I

– Понимаете, первый раз мы его утром увидели, когда на тот берег плавали. Смотрим, у камышей лодка, удочки расставлены, и человек в ней лежит, головой к борту привалился. Еще посмеялись тихонько: горе-рыбак, выплыл рыбу ловить, а сам уснул…

Мой собеседник, молодой парень, едва ли мне не ровесник, с которым при других обстоятельствах я давно бы уже перешел на «ты», остановился, что-то припоминая. Признаться, очень хотелось его поторопить. Мы стояли на самом солнцепеке, и я, естественно, застегнутый, как лицо официальное, искренне завидовал его костюму, состоящему из одних купальных трусов. Наконец, он прервал затянувшуюся паузу, обратившись к своей спутнице:

– Ты не помнишь, в котором часу это было? Инспектору, наверное, важно знать время? – он вопросительно посмотрел на меня.

Я кивнул.

Миловидная девушка в символическом купальнике отчего-то смутилась и отрицательно покачала головой. Вероятно, я как-то не так на нее посмотрел. Да и откуда ей помнить – счастливые, известное дело, часов не наблюдают. Но ее друг, оказывается, еще не до конца потерял голову:

– Сейчас прикинем. Встали мы в восемь… Завтракали… Потом сели в лодку. Ходу туда на веслах минут двадцать… Значит, было около девяти. Это когда мы мимо проплывали. Ну, а когда назад плыли, – часа три спустя, – видим, он в той же позе. Тут и почуяли неладное. Окликнули – не отзывается. Приблизились, постучали по лодке веслом. Ничего. Тогда я перелез к нему: мало ли, человеку плохо… Хотел пульс пощупать, а он холодный… Тогда оставили все, как было, и через озеро сюда. Катер остановили, вас вызвали… – он замолчал.

– Скажите, – спросил я, – других лодок в заливе не было?

– Нет, мы бы заметили. Залив небольшой. Да и редко кто туда плавает – далеко. Мы потому и любим это место…

– А с покойным ранее встречались?

– Один раз, мельком, – неожиданно вступила в разговор девушка.

Молодой человек недоуменно посмотрел на нее.

– Да, да, – подтвердила она. – Это было вчера ближе к вечеру. Он шел от посадочной площадки с какими-то вещами. По-моему, только что прилетел. Я обратила внимание, потому что на нем была куртка с красивой эмблемой какой-то космической службы. Правда, я в них не разбираюсь.

– Точно, – подтвердил ее друг. – Теперь и я вспомнил.

С минуту я размышлял, что бы еще спросить, но, не придумав, поблагодарил юную пару и простился, выяснив, где их найти в случае необходимости. Обнявшись, они направились к озеру.

Я проводил их взглядом с известной долей зависти: отдыхают люди, а ты в такую жару работай. Мозги плавятся.

– И какие же выводы после столь содержательной беседы, инспектор-практикант Ник? Наверное, вам уже все ясно? – раздался насмешливый голос за спиной.

Я обернулся, В тени под ветром, облокотившись о ствол, стоял мой начальник Альбин Фогг, покусывая травинку. Надо сказать, что с самого начала моей практики во вверенном ему отделении Службы космической безопасности наши отношения не сложились. Не знаю, что его не устраивало во мне, и разбираться с этим неохота, зато причину своего раздражения знаю точно. Нет, дело не в придирчивости, хотя есть и это. Главное – полное пренебрежение к мнению подчиненных сотрудников. Специалист он действительно хороший, одно из раскрытых им дел даже входит в обязательный практикум курсантов второй ступени – я его тоже изучал. Вот, видимо, и зазнался: только он на метр под землей видит, а эти молодые что там навыдумывают? Да и не только молодые… Подозреваю даже, что именно этой замечательной черте характера он обязан назначением сюда, в тихое, в общем-то, по меркам Службы место. Мало кто хочет с таким работать.

Итак, старший следователь Альбин Фогг, видимо, на протяжении всего разговора кусал травинку под деревом и сейчас в свойственной ему манере снизошел до того, что интересовался моим мнением.

Мысленно ругнув себя за непростительную оплошность, – я обязан был почувствовать его присутствие, это азы, а сам, погрузившись в беседу, отключил внешнее восприятие, – я пожал плечами.

– По-моему, делать выводы пока преждевременно. Надо узнать заключение врача…

– Мне нравится твой подход, Ник, – он скорчил какую-то мало понятную гримасу. – Пойдем послушаем врача.

По тропинке мы вышли на крутой обрывистый берег и, спустившись вниз, оказались на песке узкого пляжа.

– Где вас носит, сыщики? Ждать устал… – Доктор сидел на песке у гравилета, прячась в его тени от солнца.

– Ну что? – спросил Фогг.

– Похоже, дело не по вашей части: никаких следов насилия. Отравления в том числе. Смерть наступила около восьми утра. Точную причину смогу назвать после лабораторных исследований.

– Установил личность погибшего?

– Слушай, Альбин, не один ты дело знаешь! – врач покачал головой. – Лиман Фрос, биохимик, Служба колонизации. Вчера прилетел на Землю. Как видишь, узнал даже то, что мне вовсе не нужно.

– Что ж, работай дальше. Жду заключения. Удивлен только, что ж за причина смерти такая, если ты не можешь ее сразу установить?

Лицо врача неожиданно стало злым.

– Не суй нос туда, где ничего не понимаешь. Будет тебе заключение! – он поднялся и открыл дверь гравилета.

Робот-санитар бережно поднял со дна лодки безжизненное тело и уложил его в операционный отсек.

«Вот так и бывает – живешь себе, и вдруг хлоп! И нет тебя…»

– При виде подобных картин всегда задумываешься о собственной смерти. Молодой в сущности парень, и на тебе… – Альбин Фогг будто прочитал мои мысли.

 

II

Заключение врача было весьма лаконично. Фогг перекинул мне через стол небольшой пластиковый листок, не удержавшись от ядовитого комментария:

– Вот, полюбуйся на нашу доблестную всемогущую медицину. Получил эту писульку по связи. Лично эскулап доложить постеснялся.

Я пробежал несколько строчек текста, заключавшего результат лабораторного исследования трупа Лимана Фроса. Следы какого-либо насилия исключались. Причиной смерти явилась внезапная остановка сердца. Правда, почему это произошло у сравнительно молодого и здорового человека, ранее сердцем не страдавшего, оставалось пока не ясным. В самом конце так и было написано: «Исследование продолжается».

– Каково! – спросил Фогг, когда я поднял глаза. – В наше время умирает человек, а эти, – он кивнул на записку, – даже понять не могу – отчего!

Я подумал, что, вероятно, на доктора у него какая-то старая обида. Было сейчас в его лице что-то вроде скрытого злорадства. Возможность унизить, даже перед инспектором-практикантом, доставляла удовольствие. Врача я знал мало, за время практики пересекался с ним лишь пару раз, но, наверное, из-за своей неприязни к Фоггу обиделся за него. Правда, виду не подал, промолчал. Зачем обострять и без того натянутые отношения?

– Значит, поступим так, – мой начальник поднялся из-за стола. – Пусть медики сколько хотят гадают на кофейной гуще, в конце концов это их дело. Ты же составишь отчет о проведенном нами расследовании, укажешь, что факт преступления не обнаружен, приобщишь этот трактат, – он указал пальцем на заключение врача, – и отправляй в архив. Здесь все ясно: что поделать, бывает и такая смерть… Кстати, когда заканчивается твоя практика?

– Сегодня последний день.

– Ну и ладно. Заканчивай и завтра гуляй. Завидую. Можешь идти.

Выйдя из кабинета Фогга, я отправился к себе и, затворив дверь, первым делом удобно развалился в кресле. Очень люблю такое полугоризонтальное положение и принимаю его при первой возможности. С завтрашнего дня – каникулы. То-то можно будет поваляться! Никто не посмеет с места сдернуть… Но сегодня еще работа, надо сочинять отчет. В принципе Альбин прав: дело не наше. Но надо же хотя бы для проформы поинтересоваться личностью погибшего. Все-таки редко в наше время скоропостижно умирают люди, притом по неизвестной причине… «А, ладно, чего гадать на пустом месте. Ему видней».

Подтянувшись вместе с креслом к компьютеру, я за полчаса состряпал и отправил отчет его в архив Службы. Делать больше было нечего. Плеснув в стакан ледяного тонизирующего сока тогу, я откинулся на спинку и принялся смаковать его мелкими глотками. Одни и те же мысли, как ни старался их отогнать, вертелись в голове:

«Интересно, возможно, хотя бы теоретически, вот так подстроить убийство, чтоб даже врачи считали смерть естественной… Не слыхал о таком. Но…»

За все время практики не было ни одного мало-мальски интересного дела, на котором представилась бы возможность проявить себя. Так, какие-то мелочи. И вдруг такой случай! Интригует? Бесспорно! Особенно, если считаешь себя способным следователем и два месяца до того зевал от скуки.

Сознавая в глубине души всю бредовость своей затеи, я решил попытаться построить версию убийства. Тайком от всех, конечно, и в первую очередь от Фогга. Узнают – на смех поднимут. Ну и, если версия получится, отработать ее. Благо с завтрашнего дня каникулы, а тут уж я предоставлен сам себе.

Полный решимости, я послал вызов в лабораторию доктора. Ответчик долго молчал, но вот, наконец, экран засветился. Врач выглядел очень усталым.

– А, это вы, Ник…

– Как видите. Есть что-нибудь новое?

– Ничего ровным счетом. Остановилось совершенно здоровое сердце. Я подключил к работе своих коллег, сделал запрос в Главный архив… Пока безрезультатно. Мы в тупике, прямо скажу, – он развел руками.

– А хотя бы теоретически, отчего такое может произойти?

Мой собеседник ответил не сразу.

– Теоретически? – Он усмехнулся. – Что ж, извольте… Ну, например, крайняя степень испуга и, как результат, резкая смена ритма работы сердца, к которому оно не сможет приспособиться… Если подумать, наверное, смогу назвать еще несколько причин. – Помедлив, он добавил: – Только к чему? Для здорового человека они мало вероятны. Да и вам вряд ли нужны. Проблема здесь чисто медицинская.

– Спасибо, – я отключил связь.

На помощь медицины, действительно, рассчитывать не приходилось. Все, что назвал доктор, практически сразу отпадало. Погибший работал в Службе колонизации, а у них такая подготовка, что даже смертельная опасность не вызовет учащения пульса. Да и с чего резко меняться ритму сердца у человека, который спокойно ловит рыбу посреди озера?

«Что ж, познакомимся поближе!» – я послал расширенный запрос в Общий каталог.

В целом всю эту информацию я уже видел, когда составлял отчет, но тогда требовались лишь самые общие данные об умершем.

А в свете возникшей у меня идеи необходимо было все изучить самым тщательным образом.

