Жара шла на спад. С запада принесло тяжелые серо-фиолетовые тучи, которые впервые за несколько недель закрыли безжалостное солнце. Очень скоро Анри услышал раскаты грома. Гроза приближалась с каждой минутой быстрее. Наконец грохот небесной канонады начал раздаваться прямо над головами ткачей. Хлынул ливень. Вода так громко барабанила по крыше, что разговаривать стало невозможно, приходилось постоянно кричать.

Небо потемнело, и ткачам теперь было сложно работать с тонкими шелковыми нитями. Подмастерье, не в состоянии сосредоточиться на работе, в ужасе вскрикивал каждый раз, когда небесный свод прорезала ослепительная молния. Вскоре стало понятно, что они не смогут ничего соткать, пока гроза не утихнет.

Мальчика отвели в подвал на кухню, куда шум стихии почти не доносился. Повариха посадила его за стол и нагрела ему стакан молока, чтобы он немного успокоился. Анри, воспользовавшись моментом, забежал к себе в комнату. Там он достал из-под матраса письмо Анны и ее эскиз.

Когда месье Лаваль спросил его, есть ли в письме разрешение, которое ему так нужно, Анри признался, что они еще не договорились.

– Я собираюсь встретиться с ней у церкви Христа после воскресной службы, – сказал он, чувствуя, как краснеет до корней волос.

– Понимаю, – ответил старик, участливо улыбаясь. – Она кажется довольно милой юной особой, и у нее отменные способности художника. – Внезапно улыбка исчезла с его лица. – Я верю, что ты подойдешь к этому вопрос как профессионал, Анри. Девушка одевается будто служанка, но по говору и осанке ясно: она не одна из нас.

– Это лишь деловое предложение, ничего больше, будьте уверены, – ответил Анри, пытаясь убедить самого себя, что это правда.

Обычно с представительницами противоположного пола парень обходился очень смело и уверенно. Как правило, Анри тщательно готовился, перед тем как завладеть вниманием девушки, а потом радовался одержанной победе. Однако радость его зачастую длилась недолго, потому что он очень быстро терял интерес к очередной даме сердца.

На этот же раз все было намного сложнее. Он не мог определить, что заставляет его сердце трепетать в груди: перспектива вновь увидеть девушку, быть с ней рядом и слышать ее голос или же мысль о том, что она даст ему разрешение делать с эскизом все, что он захочет.

* * *

Гроза уже почти закончилась, когда юноша услышал голос поварихи:

– Анри, тебя зовет хозяин.

Поднявшись наверх, он увидел, что месье Лаваль распахнул дверь и впустил в дом грязного, одетого в лохмотья человека.

– Заходи, заходи, ты весь промок, Ги. Зачем ты вышел на улицу в грозу? Ты похож на дохлую крысу. Анри, ты где? – крикнул старик. – А, вот ты. Отведи парня вниз и высуши его, ради всего святого.

Лицо Ги, и без того обычно бледное, посерело, вокруг глаз образовались фиолетовые круги, словно он много дней подряд не спал.

– Что случилось, тебе нездоровится? – спросил Анри, провожая его на кухню. – Давай снимай рубашку и оботрись полотенцем. Повариха, можно ему дать немного молока?

Он протянул другу старое полотенце. Повариха недовольно поглядывала на пришельца, с неодобрением воспринимая это вторжение в ее вотчину.

– Ну? – спросил Анри.

– Я не могу здесь разговаривать, – шепнул он. – Можно поговорить с тобой наедине?

Анри поднялся на первый этаж, спросить разрешения у месье Лаваля пообщаться с Ги в гостиной.

– У вас есть четверть часа, не больше, – ответил хозяин. – И скажи ему, пожалуйста, пусть приходит лишь во внерабочее время.

– Я понимаю, сэр, прошу прощения, но мне кажется, вопрос не терпит отлагательства, – заметил юноша.

Старик кивнул.

– Очень хорошо. Скажи ребятам, что гроза миновала и они могут снова браться за работу.

