Визит Анны и ее отца временно поселил в сердце Анри надежду.
«Если я когда-нибудь выберусь отсюда, то сделаю все, чтобы восстановить наши отношения», – пообещал он себе.
Но эта надежда быстро угасла, когда пришел чиновник и сообщил ему: суд назначили на следующую неделю. Перспектива освобождения становилась все менее реальной. Анри почти разуверился в том, что покинет тюрьму живым.
Поэтому, когда высокий худой парень в напудренном парике и белоснежных рейтузах вошел в его камеру и сообщил, что его зовут Чарльз Хинчлифф и он его адвокат, Анри не мог поверить своим ушам. Вместе с ним пришел другой мужчина. Он был ниже и не производил особого впечатления, хотя лицо его показалось юноше знакомым.
– Анри Вендом? Я пришел, чтобы вытащить вас отсюда, – сказал адвокат, сразу переходя к делу. – Мы полагаем, этот человек, Уильям Сэдлер, может дать показания о вашей невиновности.
Теперь Анри был совершенно сбит с толку. Это же кузен Анны, тот самый, что ударил его на улице возле «Красного льва». Как он может быть свидетелем?
Анри получил ответ на свой немой вопрос и понял: именно кузен Анны был тем мужчиной, который ругался с ним возле «Дельфина» в ту ночь. Наконец у него, спустя столько недель ожидания, появился настоящий свидетель! Неужели все происходит на самом деле, неужели это не сон? Но почему они решили прийти? Что заставило Уильяма захотеть дать показания? Кто заплатит за этого адвоката? Ответов на вопросы юноша не находил. Он был слишком удивлен, чтобы спросить.
Мистер Хинчлифф попросил Анри рассказать о случившемся в ту ночь, говоря лишь правду. Анри старательно пересказал все, что помнил. Потом адвокат спросил, узнаёт ли Анри в Уильяме мужчину, которого он встретил в проулке возле «Дельфина». Юноша подтвердил это. Хотя тогда было темно, он узнал его голос.
Затем адвокат повернулся к Уильяму и спросил, узнаёт ли он в Анри того человека, которого видел в проулке в ту ночь. Уильям подтвердил, что это именно тот человек. Другие обстоятельства не упоминались. Также ни слова не прозвучало о шлюхе. Оба подтвердили: они смогут повторить это, поклявшись на Библии перед судьей.
Чарльз объяснил, что, сделав такие заявления, оба соглашаются ни с кем не обсуждать данный разговор в будущем ни при каких обстоятельствах. Это должно было быть совершенно тайное соглашение. Они подтвердили согласие и пожали друг другу руки. Вскоре Чарльз и Уильям ушли.
В тот день стражник принес Анри чистую одежду и миску с водой и мылом.
– Приведи себя в порядок, парень, – велел он. – Мы не можем позволить тебе предстать перед судьей в таком виде.
Анри вывели из камеры и потащили прочь по коридору. Миновав несколько дверей, они оказались в маленькой комнате, где сидел толстый краснолицый мужчина в пышном парике, которого представили как судью. Также в комнате находились Уильям Сэдлер, Чарльз Хинчлифф и клерк, записывавший каждое сказанное слово.
Анри велели положить ладонь на Библию и поклясться, что он будет говорить одну лишь правду и ничего, кроме правды. Потом его попросили повторить всю историю. Судья задал несколько вопросов. Как он понял, что это Уильям Сэдлер в такой темноте? Может ли он поклясться, что в тот вечер не заходил в «Дельфин»? Анри ответил на оба вопроса.
Когда судья удовлетворенно замолчал, клерк сунул Анри документ, который ему следовало прочесть и подписать. Уильям Сэдлер повторил процедуру, поклявшись говорить только правду. Он пересказал все, что видел, ответил на несколько вопросов и подписал документ. Без дальнейших объяснений Анри отвели обратно в камеру. Он понятия не имел, что будет дальше.
На следующее утро юноша проснулся оттого, что дверь в его камеру распахнулась. На пороге появился стражник.
– Вставай, вставай. Ты свободен.
Неужели ему это снится?
– Что, сейчас? Можно идти? – удивленно спросил Анри.
– Прямо сейчас. Давай. Вали, пока не передумали.
* * *
После трех недель, проведенных в темной камере, Анри ослепил солнечный свет.
