Октябрь 2007

Началась суматоха – из-за двери доносились шарканье ног и приглушенные голоса. Мужчине, который был у меня в тот момент, не потребовалось ничего объяснять – он и так прекрасно понял, что происходит. Вскочив, он быстро натянул брюки. В тусклом свете лампы я заметила в его глазах стыд. Схватив остальную одежду, он прижал ее к голой груди и, держа в другой руке ботинки, выскочил в коридор.

– Ты чего сидишь? Прячемся! – удивилась одна из девушек, заглянув ко мне в комнату.

Я покачала головой и печально улыбнулась.

Она поняла, что я задумала, и уговаривать меня не стала, а развернулась и скрылась на лестнице. Я встала, плотнее запахнула блузку, одернула юбку и затянула завязки, а потом села в ожидании полицейских. Теперь такие облавы были обычным делом. Каждый раз, врываясь в бордель, полицейские, словно только что узнав о нашем существовании, стараются нас выманить. Но они никого не находят. Мы отлично умеем прятаться в укромных закутках, проникаем в самые незаметные трещины. Время от времени, когда полицейские все-таки кого-то хватают, то загоняют в фургоны и держат одну ночь взаперти, а на следующий день, заставив владельцев борделей раскошелиться, позволяют нам вернуться к работе.

Задержанных проституток выпускают, только если владелец борделя согласен внести за них залог, – по сравнению с выручкой, которую мы им делаем, это совсем немного. Однако залог прибавляется к нашему долгу, поэтому надежнее затаиться и переждать в каком-нибудь тайном убежище. Я неоднократно это проделывала, идя на все, чтобы меня не схватили во время облав.

Но на этот раз я решила дождаться полицию, чтобы узнать что-нибудь о моей дочке. Во мне крепла какая-то удивительная сила. Я устала, и пусть меня изобьют, пусть лишат пищи и воды или даже убьют – мне было все равно. Уже давно я держала язык за зубами, но сейчас мне хотелось знать, где моя Аша. Я привела ее в этот отвратительный мир и должна сделать ради нее хоть самую малость.

Я поднялась и выглянула в окно. Привычная суета снаружи стихла, жизнь замерла. Некоторые лавочники опустили ставни, другие оставили наполовину открытыми и поспешили спрятаться, пока полиция не добралась до них. Слонявшиеся по улице мужчины сбежали, словно боясь еще больше подмочить свою репутацию. Женщины, обычно заманивающие таких мужчин в бордель, уже сидели в полицейском фургоне, с мольбой глядя сквозь решетку наружу и уповая на чью-нибудь помощь.

– С тобой все в порядке?

Я обернулась. Голос был женский, ласковый и спокойный, но я никого не увидела. Я-то ждала полицейских – ждала, когда меня схватят за шею, вытолкают на улицу и затащат в фургон.

– С тобой все в порядке? – снова спросила она.

Одинокая лампочка потухла, и мы оказались в темноте. Женщина зажгла фонарик, но светила в пол. Ее силуэт двинулся ко мне. За ее спиной появился мужчина.

– Меня зовут Ромеш. Мы здесь, чтобы тебе помочь, – сказал он. Их лиц я разглядеть не могла.

– Ладно… хорошо, – послушно согласилась я.

– Мы заберем тебя отсюда, – сказала женщина, и я направилась за ними.

Я вдруг осознала, что за всю свою жизнь никогда не задавалась вопросом, куда меня ведут. Как и сейчас не спросила. Светлый кружок от фонарика на полу напомнил мне о светлячках, в детстве выводивших меня из леса. Кружок полз по ступенькам проржавевшей за годы лестницы, выхватывая из темноты засохшие струпья потрескавшейся краски. Затем мы прошли по вечно темным коридорам. Женщина подвела меня к двери, и желудок вдруг сжался в комок – мне показалось, будто я оставляю позади все, оставляю жизнь, которой жила столько лет.

Дверь открылась, и лучи дюжины фонариков, рассеяв темноту вокруг, ослепили нас.

– Погасите фонарики! – крикнули откуда-то издали.

Один за другим фонарики погасли, и я поняла, что сегодня полнолуние. Облака расступились, и луна светила прямо на меня. Я опустила глаза. Открытое пространство вокруг, внезапный прохладный ветерок, дующий мне в лицо, – все это настолько ошеломило меня, что дыхание перехватило. Я развернулась и рванулась было назад, но женщина держала меня за руку.

