I

Огромная лужа начиналась сразу у лестницы подъезда. Судя по тому, что ступенек стало на одну меньше, была к тому же глубокой. Всю ее стального цвета поверхность покрывали расходящиеся круги. Зарождаясь, они расширялись, набегали друг на друга, исчезали. Но тут же возникали новые. Мокро шуршали шипы проезжавших автомобилей. По тротуару скользили серые тени прохожих…

Запоздало пожалев, что не поверила с утра прогнозу погоды и ушла на работу в легкомысленных открытых туфлях, она обреченно вздохнула. Хотя, по правде сказать, если верить этим предсказателям, то уже третий день ходила бы в сапогах: в который раз обещают дождь во второй половине дня. Чему их только учили?! Ладно, хорошо хоть зонтик с собой. Раскрыв его, она спустилась по лестнице и осторожно вдоль стены здания обошла новоявленное море.

Первый по маршруту магазин встретил консервными банками. Изобретательно расставленные, они занимали все пространство витрин. Несколько сортов рыбы. Почти все в томате. Все на один вкус. Странно только, почему цены разные?.. Во втором магазине повезло больше — давали любительскую колбасу. Заняв очередь, она подошла к мясному прилавку. Лотки были чисто вымыты, мясники рассказывали друг другу анекдоты. На вопрос, будет ли мясо, тот, что помоложе, важно облокотившись на воткнутый в колоду топор, назидательно бросил:

— Ты что, тетка? С Луны свалилась? За мясом с утра надо… — и отвернулся, показав откормленную спину.

Черт с ним, с мясом, но почему «тетка»? Уже отходила, когда услышала ядовитый комментарий молодого, адресованный приятелю и разъяснивший, в чем дело.

— Во баба! Можно дать и тридцать, и семьдесят. Ни кожи, ни рожи. Хоть бы подмазалась да тряпки поприличней напялила.

— Не поможет, — донесся голос второго. Они не очень заботились, слышит она или нет. — Крокодила как ни мажь — безнадега. Интеллигенция эта вшивая. Витают в своих науках. А туда же — мясо им подавай! Мне приплати, я с такой не…

Больше она не выдержала: глотая слезы, почти бегом кинулась прочь. Подходила очередь за колбасой…

С троллейбуса сошла уже затемно. Сквозь сетку дождя светились окна. Поднявшийся ветер вырывал зонт. Отяжелевшая сумка оттягивала руку. В туфлях хлюпало. Не разбирая дороги, она ступала по лужам. До дома оставалось два переулка…

— Какая точка была! Всегда свежее пиво, — промолвила неожиданно возникшая впереди тень. — Закрыли. Балаган какой-то устроили.

— Все кооператоры проклятые, — отозвалась вторая, стоявшая рядом.

— Пиво-то и сейчас, наверное, там есть. Только поди купи: цены о-го-го! Грабят, сволочи, трудовой народ!

— К ногтю бы их всех.

Она непроизвольно обернулась. И искренне удивилась. Еще вчера, вот также затемно возвращаясь с работы, она в этом месте, как всегда, перешла на другую сторону тротуара, чтобы не столкнуться с толпой страждущих, стремившихся попасть в заветный подвальчик, над которым тускло горела вывеска

«П…ВО».

Когда погасла буква «И», вряд ли кто помнил. Ее и не пытались оживить. Забегаловка была районного значения клубом выпивох всей округи и не нуждалась в броской рекламе. Но сейчас эта вывеска пропала. Вместо нее над входом затейливым узором ярко светилось —

КАФЕ «ОСЕННИЕ МИРАЖИ».

Привычной толпы не было… Не было и очереди, как обычно вечером в любое кафе. Любопытство ли, может, что-то еще подтолкнуло ее ко входу, но, уже взявшись за ручку, она в нерешительности остановилась: в мокрых туфлях, с хозяйственной сумкой в руках, с зареванным лицом — не выставят ли? Но дверь, будто сама собой, предупредительно распахнулась. За ней стоял элегантный молодой человек с бантом-бабочкой.

— Добро пожаловать, девушка. Мы рады видеть вас.

И посторонился, приглашая войти. Она еще колебалась, когда ноги переступили порог.

— Позвольте, — провожатый помог ей снять плащ, принял сумку и зонт. — Не беспокойтесь, все высушим и вернем в лучшем виде. Вам сюда.

Откинув мягкую портьеру, она вошла в небольшую прихожую. На стене висело зеркало в богатой бронзовой раме. По бокам от него в канделябрах горели свечи. С противоположной стороны колыхался еще один занавес, из-за которого доносились негромкие голоса. Всмотревшись в свое отражение, она несколько раз провела по волосам расческой, поправила воротник платья и решительно направилась в зал.

Помещение оказалось огромным. Трудно было предположить такое в бывшей пивнушке. Дом, где она помещалась, был мал ростом, всего в два этажа, а здесь своды зала терялись в сумраке неяркого освещения. Столики стояли просторно. Ближайшие были заняты, и, поискав глазами, она пошла по проходу. Люди, мимо которых проходила, замолкали и оборачивались. Такое внимание насторожило ее и заставило еще раз окинуть взглядом зал. Невероятно! Они все были изумительно красивы. Нарядные женщины и мужчины, теперь взгляды всех устремились на нее. Не насмешки ль ради ее заманили сюда?! Шаг непроизвольно стал короче. На мгновение ощутив себя замарашкой на королевском приеме, в ту же минуту она гордо вскинула голову — что ж, пусть так, принимаю вызов! — и твердой поступью направилась к свободному столику. По залу прокатился возглас восхищения.

«Издеваетесь?! Давайте!»

Она даже не обернулась.

Этот столик стоял в самом центре зала на небольшом возвышении. Возле него притулился одинокий стул. Других свободных мест не было. Впрочем, она их уже не искала.

