Возвращались домой поздно, проезжая мимо голосующих, подозрительных личностей, не успевших попасть в метро. Они выскакивали чуть ли не на проезжую часть, и Терояну приходилось объезжать их. В Москве даже днем было опасно подсаживать кого-либо в машину, нападение на шофера мог предпринять любой, включая милую женщину с ребенком.

— Так почему у вас оказалась бритва? — спросил Тероян, не глядя на Глорию.

— Я же уже объясняла, — устало сказала она. — Я рассказывала детям о Гималаях, когда младшенький, незрячий Коленька, достал откуда-то эту гадость и начал вертеть в руках. Мне еле удалось отобрать ее. Я сама страшно перепугалась, что он порежется.

Ранка оказалась не опасной, и Тероян быстро обработал ее йодом, а затем наклеил бактерицидный пластырь. Напуганы были все, а больше всех, конечно же, Маша. Она первой подбежала к Глории и отняла у нее бритву. Такими лезвиями, „Восход“, ее муж не пользовался. Очевидно, Коленька подобрал его где-нибудь на улице. Он уже перестал плакать, чувствуя поднявшуюся вокруг него суету и сжимая в ладони руку старшего брата. Глория все это время тихо стояла в сторонке, не решаясь предложить свою помощь. Понемногу все успокоились, но окончание вечера прошло несколько натянуто, неестественно, словно бы в продолжавшем звучать музыкальном инструменте лопнула одна из струн. Более всего Терояну не хотелось, чтобы Глория почувствовала какое-то отчуждение. Поэтому по дороге домой он попытался как-то скосить ее настроение, вернуть в прежнее состояние, в котором она пребывала до происшествия с Коленькой. Но этот вопрос вырвался сам собой, он был задан скорее себе, чем ей, случайно прозвучав вслух.

— Я сделала что-то не так? — обиженно спросила Глория. — Надо было оставить бритву в руках ребенка?

— Нет, конечно, все правильно, — отозвался Тероян.

— Почему же тогда вы все на меня так смотрели? И Маша, и Олег. Даже вы.

— Просто все произошло так неожиданно, — мягко сказал Тим. — И никто ни в чем еще не разобрался. Не чувствуйте себя виноватой. Ранка заживет, шрама не останется. Дети всегда режутся.

— Или им помогают в том, — как-то загадочно добавила Глория, и он покосился на нее, встретив нахмуренный взгляд.

— Завтра мы продолжим наши покупки, — сменил Тероян тему. — Вам нужны какие-нибудь домашние вещи: удобный халат, пижама, что там в таких случаях требуется? Возле дома есть хороший универсам. Я дам деньги и вы сами купите все необходимое.

— Чем же я буду расплачиваться? — спросила вдруг девушка. — Я не хочу жить в долг.

— А вы об этом пока не думайте. Считайте, что я ваш богатый дядюшка с озера Севан. Которому приятно делать подарки племяннице.

— Когда-нибудь я рассчитаюсь с вами, — сказала она, но прозвучало это как-то двусмысленно.

— Непременно. А потом, завтра же, мы займемся рутинной, архивной работой. Поедем в библиотеку, и вы поможете мне в одном деле.

— Хорошо. И позвольте мне также заняться кое-какими домашними заботами, чтобы не сидеть без дела. Я могу готовить, убирать квартиру. У вас грязные окна. Давайте я их помою?

— Вот и отлично. Назначаю вас домохозяйкой. Кстати, вы знаете какие-нибудь языки?

— О, мон дье, жу не ком прам па?

— Требьен. А я — английский. Это поможет нам в завтрашней работе. Отныне ваша комната будет маленьким Парижем, а моя — мерзлым Лондоном. Посередине — Ла-Манш.

— А паром при переправе не затонет?

— Будем надеяться.

В квартире, когда они вернулись, уже менее ощущался холостяцкий дух, тут витала какая-то незримая женская субстанция, прочно овладевающая территорией. Тероян подождал, пока девушка примет душ, приведет себя в порядок. Он достал с полки Ларошфуко и перелистывал его „Размышления на разные темы“, сидя в кресле. Наконец она появилась в полюбившемся ей зеленом халате.

— Ванна свободна, — сказала она. И добавила на пороге своей комнаты: Спокойной ночи, дядюшка!

