1

Карина вернулась домой в двенадцатом часу ночи, опустошенная, сосредоточенная, с рассеянной улыбкой, готовая к тому, что теперь предстоит постоянно лгать — мужу, дочери, всем. Она даже приготовила историю о том, как попала в милицию, поскольку не захватила с собой документов, а сейчас повальные проверки, и ее южный облик… Словом, приняли за чеченскую террористку, правда смешно?

Но смеяться над этой историей было некому, так как квартира оказалась пуста. Ни Владислава, ни Гали. И Карина даже вздохнула с некоторым облегчением, поскольку особенно боялась, что ее выдадут собственное лицо, глаза. Лгать надо было учиться с детства. Только сейчас Карина заметила разбитое зеркало в коридоре и впервые тревожно задумалась. Что здесь произошло? Почему никого нет? Может быть, Влад поехал с дочерью в театр или… в цирк? Никакой записки. Смутное чувство вины за предательство мешало ей сосредоточиться. Лечь спать, зарыться головой в подушку и ничего не видеть, не слышать. Подойдя к телефону, она набрала номер Колычева.

— Это я. Их нет, — сказала она в трубку.

— Приезжай ко мне, — быстро ответил Колычев.

— Невозможно.

— Тебя не поймешь. Час назад ты говорила, что желаешь свободы, хочешь освободиться от пут. Воспользуйся случаем, брось все и уходи. Сделай шаг. Главный в своей жизни.

— К пропасти?

— К очищению, к свету. Хочешь, я приеду и увезу тебя?

— Ты — дьявол! — прошептала Карина, опуская трубку.

У нее больше не было сил разговаривать с ним. Голос Алексея проникал в самую душу, подчинял ее волю. И в то же время она отдавала себе отчет в том, что стремится к нему, вновь жаждет испытать то наслаждение, тот вулкан чувств, которые он подарил ей. Возможно, она и не была женщиной до встречи с ним. Отдаваясь мужу, она выполняла приятную обязанность, но не более того. Тут иное. Краснея до кончиков волос, она вспомнила свое неистовое желание в объятиях «соломенного» человека, длящийся минутами оргазм, свои стоны и бесконечное падение. Она и не представляла, насколько безумно радостно ощущать собственную похоть и не скрывать этого. Как наваждение, в котором хочется пребывать долго, отбросив условности, стыд, разум. Карина смотрела на себя в осколки разбитого трюмо — и не узнавала. Перед ней стоял совершенно другой человек — молодая красивая женщина-девушка с блестящими глазами, румянцем на щеках, желанная. Но взгляд… Взгляд испугал ее. Два огонька, горящие в зрачках, будто бы жгли зеркало, в них не было ни жалости, ни пощады. Они несли смерть.

«Что же происходит?» — подумала Карина, отворачиваясь. Может быть, все дело в том, что сукин сын Клеточкин вновь втянул ее в кино, в этот сказочный мир, населенный манекенами и вымышленными чувствами, столь далекий от жизни, подсунул мерзкий сценарий с очеловеченными куклами и куклообразными людьми, ввел ее в музей восковых фигур и оставил там наедине с главным Хранителем человеком с соломенными волосами? Или… Или она всегда была такой, только скрывала, от себя, мужа, дочери, подавляла свои чувства, таила, прятала, а истоки сегодняшнего — в порочном детстве? Ведь научилась же она подавлять свои желания с ранних лет, исключая тот первый опыт-инстинкт, похожий больше на экскурс в строение тела, а потом, потом все шло благопристойно и… скучно. Она и не помнила сейчас того мальчишку, с которым сошлась в родительском саду, под деревьями. Помнила только, что удивилась, когда все закончилось так быстро, принеся ей кратковременную боль, смешную щекотку и разочарование. Но оказывается, она все время думала и помнила о нем, хотя больше никогда не встречала. И все это время, всю жизнь ждала его, именно его, этого вихрастого мальчишку с соломенными волосами, паренька из детства. Зачем? Чтобы вернуться в прошлое, в беззаботный и счастливый мир, полный надежд и безграничной любви? Чтобы слиться с ним сейчас, по-настоящему полно и глубоко, как невозможно было тогда, продлить тот краткий миг до бесконечности — сквозь годы, вместе испытать безумие страсти? Она никогда не задумывалась, где он? Да это было и не важно. Он стал мифом, облаком, дуновением воздуха, и Карина привыкла считать его мертвым. Но мертвые поднимаются и идут к тем, на ком оставили след, свою метку.

Сейчас, стоя перед открытым окном, она понимала, что все не могло произойти случайно или благодаря стечению обстоятельств. Алексей Колычев — это тот мальчик из ее детства. В ее воображении. В ее желаниях. Проспавший два десятка лет и пробужденный к жизни. Чьей волей восставший и идущий к ней? На это отклика не было.

