Порывистый ветер завывал в кронах деревьев; когда жеребец, спотыкаясь, пробирался через густой подлесок, листья глухо похрустывали под его подковами. Высокие папоротники касались босых ног Мейрионы, но, сидя боком на коленях у Годрика, она чувствовала себя достаточно удобно.

От него пахло выделанной кожей и дымом. Похолодало, и несколькими часами ранее он настоял, чтобы она надела его камзол. Мягкая черная кожа обволакивала ее мужским запахом, придавая ей чувство безопасности, зато рука, обхватившая ее талию, заставляла нервничать и ощущать себя пойманной птицей.

– Это правда, что тебя называют Драконом?

– Да.

Склонив голову, Мейриона изучающе смотрела на своего похитителя, пытаясь определить, действительно ли он совершал все те жестокости, о которых пели барды. Полуденное солнце придавало ему плутоватый вид. Короткая щетина трехдневной давности очерчивала щеки и верхнюю губу, но было очевидно, что обычно его лицо чисто выбрито. Крошечный шрам, более давний и менее заметный, чем остальные, тянувшийся ниже подбородка, вызывал в ней страх и любопытство.

– Эти шрамы остались у тебя от боев? Он пожал плечами:

– Можно сказать и так.

– Куда ты меня везешь?

– К себе домой.

Раздраженная его короткими ответами, Мейриона решила не продолжать разговор. Тем временем Годрик направил коня через лес вдоль реки, и Мейриона позволила себе расслабиться, изредка поглядывая вокруг.

Густой подлесок шелестел за их спинами, как вдруг она почувствовала, что чьи-то невидимые глаза наблюдают за ними, и вздрогнула.

Годрик повернулся и внимательно посмотрел на деревья.

– Кажется, я что-то слышал…

Мейриона прислушалась, но услышала лишь слезливое бормотание ручья и пронзительные трели крапивников.

– Вроде ничего подозрительного, – прошептала она.

– Может, заяц?

Конь перешагнул через упавший ствол, и Мейриона, качнувшись, положила голову на плечо Годрика, радуясь, что она сидит у него на коленях и ей нечего бояться, даже если вдруг у них на пути появится еще один кабан.

Еще некоторое время они ехали молча, и она продолжала смотреть на деревья, как вдруг шагах в трехстах около высокого дуба она заметила яркое багряное пятно. То был цвет любимого плаща брата. Мейриона затаила дыхание.

Годрик остановил коня и осмотрелся.

– Ты что-нибудь видела?

– Нет, – ответила она слишком быстро. Впрочем, она наверняка ошиблась. Откуда здесь взяться десятилетнему сводному брату…

Но ведь Демьен – единственный человек, имевший накидку такого ужасного цвета – багряную с синим отливом. Он и сам был таким же ярким и буйным. Мысль о возможном спасении захватила Мейриону, и она стала внимательно вглядываться в деревья. Нетерпение переполняло ее. Сколько же там всадников?

Годрик резко повернулся, следуя за ее взглядом. Кто там?

– Ничего, – солгала она, стараясь унять бешено колотившееся сердце.

Натянув поводья, Годрик развернул лошадь и осмотрел ближний лес.

– Кругом деревья…

– Это была птица, милорд, ничего больше. – Он внимательно посмотрел на нее, и, пытаясь скрыть ложь, Мейриона опустила глаза, но его взгляд заставил ее затрепетать. – Боюсь, там может быть еще один кабан…

Он склонился к ней и щетиной подбородка коснулся ее щеки.

– Тебе не нужно бояться лесного зверья, когда я рядом. А вот меня… Ну, что ты там видела?

– Одного человека, но… Скорее всего это была лишь яркая птица.

Годрик быстро достал кинжал из-за отворота сапога.

– Если кто-то вдруг появится, я убью его, и эта кровь будет на твоей совести.