Ночь для Терояна прошла тревожно. Мало того, что начинали одолевать головные боли, но ему еще снились какие-то кошмары. Ему виделся в полумраке комнаты доктор Саддак Хашиги, оборачивающий к нему белое пятно лица без глаз, и руки его, подобно двум извивающимся змеям, тянулись к дивану Терояна — они стремились к нему, спящему, беспомощному, чтобы вцепиться в горло; Хашиги смеялся, и смех его напоминал хлопки болотного газа. Руки отделились от него, поплыли в воздухе, а из-за плеча высунулась голова хозяина харчевни, подмигнув косящим глазом, словно они с Тимом были заговорщики. Он украдкой показал Терояну кухонный нож и тотчас же спрятал его за спину.

— Это тебе, — шепотом сказал хозяин харчевни. — А это — мне, — и он вынул из кармана фартука отрубленную кисть. По комнате не спеша прошли Карпатов и Юнгов, о чем-то тихо беседуя. Тероян хотел привлечь их внимание, но не смог. В горле у него пересохло и не выходило ни единого звука, сколько бы он ни старался. Они ушли в комнату девушки, а оттуда вышел Влад Шелешев, прихрамывая, опираясь на палочку. Он лишь взглянул на Терояна и покачал головой, приложив палец к губам — в знак молчания. Хашиги маячил где-то в углу — все то же мертвенно-бледное лицо без глаз. Тероян пытался подняться, но тело его будто окаменело, он не мог пошевелить ни единым мускулом, а на груди у него откуда-то оказался кот Юнгова, только черный и с головой дога. Высунув язык, он тяжело дышал в лицо Тима. Потом дверь в комнату Глории отворилась, чуть скрипнув, и появилась она. В одной руке у нее была свеча, в другой — Тим отчетливо видел — скальпель. И она приближалась к нему. Он знал, что это конец, но продолжал смотреть на свою надвигающуюся смерть. Глория присела на диван и наклонилась над ним.

— Вам плохо? — спросила она. Ужас, охвативший его, стал проходить. В глазах Глории не было беспощадной ненависти и злобы, лишь печаль и жалость. Голова его метнулась по подушке, а девушка положила свою прохладную ладонь на его разгоряченный лоб. И он успокоился. Он видел, как она легко встала и скрылась в своей комнате. Было ли это наяву или во сне? Он не мог понять, потому что вновь стал погружаться в бездонную пропасть…

Утром он очнулся разбитый, словно всю ночь принимал участие в каком-то шабаше, скача по полям и лесам. Из кухни разносился аромат свежего кофе. Тим поспешно встал и оделся, убрав постель. Синеглазая, гибкая девушка хлопотала возле плиты.

— Завтрак готов? — улыбнулся Тероян.

— Почти, — девушка отвела рукой упавшую прядь волос. — Вы неважно выглядите. Скверно спалось?

— Да, что-то этакое, — неопределенно ответил он.

— Я слышала.

— Крик?

— Нет, похоже на стон.

— Извините, если помешал.

— Напротив. Я беспокоилась о вас.

— Очевидно, связано со старой раной, — сказал Тероян и больше он к этой теме не возвращался, хотя ему хотелось выяснить: действительно ли Глория ночью вставала и подходила к нему?

Рейд по магазинам занял часа полтора, и личных вещей у Глории Мирт прибавилось. Тероян не скупился. Он не желал, чтобы девушка чувствовала себя в чем-либо стесненной, и кроме того, ему было приятно наблюдать за ее реакцией, за ее радостно вспыхивающими глазами. По дороге домой он купил ей букет красных гвоздик, и она погрузила в них счастливое лицо. „А почему бы ей и не начать новую жизнь, забыв прошлое?“ — подумалось Терояну. Так-то оно так, но никто не вправе насильно лишить нас нашей памяти, отнять хотя бы частицу разума. Человек без прошлого — мутант. По сути, ему некуда идти и некуда возвращаться. Нет, надо продолжать поиски. И они продолжили их в Центральной Румянцевской библиотеке. Тероян не ставил перед Глорией конкретной задачи: он просто разложил перед ней подшивки газет, отечественных и французских, и попросил просмотреть все материалы „методом тыка“ — за полгода. Вдруг она наткнется на нечто такое, что связано с ее собственным происшествием? Девушка послушно села рядом с ним и занялась чтением, перелистывая газетные полосы. Сам он набрал англоязычной периодики, ища конкретную фигуру, которая должна была где-то проявиться доктора Саддака Хашиги. Прошло часа два. За это время Тиму лишь пару раз встретилось название корпорации „Абуфихамет“, без упоминания ее президента, в связи с разработками Приморского шельфа. Змеевидные руки Хашиги тянулись далеко. После обеда, когда они посетили небольшое кафе на Кропоткинской, дело пошло значительно лучше. Сначала неожиданно повезло Глории. Во французском „Монде“ она наткнулась на снимок и непроизвольно толкнула локтем Терояна.

