Жажда любви

Трамп Ивана

Прошлое Весна, 1992

 

 

ГЛАВА 15

Пытаясь обуздать свое обычное нетерпение, Катринка встряхнула листки и снова стала просматривать мартовский номер «Шика». Вдруг она замерла, увидев статью с фотографией, на которой была изображена она сама в комнате посольства в Нью-Йорке. Катринка критически изучила себя. Она получилась немного толстой, но этого и следовало ожидать. Она была на третьем месяце беременности, когда делался этот снимок. Но никого, кроме самой Катринки, это, кажется, не волновало. На страницах журнала успешно рекламировались ее отели: их доходы повышались.

Сунув журнал в сумочку, она заставила себя сесть поудобнее и расслабиться в уютном кожаном кресле «мерседеса». Кроме ленча, начинавшегося по расписанию через сорок пять минут, ей предстоял традиционный разбор корреспонденции и телефонных звонков. Потом она должна была просмотреть речь, обращенную к группе владельцев небольших отелей в Хайстоне. Встреча с ними была назначена на следующий день, а сегодня она беседует с менеджером «Амбассадора». Им надо обсудить новое меню для празднеств, после чего ей следовало посетить коктейльную вечеринку у Кеннета Лейна. Кроме того, она обещала Александре и Нилу Гудменам пообедать вместе с Гордоном и Анной Гитти. Гитти были готовы включиться в столь интересовавший их бизнес с Марком и компанией «Нап Маннинг». Если сделка состоится, гонорар обещает быть очень крупным.

Все это должно закончиться к полуночи, и тогда она и Марк вернутся домой. Они переехали в новый дом всего неделю назад, по настоянию Марка без шума и блеска, хотя Катринке очень хотелось отметить это событие. Теперь до следующего вторника, на который у них были заказаны билеты на «Женитьбу Фигаро», они не смогут ни одного вечера побыть вдвоем.

Катринка вздохнула. Ей хотелось проводить с мужем побольше времени. Но график Марка всегда был таким лихорадочным. Да и у самой Катринки, как ни старалась она сократить свои обязанности, каждая минута ценилась на вес золота. Она по-прежнему была полна энергии, несмотря на то, что находилась на шестом месяце беременности. Впрочем, даже когда ей было девятнадцать, последний, девятый месяц беременности нельзя было назвать забавным. Что же будет теперь, когда ей сорок три?

– К вам миссис Гавличек, – сказал Лютер, водитель Катринки, заметивший Зузку, выходившую из своих апартаментов. Резкий мартовский ветер дул ей прямо в лицо и то и дело сбрасывал норку с плеч.

«Зузка хорошо выглядит», – думала Катринка, наблюдая за приближением подруги.

– Привет! – воскликнула Зузка, залезая в машину и целуя Катринку в обе щеки. – Спасибо, что заехала за мной, – прибавила она, и машина направилась в сторону «Праги», где Катринка давала ленч в честь мэра Праги, который разъезжал по США с деловой миссией.

– Нет проблем. Мне было совсем нетрудно захватить тебя по пути. Ты выглядишь великолепно! Как это тебе удалось?

– Я была на ранчо «Каньон», – ответила Зузка. – Присоединяйся к нам с Карлой в следующий раз. Там великолепно. Впрочем, по тебе не скажешь, что тебе нужен отдых.

– Я просто счастлива, – пояснила Катринка. – Я такая счастливая, что вот-вот полечу! – Проблемы бизнеса, сложные взаимоотношения с Кристианом, заботы о его безопасности – все это казалось ей сегодня минутными осложнениями, из-за которых не стоит расстраиваться.

– Значит, заметка Сабрины не слишком сильно расстроила тебя? Я не была уверена, стоит ли ее посылать тебе.

– Ты сама знаешь, как я переживала. Сначала я готова была подраться с Сабриной, но… Да, на этот раз она была права. Кто-то из членов комитета «Корвилья» воспротивился моему членству…

– Но почему?

– Не знаю… Мне все равно. Меня ничего не волнует. Я все равно буду ездить в Санкт-Мориц, потому что мне там нравится. Мне все равно будет хорошо там, потому что у меня много друзей…

Зузка поколебалась минутку, а потом спросила:

– Тебе не кажется, что это интриги Адама?

– Адама? Нет, я так не думаю. Какая ему разница, стану я членом клуба или нет? И вообще, у него нет повода мстить мне. Он не из таких. Кроме того, я никогда не делала ему ничего такого, что могло бы причинить ему боль.

– Ты счастлива, это уже достаточный повод для мести…

Катринка услышала в голосе Зузки печальные нотки и задумалась: не возникли ли у ее подруги какие-нибудь проблемы с Карлой. Зузка помолчала немного, а потом заговорила на другую тему.

– Мартин сказал, что ты помогла ему устроить встречу с Нилом Гудменом.

– Да, в следующем месяце он приезжает в Нью-Йорк, чтобы повидать Нила во время его отпуска.

– Катринка, я хочу поблагодарить тебя. Не только за то, что ты позвонила Нилу. Я хочу поблагодарить тебя и Марка за то, что вы поговорили с сыном. Это помогло ему принять решение о работе. Мартин не стал бы обсуждать этот вопрос со мной.

– Золотце мое, прекрати… Тебе не за что благодарить меня. Ты же знаешь, я очень люблю Мартина. Сыновья никогда не делятся своими проблемами с матерями.

– Я надеялась, он будет работать со мной…

– Он рассказывал мне.

– Наверное, он правильно сделал, что отказался… – голос Зузки опять дрогнул.

– У тебя все в порядке? – осторожно спросила Катринка.

– Великолепно, – живо ответила Зузка. – Мы все еще получаем неплохие доходы, несмотря на общее состояние экономики.

Перебравшись с мужем в Америку, Зузка первое время работала в большом спортивном магазине, чтобы обеспечить семью, пока Томаш зарабатывал авторитет в качестве кинорежиссера.

Связавшись с Карлой Уэбб, Зузка за короткое время улучшила работу ее компании и наладила производство высококачественных товаров для гольфа, выпускавшихся с торговой маркой Карлы. Успех этого начинания заметно обогатил Карлу Уэбб, как, вероятно, и Зузку.

– Поздравляю, – сказала Катринка.

Зузка пожала плечами.

– Без Карлы ничего бы не вышло…

В какой-то степени Зузка была права. Однако она, как обычно, недооценивала свое участие в успехе дела. Она оказалась очень талантливым бизнесменом. Это понимали все, кроме самой Зузки, упорно отказывавшейся признать свои способности. «Почему?» – недоумевала Катринка.

Может быть, это обычное женское желание зависеть от более сильного партнера? Раньше Катринка тоже ловила себя на нежелании работать, когда рядом был Адам. Слава Богу, с Марком все обстояло иначе.

– Кстати! – воскликнула она, очнувшись от своих размышлений. – Мартин сильно расстраивается по поводу Пиа?

Зузка пожала плечами и печально покачала головой.

– Я даже не знала, что он так интересовался ею…

– Мы все недооценивали ситуацию: Лючия, ты и я.

Вернувшись из Лондона в Санкт-Мориц и увидев Кристиана и Пиа вместе, Катринка сразу догадалась, что произошло. Пиа так и светилась от любви, а Кристиан… от удовлетворения. Только этим словом Катринка могла описать его состояние. Сначала она ужасно разозлилась: и на Кристиана, который несмотря на ее предостережения все-таки воспользовался ситуацией; и на себя саму за то, что недооценила способности своего сына; и на Пиа, не справившуюся с роковым влечением… Побушевав немного, она успокоилась. Первая любовь часто приводит к разочарованию, наглядным примером чему являются ее собственные отношения с Миреком Бартошем. Мартин и Пиа скоро придут в себя. Должно же в ее жизни быть что-то такое, от чего она могла бы прийти в себя. Тем временем «мерседес» остановился прямо напротив «Праги». Лютер вышел из машины и помог выйти двум женщинам. Швейцар, увидев, что его помощь не требуется, остался на своем посту и открыл перед хозяйкой тяжелую стеклянную дверь отеля.

– Добрый день, миссис Холлен, – сказал он.

– Здравствуйте, – ответила она. – Как поживаете? Надеюсь, ваша жена чувствует себя лучше.

Жена швейцара тоже была беременна, но в отличие от Катринки, казалось, ужасно страдала от этого.

– О да, – швейцар казался очень польщенным вниманием Катринки. – Ей гораздо лучше. Спасибо за участие.

Следом за Катринкой Зузка спустилась вниз в небольшой танцевальный зал, где накрывали столы, за которыми должны были разместиться гости.

– Как идут приготовления? – спросила Катринка, заходя в зал и слыша, как Робин кричит что-то в телефонную трубку.

– У нас не хватает цветов, миссис ван Холлен, – объяснил распорядитель банкета, оглядываясь на официантов, снующих между столами. Зал казался больше, нежели он был на самом деле, за счет зеркальных стен и сводчатых потолков. На всех столах, покрытых льняными скатертями, в окружении чашек из китайского фарфора стояли вазы с белыми розами и одной красной в центре букета. Такой вазы не было только на одном столе.

Робин положила трубку и повернулась к Катринке.

– Они не уверены, что смогут найти цветы для последнего букета до прихода гостей. – Катринка отдала кое-какие распоряжения и, сделав шаг назад, критически осмотрела работу.

– Мне кажется, – сказала она, – никто не заметит, что один букет чуть-чуть отличается от других…

– Не волнуйся, – сказала Зузка по-чешски. – Все будут слишком заняты для того, чтобы выяснять, у кого на столе больше цветов.

Катринка засмеялась:

– Ты права.

– Пришел Майкл, – сказала Робин, показывая в ту сторону, где в дверях стоял генеральный менеджер отеля, Майкл Ферранте. С тщательно уложенными волосами и в темном костюме от Ральфа Лорена он выглядел очень элегантно. Подойдя поближе, он сделал жест рукой, обозначающий: «Мэр уже здесь».

Привлекательный мужчина, мэр Праги выглядел скорее как известный писатель или композитор. Его познания в английском языке были ограничены, но двое его помощников, мужчина и женщина, неплохо владели языком и могли бегло говорить. Катринка, которая уже встречалась с ними во время своей последней поездки в Прагу, познакомила гостей с Зузкой и Марком, который приехал сразу вслед за мэром. По его виду было заметно, как он спешил.

– Что-нибудь не так? – тихонько спросила Катринка мужа.

– Ничего серьезного, – ответил он с улыбкой.

Потянулась нескончаемая вереница гостей. Каждый вежливо здоровался и проходил вперед. Катринка изо всех сил напрягала память, стараясь не перепутать имена и назвать каждого максимально правильно, насколько позволял ее хромающий английский.

– Проходите, пожалуйста, сюда, проходите, пожалуйста! – восклицала Робин, провожая гостей до конца коридора по направлению к одному из помощников Катринки, который стоял около входа в бальный зал со списком, где было написано, кто где сидит.

– Не представляю, как тебе это удается… – прошептала Александра, подходя к Катринке, когда поток гостей понемногу иссяк. – Сама я в половине таких случаев забываю свое собственное имя, – сказала она, немного преувеличивая. Александра была очень хорошей хозяйкой и прекрасно умела поддержать разговор. – Интересно! – воскликнула она неожиданно. – Не верю своим глазам! Нет, это уже хамство! Как он мог!

– Кто? – спросила Катринка, оборачиваясь. К ней приближался Жан-Клод Жиллетт, но вряд ли это могло так расстроить Александру. Катринка была даже рада. Она хотела, чтобы Жан-Клод встретился с мэром. Однако то, что взволновало Александру, не понравилось и Зузке. Бормоча что-то по-чешски, она воинственно встала рядом с Катринкой, будто собираясь ее от чего-то защищать.

Потом, когда у Катринки появилось время все обдумать, она предположила, что не сразу узнала Натали Бовье не только потому, что ее внимание было сосредоточено на Жан-Клоде, но и потому, что ни от кого из организаторов, в том числе и от Жан-Клода, она не ожидала такой выходки.

– Катринка, дорогая, – сказал Жан-Клод, разводя руки для приветственного объятия.

– Привет, Жан-Клод, – сказала Катринка, отступая назад, не обращая внимания на его протянутые руки.

– Катринка, рада тебя видеть! – воскликнула Натали с характерным французским акцентом. Несмотря на темно-синие круги под глазами, которые не мог скрыть даже грим, она была такой очаровательной, как всегда, а се фигура такой же юной. Вокруг нее распространялась особая эротическая аура, которую очень ценили мужчины, включая Адама Грэхема.

– Надеюсь, мой приезд не доставит вам неудобств. Жан-Клод так настаивал, чтобы я поехала… – Она не решилась протянуть руку и повернулась к Зузке и Александре, натолкнувшись на их неприкрытую неприязнь.

– Жан-Клод не предупредил, что приведет гостей, – холодно сказала Катринка. – Мне потребуется время, чтобы найти для вас место. Надеюсь, вы извините меня. Я сейчас все утрою, – Катринка двинулась в зал. Александра и Зузка сделали то же самое, не сказав ни слова ни Жану-Клоду, ни Натали.

– Я же тебе говорила, что ничего хорошего из этого не выйдет, – сказала Натали, едва сдерживая слезы.

– Надо же было с чего-то начинать, – вздохнул Жан-Клод.

Зная, что Натали сейчас в Нью-Йорке, он не мог побороть желания привести ее сюда, но, увидев лицо Катринки, сразу усомнился в правильности принятого им решения. Постепенно его уверенность возвращалась. Спустя несколько секунд, он уже не сомневался, что поступил правильно. Забота о Натали была его старой привычкой, и он хотел помочь ей вернуть дружбу Катринки.

– Это был первый шаг, – продолжал он, обнимая Натали и следуя за Катринкой. – Следующий уже не будет таким трудным…

– Ты в порядке? – спросила Александра, заметив, какие усилия прилагает Катринка, чтобы удержать свои чувства под контролем.

– Да, – она попыталась улыбнуться.

– Прогони ее! – сказала Зузка.

– Натали здесь ни при чем. Я просто не могу понять, зачем Жан-Клод сыграл со мной такую шутку.

Александра не стала утруждать себя обсуждением произошедшего. Она просто кивнула головой и сказала:

– Я всегда знала, что этот мужчина опасен.

– Он просто издевается, – Зузка недоуменно встряхнула головой.

– Нам срочно нужно еще одно место, – сказала Катринка, отловив Робин и распорядителя.

– О Господи, – взмолилась Робин. – Только не это, только не еще одно место! Я и так только что усадила женщину по имени Моника Бранд. Вы когда-нибудь слышали о ней?

– Нет, – пожала плечами Катринка.

– И я тоже не слышала. Но у нее есть приглашение. Горе мне! – В эту секунду она увидела Натали. – Не может быть…

– Как видишь… – пожала плечами Катринка. – Пожалуйста, найди место, где их можно усадить. По возможности получше. Я не хочу, чтобы люди потом говорили, что я посадила Натали на кухне.

– Ну и ну, посмотрите-ка, кто к нам приехал, – прошептал Алан Платт Сабрине, заметив Натали. В свое время она одна из первых купила его модели для своего магазина на западном берегу. Если Алан и был способен испытывать к кому-то чувство благодарности, то только к Натали. Она хорошо выглядит, тебе не кажется? У нее есть вкус, она разбирается в одежде…

– Ты так говоришь, потому, что ей нравятся твои модели? – резко поинтересовалась Сабрина, наблюдая за тем, как Натали усаживается за стол.

Сабрина тоже носила одну из моделей Алана, полагая, что очень льстит ему этим. Как бы то ни было, на Сабрине этот наряд висел бесформенной тряпкой, несмотря на все усилия, которые она прикладывала, чтобы выглядеть грациозной. Алан вздохнул.

– Вот что восхищает меня в женщинах, – честно признался он, уделяющий мужчинам гораздо больше внимания.

– Гм, – буркнула Сабрина, не обращая внимания на признание Алана. Она, не отрываясь, следила за Катринкой, которая лишь мельком взглянула на Натали, но никак не проявив при этом своего к ней отношения. Затем повернулась к мэру, который сидел справа от нее, и стала о чем-то говорить с ним.

«Маловато для статьи», – грустно подумала Сабрина. Но ее разочарование сменилось раздражением. Действительно, если люди хотят видеть свои имена в прессе, им следует вести себя поинтересней. Почему ей приходится самой делать всю работу, вынюхивая здесь, приукрашивая там? Чарльз Вулф понятия не имел, с каким трудом Сабрина отрабатывает жалование, которое он ей милостиво назначил.

– Не могу дождаться, ужасно хочется скорее прочитать твой репортаж о сегодняшнем происшествии, – сказал кто-то прямо на ухо Сабрине. Оглянувшись, Сабрина обнаружила своего старого конкурента, Рика Коллинза. Он самодовольно улыбался, глядя ей прямо в лицо. Сабрина едва подавила желание схватить его галстук и затягивать до тех пор, пока его карие глаза не вылезут из орбит.

– Что бы я ни написала, это будет намного интереснее той чуши, которую обычно несешь ты, – отрезала она злобно.

Рик весело расхохотался.

– Да, но эта чушь даже в худшие времена имеет большую аудиторию, чем все твои колонки вместе взятые.

«И денег он тоже больше получает», – подумала Сабрина, задыхаясь от зависти. К тому же Рик только что подписал контракт на книгу о старой аристократии восточного побережья. Она скривила губы в бледном подобии улыбки и заявила:

– Твои читатели больше заинтересованы в количестве, а не в качестве.

– Похоже, твоя новая заметка будет предельно краткой… – Рик не обижался, зная, что сейчас он в хорошей творческой форме и рейтинг его телешоу растет.

– Дорогие мои, – мягко сказал Алан, – давайте не устраивать кошачьих боев! Мы ведь не хотим испортить Катринке вечеринку.

– Смотри не поперхнись ленчем, – нежно пожелал Рик Сабрине, удаляясь к своему столу.

– Что б ты захлебнулся, – зашипела Сабрина.

– Ты что-то сказала? – спросил Алан.

– Да. Передай, пожалуйста, масло.

* * *

Мэр произнес короткую речь, посвященную великолепным перспективам развития бизнеса в Праге, чем, похоже, многих заинтересовал: Катринке пришлось перевести ему множество вопросов. Увлекшись экономическими проблемами, она почти забыла о Натали.

– Прости, shérie, если я расстроил тебя, – сказал Жан-Клод в конце ленча, собираясь уходить. Впрочем, он не выглядел раскаивающимся. – Просто, я подумал, пришло время зарыть топор войны, как говорят индейцы.

– Это не твое дело, Жан-Клод, – заметила Катринка, улыбаясь, чтобы никто не мог предположить, что они ссорятся.

– Простишь меня?

– Я подумаю об этом.

– А если я пообещаю принять твои предложения насчет Чехословакии?

Катринка засмеялась.

– Ты сам знаешь, что делаешь это только ради денег, а не ради моего счастья.

– Не стоит недооценивать себя, chérie, – сказал он, целуя ее в обе щеки, после чего повернулся к только что подошедшему Марку и прибавил: – Мы уладим наши разногласия. Теперь тебе нет нужды ввязываться в битву.

Обняв Катринку за талию, Марк улыбнулся Жан-Клоду:

– Я и не собирался. Катринка отлично справляется с этим без моей помощи… – Взяв Катринку за руку, он повел ее к выходу.

– Если твои отели обанкротятся, ты всегда найдешь себе работу в кинематографе…

– Я актерствую вовсе не так уж хорошо! На Натали я больше не сержусь, но Жан-Клода готова закопать в землю живьем!

– Как раз это я и имел в виду, – сказал Марк, смеясь. – Ты великолепная актриса. Мэр решил, что Жан-Клод твой лучший друг.

Катринка снова улыбнулась и заметила, что мэр и его сопровождающие двигаются по направлению к двери.

– Думаю, мне надо попрощаться с ними. Спасибо тебе, милый. Ты мне очень помог сегодня.

– Передай им мои извинения, ладно? – Марк поцеловал жену в щеку. – Я должен вернуться в офис.

Катринка вспомнила, каким взволнованным он приехал.

– У тебя какие-нибудь проблемы?

– Нет, ничего. Кто-то скупает мои акции, и я хотел бы знать, кто это делает… Кэри ведет расследование, пока меня нет. Ему пришло на ум, что это могут быть Гитти.

– А как насчет вечеринки?

– Я дам тебе знать, – он двинулся к выходу, но кто-то задержал его. Обернувшись, Марк увидел темноволосую женщину, с которой он сегодня перекинулся несколькими словами.

– Мне не хотелось уходить, не попрощавшись с вами, – сказала она.

– О?! Хорошо, спасибо, – сказал Марк, улыбаясь. Эта молодая женщина была очень хорошенькой. – Вы знакомы с моей женой? – спросил он, поворачиваясь к Катринке, которая не имела ни малейшего представления о том, кто эта женщина. «Странно, – думала Катринка, – все гости, за исключением Натали, были приглашены лично ею».

– Катринка ван Холлен. Моника…

– Бранд, – закончила женщина, заметив колебания Марка. Она смущенно улыбалась Катринке. – Мы с вашим мужем познакомились месяц назад на премьере оперы.

– Когда ты не пошла со мной… – объяснил Марк жене. Из-за Кристиана она решила тогда вернуться в Санкт-Мориц. – Каким-то образом миссис Бранд купила то же кресло, что и я…

– Мы пользовались услугами одного и того же кассира, – сказала Моника. – Мистер ван Холлен был очень любезен и во время антракта угостил меня вином.

Катринка не почувствовала укола ревности: в Марке она была уверена как ни в ком другом в мире.

– Вы живете в Лондоне? – спросила она.

– Иногда, – ответила Моника. – Я свободная журналистка. Я появляюсь там, где становится интересно.

– Здесь было интересно?

– Как сказать, – она посмотрела на Марка. – Я надеялась, что мистер ван Холлен позволит мне взять у него интервью.

– Я не даю интервью, – сказал Марк гораздо мягче, чем обычно, когда он давал такие ответы.

– Интервью имело бы такой успех!

Катринка засмеялась.

– Желаю вам удачи, – сказала она.

– Да, меня предупреждали, что это будет нелегко. Но я не сдаюсь так просто.

– Вы только потеряете время зря, – сказал Марк.

– Может быть, – улыбнулась Моника Бранд, – а может быть, и нет. До встречи!

– Милая девушка, – Марк откровенно любовался тем, с какой грациозностью Моника движется по направлению к двери.

– Гм, – произнесла Катринка. – Хотела бы я знать, каким образом ей удалось достать приглашение.

– Может быть, она дала взятку? – предположил Марк, неожиданно для себя попавший прямо в точку. Моника подкупила одного служащего, и он вытащил ей приглашение из Катринкиного стола. – Ты ведь знаешь, какие проныры эти журналисты. Все, я побежал! – он поцеловал Катринку и двинулся вслед за Моникой к двери.

 

ГЛАВА 16

– Хочешь чего-нибудь? Кофе? А чаю? Ничего? Ну ладно, а я, пожалуй, выпью еще вина. – Адам бросил взгляд на свою секретаршу Хедер, перед тем как снова повернулся к Томашу, протянул ему руку для приветствия и пригласил в офис. Схватив фотографии, которые Томаш только что принял из рук Хедер, Адам быстро просмотрел их.

– Прелестный ребенок, – сказал он, пытаясь скрыть раздражение, которое всегда испытывал при виде детей. Любезно улыбаясь, он сел в большое кожаное кресло около своего стола, на котором стояли только телефонный аппарат, подставка для карандашей и стопка бумаг. Обстановка в его кабинете отличалась от той, что обычно бывает на киностудиях. Киносценарии, книги, газеты, картотека контрактов, – все было аккуратно сложено.

– Спасибо, – сказал Томаш, взял фотографии и аккуратно положил их в карман пиджака.

– Новорожденный в твоем возрасте? – улыбнулся Адам. – Ты и для дедушки-то слишком стар.

– Никогда не поздно, – весело отозвался Томаш, помня, что он лет на пять младше Адама. Он поставил портфель к себе на колени и постарался расслабиться в огромном кожаном кресле. – Я считаю это замечательным преимуществом мужчины. Именно это мне больше всего и нравится.

– Это точно, – сказал Адам невесело. – Как ты собираешься ее назвать?

– Аленка, – ответил Томаш. – Так звали мою бабушку. – В детстве он находил взаимопонимание только с ней. Когда она умерла, ему было всего семь лет. Если бы не родители Катринки, которые жили по соседству, Томаш остался бы совсем без внимания.

– А как чувствует себя Лори?

– Ничего.

– А Мартин?

Томаш пожал плечами.

– До меня дошли слухи, что у него назначена встреча с Нилом Гудменом…

– М-да, – сказал Томаш. – Похоже, после колледжа он хочет работать на Уолл-стрит.

– Он мог прийти ко мне, если ему была нужна помощь…

– Спасибо. Ты и так уже сделал для него слишком много.

– Не больше Катринки, – произнес Адам, зная, что с его стороны нелепо так говорить. Он не желал благодарности за то, что спас жизнь Мартину, звонил высокопоставленным чиновникам в государственные учреждения, заботился о том, чтобы Мартина перевезли из Праги в Бостон на реактивном самолете Грэхема, платил за хирургическую операцию, которая могла быть сделана только в Штатах. Ему всегда нравился Мартин, и он думал, что мальчик привязался к нему и сможет свободно попросить о помощи, если она ему потребуется. Как он ошибся! Мартин обратился за поддержкой к Катринке и Марку.

– Если ты думаешь, что я знаю, что творится в голове моего сына, то ошибаешься. Откуда мне знать? Он мне ничего не рассказывает. Да и я привык ни о чем его не спрашивать. – Томаш нахмурился. – Зузка сказала, что он очень расстроен из-за Пиа.

– А что случилось с Пиа? Александра мне ничего не рассказывала о ней…

– Так ты ничего не знаешь? Мартин оказывается был влюблен в нее, а она встречается с Кристианом.

– С Кристианом Хеллером? Этим самовлюбленным волчонком?

Томаш кивнул головой.

Открылась дверь, и мужчины замолчали. В кабинет вошла секретарша Адама. В руках она держала поднос, на котором стоял стаканчик со льдом, хрустальные бокалы и бутылка вина.

– Как проходит монтаж? – спросил Адам, стараясь не обращать внимания на молодую женщину, которая, конечно же, не сомневалась в своей привлекательности и своем сексуальном очаровании. На Хедер была надета максимально короткая и очень узкая юбка, почти не оставляющая простора для воображения. Адам моргнул и перевел взгляд на Томаша. – Вы укладываетесь в график?

– Конечно!

Адам вздохнул с облегчением. Он надеялся, что этот фильм выйдет раньше, чем «Смертоносная сила-II» и «Бэтмэн возвращается». Он ни секунды не сомневался, что они добьются успеха. Фильм «Обреченный на смерть» должен был встряхнуть итальянцев, все еще сомневающихся в необходимости покупки «Олимпик Пикчерз».

– Итак, какие у вас проблемы? – спросил Адам. – Я подумал, что ты не стал бы мне звонить, если бы все было в порядке. Не вызвал же ты меня только для того, чтобы сообщить, что у вас все в порядке.

– Конечно, – сказал Томаш, похлопывая по портфелю. На лице его играла какая-то нервная улыбка. – Я позвонил тебе и пригласил на ленч, чтобы показать вот это.

Он открыл портфель, достал сценарий и передал его Адаму.

– Этот сценарий написал клиент Лори. Она считает, что он просто великолепен. И я с ней согласен. Мы надеемся, что, прочитав его, ты присоединишься к нам.

Пытаясь задушить стон, Адам взял сценарий.

– А где рецензия?

Каждая студия пользовалась услугами рецензентов, прочитывающих сценарий и вкратце излагающих сюжет и свое мнение. Объем рецензии обычно укладывался в три машинописные странички.

– Меня интересует твое мнение, Адам. Я хочу знать, что ты думаешь обо всем этом.

– Что, это действительно стоящая вещь? – Грэхем посмотрел на титульный лист.

«Б. Д. Хоув». Это имя ничего не говорило Адаму.

– О таком фильме я мечтаю вот уже много лет.

Такого поворота разговора Адам опасался больше всего. Ему было хорошо известно, какие фильмы мечтает поставить Томаш. Деньги на них сделать было практически невозможно. «Какая разница, любят его фильмы критики или нет? – задыхался от злости Адам. – Он получает за них огромные деньги. Пора бы ему перестать мучить своими мечтами и меня и всех, с кем он работает!»

– Что это за Б. Д. Хоув? – через силу выдавил из себя Адам.

– Это молодая писательница. По-моему, больше она ничего не написала…

– Так это женщина?

– Бет Хоув, – сказал Томаш. – Я не знаю, зачем она прибавляет к имени букву «Д».

Самые худшие опасения Адама подтверждались. Сценарий, написанный женщиной! Только этого ему не хватало. Конечно, если Томаш снимет талантливый фильм, они, скорее всего, смогут вернуть потраченные на его производство деньги… возможно, даже будет прибыль, но такой фильм никогда не произведет эффекта разорвавшейся бомбы, который был сейчас так необходим Адаму.

– О чем это? – спросил он.

– Здесь всего сто двадцать страниц. Прочитай, Адам. Я дам тебе на это час. Даже полтора часа, чтобы ты не пропустил слишком много страниц…

– Я прочитаю каждую строчку, обещаю, сказал Адам, и рот его скривился в дурацкую гримасу, называвшуюся улыбкой. Адам надеялся, что таким образом ему наконец удастся отвязаться от навязчивых идей Томаша.

– Тогда я больше не буду отнимать у тебя время. Мне срочно надо вернуться в монтажную, там еще полно дел. – Томаш закрыл портфель, царапнув ногтем код, и встал.

– Как ты думаешь, когда будет готов «Бреющий полет»? спросил Адам, поднимаясь на ноги, чтобы проводить Томаша до двери. Это было рабочее название фильма, находящегося в производстве. Адам хотел знать, в каком состоянии находится картина, чтобы сделать о ней сообщение на встрече с итальянцами.

– Он будет готов через четыре недели, как только я вернусь из Канн. – Томаш увидел, что у Адама отвисла челюсть, и быстро пояснил: – Я немного устал, Адам, понимаешь. Я занимался одновременно несколькими фильмами и не вылезал из монтажной даже по ночам. Я почти не спал с тех пор, как вернулся из Канады.

– Да знаю, знаю. Я все знаю, Томаш, – сказал Адам, пытаясь придать голосу побольше мягкости. – О'кей. Договорились. Так и быть, поезжай в Канны…

– А этот уик-энд я планирую провести в Палм Бич у Гудменов.

Адам собрался было уже протестовать, но, подумав хорошенько, не стал этого делать. По лицу Томаша было видно, что он настроен решительно.

– М-да. Я все равно буду в Европе… Желаю тебе хорошо провести время.

Томаш кивнул.

– Небольшой отдых пойдет мне на пользу. Дай-ка мне лист бумаги. Кстати, над тем сценарием еще стоит поработать.

Адам засмеялся и протянул Томашу руку.

– Я дам о себе знать. Созвонимся, – он не уточнил, когда, но Томаш и не спрашивал об этом.

– Заходи как-нибудь ко мне на ужин, – сказал Томаш. – Посмотришь на ребенка. А завтра, в монтажной, обговорим все дела.

Адам закрыл за Томашем дверь, вернулся к столу и налил себе еще стаканчик вина. Усевшись в кресло, он снова взял в руки сценарий. «Б. Д. Хоув». Многообещающе.

В дверях появилась Хедер и передала боссу список телефонных звонков, которые тому предстояло сделать.

– Матушка тут как тут, – чертыхнулся Адам, набирая номер. Оказывается, Нина и Рассел только что вернулись из свадебного путешествия. Они провели медовый месяц у своих друзей на побережье неподалеку от бухты Бэл. Как показалось Адаму, его мать до сих пор была как-то по-девичьи счастлива. Не успел он положить трубку, как пришел факс от адвоката: рассмотрение в суде дела о морских круизах отложить не удалось. Процесс должен был начаться в течение ближайших тридцати дней, а у Адама до сих пор не было никаких гарантий его успешного завершения.

Чарльз Вулф тоже не сообщил ничего приятного. Обеспокоенный быстрыми переменами на бирже, Марк ван Холлен начал скупать акции «Ван Холлен Энтерпрайзис». Его примеру последовали многие другие, смекнув, что на этом можно здорово подзаработать. Цены на акции компании, таким образом, росли гораздо быстрее, чем можно было ожидать. Вулф спрашивал его совета, как быть в такой ситуации.

– Продолжай скупать, – решил Адам.

– Цены на бирже вышли за все допустимые пределы, мы тратим слишком большие деньги. Это сумасшествие, Адам.

– Никто никогда не делал деньги при помощи здравого смысла. Продолжай скупать акции. Делай, как я тебе говорю, слышишь. В конце концов, разве не я покрываю все расходы? – разбушевался Адам. Зная, что дальнейшая скупка акций вызовет у Марка ван Холлена тревогу, Адам очень нуждался в поддержке человека, который мог бы взять на себя часть этой работы. Чарльз Вулф с сетью своих газет идеально подходил для такой работы.

В конце концов, Вулф согласился продолжать следовать намеченному плану, при условии, что Адам будет обеспечивать финансовую сторону операции.

– Ладно. Единственное мое утешение, так это то, что я трачу твои деньги, а не свои, – добавил он.

Адама, ослепленного желанием уничтожить Марка ван Холлена, казалось, волновало теперь только то, как поскорее продать студию. Именно эта сделка была призвана поправить пошатнувшиеся дела Грэхема. Конечно, при таких плачевных обстоятельствах план должен субсидировать кто-нибудь другой, но бросать начатые дела было не в характере Адама Грэхема. Он просто обязан довести начатую интригу до конца.

Вспомнив о Монике Бранд, Адам поморщился. Она уже успела устроить несколько публичных скандалов, но этого было явно мало, несмотря на все уверения Шугар Бенсон, считавшей, что они уже вывели Марка из строя. Его достаточно уязвили. Он должен был принять вызов.

Адам надеялся, что ответные действия Марка не заставят себя долго ждать. Он хотел поскорее получить назад деньги от инвестиций.

