При Сталине югославского «отца народов» Иосипа Броз Тито советская пресса вдруг объявила вождем фашистской клики. И это несмотря на то, что он во главе партизанской армии дрался с гитлеровцами. Невзлюбил Иосиф Виссарионович своего тезку Иосипа Франьовича. Однако после смерти Сталина Хрущев вдруг помирился с Тито. Переход опять был столь резким и необъяснимым, что это даже нашло отражение в советском фольклоре. Появился следующий анекдот. Тито приезжает в СССР. На обочине трассы, по которой движется кортеж, стоят трудящиеся с приветственными плакатами. На них написано: «Да здравствует, клика Тито!».

 

Догнать и перегнать Британию

Шутки шутками, но из конфликта двух отцов народов выросли в конечном счете весьма своеобразные экономические реформы. Послевоенное развитие Югославии оказалось весьма специфичным. Это была единственная страна в Европе, сформировавшая хозяйственную систему, качественным образом отличавшуюся как от западного капитализма, так и от экономики советского типа, установленной во всех государствах, оказавшихся в политической зависимости от СССР. Несмотря на то что в Югославии у власти стояли коммунисты, страна не удовлетворялась догмами и искала своеобразный третий путь.

Начало становления послевоенной экономики, однако, не предвещало никакого ревизионизма. Освободившие страну партизаны, несмотря на формально резкий разрыв с существовавшим в межвоенный период югославским королевством, на практике лишь развили ту этатистскую линию, которая наметилась еще в 30-х гг.

И без того значительный по размеру госсектор быстро разросся до масштабов всей не очень-то крупной национальной индустрии. Уже в 1946 г. 82% промышленности находилось в руках государства. Такая впечатляющая скорость преобразований определялась тем, что коммунистическая революция в Югославии совпадала с национально-освободительной борьбой. Предприятия, в значительной степени принадлежавшие немецкому и итальянскому капиталу, а также местным коллаборационистам, конфисковали у врага и тут же превратили в государственное имущество. Сопротивляться этому в крестьянской стране слаборазвитого капитализма было практически некому.

Расширение объема госсобственности полностью соответствовало взглядам пришедшей к власти партизанской верхушки. Нельзя сказать, что югославские коммунисты по своему менталитету чем-то принципиально отличались от коммунистов других стран. Догмы у всех были одинаковые, а потому попытки установить директивную хозяйственную систему, основанную в значительной степени на принудительном труде, были свойственны югославам не в меньшей (а возможно, и в большей) степени, чем их соседям по Центральной и Восточной Европе.

Например, хорват Андрийя Хебранг выдвинул идею пятилетнего плана ускоренной индустриализации, основанной на опыте сталинских пятилеток. А один из лидеров югославских коммунистов Милован Джилас в 1948 г. написал статью, в которой хвастался, что через десять лет Югославия догонит Британию по объему промышленного и сельскохозяйственного производства.

Вряд ли являлся исключением из общего правила и лидер югославских коммунистов Иосип Броз Тито. Нет оснований говорить о том, что у него до начала 50-х гг. были какие-то умеренно либеральные взгляды, или о том, что он был человеком ответственным, мало склонным к общему коммунистическому авантюризму. Так, например, в мае 1945 г. он готов был спровоцировать третью мировую войну, идя на острый конфликт с итальянцами из-за Триеста.

 

Стрельба из портсигара

Иосип Броз (впоследствии прозванный Тито), родившийся в 1892 г. в простой хорватской крестьянской семье (по матери он был словенцем), не получивший толком никакого образования и перепробовавший массу профессий, прежде чем стать профессиональным революционером, являлся типичным порождением эпохи, поднимавшей из грязи в князи множество людей. Иосип, правда, в молодости успел постранствовать, побывав в поисках куска хлеба в Чехии, Австрии и Германии, а после пленения на войне — еще и в России. Он выучил ряд иностранных языков (говорил на русском, чешском, немецком, киргизском, английском, читал на французском и итальянском), но тем не менее оставался политиком, сравнительно плохо подготовленным для управления государством.

Говорят, что он очень любил раздавать всем поручения и именно за это получил свою партийную кличку: ты, мол, сделай то, ты — то, а ты — то (Tito). Однако умело управлять и раздавать поручения — это все же две разные вещи.

До поры до времени Тито был сильно зависим от советской России. Он работал в Коминтерне, а примерно к началу Второй мировой войны стал секретарем компартии Югославии. Даже жена у него была русской. Пелагею Белоусову он нашел в Сибири во время пребывания в плену. Впрочем, она бросила мужа после того, как тот угодил в тюрьму, где вынужден был провести целых пять лет. Обретя свободу и не обнаружив рядом супруги, Тито таким образом оказался независим как от властей, так и от семейных уз. В дальнейшем у него были разные женщины. Возможно, легкость завязывания отношений приучала его постепенно и к вольности политической жизни.

