то можно, если, конечно, ты нормальный парень, хорошо подготовлен, не паникуешь, успел выдохнуть воздух из легких и вообще по жизни везучий… Я чуть дрогнул, отметив про себя эту тридцатиметровую точку необратимости. Мои молчаливые спутники, возможно, тоже дрогнули, но не подали виду, квакнули, и мы продолжали упорно идти вниз.

…Если кто до сих пор не понял, глубоководный дайвинг отличается от обычного тем, что все проблемы надо решать на месте, то есть на глубине. Если у тебя сломалось оборудование или ты испугался, что оно сейчас сломается, и решил не рисковать, тебе все равно придется взять себя в руки и, не торопясь, как того требуют правила безопасности, подниматься на поверхность.

…Ближе к шестидесяти парни начали волноваться. К этому времени нас окружала кромешная темнота. И хотя мы держали фонари, с их помощью видели лишь друг друга. Все, что было вокруг, ускользало из круга света; со всех сторон на нас наступала чёрная холодная смерть, называемая биологами «колыбелью жизни на Земле». Интересно, совались они в эту «колыбель жизни»? Мне так идти туда уже совсем не хотелось! Однако меня представили как хорошего инструктора, как же я мог убежать? Снова направив фонарь вниз, я увидел лишь свои «ноголасты». Уходящая глубоко вниз пустота и темень рождали ассоциации только со школьным юмором: «Темно, как у негра где?..» или: «Темно, как в жопе у кого?..» — уже не помню, как правильно. Пояс с грузами, который крепко охватывал меня, когда я только нырнул, сейчас ослаб и почти болтался на жопе… у меня. Не потому, что он расстегнулся, — просто мое тело сдавливают метры воды, что остаются сейчас над нашими головами.

Чёрт, куда я полез?!

Питая надежды на понимание, осветил компанию. Все показали знаками «о'кей», и мы продолжили погружение. На отметке «семьдесят пять» что-то случилось: один из французов вдруг заметался и резко рванул к поверхности. Я увидел, что Кака поймал его за лапу и пытается успокоить. Быстрый подъем с такой глубины грозил бы французу большими проблемами, может, и не смертью, но в любом случае Фуа-гра ему уже жрать бы не пришлось. Все собрались вокруг, пытаясь понять, насколько сложна ситуация. Парня могла охватить паника; и неожиданно для себя он осознал, что творит какую-то полную хуйню (я так же был в этом уверен!). А паника — самая страшная вещь, особенно под водой. Я уже слышал, что человек порой делает дурацкие вещи, например, вытаскивает изо рта регулятор и выкидывает его, а потом ломит вниз на всех парах. А может, у него азотный наркоз, про который я говорил. Но и тогда его надо ловить всей компанией, вдруг возомнит себя Ихтиандром?

Впрочем, ему, да и нам, кажется, повезло. Он знаками показал, что неважно себя чувствует, и твердо намерен всплывать, но зато пребывал в трезвом сознании. Отпустить его одного в таком состоянии было бы роковой ошибкой. Теперь нам надо либо разделиться, либо плыть всем вместе наверх. То есть Костя вытаскивал перепуганного туриста наверх, а я, как инструктор, продолжал спуск вниз с оставшимися. Меня подобная перспектива приводила в ужас, но куда я мог сбежать: назвался клизмой — полезай в жопу. Я с содроганием и какой-то надеждой глянул вниз: там не стало светлее и уютнее. Пасть отца-океана готовилась нас сожрать. Подумал об этом, к счастью, как оказалось, не только я. Стоило поднять взгляд на компанию, как стало ясно, что приятели француза решили плыть наверх.

«Ага, под предлогом санитарного сопровождения хотят сбежать!» — подумал я злорадно и в то же время необычайно радостно. Им было страшно, как и мне. Мне даже казалось, что я слышу учащённое биение их сердец. Кроме того, пока мы решали, что делать с беглецом, нас уже притопило до восьмидесяти шести метров… Чёрт, да давайте же наверх!

А наверху… ну, конечно, едва сняв костюмы и уняв дрожь, все… стали строить из себя героев.

— Так жаль, — сокрушались парни, — оставалось-то чуть-чуть.

— У меня сильно закружилась голова, — оправдывался виновник срыва, — я потерял ориентацию…

— Восемьдесят шесть — это не сто, но все-таки в два раза больше ваших прежних достижений! — констатировал Костя. — В следующий раз получится.

«Только уже не со мной!» — про себя добавил я.

***

Вечер мы провели в баре с Кравчуком. Он не признавался, как чувствует себя, я же знал, что должен снять стресс. Главная проблема, что я не был готов спасти человека, который, возможно, только на меня и надеялся. И в этом была какая-то подлость.

— Забей! — мудро заметил Кравчук. — Ты сюда влип случайно, но зато здесь уже есть Юлик, который может утопить кого угодно в силу собственной трусости. Чем больше будет развиваться туризм, тем больше будет работать халтурщиков. Когда я начинал, людей, занимающихся дайвингом, были единицы. Меня учил человек, работавший в команде Кусто, а сейчас любой может стать инструктором.

— И заявить, что он профессионал, и получить с людей НЕМАЛЫЕ ДЕНЬГИ! — Я решил подколоть Кравчука, зная, что с французов получено довольно богато.

— Ну, сколько человек готов заплатить за свою жизнь, столько она и стоит! — Он даже не обиделся. — Они могли нанять инструктора подешевле, да любой здесь пошел бы за меньшую сумму, чем получил я. Но ребята оказались не лохи. Зачем им рисковать? А с людьми, которые свою жизнь ценят дешево, я и сам бы никуда не пошел — это самоубийцы. Знаешь анекдот на эту тему?

Я как знаток анекдотов заинтересовался: «Ну?»

— Идёт группа туристов по горам. Видят пропасть, через неё перекинут шаткий мостик. Им даже страшно представить, что по мостику можно пройти. Но тут они замечают грузина, который резво перебегает его с тяжёлой вязанкой хвороста.

— Подожди, как тебя зовут?

— Гоги, — отвечает грузин.

— Гоги, а ты мог бы перенести на ту сторону наши рюкзаки? По двадцать копеек за штуку.

— Вай, конэшна, могу.

И он переносит рюкзаки, при этом даже ни капли не вспотев. Тогда туристы спрашивают: «А ты мог и нас перенести на ту сторону? По рублю с человека?»

— Вай, конэшна, могу.

И начинает носить: одного, второго, третьего, а четвертого… нечаянно роняет в пропасть.

— Ах! — кричат туристы.

— Да чего там ахать! Подумаешь — рубль…