Когда он спустился по ступенькам на улицу, то заметил неподалеку знакомые лица. Его мать Клотильда накинула ему на плечи приятно пахнущее шерстяное одеяло и крепко обняла.
– Мое сокровище, мой малыш, – шептала она. – Хвала Господу! Наконец ты снова с нами.
Подошла Мариетта и, что-то весело выкрикивая, поцеловала его в щеку. Месье Лаваль обнял юношу за плечи, подался вперед и поцеловал в лоб.
– Мой сын, – сказал он. – Мой сын, мой сын.
Рядом стояли Бенджамин, его помощник и повариха. Все широко улыбались.
Анри не мог поверить в реальность происходящего. Он так желал всего этого, но в то же время ему было неприятно прикасаться к другим людям. Парень очень хорошо осознавал, как ужасно выглядит его одежда и как сильно от него несет. Ему хотелось пойти домой, чтобы переодеться, побриться и смыть с себя грязь тюрьмы, запахи человеческих экскрементов и страха.
Слабо понимая происходящее, Анри позволил увести себя прочь. Его глаза медленно привыкали к солнечному свету. И потом он увидел ее. Она бежала к нему со всех ног, ее юбка задралась так, что были видны сапоги, а шляпка слетела с головы.
Когда девушка приблизилась, Анри показалось, что это похоже на магию, что всю ее фигуру окружает некий сверкающий ореол, словно она является каким-то небесным созданием. Мир вокруг замедлился, голоса людей звучали где-то очень далеко.
«Мне это привиделось? – спросил себя Анри. – Это мираж?»
Но нет, это была правда. Девушка остановилась всего в нескольких ярдах от него. Он и другие люди тоже застыли.
– Анри, – прошептала она, густо покраснев. – Прости, что вмешиваюсь, но мне нужно было тебя увидеть.
Анри забыл, какой он грязный и как мерзко от него несет. Он забыл о матери, о хозяине и Мариетте. Юноша сделал шаг вперед и взял ее за руки.
– Анна, – сказал он. – Это ты?
Анри утонул в ее сине-зеленых глазах. Заметив рядом какое-то движение, он поднял взгляд и увидел высокого мужчину, одетого как священник.
Он услышал голос месье Лаваля:
– Анри, познакомишь нас?
– Позвольте мне, – сказал Теодор. – Анна дружит с Анри, а я ее отец, Теодор Баттерфилд. Очень рад знакомству.
Анри опомнился.
– Анна, преподобный Баттерфилд, пожалуйста, познакомьтесь с моей матерью Клотильдой, моим хозяином месье Лавалем и его дочерью Мариеттой. – Он повернулся к месье Лавалю. – Я подозреваю, за чудесное освобождение мне следует благодарить Анну и ее отца.
Когда юноша снова посмотрел на нее, она коротко кивнула.
– Тогда мы должны быть вам очень благодарны, друзья мои, – сказал месье Лаваль, сняв шляпу. – Могу ли я пригласить вас к нам в гости, когда Анри придет в себя после всех этих ужасов?
– И примет ванну, – добавил Анри, снова вспомнив о грязи, покрывавшей его тело.
Все рассмеялись.
– Отличная мысль, запах от тебя ужасный, – сказала мать. – Но какая разница? Ты снова с нами, и это главное.
Теодор положил ладонь на плечо Анны.
– Мы с радостью посетим вас. Однако пока что мы должны оставить вас. Пойдем, Анна.
Лишь когда она повернулась, чтобы уйти, Анри понял: он до сих пор держит ее за руку. Отпускать ее парню совсем не хотелось.
* * *
Анри подумал, что все произошло слишком быстро. Он лежал в жестяной ванне, наполненной горячей водой, перед камином, в котором ревело пламя. Остальные домочадцы собрались этажом выше. Только повариха, купавшая его, когда ему было десять, осталась, чтобы доливать воду из чайника.
Кроме кипятка, на плите булькало рагу из баранины и клецок, а в духовке пекся картофель в мундире. Хотя Анри уже успел съесть большой кусок хлеба с сыром и выпить пол-литра портера, от которого у него немного закружилась голова, в желудке юноши снова урчало от вкусных ароматов, витавших в воздухе. Ему было так приятно мокнуть в теплой, приятно пахнущей воде, что он решил не торопиться.
