Итак, он все же не намеревался целовать ее. Или намеревался? По его бесстрастному лицу ничего нельзя было понять. Как несправедливо, что он может читать ее мысли, а она его – нет!

– Почему тебя волнует, боюсь ли я лошадей? – Мейриона пыталась найти что-то, что могло бы ослабить напряжение, возникшее между ними.

Годрик пожал плечами:

– Меня волнует все, касающееся моей собственности. Мейриона сердито фыркнула, даже не пытаясь скрыть рвущийся наружу гнев.

– Убери руки.

– Нет. Мне нравится, когда ты близко.

– Самоуверенный наглец! Я не твоя собственность, чтобы ты мог забавляться со мной, когда тебе вздумается.

– Думаю, что так оно и есть.

Мейриона изогнулась, пытаясь освободиться от веревок, связывающих ее запястья.

– Варвар!

Годрик сердито нахмурился и отпустил ее.

– Ты не того боишься. Тебе скорее следует бояться хозяина, а не лошадь.

Сдув прядь золотистых волос с лица, Мейриона прищурилась.

– Я не боюсь тебя, – солгала она. Годрик медленно провел рукой по ее лицу.

– А следовало бы, – прошептал он, щекоча своим дыханием ее ухо. Его пальцы продолжали лениво блуждать по шее и остановились, лишь когда добрались до ее груди. Мускулы рук взбугрились под рубашкой. Грозный. Красивый. Обольстительный.

Страх поглотил ее, только это была не боязнь своего похитителя, а боязнь собственных запретных желаний.

– Прекрати, пожалуйста, – прошептала Мейриона.

Отпустив ее, Годрик вновь свистнул, и тут же из зарослей появился мальчишка, лет примерно девяти, с густыми рыжими волосами и веснушчатым лицом, ведя на поводу большого черного коня. Взяв повод, Годрик повел коня за собой.

– Не бойтесь, миледи.

Она выглянула из-за его широких плеч. Мальчик с любопытством смотрел на них, и рыцарь бросил ему монету.

– Можешь идти. Ты хорошо сделал свою работу. Мальчишка улыбнулся во весь рот и, кинув еще один любопытный взгляд на Мейриону, скрылся в зарослях.

Мейриона обернулась. Конь Годрика имел изящную стать арабского скакуна, но казался слишком крупным. Возможно, он не был чистокровным – бастард, как и его владелец. Шкура животного блестела в проникающем сквозь кроны деревьев свете, абсолютно черная, словно эбеновое дерево, и только ноги ярко белели на фоне зелени.

Неожиданно Мейриона почувствовала странную, необъяснимую ревность к тем узам, которые связывают мужчин и их коней. Разве будет мужчина так заботиться о своей женщине, как он заботится о своей лошади?

– Ну, иди же. – Годрик сделал ей знак подойти к лошади.

Мейриона проглотила комок и покачала головой, ей вдруг стало не хватать воздуха.

– Давай, девочка.

Боже! Она ведь рассказала ему о своих страхах, и он даже делал вид, что все понял… Ее колени задрожали.

Годрик набросил повод на ветку дерева и двинулся к ней, сердито хмуря брови, но Мейриона, сжавшись, отступила назад. Неужели он намеревается силой посадить ее на лошадь? Боже, только не это!

Ощутив приблизившийся жар его тела, она приоткрыла глаза.

– Я не могу.

– Можешь, и ты это сделаешь.

«Будь смелой, будь смелой», – приказывала она себе. Слезы, обжигая глаза, собирались под веками и готовы были вот-вот пролиться…

Годрик смахнул влагу с ее ресниц, его огрубевшая рука оказалась теплой и мягкой, а когда Мейриона судорожно вздохнула и заправила волосы за ухо, он прижался губами к ее все еще влажным ресницам. Она закрыла глаза, не в силах разобраться в бурлящих в душе чувствах. Почему он так добр к ней? Ей было легче, когда она могла считать его чудовищем.

– Мейриона! – Голос Годрика звучал спокойно и уверенно. – Разве ты не можешь довериться мне? Клянусь жизнью, никто не причинит тебе вреда, пока я с тобой.

Довериться ему? Мужчине, который похитил невесту из спальни в первую брачную ночь? Ее сердце билось, как барабан дикаря.

– Я не могу тебе доверять.

– Мейриона, – его тихий низкий голос вдруг охрип, став хмельным, словно сладкий мед, – ну хоть немного.

