Они вновь ехали по улицам большого города. Только теперь во всем чувствовалось явное приближение рассвета. Небо все еще было темным, но это была не чернота, а глубокая синева, готовая вот-вот встретить первые лучи восходящего солнца. Прижавшись лбом к оконному стеклу, Сильвия смотрела на встречные машины и думала о том, что владельцы большинства из них, возможно, уже выпили свой утренний кофе и теперь спешат на работу. Сразу явственно вспомнился потрясающий аромат кофе, который заваривала по утрам Марта во время их пребывания в загородном доме. Сильвия и сама пыталась варить кофе, в точности следуя нехитрому материнскому рецепту, но не могла добиться аналогичного эффекта.

— Когда кофе варит Марта, аромат разносится на два квартала, — шутил на этот счет Фархад. — А запах твоего кофе может уловить разве что наш сосед господин Кюнне из дома напротив.

Сильвия слегка обижалась, но в итоге признавала справедливость отцовских слов.

Она отстранилась от прохладного стекла и посмотрела на Оскара.

— Ты заскучала по дому? — вдруг спросил он, оторвав на мгновение взгляд от дороги и внимательно посмотрев ей в глаза.

— Как ты это понял? — удивленно вскинула брови Сильвия. — Я ведь даже не смотрела в твою сторону. Еще в первую нашу встречу я подумала, что ты способен угадывать чужие мысли. И теперь склоняюсь к этой версии все больше и больше.

Оскар взял ее за руку и произнес со знакомой уже ей иронией:

— Сейчас, глядя в окно, ты дважды вздохнула тяжко и печально, как маленькая девочка, которую мама впервые привела в детский сад и оставила там одну. Поскольку я мысли не могу допустить, что ты грустишь об Ульрихе, то остается одно: ты печалишься о своих близких.

— Все намного прозаичней, — весело отозвалась Сильвия, склоняя голову на плечо Оскара. — Я всего лишь вспомнила аромат кофе, который варит по утрам моя мама. К нему она подает изумительные теплые булочки с персиковым джемом, который делает сама, не доверяя горничной. Иногда я не выдерживаю, поддаюсь искушению и съедаю парочку. Потом, разумеется, даю себе двойную нагрузку у станка.

— А ты, оказывается, еще и сладкоежка, — улыбнулся Оскар, целуя нежный завиток на ее виске. — Но, думаю, и кофе, и булочки мы вскоре отыщем. Что касается первого, то стоит только опустить руку… — С этими словами Оскар протянул ей блестящий термос, который извлек непонятно откуда. — Не слишком люблю кофе из термоса, но, полагаю, вскоре он нам понадобится. Если хочешь, можешь выпить сейчас.

Сильвия помотала головой. Единственное, чего ей хотелось сейчас, так это ехать вот так, бесконечно долго, ощущать сильные пальцы Оскара на своей ладони, чувствовать тепло его плеча, на котором так приятно покоиться ее голове.

Но вскоре машина остановилась. Оскар распахнул дверцу и помог Сильвии выйти. Она с наслаждением почувствовала дуновение свежего ветерка, наполненного запахом океана. Небо уже приобрело восхитительный желтовато-розовый цвет, предвещавший скорое появление солнца. Ритмичные удары волн о берег напоминали Сильвии биение сердца.

Взявшись за руки, они прошли несколько шагов туда, откуда раздавался этот мерный звук. Ноги Сильвии увязли в зыбком песке, и она потеряла равновесие. Беззвучно смеясь, она опустилась на белую песчаную россыпь.

— Какая же я глупая! — сказала она, вытягивая вперед ступни и кивая на свои черные лакированные босоножки. — На таких каблучищах я далеко не уйду.

— Разреши тебе помочь, — сказал Оскар, присаживаясь на корточки возле нее. — Здесь ведь далеко не танцпол и обувь ни к чему даже самым ловким балеринам. — С этими словами он стал расстегивать ремешки, обхватывающие ее тонкие щиколотки. Закончив эту нехитрую работу, он задержал ступню Сильвии в своей большой ладони, потом слегка наклонился и поднес к ее губам.