— Прошу! — Неизвестно откуда возникший все тот же молодой человек отодвинул стул. — Что желаете? — продолжил он, когда она села.

— Дайте меню.

— Это лишнее — заказывайте что пожелаете. У нас есть все.

— Неужели?! — Усмешка тронула ее губы. — Тогда легкий ужин, сообразный моему положению, возрасту и комплекции, и вино… Ну, скажем, бургундское мушкетерских времен. Никогда его не пробовала.

— Минуту, — он отошел.

Минуло лишь несколько мгновений, как заказ появился на столе. Улыбаясь, молодой человек откупоривал непривычной формы запыленную бутылку. С хлопком вылетела пробка.

— Позвольте, я сама.

Она взяла бутылку и провела пальцем по стеклу. Пыль была настоящей. На этикетке проступали цифры: 1627, наверное, год урожая. В бокал потекла янтарная влага, источая тонкий аромат. Под стать вину был и ужин. На старинном серебряном блюде, в обрамлении диковинных овощей, лежала небольшая куропатка с распростертыми крыльями. Рядом стояла ваза с фруктами.

— Ваш кооператив, должно быть, процветает. Только не пойму, почему швейцар, гардеробщик и официант в одном лице? Может быть, вы еще и повар?

— Может быть, — он загадочно улыбнулся.

— Как вы все успеваете? Наверное, по профессии волшебник?

— Отчасти… Приятного аппетита. — Он поклонился и исчез.

Именно исчез! Пожав плечами, она принялась за куропатку. Глаза, устремленные со всех сторон, для нее не существовали.

— Итак, все в сборе!

Сказанные негромким голосом, эти слова эхом разнеслись по всему мгновенно затихшему залу. Она отставила бокал и подняла глаза. Он опять стоял рядом, но обращался сейчас ко всей аудитории. Его пурпурный, богато расшитый золотом плащ, ниспадавший с плеч, трепал невесть откуда влетавший ветер. В поднятой вверх руке сверкал небольшой жезл, призывая ко вниманию.

— Мы собрались сегодня, чтобы чествовать царицу в день ее Славы!

— Его голос поднялся. — Начнем!

— Начнем! Начнем! — отозвалось со всех сторон, слилось в громоподобный рев, лавиной ворвалось в уши. Она не знала, что думать. Взгляд был прикован к сверкающему жезлу. Вот он описал огненную дугу, еще одну… и пропал. Но рев толпы лишь усилился. К нему примешался металлический лязг, гортанные выкрики, кажется, ржанье коней…

Вспыхнувшее солнце осветило картину битвы.

Казалось, им нет числа, этим стройным шеренгам воинов, выходившим из густой рощи. В сияющих шлемах, ощетинившись копьями, они спорым шагом надвигались на холм, где стояла она. Внизу, у подножия, шла отчаянная сеча. Встретив неприятеля градом стрел, амазонки сомкнутым строем врубались в его ряды. Взлетали мечи, трещали копья. Падали иноземные воины, падали амазонки… От топота тысяч ног дрожала земля.

— Хвала богам, царица! Меропа одолевает! — воскликнула стоявшая рядом Атис, указывая рукой на правый фланг.

Там, опрокинув вражеские шеренги, амазонки гнали неприятеля назад. Смешавшись, воины толпой бежали под прикрытие спасительной рощи, преследуемые по пятам. Она различила белый гребень шлема Меропы.

— Слава Меропе!

— Слава! Слава! — раздалось рядом несколько голосов.

Она обернулась к Атис:

— Почему медлит Альциона?! Прикажи ее кавалерии немедленно атаковать! Пусть отсечет эту толпу от рощи и гонит в болото!

Тронув коня, Атис стремглав понеслась выполнять приказание. Царица взглядом провожала ее. Вот Атис спустилась с холма и во весь опор поскакала к небольшому пригорку, за которым пряталась кавалерийская засада. Вот скрылась из глаз, обогнув возвышенность. Сейчас оттуда появятся сомкнутые ряды отважных всадниц и всесокрушающей лавиной довершат разгром левого крыла врагов… Но где они? Почему задерживаются? Всегда решительная Альциона не может не видеть, что настал ее час. Промедли она еще немного, и Меропе придется туго. Царица перевела взгляд на поле битвы. Так и думала! Оторвавшиеся от своих преследовательниц, вражеские воины в некоторых местах успели образовать круги. Внутри стояли лучники, которые на выбор поражали нападавших амазонок. Кругов становилось все больше… «Эх, Альциона! Скорее! — Она была готова закричать, когда из-за пригорка показалась всадница. В лучах солнца в ее руке сверкнул меч. — Наконец!» Стоявшие около царицы подруги облегченно вздохнули вместе с ней. Но радость оказалась преждевременной: за одинокой всадницей никто не последовал, да и сама она, повернув коня, поскакала к холму. Тут только царица поняла, что это не Альциона — гребень на шлеме был другого цвета, другой масти была и лошадь. Беспокойство закралось в душу, и она пустила коня навстречу.

— Царица!.. — Неизвестная амазонка в нескольких шагах натянула поводья. Ее голос сорвался, она с трудом перевела дыхание. — Царица! Нас обошли… Конница… Много… Ее ведет сам царь!.. Альциона вступила в битву и пала. Ее место заняла Атис… Она послала меня к тебе. Помоги…

Окровавленный меч скользнул из руки всадницы, и она повалилась на шею коня, судорожно цепляясь за гриву. Мятый шлем с изрубленным гребнем покатился по траве. Безжизненно рассыпались густые каштановые волосы… Кто-то из подруг подхватил ее, и царица увидела оперение стрелы, глубоко пронзившей спину.

Минутная растерянность сменилась решимостью. Она обернулась к начальнице кавалерии:

— Тайгета! Возьмешь полутысячу и лучниц. Иди на помощь Меропе. Конницу навстречу царю поведу я сама!

