В соответствии с моим приказом Шурик вел дизельный бронепоезд на небольшой скорости, наверное, километров десять в час. Это позволяло внимательно рассмотреть все то, что было в течение стольких лет доступно лишь избранным. Правда, поначалу особенно интересного ничего и не было: обычные стены метротоннеля из мощных тюбингов, разве что чуть длиннее традиционных, пучки кабелей, неяркое освещение вокруг поезда. Но наши фары, которые предусмотрительный Шурик заботливо протер, позволяли рассмотреть путь метров на двести вперед. Мы без происшествий проехали ответвление, которое вело к станциям «Усачевская» и «Фрунзенская-2», и двинулись дальше по намеченному маршруту.

Неприятности начались, как только мы вошли в длинный поворот, который должен был, судя по нашим навигационным устройствам, вывести нас на прямую линию к станции «Спортивная». В условиях сокращенной видимости Шурик не сразу, но все же заметил на рельсах какое-то препятствие и начал плавно тормозить. Наш бронепоезд остановился метрах в десяти перед аккуратно уложенной поперек пути деревянной шпалой. За ней мелькнули какие-то тени, и неожиданно для нас зазвучали очереди из автоматического оружия. Пули с визгом отскакивали от мощного бронестекла, оставляя на нем одну отметину за другой.

В устройстве аудиосвязи, установленном в моей каске, раздался спокойный голос Цана: «Начался активный радиообмен. Корректируют стрельбу по нам, пытаются с помощью массированного обстрела пробить лобовое стекло и после этого захватить поезд. Включить глушение радиосигналов?»

— Включай немедленно, — приказал я, — но только чтобы наши частоты не глушились. А пока будем отходить назад, примерно до поворота на «Усачевскую».

Услышав мой приказ, Шурик переключил управление в заднюю кабину и, пригибаясь, потащил меня во второй отсек, после чего рванул назад по ходу поезда. Рамиль уже установил лестницу со специальной площадкой для подъема к верхнему люку, а Тыну передавал ему снятый с боковой бойницы пулемет. Обстрел не прекращался, но подполковник, поправив каску, поднялся наверх и открыл боевой люк. Через несколько секунд пулемет был установлен на крыше в небольшой бронированной башенке, и раздался мощный грохот «калашникова». Несколько длинных пулеметных очередей, и стрельба по нам прекратилась. В это время поезд дернулся и потихоньку пополз назад.

— Вот уроды, — выругался Дугушев, — сплошной беспредел! Уже президентский поезд обстреливать начинают… Ну ничего, пару-тройку я успел положить. А вы видели тех, кто стрелял-то?

Я, честно говоря, не успел заметить никого из наших противников — только какие-то тени, о чем и сказал своим подчиненным.

Подполковник же сообщил, что стреляли несколько человек в гражданском, причем не только из автоматов, но и из винтовок. Они прятались в нишах стен тоннеля, и достать их удалось не сразу. Помогло то, что пули рикошетировали, и некоторые из них поразили стрелков. Лишь одного, пытавшегося вытащить раненого, Рамиль снял прямой очередью.

Оставив подполковника наблюдать за ситуацией сзади, я, прихватив Тыну, двинулся в хвост нашего бронепоезда, который на время стал его головой. В бронекапсуле сидел Цан, невозмутимо доложивший мне, что он сделал аудиозапись переговоров противника, которую можно прослушать в любое время. Дежурившие в столовой Рогалик и Клюшка выглядели несколько испуганными и побледневшими, но, увидев меня, приосанились и встали чуть ли не по стойке «смирно».

«Надо же, — подумал я, — а боевая обстановка тоже ведь дисциплинирует, да еще как!» Решив подбодрить дам, я поинтересовался у них, как обстановка и не заметили ли они чего-то необычного.

И тут Вера Григорьевна, привыкшая, сидя на скамейке у подъезда, мониторить ситуацию во дворе и поэтому отличавшаяся редкой наблюдательностью, сообщила мне, что, когда поезд стал отходить назад, она увидела через боковое бронестекло довольно широкий тоннель, который вел влево, то есть в направлении «Усачевской». Рельсов в нем не было, но она успела заметить что-то типа небольшого автомобиля и вооруженных людей в черных масках вокруг него.

Я сделал предположение, что это была группа захвата, которая должна была ворваться в поезд, как только будет разрушена броневая защита. Ну а за проявленную бдительность поблагодарил Клюшку, пообещав ей впоследствии государственную награду. Теперь, во всяком случае, мы знали, что противник имеет какой-то транспорт и, скорее всего, дислоцируется где-то слева.

Вернувшись назад на полтора километра, мы собрались в столовой, которую я про себя назвал «кают-компанией», на военный совет. Вариантов у нас было немного: прорываться через преграду там, где мы уже были, или попробовать пробиться через те станции, которые числятся вышедшими из-под контроля. Я спросил, кто и что думает по этому поводу, сам, правда, почему-то склоняясь к тому, чтобы повторить попытку выехать к «Спортивной».

Цан, не расстававшийся с компьютером, выяснил, что сегодня утром в «Новой газете» будет напечатана статья, текст которой уже появился в Интернете. Самое интересное, что посвящена она была преступным группировкам, которые действовали в московских подземных коммуникациях, и называлась «Криминальное Подмосковье». В свете того, что я узнал за последний месяц, выглядела статья по-дилетантски, но я отметил для себя (и для всех нас) два момента. Первый — то, что организованная преступная группировка «Многогранная», которая понесла, в том числе и по нашей вине, серьезные потери, по информации, имеющейся у авторов статьи, почти в полном составе ушла в подземные бункеры, перебив между делом их прежних обитателей. В качестве места ее дислокации назывались предположительно станции «Усачевская» и «Фрунзенская-2», которые были связаны пешеходными и автотранспортными тоннелями с Совминовской линией и складами Госрезерва СССР. Подходы к складам считались заваленными, а сами они — затопленными. Второй важной для нас информацией было сообщение о том, что в связи с ликвидацией Черкизовского рынка, запланированной в очередной раз московскими властями, в подземельях бывшего стадиона имени Сталина была проведена проверка Федеральной миграционной службы. Ее целью было выявление нелегальных мигрантов, которые, по имевшейся информации, не только не имели никаких документов, но даже разговаривали на каком-то непонятном «зомбийском» языке. Их, по оценкам ФМС, проживало в подвалах стадиона несколько сотен. Но при проверке не было обнаружено ни одного человека. А когда, по согласованию с Минобороны, сотрудники ФМС прошли в тоннель, соединявший бункер Сталина и секретное метро, то в его конце раздался взрыв и проход был завален. Из этого авторы статьи делали вывод, что «зомбийская» преступная этническая группировка также в полном составе перебралась под землю и дислоцируется где-то между Кремлем и Измайловом.

