Спустя несколько дней Бренна отправилась в сопровождении Деймиана в восточную башню, чтобы найти Монтгомери и испросить его разращения прогуляться в город.

Во время ленча ей незаметно сунули записку от брата Гиффарда, назначившего ей встречу в городском соборе. Она придумала, что ей будто бы надо купить кое-какие принадлежности для своих занятий живописью, а еще зайти в собор, чтобы передать церкви свои картины на тему «Рождение Христа». Предлог был явно надуманным, поскольку они с этим старым хрычом епископом Хамфри терпеть не могли друг друга, но Монтгомери этого не знал.

Ей было больно, что надо спрашивать разрешения мужа сходить в город, но иначе было нельзя.

Приподняв юбки одного из новых платьев — из голубого шелка с разрезами на рукавах и на желтом чехле, — она стала спускаться вниз по лестнице. Она, наверное, выглядела бы неплохо, если бы не цепи.

Каждую ночь он освобождал ее от кандалов и доводил до исступления своими ласками, но днем, пока она занималась домашними делами, он опять надевал на нее цепи.

Это, конечно, ее раздражало, но сегодня при ней было отмщение: в деревянном футляре у нее были две миниатюры, на которых были изображены она и Монтгомери в минуты страсти. Бренна спрятала их между картинами религиозного содержания, предназначенных для передачи церкви. Миниатюры были значительно лучше тех, которые она написала раньше, так что она надеялась, что брат Гиффард сможет выручить за них неплохие деньги.

Их должно хватить на переезд в Италию.

Спустившись вниз, они прошли по узкому коридору, а потом еще по одной лестнице, которая вела в большую комнату, и попали в… хаос.

Монтгомери и двое его людей рылись в ящиках и опрокидывали столы и табуретки. По комнате, шурша крыльями и роняя перья, метался петух. Повсюду были разбросаны рубашки, халаты и нижнее белье — как уже чистое, так и приготовленное для стирки.

— Вы не должны этого делать, милорд! — кричала Дженнет. — Поймайте Роджера! Он напуган!

Роджер, любимый петух Дженнет, облетел прачечную и собирался опуститься на плечо Бренны, но был тут же схвачен одним из людей Монтгомери и выброшен в окно.

— Роджер! — закричала вслед напуганному петуху Дженнет. — Роджер! Вернись!

Но Роджер, отчаянно хлопая крыльями и роняя на землю красные и коричневые перья, полетел через поле с такой быстротой, словно за ним гнался дьявол.

— Ах! — Дженнет топнула ногой. — Смотрите, что вы наделали, милорд. Теперь я никогда не смогу его вернуть. А он был такой хорошей птичкой.

Посреди всего этого разгрома стоял Монтгомери с мечом в руках. На нем была простая голубая рубашка, штаны и сапоги. Одежда была, как всегда, идеально отутюжена, а сапоги начищены до невероятного блеска. С его плеча свисало какое-то женское белье — скорее всего жертва его битвы с петухом.

Бренна едва удержалась, чтобы не расхохотаться.

— Медведь, пойди и принеси обратно птицу этой хорошей женщины, — гаркнул Монтгомери, обращаясь к огромному однорукому мужчине с копной торчащих рыжих волос.

— Да, и поторопись! — пыхтела Дженнет, собирая разбросанные по комнате вещи. — Вся, моя работа насмарку. Подумать только!

Бросив злой взгляд на Дженнет, Медведь поспешил выйти, но было слышно, как он пробормотал:

— Подумаешь, какой-то драный петух.

— Мне надо с вами поговорить, милорд, — вмешалась Бренна, прежде чем Дженнет перевела дух и начала снова ругать Монтгомери. Прачка любила порядок, и она будет безутешна, если Бренне не удастся ее успокоить.

Если Монтгомери и дальше будет таким способом решать проблемы, все их хозяйство придет в полный беспорядок. Это всего лишь вопрос времени. Да и она после его возвращения стала плохо соображать. Так что причин достаточно, чтобы связаться со своим братом в Италии и заручиться его помощью. Она намеревалась спросить брата Гиффарда, почему он не отправил письмо в тот же день, когда они встречались. Каждый день ее пребывания в замке все больше привязывал ее к Монтгомери. Она уже начала с нетерпением ждать по вечерам встречи с ним, и к тому же у нее не было трав, которые могли предотвратить беременность.

Монтгомери обернулся и посмотрел на Бренну. Пот градом катился с его лба, и он во всех отношениях был похож на ожившего демона. Правда, впечатление портило свисавшее с его плеча женское белье.

