В храме воцарилась необычайная тишина, когда Освиу встал со своего места и окинул взглядом ряды лиц, на которых застыло выжидающее выражение. Сестра Фидельма и брат Эадульф теперь, исполнив данное им поручение, ощущали себя какими-то чужими в этом собрании и, вместо того, чтобы занять свои места на скамьях среди своих, спокойно стояли у боковой двери, глядя на происходящее словно со стороны.

— Я сделал выбор, — заявил Освиу. — На самом деле выбора у меня и не было. Когда все доводы были приведены, вопрос свелся к одному: которая из церквей обладает большей властью — римская или та, что живет по уставу Колумбы?

Послышался недоуменный шепот. Освиу поднял руку, призывая к молчанию.

— Колман ссылается на апостола Иоанна Богослова. Вилфрид ссылается на апостола Петра. Петр, по словам самого Христа, хранитель врат Рая, и у меня нет ни малейшего желания идти против него. Я предпочитаю во всем покорствовать ему — дабы, коль предстану я пред вратами Царства Небесного, он, который, по свидетельству Евангелий, держит ключи, не выпроводил бы меня оттуда, но отомкнул бы врата для меня.

Освиу замолчал и оглядел непривычно притихший зал.

— С этого времени церковь в моем королевстве Нортумбрии будет следовать правилам Рима.

Тишина стала зловещей.

Поднялся Колман, голос его был мрачен.

— Государь, три года я, будучи настоятелем Линдисфарна и твоим епископом, старался служить тебе верой и правдой. С опечаленным сердцем я должен ныне отказаться от этого служения и вернуться к себе на родину, где я смогу почитать живого Христа в соответствии с моей совестью и учением моей церкви. Все, кто желает следовать путем Колумбы, милости прошу присоединиться ко мне в моем исходе из земли этой.

Лицо Освиу было твердо, но в глазах читалась грусть.

— Да будет так.

Колман горделиво повернулся и вышел из храма, и все зашептались. Там и тут сторонники церкви Колумбы вставали, чтобы последовать за епископом.

Настоятельница Хильда встала, лицо ее тоже было печально.

— Синод завершился. Vade in расе, ступайте с миром, да пребудет на вас милость Господа нашего Христа.

Сестра Фидельма смотрела, как пустеют скамьи. На этот раз все расходились молча. Решение принято, и Рим выиграл.

Эадульф закусил губу. Хотя он и был сторонником Рима, ему виделось что-то грустное в этом решении, и он невесело посмотрел на Фидельму.

— В этом решении больше государственного расчета, чем богословия, — заметил сакс. — И это грустно. Освиу больше всего боится потерять связи с южными саксонскими королевствами, на которые хочет распространить свою власть. Если бы он остался привержен Колумбе, а его сородичи-саксы — Риму, его обвинили бы в том, что он несет в их страну чуждые порядки. В Кентском королевстве Рим уже обладает не только духовной властью. Бритты на западе, Дал Риад и пикты на севере — все угрожают нашим границам. А мы — будь мы из Кента, или из Нортумбрии, из Мерсии, или Уэссекса, или из Восточной Англии, — все мы одного рода-племени и говорим на одном языке. Мы должны отстаивать этот остров от тех бриттов и пиктов, которые иначе сбросят нас обратно в море.

Фидельма с удивлением смотрела на него.

— Однако ты неплохо осведомлен о подоплеке государственных решений, Эадульф.

Монах скривился.

— Решение Освиу было изложено на языке богословия, но скажу тебе прямо, Фидельма, оно было вынужденным и принято под давлением трудного положения государства. Ибо, поддержи он дело Колумбы, он навлек бы на себя вражду римских епископов. А взявши сторону Рима, он стал приемлем для других королевств саксов и англов, и они смогут объединить свои силы, чтобы установить господство над этим островом, Британией, а возможно, когда-нибудь и над землями за его пределами. Такова, я думаю, мечта Освиу. Мечта о власти и империи.

