Глава 1. Переломная

Алтай, 2014 год.

— Не раньше! Не раньше семи утра! Фиолетовые ёжики! Какого хрена надо было меня будить в такую рань, Диджей?

— Ничего, Зоопарк, раньше выйдем — раньше дойдём! Товарищ Сайлас, подъём!

«Что, салаги, учли, что спросонья я и запулить в ближайший овраг могу, теперь только голосом будите? Ладно, встаю, всё равно ведь растолкаете…» — тренированное тело подчинилось, лёгкая разминка, и он был готов собрать лагерь и идти дальше.

И они пошли: Сайлас, взваливший на себя самую большую ношу, и два парня, лет по двадцать, возомнившие себя великими путешественниками и всеми правдами и неправдами уговорившие старого друга идти с ними. Тридцатитрехлетний отставной спецназовец — это вам не сказки-шуточки.

Что это было за место — Сайласу было всё равно. Где-то в предгорьях Алтая. А больше ему не интересно.

Безумный воздух, безумная природа, валуны, вырывающиеся из спокойного озера трав, тропинки над обрывами, брёвна над полноводными после весенне-летних дождей реками.

Туристические дорожки или кто-то тут живёт? Не имеет значения. Ему было всё равно, куда идти: семьи нет, у друзей — свои семьи, им не до него. Что у него? Пять поездок в Чечню, уже после основной войны, «мирная» служба, сбежавшая недавно любовница… Ничего не достиг, никому не нужен. Кроме этих двоих упырей. А ещё эти сны, будь они неладны…

Так они шли. Диджей с Зоопарком болтали, шутки сыпались, как горох, сверяли маршрут по карте на планшете, «как взрослые», и всё грезили каким-то плато. Типа вокруг всё зелено, а тут — кусок пустыни. Прямо в горах. Бредятина.

Говорят, совсем недолго. Последняя переправа. Речка-то шустрая какая, удивительно. И стремнин не видно, довольно глубокое место. В мае-июне дожди были, потом пошла талая вода с гор — вот и дна не видно стало.

— Зелёные зайчики! Да у нас на такую ширину верёвок не хватит! Надо бы деревце свалить, потрухлявее.

— И как по трухлявому идти? Соображай, Зверинец!

— Пошёл ты к синим белкам! Переползём. Пошли, Сайл, дерево искать.

И нашли. Прямо на берегу. Нужной трухлявости и высоты. Быстро повалили, и Зоопарк вызвался ползти первым — в доказательство работоспособности дерева. Дополз он не в лучшем виде: весь в опилках и сухих веточках-листиках. За ним Диджей, — не оставлять же его одного потом. На этот раз мужественное дерево держалось похуже: начало трещать и прогибаться.

И тут на Сайласа накатило.

«Куда меня несёт? Ясно же, что дерево не выдержит. И вообще, какая, к чертям собачьим, пустыня? Всю жизнь только и знаю, что «аты-баты»… Вам смешно, ребятки? Ну-ну. Устроить вам ещё веселье, а?..»

Чтоб увидели, что такое жизнь. Чтобы не думали, что горы — это так просто. Чтобы до дрожи почувствовали себя маленькими одинокими детьми, забытыми в лесу! Он всё равно никому не нужен в этой жизни, так хоть научит этих молокососов любить свою жизнь. И не ходить по краю недостроенных крыш в поисках острых ощущений.

Чтобы любить жизнь — надо увидеть смерть.

И он просто шагнул на дерево. Шаг. Второй. Восхищённые взгляды парней — они-то на пузе ползли.

«Да, я уже супергерой. Но сейчас время смерти супергероизма», — шестой, седьмой. — «Трещит. Главное — пусть дерево проломится, а не самому прыгать», — четырнадцать, пятнадцать…

Хрррряссссь! Там, где начинались нижние ветки. Всё рассчитано: выше по течению, подальше от веток и щепок, ногами в воду, задержать дыхание, пару мгновений грести против течения, пока не уплывут древесные осколки. Потом всплыть, вдохнуть, расслабиться и — по течению. Стремнин пока нет, всё красиво, звёздочкой на спине и закрытые глаза.

* * *

— Сайл! Сайлас!.. Твою мать!

— Песец. Толстый.

* * *

А хорошо-то как! Чистейшая холодная вода, ледяная даже. Но это ничего — что нам, два раза в год живущим без горячей воды в своих муравейниках?..

Шутки шутками, а надо выбираться: время к вечеру, одному в горах не с руки. Один скользкий камень, второй… Коленями пришлось пожертвовать.

Теперь побегать, согреться и обратно вверх по течению. Вроде недалеко уплыл…

* * *

Двое парней стояли в ступоре. И идти никуда не хотелось, ложись и помирай. И всё видели, да не верилось, что этот крутой чувак вот так запросто — и без копыт. Да этого быть не могло! Он же воевал, он же прошёл… через что? — да не знаем… Но Война же! И вот нету его. А вдруг жив?

Надо же найти! Это была первая мысль по существу — за неё и уцепились. И пошли по течению, наплевав на координаты и карты и реально рискуя заблудиться. Стремительно вечерело, и это не радовало.

* * *

«Актёр хренов: научил мальчишек жизни, а сам попал в нехоженую глушь, без еды и, что печальнее, без верёвок и огнестрела. Даже без ножа — парням отдал, когда дерево валили».

Его рюкзак уплыл вслед за щепками. Но идти было на удивление легко. От жёсткой одежды пахло дымом и чем-то неуловимо речным. Местность хоть и была абсолютно дикой, но складывалась в удивительно удобные ступени: шаг вверх — «равниночка» с ежевикой и чем-то хвойным; ещё шаг вверх — терраска с подножными ягодами. Всё светлее и светлее, и деревьев всё меньше. Тем не менее, солнце уже исчезло за горами.

И тут наступила жуткая сказка. Точнее — сказка до жути: посреди такой равнинки стояла хижина. Абсолютно сказочная, с трубой и развешанными сушёными травами на наличниках. Только не ухоженная какая-то, без женской руки — уж одиночка-Сайлас это всегда видел сразу.

«Всё, у меня температура! Стареешь, тамплиер!.. Тьфу, какой, на фиг, тамплиер?! Вот привязалось… Уже избушки на курьих ножках чудятся», — вертелись «весёлые» мысли.

— Эй, хозяйка, выходи… — буркнул он себе под нос, — повернись ко мне лесом, к переду задом.

— Хорошие у тебя шуточки, ёпт.

Молодой парень, накачанный, черноглазый с длинными чёрными волосами, забранными в хвост.

И это было более чем неожиданно. Сайлас был готов увидеть старца-отшельника, монаха там какого. Бабу-Ягу, в конце концов! Но только не молодого парня, живущего в лесу в горах, без девушки, без скотины, без огорода. Может, на лето приехал?

— Тебя как звать-то, добрый молодец? — сарказма в голосе парня, стоявшего перед обалдевшим Сайласом, не было предела. — Чё куришь? Заходи, хлеб-соль поставлю. Точнее, макароны-сосиски. Ты ж голодный?

— Угу, — только и смог ответить Сайл на этот словесный поток.

— Что, служивый, не ферштейн? — уже отвернувшись к двери в избушку, сказал он. — Я тебя давно жду. Можешь звать меня Грим.

«Нормально… Это вообще что?! Он меня ждёт? В этой дыре? А как там парни? Их же найти надо», — неожиданное беспокойство, видимо, отразилось на лице.

— За девочек своих не переживай, они сюда топают. С их скоростью к утру дойдут. Если не окочурятся… — от последовавшей за этим улыбки непрошибаемому Сайласу, отставному спецназовцу, стало страшно.

Но загадочный Грим был прав — другого ночлега не предвиделось. И достаточно сговорчивая, в силу профессии, совесть уверила его в этом решении. Он пошёл за хозяином в избушку.

Сытный ужин, компания нормального простого парня Грима, который больше не выёживался, тёплая постель — и Сайлас провалился в сон. Последняя мысль, пришедшая к нему, была: «Как же там всё-таки мелочь?..»

 

Глава 2. Подземная

Пещеры тёмных.

Короткие, чуть изогнутые клинки Кии-Вэльве[1]Qee velve — Быстрое лезвие (дроу).
с тихим шипением прочертили в воздухе сложную фигуру и опустились.

— Что вы двое хотели этим сказать? — насмешливо спросил победитель, глядя на корчащихся от боли противников. — Решили проверить тот факт, что пара наукаасов[2]Наукаас — ученик Академии (от nau (нет) + kaas (имя).
ни за что не победит вин`эсса[3]Вин`эсс — воин (от vynnessia — бабочка).
, даже уставшего? Или кто-то из жриц снова посчитал нужным избавиться от меня из-за имени?.. Спасибо за танец. Советую поспешить с лечением, пока действие яда не стало необратимым…

Еще одно движение, и клинки были в ножнах. Правый за спиной, левый — на поясе. Как всегда.

В вечном полумраке Хар'ол-Велдрина[4]Har'ol Veldrin — Тайные Пещеры (дроу).
, страны тёмных эльфов, на каждом повороте можно нарваться на драку или угодить в печать-ловушку (повезет, если это будет только «Туман»).

Доверять можно лишь себе и оружию. И лишь тому оружию, которое сделал сам.

Впрочем, Лорешинаду нравилась такая жизнь, иначе он не смог бы стать одним из вин`эссов — лучших воинов города. Но периодически кто-нибудь вспоминал историю почти восьмисотлетней давности — так это даже весело.

Был тогда один такой Лорешинад. Приворожила его светлая, пойманная в рейде… В результате ушёл с ней. Поговаривают, что в мир Разных. Потом, по слухам, вернулся за Оберегом земли. Зачем ему понадобилось красть его у жриц — неизвестно. Но по ходу дела тот Лорешинад перебил приличное количество населения Хар'ол-Велдрина. Включая Верховную жрицу. С тех пор он был в розыске и именовался отступником. Упоминать его имя без надобности не стоило.

Во время обучения в Академии наукаасы носили номера. Но после окончания выпускники могли называть себя, как угодно. Какие были лица у присутствовавших на церемонии Принятия Имени, когда один из выпускников назвался в честь отступника! Да ещё и поцеловал в губы принимавшую клятву жрицу… Нахала не убили сразу только потому, что, пока все осознали произошедшее, он успел добежать до недавно им найденного выхода на поверхность и некоторое время отсиживался там.

А недавно вокруг него начались странные «танцы». То отправят в одиночку в шахты, уничтожать выводок гремлинов (которые постоянно рушили своды или норовили докопаться до лавы и затопить ею прииски — задача сравнительно лёгкая, но нудная). То кто-нибудь из жриц пригласит к себе и попытается отравить или заколоть стилетом в постели («Зависть их гложет, что ли?» — думал Лорешинад). То подошлют воинов разной степени обученности… В общем, жилось весело!

К тому же двеомер[5]Двеомер — заклинание на оружии или доспехах.
яда на клинках Лорешинада давал возможность не всегда убивать противников, чем эльф активно пользовался. Несколько неглубоких ран на руках — и разошлись. Лорешинад по своим делам, «партнеры по танцам» — лечиться.

Конечно, случалось всякое. Иногда и ему приходилось совершать «тактические отступления», рисуя на чём попало руны ловушек. Но такова жизнь тёмного эльфа — вечный бой.

Вот и сейчас: не успел отойти от Зала Мечей — места тренировок вин`эссов, — как на пути встали двое нахальных наукаасов, учеников начальных курсов Академии. Дрались они неплохо. Даже заранее начертили на полу «Смятение» — парализующую ловушку. Вот только попал в неё почему-то не Лорешинад, а один его противников. Чисто случайно…

После этого танца Лорешинад мог спокойно повернуться к противникам спиной и вложить клинки в ножны. Юноши уже не нападут. Лорешинад уверенно шёл по тоннелю от Зала Мечей. Встречающиеся крысы смотрели на него красными глазами и исчезали в вентиляционных трубах.

Сейчас вин`эсс был на третьем — самом нижнем уровне государства Хар'ол-Велдрин. Здесь располагались шахты, Академия и Залы Мечей для тренировок.

На нижний уровень допускались только мужчины. И Верховная жрица. Женщины же в стране являлись жрицами, владели магией и властью, обеспечивая страну воздухом, светом, водой, провизией и милостью Духов Теней.

Лорешинад направлялся на второй уровень, где располагались жилые комнаты, общежития, бытовые помещения. На юге — для воинов и шахтёров, на севере — для жриц. В центре страны располагались покои Верховной жрицы и её приближенных, а также ритуальные помещения.

Первый уровень занимали лавки, кузницы, столовые, мастерские по обработке дерева, посты разведчиков-иссилинов[6]Иссилин — разведчик (от isto (ночь) silinrul (охотник).
у выходов на поверхность с контрольно-пропускными пунктами. Без их ведома никто не мог заходить в подземелья и выходить. Кроме плак`кйорлов[7]Плак`кйорл — элитный воин (от plak'la (золото) и kyorl (стража). (дроу)
— элитных воинов в охране Верховной жрицы.

Лорешинад никогда не был на границах государства: с юга естественной преградой для расширения было дно океана, с трёх сторон — на западе, востоке и севере — подземелья ограничивали горы. Послушные и коварные, они давали металлы, но могли затопить лавой прилегающие тоннели. Горы являлись самым опасным местом подземелий. Поговаривали, что там, в паутине тайных ходов, сделанных жрицами, находятся ворота в Мир Духов. Впрочем, это были байки шахтёров, страшащихся спускаться туда.

Были в подземельях и разведчики других рас. Но за это наказывали иссилинов.

Подземелья Хар'ол-Велдрина всегда кипели жизнью, на каждом уровне тёмные эльфы занимались своими делами, засыпая днём, когда свет солнца проникал на первый уровень в щели воздуховодных труб.

Единственным тихим местом во всем Хар'ол-Велдрине были личные покои. И только потому, что никто не мог войти в чужую комнату без воли хозяина. Обстановка минимальна: кровать, стойка для оружия, сундук для одежды и личных вещей, столик, куда призрачные пауки-посыльные доставляли сообщения. У жриц обычно на стене висело ещё зеркало из полированного серебра.

Заперев дверь, Лорешинад снял перевязь с клинками. Распустил ленту, связывавшую часть длинных пепельно-белых волос на затылке. За уши спустились две тонкие чёрные пряди — отличительный знак вин`эссов. Затем он разделся и лег на кровать.

«Этот танец интересен, — подумал Лорешинад, — но он начинает затягиваться. Не могу отделаться от мысли, что эти выпады в мою сторону неспроста. Ведь если бы от меня действительно хотели избавиться, то не подсылали бы недоучек. Ни за что не поверю, что те же жрицы не знают, сколько и какого яда нужно для перехода в Мир Духов. Что-то здесь не так…»

Через некоторое время из-под потолка на столик опустился призрачный паучок-посыльный и тут же растаял, оставив после себя лист бумаги, сделанной из специально обработанной паутины.

Эльф взял листок, прочитал и сказал вслух:

— Рейд в окрестности Малос-Нольве[8]Malos Nolve — Лес Мудрости (квенья).
? Интересно… Нам опять нужны светлые сородичи? Впрочем, неважно. Я же все равно пойду…

 

Глава 3. От ИЗБЕЗКУРНОГ [9] к Роковой Горе

Алтай

— Хорошо, серая, я пойду. Но не смей больше мной командовать! — Грим почти рычал от ярости, но всё ещё спал.

Вот ведь, что одиночество с людьми делает — во сне разговаривать начинают.

«Впрочем, — подумал Сайлас, — от таких снов, как мои, тоже заговоришь».

Он огляделся, не вставая с постели. В небольшую комнату с двумя лежанками и столом проникали ленточки света из щелей между ставнями. В лучах кружили пылинки. Пахло землёй, смолой и деревом. За окном чирикали птахи… Маленький рай. Как будто всю жизнь и тянуло сюда. Словно родной дом: войдёт сейчас бабушка, давно забытая бабушка, с молоком и гренками. И будто не существовало всей этой прошедшей жизни, этой Чечни, любовниц, походов с двумя упырями…

— Пацаны! — его подбросило на кровати. — Как я мог забыть о них?! Что за наваждение?!

Он встряхнулся, сбрасывая сон и грёзы, схватил куртку, начал обыскивать карманы. Телефон — промок, восстановлению не подлежит; паспорт, банковская карта и навигатор остались у ребят…

«Засада, что меня дёрнуло искупаться? Ведь без головы надо быть, чтоб так облажаться! Надо будить Грима!..» — подумал он, развернулся к соседней кровати и вздрогнул.

Грим стоял позади него, его била мелкая дрожь ярости. Распущенная грива волос, падающих на шею и плечи вороновым крылом, растрепалась. В утреннем свете он казался смуглым, как индеец, а исчерна-карие глаза, мертвенно-тусклые, смотрели до жути зловеще.

Демон. Врубель.

— Пошли искать твоих девочек! — объявил он.

Потом добавил тише: «Она просила».

— Кто? — ляпнул Сайлас, не к месту вспомнив свою бабушку.

— Увидишь потом, надо сейчас этих придурков найти, — ответил он и снова пробурчал: «Ведьма белобрысая…»

Оставив Сайласа размышлять о его снах, Грим отправился на кухню. Через минуту он выглянул:

— Надо выдвигаться сейчас, завтрак я собрал, перекусим по дороге. Ты готов?

Сайл надел куртку в подтверждение.

И тут…

— Орр-ранжевые слоники! Вот это пришли! Ай да избушка, да, Джей?

— По идее, Сайл тоже сюда пришёл, если возвращался к нам с другой стороны по этому берегу. Са-а-а-айлас!

Грим помрачнел:

— Встречай своих «упырей», — и ушёл обратно на кухню.

А Сайлас — на улицу.

— Совсем не обязательно орать на всю тайгу, — лицо не выражало эмоций, но в глазах была радость, что мальчишки нашлись целые и невредимые.

— Сайл, твою ж… Ты тут ночевал?

— Мы перепугались до лиловых мышек! Джей потом меня костерил за такое хлипкое дерево…

— …А мы по старинке, в палатке. Твоя-то, небось, уплыла? Как сюда дошли — сами не понимаем! Ты не поверишь, Сайл, но будто за призраком шли…

— Тёлка такая вся белая, волосы белые… Красивая, стерва! И как призрак, всё «за мной», «за мной», а сама исчезает… Не, ты не думай, мы ничё не курили, да у нас и нет! Вот укуси меня жёлтый крокодильчик!

— Закройся, Зверинец! Прикинь, Сайл, нам обоим одно и то же снится. Потом проснулись, а сон вроде продолжается. Вот чудится нам обоим эта деваха, мы и за ней, как два зомбяка… Вот и пришли…

— Ты нас в дом-то позовёшь? Есть тут кто?

— Есть, — отозвался Сайлас. — Только мне кажется, что он вас ждал и не рад вам. И меня он ждал… И вообще, чудной он, если не сказать покруче. Не болтайте при нём лишнего. Пришли и пришли. Отдохнём и пойдём дальше эту вашу скалу на пустыре искать.

— А ты чё, про нас ему рассказал? — вспылил Диджей.

— Он, по ходу, без меня про вас всё знает, — Сайлас повернулся к избушке. — Если честно, очень рад вас видеть… Отдайте мой паспорт…

Грим не поздоровался. Оставил на столе завтрак и ушёл в комнату. Послышался скрип лежанки и шуршание одеяла.

— Он что, болен? — шёпотом поинтересовался Диджей.

— А кто его знает… Нас он ждал, а теперь злится, во сне разговаривает… Ещё услышите, мне думается.

— Может, он реально двинутый, вот и живёт один в лесу. Мы ему денег оставим и свалим, — подытожил Диджей, дожевав бутерброд.

Помолчали.

— Пацаны, — вдруг оживился Сайлас. — А на фига вам эта скала вообще?

— Чё-то ты раньше не спрашивал. Это к Зоопарку.

— Угу, — промычал тот. — Фяф буву умнифат… умм… Место это особенное, аномальное. Ну, компасы там шалят, нервные с ума сходят… Этот вот, кажись, сошёл, — махнул он в сторону комнаты. — А ещё у меня сюда прадеда эвакуировали во время войны, Сайл, ты знаешь… С заводом. Ну интересно же! Да и мало ли в бывшем совке аномальных мест, не всем же в Чернобыль кататься…

Сайлас деда своего не помнил, но бабушка рассказывала, что и они жили на Алтае одно время. Так и познакомились с прадедом Зоопарка, стали семьями дружить… Та война всех перемешала в нашей стране.

Потом он мысленно поблагодарил ребят, что они сейчас не в полуразрушенном колхозном клубе под Припятью.

— Слышь, хоббиты, подъём, — на образовавшегося в дверях Грима уставились три пары глаз. — Скалу вам вашу покажу.

«Хоббиты» резво начали собираться.

Сквозь подлесок шла еле заметная тропинка. Видимо, её проложил сам Грим, так как он знал все повороты, корни, об которые спотыкались остальные, и метки на деревьях. Идти приходилось в гору, но это оказалось легко: цеплялись за камни и ветки. Было бы совсем хорошо, если бы не комары, одолевавшие не по-детски.

Тропинка ползла между двух гор, встававших по обе стороны, словно стражи тайны за ними. Неприступные, непоколебимые, они давно хранили свои мысли от чужеземцев. Нетронутый лес начал светлеть, подлесок стал гуще, ежевика и орешник нехотя расступались перед путниками.

Перевалило за полдень. Холодный ветер забредал в заросли погреться. Пение птиц слышалось всё реже, и наконец, они выбрались на свободу. Будучи ещё на вершине перевала, Сайлас залюбовался неожиданно потрясающей картиной. Шесть почти одинаковых пологих гор, стоящие, будто дозорные башни вокруг военного лагеря, зеленели своей летней одеждой. Далеко за ними высились белые снежные гиганты. Не устрашающие Гималаи или Альпы с острыми пиками и опасными подъёмами, а величественные седые старцы, хранящие древние языческие секреты предков, прячущие от посторонних глаз валуны с высеченными на них лицами давно ушедших героев этого края. Самое место закопать клад и сохранить тайны — никто никогда не найдёт.

Древние горы знают свою работу.

Под их ногами вниз уходила выжженная полоса земли с редкими колючими травами, цепляющимися за камни в своём желании жить. А у подножия шести гор начиналась пустыня: круглая песчаная равнина с одинокой скалой, стремящейся в небо подобно диким травам на склонах.

— Голубые крокодилы! Как в цирке! — выдал Зоопарк, который всю дорогу молчал.

Лучше б молчал дальше.

Сайлас же вспомнил читанный в детстве «Затерянный мир» и озеро Глэдис. Здравый смысл помог не начать озираться в поисках динозавров.

— Сейчас устроим привал, а выдвинемся вечером, когда будет не так жарко внизу, — вовсю командовал Грим.

Никто не был против.

Привал так привал. Поев, Сайлас растянулся на хилой траве и тёплых камнях. Диджей с Зоопарком болтали без умолку и играли с начавшим чудить компасом. Нежданный проводник молчал, угрюмо поглядывая на «туристов». Сайлас же слушал природу: запахи незнакомого леса, похожего и чуждого зарослям центра Восточной Европы и Кавказа. К этому медовому аромату примешивалась свежесть со снежных вершин, и становилось чуть зябко, несмотря на жар, шедший с «пустыни». Почти как искупаться в море и, не вытираясь, развалиться на песке дикого пляжа. Ощущая прохладный бриз на коже, слушая дурманящую свежесть леса, спускающегося с гор к воде…

Сайлас задремал…

 

Глава 4. Лесные танцы

Лес светлых

Лорешинад бесшумно пробирался в тени древних деревьев леса светлых эльфов. Большинство тёмных не выносило солнечных лучей, поэтому дежурные лазутчики-иссилины находились сейчас у выхода из подземного тоннеля в ожидании темноты. Лорешинад же не смог долго сидеть без дела и, будучи относительно привычным к свету, отправился на разведку.

Первый раз он побывал в этих местах на втором году обучения, когда наставник рассказывал о повадках обитателей поверхности. Тогда лес показался Лорешинаду шумным и даже каким-то страшным. Но после нескольких вылазок он обнаружил, что танцевать с изменчивыми тенями леса едва ли не интереснее, чем вести бой с несколькими противниками.

После окончания Академии эльф приобрел привычку в одиночку проходить по какому-нибудь тоннелю на поверхность. Там он проводил долгое время, охотясь на крылатых ящеров или просто пробираясь сквозь лесные заросли. Со стражей проблем не было. Вин`эссу можно почти всё… пока это не надоест жрицам, разумеется.

«Интересно, — думал иногда Лорешинад, — тот тёмный, восемьсот лет назад, он тоже любил выбираться наверх?»

Ажурные листья папоротников скрывали его по пояс. Изредка из-под ног ручейками бросались потревоженные змейки. Сверчки завораживающе стрекотали мелодии, вплетая их в изменчивую песнь вековых гигантов, встававших на защиту всех, кто прятался. Мелодия леса успокаивала сердце, заставляла дышать в такт своему шелесту. Предлагала танцевать со своими тенями: то с одной, то с другой, пропуская всё дальше к цели. Сегодня ничто не препятствовало ему, и это казалось странным — лес не любит тёмных эльфов.

Редкие древовидные папоротники тянулись выше, доставая до лица, не резали острыми листьями, а будто вовсе пытались закрыть от ненужных глаз. Призрачный зелёный свет словно не властвовал здесь — казалось, тени сами задают ритм танцу эльфа.

«Добыча» обнаружилась, когда Лорешинад уже хотел возвращаться. Он ещё не видел, но чувствовал её движения, кроткие, сплетающиеся с движениями леса. Чувствовал её запах: дурманящая хвоя и речная лилия. Терпкая воля и чистая наивность.

Пробравшись ближе, вин`эсс увидел светлую эльфийку. Миниатюрная гибкая фигурка в одежде земляного цвета. Русые с рыжинкой волосы свободно струятся по плечам, говоря о том, что их обладательница не на охоте. Но лук с колчаном за спиной и меч с длинным узким клинком на поясе предупреждали о возможном сопротивлении. Она носила звание вильфарина[10]Вильфарин (wilvarin — бабочка) — воин.
Уэссе (u esse — без имени) — ученик.
Т'умбар (taure umbar — лесная тень) — разведчик.
Т'тирмон (taure tirme — лесной страж) — элитный воин (квенья).
.

«Жаль, что этот танец будет совсем коротким», — пронеслась мысль.

Её запах лишь на удар сердца одурманил его, но эльф гнал ненужные мысли. Работа, прежде всего работа.

Сняв с пояса небольшую металлическую пластинку, Лорешинад начертил на ней руну «Смятения», на мгновение выпрямился из-за укрытия и бросил ловушку под ноги светлой. Это был один из трюков вин`эссов. Ловушке нужно время для активации. За эти несколько мгновений можно успеть швырнуть пластинку на нужное место. Но упасть она должна была руной вверх, иначе не срабатывала.

Пластинка упала, как надо, и под ногами замершей эльфийки расцвел фиолетово-зелёный узор. Светлая попыталась выхватить меч, но застыла, не доведя руку до рукояти. Ловушка парализовала жертву только до шеи, и та могла поворачивать голову и говорить.

Он ждал её бурной реакции, попыток освободиться, криков о помощи. Чего угодно. Но эльфийка просто вглядывалась в сторону кустов, из которых прилетела пластинка, и молча ждала.

— Значит, криков и проклятий сегодня не будет? — Лорешинад вышел из своего укрытия, разматывая прихваченную из лагеря верёвку. — Прекрасно. Сегодня жарковато, поэтому давай я тебя быстро доставлю и посплю немного?

— Почему? — вопрос прозвучал спокойно, но вместе с тем чуть удивлённо.

Что-то в этом простом слове было такое, что заставило тёмного остановиться.

Красные глаза Лорешинада встретились с зелёными глазами эльфийки… Мысли исчезли… Запах хвои, запах её воли. Она смотрела ему в душу, будто читала всё самое тайное. И писала своё: беги, тёмный, беги от своей жизни, я останусь с тобой, только очнись от старого сна… Я сделаю тебя свободным. Я пойду с тобой, куда ты скажешь, даже на заклание. Если ТЫ этого хочешь. Потому что ТЫ этого хочешь…

Послушная лилия…

Эльф выдернул своё сознание из этого омута, отвёл глаза.

— У меня такое задание, — он встряхнулся, освобождаясь от наваждения. — А выяснять цели наших жриц — занятие неблагодарное. Нас учили, как светлые умеют совращать…

Она чуть улыбнулась, в зелёных глазах появились огоньки. Спокойная убаюкивающая музыка её голоса звучала где-то возле сердца:

— Ты другой. Ты пришёл днём. Ты изучил мелодию леса, и, я вижу, она нравится тебе. Ты достойный воин, но не любишь убивать. Это дар светлых, но ты тёмный. Почему так?..

От этих слов Лорешинаду стало не по себе, и он резко прервал её:

— Слушай, ты вообще понимаешь, что происходит? Я — тёмный эльф. Я собираюсь вести тебя в Хар'ол-Велдрин! Где тебя очень больно убьют.

Взгляд эльфийки на миг затуманился, она моргнула и грустно улыбнулась:

— Ты можешь отвести меня, куда захочешь. Мы не боимся смерти. Впрочем, ЕСЛИ ты захочешь, — чуть дрогнули кончики ушей над тонким венком из трав. Лукавые зелёные огоньки заплясали ещё веселее. — Но позволь сначала кое-что тебе показать.

Эльф не заметил, что за время диалога ловушка перестала действовать. Светлая спокойно шагнула к Лорешинаду и приложила свои нежные прохладные ладони к его вискам. В следующий момент голову пронзила острая боль, и на эльфа обрушился каскад видений…

…Двое всадников, едущих по песку… Старое здание из белого камня, окруженное лесом… Мужчина в плаще с крестом, держащий в руках двуручный меч… Юноша со странной прической перебирает струны какого-то музыкального инструмента… Сам Лорешинад, встающий спина к спине с черноволосым парнем, в руках которого полупрозрачный шест с лезвиями превращается в такой же полупрозрачный меч, а в свободной ладони загорается пульсар…

— Хва-атит… — тёмный схватился за голову и упал на колени. — Уходи… отпускаю…

Он почувствовал, что светлая присела напротив. Хвоя. Поднял глаза и увидел перед собой её лицо. Мягкое дыхание коснулось его губ.

Отчаянно захотелось бежать, не оглядываясь, рубя папоротники и деревья, нападать на ящеров и терзать их. Ногтями, зубами. Лишь бы освободиться и не видеть зелёных глаз. Не чувствовать хвою и лилию.

— Нет, — всё с той же грустной улыбкой ответила она. — Наша история закончится не так…

Их губы встретились. В первый момент Лорешинаду показалось, что его ударило молнией, по коже побежала дрожь. Несколько мгновений тёмный просто сидел, будто окаменев, потом ответил. Дальнейшее он помнил урывками сквозь дурман запахов. Трав, леса и её…

На мгновение ему стало страшно. Страшно потерять себя, стать изгнанником у тёмных, остаться чужим у светлых. Но больше — страх потерять ЕЁ! Ту, что пахла речной лилией, отдаваясь ему без остатка…

Она, обнаженная, ложится на траву и протягивает к нему руки… Он, с неохотой оторвавшись от прохладных губ, опускается ниже… Она прижимает его голову к своей груди, распускает ленту, нервно ероша ему волосы… Они рассыпаются, закрывая белым пологом их поцелуи. Было что-то еще, но эльф помнил лишь её взгляд, полный такой нежности, что отвести глаза было просто нереально.

Ещё была мысль: «Почему наши жрицы так не могут… или не хотят?..»

Танец теней леса становился всё более неистовым — ночь входила в свои владения. Мох приятно холодил разгорячённые ласками тела. Изумрудные глаза отражали танец звёзд, мелькавших в изменчивой листве. Алые глаза обжигали волнами наслаждения… Где-то трещали цикады. Поющие птахи добавляли нереальности и лёгкости — всё так и должно быть, всё, как надо… Но эльфы уже не слышали их, сплетая свой танец с музыкой сердец и ночного леса, покровительствующего их неожиданной любви. Вконец опьянев от чувств, они уснули в объятьях друг друга, и корни древних деревьев хранили их сон.

* * *

Была уже глубокая ночь. Все звуки леса притихли, и лишь луна пробивалась сквозь кроны, слегка рассеивая темноту. Ветер тихо завывал в древесных дуплах, скрипел старыми стволами. Романтика кончилась. Что-то мешало музыке леса.

Лорешинад проснулся от ощущения близкой опасности. Приятная истома тут же слетела, он резко сел, едва не вывихнув руку, на которой лежала эльфийка.

Он забыл, он непростительно обо всём забыл. Поддался её чарам, но… Он понимал, что хотел ей поддаться. Страх потерять её потянулся холодными щупальцами к сердцу.

— В чем дело, мельда[11]melda — любимый (квенья).
? — сонно спросила она.

— Враги, — ответил он, оглядываясь по сторонам.

Из-за деревьев вышли беловолосые тени иссилинов. Основным их оружием были короткие луки и усыпляющие стрелы. Полтора десятка наконечников нацелились на недавних любовников.

— Отлично, Лорешинад, — прозвучал до боли знакомый голос. — Новая техника ловли светлых, а?

Вин`эсс Арр`Таш, командир этого рейда, вышел на свет, поигрывая такими же клинками, как у Лорешинада. Они были одногодками и лучшими в своем классе. Все время обучения и после Академии между этими двумя тёмными эльфами с переменным успехом шёл спор о первенстве. Именно то, что рейдом будет командовать Арр`Таш, и повлияло на решение Лорешинада присоединиться: вдруг удастся прикопать соперника под деревом…

На лице Лорешинада появился хищный оскал:

— Не поверишь, Арр`Таш, — почти весело сообщил он, ища глазами собственные клинки, — до того, как ты явился, она сама согласилась идти в Хар'ол-Велдрин. Но вот незадача — эта милая особа не любит шумных компаний. Поэтому я бы вам посоветовал идти обратно. Мы догоним вас позже.

Лорешинад врал. И понимал, что врёт. И Арр`Таш тоже это понимал.

— А если не уйдем? — поинтересовался он. — Будешь драться один против всего отряда? Голышом?

— Запросто, — кивнул Лорешинад. — Настоящий вин`эсс должен уметь драться не только оружием.

Среди иссилинов послышалось едва сдерживаемое рычание, и даже в лунном свете было заметно, как уши светлой покраснели.

— Не надо, мельда! — попыталась остановить его эльфийка. — Мы не сможем… Их…

Но прежде, чем она успела договорить, эльф перекатился, хватая клинки, и тут же отскочил дальше, уходя от стрел.

На несколько ударов сердца вокруг воцарился настоящий хаос. Первый иссилин схватился за живот, зажимая рану, второй закричал, глядя на свою руку, оказавшуюся отдельно от тела. ещё двое рухнули, захлёбываясь кровью из перерезанных сонных артерий…

Лорешинад отвлекся всего лишь на долю мгновения, отбивая атаку Арр`Таша, который не побоялся попасть под стрелы иссилинов… И все же этого хватило.

Резкая боль обожгла бок и разлилась по телу ледяным огнем. Накатила волна усталости.

Уже проваливаясь в сон, Лорешинад подумал: «Бежать… Вдвоём… Не потерять её!.. Одни проблемы из-за этих…»

 

Глава 5. Уроки квенья

Алтай

— Одни проблемы из-за него, Гримыч! Зелёные суслики, мы-то лёгкие, переползли. А он пошёл, ну сам понимаешь, давление там на бревно сильнее и всё такое. Оно — хрясь, этот в воду — бултых! Мы стоим, ошалевшие до красных тараканов, а он себе плывёт кверху пузом. Мы за ним по течению и потопали, авось выплывет где. Там ещё потом… ай! — Сайлас отметил в полудрёме, что пинок прилетел от Диджея. — Ну, это не важно. Вот так и дошли.

Сайлас не двигался, но открыл глаза. Грим молча слушал. Он явно родился не в этой местности — тонкая переносица, строго очерченное лицо. Смотрел на ребят свысока, с такой долей презрения, будто он один знает половину тайн мироздания, а эти «девочки», как он их называл, остались на уровне приматов. Хотя, на глаз, он был с ними примерно одного возраста.

Солнце клонилось к горам. Из опустившихся в тень лесов к путникам подползала прохлада. Ветер принялся выдувать из деревьев лёгкие туманы. Пустыня уже не слепила глаза, можно было спускаться. Сайлас поднялся на локте, отгоняя наваждение очередного сна, ещё и эротического. Давненько от него любовница-то сбежала…

— О, Грим, он проснулся, — оповестил Джей. — Можем идти?

Грим скользнул по спецназовцу недовольным взглядом:

— Ты долго спал, Сайлас. Тебе что-то снится? Девушка с белыми волосами?

— Нет… Чего?! Откуда знаешь?..

— Понятно, можно было будить, — Грим не собирался отвечать на вопросы Сайласа. — Ты и так долго проспал, а времени мало. Надо успеть до темноты. Ей-то всё равно, а нам ещё в избушку возвращаться.

Сайлас накинул куртку, подхватил рюкзак — была его очередь нести. Они бодренько начали спускаться по ровному склону. Задора парней хватило до песка: они принялись ныть и пытаться вытряхнуть его из кроссовок.

Грим поглядывал на Зоопарка уже с явной ненавистью, а Сайлас мучительно гадал, что ему от них нужно: он терпеть их всех не мог, но предложил быть провожатым. Может, он так деньги с туристов заколачивает за должность гида и осмотр аномальной достопримечательности. Государственной, если подумать. А злится потому, что ему все надоели, или потому, что они ещё не дали ему денег. Но откуда он тогда узнал про девушку с белыми волосами?

«Даже если я, как он, говорил во сне, это могла слышать только молодёжь. Может, они ему рассказали, и он стебётся? Надо ему всё-таки денег дать, у пацанов должна была остаться наличка», — Сайлас размышлял и косился на Грима. Который косился на Зоопарка…

Только парни ничего не замечали, веселились, словно дети малые, глаза горели азартом. Ещё бы: они пришли, аномальненько, «дядя Сайлас» цел, сейчас ещё скалу обследуют, залезут на неё.

При взгляде на эту парочку Сайласу вспомнился виденный недавно по телеку «Властелин Колец». Он не любил этот жанр, просто смотреть было больше нечего. А Интернет тогда отключали — начало месяца, что поделать.

«Вот уж точно — «хоббиты»… Чёрт! Вот откуда эти сны! Насмотрелся всякой дряни — нечего теперь удивляться», — решил Сайлас и от досады сплюнул на песок.

Они приближались к скале. Совершенно неуместная в этих гладких спокойных горах, она казалась расщеплённой зубочисткой, воткнутой в ровную гладь торта. По ней можно было с лёгкостью лазить, многочисленные уступы, не тронутые временем, стояли намертво. Сайлас не сразу понял, что его смущало: в трещинах этой скалы не было ни песка, ни растительности, ни разрушающей воды — ничто не подтачивало незыблемость каменного… убежища? Cклепа?

До скалы оставалось не больше пяти метров, когда Зоопарк вдруг умолк, остановился, понурился и уставился перед собой пустым взглядом. Диджей растерялся и встал рядом, открывая и закрывая рот и схватив того за плечо.

«Доигрались! Столбняк от змеиного укуса! Он не заметил, а теперь наступает паралич!» — Сайлас бросился к Зоопарку, но Грим преградил ему дорогу: уставился в лицо парню, будто что-то ожидая, как болельщик перед голом, с замершим лицом, распахнутыми глазами.

Сайлас попытался оттолкнуть Грима:

— Серёга, где болело? Попробуй лечь! Можешь ещё говорить? Серый, не молчи!

— Заткнись, идиот, — прошипел Грим и резко, без замаха, впечатал бывшему спецназовцу в солнечное сплетение.

Удар был не сильный, но неожиданный. Сайлас задохнулся и сложился, упав на колени.

Он не успел поднять глаза, когда услышал Зоопарка:

— A Esteliel' Sinda! Lume lelya! — тихий голос креп, парень поднимал голову всё выше: — Le lera! Tul hilde Heren! Latya tarna ar anta Macil![12]О Серая дочь Надежды! Время пришло! Ты свободна! Пришёл наследник Ордена! Открой нам проход и отдай Меч! (квенья)

Грим смотрел на него безумным взором, полным восторга. Когда Зоопарк закончил, их недавний проводник тут же забыл о парне и метнулся к скале, чуть не за шиворот хватая всё ещё сидевшего Сайласа. Сзади послышался тихий мат Диджея. Сайлас начал вырываться, но Грим оказался ловчее.

— Ты кто такой?! — заорал Сайлас. — Что ты сделал с мальчишкой? Ты ему дурь подсыпал? Или зомбировал?

— Или его змея укусила, — улыбнулся Грим, и чёрные глаза заглянули в душу.

Сайласа прошиб пот:

— Ты кто такой?..

— Ты даже не знаешь, кто ТЫ такой! — прошипел сквозь оскал Грим. — Пойдём, покажу, — он подмигнул и умело ушёл от попытки Сайла ударить в лицо. — Хватит кулаками махать, — Грим снова увернулся и отвесил противнику такой пендель, что тот едва не влетел в скалу.

Сайлас сделал по инерции три шага, остановился и замер. Одна из вертикальных «плит» скалы таяла, словно лёд, собираясь у ног ртутными каплями. Грим сзади посмеивался:

— Вот уж не думал, что нашего героя придётся пинком гнать к его славе. Иди-иди, не укусит она тебя.

Сайлас перешагнул лужу недавних «камней».

— Джей, ты что на меня пялишься, как на зелёного фламинго? Опа, а эта дверь в скале была? Сайл, нас подожди!

— Зверинец, ты в порядке?

— Конечно, а чё?

— Да заткнитесь уже, мелочь!

Сайлас не обращал внимания на голоса. Он вступил в темноту пещеры с чувством навязчивого дежавю: с потолка из круглого отверстия лился свет, хотя солнце уже давно село за горы. В колонне света стояла гранитная фигура: девушка, точь-в-точь из его старого сна про всадников, в длинном струящемся одеянии, прямые волосы горным водопадом спускались с плеч. Чёрные гранитные глаза смотрели на него, она приветливо улыбалась. Девушка держала вытянутые руки перед собой, будто поднося невидимый каравай дорогому гостю.

«Наверно, это памятник той девушке, и я где-то видел его фотку, поэтому приснилось», — Сайлас попытался дать последнее вменяемое объяснение происходящему.

Вдруг в голове он услышал её мелодичный голос, словно птичья трель, словно сотни колокольчиков, словно горный ручеёк:

«Ты пришёл! Я долго ждала тебя. Не бойся, с тобой всё хорошо. Просто я хочу предложить тебе благородную цель. Ты, конечно, можешь отказаться и вернуться к прежней жизни. Но разве кто-то ждёт тебя? Разве ты кому-то нужен в этом мире? Не ври себе…»

«А в твоём мире я кому-то нужен?» — Сайлас продолжил этот мысленный диалог.

«Боюсь, ты не поверишь, если я скажу, что ты можешь спасти свой мир от зла, которое прорвётся сюда из моего, — она засмеялась. — Но я хочу отдать тебе ключ, который закроет ваш мир от нашего. Я не могу быть его хранительницей дольше. Об остальном тебе расскажет Грим, он многое знает. Ты его слушайся, а то ему обидно: он столько лет добивался чести быть хранителем, обладателем этого ключа. Рылся в архивах, учил заклинания доступа ко мне… Правда, на латыни. Но это не его судьба — и он обижается на вас. Глупость, не правда ли? — снова смех. — Но даже столь долго живущим людям нужно прощать их человеческие слабости. Подойди ко мне, дай мне руки».

— Что это с ним? Это красотка из нашего сна, а, Зверинец?

— Ага, ток чёрная… и как бы… это… статуя. Гримыч, а чё он на неё таращится?

— Тихо, они разговаривают. Сейчас она его шустренько уговорит и оживёт. И, по ходу, смоется. Она ж нейтральная, серая, — Грим говорил будто себе. Потом произнес: — Если позовёт, пойдёте с ней? Что вам тут теперь делать-то?.. А у неё там весело, жарко, тёмные жрицы, светлые эльфийки… Три-дэ анимация. Вот ты, Зверинец, преемник Седрика, оказывается. А ты и не знал…

Грим стоял у стены, майка и волосы вливались в темноту, очертив ухмыляющееся лицо и скрещенные на груди руки. И он над ними тупо издевался. Какая анимация, какие эльфийки, какой Седрик?

И тут замерший Сайлас пошевелился: он протянул руки к рукам статуи. Столп света наполнился потрескивающими искрами, и на полу между неподвижными фигурами яркой молнией блеснул появившийся из ниоткуда меч. Сайлас смотрел в глаза девушке, но, почувствовав тепло оживающих рук, опустил взгляд, прищурился от блеска клинка. Он взялся за рукоять, выдернул меч и ощутил тяжесть металла. Правая рука сжала рукоять под гардой, напоминающей терновую ветвь, левая заскользила по глади клинка до заострений.

— Аna mane men, — услышал он мелодию голоса, поднял глаза, встретившись с живыми, ярко-голубыми, на мраморном лице в обрамлении прямых пепельно-белых волос. — Tenn' omentielvо, malo![13]В добрый путь. До свидания, друг (квенья)

Не осознавая, что творит, он поцеловал её губы.

За мгновение поцелуя Сайлас увидел великое войско с чёрными и красными угловатыми крестами на белых плащах и полотнищах, чашу с кровавыми потёками, грациозные корабли с тонкими носами и высокими мачтами, полные маленьких детей, чьи лица светились мужеством и страхом, кузницы, сокровища, кресты, ритуал посвящения, их величие и их грехи…

Тамплиеры.

— Ava care![14]Не делай этого! (квенья)
- она отшатнулась и замотала головой.

Образы снежным комом обрушились на него, и Сайлас провалился в темноту.

 

Глава 6. Неканоничная

Лес светлых

Тёплый воздух обнимал ночные тени, танцующие в царстве вечных деревьев.

Папопротники и пальцелисты нежнейшим покровом укутывали и прятали их. Он лежал на спине, она устроилась у него под боком, положив голову на плечо и обвив правой ногой его ноги. Он отрастил длинные тёмные волосы — ей так больше нравилось. А она сделала короткие рыжие и уменьшила грудь. Ох уж эти мужчины.

Но каждый из них смотрел в свою темноту.

— Я хочу ребёнка, маленькая моя, — его рука пробежала по её спине.

— Что?! — она приподнялась на локте, опершись на его грудь другой рукой. В болотно-зелёных глазах полыхнуло изумление. — Но… ты же уйдёшь, вернёшься в своё звено. Я могу тебя даже не узнать при встрече! — Она смотрела на известного среди серых ловеласа с недоверием и надеждой.

— Я хочу остаться. С тобой. Ты же одна в своём звене?

— Нет, с Двести-семидесятой, — она украдкой взглянула на своё запястье, обёрнутое узорной татуировкой с её номером — «242». И число-то какое неказистое.

— Она не захочет меняться с тобой, Четырнадцатый! Ты же Приближенный… Где твоё звено?

— На побережье. Это тоже не стратегический район. Ей понравится: пальмы, песочек, океанский воздух. В случае нападения — только известить Первых и ждать в укрытии. Я смогу её уговорить.

— Так же, как уговариваешь меня? Без одежды и амулетов? — её первые эмоции проходили.

Не по уставу: на эмоции положено первые пять секунд.

Она принялась размышлять, и он понял, что близок к цели. Если женщина раздумывает над предложением, значит, уже согласна:

— Через несколько дней освободится Шестая, чьё имя Эстелиель, дочь Второй, чьё имя Эстель. Нужно быть наготове. Я не успею вернуться в Цепь до её прихода, пока буду нянчиться с ребёнком.

— Нам нужны новые воины и шпионы. Не волнуйся за меня, я подежурю один. Или ты сомневаешься во мне, маленькая? — в подтверждении своей провокации он приподнялся и принялся целовать её. — Я буду боготворить тебя, как боготворят каждую мать! Только ты достойна носить моего ребёнка! Только твои изумрудные глаза пленили меня, только ты — мой маленький послушный зайчонок!..

«Подхалим», — подумала она, проваливаясь в негу…

Неожиданно их прервали: на расстоянии двух деревьев крался отряд Подземных. Они выслеживали кого-то, и это вряд ли была просто охота.

Мгновение, чтобы переглянуться.

Мгновение, чтобы одеться.

Мгновение, чтобы надеть амулеты.

Серые слились с лесом. Они заскользили между папоротниками так тихо, что не тревожили ни змеек, ни воздух. Прирождённые разведчики, хранители порядка, рядовые серые подчинялись воле своих Первых Пяти Властителей, достойных носить имена. Имя также носила Шестая, выполняющая самые секретные и ответственные приказы — все об этом знали. Она была их самой послушной марионеткой. Погрязшие в интригах с властителями Подземных и Наземных, Первые отправили её на семьсот лет к Разным — стать хранительницей ключа между этим миром и миром Разных. И скоро приходит конец её заданию, её проклятью. Она вернётся, и силы не-серых могут попытаться пройти в мир Разных. Такие опасения Первых заставили рядовых перейти на чрезвычайное положение и следить за всеми странными передвижениями и действиями не-серых.

Поэтому пара разведчиков, забыв о личных мыслях, беззвучно следовала за отрядом вооружённых Подземных. Проследить и передать по Цепи Первым, не вмешиваясь без указаний. Впрочем, Четырнадцатый, как Приближенный по праву рождения, мог бы принять решение ареста или иного ментального воздействия. В сущности, жить в одном звене с ним было бы огромной честью. Но он был повеса и бабник и мог уйти в любое время. После многих лет такой жизни уже никто не сомневался в его неверности.

Подземные достигли цели — подошли к двум разбуженным ими не-серым. Это была более чем удивительная пара — Подземный парень и Наземная девушка. Отсутствие на них одежды не оставляло сомнений в их вечерних занятиях. Серые слились с ближайшими деревьями в ожидании. Подземные заспорили, началась драка. Они не заметили, как Двести-сорок-вторая увернулась от стрелы, выбившей из дерева позади неё щепу. Серые короткие волосы, серая кожа, серая одежда — разведчицу могли выдать теперь только неизменные болотные глаза.

Отряд — не без труда — оглушил своего, затем пленил девушку. Подобрав их одежду и оружие, они унесли добычу по направлению ко входу в свои пещеры. У серых там были свои наблюдатели, которые и доложат Первым. А сейчас устав велел дежурной на этом звене будить сменщицу и засыпать самой, чтобы выйти в Цепь и отправить отчёт. Четырнадцатый в это время будет уговаривать Двести-семидесятую уйти на море.

Владыки заботились о здоровье и комфорте своих рядовых: на маленькой опушке стоял добротный двухэтажный деревянный дом с двумя отдельными спальнями, уютной кухней и удобной ванной.

Благодаря способности изменять внешность разведчики могли убедить гостей, что здесь живут две Наземных девушки.

Двести-сорок-вторая легла на спину в середине широкого мягкого матраса, рассыпав по нему уже длинные светлые волосы. Нашарила на шее верёвочку с амулетом мгновенного сна и подняла сознание на высоту полёта ящеров. Тело осталось спать внизу.

Воспарив, она увидела тот кусочек леса, что был её звеном — область, в границах которой она несёт разведку со сменщицей — она ночью, сменщица — днём. В другое время суток они спали.

Поднялась выше Цепи серых, огляделась. На юге за окраиной леса Малос-Нольве виднелся спокойный лазурный океан Саулей'ра, уходящий безмятежностью в небо.

Вокруг простирался дикий лес. Лес Наземных. Из века в век они рубили, сажали и выхаживали деревья, но лес казался нетронутым и необитаемым. Двести-сорок-второй рассказывали при обучении: когда пришли серые, они заселили сначала этот лес своими разрозненными муравейниками, рубили мачтовые сосны и не думали сохранять молодую поросль. Но Наземные научили их своим законам.

Серые спустились в подземелья, и Подземные также научили их законам своим. Потом серые вышли к океану. Многие остались там. Некоторые отбыли на север, восток и запад — в предгорья. Но на востоке почти не было воды, и близкое расположение враждебных пещер Хар`ол-Велдрина выгнало серых оттуда.

На севере брала начало великая река Карред-Ираун. Поселенцы охотно остались там, развивая речное судоходство и навещая лесных. Но в горы не пошли даже они.

На западе основали свою крепость Пять Первых Властителей. На официальном языке серых она называлась «Гнездо чайки». Допускались в предгорья только Ближние и Приближенные. И охрана. Как пробраться к этому замку, рядовые не знали. Горы Тирин`Шахри опоясывали страну неприступными вулканическими стенами, даже Подземные не могли пробраться под ними из-за лавы.

Дальше Двести-сорок-вторая не видела. Жители окраин говорили, что за горными грядами лежит пустыня Паридиэн. Но, насколько знала девушка, никто туда не ходил.

Серая спустилась обратно в Цепь. Она парила в лёгком золотом облаке, от которого тянулись шесть мерцающих ниток к соседним звеньям Цепи. Она выбрала ту, что вела в направлении Дворца Первых, и направила по ней своё сознание. Облако первого по пути звена оказалось пустым: единственный здесь разведчик либо бодрствовал, либо ушёл с отчётом. От звена со стороны входа к Подземным, куда унесли пленников, нёсся сосед — более молодой и быстрый Четыреста-пятьдесят-восьмой. Разведчики обменялись парой образов и продолжили движение вместе, с двумя частями одного доклада, огибая спящих на своих местах соседей. Они пробирались к Ближним.

Их было четверо: Седьмой, Восьмой, Девятый и Десятый. Они принимали отчёты, говорили вежливое: «Спасибо за Вашу работу, мы передадим Первым Пяти Властителям». Иногда передавали сразу и отпускали разведчиков с заданиями: следить дальше, вмешиваться, арестовывать или убивать. Арестовать — значило усыпить с помощью амулета, это доверяли только мужчинам. А дальше Ближние сами занимались им. Во сне. И тогда арестанту снились кошмары. Редко арестант просыпался, чаще умирал во сне. Иногда задания приходили тем, кто находился ближе всех остальных к нарушителям спокойствия.

Так было и в этот раз. Вечером того же дня задание спуститься в пещеры Хар`ол-Велдрина, разведать причины кражи светлой и арестовать командира того отряда придёт во сне Четырнадцатому.

 

Глава 7. Эмоционально-кровавая

Пещеры тёмных

В первый момент после пробуждения Лорешинад даже немного удивился тому, что он жив. И, судя по неясным ощущениям, находится где-то в пещерах Хар`ол-Велдрина.

«Серьёзно? — подумал он, не спеша, впрочем, открывать глаза. — Неужели Арр'Таш и нёс меня всю дорогу сам? И принёс, небось, в собственную комнату… хм… Дальше думать не стоит…»

— Какие у тебя громкие мысли, мельда, — сквозь шум в голове донёсся задумчивый голос светлой. — И такие странные…

— Ну знаешь… — смутился эльф. — При наших-то жрицах бывает всякое… Что? Ты тоже здесь?!

