Закон требовал, чтобы ее обвинили в измене, так же как ее отца.

Глаза Джеймса налились кровью. Он в ярости схватил жену за руку, потащил ее в спальню и швырнул на кровать. Его гордость была оскорблена и требовала отмщения, Ему даже послышался издевательский голос его отца: «Глупец! Ты слишком мягок, чтобы быть лидером. Ты недостойный сын».

Бренна упала, а Джеймс заставил себя разжать кулаки, чтобы не забить ее до смерти голыми руками.

Лезвие кинжала, которое торчало у него в груди, вибрировало, причиняя невыносимую боль. Он сделал глубокий вдох и отвел взгляд от девушки, чтобы не поддаться соблазну прямо сейчас обернуть этот кинжал против нее.

Резким движением он выдернул кинжал. По лезвию, а потом и по груди полилась кровь.

Девушка встала на колени прямо на кровати. Ее пальцы дрожали, но она смотрела на него с не меньшей яростью, чем он на нее.

Джеймс между тем решил, что пора сосредоточиться на своем долге перед королем.

«Молокосос». Отец опять его поддразнивал, обращаясь к той темной части его души, которая требовала немедленно перерезать ей горло, не задумываясь о последствиях. Пусть люди злословят, обвиняя его в том, что он убил свою невесту.

Усилием воли он заглушил голос отца. Ярость — это не самый лучший способ служить своей стране. Однако в сердцах его солдат поселится недоверие, если они решат, что Монтгомери не смог справиться с собственной женой. Он станет посмешищем армии, из Покорителя превратится в подкаблучника.

Он разжал руку, и кинжал упал на пол. А Джеймс медленными, нарочито размеренными движениями стал натягивать лосины, размышляя о том, что делать дальше. Ему казалось, что записка, в которой невеста приглашала его в их замок, была подсказана ее отцом. Теперь же понял, что и она была одним из ключевых игроков в заговоре против короля.

Если он привезет ее в Лондон, король прикажет ее пытать. Возможно даже, что ее бросят на растерзание солдатам. «Отдай ее своим людям, — подсказывал ему отец, — только слабак может позволить врагу умереть быстрой смертью».

Нет. Этого он не допустит.

Он расправится с ней здесь… Но не в спальне, иначе люди в этом замке, да и все мятежники Англии, сделают из нее жертву.

Приняв решение, он протянул руку к кровати. Бренна отползла назад, при этом ее огромное свадебное платье обмоталось вокруг ее тела.

Она опять не подчинилась, и ярость вспыхнула в нем с новой силой, затуманив сознание.

— Слезай с этой чертовой кровати, или я убью тебя прямо сейчас.

Жилка на шее Бренны бешено колотилась, но она, не отводя от него полного ненависти взгляда, не сдвинулась с места.

Он отступит. Он не поддастся ярости. Он выйдет во двор. А за измену расправится потом.

«Молокосос», — снова услышал он насмешливый голос отца.

Бренна настороженно наблюдала за тем, как Монтгомери застегивает пряжку кожаного пояса и обувает сапоги. Может, закричать? Или броситься на него с кулаками? Или бежать? Она чувствовала себя как собака, которую загнали в конуру.

— Что вы собираетесь сделать со мн…

Бренна похолодела, а слова застряли в горле, когда он встал и взглянул на нее. Его глаза уже не были голубыми.

Они были стального цвета, а в левом глазу светилось какое-то красное пятнышко.

Это был решительный взгляд. И мстительный.

Она поняла, что жизнь ее кончена. Возможно, он и не пырнет ее кинжалом, но все равно так или иначе казнит.

Это было его право, право Покорителя.

Ее охватила паника. Бренна вспомнила предупреждение Гвинет — он убил свою первую жену.

Она посмотрела на дверь, на окна, на гардероб, судорожно соображая, как сбежать. Грудь сжало так, что она почти не могла дышать. Ее загнали в угол. Бежать некуда.

— Твоя игра проиграна, — сказал он, словно прочитав ее мысли. Его рот был упрямо сжат. Он сделал шаг к кровати.

Не дав себе времени подумать, она ринулась вперед, чтобы бежать — бежать мимо него, бежать куда-нибудь, только не оставаться здесь. Но он, словно ожидая этого, схватил ее и приподнял так, что они оказались нос к носу.