Сестра Фидельма закусила губу и глубоко вздохнула.

Значит, все сводится только к этому? Все дело в ухищрениях власти, коей ни к чему ни изыскания разума, ни откровения веры! Освиу волнует только власть. Как и всех прочих королей, когда они принимают решения. Этот великий синод в Стренескальке был всего лишь прикрытием, и не будь его, подруга ее Этайн осталась бы в живых. Фидельма резко отвернулась от Эадульфа, слезы навернулись на глаза, и она ушла, чтобы побыть немного одной, ушла на вершины утесов за пределы погруженного в раздумья монастыря. Пришло время дать выход горю, оплакать смерть своей подруги Этайн из Кильдара.

Зазвонил колокол, и Фидельма поспешила к вечерней трапезе. И увидела брата Эадульфа, в тревоге поджидающего ее.

— Проримские епископы и настоятели собрали совет, — сказал он. Он был в смущении и старался не замечать, как покраснели ее веки. — Собрались и решили выбрать Вигхарда на место Деусдедита.

Фидельму это не слишком удивило. Они вместе вошли в обширную трапезную.

— Вигхард? Стало быть, он станет следующим епископом Кентерберийским?

— Да. Похоже, его считают единственным возможным преемником — он много лет был секретарем Деусдедита и хорошо осведомлен обо всем, имеющем отношение к Кентербери. Как только синод разъедется, Вигхард отправится в Рим, дабы предъявить свои верительные грамоты Святому Папе и просить его благословения.

Глаза Фидельмы слегка блеснули.

— Рим. Мне бы хотелось повидать Рим.

Эадульф робко улыбнулся.

— Вигхард попросил меня сопровождать его в качестве секретаря и переводчика, ибо, как ты знаешь, я уже провел два года в этом городе. Почему бы тебе не поехать с нами и не увидеть Рим, сестра Фидельма?

Глаза у Фидельмы посветлели, и она всерьез задумалась над этой возможностью. Потом жар бросился ей в лицо.

— Я давно не бывала в Ирландии, — отрешенно сказала она. — Я должна отвезти весть о смерти Этайн моей братии в Кильдаре.

Лицо Эадульфа разочарованно вытянулось.

— А как было бы славно показать тебе святые места этого великого города.

Возможно, именно мечтательность, прозвучавшая в его голосе, вызвала у нее внезапное раздражение. Слишком много он себе позволяет. Но она смирила свой гнев, как только осознала его. Верно, она привыкла к обществу Эадульфа. Странно будет оказаться без него теперь, когда расследование закончено.

Едва они уселись за стол, как вошла сестра Ательсвит и сообщила, что настоятельница Хильда желает видеть их после ужина.

Когда сестра Фидельма и брат Эадульф вошли в комнату, настоятельница Хильда поднялась со скамьи и пошла к ним, простирая руки. Ее улыбка была теплой и живой, но под глазами залегли круги — от напряжения последних дней и горечи от решения синода.

— Меня попросили поблагодарить вас обоих от имени Колмана и короля Освиу.

Сестра Фидельма взяла ее руки обеими руками и склонила голову, а Эадульф нагнулся, чтобы поцеловать кольцо настоятельницы Хильды, как это было принято у сторонников Рима.

Настоятельница Хильда немного помолчала, после чего жестом пригласила их располагаться. Сама же она уселась у огня.

— Мне нет нужды говорить, как обязаны вам обоим и эта обитель, и все королевство.

Фидельма прочла на лице настоятельницы скрытую грусть.

— Услуга невелика, — тихо ответила она. — Жаль, что мы не могли покончить с этим делом быстрее. — Она нахмурилась. — Ты теперь уедешь из Нортумбрии, как и Колман?

Настоятельница Хильда заморгала, услышав этот неожиданный вопрос.

— Я, дитя мое? — переспросила она. — Я провела здесь пятьдесят лет, и это моя страна. Нет, Фидельма, я не уеду.