– Ты не понимаешь – мне надо вернуться, – сказала я ей, – я… я не могу…

– Не бойся, мы о тебе позаботимся, – прошептала она, положив руки мне на плечи. Мои слезы, похожие на утреннюю росу, капали ей на руки.

У нее была такая ласковая улыбка. Кого же она мне напоминала?

– Пойдем, – сказала женщина.

Сросшиеся брови, круглое лицо, а говоря, она будто буравила меня глазами. Она была похожа на… мемсагиб… на Тару. Вот только откуда бы той тут взяться? Я отбросила эту мысль, сказав себе, что происходящее совсем сбило меня с толку и я утратила способность мыслить трезво. Женщина оглянулась, и я вдруг поняла, что неотрывно смотрю на нее. Я отвела взгляд. А когда вновь посмотрела, в глазах у нее блестели слезы.

– Мукта? – прошептала она.

Этим именем меня уже очень давно никто не называл. Я смотрела на ее лицо и ждала, что она скажет еще что-нибудь. Своего имени она не назвала. Да и не требовалось. Я его знала. Я знала, но слова покинули меня. Я всхлипнула, а она улыбнулась сквозь слезы и обхватила меня руками. Я словно перенеслась в прошлое, когда ее прикосновения и ее доброта излечили мою боль.

– Я так долго тебя искала!

Вокруг все стихло, окружающие не сводили с нас глаз. Потом я высвободилась из ее объятий.

– Мне нужно возвращаться. Я не могу пойти с тобой. – Голос задрожал, и я всхлипнула. – У них моя дочь. Я должна ее найти.

– Знаю, – прошептала она, заправив мне за ухо прядь волос. – Аша у меня.

Я думала, что ослышалась.

– Аша… Мне нужно ее найти, – повторила я.

– Мукта, мы ее нашли. – Она сжала мне плечи и взглянула прямо в глаза. – Она у меня!

Я смотрела на нее и знала, что это правда. Перед глазами все поплыло, я словно была не в состоянии вместить столько счастья. Будто бы счастье было не для меня. Я опустилась на колени, а она присела рядом.

Мне столько вопросов хотелось задать, столько ответов услышать, но вместо этого я лишь изумленно глазела на нее. Чтобы заслужить это, я, наверное, совершила что-то очень хорошее.

– Мукта, Мукта! – Тара встряхнула меня. – Пора идти. Ты же хочешь снова увидеть Ашу?

– Да, да! Как она? Хорошо ест? Перед тем как они забрали ее у меня, она отказывалась от еды…

– Да, не волнуйся. Мы отвезем тебя к ней. – Она улыбнулась и снова обняла меня.

Казалось, до Мумбаи мы летели целую вечность. Тара всю дорогу болтала о Разе, бывшем уличном бандите, который как-то давно поймал ее на улице и задал трепку – и о том, как он помогал ей меня искать. Тара сказала, что из-за работы ему пришлось остаться в Калькутте. Я спросила, вспоминает ли меня Аша.

– Постоянно вспоминает! То и дело!

Я так долго ждала встречи с дочкой, что сейчас меня не пугали даже проплывающие мимо облака. И у меня совершенно выскочило из головы, что я всегда мечтала полетать на самолете. С тех самых пор, как Арун-сагиб рассказывал о своих путешествиях, мне тоже хотелось взлететь повыше над землей. Но сейчас все это не производило на меня никакого впечатления. От аэропорта до дома было недалеко, однако я совершенно извелась – мне не терпелось увидеть Ашу, и я боялась, что на ее долю выпали ужасные испытания.

Квартира совсем не изменилась. В коридорах здесь до сих пор звучало эхо песен, которые мы когда-то пели, и я вновь почувствовала себя десятилетней девочкой. Сколько же воды утекло с тех времен! В углах этого дома прятались отголоски нашего смеха, на кухне в нос ударил запах прошлого, а дерево за окном призналось, что совсем заждалось меня. Я посмотрела на Тару – та остановилась в дверях, с интересом наблюдая за мной.

– Долго? – спросила я.

– Что?

– Долго ты меня разыскивала?

– Три года.

– Выходит, ты не замужем? – удивилась я.

Она покачала головой и улыбнулась.

– Но чуть было не вышла.

