Увидев свою камеру, я начал вслух выражать свое неудовольствие. Какая-то маленькая, заплеванная комнатушка в подвале, даже топчана завалящего нет. Тюремщик немного меня послушал и спросил у стражников:

— Кто такой?

— Вояка залетный, вздумал судье указывать как ему дела вести. До утра у тебя посидит.

— Зачем? Всыпать ему плетей и пинка под зад. Мне работы меньше.

— Судья сильно огорчился, ты ж его знаешь. Сказал — ночь в тюрьме. У тебя камеры еще похуже не найдется? Достал уже этот воин своими воплями! Пограничник — мля! Барышня кисейная!

Я заволновался:

— А кормить будут? И дайте хоть каких-нибудь тряпок на пол кинуть!

— Видал? — спросил стражник тюремщика. — И так всю дорогу! Если бы не в Заречье отправляли, я бы этому благородному все потроха отбил. Но там сопляка и так быстро прикончат, мне его даже немного жаль. Пошли ребята!

— Да подождите вы! — сказал я. — У меня в трактире ужин и завтрак оплачены. Сходите, заберите, вино вам, а еду мы с охранником поделим. Если трактирщик заартачится, вы ему скажите, что вещи мои забрать нужно и обыск в номере важного государственного преступника сейчас проведете. Обыск такое дело — при нем всегда мебель ломается и тюфяки вспарываются.

— Как говоришь тебя кличут? — спросил тюремщик.

— Шустрый.

— Соображаешь! Может быть и не убьют тебя сразу. Идите ребята, по кружке вина и паре монет на нос, вам не помешают. Шустрый пошли со мной, охапку сена выдам.

Часа через четыре тюремщик позвал меня к себе, в комнату охраны на ужин. Стол был буквально завален немудреной едой. Я спросил:

— Откуда столько?

— В городе прошли повальные обыски! — хохотнул тюремщик. — Поймали трех воров, ну и себя не забыли. Те у кого воров не оказалось, очень за свою мебель переживали.

— Нельзя так делать! Вот если бы трактирщик оплаченную еду отдавать не захотел, тогда другое дело.

— Да что ты понимаешь сопляк! Садись жри или голодным в камеру возвращайся!

Я вздохнул, присел к столу и начал метать в себя все, до чего смог дотянуться.

— Торгашей давно пора потрясти было, жалованье уже полгода не получаем.

— Они-то здесь причем? — прочавкал я.

— Мы вольный город, деньги нам магистрат платит. Догадайся, кто в нем заседает? У нас вместо звезд, золотые в небе сияют. И вместо закона, мешок с монетами стоит! Ты вообще, какого хрена здесь делаешь, если ни в чем не виноват?

— Ну… Судья сказал.

— Вот именно — сказал! Торгаша он тоже на дыбу подвесить сказал, только тот уже спокойно на рынке торгует! При таком раскладе мы уже давно об каком-нибудь барончике-самодуре мечтаем. Одного прокормить проще. А давай к нам парень? Бароном тебя сделаем. Будешь как сыр в масле кататься!

Я подавился куском и закашлялся. Тюремщик заботливо похлопал меня по спине и плеснул в кружку вина.

— Шутишь что ли?

— Какие могут быть шутки! Поговорим с народом и пойдем всем городом к тебе в вассалы. Содержание назначим хорошее — не сомневайся.

— Точно шутишь! — усмехнулся я.

— Вот ты вроде умный, но совсем дурак. Раз предлагаю, то и причины этому есть, и не мечтай что город тебе легко достанется. Думать об этом пока рано, ты сначала полгода отслужи. Мудрец наш, для тебя документы приготовил: выписки из законов, прецеденты и прочую заумь. Конверт я тебе в сумку сунул. Придешь в крепость, почитай на досуге. В дороге тебе некогда будет.

— Почему?

— Ты что про Заречье знаешь?

— Пограничная крепость.

