– 1 –
Этот митинг нисколько не походил на те, предыдущие, случавшиеся в конце восьмидесятых – начале девяностых годов, возникавшие зачастую стихийно и собиравшие по сто-двести тысяч человек, а то и до полумиллиона. Тогда толпы людей наэлектризованные какой-либо идеей, порою абсолютно глупой или ложной, напоминали взбаламученное хитрыми бесами море, грозящее вырваться из своих берегов, смести все со своего пути – и хорошее, и плохое. Народ безумствовал, но не безмолвствовал. Было позволено кричать, орать, скандировать, а в некоторых провинциях России – и убивать. Не в Москве, здесь отечественными, а в большей степени западными кукловодами все держалось под контролем. Большая кровь в столице была еще не нужна (исключение составил лишь октябрь 1993 года), она могла привести к хаосу и всеобщей мясорубке. И не получилось бы столь тщательно продуманной операции по историческому повороту курса, по уничтожению Советского Союза и всех его институтов власти, по ликвидации и полной дискредитации на много десятков лет ведущей партии. Тогда подменялись понятия, разворачивались, как танковые орудия, традиционные векторы, издевательски осмеивались авторитеты, втаптывались в грязь культурные ценности. Слово "патриотизм" становилось наиболее ругательным. Ярлык красно-коричневый клеился направо и налево. А сами понятия "лево" и "право" искусно менялись местами. Подобное торжество "демократии" не снилось и американскому сенатору Маккарти, в период его охоты "на ведьм". Российские политики угодливо повторяли американский путь развития и мало кто из них, охваченных эйфорией вседозволенности, напоминающие проказливых детей в опустевшем доме, отдавал себе отчет в том, что любое деяние не остается в тайне, оно просвечивается Историей, более того, его рано или поздно судят не только люди – потомки, но Тот, кому дано право вершить самый последний Суд.
Все это прошло, подернулось ряской времени, почти кануло в Лету. Кто-то вспоминал то время со стыдом, прятал глаза при воспоминаниях, или лгал, изворачивался; кто-то продолжал находится в ослеплении, будто вновь расставлял на доске шахматные фигуры и убеждая себя, что все могло повернуться иначе: если бы так … или вот этак … Но История не знает сослагательного наклонения. Что было – прошло. Не мог выжить коммунистический строй, не могла не праздновать победу лже-демократия западного образца с ее агентами влияния и кадровыми разведчиками. Но обязательно должно было прийти и время осмысления, отрезвления. Не было национальной идеи, но ее и не могло быть. Лидеры и вожди партий, большие и мелкие политики, – все они были озабочены не возрождением России (хотя каждый на словах говорил только об этом), а своей собственной судьбой, властью, влиянием. Но народ устал ждать, надеяться. Три четверти его были озабочены лишь выживаемостью. Это походило на безмолвие раненого животного, спрятавшегося в своей берлоге и зализывающего раны. Теплились очаги вялого сопротивления, переругивались в газетах, ссорились между собой олигархи, выхватывая последние куски из большого пирога под названием "Россия". Теперь на дворе стояло иное время. Июль, 1999-го …
А митинг проходил на Пушкинской площади, возле памятника великому поэту, но присутствовало на нем от силы три десятка человек. И среди них были два друга, два старых соратника по "Русскому ордену" – Сергей Днищев и Анатолий Киреевский, первый из которых носил прозвище "Витязь", а второй "Монах". Этот как бы и соответствовало их служебным обязанностям. Один из них занимался практической деятельностью, другой – аналитической работой. Днищев выполнял особые, деликатные поручения руководства "Русского Ордена", а его друг систематизировал поступающую информацию, готовил футурологические прогнозы на развитие тех или иных событий. Были у них и другие обязанности. Киреевский являлся помощником одного из депутатов Госдумы, убежденного государственника и патриота, а также читал лекции в Российской общественной духовной академии. Днищев был руководителем службы безопасности в одном из отделений Московской телефонной сети, а параллельно возглавлял спортивный комплекс в Измайловском парке. Характеры обоих друзей были совершенно разные. Поэт, возле памятника которому они стояли, уже определил их расхождение емкой фразой: "лед и пламень". Но общие мысли и цели объединяли давно, пожалуй, сильнее братской привязанности. Главным же была любовь к России.