Компьютер коротко пискнул, призывая к вниманию. На экране появилась надпись: «Лиман Александр Фрос». Далее – дата рождения, дата смерти. Сегодняшняя. Мой отчет уже был учтен каталогом. Пробежав пальцами по клавиатуре, я погрузился в чтение.

«Так, родился на Земле, кратко о родителях, рос, учился… Специальное образование получил в Высшей школе Службы колонизации. Биохимик-адаптатор. Аттестации наилучшие. Первое самостоятельное дело – на Тарге. Участник еще шести экспедиций, – следовал перечень. – Женат. Жена – Юлия Лота Фрос, урожденная Анит. Двое детей: сын Вэлин и дочь Ирма. Постоянно проживал на Тилле. Скончался на Земле». Стояла дата и примечание: «Сообщение Службы космической безопасности».

Ознакомившись с общей частью биографии Фроса, я принялся штудировать ее по пунктам. Наибольший интерес, конечно, представляли профессиональные качества погибшего, и все, что было связано с его работой. Этот раздел я изучил дважды и не напрасно! Во-первых, выяснил, что Фрос – специалист высшей категории подготовки. Среди прочего, это означало его умение блестяще управлять функциями своего организма. Во-вторых, узнал, что он недавно побывал в очередной экспедиции и после медицинского обследования был признан абсолютно здоровым. Впрочем, это совпадало с заключением нашего врача. В-третьих, и это главное, обнаружил белое пятно в его послужном списке. Два года назад он прибыл из своей предпоследней экспедиции. Осваивалась некая планета Терфа системы звезды Алиот. Обычно сразу указывалось, как в последнем случае, о проведении медицинских обследований. Но здесь было иначе: врачи дали ему свое разрешение на дальнейшую работу только полгода спустя. Почему? Не объяснялось.

Интерес мой только возрос, когда, запросив информацию о Терфе, узнал, что все работы по колонизации планеты остановлены, и она закрыта. Срок принятия этого решения Высшим Советом Земной Ассоциации почти совпадал со временем прибытия из экспедиции Лимана Фроса!

«Однако что же там произошло?!» – Я углубился в материалы Общего каталога.

 

III

Планета Терфа по всем параметрам идеально подходила для колонизации. Практически равная Земле по массе и размерам, она получала достаточно тепла и света от своей звезды. Но, обладая инертной атмосферой, была безжизненна. Жизнь вообще главный фактор при решении вопроса о колонизации: окажись там хоть самые простейшие его формы, и люди бы ушли. Но Терфа была мертва, и поэтому начались работы. Прежде всего предстояло преобразовать атмосферу. На планете смонтировали сеть установок, которые обслуживала небольшая группа ученых из пяти человек. Состав небольшой экспедиции раз в полгода менялся. Дело было неновое и продвигалось достаточно быстро: через три года на Терфе уже прижились первые растения; оставалось совсем немного до того, как воздух станет пригодным для человека… И вдруг с планеты пришел сигнал бедствия!.. Никаких объяснений не последовало, потому что связь прервалась…

Спасатели прибыли через сутки. Четверых нашли в помещении Станции. Люди были живы, но находились в состоянии полной прострации, безучастно взирая на прибывших. Двое сжимали в руках разряженные энергаторы. Казалось, здесь разыгралось настоящее сражение: испещренные лучами стены, уничтоженное оборудование, разбитый координационный компьютер. Он управлял всеми атмосферными установками на планете, которые теперь остановились. Однако не это волновало сейчас спасателей. Они искали пятого члена экспедиции, но тщетно – на Станции его не было.

Кто-то обратил внимание на то, что в ангаре не хватает одного легкого гравилета. Через несколько часов спасательный крейсер с помощью локации обнаружил его с орбиты у одного из отрогов Большой каменной гряды. Прибывшая к месту группа нашла там и последнего члена экспедиции. В бессознательном состоянии он лежал в сотне метров от машины. Рядом валялся оброненный энергатор. Только этот был заряжен полностью – человек не сделал ни единого выстрела. По характеру следов установили, что он бежал к гравилету, вероятно, рассчитывая укрыться в нем от какой-то опасности или спешно покинуть это место…

Расследованием занялись сотрудники Службы космической безопасности. К работе было привлечено множество ученых-экспертов, но никаких причин, приведших членов экспедиции к полному лишению рассудка, обнаружить не удалось. Даже сама природа болезни осталась непонятной. Медики не могли разобраться как, а главное отчего лечить пострадавших: никаких повреждений мозга они не нашли. Однако вывезенные на Землю люди довольно быстро выздоровели, правда, не сохранив никаких воспоминаний о разыгравшейся драме.

Дело осталось нераскрытым. Безопасное пребывание людей на планете гарантировать было невозможно. И Терфу закрыли, несмотря на огромные энергетические ресурсы, затраченные на преобразование.

Одним из членов этой драматической экспедиции был Лиман Александр Фрос…

 

IV

«Что ж, весьма интересно: таинственная смерть участника таинственной экспедиции…»

Я поднялся из кресла, потянулся и промерил кабинет взад-вперед. Все это было действительно очень любопытно, но не более. Моя версия убийства не продвинулась ни на шаг. А может, ну ее к черту. Высасываю из пальца неизвестно что, голову ломаю, тогда как все проще простого. Умер человек и умер. Мало ли отчего люди умирают. Можно подумать, эти врачи все знают. Вон на Терфе целая группа сошла с ума, а они даже не поняли, что с ними. Так и сейчас… Стоп!.. – Я вновь подсел к компьютеру и послал несколько запросов: в голову пришла мысль поинтересоваться, как сейчас поживают сотоварищи Фроса по несчастью.

Первой пришла информация на Гэла Питера Миза, ботаника экспедиции. Бегло просмотрев текст, я задержался на последнем абзаце: здесь сообщалось, что вот уже почти два месяца продолжаются его розыски в заповеднике бассейна Амазонки, куда он отправился в одиночку изучать какие-то растения. Тревогу подняла служба заповедника после того, как Миз в назначенное время не вышел на связь. Поиски вела группа спасателей местного отделения Службы космической безопасности.

Любава Марта Воря. Врач экспедиции. Единственная женщина. С ней было все в порядке. Сейчас работала главным врачом лечебного центра где-то в Сибири. На всякий случай я зафиксировал для себя адрес.

Третьим шел Тиман Лори Гвич. Инженер-техник. Именно он отвечал за работу всех автоматических систем на Терфе. Как сообщалось, пребывал в настоящее время в добром здравии у себя дома на Камосе.

Записав его шифр связи, я обратился к последнему участнику экспедиции.

Андерс Шервин Вэл. Руководитель группы, физик. Крупный ученый. Даже я, весьма далекий от науки человек, знал его имя. Благодаря открытому им эффекту стало возможным создание новейших быстроходных гравилетов. Не было необходимости подробно изучать приводимую о нем справку: две недели назад всю Земную Ассоциацию облетела весть о его трагической гибели. Во время карнавала, посвященного встрече лета в Европе, Андерс Вэл организовал фейерверк в духе старины. По раскопанным им где-то описаниям были изготовлены пороховые ракеты, которые запускались со специальных подставок при помощи тлеющего фитиля. Зрелище получилось впечатляющим. Сам автор поджигал запалы, толпа рукоплескала давно забытому чуду. Но тут произошло несчастье – одна из ракет взорвалась на старте. Вэл был убит наповал…

«Да… Дела… – Отодвинувшись от компьютера, я подпер подбородок кулаком. – За последние два месяца двое умерли и один пропал. Как сговорились… И все произошло на Земле, хотя мало ли планет в Ассоциации. Гвич, вон, живет на своем Камосе, и все с ним в порядке. И Форс у себя на Тилле, видно, на жизнь не жаловался. А прилетел на Землю – и на тебе… Миз и Вэл, те – другое дело – они здесь постоянно проживают. Хотя нет, эта Любава жива-здорова… Все может быть лишь совпадением. А вдруг ее очередь?!».

Охватившее меня волнение смешивалось с растерянностью. Что предпринять, я не знал. Очень хотелось ознакомиться с материалами расследования гибели Андерса Вэла и исчезновения Гэла Миза. Не мешало бы подробно изучить дело Терфы. Но… ключ к каталогу Службы космической безопасности имеют только штатные сотрудники, а практиканты, вроде меня, обязаны обращаться к своему руководству. А оно уж решает, надо им это или нет. Никакого желания идти к Фоггу не было. Но выбирать не приходилось. Кроме того, я был просто обязан доложить ему о вскрытых фактах, оставляя, впрочем, за собой право никак их не комментировать. Уговорив себя подобным образом, я поднялся и отправился к начальству.

Разговор с Альбиной Фоггом получился гораздо короче, чем можно было предположить. Собственно, и разговором-то это назвать нельзя. На протяжении всего моего доклада старший следователь не проронил ни слова, лишь лицо его становилось все более и более кислым. Изложив в конце просьбу предоставить мне возможность поработать со специальным каталогом Службы для уточнения некоторых деталей, я замолчал. Молчал и Фогг, уставившись мимо меня куда-то в угол. Вдруг, как-то встрепенулся и обыденно спросил:

– Отчет по делу Фроса отправил в архив?

Я утвердительно кивнул.

– Хорошо… – Он пробежал пальцами по клавиатуре компьютера.

Мне не было видно, что появилось на экране. Затеплилась надежда. Но в следующий момент я был горько разочарован.

– Итак, Вет Эльм Ник, ваша практика окончена, – сухим, официальным тоном произнес Фогг. – Несмотря на некоторую излишнюю эмоциональность, вполне объяснимую молодостью, в целом вы неплохо с ней справились, и я считаю возможным оценить ее высшим баллом и направить в Академию Службы отличную аттестацию. Впереди – сложный курс последней ступени, поэтому желаю вам хорошо отдохнуть за каникулы. Не забудьте, что больше каникул у вас не будет. Начнется работа, а отпуск – это совсем не то! – Он поднялся. – Можете идти. До свидания.

А я, вот, «до свидания» говорить не стал. Не боясь показаться невежливым, просто повернулся и вышел.

«Нет уж, свидеться с тобой в будущем – благодарю покорно! Гнать таких в шею надо из Службы! Корифей индюшиной породы!.. – Я был взбешен, зол на весь белый свет и, в первую очередь, на Службу космической безопасности, которая терпит в своих рядах подобные чудеса природы. – Не надо мне никакой помощи, сам разберусь в этом деле!..»

Забежав в свой бывший кабинет, я забрал куртку и покинул здание отделения, не забыв на прощанье хлопнуть дверью…

 

V

Говорят, пора молодости хороша тем, что никакое, даже самое неприятное событие, не может надолго испортить вам настроение. Проходит совсем немного времени и, глядишь, жизненный калейдоскоп вновь дарит положительные эмоции. Сознание здоровья и силы диктуют уверенность в себе, и где они там, неприятности? Так, маячат где-то на горизонте размытым контуром, а то и вовсе за ним скрываются. Несомненно, концепция спорная, но я с ней полностью согласен, потому что идеально в нее вписываюсь.