Лилия и хвоя… сердце кольнуло, страх быстрой холодной волной поднялся к горлу. Они пленили её, несмотря на его старания. Лорешинад попытался встать, но это не удалось, хотя он не чувствовал себя связанным. Тщетно. Все попытки освободить себя, а главное — её, теперь тщетны.

— Я побуду пророком немного? Опишу место, где мы находимся. С закрытыми глазами, — нарочито спокойно произнес тёмный и продолжил, не дожидаясь ответа. — Большой круглый зал с высоким потолком, по стенам стоят несколько чаш с синим огнем, в центре — чёрный камень. Мы на нём, обнажённые. Видно ли тебе, что он окружен зелёной пентаграммой на полу? Где ошибся?

Тихий смешок.

— Ты не ошибся, мельда, — последовал ответ. — У вас довольно странные представления о сочетаемости цветов, — голос её тоже был нарочито спокоен.

Будто не понимала, что происходит. Будто всё приняла, как есть. Будто готова к тому, что будет дальше. И этот голос скрёб по душе осколком стекла. Лучше бы она плакала, просила о помощи — он бы постарался… хотя бы шевельнуть рукой, превозмог бы древнюю магию жриц Хар'ол-Велдрина.

— Какие есть… — он открыл-таки глаза и огляделся, насколько это было возможно.

Видэн Рэндан, Врата Бездны — святилище тёмных эльфов. Здесь жрицы проводили ритуалы, целью которых обычно являлось получение магической энергии или призыв демонов. Зачем им нужны демоны — точно не знал никто из мужского населения подземелий. Догадки, конечно, имелись, но высказывать их не спешили.

Сердцем пещеры являлся жертвенный камень. Говорили, что его зачаровала первая Верховная мать Хар'ол-Велдрина. Любое живое существо, коснувшееся камня, тут же безвыходно прилипало к нему. Снять кого-либо с камня можно было только после смерти.

Сейчас он стал ложем для вчерашних любовников. На возвышении в изголовье алтаря обнаружился меч эльфийки.

— Что ты там говорила насчёт меня и светлых? Кажется, нас с тобой действительно уравняли в правах, — Лорешинад пытался шутить.

— А зачем ты начал драку, мельда? — её вопрос пташкой зазвенел под сводами пещеры. — Я просила не драться… Их было слишком много… Теперь ты в немилости из-за меня… Должна была умереть только я, — в голосе зазвучал холод подступающих слёз.

— Вот только не говори, что попалась мне специально! — неожиданно для самого себя Лорешинад почувствовал обиду. — Это что, новый обычай — переспать с охотником? Вдруг отпустит? Или сбежала бы под утро?.. Отличный танец получился, мне понравилось! «Видения» тоже красивые были… — он срывал свою злость на ней, раззадоривая себя, пытаясь сжать кулаки, оторваться от камня.

— Да, конечно, специально тебя выследила, заставила драться и к камню прилепила! — голос эльфийки дрогнул, взвился, она попыталась рвануться к нему. Не смогла. Отвела взгляд, вздох напомнил всхлип, губы задрожали. — Почему в этом проклятом воинственном мире нет места ни чувствам, ни искренности?!

Весь задор угас. Ей было слишком больно слышать его слова. Она лежала хрупкой фарфоровой куклой на чёрном камне, отрешённой и безвольной, уставившись в пространство перед собой.

Что с этим делать, Лорешинад не знал. Обида мгновенно испарилась, он понял свою ошибку. Снова страх потерять её и страстное желание не допустить её смерти. Смерти девушки, отдавшейся ему не ради сведений или оружия. Первой девушки, которая была с ним по-настоящему нежна и откровенна. Девушки, обречённой на смерть. Обречённой ИМ САМИМ. На свою судьбу ему было уже наплевать…

Тишину зала развеял шелестящий холодный голос:

— Прекрасно, Лорешинад, просто прекрасно, — жрица выдержала театральную паузу. — Твой острый язык наконец-то нам пригодился.

Послышался стук тонких каблуков, и в поле зрения появилась женщина, которую большинство мужчин любой разумной расы признали бы красивой. Если бы не глаза. Красные, как у всех тёмных эльфов, они всегда были холодными, властными и злыми. Всегда. Верховная мать Хар'ол-Велдрина не может быть слабой, иначе её тут же сместят в Мир Духов.

Нынешняя владычица подземелий медленно шла к алтарю. Она умела ходить так, будто течёт в пространстве. Одежда не могла скрыть её форм. Наряды жрицы никогда не отличались скромностью. Она ни с кем не делила власть над подземным миром, и могла бы позволить себе скромность. Но в её представлении скромность означала слабость.

— Великая мать Баль-Виер'арра Хельви'рахель![15]Королева чёрного огня, Та, что выше богов (дроу)
— с притворным обожанием и почти не скрываемой ненавистью воскликнул Лорешинад. — Извините, но в данный момент я не могу должным образом приветствовать Вас…

Жрица чуть сморщила идеальный носик, подошла к ним, чеканя каблуками каждое слово:

— Как же ты мне надоел, вин`эсс! — она сходу влепила Лорешинаду пощечину. — Когда ты назвался именем отступника, я стерпела, потому что так было нужно. Твой поцелуй… я тоже простила. Пока ты готовился стать Ключом, я ждала! Закрывала глаза на твои выходки, якобы не замечала твоих отлучек на поверхность… — холодная рука убрала с его лица прядь волос.

— Так и не пускали бы обратно, — не смог удержаться эльф. — Эй! Что значит «стать ключом»?..

— Заткнись! — прошипела жрица, добавляя магический жест.

На лице Лорешинада появился призрачный паук-курьер и сжал ему рот лапками. Поневоле пришлось замолчать.

— Как долго я ждала этого момента! — она выдержала долгую паузу. — Наконец-то я смогу завершить дело жриц — разрушить проклятое владычество серых и вырваться отсюда. Новый мир, новые силы… Новые жертвы, новые рабы из человеческого отродья. — Её лицо опустилось к его глазам. Голос пахнул горькой мятой и полынью. — Тебе не понять. Ты всего лишь воин. Всего лишь Ключ…

Она резко выпрямилась, поправила белоснежные локоны, повернулась и прошла к мечу.

Привычным движением взяла оружие и медленно пошла вокруг алтаря, так же медленно и певуче читая заклинание:

— Data est mihi jure parentum vi ignis vim mortis spiritus obscurus! Adiuro tempus et spatium! Accipere lumen sacrificium quod aperit limina et in saecula![16]Силой данной мне по праву рождения, силой тёмного огня и смертоносного ветра! Заклинаю пространство и время! Примите светлую жертву, открывающую порталы и миры! (лат.)

Синий пламень в чашах, рядом с которыми проходила жрица, дрожал и почти гас, тут же вновь загораясь с новой силой. Под сводами зала раздался звон, будто рвались струны эльфийских арф. Лорешинад почувствовал, как что-то вытягивает из него эмоции и силы. Вин`эсс прилагал все усилия, чтобы освободиться, но тщетно. Если бы был свободен хотя бы один палец… Он покосился на светлую. Та лежала, не шевелясь и не реагируя на происходящее.

Лорешинада начало трясти: страх, неведомый раньше, огненный, застилающий глаза, путающий мысли. Её сейчас убьют, заберут от него, он никогда больше не увидит зелёных глаз, не вдохнёт ароматов её кожи, не сможет держать её за руку…

Он даже не успел узнать её имя….

Верховная мать обошла алтарь и встала над светлой. На последнем слоге клинок в руках жрицы резко взмыл вверх, описал блестящий полукруг и тут же вонзился в грудь жертвы.

Светлая дёрнулась и вскрикнула. Из дрожащих губ выплеснулась струйка крови, красной змейкой поползла вниз по щеке. На ней отражались языки синего пламени. Тело билось в мелких конвульсиях, жизнь в глазах светлой гасла, словно догорающая свеча…

Лорешинад тоже начал дёргаться. Но не от боли, а от ярости и желания убивать — чувств, которые он прежде не испытывал никогда.

Уничтожить. Медленно, разрубая каждую вену жрицы. Сначала ноги и руки — пусть живёт и видит свою кровь. Потом лишить её той красоты, какой она славилась и хвалилась. Чтобы осталось окровавленное живое тело. Просто тело, молящее убить его…

Лорешинад ещё сильнее задергался в попытках освободиться. Сквозь сжатый рот слышалось не мычание, а звериный рык. Вокруг алтаря плясали тени, сливаясь в чёрную воронку над ним. Жрица провернула меч в груди светлой и резко выдернула. Алая кровь из раны капля за каплей начала подниматься к центру урагана, подпитывая бушующие тени. Умирающая эльфийка повернула к Лорешинаду лицо. Её зелёные глаза были пусты. С мёртвых губ слетел шепот, похожий на шелест ветра в кладбищенских деревьях:

— Прости, мельда…

В этот момент в зале что-то изменилось. Лорешинад почувствовал, что алтарь больше не держит его. Сорвав с лица паука, он вскочил и бросился на жрицу.

Ещё успел увидеть напряжённое лицо Верховной матери, когда выхватил у неё из рук меч. Жрица засмеялась, но отпрянуть и скрыться не успела. Меч с хрустом вошёл в её правое плечо.

— Танец не закончен! — эльф выдернул меч, занёс его для следующего удара. Но жрицу уже не увидел.

Чёрные тени обволакивали фигуры Лорешинада и девушки у его ног, разделяя их, унося вверх живое тело и оставляя мёртвое на растерзание в Мире Духов.

Калейдоскоп искр и неясных образов… удар о землю… соленый вкус во рту… рука сжимает скользкую рукоять чужого оружия… звук грома, молнии освещают две фигуры, выходящие из укрытия под ливень… не услышали его…

Лорешинад попытался встать, но тело отказалось повиноваться. Сил хватило только повернуть голову и увидеть, как движутся, сплетаясь в причудливый узор, по клинку эльфийского меча капли крови. Крови светлой эльфийки и тёмной жрицы.

— Танец… не закончен… — прошипел сквозь зубы тёмный.

Но вторая попытка подняться принесла отчаянную боль, выворачивающую наизнанку. Его вырвало кровью, и он потерял сознание…

 

Глава 8. Историческая

Алтай

«Танец… не закончен!» — слова пахли кровью и ненавистью.

Сайласа вышвырнуло из сна: он лежал в той же позе, что и непонятный тёмный эльф, по чистому лезвию его меча скользили отблески молний из входа в пещеру. Окна наверху как не бывало. Холодный песчаный пол не способствовал приятным ощущениям — захотелось встать. Сидевший рядом чёрной горой Грим встрепенулся:

— Скорей, Сайл, текаем. Боялся, что ты не проснёшься вовремя, придётся отбиваться… Это ведь не просто гроза. Сдаётся мне… избушка на курьих ножках… что сейчас у нас могут быть гости… Могут, конечно, и не быть… — Он шутил как-то «мимо кассы», озирался, лицо в бликах молний было серьёзно. Так смотрят телохранители, когда хозяину взбрело зайти в тёмный переулок. И шутят, чтобы тот не боялся.

— Где… все? Пацаны и… ну…?

— А я хрен знаю?! — неожиданно разъярился Грим. — Вставай, кому говорю! Если гости придут — МЫ будем неизвестно где… И хорошо, если сразу в могиле.

Сайлас послушно встал, хотя не видел смысла выходить из скалы в грозу. Голова была пустая. Слушаться Грима не хотелось, но туман упорно застилал мысли. Ватное пугало на негнущихся ногах, как после контузии.

— …Lil'alure… naut xun… — голос из глубины пещеры прошелестел так явственно, словно неведомые «гости» уже пришли. Без стука. Меч будто сам дёрнул руку, направляя лезвие в шипящую темноту.

— Не геройствуй! Идём! — теперь слова Грим показались разумными.

Они выбежали из скалы.

Гроза в горах… Это очешуенно страшно! Сели и оползни в этих спокойных местах им не грозили. Но как не вспомнить Кавказские горы, где по колено в грязи и песке, под мат командования пытаешься опереться на уползающую из-под ног вниз землю. Да ерунда! Почти ничего сложного! Вот через липкий лес бежать было сложнее, ветви и корни заставляли сбивать дыхание. Грим иногда останавливался, оборачиваясь и глядя по сторонам, слушал что-то за пределами дождя. Заметно было, что он успокаивается:

— Как думаешь, служивый, идёт за нами кто-нибудь?

Сайлас присмотрелся, прислушался — уже не гроза, а романтичный лесной дождик, даже птички залепетали. Туман из головы не пропадал.

— Я думаю, нет, товарищ командир… разрешите обратиться… — ни разу его не радовала перспектива впредь слушаться этого психа. Хотя когда вокруг начинали происходить необъяснимые вещи, его советы могли быть полезны. — Рассказывай давай, что тут у вас к чему, она мне обещала, что расскажешь. Что за меч, почему она мне снилась. И где все, собственно?

— Что ты знаешь о тамплиерах? — спросил Грим тоном учителя на экзамене.

Сайлас честно попытался вспомнить уроки истории, но ничего путного из этого не вышло.

— Понятно… Значит, слушай… — странным лекторским тоном начал он. Этот тон из его уст откровенно царапал по ушам, но, видимо, Гриму хотелось попонтоваться.

— Мифы и легенды редко рождаются на пустом месте. Большинство из тех существ, о которых повествуют древние сказания, существовали на самом деле.

Знаешь легенды про эльфов? Да, тех самых, что в кино, книжках. Вот они живут сейчас в другом параллельном мире. Туда усвистали эта красотка с пацанами. Не кривись, параллельный мир — такой же вполне себе мир, только идти через портал. Та самая чёрная скала. А раньше это место было недалеко от Иерусалима, в Святой земле. И эльфы могли к нам приходить.

Приходили чаще тёмные: во время больших людских войн то тут, то там мелькали беловолосые и темнокожие воины-тени. Небольшая группа могла переломить ход почти проигранной битвы. С 11-ого века они встали на сторону католической церкви — эта организация была самая могущественная и влиятельная. В качестве оплаты брали себе рабов-людей. В 1095 году Папа Римский Урбан заключил с ними официальное соглашение.

Но приходили и светлые — «бледнолицые» лучники. В своём мире они не воевали с тёмными, а тут зачем-то организовали тамплиеров — организацию, изначально подвластную церкви, но позже отделившуюся. Светлые учили тамплиеров магии и в качестве платы брали монеты, переплавляя их у себя и создавая неповторимые золотые украшения. По большому счёту вся политика и экономика Европы скоро оказалась в их руках.

Пару веков все друг друга терпели. Потом тёмные, видимо, от зависти, решили подложить светлым свинью. Нашли подход к королю Франции Филиппу IV, рассказав о якобы несметных богатствах тамплиеров. Орден был разбит, объявлен еретическим. Сокровищ, естественно, не нашли. Теперь по ушам досталось уже тёмным. Светлые эльфы перенесли портал из Святой земли на Алтай и спрятали до лучших времён. Потом, потеряв влияние и прибыли, эльфы сбежали в свой мир… [17]Здесь и далее: жирным шрифтом отмечены реальные (и не очень) исторические факты, взятые из книг и сайтов по истории Средневековья (учебников, хрестоматий, а также трудов Л.Н.Гумилёва и материалов http://ru.wikipedia.org/wiki и др.)

Так они дошли до избушки — до костей продрогшие и промокшие, по колено в песке и хвое. Сайлас положил на стол совершенно не пригодившийся меч.

«Наверно, можно было бы им ветки мешающиеся рубить», — запоздало подумал он.

Грим собирал пожитки: чайник, бритву и прочую мелочь, не побывавшую в предыдущем походе.

— Мы опять куда-то идём? — «меченосец» держал слегка дымящиеся ботинки у очага и отколупывал пласты глины и камешки.

— Да, в тёплый замок. Пять звёзд, всё включено. Только мы поедем. У меня тут в кустиках немецкий трофейный фольксваген заныкан… времён тамплиеров.

Сайласу определённо не нравился его юмор… Грим достал из погреба последние продукты, и они поели.

— Где сейчас пацаны твои, я могу только догадываться и, признаться, очень им завидую. С самого начала завидовал. У этой серой ведьмы есть амулет для перехода, и с ним она может туда-сюда шастать. И брать, кого вздумается. Меня взять ей вот не вздумалось, стерва!.. Я, видите ли, тут нужен! Ну и пошли они все на фиг! — он решил перестать жаловаться.

Сайлас мысленно угорал, глядя на него — тётя ведьма с собой не взяла! — но слушал со спокойным лицом.

— Мы ещё с тобой развернёмся, служивый! Нам ещё Ритуал проводить. Поработаем швейцарами, закроем портал, чтоб не повадно было. Я не до конца ещё разобрался, а ведьма, по ходу, сама не в курсе. Она мне только показала этот ихний Ритуал Сокрытия меча. Церковь сожгла Великого Магистра ордена Жака де Моле… Было это в 1314-ом. 13-ого, в пятницу… Блевать не смей — его прах хранится в рукояти этого меча.

Так вот. Все ушли, а два последних тамплиера — Франц и Седрик — и твоя красотка с помощью этого оружия закрыли портал на семьсот лет. А наш замечательный друг Зоопарк этот портал открыл снова. Чем это чревато — не могу сказать. Седрик, оставивший летописи, не сказал. Но, думаю, ничего хорошего нас не ждёт. Мало ли х… оттуда может вылезти за эльфами…

— А кто такие серые? Ты сейчас сказал «серая ведьма»… — Сайлас пытался собрать мозги в кучу.

— А вот не знаю. И Седрик не знал. Может, они там самые умные, и к нам не совались.

— Хорошо, но при чем тут я? — рука Сайласа инстинктивно потянулась к мечу. — Сжигать себя просто так не позволю, учти.

— Да нужен ты кому-то, сжигать тебя… — хмыкнул Грим. — От нас пока требуется быть в том замке до прихода серой, сами портал вряд ли закроем. А лично от тебя: учиться правильно махать этим дрыном. Пригодится ещё… — он зловеще улыбнулся, по-звериному.

Сайлас никогда раньше не видел, чтобы люди так улыбались. Туман в голове смешивал образы, услужливо предоставляя памяти собачий или волчий оскал…

Грим тем временем впихнул в рюкзак «долгоживущие» продукты: копчёное мясо, курицу-гриль, чай, хлеб и… пару упаковок йогурта разрекламированной фирмы. На немой вопрос Сайласа он хмыкнул и произнёс:

— В нём совершенно нет консервантов! Проверено! — и взвалил на себя рюкзак. — Меч не забудь, служивый.

Хорошо ему говорить. А Сайласу пришлось ещё подумать, как нести полную двадцатилитровку с водой и меч без ножен. Но для спецназа не бывает невыполнимых задач! Извернулся.

На поверку «трофейный фолькс» оказался нашей древней «девяточкой», в молодости бывшей вишнёвой, да такой убитой, что живое место на ней было только одно — пассажирское сидение. Единственное с ремнями… Это сейчас-то, по мокрой горной дороге…

Не то, чтобы Сайласу было страшно, просто не доверял он водительскому опыту парня. Но, ради приличия, не пристегнулся. В России не пристёгнутый ремень — символ доверия водителю. Пристегнувшись — можно обидеть.

Вопреки ожиданиям, Грим вёл отменно: без фар, на лысой резине, спокойно пролетая неглубокие лужи на 40–50 км/ч. Меньше нельзя — нагруженная машина на горной грунтовке рискует забуксовать. Но и быстрее тоже нельзя — на любом повороте авто могло перестать слушаться. Но парню было всё нипочём — он знал, как управляться с этим… транспортом.

В одной из глубоких луж Сайлас получил что-то вроде грязного душа из-под двери с одной стороны и из-под коробки передач — с другой.

— Да, забыл сказать, у неё дно дырявое…

В отместку Сайлас демонстративно пристегнулся.

— Лучше х…во ехать, чем п…то идти! — Грим был непрошибаем.

Минут через двадцать такого аттракциона с некрутым серпантином они свернули с каменистой дороги на просеку, стиснутую перевалом между двумя горами. Ехать по траве и через невысокие кустики оказалось спокойнее, но машину стало жалко. Вскоре колёса вошли в накатанные колеи, водитель прибавил скорость и вырулил к маленькой пологой равнинке, пересекаемой раскинувшейся речушкой.

На берегу, в окружении кустарников и хиловатых деревьев, громоздилось строение из белого камня. Обветшалая крыша второго этажа, латанная-перелатанная, готова была рухнуть при первой возможности. Старые стены зарастали мхом. Это был не романтичный юнец, в камзоле, со шпагой и неуместной сединой на висках. Этот замок был разрушающимся стариком: неприятным, болезненным, жалующимся на жизнь и ждущим смерть.

— «Ол инклюзив», говоришь? И ты предлагаешь нам тут жить? — Сайлас не горел энтузиазмом.

— Ни б…, служивый! Тут лучше, чем в избушке: тут электричество есть, — Грим мотнул головой в сторону одной из гор: на ней распластались квадраты солнечных батарей, стояли бешеные скелеты мельниц, ловящих энергию ветра. — С перебоями, конечно. Но холодильник и обогреватели выдерживают, вроде…

Пока Сайлас смотрел на эти агрегаты и представлял, как будет полыхать полусгнившая крыша после короткого замыкания, машина обогнула замок и въехала в… дыру в стене, скрипнула тормозами и встала посреди квадратного помещения. Оно было похоже на балетный зал без зеркал, даже поручни по стенам были. И ещё какие-то железки.

— Ну смотри. Это был замок последних шести тамплиеров. Здесь жили Франсуа де Сент-Клер, Йорген Норберт, Якоб Сандр, Мартин Леруа, Вильхельм Хоэнцоллерн и Седрик Джонс. Первый и последний, кстати, замуровали твою красотку на семьсот лет тут стоять. Остальные смылись с помощью ведьмы Надежды, жившей в той избушке. Вроде бы она создала амулет для перехода людей в тот мир. Типа того, что у нашей знакомой. Но эти семьсот лет он всё равно не действовал. Ну, они тут не много хлама оставили, ещё меньше рукописей. Барахло я продаю: иногда нашим, иногда китайцам. Тем живу, электричество провёл, водяной насос и канализацию. Насос, правда, ручной, каждое утро — у меня зарядка. На чердаке большой резервуар. Он же — пожарная сигнализация. Артефакты берегу. Вот меч этот сюда опять вернулся.

Пока Грим рассказывал, они вошли в коридор. По левую руку попадались обветшалые двери, иногда груды досок, иногда просто дверные проёмы, открывающие такие же прямоугольные помещения, заваленные порой оружием, порой — камнями. Они дошли до середины пути, когда справа обнаружилась входная парадная дверь, закрытая изнутри валунами, а слева — две узких лестницы на второй этаж. Одна даже с остатками перил.

Второй этаж был копией первого: коридор с узкими бойницами и комнатами — по шесть в каждую сторону. Комнаты одинаковые — в углу — труба с краном, внизу — сток, у двери — розетка и выключатель, под потолком патроны без лампочек.

Одна из комнат была жилая, туда они и шли: кровать, стол, стул и табуретка, заваленные книжные полки.

Грим сгрузил вещи в угол, постоял в задумчивости:

— Значит, кухня и туалет на первом, в другую сторону от гаража. Выбирай любую спальню, а я поеду в город, тут недалеко, куплю тебе раскладушку, спальник и поесть. Ты не куришь ведь?

— Нет, бросил, — уныло ответил Сайлас и плюхнулся на кровать. — Но, честно говоря, очень хочется, — он назвал марку. — Денег дать?

— Не надо пока, осматривайся. Под кроватью ноут есть, если заскучаешь.

— Грим, воров не боишься?

— Кого-кого? — фальшиво удивился тот.

— А не боишься, что я смоюсь? С мечом и ноутом?

Грим помрачнел:

— Это, конечно, будет твой выбор… Но я тебя из-под земли тогда достану, — голос был спокойный, но в глазах бушевал огонь. — Чисто чтобы меч вернуть…

Грим смотрел на Сайласа в упор, не моргая, не отводя взгляд. Сейчас его отношение менялось: раньше он, почему-то, как и парни, верил в абсолютную непогрешимость «дяди Сайла». Типа вот придёт такой герой, возьмёт меч и пойдёт рубать нечисть на винегрет. Мало он ещё с людьми общался, мало сталкивался с их открытым неповиновением. И редко менял человеческие судьбы. Но уже мнил себя этаким мессией. И теперь герой Сайлас прокатывал его мордой об асфальт, и Грим разочаровывался. В основном в том, что «герой» не слушается его сценария.

— А знаешь, чего это я ради тебя попрусь на ночь глядя по горной дороге? Перекантуешься до утра как-нибудь… — пара быстрых шагов к Сайлу, пара неуловимых движений пальцами, пара неразборчивых слов. Сайлас приготовился обороняться, но успел только подумать: «Я больше не хочу спать», — и отключился.

 

Глава 9. Свитки и путы

Пещеры тёмных

В самом сердце пещер Хар`ол-Велдрина находились покои Верховной жрицы — Орбб Шарорр, Трон Паука. Много веков эти стены, вырытые и выжженные магией тёмных эльфов, хранили тайны рода владычиц подземелий и детей ночи. Эти комнаты охранялись отрядом элитных плак`кйорлов, преданных, гордых должностью и зомбированных. Их отличительным знаком были золотые пряди на висках, заставляющие рядовых бойцов или учеников вытягиваться смирно при их появлении.

В огромном круглом зале, освещённом голубым мерцанием огненных чаш, в мягком кресле, застеленном звериным шкурами, возлежала нынешняя Верховная жрица Хар'ол-Велдрина Бал-Виер'арра Хельви'Рахель. Раненное плечо давало о себе знать лишь изредка, когда она неудачно водила рукой. Белоснежные пряди, всегда распущенные, теперь были собраны в водопад косы на правое плечо. Спускаясь по идеальной шее, они норовили забраться в корсет, слабо скрывающий упругие идеальные прелести. Грудь ходила в такт дыханию, и при каждом вдохе шнуровка опасно натягивалась. Изящная талия, обвитая золотой змеиной плетью, утопала в глубине ложа, длинные прекрасные ноги были закинуты на подлокотник. Тёмно-фиолетовая ткань едва прикрывала их, спадала волнами на пол. Тонкие босоножки на шпильках валялись рядом с ложем. Жрица закусила грифельную палочку, и та крутилась в её соблазнительных губах так, что залюбуешься.

Но любоваться было некому. Верховная мать в одиночестве читала древнюю рукопись времён прихода серых. Эта рассохшаяся и расползающаяся в руках бумага так кстати подвернулась ей сейчас, открывая тайны прошлого и помогая строить новые планы. Для начала освобождения своего мира. А потом захвата чужого. Или наоборот, как получится. Были и сложности: серых просто так не вырежешь. Но это же детали!

— Нет, ну какая наглость! — возмутилась она вполголоса. Начала болтать ногой. — Они пришли, расползлись как тараканы, расплодились, Сеть свою распустили. А моим подданным — живи с прогрессирующей паранойей. С ощущением, что за каждым поворотом — шпион. И как они только глаза красные себе делают? — Ткань вовсе сползла с ног, ручейком упала на пол. — Их «принцесса», Шестая, вернётся со дня на день. Судя по рукописи, в то место, под которым Видэн Рэндан. Хм, однако, всё хорошо, всё идёт как нельзя лучше.

По пещере разнёсся лёгкий звон колокольчика. В центр зала вышел один из плак`кйорлов, златоволосых воинов из её личной охраны, встал на одно колено:

— Великая мать! Мы поймали шпиона серых…

— Разве вы не знаете, что нужно делать? — жрица сузила глаза. — Зачем вы нарушили этим мой покой? Ведите в застенки и допросите хорошенько. И узнайте заодно, как они себе делают красные глаза… Свободен! — она тут же утратила к нему интерес.

— Великая мать! Но он пришёл без маскировки и хочет видеть Вас…

— Хм, — встрепенулась она. — Это интересно. Приведи и исчезни.

Теперь в центре зала, связанный по рукам и ногам, стоял на коленях пленник: серая кожа, серая одежда и угольно-чёрные глаза.

— Каков твой номер? — она сморщила носик и встала, босиком прошла к нему, бесцеремонно пнула ногой. — Поверни руку так, чтоб я видела татуировку.

— Но я связан…

— Поверни, я сказала! — новый пинок чуть не повалил его на бок, верная плеть скользнула ей в руку, по-змеиному зашипев.

Со стоном он попытался вывернуть руки. Жрица наклонилась:

— Достаточно, я вижу, — уже миролюбиво сказала она, убрав оружие, и медленной грациозной походкой вернулась к своему ложу. — Значит, ты и есть тот самый подлец Четырнадцатый?..

— Почему подлец?

Крылья тоненького носика на мгновение взлетели, она глубоко вздохнула:

— Не смей перебивать меня, ничтожество! Ты предаёшь свой народ — кем же ты себя мнишь? Имя тебе — подлец и предатель! — она села в ложе и скрестила пальцы. — Что с девчонками?

— Одна ушла на море, вторая беременна. У нас несколько суток до её родов — всё это время она проспит.

— Чудесно! — жрица откинулась на спинку. Корсет с трудом выдерживал такую нагрузку. — Кто-нибудь из твоих видел вихрь возле домика?

— Нет, госпожа, только я.

— Так какого светлого ты нарушаешь мой покой, так бесцеремонно вторгаясь? Я же поручила это дело Арр'Ташу. И к чему этот цирк с «поимкой шпиона»? — она слишком резко вскочила и зашипела от боли. Синий огонь в чашах задрожал от её голоса.

— Госпожа, так быстрее, — пленник начал с последнего вопроса. — Если с маскировкой, я бы полдня к Вам шёл через эти катакомбы и мимо своих серых… А насчёт Вашего «дела»… Мои Властители велели мне арестовать Арр'Таша.

— Что значит «арестовать»? — она тут же перешла на деловой тон.

— Я усыплю его, а они поговорят с ним. Спросят, зачем он украл Наземную… то есть светлую.

Смех жрицы эхом отразился от сводов пещеры. Она вновь упала на шкуры:

— Всего-то? Да забирай! Он ничего не знает! Принёс ему паук задание, и пошёл верный Арр'Таш его выполнять. Без вопросов. Кто конкретно послал паучка — он не знает… Это твоя беременная подружка донесла?

— Да, я не смог помешать.

— Инсценируй смерть при родах. Или жалко тебе свою дурочку?

— Нет, госпожа, не жалко…

Она помолчала. Смотрела на него оценивающе:

— Чего ты добиваешься своим предательством, Четырнадцатый? Чего ты хочешь?

— Тебя, госпожа, — голос наигранно дрогнул.

— Что? — Тонкие бровки взлетели вверх. — Ты что несёшь, предатель? — она совсем развеселилась.

— Мне опостылели эти изменчивые глупые серые… Только ты одна пленяешь меня, госпожа! Твоя власть, твоя сила, твоя грация… — он смотрел на неё преданными собачьими глазами.

— Прекрати, подхалим! — она улыбалась. — Ты ничем не прельщаешь меня… пока. А теперь маскируйся и убирайся с глаз моих.

Она с интересом наблюдала за его метаморфозой.

— Отпустить! — крикнула она в пустоту, и плак`кйорл бесшумно появился возле новоявленного тёмного, поднял с колен и толкнул в сторону двери.

— Эй ты! Стой! — они были уже у выхода. — А как серые делают красные глаза?

Он усмехнулся и сказал, не оборачиваясь:

— Это я расскажу тебе в интимной обстановке, моя Арра[18]Arra — королева (дроу)
!

— Вот ведь наглец! — вполголоса произнесла она, когда дверь закрылась. — А он начинает мне нравиться… — взятая с подлокотника грифельная палочка снова коснулась её губ.

 

Глава 10. Изменчивая

Лес светлых

— Слава Наземным, я дома! Уо-о-оу!

Серая мистическая красотка веселилась вовсю: скакала, обнимала деревья, ласкала высокие папоротники, гладила мох. И хохотала. Она собрала подол выше колен и завязала узлом. У Зоопарка кружилась голова. Диджея рвало.

— Ну, мальчики, приехали! — наконец успокоилась девушка. — Не надумали обратно?

— Ой, нет, спасибо. Джей точно не выдержит… Зелёный Джей, — Зоопарк улыбнулся. Взглянул на серую, — Э… розовые?

Девушка взъерошила короткие светло-вишнёвые волосы:

— А почему нет? Не думала, что людей вашего мира можно этим удивить. Я же уже говорила вам, что могу менять всё, кроме глаз. Видите, там домик. Идём туда, я представлю вас своим братьям и сёстрам, которые живут там. Вы сможете побыть с ними, я буду приходить к вам в сны. Сгоняю за амулетами вам. Освоитесь — переберётесь в новое звено, — она болтала и не замечала, что уже забралась на нижние ветки раскидистых замшёлых деревьев и преспокойно порхала по ним.

Парни уже оклемались, с интересом изучали всё вокруг и поглядывали на босые ножки серой.

— Слушай, Эс… Эс…

— Эстелиэль, — миролюбиво улыбнулась девушка. — Можно Тель.

— Ага. А почему мы в пещере тебя не понимали? Вернее… у нас это придуманный язык… из книги про эльфов там…

Лес зазвенел хохотом девушки. Стоя на ветке, она наклонилась и уперлась руками в колени:

— Помните, я вам приснилась? Так вот: я же могла сниться кому угодно. Квенья — это язык наших Наземных, и заклинание они придумали сами. Просто я разговаривала на нём с автором той книги, — она перестала улыбаться. — Война тогда была… Он лежал в госпитале и терял друзей… Очень больно было переживать ваши войны… О, кстати, — она снова встрепенулась. — Зоопарк, ты знаешь, что твой прадед делал во время войны на Алтае?

— Ну да… — тот не был готов сейчас говорить о возвышенном. — Его туда с заводом отослали…

— Верно, — Тель одним движением уселась на ветку и стала болтать ногами. Грусти как не бывало. — Залезайте ко мне, что расскажу.

В сравнении с её лёгкостью движения парней казались медвежьими.

— Синяя кошка! Старею… — Зоопарк неуклюже взгромоздился рядом с девушкой, помог Диджею.

— Грим говорил тебе что-нибудь про Седрика Джонса? Ну вот. Твой прадед, будучи в горах, набрёл на избушку и каким-то образом стал ключом от моей долгой тюрьмы. Я не знаю, как, он не открыл мне этого в своих снах. Но срок ещё не вышел, Григорий Николаевич должен был вернуться домой после войны. Но он стал преемником Седрика и передал эту ношу тебе… Я мало что знаю, честно говоря. Он не любил разговаривать со мной. Считал меня ведьмой, как и маму… справедливо, в общем-то, по его меркам. А тебя вот сюда потянуло, потому что время пришло.

Она замолчала, задумалась о чём-то. Капли солнца падали на её фигуру. Волосы медленно отрастали, становились кремовыми, бежевыми, потом нежно-жёлтыми, оливковыми. Наконец, ярко-салатовые пряди коснулись плеч.

— Слушайте-ка, — она прищурилась и посмотрела на них. — Я недолго жила у вас до своего заточения. И там не могла менять внешность… и мама… а тут можем. Попробуйте вы тоже, вдруг у вас получится?

Парни остолбенели:

— А как?

Она пожала плечами:

— Надо захотеть. Я, признаться, сама уже не понимаю. Хочу — и получается.

Зоопарк напрягся, зажмурился, уже принялся было кряхтеть, когда его руки начали быстро загорать, темнеть, стали коричневыми, потом чёрными.

Тель подняла брови:

— Ты именно этого хотел? Странный выбор. Признаться, думала, что начнёшь с ушей. Сделаешь из себя слоника, например.

— А что, можно?! Жёлтые мартышки! И что, так что угодно можно уменьшать, увеличивать?

— Ну да… — она ещё не поняла.

Зоопарк переглянулся с Диджеем, секунду они молчали, потом заржали, сложившись и чуть не рухнув с ветки. Девушка закатила глаза:

— Нет, ну как дети малые…

Шух-шух — мимо них резко пронеслось существо, похожее на большую птицу. Серая замерла:

— Молчать! — ничего в голосе не осталось от подростковой непосредственности. Она стала холодна и собрана. — Ящера вспугнули. Можно и не таиться — нас они видят.

— Кто? — ребята начали озираться.

— Не знаю. Скорее всего, не-серые. Неосторожные Наземные или… лазутчики Подземных. Думаю, моего возвращения ждут многие. — Она взглянула на парней. — Ну, чего расселись? Подъём и до избушки шагом марш! А то к вечеру не доберёмся.

Неуловимым движением она вскочила на ветку в том месте, где сидела мгновение назад. Парни спрыгнули на землю, чуть не переломав себе ноги о корни и папоротники.

— Видимо, координация движений, скорость, умение прятаться — это приобретённые навыки серых, учимся им с детства, — она рассуждала как бы про себя, размышляя о своём вслух. — И травничество, наверно, вы не знаете.

— Кого?

— Ну, как бы вам это сказать… как-то это у вас называется… Я потом вспомню — скажу.

Они подошли к добротному двухэтажному домику, и Тель, нагнувшись к двери, что-то прошептала. «Сим-сим», без колебаний, открылся. Внутри сразу оказалась маленькая кухонька с очагом в углу и мебелью на двоих. Одна из двух дверей вела в коридорчик с лестницей на второй этаж. Девушка направилась туда. Джей, не отрываясь, смотрел на неё снизу вверх.

— Брось ты эту затею к розовым бобрам… — задумчиво изрёк Зоопарк, глядя на друга. — Не чета она тебе, дочка властителей.

— Да я знаю, — встрепенулся тот. — Тут и местные девочки, наверно, ничего, — и они перемигнулись.

Спустилась Тель:

— Точно могу сказать только одно: тут живёт девушка, и сейчас она спит. Проснётся как минимум к ночи. Не будить её и не обижать, — она посмотрела на них строго, и в этом взгляде появилась древняя усталость. — Не то оторву всё, что вы там себе поувеличиваете! Ладно, я пошла, ночью вам приснюсь, расскажете, как дела.

Она посмотрела на них с материнской тоской:

— Боязно мне вас оставлять, не в доброе время вы пришли… Вспомнила! Гомеопатия это называется! Только вам такое лечение не нравится. А у нас из другого — только магия Наземных. Светлых эльфов, по-вашему. До встречи!

Она выбежала в наступающие лесные сумерки. Отряд тёмных под руководством Четырнадцатого милостиво выпустил её, Шестую, чьё имя Эстелиель, дочь Второй, чьё имя Эстель, и вновь сомкнул оцепление.

 

Глава 11. Почти домашняя

Алтай

— Я-больше-не-хочу-спать! — в этот раз Сайлас проснулся от собственного голоса. — Не хочу!

Открыл глаза, сел. Вокруг — одна из пустых комнат, тишина сумеречного раннего утра. Солнце уже встало, но ещё не вышло из-за гор. Холод. За стёклами в деревянных рамах клубится туман, отступая в леса и низины, в протоки горных рек. В замке тоже тишина. Лишь поскрипывает старое дерево, ожидая перепады температур.

Сам готов поскрипывать: всю ночь пролежал на каменном полу, застеленном куртками и какими-то дерюжками. Такой сон не пойдёт на пользу.

«Грим — зараза, мог бы и на кровать уложить…»

Собрался. Лёгкая бесшумная разминка. Взгляд в коридор — комната, соседняя с Гримом. Двери, вроде, не запираются. Но скрипят. Минуту постоять, приложив ухо к двери. Тишина. Абсолютная. Сердце успокоилось. Шаг в сторону, рукой распахнуть дверь. Стрелять ему не из чего, но всё же.

Никого. Пустота. Как и в голове. Последние дни как в бреду… как во сне. Будто быка послушного на убой вели. И шёл ведь.

Первый этаж. Гараж просматривается — пусто. Кухня, уборная — пусто. Грима нет, уехал. Надолго ли? Надо приготовиться. Кухня, ножи. Только маленькие, но тоже хорошо. В рукав.

«Как я мог во всё это вляпаться? Сам чёрт-те где, пацанов потерял! Как в тумане. Выбираться. Отсюда надо выбираться».

В остальных комнатах — приспособления для тренировок: догнивающие соломенные чучела, испещрённые дырочками мишени, металлические, начинающие ржаветь, модели людей, деревьев, стен. Тренировочная база. Артефакты? Вряд ли, но зачем-то оставил. Тоже пригодятся.

Обратно на второй. В комнате Грима на кровати меч. Надо же, не забрал. Доверил? Тоже вряд ли. Искушает. Зачем?

Под кроватью ноута нет, пол каменный. Плиты не простукиваются и не вынимаются — не тайник. Под столом тоже. Весь пол не простучать — время уйдёт. В свою комнату. Проверить куртку: паспорт, кредитка — надо же, какой честный! — на месте, навигатора нет. Второй раз уже! Гуляющий гаджет. Это он правильно забрал: без него ориентироваться только по звёздам.

Стоп! Недалеко же дорога. Вспомнить, с какой стороны подъехали к замку, какой перевал. Ждать попуток? Бесполезно. Грим быстрее приедет. Пропустить, затаиться, идти в ту сторону, откуда он приедет… А если не приедет?..

Надо ждать. Надо отбить машину. На ней в любую сторону — был бы бензин. Чем отбить? Ножами? Мечом? Так надёжней даже. На первом: загнать в третью комнату, там окно не открывается вовсе — не уйдёт. Нет ли ещё транспорта в кустах? Прочесать бы, но времени может не хватить. Итак, загнать в комнату, закрыть дверь, пока не выбьет. Открывается внутрь, замков нет — плохо. Сверху изнутри нет ни полки, ни приступочки — хлопнуть бы дверью, уронить на него пару камней… Ладно, проехали.

Второй вариант. Угнать машину ночью. Ещё день играть дурака. Дождаться, пока уснёт. Уснёт ли? Или опять сначала усыпит, для своего спокойствия?

Меч. Он оставил меч на видном месте. Хочет драться на мечах? Готов к этому? Без доспехов — самонадеянно с его стороны. Если парень, допустим, владеет мечом лучше, то силовое преимущество всё же у Сайласа.

Хорошо. Будет меч. Вынудил. Опять он командует, задаёт тон? Есть ещё ножи в рукаве. Надо придумать что-то неожиданное. Но меч взять — серьёзное оружие. Если не взять — его возьмёт Грим.

…Колется, будто статика. От шерстяного одеяла, что ли? Опять на первый. Выбрать чучело, потренироваться.

Меч удобный, хорошо ложится в руки…

* * *

Шаг. Перехват. Разворот.

Выпад. Восьмёрка. Подряд удары сверху, снизу. Справа разными рёбрами лезвия.

Рука-меч…

Разворот. Блок. Выпад.

Рука-меч…

«Разреши мне управлять тобой. Позволь сделать тебя своим оружием. Позволь видеть тебя частью меня. Продолжением меня…»

Рука-меч…

Восьмёрка. Разворот. Выпад.

Рука-меч…

Вниз, вверх — два удара сбоку разными рёбрами.

«Разреши быть частью тебя. Позволь стать продолжением тебя…»

Рука-меч…

Быстрее.

Блок. Блок. Два шага вправо. Разворот. Восьмёрка.

«Я разрешаю тебе быть продолжением себя. Ты достоин быть частью меня. Я готов быть твоим оружием…»

Рука-меч…

Скорость. Лёгкость.

Выпад. Рывок. Перехват.

«Забудь свою прежнюю жизнь. Теперь наша жизнь — вместе. Я — продолжение тебя. Ты — продолжение меня. Я позволяю тебе быть моим хозяином и готов быть твоим оружием…»

Рука-меч…

Скорость. Лёгкость. Уверенность. Жизнь.

Новая жизнь.

* * *

Сайлас открыл глаза. Двумя руками перед собой держал меч. Переводил дыхание. Вокруг него на полу была раскидана солома двух растерзанных чучел. В дверях стоял Грим и улыбался.

— Хорошо, я согласен, — ответил ему Сайлас, успокаивая сердце. — Я берусь за наше общее дело… брат.

Они сидели на улице в открытой машине. Сайлас курил, положив меч на колени и руку на лезвие.

— Сам не знаю, что это было…

— Ты общался с мечом. Так нужно. Нужно, чтобы он позволил тебе управлять собой. Когда оружие тебя не любит — сам же и убьёшься.

— И что теперь? Что скажу родителям парней? Свои-то старики умерли уже. Я один.

— А ничего не скажем. Вы трое пропали без вести в горах. Жестоко, но ничего не надо объяснять.

Сайлас с горечью подумал, что про него и объяснять-то некому. А квартиру… и продать можно. А здесь в городе купить. Или в замке бомжевать — всё равно никому не нужен.

— У тебя-то есть кто? — Сайлас не очень рассчитывал на ответ.

— Были родители… Я сбежал из дома. Давно. Всё началось с этого дедка… Дай сигарету.

Сайлас без вопросов протянул пачку.

— Ну вот. Мы с парнями в лес поехали. Шашлыки, всё такое. Пошёл я по нужде. Иду, вижу, полянка. На поваленном брёвнышке сидит дедок. Нормальный такой, обычный, бодрячком. И говорит мне: «Хочешь, научу тайнам мирским, будешь всё понимать, людьми управлять научу». Дурак я был, говорю: «Хочу». А он: «Я старый, мне на покой пора. Я передаю тебе знания свои». Подошёл и до лба дотронулся. «Только, — говорит, — потеряешь ты семью и друзей, Грим, на скитания обречённый. Не будет тебе места средь людей. Ибо за всё платить надо». Только руку отнял, голова — как раскололась. А он улыбнулся, развернулся и ушёл за дерево рядом с брёвнышком, на котором сидел. Я за ним, а он исчез. Ну не мог он незаметно уйти — просто исчез.

Вот я бродил-бродил, учился потихоньку. Потом думаю, пошло оно всё. Продал, что было, купил палатку — и сюда. Сначала в городе сторожем работал, чтоб не общаться ни с кем. Так до сих пор там остался. Сейчас отпуск. Ну, всё равно, слово за слово, сказали мне про этот замок. Как в «Простоквашино», помнишь? «Дом свободный — живите, кто хотите».

Он выкинул бычок, улыбнулся воспоминаниям:

— Тут разруха была, мама не горюй. А люди боялись сюда соваться. Я и рабочих-то нанимал не наших, не русских, в смысле. Тут свитки Седрика нашёл. Потом набрёл на скалу и избушку. Красотку эту как только не обхаживал. Заклинание открытия — от зубов отлетает: «O, Grey filia Spera. Nuntius novissimus ego nostre dico vobis. Patent portae custos clavis. Qui me dignus. Libera nos ad te a fato. Te possit hoc mundo. Domum. Nos dimittere te»[19]О серая дочь надежды. Я, посланец последнего крестоносца, взываю к тебе. Открой нам дверь, хранительница ключа. Со мной тот, кто достоин. Мы пришли освободить тебя от твоей участи. Ты можешь покинуть этот мир. Уходи домой. Мы отпускаем тебя. (лат.)
. Только, видишь, на их языке надо было. Да и не открыл бы я. А потом она мне сниться начала, сказала, что вы придёте. Тебе тоже снилась?

— Да. Один раз. Показала Ритуал Сокрытия, — Сайлас скосился на меч, провёл рукой по лезвию. — Потом другое снилось. Чудик какой-то ушастый что-то с королевой своей не поделил. Чуть не прирезал. И ты знаешь, я его тогда в пещере слышал, в грозу.

Грим замер. Помолчал, глядя на приборную доску.

— Уже пробились, значит. Быстро. Будут ещё чудики. И уже не такие ошалелые, как этот. У них там сейчас, наверно, война начнётся. Надо работать над Ритуалом.

— Ты говорил, что сами не сможем, надо ждать серую.

— Надо пробовать, время уходит. Она обещала вернуться быстро.

— Цветные какие-то… Чем они отличаются?

— Да ничем, по-моему. Светлые ночью спят и живут на земле, тёмные — днём и живут под землёй, а серые — как придётся. А мораль у всех одинаковая. Родственники, — он улыбнулся и пожал плечами. — Дай ещё сигарету.

Помолчали. Солнце снова садилось. Сайлас подумал, что скоро ему до жути надоест смотреть на эти закаты.

— Тебя как звать-то хоть, Грим?

— Дима, — улыбнулся тот. — Но я не люблю это имя.

— А я Андрей. Но привык уже к «Сайласу».

Они переглянулись, ухмылки получились почти одинаковые. Сайл докурил и закрыл глаза. С этой ночи сны ему больше не снились. За редким исключением.

 

Глава 12. Невезучая

Алтай

Пробуждение Лорешинада было до демонов болезненным. Сводило буквально всё. Голова кружилась, мысли отказывались возвращаться. Ярость диким цветком развернулась сразу после прихода в сознания, колючками вонзившись в голову, немного ослабила боль, но встать эльф пока не смог. Давно, давно ему так не доставалось…

«Танец не закончен…» — фраза кружилась в голове и собирала мысли и воспоминания по мельчайшим кристалликам. В том числе, восстанавливая технику начального самоисцеления.

«Раз болит — значит, есть чему…»

Перед взором кружились яркие радужные бабочки. Мутный взгляд сфокусировался на мече, зажатом в руке. Две кровавые линии застыли на его лезвии, сплетаясь в витиеватую непонятную надпись. Нахлынули образы нескольких последних часов: они вдвоем на мягкой траве, драка с иссилинами, алтарь… Словно наяву послышался шепот: «Прости, мельда…», и обнажённая девушка с пустыми мёртвыми глазами повернула к нему своё прекрасное любимое лицо. Он подставил её, он влюбился в свою жертву… И принёс её в жертву своей королеве. Эта жрица убила не просто его девушку. Она ранила его сердце, чёрное сердце тёмного эльфа, бывшего уже на грани неподчинения ей.

В языке тёмных нет слова «любимый», есть только «любовник». Никаких чувств, просто плотское удовлетворение. Так жрицам легче было управлять своими мужчинами. Так легче было мужчинам думать, что они управляют собой и жрицами. Любовь — это слабость, а в их подземном мире слабость наказуема. Она называла его «мельда», будто дала прозвище за неимением имени. Ведь и он не сказал ей своё имя и, проклятье, не успел спросить её… Любимая безымянная светлая эльфийка. Думал ли Лорешинад когда-нибудь, что он окажется неизвестно где, раздетый, со жгучей болью в груди и желанием убить, уничтожить свою владычицу… Красные глаза светились внутренним огнём боли и ненависти к себе. Какой же он воин, если не смог уберечь единственное дорогое ему существо…

«Ты ошиблась, Баль-Виер'арра Хельви'Рахель. Надо было убить меня первым…»

Эта внутренняя боль гнала его действовать, давала силы подняться и вскинуть голову. Он отомстит!

Он собрался, со стоном отодрав плечо и руку от засохшей лужи крови, поднялся на локтях. Голова повисела между плечами, поднялась. Волосы слиплись в кроваво-песочный колтун и не желали отлеплятьтся от лужи на полу. Эльф выругался, лёг снова и отрезал мечом приклеившиеся пряди. Откинув голову, перевернулся на спину. Каким тяжёлым казался этот меч, будто вся совесть и любовь нынешнего хозяина заключена теперь в нём.

Лорешинад подтянул ноги, снова поднялся на руки и на четвереньках дополз до ближайшей стены, привалившись спиной к прохладному камню. Меч в руке жалобно шуршал по песчаному полу. Эльф огляделся.

Круглая пещера: чёрные шлифованные камни, ровный пол, столп неяркого света в центре… и никого вокруг. Справа от него выход, откуда тянет вечерней дождливой прохладой, слышны голоса местных незнакомых существ, о существовании которых он узнал только в Академии. Чувства говорили, что поблизости нет никаких опасностей. Вряд ли те двое были стражами этого места. Случайные путники? Или вообще привиделись? Возможно всё… Но сейчас их рядом нет.

«В любом случае, отсюда нужно уходить. Верховная мать что-то говорила про Ключ… Если я правильно понимаю, скоро сюда заявятся мои сородичи. Я хоть и вин`эсс, но драться совсем голым не особенно приятно».

Мрачно усмехнувшись, эльф поднялся. Тело ещё не пришло в норму, но идти уже можно было. Знать бы ещё, куда.

Он осторожно выглянул наружу. Почти до самого горизонта простиралось песчаное озеро. Дальше, в серых туманных сумерках виднелись две пологих горы. Недавний дождь смыл все следы. Серость, мокрые гниловатые запахи, писки испуганных птиц. Пейзаж был таким же безрадостным, как его прожжённая душа…

Немного поразмыслив, Лорешинад решил, что выход направлен в эту сторону не просто так. Нужно идти туда. Песок был почти горячим. Сейчас вечер? Отлично. Эльф шагнул в новый мир…

…И тут же с непривычки едва не потонул в ещё мокром, рыхлом песке. Прошипев проклятье, он выкопал ногу и попробовал пробраться дальше. Постепенно приноровился, перешёл на привычный лёгкий бег. Ноги уже не увязали: чем дальше он уходил от скалы, тем суше становился песок. Крупинки облепили ноги. Серая тень на сером полотне песка. Только иногда можно было заметить отблеск луны на эльфийском клинке.

Перейдя границу песка, взобравшись по некрутому каменистому склону, эльф остановился у кромки леса на перевале. Прислушался: всё тихо, никого, кроме мелких существ этого мира и пары ужей.

«Хочу есть!» — пришло внезапное осознание.

Действительно, он не ел с самого привала в Малос-Нольве! Но не карабкаться же по деревьям в поисках гнёзд с яйцами? Особенных проблем бы не возникло, просто не хотелось впустую сдирать кожу о жесткую кору местных деревьев. Тут Лорешинад обнаружил проход между деревьями, напоминающий узкую тропу. Такие оставляли когда-то животные его мира, и в Академии учили распознавать их. Не найдя других вариантов, эльф пошёл по ней.

«Вряд ли звери выходят туда, где нет еды и воды. Они не настолько глупы, вероятно, — думал он. — Здесь ходил кто-то, у кого можно добыть что-нибудь существеннее яиц и сырого мяса…»

Похоже, этот лес не любил чужаков сильнее, чем светлый Малос-Нольве. Эльф шёл почти всю ночь, сражаясь с колючим кустарником. Спотыкался о корни, словно переплетённые в невиданном танце и замершие, когда музыка оборвалась. Странные насекомые непрестанно жалили его, дразня неуловимым писком и оставляя зудящие следы укусов.

К избушке эльф выбрался, когда небо уже начало светлеть. Причём, в таком состоянии, что будь на нём одежда — пришлось бы её выбрасывать. Первая вспышка радости сменилась настороженностью. Обойдя строение вокруг и убедившись, что оно пустует, Лорешинад заглянул внутрь. Обстановка (вернее — почти полное отсутствие оной) напомнила вин`эссу его комнату в Хар'ол-Велдрине. Только вместо оружейной стойки у стены стояли странные инструменты. Решив, что для него эти штуки бесполезны, эльф прошёл в следующую комнату.