— С этой минуты и до того момента, когда тебе отрубят голову, ты будешь получать по три удара плетью за каждую дерзость, которую ты себе позволишь. — Уголки его губ дергались, будто он еле сдерживал себя, чтобы не ударить ее. Будто боялся, что, если начнет ее бить, не сможет остановиться. — Я могу приказать содрать с тебя кожу и оставить умирать от ран, а могу покончить с тобой одним ударом топора по твоей шее.

У Бренны начали дрожать колени. В ее воображении холодный металл топора впивался ей в шею. Однако с показной храбростью, которой не было и в помине, она расправила плечи.

— Я не раскаиваюсь в том, что сделала.

— Будешь бита три раза.

Она разозлилась и вздернула подбородок.

— Делайте со мной что хотите, вам меня не запугать.

Он так сжал ее руку, что ей стало больно.

— Если тебе все равно, что будет с тобой, я могу приказать содрать кожу и с твоих сестер.

Горячие слезы хлынули из глаз Бренны, но прежде чем она успела подумать, что ответить, Монтгомери перекинул ее через плечо. Комната поплыла перед глазами. Его запах, который совсем недавно пьянил, сейчас ее напугал.

— Отпустите меня!

— Нет.

Она стала бить его кулаками по спине.

— Будешь бита шесть раз.

Она замерла. Нет смысла так глупо вести себя. Она встретит смерть достойно.

Монтгомери вышел из спальни и зашагал по коридору. Если рана, нанесенная ею, и беспокоила, его движения оставались твердыми и четкими.

Когда он спускался по лестнице, навстречу попался один из его людей.

Она вся сжалась от стыда, что ее увидят в таком неприличном положении.

— Милорд?

Мужчина был высокого роста, с толстыми руками и ногами, уродливым кривым носом и глубокой складкой между бровями. Он увидел кровоточащую рану на груди Монтгомери, молча кивнул и пошел вслед за ними. Словно тоже понимал, что должно произойти.

Монтгомери вышел во двор. Бренну ослепил солнечный свет. Она опустила голову, натянув на лицо расшитую жемчужинами вуаль, но постаралась все же что-то из-под нее увидеть.

Он медленно опустил ее на землю. Ноги дрожали так сильно, что она упала бы, если бы он не держал ее за плечи. Сквозь складки вуали она бросила взгляд на ворота замка. Может, ей удастся? Она затеряется в лесу…

— Если сбежишь, я сожгу твой замок дотла, — сказал он, словно опять читая ее мысли.

Ее передернуло.

Во дворе замка собралась толпа солдат, а за ней стояли слуги. Все смотрели на них, и Бренна почувствовала, как от ужаса у нее похолодела спина.

Монтгомери остановился так, чтобы слуги замка увидели рану на его груди, из которой сочилась кровь. Значит, так чувствуешь себя, когда смотришь в лицо смерти, подумала Бренна. Ледяной холод, от которого не перестают дрожать колени, даже когда печет солнце.

Девушка закрыла глаза. Она не будет плакать, не станет его умолять. Время, казалось, остановилось.

— Шевелись. Пошла вперед, — скомандовал он.

У стены замка на земле была навалена беспорядочная куча бревен, а рядом стояла большая колода, которую обычно использовали для колки дров. Возле колоды валялись два топора, и их серповидные лезвия сверкали на солнце. Огьер, главный дровосек замка, гордился тем, что топоры были всегда остро заточены. Бренна вздрогнула, припомнив, как он на ее глазах раскалывал бревно. «Дыши. Дыши», — приказывала она себе, но не получалось. По крайней мере глубоко. Дыхание было прерывистым и коротким, словно тело пыталось в панике вдохнуть в себя жизнь.

Или то, что от нее осталось.

Монтгомери толкнул ее вперед. Бренна споткнулась, и ей пришлось сделать несколько шажков, чтобы не упасть.

Обозлившись, она обернулась и сказала:

— Незачем пихать меня, словно свинью на бойню!

— Будешь бита девять раз.

Бренна замолчала, но внутри бушевала буря.

Монтгомери нажал на ее плечо, заставив опуститься на колени перед колодой, и поманил одного из своих людей.

Колени уперлись в землю. Свадебное платье было окончательно испорчено. К тому же расстегнулись пуговицы на рукавах, и манжеты вывалялись в грязи.