Вот и сейчас, оказавшись у родительского дома, мысли мои всецело были заняты лишь предвкушением радостной встречи с самыми близкими мне людьми. Здесь в тропиках наступал вечер. Солнце уже наполовину скрылось за холмом на западе, пронзая прощальными лучами листву редкого леса на его вершине. Сколько раз наблюдал я эту картину в детстве! Налетевший легкий ветерок прошуршал в листве и исчез, оставив горьковато-соленый аромат близкого моря… Отпустив гравилет, я не спеша пошел по дорожке через сад. У входа на веранду была разбита большая клумба, которой в прошлый приезд я не видел. Над цветами, склонившись, колдовала мама. Цветы, вообще, ее страсть. Вряд ли существует на свете более тонкий знаток и ценитель – она знает про них все. И, наверное, не существует в природе таких, которые не росли бы в нашем саду. Сколько неудобств это доставляло в свое время отцу! Сейчас он привык, а раньше! Мама любит менять интерьер перед домом, и отец нередко, забыв о новых дорожках, шел ко входу привычным путем и топтал бесценные сокровища. Сколько себя помню, между родителями не прекращались полушутливые стычки из-за цветов. После очередного напоминания быть повнимательней отец кипятился и требовал положить конец этим безобразиям, выделить ему хоть самую узкую полоску земли, по которой он мог бы спокойно ходить, не испытывая желания научиться летать. Он, де, не против вовсе не ходить по саду, а сажать гравилет на крышу, которая для этого и приспособлена, но нет! Его милая жена устроила цветник и там. Конечно, он понимает, что цветы – ее профессия, они облагораживают душу, но он уже достаточно облагорожен. «Оформляешь парки? И оформляй! А с меня хватит. Скоро мной овладеет комплекс сорняка! Если б я знал в свое время, что меня ждет…» Обычно здесь он замолкал, а мама улыбалась и шла поправлять испорченные клумбы. По семейному преданию, всерьез из-за цветов родители поссорились лишь однажды. Тогда, еще быв студентом, отец, гуляя в парке, залюбовался красивым узором из неизвестных растений и решил взглянуть поближе. Попутно что-то растоптал. Молодая девушка, художник-оформитель этого парка, с возмущением накинулась на него и заставила сажать новые цветы взамен испорченных. Так они познакомились…

Мама колдовала над цветами.

На звук шагов она подняла глаза и всплеснула руками:

– Вет!.. Приехал! – и пошла навстречу. Обернувшись, позвала:

– Эльм, иди скорей!

На пороге показался отец.

– А! Блудный сын явился! – перепрыгивая через ступеньку, он спустился по лестнице и, раскрыв объятия, пошел ко мне. – Совсем нас, стариков, забыл…

Крепко обняв обоих родителей, я окончательно почувствовал себя дома. Шевельнулась в душе жалость по безвозвратно ушедшему детству.

– Что мы здесь стоим? – проговорила мама. – Идемте в дом. – И, как маленького, потянула за руку.

– Держи крепче, – посоветовал отец, – а то, неровен час, опять сбежит. – Он, смеясь, легонько подтолкнул меня к крыльцу.

…Мы не виделись больше года. Нет, общались, конечно, посредством видео, но разве можно сравнить это с такой вот неторопливой беседой за столом в нашей гостиной. Естественно, родителей интересовали мои успехи и жизненные планы. Маму волновало, отчего я похудел и такой бледный? Отец интересовался моей профессиональной подготовкой. Спросил, не бросил ли я заниматься музыкой, и очень рад был услышать, что музыку я почитаю своей второй профессией. Ирония судьбы! Музыкальные занятия в детстве я просто ненавидел, но отец, разглядев у меня определенные способности, упорно занимался со мной. Какие коленца не выкидывал я, только лишь затем, чтобы увильнуть от этого дела: и притворялся больным, и норовил удрать гулять к возвращению домой своего строго учителя… Кончилось тем, что ухитрился испортить наш домашний фонаккорд, и он вместо звуков издавал какое-то хриплое дребезжание. Но все напрасно! Воля у отца оказалась железной, и, превозмогая мое бешеное сопротивление, он упорно пестовал меня. Единственной отдушиной были периоды, когда по долгу службы отец покидал Землю, случалось, надолго; я мог перевести дух… Превосходно владея фонаккордом, отец задался целью во что бы то ни стало научить этому и меня, а также, весьма своеобразно, привить любовь к музыке, резонно полагая, что всякий культурный человек должен быть душой приобщен к этой высшей форме искусства. И странно, ему это удалось! В Академии Службы космической безопасности я избрал своей второй специальностью искусствоведение и углубленно изучал теорию музыки. Недавно сдал экзамен на присвоение квалификации исполнителя-импровизатора. Такие дела… Сейчас все это было весело вспоминать, и мы от души смеялись. Потом мама попросила меня сыграть, что я и сделал с большим удовольствием.

Родители были так рады приезду сына, что меня стали мучить угрызения совести. Ведь еще два дня тому назад я и не помышлял прилетать к ним, собираясь провести каникулы в веселой компании друзей совсем в другом месте. Но в деле, которым я решил заняться, существенную помощь мог оказать именно мой отец, Эльм Тони Ник. Как-никак, а он возглавлял Совет экспертов Службы колонизации, и уж наверняка про историю с Терфой должен был знать многое…

Ночью мне не спалось. Из головы не шла загадочная цепочка смертей. Устав ворочаться с боку на бок, я встал и, накинув рубаху, вышел из своей комнаты – захотелось побыть на воздухе. Спустился на первый этаж и, направляясь к веранде, увидел, что дверь в кабинет отца приоткрыта, и из-за нее пробивается полоска света. Тихонько заглянул. Он работал у компьютера. Постучавшись, я вошел и устроился в кресле рядом.

– Не спится? – отец отвел глаза от экрана. – Что так?

– А тебе?

– Да вот, работа приспела: изучаю новые данные от групп поиска. Несколько новых планет, может быть, колонизуем.

Ты-то что не спишь?

– Есть к тебе дело… – Вообще-то я собирался задать свои вопросы завтра, но раз уж подвернулась возможность, решил не медлить. Тем более, что в моем представлении, время было дорого.

– По моей части?

– Именно. Как раз связано с колонизацией одной из планет.

– Ну-ка, давай, – он развернул кресло ко мне. – Любопытство, или по службе?

– По службе… Скажи, что произошло на Терфе? В общем каталоге информация, мягко говоря, скудная…

– Но ведь у твоего ведомства свой каталог, там подробный отчет. Как практиканту, не разрешили воспользоваться?

Я кивнул.

– Ну и порядки у вас.

Среди прочих достоинств у отца есть замечательная черта – не задавать лишних вопросов. Нужно тебе – значит нужно. Вот и сейчас, немного помолчав, он произнес:

– По правде сказать, дело это темное. И рассказывать особенно нечего… Терфу закрыли, так по сути ни в чем не разобравшись. Поэтому, боюсь, не смогу ответить, что же там произошло на самом деле… Но кое в чем дополнить Общий каталог, пожалуй, сумею.

– Это я и прошу.

– Как вела расследование твоя Служба, мне неизвестно, хотя в это время я присутствовал на планете. Мы с коллегами давали разъяснения по научным вопросам. И только по тем, которые нам задавали. Не более… Однажды я попытался обратить внимание старшего следователя, руководителя группы дознания, на некоторые обстоятельства, по моему мнению, важные. Но он в вежливой форме дал мне понять, что я лезу не в свое дело. Они, мол, профессионалы, и сами знают, чем заниматься. Больше я не вмешивался… Интересно получается, – внезапно перебил он сам себя. – Прошло два года, и Служба космической безопасности в лице моего сына, без пяти минут следователя, решила наконец поинтересоваться моим мнением. Извини за любопытство: с чего вдруг?

Даже мой всегда сдержанный отец не удержался от вопроса. Что ж, его можно понять.

– Обязательно объясню, но сначала расскажи, пожалуйста, то, о чем собирался сообщить тогда.

– Что ж, давай так… Понимаешь, драматическое происшествие с последней экспедицией, повлекшее за собой расстройство психики сразу всех ее членов и оставшееся неразгаданным, бесспорно, самый значительный эпизод в освоении Терфы. Но лишь эпизод! Там и до этого творились вещи, совершенно необъяснимые. Например, с насыщением атмосферы кислородом. Оно шло гораздо медленнее, чем ожидалось, хотя все смонтированные установки работали с заданной производительностью. Одновременно инертные газы, составляющие естественную атмосферу планеты и активно откачиваемые, убывали совсем не так быстро, как мы бы хотели. Кроме того, нарушалось естественное перемешивание газов: в атмосфере образовались зоны, богатые кислородом, а наряду с ними участки, где лишь обнаруживались его следы. И это несмотря на постоянно дующие ветры! Скажем, в районе Станции воздух практически пригоден для дыхания, а десятью километрами западнее – изначального состава… Как будто стена разделяет эти области. Нам так и не удалось объяснить этот феномен. – Отец встал с кресла и подошел к открытому окну. Долго молчал, всматриваясь в темноту. Наконец, не поворачивая головы, произнес: – Знаешь, Вет, на определенном этапе у меня даже сложилось впечатление, что кто-то откровенно издевается над нами, над нашими стараниями… Мы хорошо сделали, что ушли с Терфы.

– У тебя есть конкретные подозрения?

– Откуда?! Если б были… – Он уселся на подоконник, привалившись к косяку. – Это я так… Не обращай внимания. Мистика, рожденная недостатком знаний…

Мне показалось, что он не договаривает.

– А эту, как ты выразился, мистику вы не пытались проверить? Вдруг, правда, кто-то препятствует землянам?

Он посмотрел на меня с любопытством:

– А ты сам как думаешь?

– Не темни, пап, выкладывай. Наверняка поработали в этом направлении.

– Ну и догадливый у меня сын, – отец покачал головой. – Конечно, работали. Особенно, если учесть, что такая мысль возникла не у меня одного. И предпосылки были интересные. Есть там, как мы ее называли, Большая каменная гряда. Цепь высоких скал, опоясывающая через полюса всю планету. К ней, как притоки к большой реке, со всех сторон сбегаются цепочки скал поменьше. Смотри! – Он подошел к компьютеру и вызвал нужную информацию. Вывел ее на большой экран на стене. – Это снимки Терфы из космоса. Видишь гряду?

Не увидеть ее было невозможно. Действительно, будто большая река текла по планете вдоль меридиана, собирая малые и большие притоки.