Они прошли на этот митинг, конечно же, вовсе не из-за особого поклонения перед "Господином Ду", как иронично называли между собой выступавшего оратора. Хотя большинство здесь были его фанатичными защитниками. Просто тут была назначена встреча с еще одним человеком координатором "Русского Ордена", Алексеем Алексеевичем Кротовым.
– 2 –
Кабардино-Балкария, окрестности Нальчика
Мансур Латыпов числился во всероссийском розыске, но преспокойно жил в своем доме вот уже вторую неделю. Об этом знали соседи, знали местные милиционеры, некоторые из них заходили к нему поиграть в нарды и испить холодного домашнего винца, знали в отделении ФСБ и даже все собаки, пробегавшие по кривой улочке по своим собачьим делам. Наверное, многие из них знали и о том (по крайней мере догадывались), что вернулся он из Дагестана, где вместе с Шамилем Басаевым, в отряде бородатых ваххабитов, сопротивлялся федеральным войскам, устраивал на них засады "в зеленке" и устанавливал фугасы. Это тоже не было большой тайной, вернее, являлось секретом Полишинеля. Латыпов пользовался уважением среди земляков, потому что умел жить. И жить на широкую ногу. Хотя денег периодически не хватало. Но он имел крепкий, каменный двухэтажный дом, поле в несколько гектаров, скотину, тройку рабов, двух жен. Еще одна жена у него осталась в Чечне, а другая – в Дагестане. Там тоже были дома. И за всем этим приходилось следить, контролировать, чтобы не растащили соплеменники или федералы. Но он умел находить общий язык со всеми. Кроме того, в свое время он успел закончить Московский политехнических институт, вступить в КПСС, поработать на КГБ, купить орден "Дружбы народов" и обзавестись несколькими паспортами. Сейчас он получил у Шамиля бессрочный отпуск для выполнения более важного задания. Шамиля он уважал, слушался. Хотя охотно делился своими сведениями и с федералами, точнее, с верхушкой местного Управления ФСБ.
Мансур Латыпов был очень своеобразной личностью, далеко неглупый, по своему романтической, обожающей риск и тонкую невидимую игру. Недаром одним из его кумиров был Рихард Зорге, а портрет знаменитого доктора, двойного агента, висел у него в спальне. О своем кумире он мог рассказывать часами, поскольку знал его биографию досконально. Он мог, например, поведать о том, что Рихард Зорге служил Германии не менее истово, чем Советскому Союзу, а может быть более преданно. Вернее, для него не существовало таких понятий, как Германия или СССР. Он служил не государствам, а Идее, а истинным вдохновителем его мыслей был Карл Хаусхофер, генерал, прославившийся еще в Первую Мировую войну, предсказавший исход многих военных сражений, философ, мистик, духовный учитель Адольфа Гитлера. Именно Хаусхофера называли "магом", а Гитлера – его "медиумом", они творили оккультную историю Третьего Рейха. Он инспирировал многие идеи и действия фюрера, которые мог публично высказывать или осуществлять только последний. Не только на них, на многих из верхушки рейха. На того же Рудольфа Гесса, его аспиранта и ученика по Мюнхенскому университету, "номера 2" в нацистской партии. Он же стоял и за таинственной миссией Гесса в туманную Англию в мае 1941 года. И он же оказывал все возможное, что чтобы Рихард Зорге поскорее закончил свою не менее таинственную рукопись, исчезнувшую после его ареста японской контрразведкой. Латыпов мог свободно беседовать на эту тему часами, но с кем? Не с тупоголовым же Шамилем, который в сущности был обречен на уничтожение и который был озабочен лишь своим счетом в зарубежном банке да выполнением приказов своих ваххабитских хозяев? Не с Хоттабом и не со многими из кабардинских земляков. Он бы охотно поговорил о Зорге и Хаусхофере с одним знакомым генералом из ФСБ, но тот был далеко. А его посланец, которого только что провел в комнату дальний родственник Латыпова, выполнявший заодно функции слуги и телохранителя, Мансура интересовал мало. Хотя он вежливо предложил ему удобное место, вино, фрукты и восточные сладости.