Звякнул колокольчик, и Хедер доложила, что из Сан-Диего звонит Лючия. Возникшие проблемы с мачтой были уже решены. Теперь Адам беспокоился только о форме киля его будущей суперскоростной яхты. Сообщение о новшестве, которое применила новозеландская команда, превратило жизнь судостроителя Грэхема в кромешный ад. Сейчас они работали день и ночь, стараясь не обращать внимания на непрекращающиеся истерики Патрика Кейтса.

Адаму нужно было выиграть гонки, для этого у него были веские причины. Победа стала бы для «Грэхем Марин» лучшей рекламой. Но это еще не все. Адам хотел славы… Вот уже больше ста лет «Грэхем Марин» не удавалось спроектировать яхту, которая бы выиграла гонку. У Адама не хватало для этого решительности, которая нужна в таких делах. Адам не собирался идти по стопам отца. Если Кейтс не выиграет кубок в этот раз, то в следующий раз Адам сам вынужден будет завоевать Кубок Америки.

– Когда ты наконец приедешь? – спрашивала Лючия.

– Я буду у вас утром. Приеду часам к десяти, договорились?

Адам положил трубку и попросил Хедер, чтобы она заказала вертолет для полета в Сан-Диего. Затем он откинулся в кресло, взял сценарий и начал читать.

Спустя один час и тридцать пять минут он отложил кипу листков в сторону. Как это ни странно, Адам не пропустил ни одного слова, выполнив данное Томашу обещание. Сценарий оказался неплохим, даже отличным. Впрочем, Адам не сомневался в хорошем вкусе Томаша. Его удивило другое – сила и свежесть сценария: этого он уж никак не предполагал в нем обнаружить. Сценарий был посвящен одной китайской семье, проживающей в Сан-Франциско в конце прошлого века, и назывался «Двигаясь на запад». Впрочем, даже если бы его дела шли более успешно Адам не запустил бы такой фильм в производство. Однако он не хотел расставаться с талантливым режиссером, каким был Томаш. Адам не станет расстраивать его, пока не закончатся съемки фильма «Бреющий полет». В интересах дела Томаша надо оставить в хорошем настроении. Вместо того чтобы выбросить сценарий в корзину, Адам даст своему отделу указание начинать переговоры о приобретении прав на экранизацию, а когда «Бреющий полет» будет готов, Адам раскроет свои карты. Он скажет Томашу все, что думает о сценарии, и пусть все будет так, как будет.

Потянувшись, Адам нажал кнопку и попросил Хедер зайти в его кабинет.

– Возьми-ка вот это, – он протянул сценарий. – Отдай на рецензию. Приобщи к этому делу Дона. Позвони ему прямо сейчас и сообщи, что я хочу увидеть его сразу же, как только у меня будет немного свободного времени. Передай ему, что я смогу встретиться с ним завтра утром. Да, и вот еще что! Если позвонит Лори Гавличек, скажи, что я очень хочу встретиться с ней. Мне неважно, чем придется ради этого пожертвовать. Вычеркни из моего графика все, что сочтешь ненужным. Кроме того, купи какой-нибудь дорогой подарок для младенца, – он улыбнулся. – Пусть семья Гавличек порадуется!

 

ГЛАВА 17

– Как прошло выступление? – спросил Марк.

– Фантастически! – ответила Катринка, и улыбка удовлетворения осветила ее лицо. – Мне аплодировали стоя. А тебе?

– И мне, – голос Марка был довольным и усталым. – Журнал им понравился, так по крайней мере они сказали. – «Интернейшнл» будет пользоваться успехом… – Утром на приеме он показал первые экземпляры журнала избранной публике, в том числе совету директоров и основным акционерам. – Это удача. Я знаю это. Единственная настоящая проблема – выдержать уже взятый высокий уровень материалов.

– Это будет непросто, миленький, но ты сделаешь это!

Марк рассмеялся.

– Я сделаю это, – сказал он.

– Я бы хотела оказаться рядом с тобой.

– Я тоже, малыш. Я скучаю по тебе.

Они обсудили предстоящие дела и решили, что до рождения ребенка Катринке стоит отказаться от изнурительных перелетов, бывших частью ее повседневной работы.

– Я надеюсь, ты по крайней мере отдохнешь.

– Не беспокойся. Днем я только и буду делать, что лежать у бассейна. – Марк звонил из Лондона, а Катринка гостила у Александры и Нила.

– У тебя усталый голос, любимый. Не засиживайся допоздна.

– Хорошо! – пообещал Марк. – Что я хотел еще сказать? Помнишь ту миловидную женщину, журналистку, которая хотела взять у меня интервью?

– Журналистку? – повторила Катринка, пытаясь вспомнить, кого он имел в виду.

– Она приходила на ленч, который ты устраивала для мэра Праги. Моника Бранд.

– А, да, конечно…

– Мы вновь встретились в опере. А вчера я с ней вместе обедал у Тони Морленд.

– Как забавно, – прошептала Катринка.

– Простое совпадение, – заверил Марк. – Она просила взять ее на работу.

– А что она умеет делать?

Он рассмеялся.

– Она готова выполнять любую работу!

– И что ты ей сказал? – Катринка даже удивилась, услышав раздражение в собственном голосе.

– Ты же не ревнива, – Марк, похоже, не верил своим ушам.

– Конечно, – произнесла Катринка после некоторой паузы. – Я доверяю тебе. Но это не значит, что я настолько глупа, чтобы верить каждой женщине, флиртующей с тобой.

– Да, согласен, мне это нравится, – он поддразнил ее, говоря преувеличенно серьезно.

– Я заметила, – сухо произнесла Катринка.

– Полагаю, мисс Бранд действительно просто ищет работу. Она производит впечатление способной и честолюбивой.

– Ты собираешься принять ее?

– Она занесла сегодня в офис несколько своих статей. Они очень хороши. Мы обсудили их за завтраком.

– За завтраком?

– Да, – подтвердил он, – за завтраком.

Катринка услышала знакомые нотки в голосе мужа. Это означало, что он не видит в своих действиях ничего дурного и не собирается ничего менять. Она слышала это много раз, в том числе и тогда, когда он рисковал своей жизнью на ледовой трассе «Креста».

– Ну, хорошо, – кротко ответила она.

– Катринка, я ведь не возражаю всякий раз, когда ты хочешь позавтракать с мужчиной. Тебе не о чем беспокоиться. Я люблю тебя.

– Я знаю…

– Итак?

Она вздохнула:

– Мне не нравится Моника Бранд.

– А знаешь, она говорит о тебе много хорошего. Может, я запишу наш с ней разговор на магнитофон, – заметил он с улыбкой. – Просто, чтобы доказать, какой я хороший мальчик.

– Я тебе верю, милый, – ответила она.

– Надеюсь. Мне пора идти, а то я могу опоздать. Тони отвезет Кэри Пауэра и меня в аристократический клуб Уайта. Мой отец-социалист перевернулся бы в гробу, узнай он об этом. Пока, малыш. Завтра я присоединюсь к вам!

– Пока, миленький, – сказала Катринка.

Она всегда не любила минуту окончания долгого телефонного разговора, его финал. Внезапно наступавшая тишина напомнила ей о смерти.

В этот день чувство подавленности было сильнее обычного. Вздохнув, Катринка положила трубку на место. Что с ней творится? Никогда она так легко не впадала в уныние, не ревновала так сильно. Ей совсем не нравились шашни Марка с Моникой Бранд. «У меня что-то с гормонами», – решила она в конце концов. Из-за беременности она становилась слишком эмоциональной. Тяжело вздохнув, Катринка достала из чемодана пляжный костюм, но прежде чем пойти к бассейну, задержалась у стола и позвонила по делам в Нью-Йорк.

Во время разговора с Робин Катринка осматривала комнату, предоставленную ей Александрой, стены которой были выкрашены в приглушенный тыквенный цвет, что придавало интерьеру уют и теплоту.

Обосноваться в Палм Бич оказалось не очень просто даже такому обеспеченному семейству, как Гудмены. Местные чопорные жители никак не хотели принимать их в свою компанию, допускать в привилегированные спортивные клубы на том основании, что Гудмены недостаточно родовиты. Впрочем, энергичную Александру это не остановило, и, зная с самого детства, что душа города находится в его благотворительных учреждениях, Александра сразу вошла в круг благотворительных организаций Палм Бич. В этом году она впервые стала председателем праздника Ассоциации прогнозируемой рождаемости, который, несмотря на набирающую силу кампанию противодействия абортам, оставался одним из самых популярных местных праздников. Бал должен был состояться в субботний вечер в музее Флэглера. На нем собирались присутствовать Катринка и Марк, Марго и Тед Джонсоны, специально приехавшие на неделю из Монте-Карло, Томаш с семьей подъедут попозже. Дэйзи, Рикардо Донати, Лючия и Адам Грэхем, были заняты своими делами.

Переговорив с Робин, Катринка позвонила в Лондон управляющему казино, чтобы выяснить, не явилось ли падение доходов следствием махинаций нечистого на руку бухгалтера. Немного погодя она положила трубку и присоединилась к Марго и Александре, уже лежавшим в белых шезлонгах около большого бирюзового бассейна.

– Почти вовремя, – сказала Александра, заметив Катринку, спускающуюся к бассейну по широким кирпичным ступеням.

– А мы думали, ты уснула, – добавила Марго.

– Я разговаривала с Марком, – ответила Катринка, устраиваясь поудобнее.

– Он приедет? – спросила Александра. В ее голосе звучала тревога, словно в субботу кто-то сможет заметить отсутствие или присутствие одного человека на огромном балу.

– Конечно, завтра он будет здесь.

Александра облегченно улыбнулась.

– Хорошо, – сказала она, подставив лицо солнцу.

Марго демонстративно хмыкнула.

– Я не могу понять вас обеих, – произнесла она.

– Что именно? – переспросила Катринка, вынимая книгу.

– Так много говорят и пишут о раке кожи, а вы лежите на солнце как ни в чем не бывало. Неужели вас это не волнует?

На Марго был брючный костюм с длинными рукавами. Мало того, большой пляжный зонтик укрывал ее своей тенью.

– Это так приятно, – сказала Катринка.

– А мне очень идет загар! – воскликнула Александра.

– И это говоришь ты – со своей белой кожей и рыжими волосами!

– Марго прекрати, – Александра весело улыбнулась. – Впервые за несколько дней я выбрала минутку для отдыха. Не порть ее. – Она никак не могла бросить курить, зажженная сигарета дымилась в пепельнице.

– Прости, – Марго, вынула журнал «Шик». С вреда, наносимого коварным солнцем, ее внимание переключилось на работу Элис Зукер, заменившей ее в журнале.

– Что ты думаешь о макете, сделанном Элис? – спросила она Катринку.

– Неплохо, – дипломатично ответила Катринка. – Но на этой фотографии я выгляжу слишком толстой.

– Хотела бы я быть такой толстой, как ты во время беременности, – засмеялась Александра. – Вы читали статью об Элизабет Тэйлор?

– Она очень хорошо выглядит… Надо попросить этого фотографа сделать и мои снимки.

– Как его зовут?

– Патрик Андерсен.

– Так звали одного хирурга, делающего пластические операции, – заметила Марго.

Александра снова выпрямилась в шезлонге.

– Ты подумываешь о пластической операции?

– Каждая женщина после сорока думает о такой операции. А мне уже пятьдесят шесть…

– Брось, смотришься очень неплохо, – сказала Катринка, рассматривая подругу. Марго никогда нельзя было назвать красивой. В том-то и заключался ее талант, что она умудрилась волевым усилием убедить полмира в собственной неотразимости.

– Пришло время действовать, – заметила Марго грустно. – Мне уже давно надо что-то предпринять, а я не знаю – что… – она бросила журнал на колени.

И Катринка и Александра почувствовали внезапную перемену в ее настроении.

– Что-то не так? – осторожно спросила Катринка.

Обычно разговорчивая Марго, казалось, потеряла дар речи. Схватив со столика бумажную салфетку, она сняла очки и промокнула глаза, сильно озадачив этим подруг: они еще никогда не видели, чтобы Марго плакала.

«Это не из-за детей, – подумалось Катринке. – Раз Марго довела до слез мысль о пластической операции, здесь замешан Тед».

– У тебя проблемы с Тедом? – спросила она неуверенно, зная, что Марго с Тедом были самой замечательной парой. Впрочем, раньше она точно также думала о Дэйзи и Стивене, о себе и Адаме…

Марго кивнула.

– У… у него есть женщина, – произнесла она, выдавливая из себя слова.

– Ты уверена? – Александра была потрясена.

– Абсолютно, – Марго нервно скомкала салфетку. – Он сам сказал мне об этом… Тед хочет на ней жениться…

– После всего, что ты для него сделала?! – воскликнула Александра с яростью. В свое время Марго не только бросила работу в журнале «Шик», чтобы ухаживать за Тедом, впавшим в депрессию после пожара, уничтожившего его фабрику на Седьмой авеню… Ценой неимоверных усилий она восстановила работу фабрики.

– Это-то и ужасно, – ответила Марго. – Он уверяет, что не хочет оставлять меня, если я сама не попрошу его об этом…

Она снова заплакала, вынула платок из сумки и громко высморкалась.

– Неужели я буду удерживать его?.. Но я не думаю, что смогу жить без Теда. Кроме Теда и отца, ни один мужчина не любил меня… К тому же я слишком стара, чтобы начать все сначала.

– Успокойся, Марго, – Катринка похлопала подругу по плечу. – Я не верю, что Тед уйдет от тебя.

– Не делай глупостей – согласилась Александра. – Не соглашайся на развод. Пройдет немного времени, и он одумается… Кстати, кто она?

– Ее зовут Гиги, – ответила Марго и засмеялась. – Не веришь? Гиги! – Александра и Катринка тоже не удержались от смеха.

– Не слишком серьезное имя, – заметила Александра.

– Она служит в банке, – улыбка растаяла на лице Марго. – Ей тридцать четыре года, она разведена, дочери девять лет. Очень смышленая девочка, говорит Тед, – добавила она с горечью. – На самом деле ее зовут Габриэль, а Гиги ее называют мать и близкие друзья…

– Как долго это продолжается?

– Несколько месяцев. После деловой встречи они позавтракали вместе, потом пообедали, а потом оказались в постели, пока я была в Париже.

«Какой знакомый сюжет», – подумалось Александре. Так же начался ее роман с Нилом. Она работала на аукционе Сотби, а Нил был страстным коллекционером живописи. Но, чтобы все же расстаться с женой Нилу потребовались годы.

– Тед не сможет бросить тебя, – сказала Александра, стараясь говорить как можно уверенней.

– С чего ты взяла? Мужья всегда бросали жен.

– Это неправда! – воскликнула Катринка.

– Думаешь? – Марго бросила быстрый взгляд на Александру. – А Нил? А Стивен и Дэйзи?

– Это совершенно другой случай, – возразила Александра. – Нил никогда не любил свою жену. У них не было ничего общего, а Тед обожает тебя.

Катринка судорожно искала в памяти пример удачного супружества, но в голову не приходило ничего путного.

– Некоторые браки длятся долго, – сказала она неуверенно.

– Долго длились только браки наших родителей, – ответила Марго. – Теперь все иначе… Мужчины теперь такие легкомысленные…

Катринка подумала о Марке и Монике Бранд.

– Не все мужчины, нет, – сказала она.

– Марк, конечно, не такой, – согласилась Марго, вспомнив, как тот переживал из-за смерти своей первой жены. Он не настолько глуп, чтобы рисковать еще одним шансом на счастье. Марк, без сомнения, понимает, что Катринка никогда не простит измены.

– Тед тоже, – твердо сказала Катринка. – Он одумается, а ты должна проявить терпение. Понимание. – Она давала совет, которому сама не могла следовать в случае с Адамом. Она покинула Адама сразу, как только узнала о любовнице.

– Понимание! – воскликнула Марго. – О, я хорошо его понимаю. Старый козел!

– Марго, Тед не так уж и стар. Нил был гораздо старше.

– О Боже, я, наверное, сбрендила, если думаю, что пластическая операция мне поможет. Как будто эти сброшенные десять лет могут иметь значение!

– Если ты будешь себя лучше чувствовать, сделай это, – посоветовала Катринка.

– Ты так считаешь? – в голосе Марго звучала надежда, что хирург сотворит чудо в ее жизни.

– Почему бы и нет? Поговори с Дэйзи. Она расскажет тебе все об этом. После развода со Стивеном, она сделала несколько пластических операций.

– Я изменю свою внешность и уйду от него… я поступлю, как Дэйзи. Я найду себе молодого любовника. Пошел он к черту, – сказала она и снова расплакалась.

К тому времени, когда Тед и Нил возвратились домой после игры в гольф, Марго уже взяла себя в руки. Вскоре приехал Томаш с Лори, Аленкой и няней. Плачущий ребенок привлекал всеобщее внимание, его кормили, успокаивали, ласкали и целовали.

– Она редко плачет, – сказала Лори, оправдываясь.

– Не волнуйся, – ответила Александра. Она поместила ребенка с няней в дальнем крыле дома, чтобы не беспокоить других гостей.

Все с интересом смотрели на Лори. Привлекательная, интеллигентная и гордая, она была похожа на Катринку и ее подруг, но казалась более агрессивной. Ее нелегко было любить, хотя ради Томаша все старались делать это.

– Я читала в «Уолл-стрит джорнел», что клуб Мэда ведет дела с пароходной фирмой Адама, – сказала Катринка, меняя тему разговора.

– Да, – вставил Нил.

– Спасает этого осла, – продолжал Тед.

В отличие от Нила, который иногда помогал брокеру вести дела, у Теда не было причин сдерживаться.

– Мне кажется, я не слишком-то понравилась твоим друзьям, – прошептала Лори через несколько минут, когда они с Томашем шли за носильщиком по длинному коридору на втором этаже.

– Возможно, – ответил Томаш.

– А Зузка им нравилась?

Томаш поколебался, потом сказал:

– Им нужно время. Они знают Зузку много лет, а с тобой только что познакомились.

– Черт с ними, – ответила Лори. – Если она их раздражает как чешская лесбиянка, зачем они ей нужны? У нее много своих друзей! Зачем они приглашают нас в таком случае?

– Потому что я отличный голливудский режиссер, – улыбаясь, сказал Томаш.

– А я – отличный голливудский агент?

– Потому, что ты – моя жена, – ответил Томаш, не уловив шутки.

– Знаю, знаю, – вздохнула Лори с веселой печалью. – Никто не интересуется новыми агентами… Ух ты!.. – вслед за слугой она зашла в спальню. – Вот это да!

– Спасибо, – обратился Томаш к слуге, когда тот поставил чемоданы и собрался уходить.

– Не нужно ли прислать горничную распаковать вещи? – Томаш посмотрел на Лори, она отрицательно покачала головой:

– Благодарю, думаю, я справлюсь сама.

Слуга кивнул.

– Если вам что-то потребуется, звоните швейцару. – Он показал на письменный стол. – Вот телефонный справочник.

– Прекрасно, – ответила Лори. – Спасибо.

Слуга вновь кивнул и вышел, прикрыв за собой тяжелую дверь.

– Ты даешь ему на чай? – поинтересовалась Лори.

– Когда будем уезжать.

Лори кивнула и стала медленно ходить по комнате, восхищенно разглядывая обстановку.

– Ты поражена? Подожди, ты еще не видела дом Катринки на юге Франции…

– О Боже, – проговорила Лори, думая о своем доме в Санта-Монике. – Может, мы тоже когда-нибудь разбогатеем…

– Нет, если Адам согласится запустить наш фильм. – Томаш отлично понимал, что на приличный гонорар ему не придется рассчитывать.

Лори вздохнула.

– Как всегда… Вечный выбор: либо искусство, либо деньги, – она улыбнулась. – Главное, что мы счастливы!

– Очень, – ответил Томаш, обнимая ее. Он не всегда понимал шутки Лори, но очень любил эту находчивую, красивую, талантливую, сексуальную женщину, совершенно не похожую ни на кого из его прежних знакомых.

После ужина, часов около одиннадцати, Томаш подошел к Катринке.

– Прогуляемся?

– Только недолго. – Томаш был ее лучшим другом. Они не виделись вот уже несколько месяцев.

Ночь была теплой и влажной. Добравшись до пляжа, Катринка сняла туфли и понесла их в одной руке, другой она опиралась на руку Томаша.

– Я рада видеть тебя, – сказала она по-чешски. – Прошло уже так много времени…

– Ты прекрасно выглядишь.

– А ты, ты кажешься таким счастливым… Это правда?

– Невероятно, но факт…

Они говорили быстро, наслаждаясь родной чешской речью. Постепенно беседа коснулась Зузки.

– Кажется, у нее какие-то проблемы в отношениях с Карлой, – обронил Томаш.

– Я заметила, – согласилась Катринка, – но она мне ничего не рассказала.

– Мои сведения тоже опираются исключительно на слухи… Поговаривают, что Карла…

– Другая женщина?

Томаш кивнул.

– Ты знаешь ее репутацию… Она слишком непостоянна. Теперь она охотится за какой-то немецкой девочкой.

– Бедная Зузка, – вздохнула Катринка.

– Только не говори ей… – предупредил Томаш.

– Конечно!

Томаш рассказал ей о сценарии, который давал читать Адаму. Странно, но он согласился запустить этот фильм.

– Никогда бы не подумала, что он пойдет на это, – заметила Катринка с сомнением.

– Я тоже сначала не поверил своим ушам… Если бы он отказал, Катринка, я бы, наверное, ушел от него. Мне так надоело снимать всякую ерунду. Еще немного, и я начал бы терять веру в себя.

– Ты уже подписал контракт?

– Еще нет, – ответил Томаш, – но Лори и коммерческий директор «Олимпик Пикчерз» вот уже несколько дней ведут переговоры.

– Будь осторожен, как бы Адам не подвел тебя…

Томаш рассмеялся.

– Нет, это его последний шанс. Он не мог не согласиться со мной.

– Тогда – поздравляю!

Она рассказала Томашу о Марке, о его успехах с журналом «Интернейшнл», о Кристиане и Пиа, о том, как медленно, слишком медленно улучшаются их с сыном отношения.

К этому времени они уже прошли через туннель и шагали по ярко освещенной дорожке к дому. Тема разговора снова поменялась. Теперь они говорили о Чехословакии, о том, что произойдет, если президент Вацлав Гавел не сможет удержать чехов и словаков в рамках конфедерации.

– В следующем месяце я поеду в Прагу, – сообщила Катринка. Жан-Клод Жиллетт встречается с сотрудниками министерства торговли. Если удастся поднять экономику страны, политическая напряженность заметно спадет…

Они поднялись на крыльцо. – Вы приедете с Лори ко мне на Пасху на виллу «Махмед»?

Томаш покачал головой.

– Я буду работать над «Бреющим полетом»… – сказал он с нотой отвращения в голосе.

– Попробуй вырваться. Лори понравится на моей вилле.

Он рассмеялся.

– Я уже сказал ей об этом.

Около двери спальни он чмокнул Катринку в щеку.

– Спокойной ночи. Встретимся утром.

Катринка легла в постель, взяла книжку и попыталась сосредоточиться, но мысли ее снова и снова возвращались к Монике Бранд. «Чепуха, – уверяла она саму себя. – Ну и что, если Марк завтракает с ней? Почему я придаю этому такое значение?» Ответ был тот же, что и прежде: гормоны.

 

ГЛАВА 18

Неплохо выспавшаяся, Катринка первой спустилась к завтраку и взяла с серванта «Нью-Йорк таймс», «Уоллстрит джорнел» и читала до тех пор, пока не стали появляться остальные.

Нил выглядел так, словно не спал совсем. Он вышел к завтраку вовремя, чтобы увидеться с детьми, которые собирались играть в теннис. Появились Томаш и Тед в шортах и рубашках с короткими рукавами: Томаш расслабленный и счастливый, Тед – немного осунувшийся несмотря на загар. Пока мужчины обсуждали, как лучше провести утро, Катринка вернулась в спальню и посмотрела на часы: до приезда Марка еще восемь часов. Никогда еще она так не волновалась перед встречей с ним. Она посмотрела на телефон. Совершив традиционный обзвон своей «империи», она убедилась, что везде все в порядке. Кристиан и Пиа катались на лыжах, поэтому застать их не удалось. В дверь постучала Александра. Она объявила, что уходит заниматься последними приготовлениями к балу, и попросила Катринку в ее отсутствие поддерживать настроение Марго и развлекать Лори.

Обычно Катринка без охоты ходила по магазинам, но Лоре Гавличек не терпелось посмотреть Уорт авеню, и Катринка согласилась. Александра вызвала «кадиллак», и шофер отвез трех женщин к «Эспланаде», пообещав вернуться за ними в 12.30. Второй завтрак был намечен на 13.00.

«Эспланада», замкнутое двухэтажное торговое здание, простиралось от автостоянки на Пятой авеню до угла Саут Каунти-роуд. Побродив по магазинам около часа, Лори вздохнула.

– И это все? – Уорт-авеню с ее оштукатуренными фасадами, красными черепичными крышами и галереями занимала не больше трех кварталов.

– Да, – кивнула Марго. – Ты разочарована?

– Ну, – ответила Лори нерешительно. – Просто я ожидала чего-то большего. – Уорт авеню выглядела так же, как и множество других улиц в калифорнийских городах среднего уровня. Отличались только названия вывесок.

– Кто-то рассказывал мне, что после Санкт-Морица Палм Бич – самый дорогой в мире город, – сказала Катринка. – Кстати, чтобы не опоздать, нам надо возвращаться. – Она пожалела, что не приказала водителю подождать их у входа.

– Как ты думаешь, – спросила Лори, – купить мне сережки Кеннет Лейн, которые мы видели? – Она обдумывала, что лучше: быть разумной или экстравагантной.

– Они тебе идут, – ответила Катринка.

– И очень подходят к платью, которое я надену вечером!

– Купи их, – посоветовала Марго. – Палм Бич не тот город, где поощряется предусмотрительность.

Быстро сделав покупку, женщины вышли навстречу поджидавшей их машине и тут заметили на дверях объявление о предстоящем открытии нового магазина «Трэндс».

– Александра тебе об этом ничего не говорила? – спросила Катринка у Марго.

– Ни слова, – ответила та, переводя взгляд с объявления на подругу. – Она, наверное, не знала. Она так поглощена этим балом…

– «Трэндс»? – Лори минуту подумала и сказала: – Натали Бовье? Вы ее знаете? – она прикусила язык. Конечно! Из-за Натали распался брак Катринки и Адама Грэхема.

– Интересно, – Марго снова повернулась к Катринке, – где она достала деньги?

Катринка пожала плечами, ее и в самом деле не интересовала Натали с ее магазином. Единственное, чего она хотела, это случайно не наткнуться на нее.

– Может, Адам решил заняться розничной торговлей?

Катринка покачала головой.

– Не думаю, что у него нашлись деньги на такое рискованное предприятие…

– Почему? Небольшие магазинчики типа «Трэндс» приносят неплохой доход, – вставила Лори, не желавшая оставаться в стороне. – Много товаров новых моделей, диковинных и интересных. Разумные цены…

Катринка улыбнулась. Лори нравилась ей все больше. Новая жена Томаша не боялась говорить то, что думала.

– Натали – талантливый предприниматель, – заметила Катринка, – я желаю ей успеха.

– А я – нет, – пробормотала Марго, не склонная поощрять женщин, уводящих чужих мужей.

– Это не она выходит из магазина Сакса? – спросила Лори, пересекая Саут Каунти-роуд.

– О Боже, это она! – простонала Марго, но Катринку это не застало врасплох. Она давно уже была готова к встрече.

– Натали, как дела? – весело спросила она, поровнявшись со своей бывшей подругой. Показалось ей, или Натали еще больше похудела? А круги под глазами, они, кажется, стали еще заметнее?

– О, Катринка, Марго, я не знала, что вы в Палм Бич. Рада вас видеть!

– Я думаю, – сухо проговорила Марго.

– Я открываю здесь новый магазин. Мне кажется, это не так рискованно, как в Нью-Йорке.

Катринка замедлила шаг, но не остановилась.

– Да, мы только что видели его. Удачи тебе! – сказала она и пошла дальше. Натали крикнула вслед:

– Катринка, дорогая! Марго! Может быть, позавтракаем вместе? У меня есть новые фотографии Азиза.

– Извини, но у нас нет свободного времени, ты же знаешь. – Марго даже не улыбнулась. – Прости, что мы не представили тебя, – сказала она Лори и тут же повернулась к Катринке. – Почему мы должны были с ней здороваться?

Катринка пожала плечами.

– Мы же встречаемся с ней иногда, и лучше, если мы будем вежливы. Я бы хотела посмотреть фотографии Азиза, – с грустью добавила она.

– Я знаю, как ты любила этого мальчика. – Марго преисполнилась сочувствия. Она выглядит ужасно, правда?

– Слишком печальная, – ответила Катринка, – и бледная. – Она вспомнила, как Жан-Клод рассказывал ей о несчастьях Натали, как беспокоился за нее Халид. Нет, она должна прогнать эти мысли. Ее не должно интересовать настроение Натали.

– Неприятный человек, – подытожила Лори.

После завтрака, пока мужчины развлекались, женщины начали подготовку к ночному балу: массаж, маникюр, педикюр, прическа, макияж. Александра, похоже, пригласила целый отряд косметологов.

– О Боже, как мне здесь нравится, простонала Лори, когда массажистка втирала ароматные масла в нежную кожу ее спины. – Я не хочу домой… – Вдруг она встрепенулась: – Это кричит Аленка? – Она родила первенца только в тридцать четыре года и теперь иногда жалела, что не сделала этого раньше.

– Она с няней, – успокоила ее Марго, смывающая маску с лица.

– Обычный детский крик, – сказала Александра, чьи длинные рыжие волосы были накручены на бигуди.

– Не о чем волноваться, – проговорила массажистка, у которой было двое детей.

Катринка, никогда не воспитывавшая ребенка, молчала и внимательно слушала.

Аленка перестала плакать. Стараясь расслабиться, Лори вытянулась на кушетке и снова подставила тело волшебным рукам массажистки.

«Через три месяца я услышу крик своего собственного ребенка», – подумала Катринка. Это была такая счастливая мысль. От умиления на ее глаза сами собой навернулись слезы. Опять эти гормоны.

– Знаешь, – встрепенулась Александра, – я думаю, все-таки надо заказать еще один ящик шампанского.

– Успокойся! – Катринка хорошо понимала волнение подруги. – По-моему, шампанского достаточно.

Александра глубоко вздохнула.

– Ну, ладно.

К пяти часам Катринка была уже почти готова к вечеру: она приняла душ, ей сделали маникюр, прическу. Полуодетая, она лежала на кровати в своей спальне, записывая в блокнот, чем ей надо будет заняться по возвращении в Нью-Йорк. Вдруг скрипнула дверь. На пороге спальни стоял уставший, но улыбающийся Марк.

Быстро подбежав к кровати, он поцеловал Катринку в губы и сел рядом.

– Привет, – сказал он. – Ты выглядишь очень аппетитно.

– Спасибо, – она приподнялась и коснулась его лица.

– У тебя усталый вид. Тяжелый полет?

– Нет, все было хорошо. – Он снова наклонился и поцеловал ее в шею. – Как хорошо ты пахнешь!

– А ты принес мне экземпляр своего журнала?

– Да, я дам его тебе через минуту, – его рука погладила ее живот. – Растет!

Катринка засмеялась.

– Ты всегда так говоришь.

– И это всегда правда.

– Как прошел завтрак?

– Завтрак?

– С Моникой Бранд.

– Прекрасно, – ответил он. Она была такой яркой и занимательной, как он и ожидал. Что-то притягивало Марка в ее внешности. Как-то во время завтрака ее жесты напомнили ему Лизу, первую жену, что очень взволновало его. Если бы он не полюбил Катринку, то остановил бы свой выбор на этой женщине. Впрочем, теперь об этом не было и речи. – Она очень интересная молодая женщина, яркая, талантливая.

– Ты собираешься взять ее на работу?

– Нет, – ответил Марк.

Улыбка озарила лицо его жены, и Марк рассмеялся.

– Не слишком-то задавайся. Я отказал ей не из-за тебя. Она талантлива, интеллигентна, остроумна, но довольно неопытна в журналистике. У меня нет места для таких, как она. Боюсь, у нас есть шанс испортить твою великолепную прическу, – Марк откинул покрывало и принялся целовать полную грудь жены.

– Ты думаешь, это меня расстроит? – поинтересовалась Катринка игриво.

Марк улыбнулся и лег рядом. Когда их тела наконец слились, она со стоном выдохнула:

– Я ждала этого целую вечность. Целую вечность я ждала тебя.

 

ГЛАВА 19

Здание музея Флэглера, крытое красной черепицей, с белым фасадом с колоннами и зубчатыми карнизами, судя по всему, не относилось к какому-то определенному архитектурному стилю или периоду. В справочниках об особняках Палм Бич о нем неопределенно говорилось, что он построен «в европейском стиле», будто европейский континент – это нечто неопределенное, без отличительных особенностей. Внутреннее убранство особняка, насчитывающего пятьдесят восемь комнат, напоминало французский стиль. Все было в высшей степени декоративно: мрамор, позолота, тюль. «Уайтхолл» – таково было первоначальное название особняка – построил на рубеже веков магнат из «Стандарт ойл» Генри Моррисон Флэглер, чьими усилиями возник на болоте сам Палм Бич. «Уайтхолл» представлял собой свадебный подарок его третьей жене. Наконец в 1960 году в особняке открылся музей, сразу ставший местом проведения разнообразных торжественных церемоний, не говоря уже о благотворительных акциях, которые ежегодно проходили в Палм Бич.

В тот вечер в нем проводился бал в пользу Ассоциации прогнозируемой рождаемости, белый фасад музея был ярко освещен, кованые ворота пропускали нескончаемую вереницу длинных белых «кадиллаков», серебристых «роллс-ройсов», «линкольнов» и «мерседесов». Приближалась гроза. Воздух тяжел и влажен, финиковые пальмы грациозно склонялись под порывами ветра, гнавшими по вечернему небу темные тучи. Уже упали первые крупные капли теплого тропического дождя, и у подножия широкой лестницы, ведущей в музей, выстроились лакеи, державшие огромные черные зонтики. Они открывали дверцы машин и сопровождали дам до дверей, чтобы те не испортили свои изысканные прически и дорогие вечерние туалеты.

Встречающая гостей в Мраморном зале Александра наконец нашла повод для расстройства: погода.