Усталость волной набежала на ее лицо, и оно потемнело, как темнеет от набегающей на него воды песок. Похоже, она научилась прятать страдание внутри, но от меня оно не укрылось – за столько лет я видела боль и похуже. Искать меня, вникать в жизнь проституток – не такой судьбы я желала для нее. Ведь я жила этой жизнью прежде всего потому, что таково было мое предназначение.

– А я представляла, что у тебя семья, дети и вообще, что ты счастливее меня, – сказала я, теребя край сари.

– А я сейчас счастлива. – Она улыбнулась и, взяв меня за руку, подвела к шкафу, откуда достала стопку отглаженной одежды. – Вообще-то, – сказала она, протянув мне одежду, – у нас будет море времени, чтобы об этом поговорить. А сейчас не хочешь переодеться? Навин повел Ашу с Роханом в парк, но они скоро вернутся. У Навина есть сын, Рохан, и Аша очень привязалась к нему. Они так сдружились – совсем как мы с Навином в детстве. Да ты сама увидишь!

Вскоре до меня донесся смех моей крошки. Я выглянула из квартиры и увидела ее. В новой одежде, она держала за руку маленького мальчика, и дети с упоением болтали. Заметив меня, она остановилась и замерла, а потом отпустила руку мальчика и бросилась по коридору ко мне.

– Амма! – пронзительно закричала она. Я наклонилась и протянула руки. От нее пахло ветром, свежим и живым, и я вновь ощутила ее влажное дыхание на моей шее. За долгие месяцы оно успело превратиться в зыбкое воспоминание.

– Они меня больше не заберут? – Ее губы дрожали.

– Нет, нет… – засмеялась я сквозь слезы и крепче обняла ее.

Аша заснула, а мы с Тарой разговаривали, прямо как в детстве, словно никогда не разлучались. Мы сидели на полу со стаканами горячего чая в руках, а за окном шумел город.

– Помнишь, я как-то сочинила стихотворение? – спросила я.

– Это когда я тебя высмеяла? Да, – ответила она и запела под аккомпанемент сверчков:

– Когда ты это поешь, звучит немного странно. – Я хихикнула.

– Ты же сама это сочинила!

Я расхохоталась, а следом засмеялась и она.

– Когда меня запирали в темной тесной каморке, я столько раз тебя вспоминала! Я всегда знала – это ты придешь меня освободить.

Она наклонилась и погладила меня по руке.

– Я так долго тебя искала! Мне так хотелось снова держать тебя за руку… Я как будто сплю сейчас… Ты словно… словно…

– Привидение? – спросила я.

Мы снова рассмеялись, тотчас же забыв о невзгодах, но на глазах у Тары вдруг блеснули слезы.

– Той ночью мне надо было закричать, разбудить папу и соседей – остановить того человека, похитителя. Мне следовало… – Она осеклась.

– Тсс, – сказала я, – я же видела, как ты перепугалась. Я видела твое лицо, когда он схватил меня. Ты и не могла ничего сделать. И если бы отважилась, он мог ударить тебя или даже забрать с собой. К тому же ты была совсем ребенком…

– Но ведь и ты тоже! Ты этого не заслужила…

Больше она ничего не сказала и только шмыгала носом. Мы немного помолчали.

– А ты говоришь как-то иначе, – нарушила я молчание. – Как иностранцы, которые у меня бывали. Мне рассказывали, что ты какое-то время жила за границей.

– Да, в Америке. – Она вытерла слезы. – Папа увез меня после того, как ааи погибла, а тебя…

– Да, мне Эндрю рассказывал. Тебе там нравилось?

Она на секунду задумалась.

– И да и нет.

Тара рассказала, как после переезда в Америку страдал ее папа, как сперва даже друзья казались ей чужими.

– Тогда я начала читать книги и убедилась, что ты была права.

– В смысле?

– Книги лучше, чем мир, в котором мы живем.

Вспомнив об этом, я улыбнулась. Как давно я не брала в руки книгу и не обсуждала ее с Тарой.

– Может, я возьму для тебя что-нибудь в библиотеке? – предложила Тара.

– Давай, только не сейчас. Так что там с замужеством? Ты так и не встретила никого подходящего?

– Ты прямо как моя подруга Элиза – той тоже не терпится меня сосватать.

– Хм-м. Можно же за тебя помечтать, если уж мне не суждено. Мне так хотелось для тебя счастья.