— Если вы ищете мятежников, милорд, — сказала она, подавив улыбку, — они ушли.

Деймиан за ее спиной хихикнул.

Джеймс снял белье с плеча и грозно взглянул на Деймиана.

Бренна прикрыла рот ладонью. Если она будет смеяться над мужем, он не отпустит ее в город.

— Простите меня, милорд. Что именно вы надеетесь найти в прачечной вашего замка? — спросила она, меняя тактику. Она подняла с пола рубашку и сложила ее. Цепи звякнули, но тихо, ненавязчиво.

— Я ищу картины.

— Картины? — заинтересовалась она.

— Да.

Он подошел к ней ближе, чтобы только она могла его слышать.

— Из этой местности до Лондона дошла целая серия миниатюр, и король недоволен. На картинах король изображен в различных позах соития с разными придворными. Меня послали найти эти миниатюры и доставить художника в Лондон.

Страх навалился на Бренну. Она вспомнила, какой он учинил ей допрос после свадьбы. Его явно очень заботило содержание миниатюр, но она не понимала почему. Ей и в голову не могло прийти, что ими может заинтересоваться король. Она быстро нагнулась, чтобы поднять еще какие-нибудь вещи и чтобы он не увидел, как она покраснела.

Когда она еще девочкой побывала в Лондоне, она по возвращении сделала серию рискованных портретов короля, каким она его запомнила. Для нее это было средством излечиться от неприятных воспоминаний об этой поездке. Отчаянной мелкой местью за то, как ее унизила королева.

Пять из портретов были проданы, когда она впервые замыслила сбежать из башни, в которую ее заключил отец. С этого началась продажа эротических миниатюр. Последние две были спрятаны в ее комнате. Она побоялась продать их, после того как брат Гиффард рассказал ей, какой скандал они вызвали среди придворных дам. Она уже долгое время не вспоминала об этих миниатюрах.

Монтгомери смотрел на нее так пристально, что у нее начались спазмы в желудке. Он знал! Он что-то знал!

Деревянный футляр вдруг показался ей страшно тяжелым. Внутри, между религиозными картинами, были спрятаны две миниатюры. Они были гораздо более эротичными, чем те, на которых был изображен король. Но если их увидит ее муж, он сразу же поймет, что она была автором и миниатюр «Любовницы короля».

На прошлой неделе Монтгомери переехал в ее комнату и проверил все ее ящики и сундуки. Она спрятала свои миниатюры в тайнике под досками пола, но у нее почему-то сложилось впечатление, что, если он их случайно обнаружит, они ему понравятся. Она сможет заявить, что никогда прежде такого не делала, и это он вдохновил ее. Она не сомневалась, что он достаточно самонадеян, чтобы проглотить эту пилюлю. Но если его долг — найти «Любовниц короля» и он их найдет, она обречена.

Она сделала вид, будто закашлялась, чтобы скрыть свое смущение, и положила рубашку на стопку уже сложенных вещей.

Он похлопал ее по спине.

— Я надеюсь, что не слишком тебя шокировал после того, что было между нами, — шепнул он ей на ухо. — Ты здорова?

— Просто здесь пыльно и летают перья, — она еще пару раз кашлянула для убедительности и положила на верх стопки сложенные штаны.

— Понятно.

Он потрогал заткнутый за пояс l'occhio del diavolo.

Она вздрогнула, надеясь, что не покраснела. Пальцы, лежащие на лезвии, вызвали у нее воспоминания, о которых она предпочитала не думать. К тому же… на одной из миниатюр был изображен ее бритый лобок.

— Ты слышала об этих картинах? — настаивал он.

— Нет, — сказала Бренна, но поняла, что ответила слишком быстро, и улыбнулась.

— Миниатюры названы «Любовницы короля», — продолжал он. — Если бы не их содержание, они были бы совсем неплохими. Ты наверняка о них слышала.

— Я вам уже говорила, что собиралась стать монахиней. Мои картины все религиозного содержания, — продолжала она отрицать, подавив в себе эгоистичную радость по поводу того, что он похвалил миниатюры. Но возможно, он не разбирался в искусстве, и его мнение не стоит принимать в расчет. Впрочем, в мире, где ее больше ругали, чем хвалили, это было приятно.

Затаив дыхание, она подняла футляр, решив нагло отрицать его подозрения. Если он станет слишком внимательно проверять то, что в футляре, не успеет она оглянуться, как он отправит ее в Лондон к королю.

— Я хочу просить у вас разрешения отнести эти картины в городской собор. Один из монахов хочет на них взглянуть.