Когда все более-менее стихло, приехала вызванная сторожем милиция, а за нею и машины «скорой помощи». Несколько висячих фонарей освещали огороженную забором новостройку и котлован. Возле бытовки тлел строительный мусор, на который помочился один из милиционеров.

— Отмени вызов пожарных, — сказал Рзоев молоденькому лейтенанту. — А этого — в морг, — он указал на Усатого, лежавшего на боку, с подогнутыми к животу коленями. Ноги его походили на две головешки, один глаз был широко открыт, другой вытек. Врачи занимались еще двумя обожженными — оба были без сознания, но подавали признаки жизни.

Больше всего повезло Евстафьеву-Гнилому, которому удалось сбить пламя, добраться до своей «ауди» и уехать до появления милиции. В тот момент ему было не до своих охранников, корчившихся на земле.

— У того и другого обгорело процентов по пятьдесят кожного покрова, сказал один из врачей Рзоеву. — Выкарабкаются. Я поехал. Шашлыками воняет, как на пикнике.

— Ума не приложу, что тут случилось? — отозвался подполковник. — На бандитские разборки вроде не похоже. Буддисты хреновы, сами себя сожгли, что ли?

— Еще одного нашли, за домом, у подъезда, — доложил приблизившийся сержант, с автоматом через плечо. — Голова кирпичом проломлена. Дышит. Но заговорит нескоро.

Его уже перетаскивали к свободной машине «скорой».

— А эта усатая морда мне знакома, — прищурился Рзоев, вглядываясь в покойника. — Симеон у него в дружках был. Так, Клементьев?

— Так точно! — подтвердил милиционер. — А сам Симеон — тю-тю, знаете?

Час назад Рзоеву уже доложили о найденном на чердаке трупе, подвешенном стальной проволокой за горло. Если бы не чудак-голубятник, вялиться бы там ему целую неделю, не меньше. А то и до первого снега. Рзоев не верил, что Симеон повесился сам. С чего бы? Уж если его кто прижал, то он бы дал деру в теплые страны, а совать тыкву в петлю… Но и его смерть, и то, что случилось здесь, наверняка как-то связано между собой. Иначе и быть не может.

— Тут кто-то шевелится! — крикнул Клементьев, стоя возле котлована и заглядывая вниз. Рзоев подошел ближе, светя фонариком.

— Ну! Сам вылезешь или тебе помочь? — грозно произнес он.

— Веревку бы, — подсказал сержант.

Но сподручных средств не понадобилось. Цепляясь за землю, вновь сползая обратно, карабкаясь вверх, Корж упорно тянулся к краю котлована. Наконец ему удалось ухватиться за куст и подтянуть туловище. Все его лицо, тело, одежда были измазаны глиной и кровью. Ему относительно повезло, как и Гнилому, — кусок арматуры лишь пробил бок, и сейчас Корж не чувствовал боли, лишь звериную жажду выжить.

— Это еще что за рожа? — брезгливо спросил Рзоев.

— Никак Корж? — негромко подсказал Клементьев.

— Сам вижу, — усмехнулся подполковник. — И чего тебя сюда занесло? Редкий гость. Квартирку в новом доме присматриваешь?

— Брось острить, начальник, — с хрипом выдавил из себя Корж. — Дай очухаться.

— Бо-бо, что ли? Так щас в ЦКБ отправим, на усиленное питание. Как ты в котловане оказался?

— Запонку искал. А ты тут мальчишку шустрого не видел? Чуть прихрамывает?

Врач пытался осмотреть Коржа, но тот с силой оттолкнул его.

— Не было никого, — сказал Рзоев. — А что? Хочешь мне сказать, что это он тебя вниз столкнул? И людей твоих пожег? И голову тому бедолаге пробил? Действительно шустрый. У тебя, наверное, мозги после падения перетряхнулись. Или через уши вытекли. Не хочешь в больницу — садись в машину, поехали в отделение, там и потолкуем.

Корж, передернув плечами, пошел вперед, Рзоев — за ним, обронив Клементьеву:

— Заканчивай тут. Утром вернемся, досмотрим.

Минут через пять-десять машины стали отъезжать с новостройки.

Все это время, прячась в кустах возле забора, согнувшись вдвое, сидела Галя, дрожащая от страха и неизвестности. Она появилась здесь еще до приезда милиции, но так и не успела ничего понять. А когда раздались громкие голоса, тотчас же метнулась в укрытие. Когда милиционеры обследовали все вокруг, то чуть не высветили ее фонариком. Галя пришла сюда только ради Геры, поскольку он дал понять, что будет именно тут. Но что все-таки произошло? Кто-то сгорел, кто-то сорвался в котлован. А при чем здесь Гера? И где он сам? Что с ним случилось? Самые разные вопросы метались в ее голове, все смешалось — страх и отвага. Сзади послышался шорох, но она не успела вскрикнуть. Чья-то ладонь с силой зажала ей рот, а другая рука придавила голову к сырой траве.