Вот он, истинный Дракон, до сих пор скрывавшийся под добродушным видом. Меньше всего Мейрионе хотелось, чтобы между Годриком и солдатами ее отца произошла стычка. Если солдаты нападут, Демьен наверняка окажется в самом центре драки, и тогда шансов у тощего десятилетнего мальчика абсолютно никаких.

– Там никого не было.

Годрик резко кивнул и, пришпорив коня, галопом направил его на северо-восток. Бросив взгляд через плечо, Мейриона увидела мелькавшую вдалеке багряную накидку и тут же, закусив губу, заставила себя смотреть только вперед. Демьен был хорошим наездником, и, конечно же, он опередит всех, кто едет за ним.

Но если он подберется слишком близко, ей придется каким-то образом отвлечь внимание Годрика. Немного подумав, Мейриона вспомнила слова, которые Годрик произнес в спальне: «Ты слишком красива».

Она не однажды видела, как рыцарь перестает замечать окружающих, когда смазливая служанка бросает ему недвусмысленный взгляд. Некоторые мужчины, пытаясь завоевать внимание женщины, вообще теряли голову. Может ли она довести Годрика до состояния, когда он будет думать только о ней и забудет обо всем остальном? Раньше ей никогда не приходилось прибегать к маленьким женским хитростям, хотя Мейриона видела, как в тавернах простоволосые служанки заигрывали с заезжими рыцарями, с легкостью позволяя себе при всех целовать незнакомых мужчин.

Как поведет себя Годрик, если она поцелует его? Грешная, безнравственная мысль, но от предвкушения невероятного у нее засосало под ложечкой. Но разве она имеет на это право? Лучше уж придумать что-то другое.

Она вновь взглянула на лес, а потом, когда Годрик придержал коня, обернулась.

Демьен следовал за ними, и он был один! Глупый ребенок. Почему он не остался со всеми?

Она коснулась пальцами шрама на щеке Годрика, и он дернулся, словно от ожога.

– Милорд?

Позади, уже совсем близко, раздался топот копыт. Пресвятая Мария! Мейриона вскинула голову, и ее волосы рассыпались, высвободившись из пучка. Проведя пальцами по прядям, она расправила локоны, укрыв руки похитителя волной золотисто-каштановых завитков.

Натянув поводья и придержав коня, Годрик пустил его неспешным шагом, и тут Мейриона снова заметила брата. В ту же секунду раздалось тихое ржание его лошади.

Времени на раздумья не было, и Мейриона, приоткрыв пересохший рот, притянула Годрика к себе. Он вздрогнул, его глаза широко раскрылись, а через мгновение его губы обрушились на нее с силой неистовой бури. По ее телу прошла теплая волна. Его язык проник в ее рот, сливаясь с ее языком в старом, как время, танце. Подхваченная теплым штормом, Мейриона почувствовала головокружение. Его язык медленно прошелся по ее зубам, словно он хотел попробовать каждую ее частичку.

Через минуту Годрик отстранился: – Леди?

Она моргнула, не в силах собраться с мыслями.

– Леди, сейчас не время и не место.

Ее мысли стремительно понеслись куда-то. Снова в памяти всплыли разбитные прислужницы, которые после поцелуя продолжали как ни в чем не бывало квохтать, пользуясь своей женской властью, полностью сохраняя самообладание.

Но Мейриона нисколько не чувствовала себя могущественной, ей казалось, что земля ушла из-под ее ног и его руки были единственным, что не позволяло ей рассыпаться на миллион кусочков.

Она крепко прижалась к Годрику, сердце ее отчаянно забилось. Это должно было подействовать совсем по-другому. Страсть почему-то не ослепила Годрика – он был спокоен, сдержан и полностью владел собой, став еще более пугающим и опасным!

Но может быть, она все сделала неправильно? У нее совсем не было опыта…

Ради всех святых! О чем она думает? Что с братом?

Мейриона украдкой огляделась, но увидела только деревья.

Слава Богу, теперь ей не придется снова целовать своего похитителя!