– Так вот, – продолжал отец, – именно в районе гряды и происходят все фокусы. Вся остальная поверхность Терфы преимущественно равнинная, и в целом насыщение кислородом атмосферы там шло успешно. Здесь картина резко менялась: в районах малых образований замедлялось и, по мере приближения к главной скальной цепи, прекращалось вовсе. Надо сказать, что само существование Большой гряды поставило в тупик наших планетологов. Их ученые совещания постоянно оканчивались скандалами, всяк гнул свое. Но ни один из них не смог выдать гипотезу ее происхождения, хоть мало-мальски выдерживающую критику. Я не специалист, но, насколько себе представляю, основная проблема заключалась в породах, лежащих в основании гряды: не могла она на них возникнуть согласно нашим представлениям, и все тут… Конечно, мало ли у природы загадок. Сначала на спор планетологов особого внимания не обратили, а потом, когда такое дело, вспомнили…

Короче, изучали мы эту область тщательно. И вширь, и вглубь.

– Прости, – перебил я, – а ты тоже был на Терфе? Я имею в виду не расследование по делу последней экспедиции, а тогда.

– Нет, не смог выбраться, к сожалению. Как всегда, хватало других дел. Но регулярно изучал отчеты работавших там экспедиций.

– И что же?

– А ничего ровным счетом. Орешек оказался не по зубам. Скалы и скалы. Никакого намека на искусственное происхождение, никаких следов разумной деятельности. Мы уж и так и сяк судили-рядили – полный хаос во внутренней структуре. Магнитных или гравитационных аномалий тоже нет. Зато новую загадку получили… Помнишь, я говорил, что в атмосферу над грядой не проникал кислород?

– Конечно. И вы решили?..

– Да. Решили смонтировать несколько установок прямо на гряде.

– Они не заработали?

– Ну что ты! – отец усмехнулся. – Исправно заработали. Только выделяемый кислород исчезал неизвестно куда… Вот так. Этот эксперимент проводила предпоследняя экспедиция. Что случилось с последней, ты знаешь…

– Скажи, – прервал я затянувшуюся паузу, – последняя экспедиция чем-нибудь отличалась от предыдущих? Задачами, например…

– В целом, нет. Предполагалась обычная работа. Правда, состав был значительно сильнее: руководителем полетел Андерс Вэл, член Совета экспертов. Ты, вероятно, знаешь – выдающийся ученый. Хотел сам на месте изучить все эти чудеса. И команду себе подобрал соответствующую – лучших специалистов Службы колонизации. Фрос, Миз, Гвич, врач Воря – все у нас люди известные. Жалко, Вэл недавно погиб, трагически и глупо…

– И Лиман Фрос тоже, – произнес я.

– Как?! Когда?! – вскинул на меня взгляд отец.

– Вчера утром. На рыбалке. Внезапно остановилось сердце.

– У Лимана? – он растерянно покачал головой. – Никогда бы не подумал, что с ним такое может случиться.

– И тем не менее случилось. Но это еще не все: в конце марта Гэл Миз отправился в заповедник Амазонки и бесследно там исчез. Есть все основания считать его тоже погибшим. Кстати, вот тебе и ответ на вопрос, почему я заинтересовался делом Терфы…

– Думаю, относительно Миза ты ошибаешься, – сказал отец. – Как раз в начале апреля он прилетал к нам. Консультировался у матери по каким-то цветам.

Эту новость надо было хорошенько осмыслить. Кроме того, отец вряд ли что мог добавить к сказанному. И потому, завершив разговор, я поднялся и, пожелав спокойной ночи, отправился к себе.

Уже в дверях обернулся:

– Пап, а ты не помнишь, как звали начальника группы дознания? Ну того, который не захотел тебя слушать на Терфе.

Погрузившийся было вновь в работу отец обернулся, провел пальцем по переносице:

– Имя не помню, а фамилия… Сейчас… Фогг! Старший следователь Фогг.

– Альбин?!

– Точно. Ты его знаешь?

– Приходилось встречаться… еще раз спокойной ночи.

Я вышел, плотно притворив дверь.

По крайней мере одно обстоятельство сейчас прояснилось – нежелание Фогга поручить мне накануне расследование дела, которое, возможно, как-то связано с Терфой.

 

VI

Первое, что я сделал утром, это поинтересовался в Общем каталоге, не нашелся ли в бассейне Амазонки пропавший Гэл Миз. Если бы это произошло, то Служба обязательно дала такую информацию. Но нет. Сообщалось, что поиски продолжаются. Ночью я воздержался от этого запроса, а приказал себе сразу же спать: сегодня мне нужна была свежая голова.

После завтрака отец куда-то улетел, и мы остались вдвоем с мамой. В разговоре среди прочего я поинтересовался, зачем прилетал Гэл Миз. В отличие от отца, мама страшно любопытна, и, конечно, первым делом стала выяснять, откуда я его знаю. Ничего не поделаешь, пришлось покривить душой и сочинить с горем пополам мало-мальски правдоподобную историю, что я, де, занимаясь на практике одним делом, вынужден был ознакомиться с некоторыми вопросами ботаники и неоднократно сталкивался с этим именем в специальных материалах. Вчера узнал, что этот авторитетный ученый нанес ей визит, и вот теперь любопытно – зачем? Получилось, видимо, не очень удачно, потому что мама, подавив улыбку, сочувственно произнесла:

– Чем тебе только не приходится заниматься?! Что поделать? Сам выбрал стезю… – Но на вопрос ответила: – Это был чисто профессиональный визит. Ему для опытов необходимы несколько редких цветов, и он консультировался по выращиванию. Но знаешь, возможно, это будет тебе интересно, мне казалось, что он очень хотел поговорить с отцом.

– С чего ты взяла?

– Эх ты, сыщик! – она засмеялась. – Запомни, у женщин особое чутье! Да что там чутье? Я объясняю, а слушает он в пол-уха. Мы в саду разговаривали, а Эльм в кабинете работал. Так Гэл все на окно его посматривал, будто ждал, когда освободится. И за ужином сидел напряженный очень. Я уж их вдвоем оставила – думала мешаю. Но он почему-то сразу засобирался и улетел. Так что цветы – это повод был, чтобы у нас побывать и с отцом поговорить. Но, видно, не решился. Может, передумал… Вообще, все они в Службе колонизации странные. Возьми отца: ночи напролет работает, днем работает, вокруг ничего не замечает. И Гэл Миз, насколько я знаю, такой же… – она с интересом посмотрела на меня. – А все-таки, что случилось?

– Да ничего! Я же тебе сказал.

– Ладно, будем считать так… – мама явно огорчилась, что я не посвятил ее в свои секреты.

Убрав со стола посуду, она отправилась в сад к своим цветам. А я, мысленно перед ней извинившись, вывел из ангара свой спортивный гравилет.

Берег в этой части залива был низкий. Лес рос на кочках, между которыми проглядывала вода. В озеро вдавалась довольно широкая полоса камыша. Вряд ли кому придет в голову прогуливаться здесь пешком. Влюбленные, наверное, плавали на другую сторону, где под невысокими обрывами желтели полоски песка. Но Фрос вчера, в последнее утро своей жизни, ловил рыбу именно здесь, под самой травой. Показанное место я хорошо запомнил.

«Что ж, может, и к лучшему, что здесь так топко». – Немного покружив в поисках сухой площадки и не обнаружив ничего подходящего, я опустил гравилет на маленькой лужайке, поросшей жесткой травой. Натянув предусмотрительно захваченные сапоги, откинул колпак и выпрыгнул наружу. Под ногами чавкнуло, задышало. Страхуясь, я ухватился за стойку машины, но это оказалось ни к чему: почва держала. Уже собираясь двинуться в путь, чертыхнувшись, вновь полез в гравилет – воздух вокруг звенел писком тучи комаров, которые были явно не прочь мною полакомиться. Выступать в роли деликатеса не хотелось, а потому, порывшись, нашел ультразвуковой излучатель, включил и повесил на шею. Теперь людоеды были не страшны. Осторожно ступая, я пошел вдоль берега.

Конечно, осмотреть все здесь следовало еще в день происшествия, но тогда меня сбил с толку Фогг, а теперь прошли сутки. Но лучше поздно, чем никогда! В таком месте следы могут сохраняться долго…

Нашел я их быстро. Настолько быстро, что даже не сразу поверил в свою удачу. Цепочка залитых водой углублений, несомненно, оставленных человеческими ногами. Она тянулась по траве от деревьев к камышу, терялась у кромки озера, но дальше путь неизвестного угадывался по примятым и поломанным стеблям. Естественно, прошло много времени, и следы были оплывшие. Ничего о размере и характере обуви узнать уже было невозможно. В надежде хотя бы выяснить рост по ширине шага, я собрался было его замерить, но махнул рукой: шаг был не постоянный. Оно понятно – человек шел осторожно, выбирая места потверже. Ничего другого не оставалось, как пройти по следам в обе стороны. И я сначала отправился к озеру. Тропинка в камыше недолго петляла и оборвалась возле торчащего из воды валуна. Взобравшись на него, я осмотрелся. Отсюда отлично было видно место, где стояла лодка Фроса. Расстояние метров в двадцать. Срезав несколько поломанных стеблей камыша, я пошел обратно. В лесу следы прыгали с кочки на кочку, заставляя точно так же скакать и меня. Наконец, между деревьями показался просвет, и я вновь оказался на берегу озера, только с другой стороны заболоченного мыса, который отделял залив от основной акватории. Здесь следы терялись. Судя по всему, человек сел в лодку и отчалил. Больше тут делать было нечего, и, сжимая срезанные стебли, я вернулся к гравилету. Теперь надо спешить домой: нужна мамина консультация.

 

VII

Когда я прилетел, отец уже был дома: его гравилет стоял на площадке. Опустившись рядом, я подошел к веранде. Из открытых окон доносились голоса родителей. Отец, по-видимому, прибыл только что: мама интересовалась, будет ли он обедать? В ответ он согласно хмыкнул. И поинтересовался:

– Где наш сыщик?

– Понятия не имею, – в маминой интонации улавливалось недовольство. – Упорхнул без уведомления. Кстати, ты не в курсе, с чего вдруг он заинтересовался Мизом?

– Видишь ли, Вет откуда-то взял, что Гэл пропал в джунглях Амазонки, а я рассказал о его визите…

– Вот это да! Значит, я масло в огонь подлила.

– Ты о чем?

– Рассказала, что Миз прилетел к тебе, хотел о чем-то поговорить, но так и не решился.

– Ко мне?

– Это только ты ничего не замечаешь – живешь, как ни от мира сего. Точно говорю – Миз прилетал к тебе…

И безо всякого перехода мама заговорила про меня.

– Знаешь, Эльм, не нравится мне выбор нашего сына. И никогда не нравился. С его характером, и работать в Службе космической безопасности?! Самоуверенный до зазнайства, невыдержанный. Вспомни, с детства в авантюры всякие влезать любил очертя голову…

– Успокойся, Ружи. Я интересовался: отзывы о нем превосходные. Парень занят своим делом. Конечно, в известном смысле, опасным…

При моем появлении разговор оборвался. Как ни в чем не бывало, мама пригласила меня к столу. Пообедали.

– Где был? – поинтересовался отец.

– Так, на озеро одно слетал. Мам, вся надежда на тебя!

– В чем же?