— Но ты поддерживала устав Колумбы, — заметила Фидельма. — А теперь, когда Нортумбрия обратилась к Риму, разве ты найдешь место здесь?

Настоятельница тихо покачала головой.

— Не сразу она обратится к Риму, нужно время. Но я приму решение синода и последую римскому церковному обычаю, хотя мое сердце прилежит обряду ирландскому. И я останусь здесь, в Стренескальке, в Витби — чистом городе, — и надеюсь, он и останется чистым.

Брат Эадульф смущенно ерзал, не понимая, почему ему так грустно. В конце концов, его сторона выиграла в великом диспуте. Unitas Catholica победило. Теперь римский обряд распространится на все саксонские королевства. Отчего же ему кажется, что что-то утрачено?

— Кто теперь будет епископом вместо Колмана? — спросил он, пытаясь пересилить печаль.

Настоятельница Хильда грустно улыбнулась.

— Туда, хотя он и получил образование в Ирландии, однако принял римский обряд и будет епископом Нортумбрии. Однако же Освиу обещал, что Эта из Мелроуза станет настоятелем Линдисфарна, и так оно и будет.

Эадульф удивился:

— Но Эта тоже держится обряда Колумбы.

Хильда кивнула в знак согласия.

— Ныне он принял Рим в соответствии с решением синода.

— А что же остальные? Что Хад, Кедд, Кутберт и другие? — спросила Фидельма.

— Все они решили, что их долг остаться в Нортумбрии, и они останутся здесь по решению синода. Кедд уехал в Ластингем со своим братом, настоятелем Хадом. Кутберт должен сопровождать Эту в Линдисфарн в качестве настоятеля.

— Значит, перемены прошли спокойно? — задумчиво сказала Фидельма. — Никакие религиозные распри не угрожают Нортумбрии?

Настоятельница Хильда пожала плечами.

— Пока говорить об этом еще слишком рано. Большинство настоятелей и епископов приняли решение синода. Это к лучшему. Хотя многие предпочли вернуться вместе с Колманом на Иону, и, возможно, дальше, в Ирландию, чтобы основать новые обители. Мне не кажется, что королевству угрожают религиозные распри. Войско Освиу быстро расправилось с мятежниками Альфрита. Хотя Освиу и оплакивает смерть своего сына-первенца, его положение в королевстве ныне прочнее, чем когда-либо.

Эадульф дернул бровью.

— Но угроза все же остается?

— Экфрит молод и самонадеян. Теперь, когда его старший брат Альфрит мертв, он требует, чтобы его поставили королем Дейры, подвластным его отцу. Но глаза его уже смотрят на трон Освиу. И мы окружены врагами — Регед, королевство пиктов — всем не терпится схватить нас за горло. А Мерсия всегда готова к мести. Король Вулфере не забудет, что Освиу убил его отца Пенду. Он уже распространил власть Мерсии на юг от Хамбера. Кто знает, откуда придет гроза?

Фидельма грустно посмотрела на нее.

— Потому-то Освиу и поспешил уехать в свое войско?

Настоятельница Хильда усмехнулась несвойственной ей кривой усмешкой.

— Он отправился в свое войско на тот случай, если Экфрит тоже заберет в голову, что его отец слаб.

Настало неловкое молчание. Потом настоятельница Хильда задумчиво посмотрела на Эадульфа.

— Епископы избрали Вигхарда новым архиепископом Кентерберийским. Насколько я поняла, Вигхард вскоре отплывает в Рим. Ты будешь его сопровождать?

— Ему нужен секретарь и переводчик. Я бывал в Риме и буду рад снова побывать в этом городе. Я действительно еду с ним.

Хильда с любопытством посмотрела на Фидельму.

— А ты, сестра Фидельма, куда едешь ты?

Фидельма помешкала, а потом пожала плечами.

— Вернусь в Ирландию. Мне нужно отвезти в Кильдар весть о смерти Этайн и о решении синода.