– Дождь, – пробормотала она, повернувшись к мужу. – Как назло.

Нил ободряюще улыбнулся.

– В этом есть свои плюсы, – сказал он. – Никто не уедет, пока он не кончится…

– И правда, – оживилась Александра. Гвоздем вечера должен был стать аукцион произведений искусства, выручка от которого предназначалась фонду Ассоциации прогнозирования рождаемости.

– Ты выглядишь божественно, – произнес Алан Платт, который пока еще не обзавелся собственным домом в Палм Бич. Он остановился в «Брейкере» вместе с Сабриной. Вместо того чтобы поприветствовать Александру, та сейчас рассыпалась в любезностях перед царственной Алиной Мэсси, одной из первых дам светского общества Палм Бич.

– Спасибо за комплимент… – Александра сделала вид, что не заметила бестактности Сабрины, и тепло улыбнулась Алану. – Он тем более приятен, что на мне платье не твоей работы.

– Я не ревнивец, – соврал Алан.

– Я жду не дождусь показа твоих моделей, – продолжала Александра. – Носить такую одежду одно наслаждение, – добавила она, намекая, что не прочь кое-что купить у него, хотя Нил и предупредил ее, чтобы в этом году она не тратила слишком много. Однако этот намек наверняка подвигнет Алана на покупку какой-нибудь картины, пусть и не слишком дорогой.

По залам сновали официанты во фраках из компании по обслуживанию званых обедов. Они разносили на серебряных подносах тонко нарезанные бутерброды и высокие хрустальные бокалы с шампанским.

– Как ты думаешь, мне уже пора спасать Алину? – спросила Марго. Она шла вместе с Катринкой через Мраморный зал в музыкальный салон, где были выставлены картины, предназначавшиеся для аукциона, и только на секунду задержалась, чтобы взять бутербродик с проплывающего мимо подноса.

– По-моему, она сама сможет постоять за себя, – сказал Марк и предложил Катринке бокал шампанского, от которого она отказалась. И как бы в подтверждение его слов Алина Мэсси воспользовалась удобным случаем, склонила свою прелестную светловолосую головку в изящном прощании и решительно отвернулась от Сабрины, чтобы приветствовать только что прибывшую пару.

– Боже мой, это Нина Грэхем, да? – Марго не верила своим глазам.

– Да, – Катринка невольно вздохнула, хотя Александра и предупреждала ее, что Нина и Рассел обязательно приедут.

– Пойдемте скорее смотреть картины, – предложила Марго, ускоряя шаг, – а то она заметит нас.

Катринка со смехом последовала за ней:

– Рано или поздно мне все-таки придется поздороваться с ней…

– Зачем? – Марк не мог понять, как это Катринка до сих пор считает Нину «членом своей семьи».

– Из простой вежливости, – пояснила Катринка.

Марк обнял ее за талию.

– Какая воспитанная девочка!

Смеясь, все трое вошли в музыкальный салон, который уже начал заполняться людьми, пришедшими взглянуть на картины, перед тем как проследовать на террасу. Шелковые набивные обои в некоторых местах протерлись, заметила Катринка, мебель неплохо было бы отреставрировать, обновить позолоту.

В центре салона семейная чета Гавличек беседовала с Риком Коллинзом, его дамой, специально приглашенной им на этот вечер, и Джеки и Диком Ковелами, с которыми Томаш раза два встречался много лет назад. Катринке очень нравились супруги Ковел. Обе группы какое-то время вели общий разговор, потом Марго, извинившись, пошла искать Теда, который куда-то исчез в поисках сигареты, а Катринка и Марк принялись осматривать выставку Александры.

Увлекаемые потоком людей, Катринка и Марк медленно двигался по периметру комнаты, останавливаясь время от времени, чтобы переброситься несколькими словами с людьми, которые если в первый раз видели Катринку, то хорошо знали Марка; это были знакомые из Нью-Йорка, Лондона, Парижа, Санкт-Морица, Кап-Ферра, отовсюду. Ван Холлен раскланивался с послом Гилфордом Дадли и его супругой; с Пэт и Недом Куками; с Кэти Танкуз и Деннисом Россом; с Энн и Говардом Оксенбергами; с людьми, чьи фотографии появятся на следующий день во всех газетах, а чуть позже в еженедельном журнале светской жизни «Палм Бич сосайети».

– Как ты думаешь, стоит поторговаться вот за эту? – спросила Катринка Марка, который остановился перед небольшой, изображавшей уличную сценку картиной кисти какого-то английского художника девятнадцатого века.

– Тебе нравится?

– А тебе?

– Производит приятное впечатление. – Марк не очень интересовался искусством. Если музыку он чувствовал интуитивно, то восприятие картин давалось ему с трудом.

– Хорошо, – сказала она, – надо же нам что-то купить, а она очень украсит виллу «Махмед».

Их разговор был прерван загорелым и улыбающимся принцем Димитрием, который представил их принцессе Сибиле де Бурбон Парм, постоянно живущей в Палм Бич. Когда они перешли к другой группе гостей, Марк сказал:

– Если тебе и в самом деле понравилась эта картина, я куплю ее.

– Это лишнее, – Катринка рассчитывала купить ее на собственные деньги.

– Но мне так хочется, – попросил Марк. – Это подарок.

– Ты и так даришь мне слишком много, – возразила Катринка.

– Я ничего не дарил тебе с самого твоего дня рождения. – Это была правда, если не считать подарками новый городской дом с обстановкой, цветы, шелковые шарфы, флаконы духов, кашемировый свитер, который он привез ей из Лондона.

Катринка знала, сколько Марк потратил на то, чтобы выпустить в свет «Интернейшнл». Кроме того, огромные средства ушли на борьбу с внезапным необъяснимым взлетом спроса на акции «Ван Холлен Энтерпрайзис». Катринка коснулась пальцами ожерелья из неограненных рубинов, которое Марк подарил ей на день рождения, и сказала:

– Этого мне хватит надолго. По крайней мере, до следующего дня рождения…

– Тебе оно очень идет, – смущенно сказал он. «Как красива моя жена, – думал он, как она элегантна. Она чувствует себя как дома среди всех этих богачей, потомственных стопроцентных американцев». – Я все-таки куплю эту картину, – решил он. Раз уже они с Катринкой решили жить на вилле «Махмед», которая раньше принадлежала Грэхему, Марк чувствовал необходимость внести свою лепту в ее оформление. Картина, пусть даже небольшая, могла стать хорошим началом. – О'кей?

– О'кей, – сдалась Катринка, беря мужа под руку.

– Садитесь, – шепнула им Александра, пробегая мимо. – Сейчас подадут ужин.

– Леди и джентльмены, – прозвучал эхом голос одного из дворецких, стоящих в дверях. – Пожалуйте на ужин.

Из-под балдахина, сделанного по специальному заказу, где были расставлены столы для трехсот гостей, донеслись звуки оркестра. Катринка и Марк стали медленно продвигаться к выходу и вскоре оказались лицом к лицу с Ниной и Расселом. Катринка улыбнулась и вежливо поздоровалась.

– А, Катринка, как я рада тебя видеть! – неожиданно для себя искренне ответила Нина. Как ни странно, с годами она стала уважать, восхищаться и даже любить свою бывшую невестку, которую когда-то презирала.

Марк обменялся с супругами рукопожатием и отпустил несколько невнятных комплиментов. Он не любил Нину, а Рассела считал человеком легковесным, ненадежным.

– На вас приятно смотреть! воскликнула Катринка с деланым энтузиазмом. – Семейная жизнь пошла вам на пользу!

– Рассел просто удивительный человек, я почти не нахожу в нем недостатков, – сказала Нина, и это была самая серьезная похвала, которую от нее можно было услышать. – Он ужасно балует меня.

– Баловать тебя одно удовольствие, милая, – Рассел Льюис весело улыбнулся.

Милая? Это Нина Грэхем-то милая?

– К тому же она – прекрасный союзник, – продолжал Рассел растекаться в комплиментах. – Ездит со мной по всему штату, помогает собирать голоса. У меня еще никогда не было лучшего помощника. Ей никто и ни в чем не может отказать.

– Да, – Катринка не удержалась от широкой улыбки, – я это тоже заметила.

– Не сомневаюсь, – улыбка Нины быстро погасла. «Зачем эта глупая девчонка бросила моего сына, затрепав имя Грэхемов в газетах самым непотребным образом? – раздумывала она. – Адам и раньше не отличался послушанием, а теперь и вовсе отбился от рук! Может, нынешняя беременность Катринки – всего лишь месть Адаму и мне?» – Какое симпатичное платье. Такое… цветастое! И новое ожерелье, как я вижу!.. – Нотки осуждения появились в ее голосе.

– Подарок Марка, – пояснила Катринка, решив не обижаться. Многие годы Нина обвиняла ее в том, что она не умеет беречь деньги. Катринка уже привыкла к этому.

– Ах да, конечно! – Было совершенно ясно, что Нина хотела этим сказать: «Чего еще можно ожидать от человека его происхождения?» Она оценивающе осмотрела Марка, отметила его безукоризненные черты, но осталась неудовлетворенной. Он был похож на принца из сказки и выглядел довольно аристократично, но его манеры были слишком вызывающими, а его «фрак» – слишком новым. «Он не может сойти за аристократа, – решила она, – у него ничего не выйдет». Нине даже в голову не пришло, что самого Марка это нисколько не интересовало.

Она повернулась к Расселу:

– Пойдем, дорогой. Нам и в самом деле пора искать свои места. До свиданья! – С такими словами она увела своего послушного супруга. Рассел Льюис, похоже, мог противостоять ей не больше, чем любой другой член ее семьи.

Катринка облегченно вздохнула и посмотрела на Марка, который озабоченно рылся в карманах.

– Что ты делаешь? – спросила она.

– Ищу нож, – засмеялся он.

Катринка улыбнулась.

– Она и вправду совершенно невыносима. Ты расстроился?

– Нет, – успокоил жену Марк. – Мне просто не нравится, что она говорит тебе гадости.

– По крайней мере, она говорит их в лицо. Не то, что Сабрина.

Марк засмеялся и еще немного порылся в карманах.

– А ты тоже неплохо научилась метать копья в свою бывшую свекровь.

– Мы сидим за одним столом, – объявил Рик Коллинз, проходя мимо них и крепко держа за локоть свою спутницу. – Идите за мной, – его изящная фигура легко прорезала толпу.

Пока все шло как по маслу. Александре было не на что жаловаться. На ее приглашение откликнулись принцы и принцессы, герцоги, парочка сэров, элита старого общества Палм Бич, несколько новых имен из Веллингтона. Если аукцион пройдет хорошо, то успех вечера не подлежал сомнению. При этой мысли Александру снова пронзил неприятный холодок дурных предчувствий, хотя ослепительная улыбка не сходила с ее лица.

– Не хочешь потанцевать, радость моя? – спросил Тед. Он только что раскланялся со своим собеседником и теперь, стоя за стулом жены, учтиво ждал, когда она ответит согласием, чтобы помочь ей выйти из-за стола.

– С удовольствием, – сказала Марго с улыбкой, поднимаясь. – И не называй меня «радость моя», добавила она шепотом, беря мужа за руку и следуя за ним на танцевальную площадку. Она понимала, что напрасно сердит его, но ничего не могла с собой поделать.

Тед промолчал. Любой его ответ вызвал бы ссору, которая была ни к чему. Вместо этого он обнял жену и притянул к себе. Марго была обижена и сердита и имела на это право. Он никогда и не думал, что сможет так скверно обращаться с кем-либо, тем более со своей собственной женой, которую любил всем сердцем. До недавнего времени… Никогда еще он не чувствовал себя таким несчастным.

Однако временами он чувствовал себя как никогда счастливым. Что он мог с собой поделать? Он вспомнил свои свидания с Гиги, новые эротические ощущения, которые та умудрилась ему подарить… Тед очнулся от грез слишком поздно: член уже напрягся под блестящей черной тканью брюк.

– Неужели я еще возбуждаю тебя? – прошептала Марго и отодвинулась немного, чтобы посмотреть мужу в лицо. Но вместо желания она увидела в его глазах глубокий стыд. – Ах ты, сукин сын, – пробормотала она, вывернулась из его рук и оставила стоять на середине танцевального круга. Не успел он догнать Марго, чтобы принести хоть какие-то неуклюжие извинения, как она уже пригласила на танец Рика Коллинза. Вздохнув, Тед вышел, чтобы выкурить еще одну сигарету, размышляя о том, что он, должно быть, совсем рехнулся, раз согласился сопровождать ее в Палм Бич.

«Что за идиот этот Тед», – подумал Нил, наблюдая за этой сценой. Александра все ему рассказала, но он не верил своим ушам. Это же надо, признаться собственной жене в том, что у него есть любовница, да еще и не знать толком, что после этого делать! Он совсем потерял голову от похоти… Нил помнил, на какие хитрости ему приходилось пускаться, чтобы скрыть от своей первой жены существование Александры. Она так ничего и не узнала, пока он не объявил, что уходит к другой женщине. Как это ни странно, они с экс-женой остались друзьями и, по крайней мере, раз в неделю разговаривали по телефону, о чем Александра, конечно, не знала.

Вообще, последнее время Александра вела себя довольно странно. Вот уже несколько раз он пытался обсудить с ней проблемы, возникающие у «Нап Маннинг», но она или отказывалась воспринимать это всерьез, или ругала его за то, что он не предпринимает решительных действий. Когда он попросил жену сократить расходы, она некоторое время держалась, но вскоре начала транжирить деньги с такой скоростью, будто их источник не имел дна, что, к сожалению, не соответствовало действительности. Нил понимал Александру: после долгих лет строгой экономии она боялась даже думать о том, что снова может оказаться на самом дне. Выслушав его утешения, Александра спешила за покупками к Тиффани или Бердгофу, в то время как женщина из другого класса скорее всего кинулась бы в церковь, чтобы помолиться.

– Вы не будете возражать?

– Против чего? – Нил взглянул сверху вниз на нарядную блондинку. – Простите, я не расслышал. Музыка… – сослался он на первое, что пришло в голову.

– В следующий раз, когда я буду в Нью-Йорке, могу ли я позвонить вам? – повторила женщина свой вопрос. – Мне нужен ваш совет по вложению капитала, – добавила она, заметив на лице Нила удивленное выражение.

Он вспомнил, что ее мужу было уже около восьмидесяти. Ей, насколько он мог судить, не больше тридцати пяти.

– Конечно, – галантно сказал Нил. Он заметил, что Александра танцует с темноволосым черноглазым аргентинцем. Ей, судя по всему, было весело, от прежней тревоги не осталось и следа. – Хотя, от меня может быть не так уж много пользы. Это не совсем то, чем я обычно занимаюсь.

– Ах, да, понимаю, вы привыкли иметь дело с более солидными клиентами. Но я была бы вам так благодарна! Старина Артур стал сдавать последнее время… Иногда мне кажется, что его советники просто дурачат нас. Непредвзятое мнение специалиста очень помогло бы нам.

Она смотрела на Нила так доверчиво, с таким неподдельным восхищением, что тот почувствовал себя польщенным.

– С удовольствием, – сказал он. «Только обед, совместный ужин и ничего больше!» – пообещал он сам себе: эта женщина была совсем не в его вкусе.

Ритм музыки постепенно перешел от старомодного свинга к року.

– Потанцуем? – предложила Катринка, взяв Марка за руку и вовлекая его на танцевальный круг. Через некоторое время они поменялись партнерами – Катринка перешла к Томашу, а рядом с Марком оказалась Лори.

– Как тебе здесь нравится? – спросил Марк, стараясь перекричать музыку.

– Больше чем мне, здесь может понравиться только похитителю бриллиантов, – Лори прокричала это ему прямо в ухо, отчего Марк рассмеялся. – От драгоценностей здесь можно просто ослепнуть!

Музыка все не кончалась. Катринка танцевала с Нилом, потом попыталась расшевелить угрюмого Теда, чтобы не давать повода к сплетням. Наконец, выбившись из сил, она присела передохнуть, а Марк галантно пригласил на фокстрот спутницу Рика.

Оставшись наедине с Катринкой, Рик стал немедленно выуживать из нее новости о Карлосе, точно так же, как Карлос всегда выспрашивал у нее про Рика.

– Вы очень облегчили бы мне жизнь, если бы просто поговорили друг с другом! – воскликнула она с некоторой досадой.

– Мы говорим, – сказал Рик, – но никогда не затрагиваем волнующих нас тем…

Катринка рассмеялась, потянулась и дотронулась до руки Рика.

– Почему бы тебе не забыть о нем? – спросила она. – Почему бы тебе не найти кого-нибудь другого и не начать все сначала?

Рик понял, что она имела в виду не тех типов в черной коже, которых он, вопреки здравому смыслу, продолжал подбирать в барах, и слабо улыбнулся:

– Не у всех столько сил, столько энергии и столько любви к жизни, как у тебя, Катринка!

– Глупости! – возразила она.

– Если бы что-то случилось с Марком, ты смогла бы забыть его и начать все сначала?

– А что может случиться с Марком? – Она сама вот уже несколько дней искала ответ на этот вопрос.

– Ты понимаешь, о чем я…

– Да, да, – ответила Катринка через минуту, глядя, как Марк возвращается с танцевального круга. – Некоторое время я была бы очень несчастна, может быть, очень долго, но потом я бы справилась и начала все сначала.

Подошедший Марк спросил:

– Что бы ты пережила?

– Потерю тебя…

– А ты собралась потерять меня?

– Это… Как ты говоришь, «смоделированная» ситуация.

– Гипотетическая?

– Да.

– Такая, что никогда не может случиться.

– Такая, что может никогда не случиться, – поправила Катринка и встала. – С вашего разрешения. – Перед началом аукциона ей хотелось привести себя в порядок в туалетной комнате. Она быстро двинулась между столиками, замечая среди гостей очень интересные пары: за одним столиком Сабрина разговаривала с женщиной, не имеющей с нею ничего общего, а именно с Сью Уитмор, наследницей Листеринов; за другим Рассел Льюис болтал с Аланом Платтом. «Интересно, о чем?» – подумала Катринка, теряясь в догадках.

В туалетной комнате, к своему огорчению, Катринка столкнулась с Ниной, которая, стояла у зеркала, красила губы.

– О чем только думала Александра, – сказала она, как только заметила Катринку, – когда посадила за наш стол эту несносную Сабрину? Я, конечно, вежливо избегаю ее, но бедняжке Сью Уитмор она просто не дает прохода.

Катринка оглянулась, убедилась, что они одни, и сказала:

– Возможно, она полагала, что немного рекламы не повредит Расселу…

– Он не нуждается в такой рекламе, – отрезала Нина. – Такая реклама никому не нужна.

– Она нужна любому политическому деятелю, – улыбнулась Катринка. Как вы думаете, почему Буш выиграл выборы?

– Джордж Буш выиграл потому, что оказался лучшим кандидатом, – сказала Нина, которая уже давно составила свое мнение по этому поводу. – Он и в этом году выиграет по той же причине.

– Если вы полагаете, что ваш муж сможет победить на выборах без упоминания его имени в газетах, Нина, вы глубоко ошибаетесь…

– Я это прекрасно понимаю. И ничего не имею против популярности, чтобы там ни думали. Но до известного предела, вот так!

Именно этот предел и не поддавался никакому контролю, чего никак не могла понять Нина. Запущенная пропагандистская машина не считалась ни с какими условностями.

– Что ж, я искренне желаю, чтобы все получилось, как вы хотите, – сказала Катринка.

– И получится! – воскликнула Нина. – Надо только твердо стоять на своей позиции.

Когда Катринка садилась на свое место за столом рядом с Марком, Александра представляла присутствующим Стэнли Рамбуа, президента Ассоциации прогнозируемой рождаемости. Произнеся несколько коротких фраз, он, в свою очередь, представил аукциониста из компании «Сотби», которого Александра пригласила вести торги. Распродажа началась медленно, но скоро настроение поднялось, картины расходились под добродушные возгласы и шутки. Марк заплатил семьдесят пять тысяч долларов за понравившуюся ему уличную сценку, а Нил выкупил обратно своего Калфа за ни чем не оправданную сумму в триста двадцать пять тысяч долларов, сразив Альфреда Таубмена, председателя совета директоров «Сотби «и Мари-Лу Уитни. Картина, естественно, стоила намного дешевле, но никто из соперников не вдохновился ею настолько, чтобы продолжать набавлять цену. Кое-кто, однако, полагал, что Нилу не следовало проявлять себя таким пылким борцом. По их мнению, было что-то неприятное в его откровенной алчности. Ощутив это настроение и в какой-то мере разделяя его, Александра заметила, как тускнет блеск ее вечера. «Если из-за этого я потеряю свое место в высшем свете Палм Бич, – подумала она, – Нилу придется туго!»

Пока же Нил покинул бал триумфатором с картиной под мышкой, забыв даже о том, что не имел права тратить столько денег.

Дождь закончился, но ветер еще не утих.

– Она очень нравится мне, – сказала Катринка, глядя, как шофер кладет ее картину в багажник «кадиллака».

– Мы можем ехать? – спросила Марго, спускаясь по ступенькам. От выпитого ее глаза сверкали совсем воинственно.

– Конечно! Почему бы и нет… А где Тед? – Марк оглянулся.

– Какая разница? Надеюсь, что я до конца своих дней не увижу больше этого сукина сына.

– Я уже отвез мистера Джонсона домой, – учтиво доложил шофер.

– Тем лучше! – заявила Марго. – Мне стыдно показываться на публике в его обществе.

Никто не знал, что так кардинально изменило настроение Марго, и никто не хотел об этом спрашивать.

– Ты сама поговоришь с ним, когда вернешься, о'кей? – сказала Катринка. – Я не сомневаюсь, он выполнит любое твое желание.

– Пусть только попробует не выполнить, – засмеялась Марго, садясь в «роллс-ройс». За ней последовали Лори и Томаш.

– Нельзя ли поскорее? – Александра едва дождалась, пока Нил в третий раз поменяет местами две картины в багажнике. – Я ужасно устала. – Она устроилась на заднем сиденье лимузина и закрыла глаза. Вечер прошел с большим успехом. Гости хорошо повеселились, а в фонд Ассоциации прогнозируемой рождаемости было собрано больше миллиона долларов: неплохая сумма в период экономического спада. Хвалы в ее честь будут петь несколько дней, возможно, даже несколько недель. Тем не менее, вместо подъема Александра испытывала непонятное чувство тревоги и опустошения.

Пока шофер заводил машину, Катринка поудобнее устроилась на кожаных подушках «кадиллака». Выглянув в окно, она увидела на ярко освещенных ступенях здания Сабрину. Та стояла и переводила взгляд с «роллс-ройса» на «кадиллак» и обратно, при этом выражение ее лица менялось от оценивающего к удовлетворенному. Похоже, она только что решила какую-то трудную головоломку, но какую? Какие мерзкие сплетни роились в ее мозгу? Катринку передернуло.

– Тебе холодно? – спросил Нил, сидящий напротив.

– Нет, – ответила Катринка, едва поборов желание осенить себя крестом, чтобы отвести дурной глаз, как это делали старые женщины в Свитове. – Мне хорошо.

 

ГЛАВА 20

Оказывается, во время благотворительного бала Сабрина увидела гораздо больше интересного, чем остальные его непосредственные участники. «Происшествие во время танцев шокировало высший свет Палм Бич» гласил заголовок ее колонки в ближайшем номере газеты. Для тех, кто по какой-то случайности не видел, как Марго Джонсон бросила своего мужа в середине танца, Сабрина подробно описала эту сцену, а от себя выразила опасение, что супружеской паре, которая и так с трудом преодолела тяжелое пьянство Теда и угрозу банкротства его компании, грозят еще большие неприятности. «Не замешана ли здесь женщина?» – задавала она невинный вопрос, зная наперед, что осечки не будет. Обладая способностью угадывать чужие мысли, которая заставила бы завидовать любого экстрасенса, Сабрина отметила также недовольство Александры тем, что Нил выкупил картину, которую сам же пожертвовал. Сложите два плюс два и получите в сумме финансовые трудности «Нап Маннинга». Мимоходом Сабрина метнула несколько стрел в Таубменов и Машеков, описала Рассела Льюиса как очаровательного джентльмена, а его жену как красавицу. Катринка была упомянута как «самое яркое пятно на балу».

Если колонка Сабрины носила откровенно ругательный характер, то отчет Рика Коллинза в его телевизионном шоу был добродушен и полон похвал в адрес Александры Гудмен. В личных беседах Рик бывал еще язвительнее, чем Сабрина. Своими меткими остротами о похождениях богатых и знаменитых он мог довести своих друзей до истерики. Но ни в печати, ни на телевидении не позволял себе личных выпадов и никогда не подвергал критике то, что считал добрыми делами. Вместо злопыхательства он полагался на интеллигентность и остроумие.

Однако возможности Сабрины причинять зло были ограничены. Уйдя из концерна ван Холлена, она заметно сузила круг своих читателей. Ее колонки больше не появлялись в газетах Нью-Йорка и европейских столиц. Журналистка специализировалась на международных знаменитостях, а Голливуд интересовали только свои собственные знаменитости.

Все это ей следовало предусмотреть заранее, но она проморгала этот момент из-за непреодолимого желания зарабатывать больше денег и выйти из-под контроля Марка ван Холлена. Она попыталась самостоятельно внедриться со своей колонкой в международную прессу, но потерпела неудачу. С нарастающим отчаянием Сабрина начала осознавать, что сама забралась в гроб и сама захлопнула над собой крышку. Она понимала, что теперь ей надо как-то выбираться из этого гроба.

На ее счастье, Чарльз Вулф пока не догадывался, что даром потерял свои деньги, и имя Сабрины вряд ли поможет продать лишний экземпляр его газеты, что личная жизнь людей, о которых она пишет, может приводить в волнение столицы всего мира, но совершенно безразлична обитателям Парижа в штате Айдахо или Манхэттена в штате Канзас. Пока он был очень доволен своим, как он считал, удачным ходом против Марка ван Холлена. Во время их последней встречи в Нью-Йорке он пригласил Сабрину на ленч в «Ла греноль» и обращался с ней, как с принцессой крови, не в пример ее прежним начальникам. Он также намекал на будущее, полное новых и волнующих перспектив. Что это за перспективы, Сабрина поначалу не догадывалась, но потом вспомнила о недавнем рывке спроса на акции ван Холлена, снова сложила в уме два и два и получила ответ: смена владельца. Не желая портить игру Чарльзу Вулфу, она ни словом не обмолвилась об этом подозрении в своей колонке; она даже не поделилась открытием со своим любовником Аланом Платтом, который постепенно выходил из-под ее контроля. Тем не менее она велела своему брокеру купить акции «Ван Холлен Энтерпрайзис». Марк лишается работы, во главе концерна становится Чарльз Вулф, ее колонка возвращается на страницы мировой печати… От таких перспектив захватывало дух.

В понедельник утром Зузка прочитала колонку Сабрины и сразу передала по факсу копию Катринке, после чего позвонила ей в Нью-Йорк, чтобы выяснить, что же на самом деле произошло в Палм Бич. Катринка, перейдя на чешский, рассказала подруге все, что знала сама. Когда она закончила, на другом конце линии наступило молчание.

– Зузка, ты меня слышишь? – переспросила Катринка.

– Да, да, слышу, – сказала Зузка. – Мне просто очень жаль Марго.

– Да, это ужасно, – согласилась Катринка. – В таком семейном разрыве есть что-то кровавое.

– Все разрывы кровавы, – добавила Зузка. Ее голос звучал измученно.

– Зузка, у тебя все в порядке?

– Да. Все замечательно, – поспешно ответила та. – Я вспомнила о тебе и Миреке Бартоше, вот и все. Как ты была несчастна, когда ваш роман закончился.

Катринка и Зузка выросли в коммунистическом обществе, где любое отклонение от общепринятого стандарта могло стоить жилища, пищи, работы, а иногда и жизни. С раннего возраста они научились держать язык за зубами, хранить тайны. Раз Зузка не хочет говорить, что случилось, значит так нужно.

– Марго очень разумная женщина, – сказала она. – У нее все будет прекрасно. Катринка глубоко верила в эмоциональную гибкость всех своих подруг. Они могли преодолеть все проблемы, с которыми сталкивались в жизни. – Как и у всех у нас, zlaticko.

– Кто знает? Может, ты и права, – засмеялась Зузка. – А как твой новый дом? – спросила она, сменив тему. – Мне не терпится увидеть его.

Все находили новый городской дом сказочным. Катринка и Карлос избежали аляповатости и безвкусицы. В доме не было ни позолоты, ни бахромы на шторах, ни роз, напоминающих капусту. Ощущение богатства было достигнуто сочетанием бледных красок, тонких тканей и изысканных дорогих вещей. Белый мраморный пол с инкрустациями покрывал весь первый этаж, объединяя гостиную, небольшой холл, столовую и библиотеку. Тяжелые шторы свисали с деревянных карнизов на окнах. Удобная современная мебель перемежалась с роскошными антикварными столами и комодами. Стену в гостиной украшал многокрасочный гобелен семнадцатого века, изображавший пасторальную сцену, а на каждой стене в столовой висели в рамках геометрические рисунки.

Теперь, когда все было закончено, за исключением некоторых предметов мебели, которые еще не завезли, Катринка показывала свое новое детище друзьям, приходившим к ней по одному или небольшими группами; она даже дала свое согласие на статью в «Аркитекчурал дайджест», который и раньше писал об ее отелях и домах.

– Какая жалость, что «Шик» не написал об этом! – воскликнула Марго, которая вместо того, чтобы вернуться в Монте-Карло, вылетела в Нью-Йорк вместе с Катринкой и Марком на самолете, принадлежащем его концерну. – Дом просто сказочный.

– Тебе было удобно? У тебя было все, что необходимо? – спросила Катринка, входя в уютную библиотеку, отделанную деревянными панелями. По пятам за ней следовали Бруни и Бабар, две восточноевропейские овчарки, которых недавно приобрел Марк.

– Абсолютно все. Анна заботилась обо мне, – сказала Марго, протягивая руку, чтобы погладить Бруни.

Катринка с удовольствием упала на широкую софу, скинула туфли и поджала под себя ноги.

– Устала, сил нет. – Весь день, за исключением обеда со своим бухгалтером в ресторане «Фор сизенз», она провела в «Праге» в трудных переговорах с рекламным агентством по поводу освещения открытия нового коктейль-зала «Старлайт клуб» в нью-йоркской гостинице «Амбассадор», который должен был принять первых гостей в середине мая. – Как хорошо быть дома. Ты провела здесь весь день?

– По правде сказать, я трудилась как пчелка.

Катринка посмотрела на подругу изучающим взглядом:

– Чем же ты занималась? Сейчас у тебя настроение гораздо лучше, чем утром.

– Настоящая женщина не может долго находиться в плохом настроении, – сказала Марго, и ее большой рот расплылся в улыбке.

Стук в дверь прервал их беседу, и в комнату вошла полная приятная седоволосая экономка, неся в руках серебряный поднос с чайным сервизом и тарелочкой итальянского печенья.

– Спасибо, Анна, – поблагодарила по-чешски Катринка, – это именно то, что мне сейчас нужно.

– Я приготовила чай и для миссис Джонсон, но, может быть, она желает чего-нибудь другого?

– Марго, может, ты хочешь чай из трав? Вино? Шампанское? – Катринка перешла на английский.

– Лучше чай. Если я выпью, то опять начну плакать.

Анна разлила чай по чашкам и удалилась. Как только она ушла, Катринка снова повернулась к Марго:

– Ну а теперь все-таки скажи мне…

Она обедала с детьми, рассказала Марго Катринке. Ее дочь работала помощником редактора журнала «Шик», а сын – младшим редактором в одном из крупных издательств. Оба они весьма удивились, что их мать оказалась в Нью-Йорке. Не желая быть причиной семейной войны, которая разразилась между Элиотами, когда Стивен бросил Дэйзи, Марго не стала им рассказывать слишком много, сказала только то, что они с Тедом переживают сейчас трудный период и договорились пожить некоторое время порознь. Потом, когда дети свыкнутся с этой мыслью, она расскажет им, что в действительности произошло.

– Да и то не до конца. Я не хочу, чтобы они возненавидели своего отца. Разве что самую малость, – поправилась она. – После обеда я позвоню ему.

– Теду? – Марго утвердительно кивнула. – Что он сказал тебе?

– Он разъярился из-за того, что я поговорила с детьми. Как это похоже на мужчин! Сказал, что еще ничего не произошло. Я ответила, что если для него еще не решено, то я для себя уже все решила.

– А ты решила?

Марго пожала плечами.

– Наверное. Не знаю. Я никогда не думала, что такое может случиться со мною и Тедом. – Она немного помолчала. – После этого меня пригласил на коктейль издатель «Шика». Я позвонила ему просто из вежливости. Он предложил встретиться. Мы посидели в баре в отеле «Плаза». – Она помолчала секунду и добавила. – У меня сложилось впечатление, что он не слишком доволен тем, как идут дела в журнале.

– Упал тираж?

– Нет. Но рекламы стали давать меньше. И его очень беспокоит соперничество между харперовским «Вогом» и «Сэвви». Он боится, что они переманят к себе всех талантливых журналистов.

– Он предложил тебе работу?

– Не то, чтобы предложил, – сказала Марго. – Но он спросил, не возникло ли у меня желания вернуться к работе.

Катринка потянулась за чайником и налила себе и Марго еще по чашке.

– И что ты на это сказала?

– Что эта мысль последнее время возникала у меня по нескольку раз на дню. – Марго откусила кусочек печенья и добавила: – Если мы с Тедом не помиримся, мне нужно будет чем-то занять себя.

– Вы помиритесь, – сказала Катринка не очень убедительно.

– Не знаю, – неуверенно пожала плечами Марго. – Даже если он и бросит эту свою… банковскую служащую, не знаю, смогу ли я простить его.

– Люди все время прощают друг друга.

– Ты же не простила Адама.

– Он никогда не просил об этом, – быстро сказала Катринка.

– А ты бы простила Марка, если бы он изменил тебе?

Этот вопрос причинил Катринке такую боль, что она вздрогнула.

– Не знаю, – грустно призналась она. – Может быть. Это зависело бы от обстоятельств.

– Ты не обиделась? – спросила Марго.

– Нет, – ответила Катринка не очень искренне.