* * *
Они сели обедать, и Анри рассказал все, что мог, о событиях последних нескольких дней. Когда его спросили о загадочном свидетеле, он честно ответил: дал клятву на Библии никому не говорить об этом. Они также поинтересовались, откуда взялся тот адвокат и кто оплатил его гонорар. На это ему тоже было нечего ответить.
Он хотел знать, каким образом месье Лаваль и мать узнали, что его должны выпустить и именно в этот момент пришли к тюрьме. Хозяин пояснил: под дверь накануне вечером подкинули записку. Там было написано: «Анри освободят в восемь утра». Все это было очень интригующе, но так как история хорошо закончилась, все за столом согласились – теперь такие подробности не имеют значения.
Анри был очень благодарен Анне и ее отцу, уверенный, что они помогли ему выйти на волю. Неужели она каким-то образом после их разговора поняла, что тем мужчиной в переулке был ее кузен? Как ей удалось убедить Уильяма дать показания в его пользу? Но кто оплатил адвоката? Он сомневался, что у сельского священника нашлись на это деньги. И наверняка адвоката не мог оплатить скряга Джозеф Сэдлер.
Позже, когда рагу было съедено, выпито несколько кувшинов портера, все новости рассказаны, Анри, извинившись, удалился в свою комнату. Несмотря на сильную усталость, он боялся ложиться спать, опасаясь, что все это может оказаться лишь сном.
Прислушиваясь к привычным звукам, доносившимся сверху и сбоку от его комнаты, стуку посуды на кухне, скрипу половиц, шуму голосов и запаху табака месье Лаваля, юноша улыбнулся в темноте, радуясь неожиданному повороту событий.
Послышался звук клавесина – Мариетта неумело пыталась развлекать гостей игрой.
– О Мариетта, – вздохнул он.
Она встретила его, словно возбужденный щенок.
Не в силах скрыть эмоций, она трогала его за рукав, держала за руку и целовала в обе щеки. Он, конечно, тоже был рад ее видеть, но лишь как брат, вернувшийся к сестре. Анри не мог представить, что когда-нибудь сможет взять ее в жены.
Тюрьма изменила его, она прочистила ему голову. В самые тяжелые моменты он обещал себе, что, если рано или поздно ему удастся обрести свободу, он будет жить и наслаждаться той жизнью, которую уготовила ему судьба. Он перестанет переживать по поводу мнения других и позволит своей совести направлять его, а не делать то, что от него ожидают остальные. И прежде всего, он будет вести спокойный, домашний образ жизни подальше от политики и протестов.
Несмотря на уверения месье Лаваля, юноша не верил, что ему позволят стать независимым мастером, учитывая его безрассудное поведение и пребывание в тюрьме. Он не сомневался в том, что месье Лаваль больше не станет предлагать ему унаследовать собственное дело, ибо как может его хозяин довериться такому безответственному человеку? Но он все равно был убежден, что плетение шелка у него в крови. Анри собирался и дальше заниматься этим, основать свое дело, тяжело работая, дабы восстановить уважение тех, кого он любил: матери, месье Лаваля и его семьи, а еще… Анны.
При одной лишь мысли о ней у него внутри все холодело. Месье Лаваль уже послал приглашение на Спитал-Сквер. Они хотели пообедать вместе на следующий день. Его мать и мисс Шарлотта тоже должны были прийти.
Он представил Анну и ее отца, как будет звать их в дом, помогать раздеться и, вдыхая приятный аромат диких трав, сидеть рядом с ней и свободно общаться. Потом, после обеда, он покажет ей свою выпускную работу, переосмысление картины Анны, и будет наблюдать, с каким восхищением она посмотрит на нее.
* * *
Анри резко проснулся. Юноша не знал, как долго спал. Нигде не было видно света, и царила абсолютная тишина. Он заглянул на кухню. Огонь в очаге был потушен, а в клетке под накрытой материей спала птица. Должно быть, была поздняя ночь.
Анри зажег свечу, натянул штаны и тапки, после чего укутался одеялом. Ему снился шелк. Уже прошел почти месяц с тех пор, как он прикасался к станку, а накануне он был так занят едой и разговорами, что не нашел времени сходить наверх. Осторожно шагая по ступенькам, юноша поднялся на самый верх, после чего взобрался по приставной лестнице на чердак и аккуратно закрыл за собой люк.