Шурик доложил мне о том, что несмотря на то, что он сразу после начала стрельбы переключил управление в заднюю кабину и зеленая лампочка на рабочей панели машиниста горела, Жоржик не предпринял никаких мер к тому, чтобы поехать назад. Он был обнаружен сидящим около стенки и прикрывающимся омоновским щитом, что, по мнению Шурика, было проявлением малодушия и преступной потери самообладания.

Рамиль сообщил, что после того, как стрельба прекратилась, он осмотрел крышу вагона и обнаружил там какое-то устройство на четырех колесах с антенной и видеокамерой на нем. Назвав его «луноходом», он предложил посмотреть, что это за штуковина и нельзя ли ее использовать для наших целей.

В семь сорок Вера Григорьевна с Рогаликом принесли чай и кофе, после чего я решил, что пора сделать первые выводы и дать поручения бойцам. Цан должен был просканировать подземный эфир на предмет того, нет ли какой-то информации о стрельбе в тоннеле. Шурик, Рамиль и Тыну были отправлены мной на крышу, чтобы обследовать «луноход» и притащить при возможности его внутрь поезда. Жоржика я хотел было отправить на кухню, но, увидев его умоляющий взгляд, дал ему задание «помогать Цану». Он сразу повеселел и вприпрыжку понесся выполнять поручение. Я же поудобнее устроился в кожаном кресле, которое стояло в бронекапсуле, и решил полчасика вздремнуть.

Нормально отдохнуть мне не удалось, поскольку с крыши все время слышался скрежет и грохот передвигаемого «лунохода», а из левого угла время от времени слышались улавливавшиеся Цаном и французиком обрывки речи. Среди них мне сквозь дремоту удалось разобрать фразу: «Там, в натуре, какая-то борзота в поезде. Только мы их мочкануть собрались, они РПК выставили. Трех наших положили, двое раненых». На этом разговор оборвался, но я, причем, как мне казалось, не без оснований, подумал о том, что «Многогранная» ОПГ охотится не конкретно за нами, а просто пытается контролировать занятое ею пространство и захватывать все, что может представлять для нее интерес.

Минут через двадцать соратники, соблюдая все меры предосторожности, спустили с крыши в боевой отсек небольшую тележку, судя по небольшому весу, сделанную из дюраля. На ней был установлен японский бензиновый двигатель «Хонда», подключенный к электронному блоку с радиоантенной. А венчала это сооружение довольно современная видеокамера. Поскольку никто из присутствующих не обладал достаточными навыками для работы со столь необычной системой, я решил вызвать Цана, чтобы он детально разобрался в «луноходе».

Оказывается, я недооценил нашего китайского товарища. Мы все думали, что вот он сейчас начнет копаться в аппарате, пытаясь понять его устройство, а он просто притащил найденную им в ящике под пультом связи книжку, на которой было написано: «Устройство дистанционного видеоконтроля УДВК-05. Руководство пользователя». Через несколько минут мы уже знали абсолютно все о секретной (книжка была с соответствующим грифом) тележке и ее возможностях. А возможности были впечатляющие. «Луноход» ставился на рельсы, а затем с бортового компьютера нашего поезда включался мотор, и аппарат мог двигаться, передавая на монитор все, что видит камера, которой тоже можно было управлять. Она имела высокое разрешение, систему ночного видения и кучу других полезных опций, которые Цан перечислил скороговоркой. Самое интересное, что он с гордостью продемонстрировал нам шильдик на камере, на котором было написано: «Made in China». Секретная советская тележка с японским мотором и китайской камерой — это было вполне в духе демократизации и открытости. Но вот зачем тогда ее именовать «секретной»?

Мне бы, конечно, нужен был в такое время совет всезнающего Алексеича, но он, как обычно бывало во время активных действий, абсолютно себя не проявлял. Тем не менее я прикинул, что, по всей логике, одну линию мы уже знаем, а другую — пока нет. Но зато у нас есть «беспилотное устройство», которое можно запустить вперед (на расстояние до 500 метров), а самим спокойно двигаться за ним, заранее узнавая о возможных опасностях. Поэтому мы сдали еще немного назад до «технической платформы» — двадцатиметровой выемки с площадкой для погрузки-выгрузки, не имевшей ни названия, ни какой-либо отделки. Раздвижные бронированные двери вагона открылись, и мы вышли наружу. В задней кабине был в качестве наблюдателя оставлен Жоржик, Рогалик с Верой Григорьевной заняли места впереди, а боевое охранение на платформе осуществлял Тыну, не расстававшийся со своим автоматом ни на секунду.

После того как наш «луноход» был вытащен на платформу, им вплотную занялся Цан, а мы с Шуриком и Рамилем отправились исследовать окрестности. Примерно в середине выемки была широкие решетчатые ворота, по всей видимости давно не открывавшиеся. Дугушев попробовал открыть огромный висячий замок отмычкой, но он настолько заржавел, что расшевелить его механизм изнутри было невозможно. Подполковник было собрался за взрывчаткой и детонаторами, но его опередил Шурик, притащивший свои жуткие щипцы времен испанской инквизиции. Под скептическим взглядом милиционера он приладил мощные «челюсти» к дужке замка толщиной добрых три сантиметра, а затем плавно, хотя и с достаточным усилием, нажал на рукоятки. Раздался скрежет, а потом стук упавшего амбарного монстра. Рамиль уважительно посмотрел на пыточное устройство, а Шурик начал открывать ворота.

Подполковник вытащил свой «Шквал», я — маузер, а Шурик щелкнул затвором одолженного по такому случаю у французика «узи». Освещая путь фонарями, мы двинулись в глубь тоннеля, готовые в любую минуту вступить в схватку с возможным противником. Единственное, что более или менее успокаивало, — это явная заброшенность тоннеля. Но, как мы уже поняли, в секретном метро могут быть всякие неожиданности.