– Я не хотела расстраивать тебя.

– Ты не при чем. Это все гормоны, – Катринка слабо рассмеялась. – Из-за них у меня бывает плохое настроение. Просто не знаю, как Марк терпит меня.

– А вот угадай, что еще я сделала? – Марго вернулась к старому.

– Что?

– Я позвонила Стивену Хефлину в Лос-Анджелес и договорилась с ним о встрече. Не могу же я возвращаться на работу старой калошей. Как ты думаешь, Зузка сможет принять меня на несколько дней?

– Конечно, – сказала Катринка. – Она будет в восторге. – Она потянулась к телефону и сняла трубку. – Давай сейчас же ей позвоним.

Хорошее настроение Марго продержалось только до обеда. После бурно проведенного уик-энда никому не хотелось выходить из дома, поэтому супруги ван Холлен и их гостья пообедали дома. Прямо за столом Марго не удержалась и заплакала.

– Простите, – пробормотала она, промокая глаза салфеткой. – Это все вино виновато.

– Может, мне испариться, чтобы вы могли поболтать вдвоем? – спросил Марк.

– Нет, нет, я и так уже успела надоесть Катринке.

– Ничего подобного, – возразила Катринка.

– Во всяком случае, спасибо, Марк. Ты почти восстановил мою утраченную веру в мужчин.

Марк рассмеялся.

– Я польщен!

* * *

Все оставшееся время визита настроение Марго менялось от одной крайности к другой, и когда в четверг утром наступило время прощаться, Катринка вышла в центральный холл с чувством некоторого облегчения.

– Ты просто ангел, – вздохнула Марго, обнимая ее за плечи. – Спасибо, что дала мне выплакаться.

– Всегда к твоим услугам, – сказала Катринка. – Позвони мне из Лос-Анджелеса. Расскажи, как у тебя идут дела.

– Обязательно, – Марго кивнула и пошла вслед за дворецким, который нес ее чемоданы по ступенькам к ожидающему лимузину.

Не обращая внимания на любопытные взгляды прохожих, Катринка стояла на пороге и смотрела, как Марго, усевшись в машину, расправляет юбку, чтобы не помять ее.

– Марго уехала? – спросил Марк, поднимая глаза от «Уолл-стрит джорнел», когда Катринка устроилась напротив и налила себе чашку чая. Когда она утвердительно кивнула, он улыбнулся и сказал:

– Наконец-то наступило долгожданное спокойствие.

– Она так несчастна…

– Я сочувствую Марго, но… – Марк покачал головой. В последнее время ему стоило больших усилий справляться с перепадами в настроении Катринки. Когда к этому добавились еще проблемы Марго, он почувствовал, что это слишком. – Она бывала довольно капризной.

– Я не могла не предложить ей остановиться у меня.

– Ты всем предлагаешь.

Катринка осуждающе посмотрела на него.

– Неужели ты против?

– Да нет! Нет. Как я могу быть против, если тебе это нравится.

– Я не хочу чувствовать себя виноватой, когда приглашаю своих друзей к себе домой, – упрямо сказала Катринка.

– Вот и не чувствуй себя виноватой!

– Особенно, когда у них неприятности…

– Приглашай, кого хочешь, – Марк, похоже, начинал злиться.

– Я не знала, что ты будешь возражать.

– Иисус Христос! – воскликнул Марк. – Мы закончим этот разговор когда-нибудь?

– Нет, – ответила Катринка, и Марк вскочил и пошел к дверям.

– Ты куда? – крикнула она ему вслед.

– На работу, – буркнул он. – Я позвоню тебе позже.

Марк не позвонил, как обещал, но в одиннадцать часов утра принесли букет роз с карточкой без подписи, которая гласила: «Поговорим позже. Я люблю тебя».

– Почему Грег никогда не делает ничего подобного, когда мы с ним поссоримся? – спросила Робин, глядя, как Катринка расставляет розы в вазе из чешского хрусталя. – От него можно дождаться разве что извинения, да и то он почти никогда не просит прощения всерьез.

– Лучше совсем не ссориться, – сказала Катринка.

– Все ссорятся. Это нормально.

– Мои родители не ссорились.

– Конечно, ссорились, – сказала Робин. – Ты просто не помнишь.

«Разве мои родители ссорились?» – думала Катринка, оставшись одна и усевшись за проверку счетов казино лондонского «Амбассадора». Она не могла припомнить ни одного скандала, но через некоторое время решила, что Робин наверняка права и что родители все-таки хоть иногда ссорились. Все, что она помнила, было ощущение любви, ощущение защиты. Она хотела бы дать то же самое своему ребенку, которого они зачали с Марком, она хотела вернуть это ощущение своему сыну Кристиану. Кристиан, ее трудный сын. Она нажала кнопку вызова секретарши.

– Свяжитесь, пожалуйста, с Кристианом. Он в Бонне, – велела она секретарше. – Звоните, пока он не ответит.

Сколько бы она ни обещала самой себе, что не будет баловать его, что даст ему достаточно свободы, необходимой для того, чтобы он полюбил ее так же, как и она его, но иногда ей нужно было просто услышать его голос, чтобы убедиться, что после стольких лет поисков она действительно нашла его. Робин, конечно, была права. Все ссорятся, но это нормально. Имеет значение только то, что они с Марком любят друг друга, что они честны друг перед другом и что они обречены вместе искать выход из любых трудных положений. Она вдруг почувствовала себя гораздо лучше, и, когда секретарша дозвонилась до Кристиана, она с улыбкой взяла трубку и сказала:

– Кристиан, zlaticko, как я рада слышать твой голос… Нет, нет, все в порядке… Я просто хотела еще раз уточнить, когда ты приедешь на Кап-Ферра…

Велев своему секретарю отослать Катринке цветы, Марк сразу настроился на деловой лад. Несмотря на то, что «Интернейшнл» приняли хорошо, доходы от рекламы все еще отставали от того уровня, на который он рассчитывал. Поэтому большую часть утра он посвятил совещаниям с руководителями отделов рекламы и пропаганды в отделениях «Ван Холлен Энтерпайзис» по всему миру. Оборудование, которое использовалось для этой цели – последнее слово техники в области телекоммуникации, было одной из причин того, что новый журнал увяз в долгах. Но Марк верил, что вложение средств в современную технику принесет со временем неплохие доходы.

На сегодняшний день Марку было необходимо пресечь попытку перехватить у него компанию. Он только что потратил столько средств, чтобы запустить «Интернейшнл», и скупил огромное количество акций, чтобы остановить истерический рост спроса. Теперь у него не оставалось для этого достаточно наличных денег.

– Мне кажется, у тебя начинается паранойя, – сказал Кэри Пауэрс, когда Марк снова поднял эту тему. Они вместе шли по коридору в кабинет Марка в здании концерна.

– Правда, – усмехнулся Марк. Маленький, начинающий лысеть Кэри был не только гением по части финансов, но и его лучшим другом. Именно благодаря ему концерн ван Холлена остался на плаву в тяжелейшие годы после смерти Лизы и мальчиков, когда Марк большую часть времени проводил в самых глухих уголках мира, пытаясь примириться со своей утратой.

– Ты все время ждешь худшего. Никто больше не позарится на твои акции. Восьмидесятые кончились. Ни у кого теперь нет денег.

– Вот поэтому происходящее и кажется мне таким странным.

– Может, ничего и не происходит, – терпеливо пояснил Кэри в надежде, что Марк прислушается к его доводам.

Обычно Марк безоговорочно доверял мнению Кэри, однако на этот раз с сомнением покачал головой:

– У меня такое ощущение…

– Какое?

– Будто я иду по темной улице в полночь и вдруг слышу за спиной чьи-то шаги…

– Марк, я расспрашивал всех, кого знаю, не хочет ли кто поживиться за наш счет, и каждый раз получал отрицательный ответ.

– То, что никто ничего не видит, еще не означает, что видеть нечего.

– Если допустить…

– Я ориентируюсь на свой инстинкт самосохранения…

Кэри рассмеялся:

– Инстинкт самосохранения? Поверь мне, этот инстинкт не всегда приводит к победе.

– Ты и в самом деле думаешь, что я совсем сбрендил?

– Да. На этот раз так и есть.

– О'кей. Мы затаимся на время. Но дай мне знать, если услышишь что-нибудь новое… Хоть что-нибудь, понял? Не зависимо от того, каким бы незначительным это тебе ни показалось…

– Буду держать глаза и уши открытыми.

Зажужжало переговорное устройство. Марк потянулся к трубке. Кэри встал и направился к двери.

– Поймаю тебя попозже, – сказал он.

– Слушаю?

– Моника Бранд на третьей линии, – сказал его помощник, молодой человек по имени Джош Аллен, мечтавший, что когда-нибудь в один прекрасный день он сам станет во главе компании.

– О, черт, – буркнул Марк. – О'кей, я поговорю с ней. – Он скрепя сердце нажал кнопку третьей линии, зная, что Катринке это не понравилось бы. Моника Бранд совершенно выводила ее из себя. – Привет, Моника! Ты в Нью-Йорке?

– Ага. Только что приехала. И очень рада, что нашла тебя. Я думала, ты можешь быть в разъездах…

– Нет, я на месте. Как у тебя дела?

– В порядке. По правде говоря, здорово! Даже несмотря на то, что ты отказался принять меня на работу.

Марку пришло в голову, что он и не знал никогда, откуда у нее деньги, чтобы одеваться так стильно. Уж, конечно, не из гонораров за те несколько статей, которые ему пришлось прочитать.

– Не стоит упрекать меня в этом, – ровным голосом сказал Марк. – Если откроется вакансия, подходящее для тебя место… Кто знает?

– У меня есть одна прекрасная идея, – рассмеялась Моника. Во всяком случае я позвонила тебе не для того, чтобы вымаливать работу. И даже не в связи с интервью, которое я бы хотела у тебя взять.

– Не стану отрицать, что чувствую большое облегчение.

– Я звоню, чтобы попросить тебя об одном одолжении.

– Пожалуйста…

– Но я бы не хотела говорить об этом по телефону.

Голос ее звучал низко, мелодично, соблазнительно. В какое-то мгновение Марк подумал, что неплохо было бы встретиться с ней. Раньше он бы так и поступил. Но сейчас он женат и любит свою жену.

– Сейчас это будет довольно сложно устроить. У меня очень плотный график.

– Марк ван Холлен, уж не боишься ли ты меня? – соблазнительный голос дразнил, искушал. – Небольшой ленч? Разве он повредит тебе?

– Не стоит, Моника. Я же сказал, я занят.

– А я так люблю проводить с тобой время. Таких, как ты, очень немного, и ты это знаешь. Умный, удачливый…

– Ты, наверное, вращаешься не там, где надо.

– Сексуальный и такой красивый, – продолжала она.

– Моника, я польщен. Правда. Не каждый день такие красивые женщины как ты звонят мне по телефону и осыпают комплиментами. Сказать по правде, в другое время я бы мчался в такси туда, откуда ты звонишь…

– Я звоню из «Карлайла», – быстро сказала она.

– Но в данный момент и в обозримом будущем я занят другими делами.

– Жаль, – мягко сказала она.

– Да, – согласился Марк. В этот миг его желание концентрировалось на жене, что по многим причинам было огромным облегчением. И все же мысль о похоти ради самой похоти имела привлекательные стороны. Он ведь тоже человек, в конце концов.

– О каком же деле ты говоришь? спросил он, уверив себя, что если она попросит о чем-то предосудительном, он откажется.

– Можешь дать мне рекомендательное письмо, чтобы я устроилась на другую работу?

Марк не понимал, каким образом письмо от него может помочь Монике, которая ни одного дня не проработала в «Ван Холлен Энтерпрайзис», но ему показалось, что отказать ей в такой небольшой просьбе было бы несолидно.

– Конечно, – согласился он. – Завтра утром все будет готово.

– Я заеду и заберу. Когда это лучше сделать?

Он собрался было сказать, что пошлет его с посыльным в «Карлайл», но вовремя понял, что это тоже будет выглядеть несолидно.

– В любое время после десяти. – Он предупредит Джоша, чтобы тот не пускал Монику к нему. – Увидимся…

* * *

Вернувшись вечером домой, Марк не стал рассказывать жене о телефонном звонке Моники Бранд. Хватит с него и того, что придется объяснять внезапный уход утром, решил он. Минуя лифт, Марк поднялся по лестнице на второй этаж, пошел в спальню и проследовал в ванную комнату Катринки, где и нашел ее, стоящей обнаженной перед зеркалом, накладывающей на лицо косметику. Он обнял ее за талию, положил ладони на живот и поцеловал в затылок.

– Привет, – прошептал он. – Как провела день?

– Прекрасно, – ответила она. – А ты?

– Я бы провел его еще лучше, если бы знал, что ты уже не сердишься на меня, – сказал он, отпуская Катринку, которая тут же повернулась к нему лицом.

– А кто тебе сказал, что я уже не сержусь?

– Я и сам это вижу.

– Да, я уже не сержусь на тебя, – подтвердила она и небрежно поцеловала его в губы. – Иди переодевайся, а то мы опоздаем.

– Куда? – Нельзя сказать, что он обрадовался такой перспективе.

– Мы идем на благотворительный вечер, устраиваемый в фонд больных церебральным параличом. Разве Джош не напомнил тебе?

– Да, верно, – нахмурился Марк. – Он говорил об этом сегодня утром, но я постарался забыть.

– Ты не хочешь идти?

Верным средством замять сегодняшнюю ссору, подумал Марк, было бы сказать «да», переодеться и последовать за женой. Но это не ликвидировало бы проблему в корне. В его интересах было действовать с дальним прицелом.

– Нет, – ответил Марк. – Не хочу. – Он отвернулся и, снимая пиджак, направился в ванную комнату.

Накинув шелковый пеньюар, Катринка босая двинулась за ним.

– Иди одна, если хочешь. Я просто посидел бы дома и почитал.

– Я не хочу никуда идти без тебя.

– Это глупо. – Раздевшись окончательно, Марк вместо того, чтобы идти под душ, накинул махровый халат, взял Катринку за руку и сказал. – Давай немного поговорим. – Он повел ее в спальню, усадил в кресло, а сам пристроился на краю кровати лицом к ней. – Я целый день думал о нас.

– Я тоже.

– То, как мы жили целый год до свадьбы, несколько исказило наши представления друг о друге.

– Ты хочешь сказать, что не имел представления, до какой степени я люблю общество? Катринка улыбнулась, хотя глаза ее смотрели серьезно.

– Именно. А ты и не предполагала, что я окажусь таким домоседом.

– Неправда, – возразила Катринка. Ты тоже любишь общество.

– Когда я в настроении. Проблема в том, что такое настроение посещает меня лишь иногда.

– Если ты попытаешься доказать, что мы… – она подыскивала английское слово, – несовместимы, то это глупости. Это не так! У нас очень много общего…

– Я и не собирался это доказывать. Я только хочу напомнить тебе, что я завел дом на Гебридах не без причины.

– Но мне очень понравилось там.

– Я знаю. Это меня и подвело. – Она открыла было рот, но он прервал ее. – Послушай, каждая пара должна приспосабливаться друг к другу. Нам с тобой предстоит выработать такой образ жизни, который устраивал бы нас обоих.

– Но я же не буду ходить в гости одна, – упрямо сказала Катринка.

– А я не собираюсь посещать каждый, будь он проклят, благотворительный вечер в Нью-Йорке. Итак, что же нам теперь делать?

Катринка на секунду притихла, чувствуя, как натянулась нить, связывающая их сердца.

– Не знаю, – помедлив сказала она. Как глупо! Она должна была что-нибудь придумать.

– Мне нужно время, – продолжал Марк, – когда я могу побыть наедине с самим собой. Я не хочу проводить вне дома каждый вечер. Я не могу, чтобы в доме постоянно были гости. Я хочу, чтобы у нас было время на общение друг с другом.

– Я тоже этого хочу, – сказала Катринка, немного повеселев. Она даже начала улыбаться.

– Ну так что?

– Это очень несложная проблема. Мы договоримся.

– Несложная?

– Мы вместе будем обсуждать наши планы. Мы решаем, что мы хотим сделать, и делаем так, как хотим.

– А если я не захочу куда-то пойти, а ты захочешь?

– Если это важно, ты пойдешь. Если нет, я приглашу кого-нибудь другого или вообще не пойду.

– Мне тоже можно приглашать кого-нибудь со стороны, если ты не захочешь пойти со мной?

– Этого никогда не случится, – она счастливо рассмеялась. – Разве что я заболею, но тогда тебе придется оставаться дома и ухаживать за мной. Во всяком случае, я редко болею.

Марк рассмеялся.

– А что, если у нас возникнут разногласия насчет того, важно это или нет?

– Тогда мы поссоримся. Это нормально. Когда-то же нам надо ссориться!

Марк потянулся к жене, взял ее за руку и посадил к себе на колени.

– Как я люблю тебя!

– Я знаю. – Она поцеловала его в макушку.

– Сегодня мы останемся дома?

– Сегодня останемся дома, – согласилась Катринка. Это не слишком важное мероприятие. Мы не заплатили за свой столик. Этого уже достаточно.

Марк коснулся губами ее шеи, подбородка и носа.

– Не хочешь вместе со мной постоять под душем?

– Я только что оттуда, – ответила она, поддразнивая мужа.

Он сбросил Катринку с колен на кровать. Наклонившись над ней, он расстегнул ее пеньюар.

– А что если я немного встряхну тебя? Может, тогда ты согласишься?

– О, да, – простонала она, чувствуя, как его рука скользнула вдоль ее бедра. – Конечно…

 

ГЛАВА 21

Далеко не все шло так, как хотелось бы Адаму Грэхему. Его адвокатам удалось найти компромисс, чтобы отвести иск против пароходной компании «Грэхем Марин», и теперь они советовали ему уплатить тридцать четыре миллиона долларов, вместо того, чтобы идти на риск судебного разбирательства.

Позвонила Лючия и сообщила, что Патрик Кейтс проиграл второй заезд в полуфинале кубка в Сан-Диего, это означало, что участие Патрика в дальнейших соревнованиях под вопросом. Это грозило не только возможным спадом деловой активности судовых верфей, но и потерей миллионов долларов.

Но больше всего его раздражало то, что ему не удалось ослабить положение Марка ван Холлена в совете директоров «Ван Холлен Энтерпайзис», а попытки Чарльза Вулфа скупить акции концерна пока были чересчур робкими. Если Вулф осторожничает из-за нехватки денег, то где же Адам сможет раздобыть их? Он сомневался даже в том, что сможет найти достаточно наличных, чтобы замять групповой иск.

Наступил апрель, а итальянцы все еще тянули кота за хвост. Казалось, никому не хотелось приобретать киностудию, во всяком случае, его киностудию. И несмотря на то, что его люди всячески пудрили мозги Томашу, тот вместо того, чтобы относиться к этому как обычному делу, сделал несколько попыток отдать свой любимый сценарий на сторону. Как будто кто-то другой, будучи в здравом уме, мог всерьез заинтересоваться исторической лентой о китайских иммигрантах. Если «Обреченный на смерть» был последним шансом киностудии получить доход в этом году, то в следующем все надежды «Олимпик Пикчерс» возлагались на «Бреющий полет». Итак, Адаму был необходим удачливый режиссер, чтобы показать его итальянцам: удачливый режиссер, сценарий, замешанный на сексе и насилии, и звезда на главную роль.

«Но киностудия, это еще «цветочки», – думал Адам, лежа на банкетке в библиотеке своей квартиры на Пятой авеню и наблюдая, как Центральный парк медленно погружается в сумерки. По крайней мере, финансовое состояние «Олимпик Пикчерс» не вызвало беспокойства. Со временем покупатель найдется. А вот как продать танкерный флот, яхту или квартиру? Ведь если он не продаст хоть что-нибудь, и поскорее, ему придется объявить себя банкротом, чтобы спасти оставшиеся капиталы…

Мысль о расставании с собственностью была неприятной, исключение составляла квартира, от которой он давно хотел избавиться. Она была слишком большой. На ее содержание уходила уйма денег. Если выражаться точнее, он ненавидел ее. Еще совсем недавно он с нетерпением ожидал окончания бракоразводного процесса и отъезда Катринки, но когда в декабре прошлого года он снова поселился здесь, то обнаружил, что элегантный дом, который когда-то так любил, превратился в квартиру, населенную призраками прошлого.

Зазвонил телефон, но Адам не шевельнулся, чтобы поднять трубку. Он знал, что кто-нибудь из обслуги ответит на звонок. И действительно через минуту вошел Картер, его дворецкий, и сообщил, что внизу, в машине, ждет шофер.

– Скажи ему, что я буду через пятнадцать минут, – сказал Адам, с досадой поднимаясь и направляясь по коридору в свою спальню. Опоздает он на встречу, назначенную на семь часов, или нет – не имело никакого значения, но он не хотел опаздывать на ужин со своей матерью и отчимом. Ему нужна помощь Рассела, чтобы протолкнуть очень нужный контракт для «Грэхем Марин».

– Почему бы тебе не заняться перестановкой мебели, пока меня нет дома? – спросил он ворчливо.

Картер удивился.

– Как это?.. Как именно вы хотите переставить мебель?

– Да никак, – коротко буркнул Адам. – Просто сдвиньте ее куда-нибудь.

Поскольку вся обстановка была тщательно продумана, Картер неуверенно огляделся, недоумевая, каким образом он может выполнить приказ хозяина и не превратить квартиру в хаос.

– Хорошо, сэр, – наконец произнес он, зная, что когда на Адама находит такое настроение, с ним лучше не спорить.

Именно потому, что здесь ничего не изменилось со времени отъезда Катринки, Адам и чувствовал себя так странно, так неуютно. Иногда ему казалось, что Катринка вот-вот войдет и что-то спросит, или что-то скажет на своем нелепом неправильном английском. Войдя в спальню, он с неудовольствием посмотрел на огромную кровать, представляя себе в ней не только Катринку, но и Марка ван Холлена. Его охватил знакомый прилив злости, он отвернулся и стал сбрасывать с себя одежду. Душ – вот что ему нужно. Это прочистит ему мозги.

Через пятьдесят минут «мерседес» Адама Грэхема мягко подкатил к жилому дому в районе Ист-Фифтиз и остановился. Дейв, его шофер, вышел и открыл ему дверцу.

– Я буду через полчаса, – бросил Адам.

Дейв кивнул, захлопнул за ним дверцу машины. «Что еще он затеял?» – думал шофер, глядя, как Адам подходит к дому, проверяет адрес, нажимает на кнопку звонка, ждет минуту, затем открывает дверь и входит. Хотя привратник отсутствовал, дом был чистый, ухоженный, обычный. В этом и заключалась загадка. Слишком уж он обычный. Он не относился к тем домам, какие обычно посещал Адам Грэхем.

Адам думал примерно то же самое, когда двери лифта открылись и перед ним предстал узкий коридор с полом, покрытым линолеумом. Он сверился с указателем на стене, пошел налево, остановился перед квартирой 7С, позвонил и стал нетерпеливо ждать, удивляясь самому себе.

– Ты просто красавец, – протянула Шугар Бенсон, открыв зеленую дверь квартиры. – Какой хороший костюм!

– Я очень рад, что заслужил твое одобрение, – Адам шагнул в квартиру, чуть не оттолкнув женщину. Ему не терпелось уйти из коридора, где его случайно могли узнать по газетным и журнальным фотографиям.

– Почему-то у меня такое впечатление, что я твоего не заслуживаю.

– Как ты можешь гак говорить? – сказал он, небрежно целуя ее в губы перед тем, как усесться на широкой софе. Ты выглядишь неотразимо как всегда. Шугар действительно можно было принять за телезвезду, а не мадам с сомнительной репутацией. Извини за опоздание, – сказал Адам, хотя ему было совершенно наплевать. – Мы одни?

– Как ты просил. Я отослала девочек поужинать пораньше.

– Хорошо. – Такая встреча у него на работе или дома не могла состояться ни под каким видом. Он также не хотел, чтобы на его счетах возникли телефонные номера, связанные с Шугар. Это могло вызвать ненужные толки, если кто-то начнет интересоваться им. С его стороны это не было излишней мерой предосторожности. Почти ежедневно в «Нью-Йорк таймс» появлялись сообщения о том, что тот или иной брокер с Уолл-стрита, та или иная компания подпадали под расследование правительственных органов. Краткий визит в «офис» Шугар представлялся наиболее безопасным вариантом. Он осмотрел просторную комнату, выдержанную в персиковых тонах, со светлой мебелью. Ему вспомнились чьи-то слова о том, что женщинам очень к лицу персиковый цвет. И действительно, Шугар он не портил, думал он, смерив ее взглядом от ножек в туфлях фирмы «Чарльз Джордан» до волос цвета меда.

– Красиво у тебя, – протянул он.

Штаб-квартира «компании» Шугар находилась в Лондоне, но вот уже несколько месяцев в этой самой квартире действовал ее филиал. Одна из спален, оборудованная компьютером, множительным аппаратом и факсом, использовалась как офис. Здесь, как и в Лондоне, документы содержались под сложным шифром, который, как была уверена Шугар, никто не смог бы разгадать. Ключ к шифру был надежно упрятан, в данном случае в нише над ложным камином. Это были апартаменты управляющей, а ее две помощницы жили в другой квартире в этом же доме. Все было прилично и не вызывало подозрений у соседей. В Нью-Йорке соседи не отличались любопытством. В основном деловая активность шла по телефону в туманных выражениях, в которых нельзя было отыскать ничего предосудительного. Если не возникало проблем, девушки, сновавшие между Европой и Штатами, а иногда и Азией, редко останавливались в этой квартире, разве что для сверки счетов.

Официально, для финансовых органов Англии и Штатов, Шугар Бенсон занималась компьютерным бизнесом. Помня, что сделали французы с бедной мадам Клод, она внимательно следила за тем, чтобы фальшивые документы были всегда в порядке, и исправно платила налоги как британскому, так и американскому правительствам.

– Хочешь чего-нибудь выпить?

– Нет, спасибо, – сейчас Адаму была нужна ясная голова. – У меня не так много времени.

Шугар села в кресло против него и скрестила свои стройные длинные ноги так, чтобы Адаму видна была полоска голого бедра там, где кончался чулок.

– Ты мог бы пригласить меня на ужин, – сказала она, но ее голос звучал скорее кокетливо, чем обольстительно.

– К сожалению, я сегодня ужинаю с матерью и не думаю, что вам бы понравилось общество друг друга.

– Ах, я право не знаю. Мне говорили, что я прекрасно лажу с надменными старыми дамами.

На секунду Шугар подумала, что зашла слишком далеко: Грэхемы относились к себе очень серьезно. Но Адам рассмеялся.

– Может, в другой раз, – сказал он, не придавая словам значения.

– Может, в другой, – согласилась улыбающаяся Шугар. – Тогда почему бы нам не приступить к делу, чтобы ты не опоздал на свидание с мамочкой?

– Превосходная идея. – Из внутреннего кармана Адам вынул бумажник с чеками «Америкэн экспресс», положил на журнальный столик перед собой, потом взял ручку, которую дала ему Шугар. Однако вместо того, чтобы подписывать чеки, он поудобнее устроился на софе и внимательно посмотрел на партнершу.

– Ты заметила, что я плачу тебе очень большие деньги за очень небольшую услугу?

– Неужели? – Шугар приятно улыбнулась. В этот момент она была похожа на рекламного агента, пытающегося поддержать свою марку. – Мы расходуем целое состояние на взятки, телефонные переговоры, театральные билеты, авиатранспорт… Бедняжка Моника совсем сбилась с ног.

– Может, она просто отдыхает за мой счет?

– Я предупреждала тебя, что это будет нелегко, – сказала Шугар, в первый раз позволив себе повысить голос. Она сама очень болезненно воспринимала, что до сих пор ни одна из ее девиц не сумела соблазнить Марка ван Холлена, слывущего отъявленным плейбоем.

– Он что? – сказал Адам. – Какой-нибудь трахнутый святоша?

– Не трахнутый, а не трахающийся…

Адам улыбнулся. Он провел рукой по своим коротким с сединой волосам и сказал:

– Может, с самого начала наша затея была обречена?

– Хочешь закрыть счет и сдаться? – поинтересовалась Шугар. – Может, так и стоит сделать? Но я никогда еще не встречала в жизни мужчину, который в конце концов не поддался бы искушению.

– Этот «конец концов» где-то за горами… Пока доберешься до него, можно разориться.

– Ну что ж, милый, тебе решать, – Шугар выпрямила ноги, откинулась на спинку кресла и стала ждать решения.

Адам сидел неподвижно, прикидывая свои шансы. Он тратил много времени на мысли о Марке ван Холлене и много денег на попытки разделаться с ним. Подсчитать убытки и объявить перерыв? Нет, он не способен на это. Не сейчас, во всяком случае. И не только из-за Катринки. Она почти не имела отношения к его желанию уничтожить Марка ван Холлена. Достаточно было того, что Марк до крайности раздражал Адама.

Наконец ему показалось, что он нашел решение.

– Говорят, надо сохранять хорошую мину при плохой игре, – весело сказал он.

Шугар кивнула.

– Верно. Но какое отношение это имеет к нашей маленькой проблеме?

Адам наклонился вперед и стал подписывать счета.

– Сейчас объясню… – сказал он.

 

ГЛАВА 22

Дэйзи сошла по лестнице в большой, выложенный изразцами холл виллы «Махмед». Не обнаружив здесь признаков жизни, она двинулась дальше по направлению к внутреннему дворику, где в хорошую погоду подавали завтрак. Катринка уже сидела за столом…

– А где все? – спросила Дэйзи, присаживаясь напротив нее.

– Уехали на яхту. Кроме Марго. Она еще спит.

– Я успею позавтракать? Умираю от голода.

Катринка кивнула.

– Я сказала, что мы до десяти не появимся.

– Не появимся где? – спросили от дверей, и когда Катринка и Дэйзи обернулись, то на пороге стояла Марго. На ней был хлопчатобумажный комбинезон с ярким тропическим рисунком. Огромные темные очки скрывали половину ее лица.

– Мы думали, ты еще спишь, – сказала Дэйзи.

– Я не могу спать, – пожаловалась Марго усталым голосом.

– Мы едем в Сан-Ремо обедать, – сказала Катринка. Марк арендовал моторную яхту «Белла Рена», достаточно удобную и вместительную, чтобы катать по Средиземному морю ван Холленов и их гостей, приехавших на пасхальные каникулы. – А ты едешь?

– Не знаю, вздохнула Марго. – Я бы предпочла остаться здесь и отдохнуть.

– Тебе не будет скучно?

– Или грустно? – добавила Катринка.

– Нет. Мне хорошо. Ты же знаешь, как я люблю этот дом. – Дом действительно будто вышел из «Тысячи и одной ночи». Когда Катринка нашла его, он был почти полностью разрушен. Они с Карлосом добросовестно восстановили все затейливые инкрустации из дерева, изысканную керамическую облицовку, отреставрировали старинную мебель, а то что невозможно было восстановить, заменили на новые вещи, привезенные из Северной Африки, Испании и Италии. – Мне хочется часами сидеть и смотреть на море.

– Тебе лучше поехать с нами, – Дэйзи не успокаивалась, пока не заставляла всех делать то, что, как ей казалось, было им же на пользу.

– Ну, я еще могу немного почитать, – сказала Марго со слабой лукавой улыбкой, которая исчезла так быстро, что могла показаться игрой воображения. Ей еще нельзя было улыбаться.

Благодаря тому, что одна из клиенток Стивена Хефлина подхватила простуду и отменила свой визит, Марго смогла совершить процедуру подтяжки лица в рекордно короткий срок. Операция была сделана в частной клинике, после чего Марго отвезли в лимузине в небольшой, но роскошный отель в Беверли Хиллз, где она провела несколько дней, пока с лица не сошли опухоль и кровоподтеки. Зузка ясно дала понять, что будет рада ее обществу, и Марго переселилась к ней. Несчастная Зузка переживала сейчас труднейшие дни в своей жизни: Карла все-таки ушла к двадцатилетней немецкой герцогине. Проведя три недели кряду в сплошных утешениях Зузки, Марго решила, что уже поправилась и уехала на виллу «Махмед».

Молодой темноволосый человек в белом пиджаке вышел из дома с подносом в руках. Перед Марго и Дэйзи он поставил пиалы с фруктовым салатом, тарелочки с маслом, джемом и мармеладом, корзинку с хрустящими булочками и рогаликами. Как обычно рано утром он съездил в деревню, чтобы купить продуктов на день.

– Что бы вы еще хотели?

– Non, non, merci, – сказала Марго, гордясь тем, каким свободным стал ее французский с тех пор, как она переехала в Монако.

– Какая прелесть, – простонала Дэйзи, отламывая кусочек рогалика и обмакивая его в мармелад.

– Что-нибудь интересное? – спросила Марго, когда Катринка закончила просматривать «Интернейшнл геральд трибюн» и бросила газету на стол.

– Интересное, но нерадостное, – сказала Катринка с грустью. – Эта война в Югославии. Просто ужасно.

– А вот и хорошие новости, – Марго без особого интереса листала «Фигаро». – Патрик Кейтс вчера выиграл заезд.

– Адам должен быть в восторге, – сказала Дэйзи.

– И Лючия, – добавила Марго. Она повернулась к Катринке. – От нее что-нибудь слышно?

Катринка кивнула:

– Два дня назад она позвонила Пиа.

– Она и в самом деле надеется выиграть Кубок? Как ее настроение?

– Думаю, едва сдерживается, – предположила Дэйзи. – Этот человек кого угодно доведет до безумия.

– Ты тоже его не любишь? – спросила Марго.

– Не люблю!

Марго обратила свой взгляд на Катринку:

– Он совершенно непохож на Ника.

– Внешне, – уточнила Дэйзи. – Во всем остальном они похожи как горошины в стручке.

– Так ты думаешь, что Патрик подлец? – поинтересовалась Катринка серьезно.

– Ну, – сказала Дэйзи, – я так не думаю. Но, по-моему, он способен обойти не один закон, чтобы добиться того, чего хочет.

– О, – сухо произнесла Марго. – В таком случае он ничем не отличается от всех, кого мы знаем. – Катринка нахмурилась. – Что? Ты с ней не согласна?

Дэйзи, которая как и Катринка имела в виду своего мужа, кивнула в знак согласия. Однако приводить в пример мужей в данных обстоятельствах было как-то неуместно, поэтому она сказала:

– Вот мы, например.