Она посмотрела на Дженнет, которая все еще что-то бормотала себе под нос и собирала в кучу разбросанные вещи, и на Деймиана, стоявшего возле двери. Не было никого, кто мог бы ей помочь, если случится непоправимое. Она даже не сможет убежать. На ней были цепи.

Вложив меч в ножны, Монтгомери кивнул Деймиану, чтобы тот вышел.

— Я пойду с тобой.

— O! — Она почувствовала облегчение оттого, что он не собирается проверять содержимое футляра, но ужаснулась, что он будет ее сопровождать. Деймиан никогда не заподозрил бы монаха. У Монтгомери вызвала бы подозрение его собственная мать.

— Ты очень бледна.

— Я… я не ожидала, что вы пойдете со мной. Ведь дело… чисто женское…

Он расправил плечи, отослав все еще остававшихся в комнате своих людей и предложил ей руку.

— Нам полезно побыть вдвоем… — «Где-нибудь помимо постели» — был невысказанный подтекст этого заявления, но ни он, ни она в этом не признались бы.

Сглотнув, она взяла мужа под руку. Цепь блеснула на голубом фоне рукава его камзола как напоминание о ее положении пленницы, а не жены. Она все же постарается хотя бы ненадолго остаться наедине с Гиффардом.

Деймиан, казалось, был рад тому, что его освободили от скучной обязанности охранять ее. Двое других мужчин почти не обращали на них внимания. Все трое вышли.

Когда они остались одни, Монтгомери наклонился и прошептал ей на ухо:

— На этих миниатюрах изображен фаллос короля.

Она чуть было не поперхнулась. Почему он не оставит эту тему?

— Мне нет дела до того, какие порочные картины вы разыскиваете! — воскликнула она и снова закашлялась, чтобы скрыть свою реакцию.

— Твоей сестре придется приготовить для тебя какой-нибудь отвар от кашля.

«А тебе придется перестать говорить о таких чудовищных вещах».

— Это всего лишь пыль.

— Разумеется, — он внимательно на нее посмотрел. Слишком внимательно. Она ускорила шаги, упорно глядя на ворота замка, маячившие впереди.

Ей было приятно ощущать под пальцами твердые и сильные мышцы Монтгомери, но было странно идти под руку рядом с ним. Обычно он тащил ее за собой, схватив за запястье.

Все же их брак не был формальным. Прошлой ночью он держал ее в своих объятиях, гладил живот и нежные лепестки ее женственности. И она хотела его. А сейчас она снова была в цепях и хотела сбежать от него.

Они прошли под опускной решеткой. Уиндроуз был расположен почти в центре порта, и мощеная мостовая кишела людьми и повозками. Вдоль внешней стены замка ютились хижины и лавчонки.

Некоторые прохожие с удивлением замечали ее кандалы, но спешили пройти мимо. Наверное, в своем красивом платье и железных цепях она представляла собой странное зрелище. Нелепое. Абсурдное. Однако до горожан уже наверняка дошли сплетай слуг об их необычном браке. Ей ничего не оставалось, как только высоко держать голову. Она скоро сбежит, и посмотрим, кто будет смеяться последним, думала Бренна.

— Король намерен судить художника за измену и повесить, — небрежно бросил Монтгомери.

Ей стало по-настоящему страшно, но она постаралась не сжать руку мужа, чтобы не выдать своего страха. Надо как можно скорее избавиться от тех двух миниатюр, которые лежат в футляре. Может, ей удастся передать их брату 'Гиффарду. Потом ей надо будет уничтожить другие две миниатюры из серии «Любовницы короля» и вообще все свидетельства того, что она была автором эротических картин.

— Ты что-то побледнела, жена? Тебе плохо?

— Простите меня, — спокойно ответила она, сорвав ветку с куста роз, росшего на обочине. — Как художнику мне представляется несправедливым, что из-за какой-то картины на куске холста можно объявить человека изменником и приговорить его к смертной казни.

Она надеялась, что это простое объяснение ее странного поведения будет достаточным. Все ее картины обнаженной натуры тоже были как бы вне закона, но нравы в то время были достаточно свободными, и на это закрывали глаза.

— Король был больше всего возмущен размером и формой своей плоти, какой его изобразил художник. — Их уже никто не мог услышать, поэтому Монтгомери перестал говорить шепотом. — Король предпочитает считать себя тараном, а не жалким неудачником, обделенным природой.

