Модернизация: от Елизаветы Тюдор до Егора Гайдара

Травин Дмитрий

Маргания Отар

АУГУСТО ПИНОЧЕТ УГАРТЕ.

КОНСЕРВАТОРЫ ЗА ПРОГРЕСС

 

 

Трудно найти человека более консервативного, чем генерал Пиночет. Годами он соблюдал строгий распорядок дня, не пня, не курия, компьютером не пользовался, телевидение недолюбливал. От журналистов, напрашивавшихся на интервью, он требовал быть строго одетыми и гладко выбритыми. Иметь галстук на шее и не иметь серьги в ухе.

И все же, несмотря на весь свой личный консерватизм, Пиночет оказался в числе тех немногих людей, которые в наибольшей степени ответственны за прогресс последних десятилетий. Во всяком случае, прогресс экономический.

 

Некалендарный, настоящий двадцатый век

Бывают в истории странные совпадения. Кажется иногда, будто Господь специально подгонял даты одну к другой, дабы мы задумались о том, какие же колоссальные перемены происходят в жизни человечества.

Общим местом стала уже мысль о том, что XIX век начался не тогда, когда ему было положено в соответствии с календарем, а на десять с лишним лет раньше. Он начался со взятия Бастилии, с Великой французской революции.

Этот век, несмотря на кровавые потрясения, его породившие, стал веком либерализма и демократии. Представления о необходимости увеличения степени свободы во всех сферах человеческой жизни стали к 50-60-м гг. доминирующими в элитах развитых европейских стран.

Но эпоха расцвета либерального мировоззрения была недолгой. XX век пришел не с Октябрьской революцией и даже не с Первой мировой войной. Корни эпохи тоталитаризма, этатизма, коллективизма растут из событий 1873 г. Отход от либерализма начался с того момента, как Европу поразил сильный экономический кризис, подорвавший веру в способность хозяйственной системы к саморегулированию.

Сначала европейцы вернулись к протекционизму, потом увеличили размеры государственной собственности и создали системы социального обеспечения. Дальше понадобилось увеличить налоги. А там пришла мысль о том, что частная собственность вообще не нужна… Словом, через некоторое время многие страны уже оказались охвачены всеобъемлющими системами государственного регулирования экономики, опиравшимися на тоталитарные политические модели.

Когда эта система рухнула? Не в августе 1991 г. И не в 1989 г., когда по странам Восточной Европы прокатились так называемые «бархатные» революции, сменившие коммунистические просоветские режимы на демократические. Даже период 1979-1980 гг., ознаменовавшийся приходом к власти двух таких ярких фигур из антикоммунистического лагеря, как Маргарет Тэтчер и Рональд Рейган, был лишь временем выхода на поверхность тех новых тенденций, которые проявились ранее.

Решительный поворот, как это ни удивительно, произошел в 1973 г. — ровно сто лет спустя после событий, ознаменовавших закат эры либерализма. И опять все было связано с очень сильным экономическим кризисом. На этот раз кризис показал, что страсть к государственному регулированию перешла разумные границы даже в капиталистических странах и хозяйственная система нуждается в либерализации. Как только в западных элитах осознали этот факт и начали действовать по-новому, стало ясно, что раньше или позже падут все восточные деспотии.

Возможно, 1973 г. стоит считать годом конца настоящего, некалендарного XX века, длившегося ровно столетие. После этого мир во многом жил уже иными ценностями, нежели те, что отличали эпоху тоталитаризма, этатизма и коллективизма.

Конечно, этот год трудно было бы считать поворотным, если бы ни еще одно маленькое совпадение. В то время когда во всем мире доминировали левые силы, пока не понимавшие, что их время бесповоротно уходит, в скромной латиноамериканской стране — Чили, чье значение для мировой политики и экономики было ранее близко к нулю, именно в 1973 г. произошел военный переворот.

В ходе этого переворота к власти пришел уже немолодой, никогда не воевавший и никакими особыми достоинствами не отмеченный генерал Аугусто Пиночет Угарте. Возможно, окажись он у власти десятью годами ранее или десятью годами позднее, Пиночет так и не вышел бы за рамки чилийской истории, как не вышли за рамки своей национальной истории сотни различных диктаторов, порожденных XX веком.