* * *

– Боже, ты выглядишь ужасно. Что случилось на этот раз?

– Я в беде, друг мой, мне нужна твоя помощь. – Рубаха была явно велика исхудавшему Ги. На его щеках появился легкий румянец. – Вчера вечером я сидел с друзьями в «Дельфине», мы выпили немного пива.

– Продолжай.

Подобные истории Анри слышал и прежде.

– Они начали обсуждать контрабандный шелк. Парни злились, так как никто ничего не предпринимает, чтобы положить конец этому. Я пытался напомнить им, что месье Лаваль занялся этим вопросом и собирается обсудить его с людьми из гильдии. Но они горячились все сильнее и сильнее, говорили, что им надоело ждать, пока чертова гильдия начнет действовать, что они к тому времени помрут с голоду, они хотели показать нечестным на руку торговцам свои серьезные намерения. Тогда я предложил написать каждому торговцу из списка о том, что мы знаем, чем они занимаются. Я не имел в виду угрозы. Кто-то нашел бумагу, принес перо и чернила, и они тут же начали писать письма. Они все уже были очень пьяны и хотели доставить эти послания в тот же вечер. Честно говоря, у меня было такое ощущение, будто я сижу на действующем вулкане, который вот-вот взорвется.

– Итак, что случилось? – спросил Анри, боясь услышать продолжение.

– Они выбежали на улицу и начали ходить от дома к дому, крича и подбадривая друг друга. Они пытались выломать ставни, заворачивали камни в эти письма и швыряли их в окна. У одного дома даже подожгли сноп сухой травы и затолкали его в разбитое окно. Они превратились в настоящих маньяков, – сказал Ги, снова начав дрожать. – Я испугался, что нас поймают.

– Не говоря уже о том, что ты мог бы убить кого-то или сжечь живьем. Они напали и на дом Сэдлера? – спросил Анри затаив дыхание.

– Ему разбили окошко над дверью, ничего особенного.

– Ради всего святого, зачем ты в это ввязался?! Почему пошел с ними?

– Я думал, смогу остановить их. Я пытался, честно, но меня не слушали. – Ги прикусил губу. – А потом мы заметили ночных стражников.

– Тебя видели?

– Не уверен, но стражники были сегодня у меня в комнате, когда я ходил с поручением. Моя хозяйка сказала им, что я вернусь через полчаса, поэтому я сбежал прямо сюда.

– Святой Боже! – Анри покачал головой.

У Ги были серьезные неприятности.

– Знаю, знаю. Я в ужасе. Если меня арестуют, то больше я не смогу найти работу.

Анри понимал, что последствия могут быть намного хуже.

– Может, лучше прийти к ним и признаться во всем, как ты пытался остановить этих людей? И рассказать им, как было все на самом деле?

– И ты думаешь, они поверят этому?

Дождевая вода с шумом стекала по водостокам прямо на улицу. Когда Ги придвинулся к нему ближе, Анри понял, что его друг не на шутку напуган.

– Я пришел сюда, чтобы попросить тебя, моего лучшего друга, об одной просьбе. – Ги сделал паузу, стараясь подобрать слова. – Меня может спасти только алиби, мне нужно, чтобы кто-то поручился, что я не был там прошлой ночью.

Анри почувствовал, как кровь отхлынула от его лица.

– Ты хочешь, чтобы я ради тебя соврал? Нарушил закон?

– Это единственный способ.

– Послушай… даже если я соглашусь, те, другие ребята смогут возразить, что ты был с ними, не говоря уже обо всех людях, видевших тебя на улице вчера вечером. Это будет мой голос против десятков других.

Мысли Анри путались. Он испугался за судьбу своей матери, за месье Лаваля, Мариетту и других людей, по которым могла ударить эта история.

– Пожалуйста, помоги мне!

Наступило тяжелое молчание. Анри подошел к окну и посмотрел на скрытые пеленой дождя дома и улицу внизу. Не глядя другу в глаза, он набрался смелости заявить то, что был обязан сказать:

– Ты мой лучший друг. Если меня спросят стражники, я поручусь за то, что ты прекрасный человек и не собирался никому вредить, пытался остановить насилие. Но я не могу врать им о тебе.