Здесь явно готовили еду. Порыскав по шкафам, Лорешинад обнаружил два небольших твёрдых прямоугольника, хитро завернутых в чёрно-синюю гладкую бумагу. Пришлось применить зубы, чтобы открыть. Но оно того стоило. Внутри оказалось нечто темно-коричневое и сладкое. ещё нашёлся прозрачный сосуд, внутри которого было что-то оранжевое и густое. Не без труда добравшись до содержимого сосуда, эльф решил, что оно ему понравилось…

Больше ничего обнаружить не удалось. Простучав пол, Лорешинад нашёл тайник. Оттуда пахнуло землёй, могильным холодом и чем-то, похожим на долго лежавшее мясо. Запахи давали понять, что под полом ничего съестного нет. Эльф забрал со стола меч и продолжил обследование избушки. В спальне стояли две пустые лежанки с валиками из тряпок.

«Какая-никакая, а одежда», — подумал он, оборачивая подходящим лоскутом бёдра.

В животе бурчало от непривычной еды, но организм решил не отказываться от неё. Лорешинаду пришла мысль снова обойти вокруг избушки в поисках тайников с оружием, как прятали светлые…

…Входная дверь оказалась заперта.

«Странно…» — успел подумать эльф. — «Разве я её закрывал?»

— ВОР! — прогремел у него над головой женский голос.

«Что? Официальный язык серых?!..»

Один из инструментов в стойке слева от него шевельнулся и молниеносно расчертил воздух. Не успей вин`эсс увернуться — остался бы без челюсти. Вторую палку встретил меч, рассёк её надвое. Черенок молнией отлетел в темноту, зазвенело стекло. Третья била по ногам, но в момент прыжка в затылок эльфу вернулась первая деревяшка…

«В какой странный и враждебный мир я попал!..»

 

Глава 13. Материнская

Лес светлых

Эстелиель бесшумно выпорхнула из окна избушки. Пробежала на расстоянии одного дерева от затаившегося Подземного. Они плохо скрываются в лесу — их выдают белые волосы.

«В недобрый час привела я парней, за избушкой следят. Подземные задумали что-то с порталом? Неужели взламывают?» — мысли роились в уставшей голове.

Она должна доложить своим Властителям! И как можно скорее. Необходимо найти безопасное место и уснуть. Амулета мгновенного сна у неё не было — серые ещё не создали их в то время, когда она на 700 лет ушла в мир Разных.

Холодные рыжие сумерки заходящего солнца рисовали в древнем лесу глубокие длинные тени, красили оранжевым и охрой кружевные папоротники. Птиц и комаров, которые так часто будили её собеседников в том мире, здесь не было вовсе. Поэтому музыка вечернего и ночного леса Наземных была романтична, упоительно прекрасна в своём спокойствии.

Но Тель нервничала. Её путь лежал вблизи одного из входов в пещеры Хар`ол-Велдрина: здесь оставаться на ночь было крайне небезопасно. Подземные сначала утащат к себе, потом только на татуировку посмотрят. Хотя если они что-то затеяли с порталом, её могут не отпустить вовсе. Слишком долго все здесь ждали её возвращения, а значит и возможности пробиться к Разным.

Как бы не началась война.

Этот мир ещё не видел войн. Ещё не вырезали здесь целые Наземные колонии или поселения Подземных. Ещё не хоронил этот мир в братских могилах своих детей, различая их только по цвету уцелевших кусочков кожи. Ещё не знали здесь оружия МАССОВОГО поражения.

В паре сотен шагов от входа в подземелья Хар'ол-Велдрина на утоптанной просеке громоздились срубленные вековые деревья, уложенные в аккуратные штабели, а также кучи мелких веток и мешки со стружкой. Всё это поставляли Наземные жителям пещер в обмен на металлы: медь, цинк, серебро, платину и сплавы. В мире Разных было ещё таинственное для Шестой золото, из-за которого совершаются многие грехи. В этом мире золота не было.

Или Подземные не отдавали его…

Иногда обе стороны предоставляли друг другу «особые» услуги: Наземные — излечение безнадёжно больных; Подземные — искусно заговорённое оружие. Но такие контракты были редки, так как удачное исполнение заказа могло обернуться неприятностями для самого исполнителя.

Эти раздумья и тревога за себя и оставленных мальчишек угнетали Эстелиель. Голод заставлял её двигаться, думать, оглядываться, быть собранной и невидимой. Но руки начинали предательски трястись.

Тель уже успешно миновала три колонии Наземных, готовящихся ко сну, когда солнце село вовсе. В запылённом и позеленённом платье, с болотного цвета волосами она вышла к великой равнинной реке этого мира Карред-Ираун. На миг залюбовалась величием и спокойствием.

На противоположном берегу начиналась резиденция правительницы Наземных, Светлой целительницы Ауре'Таурэль Рилия-Тари[20]Сияющая королева дневного леса (квенья)
. Освещённые мириадами звёздных насекомых, деревья отражались в спокойной воде, словно маленькие города, затерявшиеся вдоль железной дороги мира Разных. Тель сама удивилась такому неожиданному образу, который увидела в снах одного паренька, вынужденного мотаться по стране за отцом-военным.

Стряхнув наваждение, она с ужасом поняла, что в целях конспирации через реку придётся плыть. Ночью. В длинном неудобном платье. Когда от голода не просто кружится голова, а уже холодеют щёки и шея, немеющие руки начинают покалывать, а ноги подкашиваются. Серой ещё предстояло обходить резиденцию — лишний день пути.

«Надо вернуться в лес и поспать — передать своим весть, что я здесь, доложить о состоянии нового Хранителя Меча и о слежке за одним из звеньев Цепи. А потом расспросить про Ритуал Закрытия портала и вернуться», — мысли и образы навязчиво носились в уставшей голове.

Тёплый мох и ложе из папоротников предвещали хороший отдых. Тель сосредоточилась. Надо поймать это состояние «контактного сна»: расслабиться, удобно улечься, начать проваливаться в темноту не-сознания. Провалишься до конца — будешь видеть свои сны. А если на грани сна и реальности, ещё ощущая своё тело, но уже не контролируя свой разум, начать звать адресата — провалишься в его сон. Всё так просто, вот только адресат должен спать…

«Мама, мамочка! Я ищу тебя. Я так долго тебя не видела, — неясные образы ненужных чужих снов проносились мимо; только бы не зацепиться, не провалиться к другому адресату… — Родная моя, спишь ли ты? Помнишь ли ты, что я сегодня вернулась? Ждёшь ли меня?..»

«Да, моя маленькая Тель, я здесь», — голос притянул Шестую, и она с удовольствием провалилась в материнский сон.

…В роще, где танец света и песню ветра сочиняют стройные красавицы-берёзы, окружённая цветущей лесной земляникой сидела молодая девушка. Лёгкое простое зелёное платье, бежевый опрятный передник, русые волосы, заплетённые в две длинные толстые косы. Вся эта видимость не имела для серых значения. У девушки были мудрые, глубокие, до боли уставшие глаза цвета осеннего неба, наполненные любовью. Глаза Второй из Пяти Первых Властителей, чьё имя Эстель. Глаза её матери.

— Мама! — Тель бросилась в объятья сидевшей. — Как я долго ждала! Милая, любимая! — слёзы счастья катились из весенне-голубых глаз.

— Ну же, доченька… — та гладила её по салатовым волосам. Глаза, привыкшие не видеть внешность, заглянули в душу. Голос был мягкий, но настойчивый, — успокаивайся, тебе нельзя так раскисать. Даже во сне. Ты же знаешь, сновидения не защищены от влияния энергий.

— Да, мама, конечно, — Тель наскоро вытирала раскрасневшееся лицо тыльной стороной ладони. Как быстро она успокоилась: значит, спящее тело лишь ненадолго участило дыхание.

Лицо Второй окаменело. Она сложила руки на коленях и произнесла:

— Ты стала слишком эмоциональна после общения с Разными. Это не пойдёт тебе на пользу. Ты вновь первоклассная лазутчица и должна забыть о чувствах!

Её менторский тон заставил Тель стиснуть зубы:

— Да, повелительница Вторая, чьё имя Эстель, я забылась… Я должна доложить о состоянии нового Хранителя Меча. Он в замешательстве, но с ним надёжный человек, которому я передала ту часть знаний, какой располагала сама. Думаю, меч позволит ему стать настоящим Хранителем.

Также должна сообщить о слежке в звене портала со стороны Подземных: они оцепили звено серых и установили наблюдение. Во время моего пребывания там спала девушка, мне показалось — без амулета. Ещё про Ритуал…

— Двести-сорок-вторая, да, она беременна и на время отлучилась от работы. Но там Четырнадцатый, — Эстель перебила дочь, сузила глаза. — Я лично свяжусь с ним. Слишком часто он начал позволять себе отлучки, бабник.

«Четырнадцатый»…

Минуту она размышляла, остановившись взглядом на складке посеревшего платья дочери. Та сидела, прижавшись плечом к дереву, впитывая его энергию, его прекрасное стремление жить, превращая солнечный свет в чистый воздух, воду в питательный сок, давая приют птахам, насекомым, грибным семействам и подземным змейкам. Вспоминала, как в детстве пугала маму, кидая ей в ладонь берёзовую серёжку с воплем «Гусеница!» Как примеряла эти мягкие тростинки к ушам, мечтая о собственных серьгах и каффах. И уже в детстве эмоции порождали наказания…

Наконец, она рискнула прервать материнское молчание:

— Я привела двух Разных, один из них — Ключ, у него даже получилось поменять цвет кожи… Они остались в том звене… Я хотела принести им амулеты…

— Как ты посмела! — пощёчина повалила Тель на траву.

— Мама?!

— Без моего ведома! Чтобы Подземные убедились, что портал открыт! Это равносильно официальному объявлению войны, дура! — разъярённая властительница стояла над шокированной дочерью. — Самовольные выходки и непомерные эмоции! И это результат моего воспитания?! Как ты посмела…

— Мама! — Тель поднялась на локте. — Я никогда не могла ничего решать…

— Ты постоянно ошибаешься…

— Потому что ты не даёшь мне возможности учиться на своих поступках. Ты отобрала у меня ребёнка, сказав, что материнство расслабляет, отвлекает от службы. Мне до сих пор чудятся его глаза, я обошла бы все страны в поисках своей дочери! Но ты решила за меня и разлучила нас! Ты крутишь романы с кем попало, ни слова не рассказав, кто мой отец, кем он был…или есть… Ты упрятала меня в чужой мир на семь сотен лет, избавилась от меня! Ты… всегда… мама… почему ты так со мной?.. Я же так люблю тебя…

— Я жду тебя в резиденции Наземной повелительницы, в Олассие Махальма[21]Olassie Mahalma — Лиственный трон (квенья)
. Ты получишь Амулет мгновенного сна и дорожный костюм. В «Гнездо Чайки» мы уйдём вместе, — холодный голос отчеканил фразы, лицо оставалось бесстрастным…

Тело Тель на берегу Карред-Ирауна сжалось в судороге: лёгкие отказывались вдыхать, ноги и руки застыли, согнувшись и немея…

Вдох…

Её выкинуло из сна, из открывшихся глаз потекли слёзы.

Выдох…

«Мама».

Бешеный ветер мотал кроны деревьев и обрывки облаков.

Вдох…

Солёный вкус крови в глубине рта, тонкая ниточка стекает из носа.

Выдох…

«За что ты так со мной, мама?..»

 

Глава 14. Неудачное знакомство

Лес светлых

Парни развлекались, как могли. Сообразили ужин из найденных продуктов, повспоминали компьютерные игры на подходящую тематику — в основном оказалось старьё.

Сумерки превратились в полноценную ночь, а девушка наверху так и не просыпалась. Конечно, они по нескольку раз каждый сходили поглазеть не неё, чем, к сожалению, не смогли привлечь её внимание. Она лежала на спине, не ворочаясь, положив руки на живот, на губах играла лёгкая счастливая улыбка. Если бы не дыхание, она казалась бы умершей во время счастливого сна. В общем, беспокойства эта спящая красавица у парней не вызывала.

— Зверинец, ты опять жульничаешь! — в очередной раз взорвался Диджей.

— Ты что, дружище! Салатовые барашки! Они ж не магнитные, ничего такого! Ну везёт мне! — улыбка снова и снова озаряла лицо безбашенного «шулера».

Вдоволь наигравшись с дезориентированными компасами, облазив кухню и шкафчики на лестнице, парни наткнулись на набор камешков гладкой гальки с выгравированными непонятными символами. Выбрав двенадцать камешков, они присвоили им номера с 1 по 6 попарно и начали играть… в кости. Точнее, в модификацию игры, где правила корректировались на ходу. Игра им надоела после того, как стало понятно: у каждого всякий раз выпадают практически одинаковые символы.

За этим святотатством над гадальными рунами их застал вошедший в избушку мужчина. Приятный русоволосый славянин, широкоплечий, с открытым лицом и большими чёрными глазами — он сразу показался «своим», рубаха-парнем.

— Привет, — начал Диджей, парни привстали с мест и по привычке протянули правые руки к вошедшему. — Мы тут это… Мы тут проездом, и Тель сказала, что мы сможем у вас погостить, — мысли как-то сразу сами собой запутались, гости уже не ждали появления хозяев.

Черноглазый, вопреки ожиданиям, нисколько не удивился, улыбнулся им и пожал обоим руки:

— Очень рад, друзья Тель — наши друзья! Моя супруга сейчас не может приветствовать вас — она в деликатном положении, — ей осталось несколько дней до родов, и всё это время она будет спать. Потом у нас появится малыш…

Его глаза засветились неподдельным счастьем. Он смотрел куда-то мимо парней, в будущее. Его манера говорить была какой-то староватой, пафосной. И очень заразной.

— Мы недавно здесь. Я Сергей, а это Виктор, — Зоопарк как-то весь подтянулся, приподнял голову, расправился. В общем-то, ему это пошло.

— Генрих, — представился совершенный с виду славянин с чёрными глазами, чем вернул ребят к реальности. Официоз знакомства с них тут же сдуло:

— Синие лисички! Нам очень приятно! Только вот я… вопрос хочу задать… но он глупый, можно? — парни вновь уселись на стулья, хозяин облокотился на подоконник.

— Извольте, — улыбнулся он.

— Мы сейчас на каком языке говорим? На квенья или русском? Понимаете, мы нездешние…

Генрих не стал дослушивать невнятные объяснения. Его вообще мало что удивляло в парнях. Начиная с имён и одежды:

— Сейчас мы говорим на официальном языке серых. Наземные говорят на квенья, а Подземные — на дроу.

Спокойствие Генриха начало напрягать Диждея. Он должен был удивиться, но стоял, небрежно скрестив руки, поглядывая в темноту окна, будто знал, что парни из параллельного мира. Так, прогуляться зашли…

— Жёлтые мартышки! Мы и такой знаем! — радовался Зоопарк. — А расскажите нам ещё про всех этих эльфов. — Он подпёр голову руками и, казалось, вот-вот примется ногами болтать.

Хозяин, озадаченный просьбой, на минуту задумался и ответить не успел. Молчавший Диджей тихо произнёс:

— Вы извините нас, нам с Сергеем нужно поговорить. Обсудить планы. Вернётся Тель — мы не успеем. Простите, мы ненадолго… — с этими словами он встал, пнул Зоопарка и потащил его к двери.

— Но… я… ты чего? — опешил тот, спотыкаясь обо что-то в слабо освещённой траве, пока Диджей тащил его к деревьям.

— Он-мне-не-нравится, — процедил сквозь зубы тот и отпустил куртку друга. — Он ДОЛЖЕН был удивиться нам. Ну, представь: приходит муж с работы, а у беременной жены два лба на кухне сидят. «Здрасьте, — типа. — Мы тут погостим! Вас не затруднит кормить недельку ещё двух здоровых лосей?» Я бы разозлился и вышвырнул обоих. А этот стоит, будто к нему каждый день из соседнего мира шляются…

Зоопарк слушал это шипение равнодушно, дождался финала и уточнил:

— Чё делать-то, зелёна вошь?!

— Уйти. Найти другой такой же домик. И если нас там примут за сумасшедших и сжалятся — можно спокойно оставаться.

— Не, ну толстая белая полярная лисичка! Так нельзя! Посреди разговора! Может, у них тут так принято гостей встречать. Нормальный компанейский мужик, ты чё?.. Мы без вещей пойдём, что ли? — не унимался он.

У Диджея завалялся последний довод:

— Помнишь, Тель показалось, что за нами следят? И перепугалась. Не станет она, наверно, на пустом месте шум разводить. Может, это он и был… И имя у него странное для этого мира…

Зоопарк открыл рот, чтобы сказать, что Тель могла испугаться неведомых им диких зверей, как, например, серо-буро-козявочного в красную полосочку змеетигра. А также что идти ночью к таким зверям в пасть он не хочет.

Но не успел.

Диджей дёрнулся вперёд с лёгким хрустом и неприятным чмоканьем, глаза округлились от боли и ужаса. Из его груди, с каждым ударом сердца вытаскивая новые капли крови, торчал наконечник чёрной стрелы. Парень судорожно вдохнул, сердце сделало три удара, выгоняя кровь из раны и изо рта, Диджей с тихим хрипом осел на траву.

Невидимая сила дёрнула стоящего в ступоре Зоопарка, и вторая стрела прошла мимо, войдя в дерево и скрипнув. Рука потянулась к шее друга — пульса не было, — и ноги подхватили обезумевшего Зоопарка.

Кричать он не мог — звуки дыхания впитывались в бархатное безмолвие чёрно-зелёного леса. Папоротники танцевали вокруг него, сплетаясь, принимая в себя всё новые стрелы. Ветви опускались, скрывали беглеца. Лес защищал его, но и в этом безумно танцующем круговороте боль яркой молнией пробила сознание: из правого предплечья торчала такая же чёрная стрела.

«Какие же мы стали слабые», — подумал Зоопарк, в одно мгновение вспомнив рассказы деда о войне.

Мягкий мох принял в себя его умирающее тело.

 

Глава 15. Подвально-гостевая

Алтай

Четыре дня прошли спокойно, можно даже сказать — в семейной обстановке. Огорода при замке не было («Можешь представить меня с тяпкой? — с фирменной жутковатой ухмылкой спросил Грим, когда Сайлас поднял тему. — Вот и я не могу — стремаюсь»), но дело нашлось обоим. Колдун целый день лазил по кустам вокруг строения и чертил что-то на земле. Сайлас тренировался с мечом де Моле и исследовал замок изнутри.

Кроме двух надземных этажей в замке обнаружилась лестница то ли в подвал, то ли в катакомбы. Спустившись до половины, Сайлас удивился почти полному отсутствию пыли и плесени. Света, правда, тоже не было. Пришлось вернуться за фонариком.

На выходе с лестницы Сайлас едва не столкнулся с Гримом.

— СайлАс-Воевода дозором обходит владенья свои? — нарочно переставив ударение в имени, поинтересовался парень. — Посветить?

— А есть, чем? — брякнул Сайлас, глядя на его пустые руки. — И прекрати уже появляться так резко! Навернулся бы я сейчас — что бы ты делал?

— Воскресил бы, — последовал спокойный ответ. — Пошли, товарищ магистр. Так и быть, побуду фонарём.

Грим прошептал что-то, и на его ладони загорелся небольшой огонёк. Понаблюдав за реакцией Сайласа, он стал спускаться по ступенькам.

«Копперфильд хренов», — сплюнул «товарищ магистр», но вниз всё же пошёл.

Винтовая лестница спустилась к небольшой площадке, от которой расходились два коридора.

— Налево архив, библиотека и лаборатория, направо арсенал, — сообщил Грим. — Правда, большинство свитков я перенёс к себе. Люблю почитать на ночь. А которые остались — опечатаны мощной фигнёй. Взламывать не желательно даже мне. Хотя, может, тебе и поддадутся. Куда изволишь, магистр?

— С какой стати вдруг магистр-то?

— А кто ж ты? В замке тамплиеров живешь? Живешь. Меч последнего магистра тебя признал? Признал. Так кто ты есть, как не магистр? Можем даже плащ тебе заказать в городе. Решил, куда тебя вести-то?

Сайлас представил себя в плаще с крестом. Почему-то не в белом, а расцветки снежного «пиксельного» камуфляжа, хмыкнул.

— Насчёт плаща я ещё подумаю. А пока — свети направо, товарищ маг!

— Колдун, — поправил Грим.

— А разница? — не понял Сайлас.

— Маг отбирает силу у природы, а колдуну природа дает силу сама.

Новоявленному магистру тамплиеров ничего не оставалось, кроме как глубокомысленно покивать.

Коридор закончился. Огонёк оторвался от ладони Грима и, пролетев немного дальше и вверх, стал расти.

— …себе! — прокомментировал увиденное Сайлас.

Помещение было размером с хороший спортзал. Мечи, сабли, топоры, булавы… Всяких видов и вариаций! Был и вполне современный огнестерел. Отдельно от оружия стояли доспехи.

Сайлас взял с ближайшей полки римский гладий и покрутил в руке.

— Только не говори, что ты это всё сам выковал.

— Делать мне больше нечего! — фыркнул Грим. — Да и кузницы тут нет. Большинство железяк тут уже было, когда я пришёл. Причем в хорошем состоянии. Видимо, тамплиеры или эльфы что-то тут намагичили, но я не чую. Ну и потом сам сюда кое-чего натаскал…

— Мда-а… — протянул Сайлас, оглядываясь. Прошёлся по залу, и, почти не задумываясь, сунул за пояс привычный ПМ и запасной магазин к нему. — Я не удивлюсь, если у тебя тут и танк где-нибудь заныкан…

Грим не ответил. Он как-то странно дернулся, скривился, призвал огонёк обратно и быстрым шагом направился к выходу.

— Что случилось? — нагнал его Сайлас.

— Гости у нас, — ответил колдун. — Советую захватить свой тесак.

Когда Сайлас вышел наружу с мечом де Моле в руках, его ждала очередная сцена «с применением спецэффектов».

Грим стоял, вытянув вперёд руки и хищно оскалившись. Вокруг кистей было заметно красноватое сияние.

Напротив него, в окружении подрагивающего воздуха, стоял… Сначала Сайлас принял его за представителя какого-нибудь особо древнего племени, невесть каким образом сохранившегося в местном лесу. Имелась даже набедренная повязка. Однако незнакомец был изящно сложен и никак не походил на пещерного человека. Да и кожа, покрытая грязью и мелкими царапинами, была необычного тёмно-серого цвета. Вглядевшись же в лицо пришельца…

— ТЫ?! — Сайлас едва удержался от более полного, но менее цензурного выражения охвативших его чувств.

Никаких сомнений, это был тот самый «чудик» из его снов. Разве что выглядел несколько «бэ-ушно». Но красные глаза смотрели из-под нечёсаных волос ясно и с вызовом. В опущенной правой руке поблескивал серебром длинный узкий клинок.

— Твой знакомый? — мрачно спросил Грим.

— Можно и так сказать, — согласился Сайлас. — Это он мне снился. Лори…

— Лорешинад меня с-зовут, — со странным свистяще-шипящим акцентом высказался пришелец. — Я тхебя тоше видел, чщеловек.

— О-о! — протянул Грим. — Настоящий засланец. Лингвистическая подготовка на уровне. Правда, с маскировкой туговато. Ну что, магистр, в расход его?

Он чуть сжал пальцы, марево вокруг Лорешинада усилилось. То тут, то там пробегали синеватые всполохи.

«Зачем-то он мне все-таки снился…» — вертелось в голове у Сайласа.

— Да погоди ты! — Он хотел толкнуть колдуна, но передумал. — Так, ты, Лорешинад, верно? У тебя вроде немаленький такой зуб на своих сородичей? Ты согласен помочь нам в возможной борьбе против них?

— …ся?! — прошипел Грим. — Хочешь, чтоб он нас во сне прирезал?!

— Не прирежет, — спокойно ответил Сайлас. — Если бы он этого хотел — вряд ли стал бы приближаться к замку днём и в таком виде. Я прав, эльф?

— Прав, — нехотя признал тот. — Я бы мог прошить вдеревянном доме, с-за два перехода отс-сюда, но тхам шивёт кхакой-то quasarn[22]Дух, фантом (дроу).
. Кхидается, чщем попало… — Эльф потер затылок свободной рукой. — А ты, чщеловек, говориш, что собираеш-ся воеват с Ilythiiri[23]Самоназвание тёмных эльфов.
? Кхарашо, я соглас-сен. Но при условии, что мне дадут одешду и орушие. Я не могу драт-ся в полную с-силу этим мечщом.

— Хорошо, — кивнул Сайлас. — Ты получишь всё, что требуется, но только после того, как ответишь на некоторые вопросы.

— Информацию можно добыть и у трупа… — колдун с нескрываемой неприязнью глядел на чужака.

— Уймись, — одернул его Сайлас. — Ты можешь читать мысли, я знаю. А детектором лжи можешь быть? Или память его можешь посмотреть? Я хочу знать — правда ли то, что я видел.

— Посмотреть могу, но мы получим растение… Шучу. Могу и аккуратно.

Грим проделал уже знакомый магистру быстрый жест. Эльф заснул, не успев даже упасть.

— Тащи его в замок, привяжи где-нибудь, — буркнул колдун. — Я сейчас приду.

Сайлас повесил меч де Моле на сделанные по инструкции Грима держатели за спиной, и, взвалив Лорешинада на плечо, понес его в замок.

Сзади послышался электрический треск, потом отборнейший мат.

— Что опять? — оглянулся магистр.

— Ничего, бл…! — Грима на нервной почве потянуло на стихи, — несёшь свою спящую красавицу, и неси!..

…Не успел Сайлас усадить Лорешинада на стул и связать, как в комнату медленно влетел меч эльфа. За ним с вытянутой левой рукой шёл всклокоченный Грим. Правая рука отчетливо дымилась. Запахло палёным.

— МОЛЧИ! — рыкнул колдун, — Ни слова, иначе спалю, на хрен, мозг этому… И тебе заодно.

Сайлас пожал плечами, молча затянул узел и отошёл в угол. В паре сантиметров от него в стену вонзился меч. Магистр покачал головой, но промолчал. Грим явно не шутил.

Колдун тем временем встряхнул руками и несколько раз глубоко вздохнул. Затем встал сзади эльфа, положил руки ему на голову, закрыл глаза и замер.

«Страшный человек, однако, — подумал Сайлас с невольным уважением. — Пойди он служить — песец пришёл бы полный. И не факт, что врагу».

Взгляд перешёл на торчащий из стены клинок.

«Хорошо так запулил — аж до половины вошёл. Странно, что не сломался, между камнями чтоль попал?.. В любом случае — игрушка не простая. Как и хозяин…»

* * *

Грим очнулся только к вечеру. Выпил заблаговременно принесенную Сайласом банку пива, сел рядом с успевшим задремать магистром и сказал:

— Значит, так. Этот… Лимонад… В общем — отморозок на всю голову. Авторитетов не признавал, и не собирается. Но эта мать их, которая Верховная, к чему-то его с самого начала готовила. Я так думаю, что для прорыва барьера нужно было особое состояние-настроение. Если ты его видел во сне, то знаешь, как он этого достиг. Меня вот больше интересует его железяка. Эльфийская кровь — это тебе не просто так. Но взять и изучить я её не могу, потому что меч завязан на ушастого. Короче, моё предложение: этого — в расход, меч — мне. Решай скорее, а то сейчас проснётся — пойдёт мстить всем и вся.

— Нет, — твёрдо ответил магистр. — В расход мы его не пускаем. Ты сам говорил, что для подготовки Ритуала нужно дождаться серую. А если тёмные прорвали барьер, то скоро здесь будет жарко. Лишний боец, который, к тому же, знает противника лучше нас, нам пригодится.

Грим хотел было возразить, но вдруг замер, прислушался к чему-то…

— Жарко, говори-ишь?.. — протянул он. — Вот сейчас и узнаем, насколько примерно будет жарко. Кажется, сегодня у нас День открытых дверей. На выход! С этим потом разберёмся.

 

Глава 16. Семейная встреча и Сны у трона

Лес светлых

Тончайшее, шёлковое утро. Лёгкий туман с Карред-Ирауна росой садится на листья и гонит звёздных насекомых на покой в глубину травы. Солнце встаёт, кидая блики света на поверхность воды. Чёрные рыбы словно в танце выныривают из неё, ловят стрекоз и исчезают, оставляя тонкие нити кругов.

Была звенящая тишина рассвета, разбиваемая редкими птичьими голосами.

По ногам и платью Тель вольготно бегали невесомые паучки и муравьи. Девушка находилась в мире своих снов, больше ни к кому не напрашиваясь и даже, вопреки обещанию, не заглянув к парням. Ночные слёзы засохли в уголках глаз, запутались в ресницах мелкими хрусталиками. Раскрывать глаза оказалось больно.

Почувствовав движение, насекомые поспешили скрыться в траве. Согнутые судорогой ноги распрямляться не хотели. Платье представляло из себя убогие буро-зелёные лоскуты.

«Являться в этом ко двору Наземной? Ты пошутила, мама…» — на лице не мелькнуло ни тени улыбки.

Энергия призрачной берёзы из материнского сна наполняла тело бодростью. Ведь «сновидения не защищены от влияния энергий», — материнский голос жёг душу.

Тель подошла к воде, умылась, сделала короткий ёжик тёмных волос, вздохнула, размяла руки и начала погружаться в ледяную воду. Переплыть Карред-Ираун большого труда не составляло — серых с детства учили всем стилям плавания, а также скорости и экономии сил. Температура воды не должна была иметь значения, но девушка продрогла до костей.

Платье облегало тело, липло и мешало двигаться. Ещё не добравшись до берега, Тель скомкала лохмотья подола, отжала, постаралась завязать чуть выше колен. К ногам липла листва и песок. Цвет платья напоминал весь колорит болота. В волосах запутались ниточки ряски.

Она представила себя в таком виде в резиденции светлой, а также свои следы на её травяных коврах… и расхохоталась.

Идти стало легче. Деревья приносили тонкий аромат липы, к голосу леса примешивался еле уловимый хор. Женские сопрано и мужские баритоны — самое гармоничное сочетание голосов. Особенно для дома светлых эльфов.

К сердцу резиденции — замку Ауре`Таурэль Рилии-Тари — пришлось добираться полдня. Остатки платья высохли, истрёпанные шнурочки корсета начали распускаться, пришлось придерживать руками.

«Наземные-охранники, т'тирмоны, видать, веселятся», — девушка отчаянно пыталась удержать на себе лоскуты.

Хор становился всё громче, мелодия — всё быстрее, и Тель поняла, что её давно ждут. На небольшой солнечной поляне стоял лёгкий закрытый шатёр и деревянная резная беседка, где спиной к ней сидели две женщины. Тель приблизилась к беседке, и глаза сидящих устремились на неё: материнские глаза цвета осеннего неба и серые хрустальные глаза светлой целительницы. Вот так, даже к замку её не подпустили…

— Приветствую тебя, Вторая, чьё имя Эстель, — начала согласно этикету девушка. — Приветствую тебя, правительница Наземных, светлая целительница Ауре'Таурэль Рилия-Тари!

— Доченька! — Эстель по-матерински душевно обняла её. — Как ты добралась? Я не видела тебя так долго! Я и забыла, какая ты у меня красавица!

Воркование матери резало душу. Тель плакала не от счастья.

— Девочка, сколько ты вытерпела… — светлая провела рукой по ёжику, встряхнула кружевом своих каштановых, древесного цвета, волос, смахнула слезинку с идеальной кожи щеки. — У меня-то нет детей, но ваша встреча — это так трогательно… Но… весь мой народ — мои дети. Эстель, я говорю тебе, тёмные забирают моих дочерей! Зачем?! Нет уже девяти!..

Шестая, освободившись из объятий матери, с удивлением взглянула на Наземную владычицу, ревевшую, будто у неё действительно забрали детей.

«Нет, она не знает, КАК это — терять частичку души, частичку крови, твоё маленькое личное солнышко. И этому солнышку просто хорошо, когда ты рядом…»

Стенания на минуту прекратились, женщина взяла себя в руки:

— В шатре есть бадья с тёплой водой и раздевалка, — она старчески вытирала слёзы с молодого цветущего лица и зябко кутала в полупрозрачную шаль гибкое тренированное тело. Длинные острые уши чуть подрагивали от всхлипов. — Ты найдёшь там походную одежду и амулет… ваш… сонный…

Тель поблагодарила и, направившись к шатру, услышала за спиной всхлипывающий шёпот:

— Эстель, дорогая, что мне делать? У Тёмных оружие, а дерево для них не очень важно — лишь отопление и я не знаю, что ещё. Эстель, я не могу воевать с ними одна, я не могу подчинить их, лишив древесины… Я бессильна одна, мне нужна помощь!

— Не волнуйся, Тари, мы обязаны тебе. Я обещаю свою поддержку против агрессии Подземных…

Тель была в замешательстве. Она не подслушивала — ей специально дали услышать. Зачем? Её не посвящали в государственные тайны и дипломатические тонкости со времён прихода серых. Большую часть своей жизни она стояла каменным истуканом, а народ думал, что она — лучшая и преданнейшая серая шпионка. Теперь же её тянут в политику? Ну что ж, мама, ладно — будем дружить с Наземными против Подземных…

Помывшись, Тель оделась в лёгкую льняную тунику, кожаные брюки и полусапоги, отдалённо напомнившие кроссовки из мира Разных. Волосы менять не стала. На крючке остался шнурок с круглым чёрным камешком. Она ещё никогда не пользовалась Амулетом мгновенного сна. Шнурок на шее натянулся, камешек показался очень тяжёлым. Аккумулятор силы серых — можно ходить по чужим снам мгновенно, не тратя усилий.

Тель села на землю, оперлась спиной о каменную стенку шатра, закрыла глаза и взяла в рот чёрную «монетку».

Мир окрасился тёмным туманом, сознание девушки понеслось вверх, выше деревьев, выше светящейся золотом Цепи серых, по которой бродили безымянные сознания.

Она оглядела страну, опоясанную стеной неприступных гор. «Град обречённый»… Стругацким она тоже снилась, по очереди. Но они ей не нравились — им приходилось прогибаться под политику их страны. И они были занудами.

Тель встряхнулась — надо поискать парней, как они там. К ночи она как раз доберётся. И она полетела. Легко, но очень медленно: так Разные летают и бегают во сне. Внизу проплывали верхушки папоротникоподобных деревьев, раскидистых или стройных, высоких и гордых. Скрывающих избушки серых и колонии Наземных. Как же узнать ту самую? Ничем она не примечательна, недалеко от основного входа в Хар'ол-Велдрин. Поищем.

Она увлеклась. Сознания серых, маячившие по Цепи, сменяли друг друга в бесконечном круговороте. Приближаясь к одному из золотых облаков, она заметила угольно-чёрные глаза хозяина звена. Это были глаза Четырнадцатого. Глаза отца её ребёнка… Его сознание прошло мимо, полетело дальше — через реку, в резиденцию Наземных. Она смотрела ему вслед. Вопреки ожиданиям, он не пошёл дальше, а спустился в Малос-Нольве.

«Мама хотела поговорить с ним лично», — вспомнила она и начала спускаться.

Тель забралась в дом. Там отрешённо спала беременная русая девушка, рядом с ней — черноволосый мужчина. Он обнимал её, держа руку на животе. С уколом ревности Шестая убралась оттуда. Сознания Разных во сне редко уходили далеко от тел, а сами тела Разных — далеко от дома. За неимением транспорта. Парней надо было искать поблизости, звать, идти на «контактный сон».

Но у неё не получалось. Ответа не было, это настораживало. В окрестностях она не смогла найти ни тел, ни сознаний пацанов. Почему они уши? Куда?.. Почему не дождались?..

— О, Шестая, дочь… — она вздрогнула. Разные от такой неожиданности во сне обычно просыпаются. Рядом с ней зависло сознание Четырнадцатого. — Прости, Тель, что напугал тебя…

— Не называй меня так больше…

— Хорошо, Шестая, дочь Второй, чьё…

— Что надо? — не выдержала она.

— Уже второй день как тебя ищут. Ты задерживаешься. Твоё тело покоится в замке Наземной целительницы… А зачем ты пришла сюда? Ко мне? — чёрные глаза лукаво блеснули.

— К Подземным жрицам чайку попить! Где два Разных? Они пришли со мной, ты не мог их не видеть! — прошипела она.

— Молоденькими увлеклась? А вы что, прям втроём, они с двух сторон, да? — он играл с ней, его забавляло её бешенство.

— Идиот. — Вдох; как можно спокойнее. — Где парни?

Было бы у него тело, он бы ухмыльнулся:

— А это я скажу тебе в более интимной обстановке, крошка…

— Значит, никогда, — она рванулась обратно к своему телу. Но, как бывает в снах, безумно медленно.

Не одолела она и полпути, а её сознание вернулось, мгновенно прыгнув в тело… Кровь во рту, голова — на тысячи осколков… Задыхаясь, она открыла глаза. Вторая брезгливо разжала пальцы, из них выпал шнурок с амулетом:

— Где была, паршивка? — голос был ужасающе спокойный.

— Тебя это не касается, — Тель вытирала кровь из носа запястьем.

Эстель села на кровать дочери, отвела взгляд. Она казалась старой и очень удручённой:

— Эстелиель, милая, — в голосе больше не было угрозы, лишь теплота. Так мастерски менять настроение умели только эльфы. — Я очень ждала тебя, правда… Но ты не знаешь, что происходит сейчас между правящими домами… Я всего лишь прошу тебя не проявлять самодеятельность, не лезть в политику. Мы во всём разберёмся сами. В любом случае нам надо мобилизовать наш народ.

— Для защиты Наземных?

— Для защиты себя…

* * *

Светлая целительница снова сидела в той же беседке, где принимала серых. Ожидание почты длилось недолго: призрачный паучок, полупрозрачный в свете солнца, спустился на столик беседки. Растаял, оставив листок с посланием из тонкой паутины.

Повелительница пробежала глазами строки, разорвала, ухмыльнулась, откинулась на спинку скамьи:

— Да, мы очистим наш мир от этой нечисти. Мы вместе. А ты, самовлюблённая правительница, будешь жалеть о своих выходках и планах!

Она добавила в кальян прессованный кубик, воздух наполнился ароматом жасмина, яблони и местных лесных цветов.

* * *

— Знаешь, мам, Разные придумали повозки, которые движутся сами. Мы могли бы преодолеть дорогу до гор Тирин'Шахри намного быстрее, с комфортом.

— Тель, доченька, мне всё больше не нравится мир Разных, о котором ты рассказываешь. Они обленились, оторвались от природы, едят то, что нельзя есть, жгут то, что не должно гореть, поднимают в воздух то, что не должно летать. Думаю, это магия, нам до этого не дотянуться.

— Мама, я искала тех парней, что привела сюда. Я не нашла. Тебе не докладывали о них?

— Их убили Наземные.

— Как?! За что?

— Они испугались твоих гостей, сочтя их очень необычными и дикими…

— Кто тебе об этом доложил?

— Четырнадцатый.

 

Глава 17. Мародёрство и Клятва

Алтай

…«Может, не стоило покидать тот дом? — подумал Лорешинад, проснувшись и осмыслив свое положение. — Подумаешь — куасарм. Повыкидывал бы всякую мелочь да и жил бы спокойно».

Рядом никого не ощущалось. Эльф открыл глаза и огляделся. Пустая комната с белыми стенами и кое-как забитым досками окном. В дальнем углу из стены торчит его меч.

С улицы донеслись звуки боя вперемешку с проклятьями на языке серых и дроу… Дроу?!

«Жить спокойно уже не получится. Быстро добрались. Не знаю возможностей хозяев, но будет жалко, если всё закончится без меня. К тому же есть шанс получить нормальное снаряжение…»

Оставалась одна проблема: освободиться.

Покачавшись, Лорешинад обнаружил, что стул довольно сильно разболтан. Рисковать руками не хотелось, но другого пути не было. Эльф начал подпрыгивать вместе со стулом, стараясь приземляться на задние ножки, и при этом не рухнуть раньше времени.

Повторе на пятом спинка стула не выдержала, и Лорешинад с треском повалился на пол.

«Никогда больше не буду так делать…»

Освободившись от деревяшек, эльф поднялся на ноги и подошёл к мечу. Тот был воткнут на высоте плеча — перерезать веревку, не вытаскивая меч из стены, не получится при всём желании.

«Арр`Таш бы точно помер со смеху, увидев мои танцы в этом мире…»

Лорешинад захватил рукоять меча зубами и дернул. Меч подался удивительно легко. Выдернув клинок, эльф тут же воткнул его в пол и сел рядом. Несколько движений и свобода!

— А тхеперь мы потханцуем… — прошипел Лорешинад на языке серых и вышел из комнаты.

Перед замком кипела настоящая битва: пятерка тёмных, среди которых оказался и один вин`эсс, успешно теснила защитников. Правда, ещё трое эльфов лежали на земле без признаков жизни.

Когда на поле боя вылетело что-то серое и взъерошенное, обе стороны на несколько секунд замерли.

Первым опомнился колдун:

— Вылез-таки, газировка, — с чувством выдохнул он, и ударил ладонью в грудь ближайшего противника.

Тот отлетел в кусты с прожженной дырой в груди. Бой возобновился.

— Не порт-тхе одешду! — выпалил Лорешинад, уходя от атаки одного сородича и блокируя выпад другого.

— !!!

Человек с двуручником довольно уверенно сражался против вин`эсса с Кии-Вэльве: длина меча позволяла держать противника на расстоянии. Но всё же человек отступал. Вдруг меч резко вошёл в землю перед вин`эссом, заставив того отшатнуться. Человек сделал перекат назад, и, встав на колено, направил на тёмного какой-то предмет. Грянул гром, и противник упал на землю, лишившись половины черепа.

— Кому помочь, парни? — крикнул он.

В этот момент колдун, до того не хуже Лорешинада «танцевавший» с обладателем длинного копья, перехватил оружие противника и на развороте воткнул ему же в горло.

Оглянулся:

— Ты что-то спросил, магистр?

…«Всего лишь ученики седьмого года. Да, половина обучения пройдена. Да, их двое. Да, непривычно сражаться одним длинным клинком. Но всего лишь седьмой год».

Бой закончился быстро. Лорешинад нырнул под удар одного противника, одновременно прочертив красную полосу на его груди. Второй в это время попытался ударить по ногам. Слишком медленно. Вин`эсс, используя инерцию предыдущей атаки, подпрыгнул, развернулся, перехватывая меч другой рукой, и нанёс удар в висок.

— Мда, — задумчиво произнес тот, кого назвали магистром. — Если это у тебя называется «не могу драться»…

— Этхо были тхолько наукаасы, чщеловек, — ответил Лорешинад. — Даже твой кхолдун справился с двумя почщти бес-з магии.

— Ну допустим, до твоего появления он вырубил ещё одного, — уточнил мечник. — И на будущее: я — Сайлас, а его зовут Грим.

— Меня не зовут, — буркнул тот, осматривая трупы, — я сам прихожу.

— Я с-запомню, — кивнул эльф. — Сайлас, я могу вс-зят орушие убитхого тхобой вин`эсса?

— Да забирай. Можно сказать, для тебя и старался — в голову стрелял. А ничего, что чужое?

— Ничщего. Хос-зяин мёртв, с-значщит оно прис-знает меня.

— Хорошо. Тогда бери, что нужно, и иди в замок, в комнату в конце коридора. Покачаешь там ручку — сверху вода польётся. Холодновата правда, но что есть. Помойся уж до кучи. Только постарайся ничего не сломать.

Когда эльф, сноровисто раздев труп, удалился в указанном направлении, к Сайласу подошёл донельзя мрачный Грим:

— Ты действительно хочешь его здесь оставить?

— Да, — ответил магистр. — Из аргументов могу добавить, что, если он не совсем отморозок, как ты выразился, — он должен понять, что в одиночку ему здесь мало что светит. К тому же, — Сайлас усмехнулся, — какой я магистр, если в подчинении у меня всего один человек, и ещё неизвестно, кто кому подчиняется?

Колдун пожал плечами:

— Дело твоё, конечно, но что-то мне подсказывает, что этот ушастый устроит нам…

Грим резко отстранился, пропуская предмет, брошенный Сайласом. Из кустов вывалился тёмный, оглушённый раньше ударом колдуна. Чуть выше переносицы торчала рукоять столового ножа.

— Так, я не понял, — Грим оскорблено насупился. — Я тебя зачем в арсенал водил, а? Второй у тебя же?

Сайласу стало стыдно.

— Ну… да. Извини, всё забывал вернуть. Ночью под подушкой были, а днём — в рукавах.

— Тоже мне, Царевна-Лягушка на балу, блин… Ладно, по фигу. Стаскиваем трупы в кучу — уберу.

— Жечь будешь?

— Угу.

— А что ж ты их живыми не жег?

— Чтобы разбежались, а нам тайгу потом тушить?..

* * *

Магический огонь сжигает быстро.

Лорешинад вышел из душа, когда «погребальный костер» уже погас. Сайлас и Грим сидели перед входом, наслаждаясь заслуженным отдыхом. При виде эльфа на их лицах не дрогнул ни один мускул.

— Слышь, Сайл, — лениво произнёс колдун, — тебе не кажется, что до помывки он выглядел более… гармонично, что ль?

— Ничего ты не понимаешь, Гримыч, — в тон отозвался магистр. — Мы имеем счастье лицезреть последний писк подземной моды — модель «Мальчик вырос».

Они рассмеялись и свели банки с пивом.

— Хш-ш… — рассерженной змеёй зашипел эльф, хотя и понимал, что вид у него далеко не устрашающий.

Проблема состояла в том, что одежда мёртвого вин`эсса оказалась ему немного мала. Совсем чуть-чуть, но сейчас между серо-чёрной кирасой и поножами явственно проглядывала полоска кожи. Да ещё и прическа: даже коротким Кии-Вэльве не получилось аккуратно сравнять неровно обрезанные в пещере волосы. К тому же, на обоих клинках оказался двеомер холода, что тоже мешало «стрижке».

Единственное, что сидело нормально, была перевязь с ножнами: за правым плечом и слева на поясе. Как и было.

— Да ладно тебе, парень! — примиряюще развел руками Сайлас. — Ни за что не поверю, что с костюмом ничего нельзя сделать.

— Угу, — кивнул Грим. — А волосы так и вообще налысо обрить надо — он же ведь у нас рекрут.

Левая рука вин`эсса сжала рукоять Кии-Вэльве. В правой так и был длинный меч светлой.

— Лорешинад, отставить драку! — в голосе Сайласа зазвенел металл. — Тебе мало на сегодня? Не спорю, ты крут. Но сам же видел, что случилось с предыдущим хозяином твоей амуниции. Хочешь повторить его судьбу?

— Не трать патроны, магистр, — пиво в руке Грима закипело. — Я ему не нравлюсь, он мне — тоже. Идеальная пара! Устроим романтическое свидание, а?

Грохнул выстрел.

— Я сказал — отставить! — Сайлас встал между противниками, готовый любыми средствами остановить локальную войну. — Грим, кругом-марш в замок. Сегодня у всех был трудный день, иди отдыхать. Это. Приказ.

Грим смерил «начальство» недобрым взглядом, буркнул что-то вроде «назначил на свою голову…», но подчинился.

Магистр повернулся к эльфу.

— Теперь ты. Выдохни. Сядь сюда. Отложи свою железку, все равно к ней никто прикоснуться не может, кроме тебя. — Он открыл банку пива. — Хлебни. Может показаться гадостью, но не отравишься, я думаю.

Лорешинад молча выполнил указания. Скривился.

— Не понравилось, ясно. Мало кому нравится первый раз.

Сайлас вернулся на свое место и продолжил:

— Парень, я знаю, что у тебя вспыльчивый характер, да и Грим ещё подливает масла в огонь… Но жить нам здесь всё равно придется вместе, так что учись самоконтролю, понял? Нет, если хочешь, можешь уйти. Но кончишь ты плохо. В лучшем случае — посадят в клетку и будут показывать, как дикого зверя.

— В Хар`ол-Велдрине налысо бреют тех, кхого ис-згоняют в пус-стыню, — глядя в сторону, сообщил Лорешинад. — Впрочщем, меня и выгнали. Вышвырнули, причщем букхвально. Тхак что кхолдун прав.

— Ну, налысо-то совсем не обязательно. Можно, как у меня, например. Правда, уши торчать будут, но от кого их прятать в лесу?

Эльф честно оглядел «ёжик» Сайласа.

— Согласен, — улыбнулся он. — Мне уше надоело волосы после кхашдой дракхи в порядок приводить.

— Охотно верю, — хмыкнул Сайлас. — Ну так что? Остаёшься? Ты, конечно, можешь оказаться и «кротом» (ну, то есть шпионом под прикрытием, понимаешь?), тебе могли и память изменить… Кстати, откуда ты язык-то наш знаешь?

— Тхёмным нельс-зя ис-зменить память, — мотнул головой Лорешинад. — А на ваш-шем яс-зыкхе в наш-шем мире говорят серые. Он у них «официальный». Я о них ничщего не с-знаю, кроме тхого, что они к нам, кхак ты скхас-зал, «кротхов» подсылают. Вин`эссов учщат их яс-зыку на всякхий случщай.

— Интересно… Всё-таки мне думается, для чего-то ты в этом мире нужен. Иначе бы ты мне не снился. Да и сам подумай: здесь от тебя будет больше пользы, если ты действительно собираешься воевать с сородичами.

Эльф помолчал, потом серьёзно ответил:

— Сайлас, я принимаю твоё предлошение, остаюсь с-здесь, клянусь помогать тхебе в войне, и… — В красных глазах эльфа заплясали не два, и даже не двадцать чёртиков, — легион! — …не убивать бес-з надобности кхолдуна по имени Грим. Совс-сем на него не реагировать не обещаю.

Сайлас прищурился.

— Не нравятся мне последние два пункта в сочетании с выражением твоего лица, эльф… Но, похоже, большего добиться от тебя не удастся. Ладно, хрен с тобой, принято. Тогда расскажи, как ты на замок вышел. Мало ли, вдруг поможет при активной обороне.

— Кхарашо, но пообещай не сильно смеяться.

— Честное пионерское, не буду.

— Я не понял твоей кхлятвы, но слушай…

* * *

…Очнувшись после удара по голове, эльф не придумал ничего лучше, чем ползком (над головой всё ещё кружилась домашняя утварь) добраться до двери и начертить руну «взрыв-заряда». Пока ловушка активировалась, он отполз подальше, потом выхватил из круговерти обрубок палки и швырнул в дверь…

Строго говоря, после этого действия у домика осталось только три стены и каким-то чудом не рухнувшая крыша. Видимо, нарушенная целостность строения повлияла и на духа, потому как предметы перестали летать и попадали вниз, наградив незваного гостя ещё парой синяков. Когда всё утихло, эльф вылез из-под груды хлама, нашёл меч и вышел наружу.

«Надеюсь, хозяин вернется нескоро, и за это время произойдёт какой-нибудь катаклизм…» — подумал он с некоторым стыдом.

Потом был трёхночный поход по незнакомому лесу. Днём Лорешинад спал в тени деревьев, ночью — шёл вперёд, ориентируясь по наитию. То ли лес принял эльфа, то ли он сам привык к этим местам, но идти было намного легче, чем вначале. Крупные хищники, если они тут имелись, не нападали, а вечно пищащих где-то рядом насекомых он уже не замечал.

К концу второй ночи Лорешинад ясно ощутил где-то поблизости магию, одновременно похожую и на светлую, и на магию тёмных жриц.

«Это как? В этом мире что, эльфы все вместе живут?..»

Вин`эсс пошёл на источник магии. Вскоре он обнаружил древний замок. Лорешинад затаился в кустах рядом со знаком на земле, похожем на «Смятение».

С рассветом из замка стали время от времени выходить двое мужчин: один был во всем чёрном, другой — в синих штанах и пятнистой верхней одежде с рукавами. От «Чёрного» фонило той самой странной магией, а «Пятнистый», похоже, был вообще ни разу не магом. Но его лицо показалось эльфу знакомым.

«Серые?.. Но почему магия только у одного?.. А, я вспомнил! В этом мире живут только Разные… Как их… О! Люди!.. А один? Люд?.. Нет. Как же… Че-ло-век. Точно, человек. А ещё в одном свитке было написано, что людей с магией как у «Чёрного» называют «колдунами»…»

* * *

— …Полдня следил с-за вами, потом реш-шил, что хуше не будет, и вошёл в ловушку, — закончил рассказ эльф.

— Понятно… Значит, от колдуна у нас фонит, — кивнул Сайлас. — Знаешь, а ты всё-таки везучий. Мог бы спокойно в Монголию утопать, а там бы тебя не поняли… Ладно, не знаю, как ты, а я хочу спать. Можешь сидеть здесь, можешь занять свободную комнату… Хотя… Ты ж жрать небось хочешь, как не знаю кто! За мной, шагом марш!

Они прошли в одну из комнат замка. Сайлас чем-то щелкнул, и в комнате загорелся свет. Пока новый член Ордена разглядывал «маленькое солнце» на потолке, магистр прошёл к белому тарахтящему ящику у стены и сказал:

— Значит, так. Это называется холодильник. В нём хранится еда. То, что вверху, грызть не рекомендую, ибо чистый лёд. Остальное, что найдёшь — твоё. Больше пока ничего не трогай — завтра всё объясню и покажу. Всё ясно? Тогда спокойной ночи…

 

Глава 18. Не родное, но Гнездо

Лес светлых

Они шли домой. Тель едва не приплясывала от радости, решив показать матери своё счастье после долгой разлуки. Хотя мысли о гибели пацанов чёрным червяком ворочались в голове.

Тель решила начать собственное расследование позже, когда внимание к ней поутихнет. А сейчас она бросала лукавые взгляды на четырёх вышколенных охранников, а те делали вид, что не обращают внимания.

Вторая невозмутимо шла рядом. Она не слышала щебет дочери, погрузившись в собственные раздумья. То, что говорила ей Наземная целительница, не было просто жалобой и просто просьбой. Это равноценно заключению военного союза.

Серые со времён своего прихода обязаны Наземным. Эльфы помогали им бежать в этот мир от захватчиков и гонений. Они учили гостей магии этого мира, помогали собирать разрозненных пришельцев и создавать государство. Спасли их от рабства у Подземных. Которые вроде бы смирились.

Видимо, не до конца, раз в резиденцию целительницы для Второй доставили письмо от Верховной жрицы Хар'ол-Велдрина Баль-Виер'арра Хельви'рахель: «Вторая, чьё имя Эстель! Прошу у Вас согласия на неофициальную встречу через двое суток, на закате, в Вашем сне. Надеюсь, к тому моменту Вы и Шестая, чьё имя Эстелиель, доберётесь до замка Первых Пяти Властителей «Гнездо чайки». С уважением… полный титул и имя».

За всей этой пафосной мишурой слов стояла извечная ненависть Подземных, которые не получили рабов и которых выгнали из мира Разных семьсот лет назад. Ненависть нереализованных амбиций. И назначение встречи, цель которой не была ясна Эстель. Скорее всего, Подземная заявит какие-то свои права, опять начнёт убиваться по давно украденному отступником Оберегу. Вероятно, будет угрожать и призывать не вступать в союзы с Наземными. Если всё так просто — будет элементарная двойная игра.

