Пролетели недели, незаметно прошла весна, наступил первый день лета. Синоптики предсказывали частые дожди, астрологи — страшную жару, а политологи из фонда общественного мнения — сонный штиль. В мире продолжали происходить какие-то важные события, экономические кризисы, войны, смены режимов, но существовала и другая жизнь, простая человеческая, со своими, конечно же, штормами и страстями, ненавистью и любовью… А лето действительно обещало быть исключительно бурным.

Ольга была беременна, уже на четвертом месяце, чувствовала себя хорошо, если бы не Антошка, состояние которого стало резко ухудшаться. Он уже гораздо меньше прыгал и веселился, чаще сидел вялый, понурый, скучный. Анализы показывали обострение болезни, со дня на день его должны были положить в больницу. Из-за границы вернулась родная тетка Ольги — Светлана Викторовна, которая была замужем за «публичным человеком», депутатом Государственной Думы и бизнесменом, страшным бабником и политическим скандалистом Каргополовым. Тетка сразу же приняла самое деятельное участие в судьбе своей племянницы. Что же касается матери Ольги, Натальи Викторовны, то она в эту весну едва не выскочила замуж, правда, не за железнодорожного генерала, но все равно за человека, связанного со шпалами, — он был путевым обходчиком. Звали его Вольдемар, и он теперь то и дело появлялся в ее квартире, надеясь все же найти там тепло и приют. Глухая бабушка продолжала варить щи и никого не слышать, а сама Оля порой ездила к «своему» психотерапевту Леониду Максимовичу, ставшему ей не только лечащим врачом, но и другом. У него, впрочем, были и несколько иные виды на свою пациентку. Ренат пропал. После покушения на него (стрелял его же телохранитель), он где-то скрывался, а Ольге не звонил. Не было звонков и от Кости…

Константин все так же работал старшим санитаром в своей больнице. Скандал с Лавром замяли, да сынуля и сам не собирался его раздувать. Завидев Костю, он теперь перебегал на безопасное расстояние шагов в сто. Дедуля окреп, поправился, его выписали из больницы. Сейчас он усиленно занимался художественным творчеством, писал портреты, пейзажи и даже «ню» в стиле «народного примитивизма». О нем появилось несколько статей в центральных газетах, один меценат готовил его персональную выставку в модной галерее. Лавр смекнул, что живой папа, стремительно пошедший в гору, ему гораздо ценнее мертвого, и теперь тщательно оберегал его здоровье, оставив мысли об эвтаназии. Не терял с дедулей связи и Костя, но просто по той причине, что привязался к нему. Он посещал подготовительный курс в медицинском институте, где слушал лекции своего главного врача Геннадия Васильевича Красноперова. А также брал частные уроки у реаниматора Петра Петровича, правда, чаще всего они заканчивались совместным распитием спирта и разговорами не о медицине, а о всемирных проблемах человечества. Но Константин не сомневался, что в этот год он непременно сдаст экзамены и поступит. Надеялись на это и его родители, Елизавета Сергеевна и Петр Давидович, ведя жизнь тихую и относительно спокойную. Фотопортреты Риты часто появлялись на обложках и внутри глянцевых журналов, то в обнаженном виде, то в еле прикрытом — и там было на что посмотреть! Смотрел порой и Костя, покусывая от досады губы, поскольку сама Рита так больше и не появлялась, а он не хотел звонить ей из гордости. Половину из отморозков посадили в тюрьму. На свободе остались лишь «хряк», «комод» и «гиена». Санитара они не забыли, отложив расправу над обидчиком до удобного случая. Но более всех той весной удивили Катя и Митя. Длинноногая медсестра неожиданно развелась со своим мужем и тотчас же, почти скоропостижно вышла за толстяка. Костя гулял на их свадьбе, кричал им вместе со всеми «Горько!», а молодожены выглядели очень счастливо. После брачной ночи Митя с утроенной энергией бросился писать свой великий роман о превратностях любви в России…

Первого июня в деревенском домике Натальи Викторовны ждали гостей. Должен был приехать сам Каргополов! Его супруга, Света, прибыла раньше, чтобы помочь своей сестре-имениннице накрыть стол и вообще подготовиться к празднику. Особых разносолов не было, обычная, простая, домашняя пища, все ранние овощи — со своего огорода.

Он и так брюхо такое нажрал — еле в «мерседес» втискивается! — жаловалась Светлана Викторовна. — А ведь раньше тощим был, как кленовая ветка. Это его Государственная Дума испортила. Постоянно банкеты, встречи, ужины. Лопает все подряд. Да ведь, паскудник, наверняка с собой жратвы привезет импортной. И охраны человек сто!

— Где же я их всех размещу? — испугалась Наталья Викторовна.