Теплый пряный запах шелка был таким знакомым и приятным. Анри как будто обнял друга, которого он давно не видел. Подняв свечу, он внимательно осмотрел шелк на трех станках. Бенджамин ткал розовый дамаст, а маленький обычный станок по-прежнему использовали для изготовления узкой черной отделки из атласа. Внезапно Анри с удивлением заметил на своем станке ту самую композицию, которую он ткал по картине Анны. Юноша тряхнул головой. Он точно помнил, что снимал ее со станка и собственноручно отнес в гильдию.
Посмотрев на расчетную балку, он прикинул, что в длину рулон составляет не менее шести ярдов. Анри не делал так много. У него было время лишь на один повтор рисунка, как и требовала гильдия. Юноша все стоял и пытался понять, в чем здесь подвох, когда услышал скрип приставной лестницы. Повернув голову, он увидел ночной колпак месье Лаваля.
– Я так и подумал, что это ты, – сказал старик, сонно моргая.
– Простите, если я потревожил ваш сон, сэр. Я просто пытаюсь снова привыкнуть к станкам.
Месье Лаваль выбрался из люка и подошел к станку.
– Надеюсь, ты не против. Я попросил Бенджамина продолжить твою работу. Он неплохо справился, как считаешь?
– Да, как будто это сделал я, – нехотя признал Анри. – Но можно я спрошу, сэр… – Вопрос застрял у него в горле. А что, если последует отрицательный ответ? Он попробовал снова: – Я подвел вас, хозяин. Если вы выгоните меня, я пойму.
– Подвел меня? Выгнать тебя? Не глупи! – Месье Лаваль весело рассмеялся. – Давай садись. – Он тяжело опустился на лавку возле станка. – Ты поступил глупо, это так, и ты за это дорого поплатился. Но давай на этом закроем данную тему. Ты же видишь, как мы счастливы, что ты вернулся? Ты мне как сын, и тебе всегда будут рады в моем доме. Когда ты станешь мастером, сам решишь, как жить дальше.
– Как я могу отблагодарить вас за все? – спросил Анри. – Я не представляю другой жизни, кроме той, которой жил здесь последние десять лет. Кроме, разве что… – Он запнулся.
Сказать доброму, щедрому человеку, на которого юноша смотрел как на отца, что он не может принять щедрое предложение унаследовать его дело, Анри был не в состоянии. Как он мог сказать, что в принципе не хочет быть его сыном?
Месье Лаваль подался вперед и взял юношу за руку.
– Дело в Мариетте, не так ли?
Анри кивнул. Он не мог вымолвить ни слова.
– Было время, когда я считал, что ты женишься на ней, – тихо промолвил месье Лаваль. – Однако я изменил мнение. На самом деле, я не согласился бы на это, даже если бы ты меня попросил. Это означало бы обречь вас обоих на несчастливую жизнь.
Анри удивленно посмотрел на хозяина.
– Но почему…
– Я, твоя мать и все прочие, кто видел тебя на улице вчера, поняли – твое сердце принадлежит другой.
– Моя мать?
– Она объяснила мне все это. Она сказала, мы должны позволить тебе следовать за твоим сердцем. Я сразу же согласился с ней. Думаю, Мариетта тоже это поняла, ведь сказала, что никогда не видела на твоем лице такого выражения.
Анри вздохнул. Этот протяжный вздох, казалось, выпустил из тела юноши напряжение и страхи, мучившие Анри все эти дни.
– Все так, – признался он, тяжело дыша. – Мне очень жаль, если я оскорбил чувства Мариетты.
– Она еще юная, и вокруг бегает много симпатичных молодых мужчин, на которых моя дочь сможет обратить внимание. Как ты считаешь, твои чувства к мисс Баттерфилд взаимны?
– Думаю, да. Но позволит ли Анне ее семья выйти замуж за бедного француза, я не знаю.
– Все будет зависеть от ее отца, конечно, однако, насколько я понял, он кажется непредвзятым человеком. Кроме того, ты вскоре станешь мастером со своим процветающим предприятием. Это отличная партия для любой молодой женщины.
– Своим предприятием? Но я думал…
– Мое предложение остается в силе, даже если ты не станешь моим зятем. Я не хочу никому другому доверять свое дело, – сказал месье Лаваль.
Анри почувствовал, что его глаза наполняются слезами. Как за такой короткий промежуток времени ему перепало столько счастья? И это при том, что всего сутки назад он гнил в тюрьме, ожидая ссылки или даже казни. Он вытер лицо рукавом и повернулся к хозяину.