— Глядите — вот ваш доктор Хашиги, — сказала она. Ей так и хотелось, чтобы он похвалил ее за успех, словно она была школьницей, выполнившей домашнее задание, а он — ее учителем.

— Молодец, — сказал Тероян, рассматривая фото. — Переведите-ка текст.

На снимке два человека восточной наружности стояли возле арабской мечети и улыбались в объектив. Один был в белом бурнусе, с усами и бородой, другой — значительно ниже ростом, в европейском костюме, бритый, с каким-то перекошенным, вдавленным внутрь лицом, отчего его улыбка выходила просто зловещей.

— Какая страшная физиономия, — содрогнулась Глория. — Бр-р!

— Лицевой парез, — определил Тероян. — Неприятное заболевание. И почти неизлечимо. Наверняка, постоянные слюнотечения. Но жить можно.

— Шейх Кувейта только что заключил с президентом корпорации „Абуфихамет“ доктором Саддаком Хашиги удачную сделку на поставку русского оружия, — перевела Глория. — Все.

— Умному — достаточно, — процитировал Тероян. — Совершим маленький акт вандализма.

Он вынул из внутреннего кармана пиджака кусочек бритвы, завернутый в бумажку, и аккуратно вырезал фотографию, спрятав ее подальше. Девушка прыснула от смеха.

— Не отвлекайтесь, — строго сказал он. — Работайте, работайте.

Вскоре повезло и ему. В газете „Ху из ху?“ была помещена небольшая биографическая справка об иранском миллионере. Доктор Хашиги, сообщалось в ней, родился в 1949 году, в Сан-Франциско. Отец — иранец, мать американка, Шейла Левенталь. На родине почти не был, детство и юность провел в Штатах, обучаясь в лучших колледжах. Затем — Принстонский университет. Все это оказалось возможным благодаря огромному состоянию, нажитому его родителями. Самостоятельно начал заниматься бизнесом, став владельцем нескольких фирм по торговле недвижимостью. Вскоре следует переориентация. В начале восьмидесятых годов он появляется в странах Восточного блока, завязывает связи с руководством, оказывает услуги по экспорту оружия в арабские эмираты. Тесно сотрудничает с Палестинским движением, считается личным другом Арафата. 1989 год, события в Румынии, смерть Чаушеску — доктор Саддак Хашиги в это время находится там. По одной из версий — координирует из израильского посольства ход революции в нужном направлении. В России впервые появляется в 1990 году. Не боится инвестировать деньги в падающую экономику. Удачно играет на бирже, создает корпорацию „Абуфихамет“, которая начинает прибирать к рукам все, что выбрасывается с тонущего корабля. К 1994 году его корпорация — значительная финансовая сила, с которой считаются в верхах. Штаб его империи находится в Соединенных Штатах, все в том же Сан-Франциско, но сейчас, в 2000-м году, Хашиги все чаще и чаще видят в Москве, где у него за городом огромное поместье — в районе Медвежьих Озер. Был женат несколько раз, но все браки оказывались неудачными. Теперь официально объявил, что ищет в супруги русскую красавицу. Любимое занятие — игра в шахматы вслепую».

Тероян вырезал и эту заметку, отправив ее в карман, к фотографии. И больше он в газетах ничего существенного не обнаружил. Глория также захлопнула последнюю подшивку и произнесла:

— У меня голова идет кругом. Больше не могу. Еще немного, и я по вашей вине окончательно свихнусь.

— Тогда все бросаем и едем домой. Хватит. Но вам так ничто и не показалось знакомым, связанным лично с вами?

