Детектив Джонни Макларен сидел за письменным столом, заваленным кипами бумаг, из-за которых едва виднелись его ярко-рыжие волосы. Ни на чем невозможно сосредоточиться, кроме плавно движущегося по центральному проходу тела Глории, роскошной крупной черной женщины-бульдозера, почти всегда одетой, как героини на броской киноафише. Сегодня в ярко-желтом сари с такой же повязкой на голове. Кажется, будто смотришь на солнце.

– Что видишь перед собой, глупыш-ирландец? – Глория бросила на стол розовый листок с телефонным сообщением, пригвоздила длинным желтым ногтем.

– Ожившую поэзию. Женщину моей мечты. Сестру по духу. Свою судьбу.

– Отдыхай, Макларен.

– Не могу. Смотрю на тебя, на себя, вижу маленьких рыжеволосых деток…

– Угу. Прекрасные мечты маленького хилого человечка. – Глория снова стукнула по розовому листочку. – Этот тип трижды звонил нынче утром. Британец с большим гонором.

Макларен заглянул в бумажку, румяное лицо озабоченно сморщилось. Только фамилия и заграничный номер телефона.

– Зачем до меня дозванивается какой-то чертов британец? Не знаю никаких британцев.

– Не имею понятия. Надеюсь, что это твой новый портной. Господи помилуй, по ту сторону лужи тебе никогда бы не продали такой пиджак.

– Что такого плохого в моем пиджаке?

– Макларен, хлопчатобумажная ткань в полоску вышла из моды задолго до твоего рождения. Усвой. А если Лангер в нынешнем столетии вылезет из отхожего места, то шеф Малкерсон в три часа ждет у себя вас обоих с докладом о типе, привязанном к рельсам, чтобы скормить репортерам к пятичасовым новостям. Шакалам понравилось это убийство.

– Повезло нам, – буркнул Макларен, шаря на захламленном столе в поисках папки с делом.

Глория придвинулась ближе, проницательно на него глядя.

– Дикий случай, правда?

– Угу.

Она цокнула языком.

– Наверняка тот самый Арлен Фишер полный кусок дерьма, если удостоился подобной смерти. – Обождала ответа, но Макларен совсем закопался в составленном Малкерсоном месяц назад меморандуме насчет допустимой одежды сотрудников отдела убийств. – Клянусь Богом, – раздраженно фыркнула Глория, – под такой горой бумаг вполне может прятаться сам Джимми Хоффа.

– Внутренние инструкции… Никак не могу разобрать. Черт побери, где выкраивать время для раскрытия преступлений, если надо еженедельно прочитывать идиотские меморандумы в пять страниц?

Глория подняла бровь, выщипанную идеальной дугой.

– Удивляешь меня до глубины души. Мне все время казалось, что ты вообще всего этого не читаешь. Не знаю, откуда у меня такая дурацкая мысль… – Она внезапно выхватила дело Арлена Фишера из-под засаленных циркуляров. – Эту папку ищешь?

Макларен изумленно сморгнул.

– Эту…

Глория подбоченилась, издавая низкое виолончельное мычание, с помощью которого всегда с неизменным успехом выуживала информацию.

– Кстати, о Джимми Хоффе. Не знаю, что вы думаете, ребята, а по-моему, тут поработала мафия. – Она помахала папкой перед носом Макларена, прежде чем отдать.

Он широко улыбнулся:

– Постоянно повторяю, Глория, мы с тобой родные по духу. Сам точно так первым делом подумал. Какие-то чужие гангстеры устроили в Миннесоте свою маленькую разборку. Плохо, что ничего не сходится.

– Почему?

– Начнем с того, что Арлен Фишер – бедный, хромой, почти девяностолетний старик. На мафиози не сильно похож.

– На это могу сказать два слова – Марлон Брандо.

– А я скажу одно – кино. Вдобавок Фишер был полным ничтожеством. Знаешь, чем он на жизнь зарабатывал? Тридцать лет служил охранником в одном и том же чертовом ювелирном магазине, жил на пособие и крошечную пенсию, не имея ни семьи, ни друзей, ни денег. Говорю тебе, он никто. На него даже радар не отреагирует.

– М-м-м. Знаешь что, Макларен?

– Внимательно слушаю.

– Милый, мне сейчас некогда обсуждать твои физические недостатки. Но даже ты, по-моему, не станешь привязывать полное ничтожество к рельсам, оставляя его умирать либо от страха, либо под колесами поезда.

– Действительно, – вздохнул Макларен, – тут у нас возникает проблема.

Глория скрестила руки на толстом, внушительно выпирающем животе.