Перед ним сейчас сидел моложавый человек, разумеется, в штатском, бледный, с чуть вздернутым носом, русский, должно быть прямиком из Москвы и в высокой офицерской должности, не менее чем полковник. Да не нему бы и не послали какого-нибудь лейтенантишку – дело было чрезвычайно серьезное.
– … это хорошо, что вы сбрили бороду, – говорил посланец. – Значит, ждали меня? Готовились?
– Я чувствовал, просчитал, что скоро понадоблюсь.
– За это вас и ценят. Собирайтесь.
– Сказали: собирайтесь – будто арестовываете, – усмехнулся Латыпов.
– Вообще-то, стоило бы, – ответная улыбка скривила губы посланца. Грехов на вас много.
– Э-э! – махнул рукой тот. – Одним больше – одним меньше. Что я должен буду сделать на этот раз?
– Инструкции вам передаст другой человек. Откровенно говоря, я и сам не знаю. Слишком все засекречено. У меня же к вам другое поручение. Для начала вы должны … умереть.
Мансур Латыпов вообще-то всегда хвастался своими железными нервами, но сейчас рука его дернулась, сбила фужер, он разбился о каменный пол. Тотчас же на пороге возник слуга – родственник, держа руку за отворотом пиджака.
– Иди! – коротко бросил ему Мансур, поймав насмешливый взгляд посланца. Тот исчез.
– Так вот, – продолжил гость. – Умрете вы по-настоящему, но … ненадолго. И это будет хорошо оплачено.
– 3 –
"Русский Орден" являлся реально, действенной организацией, использовавшей наработанные организационные структуры с древних времен и вобравший в себя лучший, мыслящий, пассионарный слой общества, людей без сомненья национально-патриотического склада, православного вероисповедания, подлинных государственников, преданных интересам России и умеющих противостоять "армии колонизаторов" с их разветвленной внутренней сетью – и словом, и делом, и глобальными идеями. Таковы были основные критерии "Ордена", а Киреевский и Днищев играли в нем далеко не последнюю роль. Существуя в том или ином виде более двухсот лет, "Русский Орден", как конспиративная организация, окончательно сформировался еще при жизни Сталина. Сохранилось даже секретное завещание Вождя, где он косвенно упоминает о продолжении деятельности "Ордена". Многие уставные и целеопределяющие положения были разработаны им самим, незадолго до гибели. Смерть Сталина явилась прямым вызовом тех сил, которых не устраивало само существование этого "Ордена". В нем были закрытые структурные подразделения, аналитические отделы, мобильные группы, технические лаборатории, информационный банк данных, громадный архив, переведенный в настоящее время в компьютерную базу. Сугубая элитарность "русского Ордена", его конспиративность, строгий проверенный прием членов являлись необходимым элементом организации, обеспечивающим ее безопасность и быструю регенерацию в случае возможного разгрома или физической ликвидации руководства. Почему без этого нельзя было обойтись, почему "Орден" не мог взять руководство государством в свои руки? Да, порою члены "ордена" входили в высшие эшелоны власти, умели влиять на принятие важных политических решений как было, например, с проектом поворота рек в середине восьмидесятых годов, или в провальной операции "мировой закулисы" с захоронением лже-останков Царя-мученика в 1998-м. Тогда "Русский Орден" отстоял свои позиции, не дал в одном случае произойти глобальной катастрофе, а в другой – сорвал колоссальную провокацию, которая могла бы подготовить почву к установлению в России фиктивной монархии с отпрыском Кирби-Гогеннцоллернов, чего так жаждали и русомасоны, и сионисты. Но всегда, во все времена и на всех уровнях "Русский Орден" встречал сильное сопротивление других сил, определяемых как внутренние, и внешние враги России. Порой они были откровенно враждебны и не скрывали своего отношения к "этой стране", порою рядились в одежды "патриотов", порою были вообще до того скрыты, что разобраться в их подлинной сущности было чрезвычайно сложно. И после Сталина ни один руководитель государства не принадлежал к "Русскому Ордену".