Но на дворе был 1973 г. Человечество готовилось к переменам, и судьбе было угодно, чтобы они начали распространятся по миру из предгорий Анд.

 

«Слуга царю, отец солдатам»

В жизни генерала Пиночета до 1973 г. не было ярких страниц. Он не являлся ни спасителем отечества от оккупантов, как де Голль, ни любимцем толпы, как Перон, ни аристократом, по праву рождения претендующим на особое положение в обществе, как Маннергейм. Пиночет был почти 60-летним служакой, отцом пятерых детей, честно и нудно прошедшим все ступени военной карьеры.

Трудно судить о характере генерала. Его мало исследовали. Подавляющее большинство из нескольких тысяч размещенных в Интернете документов о Пиночете посвящено совсем иному. «Пиночета — под суд», «Правда о преступлениях Пиночета», «Генерал кровавой карьеры»… Это все о нем и в то же время не о нем.

Пиночет стал разменной картой в политической игре. С одной стороны, данный факт подчеркивает его значение для XX века, но с другой — затемняет реальную личность, вместо которой обывателю подается абстрактная схема.

А сам герой не спешит раскрываться. С фотографии на нас смотрит человек в прямом и переносном смысле застегнутый на все пуговицы. Узкие глаза, холодный и умный взгляд, жесткие тонкие губы, редкие прилизанные волосы. Иногда глаза скрываются под темными очками, а козырек огромной, типично латиноамериканской военной фуражки сдвигается низко на лоб. И тогда лицо Пиночета превращается в нечто, подобное страшной маске.

Таких не любят. Таким ничего не прощают. На таких любят вешать даже чужие преступления. Если бы Голливуду нужно было найти актера на роль кровавого палача Пиночета, то никого лучше самого Пиночета подыскать не удалось бы.

Он родился в 1915 г. в Вальпараисо, в семье таможенного чиновника. Предки генерала по отцовской линии происходили из Бретани, по материнской — из Басконии. Родители были людьми религиозными, и сам Пиночет стал примерным католиком. Настолько примерным, что когда за день до переворота чилийский президент Сальвадор Альенде пожелал с ним поговорить, адъютантам удалось предотвратить встречу, сославшись на непреодолимые обстоятельства: их шеф молится.

Встречаться с Альенде действительно было не к чему. Ведь президент полагался на генерала как на опору демократии. А тот уже подготовил переворот. При подобных обстоятельствах неудобно смотреть в глаза начальству.

Но вернемся к началу биографии. Скорее всего, военная карьера Пиночета была предопределена не свойствами личности, а социальными обстоятельствами.

Генерал любил музыку и книги, имел большую домашнюю библиотеку. Часть своей военной карьеры он посвятил профессорству в военной академии. Сам писал научные труды по географии, геополитике и военной истории. Стал членом национального Географического общества, хотя особых лавров как ученый не снискал.

В плане физическом дело обстояло хуже, чем в плане интеллектуальном. В детстве он не отличался силой и крепким здоровьем, да, пожалуй, и смелостью. Однажды, оказавшись с матерью в кино, малыш увидел сцену расстрела. От страха он забился под кресло и начал громко кричать.

Впоследствии Пиночет сам спокойно вспоминал об этой истории. За плечами уже были годы упорного труда, военной подготовки, занятий боксом и плаванием. Слабости удалось преодолеть. Все это было необходимо, поскольку в Латинской Америке успешная карьера для небогатого юноши из среднего класса часто может быть связана лишь с армией. Пришлось полюбить муштру на прусский манер.

И еще один важный социальный момент. Пиночет принадлежал к поколению, юность которого пришлась на тяжелейший период Великой депрессии рубежа 20-30-х гг. О том, что такое развал в экономике, это поколение в отличие от склонной к социализму послевоенной «золотой молодежи» знало не понаслышке.

Пиночет сам экономикой никогда не занимался, но в 50-х гг. прослушал в университете Сантьяго курс общественных наук. А самое главное — экономическим здравым смыслом генерал явно обладал в большей степени, чем некоторые его высокообразованные современники, в частности такие, как президент Альенде.