– Но мы же не мужчины, – ответила Марго с негодованием.

– Ну и ну! – рассмеялась Катринка. – Можно подумать, ты настоящая мужененавистница. Но я-то знаю, что это не так. Я видела, как ты кокетничала вчера вечером.

– Ничего подобного, – улыбнулась Марго. – Я просто проверяю свое новое лицо.

Это их рассмешило, и теперь, когда к Марго вернулись признаки хорошего расположения духа, Катринка встала.

– Пошли, а то опоздаем. Марго, может, ты все-таки присоединишься к нам?

– Нет, спасибо. Я проведу день в восхитительном безделье, предоставленная себе самой. – Провожая глазами Катринку и Дэйзи, она крикнула: – Не забудьте прихватить с собой этого вкуснейшего сыра!

В «порше-911», который специально для этого держали на вилле, Катринка повезла Дэйзи вдоль бульвара генерала де Голля, мимо чистеньких домов. Все вокруг сияло солнцем и свежестью. Добравшись до гавани, Катринка нашла свободное место на стоянке рядом с «БМВ» Марка. Когда они с Дэйзи вышли из машины и направились по узкому причалу к трапу «Белла Рене», их увидел Рикардо и помахал рукой. На нем были белые брюки и полосатая майка. Он помог женщинам подняться на яхту.

– Мы думали, что вы никогда уже не приедете.

– Сейчас без пяти десять, – оправдывалась Катринка.

– Не обращайте на него внимания, – сказала Дэйзи. – Он сам всегда опаздывает.

Пиа и Кристиан сидели на носу, держась подальше от команды, которая готовилась к отплытию. Они тоже помахали рукой, но не сдвинулись с места. Рик Коллинз, решивший перед поездкой в Париж и Лондон отдохнуть несколько дней у ван Холленов, растянулся на кушетке на корме, читая «Нью-Йоркер». Его лицо уже начало розоветь.

– Доброе утро, – весело сказал он. – Какой чудесный день!

– Чудесный, – согласилась Катринка. Ей было приятно видеть Рика таким счастливым, что в последнее время случалось довольно редко.

Благослови тебя Бог за то, что ты пригласила меня. – Он поцеловал ее руку, потом перевел взгляд на Дэйзи. – Сегодня вы обе выглядите сногсшибательно. Кто бы мог подумать, что вы не спали всю ночь. – После посещения казино вся компания отправилась танцевать, кроме Марго, которая настояла, чтобы ее отвезли обратно на виллу, что оказалось очень кстати, потому что в дискотеке они случайно встретили Теда со своей Гиги. Тед очень смутился и вскоре после их прихода исчез.

Появился один из членов команды и спросил, не хотят ли женщины чего-нибудь выпить. Попросив принести им чаю со льдом, Катринка и Дэйзи спустились вниз, где в салоне увидели Марка, занятого изучением морских карт. Катринка подошла к нему.

– Что это вы так задержались? – спросил он.

– Это из-за меня, пояснила Дэйзи. – Я попросила подать завтрак.

– Ты знаешь, куда мы направляемся? – спросила Катринка, заглядывая через плечо мужа в карту.

– Да, капитан тоже знает. – Он нежно похлопал ее по животу. – Ни о чем не беспокойся. Все под контролем.

– Есть, сэр, – Катринка с радостью предоставила Марку возможность самому планировать день.

«Белла Рена» вышла из порта и направилась вдоль Лазурного берега к Сан-Ремо.

Катринка лениво растянулась в шезлонге и смотрела на проплывающий мимо пейзаж: известняковые утесы южных Альп, маленькие бухточки, поросший соснами полуостров Кап-Ферра, башенные краны Монако.

– Это не вилла Халида? – спросила Дэйзи, когда они обогнули мыс Мартин.

Катринка взглянула на большой белый дом с круглой башней и утвердительно кивнула. До развода Халида с Натали они часто и с удовольствием коротали там время.

– Натали процветает, – крикнул Рик. – Магазин в Палм Бич имеет колоссальный успех!

– Я видела ее там, – пояснила Катринка Дэйзи.

– И как она выглядит?

– Ужасно, – упоминание о Натали заставило ее вспомнить Жан-Клода. – Жан-Клод на следующей неделе едет со мной в Прагу, – добавила она.

– По делу или развлечься? – спросил Рик.

– Не забывай, что у этой женщины есть муж! – вставил Марк с притворной строгостью.

– Ты тоже едешь с Катринкой?

– Нет, – вздохнул он. – Я не могу.

– Жаль, там будет очень интересно, – сказала Катринка. Помимо всех коммерческих дел, она хотела присмотреть себе в Праге дом или квартирку, поскольку надеялась, что в будущем они с Марком смогут проводить там больше времени.

– Если удастся закончить свои дела вовремя, я поеду с тобой, – пообещал Марк.

– А если тебе понадобиться сопровождающий, – предложил Рик, – ты всегда можешь рассчитывать на меня!

Со своего шезлонга на носу яхты Кристиан услышал смех, поднял голову, посмотрел на веселящуюся компанию и нахмурился.

– Не представляю, как Катринка может выносить этого типа, – пробурчал он.

– Ты о Рике? Но он ее старый друг. Он всем нам нравится…

– А ты заметила, как он смотрит на меня?

Пиа удивилась.

– Ты хочешь сказать, он находит тебя привлекательным?

– Да, если можно так выразиться, – сказал Кристиан.

Пиа улыбнулась, вытянула руку и погладила его по мускулистой спине.

– Ну, так и что же? Ты и впрямь очень красив.

– Прекрати! – резко оборвал ее Кристиан.

– Извини…

– О Боже, – простонал Кристиан. – Я ненавижу, когда ты так говоришь.

– Как? – спросила Пиа тихо и обиженно.

– Как страдалица…

Пиа отвернулась и постаралась сдержать слезы. Кристиан опять был в плохом настроении, и теперь ей придется несладко.

Во время поездки в Бонн в один из уик-эндов Пиа познакомилась с его приемными родителями, Куртом и Луизой. Курт Хеллер ушел в отставку с дипломатической службы, но продолжал выполнять специальные поручения немецкого правительства в различных беспокойных точках мира. Под очаровательными манерами Хеллеров девушка уловила едва прикрытую неприязнь и к ней и к их сыну. Кристиан, впрочем, тоже вел себя с ними отвратительно, изо всех сил стараясь доставлять им побольше неприятных минут.

После знакомства Пиа стала лучше понимать внезапные перемены настроения Кристиана, приступы гнева, меланхолию, сменяющуюся эйфорией. Тем не менее это беспокоило девушку. Чем больше она старалась утешить его, тем хуже у нее получалось. Только когда она уходила в себя, в свою раковину, Кристиан смягчался и умолял ее простить его.

Лежа рядом с Пиа, Кристиан размышлял о том, что ему с ней делать. Он добился своего: девушка была серьезно влюблена, но вместо радости он ощущал усталость. Она хотела от него намного больше того, что он желал бы ей дать, и много больше того, что он был в состоянии ей дать. Обожание, светившееся в ее глазах, немое страдание, молчаливые упреки вызывали в нем раздражение и скуку.

Раньше, когда отношения Кристиана с девушками достигали этой стадии, он разрывал их, но с Пиа ему не хотелось расставаться. Когда они были врозь, он чувствовал необходимость точно знать, что он не потерял ее, что она остается ему верна, что она обожает его, даже если он этого и не заслуживал.

Открыв глаза, он увидел, что Пиа отвернулась и опять готова уйти в себя.

– Пиа, – мягко позвал он, и когда она не ответила, сел, склонился над ней и снова позвал: Пиа! Она перевернулась на спину и посмотрела на небо. – Ты не сердишься на меня?

– Нет, – честно ответила она. Она не рассердилась, она испугалась.

– Прости…

– Это не имеет значения.

– Имеет. Этот ненормальный гомосексуалист расстроил меня, а я сорвал свое зло на тебе.

– Не стоит расстраиваться из-за Рика. Он хороший. Он никогда не сделает тебе ничего дурного. Катринке тоже…

– Ну, слава Богу! – воскликнул он. – Моей дорогой мамочке ничего не угрожает! Как мы все стараемся сделать ее счастливой!..

Иногда, когда Кристиан говорил о Катринке, в его голосе было нечто близкое к восхищению; в другие моменты в нем звучало раздражение, причину которого Пиа не могла понять. Это была не та холодность, с которой он отзывался о Хеллерах, но все же что-то неприятное.

Кристиан нагнулся и поцеловал ее, забравшись рукой под ее узкую полоску бикини.

– У тебя такое красивое тело, – сказал он, поднимая голову. – Я не понимаю, зачем ты это надеваешь. Все давно уже загорают без лифчиков.

– Но не Дэйзи и не твоя мать.

– Они бы тоже ходили, если бы выглядели как ты, – сказал он и снова нагнулся, чтобы поцеловать ее.

Капитан запросил разрешения на стоянку в Сан-Ремо, и когда «Белла Рена» благополучно пришвартовалась, пассажиры сошли на берег, пообедали в одном из портовых ресторанов, съездили купить сыра, который шеф-повар Катринки собирался добавить в подливку, и снова вышли в море. Через час по просьбе Марка «Белла Рена» резко остановилась. Бросили якорь, и Марк, как бы желая продемонстрировать, что в его жилах действительно течет кровь викингов, приказал спустить на воду «Зодиак» и пятнадцатифутовый бостонский вельбот. Он сам, Рикардо, Рик, Пиа и Кристиан облачились в специальные костюмы и некоторое время катались на водных лыжах. Рикардо не очень любил воду и вскоре прекратил это занятие. Его примеру последовали Пиа, Рик, а затем и сам Марк, который знал, что если он не остановится, то Кристиан и подавно. Когда и Кристиан взобрался на борт яхты, Катринка взяла со стойки полотенце, велела ему повернуться к ней спиной и вытерла его насухо. Не часто ей выпадала возможность дотронуться до него, и она не могла устоять.

– Такой же холодной была вода в бассейне в гимназии в Свитове, когда я была девочкой. Я очень много плавала. И как же это я ненавидела! – сказала она, счастливо улыбаясь.

Кристиан повернулся, взял из рук матери полотенце, поблагодарил и поцеловал в щеку.

Обычно Кристиан не был щедр на такие проявления любви.

– Milacku, – пробормотала Катринка, касаясь его мокрых волос. – Ты очень хорошо катаешься на водных лыжах.

– Не так хорошо, как Марк, – согласился он нехотя.

– Благодарю за комплимент, – сказал Марк, сделав вид, что не заметил в нем зависти. – Ты осчастливил старика.

– Тоже мне старик, – сказал Рикардо. – Вы только послушайте его. Посмотрим, что ты заговоришь, когда тебе стукнет шестьдесят.

– Поживем – увидим…

Вскоре «Белла Рена» снялась с якоря.

– Пойду переоденусь, – сказала Пиа.

– Подожди. Я с тобой, – Кристиан кинулся за ней.

Катринка посмотрела им вслед и на минуту позволила себе порадоваться тому, как развивались их отношения. «Может быть, – с надеждой думала она, – я ошиблась, и Кристиан не сделает несчастной эту бедняжку».

«Какой красивый молодой человек, – подумал Рик с болью в сердце. – Настоящий самец. От таких ничего не дождешься, кроме неприятностей».

– Какая красивая пара, – сказал он вслух.

– Что значит молодость… – добавила Дэйзи.

К пяти вечера гости виллы «Махмед» разбрелись по своим роскошным спальням. Марго красила ногти; Дэйзи и Рикардо прилегли отдохнуть; Кристиан и Пиа занимались любовью; Катринка лежала в ванне.

– Была ли сегодня почта? – спросил Марк, закончив разговор.

Катринка открыла глаза и увидела его стоящим в дверях.

– Я не видела. Спроси Анну. – Он повернулся, чтобы уйти, но Катринка остановила его.

– Что ты думаешь насчет Пиа и Кристиана?

– То же, что и Рик: красивая пара.

– Ну и?..

Он вернулся в ванную, прислонился к стене и серьезно посмотрел на жену.

– Почему ты сразу не скажешь мне, что тебя беспокоит?

– Меня беспокоит, что они могут причинить боль друг другу. – Она вопросительно посмотрела на него.

– Катринка, я знаю, что ты склонна переоценивать мои таланты, но должен признаться, предсказание будущего – не мой конек…

– Но ты ведь можешь сказать, что думаешь об этом…

– Я думаю, что Пиа по уши влюблена в Кристиана… Полагаю, Кристиану это нравится. Скорее всего для Пиа это станет несчастной любовью, а Кристиан утешится с другой девушкой…

– Я тоже так думала вначале, – согласно кивнула Катринка. – Но сейчас в этом не уверена.

– Буду очень рад ошибиться. – Катринка открыла было рот, желая что-то сказать, но тут же снова закрыла его.

– Что? – спросил Марк.

– Так, ничего. – Она собиралась спросить Марка, нравится ли ему Кристиан, но решила, что это лишнее. Если он ему нравился, то и прекрасно; если нет, ей лучше не знать об этом, по крайней мере, сейчас.

– Пойду узнаю насчет почты… – Марк вышел из ванной комнаты.

Ополоснувшись, Катринка накинула шелковый халат и очень вовремя вошла в спальню: кто-то стучал в дверь. Марк лежал на кровати и говорил по телефону с Лондоном. Вокруг него, как обычно, были раскиданы газеты, блокноты, папки.

– Войдите! – сказала она.

Дверь отворилась, и на пороге появился слуга в белом пиджаке.

– Почта, мадам, – сказал он, протягивая небольшую пачку писем.

– Спасибо. – Катринка взяла у него письма. – Сообщите гостям, что ужин будет в девять часов.

– Хорошо, мадам.

Катринка просмотрела письма, раскладывая их на две стопки – для себя и для Марка. Помимо обычной корреспонденции она обнаружила два странных надушенных лавандой письма без обратного адреса.

«Катринке ван Холлен» – было написано на одном. Второе оказалось адресовано Марку.

– Эй! – воскликнула Катринка, когда Марк положил трубку. Она отдала ему его почту, в том числе и то самое загадочное письмо. – Если бы и мне не прислали точно такое же, я бы подумала, что кто-то пишет тебе любовные письма.

– От кого это? – спросил Марк.

– Штемпель английский, обратного адреса нет, – сказала Катринка, распечатывая свое. Когда до нее дошел смысл прочитанного, краска сошла с ее лица. Ей стало нехорошо, она была близка к обмороку.

Марк, который так и не вскрыл надушенный конверт, поднял глаза, когда Катринка невольно вскрикнула.

– Что такое? – спросил он. Ему хватило одного взгляда на ее лицо, чтобы выхватить из ее рук листок. – Что там?

– Это ужасно…

Марк быстро пробежал письмо глазами.

– Господи Иисусе, – пробормотал он, побледнев почти так же, как и его жена. – Это неправда, – сказал он, дочитав до конца. – Катринка, здесь нет и слова правды…

– Зачем же ей тогда писать?

«Дорогая Катринка, – говорилось в письме. – Мне кажется, я имею право называть вас так, потому что очень хорошо знаю вас по рассказам Марка. Поверьте, мне очень трудно было писать это письмо, и я понимаю, что и вам будет нелегко его читать. Но у меня нет другого выхода. Я в отчаянии. Я люблю вашего мужа, а он любит меня. Он не устает говорить мне об этом. Он не давал мне никакого повода сомневаться в его искренности, но сейчас он отказывается от встреч со мной, потому что из чувства жалости он не может оставить вас, тем более, что вы беременны. Я понимаю его, и мне бы хотелось поступить так, как он просит меня, и просто спокойно дождаться рождения ребенка. Но такая пытка быть с ним в разлуке, любить его и не иметь возможности видеться, дотрагиваться до него. Катринка, вы удачливы, богаты, красивы. А у меня ничего нет, кроме него…» – и дальше в том же духе на двух страницах, с описанием их свиданий с мельчайшими подробностями. Например, в письме рассказывалось об их встрече в Лондоне, когда она помогала Марку выбрать кашемировый свитер для Катринки. Заметив, что она огорчена, что ему приходится возвращаться в Нью-Йорк, он купил и ей точно такой же, такого же фасона и цвета. Письмо было подписано Моникой Бранд.

– Это неправда, – повторял Марк. – Клянусь, Катринка!

– Но зачем ей все это?

– Наверное, она ненормальная! Не знаю… Меня это не интересует. Ты не должна этому верить, Катринка, прошу тебя… – Он хотел было обнять жену, но та уклонилась.

– Что она пишет тебе? – спросила она глухо.

Марк помедлил, обуреваемый желанием порвать письмо, не читая. Но это ничего бы не решило. Он вскрыл конверт, вынул листок, быстро прочел и передал Катринке.

«Дорогой Марк! Как ты мог так поступить со мной? Как ты мог поступить так с нами обоими? Такая любовь как наша встречается не каждый день. Со мной ничего подобного раньше не случалось, как и с тобой, если верить твоим словам. А я верю им, верю, мой любимый, всем сердцем. Поэтому я готова бороться за тебя, хотя ты, наверное, и осудишь меня…» Это письмо тоже было буквально нашпиговано перечислениями дат, мест, случайных встреч, свиданий с мельчайшими подробностями. Никогда в жизни Катринке не приходилось читать ничего страшнее.

– Скажи, что веришь мне, – попросил Марк, когда она окончила читать.

– Про кашемировый свитер, это правда? – спросила она.

Страстно желая соврать, Марк помедлил, но потом сказал:

– Отчасти. Это было до нашего с ней совместного обеда в Лондоне, когда мы обсуждали ее шанс получить у меня работу. Я сказал, что хотел бы купить тебе подарок до отъезда в аэропорт. Она посоветовала магазин, который находился поблизости, и вызвалась пойти со мной. Она действительно помогала мне выбрать свитер, но больше ничего не было. Мы распрощались у дверей магазина, я сел в машину, поехал в аэропорт и сел в самолет…

– Так ты не покупал ей свитер?

– Конечно, нет, – раздраженно сказал Марк. – Впрочем, даже если бы я и купил ей этот свитер, то это все равно ничего бы не значило…

– Откуда ей все известно о нашей с тобой личной жизни?

Марк покачал головой.

– Не знаю, – выдохнул он.

– О Господи, – не то простонала, не то выдохнула она.

– Катринка, милая. – Марк снова потянулся к ней и на этот раз ему удалось посадить ее к себе на колени и прижать к груди. – Я люблю тебя. Ты должны это знать. Все, что здесь написано, ложь.

– Ты никогда не спал с ней?

– Никогда. Клянусь. – Его захлестывали волны переживаний, тревога за Катринку, чувство вины за то, что он позволил себе, всего на минутку, подумать о Монике Бранд как о привлекательной женщине, злость на себя за то, что оказался в подобном положении. – Господи, неужели ты могла подумать, что я способен на такое?

Если бы она не была так расстроена, она бы рассмеялась. «Как ты могла подумать». Так же говорил Адам Грэхем. И Стивен Элиот. И Тед Джонсон. Все мужья одинаковы…

Не дождавшись ответа, Марк продолжал:

– Я не обещаю, что никогда не поддамся искушению. Обстоятельства меняются. Человек слаб. Его чувства часто подчинены капризам физиологии. Ради Бога, не надо делать из меня святого. Но сейчас мне не интересен никто, кроме тебя. Я люблю тебя. И если я когда-нибудь изменю тебе, милая, я признаюсь тебе. Мне ничего не останется делать. Я не лгун.

Катринка подняла голову, взяла салфетку, вытерла слезы и уткнулась ему в грудь.

– Ты веришь мне? – спросил он.

– Да, – прошептала она. Наверное, она беспросветно глупа, но тем не менее она ему верила.

– Точно?

Катринка кивнула.

Марк взял письма, разорвал их на мелкие клочки и выбросил в корзину.

– Если эта дрянь выкинет еще какую-нибудь гадость, – пообещал он, – я задушу ее собственными руками.

 

ГЛАВА 23

Скрытная по натуре, Катринка была абсолютно откровенна только с Марком, и хотя с недавних пор она стала делиться кое-чем со своими подругами, она все еще мало кому доверяла, особенно когда у нее были неприятности. В подобных случаях, повинуясь инстинкту, она улыбалась, работала, а ее мозг напряженно искал выход из трудного положения.

Она не считала Монику Бранд реальной угрозой. И она верила Марку. Но поверят ли ему ее подруги, если их собственные мужья и любовники оказались изменниками? А когда они вспомнят, как легко ее обманул Адам Грэхем? Не желая бороться с их сомнениями, впрочем, так же, как и со своими собственными, Катринка помалкивала.

А сомнения у нее были – небольшие, несущественные, мимолетные, но, тем не менее, были. Как бы ни был верен муж, как бы ни доверяла ему жена, отмести такое прямое доказательство в измене было нелегко. Для этого требовалось немало отваги, решимости и полное непризнание законов вероятности.

Катринка промыла глаза холодной водой, нанесла косметику и, улыбаясь, спустилась к своим гостям на коктейль в гостиную виллы «Махмед». Марк тоже не выглядел подавленным. Если кто и ловил за ужином его настороженный взгляд на Катринку, то относил это на счет обычного беспокойства любящего мужа за жену, находящуюся на последних месяцах беременности. Если в воздухе и носились небольшие тучки беспокойства, то все они собирались над головой Марго. Даже у Кристиана было необычно хорошее настроение.

На утро после Пасхи гости стали покидать виллу. Кристиан уехал в Бонн, Рик в Париж, Пиа отправилась вместе с Дэйзи и Рикардо на их машине во Флоренцию. Чуть позже шофер ван Холленов отвез Марго в ее дом в Монте-Карло, откуда она якобы хотела забрать оставшуюся одежду. На следующее утро она позвонила Катринке. Усталым, но полным надежд голосом она поведала ей о том, что они с Тедом решили помириться.

– Я вошла, рассказывала она, – и у него челюсть отвисла, что я выгляжу бесподобно. Этот идиот не понял, что я сделала операцию. Он думает, что я помолодела на десять лет от разлуки с ним! Уверяю тебя, это дало ему пищу для размышлений.

Марк тоже намеревался уехать в понедельник, но отложил отъезд, поскольку хотел немного побыть с Катринкой. Никогда еще ему так не хотелось покидать ее. Письма Моники Бранд нанесли серьезный удар по их отношениям. Безоговорочное доверие, на котором они строились, погибло. Осталось множество вопросов, и до тех пор, пока он не найдет на них ответы, ему не хотелось оставлять Катринку одну. К сожалению, они имели обязательства, которые были не в силах отменить. В Лондоне требовалось присутствие Марка и не только для того, чтобы решить возникшие проблемы с «Интернейшнл», но и потому, что акции ван Холлена снова поползли вверх, подсказывая, что на компанию готовится еще одна атака. У Катринки были дела в Праге, которые, по ее мнению, тоже не терпели отлагательств.

Марк и Катринка провели остаток дня у бассейна и в галерее, сидя на разных деревянных стульях. Имя Моники Бранд не упоминалось, хотя мысль о ней то и дело возникала, вызывая паузы в разговоре, пока кто-нибудь из них не начинал другую тему, например, что делать с Кристианом…

– А что с ним надо делать? – спросил Марк, который считал сына Кристинки вполне способным постоять за себя.

– В следующем месяце он получит диплом.

– Да. С дипломом экономиста, окончившего Боннский университет, он сможет найти себе работу где угодно…

– Но он хочет переехать в Нью-Йорк…

– Он или ты?

– И он и я.

– Он так и сказал тебе? – Марк не был уверен, что Катринка не выдает желаемое за действительное. Желание Кристиана, так же как и причины его поведения, часто было очень трудно угадать.

– Он не просил об этом. Ты же знаешь, какой он! Но он напомнил мне, что Нил Гудмен помогает Мартину…

– Да, ведь он должен был встретиться с Нилом?

Катринка кивнула.

– В прошлый четверг. Нил предложил ему работу в «Нап Маннинг», начиная с июня, – последние новости о Мартине ей недавно сообщила по телефону Зузка.

– А ты рассказала об этом Кристиану…

– Я сама предложила сыну работу, но он отказался. Отели его не интересуют.

Марк был уверен, что ответ ему не понравится, но все же спросил:

– А что его интересует?

Катринка улыбнулась.

– Газеты.

– И что же именно привлекает его в газетах?

– Не сами газеты, конечно, – пояснила Катринка, а «Ван Холлен Энтерпрайзис» – огромная многонациональная корпорация. Ты владеешь газетами, издательствами, типографиями, разбросанными по всему миру. Ты же понимаешь, как это притягивает такого честолюбивого человека, как Кристиан.

– Да, – сказал Марк и задумчиво посмотрел вдаль. Он не хотел брать Кристиана на работу. Ему Кристиан не нравился (хотя стыдно было признаться в этом даже самому себе). Он не доверял ему. Марк знал, что Катринка не затаит на него зло в случае отказа, но в этот момент он чувствовал потребность сделать все, что в его силах, чтобы порадовать жену.

– Хорошо, – сказал он. – Но ты должна понять, что я не собираюсь сразу делать его начальником.

– Конечно нет, – горячо подхватила Катринка. – Это было бы для него вредно. Он и так избалован.

– И еще… – Катринка повернула к нему голову. – С нами он жить не будет. Ты можешь снять для него квартиру, купить, в общем, что хочешь…

Катринка сразу поняла, что это условие не подлежит обсуждению. Как бы она ни хотела быть поближе к Кристиану, она понимала, что Марк прав.

– Мы что-нибудь подыщем, я думаю. Я сама займусь отделкой…

Никто из них не хотел никуда идти вечером, поэтому они поужинали дома при свечах. Потом в кабинете, лежа на широком удобном диване, они смотрели телевизор, пока не кончился выпуск международных новостей «Си-Эн-Эн». После этого они пошли в спальню и долго наслаждались друг другом.

– Надеюсь, ты уезжаешь не слишком надолго? – спросил Марк, когда они уже спокойно лежали рядом.

– Только до конца недели, – ответила Катринка.

– Хочешь, чтобы я дождался тебя в Лондоне?

– Если сможешь. Тогда мы полетим домой вместе.

– Я постараюсь…

– Я тебя люблю…

Они уже засыпали, когда ребенок повернулся и разбудил их. Как всегда Марка переполнило чувство любви и страха. Он поцеловал Катринку в затылок.

– Я буду ждать тебя в Лондоне, – пообещал он.

Пройдя через двери пражского аэропорта, Катринка почувствовала прилив радости, который не могли испортить ни бедно одетые люди, ни длинная очередь в пункт обмена валюты. Катринка никогда не жалела о том, что уехала из Чехословакии, но всегда возвращалась с радостью.

Поскольку она заранее заказала машину и могла обменять деньги в удобное для нее время, Катринка сразу прошла паспортный контроль и стала ждать прибытия своего багажа. Один из служащих помог погрузить два ее чемодана на тележку, и она сама покатила ее в крошечный закуток, где один-единственный строгий таможенный инспектор проверял багаж. Катринка протянула американский паспорт, и ее пропустили без проблем: туризм становился важной отраслью экономики, и наибольшим гостеприимством пользовались те, кто был в состоянии тратить твердую валюту.

Сразу за таможенным контролем ее ждали шофер и один из помощников, который сопровождал мэра в поездке по Штатам. Помощник, высокий стройный мужчина со светло-каштановыми волосами и в очках в металлической оправе, улыбнулся, когда они обменялись рукопожатием, и принял из ее рук сумку, в которой были все бумаги.

По дороге из аэропорта в отель он ознакомил ее с распорядком на ближайшие дни, но Катринка едва слушала его, не отрывая глаз от окна машины. Вскоре они уже въезжали в город. Как всегда, на Катринку нахлынули воспоминания. Налево был Карлов мост, один из самых красивых в мире. Когда Катринка была еще студенткой Карлова университета, она жила неподалеку, в маленьком домике на узкой улочке. Ее сын Кристиан был зачат именно здесь.

С правой стороны, немного подальше, находился Национальный театр, а через улицу от него кафе «Максимильянка», где Катринка познакомила Зузку с Томашем, где Мирек Бартош, отец Кристиана, предложил ей роль в своем фильме. Чуть дальше располагалась «ФАМЮ», киностудия, на которой работал Томаш. Буква «Ф» почему-то отсутствовала на медной вывеске студии.

– Это «ФАМЮ», – подсказал помощник.

– Да, да, я знаю, – ответила Катринка, оборачиваясь к нему с улыбкой. – Я училась здесь в университете.

Машина свернула на площадь и, объехав ее по периметру, остановилась перед отелем «Интерконтиненталь». Безликое, современное здание отеля было далеко не самым красивым в Праге, зато отличалось удобствами, современным оборудованием, включая хорошую подачу воды. Оно было рассчитано на бизнесменов со всего мира, которые наводнили Прагу по специальным приглашениям правительства и без них, чтобы оценить перспективы капиталовложений, выяснить, в какой степени возрождение Чехословакии может способствовать пополнению их собственных кошельков.

Помощник проводил Катринку в отель к управляющему, который зарегистрировал ее и сам проводил в номер. Они не только были с ним знакомы по ее прошлым приездам, но и были родом из одной области в Моравии и у них было много общих знакомых.

– Если что-нибудь вам не понравится, – сказал он, открывая дверь и пропуская Катринку, – дайте мне знать. – В номере стояла симпатичная мебель, все сияло чистотой, в ванной комнате не было недостатка в мыле, лосьонах, шампунях и полотенцах, отчего гости чувствовали, что их принимают по-королевски.

Катринка включила воду, но прежде чем раздеться, вернулась в гостиную и просмотрела карточки на трех букетах цветов, ожидавших ее. Один был от мэра, второй от Жан-Клода, третий от Марка: «Я уже соскучился по тебе». Послание Жан-Клода оказалось более деловым: «Позвони мне», говорилось в нем, что означало, что он уже в Праге.

«Потом», – подумала Катринка, начав раздеваться.

Жан-Клод остановился в том же отеле, и как только Катринка привела себя в порядок, она позвонила к нему в номер и уговорила поехать вместе с ней посмотреть тот отель, на который она оформляла документы. Он находился неподалеку от Вацлавской площади, одной из главных туристических достопримечательностей, и был несколько больше, чем другие ее отели – чуть более ста номеров – с привлекательным фасадом в стиле барокко и интерьерами, требующими полной переделки. Как только будут подписаны последние документы, они с Карлосом Мединой примутся за работу.

Проницательный бизнесмен, превративший свои семейные виноградники в многонациональную корпорацию, Жан-Клод сразу увидел, какие возможности сулит это здание. Оно было не лишено очарования, и зная, на какие чудеса способны Катринка с Карлосом, он не сомневался, что очень скоро они сделают из этого маленького убогого отеля настоящую жемчужину. Впрочем, пока ему не совсем была понятна его собственная роль в планах Катринки.

– Согласен, cherie, – сказал он, – отель просто прелесть – по крайней мере, будет прелестью. Но не понимаю, зачем тебе нужен я.

По-правде говоря, он вовсе не был ей нужен. Но в часть ее обязательств перед чешским правительством входила помощь в привлечении капиталовложений в экономику страны, а Жан-Клод пока не относился к тем, чьи интересы распространялись в этом направлении.

– Слово «нужен», видимо, здесь не подходит, – честно призналась Катринка. – Но как мне кажется, мы с тобой в проигрыше не окажемся…

– Уф, – фыркнул Жан-Клод с истинно галльским пренебрежением, когда они снова вышли на улицу в толпу безвкусно одетых прохожих. – Не знаю, кто в этом городе будет покупать то, что мне не хотелось бы продать…

Катринка рассмеялась.

– А японские бизнесмены, которые захотят купить подарки своим женам? А немцы и американцы? Даже кое-кто из чехов. Ты же знаешь, кое у кого здесь есть деньги.

За ужином в тот вечер Катринка продолжала убеждать Жан-Клода в мудрости своей идеи открыть в «Амбассадоре» магазинчики одежды и деликатесов. Поначалу его клиентами будут туристы и бизнесмены, но впоследствии, когда экономика начнет подниматься, он сможет открыть магазины в других частях страны и даже в Брно и Братиславе. К тому времени он не только сможет опираться на привилегии правительства за его первоначальные капиталовложения, но и сделает себе здесь неплохую рекламу.

Жан-Клод рассмеялся.

– Итак cherie, ты предлагаешь мне это дорогостоящее и рискованное предприятие только ради моего блага?

– Здесь нет никакого риска, сказала она. – Экономика обязательно пойдет вверх, если будет достаточный приток капитала.

Они ужинали в «Золотой Праге», ресторане на последнем этаже «Интерконтиненталя», с которого открывался прелестный вид на крутые черепичные крыши, купола в стиле барокко, готические шпили.

– О, посмотри! – воскликнула Катринка, которой никогда не надоедал этот вид. – Посмотри, как красиво!

– Очень, – согласился Жан-Клод, не отрывая глаз от ее лица.

– Ну, – рассмеялась она и снова повернулась к нему. – Ты невыносим!

– Почему бы вам с Марком не приехать к нам с Tea в мае? – спросил Жан-Клод. – Между прочим, мы ищем себе компаньонов, чтобы купить еще один конный завод. Как ты на это смотришь?

– В данный момент меня больше интересуют отели. – Она похлопала себя по животу. – И младенец. Но я бы с удовольствием поехала к вам…

– Прекрасно, – сказал Жан-Клод. – Я хочу, чтобы вы с Tea подружились.

«Вряд ли это возможно», – подумала Катринка, но кивнула с приятной улыбкой:

– Это было бы замечательно!

– Tea хотела поехать со мной, ты знаешь, – продолжал он, – но одна из ее призовых кобыл должна вот-вот ожеребиться…

– Она боится, что будут какие-то осложнения?

– Нет, то есть не больше, чем обычно. Но она возлагает огромные надежды на этого жеребенка и хотела увидеть его. Tea не слишком терпеливая женщина. Долгое ожидание изводит ее.

– Да, для того чтобы общаться с тобой, нужно огромное терпение!

Жан-Клод не улыбнулся в ответ на едкое замечание Катринки.

– Если у нее и было терпение, то сейчас его нет… – С минуту он, задумавшись, смотрел вдаль, а потом добавил: – Она грозится уйти от меня…

– А ты не хочешь, чтобы она ушла?

– Нет.

– Ты любишь ее?