– Нужно определить, когда сломаны эти растения, – я показал на стебли камыша, – и, если можно, поточнее. Ты же непревзойденный эксперт по этой части!

– Зачем… – начала было она, но махнула рукой. – Давай!

– Дело связано с Терфой? – спросил отец, когда она ушла.

– Пока не знаю.

Я действительно этого не знал. Отец не стал расспрашивать, перевел разговор на другую тему. Мама не заставила себя ждать.

– На, и отстань, – она сунула мне в руку пластиковый листок. – Была рада помочь следствию.

– Спасибо.

Я пробежал глазами данные. Предположение подтвердилось! Камыш был сломан между семью и девятью утра. Что совпадало с временем гибели Лимана Фроса…

Итак, произошло убийство. Я почти не сомневался в этом. Оставалось загадкой: кто и каким образом его совершил, мотивы… Кроме того, никаких доказательств, подкрепляющих мою убежденность, не существовало. Только интуиция. Факт, что кто-то был на мысу в момент смерти Фроса – обстоятельство, конечно, важное. Но что он подтверждает? Мало ли, совпадение. Захотелось кому-то здесь прогуляться. Всякие ненормальные бывают… То, что погибший был участником последней экспедиции на Терфу, где происходили странные события, сюда вообще никак не подклеивается. Был и был, что с того? Начальник этой экспедиции недавно погиб, и ботаник пропал? А это что доказывает и какое отношение имеет к смерти Фроса? Кстати, о ботанике Мизе: судя по всему жив он и здоров. Не сошли же мои родители с ума. По уставу я был обязан сообщить об этом в Службу – ребята его который день в джунглях ищут, а он всех за нос водит! Может, когда с ним встретятся, кое-что и по делу Фроса прояснится. Но именно поэтому мне и не хотелось подавать рапорт. Дело Фроса обязательно поручат Альбину Фоггу, на территории которого он погиб. Меня, возможно, приставят к нему в помощь. Но нет, спасибо! Даже гримаса, какую он скорчит, стояла перед глазами. Не заслужил он таких подарков. Я все это начал один, один и продолжу. И с Мизом сам разберусь. Сейчас каникулы, никто ничего мне не поручал, а стало быть, и не спросит… Раскрою, а потом доложу.

Мое тщеславие, пересилив чувство служебного долга, заключило сделку с совестью.

Поднявшись с кровати, на которой, размышляя, валялся после обеда, я подошел к компьютеру. Достал из кармана кристалл памяти, куда в свое время предусмотрительно записал адрес Лимана Фроса на Тилле, и заказал разговор. Тилла довольно далекая планета, прямая связь с ней в силу каких-то космических причин часто прерывается, и обычно используют ретрансляторы на промежуточных планетах. Естественно, удлиняется время ожидания. Поэтому пришлось запастись терпением. Открыв банку напитка из цветов лимеллы, я уселся против экрана. Лениво потягивая ледяную жидкость, успел задремать, прежде чем запищал сигнал вызова. Встрепенувшись, отставил напиток и нажал кнопку ответчика. На меня смотрела с милой улыбкой молодая девушка.

«Дочь, наверное, – подумал я, – только почему улыбается? Неужели им до сих пор не сообщили. Не хотелось бы быть черным вестником. Но что поделать?!»

– Здравствуйте, – произнесла она первой.

– Здравствуйте! Вас зовут Ирма? – именно так звали дочь Фроса.

– С чего вы взяли? – она удивленно вскинула глаза. – Вы заказывали разговор с Тиллой?

Все стало ясно.

– Заказывал.

– Извините, но придется подождать: ретранслятор на Салге вышел из строя. Сейчас его ремонтируют.

– Доразвлекались они там, совсем не хотят работать! – Я был раздражен этой задержкой. Представьте себе, что вам срочно нужна информация, а из-за чьего-то разгильдяйства вы не можете ее получить. Никакие милые улыбки тут не помогут. Да и работники на Салге всем известны – лодыри. Это курортная планета всей Земной ассоциации. Ее неофициально называют планетой развлечений. Основная масса народа там – отдыхающие. Похоже, что и различные службы планеты в основном развлекаются.

– Напрасно вы сердитесь, – улыбка моей собеседницы только что мед не источала. – На Салге оборудование устаревшее, скоро поставят новое. А пока подождите, пожалуйста.

– И долго?

– Думаю, часов через шесть все будет в порядке, – невинным голоском сообщила она. – Мы вас вызовем.

– Безобразие! Кому жаловаться – не знаю. Мне срочно необходим разговор с Тиллой. Что ж, так все шесть часов сидеть и ждать?

Девушка лишь виновато развела руками.

– К сожалению, ничем не могу помочь. Мы вас вызовем, – повторила она.

До меня наконец дошло, что изливаю свой гнев не по адресу.

– Ладно, – сказал я более миролюбивым тоном. – Когда починитесь, шлите вызов сюда и в мой гравилет. Запишите позывные.

Она записала и отключилась.

Выругав судьбу за спутанные карты, я поднялся. Пора было заняться поисками Гэла Миза.

 

VIII

А вот где его искать, я понятия не имел. Родители здесь помочь ничем не могли: прилететь-то он прилетел, но откуда?.. И решил я поступить просто: отправиться по адресу, указанному в Общем каталоге. Вряд ли кто из сотрудников Службы туда заглядывал. Зачем? Если пропал человек в джунглях Амазонки, значит, и искать его следует там. А ведь бывает всякое, когда почему-либо хотят скрыться! Очень я надеялся, даже если не найду там самого Миза, обнаружить хоть какую-нибудь ниточку к нему.

С воздуха поселок представлялся маленьким зеленым островком, затерянным среди блеклой, выжженной солнцем степи. Само его существование здесь казалось невероятным. Представьте старое, треснувшее в некоторых местах, порыжелое одеяло и вдруг на нем изумруд глубокого насыщенного цвета. Поневоле удивишься контрасту! Кто-то любит степь. Говорят, просторы бескрайние! А я нет: глазу не за что уцепиться, равнина унылая. Пустыня еще хуже. Люблю леса. И хоть родился и вырос в тропиках, больше всего по душе мне такие, где много хвойных деревьев. Пускай даже одни хвойные. Светлые сосняки с гудящими кронами, таинственные сумрачные ельники… Не знаю на Земле лучших мест!

Эти мысли, как понял секундой позже, родились у меня неспроста. Визит в поселок афишировать не хотелось. Жителей наверняка тут немного, друг друга все знают. Новое незнакомое лицо обязательно вызовет любопытство. А как этого избежать, если у них здесь одна посадочная площадка на всех в самом центре поселка. Дома для этого не приспособлены. Правда, садиться на дом Миза я и так не планировал. Собирался спрятать машину поблизости. Но где тут?! В этой проклятой степи, как на ладони, видать до горизонта. Сразу станешь центром внимания. Другое дело лес!..

Описав пару кругов, я наконец высмотрел трещину в этом рыжем одеяле. Неглубокая балка со следами пересыхающего ручья пробиралась к самой зелени. Лучшего места было не сыскать, и, вздохнув, я посадил гравилет на ее дно. Вокруг было тихо, лишь стрекотали какие-то насекомые. Осмотревшись, спрыгнул на землю и пошел отыскивать нужный дом.

Конечно, по закону всемирного свинства, он оказался на прямо противоположном конце поселка, и, прежде чем до него добраться, мне пришлось прятаться от шагающих по своим делам местных жителей. Несмотря на раннее утро, бабушка тащила куда-то упирающегося внука, канючившего «не хочу», обещая осыпать его всяческими благодеяниями, если он будет слушаться, и, напротив, пожаловаться родителям, если он не прекратит плохо себя вести. Средних лет пара, негромко переговариваясь, под руку направлялась к посадочной площадке. Вероятно, спешили на службу. Туда же проследовал молодой мужчина, деловито взглянув на часы… Как я и ожидал, при встрече все желали друг другу доброго утра, перекидывались несколькими приветливыми словами: все были знакомы.

Мое инкогнито чуть не раскрыла юная особа, которая неожиданно выглянула из-за живой изгороди на улицу буквально в нескольких шагах от меня. Я едва успел юркнуть за ствол дерева. Убедившись, что все тихо, девушка поправила волосы, помахала кому-то невидимому рукой и бегом припустила мимо меня. Покачав головой, я цокнул языком и погрозил ей вслед пальцем…

Особняк Миза трудно было спутать с окружающими домами: он утопал в зелени экзотических растений. На ветвях некоторых зрели диковинные плоды, другие цвели, разливая нежное благоухание. Под деревьями пестрел живой ковер цветов, при взгляде на который я почувствовал себя чуть ли не дома, в мамином саду. Правда была разница: большинство здешних растений я не знал. Неудивительно. Для мамы разводить дома цветы – удовольствие. Она художник. Главный смысл – построение композиций. У Миза иначе: он ботаник Службы колонизации. Наверняка, многие растения вывезены с других планет и взращены здесь в экспериментальных целях.

От улицы сад отделяла полоса жесткого с большими шипами кустарника, доходившего в высоту до моей груди. В одном месте она прерывалась, образуя вход. Отсюда к дому вела аккуратная утоптанная дорожка. Хозяева либо спали, либо отсутствовали: во всяком случае никого из них видно не было. Приблизившись ко входу, я вытянул руку и сделал короткий шаг. Пальцы наткнулись на упругую невидимую преграду: путь закрывала силовая калитка. Можно было, конечно, заявить о своем прибытии и подождать, если в доме кто-то есть, пока впустят, но визит мой носил неофициальный характер, и потому я решил проникнуть во владения Миза несколько иным способом. Более эффектным. Оглядевшись, – нет ли зрителей, и даже пожалев об этом, – разбежался и, резко оттолкнувшись, прыгнул. Красивое сальто – и вот я уже по ту сторону изгороди. Осторожно подкрался к дому. Да, похоже, хозяева отсутствовали уже давно: вездесущая степная пыль толстым слоем покрывала ступени крыльца. Прилегающий газон был явно давно не стрижен. После некоторого колебания я все-таки решил развеять последние сомнения: не поднимаясь на крыльцо, чтобы не наследить, дотянулся до двери и постучал. Древний способ привлечь внимание хозяев. Но ничего не произошло: в ответ – безмолвие. Ожидать чего-то дальше было бессмысленно, пустой тратой времени и я, свернув за угол, пошел вдоль дома. Возможным прохожим совершенно не обязательно наблюдать с улицы мои действия, тем более, что действия эти не вполне ладят с законом о неприкосновенности жилища. Сам я, как лицо в данный момент неофициальное, с этим смирился, но у них могло быть другое мнение… С противоположной стороны в сад выходило еще одно крыльцо, поменьше, на которое тоже давно не ступала ничья нога. Деревья здесь близко подступали к стене, отлично укрывая от любопытных глаз – то, что нужно! Их ветви нависали над крышей. Толстый сук какого-то исполина протянулся к самому окну мансарды. Лучшего желать не приходилось. Взобравшись на дерево, я обхватил этот сук и прополз по нему, пока позволяла прочность. Дальше он ветвился и вряд ли бы удержал меня, но это было не страшно – до окна оставалось метра два. Повиснув на руках, я раскачался и прыгнул на довольно широкий карниз, стараясь наделать поменьше шуму. Восстановив равновесие, распрямился и осмотрел окно. Обычный электромагнитный запор. Хмыкнув, я извлек заранее припасенную отмычку собственного изготовления. Так, состряпал как-то хулиганства ради – в сыщиков любил с детства играть, а где сыщики, там, известно, и воры… Слабенькое контрполе, созданное в нужном месте, – и рама под нажимом руки сдвинулась в сторону. Еще раз извинившись перед хозяином и законом, я перемахнул через подоконник.