Однако реформатором он все же оказался не собственной волей и даже не волей бросившей его жены, а благодаря тем историческим обстоятельствам, которые определили особый югославский путь экономического и политического развития.

Корни югославской специфики уходят во времена Второй мировой войны и даже дальше. Многолетняя вражда между сербами и хорватами раздирала на части Югославию. Во всех возможных бедах эти народы винили не объективные обстоятельства, не хозяйственную отсталость страны, а исключительно друг друга. Когда началась фашистская оккупация, усташи — хорватские националисты — устроили ужасающую резню сербов. Те, по возможности, отвечали им тем же. Не обходилось дело, естественно, и без зверств в отношении мусульман. В общем, на фоне подобных межэтнических отношений трудно было говорить об освобождении страны. Тито, который, несмотря на свой высокий пост в компартии, был к началу войны малоизвестным человеком, в какой-то момент понял важность преодоления внутренних распрей. Такой подход в конечном счете обеспечил его превращение из скромного функционера в маршала, освободителя и фактического национального лидера.

Постепенно во время войны на территории Югославии под руководством Тито сформировалось мощное партизанское движение. Оно сражалось не только с немцами и итальянцами, но также с сербскими националистами — четниками. В какой-то момент даже британскому премьеру Уинстону Черчиллю (не говоря уж о Сталине) стало ясно, что ставку на Балканах следует делать на партизан как на реальную силу, пользующуюся широкой народной поддержкой.

Когда Тито и Черчилль впервые встретились для переговоров, дело чуть не закончилось трагически. Маршал настаивал на том, чтобы после войны чуть ли не вся северо-восточная Италия отошла под югославский контроль. Черчилль охлаждал его пыл. В какой-то момент британский премьер увидел, что находится в окружении двух титовских телохранителей с автоматами. И тут ему вздумалось пошутить. Черчилль нацелил на Тито свой золотой портсигар размером примерно с револьвер. К счастью, маршал успел рассмеяться и разрядить тем самым обстановку до того, как партизаны нажали на спусковые крючки.

 

Как поссорились Иосиф Виссарионович с Иосипом Франьовичем

Партизаны оказались способны в 1943-1944 гг. освободить и держать под своим контролем значительные территории, состоявшие из мелких самоуправляющихся общин и предприятий. Важно отметить, что такого рода система самоуправления была не столь уж новой для южных славян. Она представляла собой своеобразный возврат к задруге — чрезвычайно прочной и долгое время сохранявшейся, несмотря на попытки модернизации, исторической форме общины. Через некоторое время задруга одержала фактическую победу над не слишком долго утверждавшейся в Югославии системой государственного централизма.

Когда война окончилась и партизаны во главе с Тито пришли к власти на всей территории Югославии, страна, естественно, имела своеобразное «моральное право» оставаться независимой от Москвы, поскольку советская армия сыграла в этом регионе несоизмеримо меньшую роль, чем, скажем, в Центральной Европе.

Сталин с данным положением не соглашался, а потому Тито был вскоре объявлен ревизионистом. Для устранения ревизионизма в СССР готовились покушения на Тито, а также (согласно некоторым западным оценкам) планировалось даже вооруженное вторжение на территорию Югославии.

«Ревизионисту» пришлось реагировать адекватным образом. «Ясно, что в условиях "отлучения" Тито от коммунизма, — отмечал известный специалист по Югославии профессор Сергей Васильев, — его режим мог сохранить легитимность, лишь обвинив в "ереси" Сталина. А поставив в вину Сталину грехи этатизма и бюрократического социализма, необходимо было самим отказаться от административной системы». Этот отказ облегчался еще и тем, что самоуправляющиеся общины и предприятия не требовалось создавать в Югославии искусственно, поскольку они во многих местах существовали со времени войны. Опыт лишь требовалось расширить до масштабов всей экономики.

Легенда (очевидно, в значительной степени отражающая действительность) о том, как возникла югославская система самоуправления и какую роль играли в построении нового общества отцы-основатели рыночного социализма, выглядит следующим образом. После того как Югославия поссорилась с СССР и Тито был объявлен ревизионистом, один из лидеров югославской компартии Милован Джилас стал перечитывать Маркса. Углубившись в изучение трудов классика, Джилас вдруг обнаружил, что там нет никаких указаний относительно построения централизованного планового хозяйства сталинского типа. Общество, согласно Марксу, должно быть устроено как свободная ассоциация независимых производителей.

Весной 1950 г. Джилас поделился своими «открытиями» с двумя другими ведущими югославскими лидерами — Эдвардом Карделем и Борисом Кидричем, а затем предложил ввести систему, основанную на ассоциации независимых производителей у себя в стране. Через некоторое время об этом проинформировали Тито. Поначалу вождь заявил, что рабочие не готовы к введению такого рода системы, но затем подумал и добавил: «…зато это будет радикальный отход от сталинизма».