Вскоре они выехали на дорогу, и, когда по сторонам замелькали дома, Годрик остановил жеребца под раскачивающимся знаком – грубым изображением кровати и ложки. Указатель мерно поскрипывал, грозя свалиться прямо на них.

Глаза Мейрионы широко раскрылись.

– Мы остановимся на постоялом дворе?

– Да, – произнес Годрик с тем же задумчивым видом, который появился у него после неожиданного поцелуя, и, спешившись, протянул к ней руки. – У нас осталось незаконченное дело.

Ее сердце екнуло, потому что его глаза вдруг вспыхнули голубым пламенем. Возможно, у нее мало опыта в отношениях с мужчинами, но она не могла ошибаться – в его взгляде ясно читалось вожделение. Он сказал ей, что лес неподходящее место, и вот теперь привез ее на постоялый двор.

– Мы не можем задерживаться здесь, – запротестовала она.

Годрик усмехнулся, в его взгляде читалась решимость, и Мейрионе показалось, что сердце сейчас выскочит из ее груди. Ей вспомнилась мать, спасающаяся от солдат-йоркистов. Она закрыла глаза, не позволяя видению стать отчетливым, но в памяти как на грех всплыл запах крови на бедрах матери. Какую глупость она совершила, поцеловав Годрика! Мужчины способны контролировать свою похоть не более чем дикие звери.

Мейриона судорожно вздохнула:

– Я буду сопротивляться.

– Если твой поцелуй был намеком, думаю, ты не станешь. – Он подмигнул ей.

Мейриона вспыхнула и отвела взгляд.

Крупные теплые ладони схватили ее за талию, и она соскользнула на землю, поросшую жесткой травой.

Хозяйским жестом Годрик поправил ее непослушные волосы и, крепко ухватив за запястье, потащил за собой к таверне.

Не желая подчиняться, Мейриона уперлась пятками в землю.

– Нет! Я не твоя рабыня!

Годрик сердито посмотрел на нее. Разве можно понять этих женщин? Накануне она все время возмущалась, но после поцелуя стала мягкой, как масло. Конечно, Мейриона устала, она голодна, и вот, когда он нашел кров, она вновь становится упрямой как мул.

В течение пяти лет ему не приходилось выбирать место для сна. Всему виной предательство Мейрионы. Часто это были грязные подвалы или сырые темницы. Его не должно волновать, что теперь эта девица думает о найденном им пристанище. Она просто-напросто избалованна. Что ж, придется ей на этот раз обойтись без мягкой пуховой перины.

Годрик покрепче сжал тонкое запястье, собираясь втащить Мейриону в харчевню, словно мешок с зерном, как вдруг его осенило.

– Черт возьми, я вовсе не собираюсь тебя насиловать. Для этого мне не пришлось бы искать постоялый двор.

Мейриона вспыхнула:

– Я подумала…

– Ты ошиблась. – Он обхватил ее за плечи, и она уже не сопротивлялась, когда он поднял ее на руки и, прижав к себе, внес внутрь обветшалой постройки.

Ее щеки все еще розовели, когда несколько минут спустя хозяйка повела их по лестнице наверх, в одну из немногочисленных комнат, где Годрик усадил Мейриону в кресло у небольшого каменного очага. Даже в его куртке она выглядела потрясающе. Желание сорвать с нее тонкую ночную сорочку и бросить ее на кровать будоражило его.

Но он не мог.

На самом деле это было частью его плана. У Годрика имелись документы, которые удостоверяли их помолвку – договор, почти столь же обязывающий, как и договор о женитьбе. Поскольку помолвка была разорвана силой, он был уверен, что и церковь, и король признают его право на невесту. Единственным препятствием был ее муж. Если Годрик лишит Мейриону девственности, его право будет закреплено и женитьба потеряет законную силу. Чтобы обеспечить будущее себе и дочери, он готов был пойти даже на это.