— Нет. Я слишком маленькая пташка, чтобы обо мне упоминали в газетах. Разве что…

— Что? Говорите, не бойтесь.

— Не знаю, может быть, я ошибаюсь. Но… этот Квазимодо, о котором здесь пишут, — девушка провела ладонью по лбу, а Тероян с затаенной тревогой смотрел на нее. В ней проходила какая-то внутренняя борьба. Она молчала, собираясь с мыслями. Взгляд ее рассеянно скользил по лицу Тима.

— Квазимодо? — напомнил Тероян. Он ожидал услышать все что угодно, но только не то, что она сейчас скажет.

— Мне кажется, я видела его, — отчетливо произнесла Глория, и синие огоньки в ее глазах дрогнули.

— … Где, когда вы могли встретиться с ним, что вы можете вспомнить? — этот разговор они продолжили уже дома, после ужина.

— Лицо расплывается, — произнесла Глория, прижав пальцы к вискам. Человек без лица. Но я уверена, что это он.

— Настройтесь. Соберитесь с силами, — попросил Тероян. Он взял ее руки в свои, пальцы девушки дрожали. — Закройте глаза. Всмотритесь — что происходит там, в темноте?

Прошло минуты три, во время которых Глория тяжело дышала. Напряжение, охватившее их обоих, нарастало.

— Где вы? — хрипло сказал Тероян. Он чувствовал, что девушка погружается в гипнотическое состояние.

— Комната… без окон. Похоже, это склад… Манекены… страшные маски… — бессвязно промолвила она. — Я одна… Я случайно здесь… Экран… я нажимаю кнопку… фильм… нет, не могу… — шло отторжение ее сознания от увиденного, ее мозг сопротивлялся, не допускал в запретную область.

— Дальше. Продолжайте, — настойчиво сказал Тероян. — Где Квазимодо?

— Он входит следом за мной. Ждет. Он притаился, я не вижу его… Он стоит за моей спиной… пока я смотрю фильм…

— Что это за фильм?

— Его. Страшные кадры…

— Пропустите их, — быстро потребовал Тероян: он почувствовал, что пальцы Глории становятся ледяными и каменеют. — Он что-нибудь говорит вам?

— Да… потом. Нет.

— Что означает — нет?

— Он смеется. Я слышу его смех.

— Вы обернулись к нему. Вы видите его лицо? Видите?

— Нет, — голос Глории понизился до шепота, а Тероян, наоборот, говорил громко, почти кричал.

— Всмотритесь в лицо, вы должны его увидеть. Сделайте еще одно усилие. Смотрите ему в глаза.

— Нет, нет, — девушка мотала головой. — Нет… не могу…

— Хорошо. Спокойно. Я рядом с вами. Я, Тим Тероян, возле вас, вы в безопасности. Вы слышите меня?

— Да. Вы рядом. Спасибо.

— Что происходит дальше?

— Дальше… Сад. Ночь. Луна… Передо мной — смерть.

— Что? — переспросил Тероян.

— Смерть. Это она. Смерть, — повторила девушка.

— Все, достаточно, — произнес Тероян, не решаясь больше продолжать опасный эксперимент. Но Глория все повторяла, как заколдованная:

— Смерть… передо мной — смерть…

Тероян с силой сжал ее пальцы. С такой силой, что она вскрикнула от боли, открыв глаза. Понемногу они стали наполняться прежней синевой. Темнота отступала, сознание возвращалось к Глории. Тим облегченно вздохнул, проведя рукой по ее щеке.

— Ну все, все в порядке, — ласково сказал он. — Вы были молодцом, держитесь так и дальше.

— Тим, я что-то говорила? — спросила она.

— Да, кое-что. А теперь — спать.

— Я устала, — пожаловалась она. — Я страшно устала.

— Хотите, чтобы я отнес вас на руках?

— Нет, — улыбнулась она. — Постараюсь дойти сама.