Пойдя метров пятьдесят, мы увидели, что впереди стало немного светлее. Вскоре мы уже смогли выключить фонари и подойти к еще одним решетчатым воротам, на которых также висел большой замок. Шурик потупил с ним точно так же, как и с предыдущим, просто перекусив дужку, и мы, предварительно осмотревшись, вошли в огромную выработку, стены и потолок которой были облицованы бетоном. Шириной она была метров пятьдесят — шестьдесят, а длиной никак не меньше двухсот метров. Освещение было довольно скудным (странно, что оно вообще работало), но даже при таком свете мы смогли разглядеть, что перед нами система земляных прямоугольников (примерно 5 на 7 метров), разделенных бетонными дорожками. Двинувшись по более широкой — центральной, мы дошли до небольшого каменного столбика, к которому была прикреплена металлическая табличка «Отряд № 5 — зона „З“». Дальше виднелся другой столб с такой же надписью, только номер отряда был четвертый. Насколько хватало глаз, все пространство выработки было уставлено этими столбиками. С правой стороны, почти у входа были несколько маленьких прямоугольников. На ближайшем из них был столбик с надписью «з/к Валленберг Р.-1912–1953». Тут нам и стало ясно, почему никто так и не смог рассказать правды о секретном метро. Его рядовые строители спали вечным сном в братских могилах на этом подземном кладбище.

Поручив Шурику с помощью мобильника сфотографировать для истории последнее пристанище Рауля Валленберга, я снял каску и объявил минуту молчания. Общаться с заброшенными могилами как-то не хотелось, и мы потихоньку двинулись обратно…

На платформе нас ждали Цан, уже закончивший подготовку «лунохода» к работе, и Тыну, с воинственным видом прохаживавшийся вдоль поезда. В своей немецкой каске и с автоматом МР-40 он выглядел натуральным бойцом штурмового отряда вермахта. Разве что камуфляж был несколько другого оттенка, и на нем отсутствовала фашистская символика…

По разработанному мной плану, наша видеотележка запускалась впереди поезда и двигалась на расстоянии 300–400 метров от него со скоростью около 10 километров в час. Мы ехали вслед за ней в полной боевой готовности, готовые в любой момент либо ретироваться, либо вступить в контакт с возможным противником. Особое внимание я попросил обращать на боковые тоннели и ниши, в которых могли скрываться вооруженные люди. Поэтому наш экипаж несколько перегруппировался. Шурик остался у рычагов управления. Рамиль с пулеметом наготове занял место в боевом отсеке, готовый в любой момент подняться в верхнюю бронированную башенку, Тыну сидел около левой бойницы с автоматом, а в правую было выставлено жерло огнемета. Мы с Цаном сидели у мониторов связи, наблюдая картинку с нашего «разведчика». Место в задней кабине, вместо оконфузившегося Жоржика, заняла Рогалик, а француз вместе с Верой Григорьевной наблюдал за ситуацией через окна «кают-компании». Главным направлением нашего «удара» я избрал незнакомую широкой публике станцию «Усачевская», которая, судя по имевшимся у нас данным, находилась на глубине 50 метров от поверхности земли приблизительно в районе площади 10-летия Октября. Потом мы планировали проскочить «Фрунзенскую-2» и выйти на оперативный простор под действующей станцией «Парк культуры», где была расположена станция системы Д-6 «Парк культуры-3». В сторону «Усачевской» от «Университета-2» вели два тоннеля. Судя по тому, что были они сделаны из стандартных тюбингов, а также снабжены знакомыми всем пассажирам подземки табличками и знаками, эта линия задумывалась как «гражданское» метро, но по какой-то причине была законсервирована.

Стрелки для перехода в новый тоннель пришлось передвигать вручную, но Тыну и Шурик отлично справились с этим. «Луноход» был установлен на рельсы перед нашим уже украшенным отметинами от пуль бронепоездом, и мы в этой спарке потихоньку двинулись с места. Цан «отпустил» разведчика на триста метров вперед, постоянно корректируя скорость движения. Мониторы не показывали ничего необычного, но почему-то чувствовалось напряжение. Во всяком случае, несмотря на толстую броню и солидное вооружение, в полной безопасности мы себя не ощущали.

Расстояние до нашей первой цели мы должны были преодолеть примерно за 15–20 минут, хотя обычный поезд метро проехал бы его минуты за три. Но осторожность для нас сейчас была превыше всего, все-таки мы вторгались на территорию, контролируемую вероятным противником. Картинка на мониторах демонстрировала абсолютную пустоту и спокойствие, и никаких докладов от наших пока наблюдателей не было.

Примерно на середине пути в наших шлемах раздался взволнованный голос Рогалика: «Вижу движение сзади. Откуда-то сбоку выскочили несколько человек и что-то делают на путях». Мы остановились, и я уже собрался было дать команду двигаться назад, чтобы вступить в бой с явно не случайно оказавшимися на рельсах людьми, но не успел. Раздался громкий взрыв, и наш поезд встряхнуло. Рогалик уже на удивление спокойно сообщила:

— Похоже, что они что-то взорвали. Во всяком случае, мне так кажется.

— Так, кажется, или взорвали? — спросил я.

— Там пыль, ничего не видно. Но, думаю, это не праздничный салют по поводу нашего прибытия к гражданам бандитам в гости.

Скажу честно, я, несмотря на сложность ситуации, порадовался спокойствию Рогалика, которое передалось даже Жоржику, прибежавшему к нам со своим автоматиком и задавшему идиотский вопрос: «А куда тут стрелять?»

Я сообщил земляку мушкетеров, что тут стрелять не надо, но если он хочет быть полезным обществу, то было бы неплохо, если бы ему удалось забраться в заднюю боевую башенку и в случае появления сзади поезда кого-либо дать в ту сторону очередь-другую.

Через несколько минут ожидания, когда пыль и дым сзади осели, мы увидели метрах в пятидесяти за нами вывернутые шпалы и изогнутые рельсы, кое-где даже разорванные и торчавшие вверх. Пути назад не было.

— Вперед! — скомандовал я. — Будем прорываться! Иван Васильевич, включайте глушилку радиосигналов, а все остальные будьте на своих боевых постах и соблюдайте спокойствие. Что там наш «луноход» показывает?

На мониторах впереди нас был пока только безлюдный тоннель, причем несколько запущенный. Но мы-то знали, что эта пустота обманчива, ведь взялись же откуда-то подрывники, которые отрезали нам путь к возвращению.