Основными вехами карьеры Пиночета стали обучение в пехотном училище, в школе сухопутных войск и в военной академии. В перерывах между обучением была гарнизонная служба. Затем — работа в чилийской военной миссии в США и преподавание. С 1959 г. он — начальник штаба дивизии. Далее следовало медленное восхождение по служебной лестнице, пока в 1972 г. Альенде не назначил его командующим сухопутными войсками.

На этой точке гладкое течение армейской карьеры прерывается. В нее вторгаются политика и экономика.

 

Социализм в отдельно взятой стране

В Чили в тот момент творилось нечто невообразимое даже по латиноамериканским меркам. Администрация Альенде экспериментировала с экономикой в исключительных масштабах. Расходы правительства росли, Центробанк не уставал «печатать деньги», а предприятия частного сектора уходили под контроль государства.

Поначалу казалось, что леворадикальная стратегия экономических преобразований приносит плоды. Рос ВВП, росли реальные доходы, снижалась инфляция.

Однако вскоре денег у чилийцев оказалось так много, что товары стали сметать с прилавков магазинов. Люди познакомились с дефицитом. Широкое распространение получил черный рынок, на котором стали теперь приобретать основную массу товаров. В 1972 г. все пошло вразнос, причем разрыв в ценах между торговлей, контролируемой государством, и торговлей нелегальной начал быстро увеличиваться.

Цены росли быстрее, чем денежная масса. Население под воздействием высоких инфляционных ожиданий перестало верить в правительственную политику контроля за ценами. Деньги больше не залеживались в кошельках. Они стали моментально тратиться. В 1972 г. инфляция составила 260%, увеличившись по сравнению с предыдущим годом в 12 раз, а в 1973 г. — более 600%.

Предприятия вместо того, чтобы производить больше товаров, стали просто увеличивать цены. В 1972 г. производство сократилось на 0,1%, а в 1973 г. — уже на 4,3%. Реальные доходы стали ниже, чем перед приходом Альенде к власти. В 1973 г. правительству пришлось сократить расходы и на зарплату, и на социальные пособия.

Не замечать этой ситуации было невозможно. Поначалу официальные лица уверяли, что «дефицит и черный рынок — это следствие контрреволюционных действий реакционных групп и врагов народа», но с 1973 г. правительство вынуждено было взглянуть в глаза реальности и начать предпринимать какие-то меры.

И тут-то отчетливо проявилось то, что за внешне широкой народной коалицией, возглавляемой Альенде, стоят в основном люди с коммунистическим менталитетом. Правительство вместо того, чтобы вернуться к системе рыночного регулирования, окончательно перешло к чисто административным мерам стабилизации.

Был сформирован своеобразный Госснаб (Национальный секретариат по распределению) — государственное агентство, в которое все госпредприятия должны были в обязательном порядке поставлять свою продукцию. Частным предприятиям навязывали соглашения такого же рода, причем отказаться от них было очень трудно. Распределение товаров осуществлялось путем создания нормированных пайков, включавших 30 основных продуктов питания.

Это уже был путь к национальной катастрофе. Сегодня, когда почти все коммунистические режимы распались, в таком выводе трудно усомниться. Но тогда в Альенде еще верили многие. Встать на пути законно избранного президента было не так-то просто. И в политическом плане, и в моральном.

Люди, рассуждающие о Пиночете, часто пытаются взвешивать, что важнее: экономическое благосостояние или человеческие жизни? Иначе говоря, переводя на язык Достоевского, стоит ли счастье человечества слезинки ребенка?

Но в мире сегодня гораздо больше людей умирает от нищеты, от нехватки врачей, от болезней, вызванных недоеданием, чем от расстрелов и тюрем. Экономическая разруха, на которую обрекают свою страну многие склонные к авантюризму политики, — это те же потерянные человеческие жизни.

Почему слезинка ребенка, у которого мать умерла от голода, измеряется по-иному стандарту, чем слезинка ребенка, отец которого оказался в тюрьме за свои политические взгляды? Почему во втором случае виновато оказывается правительство, а в первом — некие объективные обстоятельства?