Собственно говоря, многочисленные отделы и подразделения "Русского Ордена" занимались практически всеми жизненно важными направлениями: политикой, образованием, культурой, религией, вооруженными силами, молодежными течениями, партиями, финансами, безопасностью государства и разведкой в других странах, а многие его члены занимали официальные высокие посты и в правительственном аппарате, и в Совете Федерации, и в Армии, и в других силовых структурах. Можно было утверждать с достаточной долей вероятности, что "Русский Орден" был именно той силой, которая могла взять власть, если бы к этому оказались определенные предпосылки, или если бы в стране внезапно началась анархия. Он был готов к этому и мог начать действительное, а не мнимое возрождение России.
Подлинный "Русский Орден", к которому принадлежали Киреевский, Днищев, Кротов ни в коей мере нельзя было путать с другим тайным обществом, который вышел из недр Генштаба еще в конце прошлого века, и который иногда назывался точно также. Тот "Орден" был создан генералом Дмитрием Алексеевичем Милютиным, прожившим долгую жизнь, удостоенным титулов графа и фельдмаршала, а умершим незадолго до Первой Мировой войны. Он был заядлым германофилом, но воспитал целое поколение русских военачальников, создал школу геополитики. Среди его учеников были такие известные личности, как Лавр Корнилов, Александр Колчак, атаман Григорий Семенов, генералы Рузский, Радко-Дмитриев, Янушкевич, Масарик, Редль, Дмитриев, Аралов, Дмитриевич-Апис. Многие из этих фигур руководили в последствии Генштабом, реализовывали планы Милютина в жизнь. Можно упомянуть и еще двух человек военных министров Николая II – Куропаткина и Редигера. Впоследствии они послужили и на фронтах гражданской войны (но большинство – на стороне красных), а в дальнейшем погибли в застенках ЧК. Этот "Орден", руководимых из тайного центра, по существу вел Россию к пропасти, не учитывал ее национальные интересы, всецело вдохновлялся из-за рубежа (в основном, Германии) и оставил в истории достаточно кровавых следов своей деятельности. Он был масонским по своей сути и поставленным задачам, участвовал в заговоре против царя, а это едва ли не самое тяжкое преступление, которое может совершить человек в своей жизни. Вот почему этот лже-"Орден" можно было бы всецело определить, как русомасонский, но его апологеты в конце двадцатого века вновь поднимали головы, беря идеи Милютина на щит.
Об этом и беседовали Днищев с Киреевским, стоя несколько отстранено на митинге возле памятника Пушкину, слушая яростные выкрики "Господина Ду", пока к ним не присоединился их старший товарищ – Кротов.
– 4 –
Генерал Бордовских был мозгом этой операции, а кто был душой неизвестно, да и вряд ли она вообще имелась. По крайней мере, сам генерал об этом не знал. Ему поручили – он начал планировать и выполнять. А поручили на совещании высшего руководства Организации, которая ставила своею целью смену политического курса России. Уже несколько лет режим гнил, падал из дряхлеющих рук и принимал все более уродливые формы. Это чувствовалось всеми, копилась ненависть к Первому, впавшему в маразм, требовалось трансформация органов власти, но … все оставалось по-прежнему. Сделать ничего не могли. Слишком сильны были противоборствующие силы, стоящие за спиной Президента. И тогда роль спасителя Отечества взяла на себя Организация. Собственно, структурная ее часть была почти невидима, неосязаема. Была политическая воля, была национально-патриотическая ориентация, были информационная поддержка, были принимаемые решения и были исполнители. Причем задействованы были самые высокопрофессиональные специалисты, бывшие и действующие сотрудники спецслужб, аналитики, практики своего дела.