Она покачала головой.

Рука Годрика коснулась ее щеки.

– Со мной ты была в безопасности на скале, будешь в безопасности и на моей лошади.

Нижняя губа Мейрионы предательски дрогнула. В глубине его темно-синих глаз светилась такая нежность…

– Доверься мне.

Его присутствие манило больше, чем произносимые слова. Оно задевало душу.

– Ты не можешь идти пешком по лесу в такой одежде, и я не могу нести тебя весь путь.

– Это безумие, – пробормотала Мейриона себе под нос, пытаясь принять безупречную логику его слов.

– Я позабочусь о тебе, не бойся. – Он снова коснулся ее щеки. – Ну же! – Монтгомери слегка подтолкнул ее вперед, крепко держа за плечи.

Мейриона со страхом взглянула на огромного жеребца, ее ладони внезапно стали влажными.

– Смотри только на меня, – сказал Годрик, пытаясь отвлечь ее внимание.

Конь стоял неподвижно, спокойный и невозмутимый, как его хозяин.

– Ты готова?

Мейриона кивнула, впившись взглядом в косые шрамы на его лице. Наверняка человек, переживший кошмар, который оставил такие следы, сможет контролировать своего коня.

– Я подниму тебя и усажу в седло. Продолжай смотреть на меня.

Конь запрядал ушами, и Мейриона вздрогнула.

– Дыши медленно и глубоко.

Она не отрывала взгляда от Годрика, стараясь подавить заполнявшее ее чувство нарастающей паники. Святые угодники, ну почему она такая трусиха?

Годрик обхватил ладонями ее талию, и тотчас она стала невесомой, словно ребенок, поднятый сильными руками. Затем гладкая, твердая кожа седла оказалась под ней, и Мейриона вдруг осознала, что сидит боком на лошади.

Мститель сделал шаг в сторону, резко вскинув морду.

– Тпру!

Она ждала, когда на нее накатит знакомый страх, предчувствуя, что придется подавлять следующее за ним чувство тошноты.

– Смотри на меня и дыши глубже.

Мейриона посмотрела на него, замечая крошечные, улыбчивые морщинки вокруг глаз и щетину, темнеющую на подбородке. Он так красив! Теперь ей легче было не обращать внимания на свой страх.

Вставив ногу в стремя, Годрик с кошачьей грацией вскочил на коня и, подтянув Мейриону к себе, обхватил ее сильными, успокаивающими руками.

Мейриона медленно выдохнула. Всадник крепко и уверенно держал ее левой рукой, на правую были намотаны поводья.

– Все хорошо?

– Да, – ответила она, удивляясь тому, что это было правдой.

– Ты в безопасности.

Это не поддавалось объяснению, однако Мейриона действительно чувствовала себя в безопасности. Она уселась поудобнее и позволила себе немного расслабиться.

Пришпорив коня, Годрик направил его вперед на звуки веселого плеска реки. Валежник трещал под копытами, и казалось, не будет конца ни этому лесу, ни этим покачиваниям.

Бедра ее похитителя тесно прижимались к ее телу. Боже, ей срочно нужно в уборную! Мейриона вновь подвинулась.

Некоторое время они ехали молча, направляясь в неведомое будущее.

Мейриона заерзала на его колене, не в состоянии устроиться удобнее.

– Что ты собираешься со мной сделать, когда привезешь к себе домой?

Его рука напряглась.

– Я собираюсь жениться на тебе.

Она покачала головой, но не стала противоречить. Одна часть ее хотела, чтобы это было правдой, но только она никогда не сможет принадлежать Годрику, так же как и он ей. У нее есть семья и долг, которому она должна следовать, а о глупых мечтах нужно забыть.

Мейриона неловко вытянула руки:

– Ты не мог бы меня развязать? Он посмотрел на нее:

– Зачем? Чтобы ты опять ударила меня?

Девушка поджала губы. Разве может она желать Годрика? Он груб, неотесан, дик и… отвратителен.

Капля дождя упала ей на плечо, и ей снова нестерпимо захотелось облегчиться. Мейриона попыталась подвинуться: неловко было чувствовать его бедра на своих ягодицах.

– Как долго нам еще ехать?

– Осталось уже немного.

Дождь усилился, кругом стало холодно и сыро. Мейриона, раскачиваясь, изгибалась всем телом, но что-то твердое упиралось ей в ягодицы, не позволяя устроиться поудобнее.