И в этот момент Рамиль сделал любопытное предложение:

— А что, Роман Львович, если мы на тележку кроме видеокамеры еще что-нибудь нагрузим? Например, с полкило взрывчатки, которую, отключив радиозащиту, сможем в нужный момент взорвать?

Такое предложение мне показалось вполне резонным, и я приказал Цану остановить тележку, чтобы мы могли приблизиться к ней. Когда мы остановились, я увидел, что наш подполковник имеет самые что ни на есть профессиональные навыки диверсанта-подрывника. В течение десяти минут (мы все это время напряженно всматривались в глубину тоннеля) он сделал мощную бомбу, способную поражать живую силу противника, не повреждая при этом рельсы и шпалы. Для начала Рамиль вместе с Тыну принес запасной броневой лист, лежавший в боевом отсеке, и они уложили его на раму «лунохода». Затем попросил Шурика своими щипцами срезать ему со стен тоннеля метров десять кабеля в свинцовой оплетке и «накусать» побольше свинцовых кусочков, которые на профессиональном языке назвал «поражающими элементами». Еще по его просьбе Вера Григорьевна притащила примеченное им на кухне здоровенное серебряное ведерко для шампанского, в которое при желании можно было поставить бутылок пять. Сделав из пластичной взрывчатки толстую сероватую колбаску высотой сантиметров двадцать пять, он, подобно свечке, установил ее в середине ведра, а все пространство вокруг засыпал кусочками свинца. Затем ведро было установлено и с помощью освобожденного от оболочки кабеля, продетого через его круглые ручки, накрепко закреплено на бронеплите. Сама же бронеплита не менее крепко была привязана к раме. После всех этих манипуляций Рамиль попросил нас на всякий случай зайти в вагон и аккуратно установил радиоуправляемый взрыватель, воткнув его в середину взрывчатки.

— Ну вот, теперь в радиусе пятидесяти метров ни одного целого бандюка не останется, а остальные на время оглохнут. Взрывать, правда, надо в крайнем случае, уж если совсем нас припечет…

— Слушай, Рамиль, а ты где всему этому научился? — спросил Шурик. — Неужели у вас это в институте или академии преподавали?

— Знаешь, ты с мое поездил бы по Северному Кавказу, еще и не то бы научился делать. Сейчас бомбу в тех краях любой первоклассник собрать может. Взрывчатки там навалом, а мальчишек воспитывают так, чтобы с детства воевать умели…

Все это время наш китайский специалист по связи напряженно слушал радиоэфир, который уже не был столь пустынным, как во время нашей неудавшейся попытки пробиться в сторону «Спортивной». Когда радиоуправляемое взрывное устройство с системой дистанционного видеоконтроля было готово, он позвал нас с подполковником, чтобы посоветоваться.

— Бандиты, Роман Львович, готовят нам встречу. Говорят, что перехватывать будут «в ста метрах от объекта». Я так понимаю, что тактика у них простая: опять перегородят путь (взрывать его им невыгодно, поскольку они сами передвигаются между захваченными станциями на каких-то дрезинах). А потом постараются нас каким-то образом выкурить из поезда. Так что надо все варианты предусмотреть. Кстати, командует ими какой-то «Шейх Джамшуд».

При слове «Джамшуд» Рогалик, которая, казалось, была достаточно далеко и не могла ничего слышать, вдруг встрепенулась и пошла в нашу сторону. Все-таки женские уши обладают удивительной способностью слышать то, что важно для их обладательниц. Или, во всяком случае, то, что они считают важным.

— Да хрен с теми, кто там ими командует, главное — без потерь добраться до относительно спокойного участка пути. А поэтому действовать нам надо решительно. Шурик, ты что-то говорил о каком-то «переднем бронефартуке»…

— Это, Роман Львович, такая штука, которую я только сейчас обнаружил. Броневой щит, причем заостренный. Мы сначала думали, что это просто дополнительная защита. А он, оказывается, при необходимости может опускаться перед кабиной практически на рельсы и сбрасывать с них всякие препятствия, если они серьезно не закреплены. Может также с помощью гидравлики выдвигаться на пару метров вперед, если есть подозрение, что лежащий на рельсах предмет взрывоопасен.

— Вот что, бойцы, — обратился я к личному составу, — сейчас все по местам, двигаемся в сторону «Усачевской». Шурик — на водительском месте, мы с Цаном наблюдаем за мониторами. Остальные — в боевой готовности. Вперед!

Наше взрывоопасное устройство видеоконтроля, управляемое Цаном, потихоньку двинулось с места. Китаец, внимательно глядя на дисплей компьютера, устанавливал необходимую дистанцию, и, когда «луноход» удалился на 400 метров, наш бронепоезд стал потихоньку втягиваться в тоннель.

Примерно через пятнадцать минут неспешного движения, когда впереди уже показался свет, свидетельствующий о том, что станция близко, мы с Цаном увидели на рельсах какое-то препятствие. Метрах в пяти от него наша тележка остановилась, и мы смогли детально рассмотреть бетонный блок, закрепленный на рельсах толстенными цепями. Я дал команду остановить поезд, а тележку отвести поближе к нам, и мы, позвав Шурика, стали думать, как нам прорываться дальше. Броневой щит спереди нам не помог бы — уж слишком мощными были цепи, крепившие блок. Взрывать его с помощью тележки было невозможно, поскольку вся сила взрыва уходила вверх и в стороны, чтобы не повредить рельсы.

— А что, если я подберусь к блоку и перекушу цепи? — спросил Шурик. — Тогда мы его сможем сдвинуть бронефартуком в сторону и двигаться дальше.

— Да тебя пристрелят тут же, не успеешь ты из поезда выйти, — ответил я. — Тут надо что-то поинтереснее придумывать. Рамиль, у тебя какие соображения по этому вопросу?

Подполковник, уступив место у пулемета Тыну, был рассудителен:

— Ты, Роман Львович, прав: Шурика нашего застрелят или захватят сразу. Судя по всему, или у них нет тяжелого вооружения, или они хотят получить поезд относительно целым. В ином случае нас давно бы взорвали либо расстреляли из гранатометов. Поэтому бандиты и хотят выманить нас наружу и перебить. Но, думаю, я смогу на время несколько успокоить их. Но действовать надо будет быстро.

Рамиль достал из своего рюкзака какую-то штуковину типа короткоствольного ружья и несколько цилиндров, размером с полукилограммовую консервную банку, похожих на гранаты. С одной стороны цилиндры имели что-то типа ручки, по диаметру соответствовавшей стволу «ружья», а с другой — металлическое донышко, которое было в круглых отверстиях.