– Просто помни, что старушка Глория советует искать связь с мафией. А когда, наконец, уличишь Тони Сопрано, угостишь меня обедом с крупным жирным омаром.

Макларен распрямился на стуле.

– В любой момент пообедаю вместе с тобой крупным жирным омаром.

– Кто говорит, что вместе?

Макларен безнадежно смотрел на Глорию, завершавшую плавной походкой круг, разбрасывая по столам сотрудников памятные записки и розовые листки с телефонными сообщениями. В отделе пусто в отсутствие Магоцци и Джино, остальные брошены в помощь другим бригадам.

Макларену сильно не нравилась тишина в пустом помещении. Ее вполне хватает дома по вечерам. Он вздохнул с облегчением, видя вошедшего из коридора Лангера, и сразу застонал, заметив в руках у напарника картонную коробку.

– Ох, ты меня убиваешь. Неужели еще одна?

Лангер поставил коробку на рабочий стол, втиснутый между двумя письменными.

– Последняя.

– Глория утверждает, что тут поработала мафия.

Лангер чуть улыбнулся:

– Я боюсь этой женщины, поскольку она чаще бывает права, чем ошибается. Средний показатель выше нашего. Не пойму, почему бы ей попросту не поступить на службу.

– Я ее как-то спрашивал. Говорит, что не желает насмерть париться в форме, которую нам предписано носить. В самом деле надо разбирать проклятую коробку?

– Обязательно.

– Осточертело.

– Ты мне будешь рассказывать.

Лангер начал копаться в остатках жизни Арлена Фишера, надеясь отыскать хоть что-нибудь полезное. До сих пор содержимое стариковских столов и комодов ничего не дало, а только подтвердило, что он хранил всякий мусор вместо того, чтоб выбрасывать. Самой интересной находкой в четырех уже разобранных коробках стали пустые коробочки из-под «Чиклетс», мгновенно пробудившие в обоих детективах детские воспоминания. Видимо, все правоверные матери предусмотрительно затыкают детям рты этой жвачкой во время церковной службы.

Джонни встал, наклонился, заглянул в коробку, вытащил целлофановую обертку с крошками суповых кубиков.

– Вот тебе и подсказка, старик.

Лангер взглянул на жалкий пакетик, нахмурился, быстро отвел глаза. То же самое он находил в доме матери, которую похоронил прошлой осенью. Разрозненные подушечки жвачки, столь старые и засохшие, что при касании разрывали фольгу; маленькие коробочки со свечными огарками, клочки оберточной бумаги; загадочные колготки в бумажном пакете с одним отрезанным чулком. Безусловно, ничего нет хуже на свете имущества мертвых.

– Что с тобой, Лангер?

Он тряхнул головой, прикинувшись, будто разглядывает старую политическую брошюру, оказавшуюся в коробке. Никогда никому не рассказывал, как долго умирала мать. Ни напарнику по службе, ни раввину, ни даже жене, которая, может быть, станет очередным его крахом. Первым была мать. Прожив с ней много лет среди любви, смеха, «Чиклетсов», он удрал от болезни Альцгеймера, оставил ее чужим людям, позволившим ей умереть в одиночестве, что суждено и ему самому.

– Лангер!

Потерпев крах с матерью, он потерпел крах в своем деле, не разглядев, как ослепший дурак, убийцу по сценариям «Манкиренч», пройдя по пандусу автостоянки в «Молл оф Америка» мимо него, катившего в инвалидной коляске свою последнюю жертву. Господи, можно ли не распознать киллера в нескольких ярдах, будучи детективом! Он до сих пор просыпается среди ночи в поту, задыхается, вспоминая следующих погибших, которых легко мог тогда спасти.

Потом, конечно, последовал самый крупный провал, когда он предал самого себя, Бога и все, во что верил. Что самое смешное – за одну минуту. Даже не за минуту, за пару секунд…

– Господи боже, да что с тобой, Лангер?

Он вздрогнул, почувствовав на плече руку Макларена, подумал, что сердце сейчас остановится, ничуть из-за этого не огорчившись.

– Эй, приятель! У тебя грипп или еще что-нибудь? Вспотел, как поросенок.

Лангер выпрямился, вытер с лица пот, липкий от ужаса и от чувства вины.

– Прошу прощения. Да. Грипп, наверно.

– Сядь, ради бога. Сейчас тебе воды принесу, потом лучше иди домой. – Макларен озабоченно, почти испуганно смотрел на него. – Знаешь, ты на минуточку по-настоящему отключился. Я прямо перепугался.

Лангер улыбнулся только из-за того, что напарник предложил ему стакан воды, растроганный этой дурацкой мелочью, как незаслуженной милостью.