— Мама! Ма-ма! — уже долго звала её Тель. — Ты меня слышишь? А ещё у них есть холодильники. Это такие шкафы, там лёд, как на спящих высоких горах Тирин'Шахри. И в этих шкафах они хранят продукты. Чтобы не портились… Мама, ты думаешь про союз с Наземными?

— Да. Только об этом не стоит говорить в Малос-Нольве. Даже на краю леса есть уши… чуткие и длинные, — лучики морщинок легли возле её осенних глаз. — Доберёмся до замка и там обсудим.

Они были на границе леса Наземных, который резко обрывался у подножия предгорий, переходящих в скалы. Деревья, словно узники концлагеря за «колючкой», не решались ступить дальше.

Серые скалы, кое-где затянутые лишайниками, мхом, паутиной травы и мелких цветов, уходили в небо неприступной стеной. Лишь посвящённые серые знали узкую тропинку, систему невидимых мостов и тайных гротов. Всего один скрытый путь лежал к замку «Гнездо чайки».

Навесные мостики подозрительно качались. Гроты обдавали сырым, удушливым воздухом, норовя уронить на волосы и за шиворот пару капель ледяной зелёной воды. В воздухе уже ощутимо пахло йодом, звуки прибоя разносились безумным эхом по стенам скал. Здесь ещё витала память о недавно вымерших чайках, когда колонии селились совсем рядом с тропинкой, создавая гнёзда на краешках уступов. Маленькие неоперившиеся птенцы часто вываливались из гнёзд. Было жалко этих несмышлёнышей, которые, возомнив себя взрослыми, решались играть со стихией ветра в одиночку. Думали, что уже смогут подчинить её себе. Впрочем, за последние 700 лет эти птицы вымерли…

Ко второму вечеру пути путники добрались до последнего подгорного прохода сквозь гряду скал, защищающих цитадель государства серых. Тель часто вспоминала этот завораживающий замок. На вершине утёса гордо, неприступно, парило над волнами и свежим бризом величественное здание. Главная башня высилась к небу, продолжая стремление скал и океанских брызг. Её опоясывал бортик, выходивший за пределы фундамента. Словно нос корабля, он принимал на себя удары штормов и мчался сквозь ветер вслед закатам. Тель помнила самое большое разочарование детства: её, совсем ещё крошку, не пускали на этот балкон.

Теперь же она бросилась туда мимо открытых парадных дверей. К заветному бортику с широкими поручнями, облокотившись на который, можно раскинуть руки, забыть о здании из камня и металла сзади и взлететь над океаном.

Вместе с памятью о чайках, скрипящих на своём наречии… вместе с закатным солнцем, алым яблоком катящимся за горизонт… вместе с облаками, окрашенными в багряный, серый, голубой, пропускающими пряди лучей на зеркало воды.

Эстель же бежала в замок, на ходу велев привратнику доложить об их возвращении четырём правителям. А сама кинулась к ближайшему креслу, заваленному шкурами и перьевыми подушечками. В губах мелькнул Амулет мгновенного сна. Она опаздывала на встречу с Подземной жрицей.

* * *

Верховная жрица Хар'ол-Велдрина маялась от скуки в ожидании серой Властительницы. Ей снился её же тронный зал, Орбб Шарорр, из которого по странным законам снов она не могла выйти. Ей порядком надоело слоняться мимо знакомых стен, чаш с голубым огнём и ложа со шкурами. Она уже решила, что как только проснётся, непременно поменяет его. На что-нибудь более утончённое и чем-нибудь инкрустированное. Она даже начала придумывать эскиз нового трона, предполагая, что ничего не вспомнит по пробуждении. Таковы законы снов.

Наконец, она услышала за спиной шорох и не стала скрывать вздох облегчения. Жрица медленно повернулась и вздрогнула. Тот облик, который выбрала Вторая для встречи с ней, слегка шокировал: перед тёмной жрицей стояла она сама, в точно таком же чёрном бархатном облегающем платье (не будь на ней этого платья вовсе, она выглядела бы не так привлекательно), с копной ярко-белых волос, на точно таких же невероятно высоких тонких шпильках. Только глаза были светло-голубые, цвета усталого осеннего неба.

— Шуточки у тебя, Эстель, — пробурчала она. — И когда только успела скопировать…

— Извини, дома не ночевала, не успела переодеться, — Вторая хотела огорошить противницу с порога.

Но жрица собралась, надела дежурную улыбку и замурлыкала:

— Ты разрядила обстановку, я даже не буду укорять тебя за опоздание…

— Но ведь ты уже это делаешь, — Эстель прервала театральную паузу жрицы.

— Торопишься? Ещё не видела с дороги своих мальчиков? Как они там без твоего присмотра? Не навели ли девочек? — заговорщически шептала она.

— Ты бы за своими мальчиками следила, а то утаскивают светлых девочек к себе без спроса, а потом не возвращают. Их мамы уже обыскались…

— Твои подданные — признанные лазутчики, вот пусть выясняют. Хотя, какое тебе до этого дело? — сощурились красные глаза. — В подружки к светлой целительнице записалась?.. Впрочем, меня это не волнует, — она наигранно развернулась и медленно пошла к ложу. — У меня детей нет, мне волноваться не о чем. А вот тебе я бы советовала быть повнимательней со своей дочуркой. Как бы она не выпала из вашего гнезда. Сегодня Разных привела, завтра — глядишь — с тёмными подружится… — Жрица резко обернулась, рассчитывая на эффект бархата и волос. Но скривилась от боли в плече, ещё дающей о себе знать. — Послезавтра Сеть развалит… или как у вас это называется?

— Цепь… — выдохнула серая.

Подземная жрица била по самому больному, самому глубокому. Вторая оказалась не готова парировать такое. Но сдержалась. Всё же смех получился почти искренним:

— Ты будешь мне советовать, как воспитывать дочь? Ты — мне?

Красноглазая улыбнулась:

— Не воспитывать. Я просто советую не забывать о ней… Как ты это делала последние семьсот лет, серая.

Ниже пояса! Самое сокровенное! Наизнанку!

— Это всё, что ты хотела сказать мне? — процедила Эстель дрожащими от гнева губами.

— Да, — жрица легко вскинула тонкие брови. — Ты уж на меня не дуйся, я из лучших побуждений. Я же не хочу войны…

— Тогда зачем крадёшь Наземных? — синеглазая не могла держать себя в руках.

— А это тебя не касается, серая! Вон!

Судорога… Кровь из носа… Вторую уже не раз выгоняли из снов хозяева.

 

Глава 19. Кулак и Очки

Алтай

Первым, кого встретил Сайлас утром, был Лорешинад. Правда, сказать «встретил» было бы не совсем точно. Магистр едва не споткнулся о своего нового подчиненного. Эльф спал в проломе гаража, почти перегородив собой выход на улицу. Рядом стояла открытая пивная банка.

«Упился-таки с непривычки?» — подумал Сайлас.

Он заглянул на кухню. Свет до сих пор горел, но никаких следов погрома не было видно.

«Аккуратный…»

Как только Сайлас вновь приблизился к эльфу — тот поджал ноги, освобождая проход.

— Ты проснулся или это рефлекс? — на всякий случай спросил магистр.

— Не с-знаю, что тхакое «рефлекс», — не открывая глаз произнес эльф, — но мне нушно ещё некхот-рое время, чтобы быть готховым к действиям. И не трогай этхот сосуд. Опас-сно.

Отдалённо знакомый с привычками и способностями тёмного, Сайлас напрягся.

— Ты её что, заминировал, как ту дверь?!

— Нет. Прос-сто повалит дым. Вдохнёшь — будешь смеят-ся. Очщень долго.

— Хм… На твоём месте я бы эту штуку отключил, пока не появился Грим. Мне кажется, что мрачный он сравнительно безопаснее.

Магистр вышел во двор, мимоходом отметив, что «трофейный» костюм эльфа сидит на нём, как влитой. Лёгкая зарядка на свежем воздухе вместо кофе.

Вернувшись, Сайлас не нашёл ни эльфа, ни банки. Зато на кухне обнаружился Грим. Колдун стоял перед открытым холодильником, всей спиной выражая недовольство тем, что видел.

— У нас был недельный запас продуктов, не считая пельменей в морозилке, — прокурорским тоном начал он. — Теперь, не считая тех же, бл…, пельменей и пива, у нас в наличии: яйцо куриное. Подчёркиваю — ЯЙЦО. Зад от палки колбасы с чётко обозначенным на нём прикусом. Прокусаная упаковка острого соуса. И ещё туева хуча пустой, либо полупустой тары… — По мере перечисления, Грим выкладывал всё на стол. — Я не спрашиваю, кто виноват. И так ясно. Я спрашиваю — на какие шиши мне кормить твоего приживала?

— Да расслабься, Гримыч, — Сайлас, сдерживая смех, вскрыл злосчастное яйцо и выпил. — Сам знаешь, что Лорешинад, считай, неделю почти ничего не ел. К тому же, всё равно сегодня собирались в город ехать. В библиотеку. Ну и за продуктами, раз такое дело. Потом, может, развлечёмся где-нибудь — первую победу отпразднуем…

Грим, подумав, решил позавтракать пельменями. Налил в кастрюлю воды и поставил её на огонь.

— А этого афроэльфа куда денем? — между делом поинтересовался он. — Где он, кстати? Сожрал всё, оставил меч в качестве платы и удрал?

— Как «оставил меч»? — Сайлас вспомнил, что при эльфе были только короткие клинки тёмных. — Отдал тебе?

— Если бы! Железяка лежит в одной из комнат замка, куда я почему-то не смог войти. Дверей у нас не так много, а ломать её магически пока лениво.

— Даше и не пытхайся, кхолдун, — раздалось знакомое шипение. — Это моя кхомната. Никто не смошет тхуда войти бес-з моего рас-зрешения.

Лорешинад стоял, прислонившись спиной к косяку и скрестив руки на груди. Выглядел эльф более уверенным в себе, чем вчера. Хотя эффект портили неровная прическа и чуть сонный вид.

— Вот как? — Грим начал меланхолично бросать в воду пельмени. — А что будет, если я вот прямо сейчас тебя превращу в кучку пепла или чего похуже?

— Всё, что находится в кхомнате, сгорит. И мечщ тоше.

— Со счётом 2:2 мы заканчиваем нашу утреннюю словесную разминку, — сказал Сайлас, держа перед губами ложку. — Серьёзно, парни, хорош уже. Даю установку: Грим, закидывай весь пакет — одного яйца мне по-любому мало; Лорешинад, если не будешь есть — второй этаж, третья дверь, в рюкзаке под кроватью должен быть плащ с капюшоном… Хотя стой. С тебя станется и ножом своим рюкзак распороть. Тащи всё сюда, будем думать.

— Вс-сё? — эльф склонил голову набок. — Вмес-сте с кроват-ю?

Грим хмыкнул, но промолчал.

— Балда, — беззлобно ответил магистр. — Сумку сюда принеси из-под кровати. Сейчас поедим и поедем в город. Ты будешь нам помогать носить покупки, понял? Раз уж ты всё слопал, а боя пока не предвидется, — будешь отрабатывать так.

— Соглас-сен, Сайлас, — неожиданно покладисто кивнул эльф. И добавил: — Но ты сам скас-зал, что всё, что найду — моё… — Он вышел из кухни, но через секунду беловолосая голова снова появилась в проёме: — Что тхакое «балда», ты мне потхом об-ясниш.

— Лингвистическая подготовка всё-таки хромает, да? — усмехнулся Сайлас, когда эльф ушёл.

— Я понял, начальник, — Грим поставил на стол кастрюлю с пельменями. — Он будет нашим Пятницей. Сейчас по дороге в секс-шоп заглянем — я кнут куплю…

— Уймись, рабовладелец, — спокойно перебил его магистр. — Хочешь — не хочешь, а брать его в город придётся. Убивать его, как я понимаю, тебе уже не очень выгодно из-за меча. Запирать его в замке — можем приехать к руинам. А если просто оставить — я даже прикинуть не берусь, что может случиться при его странном «везении». К тому же всё ещё есть шанс, что он может навести на нас сородичей…

— С-сайлас-с, — укоризненно прошипело из коридора, — с-зачщем ты мне рас-зрешил с-здесь шить, ес-сли не доверяеш?

Эльф довольно резко швырнул рюкзак, едва не отдавив магистру ноги.

— Нежнее, газировка, нежнее, — заметил колдун. — А то бвана разозлится и посадит тебя на цепь…

В следующий момент Грима смело со стула серым ураганом и припечатало к стене. Горло и живот обожгло холодом клинков Кии-Вэльве.

— Faern, usstan ol`elg dos, — голос Лорешинада звучал спокойно, но в глазах горел огонь. — Я не наукаас, я ус-спею, khaless.[24]Маг, я убью тебя… поверь (дроу).

Не успел. Сайлас перемахнул через стол, захватил шею эльфа сзади, левой рукой ударил в ухо и отбросил в сторону. Следующим движением магистр столь же щедро «приласкал» челюсть Грима.

— Вашу ж мать! — Он встал так, чтобы видеть обоих. — Маньяки! Какого хрена, Грим?! Ты же знал, что он нападёт! А ты, горячий эльфийский парень, чуть что — сразу за ножи!

— Бол-ше тхак не делай, С-сайлас-с… — Эльф стоял на четвереньках, мотая головой в попытках унять головокружение.

— Поддерживаю, — отозвался Грим, поднимаясь по стенке. — Мы только разогрелись, а ты влез… — колдун подвигал челюстью. — Не сломал. Твоё счастье.

— Да пошли вы оба! В общем, так: либо вы успокаиваетесь и мы едем в город, либо я уезжаю один. Насовсем.

— На моей тачке, угу, — покивал Грим. — Вообще-то, есть и третий вариант: мы тебя гасим, потом продолжаем дискотеку. Но он невыгоден.

— На тхачщке? — Лорешинад подобрал разлетевшиеся Кии-Вэльве и с любопытством посмотрел на Сайласа. — Это тха с-закрытхая? А кто её толкхать будет? И кхак ты собираеш-ся один и ехат, и двигат, Сайлас?

— Грим, молчи, прошу. — Магистр устало опустился на стул и закурил. Продолжил с прыгающей во рту сигаретой: — Лорешинад, потом мне покажешь, где у тебя кнопка переключения настроений.

— В ухе, не ясно чтоль? — колдун, как ни в чем не бывало, уплетал чудом оставшиеся на столе пельмени.

Эльф не счел нужным отвечать на это. А может, просто не понял.

— Сайлас! — окликнул он. — А с-зачщем ты меня послал за сумкой?

— Маскировать тебя будем, вот зачем, — отозвался магистр, расстёгивая рюкзак. — Я правильно понимаю, что с ножами ты не расстанешься даже под страхом смерти?

— Под страхом с-смерти — тхем более.

— Хорошо… Будем надеяться, что ментов… стражников не встретим.

— Встретим, не боись, — снова подал голос Грим.

— Окстись.

Наконец на свет был извлечен брезентовый плащ-палатка. Который тут же сунули в руки Лорешинаду со словами:

— Вот! Делай, что хочешь, но чтоб максимум через полчаса ни ушей, ни оружия не было видно даже на бегу. Задание ясно? Выполнять.

* * *

«Ну и что это мне такое дали? Заблудиться в этих кусках ткани проще, чем в шахтах Хар'ол-Велдрина. Хороший материал, кстати. Ненамного хуже кожи летающего ящера».

Лорешинад разложил выданный ему предмет одежды на полу своей комнаты, соображая, что же с ним можно сделать. По виду это был действительно плащ с капюшоном. Похожие брали с собой иссилины, когда нужно было долго сидеть в засаде. Вот только как правильно носить этот «плащ» эльф понять пока не мог.

«Впрочем, Сайлас сказал «делай, что хочешь», значит, как минимум капюшон я с него срезать могу».

В дверь постучали. Эльф открыл, держа руку на Кии-Вэльве. У противоположной стены стоял Грим. Лорешинад напрягся:

— Что тхебе нушно, кхолдун?

— Спокойно, ушастый, — примиряюще поднял руку тот. — Всего три предложения. Первое: Сайлас велит тебе поторопиться.

— Я ещё не готхов, — ответил Лорешинад, глядя в лицо Грима.

Точнее — на предмет, закрывавший глаза колдуна. Два круглых красных стёклышка, скреплённые металлической перемычкой.

— Это и есть второе… — Грим снял предмет с носа и стал протирать об одежду.

Тут эльф увидел на правом бедре колдуна ножны с кинжалом. Секунду назад их, определенно, не было.

Грим водрузил стёклышки обратно. Нож исчез.

— Очки с секретом, — ухмыльнулся Грим. — Ты же не очень любишь свет, так? А тут двойная выгода: и глаза сбережёшь, и оружие спрячешь. Берёшь?

— А вс-замен? — уточнил эльф.

— Бесплатно, — развел руками колдун. — И никакого подвоха. Считай это извинениями. Но первый и последний раз.

Он отдал очки эльфу, а сам развернулся и пошёл к лестнице, отстёгивая на ходу ножны.

— Чего стоишь, пошли, — буркнул он, не оглядываясь. — Там Сайл придумал, что делать с твоими ушами… Да, пункт три: следующий раз, когда соберёшься меня порезать — убивай, а не болтай.

* * *

Магистр ждал, оперевшись на приоткрытую переднюю дверцу «тачки».

— Ну вот! — довольно сказал он. — Можно же без войны, правда?

— Можно, — кивнул Грим, забираясь внутрь. — Но неинтересно.

— Да ну тебя… — махнул рукой Сайлас, и повернулся к эльфу. — Знаешь, сейчас ты даже с ушами и перекосом прически смотришься нормально. Есть у нас такие ребята, любят во всяких персонажей сказочных наряжаться. Кстати, что ты с одёжкой сделал? Вчера же мала была.

— Ничщего, — ответил Лорешинад. — Одешда вин`эсса всегда подстраивается под нового хос-зяина.

— Круто. А ты говоришь — нанотехнологии…

— ??

— Нет, ничего. Короче: по-хорошему можно было бы тебе выдать шапку или куртку с капюшоном. Но ты в них сейчас рискуешь свариться. Кепок ни я, ни Грим не носим. Поэтому будем мыслить нестандартно.

Сайлас взял с крыши повозки нечто похожее на очень глубокую тарелку, сделанную из сухой травы. Правда, стоять эта «тарелка» смогла бы только в дырке, ибо дно было острым. Изнутри свисали приделаны две ленты.

— Это национальный головной убор соседней страны, — пояснил магистр. — Сегодня походишь так, потом видно будет.

— Главное — головой не верти особо, — добавил Грим. — А то заметят, что ты цветом не вышел… И садитесь уже, ёлки!

Сайлас открыл заднюю дверь:

— Залазь. Не знаю, как ты там будешь размещаться с ножами, но ты сам виноват. Очки давай сюда. Вряд ли Грим одобрит, если они в дороге поломаются.

— Не одобрит, — подтвердил колдун.

Лорешинад уже собрался лезть внутрь, но ему пришла в голову идея:

— А мошно я наверху поеду?

Грим рухнул лбом на круглую штуковину перед собой, сотрясаемый смехом.

— Слышь… Сайл, — кое-как выговорил он, — давай я щас быстро… багажник прикручу, а к нему стул?.. Паланкин, типа… Иностранный гость, как-никак…

— Отставить паланкин… — Магистр и сам еле разогнулся, представив эльфа в чжули и очках восседающего на таком «троне». — Ну ты сказанул, товарищ эльф…

Лорешинад между тем успел разобраться со шляпой, и теперь выглядел, как охранник какого-нибудь сёгуна из фильма.

— Полес-зная вещь, — оценил он. — Только Кии-Вэльве достхавать неудобно. Тхак мне мошно наверху ехать?

— Нельс-зя, — скопировал акцент эльфа Сайлас. — Исключительно для твоей же безопасности. Лезь, давай, внутрь, приколист. Кстати, будь готов: эта штука довольно громкая.

— Что тхакое «прикхолист»?

— Дорогой объясню, садись уже!

Эльф снял шляпу и втиснулся внутрь «тачки». В нос тут же ударила смесь запахов, выделить из которой что-либо было совершенно невозможно.

— Ну? — вопросил Грим. — Погрузились чтоль?

— Да, всё, — кивнул Сайлас, хлопая дверью. Оглянулся: — Береги голову, парень. Говорю, как опытный человек.

— Поэтому он и собирался на крыше ехать, — предположил снова развеселившийся колдун. — От веток ему уворачиваться привычнее.

Взревев десятком ящеров, механизм… затих.

— Без комментариев, — с каменным лицом сказал Грим. — Ушастый, вылазь!

— С-зачщем?

— Подтолкнёшь!

— Не сдвинет, лучше я, — вызвался магистр.

Он вылез и упёрся руками в дверь и в крышу.

— Ну… Три, два, раз, поехали!

«Тачка» снова взрыкнула и с видимым усилием сдвинулась с места. Через секунду она набрала ход, так что Сайлас едва успел заскочить внутрь.

«Странный транспорт, — подумал Лорешинад, кое-как устроившийся в середине промятого сидения. — Магии нет совсем, а характер явно в наличии. Или это голем?..»

 

Глава 20. Без имени

Лес светлых

В небольшой уютной избушке в тени деревьев Малос-Нольве, недалеко от одного из входов в Хар'ол-Велдрин спала Двести-сорок-вторая. Она хранила под сердцем ребёнка, уснув без амулета, не «выходя» в общую Цепь. Она лишь общалась со своим малышом: говорила с ним, помогала, поддерживала, воспитывала. Когда ребёнок начинал брыкаться, она улыбалась. Приближалось время родов, и они должны были подготовиться к встрече.

Последние часы её сна подходили к концу. Четырнадцатый сидел на кровати, держал её руку, смотрел в пол немигающими глазами и говорил. Зная, что она его не слышит, уговаривая себя, прощая себе свою слабость.

«…Ты ведь правда для меня особенная. Я видел многих женщин, но не хотел ни с кем остаться. Они меня не принимали. Кто-то пытался сломать, кто-то — просто удержать. А ты примешь меня. Даже если я скажу тебе всю правду про себя. Но я не скажу… Ради тебя и ребёнка. Ради ваших жизней.

Эта белобрысая гадина велела убить тебя… Мерзавка. Серые не заметили бы твоей смерти: забеременела — уснула — умерла при родах. Отличная маскировка. Но я замаскирую тебя по-другому. Вас обоих. Для всех вы умрёте, но останетесь жить здесь, со мной.

Ты же поверишь мне. Ты примешь меня. Ты не полезешь сломя голову в политику за моей спиной…

Ты просто будешь знать, что я Приближенный, и у меня свои задания. И ты останешься верна мне и не предашь меня… Так же, как я предаю целый народ во главе с их королевой.

Сейчас так надо. Войны начинаются не с оружия, не с армий. А с неудач дипломатии. Оружие — это последний аргумент, когда кончились слова. Когда интриги раскрыты. Когда нет ни сил, ни времени плести новые. Войне оружия предшествует война информации, дипломатии, война слов. Война ума. Когда устаёт ум политиков, поднимаются воевать армии. Тогда начинается война умов полководцев: интриги тактик, стратегий, ухищрений, гамбитов. И война идей. Если рядовые ГОТОВЫ умирать «за идею», убивая противников, защищая свои идеалы — они победят даже многочисленных врагов. Если они ИДУТ умирать, не понимая, зачем, не желая воевать, страшась смерти — они будут уничтожены.

А дальше снова начнётся война политиков, и побеждённые будут торговаться за свои жизни и культуру, за территорию и власть.

Иногда победители ликуют, не подозревая, что побеждённые дёргают их за ниточки, словно детских соломенных кукол.

Это как шахматы… Игра в мире Разных.

Порой войну называют Столетней, тогда как армии бились всего неделю. Порой получается выиграть, не применяя оружие вовсе…

Иногда случается, что один народ нападает на соседей, держит их в подчинении несколько лет. А потом теряет силы, жрёт себя изнутри, правители грызутся друг с другом. И империя победителей распадается, освобождая все свои колонии: массовая амнистия.

Очень редко, но бывает, что пленённый народ сбегает от победителей, устраивает своё государство в другом месте. Оставляя после себя разорённые города и пепел сожжённого хлеба.

Но это бывает лишь тогда, когда народу есть, куда идти.

У серых как раз так и случилось…

Но я увлёкся историей, замучил тебя, наверно. Ты — дитя мирного времени. Тяжело тебе будет жить со стариком. У которого за плечами война, побег, объединение народа… и уйма брошенных детей. Но нашего я не брошу. Я хочу видеть, как он растёт. Хочу слышать, как он зовёт меня «папа». Даже если я буду предателем. Подлецом. Я не отдам его на воспитание, как отдают других детей. Я воспитаю его сам и расскажу ему историю двух войн, которые я видел. Я расскажу ему, как всё было на самом деле, а не так, как ему преподнесут наши Властители. Эти пятеро умудрились запудрить мозги всему народу.

Но это их правда. А я расскажу нашему ребёнку свою правду. И ошибку Властителей. Старую и самую первую, главную ошибку.

Ты такая молодая, ты не поймёшь эту войну, но окажешься в самом центре, рядом со мной. Не все, кто был на войне, понимают её. Её цели, её исход, цену и необходимость её жертв. И многие сегодняшние правители не поймут… Но они уже не будут правителями.

Но до этого ещё далеко. Спи, моя милая, готовься. Тебе и малышу предстоит нелёгкая работа».

Он наконец поднял глаза, взглянул на её лицо. Она смотрела на него внимательными болотно-зелёными глазами, улыбалась.

— Ты… давно слушаешь? Я задумался… — смутился он.

— Не очень. Что-то про ошибку Пяти Первых. Но я не поняла. Мне больно. Тянет спину… — она слышала мужчину, но слушала лишь своё дитя.

— Терпи, милая, держись, — он нежно сжимал её руку. — Ложись удобно. Скоро всё закончится. — Он не понимал, зачем он говорит это, ведь она его не слушает. Когда он был молод, мужчин выгоняли вон от рожениц. Но сейчас он должен быть с ней, чтобы ничего не случилось.

Сейчас всё шло хорошо. Пара схваток, пара потуг, — и вот он, детский плач, вышедший послед… И на дрожащих руках — дрожащий вопящий младенец. Порой, женщины справлялись в одиночку. Но если рядом есть волнующийся любящий мужчина — что ж не покапризничать, не пожаловаться на боль. Лишь эта боль возвышает женщин в глазах мужчин. В этой женской слабости — истинно женская сила…

Она не кричала, нет. Она «мужественно» сдерживала стоны. И очень старалась. И с первым криком малыша она просто тихо заплакала. От счастья. Все мышцы тряслись от пережитого напряжения. Она даже не предполагала, что так бывает.

Кровь почти закончилась. Малыш с обрезанной пуповиной завёрнут в чистую мягкую ткань. Единственный со времён прихода серых — Безымянный. Они не отдадут его, ему не выжгут татуировку с номером. Без имени, значит, — без судьбы. Потому что пока нет имени, Судьба не будет плести ниточку; не будет у человека оберега; не будет названия.

— Я люблю тебя, малыш… — при первых звуках материнского голоса рёв умолк, большие детские иссиня-чёрные глаза искали ту, что говорила с ним. — Вот мы и родились. Мы с тобой такие молодцы! Теперь всё будет хорошо. Я рядом, папа рядом. Заживём! Такой труд большой, так тебе было тяжело. Но теперь всё хорошо, отдыхай, маленький… — она боялась замолчать, напугать его тишиной и говорила всякую чушь. Гладила его по вискам и щёчкам ещё дрожащими пальцами.

И всё время улыбалась. Для неё не осталось мира: только она и двое её любимых мужчин. Малыш слушал, зевал, смыкал сонные глазки. Настоящий мужик: сделал свою работу — родился — и спать. Слушал родной мамин голос и чувствовал успокаивающий ритм пульса папиных рук. Безымянный тихо уснул, чуть приоткрыв рот…

— Ты остался, — прошептала девушка, зачарованно глядя на возлюбленного.

Теперь она ему верила: он обещал остаться — и остался. Теперь у неё нет поводов ему не верить. Она поверит всему, что он скажет.

И сейчас её интересовали голоса на первом этаже.

— У нас гости? — романтика отступила. — Это Подземные? Они говорят на дроу…

— Да, милая. Они пришли… «передневновать». Не удивляйся, ко мне так же могут придти Наземные. Положение обязывает… — он обворожительно улыбнулся, обнял её за плечи. — По первому твоему слову я их вышвырну отсюда. И в океан эту дипломатию… Ведь вам с малышом нужен покой. Ты хочешь есть? Я принесу тебе сюда, а им предложу поспать на травке…

— Хочу пить… и что-нибудь яблочное в кальян… — она смутилась.

— Курить на голодный желудок! Ты моя глупышка. Сделаю тебе попить, кальян и ужин, а ты отдыхай.

— Разве мне не надо надеть амулет и отчитаться, что я жива-здорова? — девушка шарила глазами по комнате.

— Предоставь это мне, — он поцеловал её в ещё горячий лоб и спустился на кухню.

Голоса утихли, было слышно, как Подземные вышли из домика.

Двести-сорок-вторая наслаждалась своим ребёнком на руках, воздухом из окна, листьями на ветру, нежаркими лучами солнца. Внизу хозяйничал любимый мужчина. Она была счастлива.

 

Глава 21. Философская

Алтай

«Кажется, жриц понять всё же проще, чем людей. Сказали — буду носить покупки, а сами оставили тут…»

Лорешинад задумчиво глядел в окно из-под полей «чжули», как назвал этот головной убор Сайлас. Правый Кии-Вэльве лежал на коленях.

«Не чувствую магии. Только Грим где-то рядом. И как они все здесь живут почти без зелени…»

Человеческий город производил двоякое впечателение. С одной стороны устройство немного напоминало жилые уровни Хар`ол-Велдрина, с другой — воздух здесь был заметно хуже, чем в лесу, откуда их привёз Грим. Слева то и дело проезжали разного вида повозки, именуемые здесь машинами. Временами они выстраивались в длинную колонну на перекрёстке, пропуская своих «сородичей» или пеших людей.

«Интересно, мне разрешат идти обратно пешком? Трястись в этом рычащем механизме не очень-то приятно. Или это только у колдуна такой, под стать хозяину?»

Уходя, Сайлас уточнил что-то у Грима, а потом со словами «Чтоб не скучно было» покрутил выступы на панели перед своим сидением. Машину тут же заполнила какофония звуков, затем мужской голос пропел-проговорил:

Сайлас немного постоял, оперевшись руками на сиденье. Мыслями магистр был явно где-то далеко. Когда баллада о каких-то здешних воинах закончилась, он сказал:

— Мда. Надеюсь, они там не будут портить такое дело попсой… В общем, ничего не трогай, мы скоро, — после чего захлопнул дверь и вошёл вслед за Гримом под яркую вывеску «магазина».

«Любопытно, — подумал эльф, прислушиваясь. — Немагическая телепатия?..»

* * *

Тихо шуршали мимо колёса повозок. Проходили Разные: похожие на светлых, на тёмных — и жриц, и воинов, и шахтёров. Эльф начинал понимать, почему этот мир так называется. Обитатели этого мира не могли менять внешность, как серые. Все просто одевались по-разному.

Но все куда-то спешили. Даже муравейник Хар'ол-Велдрина не были так полон жизнью. Эти существа не казались такими враждебными и жестокими, как тёмные, но и не жили наравне с природой. Наверно, ставили себя выше. Дураки…

Ещё через две песни Лорешинад ощутил движение магии. Совсем слабое. И исходило оно не из магазина, где пребывал Грим. Эльф вгляделся в толпу, и увидел девушку в зелёной накидке и широких тёмно-болотных штанах, обёрнутых лоскутом ткани. Штаны были расшиты замысловатым узором из мелких зеркал. Длинные волосы почти красного цвета плащом накрывали спину. Девушка не шла, а будто скользила меж других людей, так что казалось, что прохожие её не видят вовсе. Когда она поравнялась с машиной — музыкальное устройство икнуло, выдало:

…после чего заискрило и выпало из своего гнезда, повиснув на разноцветных ниточках.

«Интересно, меня сразу убьют, или попробуют разобраться?» — отстранённо подумал эльф.

Виновница же поломки с любопытством оглядела машину, чему-то улыбнулась и продолжила свой путь. Проследив за ней, Лорешинад увидел, что «шагала» она не босиком, а в мягких сапожках, очень похожих на его собственные. Разве что её обувь была расшита, как и штаны.

«И что это? Ещё один куасарм?.. Странный мир… Странный и интересный».

* * *

Из дверей лавки наконец вышли нагруженные покупками Сайлас и Грим. Они завершали разговор, думая, что эльф их не слышит. Грим настаивал:

— Почему, спрашивается, эти тёмные идиоты собрались кучей и рванули не в соседнюю державу, а прямёхонько на наш замок? Кто навёл?.. Чей магический след — серый и длинноухий?..

Они подошли ближе и Грим замолчал. Ненадолго. Ровно до того момента, как заглянул внутрь машины.

— Кто. Это. Сделал? — разделяя слова вдохами, прорычал колдун.

— Что там опять случилось? — поинтересовался Сайлас, складывая покупки в багажник.

— Ничего особенного, начальник. Просто моё любимое радио повесилось. Буквально. И я сейчас за него буду мстить.

— Отставить месть, — уже привычно скомандовал магистр. — Товарищ эльф, потрудись объясниться. Что, «Арию» включили, и у тебя с непривычки уши свернулись?

— Мои уши на местхе, Сайлас, — абсолютно спокойно ответил Лорешинад. — Меня вполне ус-страивала мус-зыкха этхого мира. С-здесь прошла девушкха с красными волосами, а потом вс-сё стихло.

Грим огляделся и разочарованно сплюнул:

— И ведь не врёт, гад ушастый! След очень слабый, но он есть.

— Я бы, наверно, не удивился, если бы тут пролетел дракон, — пробормотал Сайлас, залезая в машину. — Девушка красивая хоть была?

— Не с-знаю, что для людей с-значит «красивая». Для эльфа она ещё ребёнок.

Магистр неопределенно хмыкнул и обратился к Гриму:

— Кстати о птичках, точнее — о бабочках… Мне тут пришло в голову, что, раз мы, типа, тамплиеры, значит, должны бы обеты блюсти, нет? Безбрачия там, целомудрия…

— Смешно, — мрачно кивнул Грим, направляя повозку в просвет на дороге. — «Не убий» ещё вспомни. Могу всё-таки заехать за плёткой. Лично для тебя, чтоб соответствовал имени.

— Да знаю, знаю, — махнул рукой Сайлас. — Это мы на переходе как-то ночёвку устроили. А рядом лошади паслись. Ну и несколько наших решили покататься на спор без седла. Не помню уже, кто выиграл, но суть не в том. Мне тогда приспичило попробовать кнутом пощелкать. И пощелкал. Сам себя… А командир у нас этот самый «Код»[27]«Код да Винчи», Д.Браун. Имеется в виду персонаж книги, монах-альбинос, истязающий себя кнутом. «Его имя не несёт никакого скрытого смысла, однако заставляет вспомнить святого Силу, товарища святого Петра, упоминаемого в деяниях (15:22) в числе «мужей, начальствующих между братиями»». (С.Кокс Взламывая «Код да Винчи»)
читал от скуки. Вот и окрестил меня Сайласом.

— Бывает, — пожал плечами колдун. — В общем, не парься, магистр. Из нас с тобой монахи, как из него, — кивок в сторону Лорешинада, — стриптизёр. Причем у него даже получится, если постарается.

— Что получитс-ся? — тут же напрягся эльф.

— Увидишь, — ухмыльнулся Грим.

* * *

Город был небольшой, доехали быстро. Библиотека находилась почти на окраине, на первом этаже жилой пятиэтажки. Навевала ностальгию о «совке».

Обитая кожзамом дверь неприветливо скрипнула, край линолеума неприветливо вскинулся под ноги. Эльфу, похоже, стало неуютно, а Сайлас порадовался неожиданно приятной прохладе, Грим же по-хозяйски прошёл в зал. У входа за тёмным деревянным столом сидел коренастый мужчина, из-за стеллажей доносилось шарканье и невнятные звуки. Завершало картину радио, мурлыкавшее ретро.

При виде посетителей лицо библиотекаря расплылось в приветливой улыбке, он протянул руку через стол:

— Здорово, Гримыч!

— Привет. Знакомьтесь, это Сокол. Он вчера звонил мне. Сказал, что откопал что-то новое про Ритуал.

Мужчина сидя пожал руку Гриму, улыбнулся до ушей.

Тёмные глаза на полноватом лице смотрели по-детски счастливо. Он был рад гостям, он скучал здесь. Сайлас удивился, что кто-то может быть так рад встрече с язвой-Гримом.

— Ты когда из отпуска-то выходишь, Грим? А то новый сторож пьёт за семерых, — в голосе скользнула нотка тоски.

— Две недели ещё перекантуетесь, — хмыкнул тот. — Знакомься: это Сайлас, наш «Магистр».

Рука парня оказалась очень сильной.

— А это… — Грим запнулся.

— Здравствуй, Белая Чудь! — улыбнулся Сокол.

— Ктхо? — опешил «чудь».

— …! — прыснул Грим.

— Ну… у нас есть легенда. О том, что жило когда-то в горах племя — беловолосая чудь. Добывали они металлы и были потрясающими кузнецами. Но пришли в эти места высокие красивые люди с русыми волосами и золотой кожей. Не захотела чудь ходить под их владычеством и забралась в глубину гор. С тех пор там и живут, да верят люди, что вернётся чудь и свергнет владычество золотых… Ты, значит, первый?

Лорешинад с изумлением слушал, в глазах Сокола перед ним оживала история его народа почти семивековой давности, когда светлые перенесли портал в эти горы и вместе с тёмными ушли. Оставив легенды…

— Сокол у нас мастер по местному фольклору! Тосты — его конёк! — Грим осёкся и прислушался к шарканью, замялся и утёк за широкие плечи Сайла.

Из-за стеллажей вышла девушка с круглым открытым лицом, бесцветными волосами. Почти незаметные светлые брови и корни непрокрашенных ресниц делали лицо серым. Безликим. Косметика не спасала положение.

«Она могла бы быть неплохой шпионкой», — мелькнула у Сайласа и Лорешинада одинаковая мысль.

Девушка была классической незаметной библиотечной мышкой. Поношенные джинсы, растянутый свитер, тапочки и вязаные митенки — она показалась магистру простой провинциальной «тургеневской» девушкой. И в следующий миг он понял поведение Грима.

— Дима! — в её голосе засквозило смущение. — Соскучился по работе? Или по нам? — Других посетителей она даже не заметила.

— Привет, Наташ, — Грим просто не знал, куда деться. Сайлас видел его таким впервые и уже готовил стёбные фразочки. — Это Сокол… то есть Кирюха, меня вызвал…

Сокол пришёл ему на помощь:

— Натали, милая, купи нам к чаю что-нибудь… А мы пока поговорим…

Девушка надула было губки, но направилась к двери. Проходя мимо гостей, потупила глаза и тихо попрощалась. Наверно, понимая, что по её возвращении Грима здесь уже не будет.

— Замаялась девка со мной… — вздохнул библиотекарь. — Хорошая она, одинокая теперь только… — произнёс он после скрипа двери.

— Ты что-то хотел рассказать… — перебил его Грим.

Вероятно, Сокола он уважал. Чуточку, но уважал.

— Да, — опомнился тот. — Поехали.

Сайлас и не подозревал, что новый знакомый применит последнее слово в буквальном значении. Он схватился за своё кресло и дёрнул руками назад. Откатился от стола — кресло оказалось инвалидным. Старым, с отполированными руками обручами и покрытыми паутинкой трещин колёсами. Эльф рядом резко вдохнул, но промолчал.

Все остальные действия Сокола сопровождались таким виноватым выражением лица, будто он был причиной всех неудобств. Он поправил плед на коленях и принялся выдвигать ящик стола, для чего пришлось дёргать его направо-налево. Справившись, Сокол достал ключи, вырулил из-за стола и покатился вдоль стеллажей.

Лорешинад догнал его и решился:

— Ты не удивилс-ся моему виду. Ты тоше кхолдун?

Тот улыбнулся:

— Да, я кам… мог бы быть, — Сайлас отметил фальшь улыбки. — То есть я мог бы камлать, но…

— Мог бы что? — эльф по-детски удивился.

— «Шаманить», танцуя с бубном и вдыхая дым от костра из можжевельника, общаться с духами. Но я, как видишь, танцевать не могу. Дар получил, да не пригодился.

— А как ты его получщил? — не унимался эльф, понимая, как бесполезно спрашивать у Грима о природе и особенностях магии Разных.

Сокол завозился с ключом, пытаясь прорваться в неприметную каморку. Ворчал что-то о замке, залитом краской. Раза три вынимал из скважины ключ, переворачивал, пытался вставить вновь. Наконец, Грим вздохнул, отобрал у него ключи, впихнул в замок, провернул и со всей дури ухнул по двери плечом. Та поддалась.

— Хотел было нафиг спалить, да дверь казённая, — пробурчал он, вошёл и приземлился на бревно. Без коры, гладко обтёсанное, испещрённое тонкими мелкими значками.

Сайлас вошёл следом:

— Ух!

Маленькая комнатушка. Окно с треснутым стеклом, заклеенным скотчем. По стенам — стеллажи с древними книгами и переплетёнными рукописями. В центре комнатушки возвышалась груда камней и брёвен, гладких, обточенных водой и временем. Начал Грим:

— Жил тут давно шаман-кам. Пришло ему время сдавать коньки. Не смог найти достойного преемника — ждал принца на белом коне…

— Грим… — укоризненно-угрожающе вставил Сокол.

Тот примирительно поднял ладони.

Библиотекарь продолжил:

— Шаман записал все свои знания на брёвнах, выбил на камнях и свалил в быструю горную реку. Сказав, что найти их сможет только достойный, кто сердцем чист и знания на благо людям употребит…

— Хорош хвалиться, — буркнул Грим.

Сидя на бревне, он был похож на ворону.

— Я за Натали тогда ухаживал. Гуляли мы вдоль речки. Смотрю: две глыбы с рунами. И даже сквозь воду прочитать могу, понимаю. А Наташка не может. Я стал их вытаскивать. Воды — по колено всего. Потом два-три бревна нашёл. Так и начал всё сюда к ней относить, а то дома могли не понять.

Последний камень лежал на глубине по шею. Я поскользнулся, булыжник не удержал. Меня сбило, этот «гранит науки» — по ногам и спине… Ну, хорошо, жив остался, Натали со спасателями подоспела. Потом ушла от меня. Пришлось менять работу, взяли сюда. Из жалости, ха!

Грим выдержал полминуты ради приличия и заёрзал.

— Да, прости, старик, — опомнился Сокол. — Лезь вон туда наверх, на стеллаж, там папка. Ну, такая, совковая, «дело номер…». Её Наташка туда запихнула — прибиралась.

Колдун, кряхтя, начал восхождение на эту кучу. Отфыркиваясь от пыли, произнёс:

— Даже я этих рун не понимаю. Не достоин, значит. А Сокол у нас — мировой товарищ, и магический потенциал — дай дорогу! Но, сами знаете, в нашей стране инвалидам — только в параолимпийский спорт. За проигрыши целиковых спортсменов отдуваться…

Сайлас с эльфом переглянулись и уселись на ближайшее бревно.

— С-за кхого отдуваться? — шепнул Лорешинад.

— Потом объясню…

— Я бы в Орден к вам просился, стрелял бы с крыши… Да меня, наверно, «снимут» быстро, а, Чудь? — обратился Сокол к вин`эссу и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Вот Гриму помогаю, чем могу. Кстати, — вскинул он голову. — Там рядом ещё папка с дневниками какого-то немца из Туле. Он на Тибете был. Я подумал, может, тебе интересно?

— Контрабанда? — азартно спросил тот. — Генетика… — тут же сник. — Достали, ботаники…

Сайлас хмыкнул такой резкой перемене настроения.

Скрипнула входная дверь. Сокол резво развернулся и рванул в зал. Послышалось знакомое шарканье и его голос: «Натали, уже вернулась!»

— Текаем! — шепнул Грим и скатился вниз.

— Через окно, что ли? — лукаво усмехнулся Сайлfc. — Добьём казённое треснутое? — Он уже начал чуток подмерзать и ждал возможности размяться.

«Как же тут осенью, когда не топят…» — думал он.

Грим оценил окна:

— Заклеены, ещё, небось, в щели чулки напихали. Будем прорываться через главный вход, — обречённо решил он.

— Ладно, — ухмыльнулся Сайлас. — Прикрою ваше позорное отступление, — и вышел первым.

Заворковал что-то типа «да как же вы тут…», «смех, а не зарплата…», потом даже «такая, как Вы, и в таком месте…» Грим тихо пробрался к выходу, удивлённый эльф — за ним. Но дверь предательски скрипнула.

Сокол пробормотал тоскливо:

— Приезжайте ещё, поболтаем. Расскажете мне… о ваших подвигах.

А Натали молча взглянула на дверь, бросила «Ну пока…» и ушаркала за стеллажи.

«Быть бы Соколу героем, любящим мужем. Да ноги не держат…» — Сайлас попрощался и вышел в тепло улицы. На душе было пусто и виновато. Как всегда после общения с инвалидами.

— Куда теперь? — спросил магистр, чтобы немного разрядить атмосферу.

— В «Анархию», — бросил Грим через плечо. — Победу, блин, праздновать.

— Не нравится мне это название…

— Зато, если ушастый там что-нибудь порушит, пенты нам даже спасибо скажут.

— Сайлас-с, тот чщеловек…

— Лучше молчи.

 

Глава 22. Музыкально-боевая

Алтай

Ну что это такое? С утра пекло, теперь льёт, как из ведра.

Тряпичные кеды промокли в городских лужах. Капюшон старого балахона с полустёртым рисунком уже не спасал от липкой мороси. Гитара за спиной в чехле без молнии обёрнута пакетами из-под мусора. Мокрая «эмовская» чёлка паутиной оплетает лицо. Помогает закрыться от мира.

…Дети уходят из города…

Впроголодь…

Нет.

Осенью…Гитару ему подарили они, когда хотели забрать из детдома. Он уже привык считать их родителями, а они передумали и пропали.

Дети уходят… изгоями… Пишут домой…

Ему снова придётся рыться по свалкам — протёртые джинсы к осени расползутся.

Нашёл учителя скрипки…..учителя жизни Живёт, словно бог…

Не то.

У этого парня была только гитара и чужая одежда. И предчувствия. Если сегодня он зайдёт в этот притон — ему не придётся зимовать в подвалах. Только в этот притон не хотелось. Он поднял глаза.

«Анархия» — рок-клуб, перестроенный из кинотеатра. Рядом с дверью — ларёк, продающий почти всё, и усталый вышибала, безуспешно заигрывающий с ярко накрашенной хозяйкой. Пока качок отвлекался, паренёк с гитарой тихой тенью шмыгнул в сигаретный дым и жужжание электрогитар.

Он пробирался наверх к барной стойке, бывшей когда-то будкой киномеханика. Всё выше, как в гору, как на вершину колокольни поруганной церкви. Мимо столов, кишащих чёрными муравьями.

Ему здесь не нравилось. Рок-музыка — одно, толпа пьяных рокеров, трясущих головами в такт — другое. Это стадо в едином порыве вскидывало руки по велению вокалиста. Прикажи он им сейчас — они разгромят зал, сменят веру, прыгнут с крыш. Что ж, всем иногда нужны себеподобные, даже одиночкам.

Парню стало страшно. Он ускорил шаг, и тут же за его спиной об стену разбилась бутылка. Он вздрогнул и побежал по ступеням наверх. Потасовка быстро угасла, над толпой вновь спокойно повис табачный дым.

У стойки бара почти никого не было — стробоскоп сильно бил по глазам. Бармен что-то кричал на ухо звукачу, но тот не слышал. Юноша, не снимая гитары, уселся на высокий стул. Развернулся к залу.

За волной толпы на сцене кривлялись трое: хриплый вокалист, гитарист, который складывался только в пояснице и девочка в латексных тряпочках. До танцовщицы «go-go» ей было как до Луны. Но зрители были рады, и пьяная школьница лезла на сцену, несмотря на усилия не менее пьяного вышибалы.

Наконец, песня кончилась. Группа ушла, на смену ей выскочила милая девчушка, тонкая, гибкая, в чёрных джинсах и майке. Парень улыбнулся, расслабился. Началась медленная «симфа», девчушка принялась танцевать стриптиз. Парень сник, ему стало противно, и он отвернулся от сцены…

…Натолкнулся взглядом на компанию, приземлившуюся рядом: два качка, помоложе и постарше, и странный парень, одетый в серо-чёрный костюм, похожий на маскарадный. На голове незнакомца красовалась китайская шляпа-тарелка, из-под которой поблескивали красные очки. Рискует чувак. В «Анархии» уважают неформалов, но не таких…

Троица пыталась разговаривать, потом перестала. Качки снялись со стульев, оставив очкарика с пивом, сами пошли в толпу. Один из них тут же начал клеить нетрезвую девушку. Она пыталась догнать сигаретой предложенный огонёк. Огонёк успешно сопротивлялся, почему-то ускользая. Брюнет отпустил что-то не очень цензурное, ухмыльнулся. Перехватил руку девушки, занесенную для пощечины, и довольно грубо потащил её к неприметной двери. Юноша вспомнил, что там, под залом, находились отдельные комнатки. Его самого однажды пытались туда затащить. Отбился.

Второй мужик покачал головой, но ничего не предпринял. Вместо этого он направился в сторону парочки «свободных» девушек на другом конце стойки.

Очкарик, до того наблюдавший за товарищами, ощутимо расслабился и перевел взгляд на сцену. Что он мог видеть в полумраке и в очках — непонятно. Но ему здесь явно не нравилось.

…Сами любуйтесь своими квартирами…

Близко, но не то.

Музыка затихла, танцовщица собрала одежду и освободила сцену под жидкие аплодисменты и свист. Больше никто не вышел, звукач потянулся за пивом и тоже направился к «свободным». Толпа начала расползаться под мелодичный «транс». Можно было разговаривать, пересиливая звон в ушах.

— Ну? Опять пришёл, «менестрель»? — устало спросил бармен. Низенький худой мужчина с зачёсанными в хвост негустыми волосами. Для всех оставалось загадкой, что он тут забыл в его-то возрасте.

— Ага, — кивнул юноша. — Я сыграю?

— Да пожалуйста! — развёл руками бармен. — Только вряд ли тебя сейчас оценят, хоть Цоя играй.

Юный «менестрель» помотал головой.

— Не хочу сегодня Цоя. Слышь, Змей, а кто тот чувак в шляпе?

— Понятия не имею, — последовал ответ. — Пришёл сегодня «старичок», с ним один нормальный, и третий вот он. Явно иностранец: лицо темновато. И, прикинь, не пьёт! Ему сок заказали. «Во избежание», как они выразились… Чую, сегодня опять будет драка.

— А когда её тут не было, Змей? — философски пожал плечами юноша. — Ещё одна причина забраться повыше. На сцену, например.

— Прекрас-сная мысль, sunduiri, — прошелестел незнакомец. — Толькхо убегать оттуда неудобно.

Парню стало забавно:

— На сцену лезут редко, так что можно и отсидеться. В крайнем случае — гитарой по башке дать особо настойчивым. Не первый раз. И как ты меня назвал? «Сунь-дурень»?.. — он скорчил рассерженную физиономию.

Старался показаться крутым. Но и лезть на рожон не хотелось. Если из-за него потом начнётся драка — не расплатится ни с хозяином, ни со Змеем.

Левая рука незнакомца скользнула к бедру, но расслабилась.

— Sunduiri по-вашему с-значщит «менестрель», — ответил он. — А драт-ся мне с-здес рас-зрешено.

— Мгу, — подтвердил бармен. — И даже авансом немного денег дали.

— О как! — удивился юноша и встал, сочтя разговор законченным.

Он принялся спускаться к сцене, пробрался мимо вышибалы ко входу в гримёрку. Комнатушка представляла собой четыре стены, в которых было пять дверей. И из всех дуло.

Стриптизёрша и девушка из группы курили в углу, уместившись на единственном стуле, захихикали при его появлении. Парней не было.

— Опять со своей балалайкой пришёл, — веселились они. — Где ж ты струны по помойкам собираешь? Надо тебе на день рожденья на медиатор скинуться, а то дорогая штука, тебе не осилить.

Он не обращал на них внимания, развязывал узелки пакета на гитаре.

Из зала послышался звук бьющегося стекла, мат и женский визг.

— Драка! — оживились девочки. — Пойдём смотреть!

Парень вместе с ними высунулся на сцену.

Их ожидания опять не подтвердились. Лёгкая потасовка. Юноша выволок на сцену стул, за что был крыт матом из-за кулис, и стал тихонько напевать:

На верхних уровнях, возле барной стойки продолжалась толкотня. Похоже, кто-то из посетителей примотался к «иностранцу».

Очкарик наконец не выдержал, и… что-то сделал. Со сцены было плохо видно, но это «что-то» оказалось действенным: один из местных замер, затем рухнул назад. На груди упавшего проявлялась белая полоса.

В ту же секунду очкарик оказался на середине зала, провернулся вокруг своей оси и остановился, раскачиваясь. Правой рукой снял и отбросил шляпу, обнажив неровные белые волосы. В тот момент, когда он снял очки, засунув их за пояс, в левой руке блеснула то ли короткая сабля, то ли длинный нож. Второй такой же клинок покинул ножны на спине. Толпа отхлынула.

— В чщём дело, Рас-зные? — шипящий голос добрался даже до сцены. — С-здесь рас-зве не ме-сто для тханцев?

— Ты что сделал с Дроном, гомик мелированый?! — выкрикнул кто-то. — Из него ж сосульки растут!

— Не понимаю, — ответил незнакомец, не прекращая движение. — Но у этого чщеловека была с-слишком горячщая кровь. Эй, sunduiri! Играй что-нибудь быс-строе! Ну ше! Начщинайтхе, покха я один!

И начался форменный беспредел. «Анархисты», похватав что попало, с рёвом ринулись на беловолосого.

В первые же секунды драки слегли трое «анархистов». Причем слегли от ударов своих же. Размытый силуэт метался по залу, избегая атак пьяных противников. Количество которых стремительно сокращалось.

«Захренеть и не встать», — подумал юноша, завороженно наблюдая этот локальный «апокалипсдец».

Тут всеобщую какофонию перекрыл «глас» Кипелова из динамиков:

Машина смерти сошла с ума, Она летит, сметая всех. Мы увернулись на этот раз, Ушли по белой полосе. Мы здесь сегодня, А завтра будем там, Где тошно от огня чертям. Мы будем драться на земле, Под солнцем и в кромешной тьме, Мы будем драться в небесах, Мы будем драться до конца…

«Звукач тут сволочь, но чувство юмора имеет…» — пронеслось в мозгу юноши.