— Это, — сказал подполковник, — то, чего они вряд ли ожидают: белые — это гранаты с «Черемухой» в смеси с вытяжкой из перца и еще какой-то гадостью. А черные — мощная дымовая завеса. Если у них нет противогазов (а я, зная бандитов, не думаю, чтобы они были такими запасливыми), то у нас будет по крайней мере минут десять — пятнадцать. Сначала запускаем пару «черемух», у противника начинается паника. Даже если противогазы у кого-то есть, то надеть их они не успеют. А затем заполняем тоннель дымом. Это метров на двести — триста. Шурик в противогазе выбирается наружу и работает, затем мы сбрасываем с путей препятствие и двигаемся дальше.

— А наш «луноход»? — спросил я. — Он-то у нас впереди. Ломать его жалко. Да и взорваться может…

Тут Шурик, внимательно слушавший Расула, сказал:

— А с этим проблем не будет. По бокам бронефартука есть специальные лапы, типа как на подъемниках, их можно выдвинуть, опустить под тележку, а потом поднять над фартуком. А когда препятствие будет сдвинуто и мы поедем дальше, тележку снова опустим на рельсы. Думаю, что получится. И мы их еще одной штукой ошарашим. Видели динамики у нас на крыше? Думаю, хорошая и громкая музыка перед «черемухой» их немного взволнует.

Действовать надо было быстро, поэтому я скомандовал Цану подогнать нашего «разведчика» вплотную к поезду, Рамилю занять свое место в бронированной башенке, а Шурику с Тыну под прикрытием пулемета проследить за погрузкой «лунохода». Ну а поскольку надежды на полную герметичность поезда не было, то все бойцы должны были приготовить противогазы. И тут выяснилось, что у Веры Григорьевны противогаза-то и нет. Дробовик она с собой взяла, а вот о средствах защиты не подумала. На помощь пришла ее подруга, Рогалик:

— Да их тут в кладовке десятка полтора лежит, выбирай не хочу! Пойдем, Григорьевна, оденем тебя по полной форме!

Пока мы готовились к «газовой атаке», Шурик и Тыну без происшествий загрузили на выдвинутые вперед мощные лапы нашу видеотележку и возвратились внутрь поезда. Все было готово к прорыву, и я дал команду двигаться вперед.

Как только мы остановились метров за двадцать перед новым препятствием, по лобовому бронестеклу защелкали пули. Более того, слева раздался какой-то визжащий звук, и Жоржик, наблюдавший за обстановкой через окно столовой, крикнул:

— Они, по-моему, хотят наш поезд разрезать. У них там такая штучка, не знаю, как называется, но ею обычно железные двери вскрывают…

Мы поняли, что бандиты решили просто прорезать дыру в обшивке поезда болгаркой и проникнуть внутрь. Поэтому действовать надо было без промедления. Цан нажал на кнопку магнитофона, и тоннель огласился многократно усиленными звуками государственного гимна СССР. Пораженные бандиты даже прекратили попытки прорезать нашу броню. По моей команде все надели противогазы, а Рамиль выпустил одну за другой две гранаты, обычно использующиеся для разгона демонстраций. Все впереди окуталось облаками белого дыма, через который мы видели, как из щелей в стенах и технологических выемок стали выскакивать люди и бежать от нашего поезда. Подполковник приник к пулемету, делая панику еще более массовой, а затем выпустил еще одну гранату с «черемухой» назад и по одной дымовой гранате в каждом направлении. Вокруг нас все почернело, и даже мощные фары поезда освещали путь лишь на два-три метра. Цан включил «Пелену» и собственное устройство блокирования радиосигналов, и мы неторопливо двинулись вперед. Через минуту Шурик уже вылез через нижний эвакуационный люк и, пригнувшись, подбежал к препятствию. Через обрывки дыма я видел, как он своими щипцами перекусывает толстенные цепи, а затем делает Цану, занявшему место у рычагов управления, знаки опустить бронефартук и двигаться дальше.

Поднять наверх нашу видеотележку и сбросить незакрепленный бетонный блок в сторону оказалось на удивление несложно, и уже через пару минут, когда мы снова остановились и спустили «луноход» на рельсы, Шурик вернулся внутрь нашего броневика тем же путем, которым выходил на свое боевое задание.

Вскоре мы уже двигались, наблюдая на мониторах в основном дым и лишь иногда какое-то движение. По всей видимости, панику в рядах противника нам удалось посеять более чем основательную. Надо было развивать успех. Когда наш «луноход» выехал из задымленного и загазованного тоннеля на станцию, мы увидели на платформе пару десятков бандитов в противогазах, вооруженных в основном стрелковым оружием. Но двое из них держали в руках гранатометы. Как определил Рамиль, это были старые модели РПГ-7, что, однако, не добавляло нам оптимизма. По его словам, бронекапсула должна была выстоять, а вот первые два отсека — вряд ли.

Видеотележка остановилась примерно в середине платформы, где сконцентрировались бандиты. Мы увидели, что один из них спрыгнул на путь и пошел к нашему «разведчику».

— Цан! Немедленно взрывай! — крикнул я. — А то они сейчас разминированием займутся!

— Сейчас, только «Пелену» отключу, а теперь готовьтесь!

Последнее, что мы видели на мониторах, — это была рука одного из бандюков, тянувшаяся к камере. Сила взрыва была такова, что мне показалось, будто наш тяжеленный поезд подпрыгнул на месте.

Под мощные раскаты гимна, включенного Цаном еще раз, чтобы окончательно деморализовать противника, мы выехали на станцию, платформа которой представляла печальное зрелище. Обычная станция метро, но с незавершенной отделкой, была завалена всяким мусором. Сквозь дым и пыль мы увидели, что на ней валяются несколько тел. И тут мне пришла мысль, что хорошо бы нам взять «языка», то есть захватить кого-то из бойцов ОПГ. Я дал команду остановить поезд.

— Рамиль, Тыну! Сейчас мы откроем двери, а вы постарайтесь найти на платформе кого-нибудь более или менее живого. Только не увлекайтесь. Шурик, ты — к пулемету, Рогалик — за рычаги управления!