Он услышал скрип стула за спиной. Ги пробежал мимо него, чуть не сбив с ног.

– Нет, спасибо за помощь, друг. И не приходи ко мне в трудную минуту.

Громко хлопнула входная дверь. Месье Лаваль вышел из своего кабинета.

– Ну, что он теперь задумал?

– Он ведет себя как идиот, вот и все.

– Снова вспомнил про список?

– Я не могу сказать вам больше, сэр.

– Это, вероятно, сложно, но мне хочется, чтобы ты попросил Ги не приходить сюда больше, Анри. Мне его жаль, однако он не прислушался к нашим советам. Боюсь, у него неприятности и он может втянуть в них тебя.

– Да, сэр, – ответил Анри. – Я понимаю.

Месье Лавалю было ясно, что ему не стоит давить на Анри. Юноша побледнел, и у него на лбу выступил пот. Старик понял, что разговор с другом дался ему нелегко. Что бы ни случилось, он знал: скоро он обо всем узнает.

– Тогда тебе лучше вернуться к работе, – наконец сказал месье Лаваль.

* * *

Анри было не по себе. Он боялся каждого стука в дверь, каждого вскрика на улице, но два дня прошли без каких-либо происшествий. Ги не явился на воскресную службу. Слушая монотонный голос священника, Анри гадал, что же произошло с другом. Возможно, он залег на дно у какого-нибудь знакомого. А может, сбежал из города. В любом случае, Ги не стоило появляться на улице. Как бы сильно Анри ни любил Ги, его постоянные разговоры о политике, злость и неприятие окружающего мира в последнее время порядком испортили их отношения.

Накануне вечером, следуя давней привычке, он ужинал у матери. Набравшись смелости, он рассказал ей об этой истории. Клотильда была единственным человеком, не считая месье Лаваля, кому он мог доверять. Она тут же уверила сына, что его решение было верным.

– La vérité finit toujours paréclater, – сказала мать. – Et vouséclate au visage.

Правда всегда выходит наружу, что бы ты ни делал.

* * *

Когда Анри вышел из французской церкви как раз перед окончанием службы, он весь дрожал от волнения. Юноша поспешил к церкви Христа, где тоже как раз заканчивалась служба, и остановился возле лестницы, которая вела на хоры и к органу. Прежде чем подойти к девушке, он хотел удостовериться, одна ли Анна, или ее сопровождает лишь кузина. Мысли о Ги заставили его на какое-то время забыть об этой встрече, но теперь волнение вернулось.

Анри попытался представить ее ответ, однако понял, что это невозможно. Кто знает, что думают девушки, не говоря уже об англичанках? Она разозлится или будет польщена, когда он расскажет ей, что выкупил ее рисунок у торговки? Он ушел с головой в свою работу, поэтому даже не подумал, как станет действовать, если она не придет или – хуже того – не разрешит использовать рисунок.

Служба закончилась. Леди и джентльмены в напудренных париках, одетые в яркие шелковые платья и костюмы, красивые шляпы, начали выходить из церкви. На фоне этих людей его потертая хлопковая куртка, поношенные штаны из саржи и коричневая матерчатая шапочка на голове выглядели жалко. Эти горожане, конечно, были одеты в свои лучшие наряды, но тем не менее, как Анна могла себе позволить, чтобы ее увидели рядом с ним?

Когда церковь почти опустела, Анри испугался, что Анны, возможно, там не было вовсе, но потом заметил ее. Она отстала от толпы других прихожан. Девушку сопровождала кузина, девочка с красивыми локонами, однако мистера и миссис Сэдлер, их сына Уильяма нигде не было видно, что означало: она готовилась к встрече с ним.

Анри отошел в тень, борясь с острым желанием убежать, и не успел оглянуться, как она уже стояла перед ним.

– Месье Вендом, здравствуйте, – поздоровалась Анна, протягивая руку.