Тем временем из подвала вылетели качки, сидевшие с беловолосым, и драка перешла на новый уровень. Летали стулья, трещали кости (иногда и наоборот…), визжали девки… и над всем этим гремело:

…Мы будем драться на земле, Под солнцем и в кромешной тьме, Мы будем драться в небесах, Мы будем драться до конца…[2]Наукаас — ученик Академии (от nau (нет) + kaas (имя).

…В какой-то момент брюнет из троицы крикнул:

— Харэ на сегодня! Хватай ушана и ходу!

Качок в пятнистой кофте тут же перехватил вошедшего в раж беловолосого (при этом едва разминувшись с клинком), что-то крикнул ему, и они стали прорываться к выходу. Который, впрочем, никто не закрывал. В этот момент всеми забытого «менестреля» посетило то же ощущение, которое заставило его сегодня прийти в клуб.

«Идти за ними? Ладно…»

Юноша побежал так быстро, насколько позволяла гитара без чехла и лежащие вокруг тела. Крови почти не было — были кристаллики красного льда. Высокий худой парень, мирно стоящий возле входа, пропустил и его.

Сквозь занавес дождя еле проглядывала раздолбанная в хлам «девятка». Вся троица влетела в машину, та взревев, дёрнулась с места, но заглохла.

— Я подтолкну! — крикнул парень, пытаясь удержать под мышкой гитару.

«Пятнистый» тоже выскочил, бросил: «Влезай», за шкирку впихнул парня на заднее сиденье так, что тот повалился на зашипевшего беловолосого, толкнул машину и запрыгнул обратно.

— Какого хрена, Сайлас?!! — вскричал сидевший за рулём брюнет. — На фиг ты эту мелочь сцапал?!

— Я не мелочь! — огрызнулся юноша. — Мне уже четырнадцать!

— Не колышет! Пшёл вон из тачки!

— …xuil usstan, sunduiri![31]…с меня, менестрель! (дроу)
— прохрипел снизу «иностранец».

— Всем. Молчать! — уверенно приказал «Пятнистый». — Для начала, парень, слезь как-нибудь с нашей «машины смерти» по имени Лорешинад.

— Xas… да…

— Сами затолкали, а теперь «слезь»… — пробормотал юноша, «распутываясь» с названным Лорешинадом и собственной гитарой.

— Начальник, твою дивизию, — снова рыкнул брюнет, похоже, специально тряхнув машину на какой-то кочке, — я не говорил, что нам нужны человеческие жертвы! Или ты с ним продолжить собрался?

— Спокойно, Гримыч, сейчас мы во всём разберёмся. Не обращай внимания, парень, сам видишь — все на нервах… Итак, как тебя зовут и зачем ты за нами бежал?

— Пашкой меня звать, — нехотя ответил юноша. — А как вы поняли, то я именно за вами?

— А с чего бы тебе вдруг приспичило выбегать на улицу с гитарой без чехла в обнимку и толкать нашу машину после того, что мы устроили в клубе?

Машина резко затормозила.

— «Жучок» ставил, мелочь?! — угрожающе прошипел брюнет.

— Да нет у меня никаких жучков!!! — закричал юноша. — Вшей месяц как вывел уже! Дурацкая «Чуйка»! Спасибо за шоу, я пошёл!

Он собрался было вылезти, но на плечо легла рука Лорешинада.

— Нельс-зя, — возразил он. — Я тхебя видел. Ты нушен.

Павел взглянул ему в лицо и замер, увидев чуть светящиеся красные глаза.

— Т-ты кто? — пролепетал юноша. — Вы кто все такие?..

— Тамплиеры мы… типа, — вздохнул «Пятнистый». — Меня зовут Сайлас, это Грим, а рядом с тобой — тёмный эльф Лорешинад.

— Ну и какого ты ему всё выдал, начальник? — поинтересовался Грим.

— Он едет с нами, — ответил Сайлас. — Он видел нас «в деле» и был при этом трезв. Убивать ребёнка не позволю, а идти ему, похоже, некуда. Я прав, парень?

— Правы, — признал юноша. — А тамплиеры — это как в Норвегии, да?[32]Речь идёт о двойном теракте 22.07.2011 года в Норвегии, совершённом А.Брейвиком, на суде объявившем себя членом радикальной группировки «Рыцари Тамплиеры», придерживающейся антиисламских взглядов. Также он опубликовал в Интернете документ, в котором раскритиковал ЕС за мультикультурализм, бомбежки Сербии и описал методы изгнания неевропейцев из Европы. Во время судебного процесса некий норвежский «орден тамплиеров» разослал норвежским политикам и редакторам СМИ письма с угрозами и требованиями освободить Брейвика. C сентября 2013 года осуждённый учится на политолога.

— Да, как в Норвегии, — кивнул Грим, не скрывая сарказма. — Сейчас был акт… типа протеста против осуждения нашего лидера. С ним вместе сидеть хотим. — И уже тише добавил: — Пи. ры, сделали из названия бренд…

— М-да уж, в такой тюрьме отчего бы и не посидеть… — задумчиво выдал Сайлас. — В общем, как магистр сравнительно нормальных тамплиеров предлагаю тебе, товарищ Павел, стать моим оруженосцем. Ну и орденским бардом по совместительству, все равно радио накрылось. Не волнуйся, ничего особо противозаконного мы не замышляем. Драка — случайность.

— Ну подумаешь пару гектаров леса спалим, если не сработает… — добавил Грим.

— Он шутит. Надеюсь.

— Я тоже… Надеюсь.

Каждый в машине задумался о своём. Сидели тихо. Дождь заканчивался, парень осознал, что его везут в горы. Три здоровых мужика. Ночью… Но это было не так, как в клубе, когда его тащили в подвал. Сейчас его везли прочь от ночей на стройках и голода. В сказки Пашка давно не верил, но теперь вдруг подумал, что именно в средневековую сказку его и везут. И никто его больше не тронет.

— Мужики, а у вас, в ордене этом, кормят хоть? — задал главный для себя вопрос юноша.

— Если кое-кто за ночь всё не схарчит, то кормят, — Сайлас выразительно глянул на Лорешинада, изучающего гитару. Тот вскинул глаза на магистра, длинные уши забавно дёрнулись.

Ещё вопросы есть?

— Есть, — кивнул Павел. — И много. Но я слишком устал, чтобы их задавать.

— И у меня ес-сть, — влез «тёмный эльф». — Что тхакое «гомик мелированный»?

Машина вильнула, едва не вписавшись в ближайшее дерево.

— …!

— Расслабься, Гримыч, — заметил Сайлас, наблюдая катавасию на заднем сидении. — Теперь у нас есть бард, и он будет просвещать нашего иномирского гостя…

123

 

Глава 23. Большая Пятёрка

«Гнездо Чайки»

Эстель на ощупь вытерла кровь, открыла глаза. В огромной приёмной дворца, освещённой сотней свечей, уставленной деревянной мебелью со шкурами, расположились Властители.

Четверо мужчин, как и она, жили здесь вот уже семь веков, не старея, меняя внешность по желанию, они управляли делами расстилавшегося в пределах гор государства серых. Большую работу провели они до того, как пришли в этот мир, собрали испуганных и разрозненных подданных, создали здесь социальную структуру, включили каждого в Цепь. Эстель сутками не спала, мастерила для каждого Амулеты мгновенного сна. Сотни дней потратили Ближние в походах, составляя подробные карты, разделяя местность на звенья. Тысячи дней потратили Приближённые на обучение маленьких детей-Серых, рассказывая им об истории их государства, начиная с прихода в этот мир, и тренируя в искусстве шпионажа. Каждому серому была поставлена татуировка с его номером. Если серый умирал, этот номер никому не присваивался, отсчёт вёлся дальше.

В каждом звене жили несколько серых, докладывая о происходящем четырём Ближним, выполняющим обязанности секретарей. Пятой Ближней была Эстелиель.

— Где моя дочь? — прошептала правительница, скользя по мужчинам рассеянным взглядом.

— На балконе, — хриплым голосом ответил один из них, Первый, старейший. Глаза его почти выцвели, стали цвета стекла. — Ты готова к Совету?

— Конечно, — женщина села на шкурах, подтянув ноги под себя.

— Смени внешность, прошу тебя, — прохрипел Первый, и Эстель с удивлением поняла, что всё ещё копирует Верховную мать Подземных.

Она улыбнулась, волосы потемнели до русого, принялись змеями сплетаться в две косы, кожа приобрела чуть желтоватый оттенок персикового. Теперь перед ними сидела женщина преклонных лет. Такая, какой они увидели её при первой встрече: престарелая алтайская ведьма. Мужчины начали отводить взгляд. Лишь Первый осмелился заговорить:

— Не надо, Надежда, мы помним, как ты выглядела там…

— Где? — улыбнулась она, обнажив получёрные зубы.

— В мире… Разных, — Первый выдержал её взгляд. Огонёк в глазах пропал. Перед мужчинами теперь сидела старушка, седая, потерянная, одинокая, жевала губами:

— Подземные хотят выгнать нас отсюда, это очевидно. Это их мир. А мы для них были лишь гостями. Наземные предлагают свою защиту и поддержку…

— Это Тари тебе сказала? — лицо самого молодого, Пятого, выражало желание драться. Он не хотел поддерживать гнетущее настроение, повисшее в зале от слов Второй.

— Да, Вильхельм, она просила меня помочь ей защититься от агрессии тёмных. Она предполагает войну и заручается нашим союзом.

Первый сощурился, переходя на деловой тон:

— Не очень-то дальновидно с её стороны — вступить с нами в военный союз. Она спокойно могла бы отсидеться в стороне, пока это всё не закончится. Мы же закроем портал?..

— Нет… — Мужчины замерли, не желая верить и ожидая объяснений. Ведьма обвела их тяжёлым взглядом. — Ключ убит. Шестая привела его сюда, бросила. Светлые по ошибке убили его, — она посмотрела на Пятого. — Тихо и быстро закрыть портал не получится. Его вообще закрыть не получится. Подземные могут начинать праздновать. Они уже украли девять светлых девушек для жертв. Значит, девять Подземных уже гуляют в мире Разных… в нашем мире. Кто знает, что она задумала ещё… — она говорила, не замечая шёпота и многозначительных взглядов мужчин. — Мы не можем противостоять Подземным в физической войне — нам придётся жить на ветвях и атаковать их игрушечными стрелами против их металла… Деревья можно и спилить…

— Надежда… Надя… — Первый, Йорген, решился прервать её рассуждения. — Зачем Наземные убили Ключ? Это выгодно только Подземным. Даже никому из наших не придёт это в голову. И зачем твоя дочь бросила его? Почему не взяла с собой, раз притащила?

Повисла неловкая пауза.

«Завтра с тёмными дружить начнёт…» — улыбка Арры.

— Зачем моя дочь приволокла его сюда и бросила? — беззвучно зашептала старуха. — Почему из звена, где находится портал, я не получаю известий об украденных Наземных? — Голос креп, лицо молодело. — Кто сейчас в этом звене? Четырнадцатый? Её первая любовь… Отец её ребёнка… — Остановившийся в задумчивости взгляд сфокусировался на молчащих мужчинах. — Предательство? Её или его?

— Не кипятись, Надежда, — молчавший до сих пор Третий, Якоб, встал, прошёлся к дверям, проверил, заперты ли.

Ведьма смотрела на него недоверчиво. Мужчины знали, что сейчас она начнёт подозревать всех, даже их. Слишком многое пришлось ей пережить до переселения. Надо быть аккуратней в словах.

— Надежда, — начал Якоб. — У нас очень разный народ в подчинении. Семь веков мы строили единое государство. Но сейчас, когда портал открыт, кто-то может взбунтоваться, захотеть обратно… — он поймал злобный взгляд женщины, понял, что говорит не то. — Я не имел ввиду твою дочь…

Женщину начало трясти:

— Кого ты имел ввиду, Якоб? — взвилась она. — Язычников-кочевников, умиравщих под гнётом Орды, которая пила их кровь, их жизни, заставляла их принимать ислам?..

— Надежда! — прогремел Йорген. — Не забывай, что наши подопечные пребывали в равных условиях. Орден тамплиеров оказался под запретом, мы вынуждены были бежать вместе со светлыми эльфами из Святой земли и Европы на Алтай. Мы не знали, что в Орде приняли ислам как государственную религию, а значит, там нам тоже будут не рады. Проклятый 1312 год! Мы оказались в равных условиях, гонимые своими государствами. Нас испугались, наших мятежей. Поэтому истребляли. Я не понимаю, кто из серых может хотеть обратно? — обратился от к Якобу. — Этот мир дал нам магию и долголетие. Там… у себя… мы умрём сразу.

— Нет, — отозвалась Надежда. — Каждый из нас ещё должен протянуть года два. Кто помоложе, тот подольше. Но дело не только в этом. В том мире мы никому не будем нужны. Наше исчезновение обросло легендами. Люди до сих пор ищут ваши сокровища и гадают, куда делось несколько кочевых племён Алтая… А мы топчемся здесь, замерев в развитии. Эстелиель… — Вторая с трудом заставила себя произнести имя дочери. — …она не сидела сложа руки. Она наблюдала, как развивается наука и культура. Два дня, как заведённая, рассказывала мне об их достижениях… Почему у нас не рождаются гении? Изобретатели, философы. Нашему народу ничего не нужно. Мы уже навоевались. За семь веков никто не думал бунтовать! Почему?

Наступила тишина. Пять Первых Властителей никогда раньше не ставили перед собой таких вопросов. Голос подал Четвёртый, Мартин:

— Они привыкли убегать. Они сочли это хорошей тактикой. Портал был закрыт — бежать было некуда. К Подземным или за горы — самоубийство. Теперь портал открыт и, благодаря эльфам, только ленивый не знает об этом. Взбунтоваться и бежать или выгнать властьимущих — вот тактика наших анархистов. Другой они не знают. Младшие сыновья беднеющих рыцарей, нищие горожане из ополчения… кочевники-язычники, запасающие только змеиный яд для стрел да сеющие зерно в надежде, что талые воды с гор помогут ему взойти… — Надежда фыркнула, но промолчала. — Вот те, кого мы привели сюда. Ты хочешь от них отваги встать против своих властителей? Встать против всемогущих эльфов, приютивших их и давших спокойно жить эти семьсот лет? Встать против этого мира, где обычные люди приобретают магию?.. А рождённые здесь серые и вовсе не знают других миров и истории до переселения.

Надежда вздохнула. Она терпеть не могла, когда эти европейские петухи начинали разделять их подданных на «своих» и «её». На тех, кто шёл за ней, в 1312-м спасаясь от гнёта Орды. И на тех, кто в 1312-м шёл за ними, из Святой земли и Европы, спасаясь от буллы Римского папы о запрете их Ордена, от клейма еретиков. Два года их ловили, два года она уговаривала эльфов взять их с собой. Уговорила «Светлых», Наземных. В 1314 году они — последние пятеро людей — покинули мир Разных и закрыли портал. Вопреки желанию Подземных и дальше участвовать в истории людской цивилизации. Они натворили много бед, будучи там, и нельзя допустить их возвращения.

Ключом портал выбрал её дочку, её и светлого эльфа, одного из тех, кто помог уговорить королеву переселить пару сотен человек. И если обычным людям магия и долголетие даны лишь в этом мире, то Эстелиель могла пользоваться ими и в мире Разных. Только она этого не знает. Её развитие, думала Надежда, остановилось 700 лет назад, когда она гранитной куклой закрыла портал.

Ведьма не заметила, как снова принялась рассуждать вслух:

— Для закрытия портала необходим меч де Моле. Его нужно найти в мире Разных раньше Подземных.

— Почему мы не позаботились об этом раньше? — вскинулся Вильхельм.

— Шестая должна была показаться, доложиться, взять Амулет мгновенного сна, — Надежда зарылась в подушки, понимая, что этот просчёт мужчины спишут на неё. — Потом надо было кого-то отправить за мечом. Кого-то, кто не рассыплется от старости. Но теперь не её! — подушка полетела на пол. У властительницы опять не хватало слов. Как тогда, перед жрицей. — Она… она утратила моё доверие.

Мужчины молчали. Это заявление означало, что они лишились главного исполнителя. Теперь придётся готовить кого-то нового, а времени нет.

Надежда встала, пошатываясь. Она умела управлять этими мужчинами, вовремя и рассчитано показывая силу или слабость. Как любая властительница. Как любая женщина, вынужденная долго жить бок о бок с нелюбимыми. Если она не будет управлять ими, они начнут управлять ею.

«Интересно, — мелькнуло в голове. — Арра так же управляется со своими златовласыми?»

Её вновь отвлёк рассудительный Мартин. Он словно бы не обращался ни к кому, прозрачно-карие глаза рассеянно рассматривали упавшую подушку. Он не старался донести смысл своих слов, рассуждая вслух, успокаивая накалившуюся атмосферу. Чтобы все пятеро не рассыпались по комнатам, завязнув в собственных мыслях, но собрались:

— Я хочу только напомнить, что нам удалось сделать то, что, по рассказам Эстелиель, не получилось сделать у наших преследователей. Мы объединились. Католическая церковь и ордынский каганат преследовали различные цели: первые — распространить христианство, вторые — заполучить территорию Европы. Цели взаимоисключающие, поэтому союз не состоялся. Но мы же собрали наши народы, договорились о равноправии и веротерпимости. И сейчас должны все силы направить на объединение, устранение разногласий, урегулирование анархизма миром…

— Красиво говоришь… — прошипела Надежда. — Но мы на пороге войны с Подземными.

— Внешняя угроза часто сплачивала народы, — возразил он.

— Оптимист, — фыркнула ведьма. — Так же часто внешняя угроза раскалывала народы на партизан и дезертиров.

— Наша задача сейчас — предотвратить раскол. В звене с порталом что-то нечисто…

— На дочку мою все грехи вешаете? — устало произнесла ведьма. Она всё ещё стояла перед упавшей подушкой, в походной одежде. Закрыла глаза цвета усталого осеннего неба. — Я не могу открыто обвинять её в чём-то. Светлые знают, что она полукровка, мои подозрения могут пошатнуть наш с ними союз. А он нам очень нужен, — глаза распахнулись. — Но я поговорю с ней.

Она развернулась и, боясь поймать чей-нибудь взгляд, направилась к внутренним дверям. Лицо раскраснелось, на щеках блестели дорожки слёз.

«Как всё быстро, как всё резко. Прогнозы не оправдались — открытой войны не будет. Будут удары в спину. От своих…»

Она не верила в предательство дочери. Скорее это окажется её собственной глупостью. Но проверить подозрения было её долгом.

 

Глава 24. Призрачная

Алтай

Лорешинад проснулся от резкого рывка. Два дня почти без сна и избыток событий взяли своё, и часть пути эльф проспал. А проснувшись, обнаружил, что менестрель Павел тоже сонно моргает, прижимая к груди свой инструмент. Плечо затекло, будто на нём лежала чья-то голова.

Машина сделала ещё один рывок и остановилась. До пролома в стене замка, где она стояла прошлой ночью, осталось шагов сто.

— Вылезай, приехали, — раздраженно рыкнул Грим.

— Могло быть и хуже, — пожал плечами Сайлас, выбираясь под всё ещё моросящий дождь. — Товарищи тамплиеры, слушай мою команду! Вылезти, построиться и довести до стойла нашего железного коня!

— Мне кхашется, что это скорее tagnik'zur[33]Дракон (дроу)
… - пробормотал Лорешинад.

— Вот! — вскинул палец Павел. — Так и знал, что мне придется быть ездовым менестрелем!

— Р-разговорчики! — весело прикрикнул Сайлас. — Чем скорее управимся, тем скорее поужинаем и ляжем спать. Вы там в обнимку может и выспались (эльф — так и вообще ночной зверь), а начальство весь день на ногах, усталое…

— Да-а, усталое и злое, — добавил Грим. — Слышь, ушастый, ты там очки не поломал, пока развлекался? Лучше сразу признайся — убью не больно.

Эльф достал подарок колдуна и оглядел. Стёкла не треснули, оправа цела, магия тоже ощущается.

— Молодец, — удовлетворённо кивнул Грим и вылез из машины. — Я тут подумал, начальник… Пусть тачка уж тут стоит. Всё равно она без меня не поедет…

Он развернулся и пошёл к замку.

— Так уж и не поедет? — усомнился Павел, вытаскивая гитару.

Колдун, не оборачиваясь, взмахнул рукой. Лорешинад едва успел выскочить с другой стороны прежде, чем машину окутало сетью молний.

— Думаю, действительно не поедет, — проговорил Сайлас, наблюдая за пробегающими искорками. — Ладно, раз ужин откладывается до завтрака — всем спать! Вопросы есть?

— Крутая сигналка, — оценил Павел. — Как работает?

— Магия, парень, магия, — глубокомысленно ответил Сайлас. — И не смотри так, ты же не удивился знакомству с тёмным эльфом.

— То есть… — Юноша оглянулся на Лорешинада. — Ты настоящий живой дроу?!

— Ilythiiri, — кивнул эльф. — Дроу — это наш яс-зык.

— Во я попал! — присвистнул Павел. — Я думал, вы прикалываетесь…

— Ладно, пошли в замок, «попаданец», — усмехнулся магистр. — Я там где-то видел лишнюю раскладушку, кажется. Товарищ эльф, изложи свои планы на ночь. Так, на всякий случай.

Лорешинад помедлил, потом ответил:

— Буду осос-знавать увиденное сегодня.

— Отличная мысль, — кивнул Сайлас. — Думаю, нам всем нужно многое «осос-знать».

* * *

Если бы его спросили, зачем он поднялся к себе в комнату, взял меч, затем воткнул его перед входом в замок, — Лорешинад не смог бы ответить. Так было нужно.

Ночь принесла странный влажный холод. Кончики ушей и пальцев начинали замерзать. В его мире не было так холодно, даже дождливыми ночами. Ему — жителю подземелий — эта тьма казалась странно неуютной.

Он думал о своей безымяной светлой. Что было бы, встреться они не тёплым сухим вечером, а в такую промозглую погоду? Были бы эти взгляды, эти ласки и поцелуи?.. Родились бы те запретные чувства? Показала бы она его будущее?..

«Пока всё сбывается: белые стены моего нового дома, юный менестрель… Следует ждать ещё гостей…»

Она во всём оказалась права: на него разгневалась Верховная жрица, на этот раз фатально. Эльф отчётливо помнил фарфоровое лицо, зелёные глаза своей возлюбленной, безразлично устремлённые к сводам пещеры. Будто ждала она своей смерти и жалела лишь о том, что втянула его в эту историю. Жалела, что поддалась чувствам, влюбившись в своего пленителя. Хотела бы сбежать — обольстила бы и дождалась, пока он уснёт. Могла бы при желании убить… Слишком много «бы».

Какое-то далёкое смутное ощущение сняло с его сознания пелену задумчивости. Он насторожился, вскинулся, но не понимал, что изменилось. Непроглядная моросящая тьма, лёгкий липкий ветер на лице, шелест капель по листьям, по речушке, неслышно и неспешно бегущей невдалеке. Запах дождевой свежести, речной прохлады, лилии…

Лилии?..

Лорешинад принялся озираться. Рука привычно скользнула к поясу. Он мог поклясться, что никаких лилий здесь не росло. От реки поднимались лёгкие струйки тумана, хорошо видимые, сплетались в причудливом танце, приближались. Слишком навязчиво в такую тихую погоду. Что-то коснулось его плеча. Стоило развернуться — ощущение пропало, но тут же появилось снова. Кто-то тихонько хихикнул.

«Да что это за засилье куасармов?..» — успел подумать он, и белый туманный саван лёг на его лицо, коснулся глаз, застилая темноту.

Аромат речной лилии ощущался совсем рядом, стоит руку протянуть и… вот оно, улыбающееся лицо безымянной светлой эльфийки. Она, сотканная нитями тумана, предстала перед ним, обнажённая, прекрасная… любимая.

Лорешинад сидел, словно завороженный, ловя каждое её движение. С губ невольно сорвалось:

— Как тебя зовут?..

Её смех звонким эхом прошёл по самым пустым, потаённым, выжженным уголкам его души. Он почувствовал себя раздетым, распятым посреди людной площади.

«Я не знаю о ней ничего. А она… Она теперь мудрее всех живых…»

— Ориелен, — донеслось из тумана. — Моё имя Ориелен, мельда.

— А я… — решил заочно представиться он.

— Я знаю, Лорешинад. Я знаю теперь очень много. Я знаю, что ты коришь себя за мою смерть. Не надо, — туманное лицо отражалось в тёмно-красных зрачках эльфа. — Моя судьба была предрешена.

— Расскажи мне, — взмолился он, не слыша себя. В это мгновение он хотел лишь пускать её голос в свою душу. Он хотел узнать её, понять её. Свою Ориелен.

— Я служила в гвардии Светлой целительницы… — туманная девушка почти вплотную приблизилась к эльфу. А он слушал её и вдыхал запах речной лилии. Этот аромат навсегда останется в нём памятью о погибшей возлюбленной.

Мелодичный голос девушки продолжал рассказ:

— Незадолго до нашей встречи она лично призвала меня и ещё девятнадцать моих сестёр к себе, в самое сердце резиденции. Мы удостоились высокой аудиенции. Светлая целительница Ауре'Таурель Рилия'Тари сказала нам, чторади блага нашего народа — светлых эльфов — мы должны будем пожертвовать жизнями. Верховная жрица Хар`ол-Велдрина ищет в этом мире Оберег земли. Очень важный оберег. Но не сказала нам, зачем он. Ты не знаешь?

Лорешинад попытался расшевелить нужные воспоминания.

— Единственное, что я знаю, что Оберег охранял нас от чего-то, но его украл отступник. Пока в нашем мире существуют серые, опасности нет. И серые этим пользуются: диктуют свои условия, контролируют нашу жизнь, рассылают лазутчиков во все уголки. Великой матери надоело такое положение вещей, и она хочет «обменять» серых на Оберег? — эльф удивлялся своим догадкам.

— Наверное, ты прав. Нас, девушек, приносят в жертву, чтобы переправить сюда вас, тёмных воинов, пришедших в поисках Оберега. Мы с тобой были первыми. На нас ставили опыт, «а вдруг получится»…

«Неужели на моём месте мог быть Арр`Таш?..»

— Значит, ваша Тари не очень ценила тебя, — пробурчал эльф вслух.

Заливистый смех вновь разбил тишину его души:

— Да, я тоже была смутьянкой. Но судьбу свою я приняла легко. Мы все умрём — раньше или позже. Но лучше отдать жизнь с честью ради цели, чем сидеть, сдавать владычице выращенные овощи и гнить заживо! — она забавно вздёрнула носик, гордая произнесёнными словами.

Только сейчас, любуясь растрепавшимися волосами и нагим телом девушки, эльф понял, как молода она была. «Смутьянка», она всё равно верила своей королеве, которая, не размышляя, выбрала её как подопытную жертву.

Он задумался, правильно ли поступает, убивая и позволяя убивать своих сородичей. Может быть, они были призваны выполнять миссию, способную защитить его народ от неведомой напасти? А он и Разные мешают им…

Лилия… Стройное тело в обрамлении листьев папоротника. Губы, пахнущие хвоей. От её прикосновений захватывает дух, по телу разливаются волны дрожи, тепла. Он погружается в её неизведанную, желанную темноту, которая принимает его, позволяет раствориться в аромате белых вечерних цветов…

Обе королевы, не задумываясь, отправили на казнь по двадцать девушек и юношей, убивая первых, не зная, выживут ли вторые. Верховная жрица, не моргнув глазом, вонзила меч в грудь его возлюбленной. Он всегда был бунтарём и сейчас откажется подчиняться. Она убила его любимую, какими бы благородными целями ни прикрывалась. Он не простит. Он будет мстить. И останавливать новых сородичей. За каждым из них стоит смерть невиновной светлой девушки. Просто потому, что владычицам надоел шпионаж серых!

Он.

Будет.

Мстить.

«Танец не закончен!..»

— Ориелен, могу ли я принять твой меч? — голос глухо отдавался в ушах, еле сдерживаемая ярость кипела, наполняя его азартом.

Девушка взглянула на него с неуловимой тоской:

— Да. Пусть он хранит тебя… — она надолго замолчала. Дождь кончился, ясная свежесть заливала лес, бодрила рассудок.

— Я хотела попросить тебя… — она осеклась.

— Да, моя Ориелен! Всё, что угодно!

— Отпусти меня… Я хочу спокойно уйти в Мир Духов…

— Но я…

— У тебя ещё будет счастливая семья… — тоска в её голосе рвала сердце на миллиарды маленьких звёзд. — Я могу ответить на любые твои вопросы… пока… не взойдёт солнце…

Мысли вихрем носились в его голове, выбирая самое важное. Он не мог, не должен был отпустить её. Но так будет лучше. Для них обоих… Не найдя ничего умнее, он выдохнул:

— Кто такие серые?

Она подняла глаза… тишину разорвал гитарный перебор из открытого пашкиного окна.

— Не спитс-ся этому wanre! — в сердцах бросил эльф на уже ставшей привычной смеси языков, гневно глядя на распахнутые рамы, будто это могло урезонить или пристыдить менестреля.

Когда он опомнился и опустил голову, тумана уже не было.

— Я буду помнить тебя, Ориелен! — прошептал он.

За дальними горами занималась грустная, тоскливая заря…

Из окна шелестел Пашкин голос:

 

Глава 25. Агора-нео-фобная

«Гнездо Чайки»

Ведьма поднималась по тёмной винтовой лестнице к личным покоям. Шустрые молчаливые слуги молниеносно исчезали при её появлении. На втором этаже от лестницы вела анфилада комнат. Надежду всегда раздражала эта европейская мода: комнаты были проходными, в каждой — две двери, коридор отсутствовал. В таких комнатах невозможно было уединиться, скрыться, создать свой маленький уютный мирок. Она, с рождения жившая в алтайской избушке, долго не могла привыкнуть к такой открытости и затребовала себе и дочери самые дальние комнаты. Самые маленькие. Деревянные кровать, сундук и стол, на стене зеркало. И вид из окон на закаты западного побережья.

Проходя последнюю из комнат мужчин, она остановилась. По щелчку пальцев рядом выросла молчаливая фигура служанки.

— Передайте Ближним, пусть пошлют Двести-Семидесятую обратно в то звено, где сейчас Четырнадцатый. Он там один остался… — Добавила она негромко, будто себе. — И передайте, что я прослежу за её перемещением.

Служанка молча испарилась. Надежда вступила в свою комнату. Закрыла дверь, подошла к зеркалу. На него слуги прикрепляли письма, если хозяйки не было дома. На этот раз она обнаружила лист древовидного папоротника. Стоило только прикоснуться к листу, как на нём проявились буквы: послание светлой целительницы предназначалось только ей. Ведьма пробежала глазами строки, сморщилась, разорвала лист, швырнула в камин:

— Почему я узнаю всё от эльфийских королев, а не от своих подданных?!

Она прошла к окну, взглянула на угли догорающего заката над спокойным океаном.

— Впрочем, — начала успокаиваться она, — это всего лишь домыслы Наземной правительницы… Все ополчились на мою дочь. Либо кто-то сильно подставляет её, либо я не хочу видеть её предательства… Чем я заслужила её предательство? — по щеке скользнула старческая слезинка.

Эти минуты слабости властительница могла показывать лишь закатному солнцу. Наконец, она взяла со стола кувшин и сполоснула пылающее лицо прохладной водой. Мысли начали проясняться, разбушевавшиеся не по уставу чувства — уходить на второй план. В этом мире должен господствовать только разум. А чувства… чувства и породили её непутёвую дочь. Непутёвую, но любимую.

Надежда-Эстель тихо подошла к двери в комнату дочери. Оттуда не доносилось ни шороха.

«Может, её там нет? А она всё ещё на балконе?»

Правительница приоткрыла дверь. В сумерках рождающейся ночи на лежанке спала Эстелиель, по-детски поджав руки и ноги. Изо рта тянулась ниточка амулета.

«Долго, наверно, спит. Далеко ушла».

Надежда притворила дверь и, почти не осознавая своих действий, последовала за дочерью в мир сновидений… Она вознеслась выше золотой Цепи, догоняя закатное солнце, уходящее за горы в пустыню песка и океана. Цепь была почти пуста: сумерки — время смены докладчиков. Именно в сумерки всегда происходит всё самое преступное… Надежда быстро отыскала душу дочери и полетела подглядывать её сны.

Ведьма не очень удивилась увиденному: Эстелиель бродила вокруг избушки, в которой, по её словам, она оставила Разных. Хозяин бодрствовал и не знал о гостях. А Шестая побежала по границам звена, расспрашивая серых о тех, кого она привела.

«Нахалка! Вот нахалка! Неужели опасения Наземной подтвердились! И Подземная оказалась права в своих предупреждениях! И тамплиеры…»

Надежда не находила себе места, не могла собраться, наблюдая неумелую разведку дочери.

«Не может быть, чтобы они все лгали! Так продуманно, не сговариваясь… или сговариваясь?..»

И, раздираемая чувствами, она окликнула дочь. Та вздрогнула, оглянулась, испугалась, рванулась убежать, но остановилась. Замерла, опустив глаза…

«Неужели, всё-таки виновата?» — мелькнула ужасающая мысль у Надежды.

Вслух же она произнесла:

— Нам обязательно нужно поговорить. Как можно скорее. Просыпайся, когда освободишься, — и она поплыла по направлению к «Гнезду Чайки».

Началась ночь. В безлунной тьме нестройно мерцала золотой пыльцой Цепь. Потихоньку засыпали и появлялись здесь дневные доносчики. Они сторонились, пропуская повелительницу. Некоторые перешёптывались.

«Да, — думала ведьма. — За семьсот лет райской жизни я уже отвыкла от ощущения, что все против меня… Даже самые близкие. Что уж говорить об этих подданных. Они живут в абсолютном подчинении, но даже сейчас могут шептаться о свержении своих властителей или об уходе в мир Разных… Смотря, что задумал их лидер».

Она обернулась. Эстелиель следовала за ней, не приближаясь, и подчинённые никак не реагировали: не оглядывались на Надежду, не старались удалиться, не выказывали Шестой больше внимания. В общем, заговорщиками не казались.

«Может, не виновата… Подружилась с двумя Разными, притащила их сюда, не может поверить в их смерть, вот и ищет…» — она готова была поверить любому объяснению поведения дочери.

В молчании они дошли до замка, вернулись в свои тела, и Надежда присела в ногах дочери. Она казалась очень усталой, замученной. Будто не было у неё помощников и подданных. Сердце Эстелиель защемило от жалости к матери. В темноте неосвещённой комнаты каждая из них почти не видела сидящую напротив. Но это не нужно было. Несмотря на долгую разлуку, они чувствовали друг друга. Но не могли понять…

— Тель, девочка моя… Расскажи мне, зачем ты их ищешь? — начала Надежда тихим вкрадчивым шёпотом.

— Зачем тебе? — неожиданно ощетинилась та.

— Я хочу знать, чем ты живёшь…

— …Чтобы разрушить мою жизнь! — последовало из тишины.

— Ты опять, — оторопевшая Надежда не знала, как вести себя дальше.

Она рассчитывала на жалость дочери, на разговор по душам, который снова не клеился.

— Я не «опять», я «всё ещё»… У меня нет ребёнка, у меня нет и не будет любимого… По твоей милости…

— Тебе понравился кто-то из парней? — нашлась мать.

— А хоть бы и так! — Тель вскочила, встала возле кровати, трепеща от гнева.

Стараясь не выдать новые тайны своей души, кидать в лицо матери старые и испытанные. Осознавать себя в положении девочки-подростка, бунтующей против родительской опеки — так унизительно! Но ей нельзя было отступать, нельзя было снова становиться послушной маминой марионеткой. И ладно бы это были просто материнские прихоти! Так нет, всё это — «в интересах государства»!

Как свободна она была там, во снах Разных, какие неожиданные и интересные изобретения и произведения снились им и воплощались потом…

— Ты не слушаешь меня, мама! Я толковала тебе о техническом прогрессе и искусстве Разных! Почему мы не можем претворять в жизнь их идеи?

— Это магия, мир Разных жесток и опасен! — Надежда стояла на своём.

— Это не магия, мама! Это достижения их умов, их вдохновения! Нам надо раскрепоститься! Мы слишком закостенели в течение нашей истории… Ты боишься мира Разных, мама. Для тебя он был слишком дик и беспощаден…

— Он остался таким… изменилось лишь окружение… — прошелестела ведьма, не стараясь перебить или убедить дочь. Просто сказала оправдание своему страху, ведь дочь оказалась права.

Тель притормозила, полминуты смотрела в темноту. Мысли разбегались, доводы против непреклонной матери кончились. Она сжала кулаки и выдохнула:

— Вот возьму и уйду в мир Разных! И со мной все, кого смогу заразить своей любовью к свободе!

Они оцепенели. Тель, опустошившись сказанными словами, Эстель — уверившись в своих опасениях.

«Она! Она — предательница! Все были правы! Она заставила Четырнадцатого молчать о похищенных Наземных — он же её любовь! Она притащила сюда Разных, чтобы те крали жертвы для Подземных — Разных убили, и жертвы закончились! Подземные могут перебираться в её распрекрасный разный мир, а за ними и серые, и Наземные! Она подружилась с Подземными в преддверии войны. И теперь моя дочурка ищет новых палачей!»

Ослеплённая яростью и болью от предательства, она не могла произнести ни слова обвинения. По анфиладе лишь эхом пронеслось:

— Стража! В темницу её! — голос осёкся, она лишилась чувств.

Тяжёлые шаги охранников пробились сквозь темноту. Тель бесшумно отпрыгнула в угол, надеясь укрыться во мгле. Но комнату озарил искрящий факел, наглые сильные ладони пробежали по её рукам и груди. Она принялась безуспешно брыкаться. Девушку ударили в живот, и в открывшийся рот попал её же Амулет мгновенного сна. Но допрашивать её не рискнул никто.

* * *

Даже в мире снов ей было некуда бежать. Она и не стремилась — смотрела на золотую пыль Цепи и ждала пробуждения. Золотая пыль… как песок… как сверкающее в солнечном и лунном свете драгоценное украшение… как путеводная нить… как клубок ниток… как узелковое письмо… как золотая сеть, сцепляющая звенья, удерживающая какую-то неизведанную и пугающую силу. В переливах дрожащей Цепи ей почудилось, что эта странная тёмная сила хочет вырваться, преодолеть сдерживающие путы. Тоже, как и она, хочет свободы…

Судорога… запах крови… вкус крови… боль в голове. Что-то ещё, незнакомое. Шуршание под её руками и по углам. Не опасное, но неприятное… Она смогла открыть глаза.

Это была одна из камер подземелья замка «Гнездо Чайки». Предназначалась она для серых: пол устлан слоем гравия. Стены были покрыты шипами, сверху из разных мест капала вода. Ещё в камере жили и шуршали по углам крысы, которых не стоило пускать к себе.

В общем, было устроено всё, чтобы серый не мог уснуть, связаться с друзьями, рассказать, где он, и попросить о помощи. Спать можно было, только жертвуя себя камням и крысам. Оба амулета — мгновенного сна и перехода между мирами — у неё отобрали…

Свет и солёный запах океана еле проникал в узкие щели, выходившие под основания замка. Расширить их и пролезть было равноценно самоубийству: лаз выйдет из отвесной скалы над вечно бушующими волнами океана.

Девушка вздохнула и принялась крутить острые камешки в надежде выложить из них более-менее ровную поверхность…

 

Глава 26. Кулинарная

Алтай

Человек может привыкнуть ко всему, поэтому Сайлас не особенно удивился картине, представшей ему этим утром. Рядом с выходом был воткнут меч. Тонкая гарда делала его похожим на крест. Перед мечом, припав на одно колено, стоял Лорешинад.

— Доброе утро, — сказал магистр, зевая. — Разве эльфы молятся?

— У нас нет богов. Шрицы тхёмных общаются с духами, светлым почщти всё, что им нушно, даёт лес. А я… У меня прос-сто есть Цель.

Сайлас хотел ответить на тему: «спасибо за подробный рассказ, я, собственно, и не просил». Но передумал. Лорешинад поднял на него глаза. В них была решимость и полная уверенность в своей правоте.

«Что-то в нём изменилось за ночь», — подумал Сайлас.

— Великая мать отправила сюда ещё не меньше десяти воинов — найти вашный для эльфов предмет, — продолжал Лорешинад. — Мне не нравится цена, которую она платит за кхашдый перекход. Я долшен прервать этот тханец.

Из прохода послышались хлопки. Насмешливые, «с оттяжечкой».

— Красиво говорит, — вышел на свет Грим. — Даже про акцент почти забыл. А ну, колись, ушастый, кто здесь был ночью?

Он шагнул к эльфу, но меч, стоявший между ними, вспыхнул и колдун отшатнулся, будто налетев на стену. Лорешинад от неожиданности тоже с шипением отскочил с места метра на два назад. Приземлился уже с ножами в руках.

— Сволочь! — рявкнул Грим. — Что это за… была…?!

Эльф убрал клинки в ножны.

— Она скас-зала, что этот мечщ будет меня с-защищать, — ответил он.

— Кто — она, «крот» несчастный?! — ярился колдун, не рискуя, впрочем, двигаться.

— Его хос-зяйка, — эльф указал на меч.

— Ладно, парни, — вмешался Сайлас, подняв руки и вставая между ними. На всякий случай подальше от меча. — Уже всем понятно, что день начался. Прекратить пикировку и слушать меня. Лорешинад, освободи дорогу начальству. И пойди, накачай воды, выпусти пар. Грим — разблокируй наши припасы. Надеюсь, там ничего не протухло.

— А мне что делать? — спросили сверху.

— Для начала спустись и помоги перетаскать продукты в замок, — определил магистр. — Сбор через пятнадцать минут на кухне.

* * *

Процесс заполнения холодильника прошёл без эксцессов. Завтрак вызвался готовить Пашка. Грим, хоть и косился на резко впавшего в задумчивость эльфа с явно нехорошими намерениями, молча плюхнулся за стол и стал ждать еду.

— Итак, товарищи тамплиеры, — начал Сайлас, оглядев «подчиненных», — у меня есть для вас сообщение. Но прежде товарищ Грим поведает нам, что нового по главной цели, то бишь, Ритуалу. Грим? Не поверю, что ты сразу лёг спать, не заглянув в бумаги Сокола.

— Да-да, — недовольно кивнул колдун. — Не могу я её открыть, папку эту. Держать могу, а как открываю, так руки жжет. А там, по заверениям, должна быть основная инструкция по Ритуалу. Сокол сказал, нарыл ещё часть из архива Седрика.

Павел поставил на стол дымящуюся сковородку с омлетом с колбасой. Все на минуту притихли, зачарованные ароматной стряпнёй. Менестрель оказался ещё и неплохим поваром. Лучше, чем они все, вместе взятые.

— Не моё дело, конечно, — начал он, — но что это за «Ритуал» такой? Оруженосцу это знать можно?

— Можно, — ответил Сайлас. — Если совсем кратко, то будем закрывать мир от эльфов.

— Зачем? Они же вроде хорошие…

— Хорошего в них только уши, — буркнул Грим. — На холодец.

Уплетающий омлет Лорешинад и ухом не повёл. Ни одним. Вообще он как-то сразу умудрился захватить бОльшую часть завтрака, чего пока никто не заметил.

— Ты же сам видел, что может натворить даже один из них, — возразил магистр. — Сомневаюсь, что они выстоят против регулярных армий, но не хотелось бы быть свидетелем Первой Межмировой.

— Второй, — напомнил Грим. — Первая с тамплиерами была. Они же заварили всю эту крестоносную кашу. И Европу на уши подняли, и Азию… — слово «уши» было сказано язвительно, но эльф снова на провокацию не поддался. — Короче. Ты магистр или где? Тебе должно открыться. Ща пойдем в архив, ты будешь читать вслух инструкцию, а я записывать. Если что — я тебя потушу, не боись… или добью.

— Умеешь ты обнадёжить, Гримыч… — хмыкнул Сайлас. — Ладно, теперь слушать меня. Поскольку этот замок теперь наш дом, я решил его немного обустроить. У меня в Алтайске имеется бесхозная квартира. Сейчас я по инету свяжусь с кем нужно и попрошу её продать. Потом поеду туда, всё подпишу, заберу деньги и прикуплю какие-нибудь полезности вроде бензогенератора и ещё чего, на что хватит. Вот на этом месте начинаются проблемы. Я вернусь не раньше, чем через два дня. За это время вы двое, — он перевел взгляд с Грима на эльфа и обратно, — успеете «стопицот раз», как выражается молодежь, разнести к чертовой бабушке не только замок, но и ближайшее окрестности. Особенно если нагрянет противник.

Колдун наконец просёк подставу с едой и градус напряжения в комнате резко повысился.

— И что ты предлагаешь, начальник? Давай ушастого перед замком в качестве пугала повесим? И мне спокойнее, и жратва на месте будет.

— Сайлас-с, если ты собираеш-ся уехать — верни мне клятву. Я не обещал сдершиват-ся в еде…

Павел отодвинулся подальше от стола.

— Воинствующий орден, да? — сочувственно обратился он к Сайласу. — Может, я лучше пойду обратно в город?

— Не стоит, сиди здесь уж, — ответил магистр. — Либо Грим тебя живым не отпустит, либо по пути сородичи Лорешинада перехватят.

— А… вы?

Сайлас изобразил пальцами пистолет. Вполне натурально.

— Магистр я, в конце концов… или где?

Юноша серьёзно задумался.

Грим встал из-за стола.

— Я в архив, — бросил он.

— Я догоню, — кивнул Сайлас и повернулся к оставшимся. — Для вас двоих сегодня одно задание — привести прическу этого решительного блондина в приличный вид. Ты умеешь стричь машинкой, оруженосец?

Павел и Лорешинад переглянулись.

— Ну… — неуверенно протянул юноша. — Я попробую…

По лицу эльфа было видно, что «парикмахеру» он не доверяет, но отсутствие вариантов не оставляет выбора.

— Отлично. Машинка в моей комнате на столе. Новая, вчера купил, — он провёл рукой по собственному уставному ёжику и вышел, стоически сдержав рвущуюся наружу фразу насчёт эльфовых ушей и предстоящего холодца.

* * *

Сайлас пробежался по этажу в направлении «гаража» и свернул в одну из непримечательных дверей. В меру крутой спуск с целёхонькими ступеньками спиралью вёл на этаж ниже. Для магистра осталось загадкой, почему вход в подвал строители сделали здесь, а не в центре здания под лестницей наверх. Но спрашивать было не у кого — Грим этим вряд ли интересовался.

В подземелье были знакомый Сайласу арсенал и незнакомый архив. Подвал архива тоже был разделен на две части: в одной, маленькой, стояли стеллажи со свитками и книжные полки, вторая являла собой типичную картину «лаборатория алхимика, рабочая модель». Темно, тепло, душно. Пахнет подвалом, сырым цементом, если у него есть запах. Почему-то ещё крысами, хотя таковых в магически защищённой лаборатории не могло быть. Если только у них не выработался имуннитет к магии.

Свет горел во второй части, Сайлас на ощупь, по стене направился туда.

— Хорошо устроился, Гримыч, — хмыкнул магистр. — Пиявок, летучих мышей и глаза дракона сам доставал?

— Нет, блин, это законсервировано было. Я сюда строителей даже не пустил. Они, впрочем, и не подозревали о существовании этой комнаты.

Грим взял со стола уже знакомую папку, передал Сайласу и встал рядом:

— Открывай.

«Мне это не понравится», — мелькнуло у обоих в глазах.

Сайлас медленно открыл папку. В ней лежал всего один лист. Магистр удивился контрасту: совковая, но новая папка, даже не очень разъехавшиеся тесёмочки; и древний хрупкий листок, распластанный в её недрах. Такие полупрозрачные листочки в музеях щипцами переворачивают. Поэтому Сайлас не стал его вынимать, развернул бока папки, стараясь держать её горизонтально. На пожелтевшем послании красовались чётко очерченные грифелем руны. Не написанные пером и чернилами, а словно нарисованные тонким карандашом.

— Что видишь?

— Вроде буквы… Эльфийские.

— А я ничего. Прочесть сможешь?

— Наверно.

— Тогда вставай сюда и читай. Громко и с выражением, — колдун указал на нарисованную мелом закорюку на полу.

— А не шарахет?

— Не должно. Это самая мощная защитная руна, какую я знаю.

Сайлас встал на знак, сглотнул, открыл рот, и… ничего не сказал. Точнее — он что-то говорил, но голоса магистра не было слышно.

Колдовской огонёк погас, во всем подвале светился только знак под ногами Сайласа.

— …?! — вырвалось у Грима.

Колдун ринулся выхватить у магистра хотя бы папку, но не смог приблизиться, двигаясь вокруг знака, словно мим. Волосы выбились из хвоста, спустившись на лицо. Глаза горели азартом, из груди доносился хриплый рык.

— Ненавижу это делать… — он оттолкнулся от невидимой стены, молитвенно сложил руки и нараспев произнёс: — Exorcizamus te, omnis immundus spiritus, omnis satanica potestas, omnis incursio infernalis adversarii in nomine et virtute Domini Nostri Jesu. Amen![35]Изгоняем тебя, дух всякой нечистоты, всякая сила сатанинская, всякий посягатель адский враждебный, через Христа, Господа нашего. Аминь! (лат.) (Настоящий экзорцизм — Прим. авт.)

Тут же его скрутило самого, он мешком рухнул на бок, отполз пару шагов и его вырвало. Труды оруженосца пошли насмарку. От злости на себя колдун скребнул ногтями по плитам пола и поднялся.

Сайлас лежал на спине, папка с догорающим листком упала ему на живот. Грим тут же подобрался к магистру, засветил шарик над головой, откинул уже тлеющую папку и начал трясти магистра за плечи:

— Сайлас, Мерлин тебя за ногу да через Эскалибур с прогибом! Скажи что-нибудь внятное, хоть на грёбанной латыни!

Магистр открыл глаза. Золотые, без зрачков. Грим не успел ничего сообразить, как они вернулись в обычное состояние.

— Кой чёрт это было? — выдохнул Сайлас.

Грим провёл над ним рукой и ощутимо расслабился.

— Понятия не имею, — признался он. — Видел что-нибудь?

— Песок видел. Много песка. Больше ничего.

Колдун задумчиво встал, прошёлся по комнате, добыл из шкафчика склянку с зеленоватой жидкостью и залпом отпил половину. Вернулся к магистру и передал склянку ему.

— Пей, — велел он.

Сайлас принял склянку, недоверчиво покосился на нависшего над ним колдуна, пробормотал: «Здрав будь, Магистр!» и влил в себя содержимое.

Золотой огонь с визжащим шипением поддался волне зелёного мрака… Лизнул руки Сайла в последний миг и опалил кончики пальцев. Они покрылись сверкающей плёнкой… Он моргнул, вдохнул, и видение исчезло.

— Из чхе-хо ты это хнал?! — скорее прокашлял, чем выговорил Сайлас.

Грим снова повёл рукой, на сей раз, похоже, просто копируя жест джедая из полузабытого магистром фильма:

— Знать того не хочешь ты, блин. Банально звучит, но это так, начальник. А теперь марш наверх. Я попробую тут разобраться.

Сайласу и самому хотелось поскорее выбраться отсюда, поэтому на «нарушение субординации» он не отреагировал. Спросил только:

— В потёмках?

Над его плечом тут же повис второй огонёк. В его неверном свете магистр осмотрел свои совершенно обычные руки, сжал в кулак. Собрался рассказать об этом видении Гриму. Открыл рот и скорчился от боли в горле: язычок золотого огня вылетел из его губ.

Грим же, не замечая «начальство», копался в склянках, перебирая, читая этикетки. Наверно, искал добавку.

— Откуда у Сокола этот… листок?

Грим скрипнул зубами:

— Слущай, начальник, я ж не спрашиваю у тебя, откуда твоё бывшее командование берёт секретную информацию… Я сам вижу, что что-то не аллё. Поэтому довезу тебя до города, отправлю отсюда подальше, к твоей квартире. А сам наведаюсь к Соколу, — колбочка, которую он держал в руке, лопнула, окатив его кожу бесцветной жидкостью и крошевом стекла. — Твою…, и…, и в…, и-и-иди отсюда, Магистр, ё-маё! — он ломанулся к ведру с водой.

— Спасибо, — на всякий случай кивнул тот и потопал к лестнице, изредка опираясь на стену. Мат Грима катился за ним по ступенькам.

* * *

Выбравшись из подвала, он почувствовал себя чуть лучше. Ветер из дырки в гараж охладил голову. Он дыхнул на руку, но никакого огня не увидел.

«Я стал драконом! Отлично! За это надо выпить! Что-нибудь человеческое, а не пойло Грима».

На подходе к кухне магистр услышал размеренные шлепки и голос Пашки… почему-то с придыханием:

— Нежнее, нежнее… Перестараешься — больше не допущу.

— Uss, draa, llar[36]Один, два, три (дроу)
…

— Стоп! Теперь помнИ… Отлично. Айн момент… О… Готов, погружай!

До Сайласа донеслось шипение.

— Ну ведь здорово, а?.. Обож-жаю так делать!

На этом месте Сайлас не выдержал и, несмотря на слабость, ворвался внутрь, едва не высадив дверь.

— КАКОГО ХРЕНА ВЫ ТУТ ТВОРИТЕ?!

Ответом стала небольшая паника, грохот и столп мучной пыли, из которого вылетела самая настоящая «белая чудь» и приставила к горлу магистра клинки.

— Отставить рубать начальство! — выкрикнул Сайлас, отскакивая обратно в коридор.

Впрочем, Лорешинад и сам сообразил, что неправ, и убрал оружие, замерев с самым невинным выражением лица, на какое только был способен.

— И зачем было так кричать, дядь Сайл? — раздался откуда-то с уровня пола голос «оруженосца». — Такие классные мясотошки были…

— Кто были?.. — Сайлас рискнул вернуться в кухню.

Зрелище ему открылось почти психоделическое.

Центром картины являлся стол, заляпанный фаршем и чем-то белым. Рядом стояло неизвестно где найденное ведро, в котором вперемешку виднелись белые же волосы и картофельные очистки. Звуковой фон давала кастрюля с кипящим маслом. Чуть в стороне эльф продолжал изображать памятник самому себе. Учитывая общую «замучЁнность» помещения, ему это вполне удавалось. Только глаза смотрели как-то напряженно. Из-за стола вынырнула голова Пашки.

— Мясотошки же, — повторил юноша. — Моё фирменное блюдо. Когда есть, из чего их готовить, конечно… Короче, делаешь пюре картофельное, потом смешиваешь с жареным фаршем. Потом в сухари или в муку и жаришь дальше.

— А почему в кастрюле?

— Да была тут приличная… И обжаривать их нужно сразу со всех сторон, а сковородка мелкая, вот.