— Прости, царица… — хотела возразить Тайгета, но она прервала:

— Я сказала! — и поскакала с холма.

Осадив коня перед строем замерших всадниц, она выхватила меч:

— Там, в неравной схватке, умирают наши подруги! Пала бесстрашная Альциона! Смерть врагам!

Опустив на лицо забрало, ударила лошадь мечом плашмя по крупу и понеслась вперед. Позади топот множества копыт смешался с диким визгом — конница амазонок пошла в атаку.

Едва миновали пригорок, царица увидела Атис. Без шлема, с разметавшимися волосами, в изодранном плаще, окруженная горсткой подруг, — все, что осталось от тысячи Альционы, — она бешено рубилась с вражескими кавалеристами. Издав воинственный клич, направила коня к ней. Ураганом ворвались амазонки в ряды нападавших. Все закружилось в пляске смерти.

— Где царь?! — прокричала она, поравнявшись, в самое ухо Атис, и тотчас увидела его сама.

Могучий воин в глухом золоченом шлеме, скрывавшем лицо, стремительно надвигался. Шутя отбив щитом брошенный ею дротик, он замахнулся мечом. Желая спасти царицу от страшного удара, Атис приняла его на свой щит, который в ту же секунду развалился на куски. Всадница полетела с коня. Они остались лицом к лицу.

Сделав ложный замах, она обрушила удар на незащищенный участок шеи. Казалось, ничто не может его спасти — столь молниеносным было ее движение, — но в последний момент их мечи со звоном скрестились. Тяжела была его рука, давящая подобно падающей скале, и в душе ее шевельнулся доселе неведомый страх.

— Сдавайся, царица! Не женское это дело — война! — прозвучал его голос, а под забралом насмешливо сверкнули глаза.

Яростно зарычав, она ускользнула из-под его меча и обрушила град ударов на ненавистный золоченый шлем.

— Амазонку можно убить, но взять в плен — никогда!

Искусно защищаясь, царь хохотал:

— Ты нравишься мне все больше! Именно такая жена мне нужна: непокорная и горячая!

— Не обожгись! Мои поцелуи смертельны! Дарю тебе прощальный! Оттолкнув его меч щитом, она резко выбросила руку, направив удар в лицо. Но он уклонился, и оружие лишь скользнуло по шлему.

— Как ты нежна! Вот мой ответ!

Неуловимо быстро царь наклонился к шее коня, его меч оказался у нее за спиной. Защититься было невозможно, и она, вся сжавшись, простилась с жизнью в ожидании смертельного удара. Мгновения замедлили свой бег: казалось, она затылком видит, как острая полоса металла, зажатая в сильной руке, не спеша приближается к спине, чтобы, разбив панцирь, впиться в ее молодое прекрасное тело… Легкий шлепок по ягодицам вывел из оцепенения. Кровь бросилась в лицо. Разгибаясь, царь на долю секунды оставил голову незащищенной, и ее меч тут же опустился ему на затылок. В последний момент она, как могла, постаралась ослабить силу удара, но было поздно: он покачнулся и упал под ноги своего коня.

Не помня себя, царица спрыгнула на землю и, склонившись, подняла забрало его шлема. Красивое мужественное лицо было искажено гримасой боли, но — и это ее поразило, — глаза улыбались. С трудом разжав губы, он, тем не менее, внятно произнес:

— Ты победила, и я не прошу пощады…

— Мне не нужна твоя жизнь. Скажи лишь, зачем ты пришел сюда и. почему не убил меня, когда держал мою судьбу в руках?

Опершись о землю, он сел и, поморщившись, стянул с головы помятый на затылке шлем. Отбросил его далеко в сторону.

— Я пришел, чтобы связать наши судьбы, прекрасная царица… Мог ли я убить тебя?! А это, — он дотронулся до затылка, — дань вашему варварскому обычаю: ведь амазонка находит мужа в бою!

— С чего ты взял, что я прекрасна? Не помню, чтоб мы виделись. Да и сейчас мое лицо скрыто забралом.

— Ты всегда со мной! — Он снял с шеи золотую цепь с медальоном и протянул ей. — Возьми на память о сегодняшнем дне, а я надеюсь получить взамен живой образ.

На золотой пластинке был выбит ее профиль. Она… она не знала, что ответить. Но внезапно накатила волна гнева.

— И ради меня ты устроил всю эту бойню?! Погубил столько моих подруг и своих воинов? Соизмерима ли цена?! Ты назвал наш обычай варварским, но кто заставлял тебя следовать ему столь кроваво? Варвар — ты! К тому же, ты забыл главное — амазонка должна быть восхищена своим избранником. А ничего, кроме боли и ужаса, сейчас в моей душе нет. Уходи!

— Постой! — Он попытался удержать ее за руку. Она вырвалась. Размахнувшись, хотела подальше закинуть цепь с медальоном, но что-то удержало.

— Постой, — еще раз мягко проговорил царь. — Ты ужаснулась битве? Но… ее не было! — Опираясь на щит, он, пошатываясь, поднялся и встал рядом. — Оглянись!

И тут она поняла, что ее удержало: вокруг было тихо! Ни звона мечей, ни криков… Лишь фырканье лошадей да дзеньканье сбруи. Обернувшись, она замерла в изумлении. На почтительном расстоянии вокруг них вперемежку стояли воины и амазонки. Пешие и конные. Прямо за спиной увидела «погибшую» Альциону и Атис, обеих верхом, в компании двух молодых всадников. Рядом заметила Меропу. Рослый воин держал ее щит и шлем, а она поправляла волосы и что-то выговаривала ему. Он послушно кивал. Поймав на себе взгляд царицы, все трое смущенно потупились.

— Это что?.. Заговор против меня?.. — Дыхание срывалось, и она дрожащей рукой, наконец, подняла забрало.