– Как я смогу…
Анри не успел закончить, потому что месье Лаваль крепко обнял его.
– Ничего не говори, сынок, – шепнул хозяин.
* * *
Не только недосыпание заставило Анри подумать, что ему все это снится.
Наблюдая за тем, как мать внимательно слушает рассуждения Анны об искусстве и природе, слушая одним ухом, как месье Лаваль и преподобный спорят, может ли мораль и политика стать союзниками, и глядя, как увлеченно Мариетта с Шарлоттой листают «Гид по современной моде», Анри почувствовал какой-то экстаз, одновременно возбуждавший и успокаивающий его. Друзья, семья и те, кого юноша любил, а также шелк и его работа – все, чего он мог желать, было под этой крышей.
Все стулья в доме принесли в гостиную, где в камине весело потрескивали поленья. Отблески пламени играли на обшитых темным деревом стенах. Повариха подала чай, разлитый в чашки из лучшего фарфорового сервиза, и вкусное печенье «langues de chat». Этим угощением она хотела произвести впечатление на английских гостей.
Время от времени Анри и Анна переглядывались, улыбаясь друг другу. В такие моменты сердце юноши замирало. Он видел, что она чувствует себя счастливой с ним и среди его домочадцев.
Когда чай был выпит, месье Лаваль достал пакет с выпускной работой юноши, которую вернули из гильдии. Анри начал нервничать, гадая, что скажет Анна о его работе. Месье Лаваль достал шелковое произведение из пакета и передал гостям. Все хвалили Анри, восхищаясь изяществом и затейливостью полотна. Анне тоже очень понравилась композиция, хорошо передававшая настроение ее картины.
Он снова увидел, как мерцают шелковые нити при свете огня. Из-за этого казалось, будто стебли и цветы колышутся на ветру. Глубина цветов была намного насыщеннее, чем он помнил. Розовый, желтый, фиолетовый и зеленый выглядели ярко и живо.
Полотно попало в руки Анны, и она подошла к окну, чтобы лучше рассмотреть его. Все взглянули на нее, когда девушка поднесла шелк к лицу, внимательно разглядывая его. Анри не мог сдвинуться с места. Луч заходящего солнца отразился от стекла в соседнем окне и упал прямо на Анну, освещая голубое платье и нимб из золотистых волос, выбившихся из-под шляпки.
Анри почувствовал, что больше не может терпеть неопределенности.
– Вам нравится, вы одобряете мою работу?
Она повернулась к нему. Выражение лица Анны в ту минуту запомнилось Анри на многие годы. Казалось, она освещена изнутри. Ее глаза были широко раскрыты от удивления, а на губах играла довольная улыбка.
– Это чудесно, – просто сказала девушка. – Я бы никогда не поверила, что все эти детали можно перенести на ткань. Вы прекрасно передали мою очень далекую от совершенства картину и превратили ее в настоящее произведение искусства. Смотрите, даже жучок есть.
Одинокая слеза скатилась по щеке девушке, и она тут же смахнула ее тыльной стороной руки.
Все рассмеялись. Анри просто распирало от гордости. На секунду он снова оказался на рынке, как будто глядел со второго яруса на прилавок с цветами и наблюдал за тем, как на листе бумаги рождается настоящее искусство. С того момента как в его руки впервые попал рисунок Анны, он почти полностью занял весь его мир. Анри работал над тем, чтобы добиться наибольшей схожести с оригиналом, скрупулезно настраивая станок и выбирая цвета, старательно используя нити и с радостью наблюдая за тем, как появляется готовый продукт.
Все время, пока работал, юноша постоянно думал об Анне. И теперь она была рядом, в его доме, с его семьей, держала в руках его шелк, тот самый, что они создали вдвоем, шелк, в котором сосредоточилась вся его любовь к девушке. Он не мог представить места или компании, где чувствовал бы себя более счастливо, чем здесь. Анри поднял взгляд и понял, что все ждут его слов, но он не мог говорить из-за наворачивавшихся на глаза слез.
Шарлотта нарушила молчание.
– Анна, ты хотела спросить о шелке для… сама знаешь кого?