На том совещании, когда принималось решение о проведении операции "Ноев ковчег", присутствовали: один вице-премьер Правительства, двое из Администрации Президента, один олигарх, двое сотрудников Генерального Штаба, один генерал ФСБ и еще один человек, который говорил с акцентом и о котором помощники собравшихся мало что знали. Генерала Бордовских на том совещании не было, он являлся лишь исполнителем. Вот и весь круг лиц, которые были осведомлены об операции с таким библейским подтекстом – "Ноев ковчег". Сам Бордовских это название иронично интерпретировал так: кто не спасся – я не виноват. В этом была доля смысла. Он знал, что утечка информации все равно будет, не может не быть. Немецкая пословица гласит: что знают двое, знает свинья. Журналисты если и не пронюхают, то выдумают свою версию, и она совпадет с реальной. Но после проведенной операции ситуация в стране может кардинально измениться, и тогда уже будет наплевать. Если же все сорвется, то …выход все равно есть. У человека всегда есть выбор.
Сейчас генерал Бордовских сидел в своем служебном кабинете и напряженно размышлял над всеми деталями операции. И еще он ждал звонка из Нальчика, от своего доверенного сотрудника, посвященного в некоторые планы. Генерал с далеких времен, с первых своих звездочек на погонах был убежден, что мировой порядок на земле призвана установить Россия. Может быть, это внушили ему еще его родители, занимавшие видные посты и дипкорпусе, и назвавшие своего сына Лавром – в честь Корнилова. (А тот получил свое имя в честь Кутузова, орденское имя которого было "Зеленеющий лавр"). Так несколько великих имен вплелось в судьбу Бордовских.
Когда началась перестройка, он знал, что грядущие изменения в России будут тяжкими. Она погрузится в пучину экономических неурядиц, бедствий, начнутся национальные раздоры, по окраинам будет полыхать война. Часть населения – большая – окажется на грани вымирания, даже за нею. Но это неизбежно. Генерал понимал суть происходящего и не противился. Как и многие другие генералы КГБ, опосредованно влиявшие на ход происходящих процессов, а после вставших под щит демократии. Старое уйдет, считал Бордовских. Как пыль или опавшие листья. Останется лишь жизнестойкая ветвь и могучие корни. Великие корни новых царей Мира… И он предвидел, что 2000-й год будет эсхатологическим Годом Великой Битвы за всемирный Трон. И он, они, их Организация одержит в этой схватке победу. Какой ценой? Не важно. Потому что наступит Эра Водолея. Русского Водолея. И пусть русские пассионарии уходят не просто в мир, а на завоевание мира – по продуманному плану. Но время открыть забрало пока не пришло.
На другом, не мистическом, а философском уровне генерал Лавр Бордовских рассуждал так. Россия – это суперконцерн, который вправе претендовать на вмешательство в спор о судьбах другого суперконцерна "Земля", пока ведущийся между двумя концепциями ростовщичества – одно Библейское (евро-американское), другое – технологическое (Япония). Но прежде Россия сама должна преодолеть текущую концептуальную неопределенность путем отстройки от евро-американского курса реформ, навязанных ей с начала девяностых годов. И должна принять концепцию глобального уровня ответственности, значимую для всего мира. Эта концепция может быть осуществима лишь на основе евразийской идеи. У России для этого есть все уникальные предпосылки: качественные трудовые ресурсы, включая управленческий корпус, природные запасы, интеллектуальные технологии, энергетическая мощь. Для полноты программы нет лишь концепции политического управления, которая ведет к постоянной нестабильности. Поэтому главное ввести общество в устойчивое по предсказуемости развитие глобального уровня ответственности. Поэтому необходимо власть, которую и может взять на себя Организация. Их Орден. Тогда хозяева западной цивилизации с их Библейской концепцией потерпят поражение. Тогда можно будет списать за ненадобностью и европейский опыт, как недееспособный и приведший своей алчностью стяжания к глобальному кризису своей биосферы Земли. А власть берется "раз и навсегда".