Такова легенда. Факты же показывают, что движение в сторону введения рабочего самоуправления началось несколько раньше того момента, когда Джилас решил обогатить теорию и практику марксизма своими изысканиями. В декабре 1949 г. состоялось несколько заседаний ЦК КПЮ и правительства с приглашением представителей профсоюзов. В ходе этих заседаний обсуждалась идея формирования на государственных предприятиях рабочих советов как низовых органов управления. Уже в первой половине 1950 г. такие советы были созданы на 520 предприятиях, после чего было принято решение о распространении деятельности этих структур самоуправления на всю югославскую промышленность.

По-видимому, усиление роли рабочих советов определялось не столько возвращением к истокам марксизма, сколько объективными условиями, сложившимися в Югославии конца 40-х гг. Но в любом случае надо признать, что Джилас очень своевременно покопался в трудах Маркса.

 

На пути к новому человеку

Доминирование системы рабочих советов предполагало, что теперь трудящиеся сами будут управлять своими предприятиями. Это было не просто некое рациональное решение, исходящее из предположения о том, что самоуправление эффективнее централизма, с одной стороны, и системы господства частной собственности — с другой. Самоуправление представляло собой целую идеологию построения нового общества. Идеологию, родственную той, которая пропагандировалась из Москвы, но качественно отличающуюся от нее по форме и, возможно, даже более искреннюю. Тито стал не просто одним из множества коммунистических вождей малых стран. Он оказался лидером целого идейного направления.

Как отмечали некоторые югославские исследователи, идеология самоуправления покоилась на следующих основных положениях:

Во-первых, считалось, что эпоха самоуправления представляет собой переходный период, в течение которого будет формироваться некий «новый человек». Этому человеку предстоит в будущем жить в бесклассовом коммунистическом обществе, где нет государства и где единственным инструментом контроля за поведением станет собственная сознательность индивида. Соответственно, сознательность нужно развивать уже сейчас, и самоуправление есть лучший способ такого рода подготовки.

Во-вторых, авторам системы самоуправления представлялось, что главным тормозом на пути к формированию «нового человека» является традиционная система иерархии, в которой индивид всегда кому-то подчинен, а потому несамостоятелен. Самоуправление должно было разрушить эту издавна сложившуюся, порочную вертикаль власти.

В-третьих, на место авторитета, опирающегося на иерархическую власть, должен был прийти новый вид авторитета — профессиональный. Самоуправление станет, полагали югославские идеологи, эффективно функционировать не благодаря жестким приказам, а потому, что принимать решения начнут люди, заинтересованные в конечном результате труда и отдающие все свои силы своему предприятию. Капиталистический менеджмент, использующий методы стимулирования и принуждения, на югославских предприятиях должен был на первых порах использоваться, но он рассматривался лишь в качестве неизбежного зла, которое должно исчезнуть в будущем вместе с исчезновением государства.

Таким же неизбежным злом считалась и торговля с капиталистическими странами. Ведь это была косвенная форма эксплуатации. Система самоуправления и доминирование социалистических принципов ориентировали страну на автаркию.

Система самоуправления, разрушающая централизм, естественно, предполагала в известной степени использование для регулирования экономики рыночных начал. Таким образом, самоуправленческий социализм не мог не стать рыночным. В СССР, да и в других странах Восточного блока, в экономических дискуссиях был очень популярен вопрос: план или рынок? В Югославии же такой вопрос практически вообще не стоял. Там дискутировали на тему: как много рынка можно допустить? Причем предполагалось, что неизбежным ограничителем распространения рыночных начал должно быть не планирование, а самоуправление.

 

Рыночный социализм

Никто в Югославии не рассматривал рыночное хозяйство в качестве некоего идеала, некой совершенной формы организации производства. Никто не апеллировал к невидимой руке Адама Смита как к универсальному регулятору. Все думали о том, как бы, модифицируя социализм, не «заразиться» случайно капитализмом. Югославскими теоретиками самоуправление рассматривалось даже как форма диктатуры пролетариата.

Когда министр экономики Светозар Вукманович вернулся из поездки по США в 1951 г., он встретился с председателем Государственной плановой комиссии Кидричем, который стал основным проводником осуществлявшихся преобразований. Целью встречи было обсуждение предполагаемых изменений в экономической системе страны. В разговоре Кидрич, имевший уже богатый опыт работы над построением централизованного хозяйства сталинского типа в середине 40-х гг., заметил, что нельзя отказываться от разработки производственных планов, поскольку только таким способом можно заставить рабочие коллективы использовать имеющиеся в их распоряжении производственные мощности в полном объеме. Вукманович на это возразил, что проще было бы заинтересовать коллективы в максимальном использовании мощностей, введя плату за фонды. Кидрич согласился с данным соображением, но заметил, что это уже будет возврат к капитализму. Оба провели бессонную ночь в размышлениях о судьбах капитализма и социализма, и к утру каждый обнаружил, что переменил свою исходную позицию. В конце концов проблема разрешилась лишь тогда, когда Тито вынес вердикт о невозможности возврата к капиталистическому хозяйству.