– Да, конечно, – ответила Анна, словно очнувшись. – Я почти забыла. – Она отошла от окна и протянула шелк месье Лавалю. – Дело в том, что у моего дяди Джозефа Сэдлера и кузена Уильяма есть для вас предложение. – Она посмотрела на Шарлотту, и та ободряюще улыбнулась ей. – У них будет встреча с придворными костюмерами, которые готовятся к свадьбе короля и королевы, – продолжила Анна. – Мои родственники спрашивают, согласитесь ли вы, чтобы они показали им эту композицию.
– Боже мой! – воскликнул месье Лаваль. – Это же просто как гром с ясного неба. Но они же сами еще не видели ее.
– Эту работу им рекомендовала мисс Шарлотта, – ответила Анна.
– Я удивлен и рад, конечно. Анри, ты позволишь им взглянуть на твою работу?
У Анри голова шла кругом. Эти Сэдлеры не уставали удивлять его. Сначала Уильям помог вытащить его из тюрьмы, теперь они хотят одеть королеву в его шелк.
– Как можно отказаться от подобной чести? – пробормотал он.
– Пожалуйста, передайте нашу благодарность. Мы очень польщены, – ответил месье Лаваль. – Анри отнесет ткань им утром, и, если они не откажутся от своего намерения, мы сможем обсудить все детали.
– Это чудесная работа, Анри. Я поверить не могу, что ты смог соткать такую сложную композицию, – добавил отец Анны.
– Хотите взглянуть на станок?
* * *
На чердаке, где стояли станки, почти не осталось свободного места, когда туда поднялись месье Лаваль с Мариеттой, Анри с матерью, Анна с отцом и мисс Шарлоттой. Анри не помнил, чтобы там когда-либо прежде находилось одновременно столько людей. Бенджамин опустился на лавку и начал ткать. Как обычно, возле станка сидел помощник и выравнивал нити. Собравшиеся внимательно следили за тем, как с каждым проходом челнока возникает очередной фрагмент материи.
Анри нервно посмотрел на Анну, стоявшую рядом с ним. Ее щеки покраснели, а глаза блестели от возбуждения. Казалось, она вот-вот снова расплачется.
– Вам нехорошо? – шепнул он.
– Я чувствую себя лучше, чем когда-либо, – шепнула она в ответ. – Просто… мне так нравится… смотреть, как моя картина возникает на материи. Я так счастлива, что сейчас запла́чу.
– По моему скромному мнению, это высокий уровень мастерства, – пояснял Теодору месье Лаваль. – И когда гильдия одобрит его работу, Анри сможет нанять других ткачей. Он будет заниматься моим предприятием, а я – отдыхать. Таков мой план.
Клотильда рассмеялась.
– Вы так просто не отойдете на покой, Жан.
– Должен признать, это звучит заманчиво, – ответил Теодор. – К сожалению, сельским священникам не разрешают уходить на покой, они должны следить за паствой до конца жизни, или их выбрасывают на улицу.
– Тогда ваша дочь должна сколотить себе состояние на рисовании, – сказал месье Лаваль. – Любому видно – у нее талант.
* * *
Анри сделал так, чтобы последней по лестнице спускалась Анна. Когда настал ее черед, он взял девушку за руку, чтобы помочь.
– Я хочу… я не знаю, как вас отблагодарить за все, что вы для меня сделали.
– Вы же не против? – спросила Анна. – Насчет того, чтобы мой дядя предложил шелк королевским костюмерам? Это была идея Шарлотты.
– Не против? Да я… – Анри попытался подобрать подходящее слово. – В восторге. Я очень польщен.
– Я рада.
Ее улыбка была для него самой прекрасной на свете.
– Но, кроме того, я хотел спросить… – он запнулся. – Думаю, вы знаете…
Она, кивнув, посмотрела ему прямо в глаза.
– Вы согласитесь… – Сердце гулко стучало в груди Анри.
А потом очень тихо, чтобы услышал только он, она ответила:
– Да, Анри, я согласна.
Он нежно взял ее за подбородок, и их губы на секунду встретились. Позже, пытаясь восстановить в памяти этот момент, Анри засомневался, что в самом деле поцеловал ее.
– Анна, ты идешь? – Анри услышал голос ее отца, донесшийся откуда-то снизу.
– Думаете, он согласится? – шепнул юноша.
Его губы, все его тело сжигало неудержимое желание.
– Вам придется спросить его об этом. – Анна улыбнулась в ответ и подобрала юбки, чтобы спуститься по лестнице.