«Никудышный ты сыщик, Вет Ник», – раз возникшая мысль преследовала теперь назойливой мухой. Я даже тряхнул головой и плюнул с досады. Опустившись на край подвернувшегося дивана, зажал ладонями уши, может, отстанет, – но нет, куда там, напрасная надежда! Впервые она появилась, когда я осознал, что не знаю, чего здесь искать. Когда летел сюда, все казалось проще простого: понаблюдаю за домашними Миза, – я знал, что он живет с женой и детьми, – поговорю с ними, кем-нибудь представившись. Если никого не застану – проникну внутрь дома и хорошенько все осмотрю. Нить к исчезнувшему хозяину сама ляжет в руки, иначе быть не может!.. На что конкретно обращать внимание – не задумывался. Все должно было проясниться само собой. Ан нет! Мои абстрактные построения рухнули… Вот уже больше часа я бродил по дому, в котором давно никто не жил. Прежний азарт испарился. Мной овладело чувство неловкости за свой мальчишеский поступок – ведь я тайком подсматривал чужой быт, вовсе не предназначенный для посторонних глаз.

Две комнаты наверху были детские. Аккуратно застланные кроватки, миниатюрная мебель, игрушки. В каждой на столике по компьютеру и рядом коробки с кристаллами памяти. Наверное, игры. Бросался в глаза образцовый порядок: ничто не разбросано, все на своих местах. Здесь с юного возраста приучали к опрятности. Спустившись вниз, я попал в просторную гостиную. В нее выходили уютная спальня, столовая-кухня с большим семейным столом посредине. Изящество и красота обстановки делали честь вкусу хозяйки. Только где она и дети? Почему не живут здесь?

Единственным помещением, где царил беспорядок, была лаборатория Миза. Он, наверное, никого в нее не впускал. Увешанные гербариями стены. Они же небрежной стопкой на столе возле гравитационного микроскопа. Другой стол сплошь уставлен всевозможными банками. Пустыми и заполненными разноцветными жидкостями. В некоторых плавали какие-то растения. Рядом стояла внушительная холодильная камера. Третий стол, с компьютером, был завален грудой исписанных пластиковых листков, часть которых свалилась на пол. Осмотрев содержимое ящиков стола, я поворошил листки и махнул рукой: о том, чтобы разобраться в записях не могло быть и речи. Во-первых, их было очень много, во-вторых, я ничего не смыслил в большинстве значков и символов. Да и зачем? Вряд ли таким образом узнаешь, что приключилось с хозяином…

«Никудышный ты сыщик!» – я сидел на диване в гостиной, подперев подбородок ладонью. Пытался придумать, что делать дальше. Наконец, поднялся: пора было уходить. Около лестницы наверх мой взгляд упал на ящик пневмопочты – в нем что-то лежало. Приблизившись, я извлек длинную запечатанную коробку. Секунду поколебавшись, открыл ее. Внутри оказался продолговатый металлический предмет круглого сечения и записывающий кристалл, вероятно, с посланием. Недолго думая, я вернулся в лабораторию и, включив компьютер, вставил в него кристалл. На экране появилось странно знакомое лицо, обрамленное густой черной бородой. Смешной нос картошкой, веселый прищур глаз под нависшими бровями… Кто это? Человек не успел заговорить, как я узнал: Андерс Вэл! Трагически погибший во время карнавала руководитель последней экспедиции на Терфу.

– Привет, Гэл! – взмахнул он рукой. – Совсем ты пропал: никак не могу с тобой связаться. Ни тебя, ни домашних дома не застал. Вот пневмопочтой решил воспользоваться… Хотел бы увидеть тебя, старина, на карнавале первого июня. Если получишь мое послание раньше, обязательно прилетай, не пожалеешь. Решил я позабавить народ одним старинным фокусом. Изготовил четверть сотни веселых трубочек. Больше, к сожалению, не успел… Зрелище будет – во! – он показал большой палец. – Сам испытывал! Кстати, о нем почти все забыли, так что – сюрприз. Впрочем, если не успеешь, не огорчайся: одну такую штучку я тебе послал. Именно ее ты в руках сейчас вертишь. – Андерс Вэл засмеялся на экране, а я вздрогнул невольно: действительно вертел присланный им предмет. – В общем, как появишься, – обязательно дай знать. У тебя же день рождения не за горами. Не зажимай. С удовольствием прилечу поздравить. Если пригласишь наших, с радостью повидаюсь… И игрушку мою запустим. Ты ее убери до встречи. Но не далеко: пусть напоминает тебе о моем предложении. Ладно, надоела мне односторонняя беседа – я говорю, а ты нет. Надеюсь, скоро встретимся. Между прочим, чтоб тебя заинтриговать, есть некоторые мысли по Терфе. Хочу поделиться ими с Эльмом Ником. Ну и тебе, так и быть, поведаю. Все. Привет Лоле и детишкам.

Изображение исчезло, и я выключил компьютер. Извлек кристалл и положил его назад в коробку, куда предварительно спрятал пороховую ракету, присланную Андерсом Вэлом. Закрыв крышку, побарабанил по ней пальцами.

«Что ж хотел поведать моему отцу Вэл? Хотел и не успел»…

Встав с кресла, я прихватил посылку и, поднявшись на второй этаж, покинул дом тем же путем, аккуратно закрыв за собой окно.

 

IX

Едва открыв дверцу гравилета, я услышал трель вызова. Прыгнув на сидение, поднял машину, одновременно включая экран.

– Тиллу заказывали? – строго спросила знакомая девица.

– Да-да!

– Тогда почему не отвечаете?! Устала вас вызывать!

Вот всегда так: если какие безобразия по их вине – они сама любезность. Но если что-то не так сделал абонент – всех собак на него спустить готовы.

– Но вы же сами сказали, что ждать не менее шести часов! – огрызнулся я, забыв про всякие правила хорошего тона.

– У экрана ждать, а не где-нибудь!

– Ладно, – махнул я рукой, – извините. Давайте Тиллу.

– Минуту, – она исчезла.

Я тем временем задал бортовому компьютеру курс. Теперь путь мой лежал к дому родителей жены Миза – Лолы. Может, она там?

– Есть связь!

Я обратился к экрану. Средних лет женщина безучастно взирала на меня. Правильные черты ее лица были помечены скорбью. На щеках проступали следы слез. Сомневаться не приходилось: о смерти мужа она уже знала.

– Здравствуйте, – как можно мягче произнес я. – Вас зовут Юлия Форс?

– Да, – она едва кивнула. – Кто вы?

Этот вопрос неизбежно должен был возникнуть. Еще дома, заказывая разговор с Юлией, я обдумал, кем назваться? Очень не хотелось представляться агентом Службы космической безопасности. Отрекомендовавшись таким образом и задавая в последующем вопросы, я ставил себя в положение официального лица, ведущего следствие по делу гибели ее мужа. А ведь ей наверняка сообщили, что умер он естественной смертью. Значит, сказали неправду? Зачем следствие, если все так? Зародившись, такое подозрение могло побудить женщину наводить какие-нибудь справки у руководства Службы. А мне это было вовсе ни к чему. С другой стороны, назвавшись каким-либо знакомым ее мужа, на каком основании я задаю свои вопросы? Подозрительно? Бесспорно… Так что вопрос «Кто вы?» был для меня весьма неудобен. И решил я сказать почти правду.

– Я Вет Эльм Ник, агент Службы космической безопасности. Сожалею, что потревожил вас в такую минуту и приношу свои искренние соболезнования, но мне поручено подготовить отчет для архива. В связи с этим хотел бы уточнить некоторые формальности…

Что-то странное произошло с женщиной: она вдруг резко подалась вперед и срывающимся голосом крикнула:

– Что с Вэлином?! Когда?!

На мгновение я опешил – о ком она? Но тут же вспомнил, что Вэлин – ее сын. С ним познакомился, изучая биографию Лимана Фроса. Кажется, он был сотрудником Службы поиска и находился сейчас в космосе. Но почему Юлия решила, что беда случилась с сыном? Неужели этот идиот Альбин Фогг не сообщил ей о смерти мужа? Обязан был! Ну и ну… Видно, все-таки придется быть черным вестником.

– С Вэлином, надеюсь, все в порядке. Я говорю не о нем. Позавчера на Земле умер ваш муж, Юлия…

И вот здесь я был окончательно сбит с толку. Она откинулась в кресле и истерически захохотала. Все это было настолько дико, что рука моя непроизвольно потянулась к кнопке отключения связи. Но я удержал ее, пересилив себя. Жуткий хохот оборвался внезапно. Сжав подлокотники кресла, Юлия Фрос уставилась на меня неподвижным взором. Если б я не сидел в тесной кабине гравилета, мчащегося на большой высоте, то, наверное, убежал бы от мрачной силы, исходившей из этих глаз.

– Не думала я, что мое проклятье падет на него так скоро, – произнесла она хриплым голосом. – Вы принесли мне добрую весть! А как себя чувствует она? Убита горем?

«Сумасшедшая, не иначе! Этого мне только не хватало…» Но я решил продолжить разговор:

– Кого вы имеете в виду?

– Женщину, ради которой он предал меня, Лолу Миз. Он к ней полетел на Землю!..

– О ней мне ничего неизвестно. Знаю лишь, что она жена Гэла Питера Миза…

– Была! – прервала меня Юлия. – Но вот уже несколько месяцев как ушла от него. Она оказалась смелее моего мужа: прямо сказала Гэлу, что любит другого… Если бы Лиман поступил так же, то был бы жив.

У меня мороз прошелся по коже от этих сказанных обыденным голосом слов.

– Кстати, как он умер? – спросила она.

Подчиняясь магической силе ее глаз, я послушно ответил:

– Ловил рыбу на озере… Скончался в лодке…

– Жаль. Я надеялась, это произойдет в ее объятиях. Впрочем, неважно. Главное – свершилось проклятие женщины Тиллы! Спасибо вам, что известили. Теперь могу умереть и я…

Юлия Фрос нагнулась и извлекла откуда-то флакончик с темной жидкостью. Спокойно откупорила крышку и капнула несколько капель в стакан с каким-то напитком на столике рядом. Взяла его в руки.

Не в силах помешать, с ужасом смотрел я на страшное приготовление.