— Мда. Хотя мне больше интересно, где вы муку добыли? Из запасов Грима? — Сайлас ещё раз огляделся. — Парни, на вашем месте я бы начинал готовиться к забегу до финско-китайской или хотя бы канадской границы. Ну как минимум в Швейцарию. Вы хоть представляете, что будет, когда сюда явится Грим?! За своей ритуальной мукой… Я — нет. И не хочу при этом присутствовать. Когда только успели… Ты, чудь белая, что ты на меня смотришь, как рядовой на нелюбимого сержанта?

«Чудь», похоже, мало что поняла, но смутилась.

— У тхебя аура похоша на ауру плак`кйорла, Сайлас.

Тот фыркнул, буркнул что-то типа: «Разговорчики в строю». И порадовался, что вообще может здраво мыслить и шутить. А аура — дело наживное. Наверно…

 

Глава 27. Совещательная

«Гнездо Чайки»

Пошли вторые сутки с того вечера, как Надежда лишилась чувств. Где витало её сознание, не было ведомо никому. Якоб Сандр, Третий, сидел у её кровати и задумчиво перебирал чётки. Он уже отвык молиться, отвык читать церковные книги родины и затейливую вязь Востока. Но чётки бережно хранил. Он подошёл к окну, снова взялся рисовать литеры на стене грифельной палочкой. Это помогало думать.

Только сейчас он осознавал весь курьёз ситуации: без Надежды они оказались как без рук. Она координировала все приказы правителей, связывалась с эльфами, принимала важные решения. И не оставляла никаких записей… У её народа просто не было письменности, а была феноменальная память! Ведьма знала языки, но не доверяла свои мысли и планы закорючкам на бумаге.

И сейчас, когда народу уже требовались решительные действия правителей, четверо мужчин чувствовали себя, словно юные послушники в женской бане.

Якоб усмехнулся такому неожиданному сравнению.

Все эти семьсот лет их народы разделяла культурная пропасть. Но они ужились, смешались друг с другом. Чему-то научились, что-то забыли…

Теперь их могут расколоть эльфы. И, судя по последним тревожным донесениям о вооружении Подземных и слишком тихом поведении Наземных, они уже начали свою игру. Людям припомнят все обиды. Эльфы злопамятны…

Тремя пальцами Якоб сломал грифельную палочку и сам отправился в покои Ближних. Отдавать приказ о сборе серых в горы Тирин`Шахри — на нейтральную территорию. Приказ об объединении государства людей. Приказ вспомнить, что они — единый народ. Разных национальностей, разных вер и культур. Но сейчас они должны быть едины, если не хотят стать рабами эльфов или быть изгнанными из этого райского мира. Как един любой народ перед лицом врага.

Приказ не касался только Приближенных. А Цепь… Цепь придётся свернуть. И пересчитать серых по номерам.

Это было первое самостоятельное решение Якоба за последние семьсот лет. Сейчас он чувствовал себя стариком, который сделал что-то, но боится гнева детей. А дети будут говорить, что он выжил из ума…

Третий чеканил шаги по пустынной анфиладе, а навстречу ему на смену уже направлялся Четвёртый, Мартин. Увидев странную решимость Якоба, он посторонился, хотел уточнить, какое дело привело его в такое состояние. Но передумал. Третий проследовал мимо, понимая опрометчивость своего намерения.

Его попытка единоличного правления скоро приведёт к расколу в правящей коалиции серых.

Ближние не выразили удивления приказом, оценили его важность и принялись выполнять. Якоб спустился в общую залу, смотревшую окнами на ночной океан. Здесь горели всего две свечи. Одна стояла у входа, возле второй сидел Йорген, Первый. Вильхельм, Пятый, предпочёл остаться в тени. Третий замер у дверей.

— Pax Vobiscum![37]«Мир вам» — ритуальное приветствие тамплиеров (лат.)
— приветствовал он остальных.

— Как она? — прохрипел Йорген.

Тот неопределённо пожал плечами:

— Без изменений.

— Подземные объявили войну! — не выдержал Пятый. — Официально. Они требуют, чтобы мы ушли… в мир Разных. Или сдались им в качестве рабов, — в голосе слышалась паника.

— Якоб, у тебя есть предложения?.. — хриплый бас Йоргена сорвался, заставив закашляться.

Третий остался спокоен. Даже расслабился. Это его и выдало.

— Я смотрю, у тебя есть предложения, — шёпот Первого чуть не задул свечу.

— Друзья мои! — провозгласил Якоб, уже готовясь к их реакции. — Только что я дал приказ всем серым собираться в предгорья. Там нейтральная территория. Там выживут и наши, и кочевники: все, кто до ухода обитал в горах. А молодняк справится… — он уже не мог остановиться, видя напряжённый, несмотря на кашель, взгляд Йоргена. — Да, нам придётся свернуть Цепь…

— Опять бежать! — Вильхельм грохнул по чему-то кулаком. Предмет деревянно хрустнул.

Якоб продолжил оправдываться:

— Это наш единственный шанс. Оружия слишком мало, оно охотничье. Система оповещения только во сне. Хороши рыцари…

Йорген наконец-то откашлялся и встрял в разговор:

— Я одобряю твоё решение, Третий Властитель. Но мне не по душе, что ты единолично принял его, не посоветовавшись с нами.

Их глаза встретились. С этого момента они стали дуэлянтами.

— Надо допросить Эстелиель, — возник из темноты Вильхельм, чем разрушил их бессловесный спор. — Вдруг Надежда рассказала ей что-то?

— Она не спит уже вторые сутки. Стоит ей задремать — и наши пытки покажутся ей раем… — рассудил Первый. — Ей нельзя давать уснуть.

— А за что её вообще заточили? Кто-нибудь знает? Она всего лишь надоела нашей ведьме рассказами о свободном мире Разных? И её посадили под домашний арест, чтоб к миру привыкала? — вслух рассуждал Якоб. — Бедняжка! Да, считай, ни за что! А если мы пообещаем ей свободу?..

— Вдруг она виновата? — не унимался Йорген. — Она полукровка. Она почти всю жизнь провела в том мире, пусть и в виде статуи. Всё, что мы здесь создавали, всю эту хрупкую гармонию между расами и национальностями она смахнёт в один миг. Что ей наши традиции? Она насмотрелась на иномирян…

— И У НАС здесь за вольнодумство тюрьмой наказывают? — бестелесным призраком по комнате маячил Вильхельм.

— Это не вольнодумство, — грянул Йорген. — Это девочку недовоспитали!

— …И в тюрьму теперь, да! — подытожил Якоб.

Все трое замолчали, тяжело дыша и глядя друг на друга поверх свечи. Огонёк метался меж ними. И потух, притворившись, что его нечаянно задули. Остался уголёк и едкая нить дыма.

— Мы не можем её освободить, пока не выясним её целей, — начал Пятый, когда они переместились к оставшейся свече. — Мы не можем её допросить, так как не стоит давать ей спать. Мы не можем её допросить, бодрствуя, потому что когда Надежда проснётся…

— А почему, собственно, мы не можем её допросить? — встрял Йорген. — Методы Святой Инквизиции ещё никто не отменял. В нашем мире…

Снова повисла тишина. Они ошёломлённо уставились друг на друга. В каждом из них боролись сущности монаха и здорового мужчины, во власти которого оказалась беззащитная девушка.

Вильхельм отпрянул и перекрестился.

Якоб стальным взглядом боролся с пламенем свечи.

Йорген фыркнул и лукаво ухмыльнулся.

Дверь открылась, чуть не слетев с петель. Задыхающийся Мартин выпалил:

— Вторая Властительница умерла!..

Свеча погасла.

* * *

В одном из звеньев на берегу океана Саулей'ра царил переполох: одна из девушек собирала вещи и готовилась к походу к самым ближним, восточным предгорьям; а вторая задумчиво сидела на песчаном берегу, наслаждаясь последним утром, проведённым на океане. Этой девушкой была Двести-Семидесятая, получившая подряд два приказа. Вчерашней ночью ей велели возвращаться в старое звено. Но, согласно новой воле Властителей, всем без исключения серым предписывалось собраться по походной форме и отправиться в самую ближайшую точку предгорий. Серые глаза серой девушки смотрели на океанский рассвет, холодным светлым туманом выползающий из-за горизонта. Она дежурила этой ночью, в беззвёздной тёмной прохладе обошла всё звено. Она не хотела никуда собираться, глаза слипались. Холодный океанский рассвет да копошение соседки не давали ей свалиться на песок от усталости.

Она оглянулась на дом, откуда слышались звуки падения вещей и топот сожительницы. За эту неделю Двести-Семидесятая так и не смогла запомнить её неудобоваримый номер и вообще предпочитала свести общение к минимуму. И сейчас она желала, чтобы та поскорее ушла, дала ей поспать. А потом можно будет собираться самой. Она ещё не решила, куда всё-таки ей следует отправиться, и надеялась, что про неё вспомнят и уточнят маршрут.

Солнце уже поднялось полностью, серебря лёгкие волны и далёкие, но различимые в прозрачном утреннем воздухе западные скалы. Наконец, соседка собралась и с неприятным стуком в походной торбе удалилась. Двести-Семидесятая кивнула ей на прощанье, искренне желая больше не встретить её в горах, и отправилась спать. Ей пришла мысль поискать в Цепи Четырнадцатого, который мог сказать ей её дорогу.

Так быстро, насколько это было возможно, помчалось её сознание к старому домику. Удача не подвела, и вот уже словоохотливый и до тошноты галантный собеседник уговаривает её идти в горы вместе со всеми. Мол, этот приказ пришёл позже, значит, выполнять надо его.

Если бы девушка могла видеть его лицо, то не поверила бы ему: он нервничал, старался отделаться от неё, торопился и будто задыхался. Но серая отправилась обратно.

Сейчас она наблюдала удивительную картину: Цепь, их великая незыблемая Цепь, начала сворачиваться от устья Карред-Ирауна, будто река подпалила нити, лес прожёг зияющие чёрным серебром дыры. Пока немного. И только по далёким горам тянулась тонкая, но уверенная золотая диадема. Двести-семидесятой стало неуютно. Внезапно ей показалось, что Цепь шевелится, что откуда-то снизу, из леса скребётся сквозь дыры странное пугающее существо. А прохудившаяся Цепь всё слабее удерживает его.

Девушка отогнала эти странные мысли и поспешила вернуть сознание в тело, а тело — к спасительным горам.

 

Глава 28. Кинолухи. ч.1

Алтай

Дверь библиотеки открылась без обычного скрипа — зато с громким ударом об стену. Мебель подпрыгнула, несколько книг упали с полок.

Мирно дремавший за своим столом Кирилл поднял голову и взглянул на посетителя со смесью любопытства и тоски.

— Ты чего с порога шумишь, Гримыч? — спокойно спросил он.

Если бы здесь и сейчас проводился конкурс на звание страшнейшего демона — Вельзевул занял бы второе место.

Колдун мгновенно оказался рядом, пальцы впились в край стола с тихим деревянным хрустом. Из хвоста выбились пряди, очертили белое лицо со звериными глазами, зрачки которых чуть вытянулись овалами. Два вдоха — два выдоха. Не то хрип, не то рык. Сказал тихим голосом, от которого у человека неподготовленного мог случиться сердечный приступ:

— Пойдем выйдем…

Лампочки мигали и искрили. С одной с тихим шелестом сорвался плафон и повис на проводе.

— Ты просишь сразу две невозможные вещи, друг мой, — невозмутимо сообщил Сокол. Взмокшие руки впились в поручни коляски.

Из-за стеллажей выбежала Натали.

— Кирилл, что… Дима?..

— СПАТЬ! — рявкнул Грим. Девушка безвольной куклой упала на полушаге лицом вниз.

— Что ж ты творишь, Кашпировский?! А если она сломала себе чего?.. — Сокол попытался выехать, откатился назад, но колдун оказался прямо перед ним. Упёрся руками в поручни.

— Это я тебя сломаю, киборг…! Ты что мне подсунул, техножрец, мать твою?!

В ответ тот горько усмехнулся. Но расслабился:

— Сломаешь? Меня? Вперёд и с песней. Тем более что половина работы уже сделана…

Выпавшие с полок книги задымились, запах жжёной бумаги потёк по библиотеке; некоторые открылись, язычки пламени загибали страницы.

— Потуши! А то «пожарка» включится… — В голосе библиотекаря на миг прорезался металл. Но только на миг. — Призраком потом стану — мстить буду за книжки…

Колдун хмыкнул. За стеллажами послышалось нестройное шарканье, и по обе стороны от лежащей девушки показались две её полупрозрачные копии: в рваной одежде, со свисающими лоскутками кожи, длинными ногтями. Одна без волос. Медленно пошаркали к столу, устремив невидящий взгляд на кама. Тот тихо охнул от таких спецэффектов, но сдержался. По виску Грима пробежала капля пота.

Сокол понимал, стоит ему сказать одно неверное слово — задымится он сам. Но Гриму надо было отыграться на ком-то за свой магический проигрыш, и финал этого эффектного действа был уже близок.

— Ты серьёзно думаешь, что я тебя всего лишь убью? — Грим склонил голову набок, зрачки вновь округлились. — Колись, птичка, что было в папке? — открытые книги захлопнулись, выдав каждая по облачку пепла.

— А если скажу, что не знаю? Откуда мне знать то, чего я в жизни не видел?

Грим замер:

— Продолжай!

— Ты ведь проверяешь мои слова на правду, а, колдун-ведун? — продолжил Сокол. — А я как кам не имею права врать. Ну так умерь свой пыл и послушай сказочку. Загулял я недавно по астралу, да вывалился в сон какой-то красивой стервы. Ну, стерва она везде стерва, так что общение не задалось. Пришлось срочно линять. А два дня назад сюда пришёл один из Белой Чуди. Не ваш, нет. У того волосы длиннее были, с золотыми прядями. Предложил он мне сделку: я передаю вам свиток, ни о чем не спрашиваю, а мне возвращают возможность ходить… Оставил бумагу на столе и ушёл молча. Ты не думай, Гримыч, я сначала сам всё же попытался проверить, что это такое. Ничего не увидел, только пальцы прижег. Потом решил, что, может, ты сильнее меня или профиль не мой… Ты сможешь сам разобраться с этим клочком бумаги. Или я не прав? — подмигнул он.

Грим замахнулся, но удар пришёлся не Соколу, а в стену. Призраки схлопнулись. Здание ощутимо дрогнуло, рухнуло несколько стеллажей, послышалось шипение воды. Сокол резко обернулся к лежавшей девушке, убедился, что она в безопасности, расслабился, понимая, что гроза уже миновала.

— Сволочи, — обессилено прошипел колдун, облокотившись на стену, — Все. Ненавижу… — кулаки сжаты, глаза смотрят в одну точку.

— Ну, ты понимаешь, — продолжил Сокол в пространство, не надеясь, что Грим услышит его, — одно дело родиться без ног. Но у меня всё было: социальное положение, работа, Наташка… В мгновение всё потерял. Так ладно бы, как ты, заплатил цену за способности. А ведь и кам из меня — не кам… Ничего нет. А они обещали, сказали, их светлолицые могут вернуть.

Грим перестал огорошенно пялиться в никуда, и зыркнул на собеседника.

— Да ладно тебе… — библиотекарь добыл из стола початую бутыль дешевого коньяка и два стакана. — Первый раз облом что ли?.. Что у вас там стряслось-то?

— …! — лаконично описал картину Грим, принимая стакан. — Пришла какая-то хрено-тень, еле выгнал. «Магистр», правда, теперь на эльфском шпрехать может. Довольный, блин, как дитя малое. Квартиру продавать поехал, а меня нянькой приставил к этим двоим…

— Двоим? — переспросил Сокол. — Чудь делением размножается?

Колдун пробурчал что-то неразборчивое, залпом хлопнул коньяк, отдышался, хмыкнул. Потом добавил внятно:

— А я за рулём, кстати.

— Главное, остановки автобусные подальше объезжай…

— Прогуляюсь лучше, выветрится. А у нас теперь настоящий Орден, мать его так. С блекджеком и шлюхами. После тебя мы в «Анархию» забурились… Нас уже ищут, кстати?

— Ищут, — усмехнулся Кирилл. — Не только пенты, между прочим. Надо думать, чтобы наградить.

— Посмертно, угу… В общем, их сиятельство наш магистр изволил обзавестись оруженосцем. С ушастым шутом они уже спелись. Нам теперь только собаки для полного счастья не хватает.

— А ты? Не взяли тебя в придворные собаки с твоим именем-то?

— Иди ты… Соберёшь мне до послезавтра инфу по песчаным демонам?

— Хорошо, — кивнул библиотекарь. — А ты мне расскажешь, как ты призраки со звуком делаешь?

— Дурень, это аудио- и видео-глюки в твоей голове одновременно. Буду я ради тебя призраков создавать, тратиться…

Грим поставил пустой стакан на стол и направился к выходу.

— Эй! — окликнул Сокол. — А стеллажи на место ставить кто будет?

— Чудь, — ответил колдун уже от двери. — Белая.

Дверь несчастно скрипнула. Полки тихонько принялись подниматься и вставать на места. Не задевали Натали, которая зашевелилась и неуверенным движением начала подниматься и озираться. Сокол устремился к ней.

* * *

Замок встретил Грима подозрительной пустотой. Ни эльфа, ни мальчишки нигде не было видно. Зато было слышно. Из кустов доносились звуки гитары: кто-то достаточно похоже имитировал биение сердца. Колдун крадучись пошёл на звук.

Раздвинув ветки, он, как и ожидал, увидел «оруженосца». Юноша сидел на земле и, похоже, старался даже дышать раз через два. Шевелились только пальцы на струнах. Напротив обосновалась… чёрная СОБАКА.

Больше всего к ней подходил эпитет «огромадная». Сидя, она на полторы головы была выше предполагаемой жертвы. Мирно устроилась, шевеля ушами и подрагивая хвостом. Но каждое её движение в наступающих сумерках прошибало даже Грима.

Колдун оторвался от Пашки, прибывавшего на грани истерики, повел глазами, выглядывая эльфа. Тот оказался в нескольких метрах от основной сцены — с верёвкой в руках подкрадывался к зверю с тыла. Мелькнула мысль шарахнуть всех троих чем-нибудь убойным, но Грим всё же решил посмотреть намечающееся «родео».

Опыт обращения с веревкой у ушастого, определенно, был. В отличие от опыта ловли больших собак. Всё, что он сумел сделать правильно — набросить петлю. Которая затянулась ниже шеи… Раздался удивленный взвизг, и псина рванулась с места в карьер. Почему-то в сторону Грима. В следующий момент колдун был сшиблен, затоптан и, по ощущениям, утрамбован в землю. Дело довершил «каток» в виде Лорешинада, вцепившегося в другой конец веревки.

Отчаянно матерящаяся на собачьем и дроу связка принялась нарезать круги перед замком. Уступать не желал никто.

— Дядь Грим, ты жив? — подбежал Пашка.

Далее последовал монолог Грима, из которого можно было узнать не только то, кому лично он приходится дядей, но и полное генеалогическое древо эльфов, людей, собак и, почему-то, соколов. А также где и как эти деревья переплетались.

Остановившись, чтобы перевести дух, колдун обнаружил на себе пристальное внимание трех пар глаз. Причем эльф с собакой сидели почти в одинаковых позах.

— Ну ты задвинул, дядь Грим! — с уважением покачал головой менестрель. — Внушает! Только в следующий раз предупреди, ага? Я блокнот и ручку принесу.

— Даше наши шрицы до такхого не доходили, — оценил Лорешинад.

— Гав! — внесла свою лепту в разговор собака.

Грим понял, что убийство в воспитательных целях тут уже не поможет.

Скрипя зубами, он пошёл в замок, стараясь не замечать небольших разрядов тока, проскакивающих в растрепанных волосах.

— Sunduri, — донеслось из-за спины, — а люди правда всё это делают?

— Меня не спрашивай, я честный девственник. Хотя всякое бывает…

* * *

Ночью в своей комнате Грим мирно дожёвывал курицу-гриль, прихваченную с кухни, и думал, что день уже закончился. Чуть не подавился последним куском, почувствовав, что где-то совсем рядом творится магия. Очень грубая и топорная. И древняя. От ловушек эльфа не фонит, мальчишка и вовсе не обладает магическими способностями… Хотя, если эта парочка проберётся в архив…

Колдун вышел в коридор и, здраво рассудив не тратить силы и не фонить самому, осветил путь телефоном. По закону подлости источник обнаружился в комнате оруженосца, где горел свет. Слышался приглушённый голос, зовущий менестреля. Но не голосом, а где-то на магическом уровне…

Внезапно Грим спиной ощутил, что рядом стоит кто-то еще. Правая рука мгновенно налилась огнем. Резкий разворот, замах, и… Чуть светящиеся в темноте красные глаза под относительно ровным каре белых волос.

— С-сейчщас-с не я твой враг, кхолдун, — Лорешинад остался непроницаем, хотя и сжал рукоять клинка на поясе.

— …! — выдохнул Грим, не спеша, впрочем, развеивать заклинание. — Прибью я тебя когда-нибудь, упырь хренов! Чего подкрадываешься?.. Стоп… Раз-ты-ТУТ-то-кто-ТАМ?!

— Vel'bol?[38]Что (дроу)

Ничего не ответив, колдун вышиб с ноги дверь и ворвался в комнату. Лорешинад тут же метнулся за ним. Увиденная картина была бы вполне обычной, но… На раскладушке сидел совершенно ошалевший и счастливый Павел, его целовала обнаженная черноволосая девчонка. Она глянула на «группу захвата» дикими глазами из-под длинной чёлки, и рявкнула так, что оба невольно отшатнулись:

— ПРОЧЬ! МОЙ!

— Пошла на…, Самара[39]Призрак из серии фильмов «Звонок»
…! — пылающий кулак Грима без всякого почтения врезался в девичье лицо.

Существо кувыркнулось, обернулось волосами, с обиженным визгом впечаталось в стену. На пол сползла уже знакомая обитателям замка собака. Зверь затравленно огляделся и сиганул прямо в окно, вынеся его вместе с рамой наружу. Через комнату пронёсся ледяной осенний ветер, качнул доски, оставшиеся от двери. На пол хлынул поток дождя вместе с парой жухлых листьев.

— Вот же… суккубака, — выдал Грим. — Что с мелким?

— Шивой, — сообщил эльф. — Но ис-зменяетс-ся…

Прямо на глазах довольное лицо юноши превращалось в лицо старика. Он сполз на пол. Ссохшиеся старческие губы хрипло шептали:

 

Глава 29. Серо-голубая

Лес светлых

Зоопарк не сразу понял, что сознание вернулось: так хорошо ему было. Тепло мягкой кровати, тонкий шёпот капелек дождя по листьям где-то над головой. Он даже понял, что далеко, выше листвы, должна быть бесконечно красивая радуга. Ничего не болело, ничего не хотелось. Лишь лежать и слушать тонкие песни летнего спокойного леса, тихую музыку древних деревьев. Усталость мира отступала перед его пробуждением, перед его новым состоянием, его новой жизнью. Парень решился открыть глаза…

Мягкий запах хвои креп под моросью летнего дождя. Перед глазами — лёгкая крыша из ветвей, сплетающихся в странном непреодолимом желании. Не пропуская капель, они цедили свежесть ровно так, как нужно для счастья. Положение не позволяло разглядеть всё вокруг, и он привстал на локтях.

Его ложе стояло в шатре, в своеобразной пристройке к дому. Стенами и крышей его комнаты служили ветви, соединённые пульсирующим, жгучим танцем невозможности быть единым целым.

«Откуда у меня такие мысли?..»

Часть дома, которую он видел, будто дышала, впитывая начавшийся дождь. Брёвна светились уютом и силой хозяев.

«У серых дом был бездушный, мёртвый. А этот…»

Словно не сложен из мёртвых деревьев, а вырос сам, укутал хозяев собой. Через несколько десятков лет и эта пристройка вырастет в полноценную комнату.

По листве за пределами стен послышались лёгкие, словно детские, шаги. Неуловимым движением раздвинув ветви шатра, внутрь впорхнул молодой элегантный парень, напомнивший танцора балета. Театральным движением раскинул руки в жесте радости и надел «голливудскую» улыбку.

«Издевается! Сейчас скажет: «Наконец-то ты проснулся!» Точно гомик!»

— Наконец-то ты проснулся! — плавным движением парень опустился на кровать рядом с ним, небрежно положил руку на щиколотку и чуть пригнул голову в стиле «доверительный разговор». — Мы волновались. Думали, не выживешь.

— Так я жив? — спросил он.

Ощущения были подозрительно положительными. Боли не ощущалось, только свежесть в теле, как весной… Напрягал только недо-парень.

— Конечно! — просиял тот. — Мы просто вытащили стрелу. Ты спал, и всё зажило. Вы, серые, быстро лечитесь: поспал, и готово.

— Фиол-л-летовые й-ёжики! — всерьёз обрадовался Зоопарк. — А я приготовился исповедоваться.

— Что делать? — не понял парень.

— Коньки отбросить, — судя по театральной улыбке, парень опять не понял. — Умирать собрался, — пожал плечами «серый».

Раненая рука вела себя точно так же, как здоровая, не причиняя неудобств.

— Тебе ещё рано умирать… Ты так молод, силён. Не огорчай своих друзей ранней смертью. У тебя есть друзья? — это слово далось парню легко, но у Зоопарка выбило приступ паники.

— Белые барашки! А тот… что был со мной… он тоже… спал?

Парень резко сник:

— Нет, он умер… Мы нашли его на рассвете возле вашего дома.

Шёпот капель по листьям сковывал их молчание. Начал раздражать и проникать в мысли Зоопарка нервным звуком. Как хрустят пальцами или, задумавшись, стучат ручкой по столу. Как нервно стучат в дверь посреди любимого фильма.

— Как тебя зовут? Зачем ты меня спас? — Зоопарк не ожидал от себя такой резкости, по-взрослому глухого голоса.

— Я всего лишь вынул стрелу с двеомером сна и уложил тебя на веранде. Остальное ты сделал сам, серый. Эти тёмные не понимают, что стреляют по вам вашим же оружием, облегчая сонным ядом исцеление… Меня зовут Анриель, — он поднял спокойные глаза на Зоопарка.

По-детски персиковая кожа, лёгкий румянец, ясные рыже-карие глаза, тонкие правильные губы — он был красивым молодым парнем, «выпускником медицинского вуза», с лёгкостью объясняющим первогодкам прописные истины, если бы не длинные уши, выглядывающие из гривы русых кудряшек.

Он что-то хотел сказать ещё, но мотнул головой, заслышав новые шаги. А сквозь «дверь» юркнула вторая фигура:

— Ну, очнулся твой подопечный, — сказано было равнодушно, просто потому, что надо было сказать что-то. Так обычно интересуются уставшие врачи новым днём больного и, не глядя на него, идут мыть руки. — Ты рад?

— Не то слово! — просиял парень в ответ, не заметив холода. Вновь обратился к Зоопарку: — Это Мариель.

Существо осталось равнодушным, направилось к неприметной двери в стене избушки. Невозможно было определить его пол: широкие брюки, рубашка навыпуск на ровной груди, полумужская походка, невнятный голос. Черты лица слишком милые для парня и непривлекательные для девушки, прямые волосы до плеч. Андрогин молча открыл дверь и скользнул в дом, не обернувшись на приветствие гостя.

Зоопарк засмотрелся на это существо и почувствовал руку Анриеля только тогда, когда она доползла до середины его бедра.

— Эй! — он попытался смахнуть её, как гадюку, но эльф молниеносно поднял ладони вверх.

— Прости, не смог удержаться, — Зоопарк с нарастающим холодком где-то по позвоночнику увидел в рыжих глазах нотки желания и собачью преданность.

— Я… э… я не… Я, как бы, девочек, — но, натолкнувшись на дежурно-театральную улыбку Анриеля, Зоопарк сменил тактику. — Мой ДРУГ погиб… и я… ты понимаешь, это очень тяжело…

— Хорошо, я понимаю, — эльф сник, опустил руки, но преданность в глазах оставил. — Просто, знаешь… если… нет, я буду молчать. Как молчал полжизни, отдав её женщинам…

Он быстро жеманно закивал, приготовился смахнуть скупую мужскую слезу, поклялся не навязываться, стал болтать что-то ещё про соболезнования и поддержку с его стороны. А также помощь в скором окончательном излечении…

В голове Зоопарка вертелась лишь одна мысль:

«Докатился! Прости меня, Диджей, за такую ложь… Толстая белая полярная лисичка…»

* * *

За сутки, что Зоопарк провёл у светлых, он проникся к ним если не дружескими чувствами, то интересом. С непристойностями к нему больше не лезли, и жизнь начала казаться новой, ещё более интересной. После некоторого количества эмоциональных скандалов по пустякам он решил, что Мариель всё-таки девушка и за что-то злится на них с Анриелем. Несколько раз она уже традиционно собирала вещи, пытаясь уйти, но задерживалась и передумывала… Её парень объяснял это ревностью, мол, он обратил своё внимание на гостя. Более чем пристальное.

Зоопарк никогда не любил ввязываться в чужие отношения, но такая ситуация его не устраивала, и в этот раз миротворческой миссии он решил не избегать. В разгар одного из скандалов он молча взял Мариель за руку и вывел из дома. Она не сопротивлялась. Смотрела угрюмо и не удивлялась. Просто выслушать чужую точку зрения на свой счёт, плюнуть и уйти.

Они отошли немного от домика в спокойный тёплый лес под тихим облачным небом. Под ногами потрескивало тихим шарканьем листьев, папоротников и редкой тонкой травы. Над головой кто-то изредка чирикал и шевелился, летал. Пахло грибами, землёй и немного солью.

Спутники тихо пробирались, переступая через упавшие ветви, преклоняясь перед величественными деревьями, спускавшими полусухие ветви почти до земли. Сближались и расходились. Они приняли танец леса. Зоопарк собирался с духом, а Мариель отдалась своим мыслям. Шелест их шагов затихал, утопая во влажной земле.

Папоротники и хвощи вольготно занимали светлые места. Деревья замшёли и стали крениться в одну сторону, увязая корнями в наступающее болото. Чуть дальше они уже лежали, утопая в осоке и простирая к небу молодые ветви. В надежде спасти хотя бы их. На открытых местах начали появляться бело-красные шляпки мухоморов. Они сбивали ход мыслей Зоопарка, поэтому он остановился и решил заговорить:

— Вы из-за меня ссоритесь? Ты ревнуешь, что ли? — и, не дождавшись ответа от холодно усмехнувшейся Мариель, продолжил. — Да синие скунсики! Я ж не голубой! Ну, в смысле, как тут у вас… Он мне не интересен. Он мне рассказал, что ты… была вполне себе девушкой… Ну, то есть… ну зелёные пингвины! Ну, вы ж меня спасли, вылечили, приютили… А теперь из-за меня вот… — он не знал, куда деться от её усмешки.

Она совсем не по-эльфийски пнула мухомор. Шляпка отлетела и затерялась в осоке.

— Тебе пару дней назад, ночью, приходил приказ уйти в горы?

— Что? Нет… — растерялся он.

— Тогда ладно. Ты подтвердил, что ты не серый. Жаль, ты был бы хорошим попутчиком, — встретив недоумевающий взгляд Зоопарка, она в неуловимое мгновенье сменила внешность: перед ним предстала дородная немецкая фрау, кровь с молоком, пышечкка, светлые кудряшки и размер, этак, от пятого и больше.

Парень сглотнул.

— Оранжевые муравьишки! Ты тоже серая! — дошло до него.

Девушка дружелюбно улыбнулась:

— Была полюбовницей одного из тутошних серых правителей. Но они же храмовники, монахи. Нельзя им, значит, с женщинами. Вот и протащили меня сюда, считай, под рясой. — Мариель гортанно, по-мужски, засмеялась, а Зоопарку вдруг стало противно даже смотреть на эту бестолковую, средневековую бабу. Она поймала этот взгляд. — Пречистая Богородица всё видит: надоумила она его выгнать меня, беспутную, честь свою незаконному мужу отдавшую. Чтоб, значит, не порочила его перед лицом народа. Я и ушла к светлым. А как Анриеля увидела, так обомлела вся, душой к нему потянулась. А он, вишь ты… Каким ты его цветом обозвал, не разумею?..

Зоопарк молча смотрел на неё и даже не собирался отвечать. Он вовсе не был ханжой. И девушку эту ему было даже жалко. Столько времени убила, меняя себя, подстраиваясь, мечтая понравиться и надеясь… Но помогать ей не намеревался. В нём проснулся какой-то странный цинизм по отношению к этой многовековой клуше. Так, наверно, смотрели её крестоносцы на арабов… или нет, на дикие кочевые племена Африки и Сибири. Вроде и понимаешь, что тоже люди, а ставить наравне с собой не можешь.

— Ну и ладно, — вздохнула «Мариель», не дождавшись ответа. — Это же он, эльф, тебя вылечил. Они целители великие. Я и не притрагивалась даже, уже тогда ревновать начала. Ты на меня зла-то не держи. Ухожу я в горы, приказ такой. Не хотела было, люблю ж я его… этого… да уж что мне тут теперь ловить…

Она даже не стала менять облик. Так и ушла обратно, элегантно танцуя в ветвях, с гордостью отвергнутой женщины неся свою арийскую красоту. Что заставило её излить душу незнакомцу? И не серому, и не эльфу. Наверно, она просто знала, что видит его последний раз.

Зоопарк отвернулся и побрёл в другую сторону по кромке болота. Ему было и жалко эту женщину, и как-то ядовито-приятно от её проблем. Миротворца из него не получилось.

— Во, раскис к сиреневеньким тушканчикам! Голубею, что ли, потихоньку?!

И в этот миг он решил уйти в какие-то неизвестные ему горы с малознакомой отставной фавориткой местных президентов… или как их там здесь.

Он пнул мухомор. Замер. Огляделся, вырвал пяток штук и врезался в лес догонять Мариель. Настиг её уже на подходе к домику. Она окинула его быстрым взглядом, даже не удивилась, спросила, кивая на грибы:

— Тебе это зачем?

— Ну, — замялся тот, — из них как-то можно сделать… успокоительное…

— Вот несмышленый малолетка! — быстрым уверенным движением она отобрала «улов». — В лучшем случае сутки по кустам сидеть будешь безвылазно. Организм очистят лучше всякой свёколки… Из них растирку хорошо для суставов: режешь в кувшин, заливаешь брагой… — она хрюкнула и выдала фирменный мужицкий хохот.

На крыше веранды сидел нахохлившийся Анриель, высматривая их в лесу и всем своим существом выражая такую недетскую обиду, что напоминал как раз трёхлетнего ребёнка. Заметив прибывших, на долю секунды изумился, но совладал с собой и отвернулся так резко и неэстетично, что поскользнулся. Кувырнулся, соскользнул по листве вниз руками. Приземлился, по-кошачьи выгнув спину. Выпрямился. Снова отвернулся от них, тряхнув гривой, и удалился в дом. Мариель хохотала, согнувшись и бабским жестом держась за дерево.

Отсмеявшись, она велела Зоопарку подождать её, отнесла в дом мухоморы и быстро вернулась с двумя подобиями тяпок.

— Ну что, остаёшься, али со мной в горы махнёшь?

— Махну с тобой, конечно! серые попугаи, ты, хотя бы, не домогаешься!

— Да? — она хитро прищурилась… — Ну да ладно. Держи вот, «Серъёшка», пойдем копать…

— Картошку? — вырвалось у него.

— Оружие, — не поняла немка и повела его к ей одной ведомому тайнику.

Парень только диву давался, как местные женщины лихо умудряются им командовать.

Снова нарисовался эльф. Поджав губы, поинтересовался, что они делают.

— Уходим мы. Вдвоём. Тебя не берём. Сиди тут, води мальчиков… — выдала Мариель.

— Как?! — Анриель не просто изменился в лице, он пришёл в ужас от такого заявления. Стал заламывать руки и подбирать слова. — Нельзя же… почему?.. Я всё исправлю, я вернусь к тебе, Мария, не буду приставать к парню… А ты, я нашёл тебя, раненого. Я помог тебе справиться, подняться… Пережить потерю друга… Не уходите! — Он белкой метался меж деревьев, совершенно искренне заглядывал собачьими глазами в лица, умолял. Мариель свысока посмеивалась, Зоопарк ломал голову над такой резкой переменой жизненных позиций. — Я был неправ! Я могу заменить тебе погибшего товарища. И без намёков!..

Он говорил ещё много чего, хватался за рукава, стоял на коленях, целовал ноги Мариель. Но закончилось всё его очередной ошибкой. Он заявил, что готов забыть, что она серая, а не эльфийка. Звонкая пощёчина вспышкой озарила деревья и эхом утонула в них, парень умолк и утёк в лес. Ходил в зарослях персиковой тенью. Потом улучил момент, прижал Зоопарка спиной к дереву и быстро чмокнул в губы.

— На прощанье! — пролепетал он, наблюдая плюющегося парня, и на этот раз исчез окончательно.

Собрав все пожитки, Мариель и Зоопарк присели на дорожку, хлопнули по чарке какой-то ягодной бражки. Побратались, обзывая друг друга приглянувшимися вариантами имён: Машка и Серъёшка. Двинулись на восток…

С этих пор другом Зоопарка ненадолго стала серая Мариель, голубоглазая немка, заправски командующая, лихо пьющая и по-мужски хохочущая. Но по Диджею он скучал. А Мария иногда скучала по эльфу…

 

Глава 30. Кинолухи. ч.2

Алтай

— Какого, мать твою верховную, это было? Ты, ушан пещерный, рассказывай, откуда взялась эта тварь! — ярился Грим по дороге в промёрзлый подвал.

Они шли, а Пашка в стазисе летел перед ними, словно мумия с моторчиком. Лорешинад невозмутимо поведал историю появления собаки.

Оказалось, что после «пытки» стрижкой менестрель предложил спеть свою первую песню. Эльф согласился. На втором куплете из кустов раздалось одобрительное подвывание и показалась заинтересованная собачья морда. Музыка прервалась, пальцы Пашки заплясали по струнам, а лицо юноши исказила гримаса страха. Зверь мгновенно сменил настрой и злобно зарычал.

Павел вздрогнул, но собрался и заиграл вновь. При этом он сбивчиво, но почти что в стихах рассказал местную легенду о какой-то Агапке. И сказал, что боится всех чёрных собак вообще. Мысль об убийстве невинного животного эльфу не понравилась. Но ситуация требовала действий.

— Продолшай играть, — распорядился он. — Отвлеки её на немного.

— Я!? — просипел юноша.

— А ты шёлаешь ловить этого с-зверя сам?

Становиться главным орденским собаколовом бард-оруженосец не желал. План эльфа он не понял, но решил ему довериться. Отчаянно фальшивя, он запел:

…И пошёл в сторону кустов. Зверь пересек двор и устремился за менестрелем, не менее фальшиво аккомпанируя музыке воем.

Тем временем Лорешинад метнулся в другую сторону, и, не мудрствуя лукаво, срезал веревку с механизма насоса. Затем в обход пробрался в хвост музыкальной процессии как раз в тот момент, когда менестрель споткнулся и сел на землю.

— Дальше ты с-знаешь, кхолдун, — закончил рассказ эльф, в упор не замечая испепеляющего взгляда Грима.

— Слышь, очумелец ушастый, — подозрительно спокойно сказал колдун, укладывая Пашку на стол в лаборатории, — когда я откачаю мелкого и высплюсь — будь готов КО ВСЕМУ. А ещё лучше — не будь тут вообще. Я понятно выразился?

— Xas, — кивнул Лорешинад.

Грим принялся рыскать по архиву-лаборатории, умудряясь одновременно сыпать проклятиями, листать несколько книг и поддерживать стазис-поле вокруг лежащего на столе Павла. Последнее на данный момент было самым важным, потому что иначе процесс старения сильно ускорялся.

Эльф благоразумно решил не мешаться, и встал в углу рядом с чучелом большого бурого зверя. Судя по хорошему состоянию, прописалось чучело в подвале не так давно.

«Не удивлюсь, если ему просто не повезло попасть под горячую руку…» — мимоходом подумал вин`эсс.

В какой-то момент Грим остановился, удивлённо разглядывая книгу в ярком переплёте.

— Что в архиве тамплиеров делает «Конёк-Горбунок», и почему я его не видел раньше?.. Хм! Там вроде рецепт был как раз для нашего случая… — Он пролистнул книгу в конец и зловеще усмехнулся. — Спрашиваю чисто для проформы: есть предложения?

Эльф покачал головой.

— Мне не с-знакома эта магия, кхолдун.

— Замечательно! — развеселился Грим. — Тогда притащи мне сюда ведро воды. Вот где хочешь, там и добывай. Раз насос мне рас…, будешь теперь заместо него. Что зыркаешь? Тут написано русским по белому: две воды, одно молоко. Молоко я, так и быть, предоставлю. А ты марш за водой, пока я не передумал. Речка справа по курсу от выхода.

Было странно наблюдать столь резкую перемену настроений. Грим явно что-то задумал. Но он сейчас был главным в замке, и Лорешинад, подхватив указанное ведро, отправился на поиски воды.

* * *

Вернувшись, эльф обнаружил перед замком костер, вокруг которого прохаживался Грим, поигрывая большой ложкой. Над огнем на треноге стояла кастрюля, от которой шёл аппетитный мясной запах. Вблизи оказалось, что колдун зачем-то нацепил фартук с изображением едва одетого женского тела.

Стоило Лорешинаду поставить ведро на землю, Грим задумчиво покосился на кастрюлю, облизнулся, вытер руки об женские бёдра и сообщил:

— Менестрель у нас и так был не очень упитанный, а тут постарел еще… Эх, тяжела и неказиста жизнь колдуна-неофашиста…

— DOS UKT CAL?![41]Ты его ешь? (дроу)
- Секунду эльф ошалело осмысливал происходящее, потом бросился на Грима, забыв о клинках…

Еще через миг вин`эсс обнаружил, что обе его руки заломлены каким-то хитрым приемом, а он сам, не в силах пошевелиться, смотрит вверх… на Пашку, мирно висящего на фоне тускнеющих звёзд.

— Я же предупреждал, — прошипел на ухо Грим, — будь готов ко всему, ушастый.

— Кхто тхакой неофаш-шист? — прохрипел эльф.

— А, не бери в голову, — уже обычным голосом ответил колдун, выпуская противника. — Просто уясни, что ты мне не нравишься.

— Вс-заимно, — подтвердил Лорешинад, разминая суставы.

Грим тем временем спустил на землю менестреля, снял с огня одну кастрюлю и поставил другую, наполнив её из ведра.

— Перекусить не желаешь, а? — хмыкнул он, приземлившись у кастрюли с мясом. — Не боись, тушёнка это. Я ещё не настолько псих, чтоб человечину жрать.

Эльф понял, что действительно голоден. Однако к еде подсел с опаской.

Через несколько минут вода вскипела. Грим поднялся и добыл откуда-то из-под фартука непрозрачную белую бутылку. Свинтил крышку, отхлебнул, скривился:

— Ванильный. Не люблю. Ладно, ушан, бери ведро, пошли заканчивать этот цирк.

Пашка лежал в отдалении, старческое лицо освещал туман рассвета.

Грим с ходу вылил на бедолагу содержимое бутыли, в воздухе расплылся запах йогурта. Тут же подлетела кастрюля и выплеснула кипяток. На мгновение Лорешинад потерял контроль над телом и довершил дело, окатив менестреля водой из ведра.

Эльф уже собрался возмутиться, как спящий старик-Пашка выгнулся дугой, опершись на ноги и голову, стал ссохшимися губами хватать воздух. Суставы хрустнули, пальцы судорожно вцепились в траву. Вскоре он начал потихоньку расслабляться, опускаясь. Маленький старичок превращался в юношу, седина медленно сходила с чёлки, веки закрытых глаз становились гладкими. Когда превращение завершилось, на земле лежал всё тот же четырнадцатилетний менестрель. Он тихо вдохнул и спросил, всё ещё зажмурившись:

— Не пойму, мне жарко или холодно? И почему я вообще на улице?.. И голый?!

— Последствие случайных связей, — ответил Грим. — Кстати да, ты, может быть, уже мужик. Только я твою бабу выгнал: вы пили чай и методично доедали моё варенье, а я ягоды собирал пол-лета. Я обиделся и в честь этого дарю тебе фиговину и отправляюсь спать.

Он снял с себя фартук, накинул его на Павла, во все глаза уставившегося на колдуна и пытавшегося вспомнить какое-то варенье. Задумчиво буркнул что-то вроде «Бывает…» и исчез внутри замка, оставив лежащего юношу недоуменно и с подозрением коситься на эльфа.

— Вечщером рас-скашешь историю про Агапку ещё раз, sunduri, — устало попросил тот, опускаясь на землю у костра, после чего моментально заснул.

Предоставленный сам себе менестрель оглянулся вокруг, взлохматил чёлку, попутно с интересом изучив несколько оставшихся седых волос, и спросил у пробегавшей мимо чёрной белки:

— Что это было, а?

Ответа, к счастью, не последовало. Белка мгновение смотрела на него, потом шмыгнула прочь по своим делам.

* * *

Раздалось жалобное «дзынь» и гудение рвущейся струны.

— Да вашу Машу! — совершенно расстроенно ругнулся Павел. — Что ж такое с этой песней!?

— С-струна сделана ис-з метхалла, sunduiri? — Лорешинад открыл один глаз.

Сидящий на крыльце юноша недоуменно посмотрел на эльфа.

— Ну… Вообще да.

— Я попытхаюс вос-стхановит. Сними, полоши на кхамен и дерши кхонцы рядом.

Пока менестрель в замешательстве выполнял указания, эльф встал, встряхнулся, полюбовался вечерним пейзажем…

— Готово, — окликнул Пашка.

— Хорошо. С-замри.

Лорешинад достал из-за плеча Кии-Вэльве и пошёл к крыльцу, что-то шепча на ходу.

— Э-э… Шин, может не…

Удар. Хрустальная голубая вспышка. Тихий звон. Руки Пашки обдало холодом.

Когда зажмурившийся юноша рискнул открыть глаза, он увидел перед собой направленное вверх лезвие. С лезвия «стекал» дымок, будто его полили жидким азотом.

От удара в ступеньке образовалась вмятина, через которую натянулась целая струна. Пашка поднял её к глазам, подёргал. Никаких иллюзий, действительно целая.

— Вау! — только и сказал он.

Тут же натянул обратно и опробовал. Струна звучала едва ли не чище, чем изначально.

— Спасибо! — возликовал менестрель. — Я уж решил, что мне на ударные переходить придется.

— На что?

— Ну барабаны там… А! Ща…

Пашка сунул гитару эльфу, пробежался по двору, подобрал две палки и оставшиеся с ночи кастрюлю и ведро. Вернувшись на крыльцо, он положил кастрюлю на колени, ведро рядом и бодро отстучал палками по ним простой ритм.

— Вот как-то так.

— Мошно мне?..

Некоторое время Лорешинад упражнялся в «стомпе», а Пашка аккомпанировал на гитаре.

В какой-то момент, несмотря на создаваемый грохот, чуткое ухо вин'эсса уловило «лишние» удары, доносящиеся из замка. Звуки медленно приближались, но увлечённый эльф не придал им значение. Кастрюльную какофонию прервал скрежет металлом по камню прямо над головами музыкантов, отчего Пашка вскочил, а эльф замер на месте. Мрачный Грим стоял возле них, прокручивая в руках чёрные палки с ручками.

— Кажется, нас сейчас будут бить, — предположил менестрель. — Если я правильно помню, эти штуки называются тонфы.

— Расслабься, мелочь, — зевнул Грим. — Я не для того тебя поливал всякой гадостью, чтоб тут же прибить. Сгинь куда-нибудь и не мешайся, пока взрослые дяди перетрут свои дела. Можешь создавать фон. НО НЕ НА МОЕЙ КАСТРЮЛЕ! Что, заяц, попрыгаем? Предупреждаю сразу: дерёмся в полную силу.

Колдун был без майки и угрожающе поигрывал мышцами.

Тонкая ухмылка скользнула по лицу эльфа. Он аккуратно положил палки возле кастрюли, не поднимая глаз на Грима. Это был шанс не просто попетушиться, а показать себя. Вызов принят. Эльф медленно вдохнул, в тишине прошелестели медленно обнажаемые клинки. Лорешинад поднял глаза на противника:

— Bwael, faern[42]Хорошо, маг (дроу)
, - он не спеша поднялся, расправил плечи.

Грим крутнул тонфами. Пашка молча смылся, струны лишь слегка загудели, когда он невзначай, оглядываясь, пнул гитару ногой. Это послужило сигналом начала боя.

Первая атака эльфа напоролась на блок. По двору прокатился звон, на секунду оглушив обоих противников.

— Он что, Серьёзно железные добыл? Или обычные заколдовал? — прошептал Пашка.

Звон заставил противников на мгновение замереть. Они стояли друг против друга. Дышали одновременно. Чёрный огонь в глазах Грима вытягивал зрачки тонкими овалами вверх. Эльф моргнул, выдохнул и резко отпрянул. Крутанулся вправо, унося за собой мелодию звенящего холода Кии-Вэльве.

Грим, принялся наносить удары руками и ногами, теснил Лорешинада, норовя если не выбить у него оружие, то хотя бы ударить по пальцам. У клинков эльфа не было гард, это осложняло оборону.

«Надо будет… попытаться освоить это оружие… если выживу…» — Мелькнуло в голове эльфа во время очередного переката в сторону.

Он чуть притормозил, приложив руку к земле. Летящая сверху тонфа была встреча клинком и направлена дальше, в руну Тумана. Тут же из земли повалил синий дым, разделив противников. Мелкие искры инея летели на колдуна, царапая и осыпая гриву чёрных волос сединой.

Грим рыкнул, взмахнул рукой и столп дыма превратился в огненный гейзер. Пламя ослепило эльфа, и он едва успел защититься от следующей атаки. Клинок улетел в кусты. Впрочем, и у Грима осталось только одно оружие — вторая тонфа не выдержала холода эльфийского клинка и рассыпалась. Пустую руку тут же прочертил глубокий порез, стремительно покрывшийся алым льдом.

— …! — колдун обнаружил, что оставшаяся тонфа примерзла к руке как вторая кость.

Новый удар Грима хоть и разрушил тонфу, но попал вин'эссу по плечу. Наплечник прогнулся, отчетливо хрустнуло. Эльф вскрикнул и выронил клинок. С места падения лезвия начала расти ледяная скала, отражающая движения вин'эсса в десятке плоскостей. Колдун закружился между этими зеркалами, не отличил приближающегося эльфа от иллюзий. Лорешинад сзади набросился на Грима, повалил на колени и начал душить здоровой рукой. В ответ Грим впечатал ему локтем в солнечное сплетение и опрокинул на землю перед собой. Навалился сверху сам и принялся лупить эльфа кулаком, используя ручку тонфы как кастет.

Всё могло бы кончиться плачевно, если бы поляну не огласил новый грохот. Всеми забытый Пашка что есть мочи колотил палкой по ведру и орал:

— Дрейк… в смысле — брейк уже! Завтра дядя Сайл приедет, а у меня тут два трупа!

Противники замерли, тяжело дыша. На кончиках слипшихся прядей Грима повисли капельки пота. По плечам и торсу струились замёрзшие алые дорожки крови. У эльфа немела сломанная рука. Кончик правого уха наливался ярко-синим.

— А он прав, — признал Грим, скатившись с эльфа и плюхнувшись рядом. — Будет скучно, если всё закончится сейчас, согласен, ушан?

— Xas… Хорош-щий тханец.

Грим зыркнул на эльфа, но тот лежал, уставившись в уже потемневшее небо. Зрачки колдуна снова округлились.

— Какой, на фиг, танец… грим-настика, блин!

Сооружение изо льда подтаивало и шипело с той стороны, где был огненный гейзер. По земле разливалась уже приличная лужа, быстро превращающаяся в грязь.

Пролежав некоторое время, Грим вскинул палец:

— Пива!

— Niar… Воды, — почти одновременно выдохнул Лорешинад.

— Во дают, а! — восхитился Павел. — Сначала чуть не поубивали друг дружку, теперь командуют… Вообще-то я оруженосец, а не официант.

Грим вяло рыкнул:

— Запомни, мелочь — хороший оруженосец должен уметь всё.

Колдун уронил поднятую руку и решил отлепляться от грязи. Алые льдинки, покрывающие его, тоже начали таять, открывая раны. Голый торс покрывался десятком царапин и порезов, а ручка тонфы отмерзать от синеющей ладони никак не желала. Даже часть подошвы правого ботинка едва не осталась в грязи.

— Слышь, мельница с ушами, — проворчал колдун, пытаясь «разморозиться» собственным огнем, — ботинки-то зачем крошить было? Любимые «камелоты», между прочим! Сам Мерлин подарил…

— Хш-ш!..

Вин'эсс выглядел чуть лучше, за счёт того, что был одет. Что творилось под треснувшими костяными пластинами на плече и груди, он предпочитал пока не думать.

— Мерлин Мэнсон? — живо заинтересовался менестрель.

— Да не… Бородатый такой чувак. Ещё тесак всучить хотел, но я отказался… Ладно, ушастый, пшли вниз, маскировать улики от высокого начальства… Да не шипи ты, сращу я тебе руку. И бронь… может быть…

— О-хре-неть… — пробормотал Пашка, наблюдая, как недавние противники, все в грязи и крови, топают к замку, едва не поддерживая друг друга. — А про ночь так и не рассказали, гады!..

 

Глава 31. Совершенно секретная

Лес светлых

Начинающийся рассвет лёгкой дымкой коснулся вершин древовидных папоротников. Зелёная прохлада теней отступала вслед за уходящими под землю тёмными эльфами. Лазутчики и воины стремились на покой, унося с собой брёвна, заготовленные светлыми. Над входом стояли две тонкие фигуры, укутанные в серо-зелёные плащи. Их не было видно на фоне скал, да и не смотрел никто. Они тихо перешёптывались, скрывая мысли и слова под капюшоны и рассветные сумерки.

— Ты хорошо маскируешь груз, сестра? — прошелестела одна из фигур. Голос пахнул полынью.

— Да, не волнуйся, — ответила другая, рассеяв аромат жасмина. — Они ничего не замечают. Они очень устали.

— Не стоит о них беспокоиться, они всего лишь рабочие.

— Они не рабы.

— Да, рабов у нас нет. Но портал открыт. В моих интересах не закрывать его как можно дольше. Или вообще не закрывать, — последовала пауза. — Оттуда можно пригнать рабов. Или самим спрятаться там, в случае неудачи в планах, — снова пауза. — Что ты молчишь?

— Во-первых, не отвлекай меня, ты мешаешь наводить морок на груз… А во-вторых, — собеседница вздохнула. — Ты сама всё рассчитала. Я — лишь игрушка в твоих замыслах.

— Не говори так, сестра… Мы сплотимся и используем серых против общей угрозы… А может быть, ещё и Разных…

— Сестра, — укоризненно прошелестела собеседница, — я предпочла бы просто выгнать этих серых, когда можно будет.