— И да и нет, царица! — Самая храбрая, Альциона выехала вперед. — Царь так любит тебя… А ты, верная нашим законам, никогда бы иначе не обратила на него внимания… Мы решили помочь, и вот… — Она осеклась.

— И я ничего не знала? — с недоверчивой улыбкой царица растерянно покачала головой.

— Владыка может многого не знать, если этого не хотят подданные, — услышала она голос царя. — Прости их, во всем виноват я! И мои воины…

— А они тут при чем?

— Многие давно приглянулись твоим подругам. Наши народы — соседи.

— Да, царица! — Она и не заметила, как рядом оказалась Меропа. — И в сегодняшней битве мы, согласно традиции, выбрали себе мужей. Если ты позволишь, конечно…

— Эх вы, предательницы! Что вы обо мне знаете?! — И, подняв руку, провозгласила: — Пусть будет так!

Гром ликования сотряс окрестности. Не он ли заставил дрогнуть ее сердце? Нет, причина была иной.

— Значит, ты единственный, кто сегодня рисковал жизнью?.. И все ради меня? Да? — робко спросила она царя.

В ответ он виновато развел руками и, смущенно улыбнувшись, кивнул.

— Но ты прогнала меня, и я ухожу.

Будто во сне она увидела, как воин помог ему сесть на коня, и он с места стрелой полетел по равнине. Заливаясь счастливым смехом, сбросив шлем и отцепив плащ, вскочила на своего скакуна:

— Не уйдешь! Я быстрее!

И понеслась вдогон… — …Ну что, красавица? Или выгнали?

Она отпустила ручку двери и обернулась. Тень теребила рукав плаща.

— А?

— Что там, спрашиваю. Выпивка-то есть?

— Есть. Вино старое…

— Дорогое поди. Не по карману. Не задержалась ты там… Слушай, пойдем с нами — есть бутылочка красненького. Ну, может, еще чего сочиним…

— Царице? Красненькое?! — Она засмеялась.

Тень отшатнулась.

— Фу, черт, чокнутая!

Раскрыв зонт, она удобней перехватила сумку и зашагала по лужам.

Руки были заняты, ключи где-то глубоко в кармане. Ткнув зонтиком кнопку, позвонила. Из-за приоткрытой двери показалась мордашка пятилетнего сына. Показалась и скрылась. Ножки часто затопали в глубь квартиры.

— Папа, там какая-то тетя, — услышала она, войдя в прихожую.

Раздался шелест газеты, скрип дивана.

— Вам кого? — На пороге комнаты появился муж.

— Простите, видно, ошиблась адресом. — Она скинула мокрые туфли и с удовольствием ступила в тапочки.

— Ну, ты даешь! Не мудрено, что ребенок не узнал. Хоть бы предупредила, что пойдешь в парикмахерскую. Я уже волноваться начал.

— Он принял сумку. — Сынок, это же мама. Пойдем посмотрим, что вкусненького она принесла.

Сын выглянул из-за отца.

— У мамы голова не такая…

— Теперь будет такая. — Она взяла ребенка на руки и подошла к зеркалу. — Неужели не нравится? По-моему, хорошо…

— Здорово! — Отец и сын ответили одновременно.

Она обернулась и перехватила восхищенный взгляд мужа. Как давно не видела ничего подобного…

Стол в комнате был накрыт, ваза в центре едва вмещала огромный букет ее любимых астр. Играл светом хрусталь двух бокалов. Чудеса продолжались!

— По какому поводу гуляем? — Она вопросительно посмотрела на мужа.

— Дожила старуха, — протянул он в ответ. — Вспоминай!

— Так уж и старуха?!

— Была б старухой, не назвал. А все-таки напрягись. Я-то решил, что ты и прическу по этому случаю…

Она вспомнила. Сегодня исполнилось ровно десять лет со дня их знакомства.

Было далеко за полночь. Сын давно посапывал в своей кроватке за стенкой, а они все сидели за столом, пили шампанское, беседовали. Вспоминали, смеялись… Неожиданно он поднялся.

— Совсем забыл, у меня для тебя подарок! — И вышел.

Вернулся через минуту, увлек ее под лампу и разжал ладонь.

— Примерь!

Изящной работы золотая цепочка и на ней медальон. Тонкий профиль гордой амазонки.

— Старинная вещь, но я аж рот разинул, когда увидел — вылитая ты!

Ее рука непроизвольно погладила его затылок…

На вопросительный взгляд она ответила поцелуем и прошептала:

— Спасибо, милый.

Осенний дождь чертил по стеклу, а в их доме было тепло и уютно.

 

II

Лист на деревьях в эту осень держался долго. И вдруг сегодня полетел разом, засыпав тротуары и мостовую. После обеда порывами налетел холодный ветер, притащил низкие рваные тучи, из которых посыпался мелкий противный дождь.

Чертыхнувшись, дворник натянул резиновые сапоги, надел старый брезентовый плащ и, выбрав метлу покрепче, пошел наводить порядок в своем хозяйстве. Работа была не из легких: мокрый лист цеплялся за метлу, лип к асфальту. Его приходилось соскребать. Холодная водяная пыль забивалась в рукава, за воротник, вызывая неприятный озноб. Но, привыкший все в жизни делать тщательно и аккуратно, дворник усердно подметал свои участки. Их было три — известное дело: какой заработок с одного. А так не хуже чем у людей… Вообще, будь благословенна дворницкая работа: всегда на воздухе, труд физический, которого так не хватает в наше время людям. И с моральным удовлетворением порядок — когда чисто, душа радуется. Словом, находка для непризнанных и неудачников. Не жалеет он, что бросил дело, которому учился…

Кое-кто из прохожих с любопытством оглядывался на молодого бородатого дворника, самозабвенно скребущего мокрый тротуар…