Мои приказания выполнялись быстро и слаженно. Шурик, чтобы увеличить сектор обстрела, перетащил пулемет к боковой бойнице, а Тыну, выглядевший все-таки сильно похожим на фашиста-карателя, особенно в клубах черного дыма, и подполковник со своим огромным «Шквалом» в руке выскочили через открытые Цаном двери прямо на платформу. Подошли к одному телу, к другому. Тыну ногой пнул чью-то оторванную голову, за что тут же получил от меня по громкой связи выговор. Наконец Рамиль обнаружил бандита, подававшего признаки жизни. Схватив под руки, наши разведчики потащили его к поезду. Находившийся в шоковом состоянии, а еще, скорее всего, и контуженый, «язык» сопротивления не оказывал. В это время раздались пулеметные очереди, это Шурик заметил, что с левой стороны появились несколько вооруженных автоматами бандитов. Рамиль с Тыну втащили пленного в поезд, и стальные двери мгновенно закрылись. Несмотря на то что Шурик вел заградительный огонь, бандитские пули все же начали щелкать по броне и окнам поезда.

— Сейчас они, гады, у меня получат! — крикнул подполковник и полез в верхнюю боевую башенку, на ходу вставляя в пусковое устройство очередную гранату. — Я их шоковой шугану! Всем внимание, в окна не смотреть!

Раздался не очень громкий выстрел, после чего станцию озарила ослепительная вспышка, сопровождавшаяся жутким грохотом. Если бы не мощная звукоизоляция поезда, мы точно бы оглохли. Представляю себе, что творилось среди остатков «Многогранной»… Дугушев выпустил еще одну дымовую гранату, а я дал команду двигаться дальше. Шурик, уже сменивший Рогалика у панели управления поездом, двинул рычаг вперед, и мы со скрипом, раздвигая бронефартуком мусор, заваливший пути, двинулись в тоннель.

Цан включил систему принудительной вентиляции и через несколько минут сообщил, что воздух в поезде нормальный и противогазы можно снять, что мы и сделали с большой охотой.

Рамиль и Тыну в это время занялись «языком». Стянули с него противогаз и обнаружили, что к нам в плен попал один из представителей какой-то горно-южной республики. Коротко стриженный, черноволосый, черноглазый, он был одет в кожаную куртку и черную водолазку. Брюки, носки и даже часы «Булгари» на его левой руке были черными. Картину довершил извлеченный Тыну из его наплечной кобуры пистолет «Вальтер Р-38», тоже совершенно черный. Даже накладки на рукоятке были необычными, похоже из черного дерева, причем с монограммой, похоже выложенной алмазами. Это была сильно похожая на логотип футбольной команды «Динамо» буква «Д».

Пленный, уже прикованный наручниками, которые Рамиль всегда носил с собой, к стальной скобе на полу боевого отсека, что-то нечленораздельно мычал.

— Рогалик, — позвал я, — ну-ка принеси воды! Тут нашего гостя надо в порядок привести, а то он что-то даже разговаривать не может.

Через пару минут Рогалик с пластиковой бутылью в руках появилась в дверях отсека. Увидев ее, пленный дернулся. Она же без лишних слов поставила бутыль на пол и стала неторопливо вытаскивать из ножен свой десантный нож.

— Можно, Роман Львович, я его прямо сейчас зарежу, а? — Девушка просительно заглянула мне в глаза. — Это ведь он, Джамшуд!

«Шейх-Джамшуд» снова замычал и стал сучить ногами, стараясь отодвинуться подальше от Рогалика.

— Погоди, Рогалик! Отставить нож! — скомандовал я. — Нам его еще допросить надо. Кстати, кто у нас тут врачебные навыки имеет? Что он все мычит-то?

Шурик, как знаток анатомии человеческого тела, подошел к немного притихшему пленному и повернул его голову лицом к себе. Никодим-Джамшуд застонал.

— Похоже, челюсть у него вывихнута. Но мы сейчас это поправим. Тыну, ты ведь у нас боксер? Иди-ка сюда. Я его подержу, а ты бей вот в эту точку сверху вниз.

Несмотря на вялое сопротивление врача-бандита, Шурик крепко ухватил его за уши, а Тыну нанес молниеносный удар в указанную ему точку. Джамшуд хрюкнул и потерял сознание.

— Ничего, — сказал Шурик, попробовав, как двигается вправленная челюсть, — сейчас он оклемается. Дайте-ка воды.

Рогалик, у которой я на всякий случай временно изъял личное оружие, подошла и плеснула из бутылки воды на голову поверженного врага. Тот застонал. Она перевернула бутыль и вылила остальное на Джамшуда. Тот, уже немного взбодрившись, заорал:

— Волки позорные! Всех вас резать будем! Сейчас мои абреки вас на кусочки порвут!

— Ты, мил-человек, не угрожал бы нам, — тихо сказал я, — а то вот тут девушка есть, сильно на тебя обиженная. Ты сам никого сейчас не зарежешь, а вот она тебя в пять секунд оприходует. Причем не знаю, что она отрежет в первую очередь, ведь дамы — они такие затейницы… Так что давай-ка лучше поговорим по душам.

— А с тобой, шут рыжий, я даже говорить не буду! Мы таких, как ты, жидов вверх ногами вешали. И тебя повесим тоже. А с ней — это наши семейные дела. И она не то что ножа, пальца на меня поднять не сможет. Это только когда я привязан, вы все такие смелые!

Я сделал знак Тыну, и он, чуть наклонившись, резко ударил Джамшуда в вывихнутую челюсть. Тот снова отключился.

— Что делать будем, друзья мои, он ведь, похоже, не очень горит желанием нам что-то рассказывать. А знает-то наверняка много, ведь главарем он тут стал под землей…

Шурик, по моему приказанию остановивший поезд, посмотрел на не приходившего в себя пленного и сказал:

— А что, Роман Львович, может быть, ты мне разрешишь с ним поговорить по душам? Пальцы и прочие выступающие части тела я ему резать сразу не буду, а вот побеседовать могу. У меня ведь редко кто после душевного разговора не раскалывался. Только вы вышли бы все, чтобы не смущать супостата. Если он лишь мне признаваться будет, ему это по понятиям не так уж и западло. А бабе, Жоржику или, извиняюсь, еврею он точно ничего не скажет. Микрофон я выключать не буду, так что вы сможете через меня и вопросы задавать ему, и ответы слышать. Договорились?