Тюремщик заржал:

— А заграничную не хочешь? Она единственная за рекой стоит, по которой граница проходит. Где-то лет тому пятьдесят, столичные стратеги форпост решили поставить. Все Великий лес захватить мечтали, там ценной древесины не меряно. На любой вкус и цвет, только рубить успевай. Вот и рубят с тех пор, но не деревья, а головы неудачников, что туда служить попали. Каждые три десятины, свежий отряд гонят, назад немного калек возвращается, того кто целым весь срок отбыл — ни разу не видел.

— Почему гарнизон не уберут, если толку от нее нет.

— Легионеров в узде держать нужно, отчаянных ребят каторгой не запугать. Когда кто-то проштрафился, его для начала из столицы и крупных городов поближе к границе гонят. Попался второй раз, получается что дальше ссылать уже некуда. Остается: Заречье, Пригорье и Поморье. Три крепости от названий которых, волосы на голове дыбом встают. Это я тебе как бывший пехотинец из девятого легиона говорю.

— А смысл? Не проще повесить?

— Не буду говорить, что в остальных крепостях добывают, но в Заречье регулярно рейды за лаурином устраивают.

— Что это?

— Лекарство, целебная древесина.

— От чего помогает? От старости или от глупости?

— Нет, от геморроя.

— Вот теперь-то я точно понял, что ты дуркуешь. Нашел свободные уши и присел на них. Вранье получше придумать не мог? — разговор мне перестал нравиться.

— Слушай молодой, ты никогда не думал, что не всегда таким будешь? Почему по-твоему люди эту болячку в разговорах часто поминают? «Геморройно это» или «сплошной геморрой». Ты эти слова на улице часто слышал?

— Приходилось.

— Молодежь эти слова употребляет, даже не задумываясь как старшее поколение от него страдает. Не дай бог им заболеть, от боли выть будешь. Ствол лаурина в столице, по своему весу в серебре идет. Процедуру лечения рассказать?

— Не надо. — я содрогнулся представив, что с этим самым лаурином делают и куда пихают.

— Еще там благовонное дерево добывают. Поставил шкатулочку на стол и у тебя год в комнате цветами пахнуть будет. Поэтому штрафников и иностранных недоумков для такого дела не жалко. Ты хоть представляешь на что подписался?

— Нет, хотя если ты правду говоришь, то бежать мне нужно.

— Ты судью за дурака держишь? Думаешь, чего это он тебя от кражи отмазал, но на свободу не отпустил? Завтра в общий ряд кандальников и вперед! Тем более ты контракт засветил, когда нужно судья закон на первое место ставит. Обычно такие как ты иностранные наемники, едут пока про Заречье правду не услышат. Разворачиваются и бежать. Если не успевают до срока покинуть империю, их ловят и все равно за дезертирство туда отправляют, но уже простыми легионерами. И вообще пора в камеру, скоро начальство придет на вечернюю поверку и не вздумай дурить, под стол сначала загляни.

Я нагнулся и увидел, что в живот мне смотрит маленький арбалет.

— Если выживешь в течении полугода, приходи ко мне или к старшему той пятерки стражников, на счет баронства я не шутил. Почитаешь бумаги, поймешь. Двигай к камере, я за тобой. Повторяю, даже и не думай!

Я молчком поднялся и направился по коридору, тюремщик захлопнул за мной дверь. Лязгнул засов. Я без сил свалился на сено: «Интересно, во вселенной есть место, где люди живут нормально? Одно уродство кругом!»

С утречка, меня выпихнули в тюремный двор и вернули вещички, даже монетки не забрали. Как же можно своего будущего барона грабить? Бить древком копья в порядке вещей, в камеру сажать тоже, а красть у меня нельзя! Сплошное благородство кругом! Я прямо-таки умилился. Мое восхищение достигло апогея, когда меня к общей цепи приковали. Таким, каким был: с оружием и прочим добром. Еще и пожрать на дорожку завернули и флягу вином наполнили. Я уронил скупую слезу: «Милосердные вы мои!»