В служебный кабинет, тихо ступая, вошел помощник генерала.
– Звонок из Нальчика, – произнес он. – Шепелев.
– Соедините, – кивнул Бордовских.
– 5 –
Митингующий оратор – "Господин Ду" – говорил энергично, убедительно, но порою его так заносило, увлекало в столь геополитические бездны, что уследить за логическим ходом его мыслей, разобраться без шпаргалки было затруднительно даже поднаторевшему в философских вопросах человеку, не говоря уж о случайном прохожем. Впрочем, случайных людей здесь почти не было. Пришли те, кто читал книги оратора, выпускаемый под его началом журнал "Элементы", другую печатную продукцию, следил за деятельностью этого действительно необычного человека, чуть полноватого, с бледным лицом и черной аккуратной бородой. Он напоминал несколько рафинированного интеллигента из февраля 1917 года. А что им двигало – разобраться сразу было весьма затруднительно.
Лишь три человека на этом митинге стояли чуть в сторонке – Днищев, Киреевский и присоединившийся к ним позже Кротов, бывший полковник ГРУ.
– … Еврейский вопрос продолжает будоражить умы наших современников! – громко вещал "Господин Ду". – И никто не станет отрицать, что этот народ является уникальным явлением мировой истории. Какова роль евреев в России СССР в двадцатом веке? Здесь бытует представлением о том, что их роль была чисто отрицательной, субверсивной, подрывной. Это знаменитая теория "еврейского заговора", особенно популярная в черносотенных кругах. И в белогвардейских тоже. Закоренелые консерваторы-юдофобы переносят эту же модель и на разрушение СССР. Да, в рядах реформаторов огромное количество представителей этой нации. Но слабость этой концепции в том, что один и тот же народ обвиняется и в создании Советского государства, и в его разрушении. Входит, во всех случаях они всегда являются правой стороной. Получает вывод: их глубинное единство – вера в избранность, сугубая элитность. Иными словами, налицо тенденция рассматривать евреев не просто как этнос, но как своего рода организацию, партию, орден. Но мы заявляем: имеет смысл говорить о внутренней двойственности евреев, о наличии внутри этого этноса, этого уникального почти мистического ордена не одной воли, а двух воль, "двух организаций", двух центров исторической рефлексии, двух сценариев мессианского пути…
Цветом лица Кротов походил на выжженную солнцем египетскую мумию, а тонкая щеточка усов делала его похожим на скучающего франта. Но "Господина Ду" он слушал очень внимательно.
– Зачем вы нас сюда позвали, Алексей Алексеевич? – спросил Днищев. Для политпросвещения? Так я это уже читал в "Элементах"…
– Действительно, – согласился с ним Киреевский. – Мы это уже проходили.
– Спокойно, друзья! – отозвался специалист по тайным операциям координатор "Русского Ордена". – Пусть "Господин Ду" дует в свою дуду, нам не страшно. Но противников надо изучать. Это очень хитрая бестия, не всякий его раскусит.
– Ладно, – кивнул Днищев. – Послушаем еще. Для пищеварения.
… – Абсолютный евразийский центр, – продолжал оратор, перекинувшись на другую тему, – это сочетание правой политики с левой экономикой, то есть третий путь, консервативная революция. Именно такая идеологическая модель является самой устойчивой, органичной, исторически оправданной для континентального государства. Атлантический центризм – это либерал-демократия. Евразийский центризм – с точностью до наоборот – третий путь. Повторяю: единственным нормальным центризмом является сочетание консерватизма, патриотизма, государственности национальной идеи – с социализмом, социальной справедливостью. И этот центризм в России должен быть исключительно революционным!
– Сейчас запоет о Евразии, – сказал Киреевский. И угадал.