— Тогда — будьте умницей и спокойной ночи. А он сам еще долго не ложился, обдумывая то, что выдавило подсознание девушки. Итак, человек, заставший ее в своем логове, очевидно, и был этим маньяком-Квазимодо. На чем можно основывать эти предположения? Глория видела фильм, где маньяк, должно быть, запечатлел свои преступления. Или кто-то помогал ему в этом. Соучастник. Квазимодо не только садист, он садист-гурман. После своих чудовищных злодеяний он смакует подробности, заснятые на видеокамеру. Но возможно ли, что это другой человек, другой преступник, встретившийся Глории? Почему она сама определила его как Квазимодо? Все дело в кадрах видеофильма, который она смотрела. Дети, — там были показаны дети, подвергнувшиеся измывательствам маньяка, только этим можно объяснить ассоциативную связь, вспыхнувшую в ее сознании. Хотя Глория и не смогла рассказать о том, что она увидела в фильме, — слишком сильным было впечатление. Этот фильм, как спрут, держал ее мозг в тисках. Как она очутилась в логове маньяка? Случайно ли? Или была приглашена намеренно? По крайней мере ясно одно: преступник снимает свои жертвы на видеокамеру.

Тероян вспомнил о той кассете, которую они нашли в кожаной сумочке вместе с другими вещами. В тот раз ее прокрутили урывками, чтобы не тратить зря время, поскольку она казалась пустой. Ни звука, ни изображения не было. Но сейчас Тероян решил вновь поставить ее в видеомагнитофон и терпеливо просмотреть всю целиком, от начала до конца. Он включил телевизор и уселся в кресло напротив, с большой кружкой крепкого кофе, чтобы не уснуть от прыгающих перед глазами черных точек и линий. Возможно, видеокассета стерта не совсем, и что-то сохранилось. Он и сам еще не знал — что может вдруг ворваться в его квартиру из этой мерцающей пустоты?

Тероян не знал, сколько прошло времени — час, полтора? Экран продолжал светиться, глаза начинали слипаться от усталости. Наверное, он только зря теряет время, подумалось ему. Но привыкший любое дело доводить до конца, он не выключил телевизор. Это не было упрямством, скорее, особой формой самоуспокоения. И на исходе второго часа его усилия были вознаграждены. Мелькнули какие-то кадры, и Тероян наклонился вперед, еще не веря в свою удачу. Он перемотал пленку назад, пустил ее в замедленном режиме. Вот оно то, что почему-то оказалось не стертым, всего пятнадцать-двадцать секунд. Тим напряженно смотрел на происходящее на экране. Камера показала со спины группу людей, окруживших что-то. Слабое освещение, плохая съемка. Лиц почти не видно. Эти люди в чем-то темном, блестящем. На некоторых остроконечные капюшоны. Вот двое расступаются, давая дорогу оператору. Камера наезжает на обнаженное женское тело, лежащее на каком-то пьедестале. Лицо женщины. Молодое, красивое. Темные волосы. Расширенные от ужаса глаза. Открытый, кричащий рот. Все, обрыв. Дальше — снова мерцание точек и линий.

Вновь прокрутив пленку назад, Тероян еще раз просмотрел случайно уцелевшие кадры, периодически нажимая на «паузу», вглядываясь в мельчайшие детали. Когда двое уступили дорогу оператору, на груди одного из них мелькнул медальон. Тероян узнал его: сатанинская голова с рогами. Такой же медальон он видел на одном из мотоциклистов. Еще одна подробность: на животе и груди привязанной девушки были нанесены какие-то точки. На лице этой кричащей маске — тоже. Словно кто-то заранее определил места, куда будут нанесены… уколы? Остановив пленку, Тероян внимательно рассматривал тело. Точки обозначали жизненно важные органы, артерии. Человек, который их нанес, хорошо знал анатомию. И, похоже, что собравшиеся там люди не развлекались…

Тероян пустил видеокассету дальше, но больше на ней ничего не было. Те кадры оказались единственными. Очевидно, тот, кто стирал пленку, допустил какую-то оплошность. Может быть, он на время выключал плеер, и кассета прокрутилась вперед? Тероян откинулся на спинку кресла, задумался. В таком положении его застал рассвет. Мысли все время возвращались к той девушке, к ее искаженному ужасом лицу. Какова ее судьба сейчас, жива ли она вообще?