— Ну не сто, а с десяток, включая помощничков, — успокоила ее сестра. — Не боись, места хватит. Или пусть в машинах сидят. Лучше скажи, как Ольга?

— Лежит в мансарде, отдыхает. Была вчера у врача, тот говорит, что беременность протекает нормально, рецидивов нет, давление в норме. Но мне что-то тревожно. Она столько сил потратила, чтобы уговорить этого… подонка! От него одни неприятности. А вдруг и этот ребенок больным родится?

— Так его еще и уговаривать пришлось? Ну жизнь! Удушила бы этого гада своими собственными руками.

— И я бы тоже.

Сестры мыли в тазу парниковые огурцы и помидоры. Сейчас они обе, не сговариваясь, «задушили» в руках по паре помидор, окрасив воду алым соком. От этого «злодейства» им немного полегчало на душе.

— У нас сейчас каждая неделя на счету, каждый день, — продолжила Наталья Викторовна. — Лучше бы, конечно, если бы она была уже на шестом или седьмом месяце. Антошку в больницу кладут. Пока под наблюдение, но вдруг операция потребуется немедленно? А донора-то нет. Когда она еще родит!

— Надо Каргополова подключить, — сказала сестра. — Он, гнида, если захочет, что-нибудь придумает.

— А ты с ним все лаешься?

— Да потому что у него в каждом городе, на каждой улице, и в каждой подворотне — знакомая юбка! Хоть бы он СПИДом заболел, что ли! Сил с ним уже нет. Если бы у нас хоть свои дети были… Но я же бесплодная, знаешь. Потому Олечку нашу и люблю, как родную дочь.

— А разводиться с Каргополовым не думаешь? — спросила Наталья Викторовна.

— Может быть. Вот дождусь, когда его посадят за взятки, тогда… Все равно он уже никому не будет нужен. О таких, как он, рано или поздно вытирают ноги и выбрасывают.

Бабушка раскатывала на столе тесто и что-то напевала про себя. Рядом с ней сидел Антошка и, молча, внимательно следил за ее движениями. Взгляд у него теперь был совсем не детский, а какой-то… слишком уж умудренный. Словно он уже знал, что его ждет. В саду рубил березовые чурбаки для шашлыка Вольдемар, путевой обходчик.

— А с ним у тебя как? — кивнула в сторону Света.

— Да никак! — ответила сестра. — Что он есть, что его нету. Мужик справный и не пьет почти, но… Простой, как валенок.

— А может, такой-то для счастья и нужен? Сравни его с Каргополовым. Того власть и деньги так испортили, что уже и на человека-то перестал походить. А этот вроде симпатичный даже. Сколько тебе одной куковать? Выходи, Наташка, за него замуж!

— Я пока тоже подожду, — ответила та. — Сначала надо с Олей и Антошкой все уладить. Какие сейчас свадьбы!

— И то верно, — вздохнула Светлана Викторовна. — Ну, вот, кажется, и мой приехал.

К деревенскому домику, обнесенному покосившимся, давно некрашенным забором, подкатили несколько иномарок: «мерседес», «джип», «тойота». Из машин высыпали охранники, помощники Каргополова, заняли «круговую оборону», чем нимало потешили сбежавшихся соседских мальчишек. Наконец вылез и сам депутат.

— Не может без эффектных сцен! — плюнула с веранды Светлана Викторовна. — Еще салют в его честь надо устроить. Вот боров!..

Каргополов уже шел разлаписто по дорожке к дому. Небрежно чмокнув жену, бабушку и Наташу, он поглядел на прибежавшего с топором Вольдемара. Охранник грудью встал впереди своего шефа. Другой телохранитель начал вырывать у Вольдемара топор.

— Свои, свои! — крикнула Наталья Викторовна. — Отстаньте.

Охрана ретировалась, а Каргополов, подумав немного, все же пожал протянутую путевым обходчиком руку. И тотчас же перестал обращать на него внимание.

— Имениннице — подарок, — сказал он, протягивая Наташе футляр. — Учти, эти серьги почти двести долларов стоят. Носи на здоровье.

— Спасибо, будет что в ломбард закладывать, когда совсем прижмет, — ответила, усмехнувшись, Наталья Викторовна. Светлана тоже фыркнула.

— Обязательно надо было цену сказать? — спросила она. — Ты, Каргополов, как был парвеню, выскочкой, сельским механизатором, таким и остался.

— Но-но! — обиженно изрек тот. — Поговори у меня, женщина! — он повернулся к помощнику и распорядился: — Продукты и вино — в дом, сам будь на связи, а охранники пусть по поселку погуляют, искупаются там в речке, что ли? Но одного здесь оставь, у калитки. На всякий случай.

— И чего ты все так за свою жизнь трясешься, Каргополов? — вновь спросила супруга.

— Я — человек государственный, — ответил он. — Но тебе этого не понять, женщина.