Зло выдохнув, Годрик рявкнул:

– Черт побери! Если ты не хочешь, чтобы я через мгновение перестал быть человеком чести, сиди спокойно.

Мейриона отвернулась, чтобы он не мог видеть, как румянец заливает ее щеки.

– Ты мог взять меня силой раньше, – возразила она.

– Тем не менее не считай, что ты теперь в безопасности.

Она постаралась сидеть спокойно, и все ее ощущения сосредоточились внизу живота. Ей не удалось побывать в уборной со времени свадебного пира, и теперь выпитое вино плескалось внутри.

– Как скоро мы остановимся?

– Скоро.

Они выехали за границу ее владений, а Годрик, казалось, не замечал терзаний спутницы, которой очень хотелось сменить положение, но она не осмеливалась не то что подвинуться, даже пошевелиться.

Слабый дождик стихал и снова начинался легкими порывами. Удар каждой капли отзывался у нее внутри. Господи! Если бы ей удалось уединиться хоть на минуту.

Как она могла сказать ему о своем затруднительном положении? Благородные женщины не говорили о таких вещах. Если им необходимо было удалиться в уборную, они шли молча и сдержанно. Как же ей быть?

– Мы сегодня доберемся к тебе домой? – Голос громким эхом отразился в деревьях.

– Нет, – сказал он, и надежды на привал рухнули. Земля по-прежнему плыла под копытами коня, и каждое покачивание вызывало у Мейрионы сильные позывы, – казалось, она вот-вот лопнет.

– Когда мы остановимся? Монтгомери сердито нахмурил брови:

– Если ты хочешь узнать, когда можно будет попытаться сбежать, оставь даже мысль об этом.

О Боже, он неправильно истолковал ее вопрос. Пресвятая Дева Мария! А вдруг она не сможет больше терпеть? Какой стыд! Мысль была настолько ужасающа, что нельзя было даже предположить подобного.

О Боже, Боже!

– Мне… мне нужно… – Она запнулась, так как не могла заставить себя произнести эти слова. То, что ей было нужно, слишком низменно, слишком вульгарно.

– Что? – Раздражение делало его лаконичным. – Громче, леди, я вас не слышу.

– Мне нужно, то есть я должна… Его раздражение утихло.

– Тпру, Мститель.

Лошадь остановилась, и Годрик, соскочив с коня, снял ее с седла.

Благодарение святым угодникам!

– Наконец-то, – прошептала Мейриона, испытывая благодарность за то, что он избавил ее от унизительной просьбы.

Озорная улыбка появилась в уголках его губ.

– Я развяжу тебе запястья, если ты вновь назовешь меня «милорд».

Его тихий голос, почти шепот, был глубоким и обольстительным.

– Нет.

Он бросил взгляд на деревья, потом вновь посмотрел на нее.

Она же ничего не сможет, если запястья у нее будут связаны.

В загадочной глубине его темных синих глаз озорно танцевали мерцающие огоньки, и ей пришла в голову мысль, что он получает удовольствие, наблюдая, как она борется со своей гордостью. Гадкий, злой человек.

А что, если он не позволит ей облегчиться? Или… – она чуть не задохнулась, – что, если он собирается ей помогать?

– Я позволю тебе уединиться, если ты произнесешь это слово. – Его голос быль столь же чарующим, как луч солнечного света зимой.

Она покачала головой:

– Я не могу.

Назвать его милордом было равносильно предательству своей семьи. Возможно, нужда когда-нибудь ослабнет…

– Как хочешь.

Пожав плечами, Монтгомери схватил Мейриону за талию и вознамерился вновь усадить в седло.

О Боже! Она опозорит себя, если он опять взгромоздит ее на эту лошадь, так и не позволив уединиться.

– Прошу вас, пожалуйста, – захныкала она. Годрик остановился, выжидающе глядя на нее. На его губах появилась улыбка, он играл с ней как кошка с мышью.

Мейриона подняла голову. Он не имеет права смеяться над ней!

Внезапно она почувствовала острую боль между ногами. О Боже!

Опустив взгляд, чтобы не смотреть в его притягательные, сияющие полуночной синевой глаза, она рассматривала землю и пыталась думать о камнях, ветках и листьях. О чем угодно, кроме воды.

Годрик поднял ее подбородок:

– Посмотри на меня.

Мейриона бросила на него гневный взгляд.

– Милорд, – выпалила она, злясь на свое взбунтовавшееся тело. – Я вас ненавижу.