Тероян чувствовал, что прикоснулся к какой-то чудовищной тайне, чья-то воля повернула русло его жизни, направила в мир оборотней. Ничто не происходит случайно. Юнгов прав. С какой целью он вступил за черту, отделяющую свет от тьмы? Какая миссия возложена на него высшим разумом, почему выбран именно он? И эти люди, запечатленные на пленке, и Квазимодо, если только он не находится среди них, а существует сам по себе, и загадочный доктор Хашиги, чья визитная карточка оказалась в карманах платья Глории, и сама она, и его школьные друзья, пытающиеся помочь ему, — все смешалось, переплелось, и ему надо докопаться до сути, выявить зерна и ростки зла, чтобы уничтожить их. Может быть, именно в этом сейчас смысл его жизни?

Он так и прободрствовал до утра в кресле, потом ушел в ванную и долго стоял под струей холодной воды, чувствуя необычайный прилив сил. Он призвал из тайников всю свою волю, энергию, жизненный опыт, мобилизовал все резервы своего организма.

Теперь Тероян был собран, сосредоточен, тверд. Разум и дух едины. И он был готов к борьбе.

После завтрака Тим и Глория отправились на машине на необычную экскурсию по Москве. У них не было четкой цели, Терояну хотелось лишь провести девушку по некоторым местам, где она могла бы вдруг что-то вспомнить, уцепиться за какой-то штрих. Незначительная деталь способна дать толчок ее памяти, поскольку пространство и время неразрывно связаны. Это была прогулка наугад. Они посетили Лужники, побывали на Воробьевых горах, где когда-то прощались с Москвой Воланд и его свита, проехали до Парка культуры, постояли на Дербеневской набережной, прошлись по безлюдным аллеям Лефортова, Тверской, по Красной площади, затем Садовому кольцу доехали до Нового Арбата.

И многое из того, что они видели, открывалось Глории впервые. Она никогда не была москвичкой. Более того, ее пребывание в столице длилось всего несколько дней, — решил Тероян. Возможно, она приехала в город как туристка и сразу же была втянута в страшный водоворот, утратив и иллюзии, и реальность бытия.

У Никитских ворот они стали свидетелями небольшого происшествия. Они выходили из кафе, когда на перекрестке две машины, рванув на зеленый свет, чуть не врезались друг в друга. Взвизгнули тормоза, один из автомобилей развернуло боком. Глория, следя за этой сценой, замерла как вкопанная.

— Что с вами? — тревожно спросил Тероян, беря ее за руку.

— Тогда… тоже произошла авария, — медленно проговорила она. Глория неотрывно смотрела в сторону перекрестка, где поливали друг друга матом оба водителя.

— Где это произошло?

— Не знаю. Мы сегодня не были там, — растерянность в лице девушки сменилась каким-то отвращением. — Я шла с мужчиной. Он держал меня под руку. Я что-то сказала ему.

— Как вы к нему обратились? Его имя?

— Имя?.. вертится в голове. Кажется… Юра…

— Он вас покинул? Куда он потом делся? Терояна охватил жар. Так, наверное, чувствует себя гончая, взявшая след. А отвращение в лице Глории стало еще сильнее.

— Он никуда не исчез. Он оставался со мною… до конца. Это было вчера.

— Нет, Глория, — мягко поправил ее Тим. — Вчера мы весь день провели вместе. Сначала ходили по магазинам, потом работали в библиотеке.

— Да? — девушка словно бы очнулась, взглянула на него.

— Это произошло раньше. Где вы с ним познакомились?

— Не помню.

— Связываете ли вы его в своем сознании с Квазимодо?

— Не знаю. Не уверена.

Больше из нее ничего не выжать, подумалось Терояну. Прогулка по Москве принесла новую загадку — некоего Юру, который, возможно, был последним человеком, видевшим ее в здравой памяти и знавшим, как она провела оставшиеся часы до встречи с Квазимодо. Но где этого Юру искать?

— Едем домой, — сказал Тероян. — В четыре у меня свидание с Карпатовым, на Петровке. Но вам там делать нечего — все равно не пропустят. Так что запритесь и ждите меня часам к семи.

— Хорошо, — послушно ответила Глория. — А вы обещайте мне соблюдать правила дорожного движения.

— Обещаю, — усмехнулся Тероян.

Оставив девушку в квартире одну, он уехал в МУР, решив не говорить пока Карпатову о том, что ему удалось выяснить. Юра был пока еще слишком мифической личностью, а кадры на видеопленке могли сыграть против Глории, и ее непременно привлекли бы к официальному расследованию, ведь сумочка по-прежнему считалась принадлежащей ей.