Она отмахнулась, но глаза ее все еще влажно блестели. Тара рассказала мне о жизни за границей, про Элизу, с которой они сдружились, о том, как она познакомилась с Брайаном и как сагиб наложил на себя руки. Рассказывая о папе, она плакала, и я вспомнила, что она всегда была очень привязана к нему.

– Почему ты вдруг решила меня разыскать? – спросила я.

– Сначала тебя искал папа, а потом я нашла у него в столе документы.

– Зачем искал?

Она вздохнула и посмотрела в окно.

– Мы – и я, и папа – вообще много чего натворили.

– Почему? Для меня вы сделали намного больше, чем кто бы то ни было.

Тара пристально посмотрела на меня.

– Я должна тебе кое-что рассказать, но не сейчас. Оставим это на потом. Теперь тебе, наверное, пора отдохнуть.

О моей жизни она не расспрашивала, видимо догадываясь, что воспоминания у меня чересчур горькие, однако я рассказала ей о Сандживе, о Сильвии, такой отзывчивой и всегда готовой помочь, о том, как родилась Аша, и эти счастливые воспоминания приглушили печаль.

– А помнишь, – проговорила она, – наши обещания, что всегда будем вместе, даже если я выйду замуж и уеду?

– Да, и планировалось, что к настоящему моменту у тебя будет двое детей, не меньше, – напомнила я ей. Тара тихо рассмеялась, и я надеялась, что плакать она больше не станет.

Мне хотелось верить, что жизнь, в которую я вернулась, не развеется, словно дым.

Спустя две недели после моего возвращения в этот мир зазвонил телефон. Я протирала пыль в библиотеке и как раз листала какую-то книгу, когда на пороге появилась Тара.

– Помнишь, мы с тобой ходили в больницу на медосмотр? Доктор хочет обсудить с нами результаты анализов.

По дороге в больницу Тара почти не разговаривала. Сидя в такси, она сжимала и разжимала кулаки и нервно улыбалась мне. Меня тянуло рассказать ей о моем диагнозе – я знала, что меня мучает та же болезнь, от которой страдала моя мама, но не желала расстраивать Тару. Я ехала в больницу, храня диагноз в тайне. Приехав, мы сели на скамью перед кабинетом доктора, и я сказала Таре, что не верю своему счастью. Чем я заслужила все это? Ведь мне выпал шанс начать новую жизнь. В этот момент из кабинета вышел доктор. Он отвел Тару в сторону и что-то сказал ей. Ее лицо исказила боль – так на небо перед бурей набегают тучи. Тара обессиленно привалилась к стене, словно ее тело вдруг потяжелело.

Врач пригласил меня в кабинет и предложил присесть.

– У вас часто поднимается температура? Не жалуетесь ли вы на аппетит? – спросил врач, усевшись на стул рядом со мной.

– Да, бывает, меня несколько дней подряд лихорадит и есть не хочется. Я… я знаю, что больна. Мне говорили, – ответила я доктору, но смотрела при этом на Тару.

– Вам известно, что вы ВИЧ-инфицированы? – спросил врач.

Я кивнула.

– Несколько лет назад мне сказал об этом доктор в больнице. А одна женщина из соцслужбы доставала мне лекарства.

– Сейчас появилось очень много подделок. Вы помните, как называлось то лекаство, которое вы принимали? – поинтересовался он.

Я покачала головой:

– Они не говорили. Мне просто давали таблетки, а я их принимала.

– Буду с вами откровенен, против ВИЧ-инфекции лекарства не существует. Однако определенные препараты позволяют продлить жизнь и улучшить самочувствие. Пока болезнь не прогрессирует, однако вынужден вас предупредить – она может развиваться. Конечная стадия инфекции называется СПИД, и в этом случае… – Врач не договорил, и я почувствовала, что этими невысказанными словами он вынес мне приговор.

– Так что происходит, если заболеваешь СПИДом? – спросила я, переводя взгляд с доктора на Тару, опустившуюся рядом со мной на колени.

– Не волнуйся, – прошептала мне Тара, – мы все сделаем, чтобы остановить болезнь. Правда, доктор?

Врач неохотно кивнул, после чего выписал рецепт и выдал мне инструкцию, в которой рассказывалось, как мне следует вести себя. Из больницы мы с Тарой вышли молча, словно наше упрямое молчание было залогом лучших времен.