От этой неожиданной и непривычной ласки дрожь пробежала по телу Сильвии, отозвавшись гулким ударом сердца и разлившись теплой волной внизу живота.

Судя по всему, подумала она, это один из тех пустынных пляжей, где часто можно не встретить ни души и о которых мне говорил Фред.

На мгновение в ней вновь проснулась девочка из хорошей семьи, которая мысленно все свои поступки сверяет с мнением матери.

Интересно, что подумала бы моя дорогая Марта, узнай она, что я поехала вдвоем с едва знакомым мужчиной на пустынный пляж? — пронеслось в ее голове. А уж Фархад с его восточными понятиями и вовсе бы обезумел от моего легкомыслия.

Но сеанс самобичевания продлился не более минуты.

Оскар совсем не посторонний, мысленно одернула она себя. Мы уже выяснили, что у нас с первой же встречи было ощущение, будто мы знаем друг друга тысячу лет.

— Доктор, когда же мы приступим к лечению моей фобии? — тихо засмеялась она и провела рукой по голове Оскара, с удовольствием пропуская между пальцев жесткие пряди его волос.

— Для этого необходимо погрузиться в воду, — в тон ей со смехом отозвался он.

— Ты обещал не смотреть, — нарочито грозным тоном сказала она, и Оскар покорно отошел на несколько шагов в сторону.

Убедившись, что он стоит к ней спиной, Сильвия стянула через голову платье. Алый шелк скользнул на песок, и она осталась лишь в маленьких красных трусиках и кружевном алом лифчике без бретелек. Ни слова не говоря, она что есть сил бросилась бежать туда, где легкий прибой бился о песчаный берег.

— Сильви, так нечестно! — услышала она раскатистый крик Оскара за своей спиной. — Нельзя начинать сеанс без доктора!

У самой воды она остановилась и оглянулась. Оскар, успевший сбросить с себя белую футболку, бежал за ней, расстегивая и пытаясь стянуть на ходу джинсы.

Сильвия стояла у воды, и легкий ветер теребил ее темные волосы, развевающиеся за спиной словно флаг. Она шагнула навстречу набегающей волне прибоя, с удивлением отмечая ласковое тепло воды. Будто и не было ночи и все это время океан прогревался палящим солнцем.

Небо над головой стало уже совсем светлым, и Сильвия понимала, что теперь уже ей решительно невозможно скрыться от внимательного взгляда Оскара, который она чувствовала спиной. Она посмотрела вдаль и чуть не задохнулась от восторга. Перед ней дышал, жил своей особенной, таинственной жизнью огромный океан. У берега вода казалась светлой, зеленовато-голубой. Где-то в средине огромного водного пространства цвет менялся на темно-синий. Будто неведомый художник ровной полосой отделил одну грань океана от другой. И совсем далеко к линии горизонта цвет воды становился почти черным, эффектно смыкаясь со светлым, уже тронутым лучами восходящего солнца небом.

Сильвия широко раскинула руки, будто желая вобрать до капли всю дивную красоту пробуждавшейся природы. Но тут волна прибоя ударила ее по коленям, едва не сбив с ног. И в то же самое мгновение она почувствовала, как сильные и горячие руки Оскара сомкнулись вокруг ее талии. Он подхватил ее на руки и вместе с ней шагнул навстречу прибою. Когда они оказались полностью погруженными в воду, он разомкнул объятия и не сговариваясь они поплыли вперед, будто хотели достичь той далекой полосы, где вода становилась темной.

Казалось, они плыли очень долго, но Сильвия не испытывала ни страха, ни беспокойства, поскольку рядом был Оскар.

Дельфины появились на их пути настолько неожиданно, что Сильвия поначалу приняла их за неведомых, но опасных обитателей океана. Сначала на расстоянии не более двадцати метров из воды выпрыгнул один, следом вознесся над водой и вновь погрузился в нее второй. А когда один из них стремительно нырнул в воду и по логике должен был проплыть ровнехонько под ними, Сильвии стало не на шутку страшно. Конечно, она была наслышана о миролюбивом нраве этих чудесных животных, но мало ли что могло прийти им в голову. Что, если, например, они примут их за возмутителей их дельфиньего спокойствия и решат с ними расправиться? Она повернула голову в сторону Оскара и встретилась с его смеющимся взглядом.