— Они — дешёвая рабочая сила с забавными возможностями. Всё идёт по плану, сестра. Эта выскочка пожалеет, что собрала свой рабский народ в государство! — Она не замечала, как начала говорить громче. Впрочем, рабочие уже исчезли, спустившись в пещеры. — Эти серые всю жизнь были в рабстве: сначала у Разных, потом у неё, а теперь мы свергнем их владык. Ты послала ведьме письмо?

— Да, — шелестела в ответ другая. — Но она не отозвалась и не искала меня во снах. Я не знаю, сработал ли наш план, — она почувствовала вину за неосведомлённость. — У меня нет «своих» серых…

— У меня есть, — улыбнулась красноглазая. — Этим днём он придёт ко мне и всё доложит. — Баль-Виер'арра Хельви'рахель была несказанно горда тем, что всю чёрную работу спихнула с себя и единственного серого предателя заполучила.

— Как проходят поиски Оберега земли в мире Разных? — Ауре'Таурель Рилия'Тари не преминула испортить собеседнице настроение. — Я смотрю, ты увлеклась перспективами рабовладения и совсем забыла про то, что серые — наша единственная защита в данный момент… Или я зря посылаю в жертву тебе своих девочек и подпитываю переходы твоих мальчиков?.. Серые уже начали собираться в горы, сворачивать Цепь… Сестра, — последнее слово она выдавила, словно её тошнило.

— Я не забыла, — красные глаза начали болезненно ловить рассвет и щуриться. — От мальчиков нет вестей. Но! — её любовь к театральным паузам раздражала всех, кто с ней общался.

— Ну… — светлая переступила с ноги на ногу. Ей хотелось спать, она убила полночи на маскировку контрабанды.

— У меня есть два, — воскликнула та. — Целых два запасных варианта! Один из них — шпион в мире Разных, который втёрся в доверие к защитникам портала… нынешним тамплиерам. А второго… преподнесёт мне сама Надежда. А ты ей напомнишь.

— Не слишком ли ты самонадеянна? — пробурчала светлая. — Что я, по-твоему, должна делать на этот раз?

— Напомнить ведьме, на каких ветвях стоит вешать бунтарей перед лицом внешней угрозы государству.

— Ты хочешь, чтобы она убила свою дочь?! — она рванулась к тёмной, словно могла остановить своим движением начавшуюся игру.

— Ах да! — кривлялась жрица. — Эстелиель ведь полукровка! Наполовину ваша!

Светлая лишь засопела в ответ.

— Она к ней слишком привязана! А чувства — это слабость… — жрица ощущала себя на вершине мира. — Повтори мне, что ты ей написала.

— Я написала ей, — светлая собралась с мыслями. — Что её дочь притащила сюда Разных для того, чтобы они, а не твои мальчики, крали моих девочек. Я признала, что ошиблась во время нашего с ней разговора. Убили Разных — прекратились кражи. Именно потому, что это совершали Разные, серые не проследили и не доложили.

— Прекрасно… — удовлетворённо мурчала тёмная.

— Твои точно убили их? Убийцы верны тебе?

— Да, — ещё больше растаяла жрица. — И этим днём я приближу их командира. Пущу своего серого… в свои… покои… — Взгляд алых глаз полыхнул отблеском рассвета, губы чуть приоткрылись.

— Секс с серым?! — скривилась целительница. — Избавь меня от подробностей! Я никогда не пойму тех, кто предпочтёт существо… э-э… не своей расы. Кроме тебя и отца Эстелиель такие психи ещё существуют?

— А я откуда знаю? — в глазах разгорались вовсе не солнечные блики. — Серые влились в нашу и вашу жизнь! Они, как тени, ходят за каждым эльфом. Они паразитируют на нашей цивилизации! Они не создали здесь ничего, кроме своей Сети…

— Цепи, — буркнула целительница. — Можно подумать, ты дала бы им что-то здесь создать…

— Но Сеть же создали.

— Цепь…

— Да мне плевать! — взъярилась жрица. — Их надо выгнать поганой метлой в их поганые горы, к их поганому замку… Лишить управления, а потом забрать в рабство! Когда найдём Оберег земли, эти выродки потеряют для эльфов ценность. — Она не замечала, что капюшон сползал с головы, обнажая снежно-белые волосы, не умеющие маскироваться.

— Да угомонись ты, блондинка! — не выдержала Тари, напяливая капюшон на голову разошедшейся тёмной. — Придёт ко мне Надежда, я ей всё напомню… А ты там своего серого, смотри, не прибей в порыве… страсти… или ярости, — буркнула она себе под нос.

— Да, — мигом успокоилась Арра. — Сегодня я вытащу из него какую-нибудь интересную информацию…

— Как бы он из тебя не вытащил… информацию для своей властительницы, — последние слова она договаривала, уже спускаясь со скалы.

Арра в недоумении смотрела ей вслед. О таком повороте событий она уже и не думала — слишком верно служил ей Четырнадцатый.

— По крайней мере, он скажет мне, как серые делают красные глаза… — она легко поднялась в воздух и приземлилась у подножия скалы. Плащ распахнулся, показав тёмно-зелёные рубашку и штаны, так ненавидимые королевой.

«Жаль, что в пещерах нельзя левитировать. Надо будет расширить свои покои», — мелькнуло у неё в голове.

Арра огляделась напоследок и серым силуэтом растворилась во мгле подземелий.

 

Глава 32. Менестрельская, не пьяная

Алтай.

— …Живёт на Алтае легенда, — нараспев начал было Пашка, но тут же сбился, — раскручивают её сейчас усердно очень. Странно, что вы не слышали. Хотя с Шином-то понятно… Короче, жила тут оно время девушка приезжая, с отцом. И так усердно своих женихов укатывала, что те умирали скоро. Сначала, вернее, старели быстро, а потом умирали… Что-то мне подсказывает, что я тут у вас старичком в отключке валялся, да?.. Ну, в общем, просекли парни, что от этой Агапки надо держаться подальше, и попрятались. А девушка ходит по деревне и с каждым днём всё старше и старше… Решили дождаться, думали, помрёт. Вот она и пропала, а потом обнаружили собаку чёрную, огромную. Её и сильней бояться стали, само собой. Она даже батю своего чуть не загрызла, тот в реку бросился. Вот, говорят, так и бродит тут это чудо природы, на парней охотится, чтоб молодость вернуть. Или, хотя бы, человеческий облик. — Юноша совсем разволновался. — Ну, давайте, рассказывайте, до чего у нас с ней дошло…

— Так я ж те говорил, — спокойным голосом произнёс колдун, — чую, вареньем моим по этажу несёт. Я чё, для вас, что ли, старался? Захожу — а вы сидите чинно и жрёте из банки ложками. — Грим придирчиво осмотрел чёрные руны вокруг входа в замок. — Бухать меньше надо, чтоб не спрашивать потом, что с бабой творил.

— Так я и не пил! — обижено тряхнул чёлкой Павел. — Я помню, что хотел на пробу спеть песню, а тут собака пришла и лапой дверь закрыла… потом не помню, а ещё потом уже очнулся во дворе и голый, и вы двое, аки ангелы… Причем один в купальнике…

Грим от смеха едва не рухнул со стремянки, на которой всё это время стоял.

— О да-а, я ангел! Самый главный, Люцифер который. А вот он, — кивок на стоящего внизу эльфа, — диавол богопротивный, ибо вылез из-под земли… Ять! Эй, ушан, полегче! Нечего мне тут лодку раскачивать!

— Плечщо дёрнуло, — с честным видом пожаловался Лорешинад.

— Вот я тебе ща дёрну… — Колдун прицелился было сбросить банку с краской, но передумал и с ворчанием спустился на землю. — Ладно, по фигу. Марш внутрь вместе с лестницей.

Как только указание было выполнено, Грим взмахнул руками, и проём заволокло чем-то похожим на мыльную плёнку.

— Вот так, — удовлетворённо кивнул колдун. — Теперь точно обойдётся без лишних фольклорных элементов.

Пашка из любопытства потыкал в проём пальцем. Плёнка заиграла цветными переливами, но рваться и не подумала.

— А мы что, тоже выйти не сможем? — спросил юноша.

— А зачем? — искренне удивился Грим, шагая к стоявшей уже вне замка машине. — Еда-вода у вас там есть, вёдра тоже. День протянете. Да, ушан, повтори правила.

— Лаборатория только сегодня, только для Кии-Вэльве. Если кто-то что-то шарахнет — ответят оба, — почти одновременно проговорили остающееся.

Грим замер у открытой дверцы и недоверчиво глянул на «сладкую парочку». Не найдя, к чему бы придраться, буркнул: «Точно спелись» и завёл двигатель «девятки». На сей раз машина, видимо, тоже решила не нервировать хозяина и спокойно покатила к дороге.

— Ну что, Шин, — бодро окликнул эльфа Пашка, — пошли чинить твой нож?

Лорешинад достал из-за спины клинок и оглядел. Во время драки с Гримом он воткнулся в землю и создал ледяные зеркала, после чего разрядился и стал просто очень острым оружием.

— Пош-шли, — кивнул вин`эсс и направился вглубь замка.

Пашка сбегал через этаж на кухню за льдом из холодильника и заранее приготовленным налобным фонариком.

— Кто тхакие ангелы, sunduiri? — внезапно спросил эльф.

Менестрель задумался.

— Ну, знаешь… — неуверенно протянул он. — Есть разные версии, но большинство ангелов — это души хороших людей. После смерти у них появляются крылья, и они отправляются жить на небо. Некоторые охраняют живых… А ещё ангелами зовут особенно добрых людей. Вот.

Теперь задумался Лорешинад. Он шёл молча, с застывшим взглядом. Задумался настолько глубоко, что чуть не пересчитал ступеньки в подвал только что восстановленными костями. Этому помешал Пашка, который произнес странным голосом:

— Осторожно, двери закрываются. Следующая станция — лаборатория колдуна Грима.

— Кхакие двери? — «очнулся» эльф.

— А, не обращай внимания, — махнул рукой юноша. — Тебе точно не нужен фонарик?

— Не нушен.

* * *

— Мама! — испуганно вскрикнул Пашка, когда свет фонарика, выхватывая детали обстановки, попал на морду чучела. — Уф! Ну нельзя же так пугать бедного меня… Ладно, Шин, давай побыстрее закончим и вернёмся наверх, а то холодно.

Вместо ответа эльф приставил его спиной к стене.

— Достхань xar'zith[43]Лёд (дроу)
и с-замри, — приказал он.

— Замри да замри… Надеюсь, я тебя правильно понял…

Менестрель выковырнул из формочки кубик льда и вытянул руку.

— Так?

— Xas.

Вин`эсс достал оружие и сосредоточился. Потом поднял клинок на уровень глаз, произнёс:

— Z`rees Tresk'ri! Tlu wu'suul zhan sarol![44]Сила Мира! Будь внутри этого оружия! (дроу)

И начал медленно опускать лезвие на лёд.

Тут Пашка, не выдержал, скривился и… чихнул!

Последствия оказались почти катастрофическими. Лорешинад отлетел к противоположной стене, с грохотом приземлившись на чучело. При этом клинок остался висеть в пустоте, испуская бледное сияние. Комната наполнилась гулом, склянки задрожали, фонарик мигнул и погас.

— Шин! — закричал юноша. — Ты где? Свет верни, да?..

— Dos olog, sunduiri[45]Ты тролль, менестрель (дроу)
… - приглушенно пробормотал где-то в темноте эльф.

— Да сам ты олух! Откуда я знал, что такое будет?

— С-стой на мес-стхе, — раздалось сквозь шорох разгребаемых обломков.

— Стою, что ж остается…

Через минуту Лорешинад показался в круге света от Кии-Вэльве и с интересом стал изучать парящее в воздухе оружие.

— Su'aco, — сказал он наконец. — Ветер. Шрицы иногда накладывают тхакой двеомер на одешду, чтобы летхать. Я не с-знаю, кхак он будет работать на Кии-Вэльве.

— Летать, по-моему, совсем неплохо, — высказал мнение Пашка. — Ну? Пойдём наверх или ещё чего-нибудь порушим?

— Наверх, — кивнул эльф.

* * *

Выбравшись и наскоро отряхнувшись, «алхимики» отправились в один из тренировочных залов. После нескольких часов экспериментов под гитару выяснилось следующее. При некотором везении обновлённый клинок действительно давал возможность на секунду зависнуть в воздухе, после чего либо мягко опуститься на землю, либо на неё же упасть.

— В общем-то, логично, — философски заметил менестрель после очередного падения. — С одним крылом много не налетаешь. Но на крайний случай сгодится, нет? Вдруг тебе придётся со скалы прыгать.

В ответ эльф с шипением махнул клинком в его сторону, вызвав небольшой порыв ветра. Это был второй эффект двеомера. Обнаружив эту, по выражению Пашки, «фишку», Лорешинад пришёл в замешательство. Ветер получался несильным, так что сдуть с ног кого-либо было нереально. Но от частого зачарования клинок мог потерять в качестве и даже сломаться.

— Не надо на меня дуть, — недовольно пригладил волосы юноша. — А то опять ка-ак чихну! Нечего было меня водами всякими поливать на улице. Простудили вы меня, по ходу…

Тут их прервал рёв двигателя. Учитывая, что зал находился довольно далеко от входа, звук должен был быть очень громким.

— Кажется, дядя Сайл поменял квартиру как минимум на БТР, — предположил Пашка. — Можешь не спрашивать, Шин, сам увидишь. А если нет, то потом покажу.

* * *

Сайлас не был доволен подвернувшейся грузовой «ГАЗелькой»: она капризничала, дымила сизыми выхлопами, пахла сгоревшим сцеплением. В общем, всячески выражала несогласие сдаваться магистру даже напрокат. Но ехала и везла в кузове подарки для Ордена.

Своенравная машина в очередной раз чихнула дымом из-под обтрёпанного куска линолеума, который висел вместо решётки радиатора, и свернула с дороги за «девяткой» Грима. Если бы колдун не встретил Сайласа в городе — тот заблудился бы и пропустил поворот.

* * *

— У-у… — разочарованно протянул менестрель. — Всего лишь «ГАЗель»…

Взгляду эльфа предстал ни много ни мало огнедышащий ящер, диким рёвом оглашающий окрестности и дымящий почему-то и спереди, и сзади. Сложенные крылья буро-серого цвета с мелкими острыми шипами держали на спине большие коробки. Почти белая морда с высоким грязным лбом лупилась перед собой белёсыми глазами и скалилась из-под куска ткани, который закрывал пасть. Этот ящер послушно следовал за повозкой Грима и даже выпустил из себя магистра… Слов для своих эмоций эльф не нашёл.

* * *

Процессия остановилась. Едва успев выбраться из машины, Грим взмахнул рукой. Закрывавшая проход плёнка лопнула и исчезла.

— Следующий раз кирпичом заложу, на фиг, — устало выдохнул колдун.

Пашка мигом оказался возле Сайласа.

— Товарищ магистр, за время вашего отсутствия никаких происшествий не случилось! — Доложил оруженосец, но стушевался под пристальными взглядами и добавил: — Ну… почти никаких… Всего лишь я невовремя чихнул, и…

— И?.. — навис над ним Грим.

— Стоп! — поднял руку Сайлас. — Сначала пряник, потом кнут. Тем более что до первого ещё добраться надо. Где Лорешинад? Только что же в дверях стоял.

— Я с-здесь, Сайлас, — высунулся из-за кузова ГАЗели эльф.

— Когда успел… Впрочем, ты на месте. Лезь внутрь и АККУРАТНО подавай по одному ящику. Видишь, Грим временно неработоспособен. А вас, товарищ главбард, я попрошу продолжить доклад.

Пока шла разгрузка, Пашка честно пересказал события двух последних дней. Когда он дошёл до зачарования клинка и последовавшего за этим ЧП, Грим заметно повеселел.

— Я, конечно, обещал, — сказал он, — но это чучело мне уже начало надоедать. Если всё остальное цело, то можете не париться. Вот только угол пустой будет… Слышь, ушан, не против, если я тебя туда поставлю, когда прибьют?

— Neitar, faern[46]Никогда, маг (дроу)
, - ответил эльф, выталкивая на доски спуска самый большой ящик.

* * *

«Вот обязательно было перетаскивать всё это добро в замок именно сегодня? Чего мне взъелось? Можно же было их чем-нибудь другим занять. А эльф-то здоров тяжести таскать… Или просто играется со своей левитацией?..» — Сайлас задумчиво курил у входа в замок, глядя на брошенные машины и косясь на груду коробок в «гараже».

После разгрузки все так устали, что распаковку и установку покупок решили оставить на завтра. Открыли только новый электрочайник и сели ужинать.

— Итак, товарищи рыцари квадратного стола, — сказал магистр, когда голод был утолен, — обстановку в замке мы выяснили. Переходим к ситуации в слоях магических и не только. Грим?

— Здесь я, здесь… Короче. Сокол сказал, что лично за тобой, начальник, теперь нужно следить. Ты провёл ритуал призыва, а никто не пришёл. Поэтому ты сейчас очень уязвим для всяких нехороших сущностей. Так что, если почувствуешь приближение шизы, лучше скажи сразу.

— Кто бы ещё сказал, где тут шиза, а где реальность, — невесело усмехнулся Сайлас. — Вот прямо сейчас я пью чай в компании колдуна, тёмного эльфа и менестреля; где-то поблизости бродит ещё десяток агрессивных дроу, мы ждём девушку из другого мира, чтобы закрыть портал и спасти наш.

— Бывает, — согласился Грим. — Кстати, тут не только «ниндзи» ушастые ходят. Я по дороге в город засёк ещё кого-то. С неслабой магией при том, но точно не эльф. Мы на эти руны охранные всё утро убили; когда я выехал, дроу десятый сон видеть должны были. Кажется, у нас могут быть ещё гости, бодрствующие днём.

— Хорошо, спасибо за доклад, — Сайлас посмотрел на притихшего Пашку, который до этого что-то шепотом втолковывал Лорешинаду. — А теперь я бы хотел послушать твою историю, оруженосец. А то сам себе удивляюсь: назначил без проверки, безо всего. Форс-мажор никто не отменял, но всё же. Даю пять минут, чтобы собраться с мыслями. Никому не расходиться, я сейчас приду.

* * *

«Вот так. Уже почти свыкся с мыслью, что я — магистр тамплиеров и дальше по тексту, и нате вам! «Нехорошие сущности», «шиза»… А может, я уже… того? Как с дерева в речку навернулся, так и лежу в коме. Да ну, не может быть. Всё вполне себе реальное, даже магия… Ладно, пора возвращаться, пока Грим молодёжь ещё чему-нибудь плохому не научил. Хотя кто его знает, сколько лет тому же эльфу…», — очередной бычок улетел в сумерки.

Сайлас подивился, что стал избегать компании и уходить курить на улицу в одиночестве. Медленно двинулся по коридору к освещённой кухне.

* * *

Судя по одному бесстрастному и двум усердно старающимся таковыми выглядеть лицам, «обучение плохому» всё же состоялось.

— Не понял, — вскинул брови Сайлас. — Что, меня уже в психи определили?

— Пока нет, — Грим оставался спокоен, как танк. — Я просто объяснил, чего конкретно теперь ждать и что это может значить.

— А почему без меня-то?

— По…! — припечатал колдун. — Иначе ты будешь подсознательно к этому готовиться и привлечешь ненужное внимание нечисти. Чтоб было не так обидно, могу сказать, что всякие голоса в голове тоже считаются, но это уже финиш.

Сайлас подумал, что надо бы бросать курить, чтобы не отлучаться и не пропускать важные события. Вслух же он сказал:

— И на том спасибо… — Сел на своё место и обратился к Пашке: — Итак, я тебя внимательно слушаю. Откуда родом, где жил, почему бродяжничал?

Юноша поёрзал на стуле.

— Да рассказывать-то и нечего. Родился тут, жил в детдоме. Сбежал весной, потому что надоело. Как это… В криминальной деятельности не замечен, к уголовной ответственности не привлекался, во.

— Чисто работал, значит, — хмыкнул Грим.

— И ни фига подобного! — с гордостью взъерошился менестрель. — Я даже на струны честно два месяца копил. Бабушке одной в огороде помогал.

— Тоже мне тимуровец…

— Хорошо, верим, — прервал возможную перепалку Сайлас. — А что ты там, в машине, про какую-то «чуйку» говорил?

Грим тоже насторожился.

— Так и знал, что спросите, — Пашка взъерошил чёлку. — Собственно, я уже всё и сказал. Иногда просто «так и знаю», что если пойти туда, то будет хорошо. Или наоборот — «снег башка попадёт». Меня оно за вами бежать и толкнуло. А чуйкой эту штуку та бабушка прозвала. И, если совсем честно, то из детдома я не просто так сбежал… Там на следующий день проводку закоротило, и дом почти весь сгорел. — Он помолчал. — Я только не понял, почему чуйка на Агапку не среагировала? Я ж помереть мог…

— Так сначала же хорошо было, — осклабился Грим. — Переклинило твою чуйку.

Подумав, Пашка согласился с таким вариантом.

— Зато я после этого старения песню всё-таки досочинил, — тут же добавил он. — Хотите послушать? Вроде бы сейчас никаких происшествий не должно быть…

С энтузиазмом воспринял это предложение только Лорешинад. До этого эльф задумчиво сидел у окна с чашкой чая и изучал темнеющее небо. Впрочем, никто не сомневался, что он слышал всю беседу. Сайлас сдержанно кивнул, подивившись неиссякаемой энергии «молодёжи». Грим не пожелал оставаться на музыкальный час и ушёл спать.

Менестрель шустро сгонял за гитарой, поёрзал на стуле и сыграл пару пробных мотивов. Настроившись, он тихо запел в ломаном ритме:

Ритм чуть поменялся, Пашка запел громче и более нервно:

Струны ещё тихо звенели…

— Ой, блин! — испуганно выдал Пашка за полсекунды до того, как тусклая лампочка замигала и погасла.

— Ничего, — послышался в потёмках голос Сайласа. — Это просто ветра нет. Отбой, ребята, а завтра бензогенератор поставим.

 

Глава 33. Постельно-шпионская

Подземелья тёмных.

Верховная мать подземелий Хар'ол-Велдрина Баль-Виер'арра Хельви'рахель ждала этой встречи, будто невинная девушка — брачной ночи. Она — нимфоманка, искушённая за свою долгую жизнь правительницы многочисленными партнёрами. Кто-то из её любовников и любовниц питал к ней истинную страсть, кто-то — боялся отказать владычице. Ей уже всё опостылело. Но сейчас было интересно, она ждала новые ощущения и новую информацию. И ответ на вопрос о красных глазах, мучивший её так долго. Она даже на секунду могла бы согласиться, что именно ради этого ответа она и ждёт сейчас серого предателя в своих личных покоях.

Голубой свет из чаш казался нежным, невинным. Он плясал на стенах, скромно вступал под чёрный бархатный полог над ложем. Он игриво освещал длинные ноги, тонкие плечи, широкие ленты голубого с чёрным кружевом шёлкового корсета и белья. Жрица с удивлением осознавала, что сегодня ей не хочется повелевать, доминировать, плести свои и расплетать чужие интриги. Сегодня её тело ждало мягкого, но настойчивого мужского внимания. Утонуть и раствориться в объятиях серого, этого плебея, этого черноглазого отродья, готового по её знаку как угодно менять внешность. Даже во время процесса… наверно. Она забавлялась, представляя его метаморфозы: один глаз чёрный, другой красный.

В дверь с лёгким шорохом вошёл златоволосый плак'кйорл из личной охраны, в нерешительности опустился на одно колено у входа. Жрица взглянула на него с неудовольствием:

— Ну? Я жду гостя, — она откинулась на подушки. — Он идёт?

— Он уже явился, Великая мать… — голос шелестел тихо и невнятно.

Она поднялась на локтях и одарила стражника вниманием. Ей даже не хотелось кричать и ругаться на него. Просто завтра она развоплотит его обратно в Мир Духов. За нерасторопность. «По собственному…»

Златовласый поднял голову, поймал её взгляд, и в чёрных, как сама тьма, глазах мелькнул дьявольский синий огонёк.

Жрица упала на подушки, расхохоталась. Жестом пригласила подойти к ложу, и рядом возник тот мужчина, которого она увидела при первой встрече. Иссиня-чёрные глаза и волосы до плеч, гладкая кожа, могучий обнажённый торс. Она смотрела на него снизу вверх, готовая к его натиску. Он склонился, его мужественное лицо приблизилось. Он приоткрыл рот и прошептал:

— Я не знаю, как с тебя снять всё это, моя Арра… — лицо выражало смешное детское смущение.

Внезапно она поняла, что в этот раз всё будет совсем иначе: необычно, искренне, завораживающе. И ей захочется продолжения.

Она допустила самую главную ошибку в жизни.

Она поверила серому по имени Четырнадцатый…

Наслаждение. Упругость. Настойчивость. Нежность. Податливость. Открытость и таинственность. Страсть. Боль. Жажда. Похоть. Услада. Подчинение. Наслаждение.

Сильные руки, подхватившие её трепещущее успокаивающееся тело…

В языке дроу нет слова «любовь».

Но иногда ей не нужны слова…

На грани реальности и иллюзии сна она боролась с собой за собственные мысли и волю. Мужчина помог ей, снова прильнув к её длинному уху, прошептал:

— Я не знаю, стоит ли на тебя надевать всё снятое…

Она снова лишь улыбнулась и прижалась к его груди:

— Не надо…

Тишина подземелий тончайшей паутиной звенела вокруг, готовая порваться в любую минуту. Пара лежала, обнявшись. Жрица не хотела разговаривать, но их слов требовала паутина тишины, требовали обстоятельства.

Мужчина решился первым:

— Скажи, моя Арра, зачем эльфам армии и оружие? Ведь вы живёте в согласии друг с другом. И, насколько я знаю, не воевали никогда… в этом мире, — вопрос казался ей слишком простым.

Жрица резким усилием вырвала себя из неги. Не нашла подвоха в вопросе, но и говорить всю правду не была намерена:

— Чтобы мирные эльфы слушались, — голос беспечен, обнажённое плечико мило поднялось вверх. — Армия нужна не для войны, а для мира. Чтобы эльфы не восставали, чувствовали защищённость…

— Но вы же создаёте оружие. Сила на вашей стороне. Ты могла бы щёлкнуть пальцами и стереть с лица земли и серых, и Наземных. Почему ты этого не делаешь? — вкрадчивый голос шептал прямо в душу.

Жрица содрогнулась, понимая, что ей всё больше нравится этот амбициозный серый.

— Ого, какие замашки! А ты хотел бы быть вместе со мной в этот момент?

«Я ушла от ответа, серый!» — подумала она.

«Вместо тебя, Подземная!» — подумал он.

Они лукаво взглянули друг на друга, полагая, что понимают противника.

Арра задумалась. Стоит ли рассказывать этому повесе о реальном положении дел? Он же тоже хочет играть в политику. На её ли стороне? Что он уже знает, что из эльфийской истории успели рассказать ему тёмные солдаты?

— У меня к тебе поручение, — она наконец-то перешла к делу. Потянулась и, коснувшись губами уже любимой щеки, прошептала ему всё на ухо. Отпрянула посмотреть реакцию.

Мужчина удивился, вскинув брови, через миг в чёрных глазах птицами забились голубые искры. Он расхохотался.

Жрица растерялась, смущённо улыбнулась. Серый, конечно, мог позволить себе некоторые вольности, но чтоб смеяться над её приказами?..

— Эстелиель? Шестую? Да, ты права, она в темнице… Но почему я?

— Тебе она доверится.

— Ты плохо знаешь женщин… Серых, — возразил он.

— Нет, — она вернула себе самодовольство и театральные паузы. — Это ты, мой друг, плохо их знаешь… любых…

— Забавный план. Но зачем? Её…

— Она доставит мне Оберег земли, — просто ответила жрица.

Серый просиял:

— Ты рискуешь, моя Арра! — он игриво пощекотал её.

— Чем? Что ты вернёшься к ней?..

«Не вернёшься», — подумала она.

«Ты дура», — подумал он.

В их хитрых взглядах снова заплясали отблески огней.

— Как ты делаешь красные глаза? — не выдержала она, вновь начиная заводиться. — Или ты снова уйдёшь от ответа?

— Это будет гарантией, что мы увидимся снова, — улыбнулся он, отвечая на её призыв, думая о Двести-сорок-второй.

Этот раз был более спокойный. Жрица безумно устала. Выйти из неги она уже не могла, но серый не давал ей уснуть. Он покрывал её тело поцелуями, убаюкивая, но не отпуская в сон…

— Вы дружите с Наземной целительницей?

— С Тари? — не выныривая из грёз, уточнила она. — Да, у нас с ней мирное соглашение…

— Правда?

— «Симбиоз видов» она это называет…

— Да?

— Мы под землёй проложили и поддерживаем для них водопровод. А они поставляют нам еду. Которую она каждый день маскирует под брёвна… — Жрица потянулась, чиркнула коготками по изголовью кровати. — Из нас, тёмных, никудышные садоводы. Мы с ними не выживем без соседей. А простые эльфы пусть боятся и ненавидят соседей. Ими так легче управлять, — она думала, что рассказывает ему прописные истины.

Она прильнула к мужчине, он сгрёб её в охапку, зацеловал.

— Я откровенна с тобой, видишь… — ресницы лениво шевельнулись. — Расскажи мне теперь про глаза…

Он очаровательно фыркнул, взглянул на неё с укором.

«Мальчишка», — подумала она.

«Гадюка», — подумал он.

— В следующий раз. Когда ты будешь благодарить меня за выполнение твоего задания, моя Арра, — он поцеловал её, единым гибким движением встал и, преображаясь, подошёл к двери. — Спи, моя Арра, не беспокойся. Я всё сделаю. И в следующий раз утомлю тебя ещё больше…

Оказавшись за дверью покоев жрицы, Четырнадцатый наконец-то перевёл дыхание. Он терпеть не мог запах полыни.

«Он мой!» — подумала она.

«Ненавижу!» — подумал он.

 

Глава 34. Почти не нужная

Алтай.

— Не. Вздумайте. Уронить. Эти. Хреновины, — пролаял Грим, указывая на газовые баллоны. — Иначе взлетим вместе с замком.

— И будет у нас Лапута! — хихикнул Пашка. — Ну, такой летающий замок из старого аниме. Нам в детдоме его запускали иногда по видику. Ты ничего не понял, Шин, я в курсе. Не боись, всё сейчас расскажу.

Когда эльф и менестрель с одним из баллонов скрылись в глубине замка, сопровождаемые магическим огоньком, Сайлас спросил:

— Слушай, Гримыч, а почему газ в арсенале? Да и лаборатория рядом.

— Не парься, начальник, — ответил колдун, ногтем легко разрезая скотч на коробке с душем.

В том углу защита лучше, чем в бункере, проверено. Можно даже невидимость врубить.

Он примерился поудобнее ухватить кабину.

— Пошли, перетащим самое «эльфонеустойчивое». Зачем ты эту штуку припёр вообще?

— А что нам, всё время, как в Средневековье, из ковшичка поливаться? Да и Эс-те-лиель (выговорил!) вернётся — что делать? Приставить Лорешинада банщиком в качестве компенсации за её прежний разрушенный домик?

— Меня бы кто так наказал… — буркнул колдун.

На обратном пути Сайлас притормозил у окна.

— Ты чего? — оглянулся Грим.

Сайлас указал на двор.

— Белочка.

По изрядно вытоптанной поляне бегала чёрная белка. Зверёк на несколько секунд остановился у воронки от огненного гейзера, затем прыгнул в кусты.

Колдун потрогал лоб магистра, пожал плечами.

— И… что? Белок, что ли, в жизни не видел?

Сайлас смутился.

— Нет, просто удивляюсь, почему не сработала твоя сигнализация.

— Она настроена на гуманоидов, начальник! Мне что, на каждого комара дёргаться, по-твоему?

— От комаров не сигнализация, а сразу «файерволл» нужен, — хмыкнул Сайлас. — Желательно в прямом смысле.

Проигнорировав рычание за спиной, он пошёл дальше.

«Газоносцев» в гараже не оказалось. Впрочем, баллонов тоже.

«Кто бы сомневался, — подумал магистр. — Двое парней в арсенале… Ничего, сейчас Грим вспомнит про свой огонёк, выключит — они и вылезут».

Колдун сегодня был явно не в духе. Что выражалось, прежде всего, в отсутствии мата. С самого утра «хреновины» были единственным не совсем цензурным словом! Но интонации и общий вид ясно говорили: «Не будите во мне зверя, он и так не высыпается». Поэтому Пашка почти героически взялся делать так, чтобы Лорешинад поменьше мелькал в прямой видимости и досягаемости Грима.

— Следующим пунктом на повестке дня у нас — подключение и запуск бензогенератора и электронасоса, — Сайлас вытер пот. — А также заправка реактора плазмоутюга!..

На середине процесса из коридора донёсся наиграно-капризный голос Пашки:

— Ну, Ши-и-ин! Ну, поучи меня-я! — Судя по недовольному шипению, эльфа откровенно теребили. — Тебе же всё равно делать нечего весь день. А то обижусь и не буду ничего больше рассказывать.

— Что вы там замышляете опять? — повернулся в их сторону Сайлас.

— Вот! — Пашка продемонстрировал пристёгнутый к поясу короткий меч. — Хочу научиться драться. Не гитарой же мне от врагов отмахиваться.

— Дело нужное, — согласился магистр. — Даже при том, что если тебе придётся драться, значит положение хуже некуда. Эльф? Есть возражения?

— Он не sargtlin[48]Воин (дроу)
, - покачал головой Лорешинад. — Он долшен только петь.

Юноша развел руками.

— Так я же не собираюсь толпы рокеров выносить в одиночку! — Он посмотрел вокруг. — О, придумал. Если я пройду какое-нибудь испытание — ты меня возьмешь в ученики?

— Вос-з-му, — кивнул после недолгого раздумья эльф.

— Могу даже предложить испытание, — буркнул Грим из-за генератора. — Поймать чёрное существо во дворе.

Пашка попытался упасть в обморок, но передумал и выглянул наружу вслед за Лорешинадом.

— Всего лишь белка… — выдохнул менестрель. — Ну что, Шин, согласен с такой проверкой?

Вин'эсс усмехнулся и кивнул:

— Xas.

Обрадованный Пашка неловкими движениями принялся отстёгивать пояс с ножнами, умудрился запутаться, недолго думая, стянул вниз, выскочил из него ногами и метнулся за зверушкой.

— Акция «Поймай себе чучело». Специально для криворуких менестрелей. — Грим, казалось, даже не был заинтересован происходящим.

Эльф некоторое время наблюдал за «учеником», потом отвернулся.

— Только петь, — повторил он, аккуратно подбирая брошенный Пашкой клинок.

Смурной от общего настроения Сайлас попытался разрядить обстановку:

— Народ, я один это вижу? Ненормальная бешеная белка нарезает круги по нашему двору. И не более нормальный оруженосец, который бегает за ней, как та же белка из «Ледникового периода» за жёлудем…

Колдун и бровью не повёл:

— Нет, начальник, я тоже это вижу. Пойдём, хряпнем чего-нибудь и вместе с ума сойдём.

Он резко развернулся и утопал в глубину гаража. Мимоходом задел плечом полку. Почти пустая незакрытая канистрочка с машинным маслом свалилась на пол, открылась. Грим только рыкнул на выдохе, даже не разжимая губ. Подобрал банку, водрузил на место. Буркнул: «Бывает… Поосторожней, тут клякса», и удалился.

— У-у-у-у! — протянул Сайлас. — Гримыч уже разлил масло! Бойтесь! Воланд где-то рядом!

— Кто? — насторожился Лорешинад.

— Да так… — махнул рукой магистр. — Персонаж одной книги[49]М.Булгаков «Мастер и Маргарита».
.

Эльф указал в сторону коридора.

— Кхолдун опасен, Сайлас.

— Вот спасибо, что предупредил!

Лорешинад уловил иронию и пояснил:

— Он с-слиш-шхом тихий. У нас говорят: «Бойся тихой шрицы»… Он что-то с-задумал?

— Сам удивляюсь, — пожал плечами Сайлас. — Он мне теперь не докладывается. Заразиться боится, что ли?..

Как между ними проскользнула белка, они не заметили. Но инстинктивно прижались к противоположным сторонам проёма.

Вписаться в пролом гаража разогнавшийся до первой космической скорости Пашка ещё сумел. Но пролитого внутри масла он явно не ожидал. С воплем «Банза-ай!» менестрель проехал пару метров на одной ноге и звонко впечатался в помятое до него крыло «девятки».

— Действительно «банзай»… — Сайлас нервно потёр лоб. — Ты там жив, менестрель-камикадзе? Если да, то рекомендую засесть в комнате эльфа — у него там антигримовский меч должен быть.

Лорешинад покосился на магистра, но промолчал.

— Да нормально всё! — Пашка сложил пальцы буквой V. — Подумаешь, лишняя вмятина… Главное — стёкла целы.

Секунду они смотрели друг на друга, потом все трое рассмеялись. Подняли Пашку и, стараясь не вляпаться, пошли на кухню. Цепочка масляных беличьих следов сопровождала их до ближайшего окна.

* * *

Сайлас взял несколько банок нефильтрованного пива.

— Я пошёл в логово зверя — сказал он. — Если через час не вернусь — вызывайте гробовщика. Если услышите наш пьяный мат — то всё пучком.

Поднял на второй этаж, прислушался к звукам из-за двери Грима, помялся, заглянул.

Колдун смотрел порно. Спокойно лежал на кровати — руки раскинуты, лицо кирпичом, — а ноут почти на полную катушку выдавал недвусмысленные охи-ахи.

— Чё надо опять, начальник?

— Ты предлагал выпить. Я согласен.

— Исчезни, а?

Сайлас слегка опешил, но продолжал гнуть своё:

— Выключай ты эту дрянь, давай чё-нить путное посмотрим, расслабимся…

— Не надоедай, начальник…

— В нашей стране опасно отрываться от коллектива…

— В нашей стране опасно ко мне приматываться, если я прошу этого не делать. По-хорошему пока прошу.

— Грим, я хотел…

Тот поднял на него тяжёлый взгляд.

— …Узнать, как ты себя чувствуешь. Сейчас, когда я не у дел, уже недо-Магистр…

— Прилип ко мне, как баба! — Взорвался Грим. — Тебе зачем? Как я себя должен чувствовать?!

— Или козлом отпущения, или нашим лидером, — у Сайласа был заготовлен этот ответ.

— Какой я вам ещё лидер! — бушевал колдун. — Лидер! Я — козёл отпущения. А вы все — просто козлы!

— Что ты развоевался?

— Кто-нибудь, дайте ему в челюсть! Магистр не понимает!.. Я вам нянька — за всеми присматривать?! Этих двоих — блондина и малолетку — ни на минуту оставить нельзя! В тебя не пойми когда неизвестная дрянь вселиться может, если не вселилась ещё! Вокруг замка эльфятник! Маг какой-то тоже, уж не главарь ли. Птичке, видите ли, полетать захотелось, надоело камлать в коляске! Эльфийка эта никак не вернётся, чтоб захреначить всё к едрёной фене! Вот ведь, б…, женщина, в смысле — ждать приходится… Развёл ты тут анархию с элементами дедовщины!..

Грим сидел, оперевшись руками, волосы падали на голые плечи, зрачки по-кошачьи вытянулись в линии. Он оскалился и продолжал уже тише, порыкивая:

— Ты хоть знаешь, что моё имя значит? И почему я назвался так? Не задумывался, почему мне не дан дар убивать быстро, а мои враги будут заживо гореть перед смертью?.. Ты ведь не веришь, небось, во всякие там рай-ад?

Сощурился, еле дышал, испепеляя немигающим взглядом Сайласа. Но больше не бесился.

— Хороший сейчас прессинг был, молодец, — спокойно похвалил его магистр. Подошёл, плюхнулся рядом, закрыл ноут. Тот послушно заткнулся. — Ты вот мне скажи, колдун, какого лешего ты тут делаешь и с нами возишься? Я и Зоопарк — типа, избранные. Эти двое — им идти больше некуда. А ты-то?

Грим помедлил, открыл одну банку. Глотнул, отдышался, вернул обратно зрачки, тряхнул гривой.

«Всё-таки, пёс с кошачьими глазами — это жутковато», — поёрзал Сайлас.

— Ты в мои старые клятвы не лезь… Магистр…

Дверь скрипнула, сунулся Пашка.

— Сгинь! Уничтожу! — рявкнул Грим.

— Я… насчёт гробовщика… — раздалось из-за двери. Парень прыснул, и его заливистый, ещё детский смех укатился по коридору.

Под взглядом Грима дверь начала дымиться.

— Остынь, чародей, — пихнул его Сайл. — Без двери останешься — новых я не привёз. А Пашка пацан ещё, четырнадцать всего. Самый возраст…

— Самый возраст начать уважать старших, — перебил его Грим. — И сильных.

— Он проверяет твою силу. И уважает. Просто поддерживает, как может. Знает же, что не пустишь на «мужской» разговор.

Из коридора донёсся гитарный перебор и ломающийся голос:

— Да, Гримыч, пёс с кошачьими зрачками — это страшно…

Тот хмыкнул:

— Да кто ж тебе сказал, что я пёс?

— Волк?..

— Я колдун. А дальше как попрёт…

 

Глава 35. Тюремная

«Гнездо Чайки»

Крысы с неприятным писком и шуршанием разбежались по углам. За дверью темницы послышались шаги и голоса. Засов скрипнул, полумрак разорвали круги света от нескольких свечей. Неясные тени по стенам, множась и ощетинившись шипами, причудливо таяли при приближении посетителей.

Эстелиель узнала Йоргена, — Первого, — и Вильхельма, — Пятого, — лишь по голосам. Она сидела на относительно ровном кусочке, выложенном гравием и застеленном курткой. Салатовые волосы, всё та же походная одежда: рубашка, штаны, сапоги.

Властители закрыли за собой дверь и остановились, не приближаясь. Вильхельм, держа Йоргена за плечо, тихо прошелестел:

— Она дочь Второй, чьё имя Эстель. Я в последний раз предлагаю тебе одуматься, Первый Властитель!

— Зачем ты пришёл сюда? — скривился тот. — Проповеди мне читать? Ты был самым богобоязненным из нас. Но сейчас я в священнике не нуждаюсь.

— Тель, — обратился к девушке Пятый, — Йоргеном движет демоническая сила. Он хочет…

Не успел договорить. Первый крутанулся, сбросив с себя его руку и неприятно скрипнув по гравию, нанёс удар в левую скулу. Вильхельм отшатнулся, голова с размаху налетела на тонкие стальные пики в стене и застыла. Раненый с бескрайним изумлением дотянулся взглядом до Йоргена и замер, не успев ни предупредить, ни укорить. Тело повисло на шипах.

Тель тихонько завыла.

— Успокойся, девочка, — Йорген даже не придал значения происшедшему, — я лишь хочу помочь тебе вспомнить, за что именно тебя сюда посадили.

Хриплый бас принял новые для пленницы лукавые нотки. Того Йоргена, которого она знала, больше не было. На неё надвигался другой: с маленькими алчными глазками, шептавший маленькие слова — маленький разрушающийся старик, который давно понял, что женского внимания ему уже не светит. Это она видела сквозь внешность юнца — в глазах Властителя.

— Твоей матери нет в живых, она не сможет рассказать, за что ты здесь. За дружбу с эльфами на пороге войны?

— Не надо…

— За подстрекательство против нас, Властителей?

— Не надо…

— За желание сбежать в мир Разных, оставив нас на произвол судьбы?

— Не надо…

Вопреки его ожиданиям, она не плакала. Она осознавала, что происходит и чего он хочет. Но не могла даже пошевелиться. Не то, что начать отбиваться и звать на помощь охрану. К ним никто не войдёт — зови не зови. А драться с Йоргеном после его расправы над Пятым смысла не было. Она сидела бледной куклой и могла лишь шептать «Не надо»…

Шаги утихли, в полумраке мужчина навис над ней. Узкая полоска света отделяла его левую руку от плеча.

Его лицо стало сосредоточенным, дыхание участилось. Суетливыми старческими движениями он принялся расстёгивать ремень, засопел. Справившись и спустив штаны, он придвинулся ближе и притянул её голову к себе…

— Не надо…

То, что появилось перед её лицом, пахло мочой и старческим мужским потом.

— Не надо…

Одной рукой он держал её голову, другой пытался поднять упавшее достоинство. Она не чувствовала ничего: ни страха, ни омерзения. Будто не с ней это всё, будто страшный сон… чужой. Она не сопротивлялась. Почувствовала на губах солёную вязкую каплю…

— Не надо…

Он пытался. Но ничего не выходило. Руки с определённой долей нежности силились сблизить его с реализацией желаний. Тщетно. Ему не удалось разбудить плоть, долго спящую без женской нежности.

Пыхтя, он убрал руки, наскоро застегнул штаны. Она осталась неподвижно сидеть, не видя и не чувствуя. Он буркнул: «Ну ладно… Потом» и подошёл к двери. Задержал взгляд на Вильхельме, отдёрнулся. В уже открытую дверь прохрипел:

— Уберите тело Пятого Властителя, чьё имя Вильхельм. Requiescat in pace[51]«Да упокоится с миром» (лат.)
.

Когда дверь закрылась за стражниками, бережно унёсшими труп, Тель молча сплюнула на гравий, вытерла губы тыльной стороной ладони. Перевела дыхание.

Потихоньку, но неминуемо, её начинало трясти. Она не плакала, в общем, но сознавала, что сейчас произошло, и что её миновало. Он придёт ещё раз. Будет пытаться, пока не разбудит старое, уставшее тело. А если разбудит — страшно подумать.

Крысы снова завозились и принялись хозяйничать в каморке. И всё бы ничего, если бы здесь была другая еда кроме самой Тель. Приходилось кидаться в них гравием. Или, в крайнем случае, стегать слабыми плетьми лиан. Семена она обнаружила на куртке и, собрав остатки бессонных сил, вырастила их них тонкие, почти белые побеги. Защитить её от Йоргена они не могли, разрушить корнями камни стены тоже, оплести башню и создать живую лестницу… у девушки не хватит на это сил.

По крайней мере, крысы, даже взбодрённые запахом крови Вильхельма, лиан ещё боялись.

За дверью охнул и сполз на пол охранник. Затем, судя по звукам, тело оттащили от двери. Часть грызунов скрылась, некоторые остались наблюдать. Через пару мгновений дверь отворилась и на пороге показалась смутно знакомая фигура. Послышались невнятные слова:

— Вставайте, принцесса. Скорее, мы и так слишком нашумели.

Тель его появление не обрадовало:

— Ты, серый! Вам тут что, бесплатный бордель? Тебе служить подстилкой я не нанималась!..

В проёме двери появились ещё две фигуры. Рассеянный свет падал со спины, но уши, кончики которых ходили от крысиных шорохов, выдавали эльфов.

— Вот ты нужна кому! Вставай! — рявкнул главарь.

Эстелиель подхватила куртку и как могла быстро засеменила по гравию:

— Спать с тобой не буду! — рыкнула она, проходя мимо него.

Мгновение, и перед ней предстали трое Подземных: черноглазый главарь с двумя мечами за спиной, второй с коротким клинком и дротиками на поясе, третий с арбалетом. Дроу были близнецами, а серый их скопировал.

— Четырнадцатый? — Тель застыла на пороге.

— Шестая? — передразнил он. — Идём! — схватил за предплечье.

Девушка снова принялась упираться:

— Так это ты с Подземными, ты — предатель! Значит, из-за тебя я здесь! Никуда не пойду с тобой, особенно к их жрице!

Эльфы не знали языка, но недоумевающее уставились на серую: её спасают, а она упирается!

— Послушай, малышка…

— Не буду, пусти! Это из-за тебя мама умерла! Она не разгадала, кто предатель… А может, разгадала, но ты её отравил!

Они остановились. В неясном свете подземелья чёрные глаза раздели её до самой души…

— Я скорблю по Второй, чьё имя Эстель. Хоть она и наделала много ошибок… Но она была умнее, чем все оставшиеся четыре Властителя!

— Три… Вильхельма уже нет… — прошептала девушка, почувствовав симпатию к своим конвоирам. То ли как к спасителям, то ли как к новым пленителям… Но идти куда-то было лучше, чем сидеть на камнях.

— И ты хочешь остаться с этими тремя идиотами? Хочешь, чтобы эта рухлядь Йорген приходил к тебе раз в сутки и тряс своим… песочком?

— …Откуда ты?..

— Видела бы ты его сны!

Они молча двинулись по известным Тель коридорам, через некоторое время свернули в тёмный, невидимый проход. Четырнадцатый пробурчал что-то про создание этого прохода Подземными, которые сами бояться сюда ходить. Передвигались гуськом: эльф, Эстелиель, Четырнадцатый и снова эльф.

— Откуда ты знаешь слова современного мира Разных?

— Я… умею подсматривать их сны, — решился он. — Иногда.

— Тель, — обратился он к ней снова через некоторое время. Девушка вздрогнула. — Прими облик Наземной. Мы входим в подземелья Хар'ол-Велдрина. Для всех здесь ты будешь светлой девушкой для жертвы.

— Я иду обратно… — безнадёжно сказала она и принялась отращивать уши, отпускать волосы. Взглянула лукаво на парней, и салатовые пряди блеснули снежно-белым инеем. Дроу перемигнулись, серый закатил глаза.

Ещё через пару тёмных переходов она принялась рисовать узорную татуировку по скулам и вискам возле глаз. Такие рисунки делали иногда светлые воительницы на охоте. Цвет волос полностью сменился на белый.

Проходы стали шире и выше, немного напоминая арабские лавочки мира Разных: толкотня, лязг металла, голоса зазывают в лавки и харчевни. Духота и пот. Всеобщее презрение и подозрительность.

«Как они здесь живут?»

Толпа расступалась перед вин'эссами, откровенно рассматривая серую-светлую. Кто-то отводил глаза, перешёптывался, кто-то плевал вслед.

Наконец, они протолкались к перекрёстку, где в глубине одного из тоннелей стояли на страже два молчаливых плак'кйорла. Они показались девушке замороженными статуями, но проследили взглядами за путниками.

В этих проходах было пустынно, встречались только жрицы и златоволосые. Шестая не видела раньше ни тех, ни других. В первых её напугала надменность и обёрнутые вокруг талии белые плётки, змеиные головы которых иногда оживали и шипели. Вторые настораживали неестественностью и нелепостью; несфокусированные глаза мелькали золотом в синем свете.

— Куда мы идём? — не выдержала девушка. — Я думала, вы спрячете меня в подземельях и всё…

Четырнадцатый тренированно улыбнулся:

— Мы спрячем тебя надёжнее. Но Арра хотела бы с тобой обмолвиться парой слов.

Тель передёрнуло от его фривольности:

— Я не намерена, как некоторые, служить Верховной жрице Хар'ол-Велдрина Баль-Виер'арре Хельви'рахель!

— Тебе и не предлагают служить, — буркнул он, устав играть галантность.

Один из сопровождающих остался у дверей большого высокого зала, куда вошли остальные. В центре находился жертвенник, возле которого сгустком тьмы маячила жрица.

— Раздевайся, — велел Четырнадцатый.

— Что? Я…

— Передо мной не стеснялась, когда ноги раздвигала.

Эстелиель задрожала от гнева и дёрнула на себе рубашку. Пуговицы тихим дождём поскакали по полу.

— Мне нравится эта девочка… — прошипело от алтаря.

— Где мы? — с вызовом бросила туда Тель.

— …И так похожа на мать… Это Виден Рэндан, Шестая. Наши ворота в мир Разных, — по залу разнёсся запах полыни. Серый закашлялся.

Обнажённый эльфийский юноша лёг перед ней на камень. Лицо одухотворённое, решительное. Четырнадцатый, справившись с кашлем, толкнул Тель туда же.

— Скажи, девочка, — продолжала закутанная в плащ жрица, — сколько Разных охраняет портал там?

— Не знаю, — буркнула она и взвизгнула: Четырнадцатый единым движением холодных рук подхватил её и положил на камень. Она прилипла криво, неудобно.

— Двое?

— Ну допустим.

— Или больше?

— Не знаю.

— Я и не ждала…

Жрица принялась мягкими плывущими движениями обходить алтарь, завывая что-то. Иногда в складках плаща мелькало её идеальное обнажённое тело.

Миг: остановилась, замолкла, очертила мечом полукруг и вонзила в грудь лежащего дроу. Короткий крик боли и ярости, Эстелиель вскочила с камня, стремясь сбежать, спрыгнула на пол, помчалась к двери. Вихрь чёрных теней сбил её с ног, проволок по полу, шарахнул об камень. Жрица, змеёй извернулась ухватить её за руку:

— Я даровала тебе жизнь, даруй её нам: найди Оберег земли! — Красные глаза гипнотизировали, увещевали, в голове серой проносились слова жрицы с указаниями и приказами… Тель кивнула, и Арра выпустила пленницу.

* * *

Калейдоскоп искр, рвёт кровью.

«Какого Подземного опять эта проклятая пещера?!»

Могло быть и так, или Чёрные глаза 1. Четырнадцатый.

Серый Четырнадцатый сидел на полу детской комнаты, облокотившись спиной о стену. В угольно-чёрных глазах мелькали отблески двух чадящих свечек. Дома он всегда делал обычную серую внешность. Чтобы отдохнуть от той судьбы, от того прошлого, которое преследует его снова. С возвращением Шестой Эстелиель.

Семьсот лет он хоронил в себе воспоминания, и стоило ей вернуться, в памяти тут же зашевелились и зашептались старые разбуженные чувства. Даже когда она не рядом, но в этом мире. Даже когда портал просто открыт.

Это не было воскресшей любовью или новым интересом: в нём проснулись древние обиды, унижения, уязвлённость от нереализованных амбиций…

Возле его ног копошился маленький Безымянный. Иногда ребёнок шлёпал крошечными ладошками себе по лицу. Малыш пугался своих же рук, прилетающих из-за границ его внимания, а Четырнадцатый думал: «Как, наверно, ребёнок устаёт за день от таких неожиданных пугалок. Если взрослого постоянно так пугать — он бы сдался через пару часов». Малыш упорно пытался совладать с конечностями, улыбался, слыша голос матери из кухни, неуверенно поворачивал голову в её сторону.

Четырнадцатый смотрел на сына, показывал ему игрушки и разноцветные предметы, а сам думал, снизошёл ли когда-нибудь его собственный отец до такого вот семейного вечера… Тогда было другое время, другое место, нужно было выживать. Но ради чего отец затеял всю свою игру, он никогда не понимал до конца.

Лорешинад-отступник более восьми веков назад влюбился в светлую эльфийку, бежал с ней в мир Разных, пока портал ещё не был закрыт. Потом вернулся, выкрал самый ценный для всех эльфов артефакт, Оберег земли, убил правивщую тогда Верховную мать Орбб-Вальшарес. Скрылся снова, оставив тёмных и светлых в страхе ждать пробуждения и наступления демона пустыни.

