Весь следующий день Алексей безуспешно пытался пробиться к Лавру Григорьевичу Горячину. Директор Института был занят по горло: совещание, Ученый Совет, выступление по радио, встреча с бельгийским издателем, лекция, распределение спирта между лабораториями — всего не перечесть. Лишь через день Бандуилову было выделено шесть минут на разговор с Лавром Григорьевичем.

Алексей пришел в Институт пораньше, боясь упустить Горячина. Директор совершал очередной рейс по этажам. Алексей устроился в приемной, где находилось человек девять, ждущих начальство. Они сидели молча, с встревоженными лицами, и были похожи на пассажиров самолета, у которого не выпускались шасси. В коридоре раздался топот, и в приемную ворвался Горячин. Свита, тяжело дыша, застряла в дверях, точно многоглавый дракон. Посетители дружно поднялись со своих мест. Остался сидеть лишь Бандуилов. Взгляд Горячина уперся в него.

— Кто это? — быстро спросил Лавр Григорьевич.

— Пресса! — ответила секретарша. — Из журнала «Наука и мы».

— Заходите! — сказал Горячин Алексею, распахивая дверь в кабинет. — Остальным сидеть!

Кабинет Горячина напоминал зал музея. В прозрачных стеклянных шкафах хранились подарки, полученные Лавром Григорьевичем по случаю пятидесятилетия: бухарский халат с тюбетейкой, кавказский кинжал, действующая модель шагающего экскаватора, небольшая юрта в масштабе 1:5, корова из малахита и прочие сувениры. На стенах висели портреты великих ученых. Между Вавиловым и Мечниковым располагался портрет хозяина кабинета.

Бандуилов достал из кармана блокнот, где были выписаны все вопросы, которые он собирался задать. Он специально готовился к этой встрече, полдня просидел в библиотеке, знакомясь с литературой о древних обитателях Земли. Но использовать эти знания в беседе с Горячиным ему не пришлось. Да и беседы, собственно говоря, не было. Алексей успел лишь объяснить цель своего визита, а уж дальше, почти без остановок, говорил Лавр Григорьевич. Он сыпал фразами типа: «Предстоит большой объем работ!», «Научный поиск в таких масштабах еще никем не проводился!», «Мы постараемся оправдать оказанное нам доверие!», «Значение этих исследований трудно переоценить!», «Уникальное явление, которое перевернет наши представления!». Бандуилов слушал очень внимательно, держа наготове ручку. Он все ждал, что Горячин вот-вот закончит вступление и перейдет к сути, но ровно через шесть минут Лавр Григорьевич умолк и посмотрел на часы:

— К сожалению, уделить вам больше времени не могу, — сказал он, вставая и протягивая руку Бандуилову.

— Большое спасибо! — поблагодарил Алексей, с чувством пожимая его руку. — Последний вопрос: кто конкретно будет заниматься поисками животного?

— Две самые крупные наши лаборатории. Притальева и Гужевого. Будет мало — подключим других!

Лавр Григорьевич поднял телефонную трубку, а Бандуилов покинул кабинет, несколько озадаченный услышанными фамилиями. Во-первых, вклад лабораторий Притальева и Гужевого в сокровищницу институтской науки был настолько скромен, что практически отсутствовал. Во-вторых, оба завлаба терпеть не могли друг друга и враждовали между собой уже давно. Об их вражде знал весь Институт. Почему же вдруг именно им доверено такое важное дело, где, вероятно, потребуются совместные усилия и тесные контакты? Впрочем, у Горячина могли быть другие соображения. Строить догадки пока что не имело смысла. Необходимо было встретиться с обоими завлабами. Алексей решил начать с Притальева.

Юрию Валентиновичу Притальеву было под пятьдесят. Он был полон идей, ждущих своего часа.

Алексей познакомился с ним в тот год, когда Юрий Валентинович увлекся проблемой кашалотов-самоубийц, выбрасывающихся на сушу. Согласно гипотезе Притальева, в океане имеются источники неизвестных сигналов, заставляющих кашалотов выпрыгивать на берег. По его мнению, к любой рыбе можно подобрать аналогичный сигнал. По просьбе Бандуилова Юрий Валентинович написал для журнала статью «Рыба пойдет к человеку».

«Думаю, — писал в ней Притальев, — что в ближайшие годы мы сможем простым нажатием кнопки гнать к берегу косяки рыб!»

После долгих поисков и экспериментов в его лаборатории была создана уникальная установка «Посейдон», которой предстояло заменить рыболовный флот. Первые же испытания дали поразительные результаты. Сигналы, посылаемые «Посейдоном» у мыса Тюленьего, заставили выброситься на берег практически всех оказавшихся поблизости обитателей морских глубин. К сожалению, рыба выбрасывалась на протяжении десятков километров и портилась раньше, чем ее успевали собрать.

Тут же восстали экологи, следящие за равновесием в природе. Вслед за ними на машину Притальева ополчились работники рыбного хозяйства. Дело кончилось тем, что опыты были запрещены.