— Не бойся! — прокричал он. — Они с нами просто играют!

Но, очевидно уловив все же неподдельный страх в ее глазах, он приподнял руку над водой и махнул в сторону берега. Плыть назад оказалось труднее. Пару раз Сильвии даже приходилось ложиться на спину, чтобы слегка отдохнуть, покачиваясь в океанских волнах. В эти мгновения Оскар был рядом. Он словно зависал в воде, подкладывая свои широкие ладони под ее затылок, словно страхуя и успокаивая ее.

Сильвия вздохнула с облегчением лишь тогда, когда ноги коснулись дна. И тогда Оскар вновь взял ее на руки. Сильвия, чувствуя себя невесомой в воде, обвила руками его шею. Он опустил руку, поддерживавшую ее колени, и получилось так, что шея Оскара оказалась единственной ее опорой. Чтобы удержаться, она обхватила ногами его могучий торс, а он сильными ладонями прижал к себе ее бедра. Их губы встретились, и поцелуй на сей раз был настолько горячим и жадным, будто они ждали его целую вечность. Сильвии хотелось слиться с Оскаром, стать его частью, просто раствориться в нем. Возможно, это объяснялось и воздействием водной стихии, так как оба они ощущали себя частицами живого, волнующегося и ласкового океана, волны которого мягко покачивали их тела, отдаваясь приливами горячей крови внизу живота и в сердцах. Сильвии казалось, что ее бедное, переполненное нежностью сердце бьется уже где-то в области горла. Она почувствовала, что от прилива крови соски ее стали на удивление твердыми, и ей захотелось избавиться от лифчика, этого маленького кусочка кружевной материи, которая создавала пусть небольшой, но барьер между ее налившейся грудью и сильной грудью Оскара. Она слегка повела плечами, и Оскар, будто угадав ее тайное желание, легко разомкнул застежку бюстгальтера, который словно маленькая красная медуза поплыл по волнам.

Возбуждение Сильвии было настолько сильным, что во время поцелуя она закрывала глаза, будто не желала, чтобы хоть что-то отвлекало ее от дивных, но неведомых дотоле ощущений.

— Любимая, любимая, — шептал Оскар, покрывая жадными поцелуями ее опушенные веки, нежную тонкую шею. Одной рукой он поддерживал ее ягодицы, большим пальцем другой касался потемневших и напряженных сосков. Она не знала, сколько времени прошло, потому что душа ее была переполнена большим, ярким, непонятным чувством, которому она пока затруднялась подобрать определение.

Когда Сильвия открыла наконец глаза, небо над головой было уже голубым, а солнце освещало бескрайнюю океанскую гладь. Она посмотрела на Оскара. Вода стекала по его лицу, намокшие ресницы слиплись и напоминали темные стрелы, а голубые глаза смотрели на нее со страстью и мольбой. На его шее, там, где было адамово яблоко, красовалась маленькая коричневая родинка, и Сильвия с нежностью коснулась ее губами. Потом она вновь потянулась к его четко очерченным губам и стала покрывать их края мелкими и частыми поцелуями. Эти нежные прикосновения вызывали прилив страсти, а когда их языки вновь встретились, у обоих из груди одновременно вырвался стон.

— Сильвия, детка, что же ты со мной делаешь?! — взмолился Оскар. — Я ведь могу просто с ума сойти от любви и дикого желания.

В том, что Оскара действительно переполняло желание, Сильвия могла убедиться сама, ведь ее бедра вплотную касались его бедер. Но не было ни стыда, ни страха, ни раскаяния, которые она могла бы почувствовать, окажись на месте Оскара кто-то другой. Но с ним она ощущала себя в полной безопасности, и если и могла кого-то бояться, то лишь саму себя.