— Смотри, как бы тебя эта «женщина» ночью подушкой не придушила, — сказала Света. — За все твое «государственное» блядство.

— Да хватит вам! — вмешалась Наташа. — Будет уже, сегодня ведь мой праздник. Сейчас слегка перекусим, а потом будут и пельмени готовы, и за шашлычок примемся.

— Но я ненадолго, — сразу предупредил Каргополов. — У меня вечером еще прием в австрийском посольстве. Ты, Светка, кстати, тоже должна быть. — Вход с супругой.

— Значит, тебя не пустят. Потому что я не поеду. Мне с сестрой охота побыть.

— Поедешь как миленькая! — заявил грозно Каргополов.

Они вновь начали ссориться и спорить, а Наташа стала накрывать на стол. Через некоторое время все уже расселись на двух дощатых скамьях и закусывали. Антошка пил молоко.

— Олька! — крикнула в потолок Светлана Викторовна. — Спустись хоть на минутку! Каргополов приехал, уважь депутата!

Ответа не последовало.

— Пусть спит, — сказала Наталья Викторовна. — У нее сейчас аллергия на всех людей.

— Ну а что врачи говорят? — спросил Каргополов, хрумкая огурцом. — Как идет процесс? Есть у них плюрализм мнений?

— Ты, Каргополов, в своей Думе совсем сдвинулся, — ответила ему Света. — Это у вас там — полный консенсус в штанах, больше ничего не колышет, а у нас тут земная жизнь со своими бедами.

— Будет ждать родов, — сказала Наташа. — Как младенец появится, сразу Антошке операцию станут делать, — она покосилась на внука, который внимательно их слушал. И добавила: — Ты бы погулял пока в садике.

— Я с вами хочу, — ответил он и посмотрел на Каргополова: — Дядя, купи мне полицейскую машину!

Тот поперхнулся куском бельгийской ветчины.

— Настоящую или игрушечную? — спросил он.

— Любую.

— Ладно, слетаю вот на днях в Лондон и куплю там… Но я чего-то не понимаю, — он повернулся к Наташе, — а младенец-то от этого не умрет?

— Нет, — ответила она. — Маленького эта операция не касается, они его вообще не трогают. Просто из его плаценты пуповинную кровь берут. Отделяют стволовые клетки, и из них новый костный мозг получается. Я теперь грамотная стала, все знаю.

— Чего только не придумают! — хмыкнул путевой обходчик.

— Помолчи-ка! — осадил его Каргополов. — А ежели и младенец не подойдет в качестве донора?

— Тогда — все, — сказала Света. — Как говорится: звиздец, а его-то мы и не лечим.

В это время с лестницы из мансарды стала спускаться Ольга. Она шла тихо, а потом присела на ступеньку и начала прислушиваться к разговору. Заметила ее только бабушка, но Ольга подала ей знак, приложив палец к губам.

— На всякий случай надо уже сейчас искать запасного донора, — продолжила Света. — А все донорские регистры за границей и стоят порядка двадцати тысяч долларов. Это только на одни поиски. И еще столько же на послеоперационный период. Или молиться святому Пантелеймону.

Каргополов крякнул, залпом осушил рюмку водки.

— Молиться… — повторил он. — Что же, святой тебе эти деньги одолжит, что ли? А в России уже и кровь сдать некому? Надо поднять этот вопрос на Государственной Думе.

— Подними, подними, — насмешливо сказала супруга. — Но ты в последнее время ничего тяжелее рюмки поднять не можешь.

— Зачем же ты так… при народе? — Каргополов покосился на Вольдемара. — Мне всегда казалось, что в России донорская кровь самая дешевая.

— Да дело даже не в крови, а в организации самих регистров, — проговорила Наташа. — У них ведь как? У них больше шести миллионов доноров, на все случаи жизни. Генетический анализ, компьютерный учет, все, что хочешь! И кровь хранится в таких идеальных условиях, что позавидуешь. А у нас картошка на корню гниет, урожай пшеницы собрать не можем. Свет в больницах во время операции отключают.

— Зато Каргополов в Думе заседает, — добавила Света. — И летает лечиться за границу.

— Чего ты ко мне привязалась? — огрызнулся муж. — Лахудра. Да без меня бы ты так и торчала завучем в школе. А я тебя в фирму устроил, женщина.

Светлана Викторовна только собралась разразиться тирадой, как неожиданно подал голос путевой обходчик:

— А я вот слышал, что в Израиле такие операции делают бесплатно.

Все за столом молча уставились на него, словно это вдруг заговорил кувшин с квасом.

— Ну и что? — буркнул Каргополов.

— Ольга ведь не еврейка, — добавила его супруга.