Кому-то из читателей идея Юрия Валентиновича, возможно, покажется несерьезной и даже вредной. Мы не можем согласиться с таким мнением. Да, он допустил ошибку! Но нельзя не отдать должное его научной и технической дерзости, без которой немыслим прогресс. Любые вопросы он понимал с полуслова, и пока собеседник заканчивал предложение, у Юрия Валентиновича уже готов был ответ. Ощущение было такое, что скорость восприятия окружающего мира была у него гораздо выше, чем у коллег. Это давало ему значительное преимущество в спорах: покуда противник соображал, ища нужные контрдоводы, Притальев обрушивал на него поток фактов, цифр, цитат, замечаний, не давая бедняге опомниться. Разумеется, в своих ошеломительных атаках он далеко не всегда был прав, но поймать его на ошибке в споре редко кому удавалось. Лишь позже, оставшись в одиночестве после схватки, посрамленный противник находил победный ход, но, как говорится, после драки кулаками не машут…

Постучавшись, Алексей приоткрыл дверь притальевского кабинета и, просунув голову, спросил: «Можно?»

— Смелей! — быстро ответил Юрий Валентинович, и Алексей вошел. Притальев стоял у доски, исписанной длинными уравнениями, держа в руке кусочек мела. Роста он был ниже среднего, весил мало и, тем не менее, выглядел весьма значительно. Первое, что бросалось в глаза, была крупная голова с великолепным лбом мыслителя. Темные очки, которые Притальев носил постоянно, придавали его лицу нечто зловещее и в то же время насмешливое. Впечатление это усиливала темная эспаньолка, словно приклеенная к его подбородку.

Одевался Юрий Валентинович изысканно: на нем была индийская куртка из замши, английские брюки из натуральной шерсти и ереванские туфли на высоких каблуках.

Алексей не был уверен, что Притальев его помнит, и на всякий случай представился.

— Как же! Отлично помню! — Юрий Валентинович изобразил губами тонкую улыбку. — «Рыба пойдет к человеку»… Кажется, так мы назвали статью? — Бандуилов кивнул. — Ну, а что волнует журнал в этот раз?

— Видите ли, — начал Алексей, но ученый уже все понял.

— Загадка Утиного озера. Не так ли?

— Угадали, — Алексей покачал головой. — Мне бы хотелось услышать…

— Ваше мнение! — закончил его мысль Притальев. — Пожалуйста! Садитесь! Вы такой высокий, что я вынужден задирать голову. — Бандуилов присел, а Юрий Валентинович остался стоять у доски. — Мое мнение таково: все это чепуха! Вот мои аргументы. Если это, допустим, самец, то должна быть самка! Если же это самка, то должен быть рядом самец. Это известно априори! — он усмехнулся. — Вы успеваете за мной?

— Пока успеваю, — сказал Алексей.

— Идем дальше! Если есть папа и мама, то, как показывает опыт, где-то должны ползать дети. — Притальев быстро нарисовал на доске два больших круга, а рядом — два маленьких. — У детей, естественно, появляются свои дети. И так далее! Спрашивается: где скрывается вся эта семейка? Утиное озеро велико, но не настолько, чтобы только сейчас ящеры себя обнаружили!

Резкими взмахами Притальев перечеркнул все окружности и торжествующе уставился на журналиста.

— Ну а все же, — сопротивлялся Алексей, — допустим, он в озере один…

— Где же остальные? — с иронией спросил Юрий Валентинович.

— Предположим, вымерли!

— То есть?

— Оказались менее приспособленными…

— Понятно! — Притальев вдруг стал издавать странные звуки, словно двигатель легковой машины, который не хочет заводиться. Бандуилов не сразу сообразил, что он смеется. — Все вымерли, а один приспособился! Крепкий, должно быть, парнишка! — Юрий Валентинович от удовольствия щелкнул пальцами и стал серьезным. — Один — не жилец! Поверьте мне, один погоду не делает!

— Но ведь очевидцы… — начал было Алексей.

— Оптический эффект! — перебил его Притальев.

— А фотография?

— Розыгрыш! Скажем, полузатопленное дерево!

Юрий Валентинович с хищным интересом смотрел на гостя, готовый парировать любой аргумент.

— Тогда зачем же вам его искать? — с обидой спросил Алексей.

— Чтобы найти! — мгновенно ответил Притальев, шаркнув ножкой. За темными стеклами его очков блеснул бесовский взгляд. — Если мы захлопнем дверь перед заблуждением, то как войдет Истина?! — Юрий Валентинович шевельнулся и с тонкой улыбкой добавил: — Ни в чем нельзя быть уверенным до конца… Как говорят французы, кто будет жить, тот увидит!

— Если не секрет, — сказал Бандуилов, — собираетесь ли вы использовать в поисках свой «Посейдон»?

— Хотелось бы! — Притальев развел руками. — Картина сразу бы прояснилась. Но не забывайте, что при этом мы можем погубить всех обитателей Утиного озера.

Бандуилов хотел задать следующий вопрос, но в этот момент в дверь просунулся молодой человек с озабоченным лицом.

— Юрий Валентинович, — сказал молодой человек, — две точки получили. Можно строить кривую…

— Иду! — кивнул Притальев. — Без меня не начинайте!

Он протянул руку Алексею и сказал:

— Звоните! Заходите! Не стесняйтесь! Но читателя пока не будоражьте!

Юрий Валентинович энергично сжал пальцы Бандуилова и танцующей походкой понесся строить кривую по двум точкам.