— Нам надо выйти на берег, чтобы слегка согреться и найти наконец на этом огромном побережье кофе и булочки, по которым ты так тосковала в машине, — сказал Оскар, подмигивая Сильвии.

Казалось, шутливый тон помогает ему взять себя в руки и справиться со страстью, почти вышедшей из-под контроля. Вновь подхватив Сильвию на руки, он вынес ее на песок. Теперь она уже с некоторым испугом стала озираться вокруг. Ведь лифчик ее безвозвратно канул в водной стихии и единственным прикрытием был маленький кружевной треугольник красных трусиков.

— Ты зря боишься, что тебя кто-то увидит, малышка, — ласково произнес Оскар, наклоняясь и целуя бархатные черные родинки, что красовались одна возле ключицы, а вторая под грудью. — Во-первых, в этот час здесь могут быть только какие-нибудь сумасшедшие влюбленные — вроде нас самих. Но и их пока не наблюдается. Во-вторых, ты настолько совершенна, что будешь казаться одетой, даже если на тебе не будет ничего, кроме заколки для волос. Уверен, если бы кто-то увидел тебя сейчас, то ему просто захотелось бы одеться или сбежать, так как любой смертный проигрывает рядом с античной богиней.

Сама же Сильвия во все глаза разглядывала теперь Оскара, ведь в воде она могла только ощущать его тело, но не видеть. Он и сам был похож на прекрасную статую — из тех, что она видела в книгах по античному искусству. Широкий разворот плеч прекрасно контрастировал с тонкой талией и узкими сильными бедрами. Красиво очерченные мышцы груди и брюшного пресса, которые принято сравнивать с плиткой шоколада, красноречиво говорили о том, что Оскар всерьез занимался спортом. Об этом же свидетельствовали и его длинные стройные ноги, сила которых позволяла легко справляться с морским прибоем, когда он держат в воде на руках Сильвию. В свое время она штудировала учебники по анатомии, чтобы лучше понять, какие упражнения следует делать ей как танцовщице, чтобы проработать те или иные мышцы. Она смотрела на Оскара во все глаза и пыталась определить, какой же именно вид спорта так отточил тело ее милого психотерапевта. Ясно одно, это быт не бодибилдинг, разрабатывающий до невероятных размеров декоративные, но порой бесполезные мышцы. Оскар же был сложен очень гармонично, а развитые мышцы не делали фигуру громоздкой, как это бывает у культуристов.

— Неужели ты на танцполе наработал такие дивные мускулы? Или, может, тебе там слишком часто приходится их напрягать, поднимая в воздух партнерш? — Сильвия прищурилась и кокетливо погрозила Оскару пальцем.

— Радость моя, — в тон ей отозвался он, — серьезные мышцы можно накачать на танцполе только в том случае, если в качестве партнерши выбрать девушку, занимающуюся борьбой сумо. Но, к сожалению, такие туда просто не ходят. А неплохую фигуру я приобрел, много лет и всерьез занимаясь плаванием.

— Ну-ну, то-то я вижу, что сложен ты не хуже морского бога, — засмеялась Сильвия. — Забыла, как его…

— Посейдон, — продолжил Оскар. — И можете меня не экзаменовать, милая фрейлейн, я слегка изучал мифологию.

Сильвия была даже рада переходу на шутливый тон, ибо это помогло им обоим справиться с той сумасшедшей страстью, что еще несколько минут назад безуспешно искала выхода и доводила их до помутнения рассудка.

Сильвия вновь становилась маминой дочкой, привыкшей контролировать каждый свой поступок.

Это всего лишь сон, прекрасный эпизод, вдруг подумала она, машинально прикрывая ладонями свои похожие на половинки яблока груди. Все, что сейчас вокруг меня — небо, океан, Оскар, его поцелуи, — я, вернувшись домой, буду вспоминать, как чудо, которое не может быть вечным. Я очутилась в чужой стране, как Алиса в Зазеркалье, и потеряла голову от этих чудес. Мы оба потеряли голову. Я вернусь к своим ганцам, а Оскар — к своим пациентам. Или — уж не знаю, как их там называют, — клиентам. Самое главное, что боль, которую мне доставляли воспоминания об Ульрихе, полностью исчезла.