Драгуров помогал Снежане прибирать разбросанные вещи, но звонить в милицию отсоветовал. Во-первых, замок в двери не был сломан — злоумышленники скорее всего проникли через окно, рядом с которым находилась пожарная лестница. Во-вторых, по уверению девушки, ничего не пропало — ни дорогостоящая аппаратура, ни деньги, лежащие почти на виду, в шкатулке, ни фамильные драгоценности, хранившиеся в серванте, завернутые в отрез бархата. Профессиональные воры нашли бы их в два счета. Тогда что было нужно людям, посетившим квартиру Караджановых? Какие-выводы сделала бы милиция? Наверняка сочла бы, что у самой хозяйки не все в порядке с головой. Психопатов в Москве нынче более чем достаточно.

А в-третьих, Драгуров обнаружил на зеркале в ванной странный знак, нарисованный красной губной помадой. Он напоминал подвешенную змейку или изогнутый дамоклов меч. Владислав нахмурился, глядя на это оставленное послание. Когда-то он всерьез изучал и астрологию, и тайные эзотерические учения Востока, теперь же ему пригодились его знания.

— Что это? — встревоженно спросила Снежана.

— Тринадцатый знак Зодиака, Змееносец, — пояснил Влад.

— А что он означает?

— Долго объяснять, но хорошего мало. Видишь ли, существует некая теория, что кроме обычных, известных двенадцати знаков существует еще один. В созвездии Стрельца расположен участок, примерно в двадцать градусов, занимаемый тринадцатым зодиакальным созвездием Змееносца. Его еще называют знаком Заххака. Я тебе после расскажу почему. Но когда Луна попадает в сферу влияния Змееносца, на Земле происходят определенные аномальные явления. К слову сказать, почти все войны, революции, крупные политические убийства или катастрофы случались именно в знаке Змееносца.

— Откуда тебе это известно? — недоверчиво спросила девушка.

— Был период, когда я чуть не увяз в оккультном болоте. Но многое и почерпнул. Впрочем, статистика не может не быть объективной, я проверял сам по хронологии исторических событий. Во всем этом есть какая-то мистическая тайна. Почему Змееносец несет людям горе? Ведь и само название его связано с тем, кто погубил на земле первых людей — Адама и Еву. Кстати, есть у тебя карты Таро? — неожиданно спросил он.

— Где-то были, у деда… — рассеянно ответила Снежана.

Они вернулись в комнату, в одном из ящиков стола девушка нашла колоду и положила перед Драгуровым.

— Смотри, — сказал он. — Их семьдесят восемь. Двадцать две из них пронумерованы и поименованы. Они особенно важные. Каждую из них каббалисты связывают с каким-либо знаком Зодиака или планетой… Вот Лев, Меркурий, Дева… А вот Стрелец, в котором расположено и созвездие Змееносца. Как называется эта карта?

— «Дьявол», — прочитала Снежана.

— Правильно. Думаю, не случайно. Посмотрим на этот вопрос с астрономической стороны. Зодиакальные созвездия, в отличие от знаков Зодиака, занимают на эклиптике неодинаковые по длине участки. Ты ведь знаешь, что каждый из знаков является частью круга эклиптики в тридцать градусов?

— Догадываюсь, — усмехнулась Снежана. — Только постарайся попроще, без занудства.

— Попробую. Мы оцениваем не только частоту попадания Луны в знаки Зодиака, но и частоту ее прохождения через границы зодиакальных созвездий. А их, как я уже сказал, тринадцать, а не двенадцать. Так вот, попадание Луны в знак Стрельца в два раза превышает среднеожидаемую частоту. Потому что именно там расположено созвездие Змееносца, знак Заххака. Деление эклиптики на двенадцать знаков не изменялось как минимум две тысячи пятьсот лет. А про тринадцатое зодиакальное созвездие всегда знал весьма ограниченный крут астрологов. Египетские жрецы, каббалисты, восточные мудрецы, люди с Тибета.

— И ты.

— Ну, и я… Всего лишь потому, что в последнее время доступ к тайным знаниям необычайно расширился. И это также не выглядит случайно. Открытое появление знака Змееносца обещает какое-то глобальное потрясение. То есть подошел срок исполнения неких давно обещанных, скрываемых до поры до времени явлений. Я не знаю, каких. Тайной владеют лишь посвященные.

— Но почему этот дурацкий знак появился в моей квартире, на моем зеркале? — сердито спросила Снежана.

— Его оставил человек, который хотел напомнить, что ему нужны не деньги и не драгоценности. А что-то другое. Поэтому милиция тут совершенно бесполезна. Бессмысленно пробовать разобраться в компьютере с помощью гаечного ключа.

Пройдясь по комнате, Драгуров остановился возле телевизора и, чтобы проверить, включил. Продолжать тему ему не хотелось, поскольку и так девушка выглядела довольно напуганной. Экран засветился, мелькнуло лицо дикторши, сразу же пошли кадры ночной хроники. Камера показывала часть разрушенного дома. Сделав чуть громче звук, Владислав замер. Он узнал этот дворик и остов здания.