Уже смеркалось, когда, собрав последний лист в кучу, он закурил и пошел домой. Скинув в прихожей мокрую одежду, поставил греться чайник, включил в комнате телевизор и завалился на диван. Показывали какой-то до тупости наивный фильм. Про плохих и хороших. Плохие, как водится, цепляясь за старое, отжившее, всяческими кознями мешали хорошим строить светлое будущее. Некоторое время перипетии на экране развлекали, потом стали раздражать. Покрутив переключатель программ и убедившись, что смотреть больше нечего, он отправился к зазывно гудящему чайнику. Неожиданно накатила тоска. Махнув рукой на чаепитие, оделся и вышел. Побродить по городу. Просто так…

На мокром асфальте размытыми пятнами отражались окна. Неяркие редкие фонари выхватывали из темноты скелеты облетевших за день деревьев. Ветер больше не рвал, а тянул ровно и сильно, бросая в лицо водяные брызги. Из открытых еще магазинов выходили люди и, раскрыв зонты, тенями скользили мимо. Большинство торопились, видно, спешили к своим домашним делам, а может, просто хотели поскорей укрыться от непогоды. Из-за приоткрытой двери ресторана, в котором никогда не бывало свободных мест, доносились разудалые мелодии. Захотелось вдруг оказаться там, за этими стеклянными дверьми, среди людей, пусть и незнакомых. Выпить, завести какой-нибудь пустой разговор, поплясать… Постояв перед рестораном, он усмехнулся — все равно не пустят — и, подняв воротник пальто, свернул в переулок. Он знал поблизости одно заведение попроще, куда пускали всех и допоздна. Там вполне можно было удовлетворить некоторые из возникших сейчас желаний.

Заходил он сюда нечасто, но со многими завсегдатаями был знаком — они жили в окрестных домах. Так что почти наверняка беседа была обеспечена. Кроме того; подвальчик держал марку: пиво всегда было приличного качества…

Еще на подходе он почувствовал что-то неладное. Приблизившись, понял — у дверей не было привычной толпы. Лишь маячила одинокая тень. Непогода здесь была ни при чем: никогда прежде дожди и холода не отпугивали посетителей. Поравнявшись с уныло нахохлившимся человеком, он поздоровался.

— Привет! — протянул тот руку. — Давно тебя не видно было. Где пропадал?

— Работы много. — Он не стал вдаваться в подробности. — А почему здесь стоишь, народу-то никого?

— Никого! — передразнил человек. — Издеваешься? Иль не видишь!? Дворник поднял глаза и удивился. Над входом в пивную светилась надпись:

КАФЕ «ОСЕННИЕ МИРАЖИ».

Он даже присвистнул.

— Какая точка была! — горестно вздохнул собеседник. — Всегда свежее пиво… Закрыли. Балаган какой-то устроили.

— Все кооператоры проклятые, — поддержал некто рядом. Его дворник сразу не разглядел. — Пиво-то и сейчас, наверное, там есть. Только поди купи: цены о-го-го! Грабят, сволочи, трудовой народ!

— К ногтю бы их всех, — поддакнул он, хотя относительно кооператоров придерживался другого мнения. Просто в данный момент разозлился, что его планы спутались. В кафе, как и в ресторан, в такое время скорее всего не пустят — все места давно заняты.

И тут он увидел женщину под зонтом с набитой хозяйственной сумкой. Неловко переступая через лужи, она направлялась к двери. «Как же, ждут тебя там!» Будто услышав, она нерешительно остановилась у входа и, сложив зонт, не без колебания тронула ручку. Но дверь предупредительно распахнулась. Появившийся на пороге элегантный молодой человек что-то сказал ей с приветливой улыбкой и пригласил войти.

— Ишь ты! Водятся у людей деньжата. Обычная с виду баба с сумкой, а в такой кабак запросто…

Второй что-то ответил, но дворник не расслышал: уже шел ко входу. И лишь у дверей до него донеслось:

— Давай, давай, иди! Ты у нас богатый — дво-о-орник!

На пороге появился тот же парень. Кивнув как старому знакомому, произнес:

— Давно вас ждем, проходите.

Неожиданная эта фраза несколько обескуражила, но он и виду не подал.

— Ждали, так принимайте гостя!

Сняв пальто, передал провожатому и, следуя приглашающему жесту, потянул за кольцо тяжелую дубовую дверь. Никакой такой двери тут раньше не было, но то, что он увидев за ней, удивило по-настоящему. Все здесь преобразилось. Небольшой зал с низким потолком был заполнен незнакомыми людьми. Они сидели на лавках за длинными, грубо сработанными деревянными столами вдоль стен, сложенных из толстых бревен. Негромко разговаривали. На его появление никто не обратил внимания. Единственным источником света здесь служил жарко пылавший очаг. В его огненном дыхании жарились на вертелах поросята и какая-то дичь. Вертелы крутились сами, видно, приводимые в движение электромоторами.

«Быстро все переоборудовали, ай да кооператоры! И с пожарными договорились! Только непонятно, почему зал стал меньше?.. Да и потолок был гораздо выше…» — Позвольте, я покажу ваше место, — тронул его за локоть провожатый.

Они пересекли зал.

— Надеюсь, вам здесь будет удобно.

Край стола был свободен, и он сел на лавку.

— Что желаете? — спросил молодой человек.

— Пива и вон того поросеночка, — он выбрал какой поменьше. — Кстати, пиво свежее?

— Думаю, понравится. — Предупредительный хозяин улыбнулся. — Все?

— Все.

— Тогда приятного аппетита. — Он повернулся и не спеша пошел через зал.

«Рано ты мне этого пожелал, — дворник проводил его глазами. — С таким темпом ходьбы ждать не меньше часа… Что это? — Он изумленно смотрел на стол. Перед ним на блюде лежал поросенок с гречневой кашей. Рядом стояли кувшин с пивом и большая глиняная кружка. — Ну и ну!..» — Поделись хрюшей! — Кто-то легонько толкнул его в бок слева. Голос показался почти детским.