— Фрейлейн стала слишком застенчивой, — ласково заметил Оскар, прижимая ее к груди и целуя в губы. — Значит, время одеваться и пить кофе.

— Боже, но где мое платье?! — испуганно воскликнула Сильвия, озираясь по сторонам.

— Ты не сказала мне главного, — сказал Оскар с такой интонацией, что Сильвии было трудно понять, шутит он или говорит серьезно. — Смогли ли мы вылечить твою фобию, твой страх огня?

Сильвия с недоумением смотрела в бирюзовые глаза Оскара, и он пояснил:

— Я обещал, что мы поедем туда, где будут вода и огонь одновременно, и что ты при этом не будешь бояться. Так?

Сильвия послушно кивнула.

— Вот огонь, — сказал он, поднимая вверх палец и указывая на взошедшее солнце. — И вот вода, — протянул он руку в сторону океана. И тебе ведь правда совсем не страшно?

— Знаешь, Оскар, — тихо сказала Сильвия. — Мне не страшно потому, что рядом со мной ты. А настоящий огонь я почувствовала, когда мы стояли там, в воде у берега. И мне было хорошо гореть в этом огне. И я не боялась сгореть в нем. Но здесь, на берегу, все вернулось на круги своя, здесь все иначе.

— А вон и твое платье! — смеясь закричал Оскар, указывая в ту сторону пляжа, где неподалеку стоял синий «фольксваген». — Сейчас я тебе его принесу.

Он бросился бежать по белому песку, и Сильвия поймала себя на том, что любуется каждым его движением, игрой сильных мышц, тронутых бронзовым загаром.

Вскоре он вернулся, бережно, словно почетный трофей, держа в руках трепещущее под порывами легкого океанского ветерка алое платье.

— Позволь, я сделаю это сам, — попросил он, внимательно глядя в глаза Сильвии и, не дожидаясь ее разрешения, накинул легкое алое облачение ей на плечи. — О, как бы я хотел быть твоим личным портным, чтобы каждый день иметь возможность любоваться твоим телом. Ну, был бы, к примеру, эдаким безобидным старичком, которого бы ты совсем не боялась, безоговорочно доверяя его мастерству.

Сильвия послушно подняла руки вверх, чтобы ничто не мешало Оскару поправить платье и застегнуть молнию сзади.

— Как же обидно снова прятать всю эту красоту под дурацкой материей, — имитируя брюзгливый тон воображаемого портного, пробурчал он.

Естественно, игра в портного снова закончилась пылкими поцелуями.

Потом Оскар подобрал брошенные на песке футболку и джинсы, и они, взявшись за руки, побежали к машине.

— Теперь ты должна немного согреться, — сказал Оскар, когда они уселись в автомобиль. С этими словами он достал термос и разлил горячий черный кофе в две маленькие пластиковые чашки. — Разумеется, это совсем не то, что варит по утрам твоя матушка, но, пока мы найдем приличное кафе, вполне сойдет.

— Никогда не пила ничего вкуснее, — искренне заметила Сильвия, пригубив все еще горячий темно-коричневый напиток, куда, похоже, были добавлены корица и еще какие-то неведомые ей специи. — Кстати, твой кофе по вкусу очень похож на какое-то любовное зелье. Господин Берген, а ну-ка честно признавайтесь, уж не приворожить ли вы решили бедную заезжую девушку? Если это так, то могу вас заверить, что это совершенно напрасный труд.

— Почему? — удивился Оскар, и было похоже, что он слегка расстроен. — Нет, я, разумеется, не добавил в кофе ничего такого колдовского.

— Да потому, что я и без кофе с вашими травами почти потеряла голову, — засмеялась она и потрепала Оскара по светлой макушке так, как если бы он сам был маленьким мальчиком.