Снежана подошла и встала рядом, коснувшись его плеча.

— …пока еще неизвестно, отчего произошел провал фундамента, вызвавшего разрушение дома, — продолжала говорить дикторша. — Нельзя исключать и утечку газа, поскольку некоторые жильцы в последние часы жаловались на появление странного запаха. Прибывшие на место сотрудники МЧС продолжают разбирать завал. Представители спецслужб пока начисто отрицают возможность террористического акта. Этот окраинный район отличает болотистая почва и… — Камера скользнула по лицу человека, лежавшего на носилках. Кто-то набросил покрывало, и труп отнесли в сторону.

Драгуров выключил телевизор.

— Белостоков, — прошептал он. — Я был там несколько часов назад.

Бессонницей Филипп Матвеевич мучился последние лет двадцать, но ему вполне хватало трех-четырех часов, чтобы отдохнуть. Главная проблема — как убить ночное время? Телевизионные программы он смотреть не мог из отвращения, любимые книги! навевали печаль, и порою он просто сидел на балконе или возле открытого окна, вглядываясь в мрачные тени и вспоминая пролетевшую, как единый миг, жизнь. Иногда директор школы начинал делать в квартире уборку, переставлял мебель, словно желая оживить старые, давно уснувшие вещи. Вот и теперь, в первом часу ночи, он вдруг решил, что книжный шкаф следовало бы передвинуть поближе к кровати, тогда было бы удобнее брать нужный томик, а на освободившееся место поставить письменный стол. Подставив табурет, он принялся снимать с верхней полки книги, сдувая пыль и протирая корешки мокрой тряпкой. Странно, но в полном собрании Диккенса лишь один, седьмой, том оказался до удивления чистым. Будто его недавно брали в руки и заботливо вытерли. Раскрыв обложку, Филипп Матвеевич от удивления чуть не полетел с табурета. Все страницы в середине тома были аккуратно вырезаны, образуя таким образом подобие шкатулки. Внутри лежал целлофановый пакет.

— Что за варварство! — пробормотал директор. Развернув пакет, он обнаружил пачку долларов и ювелирные украшения. У него не было сомнений в том, кто мог оставить тут эти предметы, соорудив из книги тайник. За последние годы в квартире надолго оставался лишь один человек — Гера Диналов. Откуда у него эти ценности? Неприятный ответ напрашивался сам собой. Положив находку на стол, Филипп Матвеевич задумался. Мальчика наверняка поймают, подобные вещи не проходят даром. Кто-то из учителей в школе говорил об ограблении магазина «Барс». Уж не оттуда ли тянется ниточка? Теперь пропадет ни за что. Если только…

Из тягостных размышлений его вывел настойчивый звонок в дверь. Сначала ему не хотелось открывать, он даже не желал видеть мальчишку, но потом передумал. Еще не все потеряно.

— Ну, заходи, — произнес директор, пропуская Геру. И тот сразу понял — по тону, по жестко поджатым губам: что-то произошло. Наверное, старик вынюхал что-то, или приходила мать, мало ли…

— Вид у Вас кислый, словно налимонились, — сказал Гера, прошмыгнув в комнату. Ему хотелось добраться до кровати и заснуть. Слишком тяжелый и нервный выпал денек. Но тут взгляд его упал на стол, где лежали целлофановый пакет и раскрытый томик-шкатулка.

— Зачем же ты изуродовал Диккенса? — спросил за спиной Филипп Матвеевич. — Мог бы спрятать свои драгоценности где-нибудь в другом месте. Хоть на антресолях, в старом лыжном ботинке.

— Да, тут Вы правы, чего-то я не учел, — согласился Гера. — Вы ведь все равно на лыжах не ходите? Да и до снега далеко. Пастор Шлаг впервые встал на лыжню…

— Не смешно. Тут плакать надо.

— Просто рыдать в полный голос. Не понимаю, чего Вы волнуетесь? Мне это барахло от деда досталось. Фамильные сбережения, от отчима прячу, чтобы не пропил.

— Дед твой доллары и в глаза не видел. А финтифлюш-ки эти из магазина «Барс». Ведь так?

— Дога-адливый! — протянул Гера. — Даром, что ли, в университетах обучались? Вам бы, Филипп Матвеевич, в органах работать, а не в школе. В юные годы, часом, в НКВД не служили?

Директор лишь усмехнулся, но ничего не ответил. Ему было грустно и немного не по себе. Взгляд мальчика напоминал взгляд волчонка, загнанного в угол. Но страшен был не этот блеск в зрачках, а непонимание происходящего вокруг, надвигающегося будущего, подобного снежной лавине, которая сметет всех.

— Что, сдадите в милицию? — насмешливо, спросил Гера.

— Нет, — помедлив, ответил Филипп Матвеевич. — Зачем? Разве это поможет?