– Люблю, – сказал Жан-Клод. Он снова пожал плечами. – Наверное. У нас много общих интересов, нам нравятся одни и те же вещи. Tea красивая, интересная женщина. Я счастлив… Доволен жизнью, когда я с ней рядом. И несчастен, когда ее со мной нет. Это любовь?

– Может быть, любовь.

– А может, и нет. Единственное, в чем я уверен, так это в том, что не собираюсь терять ее.

Похоже, Жан-Клод действительно намеревался развестись с Эден, о чем и не помышлял во время своего бурного романа с Натали. «Впрочем, – цинично подумала Катринка, – при всех своих прелестях Натали не была богатой греческой наследницей…»

Для Катринки наступило горячее время. Она выступила перед небольшой группой бизнесменов, приехавших со всех концов страны, с лекцией «Путь к успеху в предпринимательстве». Она работала в небольшом комитете, о создании которого договорилась с мэром еще во время его визита в Нью-Йорк, и помогала составить планы для семинаров, которые вели бы самые известные в мире деловые люди. Цель семинаров заключалась в том, чтобы за короткий срок обучить основам предпринимательства тех, у кого не было ни денег, ни времени оканчивать Гарвард.

Кроме того, она часами обсуждала с юристами и правительственными чиновниками контракт на приобретение нового отеля и присмотрела себе большую квартиру с видом на сады Петрина. Она таскала с собой Жан-Клода на всевозможные художественные выставки, своим примером побуждая его покупать картины чешских художников. Катринка постаралась познакомить его со всеми людьми в стране, имеющими вес в мире политики и бизнеса. Вечером на приеме Жан-Клод не только дал свое согласие на открытие магазинов в «Амбассадоре», но и с оптимизмом начал говорить о будущем расширении своей деятельности, словно эта идея принадлежала ему самому.

Вскоре во многих местных газетах появились фотографии Катринки, и она с удивлением обнаружила, что люди приветствуют ее с радушными улыбками, что она привлекает к себе внимание не только стильной одеждой и красотой. Катринка улыбалась в ответ, здоровалась по-чешски и торопилась дальше. Ей отчаянно хотелось все успеть вовремя, чтобы в субботу приехать к Марку в Лондон.

– Ты хоть немного отдыхаешь? – спрашивал он по телефону.

– Да, – на самом деле она очень уставала и спала в лучшем случае пять часов в сутки. – Не беспокойся обо мне. Завтра я подписываю бумаги по отелю, а документы на квартиру могут переслать к нам в Нью-Йорк. Я бы хотела, чтобы ты тоже посмотрел их, milacku. Квартира большая, светлая и с очень красивым видом из окон.

– Дай мне знать, когда ты прилетишь. Я пошлю машину встретить тебя. А может, приеду сам. Я очень соскучился по тебе.

– До встречи!

Едва Катринка успела положить трубку, как телефон зазвонил снова.

– Катринка? Катринка? Это вы? – послышался женский незнакомый голос, говоривший по-чешски.

– Да. Кто это?

– Вы не знаете меня. То есть, мы с вами никогда не встречались… Я Зузанка, дочь Мирека.

«Ах да, – вспомнила Катринка. – Зузанка, кинорежиссер».

– Здравствуйте, Зузанка. Что случилось? – спросила она, не придумав ничего лучшего.

– Я видела ваши фотографии сегодня утром. Мой отец тоже увидел их. Наверное, их ему показала его сиделка… Я знаю, что прошу от вас слишком многого, но ему бы хотелось повидать вас… Я объяснила ему, что вы очень заняты, но он так настаивал… Я не могла отказать ему, Катринка… Он умирает.

Умирает? Ну, конечно, Мирек уже старик, а не тот красивый, пятидесятилетний здоровяк, который жил в ее памяти.

Конечно, я приеду, – сказала Катринка. Ее захлестнули жалость, сочувствие и непреодолимая грусть. – Завтра утром. Объясните мне, как доехать…

 

ГЛАВА 24

В ту ночь Катринка спала беспокойно, проснулась рано, приняла душ, оделась и уселась за письменный стол в гостиной своего номера, попивая чай и стараясь сосредоточиться на тезисах к собранию, назначенному на одиннадцать часов.

Когда старинные часы на камине показали без двадцати девять, она взяла сумочку, перекинула через руку легкое пальто и спустилась в холл, где ее уже ждал шофер.

У Мирека был рак легких; его дочь рассказала, что за последние несколько месяцев его время от времени подлечивали в больнице, но теперь, когда конец был уже предопределен, он лежал дома. За ним ухаживали дети и пожилая экономка, которая много лет жила в семье Бартошей.

Катринка поднялась в лифте на шестой этаж большого серого здания в стиле модерн. Дверь одной из квартир была раскрыта, а на пороге стояла женщина в широкой длинной юбке и блузке со стоячим воротничком. Высокая и широкоплечая, с седеющими темными волосами и большими карими глазами, это, без сомнения, была дочь Мирека.

– Dobry den, – сказала она, протягивая руку Катринке. Входите. Я так рада, что вы приехали, продолжала она по-чешски. – Я Зузанка. – В ее встревоженном лице Катринка неожиданно для себя увидела мимолетное сходство с Кристианом.

Ее брат и невестка, которые живут вместе с Миреком, уехали на работу, объяснила Зузанка. Сама она только что закончила свой последний фильм и еще не была готова начать следующий, поэтому у нее было больше времени для того, чтобы днем находиться с отцом. Ее дети учились в институтах и приходили между занятиями.

– Сейчас мы мало можем сделать для отца: только быть рядом, – сказала она Катринке. Ее мать, которая несколько лет тому назад перенесла удар, скончалась девять месяцев назад.

– Просто время пришло. Ее жизнь была ужасной. Но все равно это очень тяжело.

– Да, – подтвердила Катринка.

– Хотите кофе? Чай? – предложила Зузанка.

– Нет, благодарю, – Катринка отрицательно покачала головой. – Могу я увидеть его?

– Да, да, конечно. – Зузанка повела Катринку по коридору мимо столовой, гостиной, кабинета, давая возможность заглянуть мельком в ту жизнь, которая раньше так занимала ее мысли. Как рассказывал Мирек, в квартире было полно сокровищ, которые он собирал во время своих путешествий за границу: французский и баварский фарфор, итальянская мебель, венецианское стекло, швейцарские часы. Заметив, что Катринка смотрит на все эти вещи, Зузанка пояснила:

– Отец всегда возвращался из-за границы с корзинами, полными контрабанды. – Она покраснела. – Но вам, конечно, это известно. – Как бы тщательно родители ни пытались скрыть от детей существование своих любовных связей, Зузанка с братом всегда были в курсе событий.

Зузанка открыла дверь в просторную спальню. Лежащий на огромной кровати Мирек Бартош казался очень маленьким и хрупким. Катринка с трудом сдержала подступившие слезы. Ужасно видеть, какую дань жизнь платит смерти.

Экономка, сидевшая на стуле возле кровати, при появлении Катринки встала, кивнула в знак приветствия и вышла из комнаты. Видимо, Мирек с трудом дышал, и специальный аппарат подавал в его носоглотку кислород по трубочке.

Некоторое время Катринка молча смотрела на Мирека. Его щеки ввалились, кожа напоминала древний пергамент, обтягивавший кости.

– Мирек, – тихо позвала она.

Его щеки дрогнули, и он посмотрел на нее отсутствующим взглядом. Вдруг он улыбнулся.

– Milâcku, – сказал он. – Ты пришла. – Он говорил с трудом.

– Конечно, пришла…

– Садись, – приказал он, и Катринка села на стул, который освободила экономка. – Ты выглядишь красивой, как никогда. Ну, рассказывай. – Катринка рассказала ему, чем занимается в Праге, про отель и про квартиру, про работу в комитете, которая так увлекла ее. Она сообщила ему последние новости о Томаше, о его ребенке.

Мирек посмотрел на Катринку.

– А ты, milâcku… Ты беременна?

– Да, – тихо сказала она.

Глаза старика повлажнели.

– Мне так жаль… до сих пор…

– Все в порядке, – успокоила она его. – Мирек, я нашла его. Все в порядке. – Его пальцы сжали ее руку, губы зашевелились, но она не смогла разобрать того, что он пытался ей сказать. Потом Мирек снова закрыл глаза. Катринка тревожно оглянулась и посмотрела на Зузанку, остановившуюся в дверях.

– Ему тяжело говорить, – сказала она. – Он заснул.

Катринка еще немного посидела со спящим Миреком, держа его за руку. Наконец она собралась уходить. На освобожденный стул тихонько села экономка, а Катринка снова пошла по длинному коридору и обнаружила в гостиной на софе плачущую Зузанку. Она так и не смогла простить матери вереницу ее любовников, из-за которых та забросила своих детей. Мирека простить было проще.

– Он не был хорошим отцом, – сказала она. – Но я любила его.

– В нем всегда было столько шарма, столько жизненной силы, – вздохнула Катринка. – Его нельзя было не любить.

– Так или иначе, он всем нам причинил много горя.

– Мне можно прийти еще раз?

– Да. Пожалуйста.

От Мирека Катринка поехала к своему адвокату, где в присутствии банкира, который помог ей в финансировании, подписала окончательные документы, дающие ей право на владение отелем. Секретарь принес бутылку моравского шампанского, которую адвокат торжественно открыл.

– За Катринку ван Холлен!

– И за пражский «Амбассадор». Желаем вам успеха, – добавил банкир.

Из вежливости Катринка пригубила запрещенное ей шампанское, поблагодарила всех за помощь и откланялась. Вернувшись в «Интерконтиненталь», она почувствовала себя смертельно усталой, но заснуть ей не удалось. Воспоминания о Миреке тревожили ее. Только сейчас она поняла, как он раскаивался в том, что потерял их общего ребенка.

Сидя в кровати, она потянулась к телефону и попросила соединить ее с боннским номером Кристиана. Естественно, его не было дома; она смогла дозвониться ему только поздно вечером, уже после прощального ленча с Жан-Клодом, который улетал в Париж. Сын молча выслушал ее торопливые немецкие фразы и, когда она замолчала, спокойно сказал:

– В эту субботу и воскресенье я занят.

Катринка рассчитывала на такой исход, но все же холодность его тона поразила ее.

– Кристиан, умирает твой отец. Разве ты не понял меня?

– Прекрасно понял.

– Что может быть важнее, чем это?

– Он для меня ничего не значит.

– Но он твой отец!

– Отец? Это слово, как я понимаю, должно вызвать у меня сентиментальные слезы?

Катринка представила себе темные глаза сына, точно такого же цвета, как у Мирека, но суженные и угрюмые, его красивое лицо с волевым подбородком и полными губами.

– Я считаю, ты должен приехать, – сказала она. – У тебя не будет другого шанса. Не дай Бог, если ты потом станешь раскаиваться, что не воспользовался им. Впрочем, поступай как знаешь.

На другом конце провода последовало столь продолжительное молчание, что Катринка засомневалась, не повесил ли Кристиан трубку, но в конце концов он согласился приехать.

– Но не потому что я такой чувствительный, – заявил он холодно, – а потому что любопытный.

Катринка решила лучше не высказываться по этому поводу.

– Позвони мне, когда возьмешь билет, – сказала она. – Я вышлю машину встретить тебя в аэропорту.

Как только их разъединили, она заказала разговор с Марком. Подобно Кристиану, он выслушал ее рассказ о событиях этого дня без комментариев.

– Ты ведь понимаешь, Марк, что я не смогу вылететь завтра?

– Понимаю, – сказал Марк довольно сухо. – Я просто разочарован. Как долго ты задержишься?

– Не знаю. На день или два. Прости, милый.

– Понимаю. И ты прости меня. – Он помолчал и добавил: – Может, мне приехать?

– Нет. – Впервые в жизни она не хотела, чтобы Марк оказался рядом с ней. Мирека и Кристиана будет для нее больше, чем достаточно. – Я слишком занята, и тебе не понравится, что я буду уделять тебе мало внимания.

Марк рассмеялся:

– Ты права! Мне это не понравится.

– Займись лучше делами. Как у тебя, все в порядке?

– Да. Все прекрасно. Мы решили выпустить еще восемь миллионов акций «Ван Холлен Энтерпрайзис». Это должно поставить в тупик перекупщиков. – Он снова рассмеялся. – И поможет собрать деньжат.

Они говорили о делах больше часа, но потом Марка срочно позвали к другому телефону. Звонил Кэри Пауэрс из Нью-Йорка.

– Я должен идти, милая.

– Я люблю тебя.

– Я на это рассчитываю.

Их разъединили.

Кристиан прилетел в этот же день к вечеру. Катринка с нетерпением ожидавшая в номере отеля возвращения своего шофера, бросилась открывать дверь, едва заслышав звонок.

– Zlaticko, я так рада, что ты здесь. Входи, входи!

– Добрый вечер, мама, – отозвался Кристиан без особого энтузиазма и вежливо чмокнул ее в щеку. На нем были серые фланелевые брюки, черная рубашка, белый платок вокруг шеи и пиджак в черно-белую клетку. Его длинноватые волосы растрепал ветер. Выражение лица было точно таким, как она себе его представляла надутое, как у избалованного ребенка, которого родители заставляют выполнять какую-то неприятную обязанность.

– Хочешь есть? Я заказала для тебя ужин. Я сама умираю от голода.

– Тогда, конечно, я составлю тебе компанию, – вежливо ответил он.

Катринка показала сыну его комнату. Он бросил на кровать спортивную сумку и отправился в ванную. Тем временем Катринка присела на софу и принялась листать номер «Шика», изо всех сил стараясь смотреть на мир глазами сына, чтобы не слишком раздражаться. Ей оставалось только питать надежды на то, что когда-нибудь он простит свою мать, как простила своего отца Зузанка… Она надеялась, что это произойдет раньше, чем она начнет умирать. Катринка вздохнула. Ужин не обещал быть приятным.

Впрочем, Катринка ошиблась. Кристиан пришел в восторг от ресторана, еды, вида из окон, признав Прагу красивым городом. Он сообщил, что в его планы на этот уик-энд Пиа не входила.

– В конце концов, – пояснил он, – мы и так проводим вместе почти все время на вилле «Махмед». Нам нужна передышка.

Чтобы переменить тему, он попросил мать рассказать ему о Миреке. Обрадованная его интересом, Катринка снова рассказала ему, как Миреку понравились ее косички и как он предложил ей сниматься в кино; как его все любили и какой он был удачливый режиссер; как они с Томашем спорили потом о его способностях; как она снова встретилась с ним в Праге, будучи студенткой, и как он снова предложил ей роль в фильме. Как она влюбилась в него и о том, как из-за страха перед тестем, который занимал высокое положение в секретной полиции, он не развелся с женой, чтобы жениться на Катринке…

– Он тебя обманул насчет тестя, – цинично заявил Кристиан. – А ты была так наивна, что поверила.

– Ты просто не понимаешь! – возразила Катринка. – Людей тогда часто арестовывали безо всяких на то причин – просто потому, что они не нравились какому-то влиятельному лицу. Феликс Мач был очень влиятельным человеком. Мы все слишком боялись его.

Кристиан недоверчиво пожал плечами:

– Поэтому меня отдали в приемыши?

Катринка кивнула и продолжила рассказ, особенно выделяя ту часть, где Мирек помогал ей и ее родителям получить визы на выезд; что Мирек сделал все, чтобы в Мюнхене о ней позаботились; как он пытался помочь ей найти сына.

– Он позвонил врачу…

– Циммерману, – с отвращением докончил фразу Кристиан.

Доктор Клаус Циммерман был другом и деловым партнером Хеллеров. Он предоставил им ребенка, а они обеспечили его политическими услугами, что ограждало его от преследования законом до самой смерти.

– Да. – Катринка разделяла отвращение сына. – Но Циммерман так ничего и не сказал Миреку.

– На этом ваш роман и закончился?

– Да. Я думала, что никогда ему этого не прощу.

– Но простила?

– Да, в конце концов, простила. Когда встретилась с ним здесь, два года тому назад.

– А теперь ты хочешь, чтобы и я простил его? – густые брови Кристиана вопросительно поднялись, слабая улыбка тронула его губы.

– Так будет лучше, – призналась Катринка, не обращая никакого внимания на его иронический тон. – Для тебя. Миреку сейчас уже все равно.

На следующее утро Катринка первым делом позвонила Зузанке и спросила, когда можно заехать повидать Мирека.

– Сегодня с ним дежурит мой брат. Хотя, насколько я знаю, у его жены другие планы. Я позвоню им и выясню, когда можно будет приехать.

– В Прагу приехал мой сын, – сказала Катринка. – И я хотела бы взять его с собой.

– Ваш сын? – переспросила Зузанка.

– Да, мой сын. Я знаю, что Мирек будет рад его видеть.

Зузанка помолчала, прикидывая, какие осложнения может вызвать эта новость, но потом сказала:

– Я уверена, проблем не будет. Сейчас позвоню брату.

Через пятнадцать минут Зузанка перезвонила Катринке и сообщила, в какое время их с Кристианом будут ждать. Голос у нее был расстроенный, но поскольку в данных обстоятельствах это было вполне объяснимо, Катринка не придала этому большого значения, а вспомнила только тогда, когда дверь в квартиру Мирека открыл не его сын и не экономка, а сама Зузанка. Глаза ее покраснели, а лицо приняло то упрямое выражение, которое напомнило Катринке и Мирека, и Кристиана. Катринка познакомила ее с Кристианом, что было непросто, потому что Кристиан не говорил по-чешски, а Зузанка знала всего несколько фраз по-немецки и английски. Кристиан легонько щелкнул каблуками и подарил Зузанке свою самую теплую улыбку. От Катринки не укрылось, что ее сын произвел на Зузанку приятное впечатление.

– Не хотите ли выпить кофе?

– Нет, спасибо. Ничего не надо.

Спальня Мирека находилась в дальнем конце коридора, и не успели они дойти до нее, как открылась дверь другой комнаты. Человек, выглянувший оттуда, отшатнулся при виде гостей, на его лице отразилось неудовольствие и желание удалиться, не поздоровавшись. Однако хорошее воспитание взяло верх, и он направился к ним, глядя холодно и враждебно.

– Мой брат Феликс, – сказала Зузанка, выполняя свой долг и представляя их друг другу.

– Dobry den, – сказала Катринка, пожимая неохотно протянутую руку Феликса.

Ему было около пятидесяти, он был в том самом возрасте, что и Мирек, когда в него влюбилась Катринка. Но Феликс ничем не напоминал отца: это был изящный элегантный блондин, но ему не хватало жизненной силы Мирека, его сексуальности. Феликс был похож на мелкого государственного служащего, каковым являлся. Он явно не собирался прощать Катринке то, что она была любовницей отца, а их присутствие в семейном доме рассматривал, как пощечину всем приличиям.

– Dobry den, – ответил он и протянул руку Кристиану, оглядывая его с еще большей подозрительностью и неприязнью.

К удивлению Катринки, лицо Кристиана осветилось теплой ангельской улыбкой. Она и не подозревала, что он был способен на такое.

– Я так рад познакомиться с вами, – заявил он, пожимая руку Феликса. – Брат… – добавил он.

– Что? – спросил Феликс, который не был уверен, что правильно понял немецкую речь Кристиана.

– Я мечтал об этом моменте с тех пор, как еще ребенком узнал о том, что у меня – приемные родители.

– О чем вы говорите? – спросил Феликс.

Улыбка на лице Кристиана стала неуверенной.

– Неужели вы ничего не знаете? Я – сын Мирека.

– Довольно, Кристиан, – предупредила по-английски Катринка.

Она с извиняющимся видом повернулась к Зузанке, но не успела ничего сказать, как Зузанка покачала головой и сказала:

– Я этого ожидала. Мы поговорим об этом позже, если не возражаешь, – обратилась она к брату.

Не сказав больше ни слова, Феликс отвернулся и умчался по коридору.

– Извините меня, – сказала Катринка. – Пожалуй, в этих обстоятельствах лучше не говорить ни о чем.

– Нет, лучше обойтись без тайн. Мы и так слишком долго жили во лжи. – Зузанка тронула Кристиана за руку. – Пойдемте, познакомитесь с отцом, – предложила она.

Кристиан кивнул и улыбнулся ей искренней, как показалось Катринке, улыбкой.

– Простите, если я огорчил вас, – сказал он.

Улыбнувшись в ответ, Зузанка ответила на неуверенном немецком:

– Обычно я ненавижу сюрпризы. Но ваш случай исключение.

Она так и вела юношу за руку до спальни Мирека, потом отошла в сторону и пропустила вперед Катринку. Экономка снова встала со стула, кивнула в знак приветствия и, обменявшись взглядом с Зузанкой, вышла из комнаты. Зузанка осталась стоять в дверях, понимая, что ей тоже надо уйти, но была не в силах сделать это.

– Мирек? – спросила Катринка мягко. – Мирек, zlaticko, ты не спишь?

Тот медленно открыл глаза и, когда женщина попала в их фокус, улыбнулся, взял ее руку и медленно приложил к губам.

– Я кое-кого привела к тебе, – сказала она, отойдя на несколько шагов, чтобы Кристиан попал в поле зрения Мирека, который сначала даже расстроился, думая, что Кристиан мог быть каким-то его знакомым, которого он силился вспомнить. Потребовалось время, чтобы он понял, кто стоит перед ним.

– Это Кристиан, – сказала Катринка, позабыв о том, что Мирек не знал, как зовут их сына.

– Ты такой же красивый, как твоя мать, – прошептал Мирек. – Он говорил медленно и с трудом. – Но у тебя карие глаза. Жаль… – Он всегда представлял своего ребенка с ясными голубыми глазами Катринки, а не со своими – карими. – Поцелуй меня, сынок, – попросил он.

Охваченный чувством отвращения, Кристиан медлил. Этот старый больной старик, слабый и немощный, ничего не значил для него. Он его не знал, не любил. Он пришел только из любопытства. Больше всего ему сейчас хотелось уйти отсюда, оставить навсегда эту душную комнату с ее приторно сладким запахом приближающейся смерти.

– Поцелуй меня, – повторил Мирек.

Катринка молчала, и Кристиан направился было к выходу, но, взглянув на Зузанку, стоящую в дверях, остановился в нерешительности, а потом повернул обратно. Склонившись над Миреком, он коснулся губами его сухой горячей щеки.

– Спасибо, – сказал Мирек хрипло. – Господь тебя благослови…

Кристиан повернулся и, не глядя ни на Катринку, ни на Зузанку, вышел из комнаты.

– Ему трудно будет простить нас, – вздохнула Катринка, – но он простит.

Мирек кивнул головой.

– Ради тебя, я надеюсь… – он не договорил и снова закрыл глаза.

Катринка пододвинула к кровати стул экономки и еще немного посидела рядом с Миреком, ничего не говоря. Наконец она встала, нагнулась над ним и поцеловала в щеку.

– До свиданья, милый, – прошептала она. – Спи спокойно.

Как и накануне, Катринка обнаружила Зузанку в гостиной.

– Кристиан ждет вас в машине, – сказала она.

– Я не хотела огорчать вас, – призналась Катринка. – Но мне казалось очень важным привести Кристиана. Он должен знать, кто его отец.

Зузанка улыбнулась.

– Вы огорчили только Феликса. Вы себе не представляете, как мало надо для этого. Я рада, что вы привели сюда сына. Я рада, что мне представился случай познакомиться с ним.

– Благодарю. Вы очень добры.

– Чепуха, – Зузанка усмехнулась. – Кристиан прав, он наш брат. Вы еще приедете?

– Если позволите. Может быть, в понедельник, когда ваш брат будет на работе?

– Да, это хорошая мысль. – Она пожала Катринке руку и, повинуясь какому-то импульсу, поцеловала ее в щеку. – Я знаю, сегодня вы осчастливили моего отца.

Кристиан сидел в машине, развалившись на заднем сиденье.

– Вот вляпался! – воскликнул он.

– Спасибо, что пошел со мной. – Катринка с трудом поборола искушение залепить ему пощечину. Она подалась вперед и велела шоферу сначала отвезти их на квартиру, покупку которой она оформляла, а потом в отель.

– Я хотела, чтобы ты увидел, чем я тут занималась, – объяснила она Кристиану.

– Только не говори мне, что тебя не расстроил этот болван Феликс, – сказал Кристиан, не желающий переходить на другие темы.

Катринка пожала плечами.

– Я думала, что у тебя хватит ума помолчать, но не учла, что ты не способен бороться с искушением напрашиваться на неприятности…

– Ты сердишься? – поинтересовался он с вызовом.

К своему собственному удивлению, Катринка улыбнулась.

– Я рассердилась сначала, но потом это прошло. В конце концов, все обернулось к лучшему. – Она повернулась к сыну и взяла его за руку. – Тебе понравилась Зузанка?

Кристиан усмехнулся:

– Где только она раздобыла такое ужасное платье?

– Здесь многие так одеваются, но ее мать всегда была одной из самых элегантных женщин Праги. Я думаю, она это делает из противоречия. – Катринка многозначительно посмотрела на Кристиана. – Мне говорили, что дети часто прибегают к подобному приему.

Кристиан не ответил, и Катринка не стала развивать эту тему.

Они провели весь день, осматривая достопримечательности. Кроме квартиры и отеля, она показала Кристиану дом, где жила, когда была студенткой, разбросанные здания Карлова университета, где училась. Остальные дома и улицы, памятные ей. К тому времени, когда они вернулись к себе в отель, Катринка буквально падала от усталости. Пока Кристиан принимал душ, она успела поговорить по телефону с Марком, который сообщил, что у Кэри Пауэрса открылась вакансия в его отеле и Кристиан при желании может занять это место. Затем она поспала часок, оставив эту новость на потом.

На ужин Катринка повезла Кристиана в ресторан «У золотой груши», куда ее часто водил Мирек. Сделав заказ, она сообщила сыну о предложении Кэри Пауэрса.

– Что я там буду делать? – спросил он.

– Ты будешь одним из его помощников. Прежде чем отказаться, вспомни, что он главный финансист компании.

– У него есть чему поучиться, – буркнул Кристиан.

– Да, – улыбнулась Катринка, – есть, и немало.

– Тогда ладно…

– Ты сам позвонишь Марку и скажешь о своем согласии? – спросила Катринка, полагая, что сделала все, что в ее силах.

– Конечно. Не такой уж я невежа.

– В этом нет сомнений. – Катринка не стала напоминать ему, что он еще не поблагодарил ее за помощь.

– Мне, наверное, следует позвонить и сообщить об этом своим родителям.

Курт Хеллер в настоящее время выполнял особую дипломатическую миссию в Лиме.

– Конечно, – согласилась Катринка. – А ты советовался об этом с Хеллерами? Ты сказал им, что хочешь переехать в Нью-Йорк?

– Еще нет.

Как ни антипатичны были Катринке Курт и Луиза Хеллеры, но ей все же не хотелось причинять им боль. Она не стремилась отобрать у них сына. Ей было достаточно делить его с ними.

– Тебе следовало посоветоваться с ними.

– В этом не было смысла, пока вопрос не прояснится.

– Надеюсь, их это не очень огорчит?

– А тебе-то что? – спросил Кристиан, искренне удивляясь.

– Я вообще не люблю никого огорчать, – объяснила его мать.

– Не стоит беспокоиться, – засмеялся Кристиан. – Они будут только рады избавиться от меня.

Катринка подозрительно посмотрела на него.

– Я думала, им не нравится, что ты проводишь время со мной.

– Это верно, – сказал Кристиан со злой улыбкой. – Пока они не поняли свою выгоду. Ведь они не потеряли сына – он просто нашел баснословно богатую мать.

– Поэтому ты и согласился встречаться со мной? – спросила Катринка, отлично зная, что не получит прямого ответа. Мотивы поведения Кристиана были слишком сложны, и их мало кто понимал.

– Ах, мама, – Кристиан наклонился, чтобы поцеловать Катринку в щеку. – Мама, дорогая, как у тебя только язык поворачивается задавать мне такой вопрос?

Когда они вернулись в отель, было уже около одиннадцати, но ей передали записку, чтобы она срочно позвонила Зузанке в любое время. Ожидая, пока их соединят, Катринка перебирала в уме все возможные причины звонка Зузанки. Самую очевидную из них она отказывалась признать, пока не услышала в трубке траурный Зузанкин голос.

– Мне очень жаль, – вздохнула Катринка. – Сообщите, когда у вас будет время все обсудить. Я сделаю все, что смогу.

– Да, конечно, – поблагодарила Зузанка. – Спасибо, что вы так быстро приехали. Это очень много значило для отца.

– Для меня тоже.

Обменявшись обычными в таких случаях словами утешения, Катринка повесила трубку.

– Кристиан, – позвала она.

Через минуту он появился в дверях своей спальни.

– Да? – спросил он и предположил, увидев лицо матери: – Он умер?

– Да. Он умер в десять часов. Они все были там. Его дети и внуки…

«Как трогательно», – собирался сказать Кристиан, но вовремя прикусил язык. Снова, как тогда, у постели отца, он почувствовал незнакомое, внезапное чувство сострадания. Присев рядом с Катринкой, он взял ее за руку.

– Ты хорошо себя чувствуешь?

– Да. Мне грустно, но я так счастлива, что ты рядом со мной… Очень счастлива…

 

ГЛАВА 25

Похороны Мирека были назначены на утро в четверг и, поговорив с Зузанкой, Катринка решила остаться в Чехословакии, чтобы присутствовать на церемонии. Это могло не понравиться Феликсу и его жене, но Зузанка одобрила ее решение, и Катринка не сомневалась, что и сам Мирек хотел бы этого.

Марк очень огорчился, узнав об изменениях в планах жены.

– Когда-то он играл очень важную роль в моей жизни, – сказала Катринка, пытаясь объяснить, что ею движет.

– Когда-то, – повторил Марк. – Это было очень давно…

– Я сама хочу этого, Марк.

– Кристиан тоже остается? – спросил он.

– Да, – ответила она.

К ее удивлению, Кристиан сам выразил желание остаться в Чехословакии.

– Он пропустит всего один семинар. Знаешь, он сказал мне, что в любом случае получит диплом с отличием…

«Каков наглец», – подумал Марк, хотя в уме Кристиана и его способностях не сомневался.

– Я уверен, он не сделает ничего такого, что могло бы испортить ему будущее, – сказал Марк спокойно. – Тебе можно об этом не беспокоиться.

– Я очень рада, что он остался со мной. Кажется, он изменился.

– Не питай слишком радужных надежд, милая, – предупредил Марк. – Не думай, что с Кристиана так легко сбить гонор.

Катринка снова рассмеялась:

– Ты прав. Но я была бы довольна, если бы этого гонора стало хоть чуть-чуть поменьше!

На этот раз он не предложил приехать к ней в Прагу. Во-первых, он действительно не мог больше оставаться в Европе. Во-вторых, он понимал, что не слишком-то ей нужен сейчас. Смерть Мирека не потрясла ее, только огорчила. Кроме того, у нее, по-видимому, были свои планы насчет Кристиана.

Однако то, что Марк вошел в ее положение, не означало, что все это ему нравилось. Он все больше и больше предавался унынию, полагая, что сейчас самый неподходящий момент для разлуки. Впрочем, судя по всему, Катринка уже забыла о письмах Моники Бранд, которой Марк все еще готов был свернуть шею при первой же встрече. Не в характере Катринки было долго предаваться мрачным мыслям. Когда погибли ее родители, она начала лыжные тренировки на следующий же день после похорон. Когда они с Адамом разошлись, она с головой ушла в бизнес. Когда ей было плохо, она должна была или окунуться в работу или сойти с ума. Но в этот раз ей не было плохо: она не верила измышлениям Моники Бранд и, окунувшись в повседневную жизнь, отодвинула их от себя подальше.

Вместо того, чтобы сидеть в Праге до похорон, Катринка предложила Кристиану взять напрокат машину и проехаться по стране. Она подумала, что у нее больше не будет случая несколько дней подряд наслаждаться обществом сына, и постаралась сполна использовать этот шанс.

Кристиана снова пришлось упрашивать. Он весь был во власти чувств, природу которых не совсем понимал… Сейчас им двигало любопытство, злость, которую Кристиан никогда не сбрасывал со счетов, и необъяснимая симпатия к Зузанке, которую в других обстоятельствах он не удостоил бы своим вниманием. И, наконец, в нем было некое смутное и неприятное беспокойство, присутствие других, глубоких и тревожных эмоций, которые быстро касались его души, и он не успевал, да и не очень хотел разобраться в них.

Взяв с собой по сумке с самым необходимым, они выехали в воскресенье рано утром во взятой напрокат «шкоде» и поехали по шоссе в направлении Моравии.

– Когда ты была маленькой, у вас была машина?

– Она появилась не сразу. Когда я пошла в школу, моя мать вернулась на прежнюю работу и у нас стало лучше с деньгами. Мы купили «шкоду». А потом, когда я была уже студенткой и подрабатывала манекенщицей, я купила себе маленький синий «фиат-600». Я очень любила его.

– Не понимаю, где ты могла работать манекенщицей, – удивился он.

– В те времена существовал государственный дом моделей, – объяснила Катринка. – Кто-то из модельеров был талантлив, кто-то безнадежно бездарен. Повышения по службе и зарплата зависели только от членства в компартии. Так работала система.

Проехав Брно, они свернули на узкое шоссе и двигались очень медленно, застревая среди грузовиков и автобусов. На пути им встретилась деревня с небольшими желтоватыми домами, окружавшими большой господский особняк.

– Красиво, – пробормотал Кристиан.

– Это Аустерлиц, – сказала Катринка.

– Правда? – удивился Кристиан. – Я и не знал, что Аустерлиц находится в Чехословакии.

– В Моравии, – уточнила Катринка и рассмеялась. – Ты ведь, кажется, получил образование в школе, которая считается лучшей в мире?

Кристиан нехотя улыбнулся.

– Походы Наполеона никого, кроме французов, не интересуют.

– А походы Гитлера?

– О нем вообще стараются не говорить…

Вскоре они приехали в Свитов, и, подобно гиду, влюбленному в свою тему, Катринка показала Кристиану его достопримечательности: городскую площадь, низкую бетонную коробку, в которой помещался кинотеатр, где они с Томашем провели так много времени в юности; спортивный комплекс, где ее отец работал помощником управляющего.