Анри был так удивлен, что заколебался и ответил на приветствие в последний момент. Их пальцы встретились на какую-то секунду, и они тут же убрали руки.

– Мисс Баттерфилд, – пробормотал он, чувствуя, как краснеет до корней волос. – Пожалуйста, меня зовут Анри.

– Тогда зовите меня Анной. – Она посмотрела на него в упор, давая понять, что они могут доверять друг другу. – А это моя кузина Лиззи Сэдлер. Лиззи, познакомься с Анри Вендомом. Это тот ткач, о котором я тебе рассказывала.

Лиззи нахмурилась и кивнула, но руку не подала.

Анри не находил слов. Наступило неловкое молчание. Он знал лишь, что ему необходимо обсудить ее эскиз. Юноша сбивчиво попытался объяснить свою просьбу, а потом достал из кармана рисунок, который был бережно сложен вчетверо. Трясущимися руками он развернул его и протянул Анне.

– Но это же мой рисунок! – воскликнула она, узнав свою работу. – Я его нарисовала на рынке, а потом оставила торговке. Как он к вам попал?

– Я выкупил его, – ответил юноша, не сводя с эскиза глаз и боясь посмотреть на девушку. – Хорошие деньги. Я как раз тогда стоял на втором этаже галереи, поэтому видел, как вы рисуете его…

Парень снова умолк. Он вспомнил, какое благоговение испытал, наблюдая за быстрыми, уверенными движениями Анны, создававшей свой рисунок.

Анри заставил себя поднять голову и с облегчением понял, что Анна не злится. Она была искренне удивлена, услышав его рассказ.

– Я, конечно, польщена, – сказала девушка. – Но зачем вам понадобился этот мой набросок?

– Вы же знаете, что я тку шелк?

Она кивнула.

– Чтобы стать независимым мастером, я должен соткать кусок материи, который подтвердит мое мастерство. Если его одобрят, я стану мастером и смогу основать свое предприятие.

– Но зачем вам мой эскиз?

– Это сложно объяснить, – ответил он, косо посмотрев на Лиззи. – А у нас всего несколько минут.

Анри заметил, как церковные служители начали медленно убирать все, что осталось после службы. Они задували свечи, складывали скатерти, использовавшиеся во время причастия, собирали сборники церковных гимнов. Очень скоро церковь должна была закрыться. Анри повернулся к улыбающейся девушке и понял, что ему очень хочется взять ее за руку.

Лиззи отошла в сторону, задрав голову и глядя на орган.

– Ей можно подняться туда? – спросила Анна, на секунду положив ладонь ему на плечо.

Хотя она сразу же ее убрала, Анри смутился.

– Конечно. Орган не будет играть, пока кто-нибудь не начнет раздувать меха.

– Будь осторожна, – предупредила Анна.

– Хорошо.

Девочка начала подниматься к инструменту, и они остались наедине.

Ощутив прилив смелости, Анри отвел Анну к одной из скамеек, которые рядами стояли вдоль каждой стены церкви. Солнечный свет, проникая сквозь витражи, освещал пол храма разноцветными лучами. Когда они сели на лавку, Анри практически успокоился.

Он засунул руку в карман штанов и достал большой кусок графленой бумаги, на которую попытался перенести элемент рисунка, отметив цветными точками важные места. Он разгладил листок у себя на колене.

– Вот так мы делаем ткацкий эскиз, – пояснил он, вздрогнув, когда она придвинулась ближе, чтобы рассмотреть лист. – Тут показано, как настраивать станок, как соединять ремешки, которые тянут основные нити и позволяют уто́чным нитям идти над или под ними, создавая выкройку.

С трудом пытаясь описать девушке столь сложный процесс простыми словами, Анри обнаружил, что ему очень сильно помогают в этом жесты. Покосившись на Анну с намерением убедиться, понимает она его или нет, он чуть не забыл, о чем говорил. Юноша залюбовался ее серьезными сине-зелеными глазами, тем, как она внимательно слушала его, изредка морща лобик.

Он чувствовала, что ей действительно интересен его рассказ.