— Вот и я так думаю, — с облегчением согласился Гера, вынув из кармана, в котором лежал пистолет, руку. Но радоваться было еще рано.

— Мы поступим иначе, — размеренно произнес директор, медленно приближаясь к нему.

Подполковник Рзоев заканчивал разговор с отчимом Геры, которого вытащили из теплой постели и доставили в отделение. На мальчишку указывал Корж, хотя его показания путались и напоминали именно бред человека, звезданувшегося на дно котлована. Но сторож новостройки также описал паренька, крутившегося на территории и исчезнувшего до появления пострадавших. В словесном портрете один из милиционеров узнал «трудного подростка из неблагоприятной семьи». Он как раз занимался двумя молодежными шайками-лейками — «живчиками» и «обезьянами». Вожаком последней и был Герасим. Более того, от этого пацана тянулась ниточка к Симеону, подвешенному на чердаке. И как знать, не связан ли парень с ограблением «Барса», не его ли так ждет — не дождется его земляк Магомет? Рзоев чувствовал, что близок к удаче, а перепуганный отчим готов был выложить все. Даже то, о чем его не спрашивали; не понадобилось и ногами пинать.

— Значит, говоришь, ствол у него? — рассеянно переспросил Рзоев. Уже за одно это надо было парнишку хватать, не мешкая. — А что ж ты, пакость этакая, Вовчик, сразу не пришел и не доложил, как положено? Смотри, ответишь за сына.

— Да не сын он мне вовсе! — оскорбился тот. — Говорю же. Выблядок настоящий, вот кто. Если б не мать, я бы его в детприемник давно сдал. Кого растим, начальник? Куда страна катится?

— Заткнись, падла. Оппозиционер выискался. У тебя сколько судимостей? Пора еще одну вешать. Сам знаешь, когда и что мне докладывать, не маленький. Теперь насчет мальчишки. Как только появится — звонить. В любое время ночи. Дежурный в курсе. А сейчас пшел вон, сволочь!

— Слушаюсь, начальник. — Дядя Вова вскочил и поспешно ретировался из отделения.

Рзоев все еще сомневался. Он не был уверен, что этот шкет причастен сразу к нескольким нешуточным преступлениям — к убийству Симеона, разборкам возле котлована и ограблению магазина. Ладно там разбить стекло и выкрасть магнитолу из автомобиля, или еще какая-нибудь ерунда… Но хладнокровно совершить подобные вещи? Нет, все надо проверить самому. Поэтому он пока не стал звонить Магомету и радовать его новостью. Время терпит.

А дядя Вова трусцой бежал к своему дому и не сразу узнал новую соседку, Карину, которая, несмотря на позднее время, стояла возле подъезда.

— 3-з-дрась-те! — испуганно сказал он, стуча зубами от холода. Теперь он ругал себя за то, что пытался шантажировать эту женщину. Связывайся с ними со всеми! Сам влипнешь.

— Вы не видели мою дочь? — спросила Карина.

— Н-н-нет! — быстро ответил отчим, прошмыгнув мимо.

— А ваш сын, Гера, дома? — крикнула она вслед.

Дядя Вова только махнул рукой, плюнул и побежал вверх по лестнице. Перед дверью в квартиру он остановился, осененный внезапной мыслью: там, где девчонка, — там и парень, найдешь ее — отыщется и Герка. Начальник будет доволен. Радостно потирая руки, дядя Вова ввалился в коридор.

— Бутылку! — коротко приказал вышедшей на шум жене. — И пошевеливайся, старая шлюха.

— Где ж я тебе возьму, родненький?

— Клава, не шути! — строго произнес дядя Вова, подкрепив слова ударом в голову. Женщина покачнулась, но устояла на ногах. Дожидаться второго удара, который мог оказаться гораздо сильнее, не стала. Покорно вытащила из припрятанного кошелька деньги.

— Это все. Последние, — сказала она. — А жить еще две недели до получки. И заплатят ли, не знаю, — может, опять обещаниями накормят.

— Где Герка? — рявкнул дядя Вова. Его мало заботили бытовые проблемы. Подь за водкой! Постой! Он приходил сегодня?

— Нет, не знаю, куда делся. Ты его довел до такого.

— Заткнись, сучка, башку откушу. Если придет — запри дверь и не выпускай. Так надо. Проваливай.

Выйдя из подъезда, Клавдия увидела новую соседку. Женщины поздоровались. Обменялись взглядами, как-то понимая друг друга без слов. И разошлись. Одна торопливо побежала к палатке, другая вошла в лифт и поднялась на свой этаж.

Карина еще долго бесцельно бродила по комнатам, не зная, что делать, куда идти, где искать дочь? И Влад… Почему его до сих пор нет? Чувствуя свою вину перед ними, она замерла возле приоткрытого окна. Затем, лишь чтобы отвлечься и чем-то занять себя, вытащила из сумки ненавистный уже сценарий Колычева и раскрыла наугад.