Она закрыла глаза, а когда открыла, то увидела, как какой-то человек всего в нескольких дюймах от ее лица забивает в колоду крюк. Каждый удар молотка отзывался в ее голове, как удар грома.

Бренна стиснула зубы, решив ни за что не поддаваться панике.

Толпа росла. С одного края она увидела их прачку Дженнет с корзиной белья. Она закрыла глаза, чтобы ничего не видеть, и прижала к ушам ладони.

Сильные мужские руки привязали сначала одну, а потом другую руку к крюку. Грубая пеньковая веревка обвилась вокруг ее рук симметричными кругами подобно экзотической змее, впиваясь в нежную кожу.

Отдельные голоса людей уже слились в настоящий рев. Ей хотелось заткнуть уши, но все усилия освободить руки были тщетны.

«Дыши. Дыши». Ей не хватало воздуха. Край колоды впивался в грудь, древесная пыль с ее поверхности забивалась в легкие.

За спиной она чувствовала присутствие Монтгомери. Его тело источало ярость подобно тому, как жар вырывается из раскаленной печи.

Тяжелое предчувствие сжимало грудь. «Отче наш, иже еси на небеси…»

Она закусила губу, чтобы не молить о пощаде.

«Да святится имя твое…»

Она чувствовала на себе взгляды многоликой толпы. По рукам и ногам побежали мурашки.

«Да будет воля твоя…»

Она вдруг прервала молитву, рассердившись на Бога за то, что он создал ее женщиной. Если бы она была мужчиной, то могла бы бороться и сама выбирать свою судьбу. Зачем ей Божья воля, если он создал ее женщиной?

Она вдруг услышала треск разрываемой ткани и почувствовала, что ее спине стало холодно. Она вздрогнула.

Оглянувшись, она увидела Монтгомери с кнутом в руках. Он стоял, расставив ноги, в одних лосинах, ремне и сапогах. По его груди стекала кровь. Взгляд был решительным.

В ужасе она потянула за веревку, которой была привязана к колоде, и попыталась встать с колен. Зачем они встали ему поперек дороги? Им же были известны и его репутация, и его положение Покорителя.

Какой это было глупостью — пытаться заколоть его кинжалом!

Толпа замерла, когда Монтгомери поднял кнут и движением руки заставил всех замолчать.

— Эта женщина совершила преступление. Она пошла против приказа короля и против воли Бога, напав на своего господина с целью убить его. Как королевский Покоритель, я приговариваю ее к публичной порке кнутом и обезглавливанию.

О Господи!

Бренна закрыла глаза, ожидая кнута. Она поклялась себе, что не станет просить о пощаде. Ни за что.

Толпа зашевелилась, одобряя наказание.

А потом кнут щелкнул по спине, и она уже ни о чем не могла думать.

Перед глазами заплясали черные точки. Кнут еще три раза просвистел в воздухе и каждый раз с поразительной точностью опускался на ее спину. Она вскрикнула и почувствовала, как из глаз потекли слезы. Бренна знала, что последует еще пять ударов кнутом. Ведь он обещал девять.

Пот выступил на верхней губе. Она немного сдвинулась в сторону, в ужасе ожидая следующий удар. Но больше она кричать не будет. Она не доставит ему такого удовольствия.

Но тут она услышала, как кнут с легким стуком ударился о землю.

Она обернулась.

Он подошел к ней, нагнулся и заставил положить голову на колоду. Она не сопротивлялась, а лишь вопросительно на него взглянула. Почему он остановился?

— Мне не нравится причинять боль. Но порядок есть порядок, и я сделал то, что было нужно.

Слезы застилали глаза, но девушка разглядела, что он больше не сердится. Его взгляд был по-прежнему суров, по красное пятнышко из левого глаза исчезло. Публичная порка и унижение, очевидно, закончились. И тут Бренна поняла, что он намерен ее казнить.

— Благодарю, — голос Бренны прозвучал хрипло, потому что во рту все пересохло.

Он, казалось, был поражен ее словами. Бренна почувствовала, что краснеет. Она сказала, что-то не то, не подумала. Если бы ее руки были свободны, она прикрыла бы ими рот.

Джеймс поднял с земли топор и провел пальцами по гладкой деревянной рукоятке, будто опасался, что, если не поторопится, у него совсем пропадет желание убивать ее.

— Милорд, — начала Бренна, судорожно пытаясь придумать, как ей отвести смертельный удар.