Из центра города они проехали два квартала к красному кирпичному зданию, где находилась начальная школа, в которую ходила Катринка. А потом она повела сына на холмы, с которых был виден и дом, где жили они с Томашем, и гимназия, в которую Катринка ходила после окончания начальной школы.

– Не похоже на «Ле Рози», да? – засмеялась она.

– Совсем не похоже, – согласился Кристиан и тоже улыбнулся. – Но, я уверен, что тебе здесь было лучше, чем мне в «Ле Рози».

– А тебе там было нехорошо? – спросила она, развернув машину обратно к центру города.

– Школа была далеко от дома, туда не дойти пешком, – объяснил он и пожал плечами. – Да и дома было не лучше. Дома, собственно говоря, и не было, по крайней мере, в прямом смысле: мы очень много ездили, из одного посольства в другое, из одной страны в другую. Наша семья, так сказать, не имела ничего общего с той уютной картинкой, которую ты рисуешь. Нет, если подумать, мне больше нравилось в школе.

– Тебя били? – спросила Катринка, вспомнив все истории, которые она слышала об интернатах.

– Где? Дома? Конечно. В школе тоже, но жестокостей, о которых ты, может, думаешь, там не было.

– Это ужасно, – вздохнула Катринка.

– Есть кое-что похуже побоев, – сказал Кристиан тоном взрослого, объясняющего наивному ребенку какие-то неприятные вещи.

Катринка не знала, что из рассказов сына правда, а что он преувеличивает ради эффекта. Ей никогда не нравились Хеллеры. Она считала их холодными, честолюбивыми людьми, но ей и в голову не приходило, что они могут быть жестокими.

– Ты мне не веришь, да? спросил Кристиан и посмотрел матери в лицо.

– Конечно, верю! – воскликнула Катринка. – Иногда мне кажется, что ты несколько преувеличиваешь, но я уверена, что в целом ты говоришь мне правду.

Он улыбнулся. Впервые в его улыбке не было иронии или цинизма.

– Может, я и преувеличиваю немного.

Он еще немного рассказал матери о своей жизни в «Ле Рози»: повышенные требования учителей; одиночество, которое испытывал не только он сам, но и большинство ребят; проблемы с дисциплиной, неизбежно возникающие в группе избалованных детей из богатых семей.

– Наркотики в вашей школе были?

– Не больше, чем в других. Сейчас меньше, я думаю, теперь ведь каждую неделю делают анализы мочи. – Он вопросительно посмотрел на Катринку. – Ты, наверное, хочешь знать, пробовал ли я наркотики?

– Да, – призналась она.

– Я попробовал все: марихуану, гашиш, кокаин. Но мне не понравилось их действие. Мне нужно контролировать себя. – Он помолчал и спросил: – Ты мне веришь?

– Я тебе уже говорила, – сказала она. – Я всегда тебе верю.

Он говорил правду, умолчав только о том, что хотя сам и не пристрастился к наркотикам, он являлся одним из главных снабженцев школы. Сын дипломата, красивый, прекрасно одетый, он представлял собой идеального курьера. С одиннадцати лет он зарабатывал много денег, как транспортировкой наркотиков, так и их распространением среди своих школьных друзей. Но он занимался этим не ради денег – он получал щедрое содержание от Хеллеров. Его привлекала опасность, волнение и ощущение своей власти, когда он замечал, что его друзья становятся зависимыми от порока, которому он сам не подвержен. Однажды его чуть не разоблачили. Один школьный товарищ указал на него, как на распространителя наркотиков, но Кристиан отверг обвинения, убедив всех, что мальчик соврал из зависти, потому что сам приторговывал наркотиками. Поскольку у Кристиана никаких наркотиков не обнаружили, а никто из учителей никогда не видел его накачавшимся, и поскольку большая часть учащихся поддержала его (не желая перекрывать своими собственными руками источник снабжения), то товарища из школы исключили, а Кристиан отделался предупреждением.

Во второй половине дня мать с сыном вернулись в город и устроились в единственной гостинице: большом, некрасивом, но вполне комфортабельном здании, а затем вышли на улицу немного размять ноги. Купив по букету цветов, что и было целью прогулки, они поспешили к машине и через десять минут оказались на кладбище, где были похоронены родители Катринки.

Здесь она ощущала свою близость к родителям. Она положила букет на мраморную плиту, постояла молча несколько минут, не молясь, но вспоминая их. Потом она отошла на несколько шагов к могиле, где были похоронены ее дед и бабушка, и сделала то же самое.

– Это были хорошие люди, – сказала она.

Кристиан наблюдал за Катринкой и старался определить, что же он чувствует. Наконец он решил, что чувствует усталость и голод. День оказался слишком долгим.

И он еще не кончился. В тот вечер Катринка и Кристиан были приглашены на ужин к Оте Черны и его жене Марии; Катринка еще из Праги позвонила и предупредила их, что едет в Свитов. «Дядя» Ота был другом ее отца и тренером Катринки по лыжам.

Мария, вторая жена Оты, зная о любимых блюдах Катринки, приготовила их.

– Я целую неделю не буду ничего есть, – пробормотала Катринка, с удовольствием похлопывая себя по животу. – Если я не буду следить за собой, мой будущий ребенок слишком растолстеет!

– Что за глупости, – сказала Мария. – Ты худая, как щепка. Жаль, что ты не видела меня, когда я ходила беременной!

Ота развлекал разговором Кристиана.

– Твоя мать рассказывала тебе, какой замечательной лыжницей была? – спросил он на ломаном немецком с сильным акцентом. Несколько месяцев тому назад Катринка написала ему о Кристиане, и он ожидал увидеть энергичного, блестящего молодого человека, открытого и приветливого, как его мать. Сумрачность молодого человека сильно удивила его.

– Да, – сухо сказал Кристиан. Ему уже надоело соблюдать внешние приличия. Что он здесь делает, с этими нудными стариками, чей интерес заключался только в пережевывании прошлого?

– Когда она уехала из Чехословакии, у меня чуть сердце не разорвалось от горя! Я так рассчитывал, что она завоюет для меня олимпийскую медаль в Саппоро в семьдесят втором.

Несмотря на свой возраст Ота все еще выглядел полным сил и здоровья человеком. Трудно было поверить, что они с Миреком были ровесниками.

– Я думала, вы давно меня простили за это, – сказала Катринка голосом, полным любви.

– Я простил, zlaticuo, – успокоил он ее, переходя на чешский. – Уже давно. – Он смотрел на нее с некоторой тревогой и, когда они поцеловались на прощанье, просил беречь себя.

– Не беспокойтесь, – улыбнулась Катринка. – Никогда еще в жизни я не чувствовала себя так хорошо!

– Счастье приходит и уходит. В этом жизнь…

– Я ему не понравился, – сказала Кристиан уже в машине.

– А как ты мог понравиться? – Катринка выглядела немного раздраженной. – Ты вел себя, как невоспитанный щенок!

– Но тебе же я нравлюсь? – спросил он, легонько дотрагиваясь до ее руки.

Катринка повернула к нему голову и неохотно улыбнулась.

– Нет, не нравишься, – сказала она. – Иногда. Но я люблю тебя. И очень счастлива, что ты есть в моей жизни.

– Этого достаточно, – успокоился Кристиан.

На следующее утро после завтрака Катринка и Кристиан продолжили свое путешествие.

Они поехали на север, остановившись только один раз, чтобы заправить машину и чего-нибудь выпить. К половине первого они по дороге на Могельнице проехали Оломук, бывший когда-то столицей Моравии, потом Катринка свернула на проселочную дорогу и, проехав по ней немного, остановилась перед какой-то калиткой.

– Открой, пожалуйста, – попросила она.

– Мы приехали?

– Да, приехали, – подтвердила она.

Кристиан вышел, открыл калитку, подождал, пока Катринка въедет, закрыл калитку и снова сел в машину. Катринка отметила, что и калитка и забор были недавно выкрашены, так же как и декоративные детали оштукатуренного фермерского дома. Эта ферма принадлежала семье ее матери, Новотным, и каким-то образом проскочила через шестерни в бюрократической машине, когда после прихода к власти коммунистов была объявлена коллективизация.

Когда машина остановилась, к ней бросились три немецкие овчарки; входная дверь открылась, и из нее выбежала полная женщина, раскинувшая руки:

– Катринка, zlaticko, dobry den! – Ее потускневшие светлые волосы были закручены в узел на макушке. Трудно было поверить, что она всего на несколько лет старше Катринки.

– Олинка, как я рада тебя видеть! – воскликнула Катринка, обнимая женщину. – Это жена моего кузена Франтишека, – объяснила она Кристиану по-немецки. – А вот собаки. Здесь всегда были собаки. – Она повторила то же самое для Олинки по-чешски.

– А еще цыплята, поросята, – сказала, смеясь Олинка. – Входите, входите. Какой красивый у тебя сын! Он очень на тебя похож. Ах, как жаль, что моих мальчиков нет дома. – Они учились в университете в Брно. – Здесь только Милена. Она вот-вот должна вернуться из школы.

– А где Франтишек?

– Он работает в саду, но скоро придет обедать.

Катринка и Кристиан прошли следом за Олинкой в огромную кухню, где был накрыт стол на пятерых. У очага в кресле-качалке сидела старая женщина. Ее седые волосы были аккуратно заплетены в косы. Услышав шаги, она крикнула голосом тонким и взволнованным:

– Катринка, это ты? Ну только посмотрите на нее, – сказала она, когда Катринка встала перед ней. – В таком возрасте ждешь ребенка! Господь тебя благослови! Ну иди ко мне, поцелуй свою старую тетку.

– Тетя Зденка, как хорошо вы выглядите, – Катринка расцеловала старую женщину в морщинистые щеки. Зденка и ее мать были родными сестрами.

Она похлопала Катринку по животу.

– Девочка, – уверенно сказала она.

– Чего с вашей ногой? – поинтересовалась Катринка, заметив, что ее нога в гипсе покоится на скамеечке.

– Так глупо вышло, – Зденка с досадой махнула рукой. – Я встала на стул, чтобы достать банку консервов с полки, и упала. Вот теперь сижу целыми днями без дела.

– Чистка картошки и морковки не дает тебе скучать, – пошутила Олинка.

– Это твой сын? – спросила Зденка. – Какой красивый мальчик. Подойди. Поцелуй меня.

– Поцелуй ее, – приказала Катринка по-немецки.

– С удовольствием, – сказал Кристиан с неожиданной теплотой. – Никогда не отказываюсь поцеловать красивую женщину. Выздоравливайте поскорее, тетя! – Он был сама учтивость.

– Что он сказал? – спросила Зденка.

Катринка перевела, и Зденка рассмеялась.

– У него медовый язык, как у твоего отца!

Через пять минут явился Франтишек. Высокий, широкоплечий, он по-медвежьи обняла Катринку.

– Добро пожаловать! Добро пожаловать! – расшумелся он. – Давно тебя не видел…

Обед прошел весело, Катринка и ее родня рассказывали друг другу последние новости, вспоминали прошлое. Время от времени Катринка переводила самое интересное Кристиану, который, удобно устроившись, ел домашние колбаски и свежеиспеченный хлеб. Нельзя сказать, что ему было здесь хорошо, но его очень забавлял вид матери, всемирно известной светской львицы, которая одинаково удобно чувствовала себя и на балу у коронованных особ и на кухне фермерского жилища в маленькой восточноевропейской стране. Сможет ли он когда-нибудь понять Катринку, спрашивал он себя.

После обеда Франтишек вернулся к работе. Олинка принялась убирать посуду, а Катринка показывала Кристиану ферму.

Когда они вернулись в дом, там уже была вернувшаяся из школы Милена – среднего роста, тоненькая девочка с бледной кожей и приятными чертами лица.

– Какая красивая ты выросла, – ахнула Катринка, увидев ее.

– Точно как твоя мать в молодости, – заметила Зденка.

Милена вспыхнула и с очевидной неловкостью поблагодарила Катринку за похвалу.

– Что с тобой? – спросила ее мать и добавила, обращаясь к Катринке: – Обычно она совсем не такая робкая. Ты бы видела ее вчера, когда она узнала о твоем приезде…

Если другие просто любили Катринку как члена семьи, то Милена искренне боготворила ее. Смутившись, девочка убежала делать уроки.

Кристиан с разочарованием воспринял ее уход, но ему недолго пришлось ждать ее возвращения. Очарование Катринки было слишком сильным, и девочка не могла противиться ему. Катринка принялась помогать готовить ужин.

– Ты мне мешаешь, милый. Пошел бы в комнату и там почитал, – предложила она сыну, в очередной раз проносясь мимо него. – Или посмотри телевизор. Если, конечно, не хочешь помочь тете Зденке лущить горох!

– Пожалуй, пойду посмотрю телевизор, – лениво потянулся Кристиан. – Милена не хочет попрактиковаться в английском?

– Нет, спасибо, – поспешно ответила Милена тоже по-английски. Она боялась остаться наедине с этим молодым человеком. Что-то в нем тревожило ее. Он совсем не был похож на ее братьев, она не знала, о чем говорить с ним. – Я останусь и накрою на стол.

– Ты очень хорошо говоришь по-английски, – заметила Катринка.

– Правда, – подтвердил Кристиан и улыбнулся. – Может быть, ты потом научишь меня нескольким фразам по-чешски? – Милена нервно кивнула. – Прекрасно, – Кристиан извинился и вышел из комнаты.

Ужин в тот вечер был точной копией обеда – полный смеха и разговоров. Когда говорила Катринка, Милена с жадностью наблюдала за ней, а Кристиан, в свою очередь, не отрываясь, смотрел на Милену. «Красивая, но очень робкая», – подумал он.

Когда они поужинали и убрали посуду, – Франтишек вынес гитары, одну из которых передал Катринке. Милена исчезла на несколько минут и вскоре появилась с мандолиной в руках. Как всегда по вечерам, они уселись вокруг очага, стали играть старинные народные песни, вальсы и польки и петь. Но вскоре Катринка заметила нечто необычное и перестала играть. За ней остановился Франтишек, потом Олинка и Зденка. Пела одна Милена, голосом чистым и нежным, иногда тихим, иногда сильным. Она не сразу обратила внимание, что все слушают ее одну. Кровь бросилась девушке в лицо, и она перестала петь.

– Что же ты, продолжай! – попросил Кристиан.

– Ты прекрасно поешь, – похвалила Катринка.

– У нее ангельский голосок, – сказала обожающая внучку бабушка.

– Я мечтаю стать певицей, – сказала Милена с неясной тоской в голосе.

– Эта профессия не для девушки из приличной семьи, – строго сказал Франтишек. – Тоже мне, Мадонна, – он покачал головой.

– Не все же такие, как Мадонна, – возразила Катринка.

– Ты когда-нибудь была на ее концерте? – спросил Кристиан.

– Нет, – ответила Милена. – Здесь не устраивают концертов, а больше я нигде не была. – Она прикусила губу, не зная, стоит ли продолжать, но, сообразив, что это ее последний шанс, решилась. – Катринка сказала, что я когда-нибудь смогу приехать к ней в Нью-Йорк…

– Прекрасная идея, – обрадовался Кристиан.

– Вы это о чем? – спросила Катринка, снова обращаясь к молодым людям.

– О том, что Милена приедет к тебе в Нью-Йорк. Ты же обещала ей!

– Да, обещала. Я сказала, что она сможет приехать ко мне, когда станет немного постарше. – Катринка улыбнулась Милене. – Ну, я думаю, ты уже стала немного старше.

Милена кивнула головой.

– Мне скоро исполнится восемнадцать.

– Осенью она пойдет учиться в университет, – сказал Франтишек, которому вовсе не нравилось такое направление разговора.

– Прекрасно! – воскликнул Кристиан. – До начала занятий она сможет несколько недель провести в Нью-Йорке.

Он обратился к Милене:

– Как ты на это смотришь?

– С удовольствием, – сказала она.

Кристиан выжидающе обернулся к захваченной врасплох Катринке. Наконец она заявила:

– Если твои родители согласны, я буду рада видеть тебя у себя в Нью-Йорке.

Забыв свою робость, Милена вскочила со стула и бросилась к ней на шею:

– О, я так вам благодарна!

– А разве я не заслуживаю хоть толики от этой благодарности? – поинтересовался Кристиан, и Милена снова вспыхнула.

– Спасибо, – сказала она застенчиво.

– Что происходит? – спросила недоумевающая Олинка.

Катринка сразу принялась отстаивать право девушки съездить за границу. Милена встревоженно прислушивалась к спору, понимая, что на карту поставлено ее будущее.

– Зачем прямо сейчас принимать окончательное решение? – Катринка хотела дать людям возможность привыкнуть к неожиданному предложению. – Нам всем следует еще раз все обдумать. До окончания школы еще целых полтора месяца. Правда? – Она посмотрела на Милену, которая после недолгого колебания утвердительно кивнула. – Через несколько недель я позвоню тебе из Нью-Йорка.

Франтишек облегченно вздохнул, довольный тем, что ему не придется принимать решение сразу.

– Я буду очень рада, если Милена приедет. По-моему, ей это пойдет на пользу. – Заметив, что Франтишек приготовился возражать, она быстро добавила: – Ну, мы и так уже вдоволь наговорились! Нам пора ехать…

– Да, – Кристиан встал, пожал руку Франтишеку, поцеловал в щеки Олинку и Зденку, поблагодарив их за гостеприимство.

– Не беспокойся, – шепнул он Милене, целуя ее в щеку. – Моя мама всегда добивается того, чего хочет. И я тоже…

– Какой славный мальчик! – воскликнула Зденка, когда Катринка с Кристианом ушли. – Такой красивый, просто очаровательный!

– Подумать только, она скрывала его существование столько лет! – Олинка укоризненно покачала головой.

– Катринка всегда умела держать язык за зубами, – сказал с восхищением Франтишек. Но улыбка очень скоро исчезла с его лица. Катринка была в возрасте Милены, может быть, чуть постарше, когда забеременела. Он вздохнул, сам не зная, кому больше не доверяет – Милене, Катринке или самой жизни, но ему очень не нравилась идея поездки его дочери в Нью-Йорк.

– Ну, ты и натворил дел, – вздохнула Катринка, оставшись наедине с сыном.

– Разве ты не хочешь, чтобы Милена приехала к тебе? – с невинным видом спросил он.

– Больше всего я бы не хотела огорчать моих кузенов, – строго сказала она.

– Жаль, пропадет такой талант!

– Интересно, а если бы эта девушка была совсем невзрачной, ты тоже беспокоился бы о ее таланте?

Кристиан засмеялся. Ни красота Милены, ни ее принадлежность к женскому полу не повлияли на его поступки – в конце концов она была отнюдь не первой красивой девушкой в его жизни. Им двигало желание обратить на себя ее внимание: он терпеть не мог, когда его не замечали.

– Скорее всего, нет, – сказал он.

Катринка криво улыбнулась, зевнула и заерзала на сиденье.

– Может быть, мне повести машину? – спросил он.

– Уже недалеко.

– Ты ведь несколько дней за рулем и, наверное, очень устала.

– Спасибо, милый. Ты прав. – Катринка остановила машину у обочины, и они с Кристианом поменялись местами. – О, так гораздо лучше, – сказала она.

– Постарайся немного поспать. Я обещаю, что не заблужусь. – Кристиан шутил: ехать в Прагу нужно было по прямой.

– Я полностью доверяю тебе, – пробормотала Катринка и закрыла глаза.

Было около часа ночи, когда Кристиан остановил машину у подъезда «Интерконтиненталя». Он выключил мотор и посмотрел на мать. Она глубоко спала.

– Отнесите, пожалуйста, багаж, – велел Кристиан швейцару, открывая дверь и нежно беря Катринку за руку. – Мама, – позвал он. – Проснись! Мы приехали.

Катринка медленно открыла глаза, увидела лицо Кристиана и простонала:

– Я ужасно себя чувствую.

– Что случилось? – с тревогой спросил он.

– Я просто устала.

Сын помог ей выбраться из машины, и они вместе пошли в номер, задержавшись на минуту у администратора, который вручил им несколько конвертов, пачку факсов и телефонные послания, которые были получены во время их отсутствия. Одно письмо предназначалось Кристиану. Он бегло просмотрел его, скомкал и выбросил в урну для мусора по пути к лифту.

– От Пиа, – пояснил он в ответ на вопросительный взгляд Катринки.

– Я хочу принять горячую ванну, – сказала Катринка, когда они вошли в свой номер.

– Сейчас я пущу горячую воду.

– Спасибо, милый. Не забудь, что заупокойная месса начинается в девять! – Ей вдруг пришло в голову, что именно Мирека она должна благодарить за время, которое провела со своим сыном.

Пожелав Кристиану спокойной ночи, она взяла всю корреспонденцию с собой и положила ее рядом с ванной. Потом разделась и с облегчением опустилась в успокоительно горячую воду. Так она пролежала несколько минут, после чего потянулась за почтой: несколько сообщений от Робин, поздравления Карлоса с приобретением нового отеля в Праге, телефонные звонки Марго, Зузки и Марка, который, по-видимому, пытался дозвониться ей целый день. Ничего срочного.

В одном из почтовых конвертов оказались фотографии, не сопровожденные ни пояснительным письмо, ни запиской, ничем, что могло бы указать на отправителя. Первая фотография изображала дом Марка в Лондоне. На второй был крупный план входной двери. Смутно на заднем плане за стеклом Катринка могла рассмотреть два силуэта. На третьей фотографии дверь была немного приоткрыта и какой-то мужчина – нет, не какой-то, это был Марк, – выходил из нее. Снова за ним была видна чья-то темная фигура. На четвертой фотографии было видно, что этот силуэт принадлежал женщине, которая шла по пятам Марка и протягивала руку к его руке. На пятой фотографии Марк стоял на ступенях у входа, а женщина крепко держала его за руку. На шестой они целовались, а на седьмой и восьмой женщина обнимала Марка за шею, а его руки покоились на ее бедрах. Девятая изображала Марка, садящегося в ожидающий его лимузин. На десятой женщина была одна, она плакала. Это была Моника Бранд.

«Нет, нет, – подумала Катринка. – Это невозможно. Это неправда. Нужно поговорить с Марком. Прямо сейчас». Уронив фотографии на пол, она встала, потянулась за махровым халатом и накинула его на себя. Мраморный пол скользил под ее торопливыми шагами. Она поскользнулась и почувствовала, что падает.

– Кристиан! – крикнула она и упала, ударившись головой об пол.

Возглас Катринки смешался с другими звуками во сне Кристиана: пением Милены, плачем Пиа, бранью Луизы Хеллер. Юноша не сразу сбросил с себя оковы сна, отделив реальность от кошмара. Под дверью, ведущей в ванную, виднелась полоска света.

– Мама? – позвал он.

Тишина встревожила его, и он осторожно открыл дверь.

На мраморном полу в ворохе бумаг лежала Катринка. Из-под ее махрового халата сочилась кровь.

– Господи, помилуй, – пробормотал он, бросаясь к распростертому телу матери, и опустился на колени.

– Катринка, – вскрикнул он. – Мама! – позвал он более настойчиво.

Она дышала, но, по всей видимости, была без сознания.

Кристиан кинулся к телефону:

– С миссис ван Холлен несчастный случай, – закричал он диспетчеру. – Вызовите скорую помощь! Немедленно, поняли? Скорую помощь!

– Да, да, – повторила диспетчер. – Скорую помощь, немедленно.

Юноша побежал к входной двери и открыл ее, чтобы врачи не теряли драгоценное время. Сделав это, он вернулся в ванную и сел на пол рядом с Катринкой. Он не знал, что делать, не знал, как ей помочь. Сдернув с вешалки полотенца, он осторожно подтолкнул их под бесчувственное тело Катринки, надеясь остановить сильное кровотечение. Инстинктивно обхватив обеими руками голову матери, Кристиан крепко прижал ее к груди и принялся истово молиться, чтобы помощь прибыла как можно скорее.

 

ГЛАВА 26

«Положение определенно улучшается», – подумал Адам Грэхем и, открыв ящик стола, увидел вчерашний выпуск «Дейли реджистера», который он сам спрятал туда на всякий случай. Конечно, было бы лучше, если бы тираж газеты был побольше, но у него не было выбора: Лиз Смит никогда бы не пропустила материал в «Ньюс-дей», не проверив факты. А Рик Коллинз слишком хорошо относился к Катринке, чтобы пользоваться непроверенными источниками.

«Пока Катринка веселится, ее муженек резвится», – гласил заголовок. Для иллюстрации статьи Сабрина использовала две фотографии: фотографию Катринки в изысканном туалете под руку с Жан-Клодом Жиллетом и фотографию Марка, целующего Монику Бранд перед собственным домом. В статье Сабрина цитировала разговоры, наводнявшие Париж: Жан-Клод якобы окончательно решил развестись со своей многострадальной Элен и жениться на Катринке; Моника, в представлении Сабрины, была прекрасной талантливой журналисткой, не связанной ни с одной редакцией. Правда, в последнее время она была замечена в компании с Марком ван Холленом. Как наживку для голливудской толпы, Сабрина поместила также информацию о том, что Катринка была когда-то замужем за «магнатом киноиндустрии» Адамом Грэхемом.

Адам с удовольствием перечитал статью – даже он не написал бы лучше. Затем он принялся рассматривать фотографии, ища изъяны. Во всем этом было что-то криминальное, даже с его точки зрения, но он знал, что все идет по задуманному плану.

Адам полагал, что Катринка уже все знает. Наверное, уже состоялся ее разговор с Марком. Что он мог сказать в свое оправдание? Разумеется, ничего убедительного. Адам представлял себе ярость Катринки. Гнев делал Катринку еще более привлекательной. Она распрямляла спину и становилась выше и величественнее, но всегда портила эту потрясающую картину слезами. Случившееся станет для Марка началом конца. Разразившийся скандал закончится тем, что Марк потеряет контроль над советом директоров, который сможет принять более выгодные предложения, в частности, от Чарльза Вулфа, который спокойно готовился к этому моменту за счет Адама. В то время как Марк сорил деньгами, надеясь спасти свою компанию, финансовые дела Адама стабильно улучшались. Итальянцы наконец перестали ломаться, и продажу «Олимпик Пикчерз» можно было считать делом решенным.

Единственным темным облачком в прогнозе Адама стал Патрик Кейтс, проигравший в конце апреля. Кейтс перекладывал свою вину буквально на всех: на свой экипаж, на дизайнеров, на судостроительный завод. Разумеется, было много кандидатов на ношение титула «виноватого», но не вызывало никаких сомнений, что именно Кейтс заслужил большую часть обвинений. Он постоянно ругался с дизайнерами, изменяя все и вся, руководствуясь собственными капризами и прихотями, которые сам называл «хорошим чутьем», и не смог сделать отношения в команде доверительными и лояльными. Кейтс был хорошим яхтсменом, но его подвел собственный эгоизм.

Верещание селектора вторглось в вереницу мыслей Адама: секретарь сообщил, что на проводе его мать. Он поднял трубку и на всякий случай припрятал экземпляр «Дейли реджистера» в ящик стола.

– Здравствуй, мама!

– Я не понимаю, что это все говорят о Марке ван Холлене? – спросила Нина, которая, если уж хотела что-то узнать, не тратила времени на пустые вежливые условности.

– Ну откуда я могу знать?

– Ты хочешь сказать, что не видел это?

– Видел что?

– В одной из вчерашних газет помещена вопиющая фотография в этой ужасной колонке Сабрины. На ней Марк целует какую-то молодую женщину.

– Я не верю…

– Я бы тоже не поверила, – в душе Нины отчаянно боролись самые разные чувства: недоверие, шок, отвращение, любопытство. – Но меня тревожит одна вещь… Все, что касается Марка, имеет отношение к Катринке, а значит, и к тебе, и ко мне, а сейчас и к Расселу – это самое неприятное.

Адам сделал глубокий вдох и спокойно сказал:

– Мама, дела Марка ван Холлена не имеют никакого отношения ни к тебе, ни ко мне, ни к Расселу. Эта неразбериха не может повлиять на его избирательную кампанию. И в любом случае эта история скоро забудется. Ты можешь быть уверена в одном: она не пойдет на пользу ни одной из газет ван Холлена.

– Наверное, ты прав, – в голосе Нины звучало сомнение.

– Не сомневайся, я прав.

– Бедная Катринка, – опечалилась Нина, все же пожалев человека, более всех страдающего во всей этой истории.

– Да, – согласился Адам. – Два неудачных замужества не выдержит никакая женщина, даже Катринка.

Вдруг дверь его кабинета распахнулась, и на пороге появилась Лючия, бледная, с взъерошенными рыжими волосами. Руки и одна щека у нее были чем-то испачканы.

«Интересно, – подумал Адам, – какого черта он платит своей секретарше, почему она впускает к нему непрошеных гостей?» Он предупреждающе поднял руку, надеясь, что Лючия поймет и исчезнет до тех пор, пока он сам не будет готов встретиться с ней. Но она непреклонно потрясла головой. Адам разозлился, но решил прервать разговор:

– Мамочка, тут что-то случилось. Если я узнаю что-нибудь новенькое, я позвоню тебе.

Несмотря на протесты Нины, он положил трубку и уставился на Лючию.

– Если это насчет Патрика Кейтса, то давай не будем об этом; я сейчас не расположен разговаривать на эту тему.

– Нет, нет. – Лючия была на грани истерики. – Это насчет Катринки.

– Что такое?

– С ней произошел несчастный случай, сейчас она в больнице в Праге.

Опасаясь, что Лючия упадет в обморок, Адам быстро поднялся, обошел стол, схватил ее за руки и усадил в кожаное кресло.

– Какое несчастье! Это серьезно? Она поправится?

– Не знаю, никто этого не знает, – ответила она только на последний вопрос. – Она в критическом состоянии.

– А ребенок?

– Тоже. Это девочка. Катринке сделали кесарево сечение.

На мгновение Адам почувствовал себя так, как если бы лодка, которая, казалось, была под его полным контролем, вдруг перевернулась и он очутился в холодной воде. Инстинктивно он даже сделал руками несколько плавательных движений.

– Тебе нужно выпить, – произнес он и подошел к бару, скрытому в дальней стене. Когда он принес Лючии бренди и она сделала глоток, он попросил:

– Расскажи мне, что произошло.

– Она поскользнулась в ванной комнате. К счастью, рядом был Кристиан, который и вызвал скорую помощь. Больше я ничего не знаю. Кто-то прислал ей конверт с мерзкими фотографиями – Кристиан нашел их в ванной. Очевидно, она распечатала почту в ванной, увидела фотографии, разволновалась и, выходя из ванны, поскользнулась. Слава Богу, она успела позвать Кристиана, прежде чем потерять сознание.

– Кто рассказал тебе все это?

– Кристиан рассказал Марку, Марк – Робин, Робин – всем остальным.

Лючия немного пришла в себя.

– Где Марк?

– Сейчас он должен быть в Праге.

– Сукин сын, – проговорил Адам. Он был в ярости. Марк опять обставил его. Адам все рассчитал по-другому. Катринке нужно было причинить боль, но не физическую. Если к ней и должен был кто-то прийти на помощь, то это должен был быть он сам, а не Марк ван Холлен.

Лючия начала плакать.

– Прости, я так волнуюсь.

– Хочешь еще бренди?

– Нет, – ответила она, доставая из кармана платок, – я уже в полном порядке.

Адам поднялся, подошел к бару, налил себе бренди, выпил залпом, после чего вернулся к столу и нажал на кнопку селекторной связи:

– Соедините меня с Робин Догерти.

– Да, мистер Грэхем, – голос секретарши звучал испуганно, но с ноткой любопытства.

– Я только что разговаривала с ней, – сказала Лючия.

Адам не ответил. Он молча ждал.

– Мисс Догерти на проводе.

– Робин?

– Здравствуйте, мистер Грэхем. – Голос Робин звучал настороженно.

– Лючия рассказала мне о том, что произошло, – начала Адам словесный поединок. – Какие у тебя новости?

– Катринка с ребенком все еще в критическом состоянии.

– Если тебе станет что-либо известно, сообщишь мне? – Это было больше похоже на приказ, чем на просьбу, и, когда она замешкалась, он закричал. – Робин, во имя всего святого, я очень волнуюсь!

– Да, да, я сообщу тебе. К сожалению, я больше не могу разговаривать.

Связь прервалась.

– Я не понимаю, – запричитала Лючия, тряся головой в недоумении. – Я совсем ничего не понимаю. Марк ведь любит ее… Зачем он…

– Замолчи, Лючия! Пожалуйста, замолчи!

– Мистер ван Холлен, не хотите ли чашечку кофе? – Медсестра, полная приветливая женщина среднего возраста, заботливо смотрела на Марка. В руках у нее был металлический поднос с крепким горячим черным кофе. «У него совершенно измученный вид, он так же бледен, как и его несчастная жена», – подумала она.

– Спасибо. – Марк взял чашку.

Кофе всегда выручал его. Благодаря ему он не заснул в самолете и держал натянутые до предела нервы в кулаке. Он чуть было не ударил Кристиана, который не пускал его к Катринке. Если бы не пришел доктор… К счастью, он появился вовремя. Марку не хотелось объяснять Катринке еще и столкновение с Кристианом, если… когда, поправил он сам себя, она придет в сознание.

– О, сколько цветов, – сказала сестра и добавила что-то по-чешски, оглядывая комнату. Клиника, в которой находилась Катринка, обслуживала, главным образом, иностранцев, и персонал неплохо говорил по-английски, но и Марк знал чешский. – Наверное, у этой женщины много друзей.

– Да, – согласился Марк. И, по крайней мере, один настоящий враг. Но кто? Тот, кто послал ей эти фотографии.

– Вы должны вернуться в отель. Вам нужно выспаться, – продолжала она. – Если будут какие-то изменения, я сообщу.

– Благодарю вас, но я лучше останусь.

Сестра ушла, размышляя о том, как, должно быть, счастлива миссис ван Холлен, имея такого красивого и любящего мужа.

Проводив медсестру взглядом, Марк вновь начал думать о Катринке, неподвижно лежащей на белой кровати с подключенным к сердцу монитором и с кислородной трубкой в носу. Она была такой хрупкой, беззащитной, почти неузнаваемой. Казалось, вся энергия вытекла из нее. Он взял руку жены.

– Катринка, малышка, ты слышишь меня? – мягко позвал он.

Она не ответила. Марк опустился на жесткий стул, взял чашку кофе, сделал глоток, закрыл глаза и принялся ждать, как ждал все это время, находясь в больнице.