«…Как я оказался на исторической родине мастера Бергера, в Баварии? Где-то в середине двадцатых годов, когда переоборудованием швейных мастерских в Киеве занимались колбасники — немецкие инженеры, мой Пупс пригласил одного из них к себе в гости. Жить в его доме было тоскливей, чем в склепе. Мещанин, дорвавшийся до власти, хуже ленивого покойника в суповом котле. С виду съедобно, и навар, и запах, и „кушать подано“, а все равно воротит. Раздулся Пупсик от своей должности до такой ширины, что в дверь не влазил, а придет с работы — и только глазами на диване хлопает. Немец же, зашедший в гости, напротив, сухой, поджарый, взгляд вострый, ушки торчком, носик туда-сюда, туда-сюда, как у спаниеля. Учуял что-то, подбежал к полке, где меня поставили и даже пыль неделями не стирали, и замер. Стал со всех сторон разглядывать да вертеть.

— О, мальчик с лютней и луком! — сказал. — О, Змееносец, — добавил. — О, глаз Заххака! — прошептал чуть ли не благоговейно и ладони как-то особенно к груди приставил.

Потом уже, много позже, я узнал, что означает эта „поза Гора“, — когда очутился на собрании теософов в баварском домике инженера Карла Хаусфишера. Думаю, и сам Бергер смастерил меня, держа в уме кое-какие древнеегипетские тайны и кабаллистические секреты Востока. Гор был сыном черной богини Изиды, рожденной ею от мертвого Озириса, которого она для такого дельца оживила. И все эти теософы, справляя свои мессы, уже знали, что эпоха Гора придет в самом конце двадцатого века.

— Чего? — тупо спросил Пупс, — Ах, это!.. Так, бронзулетка.

— Откуда она у Вас? — спросил немец. По всему было видно, что он взял след, шел по нему осторожно, чтобы не спугнуть зверя.

— Купил где-то. Не помню.

Тут немец вновь как-то по-особенному сложил руки, но на Пупса эти движения не произвели никакого впечатления. Зря Хаусфишер проверял болвана, не был он причастен ни к какому братству. Но все же произнес напоследок, словно невзначай:

— Стрела предков вылетит из вращающейся мельницы в руке ламы.

— Чего? — уставился на него Пупс, посчитав, очевидно, что гость подвинулся на почве швейных машин, — Не промочить ли нам горло?

— Про-мо-чить, — радостно согласился Карл Хаусфишер, потирая ладони.

Беседа за столом протекала вяло и скучно — о чем может говорить посвященный с недоразвитым? Но немец то и дело бросал на меня вожделенные взгляды, и это не укрылось от свинячих глазок хозяина.

— Так и быть, продам тебе бронзулетку, — благодушно сказал он, не держа в уме особой выгоды.

— Не-ет, — вежливо отказался немец.

— Нет? — удивился Пупс. — Ладно, не хочешь купить — бери даром. На память от меня. От всего нашего Советского государства. На вечную дружбу между нашими великими народами… — Тут его понесло — не удержишь, говорить речи на митингах он был большой мастак. Слушал его немец минут десять, а когда тот закончил, красный, как раки на столе, все так же ласково повторил:

— Нет. Нет и нет.

Но пустым он из дома не ушел. Пупс все же всучил ему какую-то другую безделушку, коих в квартире было навалом, и Карл долго благодарил, тряся руку и оставив „от всего германского народа“ свои наручные часы, изготовленные в Москве.

Прошла неделя. Из разговора хозяина с домашними стало понятно, что немцы вскорости уезжают на родину, в Дойчланд, покончив с братской помощью. Уже простились со всеми. Но в последнюю ночь в доме Пупсика появился гость. Никто его, видимо, не звал, поскольку он проник через кухонное окно и, светя фонариком, пробрался в гостиную. Семья Пупса в это время отдыхала на загородной даче, служанка жила отдельно, в квартире находился один хозяин. Я думал, что Хаусфишер положит меня в сумку и удалится тем же путем, что и проник сюда, но он повел себя странно. Зачем-то направился в спальню и разбудил Пупса.

— А-а?.. Э-э?..

— Кто это тут? — донеслось оттуда. Через несколько минут оба вышли из спальни.

— Значит, проститься зашли? — пробормотал Пупсик, путаясь в полах халата. Был он немного встревожен, потому что ничего не понимал со сна, но улыбался.

— Проститься, — подтвердил немец. — Прощайте.

И тонким стилетом нанес ему удар прямо в сердце. Потом склонился над мертвым телом, поднес капельки крови к губам, этими же пальцами дотронулся до моих глаз.

— Глупый боров, — прошептал он. — Нельзя ни продавать, ни дарить. Твоя сила, мой мальчик, в смерти…»

Рука, зажимавшая ей рот, ослабла; Галя смогла дышать и попыталась вырваться, но сзади кто-то прошептал в самое ухо:

— Молчи, не то погибнешь!