Он повернулся и увидел, что не ошибся. Рядом с ним с кружкой в руках сидел подросток. Одет он был в какую-то неопределенного цвета засаленную курточку, а на голове красовалась большая, явно не по размеру, кепка, из-под которой смешно торчали уши. Лицо скрывалось в тени козырька, только глаза поблескивали.

— Поделись, не жадничай! — беззастенчиво добавил мальчишка. — Тебе одному все равно столько не съесть.

Дворник не терпел фамильярности даже со стороны близких знакомых, а тут… Поэтому заметил:

— Кажется, мы не переходили на «ты», даже не знакомились. Да и попрошайничать нехорошо… Кстати, детям давно пора спать, а не пить пиво в обществе взрослых. Алкоголь вреден растущему организму.

— Тоже мне, наставник молодежи нашелся! Скажи уж, куска свинки жалко… Между прочим, мы с тобой давние знакомые. — Он сдвинул кепку на затылок и лукаво заглянул в глаза.

Черты лица, выхваченные светом пламени, действительно показались знакомыми. Точно, где-то он его видел, и не раз. Но вот где?

— Прости, не могу вспомнить… Ножка тебя устроит?

Он отрезал большой кусок жаркого, положил на тарелку и подвинул собеседнику.

— Думай, думай! — Не переставая улыбаться, тот принялся за поросенка. — Только сам не забудь поесть — остынет.

Дворник последовал дельному совету. На некоторое время разговор прервался: они дружно жевали нежное, сочное мясо.

— Мы познакомились, когда ты учился в институте. В тот день, когда твой курсовой проект занял первое место. Отличную, прямо скажу, спроектировал ты детскую площадку. Вскоре ее построили… — Мальчишка налил себе пива из его кувшина.

— Ну, это ты врешь! Никто ее строить не стал. Сначала у заказчика не было денег, потом возникли какие-то сложности со строителями… Все так и осталось на бумаге.

— Построили, точно. Сам видел. Именно по твоему проекту. Только в другом месте. Нашлись энтузиасты. Все своими руками сделали. А ты вот получил премию и успокоился.

«Бред какой-то! Это было двенадцать лет назад, а ему с виду сейчас не больше шестнадцати… Правда, может, он играл на моей площадке? Никогда бы не подумал, что четырехлетние дети могут интересоваться автором проекта… Хотя нет, он сказал, что познакомился со мной раньше, в день, когда моя работа была признана лучшей! Что хочешь, то и думай».

Дворник хлебнул из кружки, спросил:

— А дальше наше знакомство развивалось или тем кончилось?

— Дальше?.. Дальше мы стали друзьями.

— Неужто? Я бы тебя помнил…

— Вот и вспоминай! Мы были неразлучны. Счастливые времена!..

Да, знавал он счастливое время. Ничего, кроме работы, тогда для него не существовало. Переполненная окурками пепельница, бессонные ночи. И проекты. Множество проектов!.. Некоторые, закончив, откладывал: пусть отлежатся; но большинство, так и незавершенные, отправлялись в корзину Он испытывал удовольствие от этого бешеного поиска. С этюдником на плече бродил по старой части города, рисовал понравившиеся ансамбли, стараясь постичь секреты мастеров прошлого. А они были — такие, о которых не рассказывали ни на каких лекциях, не писалось в книгах. Может, забылись, может, были отброшены, показавшись кому-то ненужными… Но в том и беда — с их утратой архитектура теряла душу, становилась безликой. А этого для себя он не мыслил. Его работы должны быть неповторимы! И потому искал… Многое понял, о чем-то догадывался, но главное оставалось загадкой: этим главным была гармония. И присуща она оказалась далеко не всем. Дело было не только в самом здании — многие были построены с отменным вкусом, — а в умении вписать его в окружающий ансамбль, органически слить с ним воедино. Порой, и это удавалось только воистину великим, своей работой, как последним штрихом, завершить картину, созданную предшественниками. Эта гармония единения не давала покоя. Он все больше и больше склонялся к тому, что, подобно гармонии в музыке, это целая наука, законы которой может постичь далеко не всякий. О! Излишней скромностью он не страдал и не причислял себя к этим всяким…

Но город не дал разгадки, и он обратился к учителям своим учителей…

— О чем задумался? — Голос странного собеседника прервал воспоминания. — Догадался, кто я?

— Нет… Извини, я о другом.

— Наверное, об этом?

Он откуда-то извлек несколько листов плотной бумаги и, сдвинув посуду, разложил на столе. Лес, холмы, старый храм…

— Откуда это у тебя? — после долгой паузы с трудом произнес дворник. — Эти рисунки я давно выбросил.

— А я их спас. Надеялся, что они тебе еще пригодятся. Мы же друзья. — Мальчишка печально улыбнулся.

— Да, друзья, один из которых не может вспомнить другого. — Дворник усмехнулся. — А с этим, — он кивнул на листы, — кончено навсегда.

— Но почему?

— Странно, ты, вроде, все обо мне знаешь, и вдруг такой вопрос… Как тебе объяснить? — Он замолчал, перебирая рисунки.

Три поросших густым лесом холма. Озеро у их подножия. На среднем, над кронами деревьев, возвышалась старая деревянная церковь. Построенная без единого гвоздя, была она памятником времен давно минувших. Рассказывали, что был здесь когда-то монастырь, монахи которого славились искусным врачеванием. И помогала им в том чудотворная икона… В теплое время не иссякал поток паломников, страждущих исцелиться от недугов и хворей, приложиться к святому образу, помолиться за здоровье ближних…

Окруженный со всех сторон непролазными болотами, монастырь посуху был недоступен, и потому стоял на противоположном берегу озера большой гостиный двор, где ночевали богомольцы, дожидаясь рассвета, когда за ними приходили лодки с гребцами-монахами…

Все изменилось с тех пор. Исчезли монахи, обезлюдел некогда густо населенный край. Заросла лесом торная дорога паломников. И только храм по-прежнему вздымался на вершине холма, как будто время для него не существовало.