И тем не менее перемены осуществлялись. В 1950 г. была введена выборность директоров. На следующий год отменили централизованное планирование и предоставили предприятиям право самостоятельного поиска торговых партнеров. Фонд зарплаты, правда, по-прежнему планировался централизованно, но его распределение контролировалось рабочим советом, поэтому отдельный труженик мог получать вознаграждение, варьирующееся в значительных пределах. В 1952 г. произошли существенные изменения и в ценообразовании. С этого момента лишь цены ряда основных товаров должны были устанавливаться директивно.

Экономические изменения способствовали как динамичному развитию страны вплоть до самого начала 60-х гг., так и существенному улучшению морального климата югославского общества эпохи Тито. «Когда в августе 1951 года я побывал в Загребе, — писал англичанин Р. Уэст, — меня повергло в ужас убожество магазинов, кафе и одежды, но самое тяжкое впечатление производила атмосфера подозрительности и тревоги в обществе. Немногим более двух лет спустя, снова приехав в Югославию, чтобы провести в Белграде и Загребе восемь месяцев, я увидел страну в значительно лучшем материальном состоянии. Люди перестали бояться разговоров с иностранцами. Даже в 1953 году Югославия была гораздо либеральнее Советского Союза или любой другой страны в Восточной Европе и оставалась таковой до окончательного распада коммунистической системы».

В 60-х гг. югославские реформы были продолжены. Впрочем, нежелание переходить к капитализму и экспериментирование с «третьим путем» не могли в конечном счете не создать серьезных проблем для экономики.

 

Крах красивой мечты

Отказ от частной собственности и от формирования рынка капитала привел к тому, что государству пришлось сохранить свои позиции в инвестиционном процессе. В результате капиталовложения были неэффективны, централизованные ресурсы сплошь и рядом распределялись безответственно.

Самоуправление на предприятиях поставило директоров в зависимость от трудовых коллективов. Руководители думали не столько о перспективах развития производства, сколько о том, как ублажить рабочих, дабы те в свою очередь хорошо относились к ним. А это приводило к постоянному проеданию значительной части имеющихся у предприятий средств и к быстрому росту инфляции.

В конечном счете все обернулось еще и безработицей. Численность населения росла, а трудовые коллективы тормозили расширение штатов, чтобы ни с кем не делиться своими доходами.

Но самым страшным для рыночного социализма стало явное нежелание людей участвовать в управлении. В 60-70-х гг. в страну проник с Запада дух общества потребления. Все думали о зарплате, о товарах, которые можно на нее купить, но никак не о том, чтобы создать эффективно функционирующее самоуправляющееся общество. Мечта о формировании нового человека потерпела в Югославии крах, так же как и в СССР.

Не лучше обстояло дело и в политической сфере. Самоуправление и рынок сочетались в Югославии с авторитарным режимом Тито, с репрессиями в отношении политических противников, с созданием концлагеря на одном из островов Адриатики и даже с тем, что многими в народе национальный лидер стал рассматриваться в качестве преемника королей из династии Карагеоргиевичей. Тито, например, восстановил обычай, согласно которому монарх становится крестным отцом каждого девятого сына, появляющегося на свет в сербских семьях. Конечно, режим был намного гуманнее сталинского, однако по-настоящему привлекательным для людей он не стал.

Даже братство югославских народов оказалось лишь кажущимся. Оно держалось лишь до тех пор, пока у руля стояло поколение партизан, сражавшихся с врагом плечом к плечу. Но со сменой поколений старая ненависть возродилась. Ее кровавые последствия мир увидел в 90-х гг. после распада Югославии.

Вождь предвидел грядущую катастрофу. Еще в 1971 г. он сказал о себе в третьем лице: «Когда Тито не станет, все рухнет».

Скончался он в 1980 г. Какое-то время созданная им экономическая система двигалась по инерции, однако к концу десятилетия реформатор Анте Маркович предпринял попытку перейти наконец от рыночного социализма к эффективно работающему рынку как таковому. Попытка не удалась. Республиканские власти ее заблокировали. После этого оставалось лишь одно — разбежаться по национальным квартирам и приступить к реформам так, как каждая республика их понимала.

Так и вышло. Словения сегодня уже в Евросоюзе, Хорватия на пути к нему, тогда как Сербия мучается косовской проблемой.