— Погодите, — вмешалась Наташа. — В этом есть доля смысла. Константин-то не совсем русский. То есть мать у него русская, а дедушка — еврей. Он сам Ольге рассказывал. Смеялся даже. Шутил, что до пояса он — еврей, а выше — русский.

— Он что, обрезанный? — спросил Каргополов.

— А я проверяла? — вспыхнула Наталья Сергеевна.

За столом вновь наступило некоторое молчание.

— А ведь это выход, — произнесла наконец Светлана. — Если все пойдет наперекосяк, его надо заставить жениться на Ольге, принять израильское гражданство, и всей семьей отправляться в землю обетованную. А уж там делать операцию.

Ольга разыскала Джойстика на одной из популярных молодежных радиостудий. Он вел хитовую музыкальную программу как профессиональный диск-жокей, тараторя в микрофон без остановки. Порой и сам не отдавал себе отчета в том, что говорит. Шутил, каламбурил, смешил слушателей, извергая потоки слов, затем в эфир несся модный рэп или попса, а сам Джойстик устало откидывался к спинке вращающегося кресла, вытирал платком взмокший лоб и закрывал глаза. Когда музыка заканчивалась, он вновь начинал тараторить. За словесную лаву платили неплохие деньги. За пять лет Джойстик почти не изменился. Был все таким же вертким и кудрявым. Однажды он вот так же закрыл глаза, делая себе небольшую передышку, а когда открыл их, увидел за стеклом Ольгу. И… остолбенел. Музыка уже кончилась, а в эфире наступила тишина.

Звукооператор показал Джойстику кулак. Тот очнулся, инстинктивно бросил в микрофон несколько глупых фраз, затем сдвинул наушники и «сделал» руками крест. Звукооператор понял. Он вновь врубил музыку, а Джойстик пошел к выходу из студии.

— Подмени меня, — сказал он своей ассистентке. — Я ненадолго отлучусь.

Ольга поджидала его в коридоре, приготовив одну из самых своих обворожительных улыбок. Но в глазах ее таились тоска и страх.

— Как ты меня нашла? — спросил Джойстик, неловко целуя ее в щеку; при этом ему весьма забавно мешал нос.

— А вот захотела и нашла, — ответила Ольга. — Но мне кто-то рассказывал, что ты в Израиль уехал.

— Был там, но долго не выдержал. Жара, апельсины… Арабы то и дело взрываются вместе с автобусами. Нет, я к России привык. Наверное, я какой-то неправильный еврей. И потом… потом, есть еще одна причина.

— Какая?

— Ну… наверное, ты и сама знаешь.

— Даже не догадываюсь.

Джойстик помолчал, набрался сил и, наконец, бросил куда-то в сторону:

— Я тебя люблю. По-прежнему. Пытался забыть, но не получилось. Даже женился там сдуру. А все без толку. Не могу вытравить тебя из сердца.

— И не надо, — сказала Ольга.

Тут только Джойстик заметил ее округлившийся живот. Он вовсе сник. Лишь теребил пуговицу на рубашке.

— Не слишком-то ты разговорчив, — улыбнулась Ольга. — А в микрофон тараторишь без продыха.

— То — другое дело, это работа. Те слова — мираж, фикция для молодых идиотов. А тебе я даже не знаю, что сказать. Опять ждешь ребенка? Надеюсь, теперь-то хоть от нормального человека?

— Увы, все от того же, — вздохнула Ольга.

— Ну ты, мать, даешь! Я думал, ты с ним окончательно порвала.

— Все никак не получается. Вот этого рожу и порву.

— Сомневаюсь. Вы с ним еще и третьего сделаете.

— Не накаркай. Я, Джойстик, перед тобой сильно виновата. Но… прости, что ты меня любишь, а я тебя нет. Но ты всегда был мне другом.

— Когда женщина говорит мужчине о дружбе — сливай воду и гаси печь, — сказал он уныло. — А зачем пришла?

— Мне… я хотела спросить у тебя: как там, в Израиле, с медициной?

— На инопланетном уровне! И абсолютно бесплатно, как при советской власти. Евреи там коммунизм строят, который в России не получился. А что?

— Но это ведь только для граждан Израиля?

— Конечно.

— А если я приеду? — продолжала допытываться Ольга.

— Тебя могут и не пустить. Особенно с животом. Ты же не еврейка. Хотя некоторые, которые хотят рожать именно в Израиле, пробираются туда нелегально, через египетскую границу. В принципе это не сложно. Но потом тебя могут отдать под суд. А почему ты об этом спрашиваешь?

— Джойстик, у тебя сохранилось израильское гражданство? — спросила Ольга, взяв его за плечи и смотря прямо в глаза.

— Да, сохранилось, — ответил он, начиная догадываться.

— Тогда, — сказала она торжественно, — выходи за меня замуж. Тьфу! Женись на мне. Словом, давай заключим фиктивный брак!