– … Земля вечно разделена на две от природы враждебные сферы: сушу и море! – выкрикнул "Господин Ду". – И в этой модели естественным лоном для мировой сухопутной державы является сердцевинная земля, Евразия территория бывшей Российской империи. Британский географ и геополитики сэр Хэлфорд Макиндер заверял: кто владеет сердцевиной земли – владеет миром. Сегодня об этом начинают догадываться и в башнях Кремля. Возращение России к величию теперь связано скорее с географией, чем с историей, с пространством, чем со временем. России нужно вестернезироваться, для того, чтобы модернизироваться. Вытеснить "атлантическое", то есть американское влияние на Евразию. И сейчас помимо законодательной власти, Министерство обороны России, ее Генштаб, военная элита также подхватили евразийскую лихорадку. И это знаменательный признак.
– Чуете? – обратился к своим более молодым коллегам Кротов. – "Ду" не даром заигрывает с военными, ставка на Армию, по его мнению, может стать решающей.
– Пошли отсюда? – предложил Днищев. – Евразийство хорошо после обеда, когда впадаешь в дрему. А я голоден.
– Здесь есть приличное кафе, – сказал Киреевский.
– Не любите вы Дугина, – заметил Кротов. – А зря. Личность примечательная. Ладно, пошли. Я дам вам на него свою ориентировку.
Позади разносились возгласы оратора, а троица уже удалялась в сторону другого памятника – Есенину.
Усевшись за столик уютного открытого кафе, Днищев заказал три порции шашлыка и пиво. Киреевский предпочитал минеральную воду. Кротов ограничился чашкой кофе.
– Итак, господин "Ду", – сказал координатор, размешивая ложечкой сахар. – Начну издалека.
– Только не с библейских времен, – произнес Днищев.
– Ты, Сережа, ешь свой шашлык и слушай. В конце 60-х годов в одном из ветхих домов Южинского переулка Москвы завелась нечистая сила… Нечисть проявляла себя дикими криками, звоном бьющейся посуды и грохотом падающей мебели.
– Прелюдия интересная, – заметил Киреевский. Он к шашлыку не притронулся, поскольку был вегетарианцем, а все порции достались спортивному Днищеву.
– Квартира, откуда все это доносилось, принадлежала одному известному психиатру, светилу ученого мира, – продолжал Кротов. – Может быть, в силу этого обстоятельства нечисть не трогали. Но доносы от жильцов в Конторе скапливались. Мне самому пришлось отчасти заниматься этой нехорошей квартирой, но гораздо позже. Уж больно интересные люди там собирались. Сын психиатр – душа этого общества – позднее эмигрировал в Париж. Несколько лет назад он вернулся и преподает, кажется, в МГУ. Зовут его Юрий Мамлеев. Как утверждают, пользуется в Европе литературной славой. Не знаю, мне довелось прочитать его пару романов – это скорее материалы для психиатров.
Киреевский кивнул головой.
– Я тоже его читал. Более того, знаком лично. Тихий скромный человек, последователь Достоевского. По крайней мере, таковым считает себя сам.
– Посмотрел бы ты на этого тихого скромного человека в те годы, Толя, – сказал Кротов. – Мало бы не показалось. Самой невинной забавой в их кружке считалось зачерпнуть из ближайшей лужи всякую гадость и впрыснуть себе в вену. Один художник до того навпрыскивался, что, как и следовало ожидать, отбросил копыта. А копыта у них были у всех. Девушки ходили по кругу, мужики пили все, что горит, кололись, ну и так далее. Одна из них, Дебрянская, ныне возглавляет лигу сексуальных меньшинств, главная, так сказать лесбиянка страны. Другой – идеолог их "Черного ордена" – Сеня Галовин, поднялся до высот Гуру, с десяти лет воспитывался у бабки колдуньи, жившей в глухом лесном краю, но несмотря на свою заумь – страшно талантливый человек. Экстерн филфака МГУ, несколько языков, синхронный переводчик, литературный критик. И при этом – поклонник оккультизма, метафизики, эзотерики, фашизма. Называет себя фюрером. Досконально знает труды Хаусхофера, общество Туле, часами может рассказывать об Атлантиде, Шабале, Рерихах, Блаватской, сам занимается столоверчением и алхимией. Организатор этого "Черного Ордена СС". Гениальный шизоид, главный у них. Даже сам хозяин квартиры, Мамлеев, ходил у него в учениках.