Мейриона поджала колени к груди и исподлобья посмотрела на него. Как бы ему хотелось увидеть эту маленькую пленницу обнаженной и распростертой на постели! Она миниатюрна, слаба и не сможет его остановить, если применить силу. Так почему же он этого не делает?

Мейриона одарила его мимолетной улыбкой, и Годрик ясно понял, почему он не хочет решать дело силой. Впервые за многие годы женщина смотрела на его покрытое шрамами лицо без отвращения. Мейриона была разгневана, испугана, смущена, высокомерна, но ни разу она не посмотрела на него так, словно он не был мужчиной.

Излишний напор может погасить пламя желания, а он хотел раздуть это пламя, превратив в костер страсти, чтобы ее глаза светились желанием к нему.

– Почему ты так на меня смотришь? – спросила Мейриона.

– Как?

– Словно пытаешься понять, что у меня в душе. Годрик улыбнулся:

– Просто думаю, как поскорее соблазнить тебя.

Он заметил, как ее щеки порозовели, и на душе у него потеплело. За этим смущением Годрик легко мог угадать неумело скрываемое желание.

– Пойду раздобуду что-нибудь поесть. Вернусь через час или около того, а ты попытайся поспать.

Закрыв дверь в комнату, Годрик запер ее снаружи, удивляясь собственной слабости. Судьба многих людей зависит от того, получит ли он в собственность Уайтстоун; так стоит ли рисковать будущим своих самых преданных людей ради того, чтобы завоевать сердце непостоянной, способной на предательство женщины? Он действовал как глупец, надеясь открыть ей ее собственную страстную натуру, вместо того чтобы взять ее здесь, сейчас и рассчитывая, что она сама захочет принадлежать ему.

Тяжелая дубовая дверь со стуком закрылась, замок щелкнул. Мейриона забралась в глубокое обшарпанное кресло и удобно свернулась калачиком.

Какое мрачное место. Помимо кресла, на котором она сидела, в полупустой комнате имелись лишь бугорчатая кровать, расшатанный стол и ржавый ночной горшок. От всего пахло плесенью. Унылый постоялый двор был таким же безрадостным, как и ее мысли. Сквозь узкое окошко просачивался свет вечернего солнца.

Устав сидеть, Мейриона, потянувшись, поднялась, растерла затекшие ноги и проследила за лучиком света, а потом стала исследовать окно. Может, попробовать выбраться через него? Она высунула голову наружу: во дворе кипела суматошная жизнь. Мейриона попыталась протиснуться дальше, но окно было слишком маленьким. Вздохнув, она посмотрела вниз. На доме не было балкона или даже выступа, на который можно было бы вскарабкаться. Даже если ей удастся пролезть в окно, она не сумеет добраться до земли.

Какая досада!

Лошади выглядывали из дверей конюшни, две собаки и жирный боров слонялись по двору. Бродившие повсюду курицы возмущенно раскудахтались, когда всадник в багряном плаще с капюшоном направил свою лошадь к конюшне.

Демьен! Мейриона вцепилась в подоконник и тяжело задышала. Она обвела взглядом двор, высматривая Годрика, но увидела лишь нескольких слуг и животных.

– Демьен! – позвала она громким шепотом. – Демьен!

Всадник откинул капюшон, обнажив копну непослушных черных волос, и посмотрел вверх. В угасающем свете дня стали видны такие же, как у Мейрионы, скулы и сверкающие зеленые глаза.

– Демьен! Я здесь.

Брат встретился с ней взглядом и ухмыльнулся одной стороной рта.

– Я знал, что найду тебя!

– Прошу, потише! – Мейриона подозрительно оглядела двор. – Где отец и его люди?

Демьен склонил голову набок и пожал плечами.

– Я здесь один.

Внутри у нее все похолодело.

– Один? Он кивнул.

– Я искал тебя всю ночь. Почему ты сбежала после свадьбы?

– Я вовсе не сбегала. Меня похитили!