Господи помилуй! До чего доходит мужское самомнение! Она об этом не подумала. До тех пор пока она не увидела мужское достоинство своего мужа, она считала, что оно небольшое и довольно сморщенное. Так она и изображала его на своих картинах. Она вовсе не хотела высмеивать короля. Она пыталась изобразить пустую и непристойную жизнь королевского двора.

Она бросила ветку, выпрямила спину и крепко сжала ручку деревянного футляра.

— Я уверена, что не все мужчины наделены так же, как вы, так что король не должен чувствовать себя таким неуверенным в этом вопросе.

В глазах Монтгомери блеснул огонек, и она немного расслабилась. Она смело встретит это новое испытание, а свое будущее предоставит судьбе. Если только они не оторвут доски пола, никто не найдет «Любовниц короля», пока они в городе. А миниатюры, на которых она изобразила себя и Монтгомери, она постарается каким-либо образом передать брату Гиффарду, когда муж отвернется.

— Возможно, мужчине просто не нравится, когда из него делают посмешище, — возразил Монтгомери. — В последнее время у меня появился насчет этого кое-какой опыт.

Она сглотнула. Разговор зашел слишком далеко. Надо было что-то делать. Бренна широко ему улыбнулась и подняла руку, так чтобы солнечный свет упал на наручники.

— Так же, как женщинам, милорд.

Он на секунду задержал на ней взгляд, а потом накинул ей на плечи свой плащ.

Этот жест удивил ее. Плащ покрыл ее до самых пят, скрыв тем самым паутину цепей. Это было не бог весть какой милостью с его стороны, но она была рада, что ей не приходится идти по городу в кандалах, словно преступнице.

— Возможно, король слишком чувствителен и ему следует забыть прошлое, — сказала она, закутываясь в плащ.

— Не всегда разумно забывать о прошлом.

Монтгомери слегка помрачнел. Интересно, подумала Бренна, какие демоны кроются за этим его заявлением?

Какое-то время они шли молча. Они уже были в центре города. Появились вывески с изображениями то сапога, то корзинки с булками. В воздухе стоял аромат свежеиспеченного хлеба. Проходившие мимо них люди говорили то на валлийском, то на английском, а то и на французском и других языках, которые были ей незнакомы.

— Для будущего Англии было бы лучше, если бы правосудие было справедливым и одинаковым для всех, — сказала Бренна. — Наказание кажется мне крайне жестоким. Художник просто неверно изобразил пропорции. Любой человек мог ошибаться насчет королевского фаллоса.

Монтгомери рассмеялся.

— Королю совсем не понравилось, что он стал посмешищем двора. О нем шептались в будуарах дам и отпускали шуточки в публичных домах.

Огромная повозка с сеном прижала их к обочине. Какая-то женщина, высунувшись из окна второго этажа, что-то крикнула, и Бренна едва успела отскочить в сторону, прежде чем содержимое ночного горшка выплеснулось на улицу.

Бренна поморщилась. Быть запертой в башне и избежать необходимости иметь дело с таким количеством людей вдруг показалось ей немалым преимуществом. С другой стороны, именно то, что она чувствовала себя в своей башне в безопасности, привело к тому, что она решила, что может продавать миниатюры с изображением короля, не опасаясь последствий.

Они свернули к собору, возвышавшемуся над городом.

— Слух о том, что существуют еще две миниатюры из этой скандальной серии, сделали их еще более популярными, — продолжал Монтгомери. Он смотрел по сторонам на витрины магазинов, на дома и телеги, но она почувствовала, что его рука дрогнула. Или ей это показалось? — Говорят, что эти две миниатюры будут стоить более пяти тысяч фунтов.

Она чуть было не споткнулась.

— Пять тысяч фунтов!

Он удивленно поднял брови и обвел ее вокруг лужи.

— Что тебе известно об этом художнике, Бренна?

Силой воли Бренна заставила себя идти прямо к собору, к брату Гиффарду, а не броситься опрометью обратно в свою комнату и сжечь в камине эти миниатюры. Король, без сомнения, был взбешен. То, что преступное «дно» Лондона готово заплатить пять тысяч фунтов за изображение уродливого члена короля, заставит короля жестоко мстить. Ее безрассудство и глупость станут ее погибелью. Надо уничтожить оставшиеся две миниатюры до того, как их обнаружат. Или как можно скорее продать их, взять золото и сбежать.

— Миледи, — сказал Монтгомери, — да вы просто позеленели. Может, нам зайти в таверну и выпить по кружке эля?

— Да, милорд. Кружка эля не помешает.

Будет лучше, если она утолит жажду, прежде чем ее обмажут дегтем, обваляют в перьях и бросят в королевскую темницу.