— Ну, ты же профессионал, Шурик, тебе и карты в руки, вернее, щипцы или что там у тебя есть. А узнать нам нужно-то не очень-то и много. Во-первых, что там дальше на «Фрунзенской-2», свободен ли путь к «Парку культуры» и не готовят ли граждане бандиты нам каких-нибудь гадостей неожиданных?

Тут в разговор вмешался до этого не проронивший ни одного слова Рамиль:

— Он, гад, должен точно знать, где находится московский общак и как он охраняется. Выясни, Шура, у него это, и тогда можно будет его нашему Рогаличеку отдавать. Ишь, как она глазами сверкает! Вот и посмотрим тогда, крепкая ли у них «семья»…

Мы перешли в бронекапсулу и закрыли дверь, оставив Шурика один на один с неразговорчивым горцем.

Шурик приводил пленного в сознание своими методами. Для начала он просто надел на него противогаз и закрыл наглухо резиновую пробочку внизу коробки. Через полминуты Джамшуд задергался и попытался свободной рукой стащить с головы маску. Шурик перехватил его руку и на десять секунд открыл пробку. Затем снова вставил ее на место. Тело пленного выгнулось. Шурик снова открыл пробку, а потом быстро закрыл ее. После третьей подобной манипуляции наш начинающий садист снял с Джамшуда маску и назидательно сказал:

— Нехорошо притворяться потерявшим сознание и подслушивать. Если бы ты был без чувств, уже бы умер. А так послушал, что мы о тебе говорим, и притворился. Нехорошо. Наказать тебя надо. Хочешь еще разок масочку наложим?

Джамшуд замотал головой и пробормотал что-то о том, что ничего не будет говорить. Шурик надел на него маску противогаза и приготовился прикрыть пробочку, но затем передумал и потянулся к лежащей рядом аптечке, которую на всякий случай притащила Вера Григорьевна. Достав пузырек с нашатырным спиртом, он обильно намочил им марлевую салфетку, а затем отвинтил противогазовую коробку и закрыл вонючей тряпочкой отверстие, в которое входил воздух. Горец снова задергался и засучил ногами, но Шурик, хоть бывший теоретиком, а не практиком пыточного дела, но приобретший уже кое-какие навыки, держал его крепко. Через полминуты он отпустил обмякшее тело и снял с «шейха» маску.

— Ты смотри, неаккуратный какой, облевался весь. Не обгадился еще, нет? Сейчас мы это тебе устроим. Долго ли умеючи? А то, может быть, Жоржика пригласить, чтобы он тебя при всем честном народе немного попользовал? Видел паренька такого худенького? Ты не смотри на внешность, ему свое серьезное достоинство приходится бронированной раковиной прикрывать на всякий случай. Он такие, как у тебя, крепкие попки ох как любит. Аж дрожит весь. А мы отснимем это все и в Интернете разместим. И будешь ты «шейхом-петухом», а никаким не Джамшудом. Колись быстро, ты ведь про меня слышал, Гитамыч вашим-то наверняка рассказывал. Я ведь шутить не люблю. Эх, побольше бы времени было…

Шурик поднялся с пола и подошел к креслу, на котором лежали его жуткие щипцы. Джамшуд, заметно побледневший и с заблеванным подбородком, следил за его действиями. А Шурик взял валявшуюся на полу большую отвертку и сказал:

— Смотри, дорогой! Вот так у тебя будут пальчики уменьшаться один за другим!

С этими словами он положил отвертку на пол и щелкнул своими страшными клещами. Один раз, второй, третий. От отвертки отлетали кусочки по паре сантиметров длинной. Наконец осталась одна ручка, которую Шурик тоже перекусил. Затем наступил бандиту на свободную руку и стал приближать щипцы к ней.

— Скажу, все скажу, только не надо щипцами. Я же врач, я людей лечу, мне пальцы нужны!

— Что-то ты о гуманной своей профессии вспомнил поздновато. А я-то увлекся уже. Ты сильно меня раззадорил. Может, хотя бы один откусим пальчик-то? Зачем тебе их так много?

Горец замотал головой и стал рассказывать. Я по переговорному устройству корректировал допрос, и вскоре мы узнали, что основная часть бандитов была на разгромленной нами «Усачевской». Впереди остался только небольшой отряд, несущий караул на «Фрунзенской-2», к которой пытались уже дважды прорваться военные. Затем Джамшуд сообщил, что за «Фрунзенской» тоннели взорваны, чтобы перекрыть доступ к станции. А общак, по его словам, находился недалеко от станции «Украинская» Совминовской линии. До этой магистрали можно было добраться только по автотоннелю. Начинался он в большой выработке слева от станции «Фрунзенская-2», причем в ней стоял бронированный спецавтобус, который бандиты так и не смогли открыть, а взрывать пока не стали.

— Ну ладно, черноокий красавец, не будем тебе пальцы кусать и Жоржику не отдадим. Поедешь с нами, покажешь, где ваши посты, где общак, а там уж как командир решит…

Чуть успокоив «шейха», Шурик поднял его с пола и повел в головной отсек, где усадил на свободное кресло, не забыв сковать ему руки наручниками.

— Роман Львович, заходите. — Шурик был явно доволен своей работой. — Устроил вас такой разговор? И недолго, и результативно.

— Садист ты все-таки, Александр! После операции пройдешь курс лечения у специалиста. Есть у меня знакомый один, главный психиатр Москвы, так он даже таких, как ты, лечит…

— Да ты что, Роман Львович! Я же ради общего дела! Я и сам это не очень-то люблю, просто научился. Вот кистенем поработать — это мое. С детства нравилось…

— Говорю тебе, после операции — в клинику! Я все тебе оплачу. Кстати, забыл сказать, родителям твоим деньги на погашение кредита и на новую квартиру еще третьего дня как перевели. Так что радуйся. А вообще-то ты молодец!

Когда наш поезд в сопровождении раскатов советского гимна, взрывов светошумовых гранат и грохоте пулеметных очередей ворвался на недостроенную в свое время «Фрунзенскую-2», кучка бандитов, стоявшая на платформе, залегла, прикрывая головы руками. Я через громкую связь потребовал немедленной сдачи оружия. Бандиты стали под прицелом пулемета по одному вставать и бросать свои автоматы, гранатометы и пистолеты в общую кучу. Под конвоем Шурика и Тыну мы завели их в поезд и разместили в заднем боевом отсеке, закрыв бронированные двери.