Переполнившись высокими чувствами, я двинул соседа по кандалам древком копья по голове. Пусть спасибо скажет, что насквозь не проткнул, когда он в мою сумку без спроса полез. Перед нами выступил красномордый начальник конвоя. Объяснил, что до пограничной реки нам добираться пять суток. Ласково добавил, что тех кто идти не сможет — зарежут, что бы темп марша не сбивать. Воодушевившись его речью сверх всякой меры, я в составе колонны, человек из ста отправился в путь.

В первую же ночь, сосед где-то раздобыл острую щепку и попытался воткнуть мне ее в горло. Думал, что я сплю. Наивный! Я ждал чего-то подобного, так как из всей колонны, только у меня поклажа была. Остальное имущество везли на телегах. Пришлось его вырубить и по-тихому придушить. Начальник все понял, но на удивление ничего не сказал. На следующую ночь, попытку повторили уже четверо, одному я «Кусакой» пробил башку, остальные подняли вой. Конвоиры наваляли всей колонне, не разбирая кто прав, кто виноват. Меня почему-то бить не стали. Причина этого выяснилась утром, когда начальник приказал меня расковать, сказал что ошибочка вышла:

— Ты у нас офицер, вот и займись своими подчиненными! Разрешаю падеж до двадцати голов! — и хитро мне подмигнул.

Я сразу догадался, что ему тюремщик в руку пихнул, когда мы за ворота выходили. Вот уроды! Не знаю, в чем тут дело, но когда узнаю — мало никому не покажется! Казалось бы чего проще, прочитай бумаги и все дела. Ага! Кандалы сняли, но охрана с меня глаз не спускала. Рядом постоянно парочка всадников ошивалась. Обратился за разъяснением невиданной «удачи» к начальнику конвоя.

— С чего такая милость? — напрямую спросил я.

— Это как посмотреть. Ты ж у нас благородный, второй по счету в крепости, первый — комендант. Значит как минимум сотником станешь. Может быть до его заместителя дорастешь, мне дела придется с тобой вести.

— Какие?

— Разные! От коменданта узнаешь. Насчет снижения поголовья я не шутил. Самых наглых убей! Быстро и что бы все видели. Они одного твоего взгляда должны бояться! Что бы ты понял, я поясню: на границе, вас речники до другого берега переправят. Но до крепости ты пойдешь с ними один. Что они с тобой сделают — объяснять нужно?

— Ну ты и подлец!

— Какой есть. Вали их наглухо, прямо сейчас и начинай. За все: косой взгляд, ухмылку, найдешь за что — если жить хочешь. Второй вариант: высадим тебя первым и дадим оторваться. Но в крепости ты с ними снова столкнешься, правда там ты не один будешь. Верхушка за тобой присмотрит, только вот они могут тебя и не поддержать, слюнтяи никому не нужны, особенно там. Худшей клоаки, чем Заречье я не видел, всего два раза пришлось побывать, но мне хватило. Убийцы воров охраняют и их же гнобят. Наведи порядок среди подопечных и я тебе рекомендацию черкану. Мое слово в крепости кое-что значит. Иди — думай.

Я отошел в сторону и посмотрел на колонну, такой неприкрытой ненависти я давненько не видел. Убивай их или не убивай, но живым до крепости я вряд ли дойду. Такие добра не ценят, почуют слабость и сразу разорвут. Такое чувство, что рядом где-то Умник с ментоизлучателем сидит. Что бы каждый из них сделал, оказавшись на моем месте? Я бы дня не прожил! Может быть среди них и есть хорошие ребята, но уж очень умело они это скрывают. Нет уж гады, я первый вас порву! Чем вас меньше останется, тем выше мои шансы. Здесь невиновных, включая меня нет! Начальник убийств хочет — вот пусть сам и марается! Отличный способ для этого существует. Один до крепости пойдешь! Напугал ежа голым задом! В лес уйду — мне не привыкать!