– Свиньи не потеют, – заметил он.

– Что?

– Говоришь, вспотел, как поросенок. А свиньи не потеют.

– Правда?

– Конечно.

Макларен совсем растерялся.

– Ну и очень глупо. Старик, я окончательно сбился с толку. Если свиньи не потеют, почему тогда говорят о вспотевших поросятах?

– Не знаю.

Когда Макларен вернулся с треснувшей кружкой и двумя беленькими таблеточками, Лангер спокойно сидел за письменным столом, глядя на зазеленевшую травку через дорогу от здания муниципалитета.

– Видно, тебе получше.

– Фактически хорошо себя чувствую. Нормально. Это что? – кивнул он на таблетки.

– Аспирин. Ну, не совсем. Аспирин я не нашел, а Глория говорит, у них есть аспирин или еще что-то от лихорадки, если вдруг у кого-то случится.

Лангер перевернул таблетку и улыбнулся, узнав маркировку лекарства, которое его жена принимает для укрепления памяти.

– Спасибо, Джонни. Очень благодарен тебе за заботу.

– Не стоит благодарности. Знаешь, у меня возникло впечатление, что ты открыл коробку и сразу чуть в обморок не упал. Может быть, там какие-то споры живут, как в египетских гробницах, а ты слишком глубоко вдохнул?

– Вполне вероятно, – мрачно кивнул Лангер. – Поэтому коробку можно закрыть, позабыть о коробке, где живут опасные споры.

– Хорошая мысль. – Макларен начал закрывать коробку, но с горьким вздохом остановился. – Проблема в том, что больше делать нечего. Можно, конечно, еще раз с уборщицей поговорить, хотя я не знаю, что она еще может сказать.

– По-моему, ничего. – Лангер взглянул на коробку. – Похоже, о жизни старика мало чего можно сказать.

– То же самое я говорю Глории – совершенно ничтожная личность, а она говорит, ничтожная личность не умрет такой смертью, вот что интересно. Кто-то знал, что на свете живет Арлен Фишер, и сильно на него злился.

Лангер минуту подумал, вынул из ящика новый блокнот, щелкнул шариковой ручкой.

– Ладно. Кто подвергает чудовищным пыткам людей, которые сильно его разозлили?

Макларен принялся загибать пальцы:

– Во-первых, мафиози, которых мы уже исключили при полном отсутствии подтверждений…

– Правильно.

– …потом чокнутые убийцы-маньяки, куча зарубежных диктаторов, военная разведка двухсот с лишним стран, продажные копы, члены экстремистских организаций… – Макларен умолк и сощурился. – Длинный список, правда?

Лангер кивнул:

– Мы живем в страшном мире.

– Макларен! – Глория высунула голову из своей загородки. – На второй линии тот самый британец, а ты, Лангер, немедленно ответь по первой. У тебя протечка в ванной на нижнем этаже.

Лангер сморщился на мерцающий огонек своего телефона.

– На прошлой неделе надо было починить. Позабыл. Что за британец?

– Не знаю, – ответил Макларен. – Какой-то задавака, по мнению Глории. Звонил уже пару раз. Наверняка взбесится, если сразу не отвечу.

– Не так сильно, как моя жена.

Лангеру понадобилось добрых десять минут, чтобы успокоить жену и пригрозить вызванному ей сантехнику, принадлежавшему к той категории работников аварийных служб, которые стоят в затопленном доме, требуя тысячу долларов за перекрытый кран. Когда он завершил разговоры, Макларен, исписав каракулями три бумажные салфетки, с необычной для себя вежливостью благодарил собеседника.

– Видно, тебе повезло больше, чем мне, – заметил Лангер, кладя телефонную трубку.

Макларен глуповато ухмыльнулся, едва удерживаясь от смеха.

– Слушай, старик, не поверишь. Знаешь, откуда звонили? Из Интерпола. Клянусь Богом, из Интерпола, чтоб мне провалиться. За нашим сорок пятым калибром кое-что числится.

Лангер почти ощутил, как навострились уши.

– За тем самым сорок пятым, из которого прострелено плечо Арлена Фишера?

Макларен, сияя, кивнул.

– Они отловили заключения баллистической экспертизы, которые мы прогнали через ФБР, и обнаружили еще шесть попаданий в яблочко, – вдохновенно разъяснил он.

Лангер нахмурился, как всегда, сбитый с толку заковыристыми метафорами напарника.

– Тот самый пистолет считается орудием убийства в шести нераскрытых случаях, произошедших за последние пятнадцать с лишним лет, причем, кажется, старина Лангер, по всему миру.