– Стойте! – мой голос сорвался. – Вы хотите сказать, что убили своего мужа?

– Вы этого до сих пор не поняли? – она оторвала зачарованный взгляд от стакана. – Убила… Вот этим, – ее палец указал на флакон на столе. – Сок муаго – верная смерть! Только не рассчитала дозу: думала он поживет подольше и умрет при Лоле.

– Но ведь вы могли ошибиться! Что если Лиман Фрос чист перед вами?!

Юлия покачала головой.

– Чист?! Нет… Лиман зачастил на Землю. А чуть больше месяца назад ко мне попал кристалл. Кто прислал его – мой друг или враг – неважно. На нем записаны некоторые эпизоды их встреч с Лолой. Я все увидела собственными глазами. Оставим этот разговор. Все решено… Надеюсь, сейчас я не ошиблась: здесь мгновенная смерть. Прощайте! Странно, у меня плохая память на имена, но ваше я запомнила: Вет Эльм Ник…

– Остановитесь!

Но она уже не слушала меня. Твердой рукой поднесла стакан к губам и выпила до дна. Почти тотчас голова ее запрокинулась и до моего слуха донесся звон разбитого стекла: стакан выпал из безвольно опустившейся руки…

Не знаю сколько времени смотрел я на замершую в кресле Юлию Фрос, прежде чем сбросил оцепенение. Первым же движением выключил экран со страшной картиной и обхватил голову руками. Все мое естество отказывалось верить увиденному и услышанному. Возможно ли такое в наше время?! Но кошмарная сцена в мельчайших подробностях вновь вставала перед глазами. Надо было что-то предпринять, кому-то сообщить о свершившемся. Но сил моих на это не было.

– Молодой человек, вам плохо? – раздался над ухом мягкий женский голос.

И я решил, что сошел с ума: у меня начались галлюцинации. Откуда этот голос – ведь я лечу в гравилете? Однако я разжал виски и поднял голову. Оказывается, машина приземлилась в чьем-то саду. Дверь была открыта, и в проем обеспокоенно заглядывала молодая женщина. Милое ее лицо, обрамленное схваченными через лоб широкой яркой лентой темными густыми волосами, показалось знакомым. Но вспомнить, кто это, я не мог. Видимо, выражение моего лица заставило ее повторить вопрос:

– Вам плохо?

– Да, – машинально подтвердил я.

– Не волнуйтесь. Хорошо сделали, что сели здесь. У нас в доме есть врач. Любава! – позвала она. – Иди скорей! Человеку плохо.

– Что случилось, Лола? – донесся до меня звонкий голос и шелест травы под ногами. Похоже, подруга бежала.

А я вздрогнул, потому что все вспомнил. Ведь летел я к родителям Лолы Миз, чтобы навести о ней справки, а, если удастся, и повидать. Ее видеообраз попадался мне, когда изучал биографию Гэла. И вот сейчас она стояла возле меня. Женщина, по вине которой пали жертвой страшного обычая Тиллы Лиман и Юлия Фрос.

 

X

Истинно говорится: нет худа без добра. Мое состояние позволяло не объяснять причину визита к Лоле. Какой визит? Летел я по своим делам, вдруг плохо стало. Ну и приземлился у первого попавшегося жилья – нужна помощь. Конечно, можно было посадить гравилет где угодно, послать сигнал бедствия. Спасатели отыскали б меня по пеленгу. Но сколько бы времени прошло! Поэтому дотянул до людей. Дом имеет персональный код, и врач прибудет гораздо быстрее…

Конечно, объяснять все это не пришлось: женщины прекрасно поняли сами. К тому же мой бледный вид не располагал к расспросам.

– Пусти, – отстранила Любава подругу и взяла мою руку за запястье. Одновременно обхватила за плечи и осторожно откинула меня на спинку сиденья. Не отпуская пальцев с пульса, свободной рукой расширила веки и заглянула в глаза.

Как ни был я плох, а все же отметил, что это была женщина ослепительной, редкой красоты. Ее видеообраз в Общем каталоге сильно проигрывал живому оригиналу. Да, я узнал и ее. Это была Любава Воря, врач последней экспедиции на Терфу.

«Опять Терфа… А они, оказывается, подруги, Любава и Лола… Тесен мир… Хотя нет, почему? Миз и Воря работали вместе. Гэл вполне мог познакомить ее с женой…» – закружились у меня мысли. Но их прервала Любава.

– Что стоишь?! – прикрикнула она на Лолу. – Открывай вторую дверь! Включи обдув! Ему нужно больше воздуха.

Лола без звука повиновалась. Прохладный сквозняк ударил в лицо, и я действительно почувствовал себя лучше. Отпустив мою руку, Любава несильно постукала меня по ногам и, видимо, осталась недовольна моими реакциями. Покачала головой. Расстегнула на мне рубашку и осторожно повела пальцами по груди, иногда резко и больно нажимая какие-то точки. Другая рука лежала на моем затылке и вдруг, скользнув, сильно сжала шею. Я дернулся.

– Все-все, больше не буду вас мучить, – она убрала руки. – Теперь все хорошо. Сейчас придете в себя. – И, обернувшись к подруге, пояснила: – Нервный шок. Переволновался. Сердце работало в критическом режиме. Не каждый такое выдержит.

А я действительно уже чувствовал себя вполне нормально. Руки врача оказались волшебными. И какие руки! Изящные длинные пальцы с безукоризненной формы ногтями!..

«Ну, если это отметил, значит, с тобой точно все в порядке!» – я улыбнулся и вслух произнес:

– Спасибо, доктор! Будто заново родился. Слабость, вот, только небольшая. Ну ничего. Полечу дальше, по дороге пройдет. – Я выпрямился на кресле и выключил обдув. – Скажите лишь, кого поминать в молитвах?

Моя спасительница ответила на улыбку и произнесла:

– Меня зовут Любава Воря. Только сейчас вы никуда не полетите: как врач, я не имею права отпустить вас сразу после такого шока. Думаю, хозяйка, Лола Миз, позволит вам отдохнуть в своем доме.

– Конечно, оставайтесь! – сказала Лола. – Выходите из машины и пойдемте в сад. Здесь на солнце очень печет. Ой! А вы можете идти? – она смутилась, наверное, вспомнив мое недавнее состояние.

– Вполне, – я вышел из гравилета и нерешительно промолвил: – Ну, если врач настаивает, а хозяйка приглашает…

– Придется подчиниться, – закончила за меня Любава. И, взяв под руку, повела под деревья, где стоял накрытый стол. – Мы как раз только сели обедать. Составите нам компанию.

Грех было не принять предложение двух очаровательных женщин. Неприлично просто. И я согласился. Тем более, что это вполне соответствовало моим намерениям…

Аппетита не было, еда казалась безвкусной. Пережитое нервное потрясение все еще давало себя знать. «Может, нельзя мне работать в Службе? Слишком эмоционален… При виде гибели человека чуть сознание не потерял. Даже хуже: Любава сказала – сердце чуть не выпрыгивало. Значит – сам едва на тот свет не отправился!..»

Картина вновь встала перед глазами, и по спине пробежал холодок. Я отогнал видение. – Спокойно! Нормальная человеческая реакция. Конечно, стоит уделить побольше внимания психологической подготовке во время последнего цикла обучения, чтобы лучше владеть собой, а так все в порядке. Есть у нас непрошибаемые, вроде Альбина Фогга. Таким, что ни случись, хоть бы хны! Но быть на них похожим?!

Что-то звякнуло. Я отвлекся от размышлений и увидел, что вилка, которой ковырял в тарелке, упала под стол. Нагнувшись, поднял и посмотрел на Любаву и Лолу. Они сделали вид, что ничего не заметили, продолжая беседовать вполголоса. С начала обеда обе деликатно предоставили меня самому себе, ни о чем не расспрашивая. Даже, как меня зовут, не спросили. А я, признаться, и забыл представиться. И сейчас решил этим воспользоваться, чтобы завязать разговор. Выждав паузу в их беседе, я поднялся.

– Прошу простить за неучтивость, но я только сейчас вспомнил, что не назвался. Меня зовут Вет Эльм Ник.

Свое полное имя я произнес неспроста. И хотя выглядело это, возможно, с моей стороны излишне официально – тем более, что обе женщины представились лишь первым именем, – был у меня тайный умысел. Действовал я наверняка, и удочка сработала:

– Очень приятно, – одновременно сказали Любава и Лола и засмеялась.

– Простите, а Эльм Тони Ник?.. – начала Любава.

– Мой отец, – сказал я, не дожидаясь конца вопроса. И с совершенно естественным удивлением спросил: – Вы его знаете?

– Я работаю в Службе колонизации и, стало быть, он один из самых больших моих начальников, – пояснила она.

– Вы?! В Службе колонизации?!

– Почему вас это удивляет? В экспедициях нужны врачи.

– Несомненно. Но я несколько иначе представлял таких врачей…

– Понимаю, – Любава улыбнулась. – Этаких суровых мужчин, одного вида которых достаточно, чтобы больной не ослушался. Но должна вас разочаровать: у нас много женщин. И ничего, справляемся.

– Не сомневаюсь, – сказал я и чуть не ляпнул неуклюжий комплимент: мол, как ослушаться такого врача, от одной внешности которого можно исцелиться; наверное, и некоторые прикидываются больными, чтоб лишний раз явиться на осмотр. Но вовремя прикусил язык.

А восхищение ею переполняло. Никогда прежде не встречал я такую красивую женщину. Изумительно правильный овал лица, прямой нос с тонкими крыльями, трогательная ямочка над верхней губой красиво очерченного рта, смелый разлет соболиных бровей. И глаза. Огромные, зеленые. С невероятной длины ресницами. Густые тяжелые волны каштановых волос выбивались из-под схватывающей через лоб золотистой широкой ленты и свободно падали на плечи. Видимо, незадолго до моего неожиданного визита они с Лолой играли в мяч – он лежал рядом в траве на лужайке: обе были одеты в облегающие легкие костюмы с короткой юбкой. И когда Любава вставала, чтобы помочь подруге разложить по тарелкам очередное блюдо, я любовался ее безукоризненной фигурой. Бесспорно, и хозяйка была красива, но… Каких сил стоило мне не выказывать восторженный трепет и вовремя отводить глаза!.. На меня нашло наваждение, и, признаться, я на время забыл, зачем прилетел сюда.

Но Лола, вмешавшись в завязавшийся разговор, вернула меня с небес на землю:

– Какой у твоего начальника интересный сын!

Я перехватил ее взгляд и заметил, как она подмигнула Любаве. Причем отметил, что сказано это было без тени зависти. Мое повышенное внимание к подруге не ускользнуло от нее, но, очевидно, не уязвило.

Любава многозначительно кивнула. А я смущенно потупился. И, естественно, как скромный молодой человек, постарался перевести разговор в другое русло. Выдержав паузу, спросил:

– Простите, Лола, а Гэл Миз не ваш родственник? Я с ним немного знаком, – и постарался не упустить реакцию обеих.