Затем мы в полном составе вышли на платформу, чтобы осмотреться. В это время со стороны единственного эскалатора послышался какой-то грохот, и по станции засвистели пули. По моему приказу мы рванули к поезду. Вера Григорьевна, не выпускавшая из рук свой дробовик, побежала вместе со всеми, но споткнулась о кучу оружия, оставленного бандитами, и рухнула на платформу. Левая нога ее ниже колена неестественно вывернулась. Рамиль и Шурик подхватили Клюшку и втащили ее в вагон. Бронированные двери закрылись, и расчет стал занимать боевые позиции. Шурик и Рогалик склонились над потерявшей сознание боевой подругой. Рогалик ножом разрезала штанину.

— Закрытый перелом большой берцовой кости, — констатировал Шурик. — Нужно обезболивающее и шину.

— Возьми в аптечке промедол, такой шприц-тюбик с красной надписью. Вколи ей в любое место, но подкожно, — сказал Рамиль. — Сумеешь?

— Я сумею, — сказала Рогалик, — я маме своей уколы завсегда делала. Давайте ваш шприц!

И действительно, она быстро и мастерски сделала укол, а затем поднесла к носу Клюшки ватку с нашатырным спиртом. Та дернула головой и открыла глаза.

— Не двигайся, Григорьевна, у тебя нога сломана. Я тебе обезболивающий укол сделала, часа на два хватит. А сейчас мы найдем тебе что-нибудь, чем ногу зафиксировать. Полежи, только не двигайся, слышишь?

В это время к Клюшке подошел Тыну и, вытащив из кармана медную монету, приложил ее к месту перелома. Подержал минуту-другую и снова сунул в карман.

А все остальные наблюдали из окон, как со стороны эскалатора к поезду бегут люди в камуфляже, в бронежилетах, титановых шлемах, но, в отличие от нас, с нашивками, свидетельствующими об их принадлежности к армейскому спецназу.

Я взял микрофон:

— Внимание! В поезде находится спецгруппа, выполняющая задание государственной важности, и пленные захватчики станции. Кто старший? Пусть доложит обстановку с вашей стороны.

К поезду подошел крупный розовощекий офицер и знаком показал, чтобы мы открыли двери.

— Подойдите к окну, — приказал я по громкой связи, — посмотрите документы!

Когда военный подошел к бронированному стеклу, я приложил к нему раскрытое удостоверение. Внимательно взглянув на него, он сделал солдатам знак отойти подальше и пошел к двери. Цан приоткрыл ее ровно настолько, чтобы наш гость мог протиснуться внутрь, а потом снова закрыл.

— Полковник Колобагин, командир отряда спецназа ГРУ! Мы получили приказ освободить станцию от бандитов и закрепиться на ней, поскольку это хоть и законсервированный, но все же наш объект. А вас-то какими судьбами сюда занесло?

— Я — Трахтенберг Роман Львович — командир группы, можете еще раз взглянуть на мое удостоверение. А это Рамиль Дугушев, подполковник МВД, прикомандированный к нам лично министром. Мы выполняем секретное задание государственной важности, но натолкнулись на бандитов. Большинство мы перебили на «Усачевской», часть слезоточивым газом выключили, а восемь пленных сидят в закрытом бронированном отсеке. У нас, кстати, одна раненая, ее надо срочно эвакуировать.

Колобагин по рации дал команду вызвать санитаров, военного врача и принести носилки, после чего мы продолжили беседу. Выяснилось, что это уже не первая попытка выбить «Многогранную» ОПГ с захваченных станций, но до этого бандиты оказывали вооруженное сопротивление, а потом взорвали тоннели, которые вели к «Парку культуры». Я попросил помочь нам отыскать выработку, в которой стоял бронированный автобус, чтобы мы могли продолжить наш путь. Достигнув консенсуса, мы открыли двери и впустили медиков, а затем и конвой, которому сдали всех пленных, кроме Джамшуда.

Несчастную Клюшку, потребовавшую, чтобы ружье было при ней, переложили на носилки и понесли к эскалатору.

— Ничего, — успокаивал расстроенную Роганетту Колобагин, — я дал команду немедленно отправить ее в госпиталь имени Бурденко. Там ее живенько на ноги поставят.

— Постойте, — вдруг сказала Вера Григорьевна, — Ромочка, возьмите на всякий случай это.

Она разжала свой сухонький кулачок, в котором лежал никелированный рубль. Я растроганно вытер слезу, взял протянутую мне монету и крепко пожал отважной женщине руку.

— Выздоравливайте, Вера Григорьевна! Без вас мы бы не справились!

Наши сборы были недолгими. Рамиль с полковником Колобагиным и Цаном колдовали над картами и планами, глядя то в бумаги, то на монитор компьютера, Рогалик с Шуриком и Тыну собирали наши пожитки. Жоржик, который немного отошел от былого испуга, подошел ко мне и сказал, глядя на здоровенных, как на подбор, спецназовцев:

— Где они только таких красавцев берут?

— Смотри, Жоржичек, не вздумай с ними заигрывать, это тебе не Тыну, ты не в глаз получишь, а пулю. Хочешь попробовать?

Такой экстрим французика не интересовал, и он по моему указанию поплелся помогать собирать наши вещи и оборудование.

Конечно, покидать такой замечательный поезд было жалко, но ничего не поделаешь, путь в обе стороны был закрыт. Наши штабисты вскоре выяснили, где находится выработка с автобусом, и Колобагин послал бригаду саперов, чтобы взорвать замурованный бандитами проход. Через несколько минут путь был свободен. Мы один за другим прошли в пролом и увидели стоящий в центре огромного помещения, в котором и пол и стены были бетонными, большой автобус с узкими окнами и бойницами. Он был покрашен в черный цвет, а в середине шла золотая полоска. Изображения государственных гербов и боковой номер 102 не оставляли сомнений в том, что перед нами резервный президентский транспорт для передвижения под землей. Цан подошел к кабине, присоединил к какому-то разъему под левым крылом свой ноутбук и стал внимательно смотреть на экран, время от времени щелкая клавишами. Через две минуты передняя дверь автобуса двинулась вправо и ушла вглубь обшивки.

Мы попрощались с военными и стали друг за другом подниматься в автобус по небольшой лестнице. «Да, — подумал я, — теперь нам еще президентской яхты и президентского авиатранспорта не хватает. Ну что же, посмотрим, на что этот аппарат способен. Давно я что-то в автобусах не ездил…»