 

Кровавый переворот

Еще в 1970 г. во время прихода к власти Альенде стоял вопрос о том, подчинятся ли военные новому правительству. По сути дела армия раскололась на две части. Попытки совершить путч уже тогда предпринимались частью генералитета, тогда как другая его часть сохраняла лояльность властям.

Путчисты ради контроля над армией намечали устранить трех влиятельных генералов, вставших на сторону правительства, — Рене Шнейдера, Карлоса Пратса и Аугусто Пиночета. Шнейдер был убит в 1970 г. и остался в памяти народным героем. Пратс и Пиночет выжили, но пути их в конце концов разошлись.

Пратс стал опорой Альенде, главнокомандующим чилийской армией. В 1972 г. он согласился войти в правительство, тем самым укрепив его авторитет. Пиночет тоже долго оставался лоялен властям. Но 23 августа 1973 г., когда страна летела в пропасть, Пиночет принял иное решение.

Под его давлением Альенде сместил Пратса с поста главнокомандующего, поскольку становилось очевидным, что тот уже не способен удержать армию от антиправительственных действий. Главнокомандующим стал Пиночет, который, как полагал президент, обладал у военных авторитетом. В этом Альенде не ошибся, но он ошибся в другом. Пиночет перестал быть лояльным генералом. Поставив под контроль всю армию, он менее чем за три недели сам организовал путч.

Переворот был страшным, кровавым и абсолютно незаконным. 11 сентября президентский дворец «Ла Монеда» взяли штурмом. Альенде то ли погиб с оружием в руках, то ли застрелился. В общей сложности 2279 его сторонников (или просто случайных людей, попавших под жернова военных репрессий) были убиты, причем порой с удивительной жестокостью. Еще несколько тысяч узников концлагерей и вынужденных эмигрантов могут считаться в той или иной мере пострадавшими.

Одной из жертв режима стал Пратс. Его достали в Буэнос-Айресе и взорвали вместе с автомобилем в рамках кампании преследования политических противников, развязанной пиночетовской разведкой.

Власть в Чили перешла к коллегиальному органу управления — военной хунте. Но уже б следующем году Пиночет стал единоличным лидером страны: сначала так называемым верховным главой нации, а затем — просто президентом.

Мы не можем знать, что думал Пиночет, принимая решение о штурме «Ла Монеда», но объективно это не был выбор между абстрактными целями экономического развития и конкретными жизнями. В любом случае речь шла о жизнях. Пиночет предпочел не допускать свою страну до будущего, которое хорошо известно нам по результатам развития Сомали или Эфиопии, где время от времени требуется международная продовольственная помощь для спасения миллионов от голодной смерти.

Экономическая реформа стала главным делом в эпоху правления Пиночета. Для вывода страны из кризиса были призваны молодые экономисты, получившие прозвище «чикагские мальчики», поскольку окончили кузницу либеральных кадров того времени — Чикагский университет. Впрочем, на самом деле среди «чикагских мальчиков» были выпускники и Гарварда, и Колумбийского университета. Времена менялись, и традиционные центры американского левого интеллектуализма дали самых твердых реформаторов правого толка.

Финансовая стабилизация и переход к быстрому росту основывались на рецептах, ставших с тех пор стандартными. Либерализация цен, снятие ограничений на ведение бизнеса, сбалансированность бюджета, приватизация, свобода внешнеэкономических связей, построение пенсионной системы накопительного типа. В конечном счете благодаря применению этих мер Чили стала наиболее процветающей страной Латинской Америки. Там никогда уже не повторялись ужасы леворадикальных экспериментов и никогда уже не повторялись военные перевороты.

Впрочем, переход к стабильному экономическому росту произошел не сразу. Как по объективным, так и по субъективным причинам в экономике произошло два сильных срыва — в 1975 и в 1982 гг. В эти трудные для страны моменты многое зависело от Пиночета. Вряд ли он способен был до конца понять, почему свободный рынок дал такие сбои. Но этот диктатор, как ни странно, верил в либерализм. А потому на смену просто либеральным «мальчикам» пришли ультралиберальные.