— Жаль, что ваши дарования будут разделены, — заметила настоятельница Хильда лукаво, переводя взгляд с Фидельмы на Эадульфа. — Вместе вы составляете великолепную пару.

Брат Эадульф покраснел и нервно закашлялся.

— Дарование принадлежит исключительно сестре Фидельме, — пробормотал он. — Моей заслуги тут нет, я только оказывал помощь, когда это было нужно.

— Что станется с сестрой Гвид? — отрывисто спросила Фидельма.

Взгляд настоятельница Хильды стал твердым.

— С ней обошлись по нашему саксонскому обычаю.

— Что это значит?

— Сестры обители вывели ее из монастыря и забили камнями насмерть, как только Освиу объявил свое решение. — Настоятельница Хильда резко поднялась, прежде чем Фидельма успела облечь в слова свое возмущение.

— Мы увидимся еще раз перед тем, как вы отправитесь каждый в свою сторону. Ступайте с Богом. Benedictus sit Deus in donis Suis.

Они склонили головы и ответили разом:

— Et sanctus in omnis operabus Suis.

Выйдя из покоев настоятельницы, Фидельма повернулась к Эадульфу. Она кипела от гнева. Монах-сакс взял ее за руку.

— Фидельма, Фидельма. Помни, что это не твоя страна, не Ирландия, — торопливо заговорил он, чтобы утишить ярость, переполнявшую ее. — Здесь иные обычаи. Убийцу побивают камнями до смерти, особенно такого, который убил стольких людей по столь позорной причине, как похоть. Так оно и должно быть.

Фидельма закусила губу и отвернулась.

Только на следующий день она увидела брата Эадульфа в трапезной, когда колокол уже отзвонил к завтраку.

Не успела она сесть, как к ней торопливо подошла старая domina, сестра Ательсвит.

— Некий брат из Ирландии только что прибыл и ищет тебя, сестра. Он сейчас на кухне, потому что его путешествие было долгим и он устал и голоден.

Фидельма с интересом подняла глаза.

— Он из Ирландии? Ищет меня?

— Из самого Армага.

Фидельма изумленно уставилась на нее, потом встала и пошла искать этого странника.

Человек этот был изможден и покрыт дорожной пылью. Он сидел в углу монастырской кухни, поглощая ломти хлеба и глотая молоко так, словно не ел много дней.

— Брат, я — Фидельма из Кильдара, — сказала она.

Он поднял голову, рот его был набит.

— Тогда у меня кое-что есть для тебя.

Фидельма не обратила внимания на дурные манеры этого человека, который говорил с набитым ртом, и кусочки пищи вылетали у него изо рта.

— Послание от Ультана из Армага, — сказал монах и бросил ей свиток.

Она взяла его, покрутила в руках завернутый в пергамент свиток, завязанный кожаным ремешком. Зачем она понадобилась архиепископу Армага, главе ирландской церкви?

— Что это? — спросила она, не ожидая ответа, ибо было очевидно, что ответ находится в свитке.

Гонец пожал плечами, не переставая жевать.

— Какие-то повеления от Ультана. Ты должна отправиться в Рим и представить новый Устав Сестер Бригитты на благословение Святого Папы. Ультан велел мне просить тебя предпринять это посольство, благо ты самый искусный и опытный защитник среди Сестер Бригитты из Кильдара, получше самой настоятельницы Хильды.

Фидельма смотрела на него, слушала его слова, но не совсем понимала их.

— Я должна сделать — что? — спросила она, не веря ушам своим.

Монах поднял голову, нахмурился, снова откусил хлеб, пожевал, а потом ответил:

— Ты должна представить Regula coenobialis Cill Dara Святому Папе на благословение. Такова воля Ультана из Армага.

— Он просит меня отправиться в Рим?

Сестра Фидельма сорвалась с места и поспешила по сводчатым галереям обители обратно в трапезную. Она не понимала, почему сердце у нее так бьется и отчего день вдруг стал таким погожим, а будущее — таким волнующим.