— Леди замка Уиндроуз, тебе предоставляется последнее слово.

Он поднял топор.

Из ее горла вырвался булькающий звук. Она открыла рот, чтобы заговорить, но не могла выговорить ни слова.

Сердце отчаянно билось. Секунды тянулись так, будто это были годы. Бренна ощущала щекой твердое прохладное дерево колоды. На срезе были видны четыре темных круга и несколько более светлых. Но все эти краски слились в единое расплывающееся пятно.

— Передайте моим сестрам, что я очень сожалею, — наконец удалось ей выдавить.

Потом она закрыла глаза и стала ждать. Обрывки странных мыслей проносились в голове. Интересно, она умрет сразу или ее голова, отделенная от тела, будет жить еще несколько секунд? А земля вокруг окрасится ее алой кровью? Найдут ли ее миниатюры? Может быть, это наказание за то, что она писала такое? За то, что хотела уйти в монастырь не из-за своих религиозных убеждений, а потому что хотела удовлетворить свои эгоистические амбиции?

— Джеймс! — услышала она голос из толпы. — Остановись! Ты не можешь убить ее.

Топор замер в воздухе прямо над ее шеей.

— Не трогай ее, брат. Это не твоя забота.

Бренна открыла глаза и увидела приближавшегося к ним огромного человека. Он был такого же роста, как Монтгомери, но у него были длинные, до плеч, волосы, а не такие стриженые, как у ее мужа. Она не могла видеть его лица. Он остановился рядом с Монтгомери.

— Она не виновата.

Монтгомери взглянул на свою грудь. Капли крови падали из раны на землю. Лосины были в красных пятнах крови. Это были свидетельства ее поступка.

— Ты здесь, чтобы принести мир и контролировать порт. Если ты ее убьешь, в замке могут начаться беспорядки.

— А если не убью, я не смогу спокойно спать.

— В таком случае брось ее в темницу, преврати в рабыню или отошли в монастырь.

В монастырь! В сердце Бренны затеплилась надежда.

— Отойди, брат. Я выполню свой долг. Это единственный способ сохранить мир.

Надежда умерла, не успев родиться. Она вздрогнула, увидев, что топор поднялся выше.

— Положение Покорителя затуманило твои мозги. Используй ее как ценное имущество, как залог.

Бренна повернула голову так, чтобы увидеть лицо Монтгомери и понять, не смягчился ли он. Она ломала голову, что бы такое сказать, чтобы повернуть спор братьев в свою пользу.

— Пожалуйста, милорд, — сказала она. — Сохраните мне жизнь, и я больше не буду воевать против вас.

Она нарушила свою клятву ни о чем не просить, но если она умрет, то не сможет помочь своей семье. Может быть, позже ей удастся его отравить. Говорят, что обман и яд — это оружие женщин. Но такими их сделали мужчины. Какой выбор остается женщине в этом мире мужской силы и мужских войн?

Монтгомери все еще стоял с поднятым топором.

— Отбросы и то стоят больше, чем твое слово.

Бренна сглотнула. Она не могла найти слов, чтобы опровергнуть его слова. Да и что можно сказать в свое оправдание? Прижавшись лбом к деревянной колоде, она закрыла глаза и снова начала молиться, несмотря на злость на Бога за то, что он создал ее женщиной. Монтгомери она просить больше ни за что не будет.

Он медленно опускал топор, пока лезвие не коснулось ее шеи. Прикосновение холодного металла пронзило ее до мозга костей.

Секунда шла за секундой.

Предчувствие сжало ей грудь, она не могла дышать. Бренна приоткрыла один глаз, разозлившись, что он тянет время, видимо, упиваясь ее положением. Внутри все было напряжено. Ее охватил страх. Если уж ей суждено быть женщиной, почему она не из тех, кто падает в обморок, теряя сознание?

— Черт побери! Чего ты тянешь? Давай! — крикнула она.

Топор соскользнул в сторону, оцарапав кожу. Ее напряженные до крайнего предела нервы восприняли это так, будто это был смертельный удар. Страшная боль будто обожгла шею.

На нее вдруг накатила новая волна страха. Неужели ему нравится смотреть, как ее голова отделяется от тела медленно, а не отскакивает сразу? В глазах у нее потемнело, шум толпы будто затих. Перед глазами все поплыло.

Может, она все же из тех женщин, которые падают в обморок?