 

Генерал в своем лабиринте

Диктатор верил в демократию. В 1978 г. появился закон о политической амнистии. Режим остановил репрессии и уже этим показал, что он сильно отличается от традиционных диктаторских режимов, сменяющих одну полосу террора другой.

В 1980 г. был проведен плебисцит по конституции. 67% населения поддержало конституцию Пиночета, согласно которой он становился теперь легитимным президентом страны, а не генералом-узурпатором.

Конечно, слишком доверять итогам этого плебисцита, проведенного в условиях военного режима, не стоит: многие считают, что имела место фальсификация. Но то, что примерно с 1985 г. начался активный диалог власти с оппозицией относительно дальнейшего развития страны — это очевидный факт.

Диалог не был прерван даже покушением на Пиночета, совершенным в 1986 г. прокоммунистическим фронтом им. Родригеса, тон в котором задавали опытные бойцы, получившие закалку на полях сражений в Никарагуа и вооруженные благодаря нелегальным поставкам с Кубы. Кортеж автомобилей был обстрелян на горной дороге, соединяющей Сантьяго с загородной резиденцией генерала. Нападавших не остановило то, что с Пиночетом в машине находился девятилетний внук, получивший ранение осколками разбитого пулей оконного стекла. Пятеро охранников погибло.

Пиночет не стал использовать покушение в качестве предлога для новой череды репрессий. «Я демократ, — говорил он впоследствии, — но в моем понимании этого слова. Все зависит от того, что вкладывается в понятие демократии. Невеста может быть очень миловидной, если она молода. И может быть очень безобразной, если стара и вся в морщинах. Но и та и другая — невеста».

Демократия по Пиночету безобразна, но невозможно отрицать того, что генерал повел в конце концов себя именно как демократ. В 1988 г. был проведен новый плебисцит по вопросу о том, должен ли генерал оставаться президентом до 1997 г. Пиночет его проиграл и согласился уйти. С 1990 г. Чили вернулась к демократии.

Пиночет оставался командующим сухопутными войсками (до 1998 г.), а также пожизненным сенатором. Его не увенчали лаврами спасителя отчества, но поначалу и не третировали как преступника. Несмотря на то что чилийцы раскололись на две большие группы по вопросу об отношении к эпохе правления Пиночета, в целом страна предпочла не погружаться в политические разборки относительно своего прошлого.

Однако национальное согласие не застраховало генерала от опасности стать жертвой в большой игре левых европейских радикалов, для которых реальные проблемы чилийцев значили не слишком много. Осенью 1998 г. Пиночет был арестован в Англии, где находился на лечении. Кампания по преследованию 83-летнего старика принесла хорошие политические дивиденды малоизвестному испанцу, возбудившему дело, которое, как он надеялся, потянет на новый Нюрнбергский трибунал.

Пиночет был вынужден провести в Англии 503 дня под «домашним» арестом, прежде чем британское правительство решилось отпустить его на родину, сославшись на пошатнувшееся здоровье. Впрочем, на этом травля не закончилась. Осмелевшая от международной поддержки чилийская фемида вынесла в 2001 г. решение о помещении Пиночета под настоящий домашний арест.

Затравленный и ослабевший старик говорил, что только вера в Бога и загробную жизнь удерживает его от принятия последнего в своей жизни решения — нажать на курок пистолета. В 2006 г. Пиночет скончался.

И снова вернемся на тридцать лет назад. В это время Габриель Гарсиа Маркес как раз создавал в романе «Осень патриарха» образ типичного латиноамериканского генерала-диктатора, старого, жалкого и в то же время отвратительного.

Как это часто бывает, классик гениально провидел… прошлое. Этот типаж был явно взят не из 70-х гг. XX века. Реальная история генерала Пиночета, разворачивавшаяся на глазах у писателя, оказалась гораздо более жизненной и трагичной.

Спустя 15 лет постаревший Маркес снова вернулся к данной теме, написав роман «Генерал в своем лабиринте». На этот раз о признанном ныне латиноамериканском герое генерале Боливаре, затравленном толпой и умиравшем в одиночестве.