Но ничего особенного не произошло. Любава, подперев ладонью щеку, вскинула взгляд на подругу. А та совершенно спокойно, как о давно свершившемся, ответила:

– Мой муж. Бывший. Скоро полгода, как мы расстались… Кстати, как он поживает? Первое время часто прилетал сюда к детям, а потом куда-то пропал… правда, я не интересовалась.

– Действительно о нем давно не слышно, – произнесла Любава. И пояснила: – В свое время я с Гэлом работала в одной экспедиции.

Похоже, обе на самом деле ничего не знали о ботанике.

– К сожалению, ничего конкретного сказать не могу. – По понятным причинам вдаваться в подробности я не стал.

Вполне удовлетворившись таким ответом, Лола заговорила о детях, которые с бабушкой и дедушкой, ее родителями, где-то сейчас путешествовали. Слушал я невнимательно, лишь поддакивая в нужных местах. Зеленые глаза Любавы занимали меня куда больше. После разговора о погоде хозяйка поднялась и спросила, обращаясь ко мне:

– Что вам еще предложить? Может, апельсиновое желе? Вы его не пробовали…

Я поблагодарил и отказался.

– Тогда отдохните. Дом и сад в вашем распоряжении. Надеюсь, Любава, ты займешь гостя? – уголками губ она улыбнулась подруге. – А меня прошу извинить: ближе к вечеру я улетаю, надо собираться.

К столу подкатил робот-уборщик и загремел посудой. Я встал и с великим удовольствием предложил руку Любаве.

 

XI

«Итак, в целом картина сложилась. Если не принимать во внимание способ, каким муж расправился с соперником, ничего необычного в этом деле не было. Заурядное, в общем-то, убийство на почве ревности, каких человечество, к сожалению, знает великое множество за свою историю. Но как все до мелочей продумано! Во-первых, я узнал про этот жуткий обычай Тиллы. Я, например, о нем понятия не имел. Во-вторых, полностью усыпил бдительность жены: расстался с ней, предоставив полную свободу, улетел в экспедицию, потерялся там для всех. А сам тем временем внимательно за ней следил и записал несколько пикантных сцен. Это еще суметь надо, незаметно!.. Ловок оказался Гэл Миз! Дальше-то все просто: переслал кристалл Юлии и ждал результата. А вообще жестокий человек! Он же знал, что согласно обычаю после смерти Фроса Юлия покончит с собой. Правда, может, ослепленный жаждой мести, забыл об этом? Не исключено… Тяжелый грех взял он на душу: подстроил убийство товарища по службе, может быть, в прошлом друга. Как-никак они работали вместе в той трагической экспедиции на Терфу… Кстати, о Терфе. Надо же, как все причудливо переплелось! На планете происходят непонятные вещи, лучшая экспедиция при попытке их разгадать в полном составе сходит с ума. Потом на Земле один пропадает, начальник трагически гибнет, а третий странным образом умирает от внезапной остановки сердца. Что угодно можно подумать. И вот такая банальная развязка! И Терфа со всеми ее тайнами здесь ни при чем. Может, когда-нибудь я и займусь этой планетой, но не сейчас. У меня каникулы, и есть дела поинтересней. Правда, о разговоре с Юлией Фрос надо сообщить. Только не Фоггу. Доложу прямо начальнику криминального отдела Службы. Ох, взгреют же Альбина Фогга за то, что отстранил меня от расследования, и сам ничего не делал!..»

Последняя мысль развеялась, и я вслух засмеялся, представив физиономию своего бывшего начальника. Наказание последовало без промедлений: коварный, низко летящий резаный мяч проскользнул под ракеткой и угодил в магнитную ловушку. Она довольно чавкнула у меня за спиной.

– Ага! – закричала Любава. – Теперь не отвертишься! Этот мяч ты пропустил специально, даже засмеялся. Кончай поддаваться, иначе не стану играть!

Признаться, перед этим я действительно умышленно пропустил несколько мячей. Так хотелось увидеть ее торжествующей! Играла она в магбол сильно, но я все-таки был чемпионом Академии Службы космической безопасности. А вот этот мяч попросту зевнул. И потому с чистой совестью крикнул в ответ:

– Ничего я не поддавался! Просто не успел переполяризовать ракетку! Твой удар был великолепен!

– Это я уже слышала! Хоть бы новое придумал! Держи! – Она высоко подбросила новый мяч. Не долетев метра до ракетки, он по кривой траектории полетел к моей магнитной ловушке. Но я рассчитал точно: не шевельнув ракеткой, коротким импульсом поля отправил его обратно. Теперь чавкнуло за спиной Любавы.

– Ну что? И теперь, скажешь, поддаюсь?! – Я похлопал ракеткой по ладони.

– Играй, играй! – Она вновь подала…

С ней было удивительно легко и радостно. После обеда мы не спеша бродили по саду, купались в бассейне, загорали. Конечно, разговаривали. О чем? Наверное, не вспомню. Болтали обо всем на свете. Лишь об одном она деликатно не спрашивала: что со мной приключилось в полете? Хотя нет. Было еще одно, чем она не поинтересовалась – чем я занимаюсь? А может, ей было все равно? В конце концов, какая разница, если человек нравится. А то, что я ей понравился – точно! И ни при чем здесь мое самомнение. Не надо быть тонким психологом, чтобы почувствовать это. Станут с тобой иначе болтать о всякой всячине несколько часов кряду, как же. Никакая вежливость не заставит! А уж как она мне нравилась!..

И вот сейчас мы играли в магбол. Шел упорный розыгрыш мяча. Любава яростно нападала, а я, изображая невероятные трудности, защищался и наблюдал за ней. Невероятно хороша была она в спортивном азарте! Удачно отразив очередной удар, я заметил Лолу. Она стояла с краю площадки и наблюдала за игрой. Одетая в светлую брючную пару, тщательно причесанная, Лола, видно, уже собралась в дорогу. Нехорошо было задерживать гостеприимную хозяйку, и, поймав мяч, я остановил игру.

– Ну, ты что?! Выдохся?! – победно закричала Любава. Но, увидев Лолу, опустила ракетку. Спросила: – Уже улетаешь?

– Да, мне пора. Пришла проститься.

Ни я, ни Любава как-то не заметили, что уже начало смеркаться. Счастливое время быстролетно…

– Останешься или полетишь домой? – спросила Лола Любаву и почему-то перевела взгляд на меня. – Если останешься, я должна дать тебе некоторые наставления по дому…

– Спасибо, но я полечу домой. Пойдем, проводим тебя.

Любава взяла подругу под руку, и они пошли через сад к посадочной площадке. Я двинулся следом. В спокойном вечернем воздухе до меня долетали обрывки их негромкого разговора.

– …Ты же знаешь, бывать здесь он наотрез отказался… – говорила Лола.

– …Поражаюсь тебе! Целых два дня он уже на Земле, а ты!.. Я бы все бросила… – отвечала Любава.

– …В прошлый раз мы слегка поссорились. Пусть теперь потомится ожиданием…

Пребывая в эйфории, я не вникал в смысл доносившихся слов. Мысли мои были заняты совсем другим…

На площадке рядом с моим гравилетом стоял еще один. Обогнав женщин, я распахнул дверцу.

– Спасибо! – Лола села в кресло пилота. – До свидания, Вет. Надеюсь, мы еще не раз увидимся.

– Обязательно! Всего доброго.

– Ну, будь умницей. – Любава обняла подругу. – Навещать вас не стану. Если захочешь, вызывай меня дома. Когда вернешься?

– Не раньше, чем через месяц. Пока!

Мы помахали вслед удаляющемуся гравилету.

– После такой игры неплохо б искупаться. Догоняй! – Любава с места стрелой помчалась к бассейну.

– Ну, держись! – я кинулся за ней.

Конечно, я вызвался отвезти Любаву домой. Она не возражала. Улыбнувшись, кивнула и пошла в дом забирать вещи. Ожидая, я не стал даром терять времени, устроившись в гравилете перед экраном, набрал код родительского дома. На вызов подошел отец. Увидев меня, сделал суровое лицо и выразительно посмотрел на часы.

– Попозже ты объявиться не мог? Если думаешь, что мы не ложимся и ждем тебя – ошибаешься!

Тут только я сообразил, что у них уже глубокая ночь.

– Прости, пап… Хотел, вот, предупредить, что сегодня не прилечу… Может, и еще несколько дней тоже. Скажи маме…

– Нет уж!.. Сам завтра с ней объясняйся. Не успела тебя повидать, как уже удрал! Дела?

– Как тебе сказать… – я замялся.

– Ты ж занимался расследованием?

– Все прояснилось. Расскажу при встрече. А Терфа оказалась ни при чем…

– Ну-ну, – отец приблизился к экрану и, прищурив глаз, тихо спросил: – Как она?

– Во! – Я показал большой палец.

– Ладно, гуляй. Веселой ночи! А мое дело стариковское – пойду спать. Только с мамой завтра обязательно поговори: иначе обидится!

Он отключил связь.

Теперь оставалось главное: доложить о разговоре с Юлией Фрос и ее самоубийстве. В Управлении Службы космической безопасности сейчас был разгар дня, и поэтому я без колебаний вызвал начальника Криминального отдела. Бэр Рош Нард возник на экране почти тотчас.

– Да?! – коротко бросил он, не отрывая глаз от листка под рукой.

– Курсант четвертой ступени Академии Вет Эльм Ник, с докладом.

– А, это ты, – он помнил меня по прошлому году, когда вел нашу группу. – Что случилось, Вет?

Стараясь быть кратким, я доложил, умолчав лишь о своей версии причастности к этому делу Гэла Миза. Моя обязанность – сообщить факты.

Не расскажи я все это сейчас – пришлось бы давать объяснения потом: у Юлии остался включенным экран, и агенты Службы быстро бы выяснили с каким абонентом она говорила перед смертью.

– Почему так поздно докладываешь?

– Не в состоянии был сразу… – я потупился. – Потом не было условий…

– Бывает, – совсем не начальственным тоном произнес Нард. – Спасибо! Принял.

Он протянул руку, чтобы выключить экран, но вдруг спросил:

– Кстати, почему сообщаешь мне, а не начальнику практики? Кто у тебя?

– Старший следователь Альбин Фогг. Но он отстранил меня от расследования, и с Юлией Фрос я беседовал уже будучи на каникулах, по собственной инициативе.

Признаться, я порадовался, когда Бэр Нард понимающе кивнул.

– Ладно, отдыхай, раз каникулы.

Он выключил экран.

Погасил свой и я. Откинувшись на спинку кресла, блаженно потянулся. «Все! Теперь свобода, и можно предаваться всем удовольствиям мира!»

В сумерках на дорожке я разглядел Любаву. Распахнув дверцу, подал ей руку. Приятное тепло нежной ладони заставило затрепетать сердце.

Гравилет рванулся в потемневшее небо…