– Но это было давно? – спросил Днищев, расправлявшийся с шашлыками.
– Да, где-то до середины восьмидесятых годов. Потом "Черный Орден", то затухал, то слабо тлел. Галовин поселился в подмосковных Горках, повел жизнь отшельника. По-прежнему считается непререкаемым авторитетом в общении с потусторонними силами. Мамлеев отбыл в Париж. Гениальный художник Анатолий Зверев – чьи рисунки сейчас стоят десятки тысяч долларов – спился и умер в нищете. Некоторые, как Генрих Сапгир, Кублановский или Эдик Лимонов стали писателями или поэтами. Кто-то даже для детей пишет, сеет разумное, доброе, вечное… Новодворская… ну о ней вам известно. В общем, круг там был очень интеллектуальный. Можно упомянуть Гейдара Джемаля, который был даже в дальнейшем советником генерал Лебедя в период его секретарства в Совете Безопасности. Туда же в свое время пришел и "Господин Ду". Я имею в виду, в этот чертов кружок. Вместе с Джемалем.
– Любопытно, – произнес Киреевский. – Вот откуда у сатаны ноги растут.
– Да, – кивнул Кротов. – И я ведь не даром пригласил вас на его митинг, чтобы вы оценили все стороны его дарования. Особенно ты, Анатолий. У Сергея будет задание другого рода.
– Давайте конкретнее, Алексей Алексеевич, сказал Днищев.
– Не торопись.
Кротов вынул из кармана два заклеенных конверта. Один положил перед Киреевским, другой – передал Днищеву.
– Евразийство Дугина – это прикрытие, которое используют некие силы в структурах патриотов-государственников. У них есть связи в правительстве, в Генштабе, в Армии, в ФСБ.
– Второй "Русский Орден"? – произнес Днищев. – Параллельный нам?
– Почти. Они называют себя "Организацией". Я знаю только, что генерал Бордовских у них – фигура координирующего масштаба. Меня связывала с ним работа в силовых органах. Замыслы их распространяются очень далеко. И бед они могут натворить немало. В твоем конверте, Сергей, информация, которую нам удалось собрать по их "Организации". Они сами на меня вышли, а в скором времени, возможно, выйдут и на тебя.
– Что я должен буду делать? – спросил Днищев.
– Как что? – удивился Кротов. – Не маленький. Но будь осторожен. Бордовских умен и обмануть его будет очень трудно. Малейший твой промах – и считай, что мы с тобой сидим тут в последний раз. Они наверняка тоже догадываются о существовании "Русского Ордена", но ты ни в коем случае не должен раскрывать себя. Что касается Дугина, – тут Кротов повернулся к Киреевскому. – То в пакете все, связанное с его евразийством, а также "Черного Ордена", откуда полезла вся эта бесовская нечисть. Тебе будет интересно. Возможно, тебе удастся войти в контакт с кем-либо из его апологетов. Надо изучать противников и знать, что они замышляют. А я чувствую, что грядут страшные, может быть, совсем непредсказуемые для России события. И "Черный Орден", и "Организация" Бордовских готовят сюрприз. Замешаны тут будут все – от низа до верха. Мы поговорим об этом в другой раз, когда вы ознакомитесь с материалами. Через день. К этому времени и я нарою еще кое-какую дополнительную информацию.
– Вы – мастер "рыть землю", – насмешливо произнес Днищев. – Давайте будет откровенны, Алексей Алексеевич. То, что Вы нам сообщили – касается стабильности в России?
– Более того, – невозмутимо отозвался Кротов, приглаживая пальцем щеточку усов. – Самого ее существования.
– Столько мути вокруг плавает, – промолвил Киреевский, поднимаясь из-за стола. – Жаль, людей не хватает … Был бы жив Просторов!
О Просторове – одном из идеологов "Русского Ордена", они все помнили. Но промолчали, не добавив больше ни слова.