— Сильви, я хочу тебе сказать… — начал было Оскар, но она быстро приложила ладонь к его губам со словами:

— Пожалуйста, ничего не говори, не сейчас. Слишком многое произошло за эти дни такого, что просто не укладывается у меня в голове. Я боюсь, что если мы сейчас все скажем друг другу, то сказка исчезнет. Или случится что-то такое, что может нам помешать.

Оскар взял ее руку и начал покрывать поцелуями ладонь и внутреннюю сторону запястья.

— Я хочу, хочу быть с тобой, — тихо шептал он в перерывах между поцелуями. — Я просто не могу представить, что расстанусь с тобой. Давай, когда мы вернемся домой, я расскажу все Анхен. Думаю, она будет счастлива.

— Мне сейчас кажется, что оба мы сошли с ума, — задумчиво сказала Сильвия. — Как будто мы встретились в каком-то замкнутом пространстве, где нет ничего, кроме нас двоих. Мне еще в отеле казалось, будто я перенеслась в другое измерение. Наверное, это потому, что я впервые оказалась так далеко от дома, к тому же в такой удивительной, экзотической стране. Люди, которые окружали меня раньше, теперь кажутся персонажами из какой-то пьесы, в которой я сама участвовала, находясь в Германии. Те связи, обязательства, которыми я жила там, кажутся мне теперь не такими уж важными и первостепенными. — Сильвия говорила серьезно и немного грустно.

Видимо под влиянием ее тона, Оскар прервал свои ласки, слегка отстранился и посмотрел на нее столь же задумчиво и печально.

— Малышка, когда ты говоришь все это, у меня возникает ощущение, что я врач, а ты моя пациентка. Я начинаю понимать, что душу твою просто разрывают сомнения, которых, кстати, совершенно нет у меня. Я понимаю, что встретил ту единственную женщину и того человека, с которым мне будет по-настоящему хорошо. Ты сказала, что боишься теперь своей красоты, которая мешает разглядеть тебя по-настоящему. Не спорю, люди всегда будут обращать на тебя внимание потому, что ты очень хороша. Но, знаешь, тогда, в аэропорту, когда мы столкнулись с тобой лбами, я почему-то в первую минуту даже не осознал, что ты красива. Меня поразило выражение твоих глаз. Они были такие большие и испуганные. Было понятно, что ты очень добрый и неравнодушный человек. Я понял, насколько сильно ты испугалась за Анхен, желая ей помочь. Ты знаешь, доброта в женщине меня всегда почему-то трогала сильнее красоты. Может быть потому, что добры были женщины, окружавшие меня с детства. Моя мать, Анхен — в обеих было так много милосердия и ангельской доброты. Кстати, моя мама много занималась благотворительностью. В юности она жила в небольшом городке и победила в местном конкурсе красоты. Получив награду — приличную по тогдашним меркам денежную сумму, — она отдала ее своей соседке, у которой тяжело болел ребенок. Мальчику на эти деньги сделали операцию, и он смог встать на ноги.

— Оскар, скажи, пожалуйста, а кто та девушка, которая была с тобой на танцполе? — с деланым безразличием спросила Сильвия. — Ну, ты еще представил ее как свою ассистентку. Нина, кажется…

На самом деле этот вопрос не давал покоя Сильвии уже несколько часов подряд. С того самого момента, как Оскар представил ей стройную эффектную блондинку, учившую танцевать его коллегу Тома.

— Нина — моя ассистентка. Я же сказал, малышка, и это чистая правда, — ответил Оскар. — Она работает в моем офисе, ведет запись пациентов, помогает мне. Словом, она моя правая рука. А почему ты спрашиваешь? Уж не вздумала ли ты меня ревновать? — В его глазах мелькнуло уже знакомое Сильвии выражение снисходительной иронии.

— Ревновать? Нет… — Сильвия с напускным равнодушием дернула плечом, хотя на самом деле сердце ее разрывалось от этого мучительного чувства. Она же не слепая и видит, насколько хорош ее новый возлюбленный. Странно было бы предположить, что за плечами у него нет никакого опыта и что он сам равнодушен к женским чарам.