Несмотря на трудности дороги, молодой архитектор часто бывал в этой глухомани. Но не древние легенды манили его сюда. Хотелось понять замысел старого мастера: почему он поставил свой храм именно на среднем холме, а не на более высоком рядом. Казалось естественным воздвигнуть его на самом высоком месте, тогда он был бы виден еще дальше, выигрывал во внешнем величии… Не верилось в простой просчет: древние строили на века, оставляя память о себе потомкам. И один из этих потомков восторгался их творением и хотел научиться строить не хуже.

Он рисовал. Рисовал эти три холма с разных точек, порой с трудом отыскивая мало-мальски твердое место среди окружающих болот. Были это и грубые наброски углем, были тонко выписанные пейзажи. Но ни на одном из них не было храма. До мельчайших подробностей помня архитектуру, он дорисовывал его потом, в своей городской квартире, в долгие часы размышлений. Дорисовывал на разных холмах, прикидывая, где бы расположил его сам, ставя себя на место неизвестного зодчего. На малом холме храм терялся на фоне окружающего ландшафта; на самом высоком смотрелся неплохо. Но возникший снова вопрос — а почему не здесь? — отпал после тщательного анализа. Приковывая к себе внимание, храм выпадал из пейзажа, довлел над ним. Разрушалась гармония природы и дела рук человеческих. И только на среднем холме был он на своем месте, своеобразным шпилем из пяти куполов венчая взбегавшие на кручу деревья. К великому огорчению, архитектор сознавал, что, доведись строить ему, он просмотрел бы это место и избрал бы высокий холм, простив себе, а то и вовсе не заметив, огрехи композиции. Сейчас-то он знал лучшее место!.. Но была у старого мастера и еще какая-то причина. Он это интуитивно чувствовал: в конце концов, несколько изменив формы, можно было попытаться вписать храм в природу и на высоком холме, он даже сделал несколько более-менее удовлетворительных набросков… И эта причина так и осталась загадкой. Мелькнула, правда, одна мысль, но ее не суждено было проверить. Сложилось так, что в те края ездить он перестал.

Все это на мгновение вспыхнуло в памяти и погасло. Защемило сердце. Дворник отложил свои рисунки и, взяв кружку, выпил залпом.

— Ты хочешь знать, почему я все это бросил? Как тебе объяснить?.. — еще раз повторил он. — Бездарен оказался… не смог постичь азов, — он невесело усмехнулся. — А без них какая архитектура… Впрочем, вряд ли ты поймешь. Да и кому нужны мои изыскания? Типовой дом и дурак спроектирует. Семь лет сидел на этом ремесле… А архитектура, брат, — творчество!.. Знаешь, тяжелый у нас разговор получился. Пойду я, пожалуй. — Он встал из-за стола. — Где официант? Надо заплатить…

— Постой! — Мальчишка тронул его за рукав. — Неужели тебе не интересно узнать, кто я?

Дворник равнодушно посмотрел на него.

— Ты знаешь мое прошлое, а его я перечеркнул. Поэтому — нет, неинтересно. Не хочу больше бередить душу воспоминаниями.

— И все-таки прошу тебя, пойдем со мной, я тебе кое-что покажу.

Он тоже поднялся и пошел, увлекая за собой дворника.

Они пересекли зал и вошли в небольшую нишу, занавешенную мягкой портьерой. По стенам горели несколько свечей, в свете которых дворник различил дверь, покрытую затейливой резьбой.

— Нам сюда. — Мальчишка распахнул ее и первым переступил порог. — Смелее!

Ничего не спрашивая, дворник последовал за ним.

Ночь таяла в рассветных сумерках. Посветлевшее небо гасило звезды. Сырая свежесть леса наполняла прохладой воздух. Со скрытого густым туманом озера доносились негромкие всплески рыбы… Он узнал этот широкий луг с поросшим крапивой бугром, сбегавшим от опушки к воде. И слова странного спутника лишь подтвердили старую догадку:

— Здесь и стоял гостиный двор. Сюда на заре приплывали монахи… Смотри! — неожиданно воскликнул мальчишка. — Чудеса начинаются!

Архитектор обернулся и замер…

Старый храм летел! Поднявшийся над озером туман заполнил лощины между холмами, лишив центральный, на котором стоял храм, всякой связи с землей. И левый и правый холмы тоже потеряли подножия, но их цепко приковывали к окружающему пейзажу верхушки деревьев на пологих склонах. А белая пелена поднималась все выше, вознося храм над бренной землей. И вот пропал холм, и лишь он один свободно парил над окрестностью, рельефно рисуясь куполами на фоне разгоравшейся зари. Над невидимым горизонтом поднялось солнце. Его лучи хлынули в лощины, разбились на капельках влаги. И вокруг храма засиял нежно-розовый ореол. Легкий бриз заклубил туман над озером, создавая иллюзию заоблачного полета…

Он стоял, не в силах оторвать глаз от этого дивного зрелища, рожденного природой в слиянии с гением неизвестного зодчего. Неописуемый восторг охватил все его естество и стал понятен религиозный трепет паломников, стоявших когда-то на этом берегу и созерцавших великое чудо. Воистину, видение казалось неземным…

Сколько времени продолжалось волшебное действо, он не знал, да и не мог знать. Хотелось, чтоб оно длилось вечно. Но вот погас ореол, туман поредел и стал рассеиваться. Над холмами вспыхнул ослепительный край солнца. Наступил новый день…

Он обернулся и поискал глазами мальчишку. Но того и след простыл. Уже собирался окликнуть, когда заметил у берега лодку. Весла были вставлены в уключины и лежали вдоль бортов. Не раздумывая, он столкнул ее в воду и поплыл через озеро.