Эту историю все знали. Она показала, как в одночасье можно лишить эльфов будущего, стабильности, страны, что эльфийское общество хрупко, держится на могуществе одного крошечного оберега. Светлые ополчились на тёмных с обвинениями, что те не уберегли реликвию, что распустили своих подданных. Тёмные огрызались: светлая опьянила его, подчинила, применила всем известные чары, заставила ради доказательства своей любви выполнять смертельно опасный трюк. Оказалось, что эльфов легко рассорить, что терпели они друг друга до первой же большой опасности…

В обоих мирах начались крупные ссоры. В мире Разных тёмные натравливали европейских королей и религиозных деятелей на орден тамплиеров, созданный светлыми. Светлые в ответ начали заключать договоры с арабами — вчерашними своими, а ныне европейскими врагами. Да ещё ввели правящую элиту Европы в финансовые долги. Манипулировать религиозными чувствами людей оказывалось более эффективным, чем их жаждой наживы.

В своём мире эльфы стали создавать военные системы, но ни разу не нападали друг на друга. Поговаривают, что тёмным жрицам всё-таки удалось убить Светлую целительницу Туиле-Тари. И те, и другие эльфы остались без предводительниц, начался совершенный беспредел. Только военные верхушки могли обуздать поток, хлынувший в мир Разных, а также многочисленных беженцев в этот мир.

Поползли слухи, что те Разные, кто перебрался в мир эльфов, обладают даром защиты от демона пустыни: эти люди жили в своей пустыне без всяких оберегов. Внимание на Разных всё равно не обращали, но уже и не выгоняли.

Четырнадцатый не замечал, что начинает рассказывать вслух. Малыш Безымянный уснул, развалившись на древней меховой шкуре. Одна из свечей догорала и чадила всё сильнее.

— По одному из летоисчислений мира Разных начался 13 век. Лорешинад-отступник пробрался со своей светлой возлюбленной в Крымские степи. Оттуда начал свой «человеческий» путь: замаскировался, как мог, спрятал алый цвет глаз под накладные бельма… и был продан в рабство. Потом, увидев его силу и ловкость, его выкупили военные — мамлюки, — у которых он дослужился до командира части охраны египетского султана — праправнука знаменитого Салах ад-Дина. В 1260 году случилось два события: у Лорешинада и его светлой (которая следовала за ним неотступно) родился первенец. В этом же году отец убил своего султана и пришёл к власти вместо него. С этого момента он стал зваться аль-Малик аз-Захир Рунк ад-дунийа ва-д-дин Бейбарс аль-Бундукдари ас-Салих, мамлюкский султан Египта и Сирии. Крестоносцы звали его Бейбарс I. Почти сразу он заключил союз с Золотой Ордой на поставку рабов и отказался от союза с крестоносцами. Иерусалим, а значит, и портал, находились тогда во власти христиан (а с ними и эльфов), и с 1263 года отец начал против них военные действия.

Но пустыня мешала ему, срывала планы, губила караваны и воинов. Он решился на отчаянный шаг: оставил меня с помощниками во главе государства, а сам инкогнито пробрался к порталу. Его не было ровно двадцать дней. Мать извелась, а визири начали шептаться.

Но отец вернулся — как же я, струхнувший малец, был счастлив, — и, благодаря Оберегу, пустыня легла к его ногам. За десять лет он основал новую правящую династию Египта — Захири, — родив ещё двоих сыновей (конечно, у него был гарем, но матерью его детей была возлюбленная светлая), завоевал крепости Иерусалима и подчинил почти всю Армению. Вкладывал средства в армию и торговлю. Отдавал силы развитию военной организации мамлюков, старался разведать о тайном ордене ассасинов, собирал книги в библиотеку Захира.

И, конечно, имел пару двойников.

В 1277 году мне было 17, он призвал меня и стал рассказывать о том, чем он занят сейчас, какие у него планы. Я боялся. Я не понимал, что он задумал. Когда мне было 4 года, подданные принесли мне присягу, и я должен был готовиться стать султаном, учиться политике, интригам, военному делу… Но я оказался не готов. Я не думал, что власть обрушится на меня так скоро.

Отец говорил, что люди не живут так долго, как эльфы, и каждому из нашей династии придётся уходить со сцены, убивая своих двойников. Так же сделал и мой отец. Он отравился ядом, предназначенным для врага, поболел для вида, потом подсунул врачам тело мёртвого двойника и скрылся. Факт смерти долго не разглашали, мертвеца вернули ко мне в Египет, где провозгласили меня султаном по имени аль-Малик ас-Саид Насир ад-Дин Мухаммед Берке-хан.

Не могу сказать, что я не хотел власти… Но я её боялся. Поэтому привлёк к себе надёжных людей. Раскрыл заговоры отстранённых. Младшие братья завидовали мне, но молчали… Отец помогал мне советами, но научить защищаться не смог.

В 20 лет я начал собирать свой первый военный поход к Дамаску через Каир. Преданные мамлюки были со мной. Но воины Айюбов — династии, свергнутой отцом — подняли мятеж, и под руководством предателя напали на мою армию. Единственное, что сделал отец — подменил меня на двойника, которого, конечно, убили. Следующим султаном стал мой брат, и отец вернулся в Египет помогать ему. С тех пор я его не видел…

Желваки на щеках Четырнадцатого играли, пальцы сжимались бесконтрольной судорогой. Двести-сорок-вторая стояла в дверях, не решаясь подойти. Чёрные глаза не видели ничего, перед мысленным взором проносились сцены унижения и предательства…

Четырнадцатый всегда считал, что был предан своим отцом. И от этой мысли боль останавливала дыхание и сердце.

— Отец посчитал меня недостойным власти, понял, что я не готов к ней и не смогу сам уйти, вкусив её в полной мере. Он так думал! Он не дал мне шанса! Я правил всего три года! Он отдал власть следующему сыну, а меня… Меня подставил руками моего самого близкого друга!

Братья не были мне столь близки, как этот монгол. Его звали Калаун, он был человеком. Отец определил мне его в товарищи по играм и военным тренировкам. Я мог довериться ему, рассказать абсолютно всё. Сколько вечеров мы провели за беседами о сути власти. И о моём страхе перед ней. И о желании обладать ею. И о моём неприятии того, что сделал отец: мне казалось, что он мог бы не таиться и объявить, что он эльф, продолжить дальше властвовать и воевать…

Калаун оказался доносчиком. И отец приказал ему собрать мамлюков Айюбов и убрать меня с политической арены… Оставил жить, но выкинул в пустыню.

Я был первенец, но не лучший. У меня была власть, но не долго. У меня был друг, который от меня отрёкся. У меня были отец и мать… от которых я ушёл, предпочтя скитания. Отец забыл лишь одно: по наследству вместе с властью мне достался Оберег земли — покоритель пустыни, помощник в завоевании самого Иерусалима вместе с его человеческими святынями и эльфийским порталом… Но я не стал высовываться. Я начал жить заново — рабом, прислужником. Молодым безродным арабом по имени Саид.

Двести-сорок-вторая поняла, что гнев мужа отступает, сменяясь отчаянием. Она тихо приблизилась и обняла сзади за плечи. Он вздрогнул и прижал к себе её руки, уткнулся в них, принимая эти секунды жалости… Потом нежно отстранился. Взглянул ей в глаза.

— Нет, дальше тебе знать уже не стоит.

Они поужинали, легли спать. Но малыш Безымянный захныкал, и матери пришлось вставать к нему.

Четырнадцатый лежал в опустевшей кровати, а память услужливо рисовала осколки его жизни в Иерусалиме. Он работал, как мог, таскал товар для лавочника со склада… Однажды на узкой глиняной улочке на него налетели два всадника-крестоносца, сшибли вместе с тюками… Сквозь пелену и боль была слышна ругань хозяина: он требовал возместить ущерб за испорченное имущество — и за тюки, и за раба. «Я — товар», — промелькнула мысль, и чернота накрыла снова…

Вильхельм Хоэнцоллерн стал его новым хозяином, новым другом… новым отцом. Он отнёсся к безродному арабу по-человечески, не нагружал выше меры, почти не наказывал. Набожный, он предложил ему принять христианство. Тогда Саиду было всё равно, он ещё не понимал, сколь велика сила религии может быть для людей. И согласился. Вильхельм нарёк араба Генрихом, сам стал крёстным отцом, и теперь не отпускал от себя ни на шаг.

Потом, в начале 14-го века, начались гонения на светлых эльфов вместе с их тамплиерами.

После знаменитых событий 1312-го года восемнадцать кораблей отплыли из Европы. Часть ушла к тайной суше, где жили индейцы, часть — в северные страны Европы, часть — к славянам, облюбовав Москву и решив сделать её местной столицей. А некоторые добрались по окраине Монгольского царства — Синей Орде — до тайного места в горах Алтая, куда эльфы перенесли портал из Святой Земли. Саиду-Генриху повезло больше: он со своим хозяином и ещё шестью его братьями летел вместе с порталом… Лучше бы он полтора года шёл по земле или плыл по морям!..

В этот день он окончательно проклял всё эльфийское в себе и стал считать себя человеком.

Впрочем, кроме дара долгой жизни эльфийского в нём по большому счёту ничего и не было.

Вернулась Двести-сорок-вторая. Он обнял её, зарылся в рыжие волосы и уснул. Мгновенно, проваливаясь, падая, непроизвольно вздрагивая. Но успокоился…

Ему снилась Эстелиель, дочка алтайской ведьмы и какого-то светлого эльфа. Два года молодости и любви. Вернее, год любви и тайного счастья и год тяжёлой беременности, в течение которой Надежда бушевала, грозила Вильхельму, что-то говорила о загубленном предназначении её дочери.

Генрих снова ничего не понимал. Он готов был жениться на Тель хоть по католическому, хоть по мусульманскому, хоть по местному языческому обряду… Но его к ней не подпускали. Исключением стали долгие роды, на которые не допускались мужчины, но Генрих ворвался и не позволил выгнать себя. Страшнейшей он считал свою тёщу, перед которой все рассерженные за его вторжение на женское таинство боги и духи меркли и пытались спрятаться. Так что их он гневил уже без оглядки.

Его потрясли раны Тель, повитухи-люди бегали, крича что-то о потере крови, светлые эльфийки не снизошли до проблем людей, а на его руках заходился криком маленький человечек с обычными ушами и угольно-чёрными глазами. Всеми забытый.

Четырнадцатый понял, что сейчас должен сделать самый важный шаг в своей беспутной жизни. Он остановил одну из девушек, отдал ей младенца, приблизился к Тель, приложил руки к её тёплым липким ранам. Кровь начала останавливаться, края кожи принялись выталкивать его руки и сближаться. Неожиданная мысль дёрнула его, он достал из-за пазухи футляр с Оберегом земли и вытащил крошечную песчинку. Он вложил её в последнюю рану, пожелав, чтобы артефакт достиг сердца Тель и остался там, не причинив вреда.

Подарок и проклятье.

Теперь лишь сама Эстелиель была укротительницей демона Пустыни в каждом из миров.

Ребёнка забрала Надежда, вероятно, отдала на воспитание, как и всех маленьких серых, Генрих больше не увидел его. Вместе с крёстным он дождался, пока все тамплиеры и язычники переберутся вслед за эльфами. А потом четверо последних и алтайская ведьма покинули этот мир, оставив Эстелиель, Франца и Седрика закрывать портал.

Тель он не видел до её возвращения. Но снова пришлось спасать девушку, уговорив тёмную королеву отправить её обратно. Это не было воскресшей любовью. У него на Тель были другие планы.

 

Глава 36. Полусонная

Алтай

Эстелиель не понимала, где находится её сознание: бродила по чужим снам, по неведомой жестокой пустыне, снова возвращалась в пещеру. Глядела на опалённые чёрные камни стен, пыталась подняться и снова падала в нереальность.

* * *

Блеклое небо. Кажется, что голубизна сдалась и стремительно отступает под натиском адово-красного палящего солнца. Полумёртвые облака. Выпитые суровой жизнью кусты торчат ужасающими тотемами смерти. И фигура — чёрный маг всё сильнее, будто простуженный, кутается в мантию.

«Я та, кому ты дал клятву служить до конца своих дней, — звучал низкий женский голос в голове мага. — Через четверть часа здесь будет отряд вооружённых конников, они охотятся за девушкой. Она тоже будет здесь. Убей охотникови предложи ей продолжить путь вместе. Не подведи меня, верный воин Смерти», — голос умолк.

— Да, Госпожа, во славу Твоего величия будет исполнено, — эти слова некромаг прошептал, остановившись.

Началась неторопливая подготовка к битве. Стальной наконечник посоха вырезал на теле земли странную фигуру, похожую на многогранную звезду, разделил на три неравные части. В одну из них маг воткнул посох. Повесил на него мантию, поясной мешок, рубашку, оставшись лишь в тонких штанах да сапогах. Так, перебрасывая ритуальный кинжал из руки в руку, он и провел оставшееся время.

* * *

«Как же холодно! Убраться бы из этой пещеры! И заодно из этого странного сна… Не падать, не падать…» — но тело не слушается…

* * *

О приближении всадников сообщала огромная пылевая туча на горизонте. Чуть впереди виднелась серая точка их жертвы. Загонщики и добыча быстро приближались. Когда они подошли на расстояние полета стрелы, маг по рукоять воткнул кинжал себе в живот, распорол его до груди. Вместо крови из разреза хлынула бурая слизь, на воздухе обращавшаяся в странного вида летучих тварей. Рана затянулась, твари образовали нечто вроде кокона вокруг своего «отца».

Тель остановила взмыленную от долгой погони лошадь. У её ног шелестело облако из чешуйчатых зверушек и черноволосого парня в центре. Он хищно улыбался, глядя ей в глаза:

— Я помогу тебе, сам улажу некоторые неприятности…

— Вы не смеете мешать, выда… — предводитель конного отряда, тёмный эльф, похожий на Четырнадцатого, не успел закончить речь. Твари серыми комками принялись отрываться от основной массы и нападать на всадников. Всюду слышалось лишь шуршание сотен крыльев малой армии тьмы, яростные крики эльфов, свист стали и шум падающих замертво тел. Когда всё кончилось, твари расселись по балахону и растаяли на поверхности.

— Они гибли достойно, рад встретиться с сильным противником. — Обладатель этого похожего на шелест сухих веток голоса оделся, сохраняя достоинство, приблизился к новообретённой спутнице. — Моё имя Наван, назовись и ты.

* * *

«Что за сны дурацкие, к кому же я так навязчиво попадаю?..» — жар пустыни из сна на миг сменился холодом пещеры. А Оберег отчётливо чувствовался где-то рядом, в песках у скалы…

* * *

— Зови меня Странницей. К сожалению, мне нечем отплатить за помощь, но, может, ты позволишь своей службой вернуть долг? — не заставила себя ждать спасенная.

* * *

«Надо было явиться ему не такой соблазнительно-воинствующей. Зачем я к нему набиваюсь? Подземные! Как же холодно!..»

В полусне она доползла до гладкой скользкой стены пещеры, дотронулась лбом. На миг пришла в сознание и снова провалилась… Будто хозяин сна специально притягивал её.

* * *

— Предположим, я соглашусь, но чем ты будешь мне полезна?

— Я тоже кое-что могу, — она на миг размазалась в пространстве и материализовалась за спиной мага, щекоча его шею коротким мечом. Пепельно-белые до этого волосы каштановым водопадом спустились на грудь, эльфийские уши стали человеческими.

— Не впечатляет, — сталь покрылась ржавчиной, меч в одно мгновенье превратился в прах. — Хотя, может оказаться полезным, пошли.

— Могу я спросить, куда?

— Можешь, только вряд ли я скажу, — глядя вдаль безжизненными глазами, ответил он. — Пошли, что расселась?

Тель предпочла не спорить с хозяином сна. Лошадь куда-то пропала: то ли сбежала, испугавшись крови и смерти, то ли просто исчезла из сна. Идти пришлось пешком.

Пустыня стелилась прожженной скатертью, надоедавшей своим однообразием. Тишина оглушала и выпивала желание хоть что-то делать. Но никто не смел нарушить её священное спокойствие.

«Кто она? Что она может на самом деле? Зачем бежала, когда могла уничтожить охотников? Или во сне не могла? Почему сама Госпожа свела нас? Может, это испытание? Или я уже не нужен, и меня приказано убить… во сне, тихонько?»

Текли минуты, солнце лениво ползло по небу, приближалось время полудня. Постепенно вопросы, терзавшие некромага, начали превращаться в варианты, которых было много. Слишком, чтобы верить хотя бы одному.

«Обычная девчонка, каким-то образом постигшая тайное искусство боя. Богатые родители устроили к ролевикам, где нашлись те, кто мог разглядеть скрытые таланты? Предположим также, что сейчас она не смогла бы выстоять против двух десятков этих виртуальных элитных воителей. Зачем она нужна мне? Нет, точно не как поддержка в бою, скорее, придётся оберегать эту темную лошадку. Когда же закончится этот сон…»

* * *

«Интересно, о чём он так задумался? Худой, высокий, чёрные волосы прилипли к шее и лбу. Ему ж жарко в этом балахоне. Чего кутается? Он же даже не Разный, а какая-то непонятная нежить. Или, всё-таки, «жить»?»

Руки осторожно ползли по стене, холод которой ещё не мог выдернуть её из чужого сна.

* * *

— Послушай, Странница.

— Да, Наван?

— Тебе не кажется, что тебе не мешало бы открыть свое имя мне, — шептал в пустоту Наван.

— Нет, не кажется. Я благодарна тебе за спасение, но открывать свое имя я не буду.

— Твоё дело, но ты не учла один маленький факт. — Тут он сделал паузу, ещё раз показал миру полуулыбку, от которой мурашки пронеслись по телу спящей Тель. — Я — маг, и это много больше, нежели просто слова.

* * *

«Кажется, я ляпнула что-то не то»…

* * *

Некромаги редко бывали хороши в магии разума, ближе им была магия стихий, как родственная природе Смерти. Полминуты — сложилась концепция заклинания, ещё чуть-чуть — выстроились в точную схему компоненты, секунды — энергия преобразована в копьё. Удар…

* * *

Тело Тель задёргалось в конвульсиях, соскользнуло на песчаный пол. Она резко втянула воздух и поперхнулась песчинками.

* * *

Сработано слишком грубо! Она не только узнала о вмешательстве, Тель скрутило в жестоком приступе боли. Но маг узнал: эта девушка неизвестной ему расы, два часа назад изгнана из своего мира, аура перепутана в хлам. Тело лежит недалеко от его пристанища, в пещере в центре пустыни…

— Прости, девочка, я волнуюсь, когда вокруг меня ошиваются неизвестные люди. Когда я волнуюсь, горы трясутся и нежить марширует по земле. Тебе же небезразличны жизни сотен никчемных людишек? Я спас тебя от погони, — Наван особенно выделял слово «тебя» и улыбался. Как же он любил маленькие победы. — Ты полностью в моем распоряжении, пока мне не заблагорассудится… отпустить тебя из МОЕГО сна…

* * *

«ЧТО?!»

Холодные тонкие руки подняли её с пола, длинные пальцы впились в бок и в ногу. Её куда-то понесли…

«Это его руки? Но он же спит, я в его сне! Значит, меня несёт кто-то другой? Или, всё-таки, он? Просто чудесно!»

* * *

Девушка встала, сплюнула кровь, стерла красное с губ, снова отрастила длинные острые уши, сменила цвет волос на снежный. Возле глаз и по вискам проступил тонкий узор татуировки.

Тихо зарычала:

— Ваша воля, Наван… буду ждать приказаний, — она презрительно дёрнула головой, выражая абсолютное безразличие к его приказаниям.

Погода начала меняться, готовясь к закату. Полупрозрачные облака прикрыли нещадное светило, небо хмурилось, решив отвоевать свои просторы у палящего гиганта. Прохладный ветерок поднимал тучи песка. По пустыне, как и раньше, плелись двое. Наван бурчал под нос что-то неразборчивое, а Тель плелась следом, изучая хозяина сна, почти без мыслей, уже почти без воли, шла без желания идти или даже понимать, куда и с кем она идет, будто голем. Проклятый маг ментально изнасиловал её, мерзко влез в сознание и вывернул душу.[52]Использованы зарисовки Навана (Прим. авторов)

* * *

«Да лучше бы сразу выкинул. Какая разница, где кровь утирать — с реального тела или во сне. И где отмываться от чужой грязи…»

* * *

— Слушай, Гримыч, у нас гости опять!

— О! Так это наша серая! Чё, не узнал?

— Это ше светлая!

— Не, ушан, это Эстелиель, тащите её в замок. Оклемается — будем ритуал ваять…

Тель постепенно начала ощущать тело, закутанное в ткань, новые сильные руки, порог охранного заклинания, смутные очертания старого замка, где она юной девушкой провожала эльфов и людей в соседний мир.

— Грим, ты скотина. Девчонка только прилетела… или чего у них там… а ты её сразу запрягать. Вот странница: бегает туда-сюда.

— Она всегда была затычкой от этой бочки с эльфами. И она такая же девочка, как прах де Моле — мальчик. И… да, я скотина. Тем более я вижу, что она уже очнулась, — рычал от радости Грим. — Вставай, красавица, солнце ещё высоко!

Девушка с удивлением открыла глаза и уставилась в сумеречный потолок. Обнаружила себя укутанной в чёрный балахон Навана…

* * *

Колдун не дал ей познакомиться с новыми членами Ордена, не объяснил, как она попала к замку, с матюками выволок всех к машине, рявкнул на ничего не понимающих тамплиеров. Тель поймала взгляд колдуна: тяжёлый, огненный, азартный. Для него не существовало ни людей, ни эльфов, все были пустым местом. И если от них можно было получить пользу — они оставались живы.

Грим оскалился, резким движением сел в «девятку», завёл её и до самой избушки не произнёс ни слова.

Эстелиель покорно сидела, молча косясь на своих сопровождающих. Мальчишка из Разных большими глазами смотрел в окно, боясь пошевелиться, был напуган и задавлен командным рыком Грима. Ещё один Разный, нынешний магистр, смотрел перед собой, сжимая в руках меч де Моле. Понятно — готовился к ритуалу, на этот раз девушка его не интересовала. Тёмный эльф поиграл желваками, прошептал на квенья:

— Здравствуй, Шестая, чьё имя Эстелиель.

— Приветствую, тёмный, — прошептала она в ответ.

— Я не узнал тебя под личиной светлой эльфийки…

— Я светлая? — ужаснулась девушка, шевеля длинными ушами.

— Да…

— Какого Подзе… ой, извини.

— Ты знаешь, куда мы едем? И зачем? — скорее утвердительно сказал эльф.

— Да, мы договаривались с колдуном. Как только я прибуду сюда — сразу проведём Ритуал сокрытия. Я сильно задержалась, — обратилась к Гриму, уже на русском. — Возникли… ээ… трудности. И я не смогла ничего разузнать подробнее про Ритуал… Точнее, НИЧЕГО не смогла узнать…

Ей никто не ответил.

— Наверное, всё будет, как в прошлый раз… — подытожила она тихо и погрузилась в свои мысли, больше не интересуясь окружающим.

* * *

«Девятка» остановилась перед знакомой избушкой.

— Кто сломал мамин дом?! — воскликнула Тель. — Уходила же, он был ещё цел!

— Р-разборки потом! — Грим едва не за шкирку вытащил пассажиров. — Шагом марш к скале! Здесь кто-то есть, и мне не хочется сталкиваться с ним ДО Ритуала…

* * *

Сайлас гнал дежа-вю с Францем и Сердиком, беловолосая Тель куталась в иссиня-чёрный балахон. Грим заходить не стал («Чтоб и меня не накрыло»), разогнал Лорешинада и Пашку следить за окрестностями. В общем, вёл себя как вышеозначенная отъявленная скотина, силой или взглядом останавливая рвущихся это пресечь.

Магистр и эльфийка обречённо вошли в темноту. Сначала оттуда не доносилось ни звука. Потом вход очертился смутным светом, от пещеры потянулись тени. Резкий ветер закрутил вокруг камня по пустыне, гоня песок, поднимая его и бросая на горы…

Колдун зарычал, вглядываясь в пустую пыльную бурю, силясь увидеть не то облаву тёмных, не то неизвестного ему, но ощущаемого мага, не то ожидаемого демона. Или всех разом. Мир стал одной маленькой войной тёмного колдуна и тёмных магических сил…

Лорешинад закрывал спиной кашляющего Пашку, прижав его к скале, и настороженно смотрел на далёкую одинокую тонкую фигуру молодого парня, с силой вонзавшего посох в землю под ногами.

Грим видел пришельца, потому что стоял с другой стороны скалы. Эльф же не мог решить, атаковать ли этого нового колдуна или стоять на защите своих друзей. Этот парень казался ему неуловимо знакомым, но память отказывалась что-либо уточнять.

Пустыня бесновалась, крутя торнадо в пределах шести пологих гор…

В проёме показалась бледная Тель и за руку утащила Грима в глубину пещеры…

 

Глава 37. Песочная

Лес светлых

Двести-сорок-вторая тихонько покачивала ребёнка, прижав к груди. Она кормила его и любовалась золотом заката на листьях лесных деревьев. Ароматы вечера легонько заползали в открытое окно. Её Четырнадцатый не появлялся уже сутки, и она представляла, как он придёт. Замученный, с усталыми глазами угольного цвета. Сеточка капилляров, яркая от недосыпа, делала их ещё темнее.

Солнце начало заходить в поднимающийся из леса туман. Девушка мечтательно смотрела на своё крошечное сокровище, не замечая изменений за окном.

Тихо и резко поднялся ветер, метя по листьям в одну сторону. Тихо качнулись ставни и закрыли половину окна. Тихо, навязчиво, неотступно стал подниматься из леса столб золотого тумана, будто собирая с листвы отблески заката и сворачивая золото вечера в тугую ленту…

Двести-сорок-вторая очнулась, лишь когда маленький Безымянный завозился, отпустил её и стал безудержно чихать. Она поспешно вскочила, одной рукой закрыла окно. Сквозь полупрозрачную слюду золотой вихрь казался размытой одинокой горой. Она принялась аккуратно стряхивать залетевшие в окно песчинки с одеяльца вновь уснувшего малыша, когда вдруг осознала: под напором ветра и острых золотых льдинок окно начинает трескаться. Вдоль противоположной стены уныло и тонко свистел засорившийся дымоход…

Золотистый смерч уверенно набирал силу и медленно приближался. Девушка бережно прижала к себе спящего ребёнка и устремилась вниз, здраво рассудив, что камни очага, в который она хотела спрятаться, выдержат бурю лучше, чем брёвна дома.

Лес светлых

От лесного однообразия, дальней дороги и отсутствия удобств Двести-семидесятую всегда клонило в сон. Вот и сейчас, под вечер, она уже выбилась из сил и устроилась в сухом тихом овражке, гадая, к каким Подземным ей сдались эти горы. Но приказы она слушала и исполняла неукоснительно, полагаясь на опыт и мудрость Первых Пяти Властителей. В горы, значит — в горы.

Единственное, чего она не могла принять — это факта, что Цепь, их великая Цепь, опутавшая всю страну, спустившаяся в пещеры, держащая в постоянном напряжении не-серых — разваливается. Превращается в тонкую горную цепочку…

С юных лет её учили, что её жизненная цель — служить государству серых и делу Властителей. А если цель жизни ясна, то незачем искать ещё. Смотреть, доносить, исполнять приказы, пресекать неугодную деятельность не-серых. Даже если сама умираешь, даже если ради сведений надо опуститься в подземелья или очаровать кого-то из Наземных.

Женская честь — ничто в сравнении с честью разведчика. Лишние эмоции — ничто сравнении с гордостью за выполненный долг.

И если раньше система серых мелко тряслась от слухов, что всё изменится с возвращением Шестой, то теперь она начала вовсе разваливаться от неожиданных приказов.

Двести-семидесятая уснула без амулета, взлетела выше тонких оборванных нитей Цепи…

…В зияющей дыре над тёмным лесом кружился золотой вихрь, жгучий, резкий, уносящий в себя души тех, кто в это время был во сне… От Цепи отлетали яркие всполохи и исчезали в этом жестоком круговороте. Он отбирал их души, он питался ими.

«Всё кончено…»

Тело сделало последний вздох и расслабилось. Из носа тонкой струйкой выбежала кровь. И тут же запеклась на холодеющей впавшей щеке…

«Гнездо Чайки»

На втором этаже замка царил хаос: разбросанная одежда, пустые бутылки, обглоданные кости. Женский смех и мужская ругань.

Три оставшихся Властителя справляли поминки по Надежде и Вильхельму, заодно отмечая исход серых в горы, а также йоль, масленицу, хэллоуин и новый год. В дрова пьяный Йорген сидел рядом со спящей девушкой, к которой даже не притронулся, и обещал ей найти сбежавшую мерзавку Эстелиель…

После очередной громкой отрыжки Властителя душа девушки растворилась в золотом вихре, как души спящих в это время серых.

Лес светлых

Анриель стоял навытяжку перед светлой целительницей Ауре'Таурель Рилией'Тари, жмурясь от ещё высокого солнца и изредка косясь на двух внушительного вида т'тирмонов. Королева кошачьей походкой текла мимо, всячески выражая недовольство:

— Говоришь, жил с серой? И сама ушла, и Ключ увела?

— Да, светлая Ауре-…

— Говоришь, вылечил, но не удержал… И мне придётся самой топать по его следу?

— Д-да, моя…

— Говоришь, взял только слабый слепок ауры? Только поцелуем?

— Да…

— И до койки не дотащил, чтобы аура была чётче?!

— Не успел… — шептал т'умбар.

— Не успел?.. Или не захотел об мужика мараться? Долго от поцелуя-то отплёвывался?

Анриель сощурился ещё сильнее, перед его глазами замелькали яркие золотые искорки. Целительница подошла к нему вплотную, загородив солнце, дохнула жасмином. Сказала тихо, чтобы стража не услышала:

— Ненавидишь меня?

— Что Вы… как я могу… — интонация эльфа была ровная, сощуренные карие глаза смотрели в упор, не мигая.

— Ненавидишь, — по лицу Тари чиркнула тонкая усмешка. — Твоя Ориелен всё равно не любила тебя… Что ты мог ей дать? Домик с огородиком?

— Вы послали её на смерть, — тон ровный, но пальцы дёрнулись.

— Завидная осведомлённость… — Тонкие брови королевы с искренним удивлением и насмешкой взлетели вверх. — Она отдала свою жизнь ради сохранения наших! Она была воительница, а не домашняя прислуга! Вы никогда не смогли бы ужиться. — Тари наслаждалась произведённым эффектом и впитывала его ярость. — Впрочем, ты можешь ненавидеть меня сколько угодно. Отдавай мне слепок и оставайся здесь дальше. Ты мне больше не нужен!

Парень громко втянул носом воздух, в светло-карих глазах блеснули золотые всполохи. Он слегка наклонился и прильнул губами ко лбу целительницы. Та тихо прошипела: «Терпеть не могу это делать», потом отпрянула и демонстративно вытерла лоб ладонью. Сфокусировала мутный взор, проследила ей одной видимый тонкий след ауры Зоопарка. Решительно и легко направилась в ту сторону, за ней последовали охранники.

Анриеля била дрожь. Он мешком рухнул на колени, призрачная пыль облепила его: глаза слезились, в горле першило и сохло.

Эльф лежал на границе начинающейся бури. Он тихо рыдал, и в каждом выдохе летело слово «Ориелен!»…

Лес светлых

Машка и «Серъёшка» по дороге в горы не просыхали. Зоопарк уже перестал отличать реальность от своих снов и глюков. Подруга приходила к нему даже в отключке и учила гостить в чужих сновидениях. Ещё рассказала, что серые — это простые люди 14-го века, которых магия этого мира сделала «сноходцами» и позволила менять внешность.

В целом, Мариель оказалась заправской боевой подругой, относилась к попутчику по-братски, постоянно разыгрывала жертву, под мухой жалуясь на свою женскую долю. Интим не предлагала, и притихшего Зоопарка такое положение вполне устраивало.

Этот псевдовиртуальный мир оказался ему не по зубам. Он и в прошлой жизни слыл чудаковатым, общался только с Сайласом и Диджеем. А тут — вовсе остался один, немка тысяча триста (или даже ещё двести) лохматого года рождения в закадычные друзья вряд ли годилась. Но она была лучшим вариантом, чем эльф-гомик… А сейчас он тащится куда-то, и то хорошо…

За этими размышлениями его застала небывалой красоты девушка: ясные глаза цвета серого хрусталя, тонкий нос, лёгкие брови, милые пышные каштановые кудряшки. И искренняя, добрая, материнская улыбка. Сквозь дымку браги он разбирал слова её ссоры с Машкой, но потом красавица обратилась к нему.

Её голос пах жасмином, успокаивал, уговаривал идти на край света. Лишь бы вместе. Лишь бы остаться с этой неземной красотой, нежно и чутко ласкающей его виски, щёки, плечи.

«Даже если это Машка раздвоилась — я согласен! И к котятым пчёлкам ваших жёлтеньких синевят!.. цвета лягушки в обмороке! Гы…»

Чьи-то другие сильные руки подхватили его. Последняя ясная картина, какую он смог вспомнить потом, — было сизое лицо Машки и неуловимо быстрое движение красотки. Она легко и резко дотронулась до шеи серой, и та сползла по стволу дерева, цепляясь за кору одеждой и волосами.

Заснуть ему не давали, и сквозь полубред он чувствовал, что его куда-то тащат по лесу. Звуки сильного ветра, кашель провожатых и песок на зубах и в носу не позволяли ему провалиться в беспамятство.

Пещёры тёмных

Верховная Мать Хар'ол-Велдрина Баль-Виер'арра Хельви'рахель снова вела Четырнадцатого в свои личные покои в качестве награды за вызволенную Эстелиель. По дороге она ворковала — тихо, но достаточно, чтобы черноглазый услышал и похвалил её за находчивость:

— Ей некуда было деться: оставаться здесь, с этим, как его… ага, Йоргеном… она не смогла бы — слишком чистая. Нет бы его приручить, растормошить… Я бы на её месте из старичка не то, что верёвки — лестницу к власти свила бы! А ей чувства подавай! — Королева ненадолго замолчала, фыркнула. — Я обещала, что по возвращение дам ей убежище. И от этого она не смогла отказаться… Жить-то всем хочется, — она заносчиво взглянула на серого.

Тот молча следовал за ней, погрузившись в свои мысли. Но, почувствовав взгляд жрицы, резко вынырнул и изобразил одновременно заговорщически-лукавое желание. Женщина ухмыльнулась:

— Я же не гарантирую исполнения своих обязательств, мало ли, что может случиться, так ведь? — Она подмигнула, чутко следя за его реакцией. Серый выражал абсолютное равнодушие к судьбе Шестой. — А она вынуждена будет мне подчиниться… Да и охранники портала с той стороны её не тронут. А то моих ребят, видимо, перебили…

— Где гарантия, что она вернётся? — неожиданно спросил её попутчик.

— Думаешь, она допустит, чтобы её обожаемый мир Разных захватили злые мы?..

— А где гарантия, что она вернётся с Оберегом?

— Вернётся без Оберега — я её убью. Это даже светлому понятно, — она равнодушно пожала плечами.

Они подошли к личным покоям королевы, плак'кйорлы почтительно расступились. Не успела закрыться дверь, как жрица набросилась на серого, подпрыгнула и повисла на мужчине, обхватив руками и ногами. Шепнула заклинание, и её одежда с двеомером воздуха подняла пару под своды зала.

— Давай займёмся этим в воздухе, — проворковала она.

— Не надо…

— Боишься? — Смех звонкими бубенчиками зазвенел вокруг. — Боишься, что я потеряю контроль, и мы свалимся в самый неподходящий момент?.. Не льсти себе!

Она смеялась, но спускалась, признав, что в её словах может быть истина. Они легли на кровать, и мужчина мягко, но настойчиво отлепил от себя эльфийку. Его лицо оставалось спокойным, но в глазах, как бесята, играли синие отблески светильников.

— Твой план был безупречен, дорогая…

Она почувствовала подвох… не в словах, даже не в интонации, а по-женски.

— Но…? — насторожилась она.

— Зачем «но»? — передёрнул он и в миг вновь стал пленительным подхалимом, обнял, притянул, схватил губами кончик уха.

Теперь отстранилась она, чувствуя его напряжение и неуловимым жестом подозвав к себе свою верную плеть.

Белая змея, до того мирно спавшая возле кровати, встрепенулась, почуяла настроение хозяйки, вползла к ней наверх. За плечом жрицы Четырнадцатый увидел тонкую змеиную морду с внимательными глазами. Она смежила вертикальные веки и… разделилась на три части, каждая из которых оформилась в такую же змею. Затем боковые разделились ещё пополам… Пять пар немигающих змеиных глаз уставились на серого.

Его лицо было спокойно.

— Ты не договорил, — процедила жрица.

Мгновенно извернулась, схватила плеть за рукоять и направила на любовника. Две змеи шмыгнули под руками и нацелились жалить за ушами, две расстелились по плечам в поисках сонных артерий, а центральная обвила шею в стремлении задушить. Четырнадцатый оказался в плену живых белых силков из пяти змей, хвост каждой вплетался в рукоять плётки.

Серый прилагал усилия, чтобы не поддаться панике и выдержать ровный голос:

— Твой план был безупречен, пока ты не послала Эстелиель на поиски Оберега земли.

У королевы перехватило дыхание.

— Она — почти твоя рабыня, — продолжил он, — но не сможет найти его.

Свет от чаш с огнём заплясал в круговороте, задёргался, заискрил песчаными бликами. Шелест крупинок золота потёк из воздуховодов.

— Объясни! — только и смогла выдохнуть жрица.

— А я не знаю вашу эльфийскую историю до прихода серых, — усмехнулся мужчина. — Я только знаю, где сейчас Оберег земли. А ещё я знаю, что пустой футляр от него находится под кроватью, в домике, где я сейчас живу. А ещё я знаю, что Шестая его постоянно чувствует, но найти его не сможет. А ещё я знаю, что серые расходятся по горам, и их Цепь, которая сдерживала нашего хорошего знакомого, теряет силу, и сейчас, вот именно сейчас, пустыня решит, что её час пришёл: Цепи нет, Оберега нет… Думаю, нас спасёт только чудо! — он рычал и задыхался.

На полу собирался песчаный иней, воздуховоды свистели и шуршали. И гнев серого накрывал ошёломлённую жрицу. Она прошептала:

— Не только чудо… — но не была услышана.

— Ты не могла подождать и потерпеть серых, пока не найдёшь Оберег! Самонадеянно воспользовалась приходом Шестой и смятением Властителей! Ты не убьёшь меня сейчас, нам всем здесь нужен Оберег — эта маленькая зачарованная крупинка земли, способная защитить наш оазис от пустыни. Только я знаю, где он.

— Откуда? — жрица дёрнулась и на миг коснулась губами лба серого.

Она увидела роды у Эстелиель, младенца на руках отца, кровь и жутковатые раны от разрывов меж ног его матери. Обморок Шестой.

«Странно, серые ведь рожают легко…»

Четырнадцатый оттолкнул её, навис над ней, не обращая внимания на шипящие змеиные головы:

— Я — сын Лорешинада-отступника и светлой эльфийки! Я родился в мире Разных, поэтому я серый. Я сын тёмного эльфа, поэтому я могу менять цвет глаз. Мой отец хотел управлять пустыней там, у людей, забрав ваш единственный охранный артефакт… Но ему пришлось отдать его мне. И мы с Надеждой притащили сюда серых, которые создали Цепь. Меня всегда угнетала политика Властительницы, здесь я с тобой согласен, и я предпочёл играть в свою… Но, видят светлые, я не хотел её смерти!

А сейчас, моя глупышка Арра, молись, кому хочешь, чтобы силы пустыни не хлынули сюда… А я иду наверх, умереть со своей семьёй!

Он сорвал с себя путы, достал из складок одежды мешок из полупрозрачной ткани, напялил на голову и завязал на шее. В открывшуюся дверь впорхнула метель песчинок. Жрица закашлялась и осознала, что, если выживет сама, не досчитается тысяч своих подданных. Она принялась создавать посыльных паучков для командующих и титулованных жриц с приказом выводить эльфов наверх.

За работой она непрерывно кашляла и думала, сработал ли план, навязанный предателю в мире Разных… как его, Сокол?..

 

Глава 38. «Последняя»

Алтай

«И в какие Каракумы меня занесло? Что делать — идти или оставаться на месте?..»

Сайлас стоял в центре золотого песчаного вихря. Ни скалы, ни членов Ордена не было видно. Пустыня.

«Ты не сможешь никуда уйти, смертный,  — прошуршало отовсюду сразу. — Твоё тело уже принадлежит мне!»

— Аж десять раз! — опешил Сайлас. — Незнакомым вербовщикам не продаёмся! С малознакомыми торгуемся. А для полной вербовки тебе надо быть как минимум женского пола — тогда я подумаю… Ты кто или что вообще?

«Можешь звать меня, как эльфы, Паридиэн».

Вихрь рассеялся, но светлее не стало. Перед магистром образовалось нечто, похожее скорее на бархан из шерсти, чем на живое существо.

— Внушает, — кивнул магистр. — Тебе там не жарко?

Он отчаянно храбрился, ища варианты выхода из положения. Причинить твари какой-либо вред явно не в его силах, но и просто так сдаваться было бы глупо.

Собрав в кулак всё своё мужество и волю, Сайлас выдвинул ультиматум:

— Половина или ничего! Застрелюсь при первой же возможности!

Будь у существа лицо или морда — оно наверняка бы вытянулось от удивления.

«Ты смеешь торговаться со мной, смертный?!»

— У нас это называется сотрудничество, — ответил Сайлас. — Тебе нужно тело, верно? Но если ты полностью займешь моё — скорее всего, оно будет тут же уничтожено Гримом или ещё кем-нибудь снаружи. Ты можешь перейти в другое, но тебе это надо? Ману тратить, или что там у тебя… Ты же знаешь, что в нашем мире с магией напряжёнка?

Паридиэн, похоже, был озадачен такой постановкой вопроса.

«Я действительно сильно ослаб после перехода. Оберег… он рядом.  — Шелестел собеседник. Внезапно осёкся, будто поняв, что сболтнул лишнее. — Но какой смысл от этой сделки для тебя, смертный?…И почему мне так холодно?»

— Так зима же на носу! — развёл руками Сайлас. — Лишний обогреватель мне очень даже пригодится.

* * *

Грим мрачно смотрел наверх.

— Настоящий м… Магистр Святого Ордена! — выдал он наконец. — Святость аж не вмещается…

Ему никто не ответил, поскольку сам магистр парил под потолком пещеры, окружённый золотым огнём, а Эстелиель, похоже, потеряла дар речи. Меч валялся на полу.

Грим ничего не предпринимал. Постоял истуканом, буркнул: «Бывает», развернулся к выходу.

— Т-ты куда? — еле слышно пролепетала Тель. — А он?

Колдун резко оглянулся. Если бы взгляд был материален, девушка лежала бы с пробитой головой.

— А я не знаю, что делать, — шипел он, слегка надвигаясь. — Я вам что, Вассерман без бороды? Я вам панацея от всех болячек?! Я не знаю, как его снимать оттуда! Эта вселившаяся дурь класть на меня хотела, что там у неё в наличии. Могу предложить гарпун… или швабру, как по старинке яблоки с деревьев сбивают. — Рыкнул ей в лицо. — Пойду поем… вернусь, когда оклемается. Или помрёт. И без него запечатаемся как-нибудь.

Он метнулся к выходу, встретил подсвеченную огнём оранжевую стену дождя. Внезапно свет исчез. Грим обернулся и успел увидеть, как тело Сайласа со странным хрустом свалилось на песчаный пол. Свечения не было.

— Ну вот, умер, — почти довольно констатировал колдун. — Разберу на запчасти, продам в соседнюю державу…

— Но он дышит, — Тель медленно приблизилась к магистру. Она кожей ощущала пульсацию Оберега земли где-то совсем рядом. — Это Пустынный демон, Паридиэн. Он уходит…

— Угу… А потом догонит и ещё раз уйдёт…

— И что теперь делать? — Тель усердно косила под дурочку. Примись она командовать — Грим на них начхал бы и смылся.

Колдун медлил. Создал стазис-поле. Поднял Сайласа в воздух, как до этого Пашку.

— Лечить в замке буду!..

— Я тоже умею лечить, — пискнула Тель в спину колдуну.

Тот, не оборачиваясь, нехорошо ухмыльнулся. Девушка подобрала меч и побежала вслед за ним под дождь.

* * *

Ливень превращал в кашу песчаное болото. Границы пустыни совсем сжались, словно вода и торнадо собрали весь песок к центру. По этой границе на мгновения молний замирали тёмные шары в человеческий рост. Не приближались.

— Это «Сферы Тьмы». Шрицы сос-здают тхакие амулеты для воинов, — прошипел в ухо Гриму возникший рядом эльф.

Колдун вздрогнул, но сдержался, не сводя глаз с границ, которых без молний не видел вовсе.

— А чего не нападают, Капитошки недоделанные?

Молния осветила серо-чёрный песок, один из «шариков» застыл между двумя кривыми корягами угрожающе близко.

— Смотри, — Лорешинад указал во тьму. — Там.

— Смешно пошутил…

— Там с-стоит чщеловек, — принялся пояснять зоркий эльф. — Он дершит над нами охранное с-заклинание. Ilythiiri не могут подойти. Получается, он нас охраняет.

Молния.

В том месте, куда указывал ушастый, на миг из мокрой ватной темноты очертилась высокая тонкая фигура, опиравшаяся на посох.

Грим вскинул руку с огненным шаром.

— Не было у бабы забот, так купила Гэндальфа!

От руки с шипящим шаром шёл пар, но света оказалось достаточно. Забив на ошивающиеся вокруг чёрные смертоносные облачка, колдун отправился «в гости». За ним летел Сайлас. Следом шли остальные. В целом, это напоминало похоронную процессию в ночь Хэллоуина.

Они остановились в нескольких шагах от цели. Высокий парень, худой, даже тонкий, обвёл насмешливым взглядом гостей. Длинные пальцы пианиста с силой вдавливали наконечник посоха в каменистую землю. Приветливо улыбнулся тонкими губами. Такой улыбкой награждают старых друзей, но сейчас она была до мурашек язвительна и лицемерна. Мокрые вьющиеся волосы спускались по лбу и щекам до шеи.

Грим не собирался ни знакомиться с пришельцем, ни выяснять мотивы его поступков. Но, уже занеся руку для броска, остановился:

— Я видел тебя, ты следил за нами возле замка.

Из-за спины колдуна внезапно выбралась Эстелиель:

— И я видела тебя! Это в твой сон я попала, Наван. И… это ты принёс меня в замок? Ты — маг?

Тот в ответ прикрыл глаза, легонько кивнул и перевёл взгляд на Пашку, который икнул и пискнул:

— А я тебя… Вас видел в клубе, Вы мне дорогу в дверях уступили, когда я выбегал.

Довольный маг обвёл всех насмешливым гордым взглядом, будто, польщённый популярностью, спрашивал: «Кто ещё меня где видел?» Прищурился, остановившись на эльфе. Под этим взглядом память Лорешинада проснулась и выдала видение, которое показала ему светлая Ориелен:

Лорешинад, встающий спина к спине с черноволосым парнем, полупрозрачный шест в руках которого превращается в такой же полупрозрачный меч, а в свободной руке загорается пульсар…

Значит, маг тоже будет с ними… Но эльф промолчал.

Тихо шипел ливень. Тихо бесился под струями воды огненный шар. Тихо закипал Грим.

Маг и колдун изучали друг друга. Наван в глазах Грима был хозяином демона, помехой для закрытия портала, центром этой тёмной внешней силы. Был ли купол заклинания защитой от нападения эльфов или наводкой демона на Сайласа?

Пятьдесят на пятьдесят. И маг не пытался куда-то склонить колдуна. Самодовольно лыбился ему в лицо.

— Демон — твоя работа, маг?

— Нет, — спокойно ответил тот. — Чего ты ждёшь? — Указал глазами на шар огня.

Улыбнулся ещё шире, совсем лучезарно, нахально, улыбкой или полного идиота, или сильнейшего перед слабым.

Грим поддался. Взревел от ярости. Рука опрокинулась вперёд, огненный шар прошил нити дождя. В миг преодолел расстояние до груди мага…

Прошёл сквозь него, прокатился по камням, угодил в груду мелких веток, в которых со свистом погряз и потух. Почти невидимый во тьме ливня погрустневший Наван снова хмыкнул краем губ и исчез вовсе. Второй огненный шар осветил серебряную пуговицу, быстро уползающую в грязь под напором воды на том месте, где стоял мираж. Это был растраченный амулет мага.

— Моим же оружием…, менталист амулетный недоделанный! Убью…! Глюки он мне будет навешивать, как новичку…му. Где эта тварь……! Эльф?

Глазастый Лорешинад указал на гору в направлении избушки. Худая фигура Навана мчалась быстрее эльфийских шариков, преследовавших его… жертву или вожака?..

Грим в бешенстве кинул вслед уходящим шар огня, но тот потух уже по дороге. Рванул в том же направлении, увлекая за собой Сайласа. Остальные припустили за ним, проскальзывая ногами по мокрому песку и фыркая от воды.

Быстро добрались сквозь недружелюбный мокрый лес до машины и полуизбушки. Видно никого не было, но в лобовом стекле, в центре паутины трещин оперением застряла короткая чёрная стрела.

— СВО…!!! — попытался взреветь Грим, но рука Лорешинада зажала ему рот.

— Они с-здесь, — прошипел он.

— …бись! — колдун засветил эльфу локтем.

Вокруг Грима засветились несколько огоньков и тут же разлетелись между деревьями, указывая на затаившихся врагов. Вслед полетели уже боевые огненные шары.

Из зарослей донеслись вскрики. Тут же «тамплиерам» пришлось шлепнуться в грязь, чтобы не быть утыканным стрелами. Лорешинад прижал к земле замешкавшегося Пашку.

— Делай уже что-нибудь… ушастый! — Грим сжег несколько стрел, летевших прямо в них.

Эльф оскалился, вскочил, обнажая клинки, и метнулся в кусты.

«Где они только добыли амулеты для этих «Сфер»?..» — подумал он, влетая в ближайший шар и нанося удар ледяным клинком по переливающейся в тепловом спектре фигуре.

От первой атаки противник уклонился, но в спину ему влетел огненный шар Грима. Силуэт тут же расцвёл белым. Лорешинад отпрыгнул от ещё живого факела и мельком посмотрел на лезвие Кии-Вэльве, почти полностью покрытое льдом.

«Ну и как этим драться?»

Эльф попытался на бегу счистить лёд другим клинком. К его удивлению, льдинки, вместо того, чтобы просто упасть, с силой врезались в стоящее в пяти шагах дерево.

«Какого светлого!?»

На одном клинке двеомер холода, на другом — ветра. Дождь. Два клинка и дождь рождали ледяные болты с хорошей скоростью полёта.

Эльф скользнул одним лезвием по другому, целясь в ближайший тёмный шар. Ледяные молнии прошили нападающего, алыми каплями пронеслись дальше, срезали тяжёлую ветку сосны. Та миг оставалась наверху, потом горизонтально рухнула, накрыв кого-то хвойным дождём и собой в придачу. Внезапно из-под ветки донеслось:

— Ты, лесоруб-доходяга! Сдам я тебя когда-нибудь, будешь лес валить… Тут недалеко, чуть северней! Какого ты стрелы морозишь, Снегурка стриженная!

На осмысление ситуации времени не было — вокруг Лорешинада собралось сразу три «Сферы»… Эльф замер, скрестив лезвия Кии-Вэльве внизу. Он чувствовал ауры не простых иссилинов. Крутанулся, расплёскивая ледяные стелы перед врагами.

— Ты здесь, Арр'Таш? — прошипел он сквозь зубы на дроу.

— А разве могло быть иначе, вин'эсс? — шелест пустого голоса раздался совсем в стороне. — Я не для того прошёл через пытки серых и Перерождение, чтобы быть курьером и охотиться на кучку Разных!

Арр'Таш вышел из-за дерева, и вспышка молнии осветила золотые пряди волос.

— Что ж, поздравляю с повышением, плак'кйорл Арр'Таш. — Лорешинад чуть изменил положение клинков. — Только на твоём месте я бы забрал слова насчёт «кучки» назад…

— Лучше подготовься к свиданию со своей светлой подружкой. Ты ведь по ней соскучился, не так ли? — взгляд полыхнул золотом, встретившись со взглядом алых глаз Лорешинада.

Ответом был град ледяных осколков. Хотя бОльшая их часть прошла мимо, на щеке Арр'Tаша всё же осталось несколько царапин. Темные атаковали мгновенно. Три «Сферы» слились в одну, из которой доносился лишь звон клинков да вылетала в разные стороны ледяная «шрапнель».

* * *

Сайлас лежал у Эстелиель на коленях, теперь она своими средствами держала магистра на грани жизни.

Чёрный короткий болт вонзился в дерево над её головой. Второй летел прямо ей в грудь, но сдвинуться или уклониться она уже не успевала. Магистр был слишком тяжёл, чтобы резко скинуть его с колен. Время остановилось, стрела медленно, но неуклонно ползла по воздуху к её жизни. За долю секунды до встречи со смертью она зажмурилась. Через миг, не чувствуя боли, вновь открыла глаза. Болт скатывался с тела Сайласа, растеряв инерцию полёта.

«Купол защитного заклинания?» — она ошалело озиралась, ища среди деревьев глаза Навана.

Не видела, но чувствовала, где он стоит. Опустила взгляд, кивнула на Сайласа и Пашку.

Воздух шевельнулся, и вот уже летящие льдинки брызгами разбиваются перед лицом очумевшего Пашки.

* * *

«Учить менестреля? Ничего не выйдет. Он не сможет создать вокруг себя хаос росчерков, через который не пробиться и к которому опасно приближаться. Не останавливаться, не замечать боли… Танец бабочки и огня, танец со смертью. Таков настоящий бой вин'эссов…»

— Всем выползти из Сумрака! — прогремел над лесом усиленный голос Навана.

«Сферы» начали расползаться и чёрными ручейками утекли в заросли. Почти сразу же двоих тёмных настигли файерболы Грима. Третьему Лорешинад вонзил зачарованный ветром клинок в живот. Брюшина раздулась и лопнула. Второй Кии-Вэльве чисто по привычке прошёлся по горлу уже мёртвого противника.

«Трое?.. Где Арр'Таш?!»

Тишина. Бой закончился.

Сил хватило только на один шаг. Лорешинад повалился навзничь, тяжело дыша. Всё тело было покрыто мелкими чуть светящимися зеленым порезами.

Сквозь кусты проломился Пашка.

— Шин! Шин, ты живой?

— Vel'klar[53]Где (дроу)
…

— Что?..

— Где Арр'Таш?..

— Не знаю никакого Артоши… Чем тебя так?

— Яд, — услышал эльф на границе сознания голос Эстелиэль.