Спустя два часа после звонка Кристиана Марк был на пути в аэропорт. В одиннадцать часов утра он уже сидел в самолете. С этого момента время для него остановилось. Перелет в Прагу показался ему вечностью. Марк пытался читать, но не мог сосредоточиться. Уснуть тоже не удалось. Он поддерживал постоянную телефонную связь с госпиталем в Праге и узнавал о состоянии Катринки и ребенка. От волнения и чувства вины он не мог найти себе места. Логика подсказывала ему, что во всем случившемся с Катринкой нет его вины, но он продолжал терзаться и обвинять себя. Он знал, что сейчас не время оставлять ее одну. Его интуиция, которой он так гордился, не раз подавала ему такие сигналы, но он проигнорировал свое природное чутье. Он прислушивался к нему только тогда, когда речь шла о бизнесе. Глупец! Ему надо было поехать туда, когда она отложила свое возвращение. Ему следовало быть рядом. Все это сводило его с ума. Он старался вспомнить технику релаксации, которую изучал в Тибете, куда уехал после смерти Лизы и их детей, но не мог сконцентрироваться даже на этом. «Умел ли я когда-нибудь молиться?» – подумал он. Его семья никогда не была религиозной, и сам он никогда не посещал церковные службы.

Марк снова открыл глаза и посмотрел на Катринку. Никаких изменений. Она даже не шевельнулась. Он встал и потянулся. Может быть, он почувствует себя лучше, если побреется? Посетители не обращали на него никакого внимания, а спешащие мимо сестры улыбались ему; но он не встретил ни одного знакомого лица, никого, кому можно было бы задать вопрос, мучивший его всю предыдущую ночь: что будет дальше?

Добравшись до туалетной комнаты, он умылся и начал бриться. Глаза его покраснели от напряжения. Он чувствовал себя так, будто не спал целую неделю. Вернувшись в палату, он не обнаружил никаких изменений. Марк не питал иллюзий. Он знал, что Катринка может умереть. У него не осталось сил для оптимизма, но он не позволял себе предаваться отчаянью.

Он положил бритву в сумку и вышел в знакомый коридор в надежде найти телефон. Наконец он нашел то, что искал, и, стараясь говорить как можно вежливее по-чешски, попросил строгого важного вахтера, сидящего за столом, разрешить ему сделать два звонка. Робин сообщила, что у нее нет никаких новостей; затем он позвонил Кэри Пауэрсу в свой офис.

– Здесь все под контролем, заверил его Кэри. – Если произойдет что-нибудь, с чем я сам не смогу справиться, я сообщу тебе.

– Хорошо, – нетерпеливо согласился с ним Марк, повесил трубку и пошел в детское отделение, чтобы взглянуть на дочку, невероятно крошечную в своей кроватке. Ее маленькое тельце было соединено с различными приборами, следящими за ее состоянием.

– Она неплохо себя чувствует, очень неплохо, – сообщила ему дежурная сестра.

Марк не знал, верить ей или нет.

– Но она такая маленькая, – только и смог сказать он.

– Ну, не такая маленькая, – возразила женщина. – Я видела младенцев весом около трех фунтов, а пять фунтов и три унции – это хороший вес.

Марк немного приободрился.

– Хотите подержать ее?

Марк удивился. Неужели можно? Ах, если бы они были там, где бы он доверял медицине, например, в клинике Святого Луки или в Пресвитерианской клинике в округе Колумбия, а не в этой восточноевропейской стране. Несмотря ни на что он был вынужден признать, что уход за Катринкой и ребенком был неплохой. Врачи оказались заботливыми, добрыми и, что самое главное, компетентными.

– Да, если можно, я бы хотел подержать ее.

Сестра подняла ребенка с кроватки, нежно напевая что-то вполголоса по-чешски, завернула его в одеяльце и передала Марку.

– Посмотрите, ее уже вполне можно брать на руки.

Девочка сморщила маленькое обезьянье личико и снова уснула. Она не была похожа ни на Марка, ни на Катринку, но уже через минуту он, держа на руках это маленькое, незнакомое, чудесное тельце своей дочери, знал, что он и она – единое целое. Эта связь была сильнее и глубже, чем все провода, связывающие девочку с монитором. На глаза Марка навернулись слезы. Казалось, сердце таяло у него в груди.

– Да, конечно, – согласился он.

К тому времени, когда Марк вернулся из детского отделения, Кристиан уже приехал из отеля, где отдыхал, и сидел на стуле у кровати матери.

– Она не приходила в сознание? – спросил он, увидев входящего Марка.

– Нет, пока я был здесь, она даже не шевельнулась.

– Тебе следует отдохнуть. Я посижу с ней.

– Нет, – ответил Марк. – Мы оба останемся здесь.

Он попросил санитара принести второй стул и сел рядом с Кристианом. В комнате стояла атмосфера подозрительности и враждебности. Кристиан недоброжелательно смотрел на отчима – он видел фотографии и требовал объяснений. Но Марк не собирался никому ничего объяснять.

– Звонила Зузанка, – сказал он.

– Кто это?

– Дочь Мирека. Сегодня его похороны. Она хотела знать, почему мы не пришли.

– Ох, – Марк был совершенно отстранен от этой стороны жизни Катринки.

– Она просила передать, что очень сожалеет, и надеется, что Катринка и ребенок скоро поправятся.

– Очень мило с ее стороны, – отозвался Марк.

– Это ничего, что ты не пошел на похороны…

Как всегда, Марку было трудно понять Кристиана.

– Ты хочешь быть там?

Кристиан пожал плечами.

– Обо мне не было разговора.

Они замолчали. У них было немало общих интересов, но не было причин для откровенности, и они находились в состоянии взаимной обороны друг от друга. Кристиан не любил Марка, чувствуя в нем соперника, а сейчас к тому же винил его в том, что случилось. Его звонок прошлой ночью Марку был сделан в панике, и сейчас он сожалел о нем. Он не хотел видеть здесь Марка и был бы рад, если бы ему удалось выпроводить его. Марк тоже сторонился Кристиана, не доверяя ему, опасаясь, что тот может причинить боль Катринке, но он не мог совсем игнорировать Кристиана. Время от времени один из них вставал, потягивался и выходил прогуляться в коридор. В половине девятого по настоянию врача они ушли из больницы, чтобы перекусить. Оба ели молча, не желая разбираться в чувствах друг друга.

Меньше чем через час они снова оказались у постели Катринки. Время тянулось невыносимо медленно. Глаза Марка закрылись, и сон постепенно сморил его. Неожиданно его разбудил взволнованный голос Кристиана.

– Мне кажется, она пошевелилась…

Марк окончательно проснулся. Не сознавая, что он делает, Марк вскочил и склонился над Катринкой. Она действительно начала двигаться. Медленно приоткрылись веки, открывая несфокусированный взгляд. Постепенно глаза ожили.

– Кристиан, где я? Марк, что ты здесь делаешь?

– Несчастный случай… Ты упала…

Катринка все вспомнила, и лицо ее исказила гримаса боли.

– Фотографии, – прошептала она.

– Я все объясню, когда ты будешь чувствовать себя лучше. А сейчас все, что тебе нужно знать, это то, что я люблю тебя.

– Ребенок?

«Может, она не слышит меня, – подумал Марк, – или не хочет слышать…»

– Ей лучше, – сказал он, уверенный в своих словах.

– Ей?..

– У нас девочка. Она весит пять фунтов и две унции, больше, чем была ты, если я точно припоминаю.

– Немного больше, – согласилась Катринка. Глаза ее снова закрылись, она с трудом улыбнулась и нащупала руку Кристиана.

– Милый, – пробормотала она.

– Я люблю тебя, – повторил Марк. – Катринка, ты слышишь меня?

Она слегка кивнула.

– Ты веришь мне?

Она снова кивнула.

– Я люблю тебя, – повторил Марк почти шепотом.

Как только доктор заявил, что Катринка вне опасности, Марк вернулся в отель и заснул, оставив с ней Кристиана. Приехав на следующее утро в больницу, он застал Кристиана и все еще бледную Катринку за завтраком.

– Ты прекрасно выглядишь! – воскликнул он, склоняясь над женой, чтобы поцеловать ее. В его голосе слышалось явное облегчение.

– Очень болит живот… Доктор сказал, что скоро смогу увидеть ребенка.

– Ты не должна пока ходить, – неодобрительно заметил Марк.

Катринка покачала головой.

– Они повезут меня на кресле-каталке. – Катринка засмеялась. – Здесь совсем не так плохо!

– В любом случае, врачи спасли тебе жизнь, и я бесконечно благодарен им за это. – Марк повернулся к Кристиану. В это мгновение он любил даже его.

– Кристиан, милый, – взмолилась Катринка, – тебе пора ехать назад, в Бонн. Из-за меня ты пропустил много занятий…

– Я подумаю над этим, – уклонился Кристиан от ответа.

– Ты поедешь, – твердо произнесла Катринка.

Марк засмеялся.

– Теперь я действительно могу не беспокоиться за тебя. Ты уже командуешь.

Он вынул из кармана пачку телеграмм и факсов, пришедших в отель на ее имя.

– Это все от твоих друзей, – Марк заранее прочитал их, чтобы быть гарантированным от неприятных сюрпризов.

– Как много цветов, – вздохнула Катринка.

Когда с завтраком было покончено, сестра вкатила кресло-каталку и с помощью Марка усадила в него Катринку.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросил Марк.

– Прекрасно, – нетерпеливо ответила Катринка. – Поехали.

В сопровождении Марка и Кристиана сестра повезла Катринку в детское отделение. Там было пять или шесть новорожденных. Они лежали в кроватках; некоторые спали, другие истошно визжали, одного младенца пеленала сестра. В комнате был только один инкубатор, и взгляд Катринки сразу остановился на нем.

– Какая она маленькая, произнесла она.

– Больше, чем была ты, – напомнил ей Марк.

– Трудно поверить, – Катринка посмотрела на сестру. – Можно мне подержать ее?

Сестра подняла девочку и положила ее Катринке на руки.

– Младенцев нужно держать на руках. Так они быстрее растут.

Катринка не знала этого. Слезы покатились по ее щекам. Марк достал свой носовой платок и вытер ее мокрое лицо.

– Я не могу поверить, – сказала она. – Она такая необыкновенная.

Потом повернулась к Кристиану.

– Ты весил целых семь фунтов…

Кристиан взглянул на мать и крошечную сестричку и натянуто улыбнулся; эта сентиментальная сцена ничуть его не трогала. Мать и дитя! Это было слишком примитивно и слишком сентиментально. За последние несколько дней он исчерпал весь свой запас чувств и сейчас ощущал себя вконец измотанным. Он сделает так, как просит Катринка, решил Кристиан. Он вернется в Бонн.

Катринка очнулась после короткого забытья. Марк посмотрел на нее поверх книги, которую читал, и встретился с ней глазами.

– Расскажи мне, – попросила она.

Он замер на мгновенье, встал, бросил книгу на стул и сел на кровать рядом с ней.

– Расскажи мне, – повторила Катринка.

– Я ехал в аэропорт. Сумки уже были в машине. Дворецкий вынес их, пока я разговаривал по телефону. Когда я вышел из лифта, Моника была в холле. Вероятно, она вошла, пока дворецкий открывал дверь. Она стала нести какую-то чепуху о том, что безумно влюблена, что ей обязательно нужно увидеть меня. Я было подумал, что она притворяется, а потом – что она спятила. Я никогда не давал ей повода, даже не мог представить, что ей от меня нужно и почему она так себя ведет. Я что-то ответил и вышел из здания. Она побежала за мной и, кажется, схватила меня за руку, уже не помню. В конце лестницы я остановился, чтобы попросить ее оставить меня в покое, но, вместо того чтобы уйти, она положила мне руки на плечи и поцеловала. Я оказался в идиотском положении: единственное, о чем я думал, так это о том, что нас могут заметить… Я был готов провалиться от стыда сквозь землю. В конце концов оттолкнул ее и сказал, что вся эта комедия разыграна ею непрофессионально. К сожалению, я не увидел фотографа, иначе убил бы его на месте.

Катринка молча слушала его и думала, можно ли верить этим словам. В свое время она поверила Жан-Клоду, уверяющему, что ее муж, Адам, изменяет ей с Натали, с лучшей подругой… А теперь?

– Ты должна верить мне, – тихо произнес Марк.

– Я верю. Мне кажется, я сошла с ума, но я верю тебе…

– Клянусь, это правда.

– Я верю тебе, повторила Катринка.

Он физически ощутил, как тяжесть, давившая на него все эти дни, свалилась с плеч. Марка охватило безудержное веселье.

– Спасибо тебе, крошка моя, сказал он, склонившись над женой и целуя ее. – Я так боялся.

– Но зачем Моника сделала это? Почему она послала мне фотографии? Все это так бессмысленно, так ужасно.

– Я не знаю. Я в самом деле не знаю. Но все выясню!

 

ГЛАВА 27

Спустя неделю Катринка уже была в состоянии покинуть клинику, но малышка, которая чувствовала себя превосходно, была слишком мала, чтобы ее можно было без опасения выписать. Это не могло не огорчать Катринку, которая уже вернулась в отель, но была еще слишком слаба, чтобы часто навещать девочку. Марк знал, что ему давно следовало вернуться в Нью-Йорк и разобраться с проблемами, вызванными газетными сплетнями, но он оставался в Праге, часами просиживая в детском отделении. Да, это было время большого потрясения, но и время спокойствия и удовлетворенности. Они с Катринкой были вместе, они любили друг друга, у них был ребенок, который с каждым днем становился все сильнее. Они вместе пережили первый в их совместной жизни удар и сейчас испытывали облегчение и благодарность друг к другу.

У Катринки была и еще причина для счастья. Почти каждый день ей звонил Кристиан, растерявший свою былую холодность, цинизм и высокомерие.

– Ты спас мне жизнь, – сказала она ему однажды.

– Я всего лишь вызвал скорую помощь, – ответил он. – Не преувеличивай.

Катринка не сомневалась, что уловила теплые нотки в его голосе. Она все еще надеялась на его любовь.

К тому времени, когда Марк решил уехать из Праги, Катринка уже была в состоянии сама ходить в клинику; к тому же приехал Карлос Медина, и все время, свободное от посещений дочки, она проводила с дизайнером, обговаривая благоустройство нового отеля. Несколько раз в неделю она разговаривала с Жан-Клодом, поддерживала связь с Робин и генеральными менеджерами ее отелей.

Из Лондона, затем из Нью-Йорка Марк звонил по нескольку раз в день; большую часть разговоров занимали упрашивания и требования не заниматься так много делами. Катринке приходилось убеждать мужа в том, что ей это необходимо. И это было действительно так. У нее появился аппетит, она спала больше, чем обычно, каждый день посещала массажный кабинет, начала заниматься гимнастикой. Девочка тоже день ото дня набиралась сил и здоровья. Катринка была на седьмом небе от счастья. Она старалась не бездельничать, чтобы не хандрить, думая о том, что могло случиться, если бы Кристиан не услышал ее крик. А Моника Бранд? Вопросы, оставшиеся без ответов, не давали ей покоя.

Впрочем, как и Марку. В Лондоне он попытался найти Монику, но ее телефонный номер не был зарегистрирован, а почтовый адрес, который она в свое время дала ему, не существовал вообще. Журналы, в которых она публиковалась, располагали устаревшей информацией. Вспомнив, что она как-то была на обеде у Тони Морленда, он позвонил ему в надежде, что тот подскажет, где искать эту женщину, но Тони не имел никакого представления, как это сделать: она просто пришла с одним из приглашенных гостей, кажется, с герцогом Камбером. Но герцог также не мог вспомнить это имя. Вконец отчаявшись, он позвонил Сабрине.

– Ты подозреваешь, что я пользовалась непроверенным источником? – вопросом на вопрос ответила сотрудница редакции, заведующая отделом светской хроники. Голос ее звучал очень презрительно, но на самом деле она вообще не знала, чьей информацией оперирует: просто однажды у нее на столе оказался конверт с фотографиями и запиской. Это было слишком соблазнительно, чтобы не воспользоваться.

– Все это ложь. У тебя лживый источник, – заявил Марк.

– У меня есть Причины доверять ему.

– Передай Чарльзу Вулфу, что за это я скормлю его акулам, – с этими словами Марк бросил трубку.

Разъяренная Сабрина не успокоилась, а, наоборот, продолжила атаку. В ее интерпретации Марк покинул Катринку в Праге, оставив ее со смертельно больным младенцем на руках. Исказив информацию, полученную от подкупленного служащего отеля, Сабрина сообщила, что Катринка постоянно поддерживала связь с Жан-Клодом Жиллеттом, умоляя его как можно скорей вернуться к ней, в то время как Жан-Клод, разрывающийся между «высокомерной Катринкой» и «сказочно богатой Tea Папастратос», казалось, не торопился исполнять свои обещания. Звонок Марка в газету она посчитала «мольбой о помощи» и даже высказала предположение, что именно опасаясь мести «разъяренной миссис ван Холлен» Моника Бранд поспешила скрыться.

Как водится, Рик Коллинз использовал свое телевизионное шоу, чтобы опровергнуть эти выдумки.

Газеты запестрели обвинениями и опровержениями. Чтобы предотвратить катастрофу, Марк уговорил Катринку не читать бульварные газеты и попросил ее друзей не передавать ей непроверенных сплетен.

– Вы можете либо верить мне, либо нет, – сказал он им, – не в этом дело. Сейчас нам нужно помочь Катринке поскорее встать на ноги. А вся эта словесная шелуха только мучает ее.

Зузка и Дэйзи поверили ему, впрочем, как и Томаш. А что касается Александры, Лючии и Марго, то они восприняли его слова с некоторой долей иронии.

Раздумывая о развитии своих отношений с Моникой Бранд – обо всех этих совпадениях, звонках, слегка отдающих флиртом, об обедах и проклятых надушенных письмах, полных лжи, Марк пришел к выводу, что все это было неспроста. Кому-то очень не хочется, чтобы он и Катринка были вместе.

Во всяком случае, сейчас Марк не хотел делиться своими соображениями и беспокойством с женой, он сказал ей только, что собирается найти Монику и разоблачить ее, лишив возможности вставлять им палки в колеса и в будущем. Катринка согласилась и предложила связаться с Полем Цейсом, детективом, который нашел Кристиана.

Хотя Марк был наслышан об этом человеке не только от Катринки, в первое мгновение он был явно разочарован: перед ним стоял маленький невзрачный человечек, похожий больше на мелкого государственного чиновника, а не на признанного частного сыщика. Но уже спустя несколько минут Марку пришлось изменить свое мнение. Пол Цейс прекрасно знал свое дело. Тщательно подбирая слова, он задавал точные вопросы, отмечая каждую деталь, какой бы незначительной она ни казалась. Он просмотрел статьи, письма: внимательно изучил фотографии Марка и Моники, рассматривая их со всех сторон.

– Вы знаете ее? – спросил Марк.

– Нет, не могу этого утверждать, – ответил Цейс. – А что касается фотографа, то он прекрасно знает свое дело.

– Согласен с вами.

Цейс пожал плечами.

– С этого и начнем. – Он положил фотографии в конверт и взглянул на Марка. – Может быть, вы хотите еще что-нибудь сообщить мне?

– Вы имеете в виду, не вступал ли я с ней в интимные отношения? – Цейс приподнял голову. – Я даже не думал об этом.

– Значит, скорее всего, Моника действовала по чьей-то указке. Кого вы подозреваете?

– Я не могу даже предположить, что кто-то может так ненавидеть меня и Катринку, – покачал головой Марк.

Они обсудили еще кое-что, затем Марк взглянул на часы и, увидев, что ему уже пора в аэропорт, поднялся.

– Я не волшебник, – предупредил его Цейс, как он это делал всегда, заканчивая аудиенцию. – Обычная рутинная работа, но она займет какое-то время.

– Моя жена очень верит вам, – сказал Марк, пожимая детективу руку. – Когда можно будет узнать, как продвигается расследование?

– Отчеты посылаются раз в месяц. Если мне удастся узнать что-либо интересное пораньше, я позвоню вам.

– Я надеюсь ее найти еще до того, как она сделает очередную пакость.

– Понимаю вас. Прекрасно понимаю.

* * *

Спустя день Марк вернулся в Прагу. Малышка уже была достаточно здорова для того, чтобы покинуть клинику. Марк и Катринка вместе поехали за ней.

В воскресенье утром Анна Милена ван Холлен была крещена в соборе святого Витуса в Градчанах. Ее крестными стали Кэри Пауэрс и Дэйзи Донати. Затем Марк и Катринка дали праздничный обед в ресторане «Золотая Прага», на котором помимо крестных и их семей присутствовали также Кристиан, двоюродные братья и сестры Катринки со своими сыновьями, Зузанка, Карлос Медина со своим новым дружком сэром Алексом Холден-Уайтом, мэр города со своей супругой, врачи, лечившие Катринку и ребенка, и несколько медсестер из клиники. Анушка мирно проспала все празднество. Это был счастливый день. Катринка надела ожерелье, которое подарил ей Марк. Кристиан был очень мил, и единственное, что настораживало Катринку, так это то, что он настойчиво уговаривал ее повторить свое приглашение Милене, избегавшей его весь день.

– Приглашение? – переспросил Марк, стоявший в это время рядом с Катринкой.

В эту секунду Катринка вспомнила, что обещала Марку не приглашать никого, предварительно не посоветовавшись с ним.

– Извини, я совсем забыла сказать тебе об этом. Милена хотела бы провести у нас несколько недель этим летом.

– О? – Марк был неприятно удивлен.

– Мне очень жаль, – мягко оправдывалась Катринка. – Но я не могла не пригласить ее. Я уже несколько лет обещала ей это.

– Это моя идея, – извиняющимся голосом произнес Кристиан.

– Хорошо, но только больше – никаких гостей.

– Не считая меня, конечно, – сладко протянул Кристиан.

– Ты – не гость, – сказала Катринка. – Но, мне кажется, у тебя будет отдельная квартира. Не правда ли?

В какой-то момент, только для того, чтобы подразнить Марка, Кристиан чуть было не сказал, что предпочитает остаться с ними, но потом передумал, решив, что это его совсем не устраивает. Ему определенно нужна своя квартира.

– Вы очень добры, – сказал он и добавил: – Вы оба. Вы очень щедры.

– Мы счастливы сделать для тебя все, что в наших силах, milacku. Ты знаешь это, – сказала Катринка и радостно улыбнулась.

Вместо того чтобы немедленно возвратиться в Нью-Йорк, Марк предложил Катринке провести еще несколько недель в Европе для того, чтобы они с Анушкой могли восстановить свои силы на вилле «Махмед». Катринка понимала, что это оградит ее не только от дел, но и от косых взглядов и оценок, которые неизбежно ждали ее по возвращении. Впрочем, она тоже не возражала против того, чтобы какое-то время побыть в тени.

Вместе с новой молодой няней, чешкой Ирджиной Крал, которую наняли для ребенка, Марк и Катринка перебрались на виллу, куда вскоре приехала и их верная экономка Анна Бубеник со всей своей семьей.

– Прошу вас, не надо ни о чем беспокоиться, – сказала она. – Я буду стараться, чтобы вы чувствовали себя здесь хорошо.

Убедившись, что жена и дочь остаются в надежных руках, Марк уехал по делам.

Катринка стояла на покрытой гравием дорожке, глядя вслед мужу, и размышляла о том, что спокойное существование на этой вилле – не совсем то, что ей нужно. Предоставленная самой себе, она не знала, чем заняться, и в голову лезли тревожные мысли.

Отойдя от открытого окна на верхнем этаже, она услышала детский плач; он прервал мрачное течение ее мыслей. Вернувшись в комнату Анушки, она увидела Ирджину, менявшую пеленки.

– Она очень голодна, – сказала няня.

– Я покормлю ее! – воскликнула Катринка и приняла малышку, когда Ирджина закончила ее пеленать.

– Сейчас будем кушать. Потерпи немного. Она так похожа на меня, она не любит ждать.

Катринка села в кресло, уложила ребенка поудобнее, взяла бутылочку, которую подала ей Ирджина, и приложила ее к губам девочки. Вне всяких сомнений, ничто так не успокаивает, как осознание того, что ты держишь на руках своего собственного ребенка. Катринка воспрянула духом. Две недели на вилле, без текущих дел, без необходимости соблюдать правила, по которым живет общество, показались ей раем небесным.

Но, не успела Катринка толком ощутить вкус одинокой мирной жизни, как позвонила Марго, интересующаяся, нельзя ли ей приехать и побыть несколько дней.

– Как ты узнала, что я здесь? – удивленно спросила Катринка.

– Я звонила Робин, надеясь узнать, как ты себя чувствуешь, она мне и сказала. Все в порядке? Тебе не повредит моя компания?

– Я в порядке, – ответила Катринка, заподозрившая что-то неладное. – Приезжай, когда тебе будет угодно.

– Буду через час, – пообещала Марго и приехала на пятнадцать минут раньше с двумя огромными чемоданами.

Несмотря на подтяжку лица, тщательно наложенный грим и подведенные глаза, ее вид оставлял желать лучшего.

– Что случилось на этот раз? – спросила Катринка, приветствуя осунувшуюся подругу.

– Не хочу даже говорить об этом. Я просто надеялась увидеть ребенка. О Боже мой, какая она славненькая! – воскликнула Марго, когда Катринка повела ее наверх, чтобы показать ей спящую дочь. – Я люблю детей. – Она протянула палец и осторожно коснулась головки Анушки. – Как я хочу, чтобы мои дети женились и подарили мне парочку внуков. Мне кажется, я уже готова стать бабушкой.

Катринка улыбнулась.

– Иногда Марк точно в такой же позе стоит над кроваткой и смотрит на дочь! Тебе следует посмотреть, как он возится с ребенком. Это очень забавно.

При упоминании имени Марка Марго слегка вздрогнула, но сказала лишь:

– Это хорошо.

Она не слишком доверяла мужу Катринки, но не считала необходимым афишировать это.

Нельзя сказать, что Катринка не заметила реакции Марго: она ждала ее. Она знала, что большинство подруг осудили ее доверчивость – то, как быстро она поверила в невиновность мужа. Иногда она и сама считала так, но это быстро проходило. Конечно, у Катринки перед глазами было достаточно примеров мужской неверности.

– Тед все еще встречается с этой проституткой. Он обещал бросить ее, но не смог. Не смог – и все! – рассказала Марго в конце концов.

– Может быть, тебе стоит уехать из Монте-Карло? – спросила Катринка. – Наверное, тебе следует серьезно подумать о возвращении на работу… Ты уже решила, что будешь делать?

Марго пожала плечами.

– О, Катринка, ты считаешь, что работа – это панацея от всех бед?

– Нет, но работа помогает отвлечься.

– Лучше я поступлю, как Александра: поищу кого-нибудь посимпатичнее!

– Александра? О чем ты говоришь?

– Ты не знаешь? – Марго встрепенулась.

Катринка отрицательно покачала головой. Она давно не видела Александру, а только разговаривала с ней по телефону.

– Помнишь игрока в поло, которого она встретила на своем балу?

– Того, с которым она все время танцевала?

– Да. Габриэль де Меллор. Она встречается с ним.

– Что значит «встречается»?

– Проводит с ним все свободное время в Палм Бич. И он несколько раз приезжал к ней в Нью-Йорк.

– Может, они просто друзья?

– Катринка, ты иногда бываешь удивительно наивной для человека, искушенного в житейских проблемах.

– Почему? Потому что мне трудно поверить в то, что моя подруга изменяет своему мужу?

Марго не стала прямо отвечать на этот вопрос. Вместо этого она сказала:

– Де Меллор очень богат. У него огромное ранчо в пампасах, дом в Париже, дом в Мастигу, нефть и Бог знает, что еще…

– Александра любит Нила, – упорствовала Катринка.

– Нил – тонущий корабль. Его команда на грани банкротства.

Марго говорила с напускным равнодушием. Мысль о чужих несчастьях не уменьшала ее собственные страдания. Она всего лишь исполняла свой долг, держа подругу в курсе событий.

– О Господи! – пробормотала она, откидываясь на подушки. – Марк убьет меня. Он ведь просил не расстраивать тебя. Прости!

– Все в порядке…

– Послушай, может, я и не права! И это уже не в первый раз. И почему я не умею держать язык за зубами!

Обычно Катринка была гостеприимна, но на этот раз она уже начала подумывать, что допустила ошибку, разрешив Марго приехать на виллу.

– Выгони ее! Пусть убирается к черту. Позови ее к телефону, я сам поговорю с ней. – Марк пришел в ярость, когда Катринка рассказала ему о сценах, которые закатывала Марго.

К счастью, в скором времени она сама решила уехать.

– Я собираюсь в Нью-Йорк. Кто знает, может быть, я воспользуюсь твоим советом и опять начну работать.

– Мне кажется, это чудесная мысль.

– Я не очень надоела тебе? – улыбнулась Марго, услышав облегчение в голосе подруги.

– С тобой никогда не было просто, – улыбнулась в ответ Катринка.

– По сравнению со мной ты всегда была ангелом. И я благодарна тебе за это. Сделаешь мне еще одно одолжение? – извиняющимся тоном добавила Марго.

– Что именно? – обеспокоено произнесла Катринка.

– Пусть мой автомобиль останется здесь, пока я не решу, что с ним делать. Я не хочу, чтобы он достался Теду. Он подарил его мне в день нашей последней годовщины. – Она заплакала.

* * *

Марго укладывала вещи, а Катринка в детской кормила Анушку, когда услышала шум автомобиля на дорожке перед домом, посыпанной гравием. Она не ждала посетителей и даже не пошевелилась, продолжая кормить ребенка, рассчитывая, что Анна или кто-нибудь из слуг разберется. Видимо, кто-то просто заблудился.

Снизу донеслись голоса, затем все стихло. Раздался негромкий стук в дверь. На пороге стоял Адам Грэхем.

– Ты прекрасно выглядишь! Настоящая мадонна с младенцем…

В его голосе слышались нотки сарказма, хотя он и на самом деле был тронут, увидев ее с ребенком.

– Простите, миссис ван Холлен, – в дверях появилась Анна, – Жак просто не разобрался…

– Скажи ему, чтобы это было в последний раз, – резко сказала Катринка.

– Привет, Анна! – Адам улыбнулся.

– Здравствуйте, – вежливо ответила Анна. – Я присмотрю за ребенком, если желаете. Ирджина придет с минуты на минуту.

– Хорошо, она спит.

Катринка подошла к кроватке, уложила Анушку и повернулась к Адаму, который приблизился, чтобы посмотреть на младенца.

– Она не похожа на тебя, – сказал он.

– Да. Она будет светленькой, как Марк. Выпьешь чего-нибудь?

– Минеральной воды, если есть.

– А мне бокал белого вина, – обратилась она к Анне. – Мы будем в библиотеке.

Анна отправилась за напитками, а Катринка повела Адама вниз.

– Спасибо за цветы. И за игрушечного медведя для Анушки.

Адам помнил, что посылал цветы, а вот подарок… Наверное, он велел секретарю послать что-нибудь.

– Надеюсь, ей понравилось.

– Что ты здесь делаешь? – спросила Катринка, усаживаясь в большое кожаное кресло.

Адам и сам не мог точно сказать, что он делает здесь.

– Я беспокоился о тебе и подумал, почему бы мне не зайти, чтобы узнать, как ты себя чувствуешь. Я еду в Афины.

– Все хорошо, спасибо.

– Ты отлично выглядишь. А как ребенок?

– Чудесная девочка, – сказала Катринка, с трудом подавляя желание похвастаться. Как и она, Адам всегда хотел иметь ребенка, но остался один. Что у него было? Ничего, кроме старинной фамилии и удачи, которая спасала его от поражения.

– Очень мило, что зашел. Я знаю, ты всегда занят. Но ты мог и позвонить!

– Я боялся, вдруг ты не захочешь видеть меня.

– Почему же? Ты не можешь сделать мне больно: я слишком счастлива.

В комнату вошел Жак с подносом, на котором стояли напитки и ваза с арахисом. Он был растерян и обеспокоен.

– Простите, миссис ван Холлен, – извинился он.

– Да, но это не должно повториться.

– Конечно, мэм. – Он быстро разлил напитки по стаканам и удалился.

– Как долго ты собираешься носить эту фамилию?

– К чему ты клонишь? – глаза Катринки сузились.

– Мне больно, что веришь этому сукину сыну, твоему мужу, а мне никогда не верила.

Катринка уловила страдание в его голосе.

– Ты никогда не отрицал, что спишь с Натали, – тихо напомнила она.

– А если бы отрицал, что тогда?

Она подумала и сказала:

– Это ничего бы не изменило…

– Почему?

– Потому что ты солгал.

– Господи! – прошептал Адам. – Ты думаешь, твой муж не лжет? Неужели он загипнотизировал тебя?

– Я не хочу больше продолжать этот разговор.

– Дура!

– Я хочу, чтобы ты покинул этот дом!

Дверь библиотеки открылась, и вошла Марго.

– Я закончила складывать вещи. Могу я взять Жака, чтобы он отвез меня…

Она увидела Адама и замолкла.

– Какого черта ты здесь делаешь? – обратилась она к нему.

– Он уже уходит, – сказала Катринка.

Марго с подозрением смотрела на Адама. Он был красив, обаятелен и улыбался сейчас самой милой улыбкой.

– Ты явился, чтобы опять причинять людям неприятности?

– Я приехал, чтобы взглянуть на Катринку. Я беспокоился за нее. Но она уверяет, что прекрасно себя чувствует.

Адам поднялся, подошел к Катринке и взял ее руку в свои.

– Мне жаль, если я обидел тебя. Надеюсь, ты всегда будешь такой доверчивой.

Она пожала плечами:

– Хватит вешать лапшу на уши.

– Иногда я сам не понимаю, как мог терпеть тебя столько времени. Наверное, это была любовь. Береги себя. И ребенка.

– Спасибо.

Она проводила его глазами и снова села.

– Подумать только, раньше он мне нравился, – нахмурившись, сказала Марго.

– Мне тоже. Я очень его любила.

Сейчас ей это казалось невероятным. Куда делось это чувство? Исчезло. Просто улетучилось, оставив лишь туманные воспоминания. Да, теперь этот человек заслуживает только жалости.