Глаза Демьена округлились, в них зажглось любопытство.

– Похитили? Ты хочешь сказать, что тебя похитил тот человек, с которым ты ехала на лошади?

Мейриона вытерла влажные ладони о сорочку.

– Ради всех святых, Демьен! Выходит, отец даже не знает, где я?

Мальчик натянул повод, и лошадь поднялась на дыбы. Багряный плащ всколыхнулся на его плечах.

– Тебя похитил тот большой мужчина, которого ты целовала?

– Я целовала его, чтобы он не заметил тебя! – От волнения щеки Мейрионы запылали. Брат вел себя так, будто у них было полно времени. – Уезжай, пока он тебя не увидел. Скачи к отцу и расскажи, где я.

– Уехать? Ну уж нет! – Демьен так натянул поводья, что лошадь заржала и подалась назад. – Раз тебя похитили, я должен тебя спасти.

– Будь благоразумным, ты всего лишь мальчик. Иди и найди кого-нибудь, кто сможет мне помочь!

Пожав плечами, Демьен тронул лошадь, но тут же остановился и, откинув свой яркий плащ, указал на лежащий на коленях сверток из мешковины.

– Я взял дедушкин меч!

У Мейрионы перехватило дыхание.

– Будь осторожен, ты еще слишком мал для таких вещей. Смотри не выколи себе глаз.

– Лучше я выколю глаз твоему похитителю.

– Нет, Демьен! – Мейриона бросилась к двери и изо всех сил дернула ручку – все было бесполезно. Расстроившись, она вернулась обратно к окну. – Не вздумай напасть на него!

Демьен вытащил широкий меч.

– Вот, смотри! – Лицо мальчика озарила широкая победная улыбка.

Мейриона затаила дыхание.

Порыв ветра хлестнул по мечу, и сталь, описав широкую дугу, ударила Демьена по ноге. Его запястье неестественно вывернулось, и он взвизгнул. Оружие с грохотом упало на землю. Лошадь попятилась и, чтобы не упасть, Демьен вцепился ей в гриву.

– Ничего, это всего лишь царапина. – Он с некоторой тревогой посмотрел на проступившую в месте удара кровь, затем выпрямил плечи. – Все равно я могу ехать верхом, а ты не можешь.

Мейриона закрыла глаза и ухватилась за ставень. Внутри у нее все кипело от разочарования.

– Демьен, глупец, отправляйся за помощью!

Не слушая ее, брат спрыгнул с лошади и подобрал упавшее оружие. Засунув меч в длинные ножны, он, прихрамывая, подошел к окну. На лосинах расплывалось кровавое пятно.

Мейриона вытянула руку, словно желая хоть на мгновение коснуться его и убедиться, что с ним все в порядке.

– Пресвятая Дева Мария, твоя нога… Ты сильно порезался?

– Только слегка задело. Просто ноги затекли от езды.

Комок подступил к горлу Мейрионы. Демьен от рождения прихрамывал на одну ногу, но никогда не жаловался, даже тогда, когда отец обрушивал на него свой гнев, обвиняя ребенка в смерти матери. На самом деле он был для нее больше сыном, чем братом, и Мейриона стала для него единственным человеком, утешавшим его и защищавшим от суровой реальности жизни.

– Ты со мной обращаешься так, будто я все еще ребенок. А ведь мне уже одиннадцать…

«И ты слишком мал, чтобы разъезжать повсюду в одиночестве». Мейриона всегда обращалась с братом как с обычным мальчишкой, но сейчас пришло время открыть ему глаза.

– Ты калека, Демьен, и не можешь спасти меня от Годрика.

Мальчик возмущенно вздернул подбородок, его глаза гневно сверкнули.

– Я буду сражаться с ним, вот увидишь!

Дверные петли заскрипели, и сердце Мейрионы в страхе забилось.

– Годрик идет! Ради Бога, спрячься. – Негромко произнеся это предупреждение, она осторожно закрыла ставни.