— Но, Оскар, так получилось, что ты узнал все мои сокровенные тайны, — задумчиво продолжила она. — А я ровным счетом ничего не знаю о твоем прошлом.

— Сильвия, ты говоришь странные вещи, — засмеялся Оскар. — И все это после того, как Анна в подробностях изложила тебе едва ли не всю нашу родословную! А ну-ка признавайся, что именно ты хочешь знать о своем влюбленном рыцаре. Скорее всего, ты пытаешься выяснить, была ли у него до тебя дама сердца. Но из гордости боишься признаться в этом и спросить напрямик. Так?

Сильвии не оставалось ничего другого, как послушно кивнуть, поскольку Оскар вновь со свойственной ему проницательностью легко прочел ее тайные мысли.

— Да, Оскар, мне хочется знать о тебе все, — сказала она, теперь уже глядя в его глаза прямо и неотрывно, словно могла прочесть в них нечто потаенное. — Чем ты жил до меня, с кем встречался, кого любил — все для меня важно. Эта Нина, она смотрела на тебя с таким обожанием. Она влюблена в тебя?

— Глупенькая, с Ниной у меня никогда ничего не было, — прикладывая к губам ее руку, ответил Оскар. — Нас никогда не связывало ничего, кроме работы и взаимной симпатии. К тому же у нее есть жених, с которым вскоре она планирует соединить свою судьбу. Ты спрашиваешь о том, кого я любил. Положа руку на сердце, могу точно сказать, что с той самой минуты, как увидел тебя, я понял, что раньше не любил никого. Все, что было прежде, утратило всякое значение с того мгновения, как я заглянул в твои глаза.

— В том-то и дело, Оскар, что мне очень важно знать о том, что было раньше, — проговорила Сильвия. — Даже если это утратило значение.

На несколько мгновений воцарилось молчание. Оскар словно раздумывал над чем-то. Будто размышлял, стоит ли сейчас посвящать Сильвию в какие-то неведомые ей глубины своей души.

— Сильви, я уже сказал тебе, что доброта в женщине для меня едва ли не важнее ее внешности, — сказал Оскар, устремляя взгляд в окно. — И я не лгу. Раньше, задолго до встречи с тобой, мне казалось, что я любил одну женщину. По крайней мере был сильно увлечен ею. Я в ту пору только окончил университет и был начинающим врачом в одной из клиник. Марго работала там же терапевтом. Она была немного старше меня и уже имела некоторый жизненный и профессиональный опыт.

— Она была некрасива, но добра? — Сильвия постаралась придать своему тону побольше скепсиса, испытывая при этом огромное внутреннее напряжение. Она и не подозревала, что речь о другой женщине, которая была Оскару небезразлична, может доставить ей такую боль.

— В том-то и дело, что она была очень красива, — задумчиво сказал Оскар. — А вот насчет ее доброты я поначалу заблуждался. Мне казалось, что она добра и милосердна. Собственно, этими качествами должен обладать любой нормальный врач. Мы сошлись легко и стремительно, и я считал, что у нас очень много общего. Согласись, когда люди работают в одной сфере, всегда найдется общая тема для разговоров. Хотя поначалу разговоры были не так уж и важны, многое заменяло взаимное физическое влечение. Мы встречались несколько лет и даже планировали пожениться. Отрезвление приходило постепенно. Марго была, как бы это сказать… Слишком практичной и рассудочной. И в ней я не видел ни малейшей доли сострадания не только к пациентам, но и просто к тем людям, которым плохо и тяжело. Как-то в ее отделении умер пожилой пациент, но это ее нимало не опечалило. Она радовалась по поводу того, что в этот момент она уже успела пересдать дежурство другому врачу, а следовательно, уже не она несет ответственность за случившееся. Конечно, тот человек был тяжело болен и вины врача в этом не было. Но ее черствость неприятно поразила меня. И таких эпизодов было немало. С каждым новым проявлением жесткости характера Марго чувства мои к ней все более угасали. Потом тяжело заболела и слегла мать Марго. Узнав, что она больше не сможет ходить, Марго сдала ее в пансионат, хотя старушка плакала и умоляла оставить ее дома. Я тоже уговаривал Марго не делать этого, говорил, что помогу ей оплачивать сиделку. Но она была непреклонна, говорила, что матери в пансионате обеспечат хороший уход и что ей самой необходимо делать карьеру в клинике. А для этого нужна полная свобода от каких бы то ни было обязательств. Но если бы подобное произошло, к примеру, с Анной, я ни за что не смог бы отправить ее в пансионат. Возможно, я слишком сентиментален, но такова моя натура. Словом, душа Марго была далеко не столь прекрасна, как ее лицо. Я понял, что больше не люблю ее, и мы расстались. Потом я и вовсе покинул клинику, мы не виделись с Марго много лет.