На минуту Галя затихла, но вскоре вновь дернулась, поскольку ей очень сильно сдавливали плечи. Она больше всего на свете боялась маньяков, хотя голос вроде бы не принадлежал взрослому человеку. Скорее, напоминал Герин, но это был не он.

— Ты кто? — прошептала она. Руки наконец-то отпустили ее.

— Давай выбираться отсюда, пока менты не обнаружили, — ответил парень, возраста Геры или чуть постарше его. Брюнетистый, с прямым длинным носом и по-детски пухлыми губами.

— А если я сейчас закричу?

В ответ она услышала щелчок, и выскочившее лезвие ножа оказалось у ее лица.

— Разрисую так, что мать родная не узнает, — ответил парень. Но по всему было видно, что его угрозы — всего лишь мальчишеское хвастовство.

— Боевиков насмотрелся, — сказала Галя.

— Пойдем, — почти умоляюще произнес он. — Я от Геры.

Вот тогда его слова возымели действие.

Выбравшись через дыру в заборе, они перебежали улицу, затем пошли медленнее, держась чуть поодаль друг от друга.

— Где он? — настороженно спросила Галя.

— Там… — Мальчишка неопределенно махнул рукой. — В надежном месте. Ждет.

— А что случилось? Ты, вообще-то, кто? Как ты меня нашел? — приставала Галя с расспросами.

— Случайно. Я следил за вами, — ответил парень.

Тут он не солгал. Еще днем он неожиданно встретил их, когда они шли к ней домой, и с тех пор уже не упускал из виду, идя следом. И возле универмага, когда Гера, переодетый девчонкой, ушел вместе с Симеоном в подъезд, а вышел один, и когда они снова вернулись к ней домой, и потом. А дальше ему пришлось пробираться за Герой на новостройку. Здесь у него появилась возможность рассчитаться с ним, напасть сзади, но он стерпел, выдержал время и, как оказалось, не напрасно. Теперь он хорошо понимал, что это могло стоить ему жизни. Гера застрелил бы его, не задумываясь. Прячась невдалеке от разыгравшейся трагедии, Пернатый отчетливо видел все. Он впервые по-настоящему испугался, чуть не наложив в штаны, но поразился хладнокровной жестокости извечного соперника. Когда-то он был его другом, но стать теперь смертельным врагом не желал. А эта девчонка, которая шла рядом с ним, кто она? Не похожа на честную давалку, но что-то все же связывало ее с Герой. Вот сейчас и выясним.

— Тебя как звать? — спросила Галя, когда они подошли к какому-то дому и стали спускаться в подвал.

— Пернатый, то есть, Юра, — ответил тот. — Осторожней, здесь крутые ступеньки. Вот и пришли.

Он запер дверь на засов и подтолкнул девочку в спину. Свет давала одинокая лампочка под потолком. Вдоль стен тянулись трубы теплоцентрали. А в углу, на диване и в креслах, развалились четверо подростков с такими лицами, что Галя невольно содрогнулась.

— Знакомьтесь: Додик, Татарин, Арлекин, Гусь. А это — новая подружка Герасима. Звать Му-му, — сообщил Пернатый, снова толкнув Галю в спину, отчего она вылетела на середину.

Беспомощно оглядываясь, Галя уже поняла, что оказалась в западне. Она повернулась к Пернатому, словно ища у него защиты, но губы его были жестко сжаты, а взгляд… Он не хотел на нее смотреть, будто и сам боялся чего-то. В эти мгновения Галя вдруг сообразила, чего или, вернее, кого он так боится.

— Гера с тебя кожу по кусочку снимет, а потом крысу в штаны запустит, стараясь говорить спокойно, произнесла она.

— Во какая отчаянная! — усмехнулся кто-то из подростков. Это был Гусь. Он лениво поднялся и, проходя мимо Гали, лапнул ее, прямо под юбкой, стал шарить, пытаясь залезть пальцами.

Галя и сама не поняла, как сумела нанести сильный удар головой ему в лицо, но боднула так удачно, что расквасила мерзавцу нос. Юнцы тотчас же вскочили и бросились на нее. Кто-то ухватил за руки, другой зажал рот, третий рванул блузку, рассыпав пуговицы. Она уже лежала на цементном полу, а Гусь сдирал с нее трусики, упираясь коленом в живот, потом просто разорвал их, придурошно загоготав и сдавив ладонью лобок.

— Шерсткой покрыта — значит, можно! — закричал Гусь. — Пернатый, ты первый? Она еще целка, падлой буду! — Он уже начал в нетерпении расстегивать брюки, когда раздался грозный окрик Пернатого:

— А ну хватит! Слезьте с нее, живо! Я сказал!

Один из подростков отлетел в сторону, получив в лоб, двое других сами отошли к дивану. Лишь Гусь продолжал держать Галю за раздвинутые колени. Она в это время находилась в полуобморочном состоянии и почти ничего не осознавала.

— Встань! — приказал Пернатый.