Я отправился к обозникам и потребовал выдать мне лук и стрелы. Получил требуемое без проблем. Потом они начались, за ночь штрафники сговорились и отказались подниматься до обеда. Без отдыха, мол не дойдем. Пока охрана их безуспешно лупила, я отправился к начальнику. Тот встретил меня ухмылкой:

— Что, кишка тонка? Мои никого убивать не будут, я запретил. Делай, что сказано!

— А если не стану?

— Добро пожаловать в строй! Кандалы на тебя надеть не сложно.

— Ладно, дай мне пяток конвойных, буду порядок наводить.

— Самому слабо?

— Нет, просто помощь нужна. Эти дебилы, все равно не встанут, сколько их не лупи. Им уже все равно: жить или умереть. Ты их сколько десятин уже гонишь? А те кто до тебя? Их запугать до смерти надо. Казню пару-тройку, остальные послушными станут. Другого выхода не вижу. Как у вас в империи дела с сажанием на кол обстоят?

— Что это? Новый вид казни?

— Старый. Обещаю, тебе понравится. Конвойных небрезгливых дай, поработать придется.

Объяснил охранникам какие колья нужны и отправил их в рощу. Сам пошел к штрафникам, скомандовал:

— Встать!

Ноль реакции. Я не расстроился и произнес маленькую речь:

— Вижу вы устали. Я с вами согласен, отдых нужен и поэтому я не против. Только вот за все платить нужно — в нашем случае это будет жизнь ваших товарищей. Там откуда я родом, существует казнь — сажание на кол. Делают это так: втыкают в зад преступнику деревянный дрын и ставят его вертикально в яму. Если кол ошкурить, то человек постепенно нанизывается на него в течении суток. Кричит, маму зовет. В итоге острие выходит через рот или глаз. Если кору не обдирать, то счастливчики будут умирать двое-трое суток. Время отдыха мы будем отмерять так, пока трое из вас корчатся и орут, остальные под эту веселую музыку могут расслабляться. На следующий день все тоже самое, но сидят уже пятеро человек. Мне разрешили двадцать человек из вас казнить, как раз за время пути уложимся. Поэтому предлагаю подняться и продолжить путь! Встать!

Никто не шевельнулся.

— Вы сами выбрали.

Приказал расковать троицу, что напала на меня ночью. Зачем виноватых выискивать — раз они уже есть. Жестоко? Но они ко мне ночью не в гости приходили. Стиснув зубы, наблюдал за казнью. Кончилась моя невинная жизнь! Я убивал и раньше, но специально никого не мучил без необходимости, старался сделать все быстро. Даже над Тэксом особо не издевался, просто выхода другого не было, к тому же эта сволочь первая начала. Как себя не оправдывай, но я никогда уже прежним не буду. Просто не смогу сказать — я не такой как вы! Такой же — себя-то зачем обманывать? Что бы выжить, любого на ноль помножу. Может быть я и встречу людей, за которых мне жизнь отдать не жалко будет, но как-то они меня стороной обходят. А скорее всего их в природе не существует. Примерно час слушал крики и мольбы подвергнутых казни. Потом обратился к штрафникам:

— Хотите, что бы они умерли быстро и с вами того же не произошло? Встать!

Колонна поднялась. Я сказал охране:

— Потяните их за ноги вниз, кол завершит начатое. Прогоним колонну мимо, пускай полюбуются! Больше непослушных не будет.

Стоял рядом с кольями и смотрел в глаза проходящим мимо. Ни один моего взгляда не выдержал, все их прятали. Я этого и добивался, но спиной никогда к ним больше не повернусь. Не простят, но и я их тоже! Могли бы и подчиниться с самого начала. Они не своих дружков пожалели, просто за свою шкуру трясутся. Боятся, что я с ними тоже самое сделаю. Правильно трусят, с этого момента никакой жалости! Они мне не друзья и никогда ими не станут!

Пока топали, я достал иголку, уколол палец и капнул кровью в выемку топора. Были основания полагать, что он активируется. Насколько я знаю, геном у меня не изменен. Посмотрим, что получится.