– Значит, основные нити идут вдоль, а уто́чные поперек? – спросила она. – Основные нити придают крепость, а с помощью уто́чных задается цвет? Если вы хотите соткать один кусок ткани одним цветом, то просто оставляете уто́чную нить сверху?

– Да, но если кусок слишком велик, материя… – Он сложил ладони вместе, а потом развел их немного.

– Она разойдется, да? – спросила девушка. – Из меня не вышел бы модельер!

Смеясь с ней и наблюдая, как ее лицо озаряет улыбка, Анри чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Казалось, время остановилось для них. Они никуда не спешили. Анри пытался показать Анне, почему ее рисунок так важен для него.

– Жаль, вы не видели станок, – сказал он, досадуя из-за ее вопросов. – Я обучаюсь, наблюдая за работой других ткачей.

– Не важно. Я уже столько нового узнала, – заметила Анна. – Мне так нравится идея соткать подобный узор, ведь природа – это не просто набор цветов, – добавила девушка. – Посмотрите на цветы, нарисованные мной. – Она ткнула пальцем в рисунок. – Этот цветок розовый, но, чтобы отразить его природный цвет, мне пришлось бы использовать десяток оттенков розового, оранжевого, красного и фиолетового, даже черного. В таком случае цветок выглядел бы натурально.

Она так реалистично заштриховала лепестки цветов, что они стали напоминать настоящие. Все листочки, стебельки и лепестки были вырисованы в трех измерениях. Они переплетались и изгибались, словно качаясь на невидимом ветру. Каждый элемент рисунка был уникален и самобытен, отражая несовершенство природы: оторванный лист, смятый лепесток, согнутый стебель.

Анна начала собирать юбки.

– Нас уже ждут дома.

Анри не хотелось с ней расставаться.

– Я хочу вас кое о чем спросить, – сказал он. – Это очень важно.

– Продолжайте.

Они встали. Анри посмотрел на Анну, и у него тут же пропал дар речи.

– Могу я… то есть могу ли я… возможно ли…

Анна молчала, ободряюще улыбаясь Анри. И в конце концов он выпалил:

– Я хочу использовать ваш рисунок для своей модели, но сначала мне нужно получить ваше разрешение.

Она с облегчением рассмеялась.

– Конечно, вы можете его использовать. Я буду только рада.

Анри посмотрел ей в глаза. Он практически ощущал вкус ее мягких губ. Если бы на ее месте была любая другая девушка, юноша, не раздумывая, уже поцеловал бы ее, даже потрогал бы за грудь, но с Анной он чувствовал какое-то смущение.

Вместо этого парень взял ее за руку. Она не сопротивлялась и руку не отдернула. Тепло ее ладони жгло Анри каленым железом.

– Спасибо, – поблагодарил он.

– Я польщена, сэр, – сказала Анна и улыбнулась.

Так они и стояли несколько прекрасных секунд. Их освещали лучи солнца, проникавшие сквозь окно, вдали слышались приглушенные голоса священников, а где-то вверху на хорах Лиззи стучала по клавишам органа.

– Можно будет мне посмотреть на работу, когда вы ее закончите?

– Я хочу пригласить вас в дом месье Лаваля, чтобы вы увидели ее прямо на станке, – ответил он. – Но, мне кажется, это будет непросто организовать, да?

Анна погрустнела.

– Я думаю, вы правы. Мне очень жаль.

Он знал – это правда. Им больше не о чем было говорить, но сама мысль о том, что они, возможно, больше никогда не увидятся, причиняла Анри немыслимые страдания. Через секунду Анна убрала руку. Он молча наблюдал за тем, как девушка собиралась уходить, поправляя юбку, расправив плечи и убедившись, что шляпка не сбилась набок.

– Я желаю вам удачного завершения вашей чудесной работы. – Она улыбнулась ему так искренне, что Анри не знал, как ответить на это. Анна позвала кузину: – Спускайся, Лиззи, уже почти обед.

Послышался стук подошв по деревянной лестнице, и волшебство их встречи тут же развеялось.