— Ты чего? — заорал Гусь. — Забыл, как это делается? Сейчас покажу, учись!

— Встань, — повторил Пернатый.

— А… понятно… — Гусь одним прыжком вскочилна ноги. — Кое-кто тут чересчур раскомандовался. А может быть, мне уже давно надоела твоя морда? Вспомни, как мы обосрались с «обезьянами»? А ты драпанул, гнида. Все, Пернатый, пора менять вожака, — добавил он, и в руке его блеснул нож.

8

Итак, он чудом избежал смерти. Часть дома рухнула, погребя под своими останками уже мертвого мастера и еще десятка три живых людей. Вызвано ли это было взрывом газа, подвижкой почвы или кислотными соединениями в подземных потоках, связанных с болотистой местностью, на что намекала дикторша программы новостей, — теперь это уже было не суть важно и интересовало Владислава не столько, сколько сам факт смерти мастера. Ведь Александр Юрьевич умер до того, как произошла катастрофа. Конечно, могло отказать сердце, старик не был вечен. Но что-то продолжало тревожить Драгурова, не давало ему сосредоточиться и найти причину. А не связана ли она… Нет, подумал он, при чем здесь игрушка, кукла, этот металлический мальчик? Теперь мысли его были направлены на странное происшествие в квартире Снежаны, визит неизвестных. А почему он уверен, что их было несколько? Знак Змееносца на зеркале… Глаз Заххака… Что все это значит? Шевельнулась догадка, что события эти, возможно, имеют одну природу вещей, взаимозависимы каким-то непостижимым образом. И как бы фантастически ни звучала эта мысль, но Владислав почувствовал вдруг уверенность, словно, плутая по лабиринту, увидел, наконец, проблеск света.

— Ты совсем погрузился в себя! — несколько обиженно произнесла Снежана, выведя его из раздумий.

— Прости, — отозвался он. — У тебя не найдется чего-нибудь выпить? Лучше крепкого кофе.

Стрелки часов показывали уже половину второго ночи. Он понимал, что следует хотя бы позвонить домой и… И что сказать? Что он задержался, помогая почти незнакомой девушке убирать перевернутую злоумышленниками квартиру? И по этой причине останется здесь до утра? Карина примет его за сумасшедшего или, того хуже, сочтет, что он решил бросить их. Но уйти сейчас, все забыть и мчаться домой не было ни малейшего желания. Пока Снежана варила кофе, Владислав подошел к книжным полкам и принялся разглядывать корешки собранной Караджановыми литературы. Он почему-то так и предполагал, что натолкнется тут на Рерихов, Блаватскую, Горбигера, Гаусхофера и других известных адептов восточных культов, создателей новых религий и тайных обществ.

— Кто этим увлекается, дед? — спросил Владислав, когда девушка, вернувшись, поставила на столик две чашки кофе. Она молча кивнула. — Так я и думал. Кажется, он говорил мне что-то о Маньчжурии. Что он там делал?

— Работал, — коротко ответила Снежана. — Строил мосты. А параллельно собирал всякие предания, изучал нравы, быт, прошлое местного населения.

— Наверняка объездил весь Китай, не только Маньчжурию?

— Конечно. И Тибет тоже.

— Может быть, побывал и в Шамбале? — весело спросил Драгуров.

— Мне он об этом не рассказывал, — ответила Снежана вполне серьезно. Чувствовалось, что разговор становится ей неприятен. Что-то или тяготило ее, или оставалось загадкой для нее самой. Уводя намеренно беседу в другое русло, Снежана вдруг, словно вспомнив о чем-то, спросила: — Ты упомянул о «Глазе Заххака», помнишь? Странно, но и дед произнес то же самое, когда я поинтересовалась, что означает клеймо на спине металлического мальчика, этой механической куклы. Тогда он ничего не стал объяснять мне, ответил, что я слишком мала. Расскажи ты.

— Ну… это легенда, — помедлив, отозвался Драгу-ров. — Древний иранский мир о Змееносце. Один из вариантовдаже использован в эпосе «Шахнаме». Видишь ли, все давние поэмы, эпосы, руны, сказания несут в себе очень много того, что нам, современным людям, кажется выдумкой. Это не так. Вернее, прошлое — гораздо большая тайна, чем будущее. Что касается Заххака, то этот юноша был совращен дьяволом, а от его поцелуев из плеч Заххака выросли две змеи, которых нужно было кормить человеческим мозгом. С помощью дьявола Заххак овладел иранским троном и установил тысячелетнее царство зла. Ему ежедневно приносили в жертву двух юношей, и их мозг пожирали змеи. Не слишком-то веселое зрелище, правда? Змеи доставали мозг, вонзаясь в глаза несчастных. Не отсюда ли и всевидящее око на спине Заххака? Короче, он совершил множество преступлений, пока… Драгуров не успел договорить. Неожиданно резко зазвонил телефон, и они оба встревожено переглянулись.