Сильвия молча смотрела в окно, желая скрыть от Оскара навернувшиеся на глаза слезы. Она уже пожалела о том, что полезла к нему с расспросами. Но ведь она даже не подозревала, что его признания смогут ее так больно ранить. Сердце девушки переворачивалось от горя и отчаяния при одной мысли о том, что Оскар держал в объятиях другую женщину. Обнимал ее, целовал, был с ней близок… Почему ничего подобного не испытывала она по отношению к Ульриху? Она ведь прекрасно знала, что не является первой женщиной в его жизни. Но ей даже в голову не приходило ревновать его к прошлому, и тем более вызнавать подробности его взаимоотношений с женщинами.

— Эй, малышка, да ты совсем загрустила, — словно опомнился Оскар, беря ее за плечи и поворачивая лицом к себе. — Ты плачешь?! Какой же я болван, что стал рассказывать тебе о своем давнем, дурацком романе! Любимая, да Марго не стоит ни одной твоей слезинки. Я и на сотую долю не питал к ней того, что испытываю к тебе. — Оскар вновь начал покрывать поцелуями ее лицо, словно стремясь осушить ее слезы.

Сильвия не успела даже ничего ответить, так как в этот момент зазвонил ее сотовый.

— Это, наверное, мама! — воскликнула она, и в голосе ее впервые прозвучало не беспокойство, а легкая досада. Ну почему только близкие люди имеют обыкновение звонить в самое неподходящее время?

Но, как ни странно, это была не Марта, а Барбара.

— Сильвия, радость моя, ты куда пропала?! — почти кричала подруга. — Мы с Кейтом прибыли из Гонконга, забросили домой чемоданы и сразу к тебе в отель. Представь, каково было наше удивление, когда консьерж сказал нам, что ты не ночевала. Честно говоря, ты не на шутку нас напугала.

— Не волнуйся, Барби, со мной все в порядке, просто я решила познакомиться с жизнью ночного Сиднея. Потом расскажу тебе подробнее. И, знаешь, я совсем не одна, а под надежной защитой.

На мгновение Сильвии показалось, что пропала связь, но вскоре вновь послышался бодрый голос Барбары:

— Сильви, ты способна лишить меня дара речи! Мы-то с Кейтом, забронировав для тебя номер, были уверены, что эти пару дней ты почти не будешь покидать отель, ну разве что выйдешь поваляться на ближайшем пляже. И кто бы мог подумать? Она под надежной защитой! Этот таинственный кто-то, надо полагать, из местных жителей?

— Да, он местный, хотя и немецкого происхождения! — прокричала в трубку Сильвия, подмигивая Оскару.

— Тогда передай, пожалуйста, трубку этому местному жителю, и мы договоримся о месте встречи. Мы ведь уже выехали из отеля, и возвращаться туда пока, думаю, нет смысла.

Оскар взял трубку, любезно представился Барбаре и уже через минуту пояснил Сильвии:

— Мы едем в Рокс. Это практически единственный район в Сиднее, где сохранились старинные здания. Все вокруг дышит Викторианской эпохой. Тебе даже может показаться, что ты вновь возвратилась в старушку Европу. Там полно прелестных кафешек и ресторанов с превосходной кухней. В одно из таких заведений мы с тобой сейчас и отправимся.