Казалось, само время отступилось от старого храма. Высокий, из грубых камней, фундамент был сложен как будто вчера. Толстые бревна стен, отполированные ветрами, на ощупь были тверды, как кость. Одна из створок двери оказалась приоткрытой, и он ступил под полумрак сводов. Гулкое эхо отозвалось на его шаги и истаяло в вышине. Он остановился. Яркие столбы света падали сверху от небольших окон, озаряя картину запустения. Ничто не уцелело внутри, сметенное новоявленными вандалами. Лишь в одном месте на полу лежали обломки разбитого иконостаса. В глубине низкого прохода он различил лестницу, ведущую наверх, вероятно, на колокольню, и, осторожно ступая, стал подниматься. Опасения оказались напрасными: ступени скрипели, но держали прочно. Можно было бы подниматься быстрей, если б не почти полная темнота, едва рассеиваемая маленькими оконцами в стене. Наконец посветлело. Еще один поворот лестницы, и он увидел над головой квадрат выхода. Преодолев последние ступени, оказался на тесной площадке под куполом.

Около толстого столба опоры стояла девушка. Она смотрела туда, где сплошной ковер леса разрывался голубыми провалами озер, где прилепились к пригоркам, будто сошедшие с лубков, игрушечные деревеньки, таял в дымке горизонт. Ветер трепал ее легкое светлое платье, играл распущенными темно-русыми волосами.

На звук шагов она обернулась, и, приветливо улыбнувшись, просто произнесла:

— Что ж… Вот мы и встретились. Как долго я тебя ждала…

Была ли она красива? Сказать так значило не сказать ничего — она была прекрасна. Никогда раньше он ее не видел, но странно! Это лицо казалось удивительно знакомым. Потеряв дар речи, сознавая неловкость своего поведения, он, зачарованный, молча стоял перед ней.

— Вижу, немая сцена затянулась. — Неизвестно как, рядом оказался мальчишка. — Пора всех представить друг другу. Архитектор, я — твой Талант, она — твоя Удача. Сегодня, наконец, мы встретились.

Он подошел к девушке и взял ее за руку.

Она засмеялась и, подмигнув Архитектору, вдруг сорвала с мальчишки его большую, не по размеру кепку и бросила вниз.

— Ты права! Больше мне не пристало носить эту рванину. Что поделать? Наследие дворницких времен…

Он снял засаленную куртку и отправил вслед за кепкой.

И тут Архитектор узнал… себя! Именно таким, напористым, острым на язык мальчишкой был он когда-то. Что ж, Талант и должен оставаться вечно юным…

Счастливые, стояли перед ним Талант и Удача, радуясь своей встрече. А у него почему-то неожиданно сдавило горло.

— Знаешь, мы подождем тебя внизу. — Талант взял свою спутницу под руку, и они направились к лестнице.

Архитектор проводил их взглядом и еще долго всматривался в окружающий бескрайний простор влажными, быть может, от ветра, глазами…

У дверей своей квартиры он замер и прислушался. Так и есть — внутри кто-то разговаривал. Слов было не разобрать, но явственно доносилось несколько голосов. Бесшумно повернув ключ, он настежь распахнул дверь и ворвался в темную прихожую. Секунду спустя повалился, как был, в куртке, на диван и захохотал: оказывается, просто забыл выключить телевизор! Удивительно, но нудный фильм до сих пор не кончился. Шло какое-то заседание, и главный хороший произносил на редкость правильную речь, гневно обличая плохих. Те сидели присмиревшие, уткнувшись в стол. Похоже, справедливость и правда должны были вот-вот восторжествовать… но не успели! Внезапно изображение остановилось, и пошли титры. Возникшая на экране дикторша с милой улыбкой сообщила:

— Вы смотрели шестую и седьмую серии нового десятисерийного телевизионного художественного фильма…

Договорить он ей не дал. Выдернув вилку, выключил телевизор, чтобы ни в коем случае не узнать название этого шедевра. Сняв, наконец, пальто, переоделся в домашнее и, забравшись на стул, заглянул на шкаф, где были свалены старые проекты. Незнакомая, аккуратно завязанная папка лежала с краю. Он взял ее, подошел к столу и дрогнувшими пальцами развязал тесемки. Да, это были его давно выброшенные рисунки. С волнением рассматривал он их, вспоминая историю каждого. И вдруг невольно замер.

На последнем листе парил храм в нежно-розовом ореоле. Над пеленой тумана возвышались верхушки пожелтевших деревьев, сбегавших с соседних холмов. В правом нижнем углу его рукой, как обычно, была проставлена дата. Этот осенний пейзаж он написал… ЗАВТРА…

 

III

Молодой человек отцепил бант-бабочку и, расстегнув пиджак, устало опустился в кресло. Последний посетитель покинул кафе, и он один сидел перед догоравшим очагом. Робкие языки пламени перебегали с головешки на головешку, озаряя все неверным светом. Внезапно он щелкнул пальцами и взял со стола наполненный до краев хрустальный бокал. Пригубив, блаженно откинулся на спинку. Сегодня был праздник — его детище, психосинтезатор, заработал…

Очаг погас. Мерцали лишь угольки среди пепла. Он поднялся, надел пальто, взял чемоданчик-дипломат и вышел на улицу. В этот поздний час здесь не было ни души. Сделав несколько шагов, обернулся.

«ОСЕННИЕ МИРАЖИ»

- горело над входом.

«Вот и состоялась моя встреча с мечтой… Хотя почему? Не только моя!..» Он стоял, глядя на кафе, прощался. Ведь завтра о нем никто не вспомнит. Наконец приоткрыл «дипломат» и щелкнул выключателем.

«П…ВО»

тускло засветилось над дверью. Все теперь было здесь как обычно…

Налетел порыв холодного ветра. «Скоро зима!» Он глубже надвинул шляпу и растворился в темноте за сеткой дождя.