— Читай! — сказал Олег, бросив на стол пухлую папку. Сам он вышел из кабинета, заперев его на ключ. Тероян открыл первую страницу, вынул из приклеенного конверта пачку фотографий. Снимки детей в различных ракурсах, ужасные, обезображенные, смеющиеся лица с пустыми глазами… Несмотря на все самообладание, неприятный холодок пробежал по спине. Смотреть на несчастные жертвы маньяка было трудно, невыносимо. У всех у них были одинаковые линейные зарубцевавшиеся раны, от уголков губ к ушным раковинам. Один из снимков ему был знаком — он видел его в молодежной газете в пятницу. Журналисты работали оперативно, подметки рвали на ходу. Интересно, как к ним попало фото? Тероян углубился в чтение. Первый случай произошел двадцать второго февраля. В тот день на окраине Мытищ была обнаружена восьмилетняя Даша Корниенко, пропавшая без вести за две недели до этого у станции метро «Сокол». Отстала от матери, затерялась в толпе. Свидетелей ее намеренного похищения нет. В тот же день родители обратились в линейное отделение милиции. Мать — продавец в коммерческом магазине, отец администратор в зале игровых автоматов. Угроз, шантажа не последовало. Отношения в семье нормальные, о чем свидетельствуют соседи и сослуживцы. К дочери относились бережно, с любовью. Через неделю фотография Даши появилась в той самой молодежной газете, с просьбой помочь в розыске.

Вторым исчез девятилетний Боря Концельсон, родители — зубные врачи, найден одиннадцатого марта неподалеку от Гальяново, с такими же физическими и психическими травмами, как и у предыдущей жертвы. Явных врагов у родителей не было, наоборот, пользовались уважением среди коллег и пациентов. Вели замкнутый образ жизни, в семье был устойчивый моральный климат. Предположить — кто бы мог похитить ребенка, не могут. Боря исчез после занятий в школе, когда шел по поручению матери в магазин за продуктами. Проживают в районе метро «ВДНХ». Два фото в газете: одно сразу же после пропажи ребенка, второе — после его обнаружения. Тогда-то впервые и появилось это прозвище-кличка. Его дал маньяку журналист Гуркин, ведущий уголовную хронику в молодежной газетке. Делом этим заинтересовалась общественность. Следующий случай…

Тероян перелистывал материалы, читал заключения медицинских экспертов, подшитые к делу газетные заметки. Странно, но пропавших детей иногда находили не случайные люди, не работники милиции, а репортеры, и чаще всего — все тот же Гуркин. Трижды он оказывался возле изуродованного ребенка раньше оперативников, словно имел собачий нюх и бульдожью хватку. После каждого подобного случая истерия в его газете достигала предела. Все происшествия следовали с перерывом в десять — пятнадцать дней. Один раз были похищены сразу двое детей — сестры-близнецы, возвращавшиеся из школы. В этот раз нашелся свидетель, видевший светловолосую стройную женщину, подсаживающую двойняшек в машину. К несчастью, свидетель оказался не слишком внимательным: номер автомобиля и марку он не запомнил, но цвет темно-синий. Всем жертвам Квазимодо поставлен один диагноз: прогредиентная шизофрения. Захлопнув папку, Тероян потер уставшие глаза. Сказывалась бессонная ночь.

Он задумчиво смотрел в окно, прислушиваясь к городскому шуму. Наконец в дверном замке повернулся ключ.

— Ну как, сыщик-любитель, нашел что-нибудь интересное? — спросил Олег Карпатов, усаживаясь на свое место. — Поучи-ка нас, дураков.

— Мне надо все обдумать, — ответил Тероян. — А потом я проведу для личного состава лекцию по криминалистике. Готовьтесь.

— Из папки ничего не спер? — поинтересовался Олег.

— Ладно, до свидания. Если что надумаю — позвоню. Подписывай пропуск.

Тероян спустился вниз, сел в машину и поехал домой. Не нарушая правил дорожного движения, как и обещал Глории. Когда он стоял перед своей дверью, его несколько удивило, что ключ как-то туго входит, словно что-то заело внутри. В квартире было темно, шторы задернуты. И необычайно тихо. Лишь сзади скрипнула половица. Он повернулся и еле